тыква водопада, блог «говорливые пирожки»
скрытый текстНебо, ещё минуту назад ясное, затянуло белёсой дымкой. Похолодать от этого никак не могло, но Иоганну стало зябко, и он поежился. Лес потускнел, погрустнел и стал окончательно неприятен: тощие осинки выросли прямо на пепелище, а кроме них почему-то ничего особенно и не росло - такое и при ярком свете выглядело не очень. С другой стороны, понятно хотя бы стало, куда идти – раньше они пробирались через адовые какие-то заросли на болоте, и там идти приходилось след в след за проводниками. Система в болоте вязла, теряла след и жалобно подвывала, отправляя бесконечные отчеты об ошибках.
- Нет, - сказал тот из проводников, который вроде как был помоложе. – Нахер. Хотите, лезьте, я туда ни ногой.
Звали его вроде бы Паулус, и вместо лица у него была какая-то жуткая мешанина, как он сам сказал – после ожога, так что по лицу о возрасте ничего сказать не получалось, но голос казался совсем мальчишеским: наглый, звонкий. Иоганну отвлеченно было интересно, как он ухитрился обгореть так, чтобы не повредить голосовые связки.
Второй проводник, представившийся Эриком, вроде как был постарше, и уж точно – поумнее, потому что смолчал и не стал скандалить, но по глазам его, по тому, как неторопливо он закуривал, Иоганн понял: и этот туда же.
- Навигационная система, - сказал Иоганн, стараясь не сорваться, - сами видите, куда показывает. Согласно условиям договора, вы обязаны провести меня, куда...
Система, словно разозлившись на заминку, загудела и завертелась на месте, разбрасывая прошлогодние листья и мелькая волокнцами сенсоров. Эрик добродушно хмыкнул и сказал:
- Ишь, крутится.
У Иоганна дернулся глаз, и он прижал веко пальцами.
- Ты не гони, - сказал Эрик. – Нечего гнать, стемнеет скоро. Ты эту херню приглуши пока, чтоб не жужжала. Ночь тут побудем, а утром поглядим, ага?
- Объект, - сказал Иоганн, не отнимая руки от лица, - уходит вперед, и если мы сейчас его упустим, то… - он запнулся, не понимая, как объяснять. Проводники были, конечно, местные, Иоганн сильно сомневался, что хоть один из них сумеет расписаться; как объяснять им про важность исследования оставалось непонятно.
- Ты если Мэб боишься, - сказал старший проводник и повёл рукой с сигаретой в воздухе, обрисовывая похожую на восьмёрку фигуру, - так ты не бойся, я ей сам объясню. Не надо гнать, говорю.
- При чём тут, - начал Иоганн и снова осекся, потому что, конечно, если он провалится, придется докладывать директору, и конечно, она не обрадуется, и конечно, фонды будут растрачены зря, но при чём тут вообще бояться, и что за идиотская у местных привычка называть Софью Владимировну только по фамилии, и откуда они вообще эту фамилию узнали, и это в конце концов грубо – объяснять всё это было долго и бессмысленно. Иоганн ограничился тем, что выразительно посмотрел на солнце, которое светило тускло, но стояло в зените и заходить прямо сейчас явно не собиралось.
- Вот и порешили, - сказал Эрик, - молодцом.
Больше не глядя на Иоганна, он в две тяги добил сигарету, спрятал окурок в пепельницу, а пепельницу в карман, повёл носом и скомандовал:
- Пабло, ставь нормальный периметр, дальше не пойдём.
Солнце погасло едва через час; обожженный Пабло – не Паулус - еле закончил втыкать в землю палки, натягивать между ними бечевку и развешивать бубенцы. Почему это считалось нормальным периметром, Иоганн не стал и спрашивать, просто активизировал защиту. Ему было немного стыдно за своё упрямство: если он ошибся насчёт заката, может и насчёт направления был не прав, может и вправду стоило сразу послушать и не терять время. С другой стороны, целью вылазки было не только найти объект, но и проверить систему, а если её сразу не слушать – какая уже тут проверка. С третьей стороны, некоторые совсем обнаглели: их, вообще-то, нанимали не советы давать, а вести, куда сказано, и следить, чтобы научный сотрудник не потерялся и не продолбал сроки; в возможность сколько-нибудь худшего исхода, чем потерянное время, Иоганн не верил. У него на вооружении была вся мощь НИИ, а это вам не палки с бубенцами.
Эрик к палкам и веревкам и пальцем не притронулся: по-турецки уселся на землю, выбрав участок посуше, разложил перед собой карту и что-то в ней начал черкать, не обращая внимания на отсутствие света. Помогать он явно не собирался. Иоганн уже знал, что дело не в лени и даже не в своеобразной иерархии: просто «периметр» был собственностью Пабло, а трогать чужие вещи без крайней необходимости здесь было не принято, особенно когда речь шла про походное снаряжение. Вроде как оно мистическим образом могло испортиться. Многие коллеги Иоганна считали это дикарским магическим мышлением; Иоганн, однако, много ходил в поле и знал, что даже если местные не могут объяснить, как что-то работает, это не всегда значит, что оно не работает вовсе.
Иоганн снова вспомнил свой срыв и устыдился.
- Ладно, - сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, и ужаснулся, как жалко прозвучало то, что задумывалось примиряющим тоном, - я понял уже, что идти нельзя было. Так а почему нельзя? Там что, перегибы?
Иоганн считал местное словечко очень удачным, гораздо лучше официального термина, и гордился тем, что уместно его использовал.
- Нет, - удивленно сказал Эрик из темноты, - почему перегибы. Просто нельзя.
- Видно же, - сказал Пабло.
Утром солнце не встало.
Хмурый Эрик растолкал Иоганна, кивнул на жужжащую систему и велел поторапливаться. Причину его недовольства Иоганн не понял, но после вчерашнего позора – он долго, срывающимся голосом, пытался выяснить, что ещё за видно такое, и даже снова попытался использовать местные термины, и закончилось всё тем, что оба проводника смотрели на него с молчаливой брезгливостью, пока он окончательно не смолк – после вчерашнего позора он решил и не спрашивать.
Через час пути Эрик обозначил проблему сам.
- Приглушить эту хуйню никак нельзя? – спросил он, неприязненно кивая на систему. – Хули она орёт так?
Как по Иоганну, система не орала, и вообще, почти не шумела, тихонькое её, хоть и неумолчное гудение, совершенно терялось в других звуках: хлюпаньи их сапог по грязи, шуршании ив и осин под ветром, жужжании насекомых. Если не знать и специально не прислушиваться, так и не различишь. Однако спорить он снова не стал: эта вылазка оказалась какой-то совершенно неудачной с самого начала, и Иоганн не хотел ещё сильнее ухудшать отношения с проводниками, так что присел на колени, поймал вертящуюся систему и попытался отладить. Пабло, морщась, словно и действительно слышал громкий неприятный звук, подсветил фонариком.
Вылазка и не могла быть удачной, и Иоганн это понимал. Каждый раз, как кто-то из сотрудников НИИ слишком, как они это называли, погружался, никогда это ничем хорошим не заканчивалось. На этот раз погрузилась Василина из четвертого отдела, и самое лучшее, что её ждало по возвращению – месяц карантина. Ещё неприятнее было, что у Иоганна с Василиной складывалось что-то вроде…ну не романа, про роман говорить было ещё рановато, но, ну допустим, взаимопонимания. Иоганн очень надеялся, что это взаимопонимание разовьётся во что-то более серьёзное, и, с одной стороны, был благодарен Софье Владимировне, отправившей на поиски погрузившейся Василины и объекта именно его, что-то в этом было такое, будоражащее, а с другой, какой рыцарь спасает девицу, чтобы на месяц запереть её в башне?
Был ещё совсем скверный вариант, что никакого погружения не случилось, и что съехавший с катушек объект умыкнул Василину самым зловещим образом, но это настолько не вписывалось в его характеристику, что Иоганн про такое и думать не хотел.
Характеристику объекта он изучил добросовестно, но со скукой: вот эти вот эксперименты Лукасовской команды всегда казались ему дичью, и дичью недоказуемой. То есть ладно, допустим: передатчик, конечно, передаёт и объединяет, и все видели, что случилось с географией и языками, но создание новых объектов? Ладно, допустим, Лукас был прав, и при нужном настрое всех участников – бред, но допустим – если они уж очень сильно поверят в существование некоей никогда не существовавшей личности, и при нужных условиях – эта самая личность пуф! И окажется существующей. В общем, и условия были, что надо: база, на которой ставили эксперимент, стояла у самого передатчика. И по факту вот он результат: двенадцать капсул, тринадцать человек, и тринадцатый этот человек уверен, что всегда тут был, и остальные уверены в том же, но где, собственно, доказательства, что он из ничего появился? Может, это было как с полюсами – Иоганн до сих пор с содроганием вспоминал единственную свою вылазку к полюсам. От зрелища вывернутой планеты его чуть не стошнило. Может он где-то не там был, а потом сопряжения сдвинулись, и он оказался на базе. Может это вообще был какой-нибудь местный, который забрёл на базу, пока все были в криосне, а потом приспособился? Иоганн, например, тоже был на той базе, и что? Ни объекта, ни остальных своих коллег он в лицо толком не знал, про начало эксперимента им, ясное дело, никто не сказал, всё что он смог ответить на вопросы пятого отдела: да, этот мужик носит нашу форму, да, он вроде ориентируется в своей сфере, да, он скорее всего сотрудник базы.
Какие уж тут характеристики, скажите на милость?
Тем не менее, в личном деле объект описан был, как личность меланхоличная, склонная к рефлексии и не склонная к похищению людей и членовредительству, так что Иоганн гнал мысли про плохое.
Система затихла на мгновение и разразилась хриплым бренчанием. Иоганн помянул недобрым словом техников и развел руками:
- Или так, или как было.
- Ладно, - сказал Пабло, - оставь, лучше уж так, - лицо его разгладилось, насколько это можно было угадать за кошмарными складками и рытвинами, да и Эрик перестал выглядеть так, словно его мучает зубная боль. Иоганн вспомнил, как Юдифь – тоже бывшая с ним на базе, но оправившаяся быстрее – как-то докладывала, мол, местные, которые пережили сопряжение без укрытий, и особенно их дети, если и не изменились внешне, то всё равно сильно отличаются от персонала баз. Вроде бы она говорила что-то о пока не изученных органах чувств, о почти сверхспособностях, но всё это оставалось на этапе предположений, потому что ни наблюдение, ни аутопсия никаких результатов не дали. Иоганн пожалел, что не взял Юдифь с собой – они не очень ладили, но хоть поговорить было бы с кем, опять же, ей было бы интересно понаблюдать за этими двумя в естественной, так сказать, среде.
Система погрузилась в полужидкую грязь, бряцанье превратилось в бульканье. Иоганн понадеялся, что техники ничего не напортачили с изоляцией.
- Так а девка эта, - спросил внезапно Пабло, - она что, невеста твоя?
- Нет, - сказал Иоганн. - Эта девушка, - он сделал ударение на слове девушка, подавая, как он надеялся, пример, - моя коллега.
- Ну хорошо, - сказал Пабло, - коллега, так и что, если твоя эта бирулька захлебнётся, ты её искать не будешь? Типа отколлегились?
- Отстань от человека, Пабло, - сказал Эрик раньше, чем Иоганн успел возмутиться, - он на работе. Это ты, бестолочь, вечно со своей хуйней носишься, а тут деловой человек, сразу видно. Верно я говорю?
- Реально бросит? – изумился Пабло.
- Будет выслан другой поисковый отряд, - сухо сказал Иоганн, - более приспособленный. Но эксперимент, разумеется, будет считаться загубленным, и моя коллега, поверьте, первая будет не в восторге.
- Слышал, Пабло? – спросил Эрик, - Ясно тебе?
- Куда уж яснее, - сказал Пабло и сплюнул в грязь.
Дальше пошли молча.
Рассвело через несколько часов – Иоганн сверялся по хронометру. К этому времени они вышли к горам, которых никак не могло оказаться сразу за болотом – а вот поди же ты. Под ногами были камни, черные в темноте и серые в тусклом свете, неровные и небезопасные. Приходилось идти медленно, приноравливаясь, чтобы не оступиться и не сломать ногу. Система карабкалась по камням уверенно, цепляясь усиками и отплёвываясь остатками болотной грязи. Иоганн подумал, что если они трое похожи на неприкаянные души – измождённые, ковыляющие – то система кажется неприятно живой и разумной.
День был серый и невнятный, солнца не было вовсе: просто небо посветлело и стало цвета сухого асфальта. Иногда с него начинало капать, и камни становились скользкими. Кроме хруста под ногами, тяжелого дыхания и жужжания системы звуков не было никаких. Мир словно вымер.
- Привал, может?- спросил обожженный, имя которого Иоганн снова забыл. Павло? Петер? – Транаускас, глянь карту, куда нас вообще занесло.
- Нормально нас занесло, - сказал Эрик, и растерявшийся было Иоганн понял, что Транаускас – это он. – Тут сейчас свернуть, и выйдем к реке, или, если ему не повезет, к озеру.
- Почему? – спросил Иоганн. – В смысле, почему не повезет? – он тут же и сам понял, почему, но рад был поводу передохнуть. Дышать пыльным и влажным одновременно воздухом было тяжело.
- Дура твоя дороги не разбирает, - сказал Эрик, помолчав. – Под воду полезет – хреново выйдет.
Иоганн кивнул, как будто нуждался в ответе, и в уме сделал пометку включить это в отчёт. Надо какие-то датчики воды, подумал он, и болота, опять же, и ивы.
- Ещё пару поворотов пройдём, - сказал Эрик, - а уж потом можно передохнуть, чтоб точно не заплутать.
Никаких поворотов Иоганн не видел, каменистая дорога шла вперёд, ровная, как стрела. Он хотел было спросить, что имеется в виду, но оба проводника уже припустили за системой, и говорить стало некогда. Приходилось беречь дыхание.
Скалы по сторонам от дороги становились всё выше. Иоганну они казались смутно похожими на старые здания, если присмотреться, можно было угадать очертания просевших крыш и перегородок, а то и перекошенные окна.
- Под ноги смотри, - велел Эрик, словно читая мысли, а может и читал, кто их разберет, мутантов, и добавил про нечего пялиться. Иоганн вяло порадовался, что место это пугало не только его. Очень скоро дорога оказалась в подобии каньона, и Иоганн снова поразился тому, какие такие повороты рассчитывал на ней найти Эрик. Стены – и теперь без сомнения стены – по обе руки стояли глухие, только где-то далеко, едва не на высоте в два человеческих роста, виднелись окошки-бойницы. Из некоторых всё ещё торчали стволы орудий, поникшие и безжизненные. Иоганн уже сталкивался с подобными местами, поэтому на всякий случай активировал броню: бывало, что какая-нибудь старая аппаратура нет-нет да и срабатывала на движение.
- Это с войны осталось? – спросил обожженный.
- С какой-то точно, - сказал Эрик безразлично.
- Ааа, - сказал обожженный.
Иоганн восхитился их бесчувственностью. Это насколько же одноклеточным надо быть, насколько не иметь фантазии, насколько не интересоваться ничем, кроме каждодневного выживания, чтобы сталкиваясь ежечасно с подобными вещами ни разу не заинтересоваться их природой. Иоганн представил, как его проводники шныряют по разрозненному, перекореженному миру сопряжений, глухие и немые к его чудесам, как глубоководные рыбы среди разбитых кораблей, полных сокровищ.
Окон стало больше, потом стены сменились стеклянными витринами. Стекло помутнело от старости, пошло радужными пятнами, покрылось пылью. Иоганну казалось, что за витринами что-то движется, но стоило присмотреться – движение замирало, оставались неясные расплывчатые формы. Между домами появились проходы, иногда забранные решётками, иногда свободные. Возле каждого прохода система замирала и выкидывала в воздух длинный поисковый щуп, снимая пробу.
- Пришли, - сказал Эрик. – А ведь ясно было сказано – не пялиться.
- И что, - спросил обожженный, - всё? Совсем?
Эрик пожал плечами, поднял с земли кусок асфальта, покрутил его в пальцах и поднёс к лицу, вроде как обнюхивая.
- Без понятия, - признался он. – Сесть бы обмозговать, да не место рассиживаться.
- Вы не знаете, где мы? – спросил Иоганн. – Это плохо?
- Да чего ж хорошего, - сказал обожженный. – Соображать надо.
- А ну тихо, - велел Эрик. – Давайте-ка шустрее, и помалкивайте, - не дожидаясь ответа он зашагал вперед, не глядя по сторонами и больше ничего не касаясь. Обожженный вздохнул с непонятным Иоганну восторгом и поторопился следом; Иоганн хотел было возмутиться, но система катилась с ту же сторону, так что он решил просто добавить ещё одну строчку в свой и без того нелестный отчёт. Больше, подумал он, никаких. Только личный подбор персонала, никаких местных, никаких лишних людей. Безобразие какое-то – он сознавал, что, вероятно, случилось что-то непредвиденное, но дикари эти никак не хотели понимать – катастрофа в их затхлом рыбьем мирке была совершенно не страшна представителю НИИ. Не страшна, но, возможно, интересна, и уж во всяком случае – её нужно было описать и классифицировать. И как теперь спросить, что стряслось? Да и зачем? Чтобы ему снова велели помалкивать?
Со скуки Иоганн начал было оглядываться, но вспомнил предупреждение и уставился под ноги. Интересно, подумал он, а вот если это, допустим, не суеверие, то что? Почему нельзя смотреть? Моделируемая реальность, идея светлой памяти Лукаса? Или какие-то следящие системы, которые сканируют взгляд? И ведь не спросишь, так и останется загадкой. А ведь если бы как-то разговорить местных, заставить поделиться…пробовали, впрочем, и заставлять, и разговаривать – результата, увы, не было ни так ни эдак. Слишком много времени прошло во внешнем мире, пока они валялись в заморозке, слишком этот мир стал привычен для его обитателей, чтобы они задумывались над тем, как он устроен. На безопасном маршруте всегда холодно и сыро. На перегибах из всех – по тонкому выражению одного опрашиваемых – говно лезет. Почему? Ну так это все знают. Представляете, рассказывала Софья Владимировна на каком-то собрании – и ах, как горели её глаза – они называют передатчик башней. И ладно называют, действительно, главное здание похоже, но у них и пословица уже есть: мол, теперь, как башня стоит, всё идёт как должно быть, или вроде того. Как должно быть, представляете? Вот это, по их мнению – как должно быть. Вы, сказал тогда Артём Витальевич, вскоре после этого разговора ушедший в поля и не вернувшийся, не очень понятно чему удивляетесь. Вы видите, что сейчас происходит, а что было до этого, никто из нас не знает. Может оно сейчас и вполне себе. Нету нонеча того, что давеча, сказала Софья Владимировна и захохотала, показывая белые зубы, и…и вот что было дальше Иоганн не помнил. Вообще, воспоминания про ранние дни были отрывочные, мутные, может из-за того что синапсы не отошли от криосна. Так, например, он никак не мог понять, что делал на этом собрании. Может, его там и не было? Может, ему кто рассказывал? Но откуда тогда…
- Всё, - сказал Эрик, как плюнул. – Стояночка.
Иоганн вскинул взгляд и понял, что да, действительно всё.
Ущелье из стеклянных стен оборвалось на берегу моря. Тусклый свет ярче не стал, и море казалось густым и тёмным, как битум, вместо обкатанной гальки оно шуршало по бетонному скату, и по-прежнему ничего живого не было кругом, кроме них троих. Иоганн прислушался, надеясь услышать хотя бы чайку – но нет, ничего, только мертвенный шорох серой воды по серому бетону.
- От-лично, - сказал Эрик. – Пабло, пойди принеси эту дуру.
Иоганн хотел было возразить: по условиям эксперимента системе надо было самой искать дорогу, но раздумал. Если она уйдёт под воду, технический отдел его заживо сожрёт. И всё же интересно, неужели объект здесь прошёл?
- Может вдоль берега? – спросил Иоганн, позабыв, что не озвучил первую часть вопроса.
- Может, - сказал Эрик, который, кажется, понял. – А может на лодку сел. А может улетел. А может эта твоя дура заплутала. Всё может, только всё равно сейчас не пойдём.
- Почему? – спросил Иоганн. Вдоль линии прибора носился Пабло – Пабло, Пабло, подумал Иоганн, да что ж такое, почему никак не получается запомнить – и пытался поймать систему. Система надсадно выла и уворачивалась.
- Стемнеет скоро, - ответил Эрик неожиданно понятно и дружелюбно. – Я по темноте здесь не пойду. Слышь! – крикнул он. – Хорош дурить, давай лови. Не надо у воды быть, - сказал он уже тише и обращаясь к Иоганну.
Запыхавшийся Пабло подбежал, держа систему обеими руками.
- Вырубай, – сказал он. – Отдыхать будем.
- Сейчас в спящий режим поставлю, - ответил Иоганн растеряно. Он чувствовал себя неуверенно из-за изменившегося поведения проводников. Те словно дождались чего-то, и теперь позволили себе расслабиться. Они что же, считают, что раз оказались у моря, то дальше можно и не идти? А выделывались-то как, ядовито подумал Иоганн, как будто им действительно было дело…со скуки выделывались, заключил он. Искали повод. Такое вот отношение.
Он нащупал в переплетении щупов и сонсоров переключатель и ввёл комбинацию. Система пискнула как будто даже обиженно и утихла.
Спалось неспокойно.
По настоянию Эрика они отошли от воды как можно дальше – не вернувшись, однако, обратно в брошенный город – но шум волн всё равно донимал: навязчивый и раздражающий. Воздух был влажным и тяжелым, ни ветерка, ни шевеления. Будь это нормальное место, Иоганн готов был бы поклясться, что собирается гроза, но, конечно, никакой грозой и не пахло. Он понимал, что завтра снова придётся идти непонятно где и терпеть насмешки и безразличие, и что дорога снова будет непростой, но заснуть толком не мог. Стемнеть тоже толком не стемнело: небо поменяло цвет на более насыщенный серый, да и всё. Огонь разводить не стали – во-первых, Эрик запретил, во-вторых, и без того парило. Иоганн то и дело вскидывался от неспокойного, душного полусна, и заставал обрывки чужого разговора: проводники, похоже, и не собирались ложиться.
- Так а что, - спрашивал обожженный. – Тебе его совсем не жалко? – и Иоганн, во-первых, с неудовольствием понимал, что снова забыл его имя, а во-вторых, недоумевал, почему его должно быть жалко.
- Кого? – отвечал Эрик. – Его же на самом деле и нету, не понял? – Иоганн сообразил, что речь идёт про объект, но дослушать не успел, потому что снова провалился в дрему.
В следующий раз он услышал:
- Не по-людски всё-таки, - и это, конечно, снова был обожженный. – А вот девка эта, её, скажешь, тоже не жалко? Ты бы как на её месте?
- Хуёво, - согласился Эрик. – Вот поэтому я на своём.
- Ну, хорошо, - сказал обожженный, - допустим и нету, так и что теперь, он-то не знает, что его нету,- Иоганн сообразил, что это продолжение прежнего разговора, и навострил уши.
- Ну, допустим, - сказал Эрик, - ну не знает. Ты вот мне скажи, вот допустим, это с тобой бы такая хуйня приключилась, и допустим, ты бы про неё узнал, и что? Вот ты бы что делал?
- Ничего, - сказал обожженный и хохотнул. – А и ничего. Жил бы себе.
- Вот именно, - сказал Эрик, - нормально делай, нормально… - остаток фразы заглушили волны и Иоганн снова уснул, а когда проснулся, небо стало яркого синего цвета и над горизонтом висело блеклое, но вполне настоящее солнце. Эрик сидел по-турецки на сложенной куртке и прихлебывал кофе из крышки от термоса.
- Будешь? – спросил он. Иоганн огляделся, и нигде не увидел обожженного.
- А где, - спросил он, сипло со сна.
- А, - сказал Эрик и повёл свободной рукой, - всё, отработал, ждать не захотел. Тонкая натура, интеллигент. Так тебе оставлять?
- Чего ждать? – спросил Иоганн. – При чём тут вообще… - спохватившись, он ощупал шею, и действительно, генератор поля исчез. Иоганн уставился на Эрика. Пугало даже не то, что местный дикарь решил умыкнуть броню, а то, что он сумел её снять незаметно.
- Как знаешь, - сказал Эрик, допил кофе, вытряхнул гущу в сторону прибоя и закрутил крышку. – Ты побудь спокойно, - посоветовал он. – Не надо никуда рваться.
Со стороны заброшенного города зарычали моторы. Иоганн вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги, вглядываясь. Эрик остался сидеть, не отрывая от него неприятного взгляда.
- Это что, - спросил Иоганн ошарашено. – Пятый отдел? Откуда? Зачем?
- Так по вызову, - сказал Эрик и поднялся. Колени его неприятно хрустнули. Он взял сложенную куртку, встряхнул и накинул на плечи, словно хватившись охлопал себя по бокам, достал неизвестно откуда мятую пачку и выбил из неё сигарету. – Я ж говорил, если до воды дойдём, то всё, конец. И что вас всех к воде тянет, а?
- Кого, всех? – спросил Иоганн.
Эрик не стал отвечать. Из подъехавшего вездехода на ходу выскочил человек в чёрной форме с нашивками на рукаве.
- По вашему… - начал он.
- Вольно, - сказал Эрик. – Огня нет? Проебал куда-то.
Человек в чёрном снял с пояса шокер и щелкнул им в воздухе.
- Серьёзно? – спросил Эрик. Человек в черном засмеялся, как над старой, но ещё не приевшейся шуткой, вытащил из кармана зажигалку, зажёг огонь и поднёс. Эрик затянулся и вежливо выдохнул дым в сторону.
- А вот раньше, - сказал человек в черном, - могли бы и…
- Да заебал, - сказал Эрик лениво, и оба они засмеялись.
Дверь остановившегося вездехода лязгнула, из неё посыпались пятые, все как на подбор плечистые, рослые и безликие. Иоганн мог поклясться, что не отличил бы одного от другого иначе, как по личному номеру.
- Грузите, - сказал Эрик и махнул сигаретой.
- Кого? – тупо спросил Иоганн.
- Сам пойдёшь? – спросил в ответ один из пятых. Иоганн с ужасов осознал, что лица у них действительно одинаковые, и при своей одинаковости совершенно незапоминающиеся.
- Подождите, - сказал он, - я не очень понимаю. Я, вообще-то, на задании, и если есть причина вернуться в институт, то вы её хоть назовите.
- Назовём, - сказал безжалостно один из пятых, вроде бы не тот, что говорил раньше, а потом сделал страшное: ухватил Иоганна за предплечье и вывернул ему руку за спину, заставляя согнуться, а потом так же грубо вцепился в шею и толкнул к вездеходу.
- Это будет в отчёте! – сипло и жалко крикнул Иоганн, ошалевший и от неожиданности, и от боли, и от дикости происходящего.
- Кстати, - сказал тот, что с нашивками. – Что по отчёту.
- Сам занесу, - сказал Эрик. – Если коротко: объект как обычно вышел к воде, эмоциональная привязка…ну, пусть будет шесть баллов, этот поудачнее вышел. А так – всё как и было. А! Модуль бы его глянуть, выл он как-то неправильно, может там что интересное.
В голове у Иоганна оглушительно молотил пульс, он немо раскрывал рот и пытался упереться ногами, пока его тащили и пихали. Он отчаянно рванулся в сторону, форменная куртка треснула и порвалась у ворота, и кто-то тут же сильно ударил его по уху. Иоганн повис, почти оглохший, обессилевший, и сквозь шум - прибоя ли, крови ли – расслышал, как человек в нашивках говорит:
- А всё-таки, не по-людски это, он ведь сам и… - Иоганн в последний раз рванулся, его снова ударили, и свет для него окончательно погас.
