Что почитать: свежие записи из разных блогов

Вы думаете, сегодня первое июля? Ничего подобного. сегодня ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ ИЮНЯ!!!

Тут у меня дошли руки послушать сольный проект Дэна Свано из Edge of Sanity - Nightingale. И мне внезапно нравится, такая негромкая, довольно задумчивая музыка с заметной долей AOR. Она не впечатывается намертво в память, зато умело создает атмосферу беседы с неглупым смертельно усталым человеком. Не могу отделаться от ощущения, что это прекрасный саундтрек для последнего дня на Земле. Особенно Chasing The Storm Away и Warriors Of The Dawn.

... когда готов писать сам.

На ярмарку в Скарборо едешь ли ты?

Первое что начал искать Йорвет, когда понял, что он жив, перевязан и не скован, это кинжал и свирель. Без кинжала ты все равно что голый. Без свирели ты не эльф. Играть ещё не было сил, но само ощущение гладкого дерева под рукой неведомым образом успокаивало. Простенькая, ничем не украшенная дуделка была вырезана им в Брокиллоне, где он мучительно долго заживал после тесного знакомства с судебной системой dh'oine. Тогда дриады сделали все возможное, но ещё в застенках Диллингена Йорвету стало понятно, что на лютне он уже не игрок.

Только лесу ведомо сколько он перевел заготовок пока творение рук его начало издавать что-то похожее на музыку, а не на хриплый волчий вой. Вот только Йорвету порой казалось, что дело не в кривых, переломанных, быстро устающих руках, а в нем. Что это его вой. Вой по тем, кто остался среди острых камней Ущелья Гидры, вой по растоптанной мечте, вой о пережитом предательстве. С тех пор утекло много воды, подлеченные руки крепко сжимали лук, ныли к затяжной непогоде и сносно играли на свирели. А Йорвет забыл о мечте, но не забыл о предательстве.

Миленький ты мой, возьми меня с собой,

Там в краю далёком буду тебе женой...

Не очень чистый девичий голосок с чувством выводил где-то под окнами историю о верности и предательстве. Про Роше нельзя было сказать, что он мастак спеть, но годы службы научили его тому, что у строевых и походных песен привкус крови и земли, разухабистая похабщина воняет кислым перебродивший пивом, бардские баллады благоухают дорогим вином, а настоящие песни несут с собой запах дешёвого табака, костра, дождя и отточенной стали. Как вскоре оказалось, эльфские баллады отдавали полынной горечью и разнотравьем.

Плохо видимый в сумраке эльф не спал, по-мышиному возился под тщедушный одеялом, вздыхал, пристраивался поудобнее, но тоже слушал невидимую певунью. Скука не щадила никого.

- Глупая песня, глупых dh'oine. Теперь понятно, почему вы плодитесь как тараканы. Как можно настолько не иметь гордости, что бежать следом когда тебя чуть ли не палкой гонят?

- Не нравится песня - сам спой, - с опасной ленцой отозвался из своей темноты Роше. И безмерно удивился, когда ушастый вместо того, чтобы послать к бесу, пошуршав под одеялом явил на сумрак божий приснопамятную по Флотзаму дуделку. И буркнув: "Не дождешься", начал наигрывать незамысловатый мотивчик.

Плавная, неуловимо щемящая мелодия лилась в сумраке, звенела пересохшим ручьем, свивалась кольцами рефрена, отдавалась болью где-то под сердцем.

- An bhfuil d`iol Scarborough evaly te?

Peirsil, saoi, róis agus dul tíme... - хрипловатый, прокуренный, совсем не эльфский голос раздался в ответ на мелодию из сгустившейся темноты. Вплелся, дополнил, добавил тоски.

- Надо же, темерский пёс не чужд прекрасного, - Йорвет удивлённо отнял свирель и покосился на своего слушателя поневоле. - Не видел бы тебя сейчас, решил бы, что острые уши под шапероном прячешь. Может ты даже знаешь о чем здесь поется?

- О двух придурках, что разругались в пух и прах, а теперь соревнуются в том, кто больше к другому не вернётся?

- Dh'oine, dh'oine, какие вы примитивные, в глубокой аллегории реальных событий, в истории возлюбленных из двух рас, разделенных случаем и гордостью, способных вновь стать minne mo лишь через невозможное, вы видите только двух придурков, издевающихся друг над другом.

- История двух возлюбленных говоришь, а как же тот куплет, где эльф грозит похитить деву и взять силой если она не исполнит загаданное? Вечно у вас так, снаружи сказочка о неземной любви, а копни поглубже та же гадость, что и у людей.

Йорвет вспыхнул, завозился поворачиваясь в его сторону, выругался от стегнувшей кнутом боли и вперил в Роше яростный взгляд.

- А у вас я смотрю, Aen Seidhe всегда во всем виноваты, что в жизни, что в песне. Хватит уже брехать, пёс, нет там такого куплета!

- Да сами вы себе виноваты. Песенка-то явно непоколебимость эльфьих принципов демонстрирует. Неудивительно, что вы вымираете. Ебаться надо, а не выебываться.

- Чую мир изменился безвозвратно, немытая крестьянка судит об искусстве, потаскуха о морали, а барон Кимбольт о смирении. Одни только Aen Seidhe в великой людской мудрости ничего не смыслят!

Йорвет, конечно, слышал от Лютика, что барды при обсуждении нового творения легко могут перейти к мордобою, но не ожидал, что он сам скатится на ругань так быстро. Пренебрежение Роше его всегда задевало сильнее прочих.

- Знаешь, что, выродок остроухий...

- Это я-то выродок? Если слухи не врут, то в отличие от тебя, - и Йорвет запнулся споткнувшись о взгляд тяжелый и страшный, каким гранит только и дробить. И понял, что ещё слово и наплевав на едва схватившуюся рану в ноге Роше встанет и голову ему оторвёт. В том, что встанет и что оторвёт сомневаться не приходилось. Вот и поговорили...

Йорвет не ошибся, Роше медленно и не без мата встал, но не голову отрывать, а выйти покурить.

Студеный осенний ветер быстро выдул лишние мысли, и принесший с собой шлейф крепкого табака и тумана Роше с какой-то непонятной для себя грустью смотрел, как неспособный сбежать эльф отворачивается к стенке и сопит прерывисто словно от долгого бега. Хотелось пить, прибить действующего на нервы сверчка и дослушать уже до конца эту дурацкую и трогательную балладу о двух придурках, что разругались в пух и прах и теперь соревнуются, в том кто больше к кому не вернётся.

Не смотрю, но какая песня! Вах!

В первый день весны у нас снег, дождь, грязь. А меня уже третий день плющит от этих совершенно офигенских ребят. Я до одури люблю такие этнические каверы. Слушаешь и прямо таки физически ощущаешь как тебя плющит летом, морем, светом, терпким ромом.

Давно хотела выложить внезапно осознанную песню-ассоциацию с Жиллииманом, а тут внезапно внесли фрагмент из рассказа "Основы войны" про его детство и они идеально друг друга дополняют.

«Мне было пять, когда отец взял меня на охоту. Я знал зачем. Даже тогда я мог читать людей с той же лёгкостью, с которой читал военные трактаты. Мой отец видел, как я смотрю на его генералов и чиновников. Он видел, как я их презирал. Величайшие государственные деятели величайшего города были идиотами, не видящими самого важного ресурса на планете - их собственного напрасно угнетённого народа. Они были идиотами и тиранами, и даже в свои пять лет я хотел разрушить всю эту изжившую себя систему. Мой отец чувствовал то же самое, я знал это. Но моё место на Макрагге было ненадёжным, и он был слишком умён, чтобы рисковать моей жизнью из принципа. Поэтому он забрал меня в то место, которое нравилось нам обоим - холодные прекрасные предгорья Гор Короны, где мы могли дышать свежим воздухом и давать волю своему гневу, карабкаясь по камням. Вдали от Сената мой отец прекращал притворятся, будто я был нормальным ребёнком, и мы охотились вместе как равные. Он смеялся, как всегда, видя мою необузданную силу, гордясь своим странным маленьким сыном. Но затем, когда я увидел, как он упал, скривившись от пореза на руке, меня осенила ужасная правда.

Мы не были равными. Никогда не могли быть. Мой отец не был похож на меня. Человеку, который научил меня жизни, было суждено умереть. От алого пятна на его тунике у меня перехватило дыхание. Однажды Конор Гиллиман умрёт. Он оставит меня. Оставит меня с идиотами и тиранами. И в это мгновение я стал ребёнком, которым я всегда лишь притворялся. У меня на глаза навернулись слёзы, я положил руку на его рану, желая, чтобы она исчезла. Он засмеялся, покачав головой - он не смеялся надо мной, а наоборот подбадривал. Он вынул монету и передал её мне. Его лицо было отчеканено на одной стороне, а Консула Галлана - на другой. Он сложил мои пальцы в кулак, крепко сжимая монету.

- Почувствуй её силу,-сказал он. Каким бы сильным я ни был, я не мог сломать металл.

- Монета - это Макрагг, - сказал он. - Прекрасный и нерушимый. Сотворённый, чтобы пережить нас всех. И пока есть Макрагг, я буду с тобой, Робаут. Мои достоинства - это достоинства Макрагга. Моя сила - это сила Макрагга. Это не просто мой дом, Робаут, это моя душа и моя семья. И твоя семья тоже. Макрагг выстоит. Макрагг должен выстоять. И пока есть он, ты никогда не будешь одинок.»