Ad Dracones (публикации за 18 июня 2020)8 читателей тэги

Автор: Psoj_i_Sysoj

Ad Dracones. Глава 43. Тень птицы – Madár árnyéke (Модар арнейке)

Предыдущая глава

Левенте

Распорядившись, чтобы при посещениях узника всегда присутствовал кто-то из надёжной стражи, я позаботился также и о том, чтобы о ходе допросов докладывали непосредственно мне. Мелек Онд ни разу не выказал желания повидать его — как, впрочем, и никто иной, за исключением корхи. То, о чём говорил с ним Кешё, казалось бы, свидетельствовало об искренности корхи — вот только наверняка, догадываясь о том, что каждое его слово будет передано мне, он вполне мог разыграть неведение, делая вид, что сам не знает, чему верить. В свою очередь, узник был так скуп на признания, что из его слов я почерпнул лишь одно обстоятельство, которое заинтересовало меня не на шутку. Позвав Кушида — своего личного помощника — я велел ему вызвать ко мне мелека Онда.

читать дальшеЯвляясь по внезапному вызову, мелек наверняка насторожился, но ничем этого не выказал. Отвесив почтительный поклон, он сразу начал:

— То, что светлейший кенде пожелал меня видеть, весьма кстати — ваш слуга как раз хотел поговорить о расширении южной дороги — если обеспечить её безопасность, это принесёт большую пользу торговле… — С этими словами он принялся разворачивать принесённый с собой свиток, и я не стал ему препятствовать — выслушав его предложение основать несколько новых застав с целью надзора за торговым трактом, я признал, что идея и впрямь хороша, так что, безусловно, следует выделить на начало строительства деньги из казны, которые в дальнейшем будут возмещены взимаемыми с купцов податями.

После этого Онд собрался было удалиться, но я остановил его вопросом:

— Помнится, ваш племянник, ишпан Коппань, приезжал в Гран около месяца назад. Могу ли я узнать у мелека о цели этого визита?

Казалось, на прежде невозмутимое лицо мелека набежала туча:

— Разумеется, во власти кенде спрашивать у его слуги всё, что угодно, но причина была самая банальная — он просил денег.

— На что же они ему потребовались? — спросил я, не поднимая глаз от поднесённого мелеком свитка.

— Он сказал, что хочет что-то перестроить в своём замке, — еле заметно поморщился Онд. — Впрочем, такие просьбы давно вошли у него в привычку, как это свойственно родственникам.

— А может, деньги ему понадобились на возведение нового замка? — Поднимая на него глаза, я добавил: — Разве ваш племянник не упоминал о том, что его замок был разрушен соседями?

Казалось, мелек был искренне потрясён этим известием:

— Что?! Ваше Величество уверены? Племянник действительно упоминал, что у него возникли некоторые проблемы с соседями. Вашему Величеству ведомо, что мой племянник немного заносчив и несдержан, однако мне хотелось бы, чтобы он наконец сам научился улаживать подобные затруднения, не вмешивая в это меня… но я и подумать не мог, что всё могло зайти так далеко. Тут не может быть никакой ошибки?

Я смотрел на него — и не мог понять, является ли его изумление подлинным или же плодом искусной игры, вот только мне в самом деле с трудом верилось, что Коппань мог не поставить дядю в известность о столь серьёзном происшествии. Впрочем, моё предположение основывалось лишь на словах загадочного пленника; похоже, узнать правду я мог лишь от самого Коппаня, когда тот наконец соизволит явиться ко двору…


Элек

Заслышав о новоприбывших, я тотчас поспешил к посланцам короля, пусть весть о подобных гостях наполнила душу дурным предчувствием.

Первым я заметил того, что помоложе, с буйными смоляными кудрями. Разоблачившись от верхней одежды, он остался в кафтане из яркой узорчатой парчи и красных сафьяновых сапогах – сразу видать весёлого молодого дворянина. Когда же я увидел второго, то терзавшая меня тревога немного отпустила при взгляде на знакомое лицо:

– Акош, вот уж не думал, что встречу тебя в этой глуши!

– Что и говори, давненько не виделись, – ухмыльнулся мой знакомец – крепко сбитый смуглый мужчина с проседью в косах, еле виднеющихся между меховой шапкой и высоким воротом. – Пожалуй, с тех пор, как вместе на ромеев ходили… Рад, что при случае удалось к тебе завернуть.

– И я рад, – поспешил заверить его я. – Вот только время сейчас… – оборвав себя, я повернулся ко второму: – А это, надо думать, твой сын?

Я сразу понял, что ошибся в этом предположении, по насмешливому взгляду прищуренных чёрных глаз, который он бросил в мою сторону, и Акош тут же подтвердил это:

– Какое там, мой едва на лошадь сел. Это – Цинеге, Хромого Боньхи сын, он вместе со мной служит у корхи.

– И какое же дело привело сюда господ служащих королевского суда? – тут же спохватился я, вспомнив о высоком статусе своих гостей.

Вместо ответа Акош, уставив на меня цепкий взгляд, спросил:

– А почему ты сказал, что мы явились не ко времени?

Я на мгновение задумался, в какие обстоятельства стоит посвящать королевских посланцев, если они прибыли по совсем другому делу, но потом рассудил, что мне всё равно придётся уведомить кенде о гибели одного из его ишпанов, а потому, может, и хорошо, что я сумею рассказать это, не ломая голову над тем, как бы поскладнее изложить это на письме.

– Недалеко, у соседнего селения, случилась сеча, а местное дурачьё мало того, что знать не знает, кто это был, так ещё рассказали об этом почти месяц спустя, закопав тела.

– Почти месяц назад? – переспросил Акош, перекинувшись быстрым взглядом со своим молодым спутником.

– Прямо-таки сеча? – недоверчиво спросил тот. – Тут со времён нашествия кунов, пожалуй, и драки-то толковой не было…

– Шестнадцать убитых, – мрачно ответил я. – Столько павших не во всякой битве бывает. Я только что вернулся оттуда, тела скоро должны доставить в крепость – по правде, не знаю, что с ними делать дальше, так что, может, и хорошо, что вы, господа, приехали именно сегодня. Всё бы ещё ничего, если бы одним из убитых не был ишпан Коппань – а остальные, скорее всего, его люди.

На сей раз изумление на лицах моих гостей было подлинным, младший даже переспросил:

– Точно Коппань? Можешь за это поручиться?

– Насколько это возможно для тела, пролежавшего в земле столько времени, – угрюмо добавил я. – Ишпан Коппань не раз бывал здесь проездом – последний раз месяца три назад, так что я хорошо знаю его в лицо.

Я полагал, что гостей заинтересуют подробности сражения, но вместо этого Акош спросил:

– Куда он ехал?

Вопрос был столь неожиданным, что я переспросил:

– Когда?

– В последний раз, когда здесь был.

– К себе, вестимо, – растерянно ответил я, – в Эрдей, из столицы – за пару седмиц до этого ехал туда, я думал, что он там задержится, но, видимо, быстро обернулся… – Тут я хотел спросить, почему Акоша вдруг так заинтересовали дела Коппаня, но он тотчас озадачил меня новым вопросом:

– И зачем же он ездил в Гран?

– К дяде своему, надо думать – впрочем, не поручусь, он тогда мрачный был, будто туча, от силы на пару слов расщедрился… – поморщившись, я припомнил: – У него ж крепость разрушили соседи, считай, без дома остался, так что немудрено, что он был такой смурной – я-то думал, он в Гране задержится, будет плакаться дяде на причинённую обиду, а он назад метнулся, да так торопился, будто за ним по пятам эрдёг гонится, только и завернул, чтобы лошади передохнули – и дальше…

– И что же, в этот раз, выходит, он тоже ехал к Вароду со своими людьми, – рассудил Акош, – но не добрался?

– Да то-то и оно… – я не на шутку задумался, ведь я и сам не знал, как это объяснить, – …что Коппань, по словам людей из ближней деревни, в этом самом лесу, где голову сложил, просидел с дюжину дней, будто кого-то поджидал. Само собой, он нашёл бы у меня и приют, и помощь, но отчего-то не посчитал нужным дать о себе знать…

– А крестьяне? – нетерпеливо спросил младший, Цинеге. – Почему они не сообщили в крепость? Столько вооружённых людей на чужой земле – неужто они совсем страха не ведают?

Я задумчиво пожевал губами, припоминая всё, что услышал от старосты, и наконец ограничился кратким:

– Говорю же, дурачьё.

– А не может быть, чтобы они… – задумчиво начал Акош.

– Шестнадцать славных воинов? – парировал я. – Прежде эти селяне только и знали, что бросаться врассыпную по лесам да горам, стоит им завидеть врага.

Мои слова погрузили гостей в глубокую задумчивость. Наконец, не выдержав, я первым нарушил эту странную напряжённую тишину, кое-как придав голосу бодрость, которой на самом деле не ощущал:

– А вас-то каким ветром сюда занесло? Вот только не говорите, что собрались в Эрдей – вам туда сейчас не добраться…

– Сказывают, тут дичи в любое время хватает, – весело бросил Цинеге. – Отчего бы не поохотиться зимой?

– Так-то оно так, – удивлённо отозвался я, – тогда вам не помешают опытные провожатые, а то тут вон какие дела творятся…

– Да не затем мы здесь, – понизив голос, ответил Акош. – Вот скажи-ка, друг, помимо Коппаня с его людьми, проходил ли кто-нибудь через Подкову месяц назад?

– Уж будь уверен, я всех перетряс, пытаясь вызнать, кто это учинил, – ответил я, начиная думать, что моим гостям об этом происшествии известно куда больше моего. – Все твердят одно и то же: не было здесь никого… – тут в памяти поневоле всплыли слова Дару: «олень – попутный ветер в рогах». – Одним словом, чертовщина какая-то, – подытожил я.

– Если б чертовщина… – вздохнул Акош и, придвинувшись на лавке поближе, поведал: – Скажу тебе без утайки, как старому другу – странные дела нынче творятся в столице. Как ни повернётся, всяко полетят головы, и уж лучше бы повинные.

Сказать, что эти речи растревожили меня до глубины души, значило вовсе ничего не сказать – по мне, так сама по себе смерть племянника мелека предвещала недоброе, но в словах моего давнего знакомца таился намёк на куда более дурные вести.

– Потому-то мы и явились сюда на охоту, но иного рода. Мудрый наш господин, корха Кешё, послал нас с поручением – но, положа руку на сердце, подобных вестей мы не ожидали.

Его слова повергли меня в то двойственное состояние, какое бывает, когда слышишь далёкий стук копыт несметного неприятельского войска. Казалось бы, тень грозовой тучи нависла над твоей головой, чтобы поразить молнией и тебя, и твоих людей, и в то же время на тебя нисходит чувство облегчения – вот-вот грядёт битва, больше не надо мучиться ожиданием и терзаниями.

– Разумеется, господа посланники королевского судьи, – отозвался я плохо слушающимся языком. – Все мои люди и я сам в вашем распоряжении…

– Это лишнее, – всё так же тихо заверил меня Акош. – Для нас будет довольно крова – ведь мы прибыли сюда как гости, чтобы вволю поохотиться в горах.

Тут же сообразив, куда он клонит, я поспешил заверить его:

– Ни единое слово не покинет этого зала. – При этом мне едва удалось скрыть облегчение: ведь если посланцы короля покуда не желают заявить о своих полномочиях, значит, и возмездие откладывается – хотя бы на время. – Друзья всегда найдут здесь хороший приём, а мои люди при необходимости проведут по горам – прошу не пренебрегать их услугами, ведь нынче там небезопасно.

– Я был бы рад, если бы ты сам выбрался на охоту вместе с нами, – непринуждённо бросил Акош, будто не было этого разговора, нависшего над моей головой, словно тяжёлый меч. – Пусть мы прибыли сюда и не по этому делу, но постараемся разобраться. Ты говорил, что тела должны привезти сюда? Мы хотели бы взглянуть на них, когда они прибудут.

– Хорошо. Тогда позвольте мне оказать вам подобающий приём, – предложил я. – Отдохните и подкрепитесь с дороги, а там я дам вам знать, когда тела привезут…


***

Долго ждать не пришлось – мы едва успели закончить нашу небогатую трапезу, когда один из моих воинов, нагнувшись ко мне, вполголоса поведал о том, что подводы прибыли. Я тотчас уведомил об этом гостей, и мы все вместе отправились во внутренний двор, а оттуда, взяв по смолистому факелу, двинулись в холодный сарай, где на расстеленной рогоже разложили в ряд тела.

Сам я остался у входа, не питая никакого желания рассматривать не первой свежести трупы после обильной трапезы; похоже, мои чувства разделял и Цинеге, который также старался держаться близ входа, пока Акош не подозвал его к себе.

– Глянь-ка, ничего не находишь необычным?

Вглядевшись в лицо мёртвого воина, рядом с которым остановился старший товарищ, Цинеге признал:

– Безусловно, это Коппань.

– И кто, по-твоему, мог бы лишить его жизни? – пытливо спросил Акош.

– Да кто угодно, хоть бы мы с вами, – бросил Цинеге, жестом обведя всех присутствующих.

– А этого? – кивнул королевский посланник в сторону лежавшего неподалёку воина.

Склонившись над телом, его младший товарищ так долго в него вглядывался, что с факела успела капнуть не одна капля смолы.

– Кто-то, очень лихо орудующий мечом, – наконец бросил он товарищу, который тем временем успел осмотреть остальных. – Первый раз вижу подобные раны, что на живых, что на мёртвых.

– То ты, – с усмешкой отозвался тот. – Подобных и мне видеть не доводилось – а это о чём-то да говорит. По всему видно, что тот, кто зарубил его, бился не на жизнь, а насмерть. А вот этот, глянь-ка, с простреленным горлом.

– Ну, этому-то удивляться не приходится, – отозвался Цинеге.

– Да, я бы, скорее, удивлялся тому, что ран от стрел так мало, – рассудил Акош. – Едва ли у них было больше одного лучника.

– Или остальных убили в самом начале, – отрубил молодой посланец судьи. – Где, кстати, тела нападавших? Надо думать, их забрали – или похоронили в другом месте?

– Поутру я велю своим людям, чтобы хорошенько прошлись по окрестностям, – пообещал я Акошу.

– Это непременно надо сделать, – кивнул тот, не поднимая взгляда от тел. – Ну а наши покойнички явно служили одному господину.

– Хотя иные не успели толком облачиться, – заметил Цинеге. – Выходит, на них напали ночью?

При этом предположении я невольно поёжился: в памяти вновь всплыло: «Эрдёг их забрал».

– Утро вечера мудренее, – подытожил старший из посланцев, хлопнув по рукояти меча. – Отведёшь нас с утра пораньше туда, где приключилось это побоище?


Цинеге

Когда хозяин крепости наконец оставил нас наедине в отведённых для гостей покоях, узкое забранное решёткой окно которых выходило на поблескивающий в свете факелов ров, за которым высилась непроглядная громада леса, Акош первым делом спросил:

– Что думаешь насчёт всего этого?

– Если бы не прочие обстоятельства, я решил бы, что это сделал сам ишпан Элек, – ответил я, выглядывая из окна, в то время как мой спутник устало опустился на широкую кровать. – Уж больно всё это подозрительно – появляющиеся и исчезающие, будто туман, враги, крестьяне, не осмеливающиеся проронить ни слова… Кому как не ишпану Элеку под силу так их запугать?

– Ишпан Коппань нажил себе немало врагов, – задумчиво отозвался Акош. – И всё же мне с трудом верится, что Элек заодно с теми, кто плетёт заговор против Онда – а может, как знать, и Кешё… К тому же, зачем бы ему тогда рассказывать нам о смерти Коппаня? Сделай он вид, что ни о чём не ведает, то и мы едва ли узнали бы об этом до весны…

– Но ведь мелек послал племяннику письмо с голубем, – не преминул возразить я, силясь различить во тьме очертания гор. – Не получив ответа, он наверняка забеспокоился бы…

– И всё же у него нет причин думать, что его племянник может оказаться по эту сторону гор. – Акош со вздохом обернулся к двери. – А ведь по всему выходит, что теми, кто должен доставить королю Коппаня, окажемся мы – вот уж непредвиденный поворот…

– Особенно учитывая, в каком он прибудет состоянии, – невесело усмехнулся я, подкручивая ус. От окна тянуло промозглой сыростью, но я не двигался с места, жадно втягивая холодный воздух.

Мой спутник, по-видимому, не на шутку задумался о том, как бы так устроить с отправкой тел, чтобы это раньше времени не наделало большого шума – судя по всему, ни одному из нас уехать отсюда до полного выяснения обстоятельств не получится. В конце концов, когда мне наскучило его молчание, я заговорил сам:

– И что же, выходит, этот самозванец своими словами хотел сам навести нас на могилу ишпана Коппаня? Ведь что ему стоило назвать другой путь – и мы без толку рыскали бы там…

– Выходит, что хотел. – Порой Акош бывал на удивление немногословен, в особенности когда он раздумывал над каким-то непростым вопросом, так что пришлось мне продолжать разговор самостоятельно.

– Что и говорить, доказательств своей правоты у него немного… Но что удивительно – так это то, что о смерти Коппаня ишпан Элек узнал аккурат накануне нашего приезда – бывают ли такие совпадения?

– Пожалуй, что нет… – вновь ограничился парой слов Акош, принимаясь стягивать сапоги.

– Это что же выходит – никто не знал о нашем появлении, а крестьяне знали? Неужто этот самозванец с ними сговорился? – не дождавшись ответа старшего спутника, который, похоже, окончательно ушёл в себя, я принялся рассуждать: – Не так уж трудно рассчитать время, которое потребно на то, чтобы добраться отсюда в Гран… Равно как и предвидеть, что после королевского суда будут немедленно высланы люди корхи… И всё же не понятно, к чему подобное промедление, если самозванец мог повернуть это в свою пользу на суде – разве что за это время его сообщники должны были что-то провернуть? К тому же… – я нахмурился, подсчитывая, но тут ход моих мыслей неожиданно прервал Акош:

– А как ты думаешь, сколько времени потребуется мелеку, чтобы узнать о гибели племянника?

Если прежде я мог догадаться, о чём он раздумывает, то этот вопрос застал меня врасплох.

– Полагаю, когда об этом сообщим ему мы – но, как я понимаю, пока делать этого не стоит?

– Верно понимаешь, – задумчиво потирая бритый подбородок, бросил Акош. – А ты успел приметить, кто служит ишпану Элеку?

– А это-то зачем? – уязвлённо отозвался я, чувствуя, что на сей раз он меня обставил.

– Тот, который нас встретил, не могу вспомнить имя… только прозвище – Борно [1]… так вот, его свояк служит Онду, не последний человек…

Тут мне оставалось лишь признать его превосходство: само собой, участвуя во множестве странствий [2] бок о бок со всеми дворянами нашего королевства, Акош успел узнать в лицо не только всю старую знать, но и их людей – у меня же подобной возможности не было.

– Так полагаешь, он уже отправил весть Онду?

– Может, отправил, а может, и нет… – рассудил Акош. – Вот только мелек – могущественный человек, немного найдётся таких, кто не захочет при случае ему услужить…

В последний раз попытавшись угадать, что скрывается за чернильной тьмой окна, я бросил эту затею, опустившись на кровать рядом с Акошем и, подперев подбородок ладонью, заметил:

– Пожалуй, узнай мелек об этом раньше… Самозванцу не добраться бы до Грана.

– То-то и оно, – признал мой спутник и принялся, покряхтывая, укладываться на постель. – Согласно словам Элека, Коппань кого-то здесь дожидался… И я буду не я, если окажется, что это не тот самый горбун – вот только мелек об этом не ведал…

– А я буду не я, если мелеку понравится то, что мы здесь узнали, – заметил я и повторил: – Коппань кого-то ждал… но, видать, это было как с той самой кошкой, которая стерегла у норы крысу, а дождалась лису…

– Шестнадцать человек, – покачал головой Акош. – Конечно, те, что их перебили, могли быть и поменьше числом, но чтобы явиться и исчезнуть незамеченными… Да ещё со своими убитыми и ранеными…

– Если они шли через Подкову, то должны были зайти через Вёрёшвар, – подсказал я.

– Чёртова зима, – выругался Акош. – Если бы мы могли достучаться до Тархачи, наверняка он мигом разрешил бы эту загадку…

– И всё же, чьи это были люди? – продолжал задаваться вопросом я.

– Кто бы это ни был, он желает смуты в королевстве, – отрубил Акош. – Чтобы стравить мелека с корхой, большого ума не надо, но чтобы сделать это так, что в итоге падут оба… Давай-ка на боковую, – раздражённо тряхнул головой он. – А то одним переливанием из пустого в порожнее дела не решишь.

В этом я мог бы с ним поспорить – по мне, так нам ещё многое можно было обсудить, пока рядом нет посторонних ушей, да и в сон меня совсем не клонило. Однако нужно было отдать должное возрасту моего спутника, который, должно быть, и впрямь утомился не на шутку: сперва долгая дорога из Грана, а здесь – вместо долгожданного отдыха неожиданные известия, способные поставить в тупик кого угодно.

Хоть я и думал, что не засну: взбудораженный рассудок так и кипел, отдаваясь жаждой действия во всех мускулах, стоило мне улечься на мягкую медвежью шкуру, как меня поглотил сон без сновидений, непроглядный, словно ночь за окном.


Леле

Дни моего заточения тянулись нескончаемой чередой, пока однажды вместо привычных звуков пробуждающегося замка до меня не донеслись суматошные крики и топот. Поначалу я не заподозрил в этом ничего необычного: подобный переполох нередко возникал, когда возвращался Коппань, так что всё, о чём мне подумалось – пожелает ли он на сей раз вытащить меня на свет или же благополучно не вспомнит?

Положа руку на сердце, я почти боялся последнего – ведь, если вначале заточения я более всего страшился этого столкновения с моим извечным недругом, против которого был беззащитен, то постепенно страх словно бы выцвел, истёрся, как мои некогда богатые одежды, и я сам не заметил, как начал невольно подумывать: когда же? Откроется ли на сей раз дверь, доведётся ли мне, понукаемому стражниками, кое-как спуститься с лестницы – а по пути хотя бы на краткие мгновения выглянуть в окна, чтобы убедиться, осень сейчас или весна? Будни мои были столь унылы и беспросветны, что даже брань и побои сделались отрадными хотя бы тем, что вносили в них хоть какое-то разнообразие – и порой я испытывал что-то вроде разочарования, если Коппань, едва взглянув на меня, тотчас отсылал обратно, будучи не в настроении осыпать меня насмешками.

Кроме того, вскоре я подметил крохотные, но от этого не менее заметные перемены – в моём положении они были сродни эпохальным событиям: после какой-то из подобных «аудиенций» мне сменили тюфяк и дали новое одеяло; после иной – однообразная еда сделалась малость получше; перед тем, как представить меня господину, меня мыли – и тогда вдобавок к тому, что я наконец избавлялся от слоя грязи, нараставшего подобно коре, мне удавалось хоть ненадолго покинуть ненавистные стены. Интересно, что сказал бы Коппань, узнай он, с каким нетерпением я подчас дожидался подобных встреч – для того, чтобы предстать перед ним всё с тем же выражением угрюмого безразличия на лице?

Однако же в тот раз растревоживший меня шум не стихал, и спустя какое-то время до меня добрался запах дыма, а после я различил треск горящего дерева. Пусть до этого я не особенно дорожил своей жизнью, тут-то я перепугался не на шутку: даже смертнику не хочется сгореть заживо в своей камере!

Приникнув к двери, я принялся колотить в неё, крича что было сил: «Выпустите меня! Я здесь!» – уповая на то, что присматривавший за мной стражник вспомнит обо мне – о побеге я тогда и не помышлял, думая лишь о том, как спастись от пожара. Хватая едкий воздух ртом, я закашлялся, более не в силах кричать.

Казалось, мучительно долгое время спустя, в течение которого я то пытался звать на помощь, то сгибался под напором рвущего грудь кашля, снизу послышались голоса – сплошь незнакомые, а ведь за проведённое здесь время я выучил наперечёт почти всех стражников – да и вели себя эти люди странно: вместо того, чтобы тушить пожар, они явно что-то искали. Как бы то ни было, мне их появление несло надежду, так что я возобновил свой зов:

– Выпустите меня! Я здесь! Я не преступник!

Голоса поднимались по лестнице – и я решил, что мне почудилось, ведь среди них я различил тот, что не слышал со времён детства – но с губ само собой сорвалось:

– Дядька Эгир!

– Кто там? – прозвучал столь знакомый голос совсем близко – из-за двери.

Более всего на свете боясь, что эта иллюзия сейчас растает – что это сон, или морок, навеянный угаром, помрачившим мой рассудок – я в исступлении закричал:

– Это я, Леле, вытащите меня отсюда!

Другой голос отрывисто велел:

– Отойди от двери!

В ужасе решив, что они сейчас уйдут, отмахнувшись от меня, я по-прежнему прижимался к двери, пока она не содрогнулась, натужно затрещав – тогда-то я наконец отполз от неё. Далее застучали топорики, и вскоре люди ворвались в камеру, выломав петли замка.

Слезящимися от дыма глазами я отыскал Эгира – в моей памяти он был почти таким же, разве что седых волос прибавилось – и устремился к нему, думая, что он тоже узнает меня, но на его выдубленном годами лице застыло лишь непонимание, смешанное с ужасом; я уж думал, что он оттолкнёт меня, когда с его губ сорвалось тихое:

– Господин Леле? Да что ж с вами стало?

– Нет времени, – оборвал его другой, по-видимому, предводитель. – Выведи… господина, – велел он, бросив на меня мимолётный взгляд.

Убедившись, что здесь никого нет, кроме моей персоны, он вместе со своими людьми исчез внизу. Я собрался было последовать за ними, кое-как цепляясь за стены, но Эгир, оценив моё состояние, мигом подхватил меня на руки – я даже удивился, насколько легко ему это удалось – а я всё вглядывался в его лицо, не умолкая ни на мгновение, хоть мне едва хватало голоса, а горло драло так, словно я наелся камней:

– Эгир, ты ведь отвезёшь меня домой? Как там сейчас, разлилась ли река? Увижу ли я матушку? Жив ли ещё мой конь, мой Репюлеш? – но он вместо ответов лишь приговаривал:

– Потерпите, господин, потерпите, я вам потом всё расскажу.

Попав во двор, я понял, что замок захвачен: деревянные стены пылали, а безоружные воины Коппаня сбились угрюмой кучкой в углу двора, охраняемые чужими, среди которых были как господа, так и простые бойцы, и даже крестьяне.

Эгир опустил меня на телегу и тут же ушёл. Там уже сидело несколько бедолаг, по-видимому, только что вытащенных из темницы: судя по их виду, немногие из них могли бы подняться на ноги, а некоторые были откровенно безумны – один катался по телеге, крича, что свет режет ему глаза, и требуя, чтобы его немедля вернули обратно; другой, цепляясь за силящегося утихомирить его мужчину – по-видимому, родича – уверял его, что они должны поторопиться к предкам, пока тропа к их дому ещё не скрылась из глаз.

Возможно, я и сам выглядел не лучше них: глядя словно заворожённый на то, как языки пламени поглощают замок, я не заметил, как из груди исторгся смех – сперва он лишь беззвучно сотрясал плечи, болезненно отдаваясь в спине, но затем достиг горла – и раскатами полился наружу, заглушая треск дерева и доносящиеся откуда-то крики.

– Я не вернусь туда, слышите? – выкрикнул я куда-то ввысь, туда, где из окон башни исторгалось пламя. – Моя темница сгорела – некуда больше возвращаться! – сгибаясь в три погибели, хватаясь за борт телеги, я продолжал хохотать с такой силой, что какой-то сердобольный старичок принялся приговаривать:

– Полно тебе, полно – ты себе навредишь!

Грохот рушащихся перекрытий был самым отрадным, что мне доводилось слышать в жизни, а языки огня казались краше любого золота, милее переливов драгоценных камней и взметающихся в танце платьев.

Когда от замка осталась лишь выжженная скорлупа, а все его обитатели были либо согнаны в один угол двора, либо сложены в другом, либо, как я, рассажены на телеги, во дворе вновь появился предводитель со своими людьми – в их числе и Эгир, основательно перемазанные сажей и задыхающиеся от дыма.

Видно было, что уничтожение замка подходит к концу: победители собирались группами, устало переговариваясь, кто-то из них двинулся к нашей кучке, к своим родичам и знакомцам, уверяя их, что они скоро будут дома. Предводитель же обратился к пленённым защитникам разорённого замка, сообщив им, что они могут идти на все четыре стороны, когда их отпустят – но пускай имеют в виду, что впредь им не спустят с рук бесчинств их господина. Я, как ни старался, не мог разглядеть в их числе Коппаня – и решил, что, должно быть, он погиб при осаде.

Закончив с ними, предводитель подошёл ко мне бок о бок с Эгиром – лихорадочное возбуждение, охватившее меня при виде горящего замка, уже отпустило, и в глубине моей души зародилась тревога: чего-то мне ждать от этих людей, из которых я знаю разве что Эгира, да и тот, судя по его реакции, едва меня помнит.

– Стало быть, ты сын ишпана Дёзё? – без предисловий бросил плечистый предводитель с бритой головой, на затылке которой виднелись три смоляные косы, и густыми черными усами, из-под которых блестели крупные белые зубы. – Я, ишпан Зомбор, рад предложить тебе свой кров, прошу уважить моё приглашение.

Я медлил, не зная, что ответить этому мужчине, сложением напоминающему богатырей древности – некогда ишпан Коппань тоже предложил мне гостеприимство, и чем это для меня кончилось? И могу ли я отказаться, если уж на то пошло?

– Я бы предпочёл вернуться в свои владения, если господин поможет мне с этим, – наконец ответил я.

– Помочь-то, само собой, помогу, – удручённо хохотнул он. – Вот только…

– Господину Леле прежде надо отдохнуть, – прервал его Эгир. – А после он, без сомнения, примет верное решение.

Отлично сознавая, что без посторонней помощи я сейчас едва ли куда-то доберусь, я покорился на волю дружинника своего отца, который разместил меня возке с парой раненых сотоварищей, после чего мы двинулись в путь, сопровождаемые целой кавалькадой конных воинов.


Примечания:

[1] Борно – венг. Barna – в пер. с венг. «коричневый» или «загорелый».

[2] Странствия – венг. kalandozások – колондозашок – в букв. пер. с венг. «скитания» – так именуются венгерские военные походы в Европе (IX – середина X вв.) в направлении Византии, Италии – вплоть до Франции. О размахе, который принимали «странствия», можно судить по распространённой в первой половине X века католической молитве “De furore normannorum libera nos, Domine, de sagittis hungarorum libera nos, Domine” «От меча норманна и стрелы мадьяра упаси нас, господи!»


Следующая глава

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)