Предыдущая глава
Ирчи
Про себя я подумал, что сейчас не время для каких-либо россказней, однако покорно уселся на ствол поваленного дерева рядом с твердынцем, довольный уже тем, что Нерацу хотя бы на короткое время оставит свои идеи об одинокой героической смерти.
– Господин Вистан, стоит ли, – напоследок сердито буркнул Эгир, но его хозяин лишь кивнул, указывая на место справа от себя.
– Я попрошу вас лишь об одном, – начал он, убедившись, что все обратились во слух, – не прерывать меня, пока я не закончу свой рассказ, а уж потом судите меня по справедливости. Прежде всего, я должен сообщить вам, что на самом деле меня зовут не Вистаном. Моё настоящее имя – Лéле.
читать дальшеУ меня внутри что-то ёкнуло, и мысли понеслись со скоростью норовистого скакуна. В голове вновь всплыли услышанные давным-давно – перед подъёмом на перевал – пересуды караванщиков.
– Сын ишпана Дёзё! – не удержавшись, выпалил я. – Недужный и полоумный!
– Тебе же велели помалкивать, – рявкнул на меня Эгир.
Но, даже пожелай я остановиться, сделать это было не так-то просто – меня охватил необоримый приступ безумного смеха, так что со стороны я сам наверняка был похож на сумасшедшего. Задыхаясь, я кое-как выдавливал из себя между спазмами хохота:
– Теперь-то я понимаю, как мы оказались в такой заднице… Мы все… положились на суждения… полоумного…
Эгир вскочил на ноги и схватился за подвернувшийся под руку сук, явно намереваясь хорошенько отходить им меня по хребтине, но Вистан – или, выходит, Леле – схватил его за рукав:
– Оставь его. Он имеет полное право так говорить.
Когда мои приступы смеха наконец свелись к лёгкому иканию, Вистан печально заметил:
– Видать, я и вправду потерял разум, когда решил, что у меня всё получится. Что тебе ещё известно, Ирчи? – спросил он у меня. – Вот уж не думал, что обо мне в этом мире помнит ещё хоть одна живая душа.
– На самом деле, почти ничего, – признался я. – Лишь то, что из-за того, что вы, ну… нездоровы, принадлежавшими вашему отцу землями управляет мелек Онд, а корха Кешё затеял с ним тяжбу, считая, что это право принадлежит ему как ближайшему родственнику ишпана Дёзё. Но, вроде как, Онд обладает бóльшим влиянием на кенде, поэтому у Кешё мало шансов… – повествуя об этом, я отчаянно жалел, что не прислушался как следует к тому, что говорили мои попутчики – как знать, быть может, тогда мне удалось бы раньше догадаться об истинной личине «старого учителя»…
Выслушав меня, Вистан кивнул:
– Верно. И всё же позвольте мне начать с самого начала. Мой отец скончался, когда мне сравнялось двенадцать лет, но остался его младший брат – это и есть корха Кешё, обладающий законным правом наследования в том случае, если род отца прервётся. Вторым же в очереди наследования стоит дядя отца, упомянутый Ирчи мелек Онд. Когда мой отец погиб, я ещё не мог самостоятельно вступить в права владения. Кешё в то время едва минуло восемнадцать, так что, хотя он изъявил желание принять на себя опекунство, мелек Онд, обладая поддержкой дюлы, легко убедил молодого кенде, что разумнее вверить управление Вахом более опытному родственнику – то бишь ему самому. Заполучив право опеки, мелек Онд некоторое время спустя под предлогом возвращения вдовы ишпана Дёзё в родные края отослал её вместе со мной в отдалённый замок, которым владел его племянник, ишпан Коппань. Моя мать была против подобного произвола, но, после того, как она потребовала вернуть нас в Вах, вскоре её нашли в петле. – Ровный глухой голос Вистана не дрогнул даже при этих страшных словах, будто он пересказывал о историю давно минувших лет, не имеющую никакого отношения к нему самому. – Говорили, что она покончила с собой от тоски по покойному мужу. Что до меня, то с этого дня меня поместили в темницу без окон всего в четыре шага длиной, и такую узкую, что можно было одновременно коснуться обеих стен руками. Потолок же был таким низким, что под конец я мог распрямиться, лишь стоя на коленях или сидя на полу.
Украдкой глянув на Инанну, я увидел, что она сидит, спрятав лицо в рукава; Эгир же невозмутимо внимал хозяину – похоже, он уже знал его историю. У меня же в голове звучали его слова «мне было двенадцать лет» – именно в этом возрасте я и сам потерял дом и семью из-за чужого произвола.
Тем временем, Вистан продолжал:
– Сидя в темнице, я утратил всякое представление о времени: сперва я пытался считать дни, но из-за того, что зимой по тусклым лучам, проникающим в крохотное окошко двери, невозможно было отличить день от ночи, я забросил это занятие. Если про меня пошла молва, будто я безумен, то не без основания: временами я и впрямь принимался колотить в стены и дверь всем что ни попадя, бросался на них сам, расшибая голову и руки, кричал, насколько хватало сил – но всё было тщетно, и тогда я целыми днями сидел, сгорбившись на своем тюфяке, ни о чём не думая, ничего не желая, забывая даже о еде и питье. Наверняка я безвозвратно утратил бы рассудок, если бы не один из моих тюремщиков, который из жалости говорил со мной то краткое время, что мог себе позволить, чтобы об этом не прознал ишпан. Быть может, именно осознание того, что моё сумасшествие лишь на руку Онду, позволило мне удержаться на грани рассудка.
На этот раз не выдержал Нерацу:
– Но как же ему всё это сходило с рук? – возмутился он.
– Как я говорил, мелек Онд – очень влиятельный человек, – спокойно отозвался Вистан. – Позднее я узнал, что кенде посылал учёного человека, чтобы тот освидетельствовал моё состояние, и он подтвердил, что я безумен – могу лишь предположить, что его подкупили, потому как я с ним не встречался. Поначалу я задумывался: какой смысл держать меня в этой клетке – не проще ли избавиться от забот, убив меня? Затем я понял, что всё дело в наследстве: если весть о смерти наследника достигнет ушей кенде, мелек Онд тотчас лишится полномочий на управление землями. Осознав это, я подумывал, не сорвать ли игру моего дяди, лишив себя жизни – пусть возможностей сделать это у меня было не слишком много: ни пояса, ни единой завязки мне не оставили, да и потолок был слишком низким, а еду мне давали в деревянных плошках, но при желании способ всегда найдется. Единственным, что меня останавливало, была мысль, что в таком случае всё отойдёт Кешё, которого я едва помнил, а смерть моей матери, равно как моя собственная, так и останутся неотмщенными. Так моя жизнь и тянулась между приступами отчаяния, колебаниями и тяжкими раздумьями, пока однажды звуки сражения – крики, грохот, лязг оружия, достигавшие даже моей темницы – не возвестили о том, что на замок напали. Понимая, что меня ожидает гибель от пожара или рук захватчиков – или же мучительная смерть от жажды, если обо мне забудут – я ожидал своей участи, утешаясь тем, что скоро наступит избавление. – Тут невозмутимое спокойствие всё же изменило нашему рассказчику – его голос дрогнул, словно он вновь переживал те полные горечи и торжества мгновения. – Потому-то я не мог поверить своим ушам, когда из-за двери послышался голос Эгира – верного ближника моего отца: я решил, что принимаю мечты за действительность, но тотчас принялся стучать в дверь и звать на помощь. Когда, выбив дверь, передо мной и впрямь предстал Эгир, он не сразу меня узнал, – с этими словами Вистан взглянул на Эгира, и тот лишь покачал головой, понурившись, – но я обратился к нему по имени и назвал себя.
– От Эгира я узнал, что с того дня, как я исчез, прошло семь лет. После смерти моего отца он перешел на службу к ишпану Зомбору, проживавшему в тех же краях, где в заточении держали меня. Эгир рассказал обо мне ишпану, и тот увёз меня в свой замок. Он был добр ко мне – не только позаботился обо мне, словно о родном, обеспечив меня лучшим, что только мог предоставить, но и обещал мне самое главное – защиту от любых посягательств. Тогда, обессиленный долгим заточением, я едва мог ходить, и потому вынужден был всецело положиться на его покровительство. Однако уже тогда я понимал, что, каким бы самоотверженным и отважным ни был ишпан Зомбор, ему не по силам тягаться с мелеком. Он и так навлёк на себя достаточно неприятностей, разрушив замок Коппаня, пусть и тут проявил истинное благородство, отпустив подобру-поздорову всех, кто выжил при осаде, в их числе и самого хозяина замка, который нанёс ему страшное оскорбление, обесчестив его сестру.
– Подобных злодейств за ним числится немало, – вновь вырвалось у меня.
Бросив на меня краткий взгляд, Вистан отозвался:
– Как бы то ни было, при всех творимых им прежде бесчинствах, Коппань навлёк на себя куда больше неприятностей, упустив такого пленника, как я. Ведь, явись я на королевский суд с подобной историей, всё, на чем покоится благополучие мелека Онда, рассыплется в прах, а самого его постигнет жестокая кара – разумеется, если найдется хоть один человек, что мне поверит.
– А именно это вы и собираетесь сделать, – догадался я.
– Ишпан Зомбор отговаривал меня от подобной затеи, – при этих словах Вистан вновь обменялся с Эгиром взглядом, по которому я понял, что тот также был против, – уверяя, что лучше бы мне, дождавшись весны, прибыть к королевскому двору вместе с ним – в таком случае он сам сможет подтвердить каждое моё слово. Но я рассудил, что, если позволить Коппаню подать всё случившееся по-своему при поддержке его дяди, то он успеет очернить Зомбора, представив его как творящего беззаконие налётчика, а меня и вовсе объявит наглым самозванцем, коего Зомбор извлёк из небытия, лишь чтобы навредить семье Коппаня. Таким образом, моим единственным шансом оставалось как можно быстрее добраться до столицы, подав кенде прошение, пока Онд не проведал о моём намерении: сам он едва ли на что-то решился бы, не убедившись сперва, что я не погиб при осаде – ведь поднимать вопрос, что же тогда с настоящим наследником, совершенно не в его интересах. – Тут он испустил тяжкий вздох, подытожив: – Теперь-то я убедился в правоте Зомбора – если бы я только последовал его совету, то не подверг бы опасности всех вас, дорогих моему сердцу спутников… Прощаясь со мной, ишпан Зомбор проявил не меньшую щедрость, снабдив меня всем, что могло понадобиться в пути, включая мула, повозку и весьма внушительную сумму на дорогу. Эгир также выразил желание сопровождать меня, оставив господина и семью, хоть и сознавал смертельную опасность этого начинания.
– Мог ли я поступить иначе, – почти с обидой обронил Эгир. – Вот если бы вы меня послушали…
– Теперь-то я понимаю, насколько ты был прав, – покаянно признал Вистан. – Всё пошло наперекосяк уже тогда, когда моя проклятая немочь побудила меня остановиться в Балграде [1], потеряв понапрасну полмесяца – приют я нашел в доме госпожи Инанны, которая ухаживала за мной, пока я не встал на ноги. Дальнейшее вам известно, – подытожил он. – В заключение скажу, что никогда ни о чём не жалел больше, чем о необходимости лгать вам, скрывая то, что именно от меня исходит нависшая над всеми нами смертельная угроза: как знать, открой я вам правду с самого начала, быть может, вы сейчас были бы в безопасности.
«Ещё бы, – мрачно подумалось мне. – Я б тогда и за все сокровища Аттилы с тобой не связался». И всё же, даже при этой горькой мысли я сознавал, что тот день, когда я бежал бы от подобной опасности, как бес от соли, был так давно – словно в другой жизни.
Пока я думал об этом, Вистан не без труда поднялся с места и, сделав шаг к твердынцу, опустился перед ним на колени, склонившись до земли.
– Больше всех я провинился перед вами, господин Нерацу, – из-за того, что его лицо было обращено вниз, голос зазвучал ещё глуше. – Я сознаю, что, даже будь у меня возможность отблагодарить вас, мне никогда не расплатиться за то, что вы для меня сделали. Я же после того, как вы спасли жизнь всем нам, заставил вас думать, будто вы повинны в этом нападении. Поэтому я всецело отдаю себя на ваш суд.
Твердынец казался почти напуганным этими внезапными извинениями – он даже слегка отпрянул от Вистана, теснее прижавшись ко мне, и заверил его:
– Я вовсе не держу на вас обиды, тем более, что имел возможность ощутить на себе, каково это – когда тебя преследуют. Я не имею права говорить за других, но сам я рад, что наши пути пересеклись подобным образом, что я сумел вам помочь.
Мне подумалось, что с его стороны это более чем великодушно – уж не знаю, как я сам повёл бы себя, окажись я на его месте, но уж явно мои речи были бы не из приятных.
– Но всё же, – вновь заговорил твердынец, помогая Вистану подняться, – позволю себе спросить: вы уверены, что эти люди охотятся именно за вами?
У меня при этом чуть не вырвалось: «Сдаётся мне, вы разочарованы тем, что они пришли не по вашу душу».
– У тех, что напали на нас, были эмблемы Коппаня, – рассудил Вистан. – А это значит, что они выследили меня до Вёрёшвара и знают, что я отправился на перевал. Потому я и настаивал, чтобы мы свернули с дороги – я знал, что за теми четверыми придут другие, куда более многочисленные. Узнав об участи своих сотоварищей, они лишь убедятся, что встали на верный след, а также что имеют дело с достаточно опасным противником, чтобы совладать с которым, требуется вдесятеро больше сил.
– По счастью, не вдесятеро, – вмешался Эгир, – а всего лишь впятеро, но боюсь, что расклада сил это не меняет. Нам нужно уходить другой дорогой. Ирчи, – обратился он ко мне, – существуют пути в обход моста?
Сказать по правде, именно этого вопроса я и страшился с того самого момента, как убедился, что дорога для нас закрыта. Почесав в затылке, я ответил:
– Летом – да, возможно. Но сейчас… Книзу от моста река ещё сильнее расширяется, так что брода там мы точно не найдем, да и пересечь дорогу едва ли удастся. Придётся как-нибудь устроить переправу с остатком веревки…
– И наткнуться на дозорных Коппаня по ту сторону реки? – отрезал Эгир, всё сильнее впадавший в уныние.
– Можно зимовать в горах, – огрызнулся я. – Или рискнуть вернуться в Вёрёшвар.
– Нет, туда нам уже не добраться – без припасов и по снегам, которые мы оставили по ту сторону перевала, – покачал головой Вистан.
– Ну а я предлагаю, – терпеливо продолжил я, – вернуться к разрушенному мосту, нарастить верёвку поясами – тогда я переберусь на другую сторону, а потом можно попробовать наладить переправу; если повезет, то в хижине мы найдем всё необходимое и…
– …людей Коппаня, – буркнул Эгир.
– Да что вы заладили! – не выдержал я.
– А ты думаешь, что это чистой воды случайность, что этот мост приказал долго жить, как только нам понадобился? – парировал Эгир.
– Ну тогда не знаю, – заявил я. – Я берусь проводить людей по горам, а не мимо толп головорезов – в последнем вы, как я посмотрю, смыслите поболее моего, так что вам и решать.
На протяжении нашей перепалки твердынец отрешённо молчал, словно что-то прикидывая в уме, и когда я, в свою очередь напустился на Эгира:
– Вас послушать, так под каждым кустом сидят люди Коппаня! Может, и тот медведь тоже состоит у него на службе? – Нерацу прервал меня, вымолвив с предельной сосредоточенностью, словно боясь ненароком упустить ценную мысль:
– Я считаю, что мы должны первыми напасть на их лагерь и перебить их.
После этих слов на некоторое время воцарилась тишина, затем я бросил:
– Ещё безумные идеи будут? Высказывайте их поскорее, чтобы мы могли вернуться к здравому обсуждению. – Однако, похоже, не все разделяли мое мнение:
– Вы считаете, что это возможно? – цепким взглядом уставился на него Эгир. От меня не укрылось, что твердынец замялся, однако старый воин тотчас добавил:
– Разумеется, сражаться в одиночку вам не придётся – пусть мне случалось знавать лучшие времена, всё же воинских навыков я не утратил.
– У тебя даже меча нет, – отрезвил его Вистан, пояснив: – Он лежал в поклаже, потерянной вместе с мулом.
– Это не основное препятствие, – отмёл его возражение Эгир. – По мне, так главное для нас – застать их врасплох, а для этого нужно пересечь реку или как-нибудь избавиться от тех дозорных на мосту…
– Я мог бы снять их из лука, – тотчас предложил я.
– Ты, убийца куропаток? – снисходительно усмехнулся Эгир.
– Вы же видели, как я метко стреляю! – возмутился я.
– Из своего охотничьего лука, который разделил участь моего доброго меча, – отрезал Эгир. – А из боевого лука, не пристрелявшись, ты и в зайца не попадёшь!
– Те дозорные-то поболее зайца будут! – не сдавался я.
– Зато у этих зайцев стальная шкура, – довершил Эгир. – Поэтому, чтобы убить их без шума, попасть нужно в горло или в глаз – сумеешь это сделать?
Хоть порой я несколько преувеличивал свои способности, желая порисоваться, но и моё бахвальство имело границы, так что я, потупившись, промолчал. Не успокоившись на этом, Эгир повернулся к твердынцу:
– А вы, господин Нерацу?
Я не без злорадства отметил, что тот также заколебался.
– Смотря с какого расстояния, – задумчиво бросил он. – Это зависит от ветра, а он то и дело задувает от реки… Для полной уверенности нужно подобраться хотя бы на две сотни шагов…
– И попасть в обоих почти одновременно, чтобы второй не успел поднять тревогу… – Эгир удручённо покачал головой, подытожив: – В общем, сперва надо посмотреть, с какой стороны можно подобраться к мосту, не привлекая внимания, и последить, как часто они сменяются, а также всегда ли стоят по двое – быть может, случается, что и один, тогда этим надо незамедлительно воспользоваться…
– А я пока пристреляю лук, – тотчас предложил я, изрядно уязвлённый его неверием в мои силы.
Обсуждение завтрашних планов изрядно скрасило наш ужин, состоявший из костей вчерашнего зайца с остатками вываренных хрящей. Теперь, когда перед нами стояла новая задача, пусть и казавшаяся невыполнимой, это придало всем новые силы, хоть прежде казалось, что их едва достало бы доплестись до ближайшей деревни.
Примечание:
[1] Балград (или Белград) – славянское название древнеримского города, который позже стал именоваться Алба-Юлия, или Дюлафехейрвар (Gyulafehérvár) в честь воеводы Жомбора (Zsombor) крестившегося в 953 г. под именем Юлий. В этом городе и проживает семья Анте, там же начинается действие этой истории.
Следующая глава
Комментарии