Автор: Psoj_i_Sysoj

Ad Dracones. Глава 25. Колокольчики – Harangok (Хоронгок)

Предыдущая глава

Ирчи

Нападать мы решили перед рассветом, когда ночная мгла только начинает проясняться серым призрачным маревом, а над землей висит тонкий полог тумана – в таком окружении Инанна в невероятных твердынских нарядах будет вовсе неотличима от тюндер – феи, гостьи из иного мира.

Само собой, никто из нас так и не сомкнул глаз этой ночью. Вистан о чем-то говорил с Инанной – быть может, рассказывал правдивые истории о своем житье-бытье взамен тех выдумок, которыми успел её попотчевать, Эгир, казалось, молча молился богам, твердынец, пользуясь медным зеркальцем, выводил у себя на лице какие-то узоры. Поддавшись общему настроению, я принялся думать о доме, о семье, и сам поразился тому, как давно эти воспоминания не представали с такой яркостью и отчётливостью – ранние подъёмы, туман в горах, сев по весне, жатва по осени, пусть небогатые, зато людные и шумные празднества… Сердце защемило от мысли, что я мог бы прожить жизнь совершенно иначе, а сегодня ей, какой она стала, быть может, придёт конец…

читать дальшеВидимо, я сам не заметил, как за этими размышлениями летит время, потому как из них меня вырвали слова посуровевшего Эгира:

– Вставай, пора спускаться.

Взглянув на твердынца, я едва не отпрянул в ужасе – передо мной предстало что-то, более напоминающее личину древнего змея: белки так и светятся на фоне темного провала глазниц, окруженных золотым ореолом, на щеках – что-то вроде испещренной золотыми крапинами чешуи, переносицу скрывает широкая темная полоса.

Эгир же одобрительно хмыкнул:

– Думаю, что, если их не лишит разума вид госпожи Инанны, то вам следует показаться им – тогда они точно обезумеют от страха.

На тропе уже темнел силуэт Инанны, накинувшей шерстяной плащ поверх шелковых одеяний – на вид все эти развевающиеся платья были не теплее настоящего облака, так что уж не знаю, зачем такие твердынцам, которые без того все время мёрзнут, словно остриженные овцы. Я невольно задумался, о чём сейчас думается ей – о покойном ли муже, о больном отце или о мгновениях счастья, утекающих, словно вода сквозь пальцы.

Пока мы, осторожно ступая, двигались вниз, я не мог отделаться от ощущения, словно я на самом деле иду привычным путём со знакомых с детства гор, опираясь на пастушеский посох, и впереди меня поджидает долгожданный тёплый огонек в окне родительского дома, а я всё спускаюсь и спускаюсь во тьму, с каждым шагом отдаляясь от привычного мира.

Мы порешили, что, пока Нерацу и Эгир при содействии Инанны будут расправляться с дозорными, мы с Вистаном подождём в отдалении, на том самом утёсе, откуда мы вели наблюдение. Я был не слишком этим доволен, считая, что я также должен быть рядом, чтобы, если выйдет какая-то заминка, оказать посильную помощь – пусть лук мне и не дадут, у меня всё же оставался охотничий нож – но Эгир заявил, что я буду охранять господина, чтобы в случае полного провала увести его в горы. А уж если всё пойдет как намечено, тогда я смогу спуститься, а моё место подле Вистана займёт Инанна.

Перед тем, как отправиться на опасное задание, Эгир дал Вистану последние напутствия: – Помните, господин, если мы не преуспеем – тотчас уходите в горы с госпожой Инанной, и да хранят вас боги.

– Да хранят боги тебя, Эгир, – эхом отозвался он, обнимая старого воина. – Да хранят они всех вас.


***

Выглядывая из-под куста можжевельника, я досадовал на то, что на таком расстоянии в предрассветных сумерках, да ещё в наползающих с реки клочьях тумана мне почти ничего не видно. Я не мог даже предположить, где сейчас укрываются мои спутники, хоть мы обговорили, что нашей «лесной фее» предстоит появиться из тени утёса, где разрозненные сосны сгущаются до темной рощи. Пока что мне были отчетливо видны лишь два уже догорающих костра, да передвигающиеся в их отсветах фигуры – один казался более коренастым, другой пощуплее на вид, но более высокий.

Чтобы хоть как-то убить время, тянущееся, будто след улитки, я принялся наблюдать за дозорными – тот, что поплотнее, сел у костра, ссутулив плечи, второй же продолжал расхаживать взад-вперёд без особой цели. Вдруг он замер, словно к чему-то прислушиваясь – я и сам мигом насторожился, решив, что его слуха достиг неосторожный шорох или треск ветки – но он не спешил хвататься за висящий за спиной лук. Когда он сделал несколько шагов вперёд, миновав костер, я тоже увидел плывущий в языках тумана белый призрак.

Инанна словно вправду обратилась в клочок лёгкого облака – она то плыла по направлению к стражу, подобно трепетному видению, то отступала, будто подхваченная порывом ветра; даже мне было видно, как она манит его к себе, завлекая всё дальше от моста. Внезапно вспомнив про второго стража, я с немалым облегчением обнаружил, что он так и сидит у костра, уронив голову на грудь – видать, задремал, не дождавшись смены.

Следовавший за Инанной дозорный уже сошёл с моста, ступив на каменистую дорогу; сперва его движения были неуверенными – он даже разок оглянулся на товарища, словно раздумывая, не стоит ли его разбудить – но звон браслетов и подвесок оказался завлекательнее. Я словно его глазами видел колыхающийся подобно столбу благовонного дыма от жертвенника образ: только отвернись – и безвозвратно исчезнет, растворившись в предрассветных тенях и лунных отблесках на окутанных туманом скалах. Дева кружилась и пританцовывала, подобно листу серебристой ивы в чистом потоке, искушая образами неземного блаженства, призывая забыть о путах этого мира и отдаться иному, в котором ни время, ни тлен не имеют власти…

...В то же самое время я всё отчетливее ощущал натяжение тетивы на луке Эгира, словно обращаясь в острие стрелы, уставленное туда, где ворот кольчуги оставлял полоску кожи, не доходя до подбородка…

Дозорный уже миновал первые деревья, в беспамятстве следуя за девой, ускользавшей от него, подобно дуновению ветерка, когда я различил мимолетное движение тени – и человек будто споткнулся, машинально сделав ещё несколько шагов, прежде чем ничком рухнуть на землю. Его тело тотчас исчезло с глаз, и на некоторое время картине вернулась прежняя безмятежность, за исключением того, что на мосту теперь остался лишь один.

На опушке вновь мелькнула белая тень, и, как мне показалось, восставший из мертвых дозорный – но, когда отсвет умирающего костра упал на его лицо, я увидел черные провалы глаз в окружении отливающих золотом ободков: Нерацу уже успел облачиться в плащ и шлем убитого. Двигаясь спиной вперёд, он осторожно приближался к мосту, увлекая за собой Инанну.

Когда на его шлеме заплясали отблески огня, дремавший страж пошевелился; я чуть было не вскрикнул, желая предупредить Нерацу, ведь тот, в противоположность первому, сразу схватился за лук. Вместо того, чтобы броситься на врага, твердынец тотчас притянул к себе Инанну и принялся тискать её, будто и впрямь обратился в изголодавшегося по женской ласке наёмника. Казалось, он вовсе не собирается прерывать это занятие – его руки бесстыдно ползли вниз, комкая подол длинного одеяния, и мне невольно подумалось: что же ощущает при этом Вистан – такой поворот в наших планах мы точно не обсуждали.

Второй дозорный поднялся на ноги, убрав лук в налуч – похоже, он не сомневался в том, что перед ним его зарвавшийся товарищ, который, невесть где раздобыв себе женщину, собрался забавляться с ней, пока старший спит. Стремительно приблизившись к милующейся парочке, он ухватился за плечо «шалопая», развернув его лицом к себе – и, видать, на мгновение оторопел, а в следующее уже сползал на землю с перерезанным горлом – даже мне видны были красные росчерки, забрызгавшие одежды Инанны.

Твердынец склонился над телом убитого, затем, распрямившись, махнул рукой, видимо, призывая Эгира. Инанна, вновь наградив его мимолётным объятием, бросилась к лесу, я же проворно вскочил на ноги, сказав Вистану:

– Вот и кончено, теперь мне надо поспешать.

Вслед мне неслись его пожелания:

– Пусть вас не оставят доблесть, удача и отвага!

Стоит ли говорить, что я с такой скоростью нёсся вниз не разбирая дороги, что имел все шансы скатиться кубарем, разделив злую участь Феньо – уж очень я боялся не поспеть: с Эгира станется, решив, что от такого мальчишки, как я, никого толку, пойти на лагерь, не дожидаясь меня. Почти добравшись до дороги, я различил белое одеяние Инанны и не удержался от того, чтобы проститься с ней напоследок. Узрев меня, пыхтящего, будто сердитый пёс, она сперва в испуге отпрянула, но, узнав, наградила кратким пожатием руки и поцелуем в щёку. Воодушевленный подобным напутствием, я с новой силой припустил вперед.

Достигнув моста, я обнаружил, что и он, и очищенная перед ним площадка пусты. Решив, что меня и впрямь бросили, я ринулся через мост, гадая, не перебивает ли оглушительный шум раздувшейся реки звуки начавшейся битвы. Но, стоило мне ступить с каменного полотна на широкую дорогу, как метнувшаяся из придорожных зарослей рука схватила меня за шиворот, увлекая в кусты.

– Мы решили, что лучше уж дожидаться за мостом, – пояснил Эгир, – на тот случай, если дозорных всё-таки хватятся – тогда, по крайней мере, загнать нас в ловушку на той стороне они уже не смогут.

– А где Нерацу? – тотчас поинтересовался я, убедившись, что твердынца нет поблизости.

– Господин решил, что, пока ты не подойдёшь, он успеет подобраться к лагерю, чтобы разведать, что да как.

– И давно его нет? – нетерпеливо поинтересовался я, но добился от Эгира лишь недовольного ворчания:

– Почём мне знать – считай, столько же, сколько ты там прокопался.

Какое-то время я терпеливо ждал, но время тянулось чересчур мучительно, так что, не удержавшись, я спросил:

– А, может, господин Леле с госпожой Инанной также успеют перейти мост, тогда и на лагерь нападать не придется? – шёпотом предложил я. – Я мог бы подать им знак с моста…

– Думаешь, если бы я почитал такое возможным, то оставил бы его дожидаться наверху? – сердито оборвал меня Эгир. – Даже если нам удалось бы миновать лагерь незамеченными, за нами тотчас послали бы погоню, а от неё нам не уйти.

– Мы могли бы укрыться в деревне, – не сдавался я, но Эгир лишь отмахнулся:

– Сколько людей в это ни впутывай, это лишь увеличит число жертв. Чем болтать, держи – ты же ведь так этого добивался. – С этими словами он вручил мне лук с колчаном стрел – боевые стрелы, собранные на месте первой битвы, пополнились запасами дозорных. – У меня в нём более нет нужды, – с этими словами он показал меч, позаимствованный у одного из убитых.

В этот момент наконец объявился Нерацу – когда он внезапно возник прямо передо мной, я невольно буркнул:

– От вашей боевой раскраски впору окочуриться.

Не обратив внимания на мои слова, он поведал:

– У костров сейчас бодрствуют шестеро – четверо у одного костра, двое у другого – видимо, готовятся сменить дозорных у моста. Неподалеку есть скальный выступ – я проверил, отличная позиция для стрелка, и можно укрыться за валунами. Нападать лучше всего либо оттуда же, либо, обойдя лагерь, из леса с противоположной стороны – те двое как раз там расположились, а четверо – ближе к центру лагеря.

– Наверно, нам лучше разделиться, – рассудил Эгир. – Вы берите на себя тех, что с краю, а я нападу на тех, что посерёдке.

Однако Нерацу покачал головой:

– Я согласен, что лучше напасть врозь, но сделаем наоборот. У человека против четверых противников шансов мало, – чуть ли не виновато добавил он.

– Пожалуй, вы правы, – нехотя признал Эгир. – Я поспешу к вам на помощь, как только покончу с теми двумя.

– Может, стоит поджечь палатки? – воодушевился я. – Мне бы это труда не составило, и тогда, в наступившей суматохе, нетрудно будет с ними расправиться!

– Может, мысль и дельная, – с сомнением отозвался Эгир, – но это ж тебе не дерево и сено, добротные шкуры – они едва ли так и запылают…

– Это только понапрасну их всполошит, – поддержал его твердынец. – И мы утратим возможность застать их врасплох.

– Так что начинай стрелять только в момент нападения, ясно? – сурово подытожил Эгир. – Ни мгновением раньше, ни мгновением позже – и желательно во врагов, а не в нас!

– Да за кого вы меня держите? – процедил я сквозь зубы.

Смерив меня взглядом, красноречиво говорящим: «За лоботряса», Эгир вновь обратился к Нерацу:

– Как подадим сигнал к нападению? Быть может, прокричать ночной птицей?

– Ни к чему, – мотнул головой тот. – Как только вы начнёте – начну и я.

Они встали, явно готовые шагать к намеченным позициям, я же внезапно почувствовал, что у меня подкашиваются колени, а к горлу подкатила дурнота. «Что же ты, ведь только что больше всего на свете боялся, что они уйдут без тебя!» – попытался подбодрить себя я; вышло не слишком хорошо, но, по крайней мере, встать на ноги, чтобы двинуться следом за спутниками, у меня получилось.

Окончательно одурев от предстоящего, я не понимал, куда мы идём, пока мы не подошли к тому самому возвышению. Там Эгир обнял твердынца, долго не отпуская от себя, затем неожиданно так же крепко стиснул меня. Разжав объятия, он тотчас удалился, так что я не успел ни слова вымолвить в ответ. Я всё ещё смотрел вслед Эгиру, когда Нерацу стиснул мою ладонь холодными пальцами, шепнув:

– Не бойся, я сделаю всё, чтобы с тобой не случилось ничего дурного.

– Я и сам могу за себя постоять, – обиженно отозвался я. – Но всё равно благодарю. – Бросив взгляд на его лицо, я поразился его выражению – несмотря на жутковатую раскраску, на нём читалось умиротворение сродни блаженству, будто ему предстоит не сражение не на жизнь, а на смерть, а свидание с давно потерянным дорогим сердцу другом.

Внезапно он шепнул:

– Приготовься, – опустив руку мне на плечо.


Вестеш [1]

Тихое потрескивание догорающего костра скрашивает ночь, но оно же неизбежно клонит в сон, потому я встаю на ноги, чтобы пройтись по свежему воздуху. Мой напарник, которого в дружине кличут просто Старик [2], хотя он далеко не самый старый из нас, уже не в силах бороться с дремотой – пусть он и делает вид, что просто задумался, подперев подбородок ладонью, я-то вижу, что он вовсю клюёт носом.

– Сколько нам тут ещё торчать? – уже в который раз за последние дни вопрошаю я.

– Луна клонится к закату? – сонно отвечает Старик. – Значит, скоро должна подойти смена.

– Я про весь этот лес, – досадливо бросаю я. – Хоть бы разместились в деревне, как предлагали господину… – Тут я прикусываю язык, потому как, чего доброго, ему передадут мои слова, а он не любит, чтобы его решения оспаривали, даже когда речь идёт о такой вот праздной болтовне. – Чего мы вообще тут дожидаемся? Если бы те бедолаги могли тут объявиться, так давно бы уже это сделали – наверняка их в горах медведи заели, и что же, нам теперь до весны здесь торчать?

– Скажет господин – проторчишь и до следующей зимы, ничего с тобой не станется, – бурчит Старик, явно досадуя на то, что я не даю ему всласть подремать. По уму мне стоило бы его одёрнуть – мол, не след спать на дозоре, иначе зачем его тут поставили – но боюсь его острого языка да крепких кулаков: с виду Старик – увалень увальнем, но подобной вольности не спустит, тем паче от такого зелёного стручка – так он меня величает.

Да, сказать по правде, я и сам не вижу особого смысла в том, чтобы всю ночь напролёт пялить глаза в кромешный мрак, от безделья придумывая, что могло бы оттуда явиться, пока привычные ночные звуки не превратятся в зловещий шёпот, стенания да бормотание злобных бубушей. Признаться, все мы в глубине души считали, что ишпан Коппань держит нас тут с досады на то, что упустил беглеца – мол, раз ему будет худо, так пусть и мы помаемся.

– Эдак мы ноги скорее протянем, чем те побродяги, – жалуюсь я, но ответа не получаю – склонённый затылок напарника, слегка кивающий в такт его тихому сопению, дал понять, что того окончательно сморил сон. – Я б тоже не прочь покемарить, – бурчу я себе под нос, предусмотрительно отвернувшись к шумной реке, – да в этой жизни старые сморчки почтут за долг ущемить молодых – иначе как держать над ними верх?

Мучимый этими тоскливыми мыслями, я прохаживаюсь по мосту, бездумно шаря глазами по сторонам – не столько и впрямь надеясь что-то высмотреть, сколько хоть чем-то занять себя. Внезапно мне показалось, что из тьмы леса доносится тихое позвякивание – вроде как от бубенчиков на шее скотины в базарный день. У меня в голове тотчас пронеслось: а то вдруг и впрямь овца отбилась от стада, забредя в такую глушь – и мне кажется, что меж деревьев и впрямь мелькнуло светлое пятно. Само собой, меня так и потянуло туда в предвкушении скорой поживы – то-то похвалят меня товарищи! – хотя наверняка Старик всё равно присвоит заслугу себе… Сделав несколько шагов, я соображаю, что за всё время, что мы тут торчим, стад мимо никто не гонял. Стоило мне замереть в недоумении, как я вновь вижу меж деревьями словно очерченный белым силуэт – только вот это была никакая не овца, а девушка – причём не какая-нибудь там немытая крестьянка, а такая, что вскружила бы голову и самому кенде.

Застенчиво склонив увенчанную белым покрывалом голову, она манит меня – при этом моих ушей вновь достигает тот самый тихий звон, но теперь я уже не могу взять в толк, как умудрился спутать его с позвякиванием грубых медных колокольчиков: кажется, что подобные звуки могут издавать лишь иглы заледеневшей ели на ветру да тонкие льдинки, сталкивающиеся в течении реки.

Девушка улыбается мне, взмахнув широкими рукавами, будто крыльями – и я всерьез пугаюсь, что она и в правду улетит, оставив меня на этом осточертевшем мосту в обществе храпящего напарника. Однако она не возносится, а делает шаг ко мне, покачиваясь, будто стройная осинка на ветру, продолжая меня подманивать.

Я хочу спросить, кто она и откуда тут взялась, но боюсь, подняв голос, разбудить Старика – тот-то уж точно отодвинет меня в сторонку, воспользовавшись правом старшинства… Потому я делаю девушке знак подойти, чтобы шёпотом с ней перемолвиться, но она лишь качает головой – но не сердито, а, как мне показалось, смущённо, отпрянув, будто приглашает поиграть с ней в салки.

Я вновь делаю несколько шагов, удаляясь от костра, мельком подумав, что это, наверно, и к лучшему – эдак мы с нежданной гостьей сможем укрыться в лесу, оставив Старика ни с чем – и тут она начинает кружиться в танце, паря над землёй, будто пух одуванчика в ясный день. Её стремительные, будто полёт ласточки, движения, сопровождаются всё тем же тихим звоном – и мне кажется, что эти мелодичные звуки издаёт моя душа, отзываясь на шорох её лёгких шагов.

Чувствуя, как сердце заходится в груди, словно бешеное, я иду за ней – мне уже нет никакого дела, кто она и откуда явилась – женщина она, демоница или видение, что растает клочками тумана – я готов следовать за ней куда угодно, позабыв об осторожности и долге.

Её улыбка сияет всё пленительней, а в движениях сквозит лёгкое нетерпение, будто ей самой мечтается как можно быстрее остаться со мной наедине – с радостью повинуясь этому зову, я делаю ещё один шаг, достигая опушки леса. Дева на мгновение скрывается за деревом, будто намереваясь поиграть со мной в прятки, и я спешу за ней – и обмираю от ужаса. Передо мной предстал обугленный череп, в темных провалах которого сверкают горящие жаждой крови глаза. Я хочу крикнуть, но захлёбываюсь собственной кровью, а глаза заливает мрак, стирая застывший в них образ чешуйчатого чудовища.


Примечания:

[1] Вестеш (венг. Vesztes) – прозвище воина означает «неудачливый» или «растеряха».

[2] Старик – его прозвище на венгерском звучит как Öreg (Эрег).


Следующая глава
2

Комментарии

Погасло сознание “неудачливого" романтика..
Спасибо!

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)