Предыдущая глава
Пожалуйста, обратите внимание, что в начало 43-й главы мы вставили НОВУЮ часть от лица Левенте 😉
Леле
После нашего разговора ни корха Кешё, ни кто-либо другой больше не появлялся у меня в камере, так что уже который день моё одиночество нарушает лишь молчаливый стражник, что дважды в сутки приносит мне еду и питьё, да хитрый и осторожный грызун — чёрная крыса, чья шкурка так хорошо сливается с темнотой, что я замечаю лишь насторожённо сверкающие красным глазки, когда она выходит из щели в стене, чтобы полакомиться моей едой. Крысы мало в ком вызывают приязненные чувства, и всё же я не возражаю против её ночных похождений — ведь они вносят в мою жизнь хоть какое-то разнообразие, потому всё, что мне здесь остаётся — это расхаживать по камере, прислушиваясь к доносящимся со двора звукам и думать.
В первые дни заточения я пребывал в каком-то оцепенении, как человек, который так долго шёл к своей цели, что, достигнув её, уже не знает, что делать дальше, — а потому даже не замечал, как дневной свет сменялся ранними сумерками. Однако теперь дни тянутся нескончаемо долго — кажется, что у меня гудит и в голове, и в руках и ногах от неуёмной жажды хоть чем-то заняться — вот бы мне столько сил тогда, когда они были нужны мне больше всего — в самом начале нашего путешествия, когда со мною приключилась та злосчастная хворь…
читать дальше***
…С самого моего вызволения из замка Ших моё тело сделалось для меня обузой, узилищем, в котором я был заточён взамен своей прежней клетки — но никогда я не сознавал этого так отчётливо, как тогда, когда впервые слёг на пути в Альбу-Юлию. Прежде, как бы ни ломило у меня спину, мне всегда удавалось подняться на ноги, пусть и наваливаясь всем весом на костыль, а теперь любое движение причиняло нестерпимую боль, руки и лоб будто налились свинцом, так что я был не в силах оторвать их от меховой полости.
Хоть я продолжал уверять Эгира, что не стоит ради этого прерывать путь — ведь я могу ехать и так, а в дороге я быстро оправлюсь — лицо моего старого друга становилось всё более встревоженным. Наконец он не выдержал — пощупав мой лоб, заявил:
— С таким жаром вы не то что до Грана — до Бихора живым не доберётесь. Тут уж как хотите, а придётся нам найти постоялый двор и там обождать, пока не поправите здоровье.
— Зачем же останавливаться на постоялом дворе? — вмешался ювелир Саболч, наш добрый попутчик. — В моём доме молодому господину не будет недостатка в заботе! — покачав головой, он с непритворным сожалением в голосе добавил: — Молодые люди часто не обращают внимания на такие хвори, почитая их пустяком, а ведь они для них иной раз опаснее, чем для нас, стариков…
Итак, мы приняли приглашение нашего благодетеля. Я искренне верил в то, что, отлежавшись пару дней, наберусь сил и тут же продолжу путь. Я до сих пор не знаю, правильно ли поступил тогда, согласившись на это приглашение, которое так сильно повлияло не только на мою жизнь, но и на судьбу тех, кого я, сам того не желая, впутал в свою авантюру. Ведь, откажись я тогда, из-за моего безумного замысла не пострадали бы ни господин Нерацу, ни Эгир… ни Инанна.
***
С самого первого дня ухаживать за мною взялась невестка хозяина, госпожа Инанна, и я не понимал причину грустной нежности в её глазах, пока не узнал, что её молодой муж всего-то год назад сгорел от лихорадки, простудившись в дороге; возможно, глядя на меня, она вспоминала, как не смогла выходить его. Разумеется, я стремился причинять ей как можно меньше беспокойства: стараясь не показывать, каких трудов мне стоят самые обычные движения, я пытался развлечь её разговором, чтобы хоть чем-то отблагодарить за заботу. По правде говоря, это не стоило мне больших усилий — казалось, при виде Инанны улыбка возникает сама собой, как и желание говорить о чём-то светлом и радостном, покамест отложив все мрачные помыслы.
Даже понимая, насколько это неуместно, я не мог не любоваться красотой и статью этой женщины — никогда прежде мне не доводилось видеть столь благородных черт лица, поневоле притягивающих взгляд, таких чудесных ореховых глаз, будто светящихся изнутри, шелковистых густых ресниц и чёрных кос, блики на которых мерцали подобно россыпи звёздной пыли. Катая на языке её чужеземное имя, которое так ей подходило, я заранее думал о том, как буду повторять его годы спустя.
Украдкой следя за каждым её движением, я малодушно сожалел о том, что моё пребывание в этом городе будет столь кратким, ведь близость Инанны позволяла мне хотя бы ненадолго забыть о ежечасно терзающей меня досаде на своё немощное тело, которое столь вероломно подвело меня в самый неподходящий момент.
Наконец усилия добрых хозяев, не жалевших для меня ни времени, ни ласки, ни целебных снадобий, принесли свои плоды — жар совсем спал, да и терзающая спину боль по временам притуплялась, так что я уже мог без посторонней помощи вставать с постели. Эгир явно испытывал при этом двойственные чувства: с одной стороны, он был рад тому, что болезнь отступила и я вновь набираюсь сил, а с другой стороны, ему было совсем не по душе, что, едва встав на ноги, я тут же начал поторапливать его со сборами, упрекая:
— Отчего ты до сих пор не подыскал для нас проводника? Я ведь говорил тебе, чтобы ты занялся этим сразу!
— Уже тогда никто не желал держать путь через Бихор, — отговаривался Эгир, — а сейчас и подавно! Все как один твердят, что наступает пора, когда никто не совершает таких переходов, надобно ждать весны!
В глубине души подозревая, что Эгир в поисках проводника был не слишком усерден и настойчив, я ответил, что подумаю над этим — при этих словах мой старый друг приободрился, по-видимому, решив, что я близок к тому, чтобы отказаться от идеи выступить в путь немедля — однако у меня на этот счёт были свои соображения.
Стоило выйти Эгиру, как ко мне зашла Инанна, которая принесла мне обед. Я лишь поблагодарил её, принявшись за еду: хоть обычно я сразу пытался вовлечь её в разговор, на этот раз все мои мысли были всецело поглощены новым затруднением, что встало на моём пути.
Однако, даже видя это, Инанна не торопилась покидать меня — присев рядом, она заговорила сама:
— Я слышала ваш разговор с Эгиром — вы всё же собираетесь в Гран, даже в такое время?
— Увы, я не могу ждать до весны, — отозвался я. — Будь это в моей воле, я бы куда охотнее задержался в этом прекрасном городе — пусть я почти его не видел, он мне уже полюбился по вашим рассказам — но господин, что пожелал меня нанять, не потерпит промедления.
Инанна вздохнула, затем, словно на что-то решившись, начала:
— Как бы ни был хорош этот город, уже ставший для меня родным, каждый день пребывания здесь причиняет мне подлинную муку, ведь сердце влечёт меня в Гран.
Когда я воззрился на неё непонимающим взглядом, она продолжила:
— Ещё до того, как господин, захворав, попал в наш дом, я получила весточку из родных мест — я ведь говорила, что родом из Грана?
На это я лишь кивнул — Инанна мельком упоминала о том, что её отец — плотник при дворе кенде.
— Брат передал мне через знакомого, что мой отец с лета хворает, и ему хуже с каждым днём. С тех пор тревога за отца тяжким камнем легла мне на сердце, ведь каждый день может стать для него последним — я даже не знаю, жив ли он ещё…
Теперь-то я понял, что причиной порой овладевающей Инанной грусти была не только тоска по безвременно ушедшему мужу. Я и сам лишился родителей, а потому мог понять, какую боль она испытывает в этой вынужденной разлуке с родными, когда ей важнее всего быть с ними рядом.
— Матушка покинула нас семь лет назад, с тех пор я заботилась о младшем брате и сестре, пока не вышла замуж, — продолжила Инанна. — Мне уже тогда горько было покидать их, но, пока батюшка был здоров, они не ведали горя, а теперь брату стало тяжко управляться и с работой, и с хозяйством, и с заботой о больном отце. Если бы я только могла обернуться птицей, чтобы увидеть их всех хотя бы ненадолго и утешить… — При этих словах Инанна горестно покачала головой. — Едва получив весть от брата, я хотела ехать немедля, едва ли не в тот же день, но свёкор со свекровью принялись меня отговаривать: мол, разве можно женщине ехать одной так далеко с незнакомыми людьми — и всё-таки упросили меня обождать, пока в Гран не соберётся кто-то из хороших знакомых. Я знаю, что они всем сердцем за меня радеют, и всё же впервые я с неохотой подчинилась их воле…
— Ваши батюшка и матушка правы, — горячо заверил её я. — Я верю, что вы скоро сможете увидеться со своими родными, а здоровье вашего батюшки, быть может, уже пошло на поправку, так что он будет вдвойне рад встрече с вами…
— Я тоже на это уповаю, — тепло отозвалась Инанна, — тем более, что теперь у меня появилась надежда. — Сложив руки на коленях, она, глядя мне в глаза, попросила: — Господин Вистан, будете ли вы столь милостивы, что согласитесь взять меня с собой в Гран?
Я был столь поражён этой просьбой, что сумел вымолвить лишь:
— А как же ваши батюшка с матушкой — согласятся ли они на это?
— Узнав о том, что господин едет в Гран, куда так стремлюсь и я, хорошенько всё обдумав, я вновь обратилась к родителям мужа, прося отпустить меня с вами — ведь вы не чужие люди, — улыбнулась Инанна. — Батюшка уже в дороге успел с вами сдружиться, сразу сочтя вас достойнейшим человеком. Матушка сперва колебалась, но, лучше узнав вас и Эгира, и она поверила заверениям свёкра о том, что вы — честные и порядочные люди, которым можно без опаски доверить самое дорогое — так они мне и сказали.
Видя мою растерянность, Инанна истолковала её по-своему и принялась уверять:
— Господин Вистан, я не доставлю вам в пути никаких неудобств — ведь я привычна к самой разной работе и к тяготам пути. К тому же, я смогу заботиться о вас, если вы опять захвораете! Обещаю, что вы ни разу не пожалеете, если согласитесь взять меня в попутчицы!
— Однако дорога в такое время и впрямь опасна… — произнёс я, не зная, как дать ей понять, что я сам представляю куда бóльшую опасность, чем любой незнакомец.
— Но ведь вас это не останавливает, — горячо возразила Инанна. — А причины, что влекут меня в Гран, обладают не меньшей силой, чем ваши. Конечно, я пойму, если вы откажетесь, — заверила она под конец — но смирение, с которым она это произнесла, окончательно сломило моё сопротивление.
— Я не стану возражать, если вы полны решимости идти в Гран вместе с нами, — вырвалось у меня. — Хотя я по-прежнему считаю, что госпоже следовало бы дождаться весны и избрать в спутники более надёжных людей, чем калека и его старый слуга…
Однако лицо Инанны тотчас озарилось таким счастьем, что у меня больше не осталось сил на возражения — к тому же, в глубине моей души также всколыхнулась радость: ведь скорый отъезд больше не сулил мне разлуку…
— Вот только, боюсь, мы столкнулись с одним препятствием, — припомнил я. — Эгир говорит, что везде искал, но нигде не смог найти проводника, который согласился бы вести нас через перевал в такую пору…
Однако Инанну это вовсе не смутило:
— Мне кажется, я могу помочь вам с этим затруднением, — лукаво улыбнулась она. — Обождите немного, я скоро вернусь к вам с ответом.
***
По всей видимости, Инанна тут же поспешила поделиться этой вестью со свёкром и свекровью, потому что вскоре хозяин Саболч зашёл, чтобы поблагодарить меня.
— Превыше всего мы все желаем, чтобы Инанна вовсе никуда не уезжала, — поделился он. — Но, как бы ни мила она была нам, я понимаю, что теперь мы мало что можем ей предложить — тем более в такое трудное для её семьи время. Конечно, всем нам было бы спокойнее, если бы она не торопилась так с отъездом, но, если уж на то пошло, о более надёжном и почтенном спутнике для неё мы бы и мечтать не могли, ведь я убеждён, что в вашем обществе ей не грозит никакая опасность.
Разумеется, я тут же заверил его, что нам общество госпожи Инанны только в радость, и, само собой, мы сделаем всё возможное, чтобы дорога до родного дома для неё стала лёгкой и быстрой, но при этом меня впервые посетили угрызения совести: ведь этот человек, так много для нас сделавший, не имел ни малейшего понятия о том, что мы — совсем не те, за кого себя выдаём. Но я тут же подавил эти мысли, убеждая себя, что и впрямь сделаю всё от меня зависящее, чтобы Инанна в пути не испытала ни малейшего неудобства.
По правде говоря, я опасался, что Эгир не одобрит моё решение взять Инанну с собой, почитая это одной лишь блажью, которая может послужить причиной задержек или иных трудностей, но он только пожал плечами:
— Почему бы и нет — это и вправду хорошая возможность сделать доброе дело для наших хозяев, которые так нам помогли. К тому же, — прищурившись на меня, добавил он, — мне кажется, что у госпожи Инанны лёгкая рука — благодаря её заботе вы пошли на поправку на удивление быстро.
— Да, так что тебе будет меньше хлопот, — радостно добавил я. — Хотя, разумеется, я надеюсь, что больше не расхвораюсь так, что за мной придётся ухаживать…
Тогда я искренне верил в то, что у нас есть все шансы добраться до Грана целыми и невредимыми, избежав всех опасностей.
***
Когда я на следующий день увидел Инанну, по её заговорщической улыбке я сразу понял, что она уже приступила к осуществлению своего плана.
— Благодаря тому, что моему свёкру часто приходится путешествовать по делам, он знаком со многими людьми, которые сопровождают караваны, — с радостно сияющими глазами начала она. — Сегодня мы вместе со свёкром сходили к нескольким таким проводникам и, хоть в ответ на наш вопрос они повторили в точности то же, что вам сказал Эгир, один из них посоветовал нам обратиться к пареньку с необычным именем — Ирчи. Он сказал, что, поскольку у этого парня нет своего дома и семьи, он более лёгок на подъём. При этом тот проводник предупредил, чтобы мы не смотрели на его юные года — мол, несмотря на молодость, у него немало опыта, так что подчас он проявляет больше рассудительности и ответственности, чем другие проводники.
— И как же его найти, ежели у него нет своего дома? — тут же поинтересовался я.
— Нам сказали, что с конца осени по весну он обычно подрабатывает в лавке господина Анте. Свёкор пообещал мне завтра сходить туда вместе со мной, если его не отвлекут дела…
— Я сам мог бы сходить с вами прямо сегодня, — с плохо сдерживаемым нетерпением предложил я. — Конечно, если моё общество вас устроит… — поспешил прибавить я, сообразив, что это может показаться неуместным.
— Да, думаю, что так будет даже лучше, — улыбнулась в ответ Инанна. — Пожалуй, прогулка пойдёт вам только на пользу.
Её слова наполнили меня необычайным восторгом, который не оставлял меня на протяжении всей этой краткой вылазки. Казалось, что мы с Инанной — будто заговорщики, которых выгнало из дома не серьёзное дело, а желание прогуляться по городу в своё удовольствие. Я неторопливо брёл по улице, опираясь на руку своей прекрасной спутницы, и не отказывал себе в удовольствии хорошенько рассмотреть всё, что представало моим глазам, убеждаясь, что этот город и вправду настолько хорош, как представлялось мне по рассказам Инанны…
***
Разумеется, Эгир был вовсе не в восторге от того, что мы с Инанной наняли в качестве проводника какого-то юнца.
— Только ещё одного мальчишки нам и не хватало, — язвительно заметил он. — Не проще ли тогда обойтись вовсе без проводника? — впрочем, он тотчас пожалел о своих словах, когда я как ни в чём не бывало ответил:
— Да, можно и так — пусть дорога там и не самая торная, но едва ли мы на ней заплутаем.
Говоря так, я отнюдь не ставил себе целью напугать Эгира: по правде говоря, я уже преисполнился решимости поступить именно так, если не преуспею в поисках подходящего человека. Однако всё-таки перебираться через горы без проводника было несподручно: не говоря уже о том, что лучше держаться того, кто хорошо знаком с коварным нравом местных гор, а также знает уютные, не слишком людные места, чтобы остановиться там, проводник также будет сам договариваться о постое и плате за проход через мост или крепость, так что меньше вероятности, что кто-то запомнит нас с Эгиром.
— Ну ладно, пойду-ка я сам с ним потолкую, — сдался мой друг. — Если он дельный парень, то так и быть, а если на него нельзя положиться — так вам и скажу.
По счастью, беседа с Ирчи вполне удовлетворила Эгира — или он, как и я, решил, что лучше неопытный проводник, чем вовсе никакого.
— Главное, что сам парень с гор, — приговаривал старый воин. — А значит, это у него в крови. Хотя не больно-то мне по нраву его самоуверенность — да и немного почтительности ему бы не помешало.
— Опять ты забываешь, дядька Эгир, — со смехом отозвался я, — что теперь ты — простой слуга.
— Но ему всё же следует проявлять уважение к старшим, — не унимался старый воин, не в силах смириться с подобной дерзостью на устах мальчишки.
***
На лице Ирчи, который зашёл к нам на следующий вечер, было написано столь мрачное выражение, что я тут же встревоженно спросил:
— В чём дело? Ты же не вздумал отказаться от нашей договорённости?
— Я-то не вздумал, — со вздохом бросил он, опускаясь на лавку. То, что он сел, несколько успокоило меня, ведь это значило, что едва ли он пришёл, чтобы сообщить об отказе — быть может, предложенная плата показалась ему недостаточной, или какие-то обстоятельства требуют отложить отъезд? — Но я должен спросить господина, — продолжил Ирчи, — не станет ли он возражать, если с нами поедут ещё трое господ, также желающих пересечь перевал?
— Кто эти господа? — тут же потребовал Эгир, насторожённо подобравшись.
— Вы ведь помните, где мы с вами встретились? — уклончиво начал Ирчи, из-за чего моё нехорошее предчувствие лишь окрепло.
— К сожалению, я плохо знаю город, — стараясь не выказывать волнения, ответил я. — Нам сказали справиться в лавке господина Анте, но больше мне об этом ничего не известно.
— Да, вы же нездешний, — согласился Ирчи и, опираясь локтями на колени, склонился ко мне. — Здесь все знают, что семья почтенного господина Анте занимается весьма необычным ремеслом — однако ничего бесчестного в этом нет, — поспешил заверить он при виде того, как нахмурился Эгир. — Семья господина Анте испокон веков привозит кенде дань из Твердыни — а также поставляет твердынцам всё, что им требуется.
— Я слышал об этом, — кивнул я. — И что же, нас будут сопровождать люди, везущие сокровища Твердыни? — При этом я подивился про себя, до чего причудливыми бывают повороты судьбы: когда я в детстве слушал рассказы о твердынцах, таинственном и загадочном племени, о которых толком никто не знал, люди ли они или чудовища, мог ли я подумать, что когда-нибудь соприкоснусь с ними так близко?
— Берите выше, — просто ответил Ирчи. — Одному из господ-твердынцев вдруг понадобилось перебраться к сородичам в Цитадель, что в Тертре — вот его-то мне и велено сопровождать, мне да двоим сыновьям господина Анте. — Заметив, как переглянулись мы с Эгиром, он добавил: — Само собой, вы вправе отказаться, если вам не по душе подобный попутчик, но я немало сил потратил на то, чтобы убедить хозяина Анте, что вы будете этому господину Нерацу достойными спутниками. А если вы боитесь, что он какое-то неведомое чудо-юдо, то ничего такого и близко нет — на вид он совсем как мы с вами.
Эгир еле заметно кивнул мне, и я с улыбкой заверил Ирчи:
— Отнюдь, мы почтём за честь общество господина из Твердыни и его добрых спутников. Можешь заверить их, что мы ни в чём не стесним наших будущих попутчиков.
Успокоенный тем, что мы пришли к согласию, Ирчи обговорил с нами все заготовленные им припасы, после чего отбыл.
— Подумать только, а я думал, что живущие в Карпатах драконы — не более чем сказки, — задумчиво бросил я, когда он ушёл.
— Завтра вы сможете увидеть эту сказку воочию, — хмыкнул Эгир.
— А ты, как я посмотрю, не особенно удивился, — заметил я. — Тебе ведомо о них больше, чем мне?
— Я не особенно много знаю о твердынцах, — неторопливо ответил старый воин, — но сейчас припоминаю, что мне доводилось слышать об этой семье, о которой упомянул паренёк. Они всего лишь простолюдины, однако удостоились чести перевозить несметные богатства — при этом не то что простые грабители, а даже те из числа дворян, что не брезгуют грабежом, не осмеливаются их тронуть, потому как они пользуются милостью кенде — и своих покровителей, которых люди боятся даже поминать вслух. Да и сами они не промах, раз всего этого добились, так что, пожалуй, нам и впрямь на руку иметь подобных попутчиков…
— К тому же, для всех посторонних мы будем не более чем сопровождающими господина из Твердыни, — рассудил я. — Чьё внимание привлечёт какой-то там горбун, когда рядом с ним обретается живой дракон?
***
Слова Ирчи поневоле возбудили во мне почти мальчишеское любопытство — я всё думал, какой он, этот дракон? Теперь я почти боялся, что завтра наш проводник скажет: мол, господин из Твердыни передумал, мы поедем без него, как и уговаривались с самого начала.
Однако утро меня не то чтобы разочаровало, но изрядно удивило — прежде всего тем, что все наши новые попутчики были на удивление молоды.
Члены таинственной семьи Анте, в противоположность ожиданиям, держались без малейшей отчуждённости — старший из братьев, Верек, вполне дружелюбно поприветствовал нас и, перегрузив вещи, принялся поторапливать младшего — Феньо, который спросонья бурчал, двигаясь через силу, будто не отправлялся в путь с важным поручением, а спозаранку ехал с родителями на рынок. Глядя на него, я невольно сравнивал его с Ирчи, который по деловитости и вниманию к деталям не уступал Эгиру — а заодно и с собой: неужто, не случись со мной беды семь лет назад, сейчас я мог бы быть таким же беспечным?
Что до легендарного твердынца, то он держался так незаметно, что поначалу я вообще не заподозрил, что это и есть наш чудесный спутник — худой и тихий, он кутался в плащ, стоя в стороне, но при этом нет-нет да поглядывал в нашу сторону. По правде говоря, я даже задумался было, правда ли всё то, что рассказал нам Ирчи, или это просто бесцельное мальчишечье хвастовство.
Однако всё это лишь ещё сильнее меня заинтриговало — если бы не явное стремление твердынца держаться особняком, я бы не удержался от того, чтобы завязать с ним разговор. Мне не терпелось узнать, так ли обыденно звучит его голос, как выглядит он сам — но пока что у меня были все основания считать, что господин Нерацу немой.
Цинеге
Встали мы ещё затемно, когда за дверью землянки царила кромешная тьма, так что я поневоле ёжился, с неохотой думая о том, что придётся уходить от ещё теплящихся углей очага в стылую предрассветную тьму. Акош с самого утра так сурово хмурил брови, что Юлло взглянул на него с удивлением, предположив:
— Что, дурно спалось? — на что мой товарищ наградил его таким взглядом, что тот больше не решался ничего спрашивать, спускаясь в столь же угрюмом расположении духа.
Я отлично понимал, что Акош при Юлло ни слова ни скажет, и всё же от его молчания становилось не по себе даже мне, так что я еле удерживался от того, чтобы нарушить эту гнетущую тишину, сказав хоть что-нибудь, но в итоге лишь то и дело поводил плечами, разгоняя кровь.
Наш провожатый был уверен, что теперь-то мы вместе с ним вернёмся в Варод, однако Акош сказал ему, что у нас остались кое-какие дела в деревне и я согласно кивнул. После того, как Юлло ушёл, мы не сговариваясь двинулись к дому талтоша.
Казалось, угрюмое настроение, овладевшее нами на спуске с горы, повлияло и на деревню — серое небо нависло над голыми деревьями и плетнями, будто грозило раздавить убогие домишки.
Едва увидев нас, староста отослал бывшего при нём сына со словами:
— Ступай, проверь, задали ли корм скотине.
— А ты, отец? — встревоженно отозвался тот.
— Ты же видишь, у меня дела с господами, — велел староста, нахмурившись. — Так что поторопись!
После этого его сын мигом выскочил во двор — Акош покосился ему вслед, но ничего не сказал.
Усевшись за стол, мой товарищ без околичностей начал:
— Нам известно, что в вашу деревню недавно приходили люди со стороны перевала — и я говорю не про тех, кого здесь нашли мёртвыми. Сперва они пытались пересечь реку выше по течению, но верёвки моста обрубил тот, кто не желал, чтобы они ускользнули, а самим им наладить переправу не удалось. Тогда они были вынуждены спуститься к мосту, но там наткнулись на засаду, так что им пришлось пробиваться с боем. Каким-то чудом им это удалось, но при этом они сами пострадали и обратились к вам за помощью. — Хоть меня немало удивило, сколь складное объяснение произошедшему умудрился выстроить Акош на основе наших смутных догадок, я старался не подавать вида. Наконец он задал тот самый вопрос, ради которого мы сюда и приехали: — Один из них был горбуном?
Видя, что староста колеблется, я решил поддержать своего товарища:
— Мы уже сполна наслушались того, что сюда не заходила ни одна живая душа — как по мне, так для бестелесных духов ваши гости оставили по себе слишком много следов.
Покосившись на меня, Акош добавил:
— Для меня не имеет никакого значения, люди это, духи или сам эрдёг — меня интересует только одно: был ли здесь горбун.
— Раз вы и сами всё знаете, что изменят мои слова? — после краткого молчания отозвался Дару. — Одна волна идёт за другой волной, и обе они, что бы ни встало на пути, достигнут берега.
— Кто он? Вернее, как он называл себя? — раздражённо прервал его Акош.
— Есть ли смысл спрашивать имя у волны? Вот я и не справлялся, — кратко отозвался талтош.
— Что ж, будь по-твоему… — пробурчал Акош в усы, и я в который раз поразился его долготерпению. — Так кто пришёл с ним?
— Их было четверо — трое мужчин и женщина, — поведал Дару с таким спокойствием, словно это была обычная беседа.
— Почему же твои сельчане ничего о них не помнят? — не удержавшись, спросил я.
— Я им сказал, — просто ответил талтош, никак не пояснив своё распоряжение.
— Так что же, ты скажешь, Коппаня убили те трое, что были с горбуном? — вновь взялся за него Акош.
— Коппаня убил человек, который служит горбатому господину. Вы можете мне не верить, но это истинная правда.
Мы с Акошем поневоле переглянулись, после чего он, нахмурившись, припомнил:
— А остальных… пятнадцать — что, тоже он?
Дару покачал головой.
— Были те, что стали попутчиками того господина по воле случая и были вынуждены защищаться.
Воздух словно содрогнулся, ведь нам обоим в голову пришло одно и то же.
— Кто же они такие? — не выдержав, потребовал Акош.
Однако Дару, прежде столь охотно отвечавший на наши вопросы, на сей раз отговорился:
— Вы скоро узнаете это сами.
— Куда они направились после? — Сидя рядом с Акошем, я заметил, как его рука стиснула рукоять сабли.
— Вы скоро узнаете, — повторил Дару и, переведя взгляд с Акоша на тускло светящееся окно, казалось, вовсе позабыл о нашем существовании.
Я был в полной уверенности, что теперь-то Акош уж точно пустит в ход силу, чтобы выбить из упрямого шамана всё, что тому известно и даже не известно — однако мой товарищ после продолжительного молчания поднялся с места:
— Что ж, тогда благодарим старосту за гостеприимство. Но должен вас предупредить, что скоро к вам пожалуют другие гости, что не чета нам — вместо того, чтобы задавать вопросы, они сами за вас же на них и ответят. Тут уж вам самим решать, как готовиться к их приезду.
Не дожидаясь ответа старосты, он вышел за дверь. Поспешив за ним, я проследовал по странно притихшей деревне — на прежде оживлённой улице не раздавалось ни единого звука, будто все разом попрятались по домам. Акош продолжал шагать вперёд с такой решимостью, будто вознамерился проделать так путь до самого Грана — я с трудом поспевал за ним, хоть был привычен к долгим переходам.
— Их было двое, — наконец нарушил я тяжёлое, как зимний туман, молчание.
Акош резко остановился, воззрившись на меня.
— Те «два братца», — напомнил я ему о своём открытии.
Мой товарищ испытующе на меня посмотрел.
— Они ведь… — я сглотнул, заставляя непослушный язык наконец произнести это вслух: — …не люди.
Но Акош, задумчиво глядя под ноги, рассудил:
— То, что тот мальчишка видел двоих, ещё ничего не значит. — Вновь подняв на меня взгляд, он сказал: — Нужно как можно скорее возвращаться в Гран.
Акош
Вернувшись в Варод, я нашёл Элека, чтобы сообщить ему:
— Поутру мы уезжаем, а заодно заберём тело Коппаня в Гран.
— А с остальными что делать? — почесал в затылке Элек.
— Их пока оставляем на тебя, — распорядился я.
— Повезло мне, ничего не скажешь, — ухмыльнулся ишпан. — Хорошо ещё, что сейчас зима…
— Время покажет, кому из нас повезло, — отрезал я. — Думаю, ты и без меня знаешь, что будет делать Онд…
При этих словах Элек стиснул зубы, тут же посуровев.
— Мой долг — следить за порядком во вверенных мне владениях. Если же с меня спросят, то и у меня будет, что спросить у мелека.
— Если что-то будет зависеть от меня — я уж постараюсь отвести от тебя и твоих людей карающую руку, — пообещал ему я.
— Благодарю, — кратко ответил Элек, — только смотри, сам не подставляйся.
Примечание:
В качестве названия мы взяли из Интернета шуточную поговорку о драконах, первоисточник которой, к сожалению, не нашли.
Следующая глава
Комментарии