Лучшее за всё время
Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер Календаря»
Глава 1 — 11.02.2027. Сяонянь. Часть 1
За восемь дней до Праздника весны [1] военный Сяо Наньчжу вышел в отставку, чтобы вернуться в родной городок Y.
Хоть он и вырос здесь, теперь Сяо Наньчжу едва ли мог назвать город Y своим домом.
Он рано потерял родителей, и единственным членом его семьи оставалась бабушка, которая умерла в тот самый год, когда он пошёл в армию. Средств на то, чтобы приобрести новое жильё после того, как его старый дом снесли вместе со всем их дряхлым кварталом, у него также не водилось.
читать дальшеВыплаты по случаю увольнения из армии особой щедростью не отличались, да и никаких выдающихся навыков за Сяо Наньчжу сроду не замечали, так что на вопросы сослуживцев о дальнейших планах он лишь отшучивался:
— Как кривая выведет.
По сути дела, он рассматривал город Y лишь как тихую гавань, в которой планировал передохнуть от превратностей судьбы, но в свои без малого тридцать Сяо Наньчжу и впрямь предпочитал не задумываться о будущем.
Вся первая половина его жизни прошла в старом переулке, где теснилось несколько десятков семей. Большинство из них были местными уроженцами, прожившими бок о бок друг с другом свыше шестидесяти лет. Разумеется, все они знали своих соседей как облупленных, да и на жизнь зарабатывали примерно одним и тем же.
Поскольку город Y издавна славился как исторический и культурный центр, большинство здешних жителей подвизались либо в традиционных промыслах, либо в сфере торговли антиквариатом, будучи экспертами по живописи и каллиграфии, мастерами физиогномики и мо гу [2], практикуя тяо дашэнь [3], иглоукалывание и иные народные средства — в общем, всё то, чему в недалёком будущем предстояло вовсе отмереть.
Что же до бабушки самого Сяо Наньчжу, то она занималась выбором благоприятных дней для различных знаменательных событий [4]: когда где-то затевалась свадьба или установка несущей балки [5] при возведении дома, без её участия не обходилось. Обычно старушка редко покидала дом, но когда появлялись клиенты, она спешила к ним, дабы побаловать внука стряпнёй на вырученные деньги.
Стоило ли удивляться, что дети из семей, обитавших в этом переулке в течение трёх—четырёх поколений, сдружились — вот и теперь первым, кому Сяо Наньчжу дал знать о своём возвращении из армии, был его друг детства, живший по соседству.
Хоть они и поддерживали контакт, Сяо Наньчжу не виделся с другом то ли пять, то ли шесть лет — строгая дисциплина не давала такой возможности даже во время его кратких визитов домой. В его памяти остались лишь обрывочные воспоминания о двух двенадцатилетних мальчишках, слоняющихся по узким улочкам, но и они казались какими-то выцветшими и потрёпанными, будто старые фотографии.
— Сяо Наньчжу! Сяо Наньчжу! Парни с третьего переулка нагоняют!
— Живее, Сыту Чжан! Дёру, дёру!
Как ни странно, даже эти невнятные клочки согревали душу теплом. Предаваясь думам о родном городе и старых друзьях, Сяо Наньчжу прибыл на место назначения.
Поскольку он приехал в самый разгар новогодних праздников, платформу мигом запрудила толпа людей, возвращающихся домой, чтобы отметить Новый год с семьёй. Пробираясь сквозь это столпотворение со своим скудным багажом, Сяо Наньчжу чувствовал, как от холода на глаза наворачиваются слёзы.
Заснеженные улицы были полны радостных в предвкушении Праздника весны прохожих. Большинство приезжих торопились по домам, отчего этот застывший на месте худощавый мужчина с побелевшим от холода лицом казался чужаком.
Купив пачку «Юйси» [6], он прикусил фильтр, и, нахмурившись, затянулся было, когда его ушей достиг зычный окрик:
— Сяо Наньчжу! А, Сяо Наньчжу! Эй, ступай сюда! Что стоишь, как идиот?
Его подзывал к себе крупный мужчина со стрижкой ёжиком в чёрной куртке, которая была ему безнадёжно велика, круглых солнечных очках и с раззявленным от крика ртом. Со стороны он выглядел по меньшей мере странно.
Едва ушедший в себя Сяо Наньчжу поднял глаза на этого парня, в его душе тут же всколыхнулись воспоминания. Убедившись, что тот зовёт именно его, Сяо Наньчжу спустился к нему вместе с багажом. Оглядев старого знакомца с ног до головы, он рассмеялся, не выпуская сигареты изо рта.
— Ты только посмотри на себя — на носу Праздник весны, а ты разодет так, словно не встречать меня собрался, а хоронить!
Сняв солнечные очки, молодой человек, прищурившись, присвистнул в ответ:
— О чём это ты, детка? Это ж моя рабочая одежда — я примчался забрать тебя прямо с работы, так что тебе должно быть совестно делать подобные замечания. Позволь мне сегодня угостить тебя — выпьем и поговорим о нашем житье-бытье за эти годы…
Несмотря на то, что минуло немало лет, тон этого парня ничуть не изменился, к немалому облегчению Сяо Наньчжу. Он с улыбкой обнял друга, наградив его медвежьими объятиями. Прикинутый словно заправский слепец Сыту Чжан также рассмеялся в ответ и позволил Сяо Наньчжу увлечь себя вниз по улице, разговаривая во весь голос — от этой встречи у него в груди также разлилось подлинное тепло. Полчаса спустя они взяли такси до местного ресторанчика и уселись за столик, чтобы вволю поговорить о прошлом.
При встрече старых друзей это неизбежная тема для беседы, а благодаря тому, что они росли вместе с малых лет, вскоре уже болтали об этом, будто расстались вчера.
Сяо Наньчжу за годы службы привык держать себя довольно бесцеремонно. Заказав пару блюд и выпивку, он откинулся на стуле и затянулся сигаретой. Принявшийся за расспросы Сыту Чжан, казалось, был не против подобного поведения — подув на очки, он протёр их тряпочкой и в лоб спросил:
— А как у тебя с личной жизнью — женился наконец?
— В армии одни мужики — на ком мне, по-твоему, жениться?
— А как с работой?
— Безработный, разумеется — а ты как думал? — прищурившись, Сяо Наньчжу стряхнул пепел ленивым движением пальцев. На самом деле, он был морально готов к тому, что для поиска работы ему потребуется немало времени. В конце концов, в обществе сейчас такая конкуренция за вакансии, что даже молодым подчас не устроиться, не говоря уже о таких старых армейских псах, как он сам.
Сыту Чжан с усмешкой возвратил солнечные очки на место. Глядя на него, Сяо Наньчжу рассеянно бросил:
— Ну а ты сам — расскажи уже и о себе!
В тот же миг улыбка Сыту Чжана малость померкла. Некоторое время они молча таращились друг на друга, причём Сяо Наньчжу мысленно проклинал тёмные очки, из-за которых не видно выражения глаз. Наконец он не выдержал — склонился ближе и понизил голос:
— Слушай, а чего ты на самом деле носишь эти очки — ты себе, что, двойное веко [7] сделал?
При виде выражения на лице друга Сяо Наньчжу не смог удержаться от смешка.
— Сукин ты сын! — нахмурился Сыту Чжан, припомнив обыкновение друга изводить его своими шуточками с самых малых лет.
Отхлебнув пива, он вновь заговорил, хмуро глядя на ухмыляющегося Сяо Наньчжу:
— Открыл массажный кабинет для слепых. Покажу как-нибудь потом. Это тебе не какой-то дабаоцзянь [8], всё серьёзно — настоящий массаж на основе цигун [9].
На самом деле, даже не заговори он об этом, Сяо Наньчжу и так догадался бы, чем нынче промышляет этот парень: передающееся из поколения в поколение ремесло его семьи было весьма широко известно. Как всегда в такого рода профессиях, мастеров цигун частенько клеймили мошенниками, так что репутация у них была немногим лучше, чем у распространителей фальшивых лекарств — и всё же именно на этом поприще некогда подвизались родители Сыту Чжана.
Всякий раз, заходя за приятелем, Сяо Наньчжу видел выстроившуюся у его дома очередь из стариков и старушек, жаждущих попасть на приём к мастеру Сыту — говорили, что каждый сеанс его массажа продлевает жизнь на четверть часа.
Хоть для современного человека всё это звучало как немыслимая чушь, она привлекала немало клиентов, однако для Сяо Наньчжу, который с детства был привычен к подобным штукам, всё это не представляло ровным счётом никакого интереса, и он уж никак не предполагал, что его друг изберёт явно отжившую свой век профессию. В конце концов, он всегда считал Сыту Чжана достаточно смышлёным, чтобы устроиться в жизни, не прибегая к такого рода шарлатанству. При виде изумления, написанного на лице друга, Сыту Чжан лишь улыбнулся, наливая ему полный бокал «Хапи» [10].
— И что тебя так удивляет? Не ожидал, что я преуспею в семейном бизнесе? Искусство цигун передаётся в нашей семье от поколения к поколению около трёх сотен лет, нельзя же дать этой традиции прерваться? И, надо признаться, дела идут неплохо — если бы мне не пришлось забирать тебя сегодня, на приём ко мне выстроилось бы не меньше дюжины клиентов.
Сяо Наньчжу не знал, что и сказать, продолжая молча таращиться на друга.
— Ты слишком долго не был дома, — несколько самодовольно бросил Сыту Чжан, — так что многое тебе невдомёк. Помнишь тётушку Лю, жившую неподалёку от нас, ту, что практиковала тяо дашэнь? Так вот, две её дочки поступили в танцевальные академии, одна изучает современный танец, а другая — народный. И, будь уверен, без дела они не останутся. А дядюшку Вана, астролога, помнишь? Его внук, Ван Сяодун, весьма популярен на вэйбо [11], причём зашибает своими прогнозами куда больше моего… А, ну и ещё есть Ли Сяньгу — медиум — и Чжэн Шушу — этот крошит камни о свою грудь…
— Ладно, хватит уже, я понял, как это безумно круто! — выпалил Сяо Наньчжу, чуть не выплюнув пиво на стол.
Сказать по правде, он и впрямь не ожидал, что его недавние соседи добьются подобных успехов своими дедовскими навыками. Видя, что друг всё ещё сомневается в его словах, Сыту Чжан почёл за нужное не переубеждать его, вместо этого просто подмигнув ему с ухмылкой.
— Сейчас то и дело говорят, будто цигун и китайская медицина антинаучны [12], но что это, по сути, значит — то, чего наука пока не в силах объяснить, разве нет? Да и разве она сама не полна предрассудков? То же, на что опираемся мы, вовсе не суеверия, а вековое наследие наших предков. Нельзя же позволить культурному наследию сгинуть лишь потому, что нынче оно не в чести у учёных? К слову о твоей бабуле — она ведь была известным мастером календаря [13]! Даже если ты не собираешься всерьёз взяться за семейное дело, это ведь лучше, чем сидеть сложа руки, а?
При этих словах на Сяо Наньчжу невольно нахлынули воспоминания об умершей почти пять лет назад бабушке. Однако Сыту Чжан не знал, что говорит — бабушка и сама при жизни отнюдь не стремилась передать ему своё искусство толкования календаря, не говоря уже о том, что её внук не проявлял к этому ни малейшего интереса. Теперь же не могло быть и речи о том, чтобы обучиться этому самостоятельно, не то что сделать это своей профессией.
Так что Сяо Наньчжу предпочёл пропустить это предложение мимо ушей.
Их посиделки закончились лишь около десяти вечера, причём оба приятеля основательно набрались, так что из забегаловки они выходили, ощутимо покачиваясь. Махнув Сыту Чжану, Сяо Наньчжу бросил ему: «Увидимся!» — и двинулся прочь, направляясь к дому, где снимал квартиру — в основном для того, чтобы держать там свои пожитки, да чтобы было куда возвращаться на побывку. На настоящий момент он не появлялся здесь уже около года.
Потёртый диван, столь же дряхлый столик да старый перекидной календарь на стене — вот и вся обстановка.
Эти вещи достались ему от бабушки — так и не разобравшись с ними после её смерти, он и теперь не находил в себе сил от них избавиться. Вот и сейчас, хотя в спёртом воздухе ощущались лишь унылые запахи пустующего жилья, Сяо Наньчжу казалось, будто он насквозь пропитан воспоминаниями. Нетвёрдым шагом вступив в комнату, он помедлил, держась за стену, прежде чем включить свет. Зайдя на кухню, чтобы поставить чайник, он вернулся в гостиную, усевшись на диван.
Время от времени из-за окон до него долетал треск фейерверков — в конце концов, близился Новый год.
Ожидая, пока закипит вода, Сяо Наньчжу откинулся на спинку дивана, постепенно проваливаясь в дрёму. Сверху доносился приглушённый шум — соседи передвигали столы и стулья. Старые настенные часы дали знать, что полчаса спустя наступит новый день. От их циферблата взгляд Сяо Наньчжу скользнул к висящему рядом календарю, и мужчина озадаченно нахмурился.
В квартире, где целый год никто не жил, ровным счётом ничего не могло измениться, за исключением количества пыли.
И всё же кто-то перевернул страницы календаря на нынешнюю дату.
11 февраля 2027 года, среда.
Некоторое время Сяо Наньчжу тщетно пытался припомнить тот день, когда в последний раз бывал здесь. Что-то тут явно было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Однако зародившееся в сердце подозрение наконец побудило его встать и подойти к стене.
Вглядываясь в пожелтевший старый календарь, Сяо Наньчжу обнаружил, что, помимо рекомендаций и предостережений китайского гороскопа на день, посередине страницы имеется рисунок ребёнка в ярко-красной курточке [14] с родинкой меж бровей и большим красным карпом в руках.
— Саньхэ [15], собака и тигр, Цзюсин Сыюань [16], благоприятный день для любых начинаний… — прищурился Сяо Наньчжу, — также известный как Сяо… нянь [17]?
Прочитав надпись классическими китайскими иероглифами внизу странички, он бессознательно нахмурился, пребывая во власти необъяснимого чувства, что вот-вот свершится что-то из ряда вон выходящее.
Долю секунды спустя ребёнок с карпом в руках внезапно открыл глаза и встряхнул покрытой бурыми пятнами от воды головой, распространяя резкий запах сырой рыбы. Сердито уставившись на Сяо Наньчжу, он надул красные от злости щёки и внезапно заорал:
— Бедному маленькому мне только и оставалось, что каких-то полчаса работы до конца годичной смены, и тут этому пустоголовому [18] смертному вздумалось впериться в меня! Ты что, удачу на весь год хочешь отвадить? Эй, ты, к тебе обращаюсь!
Сяо Наньчжу продолжал молча таращиться на ребёнка.
С ним только что заговорил… к-к-календарь?
Примечания:
[1] Праздник весны 春节 (Chūnjié) Чуньцзе — китайский Новый год (второе новолуние после 21 декабря, один из дней между 21 января и 21 февраля). В повествовании этот день приходится на 19 февраля.
[2] Мо гу 摸骨 (mō gǔ) – в букв. пер. с кит. «прощупывать кости» — древний способ определения степени одарённости человека.
[3] Тяо дашэнь 跳大神 (Tiào dàshén) — в букв. пер. с кит. «прыжки/танец великого бога» — заклинательская практика, в которой участвуют двое: медиум призывает в своё тело божество (или призрака), а второй ему ассистирует. С помощью этого ритуала смертные могут общаться с богами и умершими.
[4] Выбор благоприятного дня для знаменательного события 看日子 (kàn rìzi) — в букв. пер. с кит. «наметить дату».
[5] Несущая балка 上梁 (shàngliáng) — по поверьям от неё зависит мир и покой в доме.
[6] «Юйси» 玉溪 (yùxī) – китайская марка сигарет.
[7] Двойное веко 双眼皮 (shuāngyǎnpí) — складка кожи на верхнем веке, имеющаяся почти у всех европейцев, но далеко не столь распространённая у азиатов. Считается, что двойное веко делает глаза больше, придавая лицу более юное и невинное выражение, а также придаёт более живой и бодрый вид, а потому подобная операция и впрямь довольно широко распространена в Китае и Японии.
[8] Дабаоцзянь 大保健 (dàbǎojiàn) — салон «особых» оздоровительных услуг (зачастую — баня с проститутками).
[9] Массаж цигун, или туйна 气功推拿 (qìgōng tuīná) — процедуры, основанные на воздействии на духовную энергию ци 气 (qì) — дыхательная и лечебная гимнастика, массаж и т.д.
[10] Хапи 哈啤 (Hāpí) — сорт пива, производящегося в Харбине (哈 — сокращённое от Харбина, 啤 — пиво).
[11] Вэйбо 微博 (wēibó) — в букв. пер. с кит. «микроблог», китайский аналог твиттера.
[12] Антинаучный 不科学 (bù kēxué) – употребляется как весьма распространенный синоним слов «невозможный», «нелогичный», «плод суеверия».
[13] Мастер календаря 黄历师 (huánglì shī) – толкователь благоприятных и неблагоприятных дней для различных событий, предсказатель.
[14] Курточка 夹袄 (jiá’ǎo) — словарь переводит этот предмет одежды как «куртка на подкладке». Вот что даёт гугл: https://p1.ssl.qhmsg.com/dr/220__/t01cce61d43fa8466af.jpg
[15] Саньхэ 三合 (sānhé) — третья комбинация парных меридиан — желудок и селезёнка.
[16] Цзюсин 九星 (jiǔxīng) — четыре страны и пять планет, звёзды Большой Медведицы или звёзды девяти разновидностей окраски лучей, по сочетанию которых делаются предсказания. Сыюань 四缘 (sì yuán) — четыре условия (будд. Пратьяя), жребия, предопределения.
[17] Сяонянь 小年 (Xiǎo nián) — в букв. пер. с кит. «маленький год», «малый новогодний сочельник» (24-го числа 12-го месяца по лунному календарю).
[18] Пустоголовый — в оригинале 脑子 有 坑 (nǎozi yǒu kēng) — в букв. пер. с кит. «голова в ямах».
Хоть он и вырос здесь, теперь Сяо Наньчжу едва ли мог назвать город Y своим домом.
Он рано потерял родителей, и единственным членом его семьи оставалась бабушка, которая умерла в тот самый год, когда он пошёл в армию. Средств на то, чтобы приобрести новое жильё после того, как его старый дом снесли вместе со всем их дряхлым кварталом, у него также не водилось.
читать дальшеВыплаты по случаю увольнения из армии особой щедростью не отличались, да и никаких выдающихся навыков за Сяо Наньчжу сроду не замечали, так что на вопросы сослуживцев о дальнейших планах он лишь отшучивался:
— Как кривая выведет.
По сути дела, он рассматривал город Y лишь как тихую гавань, в которой планировал передохнуть от превратностей судьбы, но в свои без малого тридцать Сяо Наньчжу и впрямь предпочитал не задумываться о будущем.
Вся первая половина его жизни прошла в старом переулке, где теснилось несколько десятков семей. Большинство из них были местными уроженцами, прожившими бок о бок друг с другом свыше шестидесяти лет. Разумеется, все они знали своих соседей как облупленных, да и на жизнь зарабатывали примерно одним и тем же.
Поскольку город Y издавна славился как исторический и культурный центр, большинство здешних жителей подвизались либо в традиционных промыслах, либо в сфере торговли антиквариатом, будучи экспертами по живописи и каллиграфии, мастерами физиогномики и мо гу [2], практикуя тяо дашэнь [3], иглоукалывание и иные народные средства — в общем, всё то, чему в недалёком будущем предстояло вовсе отмереть.
Что же до бабушки самого Сяо Наньчжу, то она занималась выбором благоприятных дней для различных знаменательных событий [4]: когда где-то затевалась свадьба или установка несущей балки [5] при возведении дома, без её участия не обходилось. Обычно старушка редко покидала дом, но когда появлялись клиенты, она спешила к ним, дабы побаловать внука стряпнёй на вырученные деньги.
Стоило ли удивляться, что дети из семей, обитавших в этом переулке в течение трёх—четырёх поколений, сдружились — вот и теперь первым, кому Сяо Наньчжу дал знать о своём возвращении из армии, был его друг детства, живший по соседству.
Хоть они и поддерживали контакт, Сяо Наньчжу не виделся с другом то ли пять, то ли шесть лет — строгая дисциплина не давала такой возможности даже во время его кратких визитов домой. В его памяти остались лишь обрывочные воспоминания о двух двенадцатилетних мальчишках, слоняющихся по узким улочкам, но и они казались какими-то выцветшими и потрёпанными, будто старые фотографии.
— Сяо Наньчжу! Сяо Наньчжу! Парни с третьего переулка нагоняют!
— Живее, Сыту Чжан! Дёру, дёру!
Как ни странно, даже эти невнятные клочки согревали душу теплом. Предаваясь думам о родном городе и старых друзьях, Сяо Наньчжу прибыл на место назначения.
Поскольку он приехал в самый разгар новогодних праздников, платформу мигом запрудила толпа людей, возвращающихся домой, чтобы отметить Новый год с семьёй. Пробираясь сквозь это столпотворение со своим скудным багажом, Сяо Наньчжу чувствовал, как от холода на глаза наворачиваются слёзы.
Заснеженные улицы были полны радостных в предвкушении Праздника весны прохожих. Большинство приезжих торопились по домам, отчего этот застывший на месте худощавый мужчина с побелевшим от холода лицом казался чужаком.
Купив пачку «Юйси» [6], он прикусил фильтр, и, нахмурившись, затянулся было, когда его ушей достиг зычный окрик:
— Сяо Наньчжу! А, Сяо Наньчжу! Эй, ступай сюда! Что стоишь, как идиот?
Его подзывал к себе крупный мужчина со стрижкой ёжиком в чёрной куртке, которая была ему безнадёжно велика, круглых солнечных очках и с раззявленным от крика ртом. Со стороны он выглядел по меньшей мере странно.
Едва ушедший в себя Сяо Наньчжу поднял глаза на этого парня, в его душе тут же всколыхнулись воспоминания. Убедившись, что тот зовёт именно его, Сяо Наньчжу спустился к нему вместе с багажом. Оглядев старого знакомца с ног до головы, он рассмеялся, не выпуская сигареты изо рта.
— Ты только посмотри на себя — на носу Праздник весны, а ты разодет так, словно не встречать меня собрался, а хоронить!
Сняв солнечные очки, молодой человек, прищурившись, присвистнул в ответ:
— О чём это ты, детка? Это ж моя рабочая одежда — я примчался забрать тебя прямо с работы, так что тебе должно быть совестно делать подобные замечания. Позволь мне сегодня угостить тебя — выпьем и поговорим о нашем житье-бытье за эти годы…
Несмотря на то, что минуло немало лет, тон этого парня ничуть не изменился, к немалому облегчению Сяо Наньчжу. Он с улыбкой обнял друга, наградив его медвежьими объятиями. Прикинутый словно заправский слепец Сыту Чжан также рассмеялся в ответ и позволил Сяо Наньчжу увлечь себя вниз по улице, разговаривая во весь голос — от этой встречи у него в груди также разлилось подлинное тепло. Полчаса спустя они взяли такси до местного ресторанчика и уселись за столик, чтобы вволю поговорить о прошлом.
При встрече старых друзей это неизбежная тема для беседы, а благодаря тому, что они росли вместе с малых лет, вскоре уже болтали об этом, будто расстались вчера.
Сяо Наньчжу за годы службы привык держать себя довольно бесцеремонно. Заказав пару блюд и выпивку, он откинулся на стуле и затянулся сигаретой. Принявшийся за расспросы Сыту Чжан, казалось, был не против подобного поведения — подув на очки, он протёр их тряпочкой и в лоб спросил:
— А как у тебя с личной жизнью — женился наконец?
— В армии одни мужики — на ком мне, по-твоему, жениться?
— А как с работой?
— Безработный, разумеется — а ты как думал? — прищурившись, Сяо Наньчжу стряхнул пепел ленивым движением пальцев. На самом деле, он был морально готов к тому, что для поиска работы ему потребуется немало времени. В конце концов, в обществе сейчас такая конкуренция за вакансии, что даже молодым подчас не устроиться, не говоря уже о таких старых армейских псах, как он сам.
Сыту Чжан с усмешкой возвратил солнечные очки на место. Глядя на него, Сяо Наньчжу рассеянно бросил:
— Ну а ты сам — расскажи уже и о себе!
В тот же миг улыбка Сыту Чжана малость померкла. Некоторое время они молча таращились друг на друга, причём Сяо Наньчжу мысленно проклинал тёмные очки, из-за которых не видно выражения глаз. Наконец он не выдержал — склонился ближе и понизил голос:
— Слушай, а чего ты на самом деле носишь эти очки — ты себе, что, двойное веко [7] сделал?
При виде выражения на лице друга Сяо Наньчжу не смог удержаться от смешка.
— Сукин ты сын! — нахмурился Сыту Чжан, припомнив обыкновение друга изводить его своими шуточками с самых малых лет.
Отхлебнув пива, он вновь заговорил, хмуро глядя на ухмыляющегося Сяо Наньчжу:
— Открыл массажный кабинет для слепых. Покажу как-нибудь потом. Это тебе не какой-то дабаоцзянь [8], всё серьёзно — настоящий массаж на основе цигун [9].
На самом деле, даже не заговори он об этом, Сяо Наньчжу и так догадался бы, чем нынче промышляет этот парень: передающееся из поколения в поколение ремесло его семьи было весьма широко известно. Как всегда в такого рода профессиях, мастеров цигун частенько клеймили мошенниками, так что репутация у них была немногим лучше, чем у распространителей фальшивых лекарств — и всё же именно на этом поприще некогда подвизались родители Сыту Чжана.
Всякий раз, заходя за приятелем, Сяо Наньчжу видел выстроившуюся у его дома очередь из стариков и старушек, жаждущих попасть на приём к мастеру Сыту — говорили, что каждый сеанс его массажа продлевает жизнь на четверть часа.
Хоть для современного человека всё это звучало как немыслимая чушь, она привлекала немало клиентов, однако для Сяо Наньчжу, который с детства был привычен к подобным штукам, всё это не представляло ровным счётом никакого интереса, и он уж никак не предполагал, что его друг изберёт явно отжившую свой век профессию. В конце концов, он всегда считал Сыту Чжана достаточно смышлёным, чтобы устроиться в жизни, не прибегая к такого рода шарлатанству. При виде изумления, написанного на лице друга, Сыту Чжан лишь улыбнулся, наливая ему полный бокал «Хапи» [10].
— И что тебя так удивляет? Не ожидал, что я преуспею в семейном бизнесе? Искусство цигун передаётся в нашей семье от поколения к поколению около трёх сотен лет, нельзя же дать этой традиции прерваться? И, надо признаться, дела идут неплохо — если бы мне не пришлось забирать тебя сегодня, на приём ко мне выстроилось бы не меньше дюжины клиентов.
Сяо Наньчжу не знал, что и сказать, продолжая молча таращиться на друга.
— Ты слишком долго не был дома, — несколько самодовольно бросил Сыту Чжан, — так что многое тебе невдомёк. Помнишь тётушку Лю, жившую неподалёку от нас, ту, что практиковала тяо дашэнь? Так вот, две её дочки поступили в танцевальные академии, одна изучает современный танец, а другая — народный. И, будь уверен, без дела они не останутся. А дядюшку Вана, астролога, помнишь? Его внук, Ван Сяодун, весьма популярен на вэйбо [11], причём зашибает своими прогнозами куда больше моего… А, ну и ещё есть Ли Сяньгу — медиум — и Чжэн Шушу — этот крошит камни о свою грудь…
— Ладно, хватит уже, я понял, как это безумно круто! — выпалил Сяо Наньчжу, чуть не выплюнув пиво на стол.
Сказать по правде, он и впрямь не ожидал, что его недавние соседи добьются подобных успехов своими дедовскими навыками. Видя, что друг всё ещё сомневается в его словах, Сыту Чжан почёл за нужное не переубеждать его, вместо этого просто подмигнув ему с ухмылкой.
— Сейчас то и дело говорят, будто цигун и китайская медицина антинаучны [12], но что это, по сути, значит — то, чего наука пока не в силах объяснить, разве нет? Да и разве она сама не полна предрассудков? То же, на что опираемся мы, вовсе не суеверия, а вековое наследие наших предков. Нельзя же позволить культурному наследию сгинуть лишь потому, что нынче оно не в чести у учёных? К слову о твоей бабуле — она ведь была известным мастером календаря [13]! Даже если ты не собираешься всерьёз взяться за семейное дело, это ведь лучше, чем сидеть сложа руки, а?
При этих словах на Сяо Наньчжу невольно нахлынули воспоминания об умершей почти пять лет назад бабушке. Однако Сыту Чжан не знал, что говорит — бабушка и сама при жизни отнюдь не стремилась передать ему своё искусство толкования календаря, не говоря уже о том, что её внук не проявлял к этому ни малейшего интереса. Теперь же не могло быть и речи о том, чтобы обучиться этому самостоятельно, не то что сделать это своей профессией.
Так что Сяо Наньчжу предпочёл пропустить это предложение мимо ушей.
Их посиделки закончились лишь около десяти вечера, причём оба приятеля основательно набрались, так что из забегаловки они выходили, ощутимо покачиваясь. Махнув Сыту Чжану, Сяо Наньчжу бросил ему: «Увидимся!» — и двинулся прочь, направляясь к дому, где снимал квартиру — в основном для того, чтобы держать там свои пожитки, да чтобы было куда возвращаться на побывку. На настоящий момент он не появлялся здесь уже около года.
Потёртый диван, столь же дряхлый столик да старый перекидной календарь на стене — вот и вся обстановка.
Эти вещи достались ему от бабушки — так и не разобравшись с ними после её смерти, он и теперь не находил в себе сил от них избавиться. Вот и сейчас, хотя в спёртом воздухе ощущались лишь унылые запахи пустующего жилья, Сяо Наньчжу казалось, будто он насквозь пропитан воспоминаниями. Нетвёрдым шагом вступив в комнату, он помедлил, держась за стену, прежде чем включить свет. Зайдя на кухню, чтобы поставить чайник, он вернулся в гостиную, усевшись на диван.
Время от времени из-за окон до него долетал треск фейерверков — в конце концов, близился Новый год.
Ожидая, пока закипит вода, Сяо Наньчжу откинулся на спинку дивана, постепенно проваливаясь в дрёму. Сверху доносился приглушённый шум — соседи передвигали столы и стулья. Старые настенные часы дали знать, что полчаса спустя наступит новый день. От их циферблата взгляд Сяо Наньчжу скользнул к висящему рядом календарю, и мужчина озадаченно нахмурился.
В квартире, где целый год никто не жил, ровным счётом ничего не могло измениться, за исключением количества пыли.
И всё же кто-то перевернул страницы календаря на нынешнюю дату.
11 февраля 2027 года, среда.
Некоторое время Сяо Наньчжу тщетно пытался припомнить тот день, когда в последний раз бывал здесь. Что-то тут явно было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Однако зародившееся в сердце подозрение наконец побудило его встать и подойти к стене.
Вглядываясь в пожелтевший старый календарь, Сяо Наньчжу обнаружил, что, помимо рекомендаций и предостережений китайского гороскопа на день, посередине страницы имеется рисунок ребёнка в ярко-красной курточке [14] с родинкой меж бровей и большим красным карпом в руках.
— Саньхэ [15], собака и тигр, Цзюсин Сыюань [16], благоприятный день для любых начинаний… — прищурился Сяо Наньчжу, — также известный как Сяо… нянь [17]?
Прочитав надпись классическими китайскими иероглифами внизу странички, он бессознательно нахмурился, пребывая во власти необъяснимого чувства, что вот-вот свершится что-то из ряда вон выходящее.
Долю секунды спустя ребёнок с карпом в руках внезапно открыл глаза и встряхнул покрытой бурыми пятнами от воды головой, распространяя резкий запах сырой рыбы. Сердито уставившись на Сяо Наньчжу, он надул красные от злости щёки и внезапно заорал:
— Бедному маленькому мне только и оставалось, что каких-то полчаса работы до конца годичной смены, и тут этому пустоголовому [18] смертному вздумалось впериться в меня! Ты что, удачу на весь год хочешь отвадить? Эй, ты, к тебе обращаюсь!
Сяо Наньчжу продолжал молча таращиться на ребёнка.
С ним только что заговорил… к-к-календарь?
Примечания:
[1] Праздник весны 春节 (Chūnjié) Чуньцзе — китайский Новый год (второе новолуние после 21 декабря, один из дней между 21 января и 21 февраля). В повествовании этот день приходится на 19 февраля.
[2] Мо гу 摸骨 (mō gǔ) – в букв. пер. с кит. «прощупывать кости» — древний способ определения степени одарённости человека.
[3] Тяо дашэнь 跳大神 (Tiào dàshén) — в букв. пер. с кит. «прыжки/танец великого бога» — заклинательская практика, в которой участвуют двое: медиум призывает в своё тело божество (или призрака), а второй ему ассистирует. С помощью этого ритуала смертные могут общаться с богами и умершими.
[4] Выбор благоприятного дня для знаменательного события 看日子 (kàn rìzi) — в букв. пер. с кит. «наметить дату».
[5] Несущая балка 上梁 (shàngliáng) — по поверьям от неё зависит мир и покой в доме.
[6] «Юйси» 玉溪 (yùxī) – китайская марка сигарет.
[7] Двойное веко 双眼皮 (shuāngyǎnpí) — складка кожи на верхнем веке, имеющаяся почти у всех европейцев, но далеко не столь распространённая у азиатов. Считается, что двойное веко делает глаза больше, придавая лицу более юное и невинное выражение, а также придаёт более живой и бодрый вид, а потому подобная операция и впрямь довольно широко распространена в Китае и Японии.
[8] Дабаоцзянь 大保健 (dàbǎojiàn) — салон «особых» оздоровительных услуг (зачастую — баня с проститутками).
[9] Массаж цигун, или туйна 气功推拿 (qìgōng tuīná) — процедуры, основанные на воздействии на духовную энергию ци 气 (qì) — дыхательная и лечебная гимнастика, массаж и т.д.
[10] Хапи 哈啤 (Hāpí) — сорт пива, производящегося в Харбине (哈 — сокращённое от Харбина, 啤 — пиво).
[11] Вэйбо 微博 (wēibó) — в букв. пер. с кит. «микроблог», китайский аналог твиттера.
[12] Антинаучный 不科学 (bù kēxué) – употребляется как весьма распространенный синоним слов «невозможный», «нелогичный», «плод суеверия».
[13] Мастер календаря 黄历师 (huánglì shī) – толкователь благоприятных и неблагоприятных дней для различных событий, предсказатель.
[14] Курточка 夹袄 (jiá’ǎo) — словарь переводит этот предмет одежды как «куртка на подкладке». Вот что даёт гугл: https://p1.ssl.qhmsg.com/dr/220__/t01cce61d43fa8466af.jpg
[15] Саньхэ 三合 (sānhé) — третья комбинация парных меридиан — желудок и селезёнка.
[16] Цзюсин 九星 (jiǔxīng) — четыре страны и пять планет, звёзды Большой Медведицы или звёзды девяти разновидностей окраски лучей, по сочетанию которых делаются предсказания. Сыюань 四缘 (sì yuán) — четыре условия (будд. Пратьяя), жребия, предопределения.
[17] Сяонянь 小年 (Xiǎo nián) — в букв. пер. с кит. «маленький год», «малый новогодний сочельник» (24-го числа 12-го месяца по лунному календарю).
[18] Пустоголовый — в оригинале 脑子 有 坑 (nǎozi yǒu kēng) — в букв. пер. с кит. «голова в ямах».
Виэль Эзис, блог «Океан иномирья»
Портрет героя
Мне нарисовали главного героя! 
Знакомьтесь, это Лирэй!
Художница - Алиса Строганова: https://vk.com/liziel
Вот здесь объявление и примеры работ: https://author.today/post/40209
Чёрно-белый набросок лица стоит 300 р.
Набросок делался на основе подробного текстового описания внешности и характера, и ещё я скинула три референса разной степени схожести и пояснила, что меня в них не устраивает. Видимо, описание получилось удачным, потому что уже после первой итерации правок оказалось, что больше ничего исправлять не нужно. Что удивило и меня, и художницу :)
Я сегодня залипаю на эту картинку, потому что это прямо в точности ГГ, как будто у меня из головы его срисовали. Магия какая-то :)
Напишите, пожалуйста, если есть желание, что вы могли бы предположить о персонаже по этому наброску. Какой он?
Мне очень интересно узнать, каким он выглядит со стороны!
Mallari, блог «Судовой Журнал»
* * *
Весь день дом сохранял тень и прохладу), а вечер был хорошим временем для прогулки вдоль реки).
Lariday, блог «Счастье, оно в мелочах и улыбках»
* * *
На час подорвала работу отдела, предложив коллегам додуматься до ответов на два вопроса:
1. Почему тигры оранжевые?
2. Как спят дельфины?
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система "Спаси-Себя-Сам" для Главного Злодея. Глава 67. Трое в пути
Предыдущая глава
Царства Людей и Демонов можно было уподобить двум сторонам листа бумаги: сколько ни веди линию по одной стороне, на другую она не перейдет.
Однако же Синьмо по силам было слить эти два измерения в одно.
К примеру, в оригинале Ло Бинхэ использовал свой меч, чтобы соединить реку Ло в Царстве Людей и хребет Майгу из Царства Демонов, в результате чего посередине реки возник скалистый остров.
читать дальшеКогда Шэнь Цинцю на пальцах объяснил все это Лю Цингэ, тот озадаченно сдвинул брови:
— Неужто это и вправду возможно?
«Еще как — по крайней мере, у Ло Бинхэ из оригинального романа получилось!» — подумал Шэнь Цинцю и лишь торжественно кивнул в ответ.
— В это не так-то просто поверить, — изрек Лю Цингэ после продолжительного молчания. — Тебе понадобятся недюжинные доказательства, чтобы убедить остальных.
А вот с этим дело обстояло значительно хуже — от одной мысли об этом у Шэнь Цинцю начинала раскалываться голова.
— Учитель, почему бы не спросить меня? — внезапно вмешался прежде молчаливый Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю не успел ответить, когда обогнавший их Лю Цингэ нарочито фыркнул.
Чтобы понять, что именно он тем самым хотел сказать, не требовалось дополнительных пояснений: в жилах давным-давно отпавшего от своей школы Ло Бинхэ текла кровь демона, а весть о его деяниях распространилась до самых дальних границ. Под его началом дворец Хуаньхуа превратился в какое-то царство тьмы, так что, хотя позиция процветающей школы лишь укрепилась, остальные больше не хотели иметь с ней никакого дела — от нее, что называется, осталось одно лишь имя.
Так что, спрашивай — не спрашивай, шансов, что к нему хоть кто-нибудь прислушается, было еще меньше, чем с Шэнь Цинцю…
И все же заклинатель предпочел не озвучивать все это, дабы пощадить хрупкое сердце своего ученика. Выдавив натужный смешок, он тотчас ощутил новую тяжесть на левом плече.
На него словно бы невзначай приклонил голову Ло Бинхэ.
Полагая, что это — преддверие очередного бесстыжего поползновения, Шэнь Цинцю раздраженно тряхнул плечом, но тотчас обнаружил, что веки ученика крепко смежены — тот умудрился мигом провалиться в глубокий умиротворенный сон, являя собой до невозможности трогательную картину.
Только что поддерживал осмысленную беседу — и вот уже заснул, стоя на мече?
Подхватив его под локоть, чтобы невзначай не свалился, Шэнь Цинцю тихо окликнул его:
— Ло Бинхэ?
Никакой реакции. Подождав, Шэнь Цинцю понизил голос:
— …Бинхэ?
Ему пришлось повторить это еще пару раз, прежде чем его ученик наконец открыл затуманенные дремой глаза.
— Устал? — вырвалось у Шэнь Цинцю.
Они покинули Священный Мавзолей какую-то пару дней назад, и, хоть Ло Бинхэ, похоже, успешно удалось исцелить свои раны, вполне возможно, что без побочных эффектов все же не обошлось — взять хоть эту внезапную сонливость.
— Нет, — затряс головой тот.
Задумавшись на мгновение, Шэнь Цинцю перевел взгляд на Лю Цингэ, который, сложив руки на груди, неодобрительно созерцал эту сцену.
— Шиди Лю, как насчет того, чтобы, миновав пограничные земли, тебе вернуться на хребет Цанцюн вперед нас? Там ты мог бы созвать наших старших братьев и сестер на всеобщее собрание.
— А ты? — Глаза Лю Цингэ сами собой расширились при этих словах.
— Ну а я подоспею несколько позже. Похоже, Ло… Бинхэ понадобится несколько дней, чтобы восстановить силы.
— Я пустился в путь, чтобы вернуть тебя, — выдохнул Лю Цингэ.
Шэнь Цинцю заколебался, воззрившись на молчаливого Ло Бинхэ — тот свесил голову, являя собой образ безупречно преданного и послушного ученика.
— Всего одну ночь, — наконец выдавил Шэнь Цинцю.
Прожигая взглядом притулившегося к учителю Ло Бинхэ, Лю Цингэ сурово бросил:
— Об этом не может быть и речи.
Ну и что ему, спрашивается, оставалось делать?
Одну стражу [1] спустя они благополучно пересекли границу, остановившись у дверей самого большого постоялого двора в городе.
Поскольку этот город отстоял довольно далеко от Центральной равнины [2], запрудившие его люди происходили из великого множества мелких школ и кланов. Им редко доводилось видеть хотя бы одного богоподобного бессмертного мастера известной школы, не говоря уж о троих, каждый из которых был еще краше предыдущего [3], так что их быстро обступили зеваки.
Вцепившись в Чэнлуань мертвой хваткой, Лю Цингэ с напыщенным видом проследовал внутрь, очутившись в богато декорированной прихожей, стены которой так и переливались в свете многочисленных светильников. Стоило им ступить за порог, как к ним устремился усердный приказчик.
— Шиди Лю, ты уверен, что желаешь к нам присоединиться? — вновь спросил у спутника Шэнь Цинцю.
По правде, он всегда почитал, что Лю Цингэ, которому чуждо все человеческое [4], если и нисходит до обычного сна, то предпочитает дремать среди облаков на мече, ни на мгновение не прекращая своего непрерывного самосовершенствования.
— Мне так спокойнее [5], — бросил Лю Цингэ, перехватывая меч.
При этом он впервые встретился взглядом со стоящим за спиной Шэнь Цинцю Ло Бинхэ — теперь пришла очередь того фыркнуть, первым отводя глаза, причем губы изогнулись в неприязненной улыбке. При этом Лю Цингэ с такой силой стиснул рукоять Чэнлуаня, что набрякшие вены на запястье потемнели.
Видя, что дело вот-вот окончится перебранкой, Шэнь Цинцю поспешил заметить:
— Если хочешь что-то сказать, так говори начистоту — нечего держать это в себе.
С этими словами он повернулся к ученику — тот встретил его взгляд, невинно хлопая ресницами.
— Все господа почтят нас своим присутствием? – подобострастно поинтересовался приказчик.
Поскольку Лю Цингэ проигнорировал вопрос, Шэнь Цинцю пришлось отвлечься от созерцания побледневших губ ученика, который выглядел так, словно того и гляди грохнется в обморок.
— Верно, — отрывисто бросил он.
— Сколько комнат понадобится господам?
— Три… — начал было Шэнь Цинцю, однако Ло Бинхэ перебил его:
— Две.
При этом лицо Лю Цингэ приняло столь суровое выражение, словно у судьи пред лицом закоренелого преступника [6].
— Да-да, будьте любезны подготовить две комнаты, — с улыбкой подтвердил Ло Бинхэ.
— Три, — отрубил Лю Цингэ.
— Прошу прощения, а кто будет платить? — расплылся в самодовольной улыбке Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю и Лю Цингэ застыли от потрясения.
Что до Шэнь Цинцю, то с ним все было ясно: он только что спасся из логова демонов [7], так откуда у него при себе средства? С Лю Цингэ дело обстояло еще проще: будучи столь далеким от суетного мира заклинателем, который спускается со своего пика, лишь чтобы сражаться, повергая в пыль противников, он едва ли помнил, что такое деньги.
— Я, — выдержав паузу, торжествующе бросил Ло Бинхэ. — А денег на три у меня не хватит. Так что две.
— Шиди Лю, не стоит вступать с ним в спор, — беспомощно бросил Шэнь Цинцю.
И впрямь, что им оставалось взамен — разве что заложить Сюя или Чэнлуань?
Хоть у Шэнь Цинцю оставались изрядные сомнения в искренности ученика, он предпочел не озвучивать их вслух. Обзаведясь табличками от своих комнат [8], они гуськом поднялись по лестнице: Лю Цингэ впереди, за ним Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ — замыкающим.
— Если будешь так разговаривать со своим шишу, — укоризненно бросил Шэнь Цинцю ученику, оборачиваясь, — то в следующий раз я отдам им тебя в услужение в уплату за жилье.
— Учитель всегда так безжалостен с этим учеником, — ответил Ло Бинхэ, поднимая голову, однако в его голосе не улавливалось ни тени обиды.
Лю Цингэ бросил на них гневный взгляд через плечо, наморщив нос, словно едва сдерживал желание зарубить их обоих, чтобы потом похоронить с почестями одного и порвать в клочки другого, упокоив его останки на дне океана.
Их комнаты располагались рядом, а вот их распределение вызвало неожиданное затруднение.
Перед Лю Цингэ встала непростая дилемма: каким бы паинькой ни прикидывался этот бесноватый Ло Бинхэ, именно он долгие пять лет проделывал с трупом Шэнь Цинцю невообразимые вещи — так мыслимо ли теперь, когда перед ним предстал воскресший учитель, оставлять их наедине?
Казалось, воздух вот-вот заискрится от напряжения.
Бросив взгляд на застывших друг против друга спутников, Шэнь Цинцю безмолвно развернулся на каблуках, открыл дверь и, шагнув за порог, закрыл ее за собой.
После этого он приоткрыл дверь, чтобы бросить исполненным достоинства тоном:
— Желаю вам двоим отдохнуть как следует.
Народившиеся было искры мигом угасли.
— Эй! — беспомощно окликнул его Лю Цингэ.
Над головой Ло Бинхэ начала сгущаться туча темной энергии.
— Учитель, он меня убьет!
Указывая на Лю Цингэ, Шэнь Цинцю заявил:
— Драться можно, убивать друг друга — нельзя!
Шутить изволите? Натуралу ночевать в компании с зацикленным на нем геем — все равно что смерти искать!
Да-да, Шэнь Цинцю по-прежнему не видел оснований сомневаться в своей ориентации! А иначе зачем бы он читал эту графоманскую макулатуру про амурные похождения Ло Бинхэ?
Остаться на ночь с Лю Цингэ он бы тоже не рискнул, хоть и по совершенно иной причине: Шэнь Цинцю почитал лорда Байчжань за натуральнейшего из мужчин этой вселенной, чистого, словно свет луны и солнца [9], и все же, когда на сцене появлялся этот завзятый любитель уксуса [10] Ло Бинхэ, готовый хлебать его бочками, тут нельзя было поручиться решительно ни за что.
— Ну что, договорились? — жизнерадостно бросил Шэнь Цинцю напоследок.
— У учителя сердце из камня, — буркнул Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю усмехнулся и захлопнул дверь, оставив за ней своих окаменевших спутников. Хоть снаружи бушевала буря, за дверями царил покой.
А на что, спрашивается, надеялся Ло Бинхэ? Они ведь остановились здесь лишь из беспокойства за его состояние — однако теперь его цвет лица нездоровым не назовешь!
Так стоило ли вообще из-за него тревожиться?
Приняв ванну, Шэнь Цинцю переоделся в чистое и от нечего делать взялся за стопку тоненьких брошюрок у окна. Каллиграфия на обложках была столь вычурной, что он не мог разобрать ничего, кроме цифр. Устроившись с одной из них на кровати, Шэнь Цинцю погрузился в чтение.
Бегло пролистывая [11] брошюрку, он с первого же взгляда определил, что перед ним — весьма недурно написанная история с увлекательным сюжетом и превосходными иллюстрациями. Однако, стоило ему вчитаться, как в голове раздался полузабытый позывной Системы:
[Приветствуем вас! Уведомление 1: Уровень баллов расположения превысил заданное значение, так что выполнено условие для использования ключевого артефакта. Пожалуйста, приготовьтесь получить артефакт: если пользователь не заберет артефакт сразу после появления, тот становится недействительным.]
Этот ключевой артефакт — не та ли поддельная нефритовая подвеска Гуаньинь, способная снять 5000 пунктов гнева Ло Бинхэ?
Шэнь Цинцю отшвырнул брошюру.
— Постой-ка, ты имеешь в виду, что прежде, чем уровень баллов расположения достиг этого значения, я не смог бы использовать ключевой артефакт?
[Верно.]
Но разве прежде, в Водной тюрьме, Система не предлагала ему задействовать подвеску? Ничего себе шуточки с ее стороны!
Теперь же этот самый ключевой артефакт был ему не особо и нужен: Шэнь Цинцю не без оснований полагал, что, даже если он впоследствии повздорит с Ло Бинхэ, это будет совсем не то, как если бы его легковозбудимый ученик взъелся на кого-либо еще. Нынче, даже повали он Ло Бинхэ на землю и избей до бесчувствия, все, что ему за это будет — еще пара сотен баллов расположения.
[Уведомление 2. Вас ждет экшен-сцена. Вам предстоит важная миссия в храме Чжаохуа. Пожалуйста, приготовьтесь принять миссию. Система желает вам приятного дня!]
Да уж, обновления налицо — теперь она от случая к случаю предупреждает об очередной сюжетной зарубе!
Сказать по правде, Шэнь Цинцю изрядно озадачивало, что, несмотря на то, что в последнее время их отношения с Ло Бинхэ сделались весьма близкими, новых баллов расположения не поступало, в то время как прежде за любые попреки, затрещины и даже неодобрительные взгляды они сыпались словно из рога изобилия. У Шэнь Цинцю начали зарождаться смутные подозрения на этот счет, и все же он почел за нужное проверить: быть может, он просто пропустил какие-то из уведомлений Системы?
Однако же, сверившись с базой данных, он убедился, что баллов и впрямь почитай что не прибавилось.
Когда он озвучил свои сомнения Системе, та охотно ответила:
[Из-за того, что в последнее время уровень баллов расположения рос слишком стремительно, в целях экономии ресурсов Системы подсчет баллов будет проводиться в конце каждого месяца. Система желает вам приятного дня!]
В конце месяца?
Что-то подсказывало Шэнь Цинцю, что это будет прямо-таки пугающее число…
Он как раз хотел собраться с мыслями, припоминая все, что ему было известно об этой арке с храмом Чжаохуа из оригинального романа, когда его отвлек резкий стук в дверь.
Будучи твердо уверенным, что это Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю отворил дверь, лишь чтобы убедиться, что его представления о собственной неотразимости несколько преувеличены [12].
Ведь в комнату протопал не кто иной, как Лю Цингэ.
Однако с каких это пор гордый лорд Байчжань обучился стучать, вместо того, чтобы врываться, вышибая дверь?
Ну что ж, по крайней мере, насчет него у Шэнь Цинцю опасений не было, так что он просто посторонился, пропуская его внутрь, и, закрывая за ним дверь, бездумно бросил:
— Шиди Лю, что ты здесь делаешь в такой час? И где Ло Бинхэ?
При этих словах лицо Лю Цингэ окаменело.
— Не знаю! — выплюнул он.
Судя по выражению его лица, было ясно как день, что он скорее предпочел бы провести ночь на крыше, чем рядом со своим извечным противником.
Шэнь Цинцю поневоле вздохнул, усмехаясь про себя. Бросив на него подозрительный взгляд, Лю Цингэ запустил руку за ворот и вынул оттуда предмет, который тотчас швырнул Шэнь Цинцю. Уже поймав его, заклинатель понял, что это — один из складных вееров, оставленных им на пике Цинцзин.
Не в силах сдержать эмоции, Шэнь Цинцю тотчас раскрыл его и принялся обмахиваться, вновь принимая вид благородного возвышенного божества. Воистину, веер был просто офигительным по силе орудием — с каждым взмахом он чувствовал, как его овевает баллами крутости!
— Шиди… ты не забыл прихватить его для меня… — бросил он срывающимся от волнения голосом.
Однако Лю Цингэ явно почтил его своим визитом среди ночи не только для того, чтобы вручить ему веер. Пододвинув стул, он чинно уселся, опираясь локтем о стол, и, приосанившись, бросил:
— Мне надо с тобой поговорить.
Повинуясь взятому им тону, Шэнь Цинцю также подобрался и не менее церемонно изрек:
— Хорошо, давай поговорим.
— Что произошло между тобой и Ло Бинхэ? — без лишних предисловий потребовал Лю Цингэ.
Если уж лорд пика Байчжань задавал подобный вопрос, то явно не ради праздного любопытства или досужих сплетен, потому, поразмыслив немного, Шэнь Цинцю откровенно ответил:
— Я… пока сам не знаю. Просто все слишком сильно переменилось, так что я еще не успел толком это осмыслить.
— Ты действительно веришь, что он начал с чистого листа?
— Я бы так не сказал, — покачал головой Шэнь Цинцю. — Скорее, дело в том, что все эти годы я попросту не понимал его.
— Не понимал? — холодно усмехнулся Лю Цингэ. — Он вынудил тебя уничтожить себя, затерроризировал дворец Хуаньхуа, подверг осаде хребет Цанцюн, обратил в пепел свод главного зала пика Цюндин, ранил нашего главу школы — скажешь, это все результат недопонимания?
При последних словах Шэнь Цинцю с запозданием спохватился:
— Кстати, как там глава школы? Он и впрямь сильно пострадал. Шиди Му удалось ему помочь? Его и правда ранил Ло Бинхэ?
— Кто ж еще? — раздосадованно бросил Лю Цингэ. — И ты по-прежнему будешь искать ему оправдания? Ты воистину безнадежен.
Нет, он вовсе не искал оправданий Ло Бинхэ — просто не мог поверить, что тот ранил Юэ Цинъюаня.
Ведь в его памяти прочно засел тот факт, что, хоть Ло Бинхэ в оригинальном романе несколько раз вступал в схватку с Юэ Цинъюанем, ему ни разу не удалось одолеть главу хребта Цанцюн. Горькая ирония заключалась в том, что в этом ему помог оригинальный Шэнь Цинцю, позволив ненавистному ученику пронзить сердце своего шисюна десятью тысячами стрел.
К слову, еще в бытность его читателем сего бессмертного произведения Шэнь Юаня всегда ставило в тупик чрезмерное расположение Юэ Цинъюаня по отношению к своему вероломному коллеге — похоже, чрезмерное легковерие и впрямь было единственным недостатком этого во всех остальных отношениях безупречного лидера — помнится, Шэнь Юань прямо-таки кипел от негодования, сокрушаясь о том, что подобной милостью Юэ Цинъюань одаривал самого никчемного из своих братьев по школе. Тут поневоле задумаешься: а может, между ними все же что-то было?
И что это — одна из многочисленных сюжетных дыр или его разыгравшееся в свете последних событий воображение?
Примечания:
[1] Стража 时辰 (shíchen) – «большой час», в современном Китае обозначает час, в Древнем Китае был равен двум часам. Сутки состоят из 12 таких периодов.
[2] Центральная равнина 中原 (zhōngyuán) – Чжунъюань, историческая область, в широком смысле весь бассейн Хуанхэ, в узком - окрестности Хэнань. Образно – весь Китай.
[3] Каждый из которых был еще краше предыдущего 一个赛一个 (yīgè sài yīgè) – в пер. с кит. «молодец к молодцу», «один к одному».
[4] Чуждо все человеческое 不食人间烟火 (bù shí rénjiān yānhuǒ) – в пер. с кит. «не есть приготовленную людьми пищу», в образном значении – «отречься от мира, свободный от мирских забот».
[5] Мне так спокойнее — в оригинале немногословный Лю говорит 不放心 (bù fàngxīn), что в букв. пер. с кит. значит «на сердце неспокойно» или образно «сердце не на месте».
[6] Суровое выражение, словно у судьи пред лицом закоренелого преступника – в оригинале выражение 狼子野心 (lángzǐ yěxīn) – в букв. пер. с кит. «у волчонка - волчье сердце», образно в значении «злобный, неукротимый; неисправимый, трудновоспитуемый», а также «коварные замыслы, происки».
[7] Логово демонов – в оригинале 魔窟 (mókū) – в пер. с кит. «логово чудища», образно – «притон», «заведение с плохой репутацией».
[8] Табличка от комнаты 房牌 (fáng pái). 牌 (pái) – бамбуковая дощечка с надписью, использующаяся в Древнем Китае практически для всего: как номерная дощечка, указатель, бирка, вывеска, ярлык, косточка для игры (в домино, мацзян), табличка предков, доска для официальных распоряжений, удостоверение; верительная бирка (грамота).
[9] Чистый, словно свет луны и солнца – в оригинале 天地日月 (tiāndì rìyuè) – в букв. пер. с кит. «земля и небо, солнце и луна).
[10] Завзятый любитель уксуса – в оригинале 醋王 (cù wáng) – в пер. с кит. «князь уксуса». 王 (cù) переводится также как «ревность», так что это выражение означает «невыносимый ревнивец».
[11] Бегло пролистывая – в оригинале 走马观花 (zǒumǎ guānhuā) – в букв. пер. с кит. «любоваться цветами на скаку», в образном значении – «мельком, поверхностно, галопом по европам».
[12] Его представления о собственной неотразимости несколько преувеличены — в оригинале употреблено выражение 脸大 (liǎndà) — в букв. пер. с кит. «большое лицо», в образном значении — «беззастенчивый, слишком высокого мнения о себе».
Следующая глава
Царства Людей и Демонов можно было уподобить двум сторонам листа бумаги: сколько ни веди линию по одной стороне, на другую она не перейдет.
Однако же Синьмо по силам было слить эти два измерения в одно.
К примеру, в оригинале Ло Бинхэ использовал свой меч, чтобы соединить реку Ло в Царстве Людей и хребет Майгу из Царства Демонов, в результате чего посередине реки возник скалистый остров.
читать дальшеКогда Шэнь Цинцю на пальцах объяснил все это Лю Цингэ, тот озадаченно сдвинул брови:
— Неужто это и вправду возможно?
«Еще как — по крайней мере, у Ло Бинхэ из оригинального романа получилось!» — подумал Шэнь Цинцю и лишь торжественно кивнул в ответ.
— В это не так-то просто поверить, — изрек Лю Цингэ после продолжительного молчания. — Тебе понадобятся недюжинные доказательства, чтобы убедить остальных.
А вот с этим дело обстояло значительно хуже — от одной мысли об этом у Шэнь Цинцю начинала раскалываться голова.
— Учитель, почему бы не спросить меня? — внезапно вмешался прежде молчаливый Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю не успел ответить, когда обогнавший их Лю Цингэ нарочито фыркнул.
Чтобы понять, что именно он тем самым хотел сказать, не требовалось дополнительных пояснений: в жилах давным-давно отпавшего от своей школы Ло Бинхэ текла кровь демона, а весть о его деяниях распространилась до самых дальних границ. Под его началом дворец Хуаньхуа превратился в какое-то царство тьмы, так что, хотя позиция процветающей школы лишь укрепилась, остальные больше не хотели иметь с ней никакого дела — от нее, что называется, осталось одно лишь имя.
Так что, спрашивай — не спрашивай, шансов, что к нему хоть кто-нибудь прислушается, было еще меньше, чем с Шэнь Цинцю…
И все же заклинатель предпочел не озвучивать все это, дабы пощадить хрупкое сердце своего ученика. Выдавив натужный смешок, он тотчас ощутил новую тяжесть на левом плече.
На него словно бы невзначай приклонил голову Ло Бинхэ.
Полагая, что это — преддверие очередного бесстыжего поползновения, Шэнь Цинцю раздраженно тряхнул плечом, но тотчас обнаружил, что веки ученика крепко смежены — тот умудрился мигом провалиться в глубокий умиротворенный сон, являя собой до невозможности трогательную картину.
Только что поддерживал осмысленную беседу — и вот уже заснул, стоя на мече?
Подхватив его под локоть, чтобы невзначай не свалился, Шэнь Цинцю тихо окликнул его:
— Ло Бинхэ?
Никакой реакции. Подождав, Шэнь Цинцю понизил голос:
— …Бинхэ?
Ему пришлось повторить это еще пару раз, прежде чем его ученик наконец открыл затуманенные дремой глаза.
— Устал? — вырвалось у Шэнь Цинцю.
Они покинули Священный Мавзолей какую-то пару дней назад, и, хоть Ло Бинхэ, похоже, успешно удалось исцелить свои раны, вполне возможно, что без побочных эффектов все же не обошлось — взять хоть эту внезапную сонливость.
— Нет, — затряс головой тот.
Задумавшись на мгновение, Шэнь Цинцю перевел взгляд на Лю Цингэ, который, сложив руки на груди, неодобрительно созерцал эту сцену.
— Шиди Лю, как насчет того, чтобы, миновав пограничные земли, тебе вернуться на хребет Цанцюн вперед нас? Там ты мог бы созвать наших старших братьев и сестер на всеобщее собрание.
— А ты? — Глаза Лю Цингэ сами собой расширились при этих словах.
— Ну а я подоспею несколько позже. Похоже, Ло… Бинхэ понадобится несколько дней, чтобы восстановить силы.
— Я пустился в путь, чтобы вернуть тебя, — выдохнул Лю Цингэ.
Шэнь Цинцю заколебался, воззрившись на молчаливого Ло Бинхэ — тот свесил голову, являя собой образ безупречно преданного и послушного ученика.
— Всего одну ночь, — наконец выдавил Шэнь Цинцю.
Прожигая взглядом притулившегося к учителю Ло Бинхэ, Лю Цингэ сурово бросил:
— Об этом не может быть и речи.
Ну и что ему, спрашивается, оставалось делать?
Одну стражу [1] спустя они благополучно пересекли границу, остановившись у дверей самого большого постоялого двора в городе.
Поскольку этот город отстоял довольно далеко от Центральной равнины [2], запрудившие его люди происходили из великого множества мелких школ и кланов. Им редко доводилось видеть хотя бы одного богоподобного бессмертного мастера известной школы, не говоря уж о троих, каждый из которых был еще краше предыдущего [3], так что их быстро обступили зеваки.
Вцепившись в Чэнлуань мертвой хваткой, Лю Цингэ с напыщенным видом проследовал внутрь, очутившись в богато декорированной прихожей, стены которой так и переливались в свете многочисленных светильников. Стоило им ступить за порог, как к ним устремился усердный приказчик.
— Шиди Лю, ты уверен, что желаешь к нам присоединиться? — вновь спросил у спутника Шэнь Цинцю.
По правде, он всегда почитал, что Лю Цингэ, которому чуждо все человеческое [4], если и нисходит до обычного сна, то предпочитает дремать среди облаков на мече, ни на мгновение не прекращая своего непрерывного самосовершенствования.
— Мне так спокойнее [5], — бросил Лю Цингэ, перехватывая меч.
При этом он впервые встретился взглядом со стоящим за спиной Шэнь Цинцю Ло Бинхэ — теперь пришла очередь того фыркнуть, первым отводя глаза, причем губы изогнулись в неприязненной улыбке. При этом Лю Цингэ с такой силой стиснул рукоять Чэнлуаня, что набрякшие вены на запястье потемнели.
Видя, что дело вот-вот окончится перебранкой, Шэнь Цинцю поспешил заметить:
— Если хочешь что-то сказать, так говори начистоту — нечего держать это в себе.
С этими словами он повернулся к ученику — тот встретил его взгляд, невинно хлопая ресницами.
— Все господа почтят нас своим присутствием? – подобострастно поинтересовался приказчик.
Поскольку Лю Цингэ проигнорировал вопрос, Шэнь Цинцю пришлось отвлечься от созерцания побледневших губ ученика, который выглядел так, словно того и гляди грохнется в обморок.
— Верно, — отрывисто бросил он.
— Сколько комнат понадобится господам?
— Три… — начал было Шэнь Цинцю, однако Ло Бинхэ перебил его:
— Две.
При этом лицо Лю Цингэ приняло столь суровое выражение, словно у судьи пред лицом закоренелого преступника [6].
— Да-да, будьте любезны подготовить две комнаты, — с улыбкой подтвердил Ло Бинхэ.
— Три, — отрубил Лю Цингэ.
— Прошу прощения, а кто будет платить? — расплылся в самодовольной улыбке Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю и Лю Цингэ застыли от потрясения.
Что до Шэнь Цинцю, то с ним все было ясно: он только что спасся из логова демонов [7], так откуда у него при себе средства? С Лю Цингэ дело обстояло еще проще: будучи столь далеким от суетного мира заклинателем, который спускается со своего пика, лишь чтобы сражаться, повергая в пыль противников, он едва ли помнил, что такое деньги.
— Я, — выдержав паузу, торжествующе бросил Ло Бинхэ. — А денег на три у меня не хватит. Так что две.
— Шиди Лю, не стоит вступать с ним в спор, — беспомощно бросил Шэнь Цинцю.
И впрямь, что им оставалось взамен — разве что заложить Сюя или Чэнлуань?
Хоть у Шэнь Цинцю оставались изрядные сомнения в искренности ученика, он предпочел не озвучивать их вслух. Обзаведясь табличками от своих комнат [8], они гуськом поднялись по лестнице: Лю Цингэ впереди, за ним Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ — замыкающим.
— Если будешь так разговаривать со своим шишу, — укоризненно бросил Шэнь Цинцю ученику, оборачиваясь, — то в следующий раз я отдам им тебя в услужение в уплату за жилье.
— Учитель всегда так безжалостен с этим учеником, — ответил Ло Бинхэ, поднимая голову, однако в его голосе не улавливалось ни тени обиды.
Лю Цингэ бросил на них гневный взгляд через плечо, наморщив нос, словно едва сдерживал желание зарубить их обоих, чтобы потом похоронить с почестями одного и порвать в клочки другого, упокоив его останки на дне океана.
Их комнаты располагались рядом, а вот их распределение вызвало неожиданное затруднение.
Перед Лю Цингэ встала непростая дилемма: каким бы паинькой ни прикидывался этот бесноватый Ло Бинхэ, именно он долгие пять лет проделывал с трупом Шэнь Цинцю невообразимые вещи — так мыслимо ли теперь, когда перед ним предстал воскресший учитель, оставлять их наедине?
Казалось, воздух вот-вот заискрится от напряжения.
Бросив взгляд на застывших друг против друга спутников, Шэнь Цинцю безмолвно развернулся на каблуках, открыл дверь и, шагнув за порог, закрыл ее за собой.
После этого он приоткрыл дверь, чтобы бросить исполненным достоинства тоном:
— Желаю вам двоим отдохнуть как следует.
Народившиеся было искры мигом угасли.
— Эй! — беспомощно окликнул его Лю Цингэ.
Над головой Ло Бинхэ начала сгущаться туча темной энергии.
— Учитель, он меня убьет!
Указывая на Лю Цингэ, Шэнь Цинцю заявил:
— Драться можно, убивать друг друга — нельзя!
Шутить изволите? Натуралу ночевать в компании с зацикленным на нем геем — все равно что смерти искать!
Да-да, Шэнь Цинцю по-прежнему не видел оснований сомневаться в своей ориентации! А иначе зачем бы он читал эту графоманскую макулатуру про амурные похождения Ло Бинхэ?
Остаться на ночь с Лю Цингэ он бы тоже не рискнул, хоть и по совершенно иной причине: Шэнь Цинцю почитал лорда Байчжань за натуральнейшего из мужчин этой вселенной, чистого, словно свет луны и солнца [9], и все же, когда на сцене появлялся этот завзятый любитель уксуса [10] Ло Бинхэ, готовый хлебать его бочками, тут нельзя было поручиться решительно ни за что.
— Ну что, договорились? — жизнерадостно бросил Шэнь Цинцю напоследок.
— У учителя сердце из камня, — буркнул Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю усмехнулся и захлопнул дверь, оставив за ней своих окаменевших спутников. Хоть снаружи бушевала буря, за дверями царил покой.
А на что, спрашивается, надеялся Ло Бинхэ? Они ведь остановились здесь лишь из беспокойства за его состояние — однако теперь его цвет лица нездоровым не назовешь!
Так стоило ли вообще из-за него тревожиться?
Приняв ванну, Шэнь Цинцю переоделся в чистое и от нечего делать взялся за стопку тоненьких брошюрок у окна. Каллиграфия на обложках была столь вычурной, что он не мог разобрать ничего, кроме цифр. Устроившись с одной из них на кровати, Шэнь Цинцю погрузился в чтение.
Бегло пролистывая [11] брошюрку, он с первого же взгляда определил, что перед ним — весьма недурно написанная история с увлекательным сюжетом и превосходными иллюстрациями. Однако, стоило ему вчитаться, как в голове раздался полузабытый позывной Системы:
[Приветствуем вас! Уведомление 1: Уровень баллов расположения превысил заданное значение, так что выполнено условие для использования ключевого артефакта. Пожалуйста, приготовьтесь получить артефакт: если пользователь не заберет артефакт сразу после появления, тот становится недействительным.]
Этот ключевой артефакт — не та ли поддельная нефритовая подвеска Гуаньинь, способная снять 5000 пунктов гнева Ло Бинхэ?
Шэнь Цинцю отшвырнул брошюру.
— Постой-ка, ты имеешь в виду, что прежде, чем уровень баллов расположения достиг этого значения, я не смог бы использовать ключевой артефакт?
[Верно.]
Но разве прежде, в Водной тюрьме, Система не предлагала ему задействовать подвеску? Ничего себе шуточки с ее стороны!
Теперь же этот самый ключевой артефакт был ему не особо и нужен: Шэнь Цинцю не без оснований полагал, что, даже если он впоследствии повздорит с Ло Бинхэ, это будет совсем не то, как если бы его легковозбудимый ученик взъелся на кого-либо еще. Нынче, даже повали он Ло Бинхэ на землю и избей до бесчувствия, все, что ему за это будет — еще пара сотен баллов расположения.
[Уведомление 2. Вас ждет экшен-сцена. Вам предстоит важная миссия в храме Чжаохуа. Пожалуйста, приготовьтесь принять миссию. Система желает вам приятного дня!]
Да уж, обновления налицо — теперь она от случая к случаю предупреждает об очередной сюжетной зарубе!
Сказать по правде, Шэнь Цинцю изрядно озадачивало, что, несмотря на то, что в последнее время их отношения с Ло Бинхэ сделались весьма близкими, новых баллов расположения не поступало, в то время как прежде за любые попреки, затрещины и даже неодобрительные взгляды они сыпались словно из рога изобилия. У Шэнь Цинцю начали зарождаться смутные подозрения на этот счет, и все же он почел за нужное проверить: быть может, он просто пропустил какие-то из уведомлений Системы?
Однако же, сверившись с базой данных, он убедился, что баллов и впрямь почитай что не прибавилось.
Когда он озвучил свои сомнения Системе, та охотно ответила:
[Из-за того, что в последнее время уровень баллов расположения рос слишком стремительно, в целях экономии ресурсов Системы подсчет баллов будет проводиться в конце каждого месяца. Система желает вам приятного дня!]
В конце месяца?
Что-то подсказывало Шэнь Цинцю, что это будет прямо-таки пугающее число…
Он как раз хотел собраться с мыслями, припоминая все, что ему было известно об этой арке с храмом Чжаохуа из оригинального романа, когда его отвлек резкий стук в дверь.
Будучи твердо уверенным, что это Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю отворил дверь, лишь чтобы убедиться, что его представления о собственной неотразимости несколько преувеличены [12].
Ведь в комнату протопал не кто иной, как Лю Цингэ.
Однако с каких это пор гордый лорд Байчжань обучился стучать, вместо того, чтобы врываться, вышибая дверь?
Ну что ж, по крайней мере, насчет него у Шэнь Цинцю опасений не было, так что он просто посторонился, пропуская его внутрь, и, закрывая за ним дверь, бездумно бросил:
— Шиди Лю, что ты здесь делаешь в такой час? И где Ло Бинхэ?
При этих словах лицо Лю Цингэ окаменело.
— Не знаю! — выплюнул он.
Судя по выражению его лица, было ясно как день, что он скорее предпочел бы провести ночь на крыше, чем рядом со своим извечным противником.
Шэнь Цинцю поневоле вздохнул, усмехаясь про себя. Бросив на него подозрительный взгляд, Лю Цингэ запустил руку за ворот и вынул оттуда предмет, который тотчас швырнул Шэнь Цинцю. Уже поймав его, заклинатель понял, что это — один из складных вееров, оставленных им на пике Цинцзин.
Не в силах сдержать эмоции, Шэнь Цинцю тотчас раскрыл его и принялся обмахиваться, вновь принимая вид благородного возвышенного божества. Воистину, веер был просто офигительным по силе орудием — с каждым взмахом он чувствовал, как его овевает баллами крутости!
— Шиди… ты не забыл прихватить его для меня… — бросил он срывающимся от волнения голосом.
Однако Лю Цингэ явно почтил его своим визитом среди ночи не только для того, чтобы вручить ему веер. Пододвинув стул, он чинно уселся, опираясь локтем о стол, и, приосанившись, бросил:
— Мне надо с тобой поговорить.
Повинуясь взятому им тону, Шэнь Цинцю также подобрался и не менее церемонно изрек:
— Хорошо, давай поговорим.
— Что произошло между тобой и Ло Бинхэ? — без лишних предисловий потребовал Лю Цингэ.
Если уж лорд пика Байчжань задавал подобный вопрос, то явно не ради праздного любопытства или досужих сплетен, потому, поразмыслив немного, Шэнь Цинцю откровенно ответил:
— Я… пока сам не знаю. Просто все слишком сильно переменилось, так что я еще не успел толком это осмыслить.
— Ты действительно веришь, что он начал с чистого листа?
— Я бы так не сказал, — покачал головой Шэнь Цинцю. — Скорее, дело в том, что все эти годы я попросту не понимал его.
— Не понимал? — холодно усмехнулся Лю Цингэ. — Он вынудил тебя уничтожить себя, затерроризировал дворец Хуаньхуа, подверг осаде хребет Цанцюн, обратил в пепел свод главного зала пика Цюндин, ранил нашего главу школы — скажешь, это все результат недопонимания?
При последних словах Шэнь Цинцю с запозданием спохватился:
— Кстати, как там глава школы? Он и впрямь сильно пострадал. Шиди Му удалось ему помочь? Его и правда ранил Ло Бинхэ?
— Кто ж еще? — раздосадованно бросил Лю Цингэ. — И ты по-прежнему будешь искать ему оправдания? Ты воистину безнадежен.
Нет, он вовсе не искал оправданий Ло Бинхэ — просто не мог поверить, что тот ранил Юэ Цинъюаня.
Ведь в его памяти прочно засел тот факт, что, хоть Ло Бинхэ в оригинальном романе несколько раз вступал в схватку с Юэ Цинъюанем, ему ни разу не удалось одолеть главу хребта Цанцюн. Горькая ирония заключалась в том, что в этом ему помог оригинальный Шэнь Цинцю, позволив ненавистному ученику пронзить сердце своего шисюна десятью тысячами стрел.
К слову, еще в бытность его читателем сего бессмертного произведения Шэнь Юаня всегда ставило в тупик чрезмерное расположение Юэ Цинъюаня по отношению к своему вероломному коллеге — похоже, чрезмерное легковерие и впрямь было единственным недостатком этого во всех остальных отношениях безупречного лидера — помнится, Шэнь Юань прямо-таки кипел от негодования, сокрушаясь о том, что подобной милостью Юэ Цинъюань одаривал самого никчемного из своих братьев по школе. Тут поневоле задумаешься: а может, между ними все же что-то было?
И что это — одна из многочисленных сюжетных дыр или его разыгравшееся в свете последних событий воображение?
Примечания:
[1] Стража 时辰 (shíchen) – «большой час», в современном Китае обозначает час, в Древнем Китае был равен двум часам. Сутки состоят из 12 таких периодов.
[2] Центральная равнина 中原 (zhōngyuán) – Чжунъюань, историческая область, в широком смысле весь бассейн Хуанхэ, в узком - окрестности Хэнань. Образно – весь Китай.
[3] Каждый из которых был еще краше предыдущего 一个赛一个 (yīgè sài yīgè) – в пер. с кит. «молодец к молодцу», «один к одному».
[4] Чуждо все человеческое 不食人间烟火 (bù shí rénjiān yānhuǒ) – в пер. с кит. «не есть приготовленную людьми пищу», в образном значении – «отречься от мира, свободный от мирских забот».
[5] Мне так спокойнее — в оригинале немногословный Лю говорит 不放心 (bù fàngxīn), что в букв. пер. с кит. значит «на сердце неспокойно» или образно «сердце не на месте».
[6] Суровое выражение, словно у судьи пред лицом закоренелого преступника – в оригинале выражение 狼子野心 (lángzǐ yěxīn) – в букв. пер. с кит. «у волчонка - волчье сердце», образно в значении «злобный, неукротимый; неисправимый, трудновоспитуемый», а также «коварные замыслы, происки».
[7] Логово демонов – в оригинале 魔窟 (mókū) – в пер. с кит. «логово чудища», образно – «притон», «заведение с плохой репутацией».
[8] Табличка от комнаты 房牌 (fáng pái). 牌 (pái) – бамбуковая дощечка с надписью, использующаяся в Древнем Китае практически для всего: как номерная дощечка, указатель, бирка, вывеска, ярлык, косточка для игры (в домино, мацзян), табличка предков, доска для официальных распоряжений, удостоверение; верительная бирка (грамота).
[9] Чистый, словно свет луны и солнца – в оригинале 天地日月 (tiāndì rìyuè) – в букв. пер. с кит. «земля и небо, солнце и луна).
[10] Завзятый любитель уксуса – в оригинале 醋王 (cù wáng) – в пер. с кит. «князь уксуса». 王 (cù) переводится также как «ревность», так что это выражение означает «невыносимый ревнивец».
[11] Бегло пролистывая – в оригинале 走马观花 (zǒumǎ guānhuā) – в букв. пер. с кит. «любоваться цветами на скаку», в образном значении – «мельком, поверхностно, галопом по европам».
[12] Его представления о собственной неотразимости несколько преувеличены — в оригинале употреблено выражение 脸大 (liǎndà) — в букв. пер. с кит. «большое лицо», в образном значении — «беззастенчивый, слишком высокого мнения о себе».
Следующая глава
