Что почитать: свежие записи из разных блогов

Нет ничего лучше для водки, чем хлеб с аджикой.

Комедианты. https://ridero.ru/books/komedianty/

 

Остаровская уборка идет полным ходом. В этот раз увернулся гардероб, ибо я его в прошлый раз очень славно проредила, и больше выкидывать особо нечего, как бы ни хотелось. Будем надеяться, что книжные полки не сбегут, потому как некоторые штуки оттуда, которые мне даром не сдались, кого-то могут очень даже порадовать.

Решительно выгребла из всех ящиков все старые трепетно хранимые блокнотики с затрепанными страничками, дневнички бумажные, терапевтически порвала и все вышвырнула. Кто тут молодец? Я тут молодец.

Дочитала третью часть "Сквозь зеркала", вспомнила, что завершающую часть ждать как счастья - еще долго и не факт, что дождешься - и намертво погрязла в ромфанте. Может, наконец-то доберусь до "Академии Проклятий" - уж как я о ней наслышана, самое время заценить.

Кстати, о проклятьях. Даже по состоянию на сегодняшний день мартовское трехкнижное проклятье разбито - ура мне.

Из смешного, примеры тех претензий, которые мне сегодня предъявили клиенты:

- я не знаю таджикского языка;

- я не знаю законов Республики Таджикистан;

- у меня нет педагогического образования.

Весеннее обострение в самом цвету, если вам интересно.

Конец связи.

https://ridero.ru/books/komedianty/

– Природа основана на принципе изначальной избыточности. Так, для того чтобы существовали бабочки, природа создает на несколько порядков больше зародышей, чем необходимо для существования данного вида бабочек, но большинство из них погибает, в результате чего только необходимые особи дают потомство.

– Это, кажется, называется естественным отбором.

– Не совсем. Как мы поняли, среди общего поголовья организмов возникают так называемые необходимые. Эти просто обязаны выжить и оставить после себя потомство. Остальные же просто статисты, пригодные разве что для поддержания пищевой цепи.

– Но сейчас большинство людей выживают и дают потомство. Не слишком ли натянуто ваше предположение?

– В случае с человеком мы выходим за рамки биологического выживания. В человеке должно выжить нечто человеческое, и это человеческое должно породить нечто следующее.

– Вы говорите загадками.

– Это потому, что мы до сих пор не знаем критериев отбора. Мы не знаем, что необходимо существованию.

 

Мой маленький воин, ты абсолютно бесстрашен и непобедим до тех самых пор, пока не поверишь в обратное - в этом твоя сила и великая слабость.

Пусть для тебя сбываются только добрые знаки, прочие отныне не имеют власти - да будет так, а слово мое крепче твоей тоски, злее твоей усталости, никому его не оспорить.

Помни свои гейсы.

Все пройдет.

Меекханская серия Вегнера – тетралогия. Первые два тома, объединённые общим названием «Сказания меекханского пограничья» – это сборник рассказов и повестей, разбитый на две книги по направлениям. Первая обозначена подзаголовком «Север-Юг», вторая – «Запад-Восток». Это своего рода долгая экспозиция, которая через серию историй знакомит нас с миром и теми, кто в нём живёт, и с самого первого рассказа нам показывают картину с разных точек зрения. Меекханская Империя, объединившая под своей рукой множество земель – какая она? Кому-то захватчик, кому-то – защитник. Кому-то родина, кому-то – враг. Солдаты и младшие командиры начинают верить вышестоящим отнюдь не сразу, но всё-таки начинают. Горные дикари, с которыми имперцев разделяют взаимные предубеждения и долгая вражда, оказываются нежданными союзниками, а изначальные союзники оборачиваются неожиданной стороной. Обычно я стараюсь вставлять в свои обзоры цитаты, но с меекханским циклом это внезапно сложно: каждый абзац, каждый характерный и значимый кусок текста не только несёт свой собственный смысл, но и неразрывно связан с контекстом, который в нужный момент повернёт прежде сказанное новой гранью, а то и вовсе шиворот-навыворот.
скрытый текст
Один из немногих моментов рассказа «Все мы меекханцы», который всё-таки можно процитировать. Говорил это горец из присоединённых племен по прозвищу Волк, который до описываемых событий кроме своих слплеменников видел только гражданских подданных империи, а потом вдруг увидел, как меекханская регулярная пехота отбивает нападение кочевников.
– У них тогда было уже с полсотни раненых, главным образом от стрел и дротиков, но все твердо стояли на том, что могут еще сражаться. Что-то в них тогда вошло, говорю вам: я смотрел им в глаза и видел там только спокойствие. Не страх, не отчаяние и не проклятущую, глупую и высокомерную отвагу, но спокойствие и волю. Они знали, что погибнут, и знали, что смертью своей купят время остальным, и приняли это без размышлений. Я видел, как те, кто не встал на баррикаде, смеются и шутят, как делают вдох-другой, пьют, едят, поправляют оружие и доспехи. И я знал, что о них разобьется и следующая атака, потому что те, кто против них стоял, хоть и были прекрасными воинами, не обладали и каплей такой обреченности. Кочевники шли за добычей и пленниками, но, чтобы насладиться тем и другим, им пришлось бы пережить битву. И тогда я понял, что это значит – быть жителем империи, и как южанам удалось ее выстроить. С того момента я никогда никому не разбивал головы, если называли меня меекханцем. Самое большее – расквашивал нос.

В двух последних книгах – «Небо цвета стали» и «Память всех слов» – сплетаются сюжетные линии, начатые рассказами из первых двух сборников, и то, что казалось прежде лоскутным одеялом, превращается в цельный, пускай и сложный узор. Натурализма в книгах немало – это, в конце концов, истории о солдатах и войне, кроме прочего – но ни в чернуху, ни даже в тёмное фэнтези меекханские сказания не скатываются. Их сложно сравнивать с чем-то ещё, но по настроению из известного к ним ближе всего, пожалуй, ведьмацкий цикл, где герои, хоть и оказываются порой в крови и грязи, могут и поговорить о высоком, и сделать то, что выше всех слов.

В меекханской тетралогии хватает мистики, и чем дальше, тем её больше. Если в первой книге именами богов в основном, собственно, божатся и ругаются, а короткие упоминания о природе магии раскиданы по тексту, кажется, только для объяснения текущих событий. Но уже начиная с Востока и Запада, где рассказы постепенно разрастаются в короткие повести, мистика начинает всё более явственно и властно вмешиваться в сюжет, а в третьей и особенно четвертой книге боги становятся полноправными участниками сюжета, не вытесняя при этом из читательского внимания людей. Наоборот – отвага людей определяет исход божественных конфликтов. Вообще, истории эти во многом об отваге, верности и дружбе, о том, чем отличаются фальшивые от настоящих, и том, на что способны настоящие. «Игра продолжается до тех пор, пока последний игрок не бросил кости,» – говорит одна из богинь. И добавляет – «Будущее – это лист, которого ещё не коснулось перо»

https://ridero.ru/books/komedianty/

В квартире было стерильно чисто. Раньше у нас никогда не было такой чистоты. Каждая вещь, каждая мелочь лежала на своем месте. Ни пылинки, ни соринки. Квартира образцового порядка. И среди этого порядка, в спальне, в еще недавно нашей спальне на застеленной чистейшим бельем кровати лежала ты в дорогом костюме и новых туфлях, подошвы которых еще не успели поцарапаться.

Ты была спокойной, с легким налетом одухотворения, и если бы не рана на шее с орхидеей кровавого пятна вокруг, можно было бы подумать, что ты примирилась со всем на свете, включая так любимого тобой бога. Все это было настолько абсурдно, что казалось экспозицией музея или панорамой в какой-нибудь комнате страха. Не хватало только таблички с разъясняющей надписью.

О ходе времени, о так любимых философами здесь и сейчас напоминал дым, поднимающийся из пепельницы, где мирно и совсем уж обыденно тлела твоя сигарета. Чтобы как-то прийти в себя, воспринять, переварить и отреагировать, замкнуть тем самым пресловутую нервную дугу, я взял твою сигарету и втянул в себя ставший отвратительным (я не курил уже целую вечность) дым. Моя затяжка была неким ритуалом, нелепой попыткой хоть что-то сделать, пусть даже обронить дурацкое прощай.

– Прощай… – прошептал я, положил сигарету на место и, пятясь, вышел из комнаты.

Нервно и совсем уже неуместно засвистел поставленный на огонь тобой или убийцами чайник, требуя безотлагательного вмешательства в свои внутренние дела. Вот кому действительно не было никакого дела… По дороге на кухню я зашел в ванную, где все тоже сияло чистотой. Умывшись и почистив зубы, я пустил изо рта белую от зубной пасты струю воды прямо в зеркало, чтобы хоть как-то избавить себя от этой довлеющей чистоты.

– Да заткнись ты! – крикнул я чайнику, но ему было наплевать на мои слова.

Войдя на кухню, я выключил газ, и чайник в последний раз недовольно свистнул и затих, немного потрескивая. Он всегда немного потрескивал, когда остывал. Я механически заварил чай и выпил чашку с сыром без хлеба, макая сыр в мед. Поев, я принял душ, словно ничего такого не произошло.

Я оделся, взял документы, деньги… Я словно бы собирался на работу, в гости или в очередной ежедневный поход, так неуместный в подобных обстоятельствах. Я чувствовал себя одновременно актером и зрителем плохого кино или, скорее, плохого спектакля с плохими актерами, по крайней мере, я был плохим актером, которого вытащили на сцену из зала и заставили что-то делать. Не зная, куда деваться, я побрел на автобусную остановку.