Свежие записи из блогов Пыль-и-свет

Надеюсь, вы поняли, что все люди хотят быть свободными, и неважно, откуда они родом? Что идея свободы не родилась на Западе? Касательно этого мифа, мифа об Америке, я хотела бы упомнянуть ещё одну вещь. Некоторые рассуждают о так называемых «мусульманских обществах», представляя нас в ловушке культуры и религии, и считают, что это невозможно изменить. Но это двойные стандарты: не забывайте, что и на Западе в середине девятнадцатого века у женщин не было права голоса и многие люди в США и Европе утверждали, что место женщины — дома; то же написано в Библии. В Америке было рабство, в автобусах и ресторанах существовали отдельные места для черных и белых вплоть до конца 1950-х — начала 1960-х годов, и для того, чтобы афроамериканцы добились равных прав, пролилось много крови. Те же аргументы, что когда-то применяли на Западе против женщин и против отмены рабства, сейчас применяют, чтобы обосновать отказ что-то менять в правах женщин в странах мусульманского большинства. Если считать шариат исламской культурой, с таким же успехом можно назвать сожжение ведьм в Салеме американской культурой — сожжение ведьм, а не Эмерсона, не Торо и не Мартина Лютера Кинга. С таким же успехом можно назвать европейской культурой инквизиторские суды, а не Фому Аквинского, Данте и Кортеса. Люди должны понимать, что у нас, иранцев, есть Хафиз, есть Руми и другие великие поэты и мыслители, но есть отсталые и деспотические традиции, которые нужно изменить. Апологетов подобного мышления очень много — они утверждают, что люди в «таких» странах, «примитивные аборигены», заслуживают то, что имеют. Мол, такая у них культура, и Запад не должен ее критиковать, потому что это оскорбительно для культуры. Эти люди не видят разницы между государством и людьми, для них существует только один взгляд на религию, традиции, историю и культуру — господствующая государственная идеология. Вот некоторые и считают, что критика Исламской Республики — то же самое, что критика ислама и Ирана.

«В начальный период существования квартала платной любви существовал и еще один достаточно нетипичный источник его формирования. Проституцией были вынуждены заниматься многие молодые вдовы и дочери из аристократических и самурайских семей, оказавшиеся без своих мужчин, владений и средств, сгинувших в результате истребительных междоусобных войн начала XVII века. Этот контингент был рафинирован, прекрасно образован и воспитан, что имело для их клиентов едва ли не большую притягательность, чем собственно плотские утехи. Общество таких женщин стоило разорительно дорого. Впоследствии, когда за пару поколений этот ресурс барышень из благородных был исчерпан, содержатели веселых домов стали воспитывать в сходном духе свежие кадры низкого рождения. Девушкам вменялось в обязанность владеть кистью, чтобы писать каллиграфию и картины, уметь слагать стихи и помнить сотни, если не тысячи классических стихотворений, знать искусство чайной церемонии, разбираться в курениях благовоний, танцевать и, разумеется, уметь развлекать гостя изящной беседой и тонким обхождением. Так повелось в результате, что дома свиданий в Японии стали не столько местом незамысловатого удовлетворения физиологических потребностей, сколько средоточием эротически сдобренного, но в целом не столь сексуального, сколь эстетически окрашенного изысканного препровождения досуга. Кварталы удовольствий были центром притяжения ведущих художественных сил культуры "быстротекучего мира" и важнейшим центром творческой активности, а также источником вдохновения для множества художников; некоторые из них просто жили внутри квартала. Например, такое рассказывали об Утамаро, а другая легенда утверждает, что он и родился в веселом квартале, где его отец был содержателем чайного домика. В своем интересе к жрицам платной любви японские художники, может быть, наиболее характерны и последовательны, но отнюдь не исключительны; во все времена, начиная с Золотого века Афин, художники тяготели к просвещенным гетерам, а в Новое время — и к заурядным бордельным дивам (сразу вспоминается большой любитель японцев Тулуз-Лотрек).»

В такие времена, во времена твиттера и вообще соцсетей, наша Испания имеет свойство делить мир на черное и белое, и в этом мире все, что от врага, — дурно, а все, что от друга, — хорошо, царит это дурацкое манихейство с четко прочерченными границами, и мне представляется, что хотя бы в гигиенических целях имеет смысл показать: все устроено по-другому. В этой истории, с фактами в руках, я хотел показать, что все не так, герой неоднозначен, добро и зло перемешаны, можно быть героем поутру и злодеем под вечер, один и тот же человек способен на что угодно, хорошее и дурное, и величие в том, чтобы признавать изъяны друга и величие врага. Таковы мои персонажи. Может, потому что я и сам таков.

Компиляция из переводных источников, пересказанных в юмористическом ключе. С шутейками автор порой перебирает, так что для первого знакомства с екаями это не лучший вариант, но как развлекательное чтение мне зашло на ура. С другой стороны, жирный плюс в том, что екаев тут множество, более полного собрания под одной обложкой я ещё не встречала.

Всё то же самое, но про призраков. Жирный минус — неаккуратный подход к подбору материала. Наряду с легендами о «настоящих» призраках приведены истории заведомо вымышленных персонажей: Рокудзё-но миясудокоро из «Повести о блистательном принце Гэндзи» и Садако из «Звонка». Но это же вообще совсем другое.

Смысл есть... наверное. С сюжетом то же самое. Но зачем они нужны, если в этой книге так много дождя и тишины. Отзыв на LL.

Чудаковатый немецкий профессор путешествует по Японии, пренебрегая границами между реальностью, снами и поэзией. Изящный оммаж Мацуо Басё и его запискам «По тропинкам Севера». Отзыв на LL.

Тихое, мирное и крайне неторопливое столкновение традиционных японских и современных (для 30-х гг. прошлого века) западных взглядов на примере одной супружеской пары. Отзыв на LL.

Набор случайных фактов разной степени достоверности. Не вдохновляет. Скептический бубнёж на LL.

Я советую всем писателям быть внимательными и выбирать прилагательные и наречия вдумчиво и осторожно. Язык похож на булочную: выбор велик, и все такое вкусное, но помните, что авторам нарративной прозы, особенно для забега на длинные дистанции, понадобится сила мышц, а не запасы жира.

1. Джеймс Блэйлок. Айлсфордский череп

Медленно и с удовольствием перечитываю книги о приключениях Лэнгдона Сент-Ива сотоварищи, «Череп» — третья часть цикл. Блэйлока называют родоначальником стимпанка, но я люблю его не за стимпанк, а за то, что его книги одновременно увлекательны и уютны, а персонажи, всегда готовые ввязаться в первое подвернувшееся приключение, никогда не забывают о важности румяных пирогов, доброго эля и хорошей книги.

2. Лантаци Джузеппе, Франческо Маттеуцци. Хокусай. Великая волна, прокатившаяся по всему миру

Так называемый «биоГРАФИЧЕСКИЙ роман». Графическая часть и вправду ничего так, остальное мне не понравилось. Отзыв на LL.

Европейская часть России, Сибирь, Монголия, Китай, Япония — маршрут проходит исключительно над чайными странами. Гильберт Сильвестер прежде всегда категорически не принимал страны с повышенным потреблением чая. Он путешествовал в страны кофейные — Францию, Италию; после посещения очередного музея баловал себя чашкой кофе с молоком в каком-нибудь парижском кафе или в Цюрихе заказывал себе кофе со взбитыми сливками; он любил венские кофейни и все культурные традиции, с ними связанные. Традиции ясности, четкости, присутствия, различимости. В кофейных странах всё ясно и очевидно. А в чайных — сплошь туман и мистика. В кофейных странах так: заплати немного денег — получишь что хотел, даже немного скромной роскоши, если приплатишь сверху; в чайных странах, чтобы получить то же самое, приходится изрядно напрягать воображение. Никогда бы не поехал по своей воле в Россию, в страну, где ты вынужден задействовать фантазию для самых банальных повседневных вещей, даже сели речь идёт всего лишь о чашке нормального зернового кофе. По счастью, ГДР после объединения из чайной страны превратилась в кофейную.