Лучшее за всё время
Шейла Дин, блог «Теория Цветов»
Пурпур и Изумруд в дружбе и романтических отношениях
Пурпур и Изумруд. Другое единство, казалось бы, противоположностей.
Как они могут вступить в дружеские отношения? С трудом, и я сейчас серьёзно. В старшей школе это обычно классический лидер класса и прилежный тихоня, которым совсем не до друг друга. Поэтому Пурпур и Изумруд, как правило, сближаются в более зрелом возрасте. Если речь об отношениях – это может быть не первый брак.
скрытый текстПурпур устанавливает формат общения, рамки и его общую направленность. Пурпур определяет, чем они будут заниматься, в какой компании и когда. Изумруд смотрит на всё это… и радостно скачет по проторенной мощными лапищами Пурпура тропке, либо тихо сидит в неприметном уголке, пока условия не придутся ему по вкусу.
Пурпур может почти всё. Однако, заставить Изумруд делать то, что тому не по нутру, он не в состоянии.
Дружеские отношения этих цветов – неплохая тренировка поиска компромиссов. «Окей, мы поедем в горы, но для начала покажи мне список необходимых вещей, а я пока проверю наши загранпаспорта. И неплохо бы обследоваться у врача» - типичный Изумруд. «Окей, я знаю, ты не любишь шумные застолья, но мне очень хочется, чтобы ты утёрла нос офисным клушам одним своим видом» - типичный Пурпур.
Да, Пурпур отлично умеет признавать сильные стороны окружающих. Изумруд же обычно обладает высоким уровнем «прокачки» внешности и хозяйственности, поэтому Пурпур будет им неиллюзорно гордиться.
«Познакомьтесь, мой муж – офигенный специалист», или «А это Лена – понятия не имею, как такая красотка ещё от меня не сбежала» - обычные фразы Пурпура.
«Я за ним, как за каменной стеной», «Она просто Мэрилин Монро со стальными причиндалами», «С ним не поспоришь» - обычные фразы Изумруда.
Изумруд любит быть ведомым. Но только в тех пределах, пока это не наносит ему урона, так или иначе. В этом случае Изумруд просто собирает вещи и тихо валит в закат – в отличие от Янтаря, он не вернётся, хоть что ты ему обещай.
Пурпур любит быть ведущим. Но только до тех пор, пока ему не садятся на шею. В противном случае он повозит проштрафившегося носом по немытым полам, грязной посуде, неухоженному виду… и всё его хорошее отношение как рукой снимет. Если Пурпур – единственный ведущий цвет, то общаться он теперь будет холодно-вежливо. И требовать бытовых «отработок» абсолютно открыто.
Справедливости ради – Изумруд забивает на быт только в том случае, если он уже неделю как умер или близок к тому. В противном случае он даже с температурой встанет и вымоет полы / пожарит котлеты, потому что болезнь – болезнью, а на уровне быта это сказываться не должно. У влюблённого Изумруда немного глючит инстинкт самосохранения, он готов свернуть горы, пусть это и будет фатально. И как раз тут нам необходим Пурпур – суровый и властный, который прикажет лечь и начать отдыхать немедленно. А потом ещё проверит.
Влюблённый Пурпур отличается стремлением вкладываться и заботиться. Да, свысока. Да, иногда «с ноги». Но порой он бывает так нежен, что Золото нервно курит (а порой так неприятно-холоден, что курить начинает уже Лазурь). Фишка в том, что Изумруд – единственный цвет Вертикали, который способен вкладываться настолько же зримо и материально. Оба цвета не приемлют рай в шалаше и заек без достаточно просторной лужайки, поэтому отлично сходятся на почве домовитости и обеспечения достойного уровня жизни друг другу.
Даже если отношения пойдут на спад, Пурпур и Изумруд надолго остаются добрыми друзьями. Они друг друга ценят – один за целеустремлённость, второй за надёжность.
Как они могут вступить в дружеские отношения? С трудом, и я сейчас серьёзно. В старшей школе это обычно классический лидер класса и прилежный тихоня, которым совсем не до друг друга. Поэтому Пурпур и Изумруд, как правило, сближаются в более зрелом возрасте. Если речь об отношениях – это может быть не первый брак.
скрытый текстПурпур устанавливает формат общения, рамки и его общую направленность. Пурпур определяет, чем они будут заниматься, в какой компании и когда. Изумруд смотрит на всё это… и радостно скачет по проторенной мощными лапищами Пурпура тропке, либо тихо сидит в неприметном уголке, пока условия не придутся ему по вкусу.
Пурпур может почти всё. Однако, заставить Изумруд делать то, что тому не по нутру, он не в состоянии.
Дружеские отношения этих цветов – неплохая тренировка поиска компромиссов. «Окей, мы поедем в горы, но для начала покажи мне список необходимых вещей, а я пока проверю наши загранпаспорта. И неплохо бы обследоваться у врача» - типичный Изумруд. «Окей, я знаю, ты не любишь шумные застолья, но мне очень хочется, чтобы ты утёрла нос офисным клушам одним своим видом» - типичный Пурпур.
Да, Пурпур отлично умеет признавать сильные стороны окружающих. Изумруд же обычно обладает высоким уровнем «прокачки» внешности и хозяйственности, поэтому Пурпур будет им неиллюзорно гордиться.
«Познакомьтесь, мой муж – офигенный специалист», или «А это Лена – понятия не имею, как такая красотка ещё от меня не сбежала» - обычные фразы Пурпура.
«Я за ним, как за каменной стеной», «Она просто Мэрилин Монро со стальными причиндалами», «С ним не поспоришь» - обычные фразы Изумруда.
Изумруд любит быть ведомым. Но только в тех пределах, пока это не наносит ему урона, так или иначе. В этом случае Изумруд просто собирает вещи и тихо валит в закат – в отличие от Янтаря, он не вернётся, хоть что ты ему обещай.
Пурпур любит быть ведущим. Но только до тех пор, пока ему не садятся на шею. В противном случае он повозит проштрафившегося носом по немытым полам, грязной посуде, неухоженному виду… и всё его хорошее отношение как рукой снимет. Если Пурпур – единственный ведущий цвет, то общаться он теперь будет холодно-вежливо. И требовать бытовых «отработок» абсолютно открыто.
Справедливости ради – Изумруд забивает на быт только в том случае, если он уже неделю как умер или близок к тому. В противном случае он даже с температурой встанет и вымоет полы / пожарит котлеты, потому что болезнь – болезнью, а на уровне быта это сказываться не должно. У влюблённого Изумруда немного глючит инстинкт самосохранения, он готов свернуть горы, пусть это и будет фатально. И как раз тут нам необходим Пурпур – суровый и властный, который прикажет лечь и начать отдыхать немедленно. А потом ещё проверит.
Влюблённый Пурпур отличается стремлением вкладываться и заботиться. Да, свысока. Да, иногда «с ноги». Но порой он бывает так нежен, что Золото нервно курит (а порой так неприятно-холоден, что курить начинает уже Лазурь). Фишка в том, что Изумруд – единственный цвет Вертикали, который способен вкладываться настолько же зримо и материально. Оба цвета не приемлют рай в шалаше и заек без достаточно просторной лужайки, поэтому отлично сходятся на почве домовитости и обеспечения достойного уровня жизни друг другу.
Даже если отношения пойдут на спад, Пурпур и Изумруд надолго остаются добрыми друзьями. Они друг друга ценят – один за целеустремлённость, второй за надёжность.
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система "Спаси-Себя-Сам" для Главного Злодея. Глава 53. Новая встреча учителя и ученика
Предыдущая глава
Кто написал эту балладу? И что он имел в виду под горой Чунь?
Пик Цинцзин?
Или весь хребет Цанцюн?
Вы ведь знаете, что за такое хребет Цанцюн сотрет с лица земли всю вашу семью, правда?
Но как вышло, что эта сплетня распространилась повсеместно, достигнув даже пограничных территорий, не говоря уже о том, что она легла в основу фривольных песенок, которые распевают на каждой улице? Шэнь Цинцю ощущал себя так, словно его с Ло Бинхэ целый мир только что застукал за этим самым делом [1]!
читать дальшеЧжучжи Лан наконец не выдержал, рассмеявшись в голос. Обернувшись, он насмешливо бросил:
– Как я посмотрю… эта баллада… весьма увлекла мастера Шэня.
Тот смерил его холодным взглядом.
Чжучжи Лан поспешил вернуть своему лицу серьезное выражение, но удержать его было не так-то просто.
– Лучше эта скромная персона… оставит вас на минутку.
Он как раз собирался подняться на ноги, когда его тело внезапно застыло.
Взглянув на его изумленное лицо, Шэнь Цинцю с усмешкой бросил:
– Что-то не так?
Встав, он отряхнул одежду. Пригревшиеся на коленях змеи со стуком попадали на пол, явив желтоватое брюхо. При виде них женщины завизжали, а певичка уронила инструмент.
Схватившись за лоб, Чжучжи Лан встал, опираясь на стол – его ощутимо покачивало. Уставясь на Шэнь Цинцю, он поднял правую руку, ухватив несколько выскользнувших из рукава змеек, но они лишь обвились вокруг его пальцев, не в силах атаковать. Тряхнув головой, Чжучжи Лан выдавил:
– …реальгар [2].
И правда, каким-то образом все изысканное заведение пропиталось легким запахом чеснока.
– Вино с реальгаром отменного качества, – похвалился Шэнь Цинцю. – Заметь, купленное на твои же деньги [3].
Чжучжи Лану стоило знать, что он ничего не делает без причины. Жажда женской ласки была лишь прикрытием, а вот поиск сообщницы – вполне реальным. Помощнику заклинателя не обязательно уметь летать на мече – пара шепотков в нужные уши, и вот пара монет переходит из рук в руки, чтобы на них выскользнувшие в город девушки купили все необходимое. Окружив заведение, они принялись кипятить вино с реальгаром, веерами загоняя пар внутрь здания.
Принадлежа к змеиной расе, Чжучжи Лан просто обязан был потерять сознание от этих испарений. Не то чтобы молодой демон вовсе утратил бдительность – он тщательно следил, чтобы Шэнь Цинцю не контактировал с другими заклинателями – но девчонки из борделя не вызывали его опасений. Выходит, в конечном счете, его все же подвела беспечность.
Чжучжи Лан поднял голову, глядя на Шэнь Цинцю в упор. Его белки уже окрасились золотом, а зрачки прямо на глазах удлинялись и сужались, черты лица также начали изменяться. Шэнь Цинцю поспешил распахнуть дверь и поторопил жмущихся рядом девушек:
– Вы идете или нет?
Те высыпали на улицу, последней – певичка с пипой. Умудрившись сунуть ей за пояс кошель с серебром в качестве компенсации за сломанный инструмент, Шэнь Цинцю затворил за девушками дверь взмахом руки и обернулся, чтобы узреть гигантского нефритового цвета змея такой толщины, что его не смогли бы обхватить и трое мужчин – он свился кольцами на том самом месте, где только что стоял Чжучжи Лан. На огромной треугольной голове сверкали золотые глаза с нитевидными зрачками. Казалась, тонкая шея не в состоянии поддерживать эту чудовищную голову, так что она то и дело клонилась к полу.
Эффект реальгара превзошел все ожидания, заставив Чжучжи Лана явить свою истинную форму – хотя без последнего Шэнь Цинцю предпочел бы обойтись. Подхватив забытый кем-то на столе веер, он раскрыл его, принявшись обмахиваться. Огромный змей устремился к нему и принялся наматывать кольца вокруг заклинателя, словно желая связать его своим телом. Шэнь Цинцю легко перепрыгнул через него.
Змей перевернулся, запутавшись в собственном хвосте, словно пьяный, и устремился прочь из здания, вывалившись на улицу прямо через стену. Прохожие с воплями рассыпались во все стороны. Шэнь Цинцю бросился следом, крича змею:
– Нет смысла ломиться наружу – там все тоже пропитано испарениями!
Из гигантской пасти вырвалось злобное шипение. Тряхнув головой, змей ударил хвостом, оказавшись на улице полностью. Решив во что бы то ни стало увести его от мест скопления людей, Шэнь Цинцю, изловчившись, запрыгнул змею прямо на голову. Стоило тому устремиться к людям или домам, заклинатель тыкал его веером, заставляя изменить направление. Бронированная чешуя змея порождала чудовищный грохот при соприкосновении с булыжниками мостовой. Вкачав в веер немало духовной энергии, Шэнь Цинцю наконец удалось вывести Чжучжи Лана из города.
Девушки из борделя подошли к своей задаче более чем ответственно, потратив все деньги по назначению – Шэнь Цинцю не знал, сколько вина они в буквальном смысле слова пустили на ветер, которых разнес пары на приличное расстояние от города. Они еле дотащились до подножия горы, и, даже поднимаясь, продолжали ощущать характерный запах. Вконец одуревший от вредоносных испарений и затюканный Шэнь Цинцю змей остановился, будучи не в силах ползти дальше.
Решив, что справился с задачей, Шэнь Цинцю спрыгнул на землю. Змей в бессилии уронил голову, свернувшись прямо на тропе. Обращаясь к нему, Шэнь Цинцю назидательно произнес:
– Хоть мне по душе заполнять сюжетные дыры, я вовсе не заинтересован в иммиграции в Царство Демонов. К тому же, у меня сейчас и без этого дел по горло. Раз убрать кровь священного демона из моих сосудов ты не в силах, твои услуги мне больше не требуются. Пока, Желейка [4]!
Поскольку он справедливо опасался, что, очухавшись, Чжучжи Лан первым делом напустит на него своих настырных змеек, Шэнь Цинцю ускорил шаг. В первом же встретившемся по пути городе он зашел в лавку, принадлежащую надежной торговой сети, и взял в аренду заклинательский меч.
Да-да, вы не ослышались – он и вправду арендовал его, словно машину. Более того, по весьма сходной цене!
Хотя платил-то все равно Чжучжи Лан. Сложив ладони перед грудью, Шэнь Цинцю мысленно поблагодарил своего чешуйчатого друга, прежде чем устремиться на мече в сторону хребта Цанцюн.
***
Где-то полдня спустя на горизонте появилась дюжина зеленых гор, окутанных облаками и туманом, которые образовывали вздымающуюся и опадающую линию хребта.
Цанцюн. Давненько он тут не был.
Про себя Шэнь Цинцю решительно перечеркнул всплывшую в сознании «гору Чунь».
Хребет был окружен сетью защитного поля, которую нельзя было преодолеть на летающем мече без предварительной договоренности. Попытайся кто-то тайком пролететь на мече, не принадлежащем хребту Цанцюн – и он будет сбит, словно врезавшись в невидимую стену, так что Шэнь Цинцю спешился, послав меч обратно в лавку. По пути он вновь успел сменить облачение, обзаведясь бамбуковой шляпой [5].
Обычно городок у подножия хребта прямо-таки кишел заклинателями, однако сегодня Шэнь Цинцю удалось углядеть лишь единицы. Из раздумий над причинами этого странного явления его вырвал вопрос:
– Этот бессмертный мастер… собирается подняться на хребет Цанцюн?
Шэнь Цинцю бездумно кивнул. Однако незнакомец не удовлетворился этим:
– Возможно, мастер выбрал для этого не самое лучшее время.
Сердце в груди Шэнь Цинцю тревожно забилось.
– Почему не самое лучшее? – насторожился он.
Незнакомец обменялся взглядом с прочими, собравшимися вокруг него.
– Разве вы не знаете? Хребет подвергается осаде вот уже два дня.
Проходя через ворота и поднимаясь по Лестнице В Небеса, Шэнь Цинцю к своему пущему удивлению не заметил ни одного адепта, стерегущего проход. Дурное предчувствие росло и крепло, так что вскоре он начал перепрыгивать через несколько ступенек, торопясь наверх. Чем выше он поднимался, тем яснее видел, что небосвод над Цанцюн словно заволокло безостановочно бурлящими тучами, пронизанными вспышками молний, а мирную тишину то и дело нарушали раскаты грома.
На вершине дела обстояли еще хуже: лес полыхал, на земле там и тут валялись глыбы льда, кровли домов обрушились – казалось, это место стало ареной не одной ожесточенной битвы. Перед главным павильоном Цюндин лицом к лицу выстроились две противоборствующие стороны. Одну составляли заклинатели Царства Людей – некоторые уже были повержены наземь, и между ними безостановочно носился Му Цинфан. Другую партию составляли облаченные в черные доспехи бойцы Царства Демонов, внушающие ужас одним своим видом. Хоть на площади царило временное затишье, воздух словно искрился от напряжения: вытащи кто-то из них меч хотя бы на цунь, и битва незамедлительно вспыхнет снова.
Видимо, Ло Бинхэ больше не видел смысла скрывать свою истинную сущность. Это не слишком удивило Шэнь Цинцю: в оригинальном романе он сбросил маску примерно в то же время. К этому моменту он уже успел достаточно укрепиться в Царстве Демонов и так прополоскать мозги всех адептов дворца Хуаньхуа, что им уже ни до чего не было дела. Обладая подобной властью, он мог развернуться, действуя в полную силу – разве что в оригинальном сюжете подобный «выход из тени» произошел при других обстоятельствах, только и всего.
Хоть адептам хребта Цанцюн полагалось носить одеяния своих пиков, прославленные заклинатели не подчинялись подобным ограничениям, так что неподходящее облачение Шэнь Цинцю не должно было привлечь чересчур много внимания. Решившись подойти поближе, он протиснулся к павильону, заглянув внутрь.
Посреди главного зала с закрытыми глазами в позе для медитации восседал Юэ Цинъюань. За его спиной стоял на коленях Лю Цингэ, опустив ладонь на спину главы школы. Курсирующий вокруг них поток духовной энергии казался нестабильным – видимо, им обоим уже досталось. При взгляде на своих шисюна и шиди Шэнь Цинцю ощутил острый укол вины – ведь это он довел их до подобного состояния. Ему пришлось отвернуться, чтобы успокоиться и выровнять дыхание.
С другой стороны зала темной глыбой высился Ло Бинхэ.
Казалась, оттененная черными одеждами светлая кожа светится в сумерках, словно драгоценный нефрит, темные глаза сверкают, ледяное выражение лица под стать сгустившейся темной ауре лишило бы самообладания кого угодно. За его спиной возвышался Мобэй Цзюнь, и, хоть он тут был на позиции подручного [6], его поза прямо-таки источала самоуверенность, словно он был ледяной скульптурой, поставленной здесь от начала времен.
Юэ Цинъюань медленно открыл глаза, и Ци Цинци тут же забеспокоилась:
– Глава школы, вы… в порядке?
Тот качнул головой, устремив взгляд на Ло Бинхэ.
– В прошлом, когда демоны атаковали хребет Цанцюн, Ваше Высочество [7] встретило их удар бок о бок с другими адептами. И ваш учитель защищал Цюндин вместе с вами, не щадя собственной жизни. Кто же мог подумать, что годы спустя вы сами поведете демонов на приступ, разорив взрастившую вас школу.
– Я бы не стал этого делать, – равнодушно бросил Ло Бинхэ, – если бы вы первыми не преступили границы [8].
Ци Цинци гневно фыркнула:
– Ха-ха! Вы только послушайте – «первыми переступили границы»! И это говорит неблагодарная тварь [9], предавшая своего наставника! Мало тебе было укусить вскормившую тебя руку, заставив своего учителя уничтожить себя на твоих глазах, так даже после смерти ты не дашь ему покоя! Кому ведомо, какие мерзости ты вытворял с его телом? А теперь ты осмеливаешься бросать нам в лицо какие-то обвинения – и кто после этого перешел границы?
Казалось, Ло Бинхэ вовсе не слышал ее брани.
– Кто следующий? – бесстрастно бросил он. – Если никто не вызовется, я намерен низвергнуть ваш знак.
Эти слова так поразили Шэнь Цинцю, что он невольно вскинул голову, глядя на воздвигнутую высоко над землей горизонтальную табличку: выгравированные на ней иероглифы «Цанцюн» были начертаны руками основателей школы. Эта табличка была настолько древней, что сделалась лицом их школы, так что снять ее было все равно что отвесить пощечину всему хребту Цанцюн. Когда много лет назад Ша Хуалин устроила набег на Цюндин, она также собиралась сорвать табличку, чтобы представить ее в Царстве Демонов в качестве трофея [10].
– Собираешься драться – так дерись, – рыкнула Ци Цинци. – Сперва ты предал огню пещеру [11], затем спалил ворота, теперь собираешься сорвать знак – что ты хочешь этим сказать? Отхватываешь по кусочку вместо того, чтобы действовать напрямик?
– Шимэй Ци, сохраняй спокойствие, – бросил Юэ Цинъюань, поднимаясь на ноги. Хоть его позиция явно была проигрышной, он не позволял себе ни малейшего проявления слабости [12], чтобы тем самым не подорвать боевой дух своих сотоварищей. – Тело шиди Цинцю помещено в главный павильон. Он принадлежал пику Цинцзин моей школы, так что ему надлежит покоиться бок о бок с другими лордами своей горы, чтобы его душа пребывала в мире. Сколько бы усилий ни затратило Ваше Высочество, ему не удастся наложить руки на тело нашего брата, пока дышит хоть один из нас.
– Так тому и быть! – присоединились прочие адепты.
Подобное развитие событий Шэнь Цинцю предвидел с самого начала – потому-то и поспешил на хребет Цанцюн при первой же возможности, зная, что его собратья лягут костьми, защищая его тело.
Уголок губ Ло Бинхэ приподнялся в зловещей улыбке.
– Сам я не стану вредить хребту Цанцюн, – опустив голову, неторопливо произнес он. – Равно как от моих рук не падет ни один из его адептов. Но у меня нет недостатка во времени, так что я подожду.
Это «подожду» царапнуло по сердцу Шэнь Цинцю, подобно стальным когтям.
Ло Бинхэ не из тех, кто станет скрывать истинные намерения за учтивыми словами. У него достаточно грубой силы, чтобы не тратить времени на дипломатические изыски. Когда какая-либо заклинательская школа становилась ему поперек пути, он обычно использовал самые безыскусные методы: резню, террор, захват власти. Едва ли он потратил целых два дня на окучивание хребта Цанцюн просто потому, что у него не нашлось занятия поинтереснее – скорее, он и вправду чего-то ждал.
А именно, чтобы сюда явился сам Шэнь Цинцю.
Кулаки заклинателя сжались сами по себе.
– Приступай, – бросил Ло Бинхэ.
Издав короткий возглас, Мобэй Цзюнь выступил вперед, но неожиданно остановился:
– Я уже провел достаточно сражений.
Очевидно, эти самые разбросанные в художественном беспорядке и вонзившиеся в стены глыбы льда были его творением.
– Так выбери вместо себя кого-нибудь другого, – велел Ло Бинхэ.
Мобэй Цзюнь кивнул. Запустив руку за спину, он вытащил на свет божий прятавшегося за ним человека.
Приподняв его за шиворот, будто котенка, он швырнул его в центр зала между двумя противоборствующими сторонами. Шан Цинхуа с трудом поднялся на ноги, сотрясаясь от страха. Казалось, при виде него глаза адептов Цанцюн готовы были метать молнии.
И не только они: Шэнь Цинцю сам готов был плевать огнем в это вероломное [13] Верховное Божество, этого недоделанного эксперта [14] Сян Тянь Да Фэйцзи!
Ци Цинци тотчас выхватила меч с воплем:
– Предатель!
– Шимэй Ци, прошу, не надо браниться и размахивать мечом, – выдавил виноватую улыбку Шан Цинхуа. – Вы так красивы, и, веди вы себя хоть немного поженственнее…
Как и следовало ожидать, подобное замечание возымело прямо противоположный эффект: кипя от злости, Ци Цинци выплюнула:
– Я сейчас покажу тебе, кто тут шимэй!
Шан Цинхуа еле успел уклониться от ее удара, вновь укрывшись за спиной Мобэй Цзюня, однако тот безжалостным пинком послал его обратно.
– У меня, знаете ли, тоже выбор был невелик, так что не надо вешать на меня всех собак, – не сдавался Шан Цинхуа. – А сражаясь с адептом собственной школы, вы лишь ославите ее в глазах окружающих…
От подобных речей Шэнь Цинцю лишился дара речи: воистину, Шан Цинхуа был куда более беспардонным, чем он в состоянии себе представить. Это же надо сказать такое в подобный момент – тут надо быть воистину… бесстыжим.
– Это с тобой, что ли? – огрызнулась Ци Цинци. – А те адепты Цанцюн, что погибли по твоей вине на собрании Союза бессмертных, разве они не были твоими собратьями по школе? Неужто для того, кто с потрохами продался демонам, существуют собратья в мире людей? Ты явился сюда чинить бесчинства вместе со своим богомерзким господином [15], и после этого осмеливаешься говорить мне о братстве?
Выпалив это, она принялась гонять Шан Цинхуа по залу, потрясая мечом, так что у Шэнь Цинцю в глазах зарябило. При этом он твердил про себя, словно заклятье:
– Давай, Цинци, прибей этого гада! Черт, почти попала! Вперед, Цинци, отчекрыжь ему хрен! Ну еще чуть-чуть!
Лю Цингэ наконец убрал со спины Юэ Цинъюаня руку, через которую передавал ему духовную энергию. Собравшись с силами, он поднялся на ноги, Чэнлуань со звоном завибрировал в ножнах. Сжав кулаки, Ян Исюань встревоженно окликнул его:
– Учитель, вы же целый день напролет бились с этим демоном!
– Отойди, – бросил Лю Цингэ, понизив голос.
Бросив на него презрительный взгляд, Ло Бинхэ тихо усмехнулся:
– Мой поверженный противник.
Хоть он говорил еле слышно, слова отчетливо разнеслись по залу. Пальцы Лю Цингэ сжались на рукояти меча так, что побелели костяшки, глаза яростно сверкнули – ничто не могло унизить лорда пика Байчжань сильнее, чем брошенное походя «мой поверженный противник». Ян Исюань не выдержал, выкрикнув во всеуслышание:
– Демонический ублюдок [16]!
Однако Ло Бинхэ, не моргнув глазом, отозвался:
– Что правда, то правда – я ублюдок. Хребет Цанцюн повержен ублюдком – разве это не достойно упоминания? Я могу стереть с лица земли все ваши пики вслед за Цюндин – и скоро мир узнает, что прославленная школа заклинателей пала от рук ублюдка. Как тебе такое?
– Ло… Ло Бинхэ, – потрясенно пробормотала Нин Инъин, – неужто ты и впрямь собираешься предать огню пик Цинцзин?
Тот ответил, не задумываясь:
– Разумеется, нет. – Нахмурившись, он добавил: – Если кто-то из моих подчиненных осмелится тронуть хоть одну хижину, хоть один стебель бамбука на Цинцзин, ему это с рук не сойдет!
– Подумать только, какое благородство, – фыркнул Лю Цингэ.
Чэнлуань выскочил из ножен, и поток духовной энергии пронесся мимо Ло Бинхэ, взметнув его волосы. Тот также опустил ладонь на рукоять меча, угрожающе бросив:
– Не переоценивай свои силы.
Однако их мечам не суждено было скреститься вновь.
Шэнь Цинцю шагнул вперед, разделяя противников, и выброс энергии двух мечей рассек напополам бамбуковую шляпу. Поймав Чэнлуань за лезвие двумя пальцами левой руки, он остановил Лю Цингэ, правую же опустил на запястье Ло Бинхэ, не давая тому вытащить меч.
– Эй, вы, это всего лишь труп – не стоит поднимать из-за него подобный шум! – велел им Шэнь Цинцю, бросая взгляд на двух противников.
Не успел он договорить, как Ло Бинхэ внезапно вырвался, схватив его за запястье ледяной, словно жгучее от холода железо, рукой. Растянув губы в кривой улыбке, он бросил:
– Поймал. Вас. Учитель.
Хоть Шэнь Цинцю мысленно подготовился к этой встрече, у него внутри все похолодело при виде этого искаженного лица.
После мгновения напряженной тишины весь зал взорвался криками.
– Это… правда шиди Цинцю? – бросил подрагивающим голосом оторопевший Юэ Цинъюань.
Ци Цинци мигом позабыла про Шан Цинхуа, который незамедлительно воспользовался этим, чтобы укрыться за широкой спиной Мобэй Цзюня. Нин Инъин вцепилась в Мин Фаня – у парня был разбит нос и все лицо в синяках – и забормотала:
– Шисюн, ты это слышал? А-Ло и глава школы сказали, что этот человек… учитель?
– Как такое может быть, – нахмурился Мин Фань, – что это, вроде, он… и не он?
Ян Исюань смотрел на это с иной точки зрения – при виде Шэнь Цинцю он потрясенно пробормотал:
– Это ведь Цзюэши Хуангуа! Старейшина Хуан… на самом деле Шэнь-шибо [17]?
Вот спасибо, что ознакомил всех с моим литературным псевдонимом!
Глаза Лю Цингэ моментально расширились – столь тщательно хранимая невозмутимость не выдержала напора подобных новостей.
– …так ты не умер? – шепнул он.
Шэнь Цинцю изначально мучился чувством вины перед своим шиди, но при этих словах угрызения совести уступили место возмущению:
– Шиди Лю, что за выражение лица? Можно подумать, ты предпочел бы обратное!
При этих словах лицо Лю Цингэ претерпело любопытные метаморфозы: позеленев, оно потемнело, затем побелело вновь – право, за этими достойными хамелеона превращениями можно было наблюдать вечно, но Шэнь Цинцю грубо отвлекли от этого процесса, развернув его лицо.
– Так ты все-таки решил выйти из тени? – заявил Ло Бинхэ.
Благодарим Диану Котову (DianaTheMarion) за консультации по вопросам перевода с китайского!
Примечания:
[1] Застукал за этим самым делом – в оригинале 滚床单 (gǔn chuángdān) – в букв. пер. с кит. «кататься на простынях», т. е., «кувыркаться в постели».
[2] Реальгар 雄黄 (xiónghuáng) сюнхуан – моносульфид мышьяка AsS, зернистое вещество от огненно-красного до оранжево-красного цвета, как и все соединения мышьяка, ядовит. Тем не менее, вино с порошком реальгара 雄黄酒 (xiónghuángjiǔ) использовалось в качестве лечебного средства, считалось также что оно отгоняет змей и злых духов. Существует традиция употреблять его в праздник лета.
[3] Купленное на твои же деньги – в оригинале употребляется пословица 羊毛出在羊身上 (yángmáo chū zài yángshēn shang) – в букв. пер. с кит. «овечья шерсть берется с овцы», в образном значении – «в конечном итоге платить будет кто-то другой, греть руки за чужой счет».
[4] Желейка – в оригинале – Сичжи-лан 喜之郎 (xi zhi lang) – популярное в Китае фруктовое желе в пластиковых чашках.
[5] Бамбуковая шляпа 斗笠 (dǒulì) доули – широкополая коническая шляпа (обычно из бамбуковой щепы, для предохранения от дождя и солнца).
[6] Подручный 副手 (fùshǒu) фушоу – помощник, заместитель.
[7] Ваше Высочество 閣下 (Géxià) Гэся, букв. «Ваше Превосходительство».
[8] Первыми преступили границы 逼人太甚 (bī rén tài shèn) – в пер. с кит. «вконец затравить человека, ставить в тупик».
[9] Неблагодарная тварь –в оригинале 白眼狼 (bái yǎn lánɡ) – Белоглазый волк, в букв. пер. с кит. «выкатить глаза по-волчьи», метафора для неблагодарного, злобного и коварного человека.
[10] Представить в качестве трофея 耀武扬威 (yàowǔ yángwēi) – в пер. с кит. «бряцать оружием, похваляться».
[11] Пещера – здесь мы последовали английскому переводу, в оригинале 洞府 (dòngfǔ) дунфу – мифическая горная обитель небожителей.
[12] Он не позволял себе ни малейшего признака слабости – в оригинале 稳如泰山 (wěnrútàishān) - в пер. с кит. «спокойный (непоколебимый) как гора Тайшань».
Тайшань (кит. 泰山, пиньинь: Tài shān, буквально гора восхода, то есть Восточная гора) — гора в китайской провинции Шаньдун высотой 1545 м.
Гора Тайшань обладает большой культурной и исторической значимостью и входит в число пяти священных гор даосизма. Традиционно гора считалась местом обитания даосских святых и бессмертных. Дух горы Тайшань, по преданию, — один из правителей царства мёртвых. Гора находится в окрестностях города Тайань. Самый высокий пик (1545 м.) называется Пиком Нефритового Императора. В Китае гора Тайшань ассоциируется с восходом солнца, рождением, обновлением. Храм на вершине горы — цель многочисленных паломников на протяжении 3000 лет.
[13] Вероломное Верховное Божество 坑爹 (kēngdiē) кэнде – в пер. с кит. жаргонное «жулик, мошенник, обманщик, ловкач». Если разобрать на иероглифы, получится «отец (爹) надувательства (坑)».
[14] Эксперт недоделанный – в оригинале используется сленговое выражение 菊苣啊草草草 (jújù a cǎo cǎo cǎo) – в букв. пер. с кит. – «цикорий салатный, кое-как разросшийся». Цикорий (菊苣 jújù) является омонимом слова 巨巨 (jù jù) – так при дружеских, хороших отношениях называют интернет-гуру, аса в каком то деле, чтобы лишний раз подчеркнуть его значимость. Это что то вроде «превосходной степени» слов 大侠 (dàxiá), 大神 (dàshén) и просторечного 大虾 (dà xiā) (синонимы гуру и эксперта в интернете), которая иногда заменяется на 菊苣 (jújù). Это почетное обращение в данном случае обретает саркастический характер из-за добавления иероглифов 草草 (cǎocǎo) на конце, которые в пер. с кит. помимо «разросшийся» означают также «кое-как, небрежно, наспех».
[15] Богомерзкий господин – в оригинале 混世魔王了 (hùnshìmówáng) хуньшимован – в букв. пер. «князь демонов, дезорганизующий мир», в образном значении – «великий смутьян, злой гений мира, главный преступник».
[16] Ублюдок 杂种 (zá zhǒng) – в пер. с кит. «помесь, нечистокровный, инородец».
[17] Шибо 师伯 (shībó) – «дядюшка-наставник», вежливое обращение к шисюну своего учителя.
Следующая глава
Кто написал эту балладу? И что он имел в виду под горой Чунь?
Пик Цинцзин?
Или весь хребет Цанцюн?
Вы ведь знаете, что за такое хребет Цанцюн сотрет с лица земли всю вашу семью, правда?
Но как вышло, что эта сплетня распространилась повсеместно, достигнув даже пограничных территорий, не говоря уже о том, что она легла в основу фривольных песенок, которые распевают на каждой улице? Шэнь Цинцю ощущал себя так, словно его с Ло Бинхэ целый мир только что застукал за этим самым делом [1]!
читать дальшеЧжучжи Лан наконец не выдержал, рассмеявшись в голос. Обернувшись, он насмешливо бросил:
– Как я посмотрю… эта баллада… весьма увлекла мастера Шэня.
Тот смерил его холодным взглядом.
Чжучжи Лан поспешил вернуть своему лицу серьезное выражение, но удержать его было не так-то просто.
– Лучше эта скромная персона… оставит вас на минутку.
Он как раз собирался подняться на ноги, когда его тело внезапно застыло.
Взглянув на его изумленное лицо, Шэнь Цинцю с усмешкой бросил:
– Что-то не так?
Встав, он отряхнул одежду. Пригревшиеся на коленях змеи со стуком попадали на пол, явив желтоватое брюхо. При виде них женщины завизжали, а певичка уронила инструмент.
Схватившись за лоб, Чжучжи Лан встал, опираясь на стол – его ощутимо покачивало. Уставясь на Шэнь Цинцю, он поднял правую руку, ухватив несколько выскользнувших из рукава змеек, но они лишь обвились вокруг его пальцев, не в силах атаковать. Тряхнув головой, Чжучжи Лан выдавил:
– …реальгар [2].
И правда, каким-то образом все изысканное заведение пропиталось легким запахом чеснока.
– Вино с реальгаром отменного качества, – похвалился Шэнь Цинцю. – Заметь, купленное на твои же деньги [3].
Чжучжи Лану стоило знать, что он ничего не делает без причины. Жажда женской ласки была лишь прикрытием, а вот поиск сообщницы – вполне реальным. Помощнику заклинателя не обязательно уметь летать на мече – пара шепотков в нужные уши, и вот пара монет переходит из рук в руки, чтобы на них выскользнувшие в город девушки купили все необходимое. Окружив заведение, они принялись кипятить вино с реальгаром, веерами загоняя пар внутрь здания.
Принадлежа к змеиной расе, Чжучжи Лан просто обязан был потерять сознание от этих испарений. Не то чтобы молодой демон вовсе утратил бдительность – он тщательно следил, чтобы Шэнь Цинцю не контактировал с другими заклинателями – но девчонки из борделя не вызывали его опасений. Выходит, в конечном счете, его все же подвела беспечность.
Чжучжи Лан поднял голову, глядя на Шэнь Цинцю в упор. Его белки уже окрасились золотом, а зрачки прямо на глазах удлинялись и сужались, черты лица также начали изменяться. Шэнь Цинцю поспешил распахнуть дверь и поторопил жмущихся рядом девушек:
– Вы идете или нет?
Те высыпали на улицу, последней – певичка с пипой. Умудрившись сунуть ей за пояс кошель с серебром в качестве компенсации за сломанный инструмент, Шэнь Цинцю затворил за девушками дверь взмахом руки и обернулся, чтобы узреть гигантского нефритового цвета змея такой толщины, что его не смогли бы обхватить и трое мужчин – он свился кольцами на том самом месте, где только что стоял Чжучжи Лан. На огромной треугольной голове сверкали золотые глаза с нитевидными зрачками. Казалась, тонкая шея не в состоянии поддерживать эту чудовищную голову, так что она то и дело клонилась к полу.
Эффект реальгара превзошел все ожидания, заставив Чжучжи Лана явить свою истинную форму – хотя без последнего Шэнь Цинцю предпочел бы обойтись. Подхватив забытый кем-то на столе веер, он раскрыл его, принявшись обмахиваться. Огромный змей устремился к нему и принялся наматывать кольца вокруг заклинателя, словно желая связать его своим телом. Шэнь Цинцю легко перепрыгнул через него.
Змей перевернулся, запутавшись в собственном хвосте, словно пьяный, и устремился прочь из здания, вывалившись на улицу прямо через стену. Прохожие с воплями рассыпались во все стороны. Шэнь Цинцю бросился следом, крича змею:
– Нет смысла ломиться наружу – там все тоже пропитано испарениями!
Из гигантской пасти вырвалось злобное шипение. Тряхнув головой, змей ударил хвостом, оказавшись на улице полностью. Решив во что бы то ни стало увести его от мест скопления людей, Шэнь Цинцю, изловчившись, запрыгнул змею прямо на голову. Стоило тому устремиться к людям или домам, заклинатель тыкал его веером, заставляя изменить направление. Бронированная чешуя змея порождала чудовищный грохот при соприкосновении с булыжниками мостовой. Вкачав в веер немало духовной энергии, Шэнь Цинцю наконец удалось вывести Чжучжи Лана из города.
Девушки из борделя подошли к своей задаче более чем ответственно, потратив все деньги по назначению – Шэнь Цинцю не знал, сколько вина они в буквальном смысле слова пустили на ветер, которых разнес пары на приличное расстояние от города. Они еле дотащились до подножия горы, и, даже поднимаясь, продолжали ощущать характерный запах. Вконец одуревший от вредоносных испарений и затюканный Шэнь Цинцю змей остановился, будучи не в силах ползти дальше.
Решив, что справился с задачей, Шэнь Цинцю спрыгнул на землю. Змей в бессилии уронил голову, свернувшись прямо на тропе. Обращаясь к нему, Шэнь Цинцю назидательно произнес:
– Хоть мне по душе заполнять сюжетные дыры, я вовсе не заинтересован в иммиграции в Царство Демонов. К тому же, у меня сейчас и без этого дел по горло. Раз убрать кровь священного демона из моих сосудов ты не в силах, твои услуги мне больше не требуются. Пока, Желейка [4]!
Поскольку он справедливо опасался, что, очухавшись, Чжучжи Лан первым делом напустит на него своих настырных змеек, Шэнь Цинцю ускорил шаг. В первом же встретившемся по пути городе он зашел в лавку, принадлежащую надежной торговой сети, и взял в аренду заклинательский меч.
Да-да, вы не ослышались – он и вправду арендовал его, словно машину. Более того, по весьма сходной цене!
Хотя платил-то все равно Чжучжи Лан. Сложив ладони перед грудью, Шэнь Цинцю мысленно поблагодарил своего чешуйчатого друга, прежде чем устремиться на мече в сторону хребта Цанцюн.
***
Где-то полдня спустя на горизонте появилась дюжина зеленых гор, окутанных облаками и туманом, которые образовывали вздымающуюся и опадающую линию хребта.
Цанцюн. Давненько он тут не был.
Про себя Шэнь Цинцю решительно перечеркнул всплывшую в сознании «гору Чунь».
Хребет был окружен сетью защитного поля, которую нельзя было преодолеть на летающем мече без предварительной договоренности. Попытайся кто-то тайком пролететь на мече, не принадлежащем хребту Цанцюн – и он будет сбит, словно врезавшись в невидимую стену, так что Шэнь Цинцю спешился, послав меч обратно в лавку. По пути он вновь успел сменить облачение, обзаведясь бамбуковой шляпой [5].
Обычно городок у подножия хребта прямо-таки кишел заклинателями, однако сегодня Шэнь Цинцю удалось углядеть лишь единицы. Из раздумий над причинами этого странного явления его вырвал вопрос:
– Этот бессмертный мастер… собирается подняться на хребет Цанцюн?
Шэнь Цинцю бездумно кивнул. Однако незнакомец не удовлетворился этим:
– Возможно, мастер выбрал для этого не самое лучшее время.
Сердце в груди Шэнь Цинцю тревожно забилось.
– Почему не самое лучшее? – насторожился он.
Незнакомец обменялся взглядом с прочими, собравшимися вокруг него.
– Разве вы не знаете? Хребет подвергается осаде вот уже два дня.
Проходя через ворота и поднимаясь по Лестнице В Небеса, Шэнь Цинцю к своему пущему удивлению не заметил ни одного адепта, стерегущего проход. Дурное предчувствие росло и крепло, так что вскоре он начал перепрыгивать через несколько ступенек, торопясь наверх. Чем выше он поднимался, тем яснее видел, что небосвод над Цанцюн словно заволокло безостановочно бурлящими тучами, пронизанными вспышками молний, а мирную тишину то и дело нарушали раскаты грома.
На вершине дела обстояли еще хуже: лес полыхал, на земле там и тут валялись глыбы льда, кровли домов обрушились – казалось, это место стало ареной не одной ожесточенной битвы. Перед главным павильоном Цюндин лицом к лицу выстроились две противоборствующие стороны. Одну составляли заклинатели Царства Людей – некоторые уже были повержены наземь, и между ними безостановочно носился Му Цинфан. Другую партию составляли облаченные в черные доспехи бойцы Царства Демонов, внушающие ужас одним своим видом. Хоть на площади царило временное затишье, воздух словно искрился от напряжения: вытащи кто-то из них меч хотя бы на цунь, и битва незамедлительно вспыхнет снова.
Видимо, Ло Бинхэ больше не видел смысла скрывать свою истинную сущность. Это не слишком удивило Шэнь Цинцю: в оригинальном романе он сбросил маску примерно в то же время. К этому моменту он уже успел достаточно укрепиться в Царстве Демонов и так прополоскать мозги всех адептов дворца Хуаньхуа, что им уже ни до чего не было дела. Обладая подобной властью, он мог развернуться, действуя в полную силу – разве что в оригинальном сюжете подобный «выход из тени» произошел при других обстоятельствах, только и всего.
Хоть адептам хребта Цанцюн полагалось носить одеяния своих пиков, прославленные заклинатели не подчинялись подобным ограничениям, так что неподходящее облачение Шэнь Цинцю не должно было привлечь чересчур много внимания. Решившись подойти поближе, он протиснулся к павильону, заглянув внутрь.
Посреди главного зала с закрытыми глазами в позе для медитации восседал Юэ Цинъюань. За его спиной стоял на коленях Лю Цингэ, опустив ладонь на спину главы школы. Курсирующий вокруг них поток духовной энергии казался нестабильным – видимо, им обоим уже досталось. При взгляде на своих шисюна и шиди Шэнь Цинцю ощутил острый укол вины – ведь это он довел их до подобного состояния. Ему пришлось отвернуться, чтобы успокоиться и выровнять дыхание.
С другой стороны зала темной глыбой высился Ло Бинхэ.
Казалась, оттененная черными одеждами светлая кожа светится в сумерках, словно драгоценный нефрит, темные глаза сверкают, ледяное выражение лица под стать сгустившейся темной ауре лишило бы самообладания кого угодно. За его спиной возвышался Мобэй Цзюнь, и, хоть он тут был на позиции подручного [6], его поза прямо-таки источала самоуверенность, словно он был ледяной скульптурой, поставленной здесь от начала времен.
Юэ Цинъюань медленно открыл глаза, и Ци Цинци тут же забеспокоилась:
– Глава школы, вы… в порядке?
Тот качнул головой, устремив взгляд на Ло Бинхэ.
– В прошлом, когда демоны атаковали хребет Цанцюн, Ваше Высочество [7] встретило их удар бок о бок с другими адептами. И ваш учитель защищал Цюндин вместе с вами, не щадя собственной жизни. Кто же мог подумать, что годы спустя вы сами поведете демонов на приступ, разорив взрастившую вас школу.
– Я бы не стал этого делать, – равнодушно бросил Ло Бинхэ, – если бы вы первыми не преступили границы [8].
Ци Цинци гневно фыркнула:
– Ха-ха! Вы только послушайте – «первыми переступили границы»! И это говорит неблагодарная тварь [9], предавшая своего наставника! Мало тебе было укусить вскормившую тебя руку, заставив своего учителя уничтожить себя на твоих глазах, так даже после смерти ты не дашь ему покоя! Кому ведомо, какие мерзости ты вытворял с его телом? А теперь ты осмеливаешься бросать нам в лицо какие-то обвинения – и кто после этого перешел границы?
Казалось, Ло Бинхэ вовсе не слышал ее брани.
– Кто следующий? – бесстрастно бросил он. – Если никто не вызовется, я намерен низвергнуть ваш знак.
Эти слова так поразили Шэнь Цинцю, что он невольно вскинул голову, глядя на воздвигнутую высоко над землей горизонтальную табличку: выгравированные на ней иероглифы «Цанцюн» были начертаны руками основателей школы. Эта табличка была настолько древней, что сделалась лицом их школы, так что снять ее было все равно что отвесить пощечину всему хребту Цанцюн. Когда много лет назад Ша Хуалин устроила набег на Цюндин, она также собиралась сорвать табличку, чтобы представить ее в Царстве Демонов в качестве трофея [10].
– Собираешься драться – так дерись, – рыкнула Ци Цинци. – Сперва ты предал огню пещеру [11], затем спалил ворота, теперь собираешься сорвать знак – что ты хочешь этим сказать? Отхватываешь по кусочку вместо того, чтобы действовать напрямик?
– Шимэй Ци, сохраняй спокойствие, – бросил Юэ Цинъюань, поднимаясь на ноги. Хоть его позиция явно была проигрышной, он не позволял себе ни малейшего проявления слабости [12], чтобы тем самым не подорвать боевой дух своих сотоварищей. – Тело шиди Цинцю помещено в главный павильон. Он принадлежал пику Цинцзин моей школы, так что ему надлежит покоиться бок о бок с другими лордами своей горы, чтобы его душа пребывала в мире. Сколько бы усилий ни затратило Ваше Высочество, ему не удастся наложить руки на тело нашего брата, пока дышит хоть один из нас.
– Так тому и быть! – присоединились прочие адепты.
Подобное развитие событий Шэнь Цинцю предвидел с самого начала – потому-то и поспешил на хребет Цанцюн при первой же возможности, зная, что его собратья лягут костьми, защищая его тело.
Уголок губ Ло Бинхэ приподнялся в зловещей улыбке.
– Сам я не стану вредить хребту Цанцюн, – опустив голову, неторопливо произнес он. – Равно как от моих рук не падет ни один из его адептов. Но у меня нет недостатка во времени, так что я подожду.
Это «подожду» царапнуло по сердцу Шэнь Цинцю, подобно стальным когтям.
Ло Бинхэ не из тех, кто станет скрывать истинные намерения за учтивыми словами. У него достаточно грубой силы, чтобы не тратить времени на дипломатические изыски. Когда какая-либо заклинательская школа становилась ему поперек пути, он обычно использовал самые безыскусные методы: резню, террор, захват власти. Едва ли он потратил целых два дня на окучивание хребта Цанцюн просто потому, что у него не нашлось занятия поинтереснее – скорее, он и вправду чего-то ждал.
А именно, чтобы сюда явился сам Шэнь Цинцю.
Кулаки заклинателя сжались сами по себе.
– Приступай, – бросил Ло Бинхэ.
Издав короткий возглас, Мобэй Цзюнь выступил вперед, но неожиданно остановился:
– Я уже провел достаточно сражений.
Очевидно, эти самые разбросанные в художественном беспорядке и вонзившиеся в стены глыбы льда были его творением.
– Так выбери вместо себя кого-нибудь другого, – велел Ло Бинхэ.
Мобэй Цзюнь кивнул. Запустив руку за спину, он вытащил на свет божий прятавшегося за ним человека.
Приподняв его за шиворот, будто котенка, он швырнул его в центр зала между двумя противоборствующими сторонами. Шан Цинхуа с трудом поднялся на ноги, сотрясаясь от страха. Казалось, при виде него глаза адептов Цанцюн готовы были метать молнии.
И не только они: Шэнь Цинцю сам готов был плевать огнем в это вероломное [13] Верховное Божество, этого недоделанного эксперта [14] Сян Тянь Да Фэйцзи!
Ци Цинци тотчас выхватила меч с воплем:
– Предатель!
– Шимэй Ци, прошу, не надо браниться и размахивать мечом, – выдавил виноватую улыбку Шан Цинхуа. – Вы так красивы, и, веди вы себя хоть немного поженственнее…
Как и следовало ожидать, подобное замечание возымело прямо противоположный эффект: кипя от злости, Ци Цинци выплюнула:
– Я сейчас покажу тебе, кто тут шимэй!
Шан Цинхуа еле успел уклониться от ее удара, вновь укрывшись за спиной Мобэй Цзюня, однако тот безжалостным пинком послал его обратно.
– У меня, знаете ли, тоже выбор был невелик, так что не надо вешать на меня всех собак, – не сдавался Шан Цинхуа. – А сражаясь с адептом собственной школы, вы лишь ославите ее в глазах окружающих…
От подобных речей Шэнь Цинцю лишился дара речи: воистину, Шан Цинхуа был куда более беспардонным, чем он в состоянии себе представить. Это же надо сказать такое в подобный момент – тут надо быть воистину… бесстыжим.
– Это с тобой, что ли? – огрызнулась Ци Цинци. – А те адепты Цанцюн, что погибли по твоей вине на собрании Союза бессмертных, разве они не были твоими собратьями по школе? Неужто для того, кто с потрохами продался демонам, существуют собратья в мире людей? Ты явился сюда чинить бесчинства вместе со своим богомерзким господином [15], и после этого осмеливаешься говорить мне о братстве?
Выпалив это, она принялась гонять Шан Цинхуа по залу, потрясая мечом, так что у Шэнь Цинцю в глазах зарябило. При этом он твердил про себя, словно заклятье:
– Давай, Цинци, прибей этого гада! Черт, почти попала! Вперед, Цинци, отчекрыжь ему хрен! Ну еще чуть-чуть!
Лю Цингэ наконец убрал со спины Юэ Цинъюаня руку, через которую передавал ему духовную энергию. Собравшись с силами, он поднялся на ноги, Чэнлуань со звоном завибрировал в ножнах. Сжав кулаки, Ян Исюань встревоженно окликнул его:
– Учитель, вы же целый день напролет бились с этим демоном!
– Отойди, – бросил Лю Цингэ, понизив голос.
Бросив на него презрительный взгляд, Ло Бинхэ тихо усмехнулся:
– Мой поверженный противник.
Хоть он говорил еле слышно, слова отчетливо разнеслись по залу. Пальцы Лю Цингэ сжались на рукояти меча так, что побелели костяшки, глаза яростно сверкнули – ничто не могло унизить лорда пика Байчжань сильнее, чем брошенное походя «мой поверженный противник». Ян Исюань не выдержал, выкрикнув во всеуслышание:
– Демонический ублюдок [16]!
Однако Ло Бинхэ, не моргнув глазом, отозвался:
– Что правда, то правда – я ублюдок. Хребет Цанцюн повержен ублюдком – разве это не достойно упоминания? Я могу стереть с лица земли все ваши пики вслед за Цюндин – и скоро мир узнает, что прославленная школа заклинателей пала от рук ублюдка. Как тебе такое?
– Ло… Ло Бинхэ, – потрясенно пробормотала Нин Инъин, – неужто ты и впрямь собираешься предать огню пик Цинцзин?
Тот ответил, не задумываясь:
– Разумеется, нет. – Нахмурившись, он добавил: – Если кто-то из моих подчиненных осмелится тронуть хоть одну хижину, хоть один стебель бамбука на Цинцзин, ему это с рук не сойдет!
– Подумать только, какое благородство, – фыркнул Лю Цингэ.
Чэнлуань выскочил из ножен, и поток духовной энергии пронесся мимо Ло Бинхэ, взметнув его волосы. Тот также опустил ладонь на рукоять меча, угрожающе бросив:
– Не переоценивай свои силы.
Однако их мечам не суждено было скреститься вновь.
Шэнь Цинцю шагнул вперед, разделяя противников, и выброс энергии двух мечей рассек напополам бамбуковую шляпу. Поймав Чэнлуань за лезвие двумя пальцами левой руки, он остановил Лю Цингэ, правую же опустил на запястье Ло Бинхэ, не давая тому вытащить меч.
– Эй, вы, это всего лишь труп – не стоит поднимать из-за него подобный шум! – велел им Шэнь Цинцю, бросая взгляд на двух противников.
Не успел он договорить, как Ло Бинхэ внезапно вырвался, схватив его за запястье ледяной, словно жгучее от холода железо, рукой. Растянув губы в кривой улыбке, он бросил:
– Поймал. Вас. Учитель.
Хоть Шэнь Цинцю мысленно подготовился к этой встрече, у него внутри все похолодело при виде этого искаженного лица.
После мгновения напряженной тишины весь зал взорвался криками.
– Это… правда шиди Цинцю? – бросил подрагивающим голосом оторопевший Юэ Цинъюань.
Ци Цинци мигом позабыла про Шан Цинхуа, который незамедлительно воспользовался этим, чтобы укрыться за широкой спиной Мобэй Цзюня. Нин Инъин вцепилась в Мин Фаня – у парня был разбит нос и все лицо в синяках – и забормотала:
– Шисюн, ты это слышал? А-Ло и глава школы сказали, что этот человек… учитель?
– Как такое может быть, – нахмурился Мин Фань, – что это, вроде, он… и не он?
Ян Исюань смотрел на это с иной точки зрения – при виде Шэнь Цинцю он потрясенно пробормотал:
– Это ведь Цзюэши Хуангуа! Старейшина Хуан… на самом деле Шэнь-шибо [17]?
Вот спасибо, что ознакомил всех с моим литературным псевдонимом!
Глаза Лю Цингэ моментально расширились – столь тщательно хранимая невозмутимость не выдержала напора подобных новостей.
– …так ты не умер? – шепнул он.
Шэнь Цинцю изначально мучился чувством вины перед своим шиди, но при этих словах угрызения совести уступили место возмущению:
– Шиди Лю, что за выражение лица? Можно подумать, ты предпочел бы обратное!
При этих словах лицо Лю Цингэ претерпело любопытные метаморфозы: позеленев, оно потемнело, затем побелело вновь – право, за этими достойными хамелеона превращениями можно было наблюдать вечно, но Шэнь Цинцю грубо отвлекли от этого процесса, развернув его лицо.
– Так ты все-таки решил выйти из тени? – заявил Ло Бинхэ.
Благодарим Диану Котову (DianaTheMarion) за консультации по вопросам перевода с китайского!
Примечания:
[1] Застукал за этим самым делом – в оригинале 滚床单 (gǔn chuángdān) – в букв. пер. с кит. «кататься на простынях», т. е., «кувыркаться в постели».
[2] Реальгар 雄黄 (xiónghuáng) сюнхуан – моносульфид мышьяка AsS, зернистое вещество от огненно-красного до оранжево-красного цвета, как и все соединения мышьяка, ядовит. Тем не менее, вино с порошком реальгара 雄黄酒 (xiónghuángjiǔ) использовалось в качестве лечебного средства, считалось также что оно отгоняет змей и злых духов. Существует традиция употреблять его в праздник лета.
[3] Купленное на твои же деньги – в оригинале употребляется пословица 羊毛出在羊身上 (yángmáo chū zài yángshēn shang) – в букв. пер. с кит. «овечья шерсть берется с овцы», в образном значении – «в конечном итоге платить будет кто-то другой, греть руки за чужой счет».
[4] Желейка – в оригинале – Сичжи-лан 喜之郎 (xi zhi lang) – популярное в Китае фруктовое желе в пластиковых чашках.
[5] Бамбуковая шляпа 斗笠 (dǒulì) доули – широкополая коническая шляпа (обычно из бамбуковой щепы, для предохранения от дождя и солнца).
[6] Подручный 副手 (fùshǒu) фушоу – помощник, заместитель.
[7] Ваше Высочество 閣下 (Géxià) Гэся, букв. «Ваше Превосходительство».
[8] Первыми преступили границы 逼人太甚 (bī rén tài shèn) – в пер. с кит. «вконец затравить человека, ставить в тупик».
[9] Неблагодарная тварь –в оригинале 白眼狼 (bái yǎn lánɡ) – Белоглазый волк, в букв. пер. с кит. «выкатить глаза по-волчьи», метафора для неблагодарного, злобного и коварного человека.
[10] Представить в качестве трофея 耀武扬威 (yàowǔ yángwēi) – в пер. с кит. «бряцать оружием, похваляться».
[11] Пещера – здесь мы последовали английскому переводу, в оригинале 洞府 (dòngfǔ) дунфу – мифическая горная обитель небожителей.
[12] Он не позволял себе ни малейшего признака слабости – в оригинале 稳如泰山 (wěnrútàishān) - в пер. с кит. «спокойный (непоколебимый) как гора Тайшань».
Тайшань (кит. 泰山, пиньинь: Tài shān, буквально гора восхода, то есть Восточная гора) — гора в китайской провинции Шаньдун высотой 1545 м.
Гора Тайшань обладает большой культурной и исторической значимостью и входит в число пяти священных гор даосизма. Традиционно гора считалась местом обитания даосских святых и бессмертных. Дух горы Тайшань, по преданию, — один из правителей царства мёртвых. Гора находится в окрестностях города Тайань. Самый высокий пик (1545 м.) называется Пиком Нефритового Императора. В Китае гора Тайшань ассоциируется с восходом солнца, рождением, обновлением. Храм на вершине горы — цель многочисленных паломников на протяжении 3000 лет.
[13] Вероломное Верховное Божество 坑爹 (kēngdiē) кэнде – в пер. с кит. жаргонное «жулик, мошенник, обманщик, ловкач». Если разобрать на иероглифы, получится «отец (爹) надувательства (坑)».
[14] Эксперт недоделанный – в оригинале используется сленговое выражение 菊苣啊草草草 (jújù a cǎo cǎo cǎo) – в букв. пер. с кит. – «цикорий салатный, кое-как разросшийся». Цикорий (菊苣 jújù) является омонимом слова 巨巨 (jù jù) – так при дружеских, хороших отношениях называют интернет-гуру, аса в каком то деле, чтобы лишний раз подчеркнуть его значимость. Это что то вроде «превосходной степени» слов 大侠 (dàxiá), 大神 (dàshén) и просторечного 大虾 (dà xiā) (синонимы гуру и эксперта в интернете), которая иногда заменяется на 菊苣 (jújù). Это почетное обращение в данном случае обретает саркастический характер из-за добавления иероглифов 草草 (cǎocǎo) на конце, которые в пер. с кит. помимо «разросшийся» означают также «кое-как, небрежно, наспех».
[15] Богомерзкий господин – в оригинале 混世魔王了 (hùnshìmówáng) хуньшимован – в букв. пер. «князь демонов, дезорганизующий мир», в образном значении – «великий смутьян, злой гений мира, главный преступник».
[16] Ублюдок 杂种 (zá zhǒng) – в пер. с кит. «помесь, нечистокровный, инородец».
[17] Шибо 师伯 (shībó) – «дядюшка-наставник», вежливое обращение к шисюну своего учителя.
Следующая глава
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система "Спаси-Себя-Сам" для Главного Злодея. Глава 52. Сожаления горы Чунь [1]
Предыдущая глава
Не так давно Шэнь Цинцю охотно поверил бы, что Ло Бинхэ лелеет эти шрамы, чтобы тем самым подпитывать жажду мести, но нынче он больше не мог закрывать глаза на прискорбную действительность.
Читая книгу, а позже воочию познакомившись с ее главным героем, Шэнь Цинцю никогда не подозревал в нем столь ранимого сердца [2]. Этот павший жертвой нежных чувств к существу своего пола жеребец мало того, что забросил свой гарем – отклонившись в развитии куда-то не туда, он кончил тем, что стал уязвимее неопытной девы, беззаветно страдающей от любой обиды и при этом упивающейся своими муками.
А может, прежде он не замечал в своем ученике этой черты, потому что предпочитал об этом не задумываться? После всех несоответствий он по-прежнему продолжал считать Ло Бинхэ главным героем, а себя – лишь сторонним наблюдателем, праздно коротающим время в ожидании своего выхода. Сознательно сохраняя дистанцию, он невольно накладывал на ученика образ оригинального Ло Бинхэ, который отнюдь не страдал подобными проблемами.
читать дальшеПоэтому, оказавшись лицом к лицу с Ло Бинхэ, который не имел с оригиналом почти ничего общего, он, по правде говоря, попросту растерялся.
Судорожно перетряхивая свой разум в поисках решения, он не обратил внимания на тень кривой ухмылки, зародившейся в уголке рта Ло Бинхэ.
***
Очнувшись ото сна, Шэнь Цинцю перво-наперво узрел натянутую над ним белую газовую занавесь. Кто-то вошел и, осторожно затворив дверь, поинтересовался:
– Вы уже проснулись?
Повернув голову, Шэнь Цинцю бросил на него взгляд краем глаза.
Приглушенное сияние луны и неярких светильников подчеркивало тонкое изящество черт незнакомца. В уголках его рта пряталась улыбка, ясное чело прямо-таки лучилось одаренностью, а глаза – теплом и проницательностью.
Теперь-то Шэнь Цинцю знал, где он прежде видел этот взгляд. Подобную чистоту этим глазам могли придать лишь воды озера Лушуй [3].
Шэнь Цинцю резко сел, при этом с его лба свалился мешочек со льдом. Незнакомец подобрал его и, положив на стол, тотчас заменил новым.
При виде столь трогательной заботы поток вопросов типа «Кто ты такой?» и «Чего тебе от меня надо?» застрял в горле Шэнь Цинцю. Откашлявшись, он ограничился кратким:
– Сердечно благодарю за вашу помощь при спасении из дворца Хуаньхуа.
Молодой человек улыбнулся, остановившись у столика:
– У людей есть пословица: «За единую каплю милосердия вам воздастся фонтаном благодарности [4]», а милость, которой одарил меня бессмертный мастер Шэнь, существенно больше капли.
Итак, во-первых, это и вправду был тот самый змей из леса Байлу.
Во-вторых, он знал, что в этой оболочке находится душа Шэнь Цинцю.
– Тяньлан Цзюнь [5]? – озвучил свою догадку заклинатель.
Священных демонов [6] называли так потому, что, согласно преданию, некогда их предки принадлежали к числу небожителей, но, погрязнув в пороках, оставили небеса ради Царства Демонов. Лишь другой священный демон с еще более чистой, чем у Ло Бинхэ, кровью был способен совладать с кровяными паразитами в теле Шэнь Цинцю. В этом случае у него лишь становилось одной проблемой больше: насколько было известно заклинателю, лишь двое из оригинального романа могли претендовать на подобное звание – сам Ло Бинхэ и его отец. Кем же еще мог быть этот парень?
Однако же ему суждено было после нескольких верных догадок наконец угодить пальцем в небо [7]: покачав головой, молодой человек ответил:
– Мастер Шэнь, вы чрезмерно польстили мне, приняв меня за Цзюнь-шана [8].
Едва услышав последние два слова, Шэнь Цинцю наконец понял, кто это такой.
На момент начала оригинального романа Тяньлан Цзюнь уже томился в заточении под громадной горой. Что же до войны, приведшей к этому обстоятельству, то Сян Тянь Да Фэйцзи не удосужился описать ее хоть сколько-нибудь внятно, ибо она не имела никакого отношения к неподражаемым талантам главного героя, ограничившись упоминанием о том, что «Тяньлан Цзюнь пал под напором объединенных сил заклинателей Царства Людей и был заточен под такой-то горой, не способный даже пошевелиться, разлученный со своим самым преданным генералом и по совместительству задушевным другом в жизни и смерти [9].
А где, кстати говоря, располагалась та самая гора Х? Прежде у Шэнь Цинцю не возникало повода задуматься над этим вопросом, но теперь-то его подстегнутая память незамедлительно выдала ответ.
Гора Байлу!
На которой и располагался горный лес Байлу!
Шэнь Цинцю вновь окинул молодого человека пристальным взором. Так вот ты какой, «преданный генерал и задушевный друг» отца Ло Бинхэ!
Сейчас на его теле не было заметно ни следа змеиного обличья.
– Могу я спросить… о вашем достойном имени? – сглотнув, бросил Шэнь Цинцю.
– Подручный [10] Тяньлан Цзюня Чжучжи Лан [11] к вашим услугам, – отозвался тот с любезной улыбкой.
Едва эти слова слетели с его губ, как Система разродилась уведомлением:
[За восстановление неполной сюжетной линии и разблокирование нераскрытого персонажа вам начислено 300 баллов! За вступление в арку закрытия сюжетной дыры вам начислено 100 баллов!]
Волна неудержимого ликования затопила разум Шэнь Цинцю.
Эта самая «сюжетная дыра» была из разряда тех самых, что сильнее всего бесили Шэнь Цинцю в «Гордом пути бессмертного демона» – именно из-за этих бесчисленных убийств «за кадром» и множащихся сюжетных противоречий он к концу книги готов был бить себя в грудь и топать ногами, скрежеща зубами от гнева.
И вот теперь он вывел на сцену обделенного вниманием автора персонажа, заштопав одну из этих сюжетных прорех. Быть может, в дальнейшем ему удастся заполнить и прочие зияющие вопиющей бессмыслицей дыры?
– Я спас тебя однажды, теперь ты меня спас – так что, полагаю, мы в расчете.
Говоря это, он имел в виду, что помешал Гунъи Сяо убить змея. Однако Чжучжи Лан покачал головой:
– Если бы не мастер Шэнь, этой ничтожной персоне вовеки не добраться бы до цветка росы луны и солнца. Нет, я еще далек от того, чтобы расплатиться с вами за эту услугу.
Теперь-то до Шэнь Цинцю наконец дошло.
– Ладно, мы можем обсудить это позже. А сейчас не мог бы ты убрать эти штуки из моей крови? Им ведь не обязательно там находиться?
Его нетерпение можно было понять, ведь это было все равно что по назначению врача поселить в своем теле еще одного паразита для борьбы с первым – с какой стороны на это ни посмотри, а приятного мало!
– Ну… – замялся Чжучжи Лан, – по правде говоря, эта ничтожная персона впервые использовала свою кровь в таком качестве, и прежде ей не доводилось слышать о способе ее выведения из тела.
Хоть этот ответ изрядно подпортил поднявшееся было настроение Шэнь Цинцю, он не мог не признать правоту собеседника: ведь, попав в тело, кровь священного демона моментально растворялась в сосудах, так что отделить ее от крови самой жертвы едва ли представлялось возможным. Однако Чжучжи Лан поспешил добавить:
– Хоть ее и нельзя удалить, зато, пока моя кровь находится в теле мастера Шэня, тот, второй, не сможет задействовать свою. Он больше не сможет пытать вас с ее помощью, а также выследить вас, когда вы вновь попадете в Царство Демонов.
Постой-ка.
– Погоди, – прервал его Шэнь Цинцю. – Разве я говорил, что собираюсь туда?
– Мы оба отправимся туда очень скоро, – невозмутимо отозвался Чжучжи Лан.
Вглядевшись в его улыбчивое лицо, Шэнь Цинцю подозрительно переспросил:
– Уж не собираешься ли ты отплатить мне, утащив меня в Царство Демонов?
Что ему там, спрашивается, делать? Не говоря уже о скудости и мрачности этого места, а также неприемлемых для него обычаях, тамошний климат попросту ему не подходит! Вдобавок у него хватало хлопот и в Царстве Людей: почти утратив способность соображать от милых некрофильских замашек своего бывшего ученика, он позволил Лю Цингэ бежать со своим телом. И где гарантия, что одержимый местью Ло Бинхэ не сотрет с лица земли [12] весь хребет Цанцюн?
Нет, он должен вернуться, чтобы предотвратить трагедию! Тотчас отбросив в сторону соображения о моральном долге перед спасителем, Шэнь Цинцю замыслил новый побег. Откуда ему было знать, что, едва пошевелившись, он ощутит, что что-то одновременно гладкое и липкое, верткое и прохладное обовьет его ногу?
Нефритово-зеленая змея медленно подняла голову с покрывала и зашипела, меж клыков мелькнул раздвоенный багряный язык.
Эта змея в три пальца толщиной более всего походила на ядовитую зеленую древесную гадюку - бамбуковую куфию [13] из Царства Людей. Из огромных глазниц на заклинателя уставились нитевидные зрачки, и этот контраст наполнял сердце подсознательным ужасом. Но Шэнь Цинцю не страшился этого гада – окинув его невозмутимым взором, он украдкой принялся накапливать в ладони духовную энергию, надеясь застать противника врасплох, укоротив гибкое тело цуней на семь [14]. Внезапно изумрудная змея отпрянула, разинув алую пасть.
При этом самая обычная с виду змея испустила пронзительный вопль, словно исторгнутый человеческим горлом. В тот же момент из-за ее головы взметнулись неведомо где упрятанные зеленые щипы, подобно венчику чертополоха. Багряные острия были явно напитаны смертельным ядом. Тело змеи раздулось в несколько раз, словно ее накачали воздухом, как воздушный шарик – и довольно милая изящная змейка в долю секунды обратилась в гребаного монстра [15].
Что и говорить, Царство Демонов было воистину жутким местом. У Шэнь Цинцю тут же пропало желание касаться этой твари голыми руками.
Тем временем Чжучжи Лан невозмутимо налил чашку чая и, поставив ее на стол, с самым сердечным видом предложил:
– Почему бы мастеру Шэню не дослушать меня до конца, прежде чем уйти? Говоря, что я хочу отплатить вам за вашу доброту, я был искренен.
– Затащить меня в Царство Демонов против воли, а на случай, если я не пожелаю, засунуть эту штуку ко мне в постель – это ты понимаешь под благодарностью? – досадливо скривил губы Шэнь Цинцю.
– Не только в постель, – как ни в чем не бывало улыбнулся Чжучжи Лан.
Еще одна змея с палец толщиной выскользнула из-за ворота Шэнь Цинцю.
Она явно все это время покоилась на его груди, убаюканная теплом тела, ничем не давая о себе знать. Словно по сигналу, бесчисленное количество зеленых змей, толстых и тонких, с шипением выползли из-под кровати, покрывая пол шевелящимся ковром.
От возмущения утратив дар речи на первых порах, Шэнь Цинцю наконец выдавил:
– Змеиная раса?
– Мой отец родом с южных рубежей Царства Демонов [16], – спокойно отозвался Чжучжи Лан.
Неудивительно, что его так назвали.
Демоны всегда придавали большое значение социальной иерархии и происхождению. Обычные безродные демоны или представители незнатных семей никогда не посмели бы именоваться гордым званием «Цзюнь» – для них это было все равно что священное имя императора.
Ло Бинхэ в свое время столкнулся с немалыми трудностями на своем пути к вершинам власти в Царстве Демонов, потому что многие из «Цзюней» были не самого высокого мнения о человеческой части его крови. Что же до «Ланов», то Ло Бинхэ, не чинясь, убивал их пачками уже на ранних стадиях сюжета. Из всего этого Шэнь Цинцю сделал закономерный вывод, что, пусть и не все «Ланы» прозябали в безвестности, можно было с уверенностью утверждать, что они едва ли могут похвастаться выдающимся родством.
Чжучжи Лан, будучи священным демоном, все же не мог именоваться «Цзюнем» – очевидно, причина крылась в смешанной крови.
Раса змей проживала на южных границах Царства Демонов. Строго говоря, ее представители тоже были демонами, но лишь немногие из них, совершенствуя тело и дух, обретали способность принимать человеческий облик, сбрасывая чешую – большинство же сохраняли змеиный облик на всю жизнь.
– Кто ваша достойная мать? – поинтересовался Шэнь Цинцю.
– Младшая сестра Тяньлан Цзюня.
Эта демоница считалась чем-то вроде принцессы Царства Демонов. И угораздило ж ее залететь от змея – пожалуй, это уже было чересчур!
Стараясь не обращать внимания на ползающих по животу и ноге змей, Шэнь Цинцю спросил:
– Выходит, ты, вроде как, двоюродный брат Ло Бинхэ? Слушай, а ты не мог бы приказать им… не лезть ко мне под одежду?
– Могу, – вздохнул Чжучжи Лан. – Но, похоже, им так понравился мастер Шэнь, что они едва ли меня послушают.
Да так я тебе и поверил [17]!
Проглотив возмущение, Шэнь Цинцю поинтересовался:
– А что ты сам делал во дворце Хуаньхуа?
– Я прибыл туда по одному делу, – уклончиво отозвался Чжучжи Лан, – и уж никак не ожидал встретить там мастера Шэня.
Сердце Шэнь Цинцю совершило кульбит в груди.
– По делу, говоришь? А оно случайно не имеет отношения к Ло Бинхэ?
Решили сплотить ряды перед лицом враждебных сил Царства Демонов? Замыслили переворот? Или это было то самое «потрясающее небо и землю семейное воссоединение после многих лет разлуки с рыданием на плече друг друга»?
На сей раз Чжучжи Лан лишь улыбнулся, не удостоив его ответом.
– Сдается мне, это едва ли было трогательное семейное воссоединение, – буркнул Шэнь Цинцю, не удержавшись.
– Я лишь следовал приказу моего господина, – неторопливо отозвался Чжучжи Лан.
– А твое тело происходит из цветка росы луны и солнца? – не унимался Шэнь Цинцю.
Если да, то никаких проблем; на самом деле, Шэнь Цинцю опасался, что Чжучжи Лан использовал росток, чтобы возродить Тяньлан Цзюня. К этому времени тот уже много лет покоился под горой, где каждый вдох стоил ему чудовищных усилий. Наверняка его настоящее тело просто-напросто раздавлено. Но, если он мог сбросить пустую оболочку, словно цикада, то Шэнь Цинцю не знал, откуда ожидать бури [18]. У него зародилось отнюдь не беспочвенное предчувствие, что подобный беспечный взмах крыльев бабочки мог выпустить на свободу жуткого монстра. Воистину, он не успокоится, пока не получит ответа.
– Доставить меня в Царство Демонов – тоже приказ твоего господина? – потребовал он.
Однако, стоило коснуться Тяньлан Цзюня, как Чжучжи Лан захлопывался, словно устрица, вместо ответа натягивая вежливую улыбку, при виде которой Шэнь Цинцю хотелось его придушить. Лишь когда заклинатель оставил свои попытки, тот удосужился открыть рот, чтобы поведать в безупречно вежливой манере:
– Прошу, отдыхайте, мастер Шэнь. Если вам что-то понадобится, дайте знать, и я обо всем позабочусь. Мы должны отбыть не позднее завтрашнего дня.
– У тебя есть деньги? – сухо бросил Шэнь Цинцю.
– Есть, – охотно отозвался Чжучжи Лан.
– Могу я ими воспользоваться?
– Как пожелаете.
– Я хочу женщину.
Чжучжи Лан устремил на него непонимающий взгляд.
– Разве ты не уверял, что позаботишься обо всех моих нуждах? – начал выходить из себя Шэнь Цинцю. – Мне нужна женщина – чего тут непонятного? И убери этих змей!
Это наконец-то стерло неизменную улыбку с лица Чжучжи Лана. Немного поколебавшись, он кивнул. Усмехнувшись про себя, Шэнь Цинцю поднялся с кровати и надел верхнее одеяние. Чжучжи Лан медлил, явно раздумывая, куда направиться. Не дожидаясь, пока он определится, Шэнь Цинцю вышел за дверь – и его спутник последовал за ним хвостом.
Прежде, нося гордое звание лорда пика Цинцзин, он неукоснительно заботился о своей репутации, так что, сколько бы ни донимали его плотские желания и любопытство, он и не думал переступить порог борделя. Теперь же ему наконец представится такая возможность. Не обращая внимания на плетущегося следом Чжучжи Лана, он шествовал по улицам города, пока его внимание не привлекла вывеска «Радушный красный павильон» [19], куда он и направил свои стопы.
Вскоре перед глазами запестрили яркие декорации, а в нос ударил запах пудры. Чжучжи Лан уселся за стол, застыв подобно горе Тайшань.
– Что это за выражение на твоем лице? – не выдержал Шэнь Цинцю.
Чжучжи Лан отвел глаза:
– Просто… я не понимаю, что может искать мастер Шэнь в подобном месте.
– Скоро узнаешь, – буркнул в ответ Шэнь Цинцю.
Стоило ему это произнести, как ним профланировала одна из певичек – на вид слегка постарше Шэнь Цинцю, с изрядным количеством косметики на лице. Прижимая пипу [20] к груди, она уселась на расписанную цветами скамью – и тут же потрясенно застыла, встретившись взглядом с заклинателем.
Не понимая, в чем причина подобного, Шэнь Цинцю кивнул ей, окликнув:
– Что с вами, барышня [21]?
Тотчас взяв себя в руки, она расплылась в радушной улыбке:
– Прошу, не взыщите, господин – просто вы очень хороши собой и напомнили мне слугу одной моей старой знакомой – но, должно быть, меня подвели глаза.
Опустив голову, она ударила по струнам и запела.
Шэнь Цинцю уже принялся нашептывать на ушко сидящим рядом с ним девушкам, вовсе не собираясь слушать ее пение, но после первых же двух фраз он вскинулся:
– Барышня, что это вы поете?
– Ваша покорная служанка исполняет новую популярную балладу [22] «Сожаления горы Чунь [23]», – прервав пение, мелодичным голосом ответила та.
Лицо Шэнь Цинцю мигом потемнело:
– Знаете, наверно, мне почудилось, что я услышал два знакомых имени – не могли бы вы их повторить?
– Неужто господин еще не слышал этой песни? – улыбнулась певичка, прикрывая лицо рукавом. – В ней поется о Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ.
В голове Шэнь Цинцю воцарилась звенящая пустота.
Когда это они успели стать героями чертовой баллады?
Вежливо отказавшись от услуг осаждавших его девушек, Чжучжи Лан сидел рядом тихо как мышка – лишь слегка подрагивающие плечи выдавали его истинные чувства.
– Гм… – откашлялся Шэнь Цинцю. – Могу я спросить, о каких таких… сожалениях этой самой горы там идет речь?
– О, господин, вам даже это неведомо? – с готовностью зачирикали сидевшие рядом с ним девушки. – В «Сожалениях горы Чунь» говорится о горечи невысказанных чувств между Шэнь Цинцю и его учеником Ло Бинхэ, об их запретной любви…
Шэнь Цинцю умудрился выслушать их до конца, не переменившись в лице – впрочем, его заслуги в этом не было, ибо он попросту окаменел от шока и возмущения.
Если изложить сюжет в двух словах, то жили-были на некоей горе Чунь бесстыжие мастер с учеником, которые, пренебрегая своими прямыми обязанностями, все свои дни и ночи посвящали па-па-па, спускаясь с горы, лишь чтобы сражаться с монстрами, а потом вновь заниматься па-па-па, улаживая с помощью па-па-па все свои недоразумения, все еще жаждая па-па-па даже на пороге смерти, которая не помешала им предаваться все тому же самому, и счастливо возобновив па-па-па после воскрешения… вот такая история.
Певичка вздохнула, трогая струну кончиком пальца:
– Никогда не понимала, как можно настолько любить человека, чтобы продолжать предаваться любовным утехам с ним даже после его смерти. Воистину, подобные чувства не знают преград.
Ее товарки вторили ей прочувствованными вздохами и всхлипами, не говоря уже о пролитых слезинках.
Шэнь Цинцю закрыл лицо руками.
Как его угораздило сделаться героем подобной порнушки?
Примечания:
[1] Сожаления горы Чунь – 遗恨春山 (chūnxiāo Chūnshān). Чунь 春 (Chūn) переводится как весна, но имеет также идиоматическое значение «чувственная любовь». Например, 春宵 (chūnxiāo) означает и «весеннюю ночь», и «ночь любви».
Сочетание иероглифов 遗恨 (chūnxiāo) может означать как «сожаление о несбывшемся, о напрасно прожитой жизни», так и «неизжитую неприязнь, неостывшую вражду».
[2] Ранимое сердце – в оригинале 纯情少男 (сhúnqíng shàonán) – в пер. с кит. «чистый, невинный юноша».
[3] Лушуй – 露水(Lùshuĭ) – в букв. пер. с кит. «роса». Озеро в пещере, на котором Шэнь Цинцю с Шан Цинхуа добывали ростки цветка росы луны и солнца.
[4] За единую каплю милости вам воздастся фонтаном благодарности 滴水之恩当涌泉相报 (dī shuǐ zhī ēn, dāng yǒng quán xiāng bào) – изречение из наставлений мастера Чжу своей семье. Любопытно, что сочетание иероглифов 相报 (xiāngbào) может означать как «отблагодарить», так и «отомстить, расквитаться».
[5] Тяньлан Цзюнь 天琅君 (Tiānláng Jūn) – в пер. с кит. Тяньлан – «небесный белый (драгоценный) нефрит», «Цзюнь» – высший титул.
[6] Священный демон 天魔 (tiānmó) тяньмо – демон небес (буддийское), владыка 6-го неба чувственного мира, злейший враг Будды; Дэва Мара.
[7] Угодить пальцем в небо после нескольких верных догадок – в оригинале употреблена поговорка 事不过三 (shì bù guò sān) – в пер. с кит. «не делай вещь более трех раз», что означает что-то вроде: «Снаряд трижды в одну воронку не падает».
[8] Цзюнь-шан 君上 (Jūn shàng) – в пер. с кит. «великий лорд» или «государь», «Шан» в букв. пер. с кит. – «верховный».
[9] Самый преданный генерал и задушевный друг в жизни и смерти 心腹 (xīnfù) – в букв. пер. с кит. «сердце и живот (нутро)», в образном значении – «задушевный друг, доверенный человек». 大将 (dàjiàng) дацзян – генерал.
[10] Подручный 座下 (zuòxià) цзося – в букв. пер. с кит. «у ног господина». Употребляется как вежливое обращение «у Ваших ног; к Вашим стопам».
[11] Чжучжи Лан 竹枝郎 (Zhúzhī Láng) – в переводе имя Чжучжи означает «стебель бамбука», Лан – «молодой человек» или «сударь, господин» – уважительное, но простое обращение.
[12] Сотрет с лица земли – в оригинале использована идиома 一锅端 (yī guō duān) – в пер. с кит. «унести целый горшок».
[13] Бамбуковая куфия 竹叶青 (zhúyèqīng) чжуецин – Куфия Штейнегера, Trimeresurus stejnegeri. И первый иероглиф – да, как в имени Чжучжи Лана.
[14] Цунь 寸 (cùn) 3,25 см., семь цуней – около четверти метра.
[15] Монстр 怪物 (guàiwu) гуайу – в пер. с кит. «оборотень, призрак», образно – «сумасброд».
[16] Южные рубежи (земли) 南疆 (nánjiāng) – читается как Наньцзян, можно называть их так.
[17] Так я тебе и поверил – в оригинале 鬼才信 (guǐ cái xìn) – в букв. пер. с кит. «только злой дух поверит».
[18] Откуда ожидать бури – в оригинале 风浪 (fēnglàng) – в букв. пер. с кит. «ветер и волны (на море)» - шторм, буря; в переносном значении – «житейские бури, невзгоды, потрясения».
[19] Радушный красный павильон – в оригинале это заведение называется 暖红阁 (nuǎn hóng gé) – «Теплый красный павильон».
[20] Пипа 琵琶 (pípá) — китайский 4-струнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни. Один из самых распространённых и известных китайских музыкальных инструментов. Широко распространена в Центральном и Южном Китае. С VIII века известна также в Японии под названием бива. Бивы изготовлялись различных размеров. Подобный инструмент распространен также в Корее под названием тангпипа (танбипа).
[21] Барышня 姑娘 (gūniang) гуньян – распространенное вежливое обращение к девушке.
[22] Баллада 弹词 (táncí) таньцы – песенный сказ, былина или сказание, сопровождаемое песнями под аккомпанемент.
[23] «Сожаления горы Чунь» – на самом деле, песня называется несколько иначе, чем глава: 春山恨 (Сhūnshān hèn), где 恨 (hèn) в пер. с кит. «обида, ненависть, досада», но также и «сожалеть, раскаиваться», поэтому мы перевели название песни так же.
Следующая глава
Не так давно Шэнь Цинцю охотно поверил бы, что Ло Бинхэ лелеет эти шрамы, чтобы тем самым подпитывать жажду мести, но нынче он больше не мог закрывать глаза на прискорбную действительность.
Читая книгу, а позже воочию познакомившись с ее главным героем, Шэнь Цинцю никогда не подозревал в нем столь ранимого сердца [2]. Этот павший жертвой нежных чувств к существу своего пола жеребец мало того, что забросил свой гарем – отклонившись в развитии куда-то не туда, он кончил тем, что стал уязвимее неопытной девы, беззаветно страдающей от любой обиды и при этом упивающейся своими муками.
А может, прежде он не замечал в своем ученике этой черты, потому что предпочитал об этом не задумываться? После всех несоответствий он по-прежнему продолжал считать Ло Бинхэ главным героем, а себя – лишь сторонним наблюдателем, праздно коротающим время в ожидании своего выхода. Сознательно сохраняя дистанцию, он невольно накладывал на ученика образ оригинального Ло Бинхэ, который отнюдь не страдал подобными проблемами.
читать дальшеПоэтому, оказавшись лицом к лицу с Ло Бинхэ, который не имел с оригиналом почти ничего общего, он, по правде говоря, попросту растерялся.
Судорожно перетряхивая свой разум в поисках решения, он не обратил внимания на тень кривой ухмылки, зародившейся в уголке рта Ло Бинхэ.
***
Очнувшись ото сна, Шэнь Цинцю перво-наперво узрел натянутую над ним белую газовую занавесь. Кто-то вошел и, осторожно затворив дверь, поинтересовался:
– Вы уже проснулись?
Повернув голову, Шэнь Цинцю бросил на него взгляд краем глаза.
Приглушенное сияние луны и неярких светильников подчеркивало тонкое изящество черт незнакомца. В уголках его рта пряталась улыбка, ясное чело прямо-таки лучилось одаренностью, а глаза – теплом и проницательностью.
Теперь-то Шэнь Цинцю знал, где он прежде видел этот взгляд. Подобную чистоту этим глазам могли придать лишь воды озера Лушуй [3].
Шэнь Цинцю резко сел, при этом с его лба свалился мешочек со льдом. Незнакомец подобрал его и, положив на стол, тотчас заменил новым.
При виде столь трогательной заботы поток вопросов типа «Кто ты такой?» и «Чего тебе от меня надо?» застрял в горле Шэнь Цинцю. Откашлявшись, он ограничился кратким:
– Сердечно благодарю за вашу помощь при спасении из дворца Хуаньхуа.
Молодой человек улыбнулся, остановившись у столика:
– У людей есть пословица: «За единую каплю милосердия вам воздастся фонтаном благодарности [4]», а милость, которой одарил меня бессмертный мастер Шэнь, существенно больше капли.
Итак, во-первых, это и вправду был тот самый змей из леса Байлу.
Во-вторых, он знал, что в этой оболочке находится душа Шэнь Цинцю.
– Тяньлан Цзюнь [5]? – озвучил свою догадку заклинатель.
Священных демонов [6] называли так потому, что, согласно преданию, некогда их предки принадлежали к числу небожителей, но, погрязнув в пороках, оставили небеса ради Царства Демонов. Лишь другой священный демон с еще более чистой, чем у Ло Бинхэ, кровью был способен совладать с кровяными паразитами в теле Шэнь Цинцю. В этом случае у него лишь становилось одной проблемой больше: насколько было известно заклинателю, лишь двое из оригинального романа могли претендовать на подобное звание – сам Ло Бинхэ и его отец. Кем же еще мог быть этот парень?
Однако же ему суждено было после нескольких верных догадок наконец угодить пальцем в небо [7]: покачав головой, молодой человек ответил:
– Мастер Шэнь, вы чрезмерно польстили мне, приняв меня за Цзюнь-шана [8].
Едва услышав последние два слова, Шэнь Цинцю наконец понял, кто это такой.
На момент начала оригинального романа Тяньлан Цзюнь уже томился в заточении под громадной горой. Что же до войны, приведшей к этому обстоятельству, то Сян Тянь Да Фэйцзи не удосужился описать ее хоть сколько-нибудь внятно, ибо она не имела никакого отношения к неподражаемым талантам главного героя, ограничившись упоминанием о том, что «Тяньлан Цзюнь пал под напором объединенных сил заклинателей Царства Людей и был заточен под такой-то горой, не способный даже пошевелиться, разлученный со своим самым преданным генералом и по совместительству задушевным другом в жизни и смерти [9].
А где, кстати говоря, располагалась та самая гора Х? Прежде у Шэнь Цинцю не возникало повода задуматься над этим вопросом, но теперь-то его подстегнутая память незамедлительно выдала ответ.
Гора Байлу!
На которой и располагался горный лес Байлу!
Шэнь Цинцю вновь окинул молодого человека пристальным взором. Так вот ты какой, «преданный генерал и задушевный друг» отца Ло Бинхэ!
Сейчас на его теле не было заметно ни следа змеиного обличья.
– Могу я спросить… о вашем достойном имени? – сглотнув, бросил Шэнь Цинцю.
– Подручный [10] Тяньлан Цзюня Чжучжи Лан [11] к вашим услугам, – отозвался тот с любезной улыбкой.
Едва эти слова слетели с его губ, как Система разродилась уведомлением:
[За восстановление неполной сюжетной линии и разблокирование нераскрытого персонажа вам начислено 300 баллов! За вступление в арку закрытия сюжетной дыры вам начислено 100 баллов!]
Волна неудержимого ликования затопила разум Шэнь Цинцю.
Эта самая «сюжетная дыра» была из разряда тех самых, что сильнее всего бесили Шэнь Цинцю в «Гордом пути бессмертного демона» – именно из-за этих бесчисленных убийств «за кадром» и множащихся сюжетных противоречий он к концу книги готов был бить себя в грудь и топать ногами, скрежеща зубами от гнева.
И вот теперь он вывел на сцену обделенного вниманием автора персонажа, заштопав одну из этих сюжетных прорех. Быть может, в дальнейшем ему удастся заполнить и прочие зияющие вопиющей бессмыслицей дыры?
– Я спас тебя однажды, теперь ты меня спас – так что, полагаю, мы в расчете.
Говоря это, он имел в виду, что помешал Гунъи Сяо убить змея. Однако Чжучжи Лан покачал головой:
– Если бы не мастер Шэнь, этой ничтожной персоне вовеки не добраться бы до цветка росы луны и солнца. Нет, я еще далек от того, чтобы расплатиться с вами за эту услугу.
Теперь-то до Шэнь Цинцю наконец дошло.
– Ладно, мы можем обсудить это позже. А сейчас не мог бы ты убрать эти штуки из моей крови? Им ведь не обязательно там находиться?
Его нетерпение можно было понять, ведь это было все равно что по назначению врача поселить в своем теле еще одного паразита для борьбы с первым – с какой стороны на это ни посмотри, а приятного мало!
– Ну… – замялся Чжучжи Лан, – по правде говоря, эта ничтожная персона впервые использовала свою кровь в таком качестве, и прежде ей не доводилось слышать о способе ее выведения из тела.
Хоть этот ответ изрядно подпортил поднявшееся было настроение Шэнь Цинцю, он не мог не признать правоту собеседника: ведь, попав в тело, кровь священного демона моментально растворялась в сосудах, так что отделить ее от крови самой жертвы едва ли представлялось возможным. Однако Чжучжи Лан поспешил добавить:
– Хоть ее и нельзя удалить, зато, пока моя кровь находится в теле мастера Шэня, тот, второй, не сможет задействовать свою. Он больше не сможет пытать вас с ее помощью, а также выследить вас, когда вы вновь попадете в Царство Демонов.
Постой-ка.
– Погоди, – прервал его Шэнь Цинцю. – Разве я говорил, что собираюсь туда?
– Мы оба отправимся туда очень скоро, – невозмутимо отозвался Чжучжи Лан.
Вглядевшись в его улыбчивое лицо, Шэнь Цинцю подозрительно переспросил:
– Уж не собираешься ли ты отплатить мне, утащив меня в Царство Демонов?
Что ему там, спрашивается, делать? Не говоря уже о скудости и мрачности этого места, а также неприемлемых для него обычаях, тамошний климат попросту ему не подходит! Вдобавок у него хватало хлопот и в Царстве Людей: почти утратив способность соображать от милых некрофильских замашек своего бывшего ученика, он позволил Лю Цингэ бежать со своим телом. И где гарантия, что одержимый местью Ло Бинхэ не сотрет с лица земли [12] весь хребет Цанцюн?
Нет, он должен вернуться, чтобы предотвратить трагедию! Тотчас отбросив в сторону соображения о моральном долге перед спасителем, Шэнь Цинцю замыслил новый побег. Откуда ему было знать, что, едва пошевелившись, он ощутит, что что-то одновременно гладкое и липкое, верткое и прохладное обовьет его ногу?
Нефритово-зеленая змея медленно подняла голову с покрывала и зашипела, меж клыков мелькнул раздвоенный багряный язык.
Эта змея в три пальца толщиной более всего походила на ядовитую зеленую древесную гадюку - бамбуковую куфию [13] из Царства Людей. Из огромных глазниц на заклинателя уставились нитевидные зрачки, и этот контраст наполнял сердце подсознательным ужасом. Но Шэнь Цинцю не страшился этого гада – окинув его невозмутимым взором, он украдкой принялся накапливать в ладони духовную энергию, надеясь застать противника врасплох, укоротив гибкое тело цуней на семь [14]. Внезапно изумрудная змея отпрянула, разинув алую пасть.
При этом самая обычная с виду змея испустила пронзительный вопль, словно исторгнутый человеческим горлом. В тот же момент из-за ее головы взметнулись неведомо где упрятанные зеленые щипы, подобно венчику чертополоха. Багряные острия были явно напитаны смертельным ядом. Тело змеи раздулось в несколько раз, словно ее накачали воздухом, как воздушный шарик – и довольно милая изящная змейка в долю секунды обратилась в гребаного монстра [15].
Что и говорить, Царство Демонов было воистину жутким местом. У Шэнь Цинцю тут же пропало желание касаться этой твари голыми руками.
Тем временем Чжучжи Лан невозмутимо налил чашку чая и, поставив ее на стол, с самым сердечным видом предложил:
– Почему бы мастеру Шэню не дослушать меня до конца, прежде чем уйти? Говоря, что я хочу отплатить вам за вашу доброту, я был искренен.
– Затащить меня в Царство Демонов против воли, а на случай, если я не пожелаю, засунуть эту штуку ко мне в постель – это ты понимаешь под благодарностью? – досадливо скривил губы Шэнь Цинцю.
– Не только в постель, – как ни в чем не бывало улыбнулся Чжучжи Лан.
Еще одна змея с палец толщиной выскользнула из-за ворота Шэнь Цинцю.
Она явно все это время покоилась на его груди, убаюканная теплом тела, ничем не давая о себе знать. Словно по сигналу, бесчисленное количество зеленых змей, толстых и тонких, с шипением выползли из-под кровати, покрывая пол шевелящимся ковром.
От возмущения утратив дар речи на первых порах, Шэнь Цинцю наконец выдавил:
– Змеиная раса?
– Мой отец родом с южных рубежей Царства Демонов [16], – спокойно отозвался Чжучжи Лан.
Неудивительно, что его так назвали.
Демоны всегда придавали большое значение социальной иерархии и происхождению. Обычные безродные демоны или представители незнатных семей никогда не посмели бы именоваться гордым званием «Цзюнь» – для них это было все равно что священное имя императора.
Ло Бинхэ в свое время столкнулся с немалыми трудностями на своем пути к вершинам власти в Царстве Демонов, потому что многие из «Цзюней» были не самого высокого мнения о человеческой части его крови. Что же до «Ланов», то Ло Бинхэ, не чинясь, убивал их пачками уже на ранних стадиях сюжета. Из всего этого Шэнь Цинцю сделал закономерный вывод, что, пусть и не все «Ланы» прозябали в безвестности, можно было с уверенностью утверждать, что они едва ли могут похвастаться выдающимся родством.
Чжучжи Лан, будучи священным демоном, все же не мог именоваться «Цзюнем» – очевидно, причина крылась в смешанной крови.
Раса змей проживала на южных границах Царства Демонов. Строго говоря, ее представители тоже были демонами, но лишь немногие из них, совершенствуя тело и дух, обретали способность принимать человеческий облик, сбрасывая чешую – большинство же сохраняли змеиный облик на всю жизнь.
– Кто ваша достойная мать? – поинтересовался Шэнь Цинцю.
– Младшая сестра Тяньлан Цзюня.
Эта демоница считалась чем-то вроде принцессы Царства Демонов. И угораздило ж ее залететь от змея – пожалуй, это уже было чересчур!
Стараясь не обращать внимания на ползающих по животу и ноге змей, Шэнь Цинцю спросил:
– Выходит, ты, вроде как, двоюродный брат Ло Бинхэ? Слушай, а ты не мог бы приказать им… не лезть ко мне под одежду?
– Могу, – вздохнул Чжучжи Лан. – Но, похоже, им так понравился мастер Шэнь, что они едва ли меня послушают.
Да так я тебе и поверил [17]!
Проглотив возмущение, Шэнь Цинцю поинтересовался:
– А что ты сам делал во дворце Хуаньхуа?
– Я прибыл туда по одному делу, – уклончиво отозвался Чжучжи Лан, – и уж никак не ожидал встретить там мастера Шэня.
Сердце Шэнь Цинцю совершило кульбит в груди.
– По делу, говоришь? А оно случайно не имеет отношения к Ло Бинхэ?
Решили сплотить ряды перед лицом враждебных сил Царства Демонов? Замыслили переворот? Или это было то самое «потрясающее небо и землю семейное воссоединение после многих лет разлуки с рыданием на плече друг друга»?
На сей раз Чжучжи Лан лишь улыбнулся, не удостоив его ответом.
– Сдается мне, это едва ли было трогательное семейное воссоединение, – буркнул Шэнь Цинцю, не удержавшись.
– Я лишь следовал приказу моего господина, – неторопливо отозвался Чжучжи Лан.
– А твое тело происходит из цветка росы луны и солнца? – не унимался Шэнь Цинцю.
Если да, то никаких проблем; на самом деле, Шэнь Цинцю опасался, что Чжучжи Лан использовал росток, чтобы возродить Тяньлан Цзюня. К этому времени тот уже много лет покоился под горой, где каждый вдох стоил ему чудовищных усилий. Наверняка его настоящее тело просто-напросто раздавлено. Но, если он мог сбросить пустую оболочку, словно цикада, то Шэнь Цинцю не знал, откуда ожидать бури [18]. У него зародилось отнюдь не беспочвенное предчувствие, что подобный беспечный взмах крыльев бабочки мог выпустить на свободу жуткого монстра. Воистину, он не успокоится, пока не получит ответа.
– Доставить меня в Царство Демонов – тоже приказ твоего господина? – потребовал он.
Однако, стоило коснуться Тяньлан Цзюня, как Чжучжи Лан захлопывался, словно устрица, вместо ответа натягивая вежливую улыбку, при виде которой Шэнь Цинцю хотелось его придушить. Лишь когда заклинатель оставил свои попытки, тот удосужился открыть рот, чтобы поведать в безупречно вежливой манере:
– Прошу, отдыхайте, мастер Шэнь. Если вам что-то понадобится, дайте знать, и я обо всем позабочусь. Мы должны отбыть не позднее завтрашнего дня.
– У тебя есть деньги? – сухо бросил Шэнь Цинцю.
– Есть, – охотно отозвался Чжучжи Лан.
– Могу я ими воспользоваться?
– Как пожелаете.
– Я хочу женщину.
Чжучжи Лан устремил на него непонимающий взгляд.
– Разве ты не уверял, что позаботишься обо всех моих нуждах? – начал выходить из себя Шэнь Цинцю. – Мне нужна женщина – чего тут непонятного? И убери этих змей!
Это наконец-то стерло неизменную улыбку с лица Чжучжи Лана. Немного поколебавшись, он кивнул. Усмехнувшись про себя, Шэнь Цинцю поднялся с кровати и надел верхнее одеяние. Чжучжи Лан медлил, явно раздумывая, куда направиться. Не дожидаясь, пока он определится, Шэнь Цинцю вышел за дверь – и его спутник последовал за ним хвостом.
Прежде, нося гордое звание лорда пика Цинцзин, он неукоснительно заботился о своей репутации, так что, сколько бы ни донимали его плотские желания и любопытство, он и не думал переступить порог борделя. Теперь же ему наконец представится такая возможность. Не обращая внимания на плетущегося следом Чжучжи Лана, он шествовал по улицам города, пока его внимание не привлекла вывеска «Радушный красный павильон» [19], куда он и направил свои стопы.
Вскоре перед глазами запестрили яркие декорации, а в нос ударил запах пудры. Чжучжи Лан уселся за стол, застыв подобно горе Тайшань.
– Что это за выражение на твоем лице? – не выдержал Шэнь Цинцю.
Чжучжи Лан отвел глаза:
– Просто… я не понимаю, что может искать мастер Шэнь в подобном месте.
– Скоро узнаешь, – буркнул в ответ Шэнь Цинцю.
Стоило ему это произнести, как ним профланировала одна из певичек – на вид слегка постарше Шэнь Цинцю, с изрядным количеством косметики на лице. Прижимая пипу [20] к груди, она уселась на расписанную цветами скамью – и тут же потрясенно застыла, встретившись взглядом с заклинателем.
Не понимая, в чем причина подобного, Шэнь Цинцю кивнул ей, окликнув:
– Что с вами, барышня [21]?
Тотчас взяв себя в руки, она расплылась в радушной улыбке:
– Прошу, не взыщите, господин – просто вы очень хороши собой и напомнили мне слугу одной моей старой знакомой – но, должно быть, меня подвели глаза.
Опустив голову, она ударила по струнам и запела.
Шэнь Цинцю уже принялся нашептывать на ушко сидящим рядом с ним девушкам, вовсе не собираясь слушать ее пение, но после первых же двух фраз он вскинулся:
– Барышня, что это вы поете?
– Ваша покорная служанка исполняет новую популярную балладу [22] «Сожаления горы Чунь [23]», – прервав пение, мелодичным голосом ответила та.
Лицо Шэнь Цинцю мигом потемнело:
– Знаете, наверно, мне почудилось, что я услышал два знакомых имени – не могли бы вы их повторить?
– Неужто господин еще не слышал этой песни? – улыбнулась певичка, прикрывая лицо рукавом. – В ней поется о Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ.
В голове Шэнь Цинцю воцарилась звенящая пустота.
Когда это они успели стать героями чертовой баллады?
Вежливо отказавшись от услуг осаждавших его девушек, Чжучжи Лан сидел рядом тихо как мышка – лишь слегка подрагивающие плечи выдавали его истинные чувства.
– Гм… – откашлялся Шэнь Цинцю. – Могу я спросить, о каких таких… сожалениях этой самой горы там идет речь?
– О, господин, вам даже это неведомо? – с готовностью зачирикали сидевшие рядом с ним девушки. – В «Сожалениях горы Чунь» говорится о горечи невысказанных чувств между Шэнь Цинцю и его учеником Ло Бинхэ, об их запретной любви…
Шэнь Цинцю умудрился выслушать их до конца, не переменившись в лице – впрочем, его заслуги в этом не было, ибо он попросту окаменел от шока и возмущения.
Если изложить сюжет в двух словах, то жили-были на некоей горе Чунь бесстыжие мастер с учеником, которые, пренебрегая своими прямыми обязанностями, все свои дни и ночи посвящали па-па-па, спускаясь с горы, лишь чтобы сражаться с монстрами, а потом вновь заниматься па-па-па, улаживая с помощью па-па-па все свои недоразумения, все еще жаждая па-па-па даже на пороге смерти, которая не помешала им предаваться все тому же самому, и счастливо возобновив па-па-па после воскрешения… вот такая история.
Певичка вздохнула, трогая струну кончиком пальца:
– Никогда не понимала, как можно настолько любить человека, чтобы продолжать предаваться любовным утехам с ним даже после его смерти. Воистину, подобные чувства не знают преград.
Ее товарки вторили ей прочувствованными вздохами и всхлипами, не говоря уже о пролитых слезинках.
Шэнь Цинцю закрыл лицо руками.
Как его угораздило сделаться героем подобной порнушки?
Примечания:
[1] Сожаления горы Чунь – 遗恨春山 (chūnxiāo Chūnshān). Чунь 春 (Chūn) переводится как весна, но имеет также идиоматическое значение «чувственная любовь». Например, 春宵 (chūnxiāo) означает и «весеннюю ночь», и «ночь любви».
Сочетание иероглифов 遗恨 (chūnxiāo) может означать как «сожаление о несбывшемся, о напрасно прожитой жизни», так и «неизжитую неприязнь, неостывшую вражду».
[2] Ранимое сердце – в оригинале 纯情少男 (сhúnqíng shàonán) – в пер. с кит. «чистый, невинный юноша».
[3] Лушуй – 露水(Lùshuĭ) – в букв. пер. с кит. «роса». Озеро в пещере, на котором Шэнь Цинцю с Шан Цинхуа добывали ростки цветка росы луны и солнца.
[4] За единую каплю милости вам воздастся фонтаном благодарности 滴水之恩当涌泉相报 (dī shuǐ zhī ēn, dāng yǒng quán xiāng bào) – изречение из наставлений мастера Чжу своей семье. Любопытно, что сочетание иероглифов 相报 (xiāngbào) может означать как «отблагодарить», так и «отомстить, расквитаться».
[5] Тяньлан Цзюнь 天琅君 (Tiānláng Jūn) – в пер. с кит. Тяньлан – «небесный белый (драгоценный) нефрит», «Цзюнь» – высший титул.
[6] Священный демон 天魔 (tiānmó) тяньмо – демон небес (буддийское), владыка 6-го неба чувственного мира, злейший враг Будды; Дэва Мара.
[7] Угодить пальцем в небо после нескольких верных догадок – в оригинале употреблена поговорка 事不过三 (shì bù guò sān) – в пер. с кит. «не делай вещь более трех раз», что означает что-то вроде: «Снаряд трижды в одну воронку не падает».
[8] Цзюнь-шан 君上 (Jūn shàng) – в пер. с кит. «великий лорд» или «государь», «Шан» в букв. пер. с кит. – «верховный».
[9] Самый преданный генерал и задушевный друг в жизни и смерти 心腹 (xīnfù) – в букв. пер. с кит. «сердце и живот (нутро)», в образном значении – «задушевный друг, доверенный человек». 大将 (dàjiàng) дацзян – генерал.
[10] Подручный 座下 (zuòxià) цзося – в букв. пер. с кит. «у ног господина». Употребляется как вежливое обращение «у Ваших ног; к Вашим стопам».
[11] Чжучжи Лан 竹枝郎 (Zhúzhī Láng) – в переводе имя Чжучжи означает «стебель бамбука», Лан – «молодой человек» или «сударь, господин» – уважительное, но простое обращение.
[12] Сотрет с лица земли – в оригинале использована идиома 一锅端 (yī guō duān) – в пер. с кит. «унести целый горшок».
[13] Бамбуковая куфия 竹叶青 (zhúyèqīng) чжуецин – Куфия Штейнегера, Trimeresurus stejnegeri. И первый иероглиф – да, как в имени Чжучжи Лана.
[14] Цунь 寸 (cùn) 3,25 см., семь цуней – около четверти метра.
[15] Монстр 怪物 (guàiwu) гуайу – в пер. с кит. «оборотень, призрак», образно – «сумасброд».
[16] Южные рубежи (земли) 南疆 (nánjiāng) – читается как Наньцзян, можно называть их так.
[17] Так я тебе и поверил – в оригинале 鬼才信 (guǐ cái xìn) – в букв. пер. с кит. «только злой дух поверит».
[18] Откуда ожидать бури – в оригинале 风浪 (fēnglàng) – в букв. пер. с кит. «ветер и волны (на море)» - шторм, буря; в переносном значении – «житейские бури, невзгоды, потрясения».
[19] Радушный красный павильон – в оригинале это заведение называется 暖红阁 (nuǎn hóng gé) – «Теплый красный павильон».
[20] Пипа 琵琶 (pípá) — китайский 4-струнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни. Один из самых распространённых и известных китайских музыкальных инструментов. Широко распространена в Центральном и Южном Китае. С VIII века известна также в Японии под названием бива. Бивы изготовлялись различных размеров. Подобный инструмент распространен также в Корее под названием тангпипа (танбипа).
[21] Барышня 姑娘 (gūniang) гуньян – распространенное вежливое обращение к девушке.
[22] Баллада 弹词 (táncí) таньцы – песенный сказ, былина или сказание, сопровождаемое песнями под аккомпанемент.
[23] «Сожаления горы Чунь» – на самом деле, песня называется несколько иначе, чем глава: 春山恨 (Сhūnshān hèn), где 恨 (hèn) в пер. с кит. «обида, ненависть, досада», но также и «сожалеть, раскаиваться», поэтому мы перевели название песни так же.
Следующая глава
Proekt_9, блог «Армагеддон-Джаз»
2006, зима, часть 2.
Ну и наконец, хоть что-то, что я-сегодняшний могу воспринимать без невольного фэйспалма.
Нет, я люблю этого готёнка, которым был в 25, но из нынешних 37 смотрится.. ну.. в общем, дать подзатыльник, чаю и укутать пледиком. И оставить в покое на пару месяцев.
скрытый текстТы слышишь?…
Слышишь?
Тихо касаюсь плеча,
Ведь спать в эту ночь – преступление.
Тише…
Тише.
Режущей кромкой луча,
Сорванным нервом уходит мое поколение.
Поколение потерянных в сетке паролей и слов…
Поколение странников грани меж явью и сном…
Слышишь? Вставай,
Вставай и открой свои окна
Задире-луне.
Тише… давай,
Сделай свой шаг, если хочешь остаться
На той стороне.
Поколение затерянных в сетке чужих городов…
Поколение странных бродяг между явью и сном…
Тише,
Тише,
Тот, кто выходит из окон,
Забыл их закрыть за собой.
Слушай,
Услышишь.
Сегодня не выйдешь из дома -
Вряд ли вернешься домой.
Ты слышишь?
Слышишь?
Это неверное время -
Твой шанс не подохнуть в строю.
Танцы
На крыше,
Неуловимое племя
Бархатным шагом танцора догонит зарю.
Тише,
Тише.
Будешь шуметь – не услышишь, что я говорю.
Поколение на грани конфликта реала и слов…
Поколение, уставшее жить отработанным сном…
Тише.
Слышишь?
Канатоходец среди паутины -
Наверное, ты.
Тише.
Слышишь?
Сумрачным звоном сквозь сон рассмеется
Призыв высоты.
Слышишь?
Крыши нам станут мостом,
А дорогами станут мосты.
Тише.
Тише.
Это затишье поможет спасти
Сотни задавленных тенью.
Колыбельная перед грозой – она тоже нужна.
Тише,
Слышишь –
Трепетной темной волной
Поднимается в бой поколение,
Горе тому, кто не понял, зачем тишина…
7 февраля 2006
**********************************************
скрытый текст
Размеренный шаг, лапша на ушах,
Учите меня, как жить.
Я всех достаю, по-новой пою
Тогда, когда надо выть.
А возраст и пол – не приговор,
Я делаю, что хочу.
Искусный отбор, жестокий отпор,
Уже не кричу – молчу.
Я – солнечный яд, стекло на песке,
По углям босой ногой.
Сквозь блики воды иду налегке,
Я просто иду домой.
Я – светлая тьма, усмешка-чума,
Не трогай, а то сгоришь.
Я знаю сама, так сходят с ума,
Так ловит котенка мышь.
Траву на ветру оставишь – сопру,
На память возьму себе.
Привычный оскал рукавом сотру,
Я просто хочу к тебе…
15 февраля 2006
**********************************************
скрытый текстЯ сижу на кухне и читаю Макса Фрая,
Я сама себе так настроенье поднимаю,
Знаю-знаю, не такая, и такая и сякая,
С неусвоенной моралью – я стыжусь и умолкаю.
Я налью себе из кружки монастырского токая,
Не, ребята, я не сплю, я просто медленно моргаю,
Недозволенная глупость – никого не задирая,
Из реала в лабиринты потихоньку ускользаю.
… А кто сказал, что наша жизнь – едина?
А кто сказал, что исключений нет?
И сквозь хрусталь дешевого графина
Я снова вижу этот теплый свет…
А Смерть, ребята, это только должность,
Не верите – спросите у меня.
Возможно все, что не было возможно,
Все прочее – прекрасная фигня.
А мне плевать с высокой колокольни,
Прицельно, по врагам моих друзей,
И, не боясь, протягивать ладони
Тому, кто во сто крат меня мудрей.
И Истина с измученной улыбкой
Вновь обьясняет, как ее зовут.
Я понимаю - жизнь была ошибкой,
Которую исправят в пять минут.
Чудная быль невероятно близко,
Секунда боли – и возврата нет…
Нет, я не езжу – я летаю. Низко.
По встречной полосе на красный свет.
…Я сижу в гостиной и читаю Макса Фрая,
Я себя – тогдашней – очень плохо понимаю.
Кто стучится? Откажите, нынче я не принимаю,
У меня же День Свободы, я сегодня отдыхаю!
21 февраля 2006
**********************************************
скрытый текстСобираясь к друзьям, прихвати автомат
И четырнадцать дисков в придачу.
Никогда же не знаешь, чему будешь рад,
Чем тебя в этот раз озадачат.
Никогда ведь не знаешь, что ждет за углом –
То ли нож гопоты, то ли встреча,
То ли по лбу колом, то ли в землю челом,
То ли новый облом, и опять напролом,
Все равно ты уже недалече.
И так хочется всех от беды защитить,
Заслонить от нелепостей мира,
Но трава-одолень не сумеет закрыть
Наших судеб неровные дыры.
Ты, шаман из подвала, дворовый ведун,
Видишь в сумраке алые пятна –
Так дерись же и плачь, неумелый колдун,
Свое горе не прячь под сиянием лун,
Все равно нет дороги обратно.
Безрассудной весной закипает былье,
После тысячи лет вечной ночи,
И кружит и кружит надо мной воронье,
Ненавязчиво что-то пророча.
Да наплюй ты на все, разотри и смахни,
По нулям все кредиты доверья –
Только помни, шаман, мы с тобой не одни,
Это наглый обман, дескать, проданы дни,
За спиной у нас – те, кто нам верит.
22 февраля 2006
Нет, я люблю этого готёнка, которым был в 25, но из нынешних 37 смотрится.. ну.. в общем, дать подзатыльник, чаю и укутать пледиком. И оставить в покое на пару месяцев.
скрытый текстТы слышишь?…
Слышишь?
Тихо касаюсь плеча,
Ведь спать в эту ночь – преступление.
Тише…
Тише.
Режущей кромкой луча,
Сорванным нервом уходит мое поколение.
Поколение потерянных в сетке паролей и слов…
Поколение странников грани меж явью и сном…
Слышишь? Вставай,
Вставай и открой свои окна
Задире-луне.
Тише… давай,
Сделай свой шаг, если хочешь остаться
На той стороне.
Поколение затерянных в сетке чужих городов…
Поколение странных бродяг между явью и сном…
Тише,
Тише,
Тот, кто выходит из окон,
Забыл их закрыть за собой.
Слушай,
Услышишь.
Сегодня не выйдешь из дома -
Вряд ли вернешься домой.
Ты слышишь?
Слышишь?
Это неверное время -
Твой шанс не подохнуть в строю.
Танцы
На крыше,
Неуловимое племя
Бархатным шагом танцора догонит зарю.
Тише,
Тише.
Будешь шуметь – не услышишь, что я говорю.
Поколение на грани конфликта реала и слов…
Поколение, уставшее жить отработанным сном…
Тише.
Слышишь?
Канатоходец среди паутины -
Наверное, ты.
Тише.
Слышишь?
Сумрачным звоном сквозь сон рассмеется
Призыв высоты.
Слышишь?
Крыши нам станут мостом,
А дорогами станут мосты.
Тише.
Тише.
Это затишье поможет спасти
Сотни задавленных тенью.
Колыбельная перед грозой – она тоже нужна.
Тише,
Слышишь –
Трепетной темной волной
Поднимается в бой поколение,
Горе тому, кто не понял, зачем тишина…
7 февраля 2006
**********************************************
скрытый текст
Размеренный шаг, лапша на ушах,
Учите меня, как жить.
Я всех достаю, по-новой пою
Тогда, когда надо выть.
А возраст и пол – не приговор,
Я делаю, что хочу.
Искусный отбор, жестокий отпор,
Уже не кричу – молчу.
Я – солнечный яд, стекло на песке,
По углям босой ногой.
Сквозь блики воды иду налегке,
Я просто иду домой.
Я – светлая тьма, усмешка-чума,
Не трогай, а то сгоришь.
Я знаю сама, так сходят с ума,
Так ловит котенка мышь.
Траву на ветру оставишь – сопру,
На память возьму себе.
Привычный оскал рукавом сотру,
Я просто хочу к тебе…
15 февраля 2006
**********************************************
скрытый текстЯ сижу на кухне и читаю Макса Фрая,
Я сама себе так настроенье поднимаю,
Знаю-знаю, не такая, и такая и сякая,
С неусвоенной моралью – я стыжусь и умолкаю.
Я налью себе из кружки монастырского токая,
Не, ребята, я не сплю, я просто медленно моргаю,
Недозволенная глупость – никого не задирая,
Из реала в лабиринты потихоньку ускользаю.
… А кто сказал, что наша жизнь – едина?
А кто сказал, что исключений нет?
И сквозь хрусталь дешевого графина
Я снова вижу этот теплый свет…
А Смерть, ребята, это только должность,
Не верите – спросите у меня.
Возможно все, что не было возможно,
Все прочее – прекрасная фигня.
А мне плевать с высокой колокольни,
Прицельно, по врагам моих друзей,
И, не боясь, протягивать ладони
Тому, кто во сто крат меня мудрей.
И Истина с измученной улыбкой
Вновь обьясняет, как ее зовут.
Я понимаю - жизнь была ошибкой,
Которую исправят в пять минут.
Чудная быль невероятно близко,
Секунда боли – и возврата нет…
Нет, я не езжу – я летаю. Низко.
По встречной полосе на красный свет.
…Я сижу в гостиной и читаю Макса Фрая,
Я себя – тогдашней – очень плохо понимаю.
Кто стучится? Откажите, нынче я не принимаю,
У меня же День Свободы, я сегодня отдыхаю!
21 февраля 2006
**********************************************
скрытый текстСобираясь к друзьям, прихвати автомат
И четырнадцать дисков в придачу.
Никогда же не знаешь, чему будешь рад,
Чем тебя в этот раз озадачат.
Никогда ведь не знаешь, что ждет за углом –
То ли нож гопоты, то ли встреча,
То ли по лбу колом, то ли в землю челом,
То ли новый облом, и опять напролом,
Все равно ты уже недалече.
И так хочется всех от беды защитить,
Заслонить от нелепостей мира,
Но трава-одолень не сумеет закрыть
Наших судеб неровные дыры.
Ты, шаман из подвала, дворовый ведун,
Видишь в сумраке алые пятна –
Так дерись же и плачь, неумелый колдун,
Свое горе не прячь под сиянием лун,
Все равно нет дороги обратно.
Безрассудной весной закипает былье,
После тысячи лет вечной ночи,
И кружит и кружит надо мной воронье,
Ненавязчиво что-то пророча.
Да наплюй ты на все, разотри и смахни,
По нулям все кредиты доверья –
Только помни, шаман, мы с тобой не одни,
Это наглый обман, дескать, проданы дни,
За спиной у нас – те, кто нам верит.
22 февраля 2006
Proekt_9, блог «Армагеддон-Джаз»
Небольшая ржака 2005 года )
скрытый текст…Бутылкой засандалил гаду в рожу,
Раскокав телевизор насовсем.
Не буду тачки ради лезть из кожи,
И, между прочим, шоколад не ем!
Я вашей жвачкой испоганил карму,
Я весь в психоанализе погряз,
Я из-за вас поверил в счастье даром –
На кой мне хрен китайский «Адидас»?
Штампует шваль возня реальных шоу,
Волна героев разовой мечты.
Я этот кастинг точно не прошел бы -
В формат не влезут лишние понты.
Опять ищу, упорно, по-маньячьи,
Среди гламурной тесноты просвет,
А если встретишь белую горячку,
То передай ей от меня привет!
30 декабря 2005
Раскокав телевизор насовсем.
Не буду тачки ради лезть из кожи,
И, между прочим, шоколад не ем!
Я вашей жвачкой испоганил карму,
Я весь в психоанализе погряз,
Я из-за вас поверил в счастье даром –
На кой мне хрен китайский «Адидас»?
Штампует шваль возня реальных шоу,
Волна героев разовой мечты.
Я этот кастинг точно не прошел бы -
В формат не влезут лишние понты.
Опять ищу, упорно, по-маньячьи,
Среди гламурной тесноты просвет,
А если встретишь белую горячку,
То передай ей от меня привет!
30 декабря 2005
