Culturally Jewish, блог «Хатуль мадан»
Исследование генетических корней евреев ашкеназов подтвердило смешанное европейско-ближневосточное происхождение популяции.
Итоговая реконструкция генетической истории ашкеназов представлена на рисунке.
В соответствии с этой моделью, наибольший вклад в генофонд ашкеназов внесли ближневосточный (40-65%) и южноевропейский (35-60%) генетические потоки. Их датировка оценивается в пределах 25-55 поколений назад. 25-35 поколений назад имело место бутылочное горлышко, после чего к популяции добавился меньший европейский поток, скорее всего, из Восточной Европы (15-25%), и произошло это 10-20 поколений назад, в период значительного роста численности популяции.
Наиболее мощный южноевропейский генетический поток авторы связывают в большей степени с Италией, а более недавний поток генов из Восточной Европы – с Польшей (в случае Западной Европы – с Землями Рейна).
Culturally Jewish, блог «Хатуль мадан»
Одно время хотела изучать венгерский язык - потому что «не такой как все», потому что его носителей «занесло» с Востока, но они не забыли о своих корнях.
Между тем ученые говорят, что у венгров наблюдается расхождение между генетикой и языком. Современные венгры генетически сходны с другими популяциями Центральной Европы, а частота азиатских маркеров у них невелика. Если посмотреть на их генофонд, венгры очень мало общего имеют со своими лингвистическими родственниками — с хантами и манси Западной Сибири.
Анализ древней ДНК (Х в.) показал, что в массовых захоронениях сельского населения преобладают европейские гаплотипы (в митохондриальной ДНК), а азиатские гаплотипы достигают высокой частоты у высокостатусной элиты. «Это подтверждает старый вывод антропологов, что мигранты из Азии не замещали местную популяцию, а становились социальной элитой». Получается, пришедшие с востока мадьяры ассимилировали население Среднедунайской низменности, установили свою власть и передали свой язык. То есть нынешние венгры могут называть себя мадьярами и противопоставлять себя европейским народам, но фактически они «из одного теста» с соседями.
Я подтверждаю, что мне уже 18 лет и что я могу просматривать записи с возрастным ограничением.
С чего я такая толерантная — вопрос вообще-то интересный. Это не могло быть осознанным продуктом моего воспитания, так как мои родители очень даже склонны к дискриминации. Отец — ярый гомофоб, мать — так вообще, как истинная женщина, из ничего может состряпать борщ, халат и повод для осуждения.
Мне никто не говорил о терпимости, не устраивал лекций о классовом неравенстве или вреде, что наносит дискриминация. Ни родители, ни школа, ни телевизор, ни друзья, ни интернет.
Но, несмотря на это, толерантность во мне сформировалась и живёт, как полноправная веха восприятия, никуда не девается, прочно стоя на опоре...
...равнодушия и скуки?
Как бы парадоксально это бы ни звучало, но основа моего принятия всех такими, какие они есть — равнодушие. Это не моё дело. Не моё дело, с кем вы спите. Не моё дело, умеете ли вы готовить. Не моё дело, какой вы религии или к какой национальности себя относите. Я не хочу это знать, мне эта информация кажется скучной и незначимой.
И, пожалуй, это гораздо более честная и эффективная позиция. Вместо сопливого: «Мы должны принимать всех, дискриминация вредит и бла-бла-бла», — конкретная фраза: — «Не твоё дело».
— Она живёт со своей подругой два года, и парней они не водят?
— Не твоё дело.
— Она женщина и работает на атомной электростаниции! Какой ужас, о детях бы подумала!
— Не твоё дело.
— Фу, ужас, розовые волосы!
— Не твоё дело.
— Она мусульманка, всех мусульманки...
— Не твоё дело.
«Не твоё дело, не твоё дело, не твоё дело», — прямо можно напевать. Можно даже добавлять слово «собачье». И действительно, в какой-то мере любая дискриминация — это нарушение личного пространства, личных свобод. Человек своими действиями или качествами — полом, цветом кожи, выбором партнёра, религией, национальностью, состоянием здоровья и т.д., — не приносит никому вреда, а общество, или некоторые особо активные его члены, пытаются применить к нему санкции, будто совершается какое-то преступление. Как будто причиняется кому-то вред.
Не-а. Пока никому не причиняет — это не твоё, лично твоё, как гражданина, дело. И не общества, которое просто регулирует отношения между личностями так, чтобы они как можно меньше конфликтовали. Делом личным или даже общественным оно становится только тогда, когда приносит вред — физический или материальный.
Тогда можно браться за дело...
...и разбирать каждый отдельный случай вреда.
Culturally Jewish, блог «Хатуль мадан»
Фольклор — одна из интереснейших тем. Не псевдорусские псевдококошники, а то, чем жили предки, что было для них плотью и кровью. Мои предки были людьми простыми: с одной стороны — «просто» бедняки-крестьяне, с другой стороны — старообрядцы-беспоповцы, обжившие территорию вокруг реки Большой Иргиз.
В прошлом году наткнулась на книгу «Русская свадьба», где авторы подробно описали свадебный обряд в нескольких селениях Вологодской области. То есть надо держать в уме, что это северная локальная традиция, а не общероссийская, как можно было бы подумать из названия. Очень интересное чтение: и про заселение края, и про устройство дома, и про семейную жизнь, и про сложные социальные связи. Сделаю несколько «выжимок» оттуда.
Еще не так давно девицы и женщины наших деревень постоянно пряли. Пряли всю зиму, пряли днями и неделями. Трудно представить, какое количество пряжи надо было наготовить, чтобы одеть всю большую крестьянскую семью. Потому и были красивы прялки, что с ними не расставались с осени до весны. На все посиделки или беседы девушка ходила с прялкой—«пресницей». Причем, уходя из дому на беседу, брали уже не простую, которая служила «позався», а самую нарядную, резную, чаще всего подарок парня—«вечеровальника». И пока пелись песни, пока шутили и смеялись, заигрывали с парнями, руки безостановочно работали, пальцы, смоченные слюной, сучили пряжу, тянулась и тянулась нить. Ткали в великий пост, а пряли с филипьева дня до великого поста. За всю зиму только на святках дозволялось не прясть. Да и то родители требовали, чтобы дочь хоть простень (одно веретено с пряжею) да напряла.
Culturally Jewish, блог «Хатуль мадан»
Смешной и одновременно пронзительный фильм, в финале которого звучит фраза: "После Второй мировой войны в Германии осталось около 4000 евреев. И никто из них потом так и не смог объяснить своим детям — почему".
Режиссер: Сэм Гарбарски
В ролях: Мориц Бляйбтрой, Тим Сейфи, Йоахим Пауль Ассбёк, Анатоль Таубман, Марк Иванир, Пал Мачаи, Кристиан Кмиотек и др.
Книга в тему: Грета Ионкис. Евреи и немцы в контексте истории и культуры. СПб., “Алетейя”, 2006.
Culturally Jewish, блог «Хатуль мадан»
К числу таинственных вещей, поражавших мальчика, а затем, пожалуй, и юношу, принадлежал в особенности еврейский квартал, называемый, собственно, еврейской улицей*, потому что он состоит почти из одной только улицы, которая в былые времена находилась как бы ущемленная в тисках между городской стеной и рвом. Теснота, грязь, давка, акцент неприятного языка,— все это вместе производило отталкивающее впечатление, даже если туда только мимоходом заглянешь, бывало, через ворота. Долгое время я не решался войти туда один и неохотно возвращался туда с тех пор, как однажды я насилу ушел от приставаний многочисленных лиц, неутомимо лезших с торговыми предложениями и требованиями. При этом в детском уме моем мрачно носились старые сказки о жестокости евреев по отношению к христианским детям, ужасные картины которой мы видели в хронике Готфрида. Хотя в новейшее время мнение о них изменилось к лучшему, однако большая издевательская и позорящая их картина, которая была еще видна под мостовою башнею на арке, оскорбительным образом резко свидетельствовала против них; притом она была не делом какой-нибудь частной воли, а была поставлена официальным учреждением.
Лучшее
Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)