Предыдущая глава
Ирчи
Вернувшись к дому старосты, я уселся на крыльце и принялся без всякой цели таращиться в сгущающиеся сумерки. Хоть с той битвы, что едва не унесла жизнь Кемисэ, минуло уже несколько дней, я лишь сейчас почувствовал, что напряжение действительно меня отпустило. Одновременно с этим меня охватила смутная тоска, словно с разделением нашей группы завершится какой-то важный этап моей жизни, и я стану… взрослее, что ли. Пусть я и прежде считал, что возмужал, едва покинув отчий дом, теперь мне казалось, будто всё, что мне довелось пережить доселе, на поверку было ребячеством, а настоящие тревоги и ответственность мне лишь предстоят.
Пройдя прямиком к господину Нерацу, я привычно поведал спящему, подбросив кошель с серебром:
– Вот теперь и я разжился деньгами на дальнейшую дорогу, так что бедствовать нам не придется.
читать дальшеТо ли его сон был некрепок, то ли на самом деле он лишь лежал с закрытыми глазами – его веки тотчас дрогнули, и он слабым голосом отозвался:
– У меня есть средства. Тебе не придется тратить своё. – Несмотря на то, что его по-прежнему было едва слышно, мне показалось, что тот самый страшный хрип, будто его кто-то держит за горло, уже пропал. Я тотчас опустился на корточки, чтобы ему не приходилось напрягать голос, и повинился:
– Простите, я просто дурачился – думал, что вы спите. Надеюсь, я вас не разбудил? – В глубине души я надеялся, что он вновь коснётся моих волос, протянув руку – хотя зачем бы ему это делать?
Он лишь качнул головой, и тогда я рискнул спросить:
– Как вы себя чувствуете?
– Всё болит, – признался он, и по этим скупым словам можно было догадаться, что при подобных страданиях невольно жалеешь, что вообще остался в живых. Меня тотчас охватил стыд за то, что я где-то болтался, пока он лежал тут в темноте, не в силах заснуть.
– Жаль, что здесь нет той настойки, которую вы давали Феньо, – посетовал я. – Но я пойду спрошу, может, у Дару найдется что-то похожее…
– Не стоит, – выдавил он. – Лучше что-нибудь расскажи.
– Как вам будет угодно, – обрадовался я, что могу хоть чем-то услужить.
Быстро перебрав в памяти истории, я выбрал ту, что подлиннее, о приключениях сбежавшего из дому пятнистого козлёнка – если она не поможет господину Нерацу заснуть, то хотя бы отвлечёт. В моём повествовании козлёнок скакал по горам, перепрыгивая одну речку за другой, пока ему не встретилась столь широкая, что он не мог её одолеть, пошёл по берегу, обхитрив сперва желающего съесть его медведя, затем охотника, и наконец набрёл на дом живущей в лесу доброй старушки…
Закончив, я обнаружил, что Кемисэ по-настоящему уснул – во всяком случае, на мои тихие оклики он уже не отзывался – тогда я и сам устроился на лавке. Мне приснилось, что я, подобно герою моей сказки, карабкался по скалам, пока наконец не нашёл пещеру – глубокую и тёмную. Как ни страшил меня её непроглядный мрак, я зачем-то заходил всё дальше, и эхо моих шагов гуляло повсюду, словно окружившее меня крадущееся воинство. Не видя ни зги, я вытянул руки, чтобы не натолкнуться головой на преграду, и в какой-то момент ладони и впрямь наткнулись на стену – но не холодную и влажную, как я ожидал, а сухую, шершавую, трепещущую жизнью.
Вздрогнув, я проснулся, едва не свалившись с лавки. За окном занимался рассвет, а из-за двери уже доносились голоса Вистана и Эгира. Как ни жалко было будить Кемисэ, я всё же опустился на пол перед лавкой и тихо окликнул:
– Господин Нерацу! Вы спите? Наши спутники пришли проститься.
Его глаза тотчас распахнулись, но их ещё туманил сон, так что мне пришлось повторить.
– Так скоро? – отозвался он с отголоском печали в голосе.
– Минула уже неделя, – словно оправдываясь за них, пояснил я. – А королевский суд…
От дальнейших пояснений меня спасло появление наших товарищей – уже в дорожной одежде, они стояли у двери, словно не решаясь приблизиться. Казалось, никто не знал, как начать, и в конце концов заговорил сам Кемисэ:
– Пусть в дороге вам сопутствует удача, – подозрительно сдавленным голосом произнёс он, – и пережитые опасности станут последними.
Не менее расстроенный Эгир отозвался:
– Я надеюсь, что нам ещё доведётся увидеться, господин Нерацу.
– И я всем сердцем уповаю на то же, – вторил ему Вистан.
– Боюсь, что этому едва ли суждено случиться, – выдавил Кемисэ. – Но это стало бы для меня величайшим счастьем.
– Как я ни жалею о том, что вы не можете ехать с нами, господин Нерацу, – произнёс Вистан, – меня хотя бы отчасти утешает то, что без нас вы будете в большей безопасности.
Я хотел было заметить, что, исходя из этих соображений, с ними не стоило пускаться в путь и Инанне, но промолчал – в конце концов, ей по пути с Вистаном и Эгиром, а нам – нет.
Я бы с радостью проводил их хотя бы до следующей деревни, но меня всё время тянуло назад осознание того, что Кемисэ, должно быть, после этого прощания чувствует себя особенно одиноким – во всяком случае, я бы именно так себя и ощущал – так что, дойдя до окраин деревни, я принялся за окончательное прощание. Когда мы обнялись напоследок, Вистан неожиданно бросил:
– То, что я говорил – не пустые слова: будь моя воля, я бы остался здесь навсегда. В этой деревне мы нашли передышку, которой нам так не доставало – жаль, что она оказалась слишком краткой.
Глядя вслед удаляющимся спутникам, я поневоле задумался о том, что мне всегда казалось, будто счастливы лишь уходящие, а на долю провожающих приходятся одни сожаления да тревоги; сегодня же я впервые ощутил, что и остающийся может быть счастлив, если его воля к странствиям ослабла – тем паче, когда есть, ради кого оставаться.
***
Вернувшись, я столкнулся с Дару – тот тащил новую лохань и связку бинтов. При виде меня он устало бросил:
– Что-то ты рано вернулся – я думал, не упустишь возможности прогуляться.
– Я решил, что здесь я нужнее, – обиженно возразил я. – А до крепости наши спутники и без меня доберутся.
– Твоё дело – отвести господина из твердыни куда ему угодно, когда он поправится, – отстранённо промолвил талтош. – А до той поры это не твоя забота.
В его словах мне почудился отголосок моих собственных, когда я бросил Эгиру: «Мне за это хотя бы заплатят», – и, словно устыдившись их, я взмолился:
– Я ведь правда могу помочь – просто подскажите мне, что делать!
Казалось, он заколебался, оглядывая меня испытующим взглядом. Наконец он спросил:
– Тебе раньше доводилось ходить за больными?
– Разве что за хворой скотиной, – признался я. – Ну и ещё, когда сестренка недужила, я матери помогал…
Казалось, Дару готов был махнуть на меня рукой, но все же милостиво дозволил:
– Если действительно хочешь помочь, то ступай за мной. Но учти, что это непростая задача, не каждому под силу.
В ответ я ограничился кратким:
– Постараюсь, – думая, что это едва ли может быть хуже, чем оказаться лицом к лицу с человеком, который собирается тебя убить.
Я тотчас понял, насколько сильно ошибался в этом, когда принялся помогать Дару менять повязки – от меня и требовалось-то всего, что только приподнимать твердынца, пока талтош отматывал полоски ткани, а потом отмачивать присохшие к ране бинты, но в итоге у меня по щекам текли слёзы, в то время как Кемисэ держался молодцом, хотя я-то чувствовал, как он вздрагивает всем телом при каждом движении, словно к коже прикладывают калёное железо, а не чистую льняную ткань. Стоило мне приподнять его, чтобы Дару мог наложить повязки, как Кемисэ неожиданно закашлялся, выплёвывая на простыню сгустки крови. По правде, мои руки не разжались лишь потому, что я обмер от ужаса, уставясь, словно зачарованный, на крохотные пятнышки, усеявшие и мой рукав. Вид у меня наверняка был тот ещё, потому как Кемисэ, бросив на меня воспалённый взгляд, прохрипел:
– Уйди!
Пусть у меня внутри всё и впрямь обмякло от этого зрелища, подчиняться этому велению я не собирался. Дару неожиданно поддержал меня, протянув мне тряпицу, и как ни в чем не бывало произнёс:
– Это хорошо – от крови в груди надо избавляться.
Кемисэ вновь закашлялся, но на сей раз я не растерялся – вытер окровавленные губы, смахнул сгустки с простыни и подстелил чистое полотенце.
Пусть помощи от меня было всего ничего, по окончании этой немудрёной процедуры руки у меня тряслись, будто я полдня карабкался по отвесным скалам, а в груди болело, будто это я заполучил стрелу заместо твердынца. Сам он, выпив какого-то сонного настоя Дару, благополучно почивал на чистой постели, но, хоть простыни и даже мою испачканную рубаху забрали в стирку, в комнате по-прежнему витал запах крови.
По правде, я уже и сам не знал, сожалею ли о том, что напросился лекарю в помощники, однако меня немало порадовало то, что он, вместо того, чтобы спрашивать, не собрался ли я на попятную, велел напоить твердынца отваром для отхаркивания оставшейся крови, когда тот проснётся: теперь я мог тешить себя иллюзией, будто и я принимаю хоть какое-то участие в его выздоровлении.
Можно было подумать, что все эти кровавые повязки и прочие тяжелые вещи отвлекут меня от всяких недостойных мыслей, но не тут-то было. Даже сейчас, когда я без сил сидел на своей лавке, глядя на его мирно почивающее измученное тело, больше всего мне хотелось вновь согреть его руки своим дыханием, одним касанием стереть отголоски боли с его лица, зарыться пальцами в волосы, которые я недавно заплетал – по правде, именно это я и отважился бы сделать, если бы не боялся его разбудить.
***
Первым, что он спросил, проснувшись поздним вечером, было:
– Эгир, Инанна и Вистан правда ушли? – Когда я кивнул, он добавил: – Я думал, что мне это приснилось…
– Это хорошо, – вырвалось у меня – в тот момент мне подумалось, что славно, если болезненная перевязка и раздирающий грудь кашель также показались ему не более чем сном. – Дару велел выпить это. – Я поднёс чашу к его губам, поражаясь тому, как поменялись наши роли – ведь прежде он врачевал, вливая в меня всякую бурду.
Как и предполагалось, вскоре он зашелся в приступе кашля. Готовый к этому, я прижал к его губам полотенце, которое тотчас окрасилось кровью, но на сей раз, к моему облегчению, её было куда меньше.
– Давайте-ка я помогу вам сесть, – предложил я. – Дару сказал, что уже можно…
– Не стоит тебе этого делать, – севшим голосом бросил он.
– Это ещё почему? – возмутился я. – Думаете, я вас не подниму? Ещё как смогу – вы как пушинка, особливо теперь, когда совсем с тела спали! Помнится, я и на спине вас таскал, и вы тогда не особо возражали! – С этими словами я решительно подхватил его под плечи привычным уже движением и, сперва повернув на бок, осторожно усадил, придерживая за спину. – Вот видите – мне это даётся не хуже Дару, – всё ещё сердито добавил я.
– Ты не понимаешь, – его голос дрогнул. – Дару – чужой человек, а ты… не хочу, чтобы ты всё это видел.
– Я видел, как вырезали куски из твоей спины, – вырвалось у меня, и я в свою очередь почувствовал, как предательски сдавило горло. – А это зрелище было куда как хуже. – Стиснув его плечи, пожалуй, сильнее, чем нужно, я прижался лбом к выбившимся из косы прядям. – Ты жив, и я хочу это делать именно потому, что ты мне не чужой.
– Лучше бы мне умереть, – всхлипнул он – теперь уже обливались слезами мы оба. – Я не чувствую правую руку – кому я теперь такой нужен?
– Мне нужен, – заверил я. – На мой заработок я вполне могу прокормить двоих, будем странствовать вместе… Если горы тебе уже осточертели, есть ведь и степи, и леса, и долины… – Я замолчал, осознав, что несу полную чушь – зачем ему, принцу, мои жалкие гроши? Даже останься он на всю жизнь калекой, едва ли ему придётся в чём-нибудь нуждаться. Однако, вместо того, чтобы меня окоротить, он шепнул лишь:
– Правда?
– Конечно, – отозвался я. – Поедем далеко-далеко, увидим столицу, навестим Вистана, Эгира и Инанну… Да и вообще, Дару сказал, что всё будет в порядке – и рука твоя заживёт, будешь к весне как новенький…
Сам не знаю, что за ерунду я плёл, расписывая все прелести грядущего путешествия, которое существовало единственно в моём воображении. Мои собственные мечты о небывалых странах выливались в причудливые формы, в которых недоставало лишь одного – героических битв, коих так жаждала моя детская душа: теперь сражениями я был сыт по горло, да и Кемисэ наверняка тоже.
В какой-то момент мне показалось, что он задремал, и я попытался осторожно уложить его на постель, но, видать, сделал что-то не то: Кемисэ застыл, скривившись от боли, и разразился тяжёлым, глухим кашлем. Но хоть моя неумелая возня не помогала делу, лишь причиняя Кемисэ лишние страдания, меня не оставляло чувство, что мои усилия не пропадают даром, так что, хоть я вновь изрядно вымотался, на душе было куда как легче. Когда я наконец вновь уложил Кемисэ на постель – его глаза уже слипались от новой порции сонного отвара – я попросил:
– Можно, я полежу рядом? Так, вроде, и теплее…
Он лишь едва различимо кивнул в ответ, но для меня не требовалось иного разрешения: примостившись на краешке лавки, как был, в одежде, поверх одеяла, я тотчас заснул, думая о том, что еще мне не доводилось засыпать столь счастливым – разве что давным-давно…
Следующая глава
Комментарии
Спасибо 💙