Гранатовый13 читателей тэги

Помимо того, что вношу в стопку прочитанного, временами под настроение листаю-перечитываю сказки. Итальянские, Андерсена, Уайльда. И что-то меня недавно прям неотступно пронзило: "Рыбак и его душа", кажется, не просто "след влияния Андерсена", каковое отмечают, а прямая авторская зеркалка, диалог-полуспор с "Русалочкой" о ценности разного, и Любви как таковой, конечно. С ногами прями подсветочка получается.

Эдит Несбит «Пятеро детей и чудовище»

Томас Манн «Новеллы»

Иэн Макьюэн «Амстердам»

Генрих Бёлль «Глазами клоуна»

Джеймс Боуэн «Уличный кот по имени Боб»

Джеймс Боуэн «Мир глазами кота Боба»

Ги де Мопассан «Милый друг»

Ги де Мопассан «Жизнь»

В детстве, совсем детстве, т.е. исходно где-то до переезда, у меня была книжка Маршака. Среднего формата, в твёрдом переплёте, на простенькой бумаге, с чёрно-белыми вписанными в страницы иллюстрациями. Книжка была фоново белая с рисованным портретом автора за столом, а всё остальное пространство на обеих обложках и корешке. помимо белого верха, занимали рисованные же плотно заставленные книжные полки, по которым, кажется, скитались отдельные персонажи стихов. Форзацы у книжки были жёлтые с чёрным алфавитом. Как видите, я очень чётко её помню: она была мне, во-первых, очень дорога и через то зачитанна (до того, что целенькая обложка вся одно время жила отдельно, но загадочно, была не покоцана иначе), а во-вторых, уже много лет терзает меня своим таинственным исчезновением. Дело точно не в переезде, но куда она исчезла — я до сих пор иногда гадаю. Дело в том, что у нас сохранились даже некоторые тонкие бумажные книжки из детства (вот красный сборник сказок, где заглавной была сказка про Ивана-царевича и серого волка — совершенно точно из времён лет так четырёх) , поэтому вариант «посеять при этом книжку в твёрдом переплёте» не предствляется возможным.

В ходе борьбы за абстрактную концентрацию на неделе совершенно случайно решила повспоминать стихи Маршака. Теперь вот хожу и думаю, как могуча была моя книжка: то, что я помню из маршаковского неочевидного — всё из неё, но в инете в одном месте это найти невозможно. Из детских стихов, получается, там было практически всё длинное (иключение — перевод из Родари о династии лентяев, вот он мне достался в сознательном возрасте).

Хочу что-то написать о том, как читаю "Окаянные дни" вперемешку с "Воспоминаниями" и при этом не начать пост со слов "Бунин — душнила" или "Нифига себе, как человек связей в явлениях не видит из-за сословной морали"

Поэтому напишу, что получился забавный парадокс, с моей точки зрения: Бунин терпеть не мог Бабеля (но он вообще, за вычетом Толстого, который Л. Н., это важно, оплевал, кажется, почти всех, кого вспоминал, даже Чехову, которого он всячески выделяет, прилетел ушат негодования из-за пьес), а вот я сколько читала их обоих, столько замечала абсолютно общую и последовательно идущую через тексты страсть к ярким цветам, опоре на свет, и образно-оборотным рядам, создающим ощущение "изумруды и рубины осыпаются дождём", только у Бабеля с этим ещё соседствует рвущий, выворачивающий натурализм. Что-то от этого духа резкой яркости, есть ещё у Гумилёва (который тоже писал не так, по мнению Бунина). Бунин умеет и делает в сумрачност и вещественность, но где есть хоть какая-то возможность — оно прорезается, ну чтоб хоть звёзды сияли.

А, ещё одна вещь, поразившая прямо — в "Окаянных днях" есть фраза про "уехать куда-нибудь в Австралию" именно не в виде плана, а в той же интонации и контексте "мир долбанулся невыносимо", что и в твиттере.

Век прошёл, число сменилось, нихуя не изменилось.

Я раскопала у себя в шкафу сборник эстонских сказок "Двенадцать сестёр", перечитывала, радовалась, зацепилась мыслью выписать слово, которому дали довольно странный (как мне показалось, если сравнивать со сноской) перевод... И куда-то книжку дела, уже эн дней найти не могу и оч обижаюсь на себя через это. За диван, по традиции, вроде не роняла. Ну где-где-гдееее.

На волне нахлынувших воспоминаний снова взяла в библиотеке сборник "Белый медведь и бурый медведь" "Сказки народов России". Из него мне почему-то особенно запомнились северные, сейчас надо освежить.

А вообще, о чём это. Вот такие сборники, эхо более ранних разнообразных национальных подборок, многое мне показали. Все эти сказки я никогда не путала с ру, они очень-очень разные. И мне казалось, что это очевидно, что все такое разнообразное, не "это всё моё", а "мир такой большой, люди такие непохожие". Все эти старые книжки ещё более старых издательств (евпочя) рождали во мне любопытство к разнообразию.

Инода я думаю о том, насколько это на меня повлияло.

Сейчас, кстати, я не вижу такого в книжном, "цветные" книги сказок, если есть, то не такие разнообразные, у меня вот лежат жёлтая, розовая и бирюзовая, я в детстве расстраивалась, что там попадались одинаковые, это было как при собирательстве мелко-игрушек повторную найти вместо новой. А ведь они тоже уже не самые современные, хотя моложе тех внезапных сборников из глубин.

А вообще, по большей части сейчас я вижу стандартный авторский набор (ещё и в сокращениях нередко). Хммм.

Передовые газет были ужасны – лживые, кровожадные, заносчивые. Весь мир за пределами Германии изображался дегенеративным, глупым, коварным. Выходило, что миру ничего другого не остается, как быть завоеванным Германией. Обе газеты, что я купил, были когда-то уважаемыми изданиями с хорошей репутацией. Теперь изменилось не только содержание. Изменился и стиль. Он стал совершенно невозможным.

Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво.

... Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд – с обычными разговорами, которые я слышал и во Франции, и в Швейцарии, – о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед войной.

Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что войны хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие. Как всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об этом...

Он стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость.

(с) Эрих Мария Ремарк

Ждала выходных, чтобы заняться всякими делами@делать ничего не хочу.

Классика.

Не выспалась и темнеет раное ещё, из-за погодны в том числе. Хорошая погода, на самом деле, люблю такое выраженно-осеннее, но световой день в такое время кажется даже меньше, чем зимой.

Почитала ещё кусок "Таинственной истории Билли Миллигана", почти догрызла в масштабах всей книги. Цепляет и нравится, если по-простому, но торможу, плюс, некоторые части почему-то прям тяжело даются. Не так тяжело, как "Жажда жизни", которую я таки не смогла, но всё же.

Вообще, с обретением дивана вернула привычку читать (более-менее), но сейчас день короткий, а я всё не допинаю себя купить удлиннитель в зал для бра. Вот когда я это сделаю, я всё же допилю свой райский читательский уголок.

Алсо о диване: спонтанно постигла, наконец, принцип, сложить-разложить, в разложке он такой невероятно кайфовый, что подмывает переползти в зал. Но меня там замучают коты, поэтому на когда-нибудь (если планы-предложения осуществятся в итоге, диван мне может дополнительно оч пригодиться в т. ч. в режиме спального места

Здесь тоже видела, но потянуто в итоге с дайри, у Arlenne Lhermitte. Дубль в кои-то веки.

Запостите, пожалуйста, первое предложение (или несколько предложений из начала, если они короткие) семи самых любимых/впечатливших/няшных/грустных/каких угодно книг по своему вкусу.

1. «Отгорел закат и полная луна облила лес зеленоватым мертвенным серебром»

2. «С самого раннего детства и до глубокой старости вся жизнь человека неразрывно связана с языком»

3. «Был Эру, Единый, кого в Арде называют Илуватар; и сперва создал он Айнур, Священных, что явились порождением его мысли, и пребывали они с ним прежде, чем создано было что-то еще»

4. «Весною — рассвет.

Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром

облака тонкими лентами стелются по небу»

5. «Резкий ветер задул июль, как свечу, и над землей повисло свинцовое

августовское небо»

6. «Алексей Федорович Карамазов был третьим сыном помещика нашего уезда Федора Павловича Карамазова, столь известного в свое время (да и теперь еще у нас припоминаемого) по трагической и темной кончине своей, приключившейся ровно тринадцать лет назад и о которой сообщу в своем месте»

7. «Полетта Лестафье вовсе не выжила из ума, как полагали окружающие»