Что почитать: свежие записи из разных блогов
Категория: проза и поэзия
leipephilene., блог «still life painting.»
|
-Нет греха в желании жить, и это не повод лить слёзы.
Лиза Кляйн, Моё имя Офелия
leipephilene., блог «still life painting.»
|
Жизнь - это привычка, от которой трудно отказаться. Одного вздоха всегда мало. Сразу хочется сделать второй.
Терри Пратчетт, "Санта-Хрякус"
leipephilene., блог «still life painting.»
|
Он читал об этом в одной книжке. Затерянный в океане остров, где живут очень безграмотные и крайне доверчивые люди, посещает торговое судно. Начинается бодрый процесс обмена товаром: с одной стороны - жемчуг и кокосовые орехи; с другой - стеклянные бусы, топоры, венерические болезни и прочие блага цивилизации. Затем корабль уплывает, а жители острова еще долго сооружают из бамбука огромные корабли в тщетной надежде еще раз привлечь волшебный груз. И это естественно - ведь они настолько безграмотны и доверчивы, что не понимают: создав форму, нельзя автоматически получить и содержание тоже...
Терри Пратчетт, "Санта-Хрякус"
leipephilene., блог «still life painting.»
|
-У меня есть... воспоминания, - пояснил о боже. - Правда, очень разрозненные. Ничего конкретного, так, обрывочные воспоминания. Например, я знаю, что что деревья растут зеленым концом вверх... Наверное, некоторые вещи боги просто знают, и все.
Терри Пратчетт, "Санта-Хрякус"
Скрытое содержимое
Я подтверждаю, что мне уже 18 лет и что я могу просматривать записи с возрастным ограничением.
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Послесловие
Ура, арка братца-Самолёта закончилась! И редактуре тоже конец! Текст в начале истории немного несвязный, прочитала его — ха-ха — от начала до конца, добавила немного новых деталей, поскольку в процессе редактирования были внесены некоторые правки O＜--＜
А теперь — постскриптум с пустой болтовней:
читать дальшеНаконец-то! Дописала! Ура!
Я почти не изменилась с прошлогоднего июля, когда, изнемогая от жары и зубрёжки высшей математики, начала работу над рукописью. Тогда, ворочаясь с боку на бок с телефоном, я вдоволь начиталась романов про поражающих своим совершенством [1] попаданцев в миры книг о заклинателях — и в конце концов, не выдержав, сама взялась за перо.
Я боялась, что мой язык слишком сухой, что ему недостаёт выразительности, и поэтому моя рукопись на одном дыхании разрослась до 80 000 иероглифов. Проканителившись до сентября, я, волнуясь до крайности, выложила первую главу. Оглядываясь назад, мне как автору стоит сказать, что, даже когда я обнаружила, что девятнадцатую главу добавили в избранное уже сто человек, я, ещё не сознавая истинное значение этих цифр, в своей наивности преисполнилась уверенности в том, что я — перспективный автор, раз сотня незнакомых людей читает мою бесцельную писанину (прошу простить меня за это, неопытную)… На сегодняшний день написать такое количество иероглифов для меня — настоящая фантастика [2]! Также вам стоит знать, что я никогда ещё не писала такую длинную-предлинную новеллу, да ещё и в таком жанре [3] Σ( ° △°|||)︴
Подводя итоги, за то, чего я достигла, я искренне благодарю всю свою семью, которая горячо меня поддерживает, а ещё — давшую мне шанс команду редакторов. Свирепый тигр пригибается к земле в глубоком поклоне!
Читатели, активно пишущие длинные отзывы в комментариях и рисующие фанарты — благодаря вам я чувствую себя так, будто набрала целый пруд цветов рапса. Спасибо вам, дорогие читатели, за ваши фанфики и фанарты! Автор втайне потирает руки, сохраняя себе каждый их байт — вы помогаете ей отключиться от реальности [4]!
А ещё от души благодарю моих патронов-донатеров! Польщена неожиданной честью!
Изначально эта работа была известна как «Пик трёх пошлостей [5]», но многие мои друзья и родственники разносили её название в пух и прах: «На него слетится целая стая придурков-троллей, а твои подписчики будут чувствовать себя людьми низшего сорта! — негодовали они. — А уж о том, чтобы рекомендовать твоё творение кому-то, и разговор заводить стыдно». Из-за этого мне неловко было говорить на эту тему, однако, спустя полмесяца раздумий, меня наконец-то осенила идея, и я приняла окончательное решение насчёт названия. Оно не очень-то броское, однако побеждает тот, кто, хоть и незамысловат [6], зато ясен с первого взгляда, верно?
(Ладно, немного стыдно заводить об этом разговор, но, перечитывая текст, я всё ещё раздумываю: стоило ли менять название?)
Изначально фамилия учителя Шэня была вовсе не Шэнь, а Гу [7] (顾). В итоге, полистав аннотации, я увидела, что для историй о попаданцах в книгу это одна из самых типичных фамилий: на каждые десять новелл приходится семь, где главный герой носит фамилию Гу, — тогда-то мне и пришлось в срочном порядке, покорившись судьбе, сменить персонажу имя. Однако на деле героев, носящих фамилию Шэнь, тоже не то чтобы мало ╮(￣▽￣")╭ А ещё поначалу учитель Шэнь должен был совершенствоваться через Юаньин [8], однако после изучения вопроса на «Байду байкэ» [9] меня посетили смутные сомнения: не слишком ли он «зелёный» для подобной техники — кое-кто ведь у нас чайник [10] — поэтому пришлось менять фундаментальные принципы [11] на формирование «золотого ядра» [12]. Знаний не хватает, вот и выдаю всякий бред. Тогда-то в текст и проникли разного рода условности, те из них, что связаны самосовершенствованием [13] — полный кавардак — поэтому дальше сюжет его почти не касался.
До этого я вообще не писала развлекательных текстов [14], и потому лепила всё, что в голову взбредёт, не особо заморачиваясь. Сразу встав на неправильные рельсы, я превратила свой текст в бесконечное словоизлияние — поэтому временами трудно было избежать нестыковок, сюжет развивался наспех, был похож на сплошную хохму. Когда первая часть сюжета была ещё в состоянии набросков, я, можно сказать, была очень довольна этим куском — но потом, оглядываясь назад, я видела ошибки и баги — без стыда на это не взглянешь. Но время было упущено, поэтому мне оставалось лишь пустить всё на самотёк [15], и серьёзно я дополняла лишь те детали, которые совсем уж никуда не годились — таким образом я кирпичик за кирпичиком выстраивала эту стену трясущимися руками. К тому же, потом мне пришлось выкладывать главы в период интенсивных экзаменов, это был тот ещё вызов для моих корявых ручек, и из-за этого многие места, что и сказать, были просто ужасны. Поэтому полгода спустя я провела тщательное редактирование, чтобы текст наконец-то стал хоть немного приятнее глазу.
Несмотря на то, что основу сюжета я менять не стала, я приложила все усилия, чтобы тщательнее проработать мир и добавить побольше деталей — при этом частично изменился и сюжет, особенно во второй половине. Поэтому если вы от случая к случая освежаете в памяти эту новеллу на Цзиньцзяне, то, возможно, откроете для себя много нового XD Также мне не хочется говорить об этом, но тёмная история, связанная с 30×100=30 000, заставила меня покинуть другие сайты…
Итак, вернёмся к сути, ха-ха. Всё завершилось, испещрённая дырами работа этого автора обрела окончательный вид, а господам читателям стоит тщательно подумать над тем, стоит ли добавлять этого человека в закладки, не так ли? Спасибо ва-ам!
Кто-то говорит, что ничего нового я уже не напишу. Конечно же, напишу, мои корявые ручки будут трудиться, пока жива!
Более того — мой новый проект, вопреки ожиданиям, уже собрал очень много донатов, господа читатели каждый раз приводят меня в неописуемый восторг — это превыше всех моих чаяний!
Словом — благодарю всех за то, что оказали мне такую честь, активно поддержав меня! В первых книгах всегда чрезвычайно много недостатков, однако я чувствую то же, что и братец-Самолёт: я люблю эту историю, люблю героев, и я рада, что дописала её для вас!
Перевод послесловия с китайского: Диана Котова (DianaTheMarion)
Редактирование: Псой и Сысой
Примечания переводчика:
[1] Поражающий своим совершенством — в оригинале 惊为天人 (jīng wéi tiānrén) — в пер. с кит. «поражать (талантом, внешностью)».
[2] Фантастика — в оригинале 玄幻 (xuánhuàn) сюаньхуань — сетевая литература в жанре восточного эпического фэнтези.
[3] Такой жанр — в оригинале 纯爱 (chún ài) чунь ай — в пер. с кит. «чистая, искренняя любовь» — так в данном случае обозначается жанр BL.
[4] Отключиться от реальности — в оригинале 掉 (diào) — сокращённое от 掉线 (diàoxiàn) — в пер. с кит. «разрыв линии».
[5] Пик трёх пошлостей 三俗绝顶 (sānsú juédǐng) . 三俗 (sānsú) — в пер. с кит. «трое вульгарных» — это выражение было использовано в мае 2010 г., когда группа артистов в жанре сяншэн (жанр традиционного китайского комедийного представления с преобладанием разговорных форм; как правило, построен на диалоге двух артистов, однако встречается также монолог или полилог) выступила с заявлением, осуждающим вульгаризмы в выступлениях Го Дэгана (郭德纲 (Guō Dégāng, р. в 1973 г. в г. Тяньцзин, который называют родиной жанра «Сяншэн». Начав обучаться этому искусству с 8 лет, в настоящее время он создал свой собственный стиль и в последнее время вместе с помощниками занимается популяризацией своего искусства в Пекине).
[6] Незамысловатый — в оригинале 简单粗暴 (jiǎndān cūbào) — в пер. с кит. «простой и грубый».
[7] Гу 顾 (Gù) — в пер. с кит. «заботиться, обращать внимание, оглядываться назад».
[8] Юаньин 元婴 (yuányīng) — в букв. пер. с кит. «первое зарождение», также «бессмертный младенец» или «тело Будды» — его формирование — высший уровень практики совершенствования тела и духа, на котором полностью высвобождаются скрытые сверхспособности. Юаньинь зарождается в поле даньтянь.
[9] Байду байкэ 百度百科 (bǎidù bǎikē) — китайская онлайн-энциклопедия вроде «Википедии».
[10] Чайник — в оригинале 驴 (lǘ) — в пер. с кит. «осёл».
[11] Фундаментальные принципы — в оригинале大法 (dàfǎ) — дафа — в пер. с кит. «великий закон, закон мира», также — большая колесница Махаяна.
[12] Золотое ядро — в оригинале 金丹 (jīndān) — в букв. пер. с кит. «золото и киноварь», обозначает также «снадобье бессмертия, золотой эликсир».
[13] Самосовершенствование — в оригинале 修炼 (xiūliàn) — сюлянь — в пер. с кит. «совершенствовать и закалять себя», даосск. «готовить пилюлю бессмертия», термин даосской внутренней алхимии, связанный с совершенствованием собственной природы и плавкой собственной изначальной ци.
[14] Развлекательные тексты 搞笑类型 (gǎoxiào lèixíng) — в букв. пер. с кит. «смешной, весёлый, равзлекательный».
[15] Пустить всё на самотёк — в оригинале 信马由缰 (xìn mǎ yóu jiāng) — в пер. с кит. «довериться коню и отпустить поводья», обр. в знач. «дать волю; брести куда глаза глядят, произвольный, стихийный».
А теперь — постскриптум с пустой болтовней:
читать дальшеНаконец-то! Дописала! Ура!
Я почти не изменилась с прошлогоднего июля, когда, изнемогая от жары и зубрёжки высшей математики, начала работу над рукописью. Тогда, ворочаясь с боку на бок с телефоном, я вдоволь начиталась романов про поражающих своим совершенством [1] попаданцев в миры книг о заклинателях — и в конце концов, не выдержав, сама взялась за перо.
Я боялась, что мой язык слишком сухой, что ему недостаёт выразительности, и поэтому моя рукопись на одном дыхании разрослась до 80 000 иероглифов. Проканителившись до сентября, я, волнуясь до крайности, выложила первую главу. Оглядываясь назад, мне как автору стоит сказать, что, даже когда я обнаружила, что девятнадцатую главу добавили в избранное уже сто человек, я, ещё не сознавая истинное значение этих цифр, в своей наивности преисполнилась уверенности в том, что я — перспективный автор, раз сотня незнакомых людей читает мою бесцельную писанину (прошу простить меня за это, неопытную)… На сегодняшний день написать такое количество иероглифов для меня — настоящая фантастика [2]! Также вам стоит знать, что я никогда ещё не писала такую длинную-предлинную новеллу, да ещё и в таком жанре [3] Σ( ° △°|||)︴
Подводя итоги, за то, чего я достигла, я искренне благодарю всю свою семью, которая горячо меня поддерживает, а ещё — давшую мне шанс команду редакторов. Свирепый тигр пригибается к земле в глубоком поклоне!
Читатели, активно пишущие длинные отзывы в комментариях и рисующие фанарты — благодаря вам я чувствую себя так, будто набрала целый пруд цветов рапса. Спасибо вам, дорогие читатели, за ваши фанфики и фанарты! Автор втайне потирает руки, сохраняя себе каждый их байт — вы помогаете ей отключиться от реальности [4]!
А ещё от души благодарю моих патронов-донатеров! Польщена неожиданной честью!
Изначально эта работа была известна как «Пик трёх пошлостей [5]», но многие мои друзья и родственники разносили её название в пух и прах: «На него слетится целая стая придурков-троллей, а твои подписчики будут чувствовать себя людьми низшего сорта! — негодовали они. — А уж о том, чтобы рекомендовать твоё творение кому-то, и разговор заводить стыдно». Из-за этого мне неловко было говорить на эту тему, однако, спустя полмесяца раздумий, меня наконец-то осенила идея, и я приняла окончательное решение насчёт названия. Оно не очень-то броское, однако побеждает тот, кто, хоть и незамысловат [6], зато ясен с первого взгляда, верно?
(Ладно, немного стыдно заводить об этом разговор, но, перечитывая текст, я всё ещё раздумываю: стоило ли менять название?)
Изначально фамилия учителя Шэня была вовсе не Шэнь, а Гу [7] (顾). В итоге, полистав аннотации, я увидела, что для историй о попаданцах в книгу это одна из самых типичных фамилий: на каждые десять новелл приходится семь, где главный герой носит фамилию Гу, — тогда-то мне и пришлось в срочном порядке, покорившись судьбе, сменить персонажу имя. Однако на деле героев, носящих фамилию Шэнь, тоже не то чтобы мало ╮(￣▽￣")╭ А ещё поначалу учитель Шэнь должен был совершенствоваться через Юаньин [8], однако после изучения вопроса на «Байду байкэ» [9] меня посетили смутные сомнения: не слишком ли он «зелёный» для подобной техники — кое-кто ведь у нас чайник [10] — поэтому пришлось менять фундаментальные принципы [11] на формирование «золотого ядра» [12]. Знаний не хватает, вот и выдаю всякий бред. Тогда-то в текст и проникли разного рода условности, те из них, что связаны самосовершенствованием [13] — полный кавардак — поэтому дальше сюжет его почти не касался.
До этого я вообще не писала развлекательных текстов [14], и потому лепила всё, что в голову взбредёт, не особо заморачиваясь. Сразу встав на неправильные рельсы, я превратила свой текст в бесконечное словоизлияние — поэтому временами трудно было избежать нестыковок, сюжет развивался наспех, был похож на сплошную хохму. Когда первая часть сюжета была ещё в состоянии набросков, я, можно сказать, была очень довольна этим куском — но потом, оглядываясь назад, я видела ошибки и баги — без стыда на это не взглянешь. Но время было упущено, поэтому мне оставалось лишь пустить всё на самотёк [15], и серьёзно я дополняла лишь те детали, которые совсем уж никуда не годились — таким образом я кирпичик за кирпичиком выстраивала эту стену трясущимися руками. К тому же, потом мне пришлось выкладывать главы в период интенсивных экзаменов, это был тот ещё вызов для моих корявых ручек, и из-за этого многие места, что и сказать, были просто ужасны. Поэтому полгода спустя я провела тщательное редактирование, чтобы текст наконец-то стал хоть немного приятнее глазу.
Несмотря на то, что основу сюжета я менять не стала, я приложила все усилия, чтобы тщательнее проработать мир и добавить побольше деталей — при этом частично изменился и сюжет, особенно во второй половине. Поэтому если вы от случая к случая освежаете в памяти эту новеллу на Цзиньцзяне, то, возможно, откроете для себя много нового XD Также мне не хочется говорить об этом, но тёмная история, связанная с 30×100=30 000, заставила меня покинуть другие сайты…
Итак, вернёмся к сути, ха-ха. Всё завершилось, испещрённая дырами работа этого автора обрела окончательный вид, а господам читателям стоит тщательно подумать над тем, стоит ли добавлять этого человека в закладки, не так ли? Спасибо ва-ам!
Кто-то говорит, что ничего нового я уже не напишу. Конечно же, напишу, мои корявые ручки будут трудиться, пока жива!
Более того — мой новый проект, вопреки ожиданиям, уже собрал очень много донатов, господа читатели каждый раз приводят меня в неописуемый восторг — это превыше всех моих чаяний!
Словом — благодарю всех за то, что оказали мне такую честь, активно поддержав меня! В первых книгах всегда чрезвычайно много недостатков, однако я чувствую то же, что и братец-Самолёт: я люблю эту историю, люблю героев, и я рада, что дописала её для вас!
Перевод послесловия с китайского: Диана Котова (DianaTheMarion)
Редактирование: Псой и Сысой
Примечания переводчика:
[1] Поражающий своим совершенством — в оригинале 惊为天人 (jīng wéi tiānrén) — в пер. с кит. «поражать (талантом, внешностью)».
[2] Фантастика — в оригинале 玄幻 (xuánhuàn) сюаньхуань — сетевая литература в жанре восточного эпического фэнтези.
[3] Такой жанр — в оригинале 纯爱 (chún ài) чунь ай — в пер. с кит. «чистая, искренняя любовь» — так в данном случае обозначается жанр BL.
[4] Отключиться от реальности — в оригинале 掉 (diào) — сокращённое от 掉线 (diàoxiàn) — в пер. с кит. «разрыв линии».
[5] Пик трёх пошлостей 三俗绝顶 (sānsú juédǐng) . 三俗 (sānsú) — в пер. с кит. «трое вульгарных» — это выражение было использовано в мае 2010 г., когда группа артистов в жанре сяншэн (жанр традиционного китайского комедийного представления с преобладанием разговорных форм; как правило, построен на диалоге двух артистов, однако встречается также монолог или полилог) выступила с заявлением, осуждающим вульгаризмы в выступлениях Го Дэгана (郭德纲 (Guō Dégāng, р. в 1973 г. в г. Тяньцзин, который называют родиной жанра «Сяншэн». Начав обучаться этому искусству с 8 лет, в настоящее время он создал свой собственный стиль и в последнее время вместе с помощниками занимается популяризацией своего искусства в Пекине).
[6] Незамысловатый — в оригинале 简单粗暴 (jiǎndān cūbào) — в пер. с кит. «простой и грубый».
[7] Гу 顾 (Gù) — в пер. с кит. «заботиться, обращать внимание, оглядываться назад».
[8] Юаньин 元婴 (yuányīng) — в букв. пер. с кит. «первое зарождение», также «бессмертный младенец» или «тело Будды» — его формирование — высший уровень практики совершенствования тела и духа, на котором полностью высвобождаются скрытые сверхспособности. Юаньинь зарождается в поле даньтянь.
[9] Байду байкэ 百度百科 (bǎidù bǎikē) — китайская онлайн-энциклопедия вроде «Википедии».
[10] Чайник — в оригинале 驴 (lǘ) — в пер. с кит. «осёл».
[11] Фундаментальные принципы — в оригинале大法 (dàfǎ) — дафа — в пер. с кит. «великий закон, закон мира», также — большая колесница Махаяна.
[12] Золотое ядро — в оригинале 金丹 (jīndān) — в букв. пер. с кит. «золото и киноварь», обозначает также «снадобье бессмертия, золотой эликсир».
[13] Самосовершенствование — в оригинале 修炼 (xiūliàn) — сюлянь — в пер. с кит. «совершенствовать и закалять себя», даосск. «готовить пилюлю бессмертия», термин даосской внутренней алхимии, связанный с совершенствованием собственной природы и плавкой собственной изначальной ци.
[14] Развлекательные тексты 搞笑类型 (gǎoxiào lèixíng) — в букв. пер. с кит. «смешной, весёлый, равзлекательный».
[15] Пустить всё на самотёк — в оригинале 信马由缰 (xìn mǎ yóu jiāng) — в пер. с кит. «довериться коню и отпустить поводья», обр. в знач. «дать волю; брести куда глаза глядят, произвольный, стихийный».
Скрытое содержимое
Я подтверждаю, что мне уже 18 лет и что я могу просматривать записи с возрастным ограничением.
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Экстра [18]. Записки о продлении детства
Предыдущая глава
Сверка этой главы с китайским текстом не проводилась по причине недоступности китайского оригинала на момент перевода. В дальнейшем обязательно будет выполнена полная сверка с оригиналом!
Когда Шэнь Цинцю после пробуждения медленно перевернулся в кровати, он не почувствовал рук, привычно обнимающих его за талию.
Сквозь окно уже струился утренний свет, так что Шэнь Цинцю был вынужден заслонить глаза рукавом нижнего одеяния. Даже при этом немудрёном движении тело и бёдра прострелило болью, от которой рука вновь опустилась — нижнюю половину тела терзала боль на пару с дискомфортом от уже подсохших жидкостей.
Пробарахтавшись с Ло Бинхэ всю ночь, он отлично знал, насколько плачевным будет его самочувствие поутру. Недоумевая, где пропадает ученик вместо того, чтобы помочь ему привести себя в порядок и приготовить завтрак, он хрипло позвал его:
— …Бинхэ?
Никакого ответа. Ещё более озадаченный Шэнь Цинцю кое-как разлепил веки и, опустив взгляд, узрел покрытую шелковистыми чёрными волосами макушку…
читать дальше…и потерял дар речи при виде прелестного маленького личика, покрытых нежным пушком щёчек и бледно-розовых губ. Тени длинных ресниц падали на плотно сомкнутые веки. Свернувшись калачиком, словно котёнок, миниатюрное тельце приспособило его руку под подушку.
Несмотря на резкую перемену в размерах — а этому ребёнку было не более шести лет — Шэнь Цинцю мог наверняка сказать…
Впрочем, какое уж там «наверняка» — он с первого же взгляда понял, что перед ним был не кто иной, как несравненный главный герой собственной изрядно измельчавшей персоной!
— Ло Бинхэ! — ошарашенно воскликнул он.
Мужчина собрался было ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что не спит, но, стоило ему принять сидячее положение, как нижняя половина тела отозвалась тупой болью, и Шэнь Цинцю кое-как улёгся обратно. Ресницы Ло Бинхэ затрепетали в предвестии пробуждения.
На его щеке виднелась красная отметина в форме руки Шэнь Цинцю. Глядя полуприкрытыми глазами на растрёпанного мужчину, он протянул к нему ладошки, словно прося обнять его.
— Учитель…
В тихом детском голосе было столько нежности, что Шэнь Цинцю замер.
Ребёнок и взрослый уставились друг на друга.
На мгновение поддавшись панике, они быстро поняли, что случилось.
Самосовершенствование Ло Бинхэ достигло критической точки: в теории сейчас ему следовало очистить сердце и душу от суетных желаний, дабы не нажить неприятностей — однако о каком воздержании от страстей могла идти речь после того, как он всю прошлую ночь прокувыркался с Шэнь Цинцю — и вот вам, как следствие, искажение ци!
У Шэнь Цинцю не было проблем с осознанием этого происшествия, ведь нечто подобное встречалось ему на страницах «Пути гордого бессмертного демона». Само собой, Сян Тянь Да Фэйцзи сочинил этот эпизод, дабы затопить сердца читателей милотой — ради этого он увлечённо описывал, как вновь ставший маленьким Ло Бинхэ бесшабашно заходит туда, куда не решился бы сунуться даже взрослый. Вдобавок к этому он бесстыдно пользовался тем, что очаровательная внешность ослабляла бдительность женщин, позволяя сблизиться с ними без лишних усилий — и изловил на эту удочку немало сердец!
Но, поскольку сюжет принял совершенно иной оборот, Шэнь Цинцю справедливо полагал, что об этом эпизоде можно благополучно забыть, но, как выяснилось, он всего лишь до поры откладывался!
— …Сколько духовной энергии у тебя осталось? — спросил он, хватаясь за лоб.
— Менее десятой части, — поведал Ло Бинхэ с искажённым от негодования лицом — однако вместо того, чтобы усугублять ситуацию, это выражение показалось мужчине весьма… забавным.
Не удержавшись, он без задней мысли рассмеялся.
Однако его лицо тут же обрело серьёзность.
— Гм, так мало? Ладно. Значит, нам пора убираться из Царства демонов.
Ло Бинхэ успел нажить немало врагов как среди людей, так и среди демонов — так что в подобных обстоятельствах чем раньше они дадут отсюда дёру, тем лучше, потому-то первой мыслью Шэнь Цинцю было хватать подопечного под мышку и бежать куда глаза глядят.
Определившись с планом действий, он собрался было встать, чтобы одеться, однако, стоило ему распрямиться, как его вновь прошила вспышка боли.
Прежде, покончив с любовными игрищами, Ло Бинхэ первым делом нёс Шэнь Цинцю к горячему источнику, где мыл его, пока тот спал — однако в нынешнем положении он едва мог обхватить ноги учителя, не говоря уже о том, чтобы куда-то его нести. В глазах присевшего на корточки у его ног Ло Бинхэ заблестели слёзы.
— …Неважно, — поспешил утешить его растерявшийся Шэнь Цинцю. — Не обращай внимания, я сам всё сделаю.
Под дворцом Ло Бинхэ протекал природный горячий источник. В самом глубоком месте вода в нём доходила Шэнь Цинцю до груди — зашвырни он туда ученика, его макушка мигом скрылась бы под водой, так что он попросту посадил ребёнка на круглый валун у берега, велев сидеть смирно, чтобы тот не свалился в источник.
Мужчина собирался помыться по-быстрому, когда заметил, что Ло Бинхэ тянется к известняковой плите сбоку, чтобы взять с неё коробочку с мылом, но никак не мог достать.
Это поневоле напомнило Шэнь Цинцю о тех временах, когда его юный ученик с полным тряпья узлом сидел на корточках у подножия хребта Цанцюн, самозабвенно копая ямки. Понаблюдав за ним, мужчина не удержался от того, чтобы заключить ученика в объятия — а затем, не теряя бесстрастного вида, он принялся щипать его за щёчки, похлопывая по ним.
Пойманный ласками учителя врасплох, Ло Бинхэ от неожиданности наглотался воды, а его кожа, без того распаренная, приобрела ярко-розовый оттенок. Захваченный ураганом чувств, он, не раздумывая, схватил Шэнь Цинцю за запястье, толкнув его на плиту — и тот с готовностью подчинился, позволяя ученику «швырнуть» себя на камень — но личико Ло Бинхэ тотчас потемнело.
С этим телом… сколько бы он ни прижимал учителя к камню, толку от этого не будет!
Он ровным счётом ни на что не способен!
При виде того, как лицо ученика то бледнеет, то багровеет, Шэнь Цинцю чуть не задохнулся от попыток сдержать приступ смеха.
— Ну что, теперь-то тебе придётся сполна расплатиться за то, как ты всю ночь напролёт издевался над этим учителем?
— Но разве учитель не сам соблазнил этого ученика? — выпалил Ло Бинхэ.
При этих словах Шэнь Цинцю поневоле залился краской и, скрывая охвативший его стыд, напустил на себя серьёзность, поспешно разомкнув объятия. Внезапно потерявший опору Ло Бинхэ свалился с камня — и на поверхность воды поднялась цепочка пузырьков.
***
Само собой, при выборе убежища Шэнь Цинцю тотчас подумал о хребте Цанцюн — но Ло Бинхэ наотрез отказался возвращаться туда.
И его можно было понять: там вокруг него немедленно соберётся целая толпа заклинателей, чтобы всласть поглазеть, к чему привели его проблемы с самосовершенствованием — и среди прочих, разумеется, будет Лю Цингэ.
Тогда, прибегнув к компромиссу, Шэнь Цинцю вместе с учеником отправился в Царство людей.
С его талантами у заклинателя не было проблем с тем, чтобы жить отшельником даже в самом людном месте, так что в качестве укрытия он выбрал необычайно процветающий город, где им предстояло ждать, пока Ло Бинхэ не восстановит силы. Сходя с ума от скуки, Шэнь Цинцю даже устроился в самую крупную школу города, чтобы хоть чем-то занять себя.
Разумеется, это отнюдь не понравилось Ло Бинхэ. Прежде всего, он был недоволен тем, что у Шэнь Цинцю будут другие ученики: неужто ему мало этого стада с пика Цинцзин? В самом деле, куда уж больше?!
Во-вторых, он был не в восторге от того, что все принимают его за сына Шэнь Цинцю — в особенности при отходе ко сну, когда, целуя и обнимая учителя, в ответ он получал лишь насмешливое: «Не шали!» и «Будь хорошим мальчиком!» Это наполняло его… жгучей злостью на собственную беспомощность!
В этот день, вернувшись из школы, Шэнь Цинцю обнаружил Ло Бинхэ, с недовольным видом сидящего на скамье перед домом.
Будь он взрослым, любой трепетал бы в ужасе от подобного зрелища, но при нынешнем состоянии Ло Бинхэ оно вызвало у Шэнь Цинцю лишь необоримое желание пощипать ученика за щёчки. Да и на стайку толпящихся вокруг него детей его взгляд, отвращающий всех на тысячу ли вокруг [1], похоже, не производил ровным счётом никакого впечатления: они как ни в чём не бывало строили замки из земли рядом с его скамьёй, периодически призывая его присоединиться.
Все они были детьми из соседских семей — в первый же день, когда Шэнь Цинцю с учеником поселились тут, они, подпав под необоримое обаяние главного героя, прямо-таки прилипли к нему, да так, что не отодрать. По счастью, все они до дрожи боялись Шэнь Цинцю — ведь какой ребёнок не трепещет перед учителем? — так что тут же разбегались, стоило им завидеть мужчину.
Шэнь Цинцю потянулся к Ло Бинхэ, чтобы ущипнуть его за щёчки, к чему уже успел пристраститься за последние дни, но тут из-за спины послышались радостные голоса:
— Господин Шэнь! — и во двор уверенной походкой зашли несколько роскошно одетых женщин.
Оглянувшись, Шэнь Цинцю признал в них уважаемых жительниц города. Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, предводительница этих решительных женщин приблизились к нему и, подхватив под руку, без лишних слов поволокла на улицу.
— Господин Шэнь, мы ищем вас целый день! — пожаловалась она. — Скорее, идёмте со мной! Девушки вас заждались!
— Куда это вы собрались? — сердито вопросил Ло Бинхэ. — Какие ещё девушки?
Сказать по правде, Шэнь Цинцю и сам был порядком озадачен происходящим. Удивлённая грозным выражением лица Ло Бинхэ госпожа покачала головой:
— Ох, дорогой мой, такой маленький мальчик — и столь угрожающий голос. Что же так прогневило молодого господина? Господин Шэнь, вы чем-то его обидели?
К ребёнку тотчас приблизилась другая женщина:
— Пройдите-ка сюда, да поспешите, молодой господин, старшая сестрица даст вам конфеток — не стоит мешать вашему батюшке.
Не обращая на них ровным счётом никакого внимания, Ло Бинхэ ледяным голосом бросил:
— Учи… у вас были планы на сегодня?
— Этот наставник… не припомнит ничего такого? — неуверенно отозвался мужчина.
— Господин Шэнь, отчего же вы говорите так, будто ничего не знаете — неужто мне и вправду придётся всё вам объяснять? — пожурила его первая госпожа. — Что ж, как пожелаете. У меня есть племянница — дочь брата — хорошо воспитанная девушка необычайной красоты. Я уверена, что из вас выйдет отличная пара, и потому организовала банкет в ресторане Чэнси, чтобы вы могли познакомиться.
— Она и моя родственница, — заметила вторая госпожа.
— И моя кузина, — подключилась третья.
Как известно, в столь густо населённых местах слухи распространяются очень быстро. Стоило Шэнь Цинцю появиться, как по всему городу разнеслась весть: объявился перспективный холостяк, отличающийся не только завидной образованностью, но также безупречными манерами и приятным нравом, не говоря уже о выдающейся внешности.
Но, само собой, всё вышеперечисленное было сущей ерундой в сравнении с другим — он был богат, очень богат! Посудите сами: не раздумывая, купил такое обширное поместье для проживания — стал бы он поступать подобным образом, не будь он состоятельным? Помимо этого, у него был сынок лет пяти — очаровательный ребёнок, обещающий стать прекрасным юношей и прямо-таки неотразимым мужчиной. Стоит ли удивляться тому, что все семьи, в которых имелась достигшая брачного возраста незамужняя дочь — или хотя бы новорождённая девочка, которой ещё не подыскали будущего жениха — спешили выстроиться в очередь, предлагая помолвку: ведь даже если дело не заладится, они всё равно ничего не теряют!
При этих словах Ло Бинхэ прямо-таки позеленел от злости:
— Он не нуждается в подобного рода смотринах [2]!
Ведь его настоящий муж всё ещё жив!
К нему приблизилась третья госпожа, завлекательно покачивая бёдрами:
— Молодой господин Шэнь, вы что же, не желаете, чтобы ваш батюшка подыскал себе новую жену? Разве не замечательно, что о вас будет заботиться добрая и прекрасная молодая матушка?
— Верно, совершенно верно, — поддержала её вторая госпожа. — Господин Шэнь, вы совсем разбаловали своего сынишку. Я слыхала, что вы всегда берёте его с собой, отправляясь в школу, и при этом он постоянно выпрашивает, чтобы вы усадили его на колени! Прошу, не сочтите за оскорбление, но таким образом вы не вырастите из него приличного мужчину. Сыновья нашей семьи…
Видя, что Ло Бинхэ вот-вот взорвётся, разворотив весь двор, Шэнь Цинцю поспешил подхватить его на руки, отступая на несколько шагов назад.
— Этот недостойный Шэнь [3] очень ценит вашу доброту, но он не планирует, гм, второй брак после смерти первой жены. Поскольку помимо меня в поместье нет ни души, я не могу оставить сына одного, и потому вынужден отклонить ваше любезное приглашение.
На это первая госпожа, к волосам которой был приколот большой красный пион, заявила не терпящим возражения тоном:
— Ну что вы такое говорите, господин Шэнь! Разумеется, у мужчины должна быть жена! Это поместье такое большое, возможно ли оставить его без хозяйки? Мыслимо ли, чтобы человек подобных достоинств посвятил жизнь лишь воспитанию ребёнка? Это не только доставляет вам неудобства, но и создаёт не слишком хорошую репутацию — вы только подумайте, как это выглядит в глазах других! — Взмахнув круглым веером, она безапелляционно бросила: — Значит, решено! Господин Шэнь, вы идёте с нами. А молодой господин может остаться дома — кто-нибудь за ним присмотрит.
— Я бы сам посмотрел, сможет ли уйти кто-нибудь из вас! — холодно хохотнул Ло Бинхэ.
Тут уже Шэнь Цинцю не на шутку забеспокоился за жизни трёх женщин. Дабы не допустить кровопролития, мужчина по-быстрому вырубил навязчивых посетительниц талисманами и покинул дом, который приобрёл какой-то месяц назад.
***
После такого, разумеется, им не оставалось ничего другого, кроме как отправиться на хребет Цанцюн.
Шэнь Цинцю поднимался по Лестнице в Небеса, держа Ло Бинхэ за руку.
Служитель, который подметал её ступени десятилетиями, отдавался этому занятию с прежним рвением. Проходя мимо, Шэнь Цинцю легко улыбнулся ему, но стоило подметальщику взглянуть на Ло Бинхэ, как его лицо исказилось.
Внезапно отбросив метлу, он помчался вверх по лестнице, будто ему подпалили зад: одним прыжком он умудрялся миновать сотни ступеней. Хоть Шэнь Цинцю был этим порядком ошарашен, в глубине души у него зародилась гордость.
Иного от хребта Цанцюн ожидать и не следовало: каждый подметальщик здесь обладает скрытым потенциалом!
Казалось, лестница была нескончаемой — на середине Ло Бинхэ начал зевать: из-за недостатка духовных сил он быстро уставал. Подняв его на руки, Шэнь Цинцю предложил:
— Можешь поспать.
Понять его ученика было так же сложно, как отыскать иглу на морском дне [4]: порой он охотно позволял Шэнь Цинцю себя нести, а порой, покраснев как рак, заявлял, что пойдёт сам. Однако сейчас, похоже, он и впрямь устал не на шутку: устроившись на руках Шэнь Цинцю, он закрыл глаза и тут же заснул.
Вскарабкавшись по ступеням, Шэнь Цинцю попал на главную площадь — и тотчас ощутил множество уставленных на него изумлённых взглядов, различил ползущие по площади шёпотки. В особенности шокированным выглядел тот самый подметальщик.
Стоило Шэнь Цинцю появиться на пике Цинцзин с Ло Бинхэ на руках, как вокруг него собралась кучка адептов, последовавших за ним в Бамбуковую хижину. При виде мирно спящего на руках учителя Ло Бинхэ Мин Фань отступил на несколько шагов с таким видом, словно его поразило молнией. Прочие же, наоборот, бросились вперёд, чтобы рассмотреть его поближе. Отпихнув тех, что мешали ей пройти, Нин Инъин воззрилась на маленького Ло Бинхэ:
— Он выглядит точь-в-точь как А-Ло, вылитый А-Ло! — хватая Шэнь Цинцю за рукава в лихорадочном возбуждении, она потребовала: — Учитель, а у него уже есть имя? Как вы его назвали?
Шэнь Цинцю не знал, что и ответить на это.
— Если у него ещё нет имени, то я… могу дать его!
Какого чёрта…
В этот момент Ло Бинхэ пошевелился у него на руках, бормоча:
— Что за шум…
Веер Шэнь Цинцю взвился в воздух в угрожающем жесте, но он тут же убрал его и вместо этого приложил палец к губам. Внезапно дверь Бамбуковой хижины распахнулась от мощного удара. Ло Бинхэ вздрогнул, распахнув глаза.
В хижину широкими шагами прошествовал Лю Цингэ. Бросив сердитый взгляд на смутившегося Мин Фаня, Шэнь Цинцю спрятал Ло Бинхэ за спиной и, натянув фальшивую улыбку, поприветствовал гостя:
— Как я посмотрю, шиди Лю, ты в отличной форме.
— Что ты прячешь? — сурово вопросил Лю Цингэ.
— Что прячу? Да ничего…
В этот момент Ло Бинхэ выскочил вперёд и, упираясь ладонью в грудь Шэнь Цинцю, воскликнул:
— Мне нет нужды прятаться, я его не боюсь!
Приблизившись, Лю Цингэ воззрился сверху вниз на детское личико, застывшее в вызывающей гримасе, и выдавил, словно слова давались ему с большим трудом:
— Когда… этот… Ло Бинхэ… сделал… тебе…
«Сделал?»
Сделал мне что?
Поскольку Лю Цингэ окончательно смешался, Мин Фань закончил за него:
— Ребёнка, да ещё такого большого!
Великий и ужасный Лю !
Чтоб ты знал, Сян Тянь Да Фэйцзи сроду не писал Mpreg [5]!
К тому времени, как он вышвырнул великого мастера Лю с пика Цинцзин весьма неучтивым образом, Шэнь Цинцю уже просто кипел от возмущения.
— Ну и как мужчина, по-вашему, может родить ребёнка?
Уяснив, что мальчик, которого принёс Шэнь Цинцю, не был его сыном, Нин Инъин испытала немалое разочарование — ещё бы, ведь теперь все чудесные придуманные ею имена пропадут втуне.
— Так говорил братец-подметальщик, вот мы и решили, что это правда. Кто же знал, что у братца А-Ло тоже может случиться искажение ци!
«Славная работа, братец-подметальщик, ничего не скажешь. Похоже, перескакиваешь к заключениям ты ещё быстрее, чем носишься по лестнице! Ну да я тебе это ещё припомню…» — заключил Шэнь Цинцю.
— Этот ученик полагал, — сконфуженно пробормотал Мин Фань, — что, когда речь идёт о демонической расе, возможно всё…
Те, что стояли за ним, с готовностью закивали. Чувствуя, что его терпение на исходе, Шэнь Цинцю всё же попытался втолковать им:
— Даже роди я его, как он, по-вашему, мог вырасти таким большим за какую-то пару месяцев?
— Как знать, — бросил Мин Фань. — Эти адепты полагали, что, будучи сыном этого чудовища Ло Бинхэ, он мог быть таким большим с рождения.
Шэнь Цинцю не нашёлся, что и сказать на это.
Той ночью на пике Цинцзин была возобновлена давно ушедшая в прошлое традиция переписывания текстов в наказание.
***
Разумеется, после долгожданного возвращения одного из горных лордов в честь него было устроено стихийное собрание.
Шэнь Цинцю так давно не доводилось восседать на втором по высоте сидении в Главном зале пика Цюндин, что он успел соскучиться по ощущению крутости, которое оно придавало.
Поприветствовав каждого из лордов вежливыми фразами вроде: «Сколько лет, сколько зим», «Хорошо выглядите» или «О, не скромничайте», он с удовлетворённой улыбкой раскрыл веер.
Во взгляде Юэ Цинъюаня ему померещилось что-то странное, однако он не сказал ничего сверх необходимого. Заняв место главы собрания, он, улыбнувшись Шэнь Цинцю, водрузил на стол стопку бумаг, которые принёс с собой. Шан Цинхуа тотчас подхватил их, раздавая всем присутствующим.
Принимая от него свой экземпляр, Шэнь Цинцю окинул сотоварища беглым взглядом — судя по малость распухшему уголку губ, он вновь чем-то навлёк на себя недовольство Мобэй-цзюня. Не в силах смотреть на это, Шэнь Цинцю опустил глаза на список: тема сегодняшнего обсуждения была выделена киноварью.
Едва взглянув на текст, заклинатель выплюнул чай, который только что отхлебнул.
1. Ввести суровое наказание за переписывание «Сожалений горы Чунь», «Песни БинЦю» и т.д. Невзирая на обстоятельства, не допускается распространение ни одной из их версий, как публичное, так и частное. В течение месяца все копии должны быть выданы ответственным лицам. В противном случае изобличённые в хранении или чтении указанных изданий будут наказаны без малейшего снисхождения. За иллюстрированные издания полагается особое наказание.
2. По причине значительного количества жалоб, руководству пика Байчжань предписывается уделять больше внимания надсмотру за учениками, любые поединки между представителями разных пиков следует пресекать.
3. Также имеются жалобы на представителей пика Цинцзин, которым не следует практиковать игру на гуцине по ночам и во время полуденного отдыха.
4. Пик Сяньшу запрашивает укрепление заграждений и введение дополнительных мер защиты [6].
5. По причине существенного снижения числа адептов, пик Кусин запрашивает дополнительный набор, а также приоритет в получении адептов при следующем наборе на хребет Цанцюн.
6. Всем главам пиков надлежит интенсифицировать учебный процесс во избежание стычек с адептами дворца Хуаньхуа во имя хребта Цанцюн.
7. В случае столкновения с демонами во время задания адептам не следует совершать необдуманных нападений: сперва следует выяснить родственные отношения этих демонов и кому они подчиняются, чтобы определить, союзник перед ними или враг.
…
Разумеется, плеваться чаем на публике было верхом неприличия, однако в настоящий момент Шэнь Цинцю мог не беспокоиться о потере лица, ибо почти все лорды, просмотрев этот список, сделали то же самое.
В главном зале воцарилась довольно странная атмосфера, которую были не в силах развеять даже энергичные движения веера Шэнь Цинцю.
Какими такими качествами обладали «Сожаления горы Чунь», что удостоились первого места в списке? И что это за «Песнь БинЦю», упомянутая следом, позвольте спросить?
После собрания Шэнь Цинцю с тяжёлым сердцем направился было домой, но, сделав всего пару шагов, обнаружил, что за ним следует несколько лордов.
— Дорогие шиди и шимэй, — дружелюбно обратился он к ним, — разве ваши пики не в другом направлении?
— Мы идём не на свои пики, — отозвалась Ци Цинци.
По правде, Шэнь Цинцю ожидал чего-то подобного, но всё же попытался вывернуться:
— Почему же вы внезапно решили посетить пик Цинцзин? Уверяю вас, моя Бамбуковая хижина мала и неказиста, так что я не смогу должным образом принять вас.
— Хватит придуриваться, можно подумать, мы не видали твою Бамбуковую хижину, — оборвала его Ци Цинци. — Разумеется, мы желаем лицезреть не тебя, а твоего драгоценного ученика, которого ты там прячешь.
Итак, они собрались поглазеть на Ло Бинхэ, словно на какую-то диковину.
— Ему это не понравится, — беспомощно бросил Шэнь Цинцю.
— Уж прости за замечание, шисюн Шэнь, но с каких это пор ты должен спрашивать дозволения у собственного ученика? — упрекнула его Ци Цинци. — Тебе не кажется, что ты его разбаловал? Нет, так не пойдёт: какие бы между вами ни были отношения, тебе следует воспитывать его как должно. Ну не понравится ему — подумаешь, беда! В любом случае, нынче у Ло Бинхэ менее десятой его изначальной силы, так что, даже если он разъярится на нас, что с того?
Поскольку глава пика Кусин практиковал постоянный аскетизм, его темперамент был весьма бурным — а то, что он вновь не получил желанной возможности набрать новых адептов, ещё сильнее истощило запас его терпения.
— Хватит этой болтовни, — заявил он. — Или вы боитесь, что мы прикончим все ваши запасы чая? Идём, идём же скорее!
Видя, что последствий всё равно не избежать, Шэнь Цинцю примирился с судьбой, позволяя им затащить себя на пик Цинцзин, причём выражение его лица с каждым шагом становилось всё мрачнее.
«И откуда им всё это известно? — поражался он про себя. — Порой мне кажется, что они знают о моих жизненных обстоятельствах больше, чем я сам!»
Он бы ещё мог избавиться от пары сотоварищей, но лорды пиков наводнили Бамбуковую хижину, подобно стае растревоженных пчёл, невзирая на сопротивление Шэнь Цинцю. Едва войдя, Ци Цинци испустила сердитое:
— Пф-ф.
Ло Бинхэ спал на кровати, заботливо укрытый подоткнутыми учителем одеялами. Шэнь Цинцю тут же показал жестами: «Видите, он спит, не стоит его беспокоить».
Заглянув внутрь, Лю Цингэ не удержался от замечания:
— Мне мерещится, или он малость переменился со вчерашнего дня?
«Переменился?» Приглядевшись, Шэнь Цинцю и сам отметил некоторые изменения: похоже, Ло Бинхэ за один день прибавил пару годков, так что теперь выглядел лет на восемь.
— Потрясающе быстрый рост! — тихо прокомментировал это Вэй Цинвэй. — Просто невероятный!
— С такой-то скоростью, — заметила Ци Цинци, тщательно изучив спящего ребёнка, — он, пожалуй, быстро вырастет из своих одёжек…
Сказать по правде, этот вопрос не приходил в голову Шэнь Цинцю. Ему ещё утром показалось, что одежда сидит на Ло Бинхэ как-то не так — рукава малость коротковаты.
— И правда, это мой просчёт, — поспешил согласиться он. — Завтра спущусь с ним с горы, чтобы купить ему новую одежду.
— К чему подобные трудности, если можно воспользоваться нашими запасами? — рассудила Ци Цинци. — Просто сходи на пик Сяньшу и попроси сестриц сшить ему новые одеяния.
При этих словах многие из присутствующих не удержались от смеха, представив себе в красках, как очаровательные сестрицы с Сяньшу щебечут, окружив угрюмого демона, нимало не тронутого их красотой — при этом Шэнь Цинцю поневоле подумал, что, похоже, его собратьям попросту нечем занять себя. Не в силах видеть, как они глумятся над чужими бедами, он встал на защиту попранного достоинства ученика:
— Прошу вас, прекратите. Пройдёмте в Главный зал, ни к чему тут толкаться. И хватит смеяться, вы его разбудите.
— Ты и прежде оберегал его от нас — и теперь не дашь на него взглянуть? — вмешался один из его собратьев. — Вот уж не думали, что шисюн Шэнь такой собственник!
— Позвольте мне сохранить лицо, — проворчал Шэнь Цинцю.
К тому времени, как ему удалось путём немалых усилий выдворить сотоварищей, чтобы вернуться в Бамбуковую хижину, его голова раскалывалась от боли.
Ло Бинхэ уже не спал — он сидел за столом, болтая не достающими до пола ножками. Рядом с ним громоздилась куча бумаг больше него вышиной — он проверял их с кистью в руках, оставляя пометки.
Понаблюдав за ним, Шэнь Цинцю зашёл в комнату со словами:
— Что ты делаешь?
— Учителя долго не было, — ответил Ло Бинхэ, поднимая голову, — и некому было заниматься делами. Этот ученик решил перепроверить каталог инвентаря.
— Сейчас тебе следует сосредоточиться на самосовершенствовании, — заметил Шэнь Цинцю. — Тебе ни к чему беспокоиться о подобных вещах.
— Но учитель ушёл, а мне было нечем заняться — вот и принялся за это.
Шэнь Цинцю опустился на сидение рядом с ним и, немного поразмыслив, спросил:
— Ты не рад, что нам пришлось вернуться на пик Цинцзин?
— Что вы такое говорите, учитель? — слабо улыбнулся ему Ло Бинхэ. — Как этот ученик может быть не рад?
Успокоившись на этом, Шэнь Цинцю поднялся на ноги и направился было к выходу, но внезапно замер на месте.
Подскочивший с сидения Ло Бинхэ вцепился в его ногу, повиснув на ней.
— …Вы правы, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Этот ученик… не рад!
— Что ж, тебе следовало сразу сказать, что тебе это не по нраву, — рассудил Шэнь Цинцю. — Отныне, если что-то тебя беспокоит, не держи это в себе. Если тебе здесь правда не нравится, мы оставим пик Цинцзин, как только ты восстановишься. В твоём нынешнем состоянии лучше не покидать его без особой надобности, ведь, случись что, хребет Цанцюн сможет предоставить тебе какую-никакую защиту.
— Мне всё здесь нравится! — воскликнул Ло Бинхэ. — Но мне по нраву пик Цинцзин, а не весь хребет Цанцюн — тот, где нет никого, кроме учителя и меня…
«Ну нет, — подумалось Шэнь Цинцю. — Тот пик Цинцзин, который ты любишь, никогда не существовал в действительности…»
— Учитель, — внезапно пробормотал Ло Бинхэ, — это правда, что то, что вы со мной, лишает вас возможности заниматься тем, чем вы хотели бы?
— А ты неплохо притворяешься спящим, — поневоле рассмеялся Шэнь Цинцю. — И слух у тебя хорош. Как обстоят дела с твоей духовной энергией?
— Учитель… — смутился Ло Бинхэ. — Я не желал возвращаться не потому, что мне здесь не нравится, а потому… что здесь слишком легко вас потерять. — Помедлив, он продолжил ослабевшим голосом: — Будь я прежним, я бы не сомневался, что смогу заполучить вас вновь, неважно, к каким средствам придётся прибегнуть; но такой, каков я сейчас… я чувствую… что не в силах соперничать с прочими.
Шэнь Цинцю слегка похлопал его по макушке в шутливом упрёке:
— И за что, по-твоему, ты должен соперничать? Тебе ни к чему бороться с другими, учитель и так пойдёт с тобой по доброй воле.
Внешность того, с кем ты ведёшь беседу, крайне важна — говори Шэнь Цинцю со взрослой версией Ло Бинхэ, он не заставил бы себя вымолвить столь тошнотворные слова, даже приставь тот нож к его горлу. Но нынче за его ногу отчаянно цеплялась мини-версия, которую он мог с лёгкостью поднять на руки, так что мужчина смог произнести это без какого-то ни было внутреннего сопротивления.
Ло Бинхэ поднял к нему лицо — его глаза излучали только любовь и нежность.
Сцена, прекрасная, как цветы при полной луне [7], идеальное время и место [8]. Казалось, по воздуху разливается тонкий аромат, творя непередаваемую атмосферу, которой поневоле поддался Шэнь Цинцю.
Глаза Ло Бинхэ разгорались всё ярче, и, не в силах сдержать себя, он опрокинул Шэнь Цинцю на кровать, забравшись на него.
После этого он склонился к его груди — и оба замерли, уставясь друг на друга.
— Гм… Можешь… продолжать, — отозвался заклинатель.
Но если он и продолжит, то всё равно не сможет сделать того, чего так желал…
В глазах Шэнь Цинцю светилось нескрываемое сострадание.
В конце концов из нежного детского горла Ло Бинхэ исторгся рёв, исполненный ненависти к этому миру.
Примечания переводчиков:
[1] Отвращающий всех на тысячу ли вокруг 拒人于千里之外」 (jù rén yú qiān lǐ zhī wài) — обр. в знач. «держать всех на расстоянии, никого к себе не подпускать; отчужденный; важничать».
[2] Смотрины — в оригинале 相親 (xiāngqīn) — в пер. с кит. «быть на смотринах (в поисках брачного партнёра), смотрины, сватовство», в современном обществе — «свидание вслепую», также означает «быть в близких (дружеских) отношениях».
[3] Этот недостойный Шэнь — в оригинале 沈某 (Shěn mǒu) – в букв. пер. с кит. «некий Шэнь», уничижительное «я» в разговоре.
[4] Понять его ученика было так же сложно, как отыскать иглу на морском дне 徒弟心，海底针 (túdì xīn hǎidǐzhēn) — в букв. пер. с кит. «сердце его ученика — всё равно что игла на дне морском», видоизменённое выражение 女人心，海底針 (nǚ rén xīn hǎidǐzhēn) — в пер. с кит. «понять женщину — всё равно что искать иголку на дне моря».
[5] Mpreg — сокращённое от «male pregnancy» — истории с мужской беременностью.
[6] В английском тексте – электрифицированной изгороди, но это не уложилось у нас в голове…
[7] Цветы при полной луне — в оригинале 花好月圓 (huā hǎo yuè yuán) — в пер. с кит. «цветы прекрасны и луна полна», обр. в знач. «прекрасный пейзаж», а также «пожелание [молодожёнам] счастливой жизни».
[8] Идеальное время и место — в оригинале 良辰美景 (liángchénměijǐng) — в пер. с кит. «прекрасное время года и живописный пейзаж».
Следующая глава
Сверка этой главы с китайским текстом не проводилась по причине недоступности китайского оригинала на момент перевода. В дальнейшем обязательно будет выполнена полная сверка с оригиналом!
Когда Шэнь Цинцю после пробуждения медленно перевернулся в кровати, он не почувствовал рук, привычно обнимающих его за талию.
Сквозь окно уже струился утренний свет, так что Шэнь Цинцю был вынужден заслонить глаза рукавом нижнего одеяния. Даже при этом немудрёном движении тело и бёдра прострелило болью, от которой рука вновь опустилась — нижнюю половину тела терзала боль на пару с дискомфортом от уже подсохших жидкостей.
Пробарахтавшись с Ло Бинхэ всю ночь, он отлично знал, насколько плачевным будет его самочувствие поутру. Недоумевая, где пропадает ученик вместо того, чтобы помочь ему привести себя в порядок и приготовить завтрак, он хрипло позвал его:
— …Бинхэ?
Никакого ответа. Ещё более озадаченный Шэнь Цинцю кое-как разлепил веки и, опустив взгляд, узрел покрытую шелковистыми чёрными волосами макушку…
читать дальше…и потерял дар речи при виде прелестного маленького личика, покрытых нежным пушком щёчек и бледно-розовых губ. Тени длинных ресниц падали на плотно сомкнутые веки. Свернувшись калачиком, словно котёнок, миниатюрное тельце приспособило его руку под подушку.
Несмотря на резкую перемену в размерах — а этому ребёнку было не более шести лет — Шэнь Цинцю мог наверняка сказать…
Впрочем, какое уж там «наверняка» — он с первого же взгляда понял, что перед ним был не кто иной, как несравненный главный герой собственной изрядно измельчавшей персоной!
— Ло Бинхэ! — ошарашенно воскликнул он.
Мужчина собрался было ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что не спит, но, стоило ему принять сидячее положение, как нижняя половина тела отозвалась тупой болью, и Шэнь Цинцю кое-как улёгся обратно. Ресницы Ло Бинхэ затрепетали в предвестии пробуждения.
На его щеке виднелась красная отметина в форме руки Шэнь Цинцю. Глядя полуприкрытыми глазами на растрёпанного мужчину, он протянул к нему ладошки, словно прося обнять его.
— Учитель…
В тихом детском голосе было столько нежности, что Шэнь Цинцю замер.
Ребёнок и взрослый уставились друг на друга.
На мгновение поддавшись панике, они быстро поняли, что случилось.
Самосовершенствование Ло Бинхэ достигло критической точки: в теории сейчас ему следовало очистить сердце и душу от суетных желаний, дабы не нажить неприятностей — однако о каком воздержании от страстей могла идти речь после того, как он всю прошлую ночь прокувыркался с Шэнь Цинцю — и вот вам, как следствие, искажение ци!
У Шэнь Цинцю не было проблем с осознанием этого происшествия, ведь нечто подобное встречалось ему на страницах «Пути гордого бессмертного демона». Само собой, Сян Тянь Да Фэйцзи сочинил этот эпизод, дабы затопить сердца читателей милотой — ради этого он увлечённо описывал, как вновь ставший маленьким Ло Бинхэ бесшабашно заходит туда, куда не решился бы сунуться даже взрослый. Вдобавок к этому он бесстыдно пользовался тем, что очаровательная внешность ослабляла бдительность женщин, позволяя сблизиться с ними без лишних усилий — и изловил на эту удочку немало сердец!
Но, поскольку сюжет принял совершенно иной оборот, Шэнь Цинцю справедливо полагал, что об этом эпизоде можно благополучно забыть, но, как выяснилось, он всего лишь до поры откладывался!
— …Сколько духовной энергии у тебя осталось? — спросил он, хватаясь за лоб.
— Менее десятой части, — поведал Ло Бинхэ с искажённым от негодования лицом — однако вместо того, чтобы усугублять ситуацию, это выражение показалось мужчине весьма… забавным.
Не удержавшись, он без задней мысли рассмеялся.
Однако его лицо тут же обрело серьёзность.
— Гм, так мало? Ладно. Значит, нам пора убираться из Царства демонов.
Ло Бинхэ успел нажить немало врагов как среди людей, так и среди демонов — так что в подобных обстоятельствах чем раньше они дадут отсюда дёру, тем лучше, потому-то первой мыслью Шэнь Цинцю было хватать подопечного под мышку и бежать куда глаза глядят.
Определившись с планом действий, он собрался было встать, чтобы одеться, однако, стоило ему распрямиться, как его вновь прошила вспышка боли.
Прежде, покончив с любовными игрищами, Ло Бинхэ первым делом нёс Шэнь Цинцю к горячему источнику, где мыл его, пока тот спал — однако в нынешнем положении он едва мог обхватить ноги учителя, не говоря уже о том, чтобы куда-то его нести. В глазах присевшего на корточки у его ног Ло Бинхэ заблестели слёзы.
— …Неважно, — поспешил утешить его растерявшийся Шэнь Цинцю. — Не обращай внимания, я сам всё сделаю.
Под дворцом Ло Бинхэ протекал природный горячий источник. В самом глубоком месте вода в нём доходила Шэнь Цинцю до груди — зашвырни он туда ученика, его макушка мигом скрылась бы под водой, так что он попросту посадил ребёнка на круглый валун у берега, велев сидеть смирно, чтобы тот не свалился в источник.
Мужчина собирался помыться по-быстрому, когда заметил, что Ло Бинхэ тянется к известняковой плите сбоку, чтобы взять с неё коробочку с мылом, но никак не мог достать.
Это поневоле напомнило Шэнь Цинцю о тех временах, когда его юный ученик с полным тряпья узлом сидел на корточках у подножия хребта Цанцюн, самозабвенно копая ямки. Понаблюдав за ним, мужчина не удержался от того, чтобы заключить ученика в объятия — а затем, не теряя бесстрастного вида, он принялся щипать его за щёчки, похлопывая по ним.
Пойманный ласками учителя врасплох, Ло Бинхэ от неожиданности наглотался воды, а его кожа, без того распаренная, приобрела ярко-розовый оттенок. Захваченный ураганом чувств, он, не раздумывая, схватил Шэнь Цинцю за запястье, толкнув его на плиту — и тот с готовностью подчинился, позволяя ученику «швырнуть» себя на камень — но личико Ло Бинхэ тотчас потемнело.
С этим телом… сколько бы он ни прижимал учителя к камню, толку от этого не будет!
Он ровным счётом ни на что не способен!
При виде того, как лицо ученика то бледнеет, то багровеет, Шэнь Цинцю чуть не задохнулся от попыток сдержать приступ смеха.
— Ну что, теперь-то тебе придётся сполна расплатиться за то, как ты всю ночь напролёт издевался над этим учителем?
— Но разве учитель не сам соблазнил этого ученика? — выпалил Ло Бинхэ.
При этих словах Шэнь Цинцю поневоле залился краской и, скрывая охвативший его стыд, напустил на себя серьёзность, поспешно разомкнув объятия. Внезапно потерявший опору Ло Бинхэ свалился с камня — и на поверхность воды поднялась цепочка пузырьков.
***
Само собой, при выборе убежища Шэнь Цинцю тотчас подумал о хребте Цанцюн — но Ло Бинхэ наотрез отказался возвращаться туда.
И его можно было понять: там вокруг него немедленно соберётся целая толпа заклинателей, чтобы всласть поглазеть, к чему привели его проблемы с самосовершенствованием — и среди прочих, разумеется, будет Лю Цингэ.
Тогда, прибегнув к компромиссу, Шэнь Цинцю вместе с учеником отправился в Царство людей.
С его талантами у заклинателя не было проблем с тем, чтобы жить отшельником даже в самом людном месте, так что в качестве укрытия он выбрал необычайно процветающий город, где им предстояло ждать, пока Ло Бинхэ не восстановит силы. Сходя с ума от скуки, Шэнь Цинцю даже устроился в самую крупную школу города, чтобы хоть чем-то занять себя.
Разумеется, это отнюдь не понравилось Ло Бинхэ. Прежде всего, он был недоволен тем, что у Шэнь Цинцю будут другие ученики: неужто ему мало этого стада с пика Цинцзин? В самом деле, куда уж больше?!
Во-вторых, он был не в восторге от того, что все принимают его за сына Шэнь Цинцю — в особенности при отходе ко сну, когда, целуя и обнимая учителя, в ответ он получал лишь насмешливое: «Не шали!» и «Будь хорошим мальчиком!» Это наполняло его… жгучей злостью на собственную беспомощность!
В этот день, вернувшись из школы, Шэнь Цинцю обнаружил Ло Бинхэ, с недовольным видом сидящего на скамье перед домом.
Будь он взрослым, любой трепетал бы в ужасе от подобного зрелища, но при нынешнем состоянии Ло Бинхэ оно вызвало у Шэнь Цинцю лишь необоримое желание пощипать ученика за щёчки. Да и на стайку толпящихся вокруг него детей его взгляд, отвращающий всех на тысячу ли вокруг [1], похоже, не производил ровным счётом никакого впечатления: они как ни в чём не бывало строили замки из земли рядом с его скамьёй, периодически призывая его присоединиться.
Все они были детьми из соседских семей — в первый же день, когда Шэнь Цинцю с учеником поселились тут, они, подпав под необоримое обаяние главного героя, прямо-таки прилипли к нему, да так, что не отодрать. По счастью, все они до дрожи боялись Шэнь Цинцю — ведь какой ребёнок не трепещет перед учителем? — так что тут же разбегались, стоило им завидеть мужчину.
Шэнь Цинцю потянулся к Ло Бинхэ, чтобы ущипнуть его за щёчки, к чему уже успел пристраститься за последние дни, но тут из-за спины послышались радостные голоса:
— Господин Шэнь! — и во двор уверенной походкой зашли несколько роскошно одетых женщин.
Оглянувшись, Шэнь Цинцю признал в них уважаемых жительниц города. Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, предводительница этих решительных женщин приблизились к нему и, подхватив под руку, без лишних слов поволокла на улицу.
— Господин Шэнь, мы ищем вас целый день! — пожаловалась она. — Скорее, идёмте со мной! Девушки вас заждались!
— Куда это вы собрались? — сердито вопросил Ло Бинхэ. — Какие ещё девушки?
Сказать по правде, Шэнь Цинцю и сам был порядком озадачен происходящим. Удивлённая грозным выражением лица Ло Бинхэ госпожа покачала головой:
— Ох, дорогой мой, такой маленький мальчик — и столь угрожающий голос. Что же так прогневило молодого господина? Господин Шэнь, вы чем-то его обидели?
К ребёнку тотчас приблизилась другая женщина:
— Пройдите-ка сюда, да поспешите, молодой господин, старшая сестрица даст вам конфеток — не стоит мешать вашему батюшке.
Не обращая на них ровным счётом никакого внимания, Ло Бинхэ ледяным голосом бросил:
— Учи… у вас были планы на сегодня?
— Этот наставник… не припомнит ничего такого? — неуверенно отозвался мужчина.
— Господин Шэнь, отчего же вы говорите так, будто ничего не знаете — неужто мне и вправду придётся всё вам объяснять? — пожурила его первая госпожа. — Что ж, как пожелаете. У меня есть племянница — дочь брата — хорошо воспитанная девушка необычайной красоты. Я уверена, что из вас выйдет отличная пара, и потому организовала банкет в ресторане Чэнси, чтобы вы могли познакомиться.
— Она и моя родственница, — заметила вторая госпожа.
— И моя кузина, — подключилась третья.
Как известно, в столь густо населённых местах слухи распространяются очень быстро. Стоило Шэнь Цинцю появиться, как по всему городу разнеслась весть: объявился перспективный холостяк, отличающийся не только завидной образованностью, но также безупречными манерами и приятным нравом, не говоря уже о выдающейся внешности.
Но, само собой, всё вышеперечисленное было сущей ерундой в сравнении с другим — он был богат, очень богат! Посудите сами: не раздумывая, купил такое обширное поместье для проживания — стал бы он поступать подобным образом, не будь он состоятельным? Помимо этого, у него был сынок лет пяти — очаровательный ребёнок, обещающий стать прекрасным юношей и прямо-таки неотразимым мужчиной. Стоит ли удивляться тому, что все семьи, в которых имелась достигшая брачного возраста незамужняя дочь — или хотя бы новорождённая девочка, которой ещё не подыскали будущего жениха — спешили выстроиться в очередь, предлагая помолвку: ведь даже если дело не заладится, они всё равно ничего не теряют!
При этих словах Ло Бинхэ прямо-таки позеленел от злости:
— Он не нуждается в подобного рода смотринах [2]!
Ведь его настоящий муж всё ещё жив!
К нему приблизилась третья госпожа, завлекательно покачивая бёдрами:
— Молодой господин Шэнь, вы что же, не желаете, чтобы ваш батюшка подыскал себе новую жену? Разве не замечательно, что о вас будет заботиться добрая и прекрасная молодая матушка?
— Верно, совершенно верно, — поддержала её вторая госпожа. — Господин Шэнь, вы совсем разбаловали своего сынишку. Я слыхала, что вы всегда берёте его с собой, отправляясь в школу, и при этом он постоянно выпрашивает, чтобы вы усадили его на колени! Прошу, не сочтите за оскорбление, но таким образом вы не вырастите из него приличного мужчину. Сыновья нашей семьи…
Видя, что Ло Бинхэ вот-вот взорвётся, разворотив весь двор, Шэнь Цинцю поспешил подхватить его на руки, отступая на несколько шагов назад.
— Этот недостойный Шэнь [3] очень ценит вашу доброту, но он не планирует, гм, второй брак после смерти первой жены. Поскольку помимо меня в поместье нет ни души, я не могу оставить сына одного, и потому вынужден отклонить ваше любезное приглашение.
На это первая госпожа, к волосам которой был приколот большой красный пион, заявила не терпящим возражения тоном:
— Ну что вы такое говорите, господин Шэнь! Разумеется, у мужчины должна быть жена! Это поместье такое большое, возможно ли оставить его без хозяйки? Мыслимо ли, чтобы человек подобных достоинств посвятил жизнь лишь воспитанию ребёнка? Это не только доставляет вам неудобства, но и создаёт не слишком хорошую репутацию — вы только подумайте, как это выглядит в глазах других! — Взмахнув круглым веером, она безапелляционно бросила: — Значит, решено! Господин Шэнь, вы идёте с нами. А молодой господин может остаться дома — кто-нибудь за ним присмотрит.
— Я бы сам посмотрел, сможет ли уйти кто-нибудь из вас! — холодно хохотнул Ло Бинхэ.
Тут уже Шэнь Цинцю не на шутку забеспокоился за жизни трёх женщин. Дабы не допустить кровопролития, мужчина по-быстрому вырубил навязчивых посетительниц талисманами и покинул дом, который приобрёл какой-то месяц назад.
***
После такого, разумеется, им не оставалось ничего другого, кроме как отправиться на хребет Цанцюн.
Шэнь Цинцю поднимался по Лестнице в Небеса, держа Ло Бинхэ за руку.
Служитель, который подметал её ступени десятилетиями, отдавался этому занятию с прежним рвением. Проходя мимо, Шэнь Цинцю легко улыбнулся ему, но стоило подметальщику взглянуть на Ло Бинхэ, как его лицо исказилось.
Внезапно отбросив метлу, он помчался вверх по лестнице, будто ему подпалили зад: одним прыжком он умудрялся миновать сотни ступеней. Хоть Шэнь Цинцю был этим порядком ошарашен, в глубине души у него зародилась гордость.
Иного от хребта Цанцюн ожидать и не следовало: каждый подметальщик здесь обладает скрытым потенциалом!
Казалось, лестница была нескончаемой — на середине Ло Бинхэ начал зевать: из-за недостатка духовных сил он быстро уставал. Подняв его на руки, Шэнь Цинцю предложил:
— Можешь поспать.
Понять его ученика было так же сложно, как отыскать иглу на морском дне [4]: порой он охотно позволял Шэнь Цинцю себя нести, а порой, покраснев как рак, заявлял, что пойдёт сам. Однако сейчас, похоже, он и впрямь устал не на шутку: устроившись на руках Шэнь Цинцю, он закрыл глаза и тут же заснул.
Вскарабкавшись по ступеням, Шэнь Цинцю попал на главную площадь — и тотчас ощутил множество уставленных на него изумлённых взглядов, различил ползущие по площади шёпотки. В особенности шокированным выглядел тот самый подметальщик.
Стоило Шэнь Цинцю появиться на пике Цинцзин с Ло Бинхэ на руках, как вокруг него собралась кучка адептов, последовавших за ним в Бамбуковую хижину. При виде мирно спящего на руках учителя Ло Бинхэ Мин Фань отступил на несколько шагов с таким видом, словно его поразило молнией. Прочие же, наоборот, бросились вперёд, чтобы рассмотреть его поближе. Отпихнув тех, что мешали ей пройти, Нин Инъин воззрилась на маленького Ло Бинхэ:
— Он выглядит точь-в-точь как А-Ло, вылитый А-Ло! — хватая Шэнь Цинцю за рукава в лихорадочном возбуждении, она потребовала: — Учитель, а у него уже есть имя? Как вы его назвали?
Шэнь Цинцю не знал, что и ответить на это.
— Если у него ещё нет имени, то я… могу дать его!
Какого чёрта…
В этот момент Ло Бинхэ пошевелился у него на руках, бормоча:
— Что за шум…
Веер Шэнь Цинцю взвился в воздух в угрожающем жесте, но он тут же убрал его и вместо этого приложил палец к губам. Внезапно дверь Бамбуковой хижины распахнулась от мощного удара. Ло Бинхэ вздрогнул, распахнув глаза.
В хижину широкими шагами прошествовал Лю Цингэ. Бросив сердитый взгляд на смутившегося Мин Фаня, Шэнь Цинцю спрятал Ло Бинхэ за спиной и, натянув фальшивую улыбку, поприветствовал гостя:
— Как я посмотрю, шиди Лю, ты в отличной форме.
— Что ты прячешь? — сурово вопросил Лю Цингэ.
— Что прячу? Да ничего…
В этот момент Ло Бинхэ выскочил вперёд и, упираясь ладонью в грудь Шэнь Цинцю, воскликнул:
— Мне нет нужды прятаться, я его не боюсь!
Приблизившись, Лю Цингэ воззрился сверху вниз на детское личико, застывшее в вызывающей гримасе, и выдавил, словно слова давались ему с большим трудом:
— Когда… этот… Ло Бинхэ… сделал… тебе…
«Сделал?»
Сделал мне что?
Поскольку Лю Цингэ окончательно смешался, Мин Фань закончил за него:
— Ребёнка, да ещё такого большого!
Великий и ужасный Лю !
Чтоб ты знал, Сян Тянь Да Фэйцзи сроду не писал Mpreg [5]!
К тому времени, как он вышвырнул великого мастера Лю с пика Цинцзин весьма неучтивым образом, Шэнь Цинцю уже просто кипел от возмущения.
— Ну и как мужчина, по-вашему, может родить ребёнка?
Уяснив, что мальчик, которого принёс Шэнь Цинцю, не был его сыном, Нин Инъин испытала немалое разочарование — ещё бы, ведь теперь все чудесные придуманные ею имена пропадут втуне.
— Так говорил братец-подметальщик, вот мы и решили, что это правда. Кто же знал, что у братца А-Ло тоже может случиться искажение ци!
«Славная работа, братец-подметальщик, ничего не скажешь. Похоже, перескакиваешь к заключениям ты ещё быстрее, чем носишься по лестнице! Ну да я тебе это ещё припомню…» — заключил Шэнь Цинцю.
— Этот ученик полагал, — сконфуженно пробормотал Мин Фань, — что, когда речь идёт о демонической расе, возможно всё…
Те, что стояли за ним, с готовностью закивали. Чувствуя, что его терпение на исходе, Шэнь Цинцю всё же попытался втолковать им:
— Даже роди я его, как он, по-вашему, мог вырасти таким большим за какую-то пару месяцев?
— Как знать, — бросил Мин Фань. — Эти адепты полагали, что, будучи сыном этого чудовища Ло Бинхэ, он мог быть таким большим с рождения.
Шэнь Цинцю не нашёлся, что и сказать на это.
Той ночью на пике Цинцзин была возобновлена давно ушедшая в прошлое традиция переписывания текстов в наказание.
***
Разумеется, после долгожданного возвращения одного из горных лордов в честь него было устроено стихийное собрание.
Шэнь Цинцю так давно не доводилось восседать на втором по высоте сидении в Главном зале пика Цюндин, что он успел соскучиться по ощущению крутости, которое оно придавало.
Поприветствовав каждого из лордов вежливыми фразами вроде: «Сколько лет, сколько зим», «Хорошо выглядите» или «О, не скромничайте», он с удовлетворённой улыбкой раскрыл веер.
Во взгляде Юэ Цинъюаня ему померещилось что-то странное, однако он не сказал ничего сверх необходимого. Заняв место главы собрания, он, улыбнувшись Шэнь Цинцю, водрузил на стол стопку бумаг, которые принёс с собой. Шан Цинхуа тотчас подхватил их, раздавая всем присутствующим.
Принимая от него свой экземпляр, Шэнь Цинцю окинул сотоварища беглым взглядом — судя по малость распухшему уголку губ, он вновь чем-то навлёк на себя недовольство Мобэй-цзюня. Не в силах смотреть на это, Шэнь Цинцю опустил глаза на список: тема сегодняшнего обсуждения была выделена киноварью.
Едва взглянув на текст, заклинатель выплюнул чай, который только что отхлебнул.
1. Ввести суровое наказание за переписывание «Сожалений горы Чунь», «Песни БинЦю» и т.д. Невзирая на обстоятельства, не допускается распространение ни одной из их версий, как публичное, так и частное. В течение месяца все копии должны быть выданы ответственным лицам. В противном случае изобличённые в хранении или чтении указанных изданий будут наказаны без малейшего снисхождения. За иллюстрированные издания полагается особое наказание.
2. По причине значительного количества жалоб, руководству пика Байчжань предписывается уделять больше внимания надсмотру за учениками, любые поединки между представителями разных пиков следует пресекать.
3. Также имеются жалобы на представителей пика Цинцзин, которым не следует практиковать игру на гуцине по ночам и во время полуденного отдыха.
4. Пик Сяньшу запрашивает укрепление заграждений и введение дополнительных мер защиты [6].
5. По причине существенного снижения числа адептов, пик Кусин запрашивает дополнительный набор, а также приоритет в получении адептов при следующем наборе на хребет Цанцюн.
6. Всем главам пиков надлежит интенсифицировать учебный процесс во избежание стычек с адептами дворца Хуаньхуа во имя хребта Цанцюн.
7. В случае столкновения с демонами во время задания адептам не следует совершать необдуманных нападений: сперва следует выяснить родственные отношения этих демонов и кому они подчиняются, чтобы определить, союзник перед ними или враг.
…
Разумеется, плеваться чаем на публике было верхом неприличия, однако в настоящий момент Шэнь Цинцю мог не беспокоиться о потере лица, ибо почти все лорды, просмотрев этот список, сделали то же самое.
В главном зале воцарилась довольно странная атмосфера, которую были не в силах развеять даже энергичные движения веера Шэнь Цинцю.
Какими такими качествами обладали «Сожаления горы Чунь», что удостоились первого места в списке? И что это за «Песнь БинЦю», упомянутая следом, позвольте спросить?
После собрания Шэнь Цинцю с тяжёлым сердцем направился было домой, но, сделав всего пару шагов, обнаружил, что за ним следует несколько лордов.
— Дорогие шиди и шимэй, — дружелюбно обратился он к ним, — разве ваши пики не в другом направлении?
— Мы идём не на свои пики, — отозвалась Ци Цинци.
По правде, Шэнь Цинцю ожидал чего-то подобного, но всё же попытался вывернуться:
— Почему же вы внезапно решили посетить пик Цинцзин? Уверяю вас, моя Бамбуковая хижина мала и неказиста, так что я не смогу должным образом принять вас.
— Хватит придуриваться, можно подумать, мы не видали твою Бамбуковую хижину, — оборвала его Ци Цинци. — Разумеется, мы желаем лицезреть не тебя, а твоего драгоценного ученика, которого ты там прячешь.
Итак, они собрались поглазеть на Ло Бинхэ, словно на какую-то диковину.
— Ему это не понравится, — беспомощно бросил Шэнь Цинцю.
— Уж прости за замечание, шисюн Шэнь, но с каких это пор ты должен спрашивать дозволения у собственного ученика? — упрекнула его Ци Цинци. — Тебе не кажется, что ты его разбаловал? Нет, так не пойдёт: какие бы между вами ни были отношения, тебе следует воспитывать его как должно. Ну не понравится ему — подумаешь, беда! В любом случае, нынче у Ло Бинхэ менее десятой его изначальной силы, так что, даже если он разъярится на нас, что с того?
Поскольку глава пика Кусин практиковал постоянный аскетизм, его темперамент был весьма бурным — а то, что он вновь не получил желанной возможности набрать новых адептов, ещё сильнее истощило запас его терпения.
— Хватит этой болтовни, — заявил он. — Или вы боитесь, что мы прикончим все ваши запасы чая? Идём, идём же скорее!
Видя, что последствий всё равно не избежать, Шэнь Цинцю примирился с судьбой, позволяя им затащить себя на пик Цинцзин, причём выражение его лица с каждым шагом становилось всё мрачнее.
«И откуда им всё это известно? — поражался он про себя. — Порой мне кажется, что они знают о моих жизненных обстоятельствах больше, чем я сам!»
Он бы ещё мог избавиться от пары сотоварищей, но лорды пиков наводнили Бамбуковую хижину, подобно стае растревоженных пчёл, невзирая на сопротивление Шэнь Цинцю. Едва войдя, Ци Цинци испустила сердитое:
— Пф-ф.
Ло Бинхэ спал на кровати, заботливо укрытый подоткнутыми учителем одеялами. Шэнь Цинцю тут же показал жестами: «Видите, он спит, не стоит его беспокоить».
Заглянув внутрь, Лю Цингэ не удержался от замечания:
— Мне мерещится, или он малость переменился со вчерашнего дня?
«Переменился?» Приглядевшись, Шэнь Цинцю и сам отметил некоторые изменения: похоже, Ло Бинхэ за один день прибавил пару годков, так что теперь выглядел лет на восемь.
— Потрясающе быстрый рост! — тихо прокомментировал это Вэй Цинвэй. — Просто невероятный!
— С такой-то скоростью, — заметила Ци Цинци, тщательно изучив спящего ребёнка, — он, пожалуй, быстро вырастет из своих одёжек…
Сказать по правде, этот вопрос не приходил в голову Шэнь Цинцю. Ему ещё утром показалось, что одежда сидит на Ло Бинхэ как-то не так — рукава малость коротковаты.
— И правда, это мой просчёт, — поспешил согласиться он. — Завтра спущусь с ним с горы, чтобы купить ему новую одежду.
— К чему подобные трудности, если можно воспользоваться нашими запасами? — рассудила Ци Цинци. — Просто сходи на пик Сяньшу и попроси сестриц сшить ему новые одеяния.
При этих словах многие из присутствующих не удержались от смеха, представив себе в красках, как очаровательные сестрицы с Сяньшу щебечут, окружив угрюмого демона, нимало не тронутого их красотой — при этом Шэнь Цинцю поневоле подумал, что, похоже, его собратьям попросту нечем занять себя. Не в силах видеть, как они глумятся над чужими бедами, он встал на защиту попранного достоинства ученика:
— Прошу вас, прекратите. Пройдёмте в Главный зал, ни к чему тут толкаться. И хватит смеяться, вы его разбудите.
— Ты и прежде оберегал его от нас — и теперь не дашь на него взглянуть? — вмешался один из его собратьев. — Вот уж не думали, что шисюн Шэнь такой собственник!
— Позвольте мне сохранить лицо, — проворчал Шэнь Цинцю.
К тому времени, как ему удалось путём немалых усилий выдворить сотоварищей, чтобы вернуться в Бамбуковую хижину, его голова раскалывалась от боли.
Ло Бинхэ уже не спал — он сидел за столом, болтая не достающими до пола ножками. Рядом с ним громоздилась куча бумаг больше него вышиной — он проверял их с кистью в руках, оставляя пометки.
Понаблюдав за ним, Шэнь Цинцю зашёл в комнату со словами:
— Что ты делаешь?
— Учителя долго не было, — ответил Ло Бинхэ, поднимая голову, — и некому было заниматься делами. Этот ученик решил перепроверить каталог инвентаря.
— Сейчас тебе следует сосредоточиться на самосовершенствовании, — заметил Шэнь Цинцю. — Тебе ни к чему беспокоиться о подобных вещах.
— Но учитель ушёл, а мне было нечем заняться — вот и принялся за это.
Шэнь Цинцю опустился на сидение рядом с ним и, немного поразмыслив, спросил:
— Ты не рад, что нам пришлось вернуться на пик Цинцзин?
— Что вы такое говорите, учитель? — слабо улыбнулся ему Ло Бинхэ. — Как этот ученик может быть не рад?
Успокоившись на этом, Шэнь Цинцю поднялся на ноги и направился было к выходу, но внезапно замер на месте.
Подскочивший с сидения Ло Бинхэ вцепился в его ногу, повиснув на ней.
— …Вы правы, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Этот ученик… не рад!
— Что ж, тебе следовало сразу сказать, что тебе это не по нраву, — рассудил Шэнь Цинцю. — Отныне, если что-то тебя беспокоит, не держи это в себе. Если тебе здесь правда не нравится, мы оставим пик Цинцзин, как только ты восстановишься. В твоём нынешнем состоянии лучше не покидать его без особой надобности, ведь, случись что, хребет Цанцюн сможет предоставить тебе какую-никакую защиту.
— Мне всё здесь нравится! — воскликнул Ло Бинхэ. — Но мне по нраву пик Цинцзин, а не весь хребет Цанцюн — тот, где нет никого, кроме учителя и меня…
«Ну нет, — подумалось Шэнь Цинцю. — Тот пик Цинцзин, который ты любишь, никогда не существовал в действительности…»
— Учитель, — внезапно пробормотал Ло Бинхэ, — это правда, что то, что вы со мной, лишает вас возможности заниматься тем, чем вы хотели бы?
— А ты неплохо притворяешься спящим, — поневоле рассмеялся Шэнь Цинцю. — И слух у тебя хорош. Как обстоят дела с твоей духовной энергией?
— Учитель… — смутился Ло Бинхэ. — Я не желал возвращаться не потому, что мне здесь не нравится, а потому… что здесь слишком легко вас потерять. — Помедлив, он продолжил ослабевшим голосом: — Будь я прежним, я бы не сомневался, что смогу заполучить вас вновь, неважно, к каким средствам придётся прибегнуть; но такой, каков я сейчас… я чувствую… что не в силах соперничать с прочими.
Шэнь Цинцю слегка похлопал его по макушке в шутливом упрёке:
— И за что, по-твоему, ты должен соперничать? Тебе ни к чему бороться с другими, учитель и так пойдёт с тобой по доброй воле.
Внешность того, с кем ты ведёшь беседу, крайне важна — говори Шэнь Цинцю со взрослой версией Ло Бинхэ, он не заставил бы себя вымолвить столь тошнотворные слова, даже приставь тот нож к его горлу. Но нынче за его ногу отчаянно цеплялась мини-версия, которую он мог с лёгкостью поднять на руки, так что мужчина смог произнести это без какого-то ни было внутреннего сопротивления.
Ло Бинхэ поднял к нему лицо — его глаза излучали только любовь и нежность.
Сцена, прекрасная, как цветы при полной луне [7], идеальное время и место [8]. Казалось, по воздуху разливается тонкий аромат, творя непередаваемую атмосферу, которой поневоле поддался Шэнь Цинцю.
Глаза Ло Бинхэ разгорались всё ярче, и, не в силах сдержать себя, он опрокинул Шэнь Цинцю на кровать, забравшись на него.
После этого он склонился к его груди — и оба замерли, уставясь друг на друга.
— Гм… Можешь… продолжать, — отозвался заклинатель.
Но если он и продолжит, то всё равно не сможет сделать того, чего так желал…
В глазах Шэнь Цинцю светилось нескрываемое сострадание.
В конце концов из нежного детского горла Ло Бинхэ исторгся рёв, исполненный ненависти к этому миру.
Примечания переводчиков:
[1] Отвращающий всех на тысячу ли вокруг 拒人于千里之外」 (jù rén yú qiān lǐ zhī wài) — обр. в знач. «держать всех на расстоянии, никого к себе не подпускать; отчужденный; важничать».
[2] Смотрины — в оригинале 相親 (xiāngqīn) — в пер. с кит. «быть на смотринах (в поисках брачного партнёра), смотрины, сватовство», в современном обществе — «свидание вслепую», также означает «быть в близких (дружеских) отношениях».
[3] Этот недостойный Шэнь — в оригинале 沈某 (Shěn mǒu) – в букв. пер. с кит. «некий Шэнь», уничижительное «я» в разговоре.
[4] Понять его ученика было так же сложно, как отыскать иглу на морском дне 徒弟心，海底针 (túdì xīn hǎidǐzhēn) — в букв. пер. с кит. «сердце его ученика — всё равно что игла на дне морском», видоизменённое выражение 女人心，海底針 (nǚ rén xīn hǎidǐzhēn) — в пер. с кит. «понять женщину — всё равно что искать иголку на дне моря».
[5] Mpreg — сокращённое от «male pregnancy» — истории с мужской беременностью.
[6] В английском тексте – электрифицированной изгороди, но это не уложилось у нас в голове…
[7] Цветы при полной луне — в оригинале 花好月圓 (huā hǎo yuè yuán) — в пер. с кит. «цветы прекрасны и луна полна», обр. в знач. «прекрасный пейзаж», а также «пожелание [молодожёнам] счастливой жизни».
[8] Идеальное время и место — в оригинале 良辰美景 (liángchénměijǐng) — в пер. с кит. «прекрасное время года и живописный пейзаж».
Следующая глава
шкуровёрт, блог «Книги мои книги»
бесы
Он, например, чрезвычайно любил свое положение «гонимого» и, так сказать, «ссыльного». В этих обоих словечках есть своего рода классический блеск, соблазнивший его раз навсегда, и, возвышая его потом постепенно в собственном мнении, в продолжение столь многих лет, довел его наконец до некоторого весьма высокого и приятного для самолюбия пьедестала.
скрытый текст
Я только теперь, на днях, узнал, к величайшему моему удивлению, но зато уже в совершенной достоверности, что Степан Трофимович проживал между нами, в нашей губернии, не только не в ссылке, как принято было у нас думать, но даже и под присмотром никогда не находился. Какова же после этого сила собственного воображения! Он искренно сам верил всю свою жизнь, что в некоторых сферах его постоянно опасаются, что шаги его беспрерывно известны и сочтены и что каждый из трех сменившихся у нас в последние двадцать лет губернаторов, въезжая править губернией, уже привозил с собою некоторую особую и хлопотливую о нем мысль, внушенную ему свыше и прежде всего, при сдаче губернии. Уверь кто-нибудь тогда честнейшего Степана Трофимовича неопровержимыми доказательствами, что ему вовсе нечего опасаться, и он бы непременно обиделся. А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке... ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается.
Говорили потом, что продолжение исследования было поспешно запрещено и что даже прогрессивный журнал пострадал за напечатанную первую половину. Очень могло это быть, потому что чего тогда не было? Но в данном случае вероятнее, что ничего не было и что автор сам поленился докончить исследование.
Ну, вот эту-то поэму и нашли тогда опасною. Я в прошлом году предлагал Степану Трофимовичу ее напечатать, за совершенною ее, в наше время, невинностью, но он отклонил предложение с видимым неудовольствием. Мнение о совершенной невинности ему не понравилось, и я даже приписываю тому некоторую холодность его со мной, продолжавшуюся целых два месяца.
Я ведь не утверждаю, что он совсем нисколько не пострадал; я лишь убедился теперь вполне, что он мог бы продолжать о своих аравитянах сколько ему угодно, дав только нужные объяснения. Но он тогда самбициозничал и с особенною поспешностью распорядился уверить себя раз навсегда, что карьера его разбита на всю его жизнь «вихрем обстоятельств».
Но то лицо, о котором выразился народный поэт, может быть, и имело право всю жизнь позировать в этом смысле, если бы того захотело, хотя это и скучно. Наш же Степан Трофимович, по правде, был только подражателем сравнительно с подобными лицами, да и стоять уставал и частенько полеживал на боку. Но хотя и на боку, а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем положении, — надо отдать справедливость, тем более что для губернии было и того достаточно
В продолжение всей двадцатилетней дружбы с Варварой Петровной он раза по три и по четыре в год регулярно впадал в так называемую между нами «гражданскую скорбь», то есть просто в хандру, но словечко это нравилось многоуважаемой Варваре Петровне. Впоследствии, кроме гражданской скорби, он стал впадать и в шампанское.
Он не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за своею полною подписью, что не далее как, например, вчера он рассказывал постороннему лицу, что она держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать свою ненависть явно, в страхе, чтоб он не ушел от нее и тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде. Можно представить после этого, до какой истерики доходили иногда нервные взрывы этого невиннейшего из всех пятидесятилетних младенцев!
В том-то и была разница между ними, что Варвара Петровна никогда бы не послала такого письма. Правда, он писать любил без памяти, писал к ней, даже живя в одном с нею доме, а в истерических случаях и по два письма в день. Я знаю наверное, что она всегда внимательнейшим образом эти письма прочитывала, даже в случае и двух писем в день, и, прочитав, складывала в особый ящичек, помеченные и рассортированные; кроме того, слагала их в сердце своем. Затем, выдержав своего друга весь день без ответа, встречалась с ним как ни в чем не бывало, будто ровно ничего вчера особенного не случилось. Мало-помалу она так его вымуштровала, что он уже и сам не смел напоминать о вчерашнем, а только заглядывал ей некоторое время в глаза. Но она ничего не забывала, а он забывал иногда слишком уж скоро.
__________________
Уверяли, что Виргинский, при объявлении ему женой отставки, сказал ей: «Друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь уважаю», но вряд ли в самом деле произнесено было такое древнеримское изречение; напротив, говорят, навзрыд плакал.
___________________
— Никогда эти ваши люди не любили народа, не страдали за него и ничем для него не пожертвовали, как бы ни воображали это сами, себе в утеху! — угрюмо проворчал он, потупившись и нетерпеливо повернувшись на стуле.
— Это они-то не любили народа! — завопил Степан Трофимович. — О, как они любили Россию!
— Ни России, ни народа! — завопил и Шатов, сверкая глазами. — Нельзя любить то, чего не знаешь, а они ничего в русском народе не смыслили! Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого письма его к Гоголю это видно. Белинский, точь-в-точь как Крылова Любопытный, не приметил слона в кунсткамере, а всё внимание свое устремил на французских социальных букашек; так и покончил на них. А ведь он еще, пожалуй, всех вас умнее был! Вы мало того что просмотрели народ, — вы с омерзительным презрением к нему относились, уж по тому одному, что под народом вы воображали себе один только французский народ, да и то одних парижан, и стыдились, что русский народ не таков. И это голая правда! А у кого нет народа, у того нет и бога! Знайте наверно, что все те, которые перестают понимать свой народ и теряют с ним свои связи, тотчас же, по мере того, теряют и веру отеческую, становятся или атеистами, или равнодушными. Верно говорю! Это факт, который оправдается. Вот почему и вы все и мы все теперь — или гнусные атеисты, или равнодушная, развратная дрянь, и ничего больше!
скрытый текст
Я только теперь, на днях, узнал, к величайшему моему удивлению, но зато уже в совершенной достоверности, что Степан Трофимович проживал между нами, в нашей губернии, не только не в ссылке, как принято было у нас думать, но даже и под присмотром никогда не находился. Какова же после этого сила собственного воображения! Он искренно сам верил всю свою жизнь, что в некоторых сферах его постоянно опасаются, что шаги его беспрерывно известны и сочтены и что каждый из трех сменившихся у нас в последние двадцать лет губернаторов, въезжая править губернией, уже привозил с собою некоторую особую и хлопотливую о нем мысль, внушенную ему свыше и прежде всего, при сдаче губернии. Уверь кто-нибудь тогда честнейшего Степана Трофимовича неопровержимыми доказательствами, что ему вовсе нечего опасаться, и он бы непременно обиделся. А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке... ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается.
Говорили потом, что продолжение исследования было поспешно запрещено и что даже прогрессивный журнал пострадал за напечатанную первую половину. Очень могло это быть, потому что чего тогда не было? Но в данном случае вероятнее, что ничего не было и что автор сам поленился докончить исследование.
Ну, вот эту-то поэму и нашли тогда опасною. Я в прошлом году предлагал Степану Трофимовичу ее напечатать, за совершенною ее, в наше время, невинностью, но он отклонил предложение с видимым неудовольствием. Мнение о совершенной невинности ему не понравилось, и я даже приписываю тому некоторую холодность его со мной, продолжавшуюся целых два месяца.
Я ведь не утверждаю, что он совсем нисколько не пострадал; я лишь убедился теперь вполне, что он мог бы продолжать о своих аравитянах сколько ему угодно, дав только нужные объяснения. Но он тогда самбициозничал и с особенною поспешностью распорядился уверить себя раз навсегда, что карьера его разбита на всю его жизнь «вихрем обстоятельств».
Воплощенной укоризною
........................................................
Ты стоял перед отчизною,
Либерал-идеалист.
........................................................
Ты стоял перед отчизною,
Либерал-идеалист.
Но то лицо, о котором выразился народный поэт, может быть, и имело право всю жизнь позировать в этом смысле, если бы того захотело, хотя это и скучно. Наш же Степан Трофимович, по правде, был только подражателем сравнительно с подобными лицами, да и стоять уставал и частенько полеживал на боку. Но хотя и на боку, а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем положении, — надо отдать справедливость, тем более что для губернии было и того достаточно
В продолжение всей двадцатилетней дружбы с Варварой Петровной он раза по три и по четыре в год регулярно впадал в так называемую между нами «гражданскую скорбь», то есть просто в хандру, но словечко это нравилось многоуважаемой Варваре Петровне. Впоследствии, кроме гражданской скорби, он стал впадать и в шампанское.
Он не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за своею полною подписью, что не далее как, например, вчера он рассказывал постороннему лицу, что она держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать свою ненависть явно, в страхе, чтоб он не ушел от нее и тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде. Можно представить после этого, до какой истерики доходили иногда нервные взрывы этого невиннейшего из всех пятидесятилетних младенцев!
В том-то и была разница между ними, что Варвара Петровна никогда бы не послала такого письма. Правда, он писать любил без памяти, писал к ней, даже живя в одном с нею доме, а в истерических случаях и по два письма в день. Я знаю наверное, что она всегда внимательнейшим образом эти письма прочитывала, даже в случае и двух писем в день, и, прочитав, складывала в особый ящичек, помеченные и рассортированные; кроме того, слагала их в сердце своем. Затем, выдержав своего друга весь день без ответа, встречалась с ним как ни в чем не бывало, будто ровно ничего вчера особенного не случилось. Мало-помалу она так его вымуштровала, что он уже и сам не смел напоминать о вчерашнем, а только заглядывал ей некоторое время в глаза. Но она ничего не забывала, а он забывал иногда слишком уж скоро.
__________________
Уверяли, что Виргинский, при объявлении ему женой отставки, сказал ей: «Друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь уважаю», но вряд ли в самом деле произнесено было такое древнеримское изречение; напротив, говорят, навзрыд плакал.
___________________
— Никогда эти ваши люди не любили народа, не страдали за него и ничем для него не пожертвовали, как бы ни воображали это сами, себе в утеху! — угрюмо проворчал он, потупившись и нетерпеливо повернувшись на стуле.
— Это они-то не любили народа! — завопил Степан Трофимович. — О, как они любили Россию!
— Ни России, ни народа! — завопил и Шатов, сверкая глазами. — Нельзя любить то, чего не знаешь, а они ничего в русском народе не смыслили! Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого письма его к Гоголю это видно. Белинский, точь-в-точь как Крылова Любопытный, не приметил слона в кунсткамере, а всё внимание свое устремил на французских социальных букашек; так и покончил на них. А ведь он еще, пожалуй, всех вас умнее был! Вы мало того что просмотрели народ, — вы с омерзительным презрением к нему относились, уж по тому одному, что под народом вы воображали себе один только французский народ, да и то одних парижан, и стыдились, что русский народ не таков. И это голая правда! А у кого нет народа, у того нет и бога! Знайте наверно, что все те, которые перестают понимать свой народ и теряют с ним свои связи, тотчас же, по мере того, теряют и веру отеческую, становятся или атеистами, или равнодушными. Верно говорю! Это факт, который оправдается. Вот почему и вы все и мы все теперь — или гнусные атеисты, или равнодушная, развратная дрянь, и ничего больше!
любитель сладкой ваты, блог «quotes»
22~
Если девушка всё время думает о том, что у неё нет денег, откуда ей взять время для любви?