Лучшее за всё время

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 92. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 3. Фрагмент 2

Предыдущий фрагмент

С тех пор минуло лишь четыре дня, но из-за претерпеваемых Шан Цинхуа страданий каждый из них тянулся, словно целый год, а каждая ночь оборачивалась беспрерывным кошмаром.

Но в эту полночь Шан Цинхуа спал как убитый и снова видел сны.

На сей раз ему грезилось, что он, вновь оказавшись в своём родном мире, всхлипывает перед компьютером, а рядом стоит злобный громила и держит в руках колючий огурец, похожий на волосатую лодыжку, которым вновь и вновь бьёт писателя по лицу, ревя:

— Всё, что ты пишешь — полная херня [1]!

Тщетно пытаясь уклониться от орудия избиения, Сян Тянь Да Фэйцзи силился возразить ему:

— Но я уже давно не писал ни строчки! Зачем ты так, Огурец-сюн [2]!

— Тогда живо выкладывай обновление! — велел Огурец, затягивая петлю у него на шее.

читать дальшеПретерпевая все виды страданий, Шан Цинхуа наконец вырвался из кошмарного сна — чтобы обнаружить, что верёвка и впрямь туго натянулась. Скользнувший по ней взгляд упёрся в лежащего пластом Мобэй-цзюня, который раз за разом дёргал за верёвку, будто за шнурок звонка.

Еле живой Шан Цинхуа вяло пролепетал:

— Что угодно Вашему Величеству?

Не получив ответа, он спросил вновь — и тут понял, что Мобэй-цзюнь делал это бессознательно. Не приходя в себя, демон ворочался на постели, словно ему вновь нездоровилось, и хватал руками воздух, будто пытаясь кого-то поймать, чтобы хорошенько на нём отыграться. К несчастью Шан Цинхуа, при этом его господин дёргал своего подчинённого с такой силой, что у того чуть глаза из орбит не вылезли.

Мобэй-цзюнь хмурился, будто негодуя на что-то, и продолжал вертеться. На цыпочках приблизившись к кровати, Шан Цинхуа воззрился на капли пота, усеявшие чистый лоб, чувствуя исходящий от демона жар — и наконец понял.

Крохотное на вид ранение почки не могло быть причиной — на деле всё было куда серьёзнее, хоть Мобэй-цзюнь помалкивал, не давая знать о своём недомогании. Учитывая его ледяную природу, жаркая погода и здоровому Мобэй-цзюню должна быть не по душе, а будучи раненым, он запросто мог схлопотать воспаление и даже нагноение.

Его почка исцелялась настолько медленно, что, пожалуй, не помешало бы немного ускорить процесс!

Поскольку телу Мобэй-цзюня требовался холод, при жаркой погоде он начинал вырабатывать его самостоятельно.

— Хреново же ты спишь, — всё ещё шёпотом бросил Шан Цинхуа и, примирившись с судьбой, отправился стучать в двери среди ночи и надоедать служащим, чтобы раздобыть пару вееров из пальмового листа, кадку с водой и пару чистых полотенец. Вернувшись к Мобэй-цзюню, он обтёр его и пристроил на лоб мокрое полотенце, вслед за чем принялся обмахивать его обоими веерами что было сил.

При этом сам он немилосердно зевал, а глаза так и слипались. Он уже пребывал в состоянии полудрёмы, когда заметил, что веки Мобэй-цзюня приподнялись, и прекрасные синие глаза сверкнули во мраке ночи хищным кошачьим блеском.

Это ужаснуло бы кого угодно. Глаза Шан Цинхуа сами собой распахнулись, созерцая демона заискивающим взглядом, но тот уже вновь смежил веки.

…Проснувшись, Шан Цинхуа обнаружил, что дело плохо.

Прошлой ночью, вконец утомившись, он выронил веера и упал на кровать, заснув мертвецким сном. «Пронесло», — с облегчением подумал Шан Цинхуа, убедившись, что Мобэй-цзюнь ещё не очнулся — а то он, чего доброго, вышиб бы своему новому подчинённому мозги!

Спрыгнув с кровати, он улёгся на полу у изголовья — на его собственное место, которое ему всё же удалось отстоять.

Некоторое время спустя изголовье скрипнуло — Мобэй-цзюнь уселся в кровати.

Сердце Шан Цинхуа тревожно забилось: помедли он ещё пару мгновений, и кровопролития было бы не избежать.


***

На следующий день Мобэй-цзюнь милостиво разрешил Шан Цинхуа покинуть пределы гостиницы, так что он наконец-то мог вздохнуть полной грудью [3], отправившись по делам.

На самом деле это выглядело так: обняв бёдра демона, адепт неустанно канючил:

— Ваше Величество, увы, у меня кончилась еда! Я ещё не дошёл до того уровня совершенствования, когда при желании могу обходиться без пищи, как вы думаете! Дозвольте мне сходить на рынок, а то в противном случае вам придётся делить эту комнату с моим смердящим трупом!

В угловой лавочке он купил миску каши [4], прозрачной, словно вода, и, опустив голову, увидел в ней отражение своего лица — измождённого, будто побитый дождём цветок [5], иначе и не скажешь.

И надо же было, чтобы в этот горестный день он услышал, как кто-то окликает его из-за спины: «Шиди!» Развернувшись, он увидел пяток обладающих божественной аурой юношей в развевающихся на ветру одеяниях с длинными рукавами, с мечами за спинами — они двигались по направлению к нему.

Надо ж было тут очутиться его сотоварищам с хребта Цанцюн!

И то верно — семь дней минули, так что школа наверняка организовала поиски!

На глаза Шан Цинхуа навернулись непритворные слёзы, и он протянул руку тому, что шёл впереди:

— Шисюн Вэй!

Сдержанная улыбка озарила лицо юноши с двумя мечами на поясе — длинным и коротким, рукава которого колыхал лёгкий ветерок — это был Вэй Цинвэй [6], старший адепт пика Ваньцзянь собственной персоной. При виде спешащего к нему навстречу с протянутой рукой Шан Цинхуа он переменился в лице от изумления:

— Шиди, ты… — встревоженно бросил он, назвав Шан Цинхуа чужим именем. — Что с тобой случилось? Что с тобой произошло за эти несколько дней — да ты на человека не похож!

Сглотнув подступившие слёзы умиления, Шан Цинхуа смущённо ответил:

— Возможно, шисюн не может узнать меня, потому что перепутал меня с другим моим шисюном.

Он всего-то немного осунулся от недоедания — но чтобы прямо «на человека не похож»? «К сведению шисюна Вэя с Ваньцзянь, я протирал каждый из мечей на поле испытаний его пика не менее трёх раз! — обиженно думал Шан Цинхуа. — И всякий раз при этом ты велел мне подмести твою комнату, сварить тебе рис, покормить твоего панголина [7] — а ты даже лица моего запомнить не удосужился!»

— Ты что, не понял, что я пошутил? — отозвался Вэй Цинвэй. — Что, не смешно получилось? Ах, да, шиди Шан, почему ты здесь один — куда подевались остальные? И почему вы так задержались? Что-то случилось?

— О, как я посмотрю, шисюн Вэй по-прежнему питает пристрастие к такого рода шуткам, — отозвался Шан Цинхуа. — А остальные… остальные…

Эта встреча произошла так внезапно, что он не успел продумать складную историю [8] о том, что же всё-таки с ним случилось — так что вместо объяснений придал лицу ещё бóльшую бледность, дважды покачнулся — и наконец картинно рухнул на землю, лишившись чувств.

Учитывая, насколько истощённым он выглядел, его сотоварищи просто обязаны были на это купиться.

Упорно прикидываясь лежащим без сознания, он ощутил, как Вэй Цинвэй, опустившись на корточки рядом с ним, потыкал его в щёку. Остальные принялись совещаться:

— Шисюн, похоже, он в обмороке, что же нам делать?

— Ну а что нам остаётся? — парировал Вэй Цинвэй. — Давайте-ка заберём его с собой — там и решим.


***

На пике Цюндин.

Тела разместили в ряд перед Главным залом. Тут лежали все адепты пика Аньдин, отправившиеся за товарами в тот злосчастный день — кроме Шан Цинхуа.

А сам он стоял перед ними на коленях, роняя слёзы.

Безусловно, тут уж ничего не поделаешь — в этом мире заклинателей выжить не так-то просто, и тот, кто от природы не наделён добрым сердцем, не может обойтись без хорошо развитых слёзных желёз — в противном случае он не смог бы столь правдоподобно изобразить перед лордами пиков зрелище «настолько помешавшегося от горя, что не в силах подобрать слов».

Когда расспросы завершились, посуровевшие лорды пиков удалились во внутренние покои Главного зала, чтобы посовещаться. Внезапно тишину нарушил звон нефритовых подвесок на эфесе меча, и к Шан Цинхуа неторопливо приблизился адепт в одеяниях пика Цинцзин.

Светлая кожа, тонкие брови, бледные губы — и что-то неуловимо жестокое в правильных чертах лица. Чёрные волосы стянуты в пучок на затылке лентой цвета цин, в руках — длинный меч. По всей видимости, это то самое ходячее бедствие, дьявол во плоти, экзотический цветок пика Цинзцин, один из лидеров своего поколения и по совместительству главный злодей «Пути гордого бессмертного демона» Шэнь Цинцю.

Окинув тела беглым взглядом, он безразлично бросил:

— Так этот демон велел тебе передать что-нибудь на словах или, может, какую-нибудь вещь?

Шан Цинхуа был потрясён до глубины души, что старший адепт соизволил обратиться к нему лично.

— Нет? — выдавил он.

Что и говорить, обычно Шэнь Цинцю вообще в упор не видел всех, кто ниже него самого по положению. Всякий раз, когда он заговаривал с Шан Цинхуа, его голос прямо-таки сочился презрением, хотя, по правде, адепт пика Аньдин так привык к этому, что перестал обращать внимание…

— А вот это воистину странно, — уголки рта Шэнь Цинцю приподнялись в фальшивой улыбке. — То ли семь, то ли восемь человек убиты — и, раз он ничего не хотел с тобой передать, с чего бы ему оставлять тебя в живых?

Шан Цинхуа похлопал глазами, чувствуя, как из них вновь льются слёзы.

— Это… это…

На сей раз Шэнь Цинцю расплылся в совершенно искренней улыбке:

— Шан… шиди. Так как же ты на самом деле сумел спастись, чтобы вернуться на хребет Цанцюн?

Шан Цинхуа понимал, что не может позволить себе необдуманного ответа на этот вопрос.

Этот парень, Шэнь Цинцю этого мира, действовал согласно тому, что изначально вложил в него автор. Он не походил на рандомное пушечное мясо с IQ около 40, так что одурачить его было не так-то просто. Если сейчас Шан Цинхуа проколется, то можно ставить жирный крест на ещё не начавшейся карьере шпиона.

С полминуты он строил из себя дурачка, глупо улыбаясь. Затем у него над головой словно зажглась лампочка, и он тут же забормотал, запинаясь:

— Это… Наверно, это случилось потому…

Потому что он, не раздумывая ни мгновения, бросился перед Мобэй-цзюнем на колени?

Потому что он с искренним чувством во всеуслышание заорал: «Ваше Величество!»?

Потому что он в одночасье отринул малейшие зачатки чувства собственного достоинства?

Наградой терпеливо ожидавшему его ответа Шэнь Цинцю стал лишь отчаянный приступ кашля, от которого, казалось, Шан Цинхуа того и гляди выплюнет наружу все внутренности.

Тот кашлял, пока слёзы вновь не хлынули из глаз. Он отступил на шаг, и его лицо приняло обиженное выражение.

На любого найдётся управа [9], и смотри-ка, кого я призову, чтобы он разобрался с тобой!

И точно — пять секунд спустя из-за его спины послышался голос Юэ Цинъюаня:

— Шиди Цинцю, всем известно, что демонам чужды законы чести — очевидно, что шиди Шану чудом удалось избежать смерти. Даже если у тебя есть к нему вопросы, тебе не кажется, что сперва надо дать ему прийти в себя?

Вот он и явился — его божественный избавитель? Всеобщий благодетель? Будущий глава школы? На поле боя выходит Юэ Цинъюань!

Шан Цинхуа принялся считать про себя.

— Ладно, ладно, — сдался Шэнь Цинцю, воздев руку. — Раз мои слова не радуют слух, я больше ничего не скажу — как будет угодно шисюну Юэ.

1 удар.

— На этот раз наш шиди с пика Аньдин спустился с горы прежде всего для того, чтобы помочь уладить дела пика Цинцзин, так почему шиди Цинцю столь скуп в выражении сочувствия? Шиди Шан, отчего ты так сильно кашляешь? Мне сходить на пик Цяньцао за шиди Му, чтобы он тебя осмотрел?

2 удар. Шан Цинхуа молча помотал головой, роняя слёзы благодарности — и продолжая считать про себя.

— У каждого из двенадцати пиков есть свои обязанности, — осклабился Шэнь Цинцю, — и каждый преуспевает в чём-то своём. Это — дело пика Аньдин, так почему шисюн Юэ говорит так, будто мы в чём-то попрали права его адептов — можно подумать, только они и работают на всём хребте Цанцюн! К тому же, шисюну не стоит уверять меня в том, что они безропотно тянут свою лямку — можно подумать, я не знаю, как они ежечасно проклинают нас за нашими спинами!

3 удар.

Это ничуть не поколебало неизменного спокойствия Юэ Цинъюаня, который явно собирался что-то возразить, но Шэнь Цинцю опередил его:

— Хватит. Благодарю шисюна Юэ за наставление, Цинцю с радостью внемлет его поучениям в будущем. А сейчас — я пошёл.

4 удар. Готов!

Шан Цинхуа просто знал, что, если эти двое ввяжутся в спор, то непременно разойдутся, тая в душе обиду, к пятому предложению!

После того, как Шэнь Цинцю удалился, сжимая Сюя, Юэ Цинъюань вновь обернулся к Шан Цинхуа:

— Шиди Шан, ты натерпелся такого страху!

— Что вы, вовсе нет, — поспешно забормотал тот.

В сравнении с нещадной эксплуатацией и истощением, которым он подвергся за последние несколько дней, какой-то там испуг воистину ничего не стоил!

Что и говори, старик на границе потерял лошадь — но и это пошло ему на пользу [10]. После этого происшествия — быть может, потому что старый лорд пика Аньдин тем самым хотел поддержать Шан Цинхуа, или ещё по каким причинам — тот был повышен до ранга адепта внутреннего круга [11].

Шан Цинхуа весело напевал всю дорогу до большой общей спальни [12], откуда должен был забрать свои вещи перед тем, как заявить о своём прибытии в высокоранговый «Дом досуга» [13] пика Аньдин.

Да, вам не почудилось: адепты Аньдин, предающиеся рабскому труду дни и ночи напролёт, жили в помещении, гордо именуемом «Домом досуга».

Досуга, мать вашу! Сян Тянь Да Фэйцзи готов был поклясться, что изначально не вкладывал в это название никакого сатирического подтекста, однако теперь всякий раз при виде этих двух слов он чувствовал исходящую от них злую волю.

Отыскав свою собственную комнатушку, Шан Цинхуа, измотанный и морально, и физически, всё же нашёл в себе силы постелить постель, после чего повернулся, чтобы налить себе чашку воды. И, развернувшись обратно, обнаружил, что на его постели уже кто-то возлежит.

Как в самом пошлом клише, только что полученная от распорядителя чашка выпала из его рук, а колени ослабли настолько, что он едва не хлопнулся на пол.

— …Ваше Величество.

Мобэй-цзюнь повернул голову, воззрившись на него. Выражение его лица было не распознать, но от голоса прямо-таки веяло холодом:

— «Следовать за мной до скончания дней», так, что ли?

Шан Цинхуа готов был разрыдаться от ужаса.

Он последовал за ним даже на хребет Цанцюн! Шан Цинхуа никогда не думал… хотя, строго говоря, не то чтобы совсем не думал — «Таинственный Призрак: появляться как дух и исчезать подобно тени» — такой навык он сам придумал для Мобэй-цзюня, чтобы тот мог беспрепятственно помогать Бин-гэ чинить убийства и поджоги, незаметно передвигаясь под покровом темноты везде и всюду!

— Ваше Величество, позвольте мне объяснить, — затараторил он. — В тот день, стоило мне выйти — я всего-то хотел съесть пару ложек каши и назад — кто ж знал, что судьба так подшутит надо мной, что я наткнулся прямиком на собственного шисюна. Я боялся, что, если он будет задавать слишком много вопросов, я ненароком сболтну не то, и он отправит людей на поиски Вашего Величества, причинив вам неприятности — в любом случае, добром бы это не кончилось. К тому же, ваши раны более не причиняли вам серьёзного беспокойства, и, обдумав ситуацию с разных точек зрения, я решился претерпеть унижение ради великой миссии, последовав за ними, ведь в этом мне виделась возможность для…

Рука, которой Мобэй-цзюнь подпирал висок, уже устала, и он переместился на другую.

— Короче, они велели тебе вернуться — и ты просто пошёл за ними.

— А что мне оставалось? — горестно воззвал к нему Шан Цинхуа. — Воспротивиться ему? Биться с ними? Я бы не стал так поступать — не говоря уже о том, что у меня против них не было ни малейшего шанса, тем самым я, что куда важнее, лишился бы возможности стать шпионом Вашего Величества — так как я мог разоблачить себя перед адептами хребта Цанцюн, даже не принявшись за дело?

Где-то в середине этой прочувствованной речи он не преминул вставить, решив ковать железо, пока горячо:

— А также я счастлив доложить Вашему Величеству, что меня повысили до старшего адепта — разве моё усердие не увенчалось успехом? Ваше Величество не находит, что у меня всё же есть потенциал?..

Пресмыкайся, пресмыкайся добросовестнее.

Однако как бы он ни растекался перед новоявленным владыкой, на сердце Сян Тянь Да Фэйцзи было ясно [14]. Он твёрдо верил в две вещи:

1: Под коленями мужчины таится золото (и потому важно выбрать нужный момент, чтобы преклонить их);

2: Настоящий мужчина не плачет, даже когда плачет.

Следуя этим двум основополагающим правилам, он справедливо рассудил, что в данном случае в низкопоклонстве нет ничего постыдного. К тому же, если взглянуть на это с иной точки зрения, то ведь Мобэй-цзюнь — его собственное творение, то бишь, в каком-то смысле его, автора, детище. Ну а в том, чтобы отцу немного позаискивать перед сыном, и впрямь нет ничего предосудительного. А ведь, если подумать, так называемые детища — это долги родителей из предыдущих жизней…

Бац-бац, хлоп-хлоп — претерпев новые колотушки, Шан Цинхуа скрючился на стуле, обнимая колени, и попытался применить моральный закон А-кью [15], дабы исцелить свои душевные раны.

Поразмявшись таким образом, Мобэй-цзюнь улёгся обратно на кровать и, потянувшись, повернулся к Шан Цинхуа спиной. В его голосе — ни громком, ни тихом — таилась скрытая угроза:

— Завтра продолжим.

Это окончательно добило Шан Цинхуа.

«Охренеть, он ещё и продолжать собрался!» — Он едва не выпалил это вслух, призывая весь хребет Цанцюн отправиться в Преисподнюю вслед за ним.


Примечания переводчиков:

[1] Херня — в оригинале JB 雞巴〔鸡巴〕(jība) – в пер. с кит. «хуета, хуйня, херня».

[2] -Сюн 兄 (xiōng) — в пер. с кит. «старший брат», «уважаемый друг», «глубокоуважаемый» (вежливое обращение к сверстнику).

[3] Вздохнув полной грудью — в оригинале 重见天日 (chóngjiàn tiānrì) — в букв. пер. с кит. «снова увидеть солнце на небе».

[4] Жидкая каша 稀粥 (xīzhōu) сичжоу — отвар из риса, пшена или гороха.

[5] Цветок — в оригинале 黄花 (huánghuā) — в пер. с кит. «жёлтый цветок», лилейник (красоднев) лимонный (Hemerocallis citrine Baroni), в образном значении — «девственник, девственница». Как вы помните, это – одно из вариантов имён старейшины Цзюэши Хуангуа (он же – Непревзойдённый Огурец), которое послышалось сплетникам Цзянху, так что он, в некотором роде, был «Непревзойдённый девственник» :D

[6] Цинвэй 清巍 (Qīngwēi) — его имя пер. с кит. как «чистый (ясный) и величественный (высокий)»

[7] Панголин (или ящер) 穿山甲 (chuānshānjiǎ) – млекопитающее, напоминающее броненосца (и сосновую шишку по совместительству :-) ), при опасности так же сворачивается в шар. Питается муравьями и термитами, которые сбегаются ему на язык, поскольку его слюна пахнет мёдом. Съедает до 2 килограммов муравьёв за раз (а теперь представьте себе, каково приходилось Шан Цинхуа кормить эту зверюгу).

Благодаря Вэй Цинвэю мы влюбились в панголинов, разделите наше восхищение :-)







Милое видео с панголинами:

https://www.youtube.com/watch?v=HNT8jECtN5s

[8] Складная история — в оригинале 天衣无缝 (tiān yī wú fèng) — в пер. с кит. «платье небожителей не имеет швов», в образном значении — «совершенный, безупречный, без изъянов».

[9] На любого найдётся управа – в оригинале 一物降一物 (yī wù xiáng yī wù) – в пер. с кит. «одна вещь побеждает другую», образно – «на каждую рыбу найдётся рыба покрупнее».

[10] Старик с границы потерял лошадь — но и это пошло ему на пользу 塞翁失马焉知非福 (sài wēng shī mǎ yān zhī fēi fú) – кит. поговорка, основывающаяся на истории о том, как после потери лошадь вернулась, приведя с собой ещё и коня. Русские аналоги – «Не было счастья, да несчастье помогло», «нет худа без добра» и «никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь».
Здесь можно прочесть эту историю целиком: https://www.epochtimes.com.ua/ru/china/learn-chinese/kitayskaya-mudrost-starik-na-granitse-poteryal-konya--102601.html

[11] Адепт внутреннего круга — в оригинале 入门弟子 (rùméndìzǐ) – в букв. пер. с кит. «адепт, вошедший в дверь (ворота)».

[12] Большая общая спальня – в оригинале 大通铺 (dàtōngpù) – широкая кровать, на которой могут поместиться сразу несколько человек – например, в среде бедных рабочих или в школах.

[13] Дом досуга 闲人居 (xiánrénjū) – в букв. пер. с кит. «Жилище праздношатающихся, или бездельников».

[14] Ясно на сердце – в оригинале 云淡风轻 (yún dàn fēng qīng) – в букв. пер. с кит. «лёгкие облака и ветерок», образно о хорошей погоде.

[15] Моральный закон А-кью – 阿Q 精神大法 (āQ jīngshén dàfǎ) — аллюзия на повесть Лу Синя «Подлинная история А-кью». Моральный закон А-кью — ироническое поименование способа самоутешения, что ты одержал «духовную победу» перед лицом превосходящего противника. Короче говоря, утешение лузера.
Ознакомиться с повестью можно по этой ссылке: https://www.e-reading.club/book.php?book=90407


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 92. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 3. Фрагмент 1

Предыдущая глава

Примечание переводчиков:
Эта глава продолжает обширную арку "Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи", которая продлится четыре главы (с 3-ей части "Похождений" до последней, 6-й).
По причине большого размера глав мы приняли решение разбивать их на фрагменты по мере перевода.
Эта глава разделена на два равных фрагмента, здесь представлен первый из них.

Предыдущие части "Похождений" можно освежить здесь:

Глава 73. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 1

Глава 89. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 2



Едва отзвучал голос Шан Цинхуа, как чудовищная сила сдёрнула его с повозки, швырнув наземь.

Он шлёпнулся у ног Мобэй-цзюня с наполовину извлечённым мечом, так толком и не успев решить, стоит ли его вытаскивать.

Владыка демонов осклабился, глаза сверкнули синим льдом. Не успев толком сообразить, что делает [1], Шан Цинхуа кинулся прямо к нему, обхватив его бёдра.

читать дальшеЕго шисюны при виде подобного так и застыли с разинутыми ртами =口=

Мобэй-цзюнь угрожающе прищурился = =

Шустро опустившись на одно колено, Шан Цинхуа взмолился, прежде чем тот успел отреагировать:

— Ваше величество [2], позвольте мне следовать за вами до скончания дней!

Мобэй-цзюнь попробовал было оттолкнуть его пинком, но Шан Цинхуа держался крепко. Тогда демон попытался пришибить его рукой, но это оказалось ничуть не проще: этот человек был словно геккон, казалось бы, едва касающийся стены в своих проворных движениях — а поди ж ты отдери.

Владыка демонов поневоле разгневался.

Адепты Аньдин истолковали эту сцену по-своему: возрадовавшись тому, что их собрат хотя бы на время сковал движения противника, они предпочли не дожидаться неизбежной развязки и тотчас разбежались, бросив товары. Шан Цинхуа горестно возопил в душе — но какую-то пару мгновений спустя к его мысленным стенаниям присоединились вполне реальные крики.

Десятки сосулек пронзили бросивших его сотоварищей, и блики серебристого света засверкали в бешеной пляске на разлетающихся каплях крови. При виде этого Шан Цинхуа и вовсе вцепился в бёдра Мобэй-цзюня железной хваткой, продолжая канючить:

— Ваше Величество, прошу, не отвергайте меня! Я могу быть очень полезным!

Наконец изволив склониться к нему, демон спросил:

— Ты? И какой же от тебя толк?

— Я умею подавать чай, — прилежно принялся перечислять Шан Цинхуа, — стирать, застилать постель… или… — бросив пытливый взгляд на нависшего над ним владыку демонов, он поправился: — Видите ли, Ваше Величество, став вашим шпионом на пике Цанцюн, я смогу добывать и передавать вам информацию, способствуя тому, чтобы царства людей и демонов объединились под вашим владычеством!

— Ты — всего лишь адепт внешнего круга, да ещё и пика Аньдин, — хмыкнул Мобэй-цзюнь. — И когда же, по-твоему, с подобной помощью я достигну столь грандиозной цели?

— Вашему Величеству не стоит недооценивать мой пик, — сконфуженно пробормотал Шан Цинхуа.

«Ну почему даже демоны норовят втоптать в грязь мой многострадальный пик? — возмутился он про себя. — Более того, в устах Мобэй-цзюня “адепт Аньдин” звучало ещё уничижительнее, чем “адепт внешнего круга”. Нет уж, это, право, чересчур!»

От возмущения ему на глаза навернулись слёзы, и он ещё теснее прижался к Мобэй-цзюню, подобно пиявке, вознамерившись стоять насмерть — застигнутый этим движением врасплох, владыка демонов пошатнулся, потеряв равновесие… и грянулся оземь.

При этом он едва не раздавил вцепившегося в него Шан Цинхуа, который поспешно разжал руки.

Пока он сидел на корточках в растерянности, его посетила внезапная догадка: Мобэй-цзюнь, что, был ранен?

Неудивительно, что у него такой вспыльчивый характер, если его на поверку так легко вывести из равновесия!

Неужто Шан Цинхуа собственными руками только что умудрился завалить владыку демонов? Воистину импульсивные действия [3] тоже могут приносить пользу!

Осторожно приблизившись, Шан Цинхуа воззрился на Мобэй-цзюня.

Так и есть — на пояснице демона, приблизительно над правой почкой, имелось ранение с палец длиной, в которой блестел золотой обломок — присмотревшись, Шан Цинхуа различил тонкое плетение пластины в форме лепестка.

Такой вот затейливый, не лишённый некоей фривольности «цветочный» дротик [4], несомненно, принадлежал одному из адептов дворца Хуаньхуа!

Ему ли не знать — ведь это была одна из безделиц, походя придуманных великим Самолётом: тонкое и лёгкое, словно крыло стрекозы, оно вдобавок покрыто обезболивающим составом, так что жертва далеко не сразу замечает, что он вошёл в тело, а при активных движениях этот цветок «распускался», вонзая шесть острых как бритва лепестков во внутренние органы.

Знакомо звучит, а? Похоже на то, что обычно приписывается демонам? И это не лишено оснований: подобное совпадение с лёгкостью объясняется тем, что это изобретение принадлежало одному из бывших глав дворца Хуаньхуа, который, будучи в услужении у демонов, спасся, едва избежав смерти — и впоследствии создал это оружие, основываясь на принципе действия демонической травы под называнием цинсы — или «узы любви».

Итак, заканчиваем с закадровым повествованием и возвращаемся к основному действию.

Иными словами, этот представитель второго поколения чистокровных демонов, которому, по идее, предстояло прихлопнуть самого Шан Цинхуа, теперь не только ранен в почку, но и находится под действием наркотика.

Похоже, сюда Мобэй-цзюнь прорывался с боем сквозь кольцо окружения дворца Хуаньхуа. Мстительность демонов давно стала притчей во языцех, а между родом Мобэя и Дворцом были старые счёты — недаром во время печально известного собрания Союза бессмертных наиболее тяжёлые потери понесла именно эта школа заклинателей: так отмстил им Мобэй-цзюнь. И всё это безупречно вписывалось в концепцию Сян Тянь Да Фэйцзи.

Не переставая озадаченно бормотать про себя, Шан Цинхуа расплылся в злорадной улыбке. Пошарив вокруг, он отыскал камень с полторы головы размером и, взвесив его на руке, удовлетворённо отметил, что тот достаточно тяжёл.

Раз, два, три — сделать всего несколько шагов до Мобэй-цзюня, чтобы размозжить эту голову с плотно смеженными веками.

И Система в кои-то веки помалкивает, не пытаясь его остановить.

Шан Цинхуа мог вздохнуть с облегчением: никаких предупреждений — значит, флаг тебе в руки!

— Ваше Величество, о Ваше Величество, такова воля Небес, — подобно молитве бормотал Шан Цинхуа, чувствуя, что его словам недостаёт искренности. — Нашим путям суждено разойтись, — с этими словами он поднял камень, чтобы тотчас уронить его на голову Мобэй-цзюня!

…но камень, который должен был вот-вот врезаться в совершенную переносицу владыки демонов, внезапно застыл в воздухе: в последнее мгновение Шан Цинхуа успел натянуть поводья.

На самом деле, этот персонаж имел особое значение для автора.

Можно сказать, Мобэй-цзюнь был именно таким, каким мечтал стать сам автор — могущественный, невероятно крутой, независимый — сущий Ультрамен, о котором грезит каждый ребёнок.

Разве может он хладнокровно убить своего Ультрамена собственными руками?

Шан Цинхуа помедлил минутку, сокрушённо вздыхая про себя.

«Ударь — и просто не смотри», — беспардонно решил он и, обернувшись, вновь занёс камень.

«…нет, всё-таки не могу».

Придя к этому выводу, Шан Цинхуа с грохотом зашвырнул подальше громоздкое орудие несостоявшегося убийства и с горящими от воодушевления глазами ринулся к Мобэй-цзюню, так, что чуть на него не упал.

«Не выйдет, не выйдет…» — чем дольше Шан Цинхуа смотрел на него, тем сильнее подпадал под очарование этого нечеловечески прекрасного лика.

Положа руку на сердце, ему самому не очень-то нравились нефритовые красавчики вроде Бин-гэ. Сян Тянь Да Фэйцзи укомплектовал своего главного героя подобными данными лишь ради того, чтобы взрастить из этих семян [5] соответствующие плоды [6]. А исследования показывают, что нынешние женщины теряют голову из-за мужчин, которым свойственно изящество и даже некая доля женственности.

Разумеется, подобный персонаж не мог не навлечь на себя выплесков ненависти — в случае Ло Бинхэ на три фаната приходилось штук пять хейтеров. Но с Мобэй-цзюнем дело обстояло совсем иначе: второстепенным персонажам обычно симпатизируют больше, чем главным героям, так что недоброжелателей владыки демонов в читательской среде не наблюдалось.

Так что Сян Тянь Да Фэйцзи мог сотворить Мобэй-цзюня именно таким, каким душа пожелает. Пользуясь тайным благоволением автора, демон явил собой его идеал красоты, полностью удовлетворяя его эстетическим вкусам. Вот только не спрашиваете, почему не Ло Бинхэ — да потому что у того была иная сюжетная роль: строить из себя предельно крутого и предаваться безудержному разврату (это надо бы вычеркнуть).

Даже нынешний, ещё не достигший поры расцвета Мобэй-цзюнь уже полностью соответствовал описанию: «Бездонные очи, прямая переносица, лицо исполнено благородства и презрительной надменности» — этот десяток слов полностью передавал эстетический идеал шестнадцатилетнего юноши.

Тот самый неотразимый мужчина его мечты!

Вновь подобранный камень то поднимался, то опускался, символизируя собой внутреннюю борьбу Шан Цинхуа, который впервые со времени переселения в собственный роман столкнулся со столь трудным выбором.

В конце концов, он принял решение, что дальше болтаться под открытым небом смысла не имеет.

Им надо бы снять номер для… для отдыха, разумеется, а вы что подумали? [7]

Потоптавшись в нерешительности на усеянной трупами дороге, Шан Цинхуа в конце концов вывалил из тележки всё барахло пика Цинцзин и затащил на неё Мобэя, уложив его лицом вниз — в противном случае он не смог бы удержаться от того, чтобы поминутно на него глазеть.

На хребет Цанцюн ему пока путь закрыт. Весть о произошедшем дойдёт туда нескоро, поскольку их поездка должна была занять все семь дней, из которых прошло только два.

«Ведь помощь раненому молодому демону в момент его наивысшей уязвимости — наилучшая возможность снискать его расположение, разве нет?» — Так утешал себя Шан Цинхуа, с трудом толкая большую тележку по направлению к городу.

Номер в гостинице он снял на деньги, припрятанные за последние несколько лет.

Будучи всего лишь адептом внешнего круга, он покамест не имел доступа к общественным средствам, так что эти непредвиденные расходы истощили его скудные финансы — разумеется, он мог позволить себе лишь одну комнату. И, само собой, в ней была только одна кровать. Кому предназначалась эта кровать, также не вызывало сомнений.

Ну разумеется, ему самому!

Привольно раскинувшись на кровати [8], Шан Цинхуа наконец смог расслабить натруженные руки и ноги. Некоторое время спустя он всё же слез с неё, чтобы затащить туда демона, и вновь замер, обхватив его руками.

Ясное дело, Мобэй-цзюнь был не в настроении после ранения из-за одолевающего его внутреннего жара — если же, очнувшись, он обнаружит себя лежащим на полу или втиснутым на стул, то судьба Шан Цинхуа будет предрешена: не разобравшись, кто прав, кто виноват [9], владыка демонов зарядит целую обойму сосулек в своего благодетеля.

Проезжая мимо аптеки, Шан Цинхуа прикупил кое-какие целебные мази. Хоть и говорят, что демоны отличаются невероятной жизнеспособностью и выносливостью — что ты с ними ни делай, можешь быть уверен, что им как с гуся вода — зарастёт любая дыра, но коль скоро взялся прислуживать [10] — так уж будь добр проявить искреннее рвение, отбросив всякую сдержанность. Сян Тянь Да Фэйцзи, примеривший на себя роль примерного лизоблюда, пуще всего презирал тех, кто, пресмыкаясь пред сильными мира сего, при этом строят из себя гордых. Наковыряв ком земли, он смело засунул его в отверстие на спине Мобэй-цзюня над почкой, как следует его заткнув, после чего перевернул демона на спину, сложив его руки на груди — и невольно залюбовался: в этой позе его пациент сильнее всего напоминал Спящую Красавицу. Вволю налюбовавшись идеально прекрасными чертами собственного творения, Шан Цинхуа уснул на другой стороне кровати, положив голову на руки.

Хоть окно было раскрыто настежь, душную летнюю ночь не освежал ни единый порыв прохладного воздуха.

Полночи проворочавшись с боку на бок, Шан Цинхуа наконец задремал, как вдруг кто-то сбросил его на землю пинком в зад.

Стоит ли говорить, что он до смерти перепугался со сна.

Тотчас закатившись под столик, ещё не оправившийся от испуга Шан Цинхуа опасливо повернул голову — и его глазам предстал медленно поднимающийся с кровати Мобэй-цзюнь, глаза которого сияли столь интенсивным синим светом, словно его голова была бомбой, которая того и гляди взорвётся.

Шан Цинхуа уже заготовил подходящую речь, так что незамедлительно начал дрожащим от горестного волнения [11] голосом:

— Ваше Величество, вы уже проснулись…

Нимало не тронутый этим обращением Мобэй-цзюнь продолжал сверлить его ледяным взглядом.

— Вы помните, кто я? — осторожно поинтересовался Шан Цинхуа.

Демон никак не отреагировал на этот вопрос, но это нимало не смутило заклинателя: он предвидел возможность потери памяти.

— Так вот, мы недавно повстречались на тропе, — не обращая внимания на его гневные взоры, продолжил Шан Цинхуа. — И я сказал вам, что готов следовать за Вашим Величеством до скончания дней, как ваш…

— Почему ты только что обнимал меня? — оборвал его Мобэй-цзюнь.

— …верный последователь и надёжная опора [12]… — Осознав значение его слов, Шан Цинхуа испуганно переспросил: — Что? Что вы только что сказали?

— Ты меня обнимал.

И тут Шан Цинхуа осенило.

В комнате было жарко, словно в пекле, но тело Мобэй-цзюня оставалось по-прежнему холодным. Задремав, Шан Цинхуа бессознательно придвинулся к источнику прохлады, и чем сильнее прижимался, тем приятнее становилось. Ничего удивительного, что ему снились огромные сосульки. Обхватив демона на манер осьминога, Шан Цинхуа прослезился от наслаждения.

Украдкой бросив взгляд на лицо и шею Мобэй-цзюня, он всё же не обнаружил там следов влаги, мысленно вознеся благодарственную молитву: «А-ми-то-фо!»

— Вы были так холодны, — осторожно бросил он, — и я боялся, как бы вы не умерли, поэтому попробовал отогреть вас.

— Идиот, — хмыкнул Мобэй-цзюнь. — Я таким уродился, и чем холоднее моё тело, тем лучше. Я тебе не человек, которому холод несёт смерть.

Внимательно следивший за выражением его лица Шан Цинхуа не удержался от улыбки, заметив, что черты Мобэй-цзюня малость разгладились. Но, только он собрался выбраться из-под столика, чтобы вновь украдкой вскарабкаться на постель [13], к Мобэй-цзюню мигом вернулась суровость:

— Только попробуй.

Шан Цинхуа тотчас замер, жалостливо обнимая ножку стола, вслед за чем заполз под него, словно хомяк в норку.

— Какие цели ты преследуешь? — вопросил Мобэй-цзюнь.

— Никакие в особенности, — без зазрения совести соврал Шан Цинхуа. — Я просто хочу следовать за вами до скончания дней.

— Ты ведь адепт внешнего круга пика Аньдин, — словно не слыша его, бросил владыка демонов.

Шан Цинхуа всегда казалось, что, произнося название его пика, все прочие вкладывают в него какое-то пренебрежительное значение. Боясь, что Мобэй-цзюнь, сочтя его бесполезным, незамедлительно его прикончит, он высунулся из-под стола:

— Ваше Величество, послушайте, я ещё молод, так что вполне могу «вознестись при благоприятной возможности»…

— Скройся с глаз!

Шан Цинхуа поспешил укрыться в безопасном убежище.

Удовлетворившись этим, Мобэй-цзюнь вопросил:

— Так ты помог мне, чтобы я подсобил тебе с этой самой «благоприятной возможностью»?

С точки зрения Шан Цинхуа, со стороны Мобэй-цзюня было весьма нелюбезно заменить слово «спас» на «помог», отводя спасителю второстепенную роль, однако он благодушно захихикал, прикидываясь дурачком.

Ответить «нет»? Вероятность что тебе поверят — процента три. «Да»? Мобэй-цзюнь всегда в особенности презирал бесхребетных злодеев, потому-то он в оригинальном романе недрогнувшей рукой порешил Шан Цинхуа — демон и с самого начала не собирался сохранять ему жизнь. Какой смысл тогда, поступившись честью и совестью, врать, будто он набивается в союзники Мобэй-цзюню лишь ради очков расположения?

К немалому его облегчению, в глубине души Мобэй-цзюнь уже сам ответил на свой вопрос, наградив Шан Цинхуа клеймом: «слизняк-подхалим, готовый из страха за свою жалкую жизнь предать всех своих сотоварищей», и это избавило его от необходимости подыскивать ответ. Холодно хмыкнув, Мобэй-цзюнь вновь улёгся на кровать.

Шан Цинхуа довольно долго сидел под столом, не решаясь шелохнуться.

Так Мобэй-цзюнь поверил ему, хотя бы отчасти? Или же просто… снова отрубился?

В конце концов, решив не искушать судьбу, Шан Цинхуа калачиком свернулся под столом, устроившись на ночь.

Больше проворочавшись, чем проспав, поутру адепт Аньдин вновь взялся за привычное дело — вкалывать как бык и лошадь.

С самого рассвета он не менее двух десятков раз сбегал вверх-вниз, чтобы безропотно [14] наполнить то ли семь, то ли восемь кадок для купания кряду.

Вся эта вода требовалась для лечения Мобэй-цзюня — этот ледяной господин предпочитал всему прочему отмокание в кадке. Но, стоило ему пробыть в изначально тёплой воде хотя бы полчаса — и она превращалась в ледяное сало [15]. Жуя в уголке сухие лепёшки, Шан Цинхуа украдкой подсматривал за раздевающимся Мобэй-цзюнем, страстно завидуя его подтянутому телу и восхищаясь кубиками на животе.

Некоторое время спустя он обнаружил, что Мобэй-цзюнь, застыв на месте, смеривает его хмурым взглядом.

Прожевав то, что было во рту, Шан Цинхуа поспешил запихнуть туда остаток, опасаясь, что в противном случае демон потребует отдать всё ему.

— Что, слоняешься без дела? — напряжённо бросил Мобэй-цзюнь.

— Да нет, совсем не солоно [16], они сладкие, — не расслышав, ответил Шан Цинхуа.

Едва он успел откусить ещё несколько кусочков, как на него упала чёрная тень, отвесив ему оплеуху.

Дело у Шан Цинхуа тут же нашлось: теперь он стирал одежду новообретённого господина.

При этом он не уставал поражаться: как юный наследник знатного демонического рода мог носить это платье — сплошь в дырах, пропитанное потом и кровью? Разумеется, ему пришлось тщательно зашить все дыры, отстирать все пятна и высушить одежду на солнце.

Насколько же уныл, тяжёл, полон опасностей и напрочь лишен романтики этот мир низкоуровневого сянься [17]!

Снедаемый этими мыслями, Шан Цинхуа поклялся себе, что, если ему каким-то чудом удастся перевоплотиться обратно в Сян Тянь Да Фэйцзи, он непременно напишет фэнтези [18] с высокоуровневой магией, где воображение уйдёт в отрыв, а наука отправится на корм собакам. Там можно будет ткать халаты из облаков, кроить пояса из лунного света, а тяжёлая физическая работа будет выполняться сама собой по мановению мизинца, так что больше не будет необходимости в существовании злосчастного пика Аньдин!

Заботливо заштопав прореху над почкой, отжав и повесив одеяние Мобэй-цзюня сушиться в комнате, Шан Цинхуа с удовлетворением заключил, что, пожалуй, произвёл хорошее впечатление.

Поэтому, когда наступил вечер, он, уверившись в своём положении, попытался было вновь пробраться на кровать — однако история повторилась: стоило ему приблизиться, как его вновь отшвырнули пинком.

На глазах сидящего на полу Шан Цинхуа выступили слёзы, и он дрожащим голосом взмолился:

— Ваше Величество, но если вы не позволите мне лечь рядом с вами, то что, если ночью вы замёрзнете, проголодаетесь, захотите пить или перевернуться на другой бок? Как же я узнаю об этом?

— Легко, — приподнял брови Мобэй-цзюнь и повелел Шан Цинхуа разыскать верёвку.

Решение и вправду оказалось на диво простым: один конец он привязал к своему пальцу, а другой — к адепту…

Думаете, тоже к пальцу?

Да щас — на шею!

Лёжа на полу недвижно, словно мёртвый, Шан Цинхуа предавался горестным раздумьям о том, что его хренова доля и впрямь хуже собачьей. Одно утешение — что Мобэй-цзюнь не какой-то извращенец, чтобы додуматься привязать другой конец верёвки к… своему концу — вот это было бы воистину бесчеловечно, бр-р.


Примечания переводчиков:

[1] Не успев толком сообразить, что делает — в оригинале идиома 说时迟,那时快 (shuō shí chí,nà shí kuài) — в пер. с кит. «долго говорится — быстро делается».

[2] Ваше Величество — в оригинале 大王 (dàwáng) — обращение к царю или князю, также «великий государь» и уважительное «Вы».

[3] Импульсивные действия — в оригинале 手贱 (shǒu jiàn) — в букв. пер. с кит. «подлая рука»; в современном интернет-сленге также имеет значение «тот, кто, соблазняя судьбу, нажимает на ссылку, чтобы посмотреть что-то, и потом сожалеет о просмотре, хочет "развидеть"».

[4] Не лишённый фривольности — в оригинале 风骚 (fēngsāo), первым значением которого является «поэтичный», также означает «очаровательный», «кокетливый, ветреный, лёгкого поведения».
Цветочный дротик — в оригинале 菱花镖 (línghuābiāo) — в пер. с кит. остриё/дротик в форме цветка водяного ореха (чилима)


[5] Из этих семян — здесь игра слов: иероглиф 种 (zhǒng) — в пер. с кит. «семя» — входит в 种马 (zhǒngmǎ) — в пер. с кит. «племенной жеребец» в переносном значении слова.

[6] Соответствующие плоды — в оригинале 科学性 (kēxuéxìng) — в пер. с кит. «научность». Китайцы вообще любят это слово, используя его куда шире: для них научность — лучший критерий всего на свете :-)

[7] Для отдыха, разумеется, а вы что подумали? — в оригинале присутствует игра слов: 开房 (kāifáng) в пер. с кит. означает как «снять номер в гостинице», так и жаргонное «заняться любовью».

[8] Привольно раскинувшись на кровати — в оригинале 大字型 (dàzìxíng) — в пер. с кит. «раскинув руки и ноги» — т. е., в форме иероглифа 大.

[9] Не разобравшись, кто прав, кто виноват — в оригинале 不分青红皂白 (bù fēn qīng hóng zào bái) — в пер. с кит. «не отличать белого от черного», в образном значении — «не разобрать, что к чему; не разбираться, кто прав, кто виноват; не вникать в суть дела».

[10] Прислуживать — в оригинале 抱大腿 (bàodàtuǐ) — в букв. пер. с кит. «обнимать бёдра», в переносном значении — «цепляться за влиятельных людей».

[11] Горестное волнение — в оригинале 捶胸顿足 (chuíxiōng dùnzú) — в букв. пер. с кит. «бить себя в грудь и топать ногами», в образном значении — «быть охваченным горем» или «прийти в ярость».

[12] Опора — в оригинале 小棉袄 (xiǎomián’ǎo) — в букв. пер. с кит. «ватный халатик» или «шубка/курточка на вате, пуховичок», в образном значении — «опора, радость для родителей» (обычно о дочерях).

[13] Вновь вскарабкаться на постель — в оригинале 打蛇随棍上 (dǎ shé suí gùn shàng) — в букв. пер. с кит. «ударить змею палкой, чтобы она по ней взобралась»; близкий русский аналог: «Мы их в дверь — они в окно».

[14] Безропотно — в оригинале 任劳任怨 (rènláo rènyuàn) — в пер. с кит. «не уклоняться от трудностей и не страшиться обид», в образном значении — «отдавать все силы работе».

[15] Ледяное сало — густой слой мелких ледяных кристаллов на поверхности воды. В оригинале 冰渣子 (bīngzhāzi) — в пер. с кит. «ледяное крошево».

[16] Совсем не солоно — в оригинале игра слов: Мобэй-цзюнь спрашивает: 很闲 (hěn xián) — в пер. с кит. «Ты совершенно свободен?», а Шан Цинхуа отвечает: 不咸 (bùxián) — в пер. с кит. «не солёное»; как можно видеть, слова 闲 (xián) «свободный» и 咸 (xián) «солёный» являются омонимами, то есть, Шан Цинхуа понял вопрос как «Очень солоно?»

[17] Сянься 仙侠 (xiānxiá) — в пер. с кит. «бессмертный герой» — разновидность китайского фэнтези, истории о магии, демонах, призраках, бессмертных совершенствующихся, содержащие много элементов китайского фольклора и мифологии. Подвержен сильному влиянию даосизма.

[18] Фэнтези 玄幻 (xuánhuàn) сюаньхуань – сетевая литература в жанре восточного эпического фэнтези.


Следующий фрагмент

Зелёный бамбуковый лес, блог «Гранатовый»

*звуки зависти*

Это сербский товарищ Душан Кртолица

 

Это так он рисовал в 4 года

 

 

А так — в 16

 

 

А чему я завидую по-белому, собственно?

 

То, что мальчик талантлив — не подлежит сомнению. Но он ещё и очень точная иллюстрация к высказыванию, что гениальность — это один процент таланта и 99 — труда.

 

Это же хобби. Но, ска, человек годами это пилит. И пилит и пилит. Нет, конечно, есть люди, у которых количество в качество не переходит, но. И вот ты смотришь на это, и думаешь: какая сила воли, а. И думаешь: если б хватило мужества и огня, простите за пафос, двенадцать лет пилить и пилить своё хобби, любое, чего бы ты смог добиться и где бы ты был? И так неловко делается, потому что у кого-то — вот так, а кто-то даже фички себя заставить не может писать регулярно.

 

Бу.

 

Замотивироваться, что ли. Поздновато уже, лол, но всё равно как напоминание.

 

 

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система "Спаси-Себя-Сам" для главного злодея. Глава 91. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю. Часть 7

Предыдущая часть

Шэнь Цинцю из последних сил уставил на вход в подземное узилище свой единственный глаз. Он не знал, сколько дней неотступно наблюдал за ним, прежде чем вновь явился Ло Бинхэ.

Даже в сырой мгле подземной тюрьмы Ло Бинхэ умудрялся сохранять вид утончённого изящества, который не пятнала ни единая пылинка. Осторожно ступая меж тёмных пятен на полу, он бросил чарующе чистым голосом:

— Как и предполагалось, глава школы Юэ откликнулся на наше приглашение — а всё благодаря столь горестному и прочувстованному письму, написанному кровью учителя. В противном случае этому ученику едва ли удалось бы добиться успеха. Изначально я собирался доставить тело главы школы сюда, чтобы учитель мог на него взглянуть, но яд, которым были пропитаны стрелы, оказался чересчур сильным. К тому моменту, как этот ученик приблизился, чтобы коснуться тела, глава школы Юэ… Увы, я смог принести лишь меч — я подумал, что учитель пожелает оставить его себе на память.

Ло Бинхэ лгал.

читать дальшеОн всегда был бесстыжим мелким лжецом. Количество чудовищной лжи, что он изрёк, не поддавалось счислению. Должно быть, это очередная его хитроумная ловушка, подстроенная, чтобы застать Шэнь Цинцю врасплох.

Усевшись на стоящий поблизости стул — почётное сидение, которое он занимал всякий раз, наслаждаясь зрелищем вопящего и рыдающего от боли Шэнь Цинцю. Сдув чайные листья с поверхности дымящегося чая, он изрёк:

— Лишь прославленный меч достоин героя — и воистину, Сюаньсу — превосходный клинок, подходящий столь великому человеку как глава школы Юэ. Но внутри этого меча содержится кое-что куда более интересное и загадочное. Можно сказать, он открыл мне глаза на способ, к которому прибег глава школы Юэ, чтобы достичь вершин самосовершенствования. Поскольку остаток жизни учителя пройдёт здесь, он может употребить это время на то, чтобы на досуге хорошенько изучить этот меч. Он воистину необычаен.

Шэнь Цинцю не понимал.

Во время их последней встречи с главой школы в Водной тюрьме дворца Хуаньхуа он потрудился выплеснуть как можно больше яда, чтобы заставить Юэ Цинъюаня скрыться с глаз и держаться от него подальше — и тот послушно скрылся, больше не показываясь. Шэнь Цинцю и не думал, что тот отзовётся на это написанное кровью письмо — да и какой здравомыслящий человек сунется в столь очевидную ловушку?

И всё же он по-прежнему не понимал.

Разве это возможно?..

Казалось, вид недоумения на лице учителя польстил Ло Бинхэ — расплывшись в довольной улыбке, он продолжил:

— Ах, да — хоть письмо учителя было весьма трогательным, оно всё же грешило неаккуратностью и небрежностью. В конце концов, оно ведь было написано под воздействием сильной боли, чтобы потрафить желанию этого ученика, так что он не винит учителя. Чтобы подкрепить его искренность, я позволил себе приложить к нему пару предметов.

Вот теперь-то Шэнь Цинцю понял. Под этой «парой предметов» его бывший ученик подразумевал ноги, что совсем недавно были у него отняты.

Ну не смешно ли.

В прошлом, когда он всеми фибрами души жаждал, чтобы этот человек пришёл, так, что каждое мгновение ожидания казалось мучительным, он не показывался. Ну а теперь, когда он вовсе не желал его появления — тотчас примчался.

Уголки губ Шэнь Цинцю изогнулись в холодной улыбке.

— Ха. Ха-ха. Юэ Цинъюань, ах, Юэ Цинъюань.

Ло Бинхэ, поначалу казавшийся весьма довольным, при звуках этого смеха отчего-то помрачнел.

— Что вас так насмешило? — ласково вопросил он.

Шэнь Цинцю продолжал смеяться, не обращая на него внимания. Восстановив выражение гордого достоинства, Ло Бинхэ бросил:

— Шэнь Цинцю, ты правда считаешь, что можешь одурачить меня подобной симуляцией сумасшествия?

— Ло Бинхэ, ты настоящий ублюдок, ты ведь знаешь это? — произнёс в ответ Шэнь Цинцю, чётко выговаривая каждое слово.

Воцарилась мёртвая тишина.

Ло Бинхэ уставил на него гневный взгляд — Шэнь Цинцю воззрился на него в ответ.

Внезапно уголок губ Ло Бинхэ приподнялся, и он нежным жестом опустил правую ладонь на левое плечо Шэнь Цинцю.

Тишину темницы пронзил леденящий душу вопль.

Кровь фонтаном брызнула оттуда, где только что была рука Шэнь Цинцю. Мешая дикий хохот с криками боли, он выдавил, задыхаясь:

— Ло Бинхэ, ха-ха-ха-ха… Ло Бинхэ, ты…

Ло Бинхэ всегда испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, пытая Шэнь Цинцю. Казалось, одни эти крики способны были вознести его на небеса. Однако на сей раз он почему-то не чувствовал удовлетворения.

С судорожно вздымающейся грудью он пнул Шэнь Цинцю так, что тот несколько раз перевернулся, разливая кровь по полу.

Перед этим Ло Бинхэ с такой же лёгкостью оторвал ему ноги — словно у насекомого. Адская боль, пронзившая Шэнь Цинцю, была настолько запредельной, что казалась нереальной – будто она терзала чужое тело.

Однако он умудрился выговорить с той же чёткостью, будто ему ничто не мешало:

— Ло Бинхэ, ведь если подумать, ты добился всего этого благодаря мне — и вот таким образом выражаешь признательность своему благодетелю, не различая добра и зла. А ты и правда неблагодарный ублюдок, ха-ха-ха-ха…

Преодолев приступ ярости, Ло Бинхэ внезапный вновь принял невозмутимый вид и вкрадчиво спросил с мрачной улыбкой:

— Вы хотите умереть? Не думали же вы, что отделаетесь так дешёво? Учитель, за свою жизнь вы сотворили так много зла. Вы вымещали злобу на тех, с кем у вас были счёты, и на тех, кто был ни в чём не повинен перед вами. И даже стоя на пороге смерти, вы не остановились перед тем, чтобы утащить за собой главу школы. Если вы не умрёте медленной смертью, претерпев все те страдания, что навлекли на других, разве это не посрамило бы их память?

Одно движение руки — и обломки Сюаньсу упали на пол.

Шэнь Цинцю показалось, что их звон пронзил его горло, будто острое лезвие, оборвав его смех.

Средь массы грязных спутанных волос и красной от крови кожи его глаз сиял подобно пожару на фоне ночного неба. Из последних сил он пополз к разбитому мечу.

Ничего не осталось.

Только меч.

Да, это содеяно руками Ло Бинхэ, но кто послужил истинной причиной?

Юэ Цинъюань не должен был встретить такой конец.

Десятилетимями отдавая все силы исполнению давнего обещания, жертвуя жизнью во имя бесполезной клятвы.

Погиб человек — рассыпался меч.

Всё не должно было так кончиться.

Струйки крови устремились друг к другу и, слившись в единый поток, потекли дальше.


Следующая глава

Люда Орел, блог «Новая жизнь»

Новая жизнь. День 1026. Call me Rachel.

Несколько уточнений к предыдущему.

 

Первое - про ресурс. Под ресурсом психологи обычно понимают то, что гуглится по запросу “Селье адаптационная энергия” - все силы организма, которые могут быть потрачены на приспособление к окружающей среде.

Это очень сложносочиненный параметр. Если провести аналогию с деньгами - это имеющаяся наличка, деньги на дебетовке, деньги на кредитке, а если совсем припечет - все, что вы можете продать/заложить/снять с себя и отдать в случае угрозы жизни и здоровью.

 

Второе, про что в посте не было, но мне напомнили. Есть такой параметр как cognitive load - когнитивная нагрузка. Это, грубо говоря, совокупная стоимость решения задачи.

В экономической метафоре = цена товара + ваше время на его приобретение, транспортировку, приготовление и пр. (считаем тупо по цене часа работы) + дополнительные издержки.

полный текст

Хонор Харрингтон, блог «Бортжурнал»

* * *

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 91. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю. Часть 6

Предыдущая часть

Когда сознание вернулось к Шэнь Цинцю, он ощутил приятную прохладу, снизошедшую на раны, терзавшее их невыносимое [1] жжение наконец утихло.

Приподняв тяжёлые веки, он увидел стоящего подле него на одном колене человека, который склонился, осматривая его.

Подол тёмного одеяния распростёрся по белокаменной платформе. Рядом виднелись классически строгие чёрные ножны и несколько пустых бутылочек из-под снадобий.

Он узнал этот меч — Сюаньсу. А посетителем, разумеется, был Юэ Цинъюань. Его прекрасное лицо было отмечено тем же ласковым выражением, что и обычно, но с него сбежали все краски, уступая место следам утомления. И в самом деле, кто ещё мог захотеть видеть его, помимо Юэ Цинъюаня?

читать дальшеС трудом разлепив пересохшие губы, Шэнь Цинцю прохрипел:

— Как ты сюда попал?

Учитывая, что Ло Бинхэ сделал всё, чтобы заставить его страдать, он ни при каких обстоятельствах не позволил бы главе школы посетить Водную тюрьму, чтобы поддержать сотоварища.

Видя, что он всё ещё способен отвечать ему, Юэ Цинъюань испустил облегчённый вздох и, сжав его руку, прошептал:

— Не нужно ничего говорить. Сосредоточься на накоплении энергии.

Он явно собирался отдать Шэнь Цинцю собственную духовную энергию, чтобы помочь ему исцелить раны, и тот не стал препятствовать ему, подумав: «Верно — он ведь всё-таки глава школы. До какой бы степени ни зарвались Ло Бинхэ со старым главой Дворца, они вынуждены соблюдать какие-то формальности».

И всё же, должно быть, Юэ Цинъюаню стоило немалого труда пробиться сюда.

Омывая раны, волны духовной энергии кололи кожу и плоть, словно тысячи стальных игл.

— Ло Бинхэ, мелкий ублюдок — а у тебя ещё припрятана пара козырей в рукаве! — стиснув зубы, вопреки жгучей боли рассмеялся Шэнь Цинцю.

Слыша в его голосе неприкрытую злобу, Юэ Цинъюань вздохнул.

Он не то чтобы часто это делал — но Шэнь Цинцю всегда без труда выводил его из душевного равновесия [2].

— Шиди, — устало бросил он, — после того, как ты навлёк на себя всё это, почему бы тебе наконец не осмыслить свои заблуждения?

Однако даже выплёвывая выбитые зубы, даже глотая собственную кровь Шэнь Цинцю никогда не согласился бы признать свои ошибки. Особенно перед Юэ Цинъюанем.

— И что же это за заблуждения? — с сарказмом бросил он. — Глава школы, скажи-ка мне, кто есть Ло Бинхэ, как не ублюдок? Вот погоди — увидишь, что он не удовлетворится мной одним. И после того, как весь заклинательский мир содрогнётся от его деяний, ты признаешь, что единственной моей ошибкой было то, что я не добил его тогда!

Юэ Цинъюань лишь покачал головой, словно и не ожидал иного ответа — равно как не видел смысла пытаться переубедить сотоварища. Да и теперь, когда события приняли подобный поворот, никакие поучения всё равно не помогли бы.

— Ты правда имеешь отношение к смерти шиди Лю? — внезапно спросил он.

В этот момент Шэнь Цинцю меньше всего на свете желал видеть выражение его лица.

И всё же не удержался от того, чтобы бросить на него взгляд.

Помедлив пару мгновений, он выдернул руку из пальцев Юэ Цинъюаня и сел.

— Ты ведь действительно то и дело говорил, что убьёшь его однажды, — добавил глава школы. — Но я никогда не думал, что ты правда на это способен.

— И теперь не думаешь? — холодно поинтересовался Шэнь Цинцю. — Убил так убил, и, по-моему, глава школы малость запоздал с обвинениями против этого Шэня. Или ты возжелал очистить школу от неугодных?

— У меня нет никакого права винить тебя, — бросил Юэ Цинъюань.

Его лицо оставалось абсолютно невозмутимым, во взгляде светилось спокойствие — оно-то и вывело Шэнь Цинцю из себя, будто в нём самом крылся упрёк:

— Тогда зачем ты это говоришь? — уязвлённо выкрикнул он.

— А шиди не задумывался о том, что, обращайся он тогда с Ло Бинхэ иначе, всего этого не произошло бы?

У Шэнь Цинцю вырвался смешок.

— Глава школы изволит шутить? Что сделано — того не воротишь. Даже «задумайся» я об этом тысячу, да хоть десять тысяч раз кряду, «тогда» останется «тогда» и никакого «иначе» быть не может — равно как и шанса на спасение!

При этих словах Юэ Цинъюань вскинул голову.

Шэнь Цинцю понимал, что эти слова вонзались в грудь его друга подобно ножам — сперва это доставило ему извращённое удовольствие, но потом при виде того, как Юэ Цинъюань стоит на коленях, уставя на него невидящий взгляд — ни следа обычного невозмутимого достоинства, словно он в одночасье состарился — Шэнь Цинцю захлестнуло странное чувство.

Возможно, то была жалость.

Юэ Цинъюань, глава прославленной заклинательской школы Цанцюн, который не дрогнул бы, даже обрушься перед ним гора Тайшань [3], всегда такой собранный и величественный — дошёл до столь плачевного состояния. Он казался таким беспомощным в своём горе, что Шэнь Цинцю поневоле ощутил укол сострадания.

И болезненный узел, теснивший грудь Шэнь Цинцю долгие годы, наконец распустился.

Он почти с радостью подумал: а ведь, несмотря ни на что, расположение Юэ Цинъюаня к нему ничуть не изменилось [4] — он по-прежнему готов на всё ради друга!

И, даже если он и был в чём-то виноват перед ним, он давно искупил это.

— Ступай, — велел ему Шэнь Цинцю. — И позволь мне сказать тебе одно: даже если бы тебе удалось обратить время вспять, всё пришло бы к тому же. Я — низменный человек, исполненный злобы. И нынче я могу винить лишь себя за то, что Ло Бинхэ желает мне мучительной смерти.

— Неужто твоё сердце до сих пор полно ненависти? — спросил Юэ Цинъюань.

— Я могу радоваться жизни, лишь когда другие несчастны, — усмехнулся Шэнь Цинцю. — Так что сам-то как думаешь?

Подняв Сюаньсу обеими руками, глава школы протянул меч ему:

— Если тобою движет лишь ненависть, то обнажи Сюаньсу и забери мою жизнь.

— Убить тебя, глава школы Юэ? — ухмыльнулся Шэнь Цинцю. — Разве ты полагаешь, что тех прегрешений, что возлагает на меня Ло Бинхэ, недостаточно? Да и за кого ты себя принимаешь? Думаешь, что, убив тебя, я утолю свою вражду? Нет, мои обиды так просто не избыть [5] — я ненавижу весь мир. Прошу простить этого Шэня за прямоту, глава школы Юэ, но вы о себе чересчур высокого мнения [6], если полагаете, что способны спасти всех!

Даже получив подобную отповедь, Юэ Цинъюань не опускал рук, словно смысл сказанного не доходил до него. Наконец, набравшись мужества, он воскликнул:

— Сяо Цзю, я…

— Не называй меня так! — рыкнул в ответ Шэнь Цинцю.

Глава школы медленно опустил руки и вновь сжал ладонь Шэнь Цинцю, продолжив передавать ему духовную энергию, чтобы облегчить его страдания.

После того, как его оборвали подобным образом, он больше не решался заговорить вновь.

— Благодарю главу школы за его безграничную доброту, — бросил Шэнь Цинцю некоторое время спустя. — А теперь, прошу, скройся с глаз. И впредь не приходи.

Вновь повесив Сюаньсу на пояс, Юэ Цинъюань медленно удалился, подчиняясь его желанию.

Если ты можешь избежать моей злой судьбы, уходи как можно дальше, глава школы Юэ.

И отныне никогда больше не связывайся с подобными Шэнь Цинцю.


Примечания переводчиков:

[1] Невыносимое – в оригинале 生不如死 (shēng bùrú sǐ) – в пер. с кит. «лучше умереть, чем жить», в образном значении «настоящий ад».

[2] Выводил из душевного равновесия – в оригинале 千疮百孔 (qiānchuāng bǎikǒng) – в букв. пер. с кит. «сто дыр и тысяча язв», также «покрытый ранами», в образном значении – «бесчисленные трудности и страдания, трещать по всем швам, множество срывов (изъянов, недостатков)».

[3] Гора Тайшань 泰山 (tàishān) — гора в провинции Шяньдун, одна из пяти священных гор даосизма, олицетворяет собой большой вес, авторитет, значение. Есть поговорка泰山石敢当 (tàishānshí gǎndāng) — «камень с горы Тайшань может противостоять [злым духам]», которую изображают на каменном столбе у ворот дома или на перекрёстке.

[4] Расположение ничуть не изменилось – в оригинале 仁至义尽 (rénzhìyìjìn) – в пер. с кит. «исполнить до конца долг человеколюбия (гуманности) и справедливости; быть до конца верным идеалам [конфуцианства], в высшей степени гуманно и справедливо; проявить великодушие, сделать все возможное».

[5] Мои обиды так просто не избыть – в оригинале 无药可救 (wú yào kě jiù) – в пер. с кит. «нет спасительного средства (лекарства)», в образном значении «неизлечимый; неисправимый».

[6] Слишком высокого мнения – в оригинале 脸上贴金 (liǎnshàngtiējīn) – в букв. пер. с кит. «позолотить лицо», в образном значении – «кичиться, хвалиться».


Следующая часть

Хонор Харрингтон, блог «Бортжурнал»

Про фанфики

Сидела я когда-то на одном литературном портале - давно дело было. И вот зашёл там разговор: фанфики - это литература или не литература? Портальные корифеи сошлись на том, что таки нет, не литература, поскольку гораздо проще взять уже придуманный кем-то мир, чем создать свой, ну и тэдэ, и тэпэ. Естественно, разгорелся срач - а как же иначе-то... Я до поры в него не ввязывалась. В конце концов нежно мною любимое "Кольцо Тьмы" Перумова - голимый фанфик. Но дело не в этом. И даже не в том, что есть фанфики, которые как бы не круче оригинала. А в том дело, что самый шикарный на мой взгляд фанфик был сочинён человеком, понятия не имеющим, что это такое и с чем его едят...

Есть у меня приятель - ветврач Серёга. Доцент, поэт, бабник и вообще хороший человек. Стихи он сочиняет отличные, но неприличные. И вот однажды... Сестра Серёгиной жены - учитель русского языка и литературы в сельской школе. И по совместительству руководитель школьного драмкружка. Как-то в Оренбурге затеяли конкурс такой вот школьной самодеятельности, и она попросила Серёгу что-нибудь для ребят сочинить. Он и сочинил. И это был фанфик на "Стрекозу и Муравья". Суть дела была такова. Герою стало стыдно, что он выгнал Стрекозу на мороз, можно сказать, на верную смерть.

- Где-то, бедная, она?

Может, ей уже хана? - подумал Муравей и отправился на поиски. После долгого пути с приключениями он нашёл Стрекозу в избушке некоего Деда, захваченной Тараканами. (В малиновых пиджаках, естественно и с золотыми якорными цепями на шеях). Тараканы пируют, гуляют и строят планы, как выживут Деда из избы, Стрекоза им прислуживает, а Муравей пытается её оттуда вызволить. Нет, отвечает стрекоза, раз теперь власть у Тараканов, нужно пойти к ним на службу, и тогда, возможно, удастся хорошо пожить. Но Муравей, как истинный пролетарий, отказывается пахать на буржуёв Тараканов и уходит, гордо хлопнув дверью. И пророчит напоследок:

- Купит Дед полпуда дуста,

Да в избе посыплет густо -

По-российски, от души.

Вот тогда-то попляши!

 

Пиеса имела бешеный успех, ребята взяли первое место на конкурсе, и все были страшно довольны.

Вот так. А вы говорите, что Москва не там стоит - фанфики...

Люда Орел, блог «Новая жизнь»

Новая жизнь. День 1023. Call me Rachel.

Кто знает нас с Трикстером близко, те в курсе, что мы весьма горячие парни и чуть что готовы выхватить из широких штанин кольты 44 калибра и пристрелить друг друга на площади между салуном и борделем во имя борьбы всего хорошего против всего плохого.

Это, конечно, не есть хорошо, и мы прекрасно понимаем, что это ПТСР, детка, а местами даже “несущая жопа”, глубоко вросшая в идентичность. Но такое случается у многих людей и пар, которые мы видим вокруг.

полный текст

Виэль Эзис, блог «Река времени»

Противоречивая кошка

Шоколадка (наша третья кошка) в последние дни нас совершенно задолбала. В ней внезапно проснулось человеколюбие - в том смысле, что ей хочется находиться рядом с людьми 24 часа в сутки и чтобы её гладили. И если бы она приходила и гладилась, всё было бы отлично. Но вместо этого, оставшись одна в комнате, она начинает дико вопить, а попытку протянуть к ней руку, чтобы взять на руки или погладить, в 90% случаев воспринимает как нападение, и либо отбивается, либо убегает. В общем, кошка несчастна и мы тоже.

Короче, этой кошке нужна психотерапия.


Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)