•| Подо льдами
Это произошло внезапно. До зимы оставались года, но уже на следующий день мороз рисовал на стекле призрачные следы рук. Мой герой в замерзающей реке неожиданно оказался скован ледяными прутьями. У него и шанса не было ухватиться за солнечный луч — он пошёл ко дну застывшим мертвецом. Я вряд ли узнаю: достигнет ли он предела. Но он точно был моим г е р о е м.
Мне все говорили об этом, а я воздвигала памятник за памятником, чтобы наверняка помнить о том, что этот человек не кто иной, как герой. Спустя годы у меня не осталось воспоминаний, чтобы опровергнуть или подтвердить это — были лишь памятники и какие-то знания. Идеализированный образ преподнёс ребёнку силу воли, чтобы карабкаться в будущее, но со временем превратился в сигаретный дым у могилы — вину и стыд. Шаги осуждались голосом в голове, оставалось лишь поднимать голову и молить о прощении серое небо, постепенно тающее в могильной тьме. Словно каждое решение принятое выросшим ребёнком было недостойно г е р о я. День за днём лились молитвы, отравленные слезами, злостью, отчаянием и скрытой надеждой, но герой всегда оставался безмолвен, изредка проникая во сны непонятным чёрным рогатым существом. В конце концов от желания угодить несуществующему небожителю дитя порвало связки на ногах, и они вряд ли теперь сделают шажки лёгкими и сильными. Голос в голове продолжал отравлять. Орган за органом. Особенно лёгкие. Голос был скрипуч и страшен, стеклянным и обманчивым. За ним скрывались пустота и страх перед тем, что на самом деле герой никогда ничего не говорил. Поэтому на суде я обвинила себя в создании и очернении его образа. Вина. "Если бы Настоящий Герой только знал о моих грехах и мыслях, и о том, что я с ним сделала, он никогда бы меня не простил".
Герой любил ноябрьскую женщину — в те времена, когда она ещё не приняла символ ноября. Я тоже её любила, но моя любовь имеет привычку остывать — или прятаться от меня самой. Точно не знаю. Но в конце того месяца образ мужчины, не дающего мне покоя, ушёл из моей головы. Будто в один день я лишилась и матери, и отца. Напоследок обращения к герою окрасились в сияние ноябрьского снега, холодное дыхание только наступившей зимы, ночную трассу и высохшие на щеках слёзы. Отправляясь с вокзала, я попрощалась с болезненной связью с мёртвым героем. Боль, глухие рыдания и сдержанная радость от того, что он мёртв. Потому что мёртвые не разочаровывают. Это делаем мы вместо них, пытаясь тщетно угадать их возможные мысли на наши поступки. Я никогда не думала, что, чтобы спастись от чувства вина за своё обратное совершенство перед ним, мне нужно будет потерять что-то важное в связи с этой женщиной. На тот момент у меня как будто не осталось ни любви, ни тоски, ни страха, а лишь ледяные лезвия в лёгких и горле. Нужно было признать бессмысленность своей жизни, сдаться и плыть по течению к обрыву.
Под эти льды не проникает солнце. Нам лучше с тобой жить в разных мирах. Или хотя бы быть подо льдами разных вод.
Ólafur Arnalds, Alice Sara Ott — Written In Stone
Комментарии