Что почитать: свежие записи из разных блогов

Малефицио шагнул из портала следом за Левиафаном. Нору с Аидой они деликатно пропустили вперёд.
– Поголовье салонных остроумцев у вас тут на зависть столичному. Только ленивый не пошутил про госпереворот или план взятия Осеннего с участием флота.
– Многие говорили вполне искренне, – улыбнулся Левиафан. – Здесь довольно народу, мечтающего видеть Архипелаг отдельным государством. Губернатор самого захудалого островка, где фауны больше, чем населения, в душе царь и бог, да что там – любой капитан на своём судне. Так что у нас тут рассадник суверенности и очаг сепаратизма.
читать дальше– В Раймир здешним кадрам лучше не ездить, – фыркнула Нора. – Потрясающее отсутствие самоконтроля, помноженное на местное чувство юмора и апломб, вызовут ступор у первого же кшатри. Сперва смутьянов задержат за неподобающие мысли, а когда поймут, что никто никого не собирается свергать, возможно, отпустят.
– Дядюшка печётся о спокойствии подданных, – с преувеличенной серьёзностью заметил Малефицио, – а не о своем месте на троне. Представь, какой бардак воцарится в столице, если каждый, кому вздумалось, включая приезжих, начнёт свергать правителя. Точнее, пытаться.
– Адмир этот период как-то пережил, – Левиафан оглянулся, стараясь не выпускать Аиду из поля зрения. Она весь вечер выглядела так, словно параллельно вела с кем-то мысленную беседу, и услышанное ей до крайности не нравилось. Сейчас задумчиво вертела в руках один из многочисленных магических светильников, круживших в воздухе, и, кажется, собиралась прикурить от холодного рыжеватого пламени.
Левиафан нахмурился. Возле криоссы немедля возник слуга с серебряной зажигалкой и с поклоном поднёс огня. Аида растерянно улыбнулась и выпустила светильник на волю. Поблагодарила кивком, жадно затянулась и подошла к мужу.
– Ты не мог бы призвать ветер? Проклятая духота...
Малеф и Нора сочувственно посмотрели на девушку – видимо, приём оказался для неё слишком утомительным.
– Любой каприз без жертв и разрушений, – адмиралу неплохо удавалось сохранять весёлый тон. Налетавшего с моря лёгкого ветерка Аида совершенно не ощущала, как не замечала движения колышущейся листвы.
Издалека логово криоса ничуть не походило на лучшие образчики дворцовой архитектуры или типичные особняки и виллы в Пандеме или Сифре. Здание удачно вписывалось в окружающий пейзаж, и складывалось ощущение, что это – результат каких-то природных процессов. Неизвестно, был Левиафан автором проекта или предоставил магам-архитекторам и ландшафтникам полную свободу, но получилось нечто среднее между скальным храмом и военной базой.
Обычные кусты и цветы вряд ли могли расти на каменистом морском берегу так близко к воде без магических ухищрений – похоже, были притащены с какой-то Пластины, где разнообразная зелень не гибла от соли. Нора оглядывалась по сторонам с живейшим любопытством – неистребимая часть её натуры рвалась на поиски чего-то действительно интересного, в отличие от декоративных обязанностей принцессы-консорта.
– Вам удобнее расположиться прямо здесь, или всё же поднимемся к дому? – Левиафан даже по россыпи камней умудрялся ступать почти неслышно. Магические фонарики послушным роем слетелись ближе, на берегу стало светло как днём. – Наверху всё готово, но перенести сюда необходимое несложно.
– Перенести наверх нас ещё проще, – ухмыльнулся Малефицио. – Приятно пройти хоть пару шагов без толпы желающих обсудить со мной здоровье дражайшего батюшки, адрес новой резиденции любимой матушки, феерию на Перешейке под руководством одного из наиболее одиозных коллег или справиться о том, не являются ли взбесившиеся пандемцы вражескими агентами, – он подал руку супруге и неспешно двинулся к причудливой, вросшей в скалы громаде. Нора при упоминании Герцогини состроила недовольную гримаску и покосилась на Аиду. Та исполняла долг хорошей хозяйки, не более, и покорно шла за мужем и гостями по грубо вырубленным каменным ступеням. Можно было бы заподозрить в ней скорее идеально выполненного доппельгангера, нежели ту порывистую девчонку, что в паре с братом доставила всем столько хлопот.
Лестница привела на вымощенную белым мрамором просторную площадку, где у стола с закусками почётным караулом замерли слуги. Левиафан коротким кивком отпустил их восвояси, сам вскрыл пыльную бутылку и разлил вино по бокалам. Аромат напитка начисто перекрыл ночную цветочную симфонию и заставил заподозрить, что на вилле княжеского зятя скрываются апельсиновые рощи, грушевые сады и даже какие-нибудь оранжерейные тропики. Устроившаяся в плетёном кресле Аида немного оттаяла. Покрутила бокал, рассматривая арки, по-домашнему подобрала под себя ноги и послала Левиафану благодарную, а гостям – слегка виноватую улыбку.
– Моё любимое. Если вам не понравится, в погребах всегда найдётся что-нибудь ещё.
Нора медленно пригубила вино, осторожно изучая золовку. Кажется, Аида наконец пришла в себя после приёма и действительно радовалась им, а не просто отбывала номер.
– Потрясающий купаж, – она сделала ещё глоток. – Здешний виноград не так уж и отличается от того, что растёт в Пандеме и окрестностях, а вот вина совершенно другие.
– Море тоже любит выпить, – ответила Аида со смешком. – И потому старательно их улучшает. Некоторые сорта специально загружают в трюм в бочонках и отправляют корабли в море на полгодика, а то и на год. Особенно мило, что безо всяких заклинаний, так что торговать подобным эликсиром можно даже на Пластинах, где магия отсутствует или очень нестабильна.
– А морская живность достигает таких габаритов тоже без помощи магии? Хотя если учесть, кто бороздит здешние воды, никому неохота сдаваться без боя. – Нора обвела взглядом большую серебряную вазу, в которой на ложе из колотого льда покоились впечатляющих размеров копчёные креветки. Блюдо с мидиями выглядело столь же внушительно, под створками каждого моллюска легко представлялись не только крупные жемчужины, но и массивные оправы для перстня или пары серёг. Кальмары и осьминоги и вовсе навевали мысли о судьбе какой-нибудь компании неудачливых метаморфов-неофитов.
– Главным заклинанием в этих краях давно стал естественный отбор, – в подтверждение своих слов Левиафан воздал должное устрицам. Будь они сервированы ещё проще, торчали бы прямо на камнях вместо глубокой хрустальной чаши. Скорее всего, именно это с ними и происходило в самом недалёком прошлом. Тягу жителей Архипелага к сырым дарам моря Малеф не разделял, но и капризным гурманом отродясь не был. Нора ловко орудовала устричным ножом, попутно разглядывая Аиду – похоже, та совершенствовалась в искусстве превращений и теперь могла не тратить силы на поддержание иллюзии. Пусть изменения были совсем незначительны, никому бы в голову не пришло сличать внешность криоссы и нынешней супруги раймирского министра иностранных дел. Посвящение в эту семейную тайну Нора восприняла довольно бурно, но быстро остудила пыл, впечатлившись деталями аферы.
– Непросто должно быть вот так сменить жизнь вместе с биографией, – обратилась она к золовке.
– Отнюдь. Когда есть, ради кого, – Аида лукаво посмотрела на мужа. – Выгодная партия для любой столичной аристократки, не за простого боцмана выскочила, правда, Леви? – "партия" как раз наполняла бокалы, не позабыв и про свой знаменитый гранёный стакан, потому ответила широкой многозначительной ухмылкой.
– К тому же, если у моего дорогого брата вышло стать мной, оставшись собой более, чем когда-либо, то почему я должна чувствовать себя неуютно? – очередной смешок криоссы вышел слегка резковатым. – Отдельно стоило бы поблагодарить отца. Не стал выдумывать какое-нибудь языколомное и зубодробительное имя, а предпочёл назвать так, что из моих тёзок по стране можно набрать целую армию.
– Свежие подвиги Тойфеля выглядят скорее как милые чудачества всеобщей любимицы, так что новое имя он пока не опозорил, – Нора поспешила сгладить углы, но поняла, что случайно затронула щекотливую тему, и добавила: – Тем более, теперь у него есть веские причины сидеть тихо.
– Он найдёт способ привлечь к себе внимание даже в случае Второй вселенской. Удобно следить за преступниками с помощью светской хроники, не правда ли, госпожа дознаватель? – Аида с довольным видом пригубила вино, наслаждаясь им и своей нехитрой шуткой.
– Светская хроника для внимательного читателя иной раз выглядит как описание покушения на убийство при куче свидетелей, – невесело усмехнулась Нора. – Балы, например...
– Дядюшка иной раз бывает невыносим, – Аида закатила глаза, притворилась, что падает в обморок, и дамы понимающе переглянулись. – В Мессаре куда проще – мы часто устраиваем праздники на воздухе или в воде.
– В воде? – заинтересовалась Нора. – А как быть тем, кто не настолько хорошо владеет магией, чтобы весь вечер парить над морем или дышать под водой?
Аида засмеялась.
– Никаких страданий для приглашенных, вот наш девиз! Ты же видела наши пляжи? Желающие могут зайти в воду и танцевать там, прочие веселятся на берегу, а большинство метаморфов к середине бала уже резвятся где-то на горизонте. На днях одна из моих фрейлин выходит замуж, если захочешь, можем заявиться к ней на свадьбу, девочка будет польщена.
– Прекрасная идея, – Нора повернулась к Малефицио. – Дорогой, ты не против?
– С условием, что мне никто не помешает к середине вечера резвиться где-то на горизонте, – кивнул Малефицио, и было совершенно непонятно, шутит он или нет.
– Вполне можем обойтись без кавалеров, – заверила Аида. – И я предлагаю начать обходиться без них прямо сейчас, – она решительно отодвинула тарелку. – Ты уже бывала в талассах?
– Вывески видела, – кивнула Нора. – Не заходила, салонов красоты и в Пандеме полно. Но обычно мне и своей магии хватает.
– Тогда идем, – Аида с энтузиазмом потащила Нору из-за стола. – Тебе понравится, магии ни капли, но удовольствия море. Когда я первый раз попала в талассу, меня это так развлекло, что я обзавелась всем необходимым дома. И переманила лучшую массажистку с одного из островов – до сих пор удивляюсь, как местные красотки с воплями «Так не доставайся ж ты никому!» не потопили нашу яхту в отместку за столь изощрённое коварство.

После внезапного отбытия дам слуги проворно убрали со стола остатки ужина, принесли несколько графинов с ромом – от светлого, как вода, до тёмного, более напоминающего цветом кофе, бокалы, курительные принадлежности, и застыли в ожидании дальнейших распоряжений.
– Ступайте, – махнул рукой Левиафан, – если что-то понадобится, я позову, – и, дождавшись, когда прислуга удалится, кивнул в сторону графинов. – Думаю, как родня обойдемся без церемоний, и наливать себе каждый будет сам по вкусу, – в адмиральский бокал полился самый тёмный из ромов, распространяя вокруг запах специй и сильно обжаренных кофейных зёрен. Малефицио кивнул и выбрал ром чуть светлее, похожий на расплавленный янтарь, – к аромату кофе и специй добавились пряные травы и карамель. Материализовал небольшую трубку с длинным мундштуком, но после придирчивого осмотра испепелил и извлёк из воздуха другую, покороче. После чего внимательно пригляделся к фарфоровым банкам с табаком. Левиафан ухмыльнулся.
– Чем опаснее тварь, тем крепче смесь, – пояснил он, выбирая трубку из выстроившихся на подставке. Малефицио повертел фарфоровые бочонки в руках, непонимающе воззрился на один из них, а потом от души расхохотался.
– Надеюсь, в сосуде с портретом моего драгоценного батюшки – не один из его знаменитых сборов, превращающих мозги в пюре? – он осторожно приоткрыл банку и принюхался. – Похоже, нет, – вооружившись изящной серебряной лопаткой, он зачерпнул табак и принялся набивать трубку.
– На твоём месте я бы не был так уверен. Смесь не та, а вот за шеольский фарфор не поручусь, – Левиафан одобрительно наблюдал за манипуляциями гостя, утрамбовывая табак из той же банки в простую пенковую трубку. – Впрочем, посольского хомута ты успешно избежал, может статься, и тут повезёт.
– Я не избежал, я просто сбежал, – Малеф щелчком пальцев вызвал крошечный шарик пламени, равномерно поджёгший весь табак в чашечке трубки. – Если бы папаше действительно взбрело под фуражку услать меня на Перешеек, обычный вызов членов Совета – и готово. Но если старательно не попадаться на глаза, можно избежать высочайшего внимания, – он задержал дым во рту, выдохнул и вынес вердикт: – Смесь превосходна. И, кажется, я даже выживу.
– Это не так уж трудно, – заметил Левиафан после вдумчивой затяжки. – Со временем входит в привычку. И насколько я его знаю, ты последний, кого бы он пустил к ифритам. – Трубка неожиданно погасла, но адмирал с невозмутимым видом поджёг табак снова и выпустил густое облачко дыма в сторону моря. – Нынешний расклад неплох. Вернулся один из троицы и даже не претендует на своё старое кресло.
– Если верить моим разгильдяям, – Малеф просмаковал очередной глоток рома и расплылся в едкой улыбке, – господин Гадюка вовсю окучивает местный бомонд и не чурается салонных фокусов. Ручные леопарды, исцеление одержимых, весь набор, с помощью которого несложно обзавестись троном на какой-нибудь захолустной Пластине. Вполне искренне развлекается об этих лопухов, и, по-моему, Пандему с того сплошная польза. С нашими свеженькими проблемами только его новых эскапад не хватало. Кстати, что с этим на Архипелаге? Раймир изображает, будто всё под контролем, но по слухам, – источник Малефицио предпочёл не сдавать даже новому родичу, – маруты просто несколько эффективнее добрых служак из Третьего отделения.
– Командоры кшатри под руку с дочерью Наамы и Аваддона – лучший номер сифрского цирка, на мой вкус, – Левиафан всё ещё смотрел вполне добродушно, лишь артикуляция стала чётче да улыбка шире. – И многая Лета нынешнему раймирскому премьеру. Недурно управлялся в бою, мог и лабарумом заколоть, подонок. Но первый из всех вплоть до престола.
Малефицио поднял бокал в знак почтения, но заговорил о другом.
– Если синьорина Лакрима в ударе, кузенов поймёт всякий нормальный мужчина. Забавно, насколько мы все разные, и насколько некоторые способности ничем, кроме крови того или иного Дома не объяснить.
Левиафан неожиданно утратил всю благостность.
– Ничего забавного в этом нет. Таланты старой крови – часто подарок с подвохом. И способны убить даже тех, кто понял, как ими пользоваться.
– А те, кто не понял, всё одно рискуют умереть, – в тон собеседнику ответил Малеф. – Недаром некромантия у нас легальна, а Ars Haimatica известно чьего авторства вместе с прочими трактатами по кровной магии – под запретом не только для широкой публики, а и для нас с вами.
– Будь иначе, возможно, мы бы тут языками не чесали. Как с такими интересными устремлениями ты ещё жив-то?
– Каждый день перед сном благодарю за то моего многомудрого учителя, – Малеф указал трубкой в сторону портрета на табачной банке. – В юности наслушался увлекательных историй и попытался было припасть к запретным скрижалям, да он вовремя явился. И сразу отсыпал объяснений, чуть трость не сломал, когда я по глупости от них уворачивался.
– Что совершенно не помогло умерить интерес, а скорее, наоборот, – без улыбки констатировал Левиафан. – Педагогические порывы моего друга и непрошибаемое упрямство большинства его чад даже во мне иногда вызывают суеверный трепет. Помнится, излишне любопытному дитяте однажды удалось заполучить какой-то из списков отцовского сочинения – когда пару тысяч лет назад я из любопытства сунул нос на ту Пластину, где юноша решил поэкспериментировать с полученными знаниями, она по-прежнему была необитаема.
– Возможно, тамошний климат не подходил для подобных опытов, – Малеф отложил погасшую трубку с самым невинным видом. – Но история поучительная, странно, что при мне отец не поминал даже имени, не то что подробностей. И в семейных хрониках я такого случая не встречал. Не из всего можно сделать наглядный пример в нужном русле или веский аргумент. Как-то раз государь и повелитель в сердцах пригрозил вырезать мне на лбу печать лояльности, если продолжу встревать куда не следует. И на мой логичный вопрос промолчал слишком выразительно.
– Для печати лояльности нужно хотя бы формальное согласие, выраженное чётко и недвусмысленно, не под действием каких-либо составов или заклятий, – Левиафан плеснул рома в свой бокал и сделал несколько глотков. – При твоём норове идея Самаэля была обречена на провал.
– Что так помер бы, что эдак. Вот и хожу с тех пор непечатно лояльный, – вздохнул Малеф притворно сожалеющим тоном. – Тем более, отцовские шедевры росписи по Всадникам – антиквариат. Влепи он такой мне на любое место – и графу Маклину пришлось бы арестовывать его за применение опасной для государства магии. Садиться в Бездну папаша отказался бы наотрез, потому во избежание ещё большей опасности для страны отделался бы штрафом.
– При встрече спроси Маклина или Астарота, что написано в любом своде законов Адмира самым мелким, даже демонами не читаемым без заклятий или увеличительных приборов шрифтом, – хохотнул Левиафан. – Ну или не спрашивай, те же параграфы имеются и у Раймира, и даже здесь. «Действуя в интересах государства и его добрых жителей, правитель не ограничен ни единой буквой, знаком препинания или же иллюстрацией данного кодекса». А уж доказать, что твоё безоговорочное послушание родителю – в интересах державы, сможет любой законник, вчера получивший диплом.
– Шах и мат, да, – Малеф тоже потянулся за ромом. – Хотя лично я обоснованно полагаю, что в интересах державы меня не трогать. Лишь только я сделаюсь тих и покладист, папеньке станет скучно – и один Хаос ведает, куда он направит свои могучие силы.

***
За разговорами ночь пролетела незаметно – Левиафана изрядно забавлял Малефицио. Упрямец всё в той же обезоруживающе прямолинейной манере пытался вызнать, нет ли в треклятой кровной магии чего-нибудь подходящего для умиротворения спятивших. Адмиралу не пришлось особо кривить душой – пользу Самаэль порой понимал своеобразно, потому применение даже самых безвредных его рецептов всегда могло обернуться попыткой потушить пожар керосином или вылечить мигрень с помощью арбалета. Но в целом визит удался – даже Аида, казалось, повеселела и вновь почувствовала вкус к светской жизни.
Камердинер доложил, сколь неохотно госпожа отпускала гостью – хороший знак, до этого Аида ни одной даме из своего окружения столь искреннего дружеского расположения не выказывала, за исключением разве что Войны. Но поскольку старшая подруга всё ещё не ушла с поста Всадницы, виделись они не слишком часто. В последние недели Аида и вовсе ни с того ни с сего удивляла переходами от бурных вспышек веселья к молчаливой созерцательной меланхолии.
Что беспокоило жену, он не понимал – на прямые вопросы не отвечала, отмалчивалась или отшучивалась и всё больше валандалась в море. Среди дельфинов она явно чувствовала себя уютнее. Сначала Левиафан присоединялся к стае, когда выдавались свободные часы, но Аида раскусила подвох и взбрыкнула, после чего отсылала прочь даже слуг. В облике афалины она вряд ли могла навредить кому-то, кроме кефали и скумбрии, но Левиафан всё же втайне опасался увидеть, как на берег выбрасываются стада китов или те же скумбрия с кефалью массово всплывают брюхами кверху. Жена, как ни старалась, так и не научилась управлять разрушительной частью своих способностей.
В ссоре с Реморой повела себя весьма разумно и сдержанно, хотя зачинщица, только-только вернувшись из плавания и обнаружив, что титул криоссы достался какой-то юной столичной штучке, была непозволительно резка. Слова ревнивой морской ведьмы нажали на спусковой крючок – и дальнейшие переживания «штучки» едва не пустили на дно «Аделаиду» вместе с экипажем. Слава Хаосу, Левиафан вовремя проснулся и понял, что вытягивающая силы душная тяжесть – не сон, быстро сгрёб источник бедствия в охапку и прыгнул за борт. Команда состояла из демонов, потому никто не пострадал. Аида же, оказавшись в любимой стихии, пришла в себя. Но куда лучше было бы, если бы эта часть отцовских способностей ей попросту не досталась.
Сейчас жена мирно спала, обняв подушку, между полотнищами штор, сотканных из серебристых волокон глубоководных водорослей, уже скользили первые утренние лучи. Левиафан осторожно лёг рядом, стараясь не задеть разметавшиеся волосы. Аида не проснулась, лишь перевернулась на другой бок и что-то пробормотала, уткнувшись мужу в грудь. Левиафан ласково усмехнулся, приобнял жену и сам вскоре уснул, разнеженный теплом, ровным дыханием и едва уловимым запахом каких-то притираний, оставшимся на коже Аиды после талассы.
Пробуждение вышло неожиданным и ранним, но весьма приятным, цепочка поцелуев спускалась всё ниже, тёплое дыхание и пряди волос щекотали живот. Левиафан попробовал сменить позицию, но очередное движение жены заставило откинуться на подушки. Отдавать инициативу она явно не собиралась, действовала всё резче и лихорадочнее. Он закрыл глаза. Кровь пульсировала в висках, кровать казалась качающейся палубой в раскалённый полдень – как, откуда? – сквозь сомкнутые веки беспощадно било алым. Хрипловатый стон вместо слов – так бывает, когда горло сорвано, попытка приподняться, обнять, затащить на себя лёгкое худощавое тело заканчивается сильным толчком ладоней в грудь и немедленным продолжением ласк, всё больше похожих на пытки. Время и пространство сходят с ума, реальность и память сплетаются влюбленными змеями под звуки женского смеха, торжествующе развязные и жуткие. Поцелуи, полные безотчётной и неутолимой ярости, острые жемчужные зубы у горла – в любой момент. «Всякая тварь весела до и грустна после» – если суметь разомкнуть веки, сквозь палящий зной кровавого солнца можно увидеть то, последнее. Что видели все, кто оказывался слишком слаб или слишком влюблён.
«Да твою ж...» – змея-память, словно испугавшись окрика, скрывается в сплетении веков, змея-реальность остается там, где ей и положено. Он рывком садится на постели, некуртуазно отпихивая женщину, но вместо безумных, казалось бы, прочно забытых глаз, видит зеленоватые, как вода на отмели, родные и чуть испуганные глаза жены.
– Тебе не понравилось? – Аида убирает волосы с лица, садится, касаясь бедром его ноги. Хаос побери, она ничего не поняла, ничего не почувствовала – и его совершенно не тянет просвещать беднягу, что материнская половина её крови преподнесла столь же смертоносный дар, как и отцовская. Для этого наверняка представится более подходящий случай, когда-нибудь потом... Левиафан сгребает жену в объятия, целует обиженно надутые губы, сердито распахнутые глаза и влажный от пота, но горячечно тёплый лоб.
– Что ты. Наоборот.

– Послы без свиты с фальшивыми приглашениями, – поддел брата Мункар. – Напомни, когда мы последний раз падали так низко? – мысленная речь не мешала ему любезно улыбаться мэру и вполуха слушать, что именно Элинор Фирсетский думает касаемо перспектив сотрудничества Вольного Перешейка с Раймиром. Если и когда дойдет дело до каких-то официальных договоренностей, решать будет не Лино, а внезапно назначенная царицей дядюшкина любовница и её свита – старый пройдоха-жрец и незваная, но явившаяся пустынная ведьма. Кстати, интересно, куда запропастилась эта троица? Ифритов на приёме полно, но сплошь местный бомонд, свежевылупившиеся желторотые политики да несколько крупных торгашей, оказавшихся достаточно предусмотрительными, чтобы не портить отношений с тарайин, когда те ещё были общим посмешищем.
– Его высочество раймирского принца в курительной комнате ожидает дама, – слуга в пёстрой, словно оперение попугая, ливрее склонился перед Мункаром. – Назвать своего имени она не пожелала.
читать дальше– Прошу прощения, любезный Элинор, – развел руками тот. – Не стоит оскорблять госпожу Инкогнито промедлением, – и, не дожидаясь ответа, направился следом за слугой. «Ты уверен, что не представился никакой прелестнице моим именем?» – «Снял с языка, только что какой-то клоун сообщил, будто меня ждёт некая таинственная незнакомка» – «Остаётся надеяться, что это не наш гостеприимный хозяин решил столь неуклюже подшутить над местными», – краем глаза Мункар видел, как Накира провожает к выходу расфуфыренный прислужник.
Подведя раймирцев к двери, украшенной резными завитушками, слуги отвесили поклоны, дождались пары монет и были таковы. – Постой здесь, я войду первым, – Мункар распахнул дверь, замер недоуменно, а затем расхохотался.
– Всё видел, но чтобы существа, предположительно обладающие магией, приняли голограмму за живую красотку?
– Я видела и получше, – ядовито отозвалась Лакрима. – Высший демон, Изначальный и член Совета не усомнился в подлинности блохастых доппельгангеров, которых вы оставили вместо себя, чтобы не портить ему торжественное появление в зале.
– Надеюсь, миледи была так добра, что не стала раскрывать перед своим дядюшкой нашу безобидную шутку? – осторожно осведомился Накир.
– Разумеется, не стала, – голос зазвучал чуть раздражённо. – Меня тащили сюда не за этим.
– Благодарим и признаём за собой соразмерный долг, – два мягких баритона прозвучали в унисон.
– Считайте, что долг будет отдан в тот момент, когда я увижу выражение дядюшкиного лица – он никак не ждёт увидеть вас в этом зале в истинном облике, – голограмма довольно хихикнула, послала раймирцам воздушный поцелуй и растворилась.
Братья понимающе ухмыльнулись: господин Гадюка настолько убеждён, будто мир вертится вокруг его персоны, что не удосужился проверить. «Котята» послушно следуют за ним, терпят все выходки, того и гляди согласятся присягнуть. Жаль, что с этой приятной картиной ему вскоре придётся попрощаться. Энергии не пожалели, но расходы окупятся.
– Ну что, подождём сиятельных явлений здесь или продолжим перекличку ласковых телят в зале? – Накиру эта маленькая игра успела наскучить. – Можем делать ставки, кого принесёт первым. Лакрима нас не сдала, так все прочие не ослепли от щедро отражаемого нами сияния Белого дворца.
– Пошли, лентяй, судя по шуму, возможность проверить только что появилась. Ставлю на дядюшкину пассию и её Совет раритетов.
Зычный голос церемониймейстера недвусмысленно сообщил, что ошиблись оба. Да так, что едва удержались от удивлённого хмыканья. В зале царило осторожное недоумение: не каждый мог оценить эдакий фестиваль сюрпризов. Лицо господина мэра сделалось ещё более сложным: сначала зловещие командоры кшатри в роли послов доброй воли Раймира, а теперь кучка лазурских волков, да ещё их предводительница ведёт себя так, словно приём в её честь.
– Счастлив приветствовать… – начал Лино, растянув губы в наиболее радушной улыбке из всех возможных, хотя по глазам читалось, что подобное счастье он мог бы испытать, разве что неожиданно встретив в хаммаме бешеного гуля. Леди Доротея ответила встречной любезностью:
– Заткнись, хорёк. Фальшь противна Всематери.
– Кабы не речь, я бы подумал, что Доротея Йенская явилась сюда в своей волчьей форме, – Мункар с вивисекторским интересом следил за тем, как багровеет физиономия господина мэра, и как здоровенный детина, сопровождавший лазурскую скандалистку во время блужданий по Пустошам, с извиняющимся видом едва заметно пожимает плечами и склоняется к ней. Урезонить пытается, да в итоге только раззадоривает.
– Когда заговорщики из мятежного клана загрызли второго мужа этой прорвы обаяния, следующей же ночью она приказала оцепить их владения и вырезала всех, вплоть до младенцев. Схема пришлась по вкусу, так что за гибель от козней коварного врага всех возможных наследников амулета, а потом и его владельца, тоже удавалось мстить достойно и с размахом. На месте этого молодчика я бы напрягся, – задумчиво и даже несколько сочувственно произнёс Накир, наблюдая за бесплодными усилиями парня вернуть темперамент матери в дипломатическое русло.
– Забавно будет увидеть их встречу с нашим нынешним патроном, – фыркнул Мункар. – Как бы не пришлось вторично спасать Асмодея, если от полноты чувств сия достойная дама примет ту форму, которую считает истинной, и кинется рвать ему глотку.
– Скорее уж с неудобным союзником. Могу предположить, зачем Асмодей послал приглашение, но она-то… У её котла с кипящими помоями непробиваемо толстые стенки. Вместо того, чтобы гневно отвергнуть билет в обитель скверны и вернуться в родные леса вещать про откровения богини, явилась сюда и требует царицу, – Накир оглядел зал с тонкой улыбкой – ни единого намёка на неуместность поведения волчице никто не подал, но стражники готовились в любой момент спровадить её подышать свежим воздухом. Гости также предоставили Доротее со свитой достаточный простор, чтобы наблюдать за развитием событий с безопасного расстояния. Она, впрочем, слегка поуспокоилась и с господина мэра переключилась на сына, чем первый не замедлил воспользоваться, сделав вид, будто ему срочно понадобилось перекинуться парой слов с дорогим братом и соратником Керимом в другом конце зала.
– Царица легка на помине, – Мункар чуть заметно кивнул в сторону входа. – Со свитой из пустынных ведьм. Кажется, одному почтенному старцу пришлось потесниться, – и я готов бегать в звериной шкуре до конца своих дней, если он сделал это добровольно. Полагаю, девчонке оно только на пользу, – он не успел договорить, как в зал вплыла Решка в старомодном, чрезмерно пышном, но затканном золотом и недурно сидящем на ней платье. Справа от «народной царицы» шествовал Малхаз, слева – Нешер. Улыбалась и благосклонно кивала окружающим так, словно царицей назвали её. На пустынной ведьме были свободные чёрные штаны, но вместо традиционной чёрной же рубахи до колен ради праздника она нацепила затканный золотом кафтан. Явно родом из тех же сундуков, что и платье на подопечной. – Глянь-ка на старуху – я и не думал, что эти церемониальные жреческие тряпки ещё у кого-то сохранились. Ну что ж, если кто-то пожелает проклясть любую из этих дам, его ждёт пренеприятнейший сюрприз. Защитный узор мамашиного авторства вполне в рабочем состоянии.
– Интересно, чего и сколько эти паразиты успели растащить по норам до того, как пал Вавилон, – отозвался Накир. – Кое-какие детали облачения светоча веры тоже вызывают массу вопросов. А девчонка фонит изрядно, но держится неплохо. То ли чем-то накачали, то ли поднатаскали, но с нашей последней встречи этот гибридный цветок выглядит не таким милым и непосредственным сорнячком. Ничего удивительного при таких садовниках.
Решка шла уверенным шагом, расточая лёгкие вежливые улыбки знакомым и незнакомым, взгляд скользил по лицам, не задерживаясь надолго ни на одном. Улыбнулась она и Доротее, когда та преградила дорогу.
– Рада новой встрече с дорогими единоверцами. Как вам понравилась статуя Богини, госпожа? – после такого приветствия лицо суровой предводительницы слегка вытянулось, светло-карие глаза сделались почти жёлтыми.
– Истинный лик Матери волков стократ прекрасней. Она явилась мне. И говорила со мной, – в голосе послышались торжествующие ноты. – Когда мы стали одним целым, Великая указала, как поступить.
Накир ткнул брата локтем вместо ответа на мысленный комментарий. Положительно, здешняя атмосфера действовала расхолаживающе.
Решка недоумённо взмахнула ресницами и изобразила живейший интерес:
– И что же она вам сказала, позвольте узнать? Велела поблагодарить нас за приём и побыстрее донести добрые вести в Лазурь? Ума не приложу, сколько отваги вам потребовалось, чтобы оставить свою паству!
– Великая Волчица позволила мне взять её дар, – горделиво повела плечами Доротея. – Зрелая и опытная женщина распорядится им лучше сопливой девчонки. На мне лежит благословение Богини, а не щенка, которого она одарила щедрее, чем следовало бы! – в зале воцарилась тишина. Малхаз дёрнулся, но не успел шагнуть вперед: по-змеиному проворная Нешер ухватила его за рукав, и, заставив пригнуться, что-то шепнула на ухо. Ифрит недоверчиво покосился на внучку, но, повинуясь цепкой хватке Нешер отошёл в сторону. Та одобрительно кивнула и, успокаивающе коснувшись Решкиной руки, лучезарно осклабилась:
– Ну, если Всемать позволила, кто мы такие, чтобы мешать ей? Правда, о радость сердца моего? – Решка изумлённо уставилась на пустынную ведьму, а та, едва заметно подмигнув, продолжила: – Приди и возьми, называющая себя избранницей Великой! Если говоришь правду, камень сам упадёт в протянутую руку, сколь бы крепка ни была удерживающая его цепь. Но помни: лжеца наказывают дважды – сперва его собственные нечистые помыслы, а затем Тысячеликая!
Решка застыла на месте, озадаченно переводя взгляд с Нешер на Доротею, а затем неуверенно улыбнулась:
– Я повинуюсь своей наставнице и долгу гостеприимства, – разведя руки чуть в стороны, тоненькая фигурка в тяжелом затканном золотом одеянии застыла, словно статуэтка.
Конрад насторожился. Он попытался схватить мать, но та оказалась проворнее – буквально налетела на девушку и заключила её в объятия, очевидно, отыскивая застежку подвески под пышными распущенными волосами.
Объятия странным образом затянулись, но никто в зале не проронил ни слова. Только когда девчонка в золоте брезгливо вывернулась из рук леди Доротеи и неспешно пошла по залу, улыбаясь, словно ничего не произошло, а та осталась стоять в дурацкой позе, наиболее внимательные гости заподозрили неладное и возбуждённо загомонили.
– Вот это номер, – к девушке пробился неприлично радостный мэр. – Я уж думал, эту сумасшедшую придётся выводить охранникам, если она посмеет на тебя напасть, а ты сама справилась, – он частил, очевидно, чувствуя себя виноватым за некрасивую сцену.
– Не я, – Решка невозмутимо пожала плечами. – Подвеска захотела остаться со мной, но не пожелала убивать эту несчастную, – девушка покосилась на застывшую истуканом волчицу. – Думаю, лучше пока её не убирать – в зале же найдутся маги, которые смогут помочь. Невежливо выносить парализованных гостей, даже не попробовав вернуть им прежнюю бойкость, ты согласен?
– Я распоряжусь, – кивнул Лино. – И придётся как-то оправдать чокнутую суку, как ни крути, выходит магическое воздействие без прямой угрозы... Строго по процедуре не поступишь – живо сочинят, будто мы околдовали и заточили ни в чём не повинную ревнительницу веры и посла лазурских волков. Не то чтобы на такой абсурд всем было не плевать, но министр обороны Адмира в родстве с Йенской стаей. Да в этом же зале найдутся желающие использовать слетевшую с катушек старую фанатичку, только бы зарыть нас под бархан.
– Вреда воздействие ей не нанесло, – Решка поджала губы как можно более державно и постаралась придать голосу уверенность. – Её же кхм… разморозят и отпустят восвояси. Гораздо достойнее, чем если бы она устроила потасовку с охраной или иное безобразие.
– Ты права, моя царица, но прецедент – вещь весьма неудобная. – Лино вдруг скривился, словно у него резко заныл больной зуб, и досадливо сплюнул. – Явился, двустволка адмирская, чтоб его в оба дула!
Асмодей возник в зале абсолютно незаметно, словно соткался из воздуха, и один Хаос знает, что успел застать. Распорядитель озадаченно хлопал глазами, утратив дар речи при виде почётного гостя, а вероятнее всего – получив лёгким, едва заметным заклинанием тишины. Асмодей в полюбившемся ему белом полувоенного покроя наряде сиял, давая понять, что только вошёл, но уже рад, очень рад всех видеть. Двигался он стремительно, так что приличествующая послу свита, очевидно, отстала ещё в коридорах мэрии, и сопровождали Тёмного князя лишь пара чёрных леопардов с переливающимися муаром лощёными шкурами и высокая молодая дама в серебристом, словно рыбья чешуя платье, которое скрывало не так уж и много. Раймирцы переглянулись и мысленно присвистнули: Лакрима в мешковатой военной форме выглядела совершенно обычной, внешность унаследовала от отца, а не от красотки-матери. Сейчас же сложение и пластика девушки недвусмысленно указывали на её принадлежность к Третьему дому – и внимание всех мужчин, да и многих женщин оказалось приковано к серебристому гибкому силуэту.
– Надо взять на вооружение отвлекающий маневр, – процедил Мункар. – Пока все уставились на его племянницу, наш временный союзник может творить, что пожелает – никто не успеет ничего сообразить.
– Вряд ли он решит сотворить что-то несусветное, – отмахнулся Накир. – Тем более, если уверен, будто мы – то есть, "котята" – были с ним от начала и до конца.
Несусветного не произошло – только вино в фонтанчиках, на подносах подавальщиков и даже в бокалах гостей окрасилось в цвет алого янтаря, по залу поплыл новый аромат, густой, пряный и терпкий. Адмирский посол удовлетворённо улыбнулся, наблюдая за тем, как самые смелые пробуют угощение, и прошёл сквозь покорно расступившуюся толпу прямо к Решке.
– Сражён наповал, – галантно поклонился Асмодей, приложив руку к груди. – Тешу себя надеждой, что наша первая встреча не останется единственной, и верю, что вы найдете много общего с моей любимой племянницей Лакримой.
Лакрима присела в шутливом реверансе, а затем выпрямилась и порывисто обняла Решку, шепнув ей на ухо: «Совершенно несносен сегодня. Берегись, а то начнёт подбивать клинья».
– Вот она, желанная для всех нас цель, – Асмодей взирал на золотую и серебряную фигурки с отеческой благосклонностью, хотя внимательные наблюдатели заметили, что, как полагается в любом ломбарде, золоту достался взгляд более пристальный. – Дружба и единение.
– Совершенно с вами согласны, – хором произнесли Мункар и Накир, решив, что самое время присоединиться к беседующим. – Культура и порядок – именно то, что нужно Вольному Перешейку. – На выражение лица Асмодея действительно стоило посмотреть. Руки близнецам жал с таким проникновенным дружелюбием, что будь на их месте недолговечные, наверняка сломал бы пальцы. Решка удивлённо воззрилась на раймирцев, затянутых в тёмно-синие, совершенно неуместные среди сифрского бомонда фрачные пары с крупными брошами в форме бантов, сверкающих сапфирами и бриллиантами, вместо каноничных галстуков-бабочек. Хищников из фонтана она узнала сразу, но вида не подала, улыбнулась новым гостям с подобающей статусу теплотой. Затем несколько менее дружелюбно посмотрела на адмирского посла и сияющую от удовольствия Лакриму. Леопарды уселись по обе стороны от Асмодея и синхронно приступили к древнему кошачьему ритуалу, вошедшему в поговорку о праздности. Послышались смешки. Асмодей укоризненно посмотрел на близнецов, но обратился ко всем.
– Похоже, котятки чувствуют себя совсем как дома. Не бойтесь, они у меня парни смирные, понимают, что можно и чего нельзя. – Один из вылизывающихся леопардов на секунду оторвался от своего занятия и покивал лобастой башкой, подтверждая сказанное, на что часть зала, уже изрядно подогретая напитками, отреагировала бодрым хохотом.
– Эй, Лино, адмирские котики поумнее многих твоих ребят будут! – заорал кто-то от окна. – Пошли Керима, пусть договорится да купит их для Вольного Перешейка, на страже сэкономишь! – «народный мэр» кисло покосился на шутников, но промолчал. Он по мере сил старался привлечь внимание высокого гостя, но увы, унылая физиономия Лино по привлекательности не шла ни в какое сравнение с Доротеей Йенской, застывшей посреди зала в нелепой позе. Свита толпилась рядом с изваянием предводительницы, но притрагиваться избегала – заразы опасались, что ли? Там же крутились Нешер и Малхаз и о чем-то переговаривались между собой, попутно отвечая на вопросы сына пострадавшей. Возмущённым или расстроенным тот выглядел в той же степени, что стервятник, кружащий над издыхающей лошадью.
– Не слишком удачная поза, зато сколько экспрессии в чертах! Обсуждаете, где лучше разместить этот шедевр интерьерной скульптуры, чтобы не оскорбить чувства лазурских единоверцев?
– Достойный наследник несчастной заявил, что претензий не имеет и готов забрать её немедленно, но мы никак не можем позволить ему совершить опасное безрассудство, – ответил Малхаз, многозначительно огладив бороду.
– Сам видишь, амир, – вклинилась неугомонная Нешер, – злокозненный пустынный дух, помутивший разум этой женщины, всё ещё владеет ею. Амулет, который она носит, силён, как и вера, что сделало её желанной добычей для хидира. Подвеска государыни уберегла от худшего, но оно неизбежно наступит, если оставить всё как есть!
На этот раз Накир не стал останавливать мысленный поток колкостей, общая выгода кучки древних мошенников обещала презабавную импровизацию. Асмодей с интересом осмотрел хорошо знакомые ему стати и заглянул в искажённое алчностью лицо.
– О, теперь вижу ясно и отчётливо: сама судьба привела меня сюда! Этих бесплотных засранцев полным-полно на Пустошах, религиозный экстаз и прочие бурные чувства добрых паломников и горожан для них – как манкий аромат приправ, витающий над лакомым блюдом и приглашающий поскорей отведать. По пути в Сифр я изгнал прочь множество хидирин, а один хитрюга, оказывается, пробрался следом внутри нашей упрямой послицы. Э, нет, приятель, так не пойдёт! – Асмодей небрежным движением отодвинул Конрада, преградившего ему дорогу, словно тот был не тяжелей ребёнка. – Прошу всех соблюдать дистанцию и сохранять спокойствие! Оба условия чрезвычайно важны! Вы же не хотите, чтобы эта пакость переселилась в кого-то из вас?
Асмодей фамильярно приобнял Доротею и обратился к ней на староадмирском. Неподвижная фигура вздрогнула и издала глухое рычание. Близнецы старательно сдерживали ухмылки, поскольку фраза «Цыц, стерва!» мало походила на любое известное изгоняющее заклинание. Волчица в древних языках смыслила столь же мало, сколь и почтенные гости, и вместо благодарности немедля попыталась вцепиться в глотку «экзорцисту», но благодаря быстроте его реакции и стальной хватке оказалась в ещё более невыгодном положении. Асмодей вслух выдал своей жертве нечто среднее между любезным пожеланием крепкого здоровья, безграничного счастья и обещанием весьма грубой интимной расправы, что произвело эффект поистине чудотворный. Доротея сдалась, мощное тело безвольно обмякло, по лицу пробежала судорога.
– Готово, – Асмодей лукаво подмигнул слегка разочарованным гостям и препоручил помятую и оглушённую, но очевидно пребывающую в сознании и остатках разума Доротею заботам сына и свиты. – В Хаос особо неугомонных и беспокойных отправляют именно так. Желающим испробовать услышанные формулы изгнания могу сообщить сразу: детская считалочка, похабные вирши или с десяток особо забористых названий из справочника по садоводству тоже сгодятся. Голодным духам совершенно безразлично, какие звуки издаёт их будущий обед или костюмчик.
– Не хватает только мартышек с литаврами и пуделей на велосипедах, – Лакрима оглядела зал, оценивая глубину произведённого впечатления.
– Госпожа, позвольте не согласиться, – фразу, которую Лакрима прошипела себе под нос, близнецы великолепно расслышали. – Обилие мелких деталей способно лишь отвлечь от шедевральной идеи, поэтому мартышки и пудели могли бы снизить драматический накал этой сцены, – Лакрима, смекнув, что на фоне тёмно-синих плечистых фрачников она в своем серебристом наряде будет выглядеть ещё выигрышнее, с готовностью взяла обоих под руки и благосклонно улыбнулась. – Уговорили. На мартышках не настаиваю. Но уверена, задолго до того, как этот цирк закончится, прибить его сиятельного антрепренёра захотим не мы одни.
Асмодей наконец снизошёл до персоны господина мэра и цепко ухватил того за плечи. Кадр вышел просто загляденье.
– А, Лино, друг мой! И ловкий же ты плут! Твоё гостеприимство и удивительное чутье спасли жизнь главе лазурского посольства – достойная дама вошла под эти своды, кипя навязанными ей гневом и алчностью, а теперь смиренна и кротка, как голубка. А её доблестный и любящий сын уже приносит царице подобающие извинения.
– Знаменательная встреча двух столпов веры, – выдавил мэр, наблюдая за увивающимся возле Доротеи Малхазом. – Полагаю, сообща они смогут убедительно объяснить своей пастве свершившееся здесь чудо. Если психичка после лишнего бокала не вырвет ему кадык, – последнее замечание было произнесено очень тихо, но приятельское объятие посла стало крепче, а улыбка мэра болезненно закаменела, словно он попытался скрытно прожевать маринованный лимон.
– «Сообща можно и Вавилон поднять», – так ведь у вас говорят? – Асмодей прищурился, демонстративно выискивая кого-то в толпе. – А где же друг всех шейхов и благодетель Пустошей, лучший знаток хидирин, если, конечно, не считать обоих Владык? Неужели он манкировал мо... твоим приглашением и в спешке покинул эти изобильные края?
Лино свирепо уставился на своего мучителя, совершенно очевидно не понимая, о ком речь, но Темный князь, похоже, и не ждал ответа.
– Я разочарован. Не думал, что глупейшее недоразумение, незначительная размолвка между старыми приятелями может помешать ему принять участие в празднике всеобщего примирения. Какая жалость. Одна маленькая птичка прочирикала мне, мол, он отдыхает от трудов в этих широтах, и я рассчитывал, что протянутая рука дружбы не останется без ответного пожатия. Ну что ж, пред цветом сифрского общества, своими друзьями и членами своей семьи, – Асмодей выпустил Лино и развел руками так, чтобы стало понятно – сейчас он готов заключить в объятия не только одного тощего мэра, но и всех присутствующих – открыто заявляю: раз господин бывший премьер-министр Адмира некогда поклялся убить меня, если окажусь поблизости, – вольно же ему рискнуть исполнить эту клятву. Коль скоро мириться не пожелал, значит, обещание по-прежнему в силе. Что ж, я готов, вылезай из норы, Бааль!
Зал затих, по всей видимости ожидая немедленной материализации опального премьера. Но страхи и надежды оказались тщетны – Асмодей довольно долго красовался перед кристаллами репортёров и даже дал небольшое интервью, привычно избегая подробностей о причинах «небольшой размолвки». Близнецы и Лакрима, вполне имевшие о них понятие из великосветских сплетен и песни Хэма, наблюдали не столько за Асмодеем, сколько за окружающим пространством. Они даже попробовали вместе прощупать наскоро переделанной «дальней слежкой», но Бааля не обнаружили.
– Жаль, Приёмыша здесь нет, – протянул Мункар. – Кровная родня друг друга находит куда легче.
– Учитывая прыть опального адмирского визиря, не удивлюсь, если часть здешнего бомонда состоит с ним в некотором родстве, хоть и дальнем, – хмыкнул Накир.
– С магией у здешнего бомонда всё чуть хуже, чем никак, за небольшими исключениями, – вместо того, чтобы звать подавальщика с подносом, Мункар дистанционно уволок откуда-то кисть винограда и предложил брату и даме.
– Если найти какого-нибудь ненужного кровного родственника Бааля и провести подходящий ритуал, – Лакрима задумчиво отщипнула пару ягод и наградила обоих братьев обманчиво щедрой на обещания улыбкой – то можно попробовать призвать беглого премьера... да ладно, что вы, я пошутила, – она немедленно сдала назад, заметив изменившиеся взгляды раймирцев. – В Бездну мне охота не больше, чем вам.
***
Об этой встрече условились заранее, пусть и непонятно было, с чего вдруг лично и столь срочно. Но проще выслушать и решить, чем заниматься строительством песочных замков вместо действительно важного. Надо было б успеть пораньше, но и сейчас не поздно. При всей своей драконьей злопамятности Темнейший не в том настроении, чтобы ему взбрело под фуражку послать карательный отряд. Да ещё неизвестно куда. В памяти услужливо всплыла недавняя неприятная история. До неё Молох никогда не страдал мигренями, теперь же был вынужден унимать внезапные приступы и надеяться, что «налог на юмор», по печально меткому выражению Маммоны, придётся платить не всю оставшуюся вечность. Государь прощал и тех, кто осрамил его широко и прилюдно, так что ему один перемещённый в неизвестном направлении министр по делам перемещённых лиц? Есть в державных сапогах камешки куда крупнее.
Скрыться от Бааля будет и того проще. Дражайшая жёнушка пусть останется ему как сувенир, приплоду тоже ничто не угрожает. Бааль наверняка всегда считал их детьми своего клана, потому и одобрил решение Димены переселиться подальше. Но разводиться запретил, треклятый лицемер.
Второй дом бесспорно велик, и легионы его верны, но на очередной и весьма отдалённый фронт ресурсов не хватит. В устах самого деятельного экс-премьерского исчадия ложью несёт даже от прописной истины, но мальчишка сделался вполне честен, уверовав в то, что о возможном невмешательстве с ним говорили всерьёз и на равных.
Не надо быть вероятностником, чтобы видеть, как всё здесь стремительно сыплется в Бездну. Новый прогрессивный мир ждёт своих сторонников именно там.
Откуда бы ни явился Аваддон, вид имел неприлично цветущий – не иначе, очередные горячие точки удачно образовались на какой-то Пластине с курортным климатом. Простой свитер с высоким воротом, запылённые форменные брюки, небрежно наброшенный на плечи офицерский плащ. Если бы не титульный атрибут – чёрный берет с легионерской саранчой – прямо-таки собирательный образ всех безликих вежливых типов, которых можно встретить при любом штабе.
Цвет берета и кокарда менялись под настроение хозяина, но сейчас в этих солдатских шутках нужды не было. Приветствовав гостя дружеским рукопожатием, Молох разлил виски по бокалам и выжидательно приподнял бровь. Как с таким непроницаемым лицом Аваддон умудрялся проигрываться в ноль, всегда оставалось загадкой. Пригубил напиток с тем же выражением полного равнодушия – мол, что недурной равнинный односолодовый, что ракетное топливо, старому легионеру всё едино. Поскольку Аваддон не спешил начать беседу, Молох устроился за столом и веско озвучил словно бы случайную мысль:
– Помяни моё слово, этот маньяк намерен всех утопить. И тебя тоже.
После продолжительной и весьма раздражающей паузы Аваддон наконец заговорил:
– Меня на его маленьком судьбоносном совещании не было. А без того – мало ли, какую чушь лунатики несут в бреду. Урок я усвоил. И не сомневаюсь, что государь присматривает за всеми, но в его глазах я должен быть безупречен, поскольку прежде всего безупречен в своих.
– О, наш безупречный ещё вчера открыто сожительствовал с падалью и чуть не посадил её на трон в насмешку над теми, кто стоял у истоков не только Империи, но и мира. При этом то, что раньше было в порядке вещей, ныне порицаемо и незаконно.
– Это его личная жизнь, – по голосу Аваддона непонятно было, над кем именно он иронизирует. – Стоять у истоков мало. Всем нам пришлось от многого отказаться. Вы же с господином экс-премьером – два сапога пара.
– Дальше будет больше. Просто чтобы посмотреть, как вы примете его очередной запрет и утрётесь. Новый закон станет нормой, и на тех, кто назовёт его смехотворным и оскорбительным, начнут смотреть с отвращением.
– Надо же, какую стройную теорию можно вывести из того, что внезапно кому-то запретили путать детскую с гаремом, жениться на сёстрах, есть младенцев или ещё что-нибудь столь же важное для страны. Закон, запрещающий вне военного времени подавать к столу представителей разумных рас, пришёлся очень некстати в нашу эпоху мира и процветания. Но война всегда где-нибудь да идёт.
Молох скривился.
– Вот об этом я и говорю – порицаемо и незаконно. Уже и среди своих. Впрочем, некоторые из них и этим бы не ограничились. Бэл всю жизнь рылся в чужом грязном белье, как заправская прачка! Притом, что у него своя корзина доверху.
– А когда не находил, то обеспечивал, – согласно кивнул бывший опальный министр. – Всегда знал, что и кому предложить, старый мошенник. Моей слабостью когда-то был азарт. О своих не волнуйся, значения они более не имеют. А теперь позволь откланяться – первая фаза почти прошла. Второй свидетели не нужны. Третья закроет счёт. Прощай, Мильхом.
Молох оторопело уставился на опустевшее кресло. Что ещё за идиотские фокусы? Освещение будто приглушили. Подавленная тошнота накатила снова, обстановка поплыла мутными знобливыми пятнами. С треском рванул воротник – глотнуть загустевший воздух. Ища опору, судорожно вцепился в край столешницы, но свинцовая парализующая тяжесть быстро расходилась по телу. Из пересохшего рта не вырвалось ни звука.
Одно рукопожатие. Свидетели. Как глупо.
Обещанной третьей фазы бывший министр по делам перемещённых лиц в сознании не застал.

Решка сто раз успела соскучиться по тем временам, когда от неё требовалось всего-то шпионить на благо клана и пополнять дедову коллекцию артефактов. Смешно – на побегушках была всё же больше себе хозяйка, а теперь с нею обращаются как с фарфоровой вазой и ни на миг не оставляют одну, даже в покоях дежурят девицы тётки Нешер. Почтительные, услужливые, ни злобы, ни зависти – то ли воспитаны так, то ли знают, что звание преемницы – не блюдо лукума. А всё одно смотрят украдкой, будто на диковинку из зверинца. Хоть не отравят, да и никто не отравит – маленький эксперимент с шарфом показал, что если подвеска не успевает уберечь от контакта с ядом, то действует как териак. В ответ на вопрос о приворотах Нешер только рассмеялась и рассказала одну историю времён своей юности, после которой образы грозного шейха Дастура и многомудрого всезнающего деда приобрели новые краски. Но тёткиных зелий девушка всё равно избегала при малейшей возможности, – что они там укрепляют на самом деле, одной Нешер и известно. Есть же рецепты на дружбу и на доверие, вполне безвредные для жизни и здоровья. Что если причина видений и обморока – какое-нибудь адресное заклятие на кубке с вином? Кочевники сложили немало песен о любви к просторам и свободе, однако клан Хамсин не спешил обратно на Пустоши.
До слуха внезапно донёсся какой-то шум на нижнем этаже, невнятная ругань вперемежку с рычанием. Решка, невзирая на протесты почётного караула, спустилась вниз – она же не узница в конце концов, имеет право выяснить, кто и зачем притащил сюда псов и по поводу чего свара.
читать дальше– В чём дело, Альсар?
– Лазурские… единоверцы, – молодой кочевник сообщил очевидное почтительным тоном, но вместе с тем посмотрел на гостей – судя по платью и внушительным габаритам, это могли быть только волки – так, будто обнаружил на крыльце дохлого дракона и размышлял, как бы половчее его убрать. – Ваша наставница вместе с другими советниками просили беспокоить только в случае, если сама Великая мать вернётся к нам во плоти, но сомневаюсь, что она выбрала бы для этого столь воинственный облик. – Он учтиво кивнул в сторону главы странного посольства, высокой статной матроны, каковая немедля вознаградила его пристальным взглядом, полным сожаления, что глотка мальчишки надежно прикрыта слоями платка.
Черноволосый великан-телохранитель выдвинулся вперёд, вовремя оказавшись между конфликтующими сторонами.
– Матушка, полагаю, юнца стоит похвалить за усердие. Что ты скажешь, если наша охрана начнёт пускать в замок любых незнакомцев? – Теперь взгляда в область яремной вены удостоился и миротворец, из чего Решка вывела несложное заключение, что чердак у достойной дамы не в порядке, и если она и правда посол, то хорошо бы до вина и закусок подать ей дротик с транквилизатором, а лучше парочку. Во имя дружбы народов и согласия меж единоверцами.
– Прочь с дороги, дурак. Щенок не угроза, – проворчала матрона низким хрипловатым голосом, гораздо более приятным, чем те звуки, что всполошили слуг и Решку. Выглядела при этом так, словно простая речь для неё была чем-то утомительным, требующим излишнего напряжения.
– Благословение Богини дому и хозяевам его. Мы проделали долгий и трудный путь не для того, чтобы обивать пороги. Волки Йенской стаи кланяются лишь Великой – и более никому.
Вернувшийся на исходную позицию верзила немедля опроверг эти слова, подмигнул Решке и тоном заправского церемониймейстера сообщил:
– Её светлость блистательная и непреклонная леди Доротея Кримхильдсдоттир, одна из предводительниц величайшей стаи Лазурной Орды и верховная хранительница таинств Матери-Волчицы.
Что-то в словах сына леди Доротею не устроило, но воздержание от выдачи затрещины, по всей видимости, далось ей куда легче светской непринуждённости.
– Пропусти их, Альсар, под моим кровом всегда рады тем, кто искренне чтит Великую мать и древний закон.
– Ты ещё кто? – ледяным тоном поинтересовалась «блистательная и непреклонная» и совершенно по-звериному дёрнула носом, принюхиваясь. Если у её стиля заводить друзей в Лазури много поклонников, неудивительно, отчего там никак не могут вынуть голову из задницы междоусобиц.
– Всего лишь Хали, скромная дочь народа Вольного Перешейка, – Решка потупилась и словно бы невзначай достала из рукава подвеску.
– Полноправная его владычица и наместница Всематери на земле.
Леди Доротея издала одобрительный смешок, который для слуха любого неискушённого в дипломатии прозвучал бы как вульгарное презрительное хмыканье. Светло-карие, почти жёлтые глаза изучающе уставились на опал. По лицу пробежала тень алчного благоговения, в равной мере свойственного страстным коллекционерам и ревностным служителям Богини. Телохранитель волчицы уделил Решке куда больше внимания, что нисколько её не обрадовало – глупо полагать, будто его интерес хоть на гран искренен выше пояса.
– Наместница Всематери вне сомнения читает в сердце верных слуг Великой. И потому не оскорбится, что не была сразу узнана, – вкрадчиво, насколько это было возможно при её громком голосе и монументальном сложении, осведомилась гостья. – Разрешит ли сиятельная Хали облобызать подвеску, принадлежащую богине волков?
– Коль желаете расстаться со своей мор... красотой, лобзайте, – сухо сообщила возникшая за спиной Решки Нешер. Девушка покосилась на пустынную ведьму и с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть: привычные полотняные штаны и длинную рубаху наставницы теперь скрывал златотканый халат, которым не погнушался бы и Зоэль – когда только успела. Ворот и отвороты расшитого каменьями роскошного выкидыша портновского искусства были украшены мехом. Изрядно потёртым, но крайне похожим на собачий или волчий.
– Я обращалась не к тебе, отступница, – леди Доротея без боя не сдавалась, но протянутую к подвеске руку отдёрнула, и на том спасибо. – Дар Всематери – не твоя добыча, и ты не смеешь помыкать мной!
– Девочка повторила бы тебе то же самое, волчица, пусть и вежливее, чем я, – Нешер откинула с лица жёсткую, тронутую сединой смоляную прядь, на пальце сверкнул опал. – Ты находишься на пороге моего шатра, и я не разрешаю тебе войти.
Этого Решка не стерпела: в конце концов, волки прибыли к ней, а не к дедовой закадычной подруге.
– Полагаю, уважаемые послы не собирались напрашиваться на ночлег. Любая гостиница Сифра будет рада паломникам из Лазури, – она с вызовом взглянула на леди Доротею. – Отдохните с дороги, посмотрите, как чтут Всематерь здешние жители, и, если у вас останутся вопросы, я с радостью отвечу на них в более подходящей обстановке.
Леди Доротея смотрела на Нешер слишком пристально, словно прикидывая, как поизящнее выпотрошить. Затем продемонстрировала впечатляющий сладострастный оскал, очевидно заменявший в арсенале достойной дамы дружелюбную улыбку. Великан-телохранитель с неожиданным для своих габаритов проворством вновь оказался рядом.
– Двое могут вести стаю, – процедила волчица, наконец удостоив вниманием и Решку. В голосе появились сочувственные ноты. – Но сердца стаи всегда принадлежат одному. Таков завет Всематери, закон жизни. Если согласия с ним нет в малом, это дурной знак. Слабый клан ждёт хромая судьба.
– Похоже, круг желающих припасть к нежной ручке несравненной властительницы Перешейка стремительно расширяется, – нарушил напряжённую паузу весёлый голос Дастура. – Если вам понадобится дворец побольше, чтобы разместить всех, о прекраснейшая драгоценность кувирской сокровищницы, могу предложить свой. Особенно вам должен прийтись по вкусу тамошний зверинец…
– Длинный язык что парадный халат – ковры метёт красиво, да самому наступить и споткнуться недолго, – огрызнулась Решка, ощущая отчётливое желание благословить почтенного шейха подвеской в лоб. Тот лишь снисходительно усмехнулся и осчастливил Решку очередной литанией, которая сошла бы при желании за объявление войны, клятву в вечной верности, хвалу Богине, заздравный тост средней паршивости или довольно грязный постельный аванс.
К концу фразы физиономия эблассца, однако, поутратила и черноту, и самоуверенность: до него наконец дошло, что никто не услышал ни единого звука. Волки вообще мало что поняли. То ли не читали по губам, то ли ораторские изыски Дастура оказались для них слишком витиеватыми.
– Всё по слову наместницы Великой, – раздался звучный голос деда, а следом появился и он сам, в обычном великолепии столпа веры, разве что казался бодрее и даже моложе. Не то возвращение на большую арену так подействовало, не то ради спектакля для дорогих незваных применил какие-то трюки кроме домашнего портала и простенького амулетика, который Решка в шутку звала «рыбкой». – Речи, что не должны быть сказаны, не будут услышаны.
Дастур метнул укоризненный взгляд в сторону язвительно улыбающейся Нешер, деду досталось нехитрое, но искреннее обещание мужского счастья через трон, Вавилон и древний закон.
Дед просто-таки лучился довольством. Решка недоверчиво прищурилась – на её вкус, заткнутого амулетом велеречивого эбласского хамла для этого было маловато. Предчувствия не обманули – Малхаз, порывшись в поясном кошеле, извлёк оттуда несколько кристаллов, и, сосредоточенно нахмурившись, выбрал самый крупный.
– Наша прекрасная гостья из Лазури наверняка не имела чести лицезреть въезд своего адмирского коллеги, а всем прочим, даже заставшим это примечательное действо, наверняка захочется освежить в памяти наиболее занимательные картины, – заявил он и активировал кристалл. На свои прихоти Малхаз денег не жалел никогда – игрушка была из тех, что позволяла создать для наблюдателя эффект почти полного присутствия, не ограничиваясь движущейся картинкой. Не магу – а магом господин первый советник мог считаться только при наличии мешка артефактов – подобный каприз обошёлся бы в полновесный кошель шеолов.
Эффект оказался незабываемым – поднятая вереницей мотоциклистов пыль взлетела над утоптанной площадкой – и леди Доротея аж фыркнула и чихнула. Дедова подруга близоруко прищурилась, когда красавчик-брюнет сиганул с движущейся машины на постамент Великой, и проворчала: «Торопится господин посол, как голый в хаммам». По мнению Решки, господин если куда и торопился, так скорее отбыть номер – кристалл отлично приближал картинку, и в сияющих глазах адмирского князя ей чудилась та же тоскливая злость, что изредка проскальзывала во взгляде Зоэля. Решка покосилась на деда – судя по тому, что с загорелой и выдубленной пустынным ветром физиономии возлюбленного родича не сходило все то же самодовольное выражение кота, приложившегося к баклаге сливок, самое интересное было впереди. И точно – после кадров, запечатлевших кортеж Асмодея, въезжавший в гостеприимно распахнутые кованые ворота одного из старинных особняков, на экране появился господин мэр собственной персоной. Забавно взъерошенный, в кое-как запахнутой домашней бархатной куртке. Привычное спокойствие могильщика ему изменило – по крайней мере, затянутая в перчатку рука, сжимавшая пергамент, едва заметно подрагивала. – Мэрия блистательного Сифра по повелению... – Лино смущённо кашлянул и поднял к глазам развёрнутый лист, – по велению своих сердец устраивает в честь прибытия высокого гостя из Совета Тёмных торжественный прием. Надеюсь, наместница Великой матери, её соратники и друзья, а также прочие достойные гости Свободного Перешейка не откажутся почтить... – по всей видимости, в тексте отсутствовал достаточно безопасный оборот, и господину народному мэру пришлось справляться самому. – О точном времени наш гость позже сообщит мэрии... то есть, мэрия сообщит гостям, разумеется... – кристалл милосердно погас. На официальную запись это не походило никоим образом – очевидно, какой-то дедов наймит умудрился заснять господина мэра репетирующим официальное выступление перед зеркалом.
***
Доротея смотрела на домик, окружённый неухоженным, буйно разросшимся садом, как на издохшего в бескормицу старого лося, но вслух неудовольствия не выказывала. С её точки зрения, «вполне приличными покоями» имели право зваться лишь комнаты в особняке, что оттягал себе адмирский нахальный хлыщ, но даже если оставить вопрос финансирования в стороне, свита вряд ли пришла бы в восторг от каменной громады с крохотным садиком. Мнение приспешников – не забота вожака, но к чему восстанавливать против себя ближайшее окружение. Кстати, о ближайшем....
– Конрад, – она бесцеремонно пихнула сына в бок. – Не стоило тебе набивать брюхо за ужином. Я желаю поохотиться в твоем обществе сегодня.
– Нынешние угодья не радуют изобилием дичи, матушка, – без малейшего воодушевления отозвался наследник. – Разве только говорящей. Но разминка не повредит, всё одно застряли здесь, покуда пленённые слухами о вашем шарме заезжие воротилы не соблаговолят пригласить на бал. Роли друзей и соратников красотки заполучить не вышло, так может достойными гостями сочтут… – последнюю фразу Конрад проворчал себе под нос, сделав вид, будто крайне раздосадован исключительно невезением и отсутствием должного уважения к благородным волкам в этих удушливо-жарких и не таких уж цивилизованных краях.
– Прикажу – ящериц пойдёшь ловить, – безапелляционно рыкнула леди Доротея. – Изволь принять истинную форму.
Заметив на груди сына амулет-переноску, презрительно сплюнула.
– Дрянь. Дешёвые фокусы делают тебя слабым. Без мешка побрякушек советник дерзкой сучки – жалкий седой пройдоха. Ты хочешь стать таким?
– Насколько мне известно, он служил Богине задолго до того, как её свергли и заточили в темницу. Был свидетелем силы и славы. Как и остальные двое.
– От них несёт смертью так, что провонял весь город.
– Легенды редко пахнут лавандой и розмарином. Кому, как не законной наследнице великого Нортана, судить справедливо о верном выборе средств для высоких целей?
Гневный взгляд Конрад встретил без страха, но всё же мудро решил не превращать беседу в поединок и склонил голову.
– Не смей равнять священные реликвии с грошовым барахлом, а нас – со всякой копчёной падалью. Знаю прекрасно, из чьей пасти пена. Хорст – брехливая продажная сводня, дай волю – уложит под Адмир не только свою сестрицу-сквернохлёбку, а и всех волков разом. Шевелись!
Тон, каким был отдан приказ, к обсуждению не располагал, потому Конрад покорно сбросил одежду, дурацкий амулет полетел следом – что от него проку в истинной форме. Сбруя с камнем Нортана пригодилась бы куда больше, поскольку обладала ещё и ценным свойством мгновенной подгонки по статям владельца. Не очень-то в духе славных волчьих традиций, зато никаких шансов для нынешнего вожака лишиться артефакта. К сожалению, природа щедро одарила мать предусмотрительностью на грани паранойи, потому на усовершенствование символа безраздельной власти она не поскупилась.
Мир расцвёл новыми оттенками запахов, а дурное настроение матери обрело более определённые очертания. Она и не подумала перекинуться следом, вместо этого пристально изучала повисшую в небе луну. Странно огромное, похожее на перевёрнутый ржавый серп светило сулило опасность. Зверь недоумённо ткнулся носом в бедро хозяйки. Та непривычно ласково потрепала волка по загривку и велела:
– Идём, милый. У нас не так много времени.
В истинном обличье двигаться было приятнее – если не приходилось, как сейчас, соизмерять бодрую волчью рысцу с шагом сородича в нелепой двуногой форме. Конрад старался не выдавать раздражения, зная изощрённую злопамятность матери. Ночной воздух изобиловал запахами. В антропоморфном виде слышны едва заметно или вовсе неразличимы, зато в истинном – отчётливы, как прописи, по которым учатся выводить первые каракули глупые щенки. Здесь недавно торчали палатки и горел костёр – но стоянка покинута, пару дней, не меньше, угли совсем остыли. Чуть подальше весь день крутился разносчик с напитками – вода со льдом попадала на песок, и теперь он хранил послевкусие лимона и мяты. Конрад облизнулся и покосился на мать – она словно шла по следу, не сворачивая и не отвлекаясь. Он принюхался – неприятный шлейф каких-то заклинаний, висевший над Перешейком, к ночи будто сгустился. Раздумывая, чем бы это могло оказаться, Конрад едва не пропустил куда более интересный аромат. Сухой, горячий – не запах, отголосок запаха...
Мать пёрла вперед, не обращая внимания ни на что. Волк еще раз втянул воздух ноздрями… Дикий пятнистый кот – серьезный противник... Конрад слегка вздыбил холку и насторожил уши. Ни звука, ни шороха, след звериного запаха по мере приближения приобретает странный оттенок. Розмарин, аир и бадьян – невидимые в ночной мгле коты недавно валялись на душистом свежем белье или приняли ванну? Волк усмехнулся. Очевидно, не только его матери этим вечером влетела промеж ушей мысль погулять – и очень похоже на то, что неизвестные конкуренты заняты своими делами. Возможно, следовало бы дать матери знать, что они не одни, невзирая на тьму – но приказа охранять он не получал. Глава стаи желает поохотиться – и пусть, – Конрад снова покосился на мать и демонстративно пометил крупный обломок известняка.
Послышались резкие вопли и хлопанье крыльев – что-то спугнуло ночных птиц. Конрад дёрнулся было на шум, но лапы помимо воли продолжили нести его за вожаком. Как только на горизонте показалась статуя Золотой Суки, леди Доротея удвоила скорость, казалось, каждый новый шаг придавал ей сил. Конрад прижал уши и оскалился – ветер донёс запах одновременно манящий и отталкивающий, отдалённо похожий на тот, что выдаёт укушенных молчаливой смертью до того, как они начинают рвать глотки.

Когда статная мадам, за которой уныло, как болонка, тащился матёрый волчище, наконец, достигла своей цели – прильнула к постаменту и застыла в экстазе, ладонями и лицом словно вплавившись в золотую громаду, Асмодей недоумённо вскинул брови: энергия уже минут пять как уходила куда угодно, кроме этой ненасытной прорвы, рассеивалась едва заметными ручейками в пространстве. По его прикидкам, монстр теперь был безобиден – хотя, возможно, дамочка-оборотень – просто сумасшедшая фанатичка, бьющаяся в экстазе по десять раз на день... Он сосредоточенно вгляделся и нахмурился, прикусив губу. Да чтоб ты провалился со своими сюрпризами, Самаэль! Тёмному князю никогда ещё столь сильно не хотелось пришибить обожаемого друга и повелителя чем ни попадя, лишь бы проняло. По-видимому, статуя могла перекачивать энергию не только в одну сторону – и, как только поток извне иссяк, для воздействия на очередную истеричку в ход пошло накопленное.
Конрад припал к земле, стараясь не привлекать к себе внимания. К счастью, ветерок по-прежнему дул в его сторону. Песок, погасшие костры и странные кошки, любящие плескаться в воде с травяными отварами, слегка отвлекали от непонятного и в обычном виде неощутимого тревожного аромата, исходившего от золотой статуи. Когда мать рванула к постаменту чудовища, он благоразумно сбавил шаг и отстал – если впоследствии ему это припомнят, можно будет рассказать про кошек и отговориться тем, что в такой ситуации логично прикрывать тылы.
Конрад не знал, сколько времени прошло прежде, чем мать соизволила отлипнуть от смердящей махины. Звезды почти не сдвинулись, но казалось, что ждал он изрядно. Вместо того, чтобы вернуться, мать пошла вперёд странным танцующим шагом. Конрад короткими перебежками последовал за ней, то и дело снова приникая к земле, чтобы не быть замеченным. Он не мог взять в толк, чего боится – судя по доносившемуся запаху, коты не были настроены враждебно и, скорее всего, не двинулись с места – вероятно, успели поохотиться на окрестных фермах и обожраться вдоволь.
Мать? Её патологически бурных и непредсказуемых припадков гнева он опасался, как и любой в стае. Но бояться до звона в ушах и ползать на брюхе, будто щенок? Неписаный кодекс, существующий под луной столько же, сколько и сами волки, запрещал самцам убивать или ранить соплеменниц, но в любой из форм Конрад настолько превосходил любую самку в силе и весе, что без особого труда мог спастись, даже возжелай мать напасть на него всерьёз. Тем не менее, страх не уходил, и Конрад продолжал красться где короткими перебежками, где ползком. Мать замедлила шаг и заозиралась, и волк распластался в тени, отбрасываемой монументом в ярком свете луны. Странно, с виду идол не столь велик, но тень от него застилала окружающее пространство похлеще грозовой тучи... В двуногой форме он заподозрил бы какие-то заклинания и, возможно, даже попытался бы разобраться в этом феномене, но в нынешней лишь отметил несоответствие. И порадовался, что тень достаточно надёжно скрывает его – кто угодно, если это не зверь с тонким чутьем или демон, умеющий видеть не глазами, а силой магии, сможет пройти в паре шагов и не заметить затаившегося.
Ветер немного усилился – и Конрад понял, что было страннее всего. Запах матери, запах родной стаи он ощутил бы даже сквозь удушливую какофонию парфюмерной лавки. Но сейчас не чуял ничего знакомого. Вонь идола, запахи жилья, странный тяжелый аромат, похожий на мускус из все той же парфюмерной лавки, слабый запах чистой кошачьей шерсти и каких-то трав – кстати, он стал резче. Коты решили покинуть лежку и подобрались ближе. Не было печали... впрочем, когда – если – они решат напасть, тогда и будем разбираться. Конрад держал нос по ветру, но запаха стаи не было. Он вгляделся в пятна пляшущих в лунном свете теней. Мать плавным текучим шагом обходила пустырь и каким-то не своим голосом, словно взятым взаймы у женщины моложе и утончённей, выкликала имя. Смутно знакомое – но так, как бывает знакомо нечто, мельком прочитанное в детстве.
– Шамад! Я же знаю, ты здесь! – в голосе матери прорезались капризные нотки избалованной всеобщей любимицы. Столь мелодичных и нежных интонаций у Доротеи Йенской на памяти сына не водилось ни для кого и никогда, как и знакомцев со странным, больше напоминающим кличку именем. – Брось, не дури. Это ведь ты, Шамад! Явись!
«Хороши мы будем, если бессмысленное камлание затянется до утра», – Конрад недовольно вздёрнул губу. С рассветом сюда потянутся паломники, торгаши, попрошайки и прочие – и мать в запылённом платье и с растрепавшейся от беготни причёской, взывающая к неизвестному Шамаду станет прекрасным развлечением для толпы, – он всерьёз задумался над тем, чтобы перекинуться, собраться с силами, непочтительно приложить вожака каким-нибудь проверенным заклинанием и унести. Сейчас, когда свидетелей, считай, нет, это можно сделать – а вот утром подобный поворот добавит перца в представление, после которого потешаться над дикарями-провинциалами будет весь Перешеек. Взвешивая многочисленные за и против, он отвлёкся, и вздрогнул, как укушенный блохой, когда в ответ на призывы матери из тьмы раздался бархатный мужской голос.
– Кому это среди ночи пришло в голову имя, которое я успел дважды забыть и десяток раз сменить? – признавший себя Шамадом демон, неизвестно откуда взявшись, застыл там, где мать не единожды проходила, и теперь смотрел ей в спину, ожидая реакции. Его появление словно разогнало тень – по крайней мере, теперь Конрад куда более чётко видел в лунном свете. Сухощавый плечистый мужик в простых полотняных брюках и свободной рубахе навыпуск, похоже, искренне наслаждался ситуацией – когда мать, дёрнувшись, будто марионетка, резко развернулась и бегом бросилась к нему, он уклонился от объятий легким движением танцора. – Неужели Вольный Перешеек так оскудел, что женщины в порыве страсти вынуждены искать утешителя на помойках и пустырях? – в тоне говорящего слышался сдерживаемый смех и ещё что-то, чему Конрад даже в антропоморфном виде не сумел бы подобрать названия.
– Я ждала тебя, я искала тебя и нашла. А ты не желаешь меня касаться? – в голосе матери теперь не было ни единой знакомой Конраду ноты. Ни тембр, ни интонации, ни запах... да что с ней, в конце концов? – волк всматривался в женщину и с ужасом отмечал, что она, кажется, стала стройнее и сменила масть. Он знал, что она носит амулет Нортана, не снимая, но влиять на внешность по желанию владельца прадедовский камень никак не мог.
– За свою жизнь мне не раз доводилось обнимать незнакомок, но обычно эту игру начинал я сам, – мужчина ухмыльнулся. Конрад узнал его. Адмирский посол. Тёмный князь и, поговаривают, лучший друг Зекста Ягера, порождения тьмы и холода. О Зексте Ягере мать не говорила иначе, как с пеной у пасти, но никого из его соратников отродясь не поминала – и сейчас рвётся обниматься так, словно он любовь всей жизни или первенец, украденный из колыбели.
– Ты забыл меня? – эталонное, чистейшее, хрустальной искренности удивление в голосе. – Не лги, Шамад, ты не мог, не мог... это он заставил тебя, проклятый! – захлёбывающийся рыданиями голос явно желал неизвестному «проклятому» проклясться дальше, да как можно глубже и полнее, если судить по интонациям. Литания звучала на каком-то иностранном языке, и слов он, как ни напрягал слух, разобрать не мог.
– Какой слог, какие обороты, – восхитился адмирец. – Пара пожеланий изрядно запоздала, дорогая моя, он прекрасно справился без твоей помощи – но кажется, будто результат пришёлся ему по нраву, – кривая ухмылка Асмодея заставила волка вздрогнуть. Он буквально шкурой чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Зверь с удивлением отметил, что теперь женщина, бывшая его матерью, не только вела себя как умалишённая, но вдобавок источала аромат дикой течной волчицы, молодой и неистовой. Демон ощущал что-то сходное – с поправкой на пол и видовую принадлежность, разумеется, и очевидно – много сильнее. Волк слышал лишь запах, не более, глаза и разум не обманывали его. На демона эта магия, чужая, недобрая, действовала куда мощнее. Сохранять невозмутимый вид ему становилось непросто. Запах, изменившийся голос, слегка поплывший взгляд, чуть более скованные движения – и когда мать в очередной раз кинулась послу на грудь, он то ли не стал уворачиваться, то ли попросту не успел.
Ни девственником, ни ханжой Конрад не был, но и любителем понаблюдать за чужими брачными играми себя назвать не мог. Однако то, что происходило сейчас, обладало какой-то противоестественной мрачной притягательностью. Если странный танец, когда женщина пыталась поймать адмирца в объятия, а тот уклонялся, напоминал дуэль, то с момента, когда нечто, бывшее его матерью, впилось в губы демона поцелуем, а тот прижал её к себе, вслепую разрывая шнуровку платья на спине, это превратилось в драку не на жизнь, а на смерть. Сходству немало способствовало то, что нормально снять одежду парочка не потрудилась. Всё, что можно было наспех расстегнуть, было расстёгнуто, прочее – разорвано, пыль, смешавшись с потом и кровью из царапин, естественным образом обратилась в грязь, но этих одержимых вряд ли остановила бы даже песчаная буря. Когда после очередного жутковатого поцелуя любовники оторвались друг от друга и синхронным жестом размазали по лицам кровь из потрескавшихся губ, а потом столь же синхронно расхохотались, Конрад мельком подумал, что это не следовало видеть никому – но зрелище завораживало, и отвернуться волк не мог. В какой-то момент он не выдержал и зажмурился.
Когда капризный, задыхающийся, охрипший от сладострастных стонов женский голос понёс нечто уж вовсе несусветное про форточку, которую бессердечный возлюбленный зачем-то захлопнул, лишив последней надежды, а сейчас, сейчас, когда он убедился, что чувства не остыли, мог бы и открыть, пусть не насовсем, пусть только на прощание, на несколько минут, волк недоуменно распахнул глаза. Какие форточки на пустыре, в самом-то деле... Женщина в измятом, разорванном и пыльном платье стояла на коленях рядом с сидевшим на земле полуголым господином послом и нежно гладила его по лицу, стирая кровь и грязь, но оттолкнула, когда он ловко поддел лохмотья лифа и впился в грудь жадным поцелуем. И снова перешла на иностранный язык, гортанный, незнакомый волку. Уже не уговаривала, а требовала или обещала – Конрад видел, как посол ненадолго задумался, а затем неохотно кивнул. Видимо, согласился – встал, завозился с ремнём на штанах и медленно, через силу пошёл к монументу следом за манившей его женщиной.
Запах больших кошек усилился – они тоже наблюдали за происходящим и теперь подбирались ближе к действующим лицам. Конрад вяло подумал, что, если бы они хотели напасть, это куда как проще было бы сделать, когда парочка была занята друг другом, а он не мог оторваться от созерцания игрищ. Тем временем адмирец, следовавший за любовницей, словно послушный щенок, дошёл до постамента и, одним прыжком оказавшись наверху, за руки втащил туда подругу. Платье не выдержало – верх окончательно сполз с плеч. На белой, словно светящейся в лунном сиянии коже резко, как и шрамы, выделялись тонкие ремешки, охватывающие тело. И раскалённым углем пламенел амулет старого Нортана. Жаль, что посол, разрывая шнуровку, не позаботился и о древней побрякушке – Конрад бы не оплошал, подобрал её и стал вожаком стаи по праву, но увы...От размышлений о власти, в очередной раз ускользнувшей, мелькнувшей перед носом, как проворная дичь, волка отвлек шорох. Ранее незримые кошки уже не скрывались – двинули прямиком к смердящему идолу. Конрада они то ли не заметили, то ли совершенно им не заинтересовались – волка одинаково устраивала любая из причин, но на всякий случай он не шевельнулся. Две фигуры, застывшие на постаменте, собирались продолжать свои забавы – коленопреклоненная женщина расстегивала штаны на любовнике, а тот чуть откинулся назад, на бедро золотой великанши, и запрокинул лицо к звёздам. Запах идола стал ещё неприятнее – волк цинично подумал, что, пожалуй, не находись Богиня в заточении, подобные упражнения могли бы быть сочтены оскорблением святыни, эти двое явно не собирались приносить никакой жертвы. Неожиданно землю под ним тряхнуло – а затем обманчивая ночная тишина с грохотом разлетелась на осколки разрозненных звуков. Прижавшийся к земле волк увидел, как золотое изваяние дрогнуло, будто пытаясь привстать, но гибкая чёрная тень метнулась наверх, сталкивая с монумента два переплетённых тела. Конрад, не раздумывая, бросился к упавшим – верность требовала помочь соплеменнице. А честь – милосердно прекратить мучения, если спасение невозможно. Перекинулся на бегу – и чуть не сбил с ног какого-то парня, склонившегося над упавшими. Кажется, оба были живы – по крайней мере, адмирец сидел, прислонившись спиной к постаменту и обхватив голову руками, а мать, лёжа, силилась запахнуть на груди обрывки платья. Недалеко от них спрыгнул с постамента чёрный леопард, издевательски-дружелюбно лизнул Асмодея в нос и принял истинную форму. – Прекрасная ночь, не находите? – светски осведомился мускулистый парень с серебристыми глазами и, не дожидаясь ответа, наклонился над лежащей женщиной. Та держалась в сознании из последних сил, на одной природной злости. О совершённых подвигах имела весьма смутное представление и немедля выразила его потоком отборной брани, сделавшей честь любому пьяному солдафону. После чего хрипло рыкнула: «Рви ремни, дурак. Да хер за ворот без доброй воли!», смежила веки и обмякла.
Господин посол, наоборот, внезапно приободрился.
– Проективная одержимость, котятки, не выдерживает никакого сравнения с обычной. Сосуд выбран недурно, признаю. Чрезвычайно… выносливый, – демон неприятно облизнулся, бросив взгляд на бесчувственное тело волчицы. – Однако ваша мать не смогла бы достичь своей цели, даже открой я ей канал шириной с ворота Осеннего. Но я ценю ваше беспокойство о моей персоне.
От слов Асмодея несло нездоровой эйфорической бравадой, чего он совершенно не осознавал.
– Ну разумеется. Стоило положиться на волю Хаоса и просто посмотреть, кто кого сожрёт.
– Мы не одни, – второй демон, похожий на говорившего, как отражение в воде, тронул родича за плечо. – Насколько я успел понять, дама вне опасности, просто... утомлена, – грубоватые черты тронула едва заметная ухмылка. – Думаю, ни у кого нет вопросов к гостям из Лазури? – светлоглазый повернулся к Конраду. – Друг мой, вы достаточно пришли в себя, чтобы донести эту женщину до её собственной спальни, а главное – объяснить, куда мне следует открыть портал?

– Сдаётся мне, это не песчаная буря, – Мункар неотрывно смотрел на линию горизонта, где, стремительно приближаясь к городу, клубилось густое грязно-рыжее облако.
– Старый трюк, – согласно кивнул Накир. – Но действенный.
Самые чуткие и зоркие тоже заметили странное явление, а самые любопытные, коих было несомненное большинство, начали подтягиваться поближе. То, что за пыльной завесой могло скрываться не очередное посольство, а орда голодных стихийных духов или что похуже, их уже не смущало – Сифр устал от опасений. Да будь там хоть Легион с «огненными ангелами» в обнимку – если не запасся амулетом для побега, к чему давиться у портала и встречать судьбу спиной? Повезёт или нет – но в любом случае куда как лучше вознести молитву Богине, связаться с родней и друзьями или заделаться репортёром-любителем. Профессионалы тут тоже были – стайки съёмочных кристаллов резво вылетели навстречу, а в толпе показались стражники. В случае серьёзной угрозы они бы разве что успели героически умереть вместе со всеми, но осознание этого факта добрый народ, несомненно, успокаивало.
Пыльный вихрь был совсем близко, когда из него вырвался мотоциклетный клин, а за ним – армейский вседорожник ослепительно белого цвета. Замыкающих в этом кортеже не было.
читать дальшеНежданные гости лихо свернули с главной дороги, перестроившись так, чтобы машина оказалась впереди, и встали ровно напротив золотой исполинши. Буйный ветер стих, и теперь народ разрывался между новым зрелищем и избавлением от излишков песка, которым щедро угостили даже привычных к бурям кочевников.
Тонированные стёкла не позволяли сходу увидеть, кто пожаловал на этот раз, но близнецы переглянулись – эмблему Чистильщика на форме мотоциклистов не заметил бы только слепой. Элита Легиона, билет в ничто для непокорных Пластин, личная гвардия Аваддона, последний довод владыки Адмира и прочая, и прочая. Когда имперскую саранчу разглядели и перетолковали всем слабовидящим и непросвещённым, водительская дверь наконец открылась, и из недр бронированной машины показался высокий стройный офицер в чине лейтенант-полковника при таком обилии наград, что их хватило бы на целый полк. Многочисленные причудливые ордена немилосердно вспыхнули и засверкали на солнце, грозя выжечь сетчатку.
– Я же говорил, будет весело! – со смехом бросил Асмодей кому-то внутри салона. – Лакрима, не дуйся, твоя игрушка в полной сохранности. И, как выяснилось, может ездить быстрее катафалка.
В два движения оказался на крыше, лениво отмахнувшись стеком от парочки особо назойливых съёмочных кристаллов. Машина тронулась навстречу статуе, толпа завороженно наблюдала за этим зрелищем, пытаясь устаканить в восприятии весь ворох скандальных образов и шлейф слухов и сплетен. С бравым молодчиком в форме они упорно не вязались, он казался просто обаятельным столичным отморозком. Слишком пристальный для простого осмотра достопримечательностей взгляд Асмодея скользил по золотой фигуре. Когда до постамента оставалось не больше десяти шагов, он швырнул стек под ноги, оттолкнулся и прыгнул. Риск сорваться и покалечиться для Изначального равнялся нулю, но впечатлительную часть аудитории сохранность трюкача взволновала нешуточно. Под нестройные возгласы одобрения и негодования он благополучно оказался наверху и одарил всех широкой белозубой улыбкой.
– Какая женщина, а! – Асмодей восхищённо прищёлкнул языком и коснулся статуи. – Есть что потереть на счастье!
Он задержал руку на нагретом золоте и с трудом сохранил радостную улыбку на лице. Металл подался под пальцами, как упругая женская плоть, словно под вызолоченной поверхностью великанша была живой. Асмодей поспешно оторвался от статуи – нет, не сейчас, не при толпе зевак, но Хаос побери Темнейшего, что он здесь наворотил?
– Добрый народ Перешейка, любезные граждане Сифра, братья и сестры мои! – бодро заорал Асмодей. Отработать номер, хлебнуть эмоций толпы – вон как уставились-то, грамотно выбранный костюм – половина дела. А с Cамаэлевой.... инсталляцией будет время разобраться тихо, ночью, не привлекая внимания. – Разве мог я подумать, что вестник мира и любви понадобится земле, не знавшей войн? Друг мой Лино, господин мэр, я знаю, что ты сейчас слышишь меня. Адмир полагает суровость к твоему предшественнику соразмерной его глупости и жадности, но всё же излишней – народу достаточно было всего лишь выразить своё недоверие и предложить лучшего кандидата в соответствии с демократическими принципами. Поскольку неугодная персона не погибла, этот вопрос может считаться закрытым. А ты не покинешь свой пост столь варварским и постыдным образом и непременно восстановишь то, что было разрушено, – Асмодей послал в один из кристаллов особенно острый взгляд. – Я пришёл с миром, но я не из тех, кто на коленях будет умолять о понимании и взаимности. Обычно просят меня – и не знают отказа. Но сейчас я готов просить, – Асмодей стащил фуражку и коротко, грациозно склонил голову. – И прошу народ Вольного Перешейка об одном – не отталкивать нашу дружескую руку.
Толпа восторженно взревела. Один из Изначальных, член Совета Тёмных, одиозный наперсник Темнейшего явился просить Вольный Перешеек о дружбе – это ли не знак того, что Всеблагая даже из узилища защищает своих верных? Асмодей слегка подался вперёд – такой всплеск должен был наполнить его силой куда вернее, чем долгий отдых или обильная трапеза. Но поток энергии ощущался странно – будто то, что должно было выплеснуться к оратору полноводной рекой, уходило в иссыхающее русло, разбрызгивалось мутными ручейками. Тёмный князь едва заметно сдвинул безупречно вычерченные брови и вгляделся в окружающий мир магическим зрением. Выругался про себя, с трудом удерживая на физиономии открытое доброжелательное выражение. Ожидаемый поток восторгов бился в постамент золотой идолицы и поглощался ею почти без остатка. Обострённые заклинанием чувства уловили едва заметную вибрацию – так скрытно дрожит земля в преддверии тектонического сдвига. Недолговечные не ощущают этого, но все, кто обладает более чутким слухом, начинают беспокоиться задолго до разрушительной дрожи поверхности. Не обмолвиться об этой достопримечательности ни словечком – каков мерзавец. Или это проверка? Ну хорошо...
– Друзья мои, – голос посланника доброй воли не дрогнул, стороннему наблюдателю и в голову не пришло бы, что пламенную речь оратор толкает почти машинально, обдумывая совершенно иные проблемы. – Процветание и мир редко прорастают на почве, унавоженной преступлениями и бунтом. Но Адмир никогда не доходил до мести искренне заблуждавшимся, и сейчас я здесь, чтобы своим словом подтвердить – мы не воевали с вами ранее и не опустимся до насилия в этот раз. Прощение, милосердие и понимание принес я сюда, а в качестве ответного дара прошу лишь вашей поддержки.
Выдержав красивую паузу, Асмодей снова поклонился и вернул фуражку на место. Коснувшись козырька пальцами в подобии воинского салюта, он небрежно позировал для слетевшихся репортёрских кристаллов, не прекращая ощупывать заклинаниями все вокруг. Какие ещё сюрпризы таит эта рутинная поездочка? Висок слегка кольнуло. Странно. Он был готов поклясться, что никого, хотя бы отдалённо сопоставимого силой с Изначальными, не окажется на пару дней пути вокруг... но нет. Не задумал ли Темнейший сложную интригу, послав на Перешеек двоих с разными поручениями?
Асмодей жадно втянул воздух, улыбнулся ещё шире и спрыгнул с постамента. Народ покорён – перед ними тот, кого они хотят видеть. Хлопают по спине, тянут руки для пожатия, ещё немного – и благословения попросят. Демоны, ифриты, недолговечные, какой-то сомнительный сброд, плоды свальной любви в разных пропорциях и комбинациях, ребятишки, мужчины, женщины – тут Асмодей несколько отвлёкся, заткнув один особенно неугомонный белокурый рупор свободной прессы жарким поцелуем. Чем не ответ на дурацкий вопрос? Провокация имела успех, посему, лавируя в нужном направлении, пришлось перелобзать куда попало ещё с десяток страждущих и попрощаться с фуражкой. Стайку детворы так порадовали амулеты, щедро брошенные «добрым господином из Адмира», что с дороги засранцы убрались, даже не прощупав как следует его карманы.
Асмодей лучезарно улыбался, продолжая пожимать руки, обнимать податливых красоток, кидать амулеты на удачу – нелишне приправить щедрые предложения Адмира силой личного обаяния. Как бы не получилось так, что Самаэль послал его сюда из-за этой идиотской статуи, и подготовить почву для того, чтобы задержаться с комфортом, не помешает. Но откуда же плеснуло силой чистой древней крови, когда он стоял на постаменте? Кто был настолько нагл или беспечен? Асмодей сосредоточился, прикрыл глаза –со стороны казалось, будто высокопоставленный гость смотрит куда-то за горизонт, силясь поверх голов разглядеть добрые знамения светлого будущего. Нечто интересное он-таки увидел – и быстрым шагом двинулся к цели. Вскоре адмирский посланник буквально врезался в двоих неброско одетых кочевников, чертивших на песке нелепые знаки. Парни ничуть не смутились, кивнули, как шапочно знакомому надоеде, и продолжили увлекательный подсчёт завитков в грубо сделанном рисунке.
– Какое самообладание, какое чувство собственного достоинства! – громко восхитился адмирец. – О, истинные дети Пустошей, почему бы вам не оказать мне любезность, временно присоединившись к моей свите? Я здесь недавно и хотел бы собрать под своим кровом представителей всех рас и племен Перешейка, чтобы ничьи интересы не остались неучтёнными Адмиром.
– Влипли, – мысленно сообщил один кочевник другому. Тот кивнул в ответ, что немедля было воспринято Асмодеем как согласие.
– Было бы обидно удрать, даже не попытавшись выяснить, что задумал дядюшка на этот раз, – второй вздохнул, затер рисунок ногой в пыльной сандалии и повернулся к адмирскому гостю. – Почтём за честь, – вежливо произнёс он, не потрудившись изобразить типичный для пустынников акцент. – Не каждый день скромные бродяги удостаиваются подобных приглашений.
– Иного я не ждал, – ураганное добродушие Асмодея сбило на подлёте других претендентов на место в свите. Он цепко ухватил кочевников под руки и увлёк за собой, на ходу отдавая приказания. – Осторожнее, друзья, мы же не хотим, чтобы кто-нибудь лишился грядущего праздника? Никакой давки и падений под колёса! Самое интересное только начинается!
Несмотря на растущий ажиотаж, толпа покорно очистила путь и позволила погрузиться в машину. Асмодей послал новообретённым поклонникам воздушный поцелуй и скрылся в недрах бронированного белоснежного монстра. Внутри утомлённо откинулся на спинку сиденья и процедил:
– Надеюсь, купленную тобой лачугу уже привели в порядок.
– Сделали всё возможное, дядя, – философски отозвалась Лакрима, наблюдая, как почтенный старший родственник подкрепляется из фляжки с гербом Правящего дома, щедро распространяя по салону очень селективный и чрезвычайно нишевой аромат горящего торфяника, не вполне погашенного морской водой. – Сильно опасаются, что вы останетесь недовольны.
– Умница, – Асмодей убрал фляжку и наконец соизволил обратиться к своим пассажирам.
– Ну что, двое из дворца, вы от имени или по поручению?
Ответом было выразительное молчание с оттенком издёвки.
– Так я и думал. Выходить из роли пустынных блоходавов не советую: всё, что происходит на Перешейке – остаётся на Перешейке. Иногда в самом прямом смысле. Посмотрим, на что вы можете сгодиться.
– Господин Гадюка очевидно не в духе...
– Блоходавы, значит...
После короткого мысленного обмена мнениями кочевники ухмыльнулись. Через секунду пыльные тряпки упали на пол, а два крупных леопарда, с трудом поместившиеся на широченном заднем сидении, принялись сосредоточенно и по-собачьи шумно, крайне демонстративно выкусывать блох и чесаться.
Лакрима нахмурилась и бросила на дядю недовольный взгляд.
– От же кошкин приплод, – меланхолично оценил превращение Асмодей. – Я своё общество никому не навязывал, можете немедля отправляться хоть папаше в зубы, хоть матери в щель. А можете стать недурным дополнением к свите – парочка ручных хищников, эка невидаль. Всё видно, всё слышно. И совершенно недоказуемо, что два кровожадных леопарда из фонтана, в пьяных видениях бунтовщиков превратившиеся в лиц, подозрительно похожих на раймирских принцев и командоров кшатри, и два милых воспитанных зверя, привезённых послом доброй воли Адмира в качестве питомцев, – одни и те же твари. К чему сходу наступать друг другу на нежные места? Не лучше ли заключить маленький взаимовыгодный союз? Что-то мне подсказывает, есть у нас общие интересы в здешних широтах, – Асмодей щёлкнул пальцами, и на стеклах с двух сторон от леопардов вспыхнули и погасли совершенно одинаковые знаки.
– Выбор ваш. Соглашайтесь или проваливайте.
Звери притихли, а затем с разницей в доли секунды мазнули когтистыми лапами по вычерченным на стекле знакам. Те вспыхнули голубым призрачным цветом. Снова пауза – Мункар так и остался леопардом, сменив масть на более тёмную, почти чёрную с муаром, а Накир принял свой обычный вид.
– Политика частенько укладывает в одну кровать самых неподходящих партнёров, – мягко произнес он. – Возможно, сегодня наши пути действительно сошлись в одной точке. Но прежде, чем ответить за нас обоих, я хотел бы узнать, как вам понравилась скульптура, ныне ставшая главной достопримечательностью здешних мест? Возможно, столь тонкий ценитель искусства...
– Примитивная порнография в обёртке монументализма, – уклончиво отозвался Асмодей. – Если вы, котятки, пообещаете не мешать, я приглашу вас на увлекательную прогулку под луной.
– Да, в лунном свете она особенно привлекательна, – кивнул Накир. – Возможно, наши вкусы куда ближе, чем мне показалось сначала... что ж, тогда за себя и за брата я готов принести клятву помогать вашей миссии всеми силами, пока она не будет угрожать нашей личной безопасности и интересам Раймира.
– Принято, – Асмодей ловко извернулся в кресле и протянул назад руку, которую Накир пожал, а черный леопард боднул лбом, словно ластящийся домашний кот. Ещё одна вспышка холодного голубоватого огня – и вместо рыжеволосого демона на сиденье завозился второй леопард, стремительно темнеющий, чтобы ничем не отличаться от брата.
– Осталось по дороге купить пару ошейников, – едва слышно проворчала Лакрима. – И заказать вывеску «Цирк дядюшки Асмо». Когда мать просила сопровождать тебя в официальной поездке, мне представлялось несколько иное.
– Моя дорогая сестра слишком серьёзно относится к политике, – отмахнулся Асмодей. – Дипломатия – это весело, малышка, тебе ещё представится случай в этом убедиться.
– Приехали, – на лице Лакримы не отразилось и тени энтузиазма. Тяжёлые кованые ворота бесшумно распахнулись, пропуская посольский кортеж во двор старинного особняка, больше напоминавшего музейный комплекс.
– Серьёзно? – вскинул брови Асмодей. – Парни, вам точно тут понравится, – обратился он к леопардам. – Уютная атмосфера опустевших гнёзд врагов режима, настоящий архитектурный трофей и недогоревшая страница «Истории падения лучших домов Раймира». Поддержку наследникам какой именно жертвы политических репрессий я случайно оказал?
– Рада, что ты оценил, – невозмутимо улыбнулась Лакрима и кивнула в сторону главного входа, где толпились многочисленные встречающие. – Закуски сервированы, принимай парад.
Асмодей выскочил из машины едва ли не раньше, чем она остановилась, и распахнул заднюю дверь:
– Котятки, за мной! Комитет по встрече заждался.
Огромные кошки переглянулись и выпрыгнули следом. Картинно потянулись, разминаясь, а затем двинулись к входу в особняк по бокам от Асмодея, словно телохранители. За их спинами в ворота въезжали остатки кортежа.
– Тронут, оценил, запомнил, – Асмодей нетерпеливым жестом приказал замолчать представительному демону в тёмном костюме, очевидно, управляющему, рассыпавшемуся в приветствиях. Остановился на ступенях, не проходя в дом, и оглянулся. Голова кортежа, те, кто первыми въехал во двор, уже стянули шлемы, расстегнули похожие на броню куртки и расселись прямо на бортах чаши огромного фонтана во дворе с бутылками ледяного пива и игристого вина.
– Эфор? – красавчик со шрамом на щеке и недопитой бутылкой «Cеребра Сифра» метнулся на зов патрона, как ужаленный. – После ужина, ближе к ночи, возьмёшь подобающую твоему положению свиту и заглянешь к мэру. С письмом от меня. Письмо прочтёшь – оно будет не запечатано в знак моего доверия тебе. Лино не идиот и поймёт, что это означает. Уяснил? Свободен.
– Лакрима, – Асмодей приобнял подошедшую племянницу, – будь снисходительной владычицей этих развалин и пригляди за всеми охламонами, – свободной рукой он обвёл пространство так, что в круг попали прислуга, свита и даже леопарды. Дождавшись неохотного кивка, он поманил к себе управляющего и, по-прежнему обнимая племянницу за плечи, сообщил: «С этой минуты слово госпожи Лакримы – мое слово, её воля – воля Третьего дома. Ко мне обращаться только в случае Второй Вселенской. Понятно?» Управляющий отвесил прочувствованный поклон.
– Идём, котятки, нас ждут великие свершения, – Асмодей взбежал по ступеням так, словно бывал в этом особняке не единожды. Леопарды переглянулись и потрусили за ним.
«Лачугой» и «развалинами» Асмодей именовал особняк совершенно незаслуженно. Мраморные лестницы, мозаичные полы, огромные окна от времени ничуть не пострадали, а всё остальное было то ли по новой закуплено комитетом по встрече, то ли перенесено сюда магией из какого-то Асмодеева поместья. Леопарды скользили по особняку тенями, заставляя слуг отшатываться в испуге, на что Асмодей не обращал ни малейшего внимания. Он, насвистывая, шагал вдоль анфилады комнат на третьем этаже и умолк, лишь остановившись перед мало отличавшейся от своих товарок массивной дверью красного дерева. Приложив ладони к створкам, слегка нажал – те бесшумно распахнулись. Огромная комната с камином и выходящими на старый городской квартал окнами, лишенными занавесей или хотя бы деревянных жалюзи, очевидно, некогда служила приватной гостиной, но теперь стала кабинетом патриарха Третьего дома. Широченные диваны, подушки на полу, многочисленные низкие столики – на одном валялись какие-то свитки и стоял письменный прибор, на другом – ворох книг, самый большой стол в центре заставлен блюдами и бутылками. Три столовых прибора, три бокала... Асмодей приглашающе махнул рукой в сторону стола, леопарды помотали мордами.
Темный князь фыркнул и уставился на пол. На ковре немедленно появился большой поднос с живописной горкой кусков свежайшего сырого мяса разных видов, а рядом возник столь же внушительных размеров серебряный умывальный таз, наполненный ключевой водой с плавающими сверху льдинками. Звери не двинулись с места. Асмодей закатил глаза к потолку, но схватил со стола бокал и, зачерпнув немного воды из таза, демонстративно отпил. «Ни с вами, ни из вас, ни ради вас...» – леопарды кивнули, облизнулись и неспешно принялись за угощение.
– Слуги и свитские на этаж не войдут, даже если очень захотят, – язвительно сообщил Асмодей. – Так что, коль жрать сырое мясо и пить воду вас заставляет тяга к конспирации, а не к аскезе, можете не мучиться, котятки, – не дожидаясь реакции, он стянул китель через голову, не расстегивая, и швырнул на диван, а затем уселся в кресло около стола и налил себе вина.
Один из леопардов оторвался от мяса, неторопливо подошел к окну и, привстав на задние лапы, легонько царапнул стекло.
Асмодей снова закатил глаза.
– Снаружи на месте окон все, кроме магов моего уровня и выше, способны увидеть лишь гладко оштукатуренную стену. Что ещё? Кинуть Мору голограмму, разжиться конкоктом от паранойи, да вылить его вам в воду, чтобы полегчало?
– Внушить доверие тем, кто ещё вчера счастливо улюлюкал бы, увидев вашу голову на колу, – не штука, – Мункар вместе с привычным обликом обрёл дар речи и устроился за столом напротив Асмодея.
– Фокус так называемой «свободной воли» известен всем, – Накир также присоединился к беседе и налил вина себе и брату. – А судьба прежних хозяев этой обители гостеприимства – лучший урок разумной осторожности при заключении союзов. Ваше здоровье, – близнецы одновременно подняли бокалы, как того требовал обычай.
– В вашей семейной истории найдутся примеры, говорящие, что не следует поворачиваться спиной даже к ближайшей родне, – Асмодей медленно цедил вино, разглядывая командоров кшатри, словно оценщик в ломбарде – пару старинных серёжек. – Тем не менее, в этом доме вы можете чувствовать себя в безопасности, пока наши интересы совпадают. Китчевая поделка, привлекающая в эти края всё больше невротиков и истеричек, например... – прервав речь на полуслове, Асмодей встал и принялся разгуливать по кабинету с бокалом. Возможно, его нынешнему костюму недоставало привычной патриарху Третьего дома утонченности, но двигался он с обычной змеиной вкрадчивой грацией.
– Их привлекает магия, ничего удивительного. Пусть и не всем она с непривычки идёт на пользу, а тем, кому пошла бы – не даётся в руки. Немало проблем и с амулетами, зато с дикими духами Пустошей – совершенно никаких с недавних пор… – Мункар умолк, заговорил Накир, и для Асмодея сделалось очевидным, что при всём внешнем сходстве братья – не разделенное надвое единое сознание. – По причине их внезапного и полного исчезновения. Как полагаете, собрались в стаи и улетели на зимовку, или их насмерть сразили прелести нашей родительницы работы адмирского скульптора-натуралиста? В естественный процесс пожирания малых рыб большими в данном случае я не верю. Если бы к городу принесло кого-то постарше и посильнее, он бы не исчез, любезно очистив окрестности.
– Кто знает, – Асмодей едва заметно пожал плечами и уставился в окно с таким интересом, словно видел Фирсет, один из наиболее одиозных кварталов Сифра, впервые. – Возможно, та рыба, что пожрала малых, не уплыла восвояси, а затаилась в толще придонного ила. Может статься, она возникнет из глубин, почуяв достойную приманку. Признаться, я изрядно на это рассчитываю.
Близнецы недоверчиво сощурились.
– Или вы утаиваете то, что неплохо бы рассказать, или речь уже не только о хидирин. След отца вашей правой руки затерялся именно здесь, и до сегодняшнего дня он был единственным достаточно сильным Изначальным, не считая дядюшки, что способен быстро извести бестелесную погань такого калибра. Но зачем бы ему это сафари? По просьбе нынешнего визиря за горшочек мёда? – братья в унисон фыркнули, представив адмирского хранителя традиций в роли ночного охотника на призраков.
Асмодей вернулся к столу, щедро доплеснул в свой бокал вина и потянулся к одному из блюд с закусками. Фаршированную перепелку он выбирал придирчиво, словно скучающий покупатель на рынке, однако, водрузив добычу на тарелку, тут же утратил к ней гастрономический интерес и снова коснулся губами края бокала.
– Приятно иметь дело с сообразительными молодыми людьми, – это прозвучало как тост. – Не думаю, что у нынешнего некоронованного властителя Перешейка найдется, что предложить моему опальному приятелю. Конечно, господин Жаба ценит антиквариат, но украшение, способное его заинтересовать, слишком своенравно, чтобы служить предметом сделки. Так что, если наши общие, – он вежливо кивнул братьям, – предположения верны, охотиться на мух мой бедный товарищ мог бы исключительно в своих интересах. Каковы они – мне в общих чертах известно, хотя не скажу, что в этой схеме сколько бы то ни было заметное место ранее занимали Перешеек или Пустоши, но все меняется, Хаос непостоянен, – он сделал большой глоток и вспомнил о безвременно почившей перепелке, с видимым удовольствием перемолов безупречно ровными белыми зубами крошечную ножку. – Я надеюсь выманить нашего загадочного сома из слоя ила, предложив ему лучшее, что есть у Третьего дома. Если Хаос будет ко мне благосклонен, то, прояснив некоторые спорные места в истории Веера, я с удовольствием позволю и вам задать несколько вопросов...
Близнецы уловили дополнительный бархатный акцент в последней фразе и бегло улыбнулись. Бесцветные глаза приобрели острый ледяной блеск.
– Туше. Придётся уточнить размер нашей благодарности за подобную щедрость. Но если ловля окажется неудачной, соразмерная услуга останется за вами. Либо за вашим Домом.
– Свои долги я выплачиваю сам, не перекладывая это тяжкое бремя на детей клана, – усмехнулся Асмодей. – И попрошу не так и много – всего лишь в зверином виде сопровождать меня на одной небольшой экскурсии, чтобы мне никто не помешал, когда я займусь совершенствованием образчика скульптурной эротомании. Если же окажется, что относительно некоторых особенностей декора я прискорбно заблуждался, вам придётся вернуть себе природный облик и постараться минимизировать возможные разрушения. Не жертвуя собой, конечно же... Ну как?
Некоторое время за столом царило молчание – близнецы мысленно переговаривались. Асмодей не торопил с ответом, он, казалось, полностью ушел в свои мысли, смакуя закуски и вино.
– Мы согласны, – в один голос произнесли братья. – Если рыба будет поймана и ответит на наши вопросы, это будет сочтено достаточным воздаянием. Если же нет, мы вместе или любой из нас в отдельности оставим за собой право потребовать сходной услуги от патриарха Третьего дома, когда и если в том возникнет нужда, – Мункар и Накир встали и протянули руки Асмодею. Тот оставил в покое бокал, тоже встал и обеими руками сжал ладони братьев. Холодное синеватое пламя на доли секунды охватило это тройное рукопожатие и растаяло в воздухе.

С какого момента их стало двое? После долгих размышлений Решке так и не удалось чётко провести границу, и, что хуже всего, перестать об этом думать. Мысли были столь же упрямы, как хозяйка, и неизменно возвращались в проклятый круг. Если погиб в Эдеме – с золотой хворостиной наперевес из фонтана всплыл уже не её лохматый пройдоха, а тот, в чей сад он вломился? Или Зоэль заключил сделку позже, после стычки с близнецами? Либо засекли, проследили, пошли следом. Подпоили какой-то гадостью на пиру у деда, увели на убой и потом принесли не спасённого, а подмену. Но то, что он делал дальше, никак не выгодно Раймиру. Адмиру тем более. Одна сплошная головная боль для всех, начиная с неё.
читать дальшеТот, второй, уверенно говорил о мести убийце, словно она уже свершилась. И Зоэль был с этим согласен. Неужели тогда ещё не бывший мэр выгнал своего врага из города, тайком настиг и казнил? Да быть того не может, иначе выходило бы, что кошмарный «сосед» сопровождал пророка с самого начала. Зоэль не мог обойтись с ней, как последний подонок, что очаровывает девицу, заманивает домой, а там уж поджидают наготове остальные любители халявных оргий с сюрпризом. Два за один – отец, он же и убийца, Нержель в эту схему не вписывался никак, хоть и был старше Зоэля.
Подвеска ощутимо нагрелась, и Решка едва не выругалась – чуть не упустила момент, когда от неё, великой царицы и наместницы потребовалась более определённая реакция, чем улыбаться и скучать.
– Если позволит прекрасная Решкихаль, я хотел бы преподнести ещё один скромный дар, – старейшина Дастур Хамад, глава клана аль-Эбла застыл перед ней в почтительном ожидании. Чёрный, как уголь. Ровесник деда и песка на Пустошах. Столп веры напоминал мало, скорее смахивал на старого разбойника, отошедшего от дел. Весьма любезного и благородного, но, тем не менее, готового вонзить кинжал куда придётся, если представится шанс. Недавно он – якобы случайно – присоединил к своим владениям Менутис, но всем было прекрасно известно, что тамошний правитель, шейх Фахри ибн Анойя, открыто посмеивался над провалом младшего Дастурова отпрыска, который вернулся с ярмарки женихов дочери Отца Лжи в бутылке. Вот за такие фокусы эблассцев заслуженно недолюбливали. Помимо намеренной бестактности, возведённой ими в ранг искусства. Решка не подала виду и царственно кивнула. Всего-то прежнее имя переврал, чтоб носом ткнуть, мол, полукровка с чужеземными корнями. Будто не знает она про «грелку пророка», «подстилку на посылках», «подзаборную царицу» и остальные свои неофициальные титулы. Многие надеялись получить доступ к подвеске через расположение Решки, да только у символа власти, похоже, было своё мнение насчёт сомнительных брачных планов. И Дастур вроде бы к деду приехал, а туда же. Не самая противная морда среди прочих отцов-пещерников, но всё одно годится в настолько старшие родственники, что челюсть бы заклинило в попытках произнести бесконечные «пра». Снять с такого амулеты долголетия, пока после бурной ночи десятый сон смотрит, – и наутро останется только кликнуть слуг, чтоб смели с ложа в совочек. Потому прячут свои драгоценные артефакты чуть не в задницу, а спят всё равно вполглаза.
Подарков оказалось два, один чуть поменьше, второй покрупнее. Оба с гладкой светло-рыжей шерстью, поджарые и остромордые. Если бы слуга вёл их ещё медленней и помпезней, они запросто могли бы успеть сыграть собственную свадьбу и завести щенков.
– Менутисские борзые, – Решка улыбнулась слишком лучезарно, вызвав молчаливое неодобрение своего визиря. Но слова сами просились на язык. – Могли оставить бедняге хотя бы этих чудных псов. А тех верблюдов с награбленным добром вы тоже прямиком из захваченного города вывели или просто перехватили подходящий караван по дороге сюда, в духе старых традиций?
Шейх раскатисто хохотнул и довольно прищурился, словно услышал учтивейшую из похвал. Затем ответил без всякого смущения:
– Дань вашей красоте от имени моего заблудшего друга Фахри. Всемать не нашла его достойным радости видеть лучшую из дочерей, но милостью своей позволила искупить заблуждения там, где у него нет недостатка ни в чём. Особенно во времени для размышлений о чистоте веры. Как я слышал, наместница Богини более благосклонна к кошкам. Они могут быть ласковы и приятны, отлично истребляют вредителей, но увы, истинный нрав их – нрав хищников, всегда верны одним лишь себе. Однако ради вашего каприза мои молодцы дойдут хоть до самого Ултхара, дабы проверить своё искусство ловчих на тамошних сфинксах.
Малхаз многозначительно кашлянул, и Решка решила не дразнить деда почём зря. Намёк Дастура ей тоже не очень-то понравился.
– Вижу, мой наимудрейший первый советник полностью разделяет опасения старейшин. И ему не терпится обсудить выбор направления ваших… исследовательских походов, каковые, несомненно, послужат всеобщему благу, когда не будут одновременно способствовать укрупнению владений клана аль-Эбла внутри наших границ. Вольное равноправное содружество под властью Богини куда предпочтительней пожара междоусобиц, подобного тому, что пожирает земли наших лазурских единоверцев.
– Пустоши бескрайни и полны диковинных чудес. Как знать, не найдутся ли среди них достойные той, что сама сделалась живым чудом, – развёл руками непрошеный поклонник, всем видом демонстрируя добрую волю. А глаза бесстыжие, жёлтые. И нос явно обрёл столь аристократические очертания после того, как его пару раз подрихтовали в драке. Одному такому поверь хоть раз – и удивишься, где окажешься. Или не одному. Настроение испортилось окончательно.
Рядом с Малхазом неслышно возник прислужник Фероза и передал записку. Дед прочёл её, нахмурился и взмахом руки отослал парня, не дав никаких распоряжений.
– Боюсь, нашу беседу придётся ненадолго отложить. Искренне надеюсь, досточтимый брат Дастур не сочтёт это оскорблением для Совета старейшин. Прибыла госпожа Нешер. С многочисленной гхм… свитой.
– О, не беспокойтесь, садразам, я с удовольствием поприветствую гостью вместе с вами, – весело и преувеличенно любезно отозвался «досточтимый брат». – Если старая гиена не переменила шкуры, её, как вы изволили выразиться, прибытие выглядело довольно впечатляюще. Стража, должно быть, приняла его за осаду.
Только пустынных ведьм недоставало. Их атаманша носила имя Хамсин не за кроткий нрав и милосердие. Решка недоумевала, почему гостью непременно нужно было идти встречать вместо того, чтобы принять здесь же, но доверилась деду и подвеске. Та никаких тревожных знаков пока не подавала и вела себя как обычное украшение, впитавшее тепло тела хозяйки. Идти пришлось недалеко – ровно до собственного сада. Госпожа Нешер сочла его достаточно уютным, чтобы расположить там своё посольство.
Демонстрация мирных намерений и больших возможностей на случай, если переговоры повернут не в то русло. Стены блистательного Сифра – скорее памятник архитектуры, почтенный и внушительный, но абсолютно декоративный. Ни к чему тащить всю ораву, можно совершенно открыто обосноваться на лужайке у первого советника под защитой посольского иммунитета и древних законов гостеприимства. Даже костёр разводить не надо – судя по потемневшим глазам деда, в пламени его негодования можно было бы преотлично зажарить целого телёнка. Когда-то, задолго до её рождения, он мог и не такое, но теперь ни грана возвращавшейся к ифритам магии почему-то не перепадало старейшинам. У Решки были свои соображения на этот счёт – Зоэль «пещеристую шейхобратию» не выносил на дух, Всемать тоже имела бы право предъявить претензии к толкователям её воли. А тот, кто… Руку предупреждающе кольнуло, но девушка упрямо стиснула подвеску в немеющих пальцах и послала приветливую улыбку караульным. Лица кочевников, преградивших дорогу, были задёрнуты платками не из одной лишь необходимости защищаться от жестоких ветров и песка. Считалось, что женщин от посягательств хидирин хранит Великая мать, а мужчины более уязвимы и потому не должны открывать свои лица никому, кроме близких – тогда злокозненные духи не увидят их и не причинят вреда. Сто раз опровергнутая глупость, пусть и красивая.
– Госпожа Нешер велела, чтобы к ней в любое время пропустили ту, что носит часть огня Всематери, – сообщил один из охранников. Судя по богато украшенной одежде и отсутствию грубоватого пустынного акцента, не простой караульный. – О прочих, кто пожелает сопровождать юную царицу, речи не было, – он равнодушно скользнул взглядом по Малхазу. Дед принял это с подчёркнутым спокойствием, словно ожидал чего-то подобного, и покосился на Решку. Роль мирного мудреца ему сегодня давалась несколько хуже, чем обычно. Радушный взгляд стремительно набирал пристальность, так что вскоре грозил продырявить непочтительному охраннику череп, а на сдачу прошить полог палатки.
– Я уважаю волю нашей гостьи, но могу заверить, что присутствие моего первого советника ничем не угрожает безопасности госпожи. Ему я верю, как себе, – тут Решка ни словом не солгала.
– Сожалею, тогда вам обоим придется подождать, – караульный покачал головой, затем жестом подозвал к себе ближнего бойца и что-то быстро и тихо проговорил. Тот скрылся в шатре. – Прошу простить, юная царица, без указаний госпожи я не могу пропустить никого, кроме вас, – лицо охранника было обмотано расшитым какими-то геометрическими узорами шарфом так, что виднелись одни глаза и часть переносицы, но Решка была готова спорить, что парень немногим старше ее. «Юная», надо же... Она фыркнула.
– А если бы я пришла с котёнком в корзинке или щенком на поводке? – поинтересовалась она.
– Ваши животные были бы накормлены, напоены и устроены со всей возможной заботой, но в шатёр госпожи не вошли бы без её разрешения.
– Слишком прекрасна, чтобы меняться, – проворчал Малхаз, задумчиво огладив бороду.
– Госпожа не только прекрасна, но и мудра, – согласился караульный.
– Воистину, достойный сын клана Хамсин. И потому знает, что смиренный служитель Великой матери – желанный гость во всяком доме, где истинно чтут Её. – Дед, похоже, пришёл к каким-то своим выводам, потому голос его изрядно смягчился. – Таков древний закон Пустошей. Твоё рвение достойно похвалы, но избыток его тем плох, что стирает из памяти основы нашей веры, как ветер – следы с барханов.
– Скорее звезды упадут и погаснут в песке, а Веер разлетится на Пластины, чем Малхаз аль-Кувира упустит случай напомнить о былых днях и непреложных законах, – раздался грудной хрипловатый смех. Из-за спин караульных, бесцеремонно растолкав их плечом, появилась невысокая крепкая женщина в традиционном пустынном одеянии – свободные, схваченные тесемками на щиколотках полотняные штаны и длинная, до колена, рубаха с разрезами по бокам. – Не трать время на проповеди, старый плут, я не поверю, что ты явился сюда нести свет истины.
– Всегда готов зажечь благодатный огонь в непроглядной тьме, – церемонно поклонился Малхаз, а Решка отметила в голосе деда крайне недвусмысленные бархатные интонации. – Однако и он меркнет пред сиянием того светильника, что питает костры священного шабаша.
– Трепло ты, шейх, – женщина шутливо отмахнулась от Малхаза. На загорелой руке с коротко остриженными ногтями сверкнули кольца – скромность одеяний госпожа Нешер с лихвой компенсировала богатством украшений. На безымянном пальце тревожно горел небольшой, но яркий огненный опал, очень похожий на тот, что красовался в Решкиной подвеске, только меньше примерно в сотню раз. – Но коль пришел, заходи, чего уж... Мальчики, пропустите этих двоих, – повелительно бросила она. – И проследите, чтобы нам никто не мешал. Даже если Отец Скорби и Отец Лжи явятся рука об руку и хором сообщат, что у них ко мне важное дело – не пускать. Пойдем, девочка, – цепко ухватив Решку за запястье, Нешер поволокла её в шатёр.
И без того сбитая с толку Решка такому обращению не воспротивилась и под насмешливым взглядом несговорчивого командира «мальчиков» устремилась за пустынной ведьмой. Малхаз проскользнул следом с весьма довольным видом, чем немного успокоил внучку – хоть кто-то тут знает, что делать. Или думает, что знает.
Шатёр оказался изнутри просторнее и уютнее, чем Решка ожидала. Часть его была отделена искусно расшитой, но потёртой занавесью из алого шелка. Кое-где ткань обветшала – похоже, она была очень старой. В центре, вокруг большого низкого столика были раскиданы многочисленные подушки – часть сверкала новым шитьём, часть, очевидно, была из тех же времен, что и алая занавесь, даже рисунок выглядел сходно. Возле небольшой жаровни чуть в стороне возилась с кофе то ли прислужница, то ли дочь или внучка хозяйки, ещё две загорелые до черноты и увешанные амулетами красотки в таких же одеяниях, как Нешер, старательно выкладывали на блюде высоченную пирамиду из фруктов. При виде этого натюрморта любой художник схватился бы за кисть, а ресторатор – за сердце: взять любой из плодов, не обрушив аграрный монумент, казалось делом невыполнимым.
– Принесите мяса и вина, – коротко распорядилась ведьма. Девицы слаженно кивнули и исчезли.
– Располагайтесь, – так же резко обратилась Нешер к гостям, указывая на подушки. – Пока вы здесь, все моё – ваше. И ни для вас, ни ради вас, ни из вас я не сделала бы ничего против вашего желания. Даже если бы могла, – она хмыкнула.
– Хвала хозяйке дома и Великой матери, – Решка плюнула на условности, чтобы усыпить не желающие тускнеть воспоминания привычными с детства формулами. Это не Дастур, тот свои намерения озвучил едва ли не в лоб, а тут вроде бы случайно, да всё одно к одному. После встречи с сыновьями Богини, Решка всерьёз опасалась менталистов, но кочевники этим искусством не славились. Подвеска по-прежнему вела себя смирно, однако девушка дошла в своих подозрения до того, что видела в том издёвку, пусть и беззлобную – а ну-ка, на что ты годишься, юная царица?
Малхаз, похоже, чувствовал себя здесь вполне вольготно и обращал больше внимания на госпожу Нешер, чем на скрытое беспокойство внучки.
– И Хаосу, направившему твою руку к огню Всематери, – кивнула Нешер. – Устраивайся поудобнее, девочка. Когда ты перекусишь и утолишь жажду, я хотела бы взглянуть поближе на твоё украшение. – Заметив, что Решка торопливо прикрыла опал ладонью, пустынная ведьма весело расхохоталась. – Даже старый пройдоха, увязавшийся вместе с тобой по давно известной ему тропинке, подтвердит – я не отбираю игрушки у детей и не обворовываю гостей. Ты можешь даже не снимать кулон – я поговорю с ним, не касаясь ни тебя, ни его.
Решка недоуменно воззрилась на Нешер. Поговорить с подвеской? Интересная затея.
– Вы ошиблись, госпожа. Я не опасаюсь, что вы сможете забрать камень, лишь не желаю, чтобы он как-то повредил вам, – ответила девушка, игнорируя предостерегающий взгляд деда. – В свою очередь, могу я узнать, не с помощью ли вашего кольца вы намерены вести беседу? Моя слеза крупнее вашей, но очевидно, что источник их один.
Служанки проворно подали закуски и вино и удалились, хотя их и одолевало почти осязаемое любопытство. Как если бы им довелось увидеть только что выжившего после удара молнии, а он первым делом попросил выпивки и танцев.
Нешер собственноручно разлила вино, сперва, как велел обычай, плеснув в собственный бокал и пригубив. Покатала на языке, проглотила и удовлетворенно кивнула:
– Не лучший год, но сифрские виноделы сделали всё, что смогли.
Малхаз криво улыбнулся, но к вину приложился со знанием дела.
– Лучшие годы здешних виноградников давно прошли, – светски заметил он, – но тех, кто помнит эти лозы тонкими, как ваши пальцы, осталось наперечёт...
– Пока они целиком не пошли под «Мёртвую руку» – мы можем жить, пусть и не спокойно, но с приятностью. Надеюсь, зловещее вино в Сифре как и прежде останется диковинкой, – Нешер одарила давнего поклонника колким взглядом. – Есть у меня для тебя загадка, любезный визирёк. Молодых голодных духов на подступах к городу было что пчёл в твоих пещерах. Да вдруг не стало. Почему? – и, не дожидаясь скорого ответа, вручила Решке нетронутый кубок.
– Пей, девочка, когда придёт время действовать – я скажу.
– Они мне не отчитываются, знаешь ли, – едко произнес Малхаз. Порылся в небольшом поясном кошеле и выудил чёрно-красный камешек в изъеденной временем оправе с отломанным ушком для шнурка. – Видишь? – он бросил камешек Нешер. Та поймала побрякушку с хищной ловкостью геккона, некоторое время вертела в пальцах, а потом бросила обратно.
– Что-то вытащило силу из амулета. Он мёртв, его нельзя зарядить.
– Возможно, то же самое, что увело или убило неопытных хидирин, – кивнул Малхаз и потянулся за кувшином с вином. – Тебя наверняка порадует, что, хотя магия вернулась к юным, я и другие старейшины по-прежнему без амулетов способны разве что превратиться в дым.
Нешер ответила Малхазу, но смотрела почему-то на Решку. Выпитое вино несколько облегчало тяжесть цепкого взгляда, но девушке всё равно сделалось не по себе.
– Впрок ли пошла магия дураку Аджи? Ты ведь помнишь и его первые шаги, и то, чем он кончил. Всемать дала нам знак, не больше. Иначе не послами и паломниками стояли бы у стен Сифра мои воины. И стая эбласских шакалов не ползала на брюхе, а рвала бы глотки. Что к добру, а что к худу – Хаос знает.
«В Хаосе все зависит от тебя», – ни к селу ни к городу вспомнилось Решке. Нешер вскинула брови, и девушка покраснела, поняв, что пробормотала запомнившуюся фразу вслух.
– Удивительная мудрость для столь нежных лет и удивительные же познания, – пустынная ведьма вгляделась в лицо Решки, затем куда пристальнее, чем раньше, уставилась на подвеску, и только затем повернулась к Малхазу. – Отдаю должное твоей хитрости и здравомыслию, но тяги к философии я за тобой не замечала. Вряд ли с годами ты настолько изменился... и кто же в таком разе забивал девочке голову подобными вещами?
– От хахаля своего нахваталась, – небрежно произнёс Малхаз, огладив бороду хорошо знакомым жестом, означавшим в домашнем обиходе «помалкивай». – Языком молол сгинувший масих, да головой не думал. Половину слов и сам, небось, не понимал, даже когда пил в меру. Таких «философов» при всяком кабаке в избытке сыщется. И не гляди на меня так, девочка, я вовсе не кощунствую. Да, истинный пророк, но когда в нём не говорило пламя Всематери, был твой Зоэль попросту пьянчугой и балаболом. Потому-то Великая и избрала для новой великой цели тебя, а не его, велев передать власть.
– Пламя Великой, если впустить его в себя добровольно и безоглядно, выжигает всё, – процедила Нешер. – Женщина еще могла бы сохранить часть себя-прежней, мужчина, тем более молодой – нет. Странно, Малхаз аль-Кувира, что об этом рассказываю я, а не ты, – она с усилием стащила с пальца кольцо с опалом и долго вглядывалась в камешек, словно пытаясь прочитать в нем что-то, затем вздохнула и вернула кольцо на место. – Возьми свою подвеску, девочка, и сосредоточься. Смотри в камень, найди в нём самую яркую искру и смотри. Камни помнят, камни не лгут. Нужда и страх им чужды – даже разбитым в пыль камень всего лишь вернётся в землю, что породила его.
Решка с трудом подняла отяжелевшую руку и повиновалась, даже не думая всерьёз выполнять указания пустынной ведьмы. Сначала раскомандовался старый скорпион, теперь его древняя зазноба… Опал был тускл и холоден, всегда порхавшие у поверхности искры ушли на дно и затаились. Почему она должна сидеть здесь и пялиться на подвеску, как идиотка – ради очередной проверки? Зачем она вообще поймала треклятый камень? И не проще ли было убить её вместо того, чтобы кидаться побрякушками, к которым прилагается весь этот цирк? В глубине опала лениво блеснул одинокий жёлто-зелёный огонёк – и тут же исчез. Потревоженные им сгустки сумрака дрогнули и пришли в движение, сплетаясь и клубясь в медленном хищном танце. Непрерывно менялись цвета и оттенки, знакомые и неведомые, известные и неназванные.
Очередной искрящийся клубок вдруг вспыхнул ярким алым светом и распался на мириады тончайших нитей. Живая сеть подрагивала, некоторые лучи угасали, им на смену постоянно приходили новые, но их всё ещё было мало, слишком мало.
Оглушающе мощный поток свежей крови хлынул отовсюду: ворвался в ноздри, смыл звуки, ослепил и забрал дыхание.
– Довёл девчонку, – укоризненно покачала головой Нешер. С неожиданным проворством и ловкостью пощупала сомлевшей и бессильно откинувшейся на подушки Решке пульс, приподняла веко, покивала, подсунув подушку, повернула голову девушки чуть набок. Затем принесла из-за красной занавеси толстое стёганое шёлком одеяло и укрыла безвольно распластавшееся тело. – Не научил ничему, старый лентяй. Благо, сил у неё пока хватает, а то хоронил бы. Вместе с подвеской – если я хоть что-то понимаю, подарочек этот того сорта, что силой даже с трупа не снять, коли не отдан по доброй воле.
– При старом порядке учил бы, – Малхаз помрачнел, стараясь тщательно подбирать слова, чтобы не сказать лишнего. – А теперь не гожусь я ей в учителя. И сам не всеведущ, и упряма девка, что породистый верблюд. Слушает через два раза на третий – и то по-своему вывернет. Пыталась избавиться от подвески, как дитя от надоевшей игрушки, хоть и клялась, будто случайно оставила в купальне. Не сознайся она, никто бы и не понял, в чём дело. Когда служанку её вперёд ногами вынесли, опала при ней не было, к хозяйке вернулся. Твой-то перстень таких фокусов не выкидывал.
– Мой слабее, – развела руками Нешер. – И достался напрямую, а не через могущественного посредника. Да и я посильнее и постарше твоей девочки была, как его надела. Всё равно училась с ним договариваться не год и не два, амулеты Высших своенравны, как их владельцы. А тут не знаю уж, кто ей подвеску отдал, белый или чёрный властитель, но спасает дурёху только кровь изначальных. Будь она чистокровной ифриткой, не осилила бы.
Малхаз задумчиво вертел в руках кубок, не замечая, что он пуст. Воскрешение прежних сомнений – безрадостная неизбежность, слишком много щекотливых моментов и нестыковок было с самого начала.
– Декрет с печатью одного, золотая ветвь из сада другого, да всё вместе с пророком пропало. Для всех пока довольно подвески, но толки множатся, в Сифре и окрестностях паломников скоро будет больше, чем добрых горожан. В эдакой толпе легко укрыться даже от молодчиков Фероза – а кто придёт и с чем, даже прорицатели сказать не могут. Но и без них знаем, что воинственный мешок шакальего помёта из Эблы старейшины сюда прислали не свататься. Ты же пришла волей Великой матери, чтобы найти колыбель веры не пустой. Стать подле, чтобы защищать и взращивать новую надежду для всех – разве могла бы Всемать пожаловать истовым служителям Её награду более высокую?
– Эк ты запел, – Нешер жёстко улыбнулась. – Что ж не позвал, когда понял, что сам не справишься? Дай угадаю – пока на порог Дастур не припожаловал, думал без помощников обойтись? Надеялся, что опал хозяйку защитит, а с нею и тебя? А как девчонка в обморок грохнулась, понял, что не от всего защита предусмотрена? Глаза-то не прячь, визирёк, просчитался, так признай.
Малхаз со стуком поставил кубок на стол.
– Привели его алчность и гордыня, а вот к чему – быть может, и сам он пока не ведает. Хотел, как всегда, взять с наскока – вдруг девице по нраву не только молодые воры, но и старые разбойники, а потерявший чутьё советник так впечатлится падением Менутиса и участью бедняги Фахри, что немедля склонит царицу выйти за победителя и завоевателя. Дохлого осла в жёны и бархан песку сверху получит, если вздумает затеять свару или дальше баламутить народ. Кто-то ведь раскачивает лодку. Но правда твоя – я просчитался, только гораздо раньше. Подвеску хранили, не зная всех её свойств. Когда стала талисманом Козьего Вора, вернуть не пытались и даже не следили за её судьбой. Слишком щедрое наследство оставила нам Великая мать, и слишком самонадеянны мы были. Я не пытаюсь приручить ветер пустыни, лишь смиренно прошу его не гасить огонь. Девочке нужна наставница, тебе – преемница. С тех пор, как жемчужина твоего клана связалась с дочерью мерзейшего из порочнейших и порочнейшего из мерзейших, а после удрала с нею, сманив множество бойцов, о равных ей по силе среди детей Хамсин я не слышал.
Нешер помолчала, вглядываясь в кольцо так, словно пыталась прочитать подсказку в огненной искрящейся капле. Вздохнула. И, подняв глаза на Малхаза, отчеканила:
– Сделаю всё, что смогу. Но не обольщайся – для неё, а не для тебя. Преемница может быть только одна.

Зоэль внимательно следил за бывшими леопардами. В глазах его зажглись торжествующие огоньки – подвох он почуял сразу, теперь же у него появились целых две новые – и весьма достойные! – мишени. Он с демонстративным негодованием обратился к Малхазу:
– Напрасные слова ваши, папаша, пёсьи дети – они в Адмире, в Совете заседают. Раймир – дело другое, товарищи послы сразу и наглядно продемонстрировали глубинное отличие государственной идеологии, а заодно и мощь бархатных когтистых лап режима. Даром что не по эмблеме, зато сообразно истинной природе. Уважаю честность! – тяжёлая бутыль внезапно ускользнула от «товарищей послов» и оказалась в руке Зоэля. – Ну что же, рад приветствовать в лицах и от лица! – он от души приложился к угощению. Посторонние звуки смолкли, было слышно только бульканье вина, уходящего в бездонную Зоэлеву глотку. Когда гостей, благоговейно уставившихся на мелькающий туда-сюда кадык пророка, посетила мысль, не собрался ли он захлебнуться, Зоэль наконец оторвался от бутыли и сообщил с видом заправского дегустатора:
– Любимый напиток тиранов и женщин. Говорят, такова на вкус безраздельная власть. А как по мне, хвалёная кумандария – просто компот, наливай да пей. Державные подхвостья от неё не слипаются, значит, и нам бояться нечего, верно? Но доброй выдержанной касе всё же не чета. Однако напоминание о важном своевременное! У нас там народные массы изнывают, страждут и стремительно просыхают на солнышке, – Зоэль метнул острый взгляд за спины близнецов. В окно, задёрнутое лишь тонкой вуалью, было превосходно видно, что под домом Малхаза уже собралась толпа. – Сколь мило мне зрелище восторженного электората... Он, конечно, пока недостаточно восторжен, но это дело мы поправим. Подвиньтесь, кисы, какие-то вы слишком крупные, – он ничтоже сумняшеся вскочил на тахту, растолкал раймирцев и рванул на себя оконную створку. Балансируя на узком каменном подоконнике так лихо, что только чудом не вывалился наружу, заорал:
– Всем, кто пошёл за мной, – счастья за счёт заведения!
читать дальшеВосторженный вой толпы, узревшей своего кумира, оглушал даже здесь. Имя его звучало едва ли не чаще, чем хвалы Богине.
– Тише, драгоценные, магия не терпит шума, – погрозил своей пастве Зоэль. – Кто будет зря драть глотку – вином её не промочит!
Народ притих и заозирался: очередное обещание халявной выпивки пленило отважные сердца избравших свет, и теперь они силились угадать, откуда на пыльной улице возникнет новый дар пророка. Тот сполна насладился произведённым эффектом и милостиво махнул рукой:
– Итак, в ответ на чаяния славного народа Вольного Перешейка, повелеваю: с этого момента и на три часа кряду быть тут винному роднику!
Родник и правда образовался – вино запузырилось и забило через край старой надтреснутой каменной лохани, с незапамятных времен стоявшей под большим тутовником на углу улицы. Очевидно, когда-то там был источник, а лохань предназначалась для того, чтобы любой мимоезжий мог освежиться и напоить лошадей.
– Ну вот, теперь докучать мой народ мне перестанет, – самодовольно заявил Зоэль, спрыгивая с тахты. – Папаша, – обратился он к Малхазу, – отправь-ка слуг с каким-никаким закусоном моим верным! Да распорядись, чтоб захватили свободную тару, винца себе набрать. Ты ж, скаред, небось, и чаю спитого жалеешь, так пусть погуляют на славу.
Побагровевший Малхаз промолчал – очевидно, не желал выставить себя скупердяем перед высокородными раймирцами. Подозвав управляющего, он шёпотом отдал какие-то указания.
– Теперь, когда народ на глазах становится весел, сыт и пьян, – не унимался Зоэль, – можем заняться делами государственными. Ну что, кисули, договор-то подпишем?
– Какой ещё договор? – вполне искренне изумились Двухголовые. До сей поры они молчали – возможно, мысленно о чём-то переговаривались между собой, но вида не подавали.
– Как это какой? – невинное удивление Зоэля можно было продавать в нарезку и в розлив. – Чтоб честь по чести, договор о взаимопомощи между нашими великими державами на случай военного нападения.
– Нападения? Кого и на кого? – оба вопроса прозвучали почти одновременно.
– Да в кого ж вы такие непонятливые-то, кисаньки? – Зоэль аж руками всплеснул. – На Раймир, скажем. Или на Вольный Перешеек. На вас, значит, нападут – мы на выручку и поспешим. А если вдруг к нам кто полезет – то уж вам нас спасать придётся.
Двухголовые оглядели пророка и народного кумира со смесью любезной снисходительности и недоумения, а затем не выдержали и громко расхохотались. Но Зоэль уже вошёл в раж и совершенно не испытывал никакого страха или пиетета перед могущественными командорами кшатри и детьми Богини.
– Понимаю, с кондачка подмахивать вам невместно, престиж империи и честь девичья не позволяют. Но мы пошуршим подольше, познакомимся поближе, авось сговоримся полюбовно!
– Коль скоро детям Богини было угодно принять более привычный облик, – вкрадчиво заметил Малхаз, – возможно, им захочется и сесть, как подобает почётным гостям, во главе стола?
Он подозвал мажордома, и через пару минут в зал втащили огромное кресло, похожее на парный трон, каковым вызолоченная громада наверняка и являлась много лет назад. Зоэль в мгновение ока уместил на шитых золотом и жемчугом потёртых бархатных подушках свое тощее седалище и поманил Решку к себе.
– Кисули, – мстительно заметил он, – как и положено котикам, пребывают без штанов. Ещё натрут себе чего вышивкой... нехорошо будет, если после застолья вельможные зады украсятся неподобающим узором!
Малхаз насупился. Если бы он только мог убивать взглядом, нахальному пророку пришлось бы несладко. Напряжение разрядили «кисули», неторопливо бок о бок подошедшие к столу. Хаос знает, когда они успели облачиться в штаны из некрашеной тонкой замши, отделанные серебряными бляхами с бирюзой пояса, массивные нашейные гривны и широкие парные браслеты, больше напоминающие боевые наручи, всё из того же серебра с бирюзой. Вопреки тайным чаяниям Малхаза, обретение штанов не пробудило у детей Богини желания выселять Зоэля с Решкой из недр древнего царственного чудовища вавилонских времен. Близнецы переглянулись – и на противоположном конце стола возник другой трон, менее помпезный, зато даже на вид несравненно более чистый, широкий и удобный. Решка завистливо посмотрела на подлокотники – в отличие от того, на который пришлось опираться ей, с острыми гранями резьбы, эти были гладкими и широкими, позволяющими поставить рядом с собой бокал или тарелку. Спинка и сиденье были обтянуты толстой мягкой шкурой. Водрузив между собой бутыль, которую Зоэлю, невзирая на все старания, опустошить не удалось, Мункар и Накир взглядами переместили кастрюлю с курами с ковра в центр стола. Решка собралась было поморщиться, но с удивлением уловила весьма соблазнительный аромат отменно зажаренной птицы. Дети Всематери и правда были очень сильны – они ведь даже не смотрели на этих злосчастных кур, не то, что не читали заклинаний! Тем не менее, тушки уже не были сырыми, непотрошеными и недощипанными. Взору гостей предстали порционные куски с румяной корочкой, от которых исходил дразнящий запах розового перца, тимьяна и ещё каких-то трав.
– Угощайтесь, – улыбнулись Двухголовые и подали пример гостям, взяв по крылышку каждый.
Хорошо им, – завистливо подумала Решка. В леопардовых шкурах закусили козлом, а теперь изображают, что не голодны и участвуют в пирушке лишь из вежливости. Вот, видать, откуда пошли сказки про то, что наиболее сильные демоны не нуждаются ни в питье, ни в пище, ни во сне...
Зоэль после своих таинственных и славных свершений в еде определённо нуждался, потому начал методично истреблять всё, до чего мог дотянуться. За дикие застольные манеры и прожорливость своего царя на торжественном пиру Решке непременно сделалось бы неловко, когда бы не всё та же свежая и очень яркая картина раймирских послов, слизывающих козлиную кровь с камней мостовой. Взгляд Решки упал на золотую ветвь, по-прежнему торчавшую из гривы пророка. Как он ухитрился добыть то, что добыть, казалось бы, невозможно? Внезапно сияющая ветка чуть потускнела и причудливо изогнулась, а в следующий миг уже поблёскивала в густой и жёсткой шевелюре Зоэля не то венком победителя, не то пародией на царский убор. Вождь Свободного Перешейка соизволил оторваться от перемалывания очередного куска бараньей корейки, и, не выпуская добычу изо рта, ухмыльнулся и подмигнул Решке. Платье на нём сменилось, то ли пока она наблюдала за превращением хворостины в корону, то ли ещё раньше – и до последней нитки приняло более густой оттенок зелёного, точь-в-точь как был у полотнища самопального дурацкого знамени.
Двухголовые смотрели на метаморфозы не менее внимательно, чем Решка. Правда, в отличие от девушки, изучавшей своевольную ветку даже с некоторым страхом, свой интерес превосходно скрывали за вежливыми светскими репликами. Кроме Накира сильных менталистов рядом не числилось, потому привычный мысленный диалог близнецов никто не смог бы подслушать.
– Отец дорого бы дал за подобное зрелище.
– А еще дороже дал бы Рафаэлю, чтобы тот разобрал на части этого прохвоста и точно выяснил, каков в его жилах процент крови Изначальных, и чья она.
– Вариантов немного.
– Ещё дядюшка. Доносят, что он снова не в себе, так что, полагаю, его участие маловероятно.
– Как знать.
– Если даже это адмирская игра, вряд ли после стольких лет дядю заинтересовало бы наше наследство. Он не имеет на него прав с тех самых пор, как подарил Вавилон матери.
– Но мать может считать, что делить наследство рановато.
– По словам Рафаэля, она не в том состоянии, чтобы иметь свое мнение.
– Как знать.
– Если этот прощелыга послан матерью, он не может не знать про город. А что знает он, то выясним и мы – вино если и не начало действовать, так вскоре начнет.
Зоэль прожевал очередной кусок и вдруг с задумчивым и отрешённым видом устремил взгляд куда-то за спины почётных гостей.
– А ну, цыц! – он воздел руку в повелительном жесте, призывая к молчанию. – Сейчас как никогда нам нужен совет Богини, потому я желаю слышать лишь голос Великой, а не ваше беспардонное чавканье и пустой трёп! Что привело сюда твоих детей, Тысячеликая? Речи их учтивы, но что скрывается за трескучей посольской риторикой? Если плодородная почва отравлена – омыть ли ее дождём? Скажи мне, Всемать, открой истину ко благу всех, чтобы дети твои не стали одними из сожалеющих. Все судьбоносные решения должны быть приняты до того, как на небе заблестят звёзды.
– Мать не беседует по приказу, – начал один из братьев, – даже со своими родными детьми, – подхватил тем же приятным голосом и ровным тоном другой, сделав легкое, но великолепно различимое ударение на слове «родными».
– Посему, если желаете указаний, их можем дать мы, как её сыновья и преемники – опять та же игра, предложение начинает один, продолжает второй, и это выглядит пугающе.
– Грубо, кисули. Какой бездарный жонглёр вас учил так обращаться со священным словом? Кто ж смеет отдавать Всематери приказы? Это просьба, столь же смиренная, сколь и яростная, это песня сердца, полёт души и мольба безумно влюблённого, – Зоэль говорил с таким неподдельным чувством, что Решка ощутила внезапный и острый укол ревности. – С Богиней говорят только так, и отвечает она лишь тем, кто не станет искажать её волю или трусливо и малодушно подменять своей. Великомудрые господа шейхи в роли гласа Великой себя давно дискредитировали – тут Зоэль бросил насмешливый взгляд на Малхаза – под роскошным хвостом павлина оказалось не больше достоинства, чем у простой курицы. Пока что сдаётся мне, ваши слова – не слова наследников и преемников, а речи тюремщиков и детей тюремщика. Но допускаю, что иных примеров вы не знали, и видит Великая мать, вашей вины в том нет.
– Нам нечего стыдиться – наш отец не тюремщик, – казалось, эту пару ничто не может вывести из себя, – и то всем известно доподлинно. А вот можешь ли ты назвать имя своего отца? – одинаково снисходительные полуулыбки на лицах, братья по очереди одинаковым жестом подносят к губам оплетённую соломой бутыль, а затем отправляют её прямиком в руки Зоэля каким-то хитрым заклинанием. Не может же одного их желания быть достаточно для магии? Или все же? Решка была уверена, что и тем, кому не нужны амулеты, без заклинаний не обойтись – но, возможно, местные демоны, даже чистокровные, были не настолько сильны, как эти раймирцы.
Зоэль сделал изрядный глоток, облизнулся и одарил близнецов обезоруживающей улыбкой.
– Скверно ж вас натаскивали, если до сих пор такие вопросы задаёте, братцы-хищники. Он у всех один, из него приходят – к нему и возвращаются. А имя – было и нет.
– Хаос, значит, породил, а Вечность спеленала? – серебристые глаза раймирцев напомнили Решке ртутные зеркала – такие же спокойные и непроницаемые. Зоэль зря старается взбесить этих двоих, – малодушно подумала она. Пока что они ведут себя тихо, но правда хищники ведь... Козла растерзали очень спокойно и деловито –
не окажется ли, что эти двое – не послы, а карательная экспедиция? Да с чего Зоэль, Фероз и Лино вообще решили, что на них двинут армию? Пара детей Всематери вполне заменит Легион Адмира, если дойдёт до дела...
– Само собой. И буйные вихри вселенских перемен ветхую зыбку качали под стук метеоритного дождя, – с неистребимой бойкостью уличного мальчишки ответил Зоэль. – Смышлёные вы, кисули, ох, чую, крепко мы с вами заварим, враз не расхлебают! Вы ж должны понимать: пришло наше время пить из набольшего кубка! – тут он снова хлебнул посольских даров в подтверждение сказанному и выразительно посмотрел на Двухголовых. – Или вам не жмёт цедить тайком из мелкой тары в тени батюшкина трона?
– Не боишься ли захлебнуться, если кубок окажется слишком велик? – снова одинаковые снисходительные полуулыбки и странная манера речи – один начал, другой продолжает. – Интересно, они хотя бы в постель ложатся порознь? – подумала Решка. – Или у них и любовница одна на двоих и тоже... один начал, второй продолжил? Или оба одновременно? Фантазировать про постельные игры раймирцев было забавно. А главное – безопаснее, чем размышлять о будущем троне: вдруг они все же читают мысли и хоть покраснеют, что ли...
Послы мыслей, видимо, не читали – ну или её фантазии их совершенно не смутили. Светлые глаза не отрывались от Зоэля.
– Что до тени трона – ты слишком молод, называющий себя пророком нашей матери, и вряд ли бывал в Белом дворце. Он весь пронизан светом, и даже если захочешь, ты не найдешь там теней. Твоя дурацкая шутка доказывает, что ты ничего не знаешь ни о владыке Раймира, ни о нашей матери. Зачем нам стремиться на отцовский трон, занятый достойнейшим, если есть свободный материнский, рискующий стать добычей шакалов вроде тебя?
– А не тревожьтесь, сам-то я всяко больше любого кубка! Хоть море выпью, лей, не жалей, – в голосе Зоэля появились резкие ноты, верхняя губа презрительно искривилась. Он не был так серьёзен даже когда лаялся с дедом на площади. – Видал я ваш Раймир… И трон видал там же. Вещественное доказательство извольте наблюдать на моём челе. Клубящиеся в Эдеме тени не разглядит разве что слепой. Длинные такие, безмолвные, амиром у них нынче ещё один несчастный плод огня тех же неуёмных чресел. Тоже на табуретку целился, да в волшебный пруд угодил, об державную трость зацепившись затылком. Понимаю, тонуть неохота, потому ринулись за наследством Великой, хоть пальцем не шевельнули, чтобы вернуть ей свободу. Что ж сюда-то пришли при вакантном троне? Берите Вавилон, если он ваш, а я – шакал и самозванец. А коли дороги к нему не знаете, так и сидите смирно у папаши на подхвате до седых шерстей, пардусы ретивые.
– Мы найдем Вавилон, – на дне зрачков обоих братьев словно мелькнуло пламя свечи.
– Зачем он вам? – ифрит откровенно издевался. – Что похоронено, лучше не откапывать, проще зарыть поглубже и забыть. По опыту говорю.
– Тебя не просили делиться опытом, – снова отблеск пламени в спокойных взглядах. – Тебе будут признательны за помощь, если ты знаешь путь и пожелаешь его указать. Не знаешь – не говори.
– А если знаю, но не скажу? – Зоэль явно настроился довести послов до белого каления. Беспокойство Решки росло, мешаясь с раздражением. Нет бы поучиться вести себя… С древним городом не совладать никому, кроме наследников Всематери, а за подобную услугу раймирские принцы не поскупятся. Возможно даже, сделают так, чтобы на их с Зоэлем Перешеек никто не претендовал. Даже Адмир – лучше, чем чистокровные, с их родичами не договорится никто.
– Существуют иные методы, кроме приятной беседы, – на этот раз улыбки близнецов выглядели хищным оскалом, но голоса по-прежнему звучали на редкость спокойно и приятно. Диссонанс пугал сильнее, чем если бы они сорвались на крик.
Неожиданно встрял дед. Со стуком поставил на стол кубок и встал. Прокашлялся и пристально посмотрел сперва на Зоэля, потом на раймирцев.
– Нет горше зрелища для хозяина дома, чем гости, ссорящиеся под его кровом. Я не могу выступить арбитром в вашем споре, не мне судить детей Всематери и того, кто называет себя посланником Тысячеликой. Лишь она может рассудить вас, даровав победу достойнейшему. Мое скромное обиталище стоит на том месте, где некогда находился дом, иногда освящавшийся присутствием ее. Оставим прочих гостей продолжать трапезу, и я отведу вас туда – пусть спор решит Ама Лайла, если пожелает того. А не юношеская горячность и выпитая без меры кровь лозы, – Решка с трудом подавила смешок, поскольку дед весьма откровенно уставился на Зоэля, недвусмысленно адресуя последнюю часть литании ему. Вместо ожидаемых возражений Зоэль поднялся и под обращёнными на него встревоженными взглядами объявил:
– Продолжаем кутить по заветам Великой! Усерднее опрокидывайте чаши и целуйте возлюбленных, мирные жертвы Всематери должны приноситься исправно! А ты, звезда моя, не дёргайся, – заговорщически шепнул он Решке, а затем взял за подбородок и влепил долгий прочувствованный поцелуй под довольный хохот и шуточки сидящих поблизости. Когда её шальной приятель скрылся из виду в сопровождении деда и послов, девушке показалось, что на пирующих наложили какое-то заклятие: даже те, кто был достаточно трезв, чтобы понять суть конфликта, вели себя крайне беспечно, словно ничего не произошло.
***
Развалины, скрытые под домом главы клана аль Кувира, уходили очень глубоко – это был не фундамент, а поглощенные землёй этажи добротной древней постройки из огромных тёсаных блоков. Вниз вела лестница из столь же чудовищных тесаных глыб – часть ступеней была относительно сохранна, а часть – изъедена временем и сотнями тысяч шагов. Шейх знал их на ощупь, а вот гости частенько спотыкались. Только не эти – раймирцы в обличье принцев двигались так же, как в зверином – мягко, бесшумно и с некоторой ленцой. Тусклое, позволяющее видеть лишь контуры лестницы освещение им, судя по всему, не мешало – пару раз Малхаз заметил, что братья с интересом разглядывают остатки осыпавшихся фресок, едва заметные даже при более ярком свете. Если им и было любопытно, куда он их ведет, своего интереса они ничем не выдавали, вопросов не задавали и увиденное по дороге не комментировали никак.
Несносный мальчишка шёл к своему предназначению всё той же уверенной, хоть и несколько разболтанной походкой. Без конца переспрашивал, далеко ли ещё, отпускал неуместные шуточки, но вскоре перестал сыпать словами и начал насвистывать дурацкий и очень привязчивый мотив непристойной народной песенки – не то понял, что реакции не дождётся, не то хмель наконец взял своё. Дети Богини оставались неуязвимы для его уколов, но видно было, что они с удовольствием бы вывернули насмешника наизнанку: даже если ценных сведений не найдут, так хоть возмещение за нанесённые оскорбления получат. Малхаз встретил внимательный взгляд одного из раймирцев и кивнул. Значит, менталист всё-таки этот. Почему бы им просто не изъять нужные сведения из головы Зоэля? Вряд ли он способен поставить защиту. Парень совершенно ничему путному не обучен, вдобавок вымотан и нетрезв, в погоне за всеобщим восхищением и славой сводить доходы и расходы он так и не научился.
Алтарь давно не видел крови, лить её без толку могли лишь глупцы и изуверы. Но теперь как знать, не одарит ли Великая своего слугу, приведшего в святилище и её наследников, и буйного пророка? Он всё же масих, а не хидир, теперь это ясно. Пусть Богиня рассудит, как будет лучше. Если наконец возьмёт мальчишку, жрец Всематери готов разделить её благодарность с раймирскими принцами.
– Место, отмеченное благословением Амы Лайлы. Здесь в честном поединке должен решиться ваш спор. Никакой магии, кроме магии Великой. Да снизойдёт она к смиренным своим просителям.
– Вот это дело! Согласно старым и крайне непопулярным легендам, Всепрельстивая обожала, когда за её благосклонность достойные мужи метелили друг друга до кровавых соплей, – Зоэль оживился и, кажется, даже слегка протрезвел. – Возрождаем ещё одну древнюю традицию, папаша?
– Это шутка? – под взглядами командоров кшатри доводилось себя чувствовать крайне неуютно существам куда более опасным, нежели старый жрец. – Вдвоём на одного – не одобрит ни один Кодекс.
– Всеблагая не имела ничего против подобных раскладов, – встрял Зоэль. – Братья-мировращенцы, по слухам, к ней и парой захаживали.
Близнецы едва заметно поморщились, но предпочли пропустить сальность мимо ушей.
После секундного замешательства Малхаз пришел в себя.
– Юноша хвастает, будто победил марутов и ускользнул от них. А незримых стражей в садах Эдема куда как больше двоих – о чем вам, детям владыки Раймира и Всематери, без сомнения, известно лучше, чем мне.
– Тем не менее, – жёсткие интонации, появившиеся в мелодичных голосах, – мы не собираемся вдвоём нападать на одного. Пусть тот, кто называет себя пророком нашей матери, сам выберет себе противника. Второй поклянется не вмешиваться.
– Детей не бью, – фыркнул Зоэль. – Валяй, братец Мункар, за честь Раймира и за Великую матерь!
Один из близнецов провел рукой вдоль тела, словно стряхивая невидимую пыль – серебро и бирюза исчезли.
– Кто-то должен подать сигнал к началу этого непотребства? – иронически осведомился он. – Гонг, стартовый пистолет?
– Три зелёные ракеты, свисток, – тем же тоном продолжил Накир. Он от украшений не избавлялся, уселся на каменные плиты и наблюдал за братом, Зоэлем и Малхазом с вежливым интересом, как столичный театральный критик за провинциальной труппой.
Никто по-прежнему не мог бы услышать, как в тот же самый момент братья лихорадочно обменивались впечатлениями.
– Действующее святилище матери в подвале у мирного и всё осознавшего… кузены, кажется, совсем расслабились.
– Мы тоже, – безмолвный сухой смешок.
– Ладно, поиграем в их игры, а потом разберемся.
– Теперь меня очень интересует бывший адмирский премьер.
– Никогда не предполагал, что внезапно нас заинтересует нечто столь…
– Скажи прямо – одиозное.
Снова смех.
– Не убей наглеца, пригодится ещё.
– Буду нежен, как с девственницей.
Ухмылки.
– Спровоцируй старика – не нужно, чтобы зачинщиком можно было назвать меня.
– Уважаемый хозяин, так что вам организовать – стартовый пистолет или все же гонг? – снова вслух поинтересовался Накир. Он продолжал сидеть на полу, но демонстративно утратил интерес к происходящему и расслабленно привалился к стене. – Ваша идея, ваш церемониал, вы и распоряжайтесь, я не гожусь в рефери. Обещал не вмешиваться, а тут не удержусь, да как начну подсуживать… некрасиво выйдет.
Шейх воззрился на Накира так, словно увидел его впервые. Казалось, Малхаза неожиданно разбудили или вывели из транса. Он недоуменно оглядел стоявших в центре пустого каменного подвала Зоэля и Мункара.
– Вы… стоите прямо на алтаре Тысячеликой, – сдавленным голосом произнес он. – Древний камень должен подсказать вам…
– Вот с камнями я ещё не разговаривал, – влез не желавший проникаться торжественностью момента Зоэль. – Недоработочка, вдруг чего дельное скажут… Эй, булыжник, – он притопнул пыльным сапогом. – Мне этого рыжего убить аль помиловать?
Камень ожидаемо промолчал. Двухголовые переглянулись.
В следующий момент Зоэль плавным низким рывком метнулся к Мункару. Если бы тот действительно не ждал нападения, лоб Зоэля расквасил бы ему лицо, но раймирец, как оказалось, лишь притворялся скучающим недотёпой. Он чуть сместился в сторону и, развернув корпус, пропустил мимо себя Зоэля. Босая узкая ступня оказалась на пути пророка и изменила ход истории, точнее, одного её деятеля, резко наступив на носок расхлябанного сапога. Сапог остался на месте, а пророк по инерции нырнул вперед.
– Спроси адрес его сапожника, чтобы обходить эту лавку десятой дорогой, – безмолвная шуточка от стены.
Руки Зоэль подставить-таки успел и даже довольно технично сбил падение перекатом через плечо. Зло дрыгнув ногой, он отшвырнул второй сапог, явно метя им в Накира. Сапог шлёпнулся о стену в ладони от цели, но цель даже не дёрнулась.
– Кузен или братец, – раздражённо фыркнул Мункар.
– Я понял, – процедил Накир, не меняя расслабленной позы и не убирая с лица выражение вежливой скуки. – Ещё когда он заговорил о брате. Заканчивай этот балаган поскорее, всё, что нам надо, мы выяснили.
Зоэль решил предпринять второй заход, но на этот раз действовал осторожнее – двинулся по дуге, странными заплетающимися шагами, иногда подергивая то одной, то другой рукой, словно не решаясь схватиться за противника.
Мункар чуть покачивался в центре круга, неизменно оказываясь вполоборота к Зоэлю.
– Заканчивай эти пляски, – Накир мысленно воздел глаза к потолку, хотя выглядел по-прежнему бесстрастным.
– Пусть танцует, дай свежеобретённому родственнику повыпендриваться, – в следующий момент двое дернулись одновременно. Пальцы Зоэля соскользнули с плеча противника, зато локоть Мункара жестко впечатался Зоэлю в челюсть. Тот пошатнулся, постоял мгновение, а затем упрямо встряхнул головой, словно не до конца оглушенный перед забоем бык. Сплюнул кровью и, судя по стуку, как минимум одним зубом. Нехорошо оскалился и двинулся на отстранившегося после удара противника по прямой, более не прибегая к увёрткам. Сплюнул кровью ещё раз, утер рот тыльной стороной ладони. Неожиданно пол ощутимо тряхнуло – по-прежнему пребывавший в ступоре Малхаз охнул и сел на камни. Накир подобрался и вскочил, прыжком вылетел в центр зала, по пути небрежно сбив Зоэля плечом, будто ифрит был невесомой бумажной фигуркой. В закрытом подвале поднялся ветер, взвихривший с пола непонятно когда успевший скопиться там песок.
– Хватай старика, я возьму этого, – далее братья двигались, словно единый механизм. Портал они открыли одновременно – и, обернувшись каждый со своей ношей на плече, успели заметить, что святилище помалу заполняется песком.
– Как думаешь, дом засыплет?
– Не должно. Крови мало, песок выпил её, считай, отделались легким испугом, – близнецы свалили Зоэля и Малхаза, как дрова, на ту тахту, где совсем недавно нежилась пара леопардов и, шутливо послав Решке воздушные поцелуи, растворились в воздухе.
***
Вежливость Малеф посчитал избыточной роскошью и вошёл без стука. Учитывая идиотскую планировку, в силу которой приёмная находилась ровно напротив Янтарного, ею редко пользовались по назначению. Раз уж папашу полностью устраивал вечный проходной двор в кабинете, мог бы давно снять тяжёлые резные двери и поставить, скажем, турникет. Или билетёров для регулярного пополнения казны. Усилиями новой экономки логово старого варана приобрело непривычно опрятный вид, единственным островком беспорядка остался письменный стол. Очевидно, слухи о состоянии дражайшего государя и повелителя были несколько преувеличены – столешница почти скрылась под ворохом исписанных нотных листов.
Бросил быстрый взгляд в сторону дивана – распростёртому там неподвижному телу не хватало только ножа в спине. На появление сына оно никак не отреагировало. Малеф пересёк комнату и уселся в кресло, возложив ноги на плоды отцовского композиторского запоя, но спровоцировал этим лишь небольшую бумажную лавину. Машинально подобрал с ковра пару упавших листов. «Экспромт-мистерия №3313 для баяна и симфонического оркестра. Ч.III». «Сanticum meretricibus – il concerto fottuto in si bemolle maggiore»… На следующем и вовсе не было ничего, кроме размашистой надписи поперёк. Что-то про троны и царства, совершенно неразборчивые каракули. Не то перо забилось, не то словил очередной припадок. Всё, приехали, – Малеф кинул шедевры в общую кучу. – Действительно, чем ещё заниматься правителю, когда под боком вылупляется новая микродержава, непонятно откуда взявшийся могущественный безумец собирает сторонников под знамёна Лилит, и на горизонте маячат перспективы конфликта с Раймиром, потому что вся эта дичь внезапно происходит не в Орде, а на ранее нейтральной территории? Только такие вот… каццоны писать.
Пошарив по ящикам, выудил чистый бокал, но трогать ни одну из початых бутылок на столе не отважился – не хватало ещё составить папаше компанию, хлебнув не того. Благо барный шкаф под боком хранил богатые дары, среди которых можно было при известной сноровке отыскать гарантированно безопасные напитки. Малеф отсалютовал отеческому телу и воздал должное прекрасному выдержанному островному рому.
Из подушек высунулось хищное отоционье рыльце – лис заинтересовался вторжением в свои владения. Он неторопливо выбрался из импровизированной норы и ткнулся носом в нечёсаную гриву хозяина. Чихнул, шумно почесался и с каким-то почти разумным выражением брезгливости на морде выжидательно уставился на Малефа.
– Сочувствую, приятель, – отозвался тот. – Я с ним хотя бы не живу.
Лис фыркнул и улёгся, свернувшись в сердитый меховой клубок. Дескать, будильник из тебя, парень, так себе.
Малеф пожал плечами – вот только осуждения от домашнего питомца ему не хватало. Поставил бокал на стол, поднялся и, нахально насвистывая, направился к книжным шкафам. При виде их содержимого многие учёные умерли бы от счастья. Выжившим повезло бы меньше. Не потому, что книги обязательно были написаны на пропитанных ядом страницах или зачарованы жуткими охранными заклинаниями, благодаря которым мозг неосторожного читателя осел бы жировой плёнкой на стенках черепа. Или сам читатель внезапно превратился бы во что-нибудь забавное и противоестественное. Во-первых, у всех этих книг был один-единственный автор, и он никогда не ставил перед собой цели просветить хоть кого-нибудь. Поэтому даже в том случае, если его осеняло написать учебник, сдерживать свой неповторимый, уникальный и совершенно чудовищный стиль изложения он нужным не считал. По сути, большая часть книг в шкафах Янтарного была рабочими заметками отца. Во-вторых, Темнейший нежной любовью маньяка-коллекционера любил образцы. Потому в юности Малеф очень быстро усвоил, что справочники по токсикологии, вирусологии и прочим областям, где без демонстрационных материалов, по мнению папаши, было никак не обойтись, лучше всё-таки без разрешения не трогать. И воровать пробники из книг по алхимии тоже не стоило. Никакой привычной по дворцовой библиотеке расстановки. Изрядное число сочинений написано на нескольких языках сразу, причём опознать удавалось далеко не все. Некоторые тома вовсе были не тем, чем казались на первый взгляд. Обычная поваренная книга, к примеру, вмещала одновременно трактат об искусстве дипломатии, пособие по обращению с холодным оружием, и ещё что-то, что расшифровать не вышло, – всё зависело от того, с какой стороны читать.
Принцип или систему Малеф, как ни бился, вычислить не смог, но серьёзно подозревал, что это к лучшему – если вдруг ему случайно откроются все тайны устройства здешней библиотеки, придётся сдаваться на попечение Мора. Бессмысленная папашина гениальность сгубила немало последователей как в Адмире, так и за его пределами. Несмотря на это, научная переписка Темнейшего была насыщенной и обширной. Он не то, чтобы принципиально не переваривал учёных, скорее наоборот, восхищался ими. Но тех, что были оголтелыми фанатами технического прогресса или выбирали в качестве объекта исследования саму персону Князя, ждали отборные и весьма специфические сюрпризы.
«Влияние случайных флуктуаций пространственно-временного континуума на вкусовые качества креплёных вин при экстренной транспортировке», «Основы моделирования вселенных т. IX, ч. XIX», «Украсть и перекрасить: Адмирское национальное самосознание», «Почему они умирают: курьёзные случаи из практики содержания недолговечных», «Малые формы в поэзии злаковых культур в период эпидемий спорыньи», «Азы бархатного психологического террора. Том 73. Ландшафтный дизайн», «Клубок Хаоса»... Тут Малеф отрывисто фыркнул не хуже Алерта – именно эту книгу с подозрительно лаконичным заголовком Темнейший однажды выслал страждущим вместо ответа на вопрос, нельзя ли получить доступ к кладезю знаний в Янтарном с целью оцифровки и дальнейшего распространения на благо всех наук. Содержание энтузиасты с первого взгляда однозначно определить затруднились. Отчасти потому, что треклятая книга состояла из иллюстраций, напоминавших овеществлённую смесь всех мыслимых и немыслимых ночных кошмаров, настоянную на концентрате наркотического бреда, и крайне загадочного раздела, в котором смогли расшифровать только название – «Приложение по технике безопасности». Не то пособие по вызову или созданию жутких монстров, не то просто справочник причудливой флоры и фауны какой-то неведомой и крайне опасной Пластины. Князь от разъяснений отказался, послав просителей в министерство культуры. Видимо, они туда всё-таки дошли: «Клубок Хаоса» был издан некоторое время спустя с предисловием Асмодея и уточняющим подзаголовком «Искусство любовной игры для высших метаморфов».
Да где же она… Ещё одна милая особенность здешнего уклада – даже книги эволюционировали, волей хозяина обретая способность к мимикрии и хорошо если не к самозащите. Особенно эта. Рука нащупала между корешками какой-то тонкий пергаментный лист. Выпавшая закладка, язвительная записочка для непрошеных гостей – неважно. Малеф сунул в карман свою находку, сочтя, что разберётся потом, и продолжил поиски с разгорающимся охотничьим азартом.
Э, нет, врёшь, дура! Не обманешь – пальцы ощутили вязкое отзывчивое тепло, и в руку послушно лёг увесистый том. Разумеется, без названия. Чёрный сафьян мгновенно вылинял в алую шагрень. Тонко, как чей-то юмор. – Малеф бросил косой взгляд за спину, ожидая хоть малейших движений. – Теперь-то уж делай что хочешь, а уворачиваться мы обучены превосходно, государь, grazie a te.
Думать в подобном ключе, да ещё столь громко, при отце он давно себе не позволял, однако же – полный ноль. Пустота. Либо это какая-то слишком изощрённая для такого повода ловушка, либо сегодня его счастливый день. Открывать не стал – и без того знал, что страницы пусты. Совершенно особый код, под стать совершенно особым чернилам. Чтобы господин библиотекарь всегда точно знал, кто из членов семьи отметился в формуляре. Fanculo, non mi interessa.
Перед тем, как покинуть кабинет, почтительный сын отвесил шутовской поклон в сторону дивана. Триумф следовало немедля с кем-то разделить, но по понятным причинам круг собеседников был крайне узок.
– Удачи, ушастый, – направляясь к двери, Малеф дружелюбно помахал зажатым в руке фолиантом. – Если папаша изволит очнуться, передай ему, пожалуйста, что я заходил.
Алерт, настороживший было помянутые уши, лениво зевнул и поудобнее устроился на подушке рядом с княжеской головой, намереваясь вернуться ко сну, как только надоедливый визитёр уберётся из его владений.

Свершилось злое колдовство, пророчество сбылось — третья часть собрана в один блок, не прошло и тысячи лет. Старые впроцессные посты убирать не будем, там слишком много прекрасного в комментариях. И да, всё верно, четвёртая часть скоро грядёт, раз уж мы дожили, выжили и вернулись.
В смысле, действительно скоро, а не через полгода, честное авторское.



Глава 1, в которой родственные узы оказывают терапевтический эффект, но сильно усложняют жизньГлава 1, в которой родственные узы оказывают терапевтический эффект, но сильно усложняют жизнь

– Маленькая моя, бедная моя… – снова смутно знакомый голос откуда-то издалека. Едва слышный, но настойчивый. Зачем тревожат, зачем вынуждают возвращаться обратно? Мир станет серым и безобразным. Стены, потолок, лица – всё серое. Разговоры – тоже. Опять они. Лучше не открывать глаза, тогда они быстро уйдут, и тишина вернётся. – Что он с тобой сделал…
Он ничего не делал. Он не желал им зла, ни одной из них. Просто серый всегда сменялся алым, и алый заполнял всё. Они не могли измениться сами, не могли видеть истинный цвет и форму. Беспомощные, жалкие, не могли даже понять радости изменения, только кричали.
Голос не желал униматься. День или ночь? Одно бесконечное ожидание новой порции забвения вне времени, шаги, шорохи, звяканье склянок, чёрная мгла. Призрачные обрывки прошлого и настоящего, слабо колеблющие сломанный маятник сознания.
Неподъёмная тяжесть. Не встать, не вырваться, не вспомнить. Не вспоминать. Голос же наоборот умоляет:
– Вспомни, кто ты.
«Всегда помни, кто ты!» – удар тяжёлой тростью каждый раз, когда смел ослушаться. Искажённые гневом резкие черты и мёртвые чёрные глаза, замечающие малейшую провинность.
Множество форм сменил, но не обрёл свободу, став в итоге лишь бледным отражением. Жалкой пародией. Дублем.
Голос зазвучал громче, словно стараясь перекрыть другой, язвительный, вечно недовольный, рисовавший самые неприглядные картины будущего, особенно в те моменты, когда действие лекарств и заклинаний ослабевало. Тойфель скорчился на широкой кровати, обхватив голову руками, и замер, надеясь, что мир сожмётся в точку вместе с ним и погаснет хоть на секунду.
И мир погас. Голоса смолкли. В наступившей тишине Тойфель открыла глаза и рывком поднялась, озираясь в поисках очередного трупа. Треклятый голос постоянно твердил про кровь, но вокруг царила безупречная чистота больничной палаты. Руки тоже были чистыми. Зеркала в комнате, разумеется, не нашлось, но Тойфель поняла: на этот раз всё так, как и должно быть.
Звук в коридоре заставил вздрогнуть и насторожиться. Только бы не снова, до чего надоело сомневаться во всём, что слышишь. Спокойно, кажется, у нас и правда гости: шаги стали громче. Иди сюда, дружок, не проходи мимо, как раз пора сменить обстановку, здешнее однообразие кого угодно сведёт с ума.
Остановился ровно под её дверью. Много ли можно увидеть в такой маленький, такой мутный глазок? Заходи, не стесняйся, чего здесь бояться большому и сильному, да ещё наверняка с парализующим амулетом наперевес?
В последнее время с приборами творилось неладное, сбой на сбое. Не то очередная магическая буря со стороны Осеннего, не то обещанные бездненские катаклизмы наконец-то совпали с прогнозом. Персонал носился ошпаренными кошками, проверяя сигналы, и пару дней уже откровенно поплёвывал на инструкцию. Что вообще могло произойти в палате этажа, незатейливо именуемого среди своих «овощебазой»? Здешних обитателей и связывать-то надобности не было, благодаря грамотному подбору препаратов. Куда мог подеваться такой пациент?
Тойфель провела пальцами по длинным светлым волосам. В расслабленной улыбке мелькнуло нечто хищное, но, как только щёлкнул замок, мгновенно исчезло, сменившись трогательной растерянностью заблудившегося ребёнка. В глазах охранника отразилось явное недоумение: ну ещё бы, найти вместо привычного черноволосого парня в отключке такой сюрприз. И дверь запер сразу, молодец, зачем нам свидетели. Конечно, тревога ложная, дурачок. Нет, ты не ошибся палатой, подойди поближе, тебе же так интересно узнать, что тут творится. Ещё шажок, и ещё один…
Девушка молчала и смотрела всё так же беспомощно и умоляюще, не проявляя ни малейших признаков агрессии. Затем неловко попыталась встать, но предсказуемо не удержалась на подгибающихся ногах. Что ей взбрело в голову, едва успел поймать! Худая, лёгкая, жмётся к нему, словно прося не уходить, не оставлять её одну. Осторожно коснулся растрёпанных волос, от которых слабо пахло чем-то горьковато-терпким, девушка вздрогнула и опять попыталась встать, но удержать её особого труда не составляло. Исчезновение пациента и замена его этим... этой не укладывалась ни в какие инструкции, но опасной незнакомка не казалась, и санитар расслабился. Каким образом одурманенному зельями умалишенному удалось ускользнуть, и что это за девушка, пусть разбирается начальство – вот закончится смена, и он обо всём доложит. От доверчиво прижимавшейся к груди девицы исходило тепло, как от зверька, и против объятий она совершенно не возражала. Напротив – прижималась крепче, что-то мурлыкала, уткнувшись в плечо, гладила по спине, словно любимого, встреченного после долгой разлуки. Дурманящий запах каких-то трав, исходивший от нее, стал сильнее, и про правила, требовавшие о любой нештатной ситуации сообщать незамедлительно, как-то не вспоминалось. Вместо этого зачем-то вспоминались подруги юности, поцелуи под расцвеченным яркими созвездиями небом, крики ночных птиц и ощущение безграничного счастья.
То, что больничной койки вполне хватает на двоих, стало прекрасным открытием для обоих, то, что со смятых влажных от пота простыней спустя полчаса встанет только одна – и встанет, вполне твёрдо держась на ногах, – оказалось неожиданностью. Даже для неё.
Сперва Тойфель подумала, что её невольный любовник просто уснул, но ставшее вдруг неповоротливым, как мешок, тело, приоткрытый рот и не реагировавшие на яркий свет зрачки – о, эти признаки она знала прекрасно. Крови не было. Нигде. А вот труп был. И, в отличие от тех, воспоминание о коих услужливо подсовывала ей память, он был мужским. Не было ни тумана, ни слабости, ни потери памяти или желания снова нырнуть в наркотический дурман – только лёгкое недоумение, неожиданный прилив сил, да окончательно оформившееся желание убраться подальше из этой стерильно чистой комнаты. Куда угодно.
В сущности, она тоже помогла парню покинуть это отвратительное место. Даже если у тебя есть ключи, ты всё равно в тюрьме. Тойфель усмехнулась и заботливо укрыла своего спасителя так, чтобы со стороны казалось, будто обитатель камеры мирно спит. Затем проверила содержимое карманов, кое-что переложила на свой вкус, поправила ремень на брюках и вышла, заперев за собой дверь.
***
Война непроизвольно оглядела периметр, уловив внезапно разлившийся в воздухе знакомый аромат. Судя по лицам остальных, они тоже в любую секунду ожидали сиятельного явления. Что государь и повелитель забыл бы на примерке платьев дочери, никто даже не задумался, поскольку тот вообще имел привычку навещать подданных в наименее подходящих для того обстоятельствах. Вместо Темнейшего на одном из свободных диванов материализовался Асмодей, сразу оказавшись в центре всеобщего внимания: из одежды на нём были только зелёные шёлковые карго и драгоценности. В этот раз кольца красовались даже на пальцах босых ног. Голый торс, собранная в хвост длинная шевелюра, явно оставшаяся от облика «красотки Асмы», и выражение физиономии, красноречиво свидетельствовавшее о сложных экзистенциальных переживаниях, в быту называемых похмельем. Часть фрейлин вообще узнала явившегося не сразу: небритым главный модельер на публику обычно не показывался. Он лениво принял кубок из рук возникшего у изголовья слуги, похожего на ожившую статую из числа тех, что украшали внутренний двор. Молчаливые и безупречно прекрасные юноши и девушки, разносившие вино и закуски, по большей части были разительно схожи с хозяином дома и его сестрой, но ни малейшей фамильярности в обращении не выказывали. Породистое лицо Асмодея скривилось, словно вместо превосходного вина ему подали уксус.
– Вторая ошибка за неделю. – Юноша заметно побледнел и опустил голову. – Прочь с глаз моих, бездарь. Эмпатия дубового комода не украшает детей Третьего дома, я начинаю сомневаться в верности твоей матери. Почему я сам должен угадывать, чего хочу в эти часы?
– Избавиться от жутких миазмов? Я велела бы здесь проветрить, но мы и так на воздухе… – Смерть решила прервать камерный спектакль в самом начале. Наиболее преданные фрейлины начали картинно изображать подступающую дурноту, но остальные, кажется, не находили Асмодеев парфюм таким уж отвратительным.
– Велеть, душа моя, ты можешь сколько угодно. Это «Тайна Князя», мой новый эксклюзивный аромат, созданный в память о прошлой ночи. Если бы ты почаще оставалась в Янтарном до утра, то могла бы в полной мере оценить всю прелесть некоторых нюансов. Первые лучи солнца над Пустошами неописуемо прекрасны, когда за плечами много часов без сна…
– Особенно удались ноты трёхдневного перегара и нечищеной опиумной трубки, упавшей в старый сапог, – одобрительно подала голос Аида. Вмешательство Асмодея определённо сулило переломить унылый ход примерки.
– Мы можем продолжить? – Смерть сохраняла невозмутимость, но было заметно, что выпад соперника её задел. Тот, словно всё ещё находясь под впечатлением от созерцания утреннего неба, достал из кармана фляжку с гербом Первого дома и припал к ней, утомлённо прикрыв глаза и словно пытаясь отрешиться от дурацких вопросов. Часть фрейлин, судя по выражениям лиц, быстро переметнулась в лагерь сторонников Асмодея. Вероятнее всего, более опытные были попросту раздираемы конфликтом лояльностей. А те, кто был знаком лишь со скандальной репутацией княжеского любимца, получили возможность увидеть его за работой. Маэстро это уловил, потому приоткрыл глаза и рассеянно бросил:
– Можете. Если хотите вскоре получить ворох свеженьких газетных инсинуаций на тему того, что княжеская дочь появилась на ярмарке женихов слегка беременной. Девочке и так не слишком повезло, от матери она унаследовала только рост, но никак не формы… Но подход «если нечего показать – задрапируйте» – признак капитуляции. – Щелчком пальцев он сменил ещё пару нарядов на манекене. – Отвратительно, это полный провал на старте. – Тут Асмодей снова пошарил по карманам, извлёк небольшой изящный пузырёк и ловко подцепил пробку длинным ногтем. – Наама, драгоценная моя, зачем ты пошла на поводу у этого зоопарка? На всю толпу не найдётся и чайной ложки хорошего вкуса, посмотри на них – экзальтированные селянки, бездумно натягивающие предельно неподходящий им образ на призму своего восприятия, жертвы аристократической дегенерации и задавленных комплексов, сороки, не понимающие разницы между эклектикой и мусорным баком у костюмерной бродячего цирка! Ну и самые сочные вишни на этом чудовищном десерте – комическая парочка заклятых подружек-дуэний: влажная мечта офицерских казарм и отчаявшаяся дама-ширма. Думаешь, если застегнуться на все пуговицы, наш общий друг наконец захочет их расстегнуть, чтобы проверить, не изменилось ли там что-нибудь за последние триста лет?
Привычная к эскападам брата Наама ничего не ответила. Аида отвернулась, пряча улыбку: фрейлины так засмотрелись на увлекшегося Асмодея, что не сразу соотнесли нелестные характеристики с собой. Смерть, судя по выражению лица, собралась вспомнить славное боевое прошлое и нарушить пару правил этикета.
– Маэстро, мне кажется, вам пойдет сочетание зелёного, лилового и чёрного, – протянула Война, пристально глядя на страдальца за эстетику.
– Полный набор цветов траура и чёрный как дополнительный акцент? – Асмодей благосклонно кивнул. - Это будет траур по общественному чувству прекрасного. Вполне закономерно в стране, правитель которой периодически путает корзину для грязного белья с гардеробной.
– Нет, – ухмыльнулась Война. – Если ты не прекратишь паясничать, полный набор цветов траура украсит твою физиономию.
– Более неподходящей дуэньи, чем эта женщина, – закатил глаза Асмодей, – Темнейший не нашел бы ни на одной Пластине. Дорогая, тебе надо хотя бы изредка снимать мундир.
– Предлагаешь во всем брать пример с Князя? – Война неискренне, но довольно убедительно изобразила невинные глаза. – Помнится, во время Первой вселенской он ввалился на военный совет нагишом. Когда ему намекнули, что демонстрация имперских регалий была бы более уместна в качестве психической атаки на поле боя, оскорблённо замотался в трофейное знамя. Удивляюсь, как ты умудрился это пропустить, но анекдоты про «орудие нашей победы» наверняка слышал.
– Видимо, с тех самых пор моя сестрица и стала его любимым модельером. Военная форма и случайные тряпки – страсть нашего общего друга, которую лично я бы не поощрял.
Наама демонстративно кивнула на изрядно опустевший флакон и язвительно заметила:
– Ты бы завязывал угощаться от его щедрот. Хватит и того, что процесса создания двух своих последних коллекций ты почти не помнишь, а носить получившийся дичайший артхаус вне подиума в здравом уме решительно невозможно.
– Почему я могу, а все – нет? Будут носить, ибо неосознанно догадываются, что нормальность уродлива. Как только ты назвал что-то нормальным – ты похоронил это навсегда. Я задаю планку, пусть изволят соответствовать или любезно скончаются от отвращения к себе.
– Темнейший что-то не пожелал ни того, ни другого. Напомнить тебе историю с кольчужным пальто?
– О, не беспокойся, раз уж ты завела речь, я не доставлю тебе удовольствия рассказать об этой эстетической пощёчине. Я душу вложил в этот проект: строгий чёрный металл, искусное плетение, эмали редкой работы, чёрные бриллианты! Вся мощь Империи! Но кому-то было угодно смачно плюнуть в мою израненную гордость: даже не примерил, только захохотал, как помешанный, а когда успокоился, обратил титан в золото, заменил чёрные камни обычными и велел отослать Баалю, мол, ему понравится. Переделать мой шедевр на потребу этому любителю парчовых занавесок и кошмарной мебели!
***
– Грёбаная Бездна! – Аида в крайнем раздражении звякнула горлышком бутылки о край бокала, чуть не расплескав содержимое. – Почему я должна соблюдать бредовые правила и терпеть возле себя этот цирк? Я хотела пойти только с тобой, а Смерть мало того, что приставила ко мне конвой из наиболее назойливых фрейлин, так ещё сама отправилась с нами. Всё было бы скучно до зубовного скрежета, если бы не Асмодей. К счастью, на придворный курятник он производит примерно такое же впечатление, как мой папаша – на Совет. Заткнулись даже две идиотки, которые то и дело косились на тебя и хихикали, мол, страсть к военной форме у Первого дома, наверное, врожденная. Не понимаю, какое отношение ты имеешь к нашей семье – кажется, мы, не родня ни в каком колене.
Война кивнула.
– Не родня, – подтвердила она. – Но идиотки явно намекали не на это, – она помедлила, раздумывая, стоит ли рассказывать Аиде ненужные подробности старых скандалов. Решила, что не помешает – мало ли кому придет в голову вытащить из чулана рассыпающиеся скелеты и потрясти ими перед ничего не подозревающей невестой.
– Скажи, что тебе известно про твою старшую сестру?
– Я Ламми и не помню толком, больше по портретам, – пожала плечами Аида. – Она же сбежала с женихом, когда я ещё пешком под стол ходила. Потом, вроде, приезжала к отцу, но я с ней не встречалась…
– С женихом? – Война фыркнула. – С чего ты это взяла?
– Да няньки шептались, что, мол, Ламия-то всем, считай, в морды плюнула, удрала с легионером.
– С легионером, да, – кивнула Война. – А ты не задумывалась, почему, коль скоро был у сестры дружок, он не пошёл на ярмарку женихов, чтобы она могла официально его представить отцу, замуж выйти честь по чести, добрых горожан порадовать? Зачем бы ей побег?
Аида пожала плечами.
– Ну, может, он с другой Пластины и не маг. Или, – тут она нервно хихикнула – вообще из нежити какой-нибудь… Ты же знаешь, в Легионе кого только нет, наверное, и до Даджа там был такой же винегрет?
– Верное направление мыслей. Но неверные выводы. Выйти замуж за иноплеменника или жениться на пришлой закон не запрещает, не в Раймире живем.
– А если он уже был женатым? – Аида скривилась. – Папаша, конечно, плевать хотел на условности, но дочка правителя в гареме незнамо у кого – это как-то пошло, не отпустил бы. Хотя… самой Ламми это зачем, ума не приложу. Разве можно настолько влюбиться?
– Влюбиться можно насколько угодно, – неопределенно протянула Война. – И в кого угодно… Еще варианты будут?
Аида потянулась за вином.
– У Даджа в Легионе и девчонки служат, – она изучила бутылку на просвет, словно пытаясь прочитать в тёмном стекле разгадку. – Но можно же было выйти замуж, а любовницу к себе фрейлиной взять. В чем проблема, так многие делают…
– Твоя сестра слишком похожа на обоих родителей, – вздохнула Война. – Ей не захотелось тратить силы на декорум, она предпочла сделать, как ей взбрело в голову. Сама понимаешь, скандал был изрядный, когда ярмарка закончилась бегством невесты с женщиной, командовавшей её личной охраной. Будь уверена, у букмекеров по всей стране уже принимают ставки, сбежишь ли ты из-под венца, и если сбежишь, то с кем.
– Что? – С какой-то странной интонацией вдруг спросила Аида, покосившись на Войну, а затем тревожно оглянулась.
– Ставки делают, говорю, не сбежишь ли, – повторила Война, но по остекленевшему взгляду Аиды поняла, что та ничего не слышит. Очевидно, бедняга устала и была после пары бокалов пьянее, чем казалась. Можно звать служанок укладывать девчонку спать, а самой сходить прогуляться, из-за боящихся сквозняков полуголых придворных дур в этом крыле духота, как в бане.
***
Когда Аида окончательно проснулась, Войны рядом не было. Что случилось? Куда она подевалась? Наскоро одевшись и стараясь ступать как можно бесшумнее, девушка выбежала в парк: возможно, Война где-то неподалёку. Ветер дул с Пустошей, чернильное небо – и когда успело так стемнеть? – было густо усыпано звездами. Поблизости цвело что-то с сильным и терпким ароматом. Заклинание, позволявшее дистанционно утащить со столика в гостиной сигариллу, получилось не сразу – собственная внезапная неуклюжесть пугала, раньше такого не случалось. Чтобы унять дрожь в руках и перебить тяжёлый назойливый запах ночных цветов, девушка торопливо закурила. И едва не поперхнулась, когда её снова окликнули. Повернувшись на звук, Аида оторопела: она словно смотрела в зеркало, только отражение почему-то было растрёпано и одето в форму больничного санитара.
После секундного замешательства она отшвырнула сигариллу и кинулась на шею своему двойнику.
– Ты! – Портал на месте голограммы закрылся мгновенно.
– Дура! – В расширившихся от ужаса глаза брата заплясали знакомые лихорадочные искры, он с силой сжал её руки, одновременно злясь на сестру и не желая её отпускать. Аида испугалась не меньше: благодаря ей беглый пациент Бездны оказался в дворцовом парке, прямо под носом у отца. – Я не вернусь туда, пусть лучше убьёт!
– Тише. Это укромный угол, но вокруг всё равно полно народу. – Как ты сбежал? – спросила она уже мысленно, вынудив брата отойти дальше в густую тень. Аида давно свыклась с тем, что больше никогда не увидит близнеца за пределами больничной палаты, и, как только первый шок прошёл, попыталась понять, насколько всё происходящее реально. Это был Тойфель, она всегда узнавала его в детстве, когда брат доводил до белого каления весь дворец, шутки ради перекидываясь во что попало. Вот и в этот раз выбор облика был крайне странным.
– Я почти ничего не помню. Мне было плохо, очень плохо. Только голос, он постоянно говорил, звал, убеждал что-то вспомнить. Всё из-за этих треклятых лекарств. Потом я очнулся таким… такой и решил уйти.
– Так просто? Там же охрана, камеры, сигнализация, часть этажей экранированы от магии настолько, что свет зажечь нельзя, не то, что портал открыть.
– Мне повезло, если это можно назвать везением: какие-то сбои в системе, хотя проверка по тревоге и пришла. Я всё ещё паршиво соображал, что к чему. Охранник оказался славным малым и очень мне помог. – Во взгляде брата мелькнуло нечто, от чего Аиде сделалось не по себе: видеть такое выражение собственного лица ей не доводилось. – Потом понял, что идти некуда. Только к тебе. Наверняка меня уже хватились. Надо убираться отсюда. Пойдём со мной. На дальних Пластинах никакие егеря не достанут.
– Если я удеру в разгар собственной ярмарки женихов, нас достанут где угодно. Мы тебя спрячем, а когда всё уляжется, придумаем, что делать. Искать здесь никому и в голову не придёт.
– Болт арбалетный им пусть в голову придёт, – нервно огрызнулся Тойфель, – Вот уж рад будет папаша, обретя блудное чадо после долгой разлуки. Странно, что за мной ещё не гонятся.
– Если ты не видишь тут гвардейцев или егерей с собаками, да и вообще ни единой живой души, считай это добрым знаком. Мне кажется, умнее будет продолжить беседу у меня в покоях.
– На всякий случай повторяю – в Бездну я не вернусь, лучше смерть.
– Нашёл время для театральных жестов. Если он знает, что ты здесь, то прекрасно расслышал ультиматум с первого раза. – Действуем быстро. Переоденешься в моё. Княжеская дочь с отоционом на руках тут никого не удивит. Мало кто различает парковых лис, решат, что я просто гуляю с Алертом. Вполне невинная причуда для лунатички с дурной наследственностью.

Глава 2, где несвоевременные вопросы становятся причиной многих интересных событийГлава 2, где несвоевременные вопросы становятся причиной многих интересных событий
Неподвижную фигуру на диване Война заметила не сразу. Была у шефа в числе прочих неприятных особенностей ещё одна: иногда он уходил в себя настолько, что каким-то непостижимым образом почти сливался с окружающей обстановкой, несмотря на экстравагантные наряды. В этот раз, впрочем, явно был не при параде: мятые штаны и халат нараспашку. И – под каким барханом сдох гульский шейх? – шлёпанцы из драконьей кожи, в кои-то веки не сапоги. Постоянство Темнейшего в выборе обуви не одну тысячу лет служило поводом для шуток, мол, если государь в спальне соизволил снять сапоги и отложить трубку, то особо благоволит к своей даме.
– Налюбовалась? – Мерзавец глаз не открыл, но временно перестал напоминать собственное надгробное изваяние. На губах немедля нарисовалась улыбка, которую всякий представитель оппозиции непременно назвал бы паскудной. – Если наконец-то передумала, можешь присоединиться, трубку обещаю отложить до утра.
– Иди ты в Бездну со своими шутками, – привычно отмахнулась Война. – Ты вообще помнишь, по какому поводу у нас вся столица на ушах, а в дворцовом парке пройти нельзя, чтоб не споткнуться об какого-нибудь посланника достойного дома?
– Я уж было понадеялся, что ты решила вспомнить обо мне, забытом и одиноком… – Князь всё-таки открыл глаза, и в них отразилась виртуозно исполненная глубокая обида. Не найдя душевного понимания со стороны Войны, он резко сел, теперь его поза выражала искреннее возмущение. – Но нет, на ярмарке женишья требуется распорядитель. Да что там, нянька и дрессировщик! Для чего нужен глава государства? А придворных профурсеток по углам растаскивать, чтобы не передрались! У меня в гареме порядку больше, чем в вашем бардаке! – Война терпеливо переждала этот кратковременный шквал экспрессии, подумав, что Хэм – совершенно точно сын своего отца, что бы там ни сочиняли сплетники или бестолковый любовничек по пьяни.
– Мне, что ль, прикажешь разбираться, пока твоя дочь вместо замужества не угодила в соседи к матери и брату?
– А и прикажу. Иначе на кой хер вараний вас всех держать, таких умных, – неожиданно спокойно отозвался государь и повелитель, судя по интонации, подразумевая больше, чем сказал. После чего снова вытянулся среди подушек и прикрыл глаза, давая понять, что аудиенция окончена.
***
Малефицио в очередной раз подумал, что неплохо было бы осиротеть. Ну или, по крайней мере, исхитриться наложить на родителей – хотя бы на папашу – заклятие полного забвения. Чтобы о наличии в природе сына драгоценный батюшка не вспоминал. И ведь, казалось бы, всё, чего по поводу ярмарки ожидалось от СВРиБ, было сделано заблаговременно. На каждого из претендентов на руку сестрицы было собрано досье, наиболее одиозных желающих отсеяли на подлёте. Копии документов были отправлены в Третье, Князю, а в изрядно приглаженном виде – Аиде. Всё в соответствии с законом.
Какой арбалетный болт попал в голову Темнейшему на этот раз, и зачем личным приказом всех обретавшихся в Пандеме наследников согнали во дворец, Малеф не понимал. Но увы, с утра нарисовавшаяся голограмма – дражайший папенька в белом, больше напоминающем пижаму костюме, и босиком – командным тоном потребовала «активно принять личное участие в знаменательном для клана событии» и на время ярмарки немедля переселиться в покои в Осеннем. «Размер свиты не ограничиваю, – процедил через губу Князь. – Можешь прихватить с собой хоть конюшню, псарню и взвод блядей. Прислугу не тащи – и так больше дармоедов, чем следовало бы».
Оставив в управлении пару надежных заместителей, Малеф со свитой – набралась преизрядная толпа из адьютантов, охраны, очередной подружки и пары приятелей – с подружками же – переместился в парк при Осеннем. Начальник СВРиБ огляделся по сторонам – магическим образом перебросить людей и их барахло в здание было невозможно, следовало вызвать прислугу из дворца. Вокруг ожидаемо творился настоящий балаган. Бескрайний парк, поделённый на участки, где временно разбили свои шатры претенденты на руку княжеской дочери, напоминал то ли военный лагерь, то ли базар. Обилие торговцев, понаехавших вместе с женихами «групп поддержки» со всех концов Пластины и падких на развлечения добрых граждан Адмира превращало идиотское, по мнению Малефицио, мероприятие в потенциальный источник неприятностей.
Потенциальные неприятности немедленно обернулись кинетическими – иначе Иаля бен Бааля с кучкой приближенных Малеф воспринимать не мог. Какой Хаос его сюда приволок? От Второго дома женихом числится не этот заядлый дуэлянт и даже не его неразлучный братец Зевель…
– О, ди Малефико, – Иаль тоже заметил новоприбывших и радостно осклабился, от чего его физиономия сделалась ещё гаже. – Со свитой и при параде. Никак, тоже надумал посвататься к Цветку Пандема?
Малеф равнодушно хмыкнул и, материализовав сверкающую медаль с выгравированной на ней единичкой, коротким резким движением прилепил металлический кружок на лоб Иалю.
– Первое место, – скучающим тоном пояснил он. – За самое идиотское предположение. И кол – за знание генеалогии. Ты забыл, что Цветок Пандема приходится мне единокровной сестрой.
Под смешки собравшейся вокруг Малефицио компании Иаль попробовал отлепить побрякушку, но заклинание не поддавалось. Иаль побагровел.
– Первому дому ни родство, ни возраст не помеха, – скривился он. – Мог бы и прогуляться по стопам папаши, – выдержкой лучший боец Второго дома не отличался, за стратегию в этой связке отвечал Зевель.
Малеф прищурился. Медаль, по-прежнему украшавшая лоб Иаля, изменила цвет: металл на глазах раскалялся. В компании бен Бааля оказался кто-то, знакомый с бытовой магией – на голову пострадавшему потекла холодная вода. Металлический кружок зашипел и погас. Княжеский сын вздохнул: он рассчитывал, что боевик Иаль бытовой магии не распознает. Снобизм Второго дома был общеизвестен. Увы, знатоки «бытовухи» в своре нашлись…
– Ах ты, ублюдок, – Иаль, откинув со лба мокрые волосы, бросился на Малефа. Оружия при нем, похоже, не было – или опасался кидаться на сына Темнейшего так, чтобы драка превратилась в покушение на члена правящей фамилии, или, что вероятнее, рассчитывал на легкую победу.
Малефицио отмахнулся от прекративших веселиться и вспомнивших о работе охранников.
– Не лезть. Полезут эти – короткий кивок на подобравшуюся свору приятелей Иаля – гасить бережно.
Взбешенный пренебрежением Иаль ухватил Малефа за грудки. И опять нарвался на старую добрую бытовую магию – куртка рассыпалась на нитки, чтобы собраться снова, но бесформенным комом на голове противника. Тот испепелил тряпку, не обжегшись – боевые заклинания не задевали самого мага – и окончательно озверел.
– Ди Малефико, – выплюнул он. – Тебя мамаша драться учила? Или прачки пожалели убогого?
Лицо начальника СВРиБ застыло чеканной бронзовой маской. За спиной ругнулся кто-то из адьютантов – похоже, подчиненные, наплевав на приказ, собрались ввязаться в драку.
– Про жалость к убогим, – ядовито улыбнулся Малефицио, предусмотрительно ставя щит между Иалем и собой, – справься у патриарха Третьего дома.
Щит выдержал, несмотря на то, что энергии бен Бааль не пожалел – грохнуло изрядно. Хорошее боевое заклинание, силы много, ума… весь в Зевеля ушел, этому не досталось. Размышлять об извивах генетики Второго дома далее Малефицио помешал громкий равнодушный голос:
– Всем стоять. Руки за голову. Применение заклинаний считается нападением на служителей правопорядка.
Возникший чуть сбоку от Иаля коренастый коротко стриженный демон в красном с нашивками сержанта Третьего вырубил того служебным амулетом. Малеф убрал щит и оглянулся, поднимая открытые ладони на уровень плеч – сбоку от него маячил такой же парень в красном. Еще несколько крепких ребят в форме оттеснили готовую мстить за предводителя свиту – судя по шипению с той стороны, без лёгких телесных не обошлось. На стороне СВРиБ егеря вели себя не в пример дружелюбнее. Причина внезапных двойных стандартов была очевидна – фигуристая большеглазая шатеночка, явившаяся в дворцовый парк в обнимку с Малефицио, с самого начала наблюдала за скандалом с детским любопытством, но без малейшего волнения. Теперь девица деловито помахивала стальным служебным медальоном Третьего отделения – вместо того, чтобы, как положено, находиться на шее, он фривольно болтался на массивном браслете из цепочек разной толщины и плетения, закрывавшем тонкую руку от запястья до локтя.
– Можете опустить руки и присоединиться к своим друзьям, сэр, – парень в красном посторонился. – Надеюсь, вы не откажетесь ответить на вопросы дежурного менталиста?
– В любое время, – кивнул Малеф. – Может быть, ограничимся мной? Мои друзья и подчинённые не принимали участия в этом… недоразумении, и я не вижу смысла их задерживать.
***
– Ты же понимаешь, что в глазах отца я занимаю чужое место. Оставить на Перешейке он должен был меня. Он может сколько угодно делать вид, что таков был его очередной план, да только братец Джибриль отчего-то не жаждет стать связующим звеном между Раймиром и Вторым домом. Для всех он – Габриэль бен Адонаи, названный сын Светлейшего.
– А ты – позор клана, – фыркнул Энцо, коснувшись гладкой поверхности старого шрама на щеке любовника. – Хотя я не припомню, чтобы дядюшка хоть раз забыл спросить с тебя так, будто ты – его опора и надежда.
– Пытается убедить себя, что сделал верный выбор. Удачи ему на этом нелёгком пути. – Выражение лица Эфора заставило Энцо пожалеть о сказанном, но он быстро понял, что к его шутке эти мимолётные метаморфозы имеют мало отношения. – Не бойся, – бен Бааль лениво погладил любовника по голове. – Здесь мои братцы тебя не достанут – нападать на любого из женихов или на их свиту после официального начала ярмарки запрещает закон. А безутешной вдовушкой четвёртого сына Второго дома Цветку Пандема стать не грозит. Скорее уж правдой окажется любая из бредовых сплетен, чем предположение, что девица круглая дура, а её братья вчера появились на свет. С таким же успехом папаша мог выставить свою кандидатуру. Ему бы очень помешала клятва пришибить другого кандидата в монаршие зятья, если тот окажется с ним в одном периметре, зато добрые горожане знатно развлеклись бы. «Балладу о Жабе и Гадюке» и «Пандемский хрусталь» разучил едва ли не каждый лабух в городе.
– Приятно слышать, что мой любезный великодержабный друг сохранил бодрость духа в столь тяжёлые для него времена. – Любовникам пришлось спешно вскочить с постели и поклониться: в кресле, возложив ноги на крышку низкого столика, устроился Асмодей. – Вольно, котятки. Я всего лишь скромный гость в ставке жениха Второго дома. – В последней фразе интонация Асмодея проделала что-то совершенно противоестественное со смыслом, но общий фон прямо-таки лучился благодушием. Энцо под пристальным взглядом «скромного гостя» немедля занялся наведением порядка, пока Эфор, кляня собственную беспечность, натягивал штаны. Видимо, как сломанные часы способны показывать верное время, так и старые дурацкие суеверия – криво, слабо, но работать, главное – совершенно некстати. Для полного счастья не хватало только папашиной проекции, проиллюстрировал бы в лучшем виде оборот «дуэль с голограммой».
– Три бокала, – кивнул Асмодей в сторону Энцо, а затем насмешливо посмотрел на Эфора. – Тем более, мне кажется, у вас есть повод для небольшого праздника.
– Визит одного из Тёмных князей, конечно, праздник, – протянул Эфор. Ничего хорошего появление Асмодея не сулило, а понятия последнего о развлечениях всегда были весьма специфичны.
– Что-то ты слишком задумчив для счастливца, удостоенного представлять интересы клана, и слишком равнодушен для того, чей любимый брат оказался в лапах псов режима.
– Любимый брат? – Эфор непонимающе уставился на Асмодея. Тот утомлённо прикрыл глаза – это едва заметное движение у позёра частенько заменяло кивок. – Я что-то пропустил, или князь инкубата и суккубата изволит шутить?
– Шутить? – Асмодей вскинул брови. – Я не шучу над гхм… заблудшими овечками, не ведающими о своём счастье. Я пришёл с хорошими новостями и наилучшими намерениями, с чистым сердцем и распахнутыми объятьями…
– Тем более, что в кои-то веки один из Великих оказался в роли такого же жертвенного барашка, как и я, ничтожный сын опального Дома, – Эфор не хуже Асмодея умел хлопать длиннющими, на зависть любой девушке, ресницами.
– Ошибаешься, ми-и-илый: я исполняю волю своего владыки, а от тебя просто хотят избавиться. – Протянул Асмодей и драматически отвёл глаза от собеседника, словно представляя его безрадостные перспективы. От мелькнувшей на алых губах нежной улыбки Энцо сделалось не по себе: история Третьего дома хранила немало жутковатых эпизодов, по сей день вдохновлявших бульварных писак. – Вы бы почаще тут проветривали, мальчики. От вашей ставки на мили вокруг несёт безрассудством обречённости.
– Разумная осторожность ещё никому не мешала, – Эфор покосился на любовника.
Асмодей снова опустил подкрашенные веки.
– Пока вы, котятки, лижетесь в своей уютной корзинке, в большом мире каждую минуту что-то происходит. Создаются и гибнут вселенные, воздвигаются и рушатся царства… – Тёмный князь пригубил вино и поморщился, а затем продолжил, не меняя ни интонаций, ни темпа речи: ушлые виноторговцы продают вам плоское, как задница подростка, дешёвое пойло по цене первоклассного фалерна, а сын моего несчастного друга оказывается столь самонадеян, что пытается при толпе свидетелей покуситься на жизнь наследника Темнейшего…
– Кто из? – Эфор напряженно подался к Асмодею.
– А сам-то как думаешь? – безупречно красивое лицо осталось невозмутимым.
– Он жив?
– Кто именно? – Асмодей, не торопясь, смаковал нервное напряжение собеседника.
– Мне наплевать, – Эфор словно решился на что-то, – на здоровье любого из дражайших родичей. Мне надо знать, надолго ли я избавлен от их… скажем так, внимания.
– К сожалению, – Асмодей картинно развёл руками, – никто не пострадал, твой не по чину активный братец, скорее всего, отделается внушением и денежным штрафом. Я не всесилен, – он скорбно покачал головой. – Но столь злостный нарушитель порядка наверняка будет лишён права посещать парк при дворце до окончания ярмарки женихов…
– Остается отец, – Эфор был сосредоточен, как картёжник, собравшийся идти ва-банк.
– Ах, сыновняя любовь… скольких она погубила и погубит, – Тёмный покрутил бокал в руках, не глядя на своего визави. – На правах того, кто годится вам в отцы и патриархи, дам совет, котятки: деловые отношения прочнее родственных. Родич может предать, не ища выгоды, под влиянием обиды или ревности. Деловой партнёр не склонен обижаться на выгодное сотрудничество…
– Но сотрудничество, – Эфор говорил медленно, словно через силу, – должно быть взаимовыгодным.
– Третий дом не обижает своих чад, – заверил Асмодей. – Даже приёмных, а в тебе, сам знаешь, есть и наша кровь.
– Достаточно ли её, – сын Бааля и наложницы из Третьего дома сощурился, – чтобы не оказаться на последних ролях?
– Каждый из моих миньонов может рассчитывать на ту же защиту, что и любой из кровных детей.
– Взвешено, – отозвался Эфор. – Отмерено.
– Сочтено, – прозвучал негромкий ответ. Узкая изящная кисть изогнулась в древнем повелительном жесте.
Эфор покорно протянул раскрытую ладонь.
– Принято.
– Что ж, – блеснул белозубой ухмылкой Асмодей, – с этого момента можешь считать свои кутежи трудами на благо семьи.
***
Когда Диамару доложили, что супруга желает отобедать в саду, он ничуть не удивился: свежего воздуха в последнее время недоставало как в прямом, так и в переносном смысле. Заметив на дорожке высокую фигуру мужа, Моза движением руки отпустила слуг.
- И кто же это шлёт тебе подарки, не дожидаясь моего отъезда? – дежурно пошутил капитан, заметив у прибора жены бутылку в красивой коробке.
Моза к еде не прикоснулась, задумчиво крутя в руках записку.
– Видимо, дядюшка Вель слишком хочет стать главой Второго дома, пока он всего лишь опальный, но не сто второй. С отцом они не договорились.
Капитан разлил вино и кинул на свою тарелку солидную порцию печёной оленины.
- Я не суеверен, но твои дядья ведут себя так, будто их прокляли: один присягнул Асмодею, другой умудрился сцепиться с княжеским сыном, третий того и гляди попытается сместить главу клана.
- Слишком долго стоял за креслом, потому перспектива победить, но оказаться повелителем руин и главой развалин, его не особенно пугает. По своей воле он не остановится, это достойный наследник нашего уважаемого патриарха.
- Правосудие Темнейшего, - ухмыльнулся Диамар. – Во всей своей изощрённой справедливости. Те, кто говорил, что господин премьер легко отделался, ошибались. Если Зевель и Бааль любезно не убьются, выясняя, кто из них нынче дядюшка, Второй дом ждут интересные времена.
- Ну, в этом случае мы можем поступить так, как предлагал отец. Хотя этот вариант не единственный. Покинуть столицу мы всегда сможем, но в случае успеха тебе не будет нужды подавать в отставку.
Диамар не успел ничего сказать: недожёванный кусок мяса приобрёл отчётливый горелый привкус, воздух вокруг сделался дымным и тяжёлым, как над чадящей жаровней. Спустя мгновение со свободной стороны стола появилась голограмма. Патриарх Второго дома глядел по-прежнему величественно, но в надменном выражении его лица после выздоровления появилось что-то неуловимо тревожащее. Он церемонно кивнул в знак приветствия, затем заговорил, обращаясь к Мозе:
– У меня к тебе серьёзное дело, девочка. Попроси капитана совершить небольшую прогулку по саду. Это не займёт много времени.
И посмотрел сквозь Диамара, словно тот был чем-то незначительным, вроде вышколенного лакея, послушной собачки или ровно подстриженной живой изгороди. Диамар невозмутимо налил себе ещё вина, чтобы отвлечься от назойливой мысли о пользе своевременного прореживания поголовья старших родственников.
– К чему эти сложности? Моя жена может просто поставить купол.
– В этом нет необходимости, дорогой. – Формоза качнула головой и продолжила щебетать, не глядя на Бааля. – Вряд ли дело нашего дядюшки из числа тех, о которых не стоит знать командующему личной гвардией Его Темнейшества.
Бааль снисходительно улыбнулся:
– Кто знает, где личные дела могут пересечься с делами государства. Как поживает юный Балтазар? Говорят, он вернулся в столицу?
– Ваши сведения верны, мой сын с супругой не могли пропустить грандиозное событие, – вместо жены сообщил Диамар, пристально глядя на Бааля. Не зря убрали Балто подальше. Установилось мнение, что магическими талантами наследник пошёл в прадеда, лицом и сложением в мать, а темпераментом – в отца. Отец же искренне считал, что голова у детей вообще не для того, чтобы предводитель клана регулярно лил туда все помои, порождаемые приступами паранойи и мании величия: видеть своего сына в зрелом возрасте копией «дядюшек» ему не хотелось.
Бааль не удостоил его взглядом, продолжая адресоваться к Мозе:
– Тебе прекрасно известно, каким предательским и постыдным образом Второй дом лишился своего ставленника на ярмарке женихов. Но невеста ещё может сделать верный выбор. Лучшего кандидата, чем наш достойный правнук, представить нельзя. Союз детей двух Великих домов Адмира будет выгоден всем.
Лицо Диамара окончательно окаменело. Бааль совсем рехнулся, сидя под замком?
– Не думаю, что Балто захочет разводиться с молодой женой ради интересов клана. Чудесная девушка, из хорошей семьи, и они вполне довольны друг другом. Впрочем, никто не станет вам препятствовать, если пожелаете навестить моего сына и озвучить ему свой план лично, – меланхолично процедил Диамар, отметив встревоженный взгляд жены.
– Вдруг глупый старый дядюшка провалит дело? Убедить молодую горячую голову вынырнуть из эйфории первой сотни лет счастливого супружества ради всеобщего блага – задачка не из простых. К тому же, глупому старому дядюшке при виде любимого правнука после долгой разлуки так легко впасть в ностальгические сантименты и рассказать пару забавных историй за бокалом хереса. Я слышал, юный Балтазар питает немалый интерес к генеалогии…
– Его отец – личность уникальная, некоторых сведений о нём не отыскать ни в одном из фолиантов фамильной библиотеки. – Со всей возможной почтительностью ответил Диамар, отметив, что собеседник теперь смотрит прямо на него, с некоторым неприятным оттенком недоумения. – Не сомневаюсь, вы славно проведёте время. Правда, в этом случае про вашу идею всё же лучше не упоминать. Не уверен, что Балто сочтёт предложение посвататься к собственной кровной сестре всего лишь неуместной шуткой старого глупого дядюшки.
***
Если закрыть глаза и не прислушиваться, могло показаться, что в кабинете никого нет. Сохранять эту иллюзию мешал навязчивый запах гари, забивающий ноздри всем разнообразием оттенков. Распахнуть окно не было никакой возможности, юноша всерьёз опасался, что, если ситуация не изменится, причиной его безвременной кончины станет банальный кашель. Берит устремил взгляд на неподвижную фигуру в кресле: отец провёл в таком положении изрядную часть дня, с тех самых пор, как решил справиться у Эфора о досадном инциденте в парке. Расширенная голограмма позволила Бериту видеть то же, что видел Бааль: три непристойно сплетавшихся тела. Вместо того, чтобы устыдиться, немедля привести себя в порядок, и, как подобает, ответить на вопросы патриарха Дома, брат, правой рукой продолжая обнимать какого-то растрепанного парня, резко закинул левую за голову. В подмышечной впадине вспыхнула золотом татуировка – печать Третьего дома, метка Асмодея. «Теперь ты видишь, – оскалился Эфор, – насколько мне плевать на выходки Иаля?»
Отец немедля прервал связь, лицо его исказила гримаса глубочайшего отвращения. Какое-то время он задумчиво курил, не сразу заметив, что кальянная чаша сильно перегрелась, и аромат табака приобрёл отчётливые горелые ноты. Затем досадливо сплюнул и растворился в воздухе.
Вернулся к вечеру, ещё мрачнее прежнего. Просто возник в своём кресле, даже не глянув на сына, а затем началось то, что продолжалось и сейчас. Повисшую в покоях тишину периодически нарушал треск пламени, стены покрыла копоть, а ковёр на полу скрылся под слоем пепла. Берит тоскливо посмотрел на небольшое пятно возле стола: слуги Второго дома были необычайно услужливы и расторопны, но эти качества не всегда помогали им остаться в живых. Незаметно вызвать кого-то, чтобы отвлечь внимание родителя, не выйдет: стремлением положить жизнь за хозяйского сына слуги Второго дома всё же не отличались. В сумеречном свете лицо отца выглядело пугающе неживым, попытаться прочитать что-либо в застывшем взгляде жёлтых глаз Берит не рисковал. Последние полчаса он не рисковал даже дышать особенно глубоко. Дурацкая песенка, которую распевали на всех площадях, конечно, была весьма низкопробной поделкой, но сравнение отца с амфибией оказалось редкостно верным: он реагировал на любое движение. Старые часы из чёрного дерева погибли первыми. Когда сквозняк слегка тронул бумаги на столе, уцелел только стол. Оставалось надеяться, что отец сумеет совладать с гневом и отчаянием прежде, чем спалит дворец вместе с собою.

Глава 3, в которой раскрываются кое-какие тайны Осеннего дворца и истинные мотивы некоторых жениховГлава 3, в которой раскрываются кое-какие тайны Осеннего дворца и истинные мотивы некоторых женихов
– Ничего не получается! – Нора минут десять безуспешно гипнотизировала изящный столик на колёсиках, но была вынуждена сдаться и вылезти из постели. Добытый столь тяжкими трудами поднос с кофейником и чашками она водрузила перед собой, небрежным движением разлив добрую половину содержимого, и застыла, напряжённо глядя на получившийся натюрморт.
– Если тебе зачем-то понадобились простыни коричневого цвета, – буркнул не вполне проснувшийся Малефицио, – позови слуг и потребуй сменить, незачем красить бельё собственноручно. – Выпутавшись из покрывал, он налил кофе в одну из чашек и вместе с нею переместился в кресло. Нора последовала его примеру.
– Как ты здесь жил? – Устало поинтересовалась она. – Ладно бы во дворце и правда не работала ничья магия, кроме княжеской – так ведь нет. Иногда она работает даже у меня. Я на днях пыталась мысленно позвать горничную – получила мигрень. Но снять головную боль мне удалось. Потом попробовала сменить воду в бассейне на что-нибудь более интересное – и опять облом. А высушить волосы после купания оказалось легко. И вот теперь – я сперва хотела перетащить столик поближе к постели, потом – убрать разлитый кофе – и ни-че-го. Кроме – какой приятный сюрприз – очередного приступа мигрени, хорошо хоть, легко убравшейся.
– Так и жил, – пожал плечами Малеф. – Разве что иногда пользовался всякой безобидной бытовой магией – то ли благодаря папашиной крови, то ли ещё почему, у меня она иногда работает. Правда, не всегда и не без сюрпризов, да и сил уходит столько, что проще не мучиться. – Он сосредоточился, глядя на постель. Пятна кофе сперва изменили цвет на ультрамариновый, затем расплылись и лишь потом побледнели, но до конца не исчезли. Малефицио вытер пот со лба и прикрыл глаза. – Вот плюс-минус так это обычно и выглядит – и при этом я вымотался, будто открыл полдесятка новых порталов. Проще дёрнуть за шнурок для вызова слуг и потребовать, что надо. Или сделать самому.
– Очами сердца вижу, как ты стираешь простыни… В бассейне или в ванне, не иначе, – захихикала Нора. – Но если все так сложно, то почему снять мигрень или высушить причёску у меня получается?
Малеф вздохнул, молча вышел из спальни и вскоре вернулся, оставляя на ковре мокрые следы – судя по текущим с густой шевелюры ручейкам, княжеский сынок вместо умывания просто нырнул в бассейн.
– Суши, – ухмыльнулся он. После пары минут усилий Нора сдалась.
– Сушись сам или так и ходи мокрым чучелом, – она беспомощно покачала головой. – Ничего не понимаю!
– Я тоже долго не понимал, – утешил подругу Малефицио, вытираясь наименее пострадавшей простынёй. – Понял, когда папаша приволок Тойфеля и Аиду. Пацан ставил на уши всю прислугу, перекидываясь по полсотни раз на день, словно никаких запретов на магию в Осеннем не существовало.
– Если зависит от крови, – протянула Нора, – то почему ты не можешь даже кофе с простыней убрать?
– Он тоже не мог бы, – Малеф закончил вытираться и швырнул скомканную простыню на пол. – Насколько я понял, запрет не действует, если ты что-то делаешь с собственным телом. Перекинуться, царапину залечить или волосы просушить – можно. Но только себе. Другому – нет. Воздействовать на вещь, даже на собственную – тоже. Свобода воли, главный папашин фетиш…
– То есть, он не сможет воспользоваться никакой магией, если я его найду? – уточнила Нора.
– Боевой или пространственной – не больше, чем человек, – заверил Малеф. – Может перекинуться – метаморф при превращении пользуется только собой, не влияя на иные предметы или существ. Но вряд ли он спрятался во дворце. Тойфель – сумасшедший, но не дебил. Всё, что происходит в Осеннем, немедленно становится известно отцу: с тем же успехом братец мог бы явиться с повинной. На его месте я бы удрал на какую-нибудь из дальних, мало кому нужных Пластин и сидел бы там тише мыши.
– Тише мыши? – Нора отставила чашку и ушла в гардеробную. – Вот, пожалуйста, полюбуйся, – в Малефицио полетел кристалл. Перехватив камешек на лету, Малеф некоторое время смотрел в него, потом броском вернул кристалл.
– Выглядит омерзительно, – признал он, – но не как шедевры дражайшего младшенького. – Крови мало, расчлёненки нет, девчонку грубо изнасиловали – не знаю, почему граф решил, что искать надо именно его.
– Ищут не только его, – ответила Нора, – но относительно постоянства почерка ты, скорее всего, ошибаешься. – Очередной кристалл полетел в Малефицио. – Смотри.
На этот раз Малеф вглядывался в кристалл дольше.
– Не понимаю, – он покрутил камешек. – Насколько могу судить, никаких повреждений нет. Ему не сломали шею, не удушили, ядов в Бездне взять неоткуда. Медики считают, что парень убит? Я бы не удивился совпадению – совершенно естественной смерти, которой Тойфель сумел воспользоваться. Ты же знаешь, что санитарами в Бездну берут желающих из всех разумных рас, а человек или получеловек – существо довольно хлипкое и внезапно смертное.
Нора вздохнула.
– Его выпили, примерно так, как это, по словам Мора, делала Лилит. Жизненная сила даже у обычного существа немного похожа на магию, она может закончиться, вытечь, её можно забрать – если уметь.
Малефицио кивнул.
– Ну да, одна из способностей Третьего дома и, как говорят, мамаши наших близнецов – в постели питаться чужой энергией и магией. Отсюда и шуточка, что главная валюта в пандемских борделях – отнюдь не шеолы. Но никаких способностей вытягивать энергию из других не было ни у Тойфеля, ни у Аиды – когда они были детьми, нянькой при них служила человечица. Дети неспособны контролировать голод, они выпили бы её, не заметив – но, насколько я знаю, она по сей день жива и здравствует, хотя обычно человечки столько не живут.
– Хаос непостоянен, всё меняется, твой брат тоже мог измениться, – Нора забрала у Малефа кристалл. – Ищут убийцу девушки, ищут сбежавшего из Бездны – а одно это лицо или два, неважно. Чтобы не пугать добрых горожан, половина патрулей наряжена приезжими и простыми обывателями – не удивляйся, если увидишь в компании «заезжих» вервольфов или провинциалов из Лазури знакомые морды. Если твой брат в Пандеме, его найдут. Да и по Адмиру ему долго не пробегать. Раймирских граф предупредил, в таких случаях они обязаны нам помогать. Нагнать сюда толпу егерей, перепугать до полусмерти твою сестру и выдать толпе женихов с присными, что хвалёная охрана Бездны дала сбой, нельзя, поэтому проверять, нет ли здесь твоего брата, буду я. Тихо, незаметно, древними немагическими методами…
– Тихо, незаметно, древними немагическими методами ты вряд ли дойдешь дальше кухни, – Малеф потянулся. – Ладно, заниматься здесь все равно нечем, а заботиться о безопасности невесты я обязан как представитель Первого дома и любящий брат. Кроме того, высочайшим приказом папаша заставил меня торчать в Осеннем, но, к счастью, не уточнил, в каких именно частях дворца следует обретаться. Не забудь распихать по карманам служебные амулеты – по идее, они должны здесь работать, хоть и слабее.

В покоях Аиды постоянно дежурили фрейлины, вцеплявшиеся в любого нового посетителя, как репей в лисий хвост, – очевидно, придворный курятник тосковал без свежих сплетен. Сестра не слишком обрадовалась визитёрам – точнее, не обратила на них особенного внимания, забавляясь с новой игрушкой – то ли подобранной в парке, то ли притащенной кем-то из желавших выслужиться лисичкой-отоционом. Не вовсе прирученная юная пушистая самочка при виде гостей удрала под кресло, но потом высунулась и даже соизволила взять из рук Норы пару ломтиков персика. Служебный амулет, который должен был показывать реальную, не искажённую магией картинку, никак не отреагировал ни на княжескую дочь, ни на её хвостатую питомицу, ни на закуски, вино, мебель, книги или многочисленные побрякушки, не говоря уж о фрейлинах.
На вторую неделю поисков, облазив в компании любовника самые малоизвестные дворцовые закоулки, где, по его словам, можно было прятаться годами, Нора склонялась к мысли, что Малеф оказался прав – никаких следов беглеца не обнаружилось. Единственным заслуживающим внимания трофеем оказался портсигар из какого-то фиолетового искрящегося камня с выгравированным на крышке княжеским гербом – судя по слою пыли, вещица валялась в нежилом крыле Осеннего как минимум полтысячи лет. Пара почти рассыпавшихся от ветхости скелетов, в незапамятные времена лишившийся пробки флакон от зелья или духов и прочий не заслуживающий внимания мусор показывал, что убирают в Осеннем достаточно усердно – Нора ожидала увидеть куда более неприглядную картину в пустующих частях этой мрачной громады. В винном погребе и на кухне – не то, чтобы кто-то всерьёз рассчитывал обнаружить беглеца среди бутылок и бочек или в пышущей жаром печи, на противне, со скорлупками на ушах и яблочком во рту, но почему бы не совместить приятное с полезным? – регулярно удавалось обрести пару бутылок превосходного вина и нежнейшее каре ягненка или ещё тёплые пироги с гусятиной. Еда и выпивка экспроприировались не желавшей прерывать поиски ради обеда парочкой без зазрения совести, но на беглого метаморфа не тянули.
***
Война прислонилась спиной к дереву и блаженно зажмурилась. Если не прислушиваться к доносящемуся отовсюду гомону на разных языках, можно представить, будто бы ничего не изменилось. И она не участвует в этом фарсе в роли то ли дуэньи, то ли посажёной матери, то ли подружки невесты. И может в любой момент отправиться домой – или на любую из Пластин, не дожидаясь окончания спектакля. Хаос бы побрал Темнейшего и его сногсшибательные – частенько в прямом смысле этого слова – идеи.
Из раздумий её вырвал шум – неподалёку какая-то обнаглевшая скотина, наплевав на негласные правила, требовавшие перекидывать порталы на пустую лужайку около ворот, открыла проход прямо в центр парка. Судя по искажению пространства – ощутимо шатнуло даже старый платан, и Война спиной ощутила эту дрожь – портал был из тех, через которые можно хоть армию протащить. Интересные дела, и где в таком случае Легион? Где хотя бы бестолковые маклиновские подопечные… простите, подчиненные? Что вообще здесь творится? Рыжая внимательно оглядела продолжавший шелестеть листьями, но, к счастью, не упавший платан, и решительно зашагала прочь. Судя по тому, что земля продолжала едва заметно вибрировать, неизвестная сволочь – или, скорее, сволочи, вряд ли демон уровнем ниже членов обоих Советов мог устроить этот локальный катаклизм – продолжала держать портал. Они что, и правда перекидывают сюда пару подразделений? Кому бы могла взбрести в голову подобная дурь? Нападать на женихов, их свиту, невесту или кого-то из её родни запрещено – нарушитель станет законной добычей любого желающего.
Возмутители спокойствия оказались Войне знакомы – не все, конечно, и ни в коем случае не поименно, но достаточно: невысокий крепкого сложения демон, командовавший этим безобразием, был ей совершенно точно известен.
– Рю, дорогой, это армия вторжения или сезонная миграция? – нежно поинтересовалась рыжая, прикоснувшись к плечу старого приятеля. Тот отвлекся буквально на секунду – но этого хватило, чтобы оставшиеся без поддержки маги утратили контроль, и полупрозрачная, переливающаяся всеми цветами радуги, словно нефтяная плёнка на воде, арка дрогнула.
Война вздохнула и коротким резким движением поймала задрожавшую структуру.
– Брысь, парни, – свободной рукой она сделала недвусмысленный жест, почти на всех Пластинах означавший одно – сгинь и не отсвечивай. Маги повиновались. Арка перестала дрожать и увеличилась – теперь через неё можно было проходить группами, а не поодиночке. Когда последние визитёры оказались в парке, Война обернулась:
– Рю, надеюсь, ты пересчитал по головам своё кубло? Все змеёныши на месте и лавочку можно прикрывать, пока в Осеннем не подняли тревогу?
– Я был уверен, что её уже подняли, и именно поэтому мы с тобой наконец встретились после стольких лет разлуки, – не повышая голоса, отозвался «дорогой», наблюдавший за держащей портал женщиной с холодным ровным вниманием снайпера.
– Ты приволок едва ли не весь молодняк Горного Удела, чтобы я сорвалась сюда по тревоге? – фыркнула Война.
– Не скажу, что это было моей главной целью, но видеть тебя я всё же рад, – золотисто-зелёные, словно гелиодор, глаза на бледном, редко видящем солнце лице глядели спокойно и весело.
– Взаимно, – Война обняла старого приятеля. – Каким попущением Хаоса тебя занесло в наш дурдом?
– Долгая история, – князь Горного Удела улыбнулся, но улыбка вышла скорее официальной, нежели весёлой. – Кстати, я признателен тебе за помощь с порталом, и желал бы выразить эту признательность. Как насчёт обеда?
– В парке в честь знаменательного события понаставили временных ресторанчиков и кафе, – Война махнула рукой в сторону, где предположительно находились ворота. – Там наверняка найдется и корм для многочисленных змеёнышей – вряд ли твои охламоны успели соорудить лагерь.
– Помнится, во время Первой Вселенской ты сокрушалась, что я принц, дескать, кабы не обязанности наследника, вышел бы недурной интендант, – на этот раз Рюбецаль улыбнулся открыто и вполне искренне. – Задолго до того, как я здесь появился, в парке похозяйничали мои ребята – лагерь давно разбит. Готов поспорить, что змеёныши соорудили для своего владыки и его гостей куда лучший обед, чем сможет предложить любой адмирский прохиндей.
***
Война дотронулась до полога шатра, словно прицениваясь к ткани, огляделась и заметила:
– Не то, чтобы скромненько, но со вкусом.
– Предпочту считать это комплиментом, – горный князь сдержанно улыбнулся. – Никогда не понимал Пластины, на которых скромность числят среди добродетелей. Располагайся, где пожелаешь, – плавным лаконичным жестом Рюбецаль обвёл шатер, обставленный с варварски небрежной роскошью – вполне строгого вида стол и кресла соседствовали с нагромождением шкур и подушек, возле одной из ковровых «стен» находилось низкое и очень широкое ложе, полускрытое пологом, возле другой – причудливо изогнутый диван. Где-то в тени поблёскивало то, что намётанный глаз Войны немедля оценил на вес золота. Правда, зачем, кроме как для понтов, тащить с собой коллекцию антикварного, украшенного ныне исчезнувшими драгоценными камнями оружия, она не очень понимала. Рядом возвышалось нечто, похожее на дольмен – грубо обработанная, едва тронутая резцом каменная глыба – Война смерила её пристальным взглядом и недоверчиво хмыкнула – глыба то ли упиралась в тканый потолок, то ли вовсе пронизывала его насквозь.
Она дотронулась до камня. Агат или сердолик – расходящиеся полупросвечивающие полосы напоминали нарисованные не слишком прилежным ребёнком на смятом листе бумаги старинные ворота.
– Это подарок невесте? – засмеялась женщина. – Помню, ты рассказывал, что у вас принято дарить будущей супруге украшения-артефакты. Магией от этого булыжника несёт за версту, но я не представляю, как этакую многотонную махину вставить в кольцо или кулон.
Рюбецаль рассеянно провёл пальцами по волосам, пряди цвета тёмной бронзы шевельнулись,словно потревоженные змеи.
– Если захочешь, позже покажу, что это за подарок… Кстати, приказать подать обед или предпочитаешь сначала выпить по бокалу вина?
– Если не возражаешь, – Война осторожно коснулась камня пальцами, – я предпочла бы выяснить, для чего ты приволок этот раритет? Я отвечаю за безопасность княжеской дочери и не разбираюсь в вашей горной магии, а штуковина очевидно старая и сильная… Мне не нужны неожиданности.
– Мне тоже, но подробности, – князь Горного Удела развел руками – только после клятвы. Даже тебе, дорогая, – особенно тебе, учитывая тот изысканный узор, что светится на твоём плече сквозь одежду, если применить магическое зрение. Ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя… – древнюю формулу он произнёс размеренно, словно вспоминая на ходу.
Война демонстративно закатила глаза, но клятву вернула, дополнив её совершенно неканоничной фразой:
– Надеюсь, ты понимаешь, что в случае чего я буду вынуждена выполнить любой приказ тату-мастера?
– Первое, что нужно знать о горной магии, – невозмутимо отозвался Рюбецаль, – она не карает невольных клятвопреступников. Если поклявшийся предаст ради выгоды, из страха или при виде пыточной камеры – это одно, если обезумеет от горя, боли или иной неподвластной камням силы – другое. В горах быстрее всего убивает страх. Я не стану оскорблять тебя вопросом, не испугаешься ли, – он приложил ладони к камню, туда, где, будь полосы на поверхности очертаниями ворот, сходились бы створки, и с силой нажал. Медленно, словно очень тяжелые двери, в странной глыбе открылся проход, за которым смутно угадывался ведущий вниз широкий пандус. Война недоуменно взглянула на Рюбецаля.
– И куда ведет эта штука? Твои охламоны умудрились выкопать в парке неизвестно что на неизвестно какую глубину, и при этом ни егеря, ни безопасники даже не почесались? Рю, одолжи мне этих ребят. Сначала мы с ними доведем до инфарктов СВРиБ и Третье, а потом навестим пару Пластин, где такие сапёры-диверсанты оказались бы кстати.
– Можешь забрать, конечно – если кто-то из них решит завербоваться в адмирскую армию, я не стану удерживать, – фыркнул Рюбецаль. Он галантно подал женщине руку. – Пойдем – и не забудь, предложение насчёт вина и обеда останется в силе и внизу.
Война кивнула и, держась за руку Рюбецаля, зашагала вниз. Идеальное ночное зрение не помогало – темнота пещеры, коридора или куда там вел её горный князь, оказалась абсолютной. Она хихикнула, подумав, что старый приятель, будучи едва ли не на голову ниже ростом, ведёт её, словно папаша малолетнюю дочку – совершенно не считая нужным что-либо объяснить. Зато про то, что важно не бояться, предупредил, ну не прелесть ли?
Провожатый, по всей видимости, счёл хихиканье нервным – движение воздуха подсказало, что он обернулся.
– Скоро придем, – ровный низкий голос напомнил рокот каменной осыпи. – Сделать путь ещё короче для не владеющего каменной магией я не смогу. Прости, я не всесилен даже здесь.
– Не извиняйся, можем погулять подольше, наслаждаясь этими прекрасными пейзажами, – съехидничала Война.
Ответа не последовало, но шаг Рюбецаль ускорил – пандус шёл заметно под уклон, и теперь пара почти бежала. Война подстроилась под ритм ведущего и неслась, как на тренировке, уже не обращая внимания на темноту. Поэтому пропустила момент, когда вокруг совершенно неожиданно, словно первые рассветные лучи, возникло странное свечение. Постепенно испускаемый стенами холодный зеленовато-жёлтый свет становился ярче и менял окраску, из мертвенного становясь все более похожим на свет пасмурного дня. Когда серебристая пустота сменилась сиянием полуденного солнца, Война остановилась – ровно тогда же остановился и отпустил её руку проводник. Он с интересом наблюдал за озирающейся женщиной. Та сделала пару шагов вперед, но тут же обернулась.
– Рю, куда ты меня приволок?
– В свой дворец, разумеется, – Рюбецаль снова провел пальцами по волосам. – Здесь, конечно, не всё, но достаточно, чтобы составить впечатление. Будь как дома. И подумай насчёт вина и закусок.
– Да уж, – согласилась Война с нервной усмешкой. – От вина после такого кросса не откажешься, да и поесть бы не помешало, – рыжая с неподдельным, почти детским интересом разглядывала огромную залу, где всё – от пола и стен до потолка – было искусно расписано хаотичными сплетениями деревьев, лиан, цветов и трав. Создавалось впечатление, будто вокруг тропический лес. Подойдя ближе, Война обнаружила, что кисть художника в создании этого великолепия не участвовала – буйная зелень, крупные бутоны и даже мошкара, зависшая над упавшим наземь перезрелым причудливым плодом, оказались инкрустацией. За окном, занимавшим целую стену, была видна совершенно иная картина – горные склоны, поросшие смешанным лесом. Кое-где деревья явно проигрывали битву за жизненное пространство, и среди зелени виднелись крутые осыпи и отвесные серые скалы. Она подошла к окну, но, дотронувшись до створки, поняла, что касается не стекла – казавшаяся эфемерной преграда была настоящей стеной из горного хрусталя, а возможно, из огромных алмазных пластин. Война не слишком разбиралась в камнях и не ощущала желания вникать в тонкости геммологии под пристальным немигающим взглядом хозяина этих мест.
– Когда закончишь любоваться, – равнодушно сообщил тот, – дай знать, я прикажу подать вино.
– Пить будем без излишеств, на каменном полу, или залезем на одну из лиан на стене? – Война преувеличенно внимательно оглядела зал. – После пейзажа и обоев я не удивлюсь, если и вино здесь окажется насыпанными в кубок гранатами или рубинами…
– Красное, – тем же тоном, но громко произнес Рюбецаль. – «Мёртвая лоза» полувековой давности и прошлогодний «Княжеский каприз» – он достаточно приятен, чтобы предложить гостье. – Он лениво хлопнул в ладоши. Возле крупной лианы с застывшей на ней большеглазой зверушкой неизвестной породы возник накрытый на двоих стол. Помимо двух хрустальных – или всё-таки бриллиантовых, так искриться мог и неимоверно редкого качества хрусталь, и бриллианты – кувшинов, наполненных вином, на гладкой каменной плите красовались бокалы и несколько блюд с закусками. Тарелки и даже столовые приборы, как удивлённо отметила Война, также оказались каменными.
– Спасибо, не вся обстановка из камня, – женщина расслабленно откинулась на спинку широкого кресла, обтянутого чьим-то коротким, но густым и шелковистым серебристым мехом. – Поскольку мы оба под клятвой, может, в качестве приправы к обеду раскроешь секрет: неужели весь дворец состоит из одной великолепной залы, где по хлопку ладоней властителя появляется все необходимое?
– Подобный аскетизм не в моих привычках, – Рюбецаль снова наполнил бокалы. – Сюда я смог перенести лишь часть дворца и наиболее интересный пейзаж за окнами восточного крыла Сердца Гор – должна же невеста, если, паче чаяния, она согласится стать моей супругой, знать, где ей придется воспитывать наследников. Девушка имеет право заранее выяснить такие подробности, чтобы не столкнуться с разочарованием, когда все клятвы будут принесены.
– Разумно, – Война задумчиво грызла рассыпчатое сырное печенье, мимоходом отметив, что здешний повар на розмарин не поскупился. – Но мне, признаться, непонятно, зачем ты полез в наш балаган? Да ещё потащил с собой свиту, больше похожую на армию? Прости, не поверю, что ты воспылал любовью, увидев голографический портрет годящейся тебе в правнучки девицы, а от страха перед будущим тестем прихватил с собой чуть ли не дивизию бойцов…
– Почему же только бойцов? – горный князь, казалось, счёл нужным слегка обидеться. – Уж при твоей наблюдательности не заметить, что едва ли не треть свиты – девицы и дамы… Я озадачен.
– Ах да, и это тоже, – Война внимательно глядела в золотисто-зелёные глаза визави. – Не боишься, что невесте донесут, мол, владыка гор привез с собой огромный гарем, чем открыто продемонстрировал неуважение к её персоне?
– Это неважно, – тот еле заметно улыбнулся. – Мне будет очень приятно, если достойные молодые пандемцы решат увести у меня из-под носа этих прелестных девиц, да и женитьбе мальчишек на столичных аристократках я буду несказанно рад.
Война прищурилась.
– Мне слабо верится в то, что Горный Удел превратился в брачное агентство, а ты – в сваху, – протянула она. – Ещё скажи, что среди достопримечательностей этой части дворца числится и сокровищница…
– И не только, – Рюбецаль ничуть не смутился. – Спальня тоже – я же сказал, что девушка вправе до свадьбы выяснить все подробности. Финансы и постель важнее для удачного супружества, чем вид из окна, не находишь?
– Экскурсионная программа на зависть, – Война отщипнула немного винограда, – не поспоришь.
– Предлагаю продолжить экскурсию, – горный князь знакомо, по-мальчишески обаятельно улыбнулся и поднялся из-за стола, предлагая Войне руку.
– Сейчас ты похож на себя времен Первой Вселенской, – Война переплела пальцы с пальцами Рюбецаля и добавила с коротким смешком, – надеюсь, подушки в спальне не из камня, а простыни не из стекла?
– Как можно, дорогая, – Рюбецаль расхохотался. – Я до сих пор не забыл, как удирал от наших ребят, когда вся посуда, включая полковые котлы, стала каменной. Готовить удобно, а вот возить с собой – уже не очень. Нашлось, кому превратить обратно, но поначалу человечки были очень недовольны.
– И ты устроил клоунаду, улепётывая от существ, которые даже толпой не могли тебе ничем повредить, – хмыкнула Война. – Помню, как же… Неудачливым, хоть и довольно сильным магом-человеком тебя потом считали все, кто наблюдал за этим театром.
***
Горный князь рассеянно-ласково гладил по спине уткнувшуюся ему в плечо женщину, бережно обходя пальцами татуировку. Цветные полоски на коже напоминали тонкие порезы, и ему казалось, что прикосновение к ним может быть болезненным. Что делают узоры лояльности, он знал лишь понаслышке – сам этой магией не владел и уж точно не пытался испробовать безоговорочное подчинение на себе. Война завозилась во сне, и Рюбецаль прикрыл её шелковым покрывалом.
Вероятно, ритуальную фразу «буду должен» можно было и не произносить – в конце концов, всячески подталкивать фрейлин и свитских повеселиться со змеёнышами было выгодно и ей – дворцовые интриги, которых в Осеннем было больше, чем алмазов в синей глине, наверняка мешали следить за благополучием подопечной. Возможно, не следовало откровенничать и делиться одной из главных, охраняемых пуще Сердца, тайн – рассказывать, что магия, которая доступна почти любому адмирскому аристократу, чистокровному демону, для столь же чистокровных демонов гор с каждым поколением становится все менее реальной. Горная магия повинуется без труда – но что толку в умении безошибочно вынуть из многометровой скалы золотую жилу и смотать её в клубок, будто нитку, когда нужно создать портал или перейти между Пластинами? Что толку в способности взглядом огранить бриллиант или изменить цвет турмалина, если нужно исцелить? Какой смысл в поголовном умении превращаться в гигантских змеев, если эта форма удобна лишь во тьме пещер? Рюбецаль прикрыл глаза. Ещё мальчишкой он пытался спорить с отцом, ратовавшим за чистоту крови. Доказывал, что браки между роднёй, оттачивающие навыки магии гор до совершенства, но низводящие всё, что не связано с камнем, до едва заметных, почти человеческих способностей у большинства змеёнышей, рано или поздно приведут к тому, что они превратятся в обслуживающий персонал. Мастеров и горнодобытчиков, поставляющих Раймиру, Адмиру и Лазури дорогостоящие побрякушки, но не способных ни воевать, ни участвовать в политических играх. Отец не внимал, но теперь князь – он. И он сделает все, чтобы исправить ошибки предков… Если для того, чтобы вернуть все оттенки магии родному краю, понадобится переженить сыновей самых чистых родов Полоза на незаконных дочках захудалых адмирских Домов – будет сделано. Если понадобится выдать собственных дочерей за сильных демонов без сколько-то знатного родства – он согласится. Лишь бы браки были заключены без насилия, по обоюдному согласию, как велит древний закон. Если девчонка, родившаяся от союза древней пустынной ведьмы и владетеля Адмира, удостоит его согласием – он сделает всё, чтобы даже когда подрастут их внуки, она ни на секунду не усомнилась в своем выборе. Впрочем, девочка вряд ли захочет оказаться на горном престоле – знакомясь с невестой, Рюбецаль не заметил в её глазах особого интереса. Что ж, не беда, он точно так же отнесется к любой обладательнице недюжинной магической силы, которая захочет стать княгиней Горного Удела.
Он почувствовал, что Война проснулась, раньше, чем женщина открыла глаза и потянулась.
– В твоём заколдованном замке неожиданно приятно спится, – она погладила Рюбецаля по щеке. – Даже возвращаться обратно в наш нынешний балаган неохота.
– Не хочешь – не возвращайся, – горный князь повернул голову и легко коснулся губами гладящей его ладони. – Если пожелаешь, я готов назвать тебя своей супругой в любой выбранный тобой день.

Глава 4, где приключения невесты принимают опасный оборот, а круг действующих лиц неожиданно расширяетсяГлава 4, где приключения невесты принимают опасный оборот, а круг действующих лиц неожиданно расширяется

Ставка Третьего дома Раймира прямо с порога неуловимо напомнила Аиде отцовский кабинет: странные запахи, куча склянок, инструментов и артефактов непонятного назначения. И полный бардак. Содержимое некоторых ёмкостей вопросов не вызывало – к ним раймирцы прикладывались часто и не без удовольствия, не забывая и о закусках. Зачем жених со свитой приволокли сюда всю эту утварь и превратили лагерь в смесь полевой лаборатории и кабака? Впрочем, она сама бы могла выразить суть дворцовых приёмов с помощью очень красочных и ярких описаний, но слова «увлекательно», «захватывающе» или хотя бы «интересно» в эту обойму не вошли бы.
Судя по всему, раймирские оболтусы даже из камерной пирушки умудрились сделать научный консилиум. Аида порадовалась, что особенно громко разглагольствовавший свитский осёл не попался Тойфелю в Осеннем, брат точно не упустил бы случая над ним поиздеваться, чем мог привлечь ненужное внимание. Впрочем, она тоже не молчала, как фикус в кадке, потому, очевидно, этот доброхот и занялся теперь препарированием многочисленных недостатков невесты.
Надим внимательно слушал под смешки прочих товарищей. Наконец он оторвался от своих записей и со снисходительной улыбкой заметил:
– Я всецело доверяю тебе как будущему светилу науки, но в отношении живых людей, а тем более – женщин, ты порой ведёшь себя как безнадёжный болван и закоренелый параноик. Открыто демонстрировать, что ярмарка – счастливый билет из сумасшедшего дома, со стороны невесты было бы крайне неосмотрительно. А она умна, причём настолько, что хоть как-то дополнить психопрофиль на основании её выходов в свет смог бы разве что отец или дядюшка Мор. У тебя же вместо рациональных наблюдений пока выходит лишь ария уязвлённого самолюбия. Как по мне – и хорошо, что оранжерейный пандемский цветочек вблизи оказался довольно ядовит, с такой скучно не будет.
При упоминании о лечебнице Аида вздрогнула.
– Если она унаследовала способности своей матери, то заменит целый гарем. Хуже, если это не только метаморфизм в рамках сортов женской внешности. – Многозначительно покосился на Надима его настойчивый товарищ.
– Ну, в нашем самом ментально здравом государстве есть примеры стойкой ремиссии даже на троне. Лучшее достижение раймирской медицины – это возможность думать и произносить такие вещи вслух хотя бы за пределами милой родины. – Снова улыбнулся бен Рафаэль. – Но я уверен, что у нас тут совершенно уникальный случай полного душевного здоровья в правящей семье.
Обсуждаемый «случай» сердито прижал уши и распушился: о своей репутации шкатулки с сюрпризом Аида была и без того неплохо осведомлена, но, грёбаная Бездна, есть ли среди женишков и их прихвостней хоть один, которому она искренне понравилась? Вот просто так, безо всяких уточнений и оговорок? – маленькая лиса зло фыркнула. Это было ошибкой – вскинувшиеся на звук раймирцы оказались ребятами сообразительными и один из них немедля заблокировал вход в шатёр. О том, что произошло далее, Аида не любила вспоминать: ещё никогда с ней не обращались так бесцеремонно. Схватили за шкирку, пощупали пузо, осмотрели уши, глаза и зубы и даже под хвост заглянули, кретины, – можно подумать, рассчитывали увидеть там нечто, неизвестное науке.
– Здоровая, молодая, даже блох не вижу, – вынес вердикт один из приятелей Надима. – Шикарный способ проверить, кто из нас прав. Если лиса сочтёт твоё творение живым насекомым, то сожрёт. Они всю мелкую живность едят. А если скотина не заинтересуется кадавром, будешь должен мне десяток шеолов.
– Лиса может быть не голодна, – попытался увильнуть бен Рафаэль. – И вообще, спорили мы о том, можно ли скальпелем и магией собрать живое существо из нескольких неживых. Я попробовал – часть экспериментальных существ не удалась, но получившийся богомолоскорпионолев не портится, шевелится и даже пытается есть муравьев. На мой взгляд, я выиграл. Гастрономическую привлекательность мы не оговаривали!
– Только вот мой амулет, который должен светиться в присутствии поднятых мертвецов, зомби и прочей нежити, можно использовать как фонарик, если подвесить его на банку с этой дрянью, – не сдавался оппонент. – Тебе удалось удачно подобрать комплекс заклинаний, вот монстр и ведёт себя как живое насекомое. А ментальной магией не проверишь – чего там проверять-то, у них мозгов нет. На существе посложнее этот номер не пройдет.
– Предлагаю проверить на существе посложнее – вмешался критиковавший Аиду наглец. – Попробуй собрать конструкт из Адаля, – он кивнул в сторону спорщика с амулетом, – и этой хвостатой. Тогда, по крайней мере, мы сможем точно проверить результат ментальной магией, не полагаясь на артефакты – у лисы, в отличие от нашего общего приятеля, наверняка найдется немного мозгов.
Лиса угрюмо подумала, что ей кажется, польстили – будь у неё немного мозгов, от этих сумасшедших она держалась бы подальше. Подслушивать можно было и из кустов. Да что там, подвыпившие студенты галдели достаточно громко, чтобы подслушать их прямо из Осеннего.
– Ни демонов, ни людей, ни лис, разрезанных на куски, не воскресит даже Мор, тебе ли не знать, – Надим сосредоточенно переставлял банки на одном из столов. Найдя нужную, он поднял ее над головой. – Насекомые проще, их сложнее убить, а значит, должно быть легче воскресить.
– Посади её на пол и придерживай, чтобы не удрала, – скомандовал он парню, державшему Аиду. – Иди сюда, мой хороший, – бен Рафаэль вытряхнул из банки на пол странное, ни на что не похожее насекомое размером с ладонь. Вместе с тварью из банки посыпались какие-то листья, палочки, песок и муравьиные личинки.
Аида возмущённо чихнула. Сомнительная тварь неуклюже перебирала лапами в паре шагов от неё и постепенно приближалась. Магией фонило преизрядно, ни малейшего желания не то, что есть – трогать этого кадавра лиса не ощущала. Впрочем, в лисьей ипостаси Аида вообще предпочитала есть не насекомых, а фрукты, мясо, да хоть печенье… Она вякнула и насторожила уши, притворяясь, будто очень заинтересована – и рука на загривке разжалась. По всей видимости, державший её за шкирку парень решил, что занятый едой или игрушкой зверёк никуда не денется. Расслабившийся страж у входа не успел ничего сообразить – лиса пулей вылетела из шатра, по дороге умудрившись раздавить ценное франкенштейновое насекомое.
***
Ветер донёс до носа Аиды оглушительную гастрономическую симфонию, и успевшая проголодаться лисица осторожно приблизилась к шатру, откуда были слышны приглушённые голоса. Затем беспрепятственно прошмыгнула внутрь и осмотрелась.
В кресле расположился высокий мужчина недюжинной комплекции, крупные черты его лица словно тесали самым грубым инструментом, думая исключительно о надёжности. Одет настолько просто, насколько мог себе позволить только один из богатейших людей Империи. Галстук-боло украшал увеличенный золотой шеол, на левой руке красовался массивный перстень. От герцога Маммоны исходил отчётливый запах стяжательства, который не заглушали ароматы сигарного дыма и бренди.
Его собеседник был стройнее и моложе, но при этом облик его наиболее точно описывался словом «обычный». Не урод, не красавец, выражение длинного бледного лица сосредоточенно-холодное, как на портрете в досье. Такие же, как у отца, водянистые голубые глаза и рыжеватая шевелюра, только над причёской сына изрядно потрудились мастера-парикмахеры, и, возможно, даже один архитектор. Более всего ставленник Четвёртого дома напоминал самовлюблённого преуспевающего клерка. Он вышагивал вдоль стола и выглядел слегка раздражённым. Кулинарный беспредел изобилия Ориоля нисколько не трогал, словно все блюда были лишь искусно сделанными муляжами. Маммона же, напротив, азартно воздавал должное мастерству поваров. Никто и никогда не видел, чтобы министр финансов ел. Маммона поглощал. Простой приём пищи в исполнении главы Четвёртого дома приобретал черты чего-то величественного и сакрального, сродни некоторым таинствам мироздания. Если, конечно, кто-нибудь мог бы вживую наблюдать древних богов, с аппетитом закусывающих за обедом парочкой галактик средней прожарки.
– Да, наш Дом богаче многих, но она – дочь одного из владык Веера. Что мы можем предложить ей?
– Стабильность, олух. Не в том смысле, в котором это понятие применимо к жизни в Осеннем, – уточнил Маммона, наставительно качнув двузубой вилкой в сторону сына. – Взгляни, кто против нас? Горстка варваров с разных концов Пластины, заносчивые мажоры-белоризники в связке с Баалевым хитрожопым отродьем и Повелитель Шлюх. Кто способен обеспечить дочери государя спокойную и благополучную жизнь? Старина Рюбецаль, разве что, но зачем запирать девицу в горной провинции, если она и дома способна жить припеваючи? Любой самый хитрый женский каприз выполним, лишь бы рожала исправно.
– Учитывая некоторую непроверенную информацию, я не уверен, что мне не придётся воспитывать в качестве наследника «приданое» от Первого дома.
– Будь правдой хоть всё разом – есть выходы на любой случай, если ты не туп, как гуль. Аида не скандальная мотовка, за которой нужен глаз да глаз. Не честолюбивая интриганка, способная на любую пакость ради власти. Просто балованная девчонка с шилом в заднице. Что более важно – не метаморф, значит, на голову должна быть покрепче своего братца.
– Он тоже выглядел вполне вменяемым, пока не вскрылась милая привычка делать из любовниц красочные инсталляции. Не то чтобы я был принципиально против современного искусства, но стать его произведением в собственной постели не жажду. Нам, кстати, ничего не удалось выяснить об этой стороне жизни Цветка Пандема. Её будто бы не существует вовсе…
– Даже если о бедро девицы можно охлаждать бочку с пивом, это не так плохо, гораздо хуже, если в жёны достался кто-то вроде красотки Фемиды. Рога – естественное дополнение к браку, но атрибут не из парадных. – Глава Четвёртого дома заглотил очередной кусок и маслянисто ухмыльнулся. Он не понаслышке знал о нраве супруги Астарота несколько больше, чем тот смог бы одобрить.
– …за вычетом информации о том, что все, кто пытался приударить за дочерью Владыки, быстро оставляли эти вольности вместе с привычкой регулярно дышать. – Невозмутимо продолжал Ориоль, игнорируя отцовские шутки.
– Брехня! – Раскатисто громыхнул Маммона, начиная сердиться. – Я тоже не дозволяю твоим сёстрам мять юбки с кем попало. Его Темнейшество просто более гхм… последователен. Прекращай жонглировать сплетнями, ты не пандемская кумушка или крысюк из Тайной канцелярии. Лучше подумай, как не потратить впустую ещё пару дней. Очаровывать ты должен невесту, а не деловых партнёров. Твою мать я затащил в постель не с помощью протоколов экономического форума.
– Пользу можно извлечь из всего, ты сам меня учил, – пожал плечами Ориоль. – Кстати, Воламена твёрдо намерена устроить свою судьбу за счёт Цветка Пандема, но этот вопрос вам лучше обсудить с нею лично, пока моя дорогая сестра не наделала глупостей.
– Она гораздо умнее тебя. Запомни, что я сказал, и вели подать бренди.
***
Габриэль задумчиво изучал купол шатра, словно пытаясь увидеть там линии вероятностей, приведшие его сюда.
Итоги заседания оставили в недоумении многих членов Совета. Светлейший выглядел равнодушнее обычного, словно всё происходящее его не касалось вовсе. Князья оживлённо погрузились в обсуждение очередной адмирской авантюры, один только Рафаэль был мрачен, лицо министра здравоохранения всё время было обращено к неподвижной фигуре владыки. Возможно, был недоволен необходимостью отпускать на ярмарку женихов Надима, за которым и в Раймире-то следовало приглядывать: парень был умён и довольно талантлив, но прошлая его поездка на практику в лаборатории Мора чуть не закончилась международным скандалом. А вот самодовольной рожей Михаэля можно было сбивать драконов на лету. Ещё бы, его младшенький, обходительный красавчик Изидор имел шансы понравиться невесте во всем блеске славы удачливого дуэлянта и повесы.
Габриэль всё же счёл нужным задать вопрос, занимавший большинство присутствовавших. Тот, кого он привык считать своим отцом, промолчал, выдерживая паузу, крайне неудобную для всех, кроме его персоны. Затем обратил тяжёлый взгляд бесцветных глаз куда-то в пространство и сухим, как покровы мумии, тоном ответил:
– Мункар временно покинул столицу по нашему поручению. Элия, как ты помнишь, благополучно женат. Накир и Аралим нужны нам здесь. Причину, по которой миссия не может быть возложена на Арвеля, придумай сам. Понимаю, подобный постыдный балаган кажется тебе напрасной тратой времени. Дети Правящего дома не должны соперничать за женщину, словно пещерные самцы. Однако мы обязаны уважать традиции, установленные нашим державным братом, сколь бы варварскими они ни были по своей сути. К тому же, как мы полагаем, подобный опыт пойдёт на пользу тебе и твоему ведомству.
Отец никогда и ничего не делал просто так. В прошлый раз он вовсе бросил «Кто желает – тот едет» и закрыл тему. Габриэль не поехал тогда, сейчас бы не поехал тем более. Что ему делать в компании резвящегося молодняка? Оставалось то же, что и всегда – работать. Опять же, кое-какие вопросы с господином министром иностранных дел Адмира удобнее будет решить в неформальной обстановке. Хэмьен не то чтобы как-то особенно раздражал Габриэля, но слишком напоминал ему названного братца Аралима. «Отличный парень, мы с ним чуть не разорили казино» – такая характеристика была одинаково красноречивой для обоих разгильдяев, причём ни капли преувеличения в ней не было. Во время очередного визита на Перешеек они действительно едва не пустили по миру крупнейшее казино в Сифре, потому что после очередной бутылки это показалось им отличной забавой. Развалить работу собственных ведомств парням мешало попущение Хаоса, не иначе. И тот факт, что для нанесения какого бы то ни было серьёзного вреда они недостаточно времени посвящали своим прямым обязанностям. С другой стороны, пусть уж лучше отец долго и со вкусом чехвостит Аралима за очередные подвиги, чем часами молчит, обратив застывший взгляд на Ратху, символ военной мощи и величия Империи для каждого верноподданного раймирца. Знаменитую Золотую колесницу, провались она в Бездну. Этот жутковатый артефакт был превращён в памятник и установлен под окнами Шахматного кабинета по личному приказу Светлейшего в один год с переименованием столицы.
Габриэль, не вставая, кликнул слугу. Вино опять закончилось, а пить то, что прислал родной папаша, он не стал бы даже по приговору Совета. Но вместе с бутылочкой «эликсира равновесия» и закусками ему подали весьма неприятный сюрприз: на пороге нарисовался другой обожаемый родственник и любимый сын некстати помянутого отца. Позади него маячил растерянный прислужник с подносом.
– Рад видеть в добром здравии после стольких лет, – любезный тон Зевеля нисколько не улучшил настроения, но пришлось натянуть дежурную улыбку и приказать слуге наполнить бокалы. Визит от имени и по поручению был предсказуем без заклинаний и до недавних событий: Бааль не оставил бы сына в покое, даже будучи запертым в саркофаге зала Славы. Его посланник со всей фамильной вальяжностью расположился в кресле напротив. В дальнем углу шатра послышался тихий шорох, Зевель дёрнулся и уставился в угол так, словно оттуда вот-вот должен был вылезти опальный патриарх клана.
– Парковые лисы, вероятно, – пояснил Габриэль. – Не самое худшее, что может возникнуть из здешних кустов. Чему обязан чести видеть в своей ставке наследника Второго дома?
– Я пришёл к вам не как к официальному лицу, дорогой Джибриль. Мне хотелось бы обратиться к вам как к кровному брату. Вам наверняка известно о состоянии нашего отца. Прогнозы медиков, увы, неутешительны, но я не оставляю надежд предотвратить худшее.
– Габриэль, если не затруднит. Прискорбно слышать такие известия о здоровье господина премьера. – Дипломат уловил за всей этой словесной шелухой окончательный приговор. Заботливый наследник так торопился явиться вперёд папаши, что по дороге потерял свой буйный сырьевой придаток. Или того всё-таки выставили вон до окончания ярмарки.
– Мне не менее прискорбно их сообщать. Если болезнь толкнёт его на опрометчивые поступки, я надеюсь, вы не станете потворствовать развитию мании. Это не принесёт всем ничего, кроме вреда.
– Полагаю, что вы как преемник намерены сделать всё, что от вас зависит.
– Разумеется, но этого может оказаться недостаточно. Так что же, дорогой братец? – Зевель улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы, и выжидающе склонил голову к плечу. Взгляд карих, с красноватым оттенком глаз сделался лукаво-добродушным. Как у Зевеля получалось при вполне конвенциональной внешности выглядеть настолько неприятно, составляло одну из фамильных тайн Второго дома. Габриэль с некоторым интересом изучал незваного гостя, прекрасно понимая, какого ответа от него ждут. «Твои «дорогие братцы» за барханом осла дохлого доедают» – отстранённо подумал дипломат, лучезарно скалясь в ответ.
– Ваш вопрос требует большего внимания, чем я сейчас могу уделить. Не сочтите за оскорбление. Владыка Раймира, мой всемогущий отец и повелитель, возлагает на меня серьёзные надежды. Уверен, мы ещё вернёмся к нашей беседе после окончания ярмарки. – Изрёк Габриэль мягким и участливым тоном, которым Рафаэль обычно разговаривал с пациентами.
Глаза любимчика опального министра вспыхнули, как разворошенные кочергой уголья. Упоминание очередного просчёта Второго дома пусть и не было образцом тактичности, но зрелище алчной Зевелевой рожи не располагало к дальнейшему жонглированию светскими любезностями.
– Разумеется. Искренне желаю видеть Цветок Пандема украшением процветающего клана. – Зевель небрежно стряхнул с рукава роскошного камзола несуществующую соринку, коротко поклонился и степенно направился к выходу, стараясь не расплескать кипящую внутри злобу. Если бы претенденту на отцовское кресло пришло в голову обернуться, его очень удивило бы выражение лица единокровного брата.
***
– В Бездну тебе пора.
Первый среди равных не ответил и даже не пошевелился. Выглядел на редкость хреново: шутил, улыбался зло, да в какой-то момент вокруг утопавшей в подушках фигуры словно образовалась мёртвая зона – ближе не подходи. И чем больше пил, тем трезвее выглядел. Зачем звал – не понять. В ярмарке клан Левиафана не участвовал, неотложных вопросов, требующих обсуждения, не имелось.
Старый друг даже толком не слушал, отвечал невпопад два раза из трёх, уходя в задумчивость, похожую на ступор дурно поднятого мертвеца. Вконец загонял служанку, хотя особой необходимости в том не было. Левиафану показалось, что резвая дамочка была готова бегать туда-сюда ещё лет двести без передышки, лишь бы хоть что-то из притащенного хозяину помогло. Под финал вечера адмирал налил себе сам и выпил, мрачно чокнувшись стаканом с бутылкой в неподвижной княжеской руке. В последний раз, когда государя так перекрыло, столица чуть не легла под Лилит.
* * *
Серебристые, скорее рассветные, нежели предвечерние сумерки, похоже, наступили раньше, чем им полагалось, или же, что вероятнее, бессмысленная пьянка в кабинете драгоценного собрата и властелина затянулась сильнее, чем казалось – иногда время в Осеннем текло странно. Левиафан зевнул – оставаться в гостевых покоях Осеннего не тянуло, отправляться в собственный столичный особняк – тоже. В официальной резиденции Дома он появлялся всё реже, – и, если быть честным хотя бы перед собой, предпочёл бы и вовсе не бывать в столице. Он потёр ладонями лицо. Интересно, все гостиницы Пандема забиты под завязку, или, если озаботиться поисками, удастся найти местечко? А может, плюнуть на всё – в конце концов, судя по поведению Темнейшего, не так-то властитель и нуждается в компании – и прямо отсюда порталом уйти на Острова?
Истошный лай гончаков, эхом разносившийся по парку, отвлёк адмирала. Собаки истерили так, словно подняли мегалодона – или хотя бы лося. Ерунда какая-то – серьёзная дичь не любит шума, а в окультуренной части парка аншлаг уже не первую неделю, неоткуда под стенами дворца взяться подходящей живности. Левиафан ухмыльнулся, представив, как подожмёт хвосты любая свора, обнаружив вместо загнанного зверя изрядно раздосадованного и оттого не склонного к сантиментам демона.
Хорошо, если охотнички отделаются подпаленной шерстью, а их хозяин или хозяева – штрафом за нарушение порядка. И поделом – надо быть конченным идиотом, чтобы во время ярмарки травить собаками любое животное крупнее таракана: среди гостей немало метаморфов и вервольфов.
Лай приближался. Возможно, внезапное превращение дичи в охотника и наоборот произойдет прямо здесь, неподалеку от стационарного портала.
Ну хоть какое-то развлечение, – адмирал флота Его Инфернального Величества пошарил по карманам, извлёк трубку и кисет и приготовился наблюдать. Он совершенно не ожидал, что выгнанная собаками из зарослей лисица-отоцион бросится не в ближайшие кусты, а прямиком к нему, и уж тем более не ожидал, что испуганно верещащий зверек с разбега сиганет ему на плечо. Тварь размером с кошку оказалась неожиданно тяжёлой – удивлённый Левиафан машинально схватил нахала за шкирку, чтобы рассмотреть поближе. Зверек пискнул и обмяк в руке – свора белых, красноглазых и остроухих гончих ши сообразила, куда девалась добыча, и, подвывая, окружила демона плотным кольцом. Левиафан ничего не имел против собак, но отдавать им отоциона, решившего спасаться на его плече, нужным не считал – в конце концов, древний закон, предписывающий любому Высшему защищать искренне просящего о помощи добропорядочного гражданина, никто не отменял. Адмирал сомневался, что лиса может считаться гражданином, но предполагал, что уж по добропорядочности даст фору всякому адмирцу старше пяти лет от роду. Поэтому, сунув зверька за пазуху, отрывисто рыкнул на свору:
– Брысь, твари. Быстро!
Для доходчивости вожак своры получил пинка – господин адмирал не единожды убеждался, что слова доходят не до всех и не всегда, зато пинок или затрещина понятны даже недоумкам, несущим ложку мимо рта в ухо.
Лиса завозилась за пазухой и высунула морду в расстегнутый ворот – обладая определённой фантазией, тихое верещание зверька можно было принять за короткий злорадный смешок. Придержав спасённое животное, Левиафан шагнул прямо на пятящуюся стаю.
– Брысь, – повторил он. – Член Тёмного совета, возникни нужда, мог бы испепелить всю свору на месте, но столь строго наказывать неразумных тварей за идиотизм их хозяев не собирался – в конце концов, гоняли они, судя по всему, столь же неразумную тварь. Никто не пострадал, дело яйца выеденного не стоило. По всей видимости, собаки пришли к такому же выводу – и, не дожидаясь новых пинков, бросились наутёк едва ли не быстрее, чем прибежали к Осеннему. Адмирал удовлетворенно кивнул и полез за пазуху, собираясь извлечь и отпустить отоциона – домашним питомцем он совершенно точно обзаводиться не собирался. Да ещё таким, которого дворцовые сплетники наверняка сочтут попыткой подражать Темнейшему – была охота ни за что ни про что заполучить клеймо лизоблюда.
Достать из-за пазухи лису оказалось не так-то просто – ушастая тварь цеплялась за ткань зубами и когтями, переползала за спину и жалостно поскуливала – очевидно, боялась. Было общеизвестно, что магия на отоционов не действовала… Левиафан вздохнул и стащил рубаху вместе с вцепившимся в ткань с изнанки зверем, положил получившийся ком на траву. Покидать тряпку животина не собиралась, судя по возне внутри, рубаха помалу превращалась в лисью нору. Адмирал пожал плечами, материализовал из воздуха другую рубашку и, надевая её на ходу через голову, сделал шаг. Как оказалось, ошибочный – там, где секунду назад не было ничего, заслуживающего внимания, возникло куда более крупное, нежели отоцион, существо. Об которое Тёмный князь и споткнулся. Выругавшись, он с трудом удержал равновесие, но препятствие оказалось настырным и неожиданно сильно ударилось ему в колени. Левиафан перевёл падение в перекат, по ходу движения буквально впечатывая нападавшего в землю и фиксируя захват – отоцион всё же оказался метаморфом. Тогда зачем была вся эта комедия, почему он не прогнал собак сам? Возможно, нападение спланировано, – эту мысль господин адмирал додумать не успел. Скрученное захватом тело было странно тонким, лёгким и ни малейшей агрессивности не проявляло, обиженно сопело и, кажется, всхлипывало. Левиафан осторожно приподнялся – тело, распластавшееся под ним, оказалось девчоночьим. Он отпустил неизвестную девицу и отстранился, представив, как это, должно быть, выглядело со стороны – например, из окон Осеннего. Член Тёмного совета в кое-как натянутой, хорошо, не намотанной на голову рубашке в обнимку с голой девицей-метаморфом, причем ладно бы в кустах – фактически перед общественным порталом. Что это ей в голову взбрело… – девчонка продолжала лежать, уткнувшись физиономией в землю. Рубашка, в которую она так старательно заворачивалась в зверином обличье, оказалась надета наизнанку и только в один рукав, да к тому же изрядно перепачкана травой.
– Эй, подруга, – Левиафан, решив, что наблюдатели, если таковые и случились поблизости, увидели достаточно и ни к чему радовать их продолжением спектакля, наскоро прикрыл себя и девицу заклинанием – в его исполнении стандартный, препятствовавший наблюдению и подслушиванию купол напоминал колышущийся колпак медузы. Сел рядом и осторожно потряс метаморфа за плечо. – Я тебя не очень помял? На что ты рассчитывала-то, кидаясь в ноги при такой разнице в весе, в лепёшку превратиться хотела?
Бывшая лисица отрицательно помотала головой, продолжая прятать лицо. Длинные светлые волосы, по всей видимости, с расчёской встречались накануне вечером, а то и раньше – получается, девица бегала в шкуре отоциона минимум сутки. Неудивительно, что не смогла превратиться, предпочла бежать, как бежал бы напуганный зверь – устала, да и отвлеклась. Адмирал был метаморфом не из последних, превращаться в разнообразную морскую фауну любил и прекрасно знал, как в зверином облике кажутся естественными те решения, которых никогда не принял бы человек. Левиафан покачал головой. Возиться с незнакомой девицей хотелось ещё меньше, чем заводить домашнего питомца, но бросать обнажённую и очевидно вымотанную до предела девчонку в парке тоже казалось неправильным. Слуг из Осеннего вызвать, что ли, пусть принесут какую-нибудь одежду, – он задумался.
– Не надо слуг, – буркнула блондинка, по-прежнему лёжа лицом в траву и не делая попыток повернуться и одеться. Очевидно, последнюю фразу он произнес вслух. – Пожалуйста, – на этот раз в её голосе адмиралу послышалось что-то знакомое.
– Тебе так нравится загорать нагишом под дворцовыми окнами? – пусть говорит, возможно, знакомые ноты в голосе ему просто почудились. Скорее всего, почудились – никакой родне Темнейшего, а уж тем более – его любимой дочери нет ни малейшего резона бегать по парку сутками и улепётывать от собак. Левиафан уставился на светлые пряди. Вместо ответа девчонка снова помотала головой. Ситуация ничуть не прояснялась – переворачивать практически голую девицу силой, рискуя напугать её ещё больше, не хотелось. Адмирал дистанционно извлёк первую попавшуюся вещь из собственного шкафа – к счастью, это оказался достаточно пристойного вида бархатный халат, – и набросил на незнакомку.
– Тогда почему бы тебе не завернуться в эту тряпку, – ровным тоном, словно разговаривая с пугливой лошадью, предложил он.
– Спасибо, – девчонка неуклюже завозилась под халатом. Кое-как запахнувшись и затянув пояс – халат был ей велик и вполне мог сойти за странноватый вечерний наряд, из дверей Асмодеева модного дома, случалось, выплывали и более эксцентрично одетые дамы, она уселась, по-прежнему старательно пряча лицо, и вытащила откуда-то из складок халата бывшую в начале вечера белой рубашку. Вытерла замурзанное лицо со следами слёз и испуганно осмотрелась, прежде, чем, занавесившись волосами, повернуться к своему спасителю. – Собаки… они не могут вернуться?
Левиафан выругался долго и цветисто – разумеется, про себя.
Его худшие подозрения оправдались – и вот теперь он сидел фактически под окнами государя и повелителя наедине с княжеской дочерью. Невестой. Зарёванной, растрёпанной и голой, если не считать адмиральского старого халата. Не будучи ни её родичем, ни даже официальным женихом – великолепно, просто великолепно, это же такой идиотизм, что нарочно захочешь подставиться – а лучше не придумать. Защитный купол в случае чего не спасёт. Учитывая настроение Самаэля… Адмирал хмыкнул – интересно всё же, зачем понадобилось устраивать этот фарс, если главный инициатор спектакля совершенно не похож на счастливого отца, а невесте, как выясняется, приятнее носиться, задрав хвост, по парку, чем принимать дары и общаться с претендентами на её руку.
Он повернулся к девушке.
– Мы под куполом, – пояснил он. – Даже если все адмирские собаки прибегут сюда, они не увидят, не услышат и не учуют нас. Но это не повод просидеть так ещё пару часов, – адмирал легко поднялся с земли и протянул Аиде руку. – Куда тебя проводить?
Девчонка руку приняла, но замялась и покосилась на Левиафана.
– Я могу назвать любое место? – зачем-то уточнила она, сжимая в свободной руке многострадальную адмиральскую рубаху.
– Да, – кивнул один из немногих отцовских друзей, не желавших от отца ничего – почти как она сама. – Могу провести тебя во дворец так, что вряд ли заметят слуги – тут полно удобных ходов, проложенных задолго до твоего рождения. Могу доставить к кому-нибудь из близких подруг, если ты скажешь, куда направить портал. Тебе нужно безопасное место, где можно поесть, отдохнуть и привести себя в порядок – в таком состоянии перекидываться, тратя последние силы, неразумно, недолго потерять сознание.
Аида кивнула. Она продолжала держать адмирала за руку – почему-то это казалось правильным.
– Значит, я могу назвать любое безопасное место в пределах разумного, – медленно повторила она, – и ты… вы…
– Можно на «ты», – криво улыбнулся Левиафан. – После того, как ты шарилась у меня под рубашкой, это было бы вполне естественно.
– Хорошо, – девушка закусила губу. – Ты. Ты можешь поклясться, что проводишь меня в любое безопасное место, которое я назову, чтобы я могла там отдохнуть?
– Да, – Левиафан искренне не понимал, куда клонит девчонка. Неужели её не обошла стороной отцовская паранойя, боится, что без клятвы он откажется от своего предложения, а то и поступит во вред? Бедный ребёнок… – Если хочешь, клянусь. Итак?
– Я хочу на море, – чётко, словно читая заклинание из учебника, произнесла Аида. – На Острова, на Перешеек, куда угодно. На сутки, а лучше – на неделю, – она решительно отмахнулась по-прежнему зажатой в руке рубахой, не дав Левиафану возразить. – В ответ клянусь, что ничего плохого я не замышляю, и меня точно-точно, никак и нипочём не хватится ни одна живая душа во дворце.
Левиафан только вздохнул, всмотревшись в бледное лицо княжеской дочери.

Глава 5, в которой неосторожное слово лишает одного из претендентов расположения невесты, а двое других получают неожиданный дарГлава 5, в которой неосторожное слово лишает одного из претендентов расположения невесты, а двое других получают неожиданный дар

Аида сосредоточенно наносила на лицо светлую, чуть искрящуюся пудру. Идиотка, совсем забыла – даже дня под приморским солнцем хватает слегка загореть. Просить Тойфеля изменить внешность, чтобы по-прежнему не отличаться, не хотелось: братец (или правильнее звать его сестрой?) и так дулся уже час. Мало того, что отправил ей голограмму из тех же кустов, где они повстречались после его побега, не подумав, что она может быть не одна, и устроил истерику в лучших традициях папаши, так ещё и учинил настоящий допрос по возвращении. Аида мстительно стряхнула пуховку на драгоценного родича, в обличье лисы пролёживающего банкетку возле туалетного столика. Тойфель чихнул и раздражённо поскрёб задней лапой за ухом, но глаз не открыл.
Недавно вымытые после купания в море волосы распушились, и девушка скрутила их в узел. Надо будет соорудить причёску попроще, чтобы обеим удалось обойтись без помощи служанок. Невеста имеет право на капризы. Украдкой покосившись на Тойфеля, вынула из кармана купального халата металлическую фигурку морского конька и старательно упрятала в причёску. Не нужно, чтобы кто-то видел её билет в один конец – когда все закончится, она вполне сможет скрыться на Островах. Амулетами в виде разнообразной морской живности там торговали чуть ли не в каждой сувенирной лавке – портал, образуемый дорогостоящей игрушкой, если её сломать, был одноразовым и маломощным, достаточно, чтобы пройти в одиночку с небольшой сумкой или рюкзачком. Путешественник приземлялся в какой-нибудь из местных гостиниц, где мог договориться о еде и ночлеге. Хорошо, что адмирал оказался весёлым и щедрым, но совершенно нелюбопытным – сунув ей набитый шеолами кошель и скомандовав приодеться, чтобы не пугать халатом ни в чём не повинных граждан, он совершенно не счёл нужным потребовать отчёта. Одобрительно кивнул, увидев её в традиционном местном наряде – свободных полотняных брюках с множеством карманов и такой же рубашке, да и всё.
Раньше она не думала, что с кем-то, кроме отца, брата в их далёком безоблачном детстве или Войны и Хэма может быть так легко и хорошо. Жаль, что из-за кое-чьей истерики даже попрощаться толком не удалось – пришлось оставить короткую записку с благодарностью и надеждой на продолжение знакомства и исчезнуть.
***
В зале было на удивление немноголюдно. Вероятно, после очередного вечера шумных попоек и братаний не все претенденты спешили выбраться из объятий крепкого сна ради счастья увидеть Цветок Пандема. За прошедшие несколько дней Харрани успел услышать достаточно шуток и анекдотов на эту тему, но предпочитал их не поддерживать. Будь невеста хоть одноногой горбуньей с ослиной головой, она в первую очередь живая надежда Пустошей. Старейшины послали его за ней, и будь он навсегда лишён света костров шабаша Великой матери, если позволит себе уподобиться погрязшим в мелочной суетности. Всеблагая многолика, чистое бездымное пламя её не имеет формы, а, значит, способно принять любую. И пересилить порченую кровь. Отца лжи ему доводилось видеть не ближе, чем всем прочим гостям, а с момента первого приёма тот и вовсе не появлялся. Но даже в его отсутствие сила богини будто оставила шейха – естественно, он не упустил случая проникнуть в тайну магической защиты дворца. Считалось, что все чудеса Отца лжи – чистой воды иллюзия, наваждение. Менять облик – не обязательно в действительности менять форму, исчезнуть из виду – не значит пропасть вовсе. Достаточно отвести глаза и морочить жертвам головы так, чтобы они оказывались беспомощны, едва переступив порог проклятого дома. Харрани с трудом сдержался, чтобы не выругаться, – вот так ложится первое пятно сомнения на одежды правоверного. Многие шейхи впали в ересь, признав ничтожного и брата его равными Всеблагой, и эта дорога увела их далеко от света истины.
С опозданием Харрани отметил некоторое оживление: в зале наконец появилась сама Цветок Пандема под руку с одним из братьев. Судя по небрежному, почти неопрятному виду и рыжей растрёпанной гриве, сопровождал невесту на этот раз г-н министр иностранных дел Адмира. До сих пор не вылетел из своего кресла, и доносили, что не без помощи сестры и любовницы. Пустынник поднялся и направился к вошедшим, с едва заметной усмешкой наблюдая за будущим шурином. Рыжий, пошептавшись о чем-то с прислужником (острое зрение охотника Харрани не подвело – он увидел, как пара полновесных шеолов перекочевала в ладонь пацана), проигнорировал предлагавшиеся гостям напитки. Вскоре слуга вернулся с подносом специально для господина министра – Харрани недоуменно вскинул брови: казалось, в хрустале плескалась обычная вода. Рыжий выхлебал ее, как верблюд в засуху – лужу у колодца, и, похоже, остался доволен – хлопнул парня по плечу и одобрительно кивнул. Невеста чуть сморщила длинноватый для красотки носик и что-то шепнула братцу – она была долговязой, так что верзиле даже не пришлось наклоняться, чтобы выслушать сестру. Посланник тем временем вернулся со вторым бокалом, который незамедлительно постигла судьба первого. Дочь Великой неодобрительно поджала губы – узковатые, чтобы считаться красивыми – но промолчала. Возможно, хотя бы одной из женских добродетелей – умением не перечить мужчине – богиня все же наградила свою неудавшуюся дочурку…
Аида одарила гостя непроницаемой улыбкой храмовой статуи, впрочем, нельзя сказать, что кому-то из его соперников она улыбалась иначе. Даже вездесущие журналисты уже утомились сочинять, кого же в итоге выберет княжеская дочь, и за неимением хотя бы малейшего повода для новых спекуляций переключились на обзор её нарядов.
– Приветствую вас, шейх. – Харрани поклонился и почтительно принял для поцелуя узкую прохладную руку, коснувшись кольца с крупным огненным опалом.
– У нас эти камни зовутся «слезами Лилит».
– Полагаю, за этим названием скрывается какая-нибудь красивая древняя легенда. О моей матери их сложено немало, но ни в одной не упоминалось иных слёз, кроме слёз её врагов.
– Если не возражаете, я могу восполнить эту лакуну. Легенда совсем короткая, но действительно древняя и красивая. Лилит была первым и прекраснейшим порождением огня изначального Хаоса, все прочие создания явились на свет её красоты. Среди них нашлись двое разделивших увечье, клеймящее их искажённую суть. Алчность и зависть привели их в цветущие сады Всематери, населённые её благоденствующими детьми. Лилит пленилась ласковыми речами и щедрыми посулами, и приняла обманщиков как своих любимых мужей. Но недолго они служили ей и славили её. Однажды они вероломно похитили созданный ею прекрасный мир и убили многих её детей. Она оплакивала павших три дня, и огненные слёзы, бежавшие из глаз её, на заре четвёртого превратились в опалы. Эти камни содержат частицы её силы. А обманщики поняли, что без благой богини украденный мир приходит в упадок, вернулись за ней, полумёртвой от горя, и заточили в глубокую темницу.
– Причудливый у вас фольклор на Пустошах, господин аль Эбла. И, главное, сколько племён – столько и версий. Я вот слышал одну, в которой богиня долго бегала от одного обманщика к другому, стравливая их между собой. А потом, когда оба злодея наконец вероломно отказались признать её своей повелительницей и сложить весь мир к ногам, чуть не уничтожила этот самый мир. Но могла и поплакать, горечь поражения – чем не повод. – Широкая дружелюбная улыбка Хэма, которой он завершил свой пассаж, напомнила сестре оскал любимого коня Войны в те моменты, когда он решал важнейший для каждой диомедовой лошади вопрос: будет ли неприятный ему человек сперва игрушкой, а потом едой, или наоборот.
Харрани не успел ничего ответить: к образовавшейся компании присоединились лазурские варвары, по счастью, не в полном составе.
– Благословение богини вашему дому и той, что служит его истинным украшением, – учтиво поклонился первый посол. – Я – Каэрвин ап Конла, а это мой товарищ…
– Бринмор ап Гвин, если не ошибаюсь, – кивнул Хэм, поворачиваясь к принцам народа ши. – Благой и Неблагой дворы тоже охотятся за рукой моей сестрички.
Оба провинциала были трудноотличимы друг от друга и с одинаковым же восхищением взирали на рыжего. Ах, да, поющий министр – норма в этом государстве шутов и фокусников. Ничего, приехали за невестой, так хоть утешительный автограф своего кумира на родину увезут.
– О вас мы тоже наслышаны. – Ухмыльнулся разговорчивый Каэрвин, подзывая слугу. – Брин, можешь вручить наш подарок господину бен Самаэлю. Ему вряд ли стоит опасаться приворотных зелий, так что можем смело поднимать тост за знакомство.
– Я бы вначале предложил тост за красоту Цветка Пандема. – Ответил Брин, передавая объёмистую бутылку Хэму. – Многие считают это вино гордостью нашего народа. «Котёл Дагды» – лучшая марка выдержанного койре во всех Холмах. Всё богатство земных плодов, вся радость жизни!
– Пить за красоту невесты можно до рассвета, – вступил в беседу Харрани, видя, что Аида не слишком рада руслу, в которое повернул разговор. Она молча наблюдала, как мужчины разливают загадочный напиток, но предпочла разумно отказаться от дегустации: как только открыли бутылку, даже шейх пожалел, что светские приличия лишают его возможности избежать распития. Казалось, эта жидкость пахла перегаром сразу. Градусов в ней тоже оказалось преизрядно, так что Харрани только крепостью веры и силою молитвы Всеблагой смог осилить это омерзительное угощение. Дочь Великой поставила свой бокал на стол и, пообещав скоро вернуться, растворилась в толпе. Неужели правду говорят недостойные сплетники, утверждая, будто она носит под сердцем дитя одного из собственных братьев, а то и самого Отца лжи?
Хэм проводил сестру взглядом и поприветствовал подтянувшегося к ним сухопарого раймирца:
– О, добрый вечер, господин бен Адонаи. Пока сестра нас временно покинула, не желаете ли рюмочку койре?
– Благодарю, возможно, чуть позже. Не хотелось бы смыть чудное послевкусие марсалы благородным напитком Холмов. – Ответил Габриэль, салютуя своим бокалом. – Насколько мне известно, его изготавливают по древним рецептам из самого различного сырья – картофель, сахарная свекла, некоторые сорта лишайника, шерсть знаменитых белых псов. Слишком насыщенный вкус, особенно, если речь идёт о перегонке в сухую погоду.
Ши понимающе заулыбались, глядя на шейха, стремительно становящегося серым, словно валуны у Лазурных озер. Хэм тоже вычислил слабое звено и согласно кивнул.
– Да, чтобы понять всю прелесть этого очаровательного реликта древности, нужно время. Потому я безмерно благодарен за щедрый дар, но предложил бы продолжить вечер чем-то более близким адмирским традициям, в рамках культурного обмена. Уверен, всем придётся по вкусу любимый напиток нашего народа. Хотя на Пустошах, по всей видимости, отдают предпочтение более лёгким жанрам. Быть может, господин аль Эбла предпочтет серебряное вино Пустошей?
Харрани небрежно махнул рукой.
– Великая мать даровала своим детям вино и веселье, но искристое серебро вряд ли может претендовать на звание эликсира шабаша. Оценим же ваши напитки!
***
Когда Тойфель вошла в зал, досада уступила место предвкушению. Аида описала расклад, послав мысленный сигнал во время появления господина Габриэля-Джибриля. Близнецы еще в раннем детстве обнаружили, что магия Осеннего не мешает им общаться мысленно, и пользовались этим напропалую. Как выяснилось, длительная разлука ничего не изменила.
Всю челядь сестра ловко выгнала вон под видом фамильной истерики, так что удалось без помех занять её место в купальне. В гардеробной он отдал должное таланту старого знакомого, выбрав наряд на свой вкус: длинные широкие брюки-юбку и короткий пиджак, стилизованный под гвардейский камзол. Вместо огненных опалов – изумруды в россыпи мелких черных бриллиантов, в тон вышивке на пиджаке. Пусть гадают, что это значит, возможно, выдумают очередную дурацкую теорию.
Шумных вечеринок и попоек в жизни Тойфеля было намного больше, чем у сестры, а дурачить светских и свитских он любил всегда. Членов Совета в толпе замечено не было, приложиться к ручке невесты тоже никто не кидался. Хэм изрядно навеселе, вряд ли сможет обнаружить подмену. Велеречивый засранец в синем коконе пока на месте и даже в сознании, но Хэм явно задумал кое-что интересное: вся компания перекочевала за стол у окна и на том столе нарисовалась единственная бескорыстная любовь единокровного братца – мистофелевка.
– Если я сделал это, стремясь к лику твоему, избавь нас от той беды, в которую мы попали…
– И что, сдвинулся камень? – с интересом спросил Хэм, разливая мистофелевку.
– Никто из них более не покинул той пещеры, ибо один из трёх несчастных был отступником, считавшим, что для получения благодати Всематери не нужны посредники, – наставительно заключил Харрани.
– Склоняюсь перед дочерью властителя Адмира. – Джибриль галантно приложился к ручке невесты, отметив, что кристаллы явно записывали кроты, а досье составляли поклонники хорошеньких парней. – Ваш брат и благородный Харрани завели оживлённый диспут об оценке особенностей национальных культур пития. Меня же попросили выступить в роли арбитра в дружеском застольном поединке «Адмир против Пустошей».
– Лучше проливать вино за общим столом, чем кровь на полях сражений. – Улыбка невесты была гораздо теплее, чем в начале вечера. – А каковы правила этого поединка, господин рефери?
– Оба участника должны, выпивая бокал, рассказывать историю. Проиграет тот, кто первым потеряет связность речи.
Тойфель поблагодарила раймирца кивком и улыбкой.
– Это обещает быть интересным, – она оглядела зал: большинство участников вечеринки, почуяв развлечение, сползались поближе к «дуэлянтам», слуги с подносами дрейфовали следом за гостями. – Надеюсь, зрители не обязаны пить ту же… субстанцию, что и поединщики?
– Ни в коем случае, – раймирец неожиданно обаятельно улыбнулся. – Что вы предпочитаете?
– Не отказалась бы выяснить, что в бокалах на подносе у той девицы, – Тойфель небрежно махнула рукой в сторону крепенькой служанки с брошкой-гербом Первого дома на корсаже. Вышколенная подавальщица правильно истолковала жест невесты и подбежала к компании. В бокалах оказался превосходный коньяк.
Хэм приветствовал расширившуюся аудиторию дуэльным бокалом: несмотря на некоторую фору, лёгкая победа шейху не грозила.
– Что ж, коли речь зашла о женщинах и справедливости, стоит поведать о том, как одного из вероломных супругов вашей богини посрамила поистине выдающаяся дама. Она была мудрой и могущественной, твёрдой рукой держала в узде не только собственный клан, но и весь императорский двор. Во время правления Стальной Миледи государство жило в мире и процветании, вопреки усилиям врагов, мужей из Совета и самого владыки. В один прекрасный день, в промежутке между беспробудным пьянством и бессмысленным насилием, его посетила идея сделать эту достойную женщину своей наложницей. Та, взвесив все «за» и «против», смело послала хромого развратника в Бездну, околачивать тростью стены. Никакими богатыми дарами и щедрыми посулами не мог он добиться благосклонности. Угрозы начать эпоху массового террора или хотя бы спалить столицу ко всем архангелам тоже не помогали. Миледи была неприступна. Когда оскорблённый тиран хитростью вызвал отважную женщину в свои покои и вместо того, чтобы выслушать доклад, попытался получить желаемое, Миледи выплеснула нахалу в лицо бокал вина и ответила, что лучше уж ему развязать очередную войну, чем халат в её присутствии. И вышла с гордо поднятой головой, безо всяких помех. Молва об этом мгновенно облетела столицу. Говорят, что винодел, создавший то самое вино, связался потом с Миледи, чтобы обеспечить пожизненным запасом чудесного напитка. И выпустил специальную серию, имевшую бешеный успех. С тех пор это вино вручают, чтобы донести до воздыхателей бессмысленность их авансов. Сорт седативо, марка «Вежливый отказ», если вам интересно.
Финал истории встретили бурными аплодисментами. По глазам Хэма Тойфель понял, что случилось страшное: брат поймал кураж. Если дуэль не остановить, придворный фольклор обогатится ещё десятком подобных легенд и преданий. Привычка раздражать папашу часто пересиливала здравый смысл и в трезвом виде, но удержать вдохновение в безопасном русле после злоупотребления мистофелевкой Хэму не удалось ещё ни разу.
– Всякая женщина – отражение нашей богини, потому на Пустошах принято чтить и уважать дам. Им нет нужды ни уподобляться мужчинам, ни соперничать с ними, они не покидают кров любящего супруга. Жизнь их проходит в роскоши и довольстве за крепкими стенами дворцов, под надёжной охраной. – Вскинул голову Харрани. Судя по неподдельной гордости, звучавшей в его словах, коварная мистофелевка развязала язык не одному лишь Хэму.
Тойфель в очередной раз переглянулась с раймирцем, видимо, он тоже нашёл в жизненном укладе пустынников подозрительное сходство с некоторыми историческими коллизиями Адмира. Но Харрани вещал слишком самозабвенно, чтобы осознать иронию.
– Не начинает ли их со временем тяготить такой удел? – Тойфель прямо-таки воплощала собой невинную любознательность.
– Они были созданы Всематерью как сосуды радости для мужей. Праведные жёны покорны избранникам богини. Тех же, что не принимают своей судьбы и поддаются искушениям, супруг вправе вразумить и наставить по своему выбору, ведь и в неприятном заложено много добра.
Тойфель с каждым пассажем смотрела на пустынника всё внимательнее и участливее, так смотрит лисица на верещащего в силке кролика.
– Всё это очень занимательно, но теперь ваш черёд, шейх. Поведайте нам какую-нибудь увлекательную сагу о таинственной магии Пустошей.
Харрани взглянул на невесту с благодарностью: его талант рассказчика был неоспорим, но выбрать самую яркую и красочную историю после того, как он вновь осушил дуэльный бокал, стало не так уж просто.
– Желание моей прекрасной невесты – закон, и закон непреложный! – с чувством ответил Харрани, но прозвучало это почему-то гораздо более кратко и не слишком разборчиво.
– К сожалению, магия покидает некоторые части нашей Пластины. – Задумчиво проговорил Джибриль, ничем не выдав очевидного проигрыша пустынника. – Постепенно уходит в область славных преданий прошлого, вынуждая многие народы уподобиться недолговечным. Говорят, что старейшины Пустошей весьма обеспокоены ухудшением магической обстановки, сами они помнят времена, когда не то что аристократы, а и простые подметальщики улиц могли легко переноситься на огромные расстояния, летать или превращаться во что угодно.
– Гнусная клевета и наветы отступников! – Харрани в запале едва не смахнул рукавом бокал. – Магия богини не покидает праведных. Я готов это доказать!
– Вижу, вы действительно кхм… готовы. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, ваша правда, – радостно ухмыльнулся Хэм. – Превращение – вот задачка для настоящего мага, всё прочее стоит оставить подметальщикам улиц. Скажем, в лучших фольклорных традициях вашего народа? Вот по глазам вижу, вы согласны. Тогда в парк, господа и дамы, все в парк!
Но шейх не двинулся с места. Кивнул так, что с головы едва не слетел тюрбан, пробормотал что-то нечленораздельное о попрании лжецов и растаял облаком густого синеватого дыма. Хэм удивлённо присвистнул, а Тойфель приглашающим жестом пододвинула поближе опустевший графин, который завороженные внезапным представлением слуги не успели вовремя убрать. Дым какое-то время клубился, словно колеблясь, а затем послушно втянулся внутрь сосуда. Джибриль ловко заткнул его пробкой и обратился к зрителям:
– Пусть маленький застольный поединок уважаемый Харрани и проиграл, но одержал серьёзную дипломатическую победу. Думаю, ему сейчас не помешает отдых. – Он аккуратно передал графин ифритам из свиты пустынника. Гости, убедившись, что шоу закончилось, постепенно расходились, шумно обсуждая увиденное.
Тойфель и Хэм сочли, что им также не помешало бы пройтись, и не нашли ничего лучше, как примкнуть к группке направлявшихся к выходу гостей. Тойфель заметила, что Хэм прихватил с собой графин с одного из столиков – судя по цвету жидкости, с хересом или коньяком. Хаос всемогущий, еще бы пепельницу в качестве трофея уволок!
– А почему он не освободился? – Подал голос Бринмор, не обращаясь ни к кому конкретно. Ответил Джибриль:
– Господин бен Самаэль не зря упомянул фольклор. Шутки про то, что пустынные кланы без конца лезут в бутылку, вы тоже наверняка слышали. Ифрита нужно освободить, но к чему делать это здесь? Парню и без того хватит позора, сплетни о провале достигнут его родины ещё до рассвета.
Принцы явно занервничали и ускорили шаг.
– Куда вы торопитесь? – со смешком поинтересовалась Тойфель. – Неужели мы с братом так пугаем уважаемых гостей?
– Время за приятной беседой летит незаметно, нам нужно оказаться в ставке до того, как взойдёт солнце. – С явной неохотой сообщил Каэрвин. – Надеюсь, мы ещё встретимся.
– Мы можем проводить вас, – влез Хэм, очевидно, желавший допивать трофей в компании. Он поднял над головой едва ли не трехлитровый графин и с ухмылкой продолжил: – Я, конечно, справлюсь и один, но общая попойка под окном папашина кабинета наверняка станет достойным завершением вечера.
Каэрвин со вздохом развел руками:
– Не хотели бы показаться невежливыми, но скоро рассветёт.
Лицо Брина помрачнело.
– Как вам известно, наш народ никогда не появляется при свете дня, но мало кто знает, почему. Много лет назад двое юных принцев отправились бить зверя в Гиблую ночь, и вылазка была успешной. Но когда заметили чужую стрелу в боку оленя, их настигла Чёрная охота. Мой отважный предок вступил в спор с вожаком за добычу. Так он лишился младшего брата, а мой народ – права видеть иное солнце, кроме луны.
– И всё из-за сраного оленя? – Хэм недоверчиво приподнял бровь. – Неужели ваши маги и жрецы не смогли снять проклятие?
– Да не сочтут прекрасная Аида и уважаемый Хэмьен, будто мы желаем нанести оскорбление…
– Это был наш отец. Что ж, вполне в его духе. – Тойфель одарила недогадливого брата сердитым взглядом. – Но убивать второго парнишку было лишним.
– Лучше бы он его убил. Знаменитые псы Холмов – потомки несчастного. – Горько улыбнулся Каэрвин. – Богиня не смогла помочь своим детям обернуть всё вспять, а вожак Белой охоты не пожелал. Многие ши тогда утратили веру, а с нею – прежнюю власть в Лазури. Стоило нашим врагам прознать, что при свете дня мы беспомощны – и начались бесконечные набеги, отнявшие немало наших земель и бесчисленное количество жизней. Глаза Тойфель зло блеснули.
– За его прихоти всегда платят другие.
– Но ши продолжают сражаться за свой край. Как истинные воины, презирающие роль жертвы. Вы не заслужили это дерьмо. – Хэмьен от души приложился к графину и широким жестом передал посудину сестре. – В Бездну проклятия! За вас, парни!
Джибриль не сводил глаз с княжеской дочери. Та, нисколько не смущаясь, приняла графин двумя руками и отпила, повторив слова брата так, словно выступала с речью на Совете.
– За то, чтобы наши бесстрашные друзья из Холмов ещё увидели свет солнца. В Бездну проклятия!
Далее графин пошёл по кругу – причём принцы ши прикладывались к нему, словно загипнотизированные. Когда очередь дошла до него, раймирский дипломат притворился, что пьёт, внимательно наблюдая за княжескими отпрысками. Магическое зрение показывало, что вокруг этой пары линии вероятности закручивались в совершенно безумный узор, напоминающий вязание слепой старухи. Нити тянулись куда-то за горизонт, и Габриэль бен Адонаи прищурился, отказываясь верить своим глазам. Из-за горизонта медленно выплывало солнце. Нежный розоватый свет пробивался сквозь сумрак, расплескивался по траве, кустам, дробился в гранях графина – и не причинял никакого вреда мертвецки пьяным ши.
***
Тойфель ворвалась в покои, оставляя за собой тяжёлый горьковатый шлейф не то духов, не то насыщенного светского вечера, и молча рухнула на кровать прямо в одежде, потревожив дремавшую на покрывале лисицу. В сортах молчания оба близнеца научились разбираться, но Аиде померещилось, будто в настроении брата присутствовал какой-то неясный тревожащий оттенок.
– Полный триумф. – Ровным голосом сообщила Тойфель, не открывая глаз. Чтобы подробно ответить на расспросы сестры ей сейчас очень пригодились бы некоторые средства из отцовского арсенала. Или господин Дипломат. Или кто угодно. Но нельзя, никак нельзя. Не сейчас. Аида подползла ближе и прижалась к брату, тихо поскуливая.
– Конечно, заперла. Часть стимфалийских клуш из предбанника рассосалась, но душка Аннабель, кажется, скоро врастёт в пол рядом с дверью. – Ответила Тойфель уже мысленно. Резко, как движимый магией труп, поднялась.
– Ты знаешь, что делать.
Аида потянулась за халатом и вздохнула: несмотря на нынешние обстоятельства, в чём-то любимый брат совершенно не изменился. Пришлось отпереть дверь и приказать подать подозрительно ранний завтрак.
Тойфель не просто устал, похоже, он выложился по полной. В таком состоянии ему действительно лучше побыть мелкой пустынной зверушкой с совершенно безобидными представлениями о подходящей снеди. Мать всегда убивала исключительно мужчин, как говорят, но так ли это в действительности? Отец и вовсе во время Первой Вселенской творил такое, для чего дядюшке Асти потом пришлось спешно сооружать законодательную базу. Жаль, сейчас совершенно нет времени на раскопки в бездонных недрах семейных патологий.
Выпроставший морду из вороха одежды братец ел жадно, не разбирая блюд. Аида попыталась поправить тарелку с мясом, отоцион глухо заворчал в ответ. В полуприкрытых глазах отразилась алчность, лишь отчасти напоминающая звериную. В памяти живо всплыли малоаппетитные подробности, которыми отец щедро поделился в ответ на её уговоры пощадить Тойфеля.
Девушка внимательно наблюдала, как брат заканчивает трапезу. Благодаря его усилиям, на подносе уцелела только посуда и приборы. Взгляд Тойфеля погас, и он уснул там же, прикрыв морду пушистым хвостом. Осторожно погладив свернувшегося в клубок отоциона, Аида налила себе вина и мрачно подумала, что теперь ко всем сплетням о персоне невесты добавится ещё и та, что она не нуждается во сне. Спать и правда расхотелось окончательно.

Глава 6, в которой удачливого жениха ожидает настоящая проверка на прочность
Глава 6, в которой удачливого жениха ожидает настоящая проверка на прочность

– Я же просила не покидать покои, пока меня нет, – Аида раздражённо мерила шагами комнату, демонстративно не глядя на брата. – А ты убегаешь и даже не говоришь, где был. Доиграешься – кто-нибудь увидит якобы меня одновременно в двух местах, об этом доложат Смерти. Если та не додумается до верных выводов сама, это сделает отец.
Тойфель отложила досье в общую стопку и невесело усмехнулась.
– Просидеть у тебя под кроватью до конца ярмарки, а потом перекинуться зеркальцем, чтобы ты забрала меня в вотчину супруга вместе с прочими любимыми безделушками? Я устал. В конце концов, могу притвориться одной из твоих фрейлин.
– А потом кому-то взбредет в голову выяснить, что это за неизвестная красотка – и комедии конец. Что ты хочешь найти в этих досье?
– Подтверждение, что весь этот сброд недостоин моей любимой сестрички.
– С тем, кто её достоин или недостоин, любимая сестричка разберётся сама. А тебе позарез нужен билет отсюда, и он в одной из этих папок.
– Всегда любил пошутить, но чтобы так… – Протянула Тойфель, прищурившись. – Если получится, это будет наша лучшая афера. Я бы ставил на Раймир.
Аида кивнула, сразу поняв, о ком именно идёт речь.
– Логично. Надим довольно мил, но ему нужен кто-то вроде леди Нэги. Да и от его дружков-медиков лучше держаться подальше. Господин Красавчик выглядел многообещающе, но увы: явно приехал развлекаться. Поторговал лицом на официальном приёме, с тех пор его даже в собственной ставке видели нечасто.
– По крайней мере, я не угроблю господина Дипломата в первую же ночь. Всей грязи – любовь к выпивке да происхождение, и в общении он весьма приятен. Допускаю, что мне не все известно. К тому же он вдовец – не в родного ли папашу пошёл?
– Происхождения можешь не опасаться, Второй дом он видал в Бездне. С прошлым браком тоже все чисто – супруга оказалась жертвой раймирской клановой заварушки, и к её гибели он никаким боком не причастен. По моим впечатлениям – единственный нормальный бен Бааль.
– Терять нечего: быть женой министра, пациентом Бездны или покойником. Но если я официально выйду замуж как Аида бин Самаэль, то куда денешься ты?
– Исчезну. А у господина адмирала флота Его Инфернального Величества появится хорошенький юнга.
– Теперь мне интересно, кого папаша прибьёт первым.
***
Шорохи, шелест задеваемых веток и чужое дыхание в унисон были нередким музыкальным сопровождением в дальних частях парка при Осеннем. Война машинально повернула голову на звук и замерла – прекрасно заметные в свете луны золотистые волосы, запрокинутое лицо на фоне зелени, кажущейся в том же свете почти чёрной… Бездна побери нашу нежную невинную невесту, это же ни в какие ворота… и с кем? Неважно, впрочем. Война нахмурилась: не далее, как полчаса назад она пожелала Аиде спокойной ночи. Или девчонка немедля открыла портал в эти грешные кусты, где её уже поджидал нетерпеливый любовник, или неожиданно открыла в себе папашину способность одновременно находиться в двух или трёх местах.
Женщина застыла, надеясь, что парочка слишком увлечена процессом, чтобы оглядываться по сторонам. Оба предположения казались не слишком валидными. Возможно, девочка ни при чём: создать двойника-марионетку по образу любого – невелика сложность для сильного демона. Правда, двойник подобного рода способен лишь на пару-тройку действий, но горизонтальная гимнастика на лоне природы не требует чего-то сверхъестественного, да и вцепиться в горло ничего не подозревающему партнеру – тоже посильная для марионетки задача. Дальше останется лишь технично распустить слух о том, что кровь Лилит в девчонке пересилила, и к ней на выстрел никто не подойдёт. Кому неймётся скомпрометировать невесту? Кто не боится Князя? Или – кто в подобной ситуации захочет сыграть рыцаря, не страшащегося союза с маниакальной убийцей? Второй дом? Третий? Лазурские с их фанатичной любовью к Лилит?
Война выругалась про себя. Темнейший то ли всё-таки не был всеведущ, то ли окончательно устранился от затеянной им же самим карусели. Прекрасная идея, она бы тоже с удовольствием устранилась от участия в этом бардаке… возможно, если останется жива, пойдет и поговорит со стариной Рю касаемо его щедрого предложения. Уж лучше рожать, получая в подарок от предупредительного и заботливого мужа то диадему с изумрудами, то пару великолепных кинжалов, но быть полновластной соправительницей богатого королевства, чем прыгать послушной собачкой Темнейшего, опекая его великовозрастных отпрысков. Стиснув зубы, она шагнула поближе к кустам и швырнула в сплетённые тела парализующим заклинанием. Слабым – напугать, не более. Простенькая – чужого внимания не привлечет – «подсветка» выхватила застывшие фигуры. Аида – или псевдо-Аида – медленно, словно преодолевая сопротивление воды, прикрыла ладонью глаза. Прекрасно – реагирует на изменения среды и способна противостоять слабому заклинанию. Не марионетка и вряд ли доппельгангер.
А кто у нас работает постаментом для этой скульптуры? Не было печали… мининдел Раймира, названый сын Светлейшего, он же – не до конца признанный, но общеизвестный отпрыск Второго дома… тоже шевелится, поактивнее, чем его подруга, но слишком вяло, чтобы представлять собой хоть какую-то угрозу.
– Сейчас, – предупредила Война, – я сниму предыдущее заклинание. Исключительно для того, чтобы врезать по вам, красавцы мои, «откровенностью» в её армейском варианте. Господин мининдел Раймира, не сомневаюсь, в курсе, что это такое. Не задушевно, зато действенно. Используется при допросах в полевой обстановке. Это я уточняю специально для вас, леди-неизвестно-Аида-ли.
Стоило Войне частично выполнить угрозу – снять заклинание – картина резко изменилась. Теперь перед ней лежал – по-прежнему в не слишком пристойном виде – Джибриль бен Бааль, а вокруг него буйно цвели коралловые плетистые розы. Девица исчезла.
Война медленно и беззвучно выдохнула сквозь сжатые зубы. Это не Аида –напуганная княжеская дочка удрала бы, помахивая пушистым хвостом, а не распласталась цветущим кустиком. Касаемо возможного происхождения мамзель Куст имелись некоторые подозрения, но озвучивать их было ни к чему. – Прекрасно, – женщина говорила тихо и очень мягко. – У вас есть выбор. Если куст роз превратится во что-то, удобное для транспортировки и не привлекающее внимания, а господин министр иностранных дел Раймира поклянется выполнять мои распоряжения и не причинять вреда никому из граждан Адмира, мы вместе совершим небольшую прогулку. Полагаю, никто не пострадает. Если же кусты и министры при полной луне не склонны к переговорам, им останется выбрать, с кого я начну. Могу – с министра, – Война хищно улыбнулась. – Сворачивать шеи политикам ничуть не сложнее, чем обычным солдатам. А могу – с куста, – на ладони Войны закружился огненный шар размером с грейпфрут. – Розы превосходно горят, проверено.
Раймирец попытался встать, наткнулся на шипы и снова замер. Что-то пробормотал – кажется, успокаивал подружку. Куст вздрогнул и растворился в воздухе. На живот министра упал роскошный браслет, то ли платина, то ли белое золото – при таком освещении не разобрать. Война удовлетворенно кивнула и, погасив огненный шар, подняла украшение. Тонкая резьба, несколько кабошонов чёрного опала. Сомнительный вкус мамзель Куст, по всей видимости, распространялся на партнеров, но не на украшения. Надев браслет, Война провела по нему ладонью и нежно предупредила: «Соскользнёшь с руки – найду и убью». Джибриль бен Бааль, успевший привести одежду в относительный порядок, ошалело оглядывался по сторонам.
– Раймир, я жду, – напомнила Война.
– Чего именно? – господин дипломат пришёл в себя.
– Клятвы, – холодно напомнила Война. – От обеих ипостасей – вы поклянётесь как Джибриль бен Бааль и как Габриэль бен Адонаи. – Иначе предложение свернуть вам шею останется в силе.
– Свёрнутая шея будет означать войну, – спокойно ответил раймирец. – Не полагает ли госпожа, что это слишком крупная вира за измятые парковые кусты?
– Вы, кажется, запамятовали моё имя? – Война демонстративно улыбнулась. – Не боитесь, что именно этого я могу добиваться?
– Вы слишком умны для этого, леди Морриган, – раймирец тоже позволил себе улыбнуться – так мог бы скалиться патриарх Второго дома, стань он на пару эпох моложе. – Впрочем, не вижу причин отказать в клятве – ни под каким из имён я не намеревался вредить добрым гражданам Адмира, готов это свидетельствовать перед любым судом.
Браслет на руке Войны, ощутимо нагревшийся во время перепалки, немедленно остыл.
***
Война смерила взглядом дежуривших в приёмной Аиды фрейлин так, словно прикидывала, кого из новобранцев отправить копать полевые сортиры, а кто заслуживает задания поинтереснее.
– Выметайтесь, дамы. Свободны до утра.
– А если госпоже что-нибудь понадобится? – Аннабель Ли, любимица Смерти и исправная поставщица дворцовых сплетен, выглядевшая не тысячелетней ведьмой-эмпатом, а нежным кудрявым гаремным цветочком, почуяла, что самое интересное придется пропустить, и решила побороться за право припасть ухом к замочной скважине.
– Если госпоже что-либо потребуется, справится дворцовая прислуга, – отрезала Война.
– Не хотелось бы показаться невежливой, – упрямая ослица Аннабель покосилась на раймирца, старавшегося слиться с обоями, – но правила запрещают приводить в покои невесты мужчин, не являющихся членами семьи.
– Из присутствующих здесь дам, – Война цинично ухмыльнулась, – как минимум четверо, включая вас, дорогуша, – достаточно сильные метаморфы, чтобы при желании превратиться хоть в мужчину, хоть в диомедова коня. Однако вас допустили к невесте – не зря ли?
– Кого допускать в покои княжеской дочери, – отчеканила Аннабель, задрав подбородок – хрупкая фрейлина не доставала Войне даже до плеча, – решать не вам.
– Разумеется, – рыжая кивнула, – решает Его Темнейшество. Который, вот незадача-то, милейшая Аннабель, предпочёл разрисовывать меня, а не вас – нож в руке Войны появился настолько неожиданно, и рукав свободной полувоенного покроя рубашки распался столь быстро, что даже не сводивший с неё глаз Джибриль готов был поклясться, что здесь замешана якобы не работающая в Осеннем магия. Сложная цветная татуировка казалась вырезанной, а не нарисованной на гладкой чуть загорелой коже. – Ваша патронесса не рассказывала, что случается с заклятыми, действующими во вред своему господину или его близким?
– Полагаю, на вашем примере мне доведётся это увидеть, – Аннабель Ли поджала губы, но была вынуждена ретироваться, прихватив с собой весь дежурный курятник – после фиаско старшей дамы иных желающих возразить почему-то не нашлось.
– У нас что, Вторая Вселенская началась? – дверь распахнулась и на пороге появилась Аида. Небрежно собранные в хвост волосы, босые ноги, кое-как запахнутый длинный халат и отпечаток подушки на щеке. – Я же просила всех убраться и не мешать мне спать, – она недоумённо обвела взглядом опустевшую приёмную и воззрилась на Войну. – Спасибо, что избавила меня от почётного караула, но нельзя ли было сделать это раньше?
– Не было достаточно веского повода, – меланхолично ответила старшая подруга. – Камеристка при тебе?
– Не-а, – Аида зевнула во весь рот. – Я её выгнала. От того, что меня решили выдать замуж, я не превратилась в инвалидку, не способную самостоятельно умыться, причесаться или почитать книжку.
– Прекрасно, – Война вздохнула. – Тогда предлагаю сразу перейти к делу. – Она сделала шаг в сторону и указала на раймирского дипломата, вполне успешно изображавшего скульптуру «Изумление в гостиной». – Надеюсь, вас с господином Габриэлем бен Адонаи не нужно представлять друг другу?
Аида ойкнула.
– Могла бы предупредить, что придешь не одна. Естественно, мы э… знакомы. По крайней мере, на уровне досье и придворных гулянок, – она пожала плечами и беспомощно воззрилась на гостя. – Чему обязана вашим визитом, господин министр иностранных дел Раймира?
Скульптура перешла от умеренного изумления к безграничному. Скорее всего, – мстительно подумала Война, – кабы не придворная закалка и тысячелетний жизненный опыт, раймирец свалился бы в обморок.
– Также, полагаю, – Война не давала собеседникам опомниться, – тебе знаком этот шедевр ювелирного искусства? – она сдернула резко нагревшийся браслет с опалами с руки и подбросила в воздух. – Нравится? Могу подарить. А может, вынем камешки и закажем оправу поинтереснее? Получатся недурные парные кольца, одно сможешь преподнести своему избраннику… – женщина жонглировала накалившимся браслетом, зло щурясь, словно следящая за мышью голодная кошка. Когда браслет подлетел к самому потолку, не выдержали оба – раймирец прыгнул, чтобы перехватить украшение в воздухе, а Аида, сдавленно ахнув, рухнула на пол. Точнее, упала только ткань – из складок халата выскочила некрупная лисица-отоцион и заметалась по приёмной, жалобно повизгивая.
Война нагнулась и молниеносным движением сцапала зверька за шкирку.
– Твои секретики, – сообщила она лисичке, – могли закончиться очень дурно. Для нас обеих. Что мешало предупредить?
Лиса поджала лапки и хвост и обвисла в руке, стараясь всем своим видом изобразить искреннее раскаяние.
Женщина перехватила отоциона поудобнее и почесала за ухом.
– Не бойся, постараюсь никого не убить, – лисица заскулила и благодарно лизнула ей руку.
Война оглянулась. Скульптура теперь была парной – господин дипломат спешно заворачивал обнажённую «гарантированно-не-Аиду» в подобранный с пола халат. Девица дрожала и, кажется, поливала спасителя слезами.
***
Идея запереть всех участников спектакля по разным комнатам до визита Мора была прекрасной, но из-за планировки личных покоев Аиды трудновыполнимой. Гардеробная примыкала к туалетной, и от спальни их отделяла лишь изящная ширма и пара драпировок… Поразмыслив, Война оставила Аиду в спальне, и, попросив Джибриля подождать в кабинете, отконвоировала Тойфеля в комнатку камеристки. Дверь, выходящая в холл, казалась надежной, но ту, что вела в кабинет, вышиб бы и ребёнок…
– Габриэль, – светски улыбнулась Война, – поможете придвинуть этот шкаф к двери?
Раймирский дипломат удивлённо взглянул на рыжую бестию, смерил взглядом огромный, набитый фолиантами шкаф и прищёлкнул пальцами. Махина не сдвинулась.
– Мы в Осеннем, – напомнила женщина. – Ничья магия, кроме…
– Простите, запамятовал, – раймирец покинул кресло в углу. Нарисовавшемуся на открытой физиономии смущению собственной неловкостью Война не поверила. Как же, запамятовал… воспользовался случаем лично проверить, сколько правды в общеизвестных байках.
Несмотря на внешность рафинированного интеллигента, господин министр оказался мужиком жилистым, и шкаф объединёнными усилиями быстро придвинули к двери между кабинетом и комнатушкой камеристки.
– Почему-то у меня сложилось впечатление, – задумчиво произнес раймирец, любуясь баррикадой, – что вы справились бы и без моей помощи…
– Конечно, – без тени смущения подтвердила Война. – Но я должна была убедиться, что вы не справитесь без моей. Что скрасит вам временное заключение?
Бен Бааль пробежал взглядом по корешкам книг.
– Буду признателен, если вы прикажете доставить сюда пару бутылок хереса, кофе и что-нибудь из закусок. Ещё не отказался бы от подушек и пледа.
– Договорились, – кивнула Война.
***
Щелчок замка раймирец проигнорировал – уткнулся в книги. Мор оглядел раскиданные по полу тома – родословные аристократических фамилий обеих держав, как мило. Поздно просвещаться, мужик… – Всадник деланно кашлянул. Объект поднял голову, кивнул, и без малейшего стеснения показал на пол рядом с собой: «Подушку?»
– Благодарю, – Мор уселся рядом. – Полагаю, представляться не надо?
– Можем помериться толщиной досье, – задумчиво кивнул Габриэль-Джибриль.
– Прекрасно, это сэкономит время, – Мор улыбнулся, глядя куда-то в переносицу собеседника. – Вы не давали какую-нибудь присягу или заковыристую клятву, запрещающую отвечать на вопросы?
– Если не собираетесь выведывать государственные секреты Раймира, – обаятельно улыбнулся в ответ Джибриль, – я к вашим услугам.
– Надеюсь, ваша частная жизнь не составляет государственной тайны?
– Ничуть, – раймирец явно развлекался, – вам угодно знать, как я обедал, и кто стирает мои подштанники?
– Обед – это слишком интимно, – Мор поймал себя на том, что интеллигентное хамло начинает ему нравиться – очевидно, уроки названого папаши не прошли даром, использовать доставшуюся от рождения харизму на полную мощность этого симпатягу научили. – Меня интересуют подробности ваших отношений с сидящей под замком по соседству дамой.
– Которой из? – недоуменно вскинул брови раймирец.
– Той, с которой вы радостно похабили парковый ландшафт, – уточнил Мор. – Имя неважно, меня интересуют ваши ощущения. До, во время и после, если не затруднит.
Зеленовато-серые глаза визави округлились. Некоторое время он молча взирал на Мора, а затем вполне искренне расхохотался.
– Помилуйте, – сквозь смех проговорил допрашиваемый. – Не сочтите за оскорбление, но, насколько я помню собранное на вас досье, вам доводилось это испытывать в разных обстоятельствах и с разными… дамами. Не думаю, что ваши, мои, чьи угодно ощущения до, в процессе и после принципиально отличаются.
– Я не любопытный девственник, а медик, – отрезал Мор. – Посему извольте ответить.
***
Мор вошел в приемную и протянул руку сидящей на диване Войне:
– Ключи.
– Пойти с тобой? – женщина вытащила ключи из нагрудного кармана рубашки и встала.
– Не надо. Давай ключ от комнаты, куда ты сунула пациента, а сама запри пока этого… героя-любовника. Иди к своей подопечной – девчонка, небось, даже перекинуться обратно не догадалась, так и метёт спальню хвостом, – на неподвижном лице Мора мелькнуло что-то похожее на улыбку. – Если сочтёшь, что дурёха достаточно наказана, порадуй её – убить раймирца Тойфель, совершенно очевидно, не пытался и не планировал. Мог ли он в принципе это сделать – пока не знаю.
Мор оказался прав: перекинуться Аида то ли не смогла, ослабев от переживаний, то ли даже не пыталась. Крошечный холмик под покрывалом Война заметила не сразу – очевидно, усталому отоциону кровать показалась достойной норой. Женщина бесцеремонно сунула руку под одеяло и потрепала лису по загривку.
– Перекидывайся и вылезай, я не твой отец и на лисьем не разговариваю.
Через пару минут на кровати материализовалась Аида. Осторожно высунулась из-под одеяла и уставилась на Войну:
– Ты очень злишься?
– Если бы тебе удалось меня очень разозлить, у меня появился бы шикарный лисий воротник на куртке, – расхохоталась та.
Пробормотав «Тогда оденусь, что ли…» Аида начала выбираться из-под одеяла, но юркнула обратно, услышав разнёсшийся по коридору визг, в котором не было ничего разумного. Так мог бы орать раненый зверь. Вскоре из-под одеяла раздался отрывистый скулёж, – очевидно, девчонка переживала за брата сильнее, чем хотела показать. Война вздохнула.
– Тойфель не пытался убить Габриэля, – громко и чётко, словно отдавая приказы, проинформировала она лису. – И Мор твоего брата не убьет, так что прекрати истерику. Надоест пищать и линять под одеялом, – оденешься и придёшь в приёмную, запирать тебя я не буду.
***
Лицо старого товарища ничего не выражало. За время допроса у него определённо успели накопиться вопросы к патрону. Война уже выяснила, что Тойфель был до полоумия напуган появлением Мора на пороге, сперва пытался отбиваться, швыряясь различными предметами, затем с жалобным воем полез под кровать, и вообще вёл себя не как взрослый высший демон, а как толком ничего не умеющий человечек или слабый полукровка-подросток.
– Самое интересное, что в норме при опасности, которую демон считает смертельной, силы и способности обостряются. А у него отшибло даже те навыки, которые имелись с рождения. Боевая или бытовая магия во дворце не работают, однако, перекинься пациент в крупного хищного зверя или хотя бы в свою мужскую ипостась, у него было бы несколько больше шансов повредить мне. Пусти он в ход способности, которые унаследовал от матери – я мог бы и не выйти из этой комнаты. Но нет, он остался в облике сестры и не предпринял ничего, кроме панического припадка. Предполагаю, что это – случай, достойный занесения в учебники: он обрёл ту форму, которую считает истинной, и изо всех сил цепляется за неё. Не удивлюсь, если ментальный блок на обратное превращение в мужчину настолько силён, что пациент не может так поступить даже для спасения жизни. Очевидно, он с детства пребывал в неприятной для себя форме вынужденно, и напряжение выплёскивалось, помимо всего прочего, и в тех… отклонениях, благодаря которым он очутился под моим присмотром, – заключил Мор.
Война не сомневалась, что к сфере научных интересов напарника теперь имеет самое прямое отношение всё, происходившее до ярмарки, во время неё, и как бы не с начала мира. Когда Всадники не застали Князя в кабинете, Мор развёл руками, а Война пару раз обошла комнату, словно надеясь обнаружить где-то в углу ранее не замеченного властителя.
– Пошли, – фыркнул Мор. – По всей видимости, наш эм-м-м… пациент, всемогущий и всеведущий, чтоб его на Лилит заклинило, утомился пролёживать диван.
Война на крейсерской скорости двинулась из кабинета в приёмную и, не останавливаясь, дёрнула шнур для вызова прислуги с такой силой, что тот остался у неё в руках.
Вопреки ожиданиям, на зов явился не сальный прохвост Бакар, а крепенькая ладная женщина, которую язык не поворачивался назвать иначе, чем тётушкой. Она вкатилась, как очень дружелюбная мортирка, и первым же залпом вместе с широкой тёплой улыбкой выдала:
– Господам придется подождать, повелитель очень занят. Подать вино, кофе, закуски, сладости?
– Его Темнейшество, – процедила Война. – Без соуса, au naturel. Дело неотложное.
– В натуральном виде, говорите? – «тётушка» по-девчоночьи хихикнула в ладошку. – Пожалуйста, ступайте за мной.
Проведя визитёров через кабинет, в одной из мраморных стен которого возникла не существовавшая ранее дверь, она ненадолго замешкалась в небольшом и совершенно пустом, если не считать одинокой колченогой банкетки, холле. – Извольте подождать, – с неожиданной для её возраста и комплекции грацией домоправительница нырнула за тяжёлые драпировки. Пыльная затканная серебром ткань великолепно глушила звук, однако крик «Мэгс, тащи этих мудил сюда, коль им так припекло!», Мор и Война услышали.
Аудиенция оказалась рекордно краткой и столь же рекордно бесполезной. Князь, отдыхавший на огромной, в половину комнаты, кровати с полудесятком наложниц – разумеется, в натуральном виде, как и обещала хохотушка Мэгс, – выслушал вполуха, заткнул на полуслове, предложил принять участие в постельных утехах, а после отказа – выгнал, сообщив, что, если к нему бегают с такой ерундой, то часы бесценного времени и флаконы цветных зелий для узоров лояльности были потрачены зря. «Все мои усилия ушли, как вода в песок», – патетично заключил Темнейший, отточенным движением кисти указав Всадникам на полускрытую очередной драпировкой дверь в стене – совершенно не ту, сквозь которую привела их домоправительница. – «Проветрите ваши никчёмные башки», – посоветовал он и демонстративно улёгся щекой на животик какой-то из допущенных до ложа прелестниц.

Глава 7, в которой отважный дворянин расстаётся с одними надеждами, но обретает другие, в то время как члены Правящего дома Адмира размышляют о верности и предательстве, а доверенные лица Князя при участии раймирской стороны ищут пятый уголГлава 7, в которой отважный дворянин расстаётся с одними надеждами, но обретает другие, в то время как члены Правящего дома Адмира размышляют о верности и предательстве, а доверенные лица Князя при участии раймирской стороны ищут пятый угол

Дядя Хорст во время последнего визита крупно повздорил с матушкой, пытаясь убедить её, что поездка в Пандем ничем не угрожает наследнику. Далось это с трудом, Доротея злобно ворчала, что «эта порченая сука опять что-то крутит», мол, её сынки неспроста дали слабину в первом туре состязания стай. Лотар был изрядно сердит: он достоин более высокого места в стае, а если приведёт хорошую жену, то и вовсе оставит кузенов далеко позади. Как можно было подумать, что он победил нечестно? Кузены хорошие воины, но он-то ещё и маг, сумевший побить магов других стай.
Дядя Хорст, впрочем, мудро пропустил все наветы мимо ушей и резонно заметил, что даже ши обоих Дворов едут на ярмарку, выставив своих лучших бойцов, неужели Йенская стая допустит, чтобы волки оказались не у дел? Матушка злобно прорычала в ответ, что жениться на адмирской нечисти могут хоть вожди орков, хоть гоблины из пещер, хоть все вурдалаки и болотные упыри разом, ей всё равно. Но задирать лапу на приказы главы стаи было не принято, потому Лотар мысленно одобрил дядин примирительный порыв. В конце концов, видел он ту столицу и того Зекста Ягера (про последнего даже уточнил, где именно), не умер, волком быть не перестал. А кузен, которого Зекст Ягер практически выкрал из колыбели, вырос достойным соперником. Статью и повадками – настоящий вожак, так и не скажешь, что его отец – с одной стороны «чудовище из ночных кошмаров, воплощение зла и смерти», а с другой – «хромой мелкотравчатый кабысдох». Когда Лотар спросил дядю, как понимать подобное противоречие в прочувствованных тирадах матери, тот усмехнулся и ответил, что отец Даджа – в сущности нечто среднее между этими двумя понятиями, но лучше, когда видишь перед собой второе. Над матушкиными взглядами дядя Хорст вообще мягко посмеивался, мол, жизнь в провинции способствует зашоренности, легко не заметить, как уже оброс суевериями, будто старое дерево мхом. Мир велик, и принадлежит он тем, кто способен видеть дальше собственного носа.
Лотар был оглушён обилием впечатлений, до приезда в Адмир большим городом ему казался Лютов, но Пандем был действительно огромным, похожим на какой-то волшебный отдельный мир. На Хорста обрушился град вопросов: слишком много непонятного и удивительного видел вокруг молодой волк. Когда он попал в окружение Даджалла, число вопросов нисколько не уменьшилось. С легионерами из стаи кузена он быстро нашёл общий язык, успев к тому моменту усвоить самые необходимые сведения, чтобы не выглядеть совсем уж дремучим дурнем. Прилипшую к нему кличку обидной не считал – зубоскалы постоянно подшучивали не только над ним, но и друг над другом, начальством, небом и всеми известными богами Веера. Потому на приветственные возгласы «Эй, Тушёнка!» его милость Лотар Йенский охотно откликался, поминая не менее задорные прозвища новых товарищей. Кто ж виноват, что из всех адмирских блюд ему больше всего пришлась по душе неотъемлемая часть армейского рациона? Он быстро привык к тому, что пандемские волки охотятся в основном для развлечения, а плотно и разнообразно закусить можно и тем, что не пытается от тебя удрать. Когда он в восторге спросил, из чего же делают тушёнку, ухмыляющиеся камрады сообщили, что дракончик на этикетке нарисован неспроста. После версии посыпались, как горох из дырявого мешка. «Рога, хвосты и чешуя» было наиболее безобидным описанием содержимого консервных банок, но Лотар находил вкус превосходным. Хорошее мясо, плотное и сытное, походило на смесь конины с индюшатиной и одновременно имело какой-то особый привкус. Гораздо лучше, чем пирожки-угадайки. Вот где можно было познакомиться с самыми странными частями живых существ, пошедшими на начинку. Она рубилась довольно крупно, так что когда кто-то из покупателей обнаруживал фрагменты потрохов, которые не мог опознать на вид и вкус, считалось, что можно загадать желание. Обычно оно было довольно простым: чтобы съеденный кусок всё-таки оказался чем-нибудь не очень сомнительным. Популярность этих пирожков можно было объяснить только их дешевизной, а также тягой пандемцев и гостей города к новым ощущениям. «Волчатки» ели практически всё, но это не мешало им устраивать горячие споры по поводу выбора кабака на вечер. Единственный сорт заведений, который они неизменно обходили стороной – кафешки и рестораны для приверженцев «правильной и здоровой человеческой пищи». Лотар из любопытства предложил сходить в такое место, но сержант Мэй язвительно сказала, что, если уж ему хочется странного, лучше пообедать в гульском квартале.
***
Лотар вглядывался в лицо кузена, ища там то, что матушка звала «печатью скверны», но ему не удавалось заметить ничего хотя бы малость подозрительного.
– Быть может, объясните, кто надоумил вас устроить драку с принцами Бринмором и Каэрвином? – Тоном, полным фамильной сварливости, осведомился Даджалл. Он и без того был не особенно счастлив вернуться в Осенний, но приказ есть приказ. Единственное, что порадовало его за прошедшие несколько дней – известие о том, что из всего выводка бен Баалей он до окончания ярмарки будет вынужден любоваться разве что на Джибриля. Вместо неотложных дел приходилось заниматься совершенной ерундой, а большую часть времени – тратить впустую на приёмах, сопровождая сестру. Он быстро сдал этот пост Хэму и Малефу, однако свалившийся на голову йенский родственник никак не желал оставлять его в покое. Не иначе дядюшка Хорст сболтнул парню лишнего, и тот наивно решил, будто может рассчитывать на какую-то поддержку. Даджалл гонял кузена, как гонял бы любого новобранца, но продукт воспитания тётки Доры подобным обращением нисколько не тяготился. Княжеский сын долго не мог отделаться от мысли, что ему подбросили крупного, недалёкого, но крайне дружелюбного питомца. Теперь этого красавца осенило повторить подвиг Иаля, правда, с более мирным исходом, потому обошлось без удаления с территории, а штраф за него щедро уплатили «пострадавшие» и немедля пригласили всех, включая егерей, в свою ставку. На другой день выяснилось, что деньги обратились в сухие листья, но это сочли проявлением нехитрого национального юмора. На ярмарках женихов и не такое бывало.
– Они согласились в честном бою определить, кому достанется рука невесты. – В голубых глазах двухметрового «щеночка» застыло искреннее недоумение. – Это древняя лазурская традиция! Я бился с каждым из них по очереди, в человеческой форме.
– Учитывая комплекцию, я бы не назвал этот поединок честным, даже бейся вы с обоими сразу. – Даджалл пристально смотрел на кузена, испытывая непривычное чувство благодарности к папаше. Оставили бы в стае – вырос бы таким же дуболомом в лазурских традициях. – Согласно закону, выбор всегда за невестой. Вам не пришло в голову, что затея бессмысленна? И как воспримут сагу о боях без правил Йенская стая и королевские дворы Холмов?
– Принцы были бы не первыми, кто выбыл по своей воле. Это дружеский поединок, таков был уговор. И как невеста узнает, кого ей следует выбрать, если каждый не покажет всё, на что способен?
Даджалл вздохнул и потянулся за бутылкой. Не занятые делом остолопы иной раз хуже преступников.
– Мне известно, что их высочества Бринмор и Каэрвин пригласили вас в свою ставку, где закатили безобразную пьянку. То есть, пардон, празднование торжества дружбы между нашими народами.
– Конечно! – Светловолосый гигант, будь он в звериной форме, наверняка бы ещё и хвостом по полу стучал от распиравшей его гордости. Даже не догадался, что над ним знатно подшутили. – Все важные дела решаются на ристалищах и пирах, а не в душных кабинетах.
– Тётушка Доротея могла бы вами гордиться.
– Едва ли. Дочь вашего отца не войдёт в мой дом как супруга. – Радость Лотара быстро улетучилась. Он вспомнил свою встречу с невестой. Хорошая девушка, добрая и красивая, несмотря на болезненную худобу. Расспрашивала его о Лазури, о нравах и обычаях вервольфов и жизни Йенской стаи с большим интересом. Чем дольше Лотар с ней беседовал, тем более очаровывался точностью суждений. Любая сука может приносить щенков, а дать мудрый совет мужу – не всякая.
Когда же он выбрал момент и рассказал о своей победе над принцами, она рассмеялась, и он невольно рассмеялся тоже, но на том всё веселье и кончилось.
– Благородный Лотар, я очень рискую, говоря это… Но я вижу перед собой настоящего рыцаря, который не выдаст тайну дамы.
– Даже под страхом смерти я сохраню ваш секрет. Скажите, что же мешает нашему счастью?
– Хотя вы и зовёте мою мать Великой волчицей, я не способна превратиться в этого прекрасного и сильного зверя. Лишь в жалкую маленькую пустынную лису. Первая же охота вместе со стаей станет для меня последней.
– Я обещаю вам защиту в любой форме, если вы станете моей женой.
– Подумайте о будущем: даже если стая переживёт такой чудовищный мезальянс, каково придётся нашим детям? Стоит жене честного вервольфа принести выводок лисят – и нас растерзают на месте ваши же родичи.
Лотар снова восхитился её умом и самоотверженностью. Дочь Зимнего охотника и Матери-волчицы смело сказала ему горькую правду. Быть может, дети такого союза пошли бы в него или стали Пастырями, но кто знает… Сам Зекст Ягер, как говорят, мог оборачиваться любой живой тварью. Если дети пойдут в деда, не окажутся ли они теми чудовищами из пророчеств, что уничтожат Лазурь?
Услышав причину отказа, Даджалл с трудом удержался от улыбки: ай да сестрица! Теперь этот олух сидит и жалеет дочь всесильного владыки Адмира, потому что злая судьба лишила её возможности гонять кроликов по лесам, рожать волчат, чесать о кусты линяющие бока и слушать наставления старой фанатички Доротеи.
– Вы сделали всё, что от вас зависело, и даже несколько больше. Постарайтесь до окончания ярмарки сдерживать свои… дипломатические порывы, если решите укрепить отношения с другими братскими народами.
Лотар кивнул, но по его хмурому виду Даджалл догадался, что отказ Аиды – не единственное, что беспокоит кузена.
– Скажите, брат мой, каковы ваши намерения в отношении сержанта Мэй?
– Повысить её до шеф-сержанта в будущем году. – Невозмутимо сообщил Даджалл. – Если вы собрались биться со мной за её благосклонность – советую передумать и направить энергию в мирное русло. И да, если снова решите сделать ставку на национальный колорит, приносить к постели избранницы лично загрызенного лося не обязательно.
***
После нахождения в звериной форме обоняние обострялось – Аида отбросила пахнувшее напуганным зверьком покрывало и села на кровати. Попробовать позвать Тойфеля? Лучше не рисковать. Следовало раньше догадаться, что за прогулку на Острова истерикой и бойкотом не отделаться. Но если бы с братом случилось самое страшное, она поняла бы сразу. Нисколько не изменился, нисколько, да и она не лучше – ослабила бдительность – и вот. А ведь всё шло хорошо, даже выходку с шейхом все сочли довольно остроумной и ничего не заподозрили, тем более, что Аида сразу была с ним настолько любезна, что этой любезностью можно было запросто охлаждать все напитки в зале. В первую очередь шутку оценил отец – свидетельством тому снятое с ши проклятие. Разумеется, заносчивый братец немедля вообразил, будто снова в фаворе, и всё испортил. Жаль, что никак не выйдет посадить Тойфеля на цепь в лисьем обличии, чтобы не бегал к господину Дипломату.
Война злилась, хоть и шутила – да кто бы на её месте не разозлился? Но как расскажешь правду, когда всё так запуталось… – Аида встала и раздражённо отбросила ногой в сторону оставшиеся валяться на полу парадные тряпки. На секунду задумавшись, вытащила припрятанный в самый дальний угол гардеробной свёрток. Можно наплевать на нелепые правила, явно придуманные в расчёте на то, что невеста будет готова выскочить хоть за одноногого плешивого гуля, лишь бы избавиться от них. Она быстро оделась и привычным движением упрятала в причёску амулет.
В приёмной было тихо и пусто. В другое время девушка только порадовалась бы, но теперь ею овладело смутное беспокойство. Оно усилилось, когда стали слышны доносящиеся из-за двери кабинета голоса. Приглашать её на камерное совещание все, видимо, сочли излишним, им вполне хватало присутствия Тойфеля. Господин Дипломат из-за него снова сцепился с Войной. С одной стороны, Аида одобряла его поведение, а с другой – испытывала нечто вроде сочувствия. Она уже совала хвост в этот капкан, забавно, что её примеру последовал многоопытный раймирский министр.
Очень мило, может, они уже и исход ярмарки за неё определили? А как быть, если ни один из женихов ей не подходит? Отец всё это затеял, но, быть может, он устранился именно потому, что понял чувства дочери? Какая же она идиотка, надо было давно его спросить, а не ждать, что он сам придёт и разрешит закончить этот нелепый фарс.
Возможно, он сильно злится из-за Тойфеля, но пусть сколько хочет орёт и ругается, пусть посадит её под домашний арест, но хотя бы объяснит, чего теперь ждать…
***
У дверей Янтарного Аида прислушалась – несмотря на то, что отец всегда держал кабинет открытым, следовало быть осмотрительней. Не услышав ничего подозрительного, она решительно толкнула тяжёлую створку. И отдёрнула руку, будто обжёгшись, когда створка не поддалась.
Аида осторожно постучала. Постучала громче и отважилась позвать отца, остро ощущая полную невозможность и неправильность происходящего. Отогнав дурные предчувствия, метнулась в приёмную в надежде вызвать Мэгс. Кормилица, ставшая теперь доверенной служанкой отца, должна знать, что происходит. Пусто и тихо, даже шнурка для вызова нет на привычном месте. Везде только холод, пробирающий до костей, и вязкая духота, как в гробнице. Может, она незаметно уснула, и ей просто снится кошмар? Аида вынула из причёски амулет и сжала его, цепляясь за игрушечного морского конька, как за спасательный круг. Острые края металлической фигурки врезались в кожу почти до крови: нет, это не сон. Во сне не бывает так больно.
На подгибающихся ногах девушка вернулась в коридор и уселась на каменный пол, поджав колени к подбородку. Тишина за дверями становилась почти осязаемо угрожающей и оглушительно удушливой. Слишком концентрированной для пустого помещения. Ледяное враждебное молчание, заставляющее комом застревать в горле рвущиеся наружу горькие слова. По щекам потекли злые слёзы.
«Те, кому ты имеешь глупость довериться, оставят тебя, когда будут нужны больше всего. Все предают. Всегда».
Аида уронила голову на руки. Стиснутый в кулаке амулет сломался неожиданно легко, захрустев, как сминаемый старый пергамент.
***
Стало очевидно, что прямых приказов Войне или Мору Темнейший не отдавал: одна слишком взвинчена, другой – увлечён, и оба не до конца понимают, с чем имеют дело. Помогать Всадникам разобраться в происходящем Джибриль совершенно не собирался, но ему самому было до крайности интересно, каким образом беглая пациентка Бездны невозбранно жила в Осеннем да ещё умудрялась на пару с сестрой успешно дурачить всех вокруг. С Князя сталось бы прямо на свадебном торжестве поздравить жениха и весь Раймир с таким приобретением и пожелать удачи, но тогда уж стоило довести шутку до конца. Донесения о состоянии Темнейшего скорее говорили в пользу банального попущения, но и это не гарантировало ровным счётом ничего. Цену веры в мнимое равнодушие собственного приёмного отца он знал лучше, чем хотел бы, а внешние отличия дядюшки от повелителя Раймира обманывали, по сути, лишь многочисленный электорат обеих держав.
Когда обман открылся, он понял, о каком «тяжком грузе прошлого» говорила княжеская дочь, но был слишком рад, что худшие подозрения не оправдались, чтобы требовать немедленных разъяснений. Называть её иначе упорно не выходило, слишком далеки были друг от друга образы богемного скандалиста и той незаурядной и глубоко несчастной девушки, которую он поклялся сделать своей женой.
Габриэль бен Адонаи незаметно покосился на Иду. Та очень тихо и медленно, словно взвешивая каждое слово, отвечала на очередные вопросы Мора. Дипломат прислушался и чуть было не поинтересовался причём здесь Тойфель – смешно, но, несмотря на новую информацию, одиозное имя никак не ассоциировалось с этой изящной светловолосой дамой.
Невеста, судя по всему, почувствовала его взгляд – прекратила теребить пояс измятого халата и подняла голову, которую до того держала смиренно опущенной. В глазах отразилось беспокойство, немедля сменившееся чуть детским выражением обиды. Беглая пациентка Бездны шмыгнула носом, сходство с незаслуженно обиженным ребенком усилилось. Джибрилю очень хотелось обнять её, успокоить, поддержать – но сперва следовало сделать то, ради чего он согласился участвовать в этом фарсе.
Он деланно кашлянул. Война, последние полчаса изучавшая пейзаж за окном, резко обернулась. Мор, очевидно крайне увлеченный беседой со своим бывшим пациентом, лишь недовольно покосился в его сторону. Джибриль сдержал улыбку и неторопливо встал с банкетки, не выпуская из рук бокал с хересом. Сейчас, дорогие мои, у вас появятся новые поводы для недовольства, а заодно и тема для размышлений.
– Прошу прощения, что вынужден прервать вас, – негромко произнес он, – но мне кажется, вы несколько превышаете свои полномочия. Моя жена, – он слегка выделил это слово и еле заметно усмехнулся, отметив удивлённо расширившиеся глаза Войны и странное выражение, промелькнувшее во взгляде Мора, – то ли досаду, то ли все то же удивление, – согласилась принять участие в обсуждении ситуации, но не более того. Если владыка Адмира и ваш господин согласен, чтобы с его дочерью продолжали обращаться, как с подопытной или арестанткой, то я имею право возразить. За медицинской помощью, если вдруг таковая потребуется, она, я уверен, сможет обратиться и в Раймире. Сейчас я предложил бы подумать, как мы можем официально оформить сложившееся фактическое положение, не ущемив при этом никого из присутствующих и никак не повредив любимой сестре моей супруги.
– Вашей супруги, – тихо, почти ласково повторила Война. – Странно, почему же тогда это прелестное создание до сих пор не попало в поле зрения графа Маклина? Я не менталистка, но, полагаю, в этой буйной головушке любой мало-мальски пригодный к службе в Третьем дежурный прочитал бы немало такого, о чем, согласно присяге, обязан был бы доложить непосредственному начальнику.
– Вам должно быть достаточно того, что я назвал её своей супругой. – Сложно было сказать, что брало сейчас верх в манерах господина министра, врождённое или благоприобретённое, но порадовали эти метаморфозы разве что его избранницу. – Прочее – лишь простые формальности, каковые будет легко уладить по прибытии в Раймир. Никакой огласки, разумеется, невестой для всех останется ваша подопечная, на исход ярмарки наш отъезд влияния не окажет.
– Лично мне, – возможно, тем более, что опекать господина Тойфеля, – Война облизнула пересохшие губы, и это простое движение почему-то показалось всем присутствующим угрожающим, – мне никто не поручал. Однако ситуация, когда женщина, как две капли воды похожая на невесту, инкогнито и неофициально уезжает в сопровождении одного из женихов, рискует серьёзно отразиться на репутации, так скажем, подлинной невесты. Не унижайте мой интеллект – а также профессионализм егерей из Третьего и ребят Азазеля, предлагая вывезти господина Тойфеля в виде тушки кролика, чучела василиска или под личиной некой условной красотки с пандемских улиц. Учитывая ваше, милейший мой Габриэль, происхождение, любая безвестная девица рядом привлечет к себе пристальное внимание всех, от местных папарацци до лазутчиков Второго дома. А мыслящее существо, перекинувшееся или насильственно превращённое в неодушевлённый предмет, разоблачат менталисты на границе. Бывали, знаете ли, прецеденты… Простите, но я сомневаюсь, что ваши таланты, – женщина перевела взгляд на по-прежнему теребящую пояс халата девицу, – не уступают возможностям вашего венценосного отца.
Мор отметил, как буквально на долю секунды застыли, не пересекаясь, взгляды пациента и его самопровозглашённого опекуна.
– Кому, как не вам, знать, что не стоит недооценивать доподлинно неизвестное. Я сказал, что на исход ярмарки наш отъезд не повлияет. Покинуть Пандем мы с Идой сможем и после официального окончания торжеств. Исключительно ради спокойствия и доброго имени той, что пожертвовала для нас столь многим. Вы напрасно заподозрили меня в попытке нанести оскорбление ей лично и всем гражданам Адмира, несравненная леди Морриган. Кто и зачем обратит пристальное внимание на отъезд очередного отбракованного претендента, если взоры толпы будут прикованы к основным действующим лицам? Разве что те самые шпионы, но наиболее эффективные методы установления личности лежат далеко за пределами их полномочий. Даже если слухи о пошатнувшемся здоровье главы Второго дома Адмира имеют какое-то отношение к реальному положению дел, вряд ли они настолько правдивы.
Мор посмотрел на господина дипломата так, словно прикидывал, в какую палату Бездны его следует поместить, и что назначить для седации.
– Меня настораживает, – сухо произнёс врач, – ваш не слишком уместный в данном случае оптимизм. Полагаю, я не выдам врачебной тайны, если сообщу вам, что Темнейший очень близко к сердцу принимает любые действия, направленные во вред членам его семьи. Также подтверждаю то, что было сказано ранее о возможном вмешательстве менталистов, – короткий вежливый кивок в сторону Войны. – И напоминаю, что в адмирских законах особо оговорено: брак не может быть заключен насильственно. Возможно, я не в курсе, что леди Аида уже сделала свой выбор, готова стать счастливой супругой влюбленного в неё жениха, и тем самым дать господину Тойфелю и вам возможность спокойно, не привлекая ничьего внимания, покинуть Пандем. Однако об этом, я полагаю, нам следовало бы услышать от неё. Думаю, пора пригласить её сюда, – он снова взглянул на Войну.
Женщина кивнула и вышла из кабинета. Вернулась она, вопреки общим ожиданиям, не очень быстро, и, опять же, вопреки общим ожиданиям, одна. Хуже того, на обычно непроницаемом лице внимательный наблюдатель определенно прочёл бы нечто, похожее на замешательство. Она глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула и обманчиво ровным голосом, словно читая какую-нибудь скучную сводку, сообщила:
– Похоже, у нас возникла ещё одна проблема. Я обыскала все комнаты, но Аиды не обнаружила. Ни в лисьем, ни в женском, ни в каком-либо ином обличье. Все вещи, насколько я смогла понять, на месте. Посторонний, особенно злонамеренный, не смог бы войти в покои княжеской дочери – это Осенний. Фрейлин, слуг или посыльного мы услышали бы ещё тогда, когда они оказались бы на этаже. Никаких писем, записок или амулетов с сообщениями также не найдено..
За долгие годы службы Мор пришёл к выводу, что утратить способность удивляться ему не дадут никогда. Если не сам патрон, то его родственники. Предсказать бесследное исчезновение невесты в такой ситуации мог бы только провидец. Не мог же он ошибиться дважды? Куда девчонку понесло без видимых причин? Никто не озвучил этот вопрос, но было очевидно, что занимает он всех.
– Куда бы сестра ни направилась, искать в Осеннем бесполезно. Её здесь нет, – вдруг произнесла Тойфель, не обращаясь ни к кому конкретно.
Все трое синхронно повернулись в сторону девушки, но та лишь подняла на них растерянный взгляд и тихо добавила:
– Её вообще нет в столице.

Глава 8, где одного члена Совета пытаются подвергнуть грубому насилию, а другой в очередной раз убеждается, что окружён благонамеренными идиотами и социально опасными типамиГлава 8, где одного члена Совета пытаются подвергнуть грубому насилию, а другой в очередной раз убеждается, что окружён благонамеренными идиотами и социально опасными типами

Вечер только начался, но веселье уже было в разгаре: смешанная компания СВРиБ и Третьего умудрилась абонировать чуть ли не половину зала и устроила импровизированную пьянку. По всей видимости, совместные гулянки на стройплощадке в парке наглому молодняку из обоих ведомств понравились… За сдвинутыми столами в очередной раз решалась судьба мира: на столешнице прямо поверх блюд с закусками, бутылок и прочей ресторанной параферналии мерцала иллюзия – довольно качественный макет Веера. Известные порталы между Пластинами светились цветными точками. Игроки разделились на две команды – «открывающих» и «закрывающих». Одним следовало успеть пройти и защитить порталы, другим – помешать противникам и закрыть все выходы с Пластин. Выиграли «открывающие», три незакрытых портала нагло светились алым в центре макета.
– Милый, ты смухлевал, – уютно устроившаяся на коленях Малефицио растрёпанная шатенка в яркой цветастой блузке с декольте ткнула любовника локтем. – Откуда на Техне три новых портала вместо двух выбитых?
– Я честен, как весы Монетного двора, – с достоинством отозвался Малеф, и на иллюзорном Веере загорелся изумрудный контур. – Ты взорвала первый портал, Джейк – второй… и куда, по-твоему, делась энергия, которую вы на пару туда всандалили? Проломила защиту и создала новый коридор. Я его закрутил, только и всего. Так что все три портала – ваш подарочек.
– Надеюсь, столь блистательное общество простит бедную провинциалку за вторжение? – возле возбуждённо обсуждавшей только что закончившуюся игру компании появилась высокая дама в старомодном закрытом платье и непристойно дорогих для подобного одеяния драгоценностях. Незнакомка была потрясающе хороша собой, посему вторжение ей, разумеется, охотно простили. Правда, участвовать в застолье мадам отказалась, и, не обращая внимание на желавших познакомиться парней из Третьего, пристроилась поближе к Малефицио. – Скажите, мы не могли встречаться раньше? – проворковала она.
Прежде, чем Малефицио успел отвертеться от навязываемого общества, в его голове прозвучал отвратительно знакомый манерный баритон: «Мой юный друг, вам выгоднее подыграть и выйти прогуляться. Иначе разговор состоится в другом месте, и речь пойдет о том, как позорно просчитались ваше ведомство на пару с конторой господина графа. Выбор за вами». Ментальная речь в исполнении Асмодея более напоминала ментальное изнасилование или допрос в Третьем – виски ощутимо сдавило. Малеф успел придержать Алиенор – девушка незаметно приподняла рукав блузки и готовилась активировать какой-то из служебных амулетов.
– Простите, синьора Випера, – княжеский сын изобразил официальную улыбку, в которой было столько же тепла, сколько в ведре жидкого азота, – не ожидал встретить почтенную матрону и бывшую наставницу моей обожаемой матушки в такое время и в таком месте. Надеюсь, ваш супруг и очаровательные правнуки благополучны? – краем глаза Малеф не без злорадства заметил, как вытянулись физиономии наперебой рвавшихся поухаживать за таинственной красавицей молоденьких егерей.
Алиенор оставила в покое служебный амулет, но осталась сидеть на коленях Малефа. Тот приобнял подругу и одним текучим движением умудрился встать и усадить её в освободившееся кресло. На столе материализовалась россыпь шеолов.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы вечер продолжался, – Малефицио коротко поклонился «наставнице обожаемой матушки», мысленно посылая навязчивую даму в Бездну и поглубже в объятия Лилит. – Я к вашим услугам, синьора.
Неторопливо выходя из зала под руку с означенной синьорой, Малеф успел услышать капризное «Надеюсь, мальчики, мы успеем как следует повеселиться, пока мой драгоценный будет в поте лица ублажать несчастную старушку» и почувствовать, как на него навесили одновременно «дальнюю слежку» и «оберег». Последний был из разряда служебных и гарантировал, помимо всего прочего, быструю транспортировку тела в морг Третьего. Очевидно, бездарный спектакль Нору насторожил куда больше, чем хотелось бы.
– В министерстве культуры завелся лазурский шпион? – прошипел Малефицио, оказавшись на улице.
– Ну не здесь же, ми-и-илый, – Асмодей в женской ипостаси был невыносимо жеманен, но в локоть вцепился так, что вывернуться без драки не представлялось возможным. – У тебя ведь не может не найтись уютной берлоги, о которой никому не известно? Или предпочтёшь ближайшие кусты?
Малефицио молча открыл портал и, не давая «синьоре» опомниться, шагнул в него. Асмодей, вопреки ожиданиям, не ослабил хватки и даже не слишком удивился, оказавшись прижатым к стене между парком и Пустошами в зарослях держидерева. Со стороны Пустошей, разумеется.
– Эта берлога достаточно уютна? – светским тоном поинтересовался Малефицио, мимоходом испепелив пару веток. – Или поискать более уединённое место?
– Сойдёт, – синьора Асма каким-то неизвестным Малефу заклинанием заставила кусты сплестись над головой в подобие огромной корзины и для верности накрыла получившуюся беседку щитом. Усевшись на оголившийся песок, дама поморщилась. – Материализуй пару кресел, что ли, – без обычной манерности попросила она. – Как-то я не в форме сегодня.
Малефицио с подозрением покосился на Асмодея, но, пожав плечами, просьбу выполнил. Между креслами возник небольшой столик, над ним загорелся огонёк. Асмодей неуклюже переместился в кресло – чтобы встать с земли ему даже понадобилось опереться о подлокотник. Малефицио нахмурился – происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Заставив шарик-светильник гореть ярче, он вгляделся в лицо напротив. Расширенные зрачки, заострившиеся черты, влажные от пота волосы – особыми познаниями в медицине начальник СВРиБ похвастать не мог, но, как и все боевики, раненых и умирающих повидал.
– Или глава Третьего дома – гениальный актёр, – процедил он, – или сюда пора звать ребят Мора.
– Или мы все же поговорим о том, как блистательно облажались СВРиБ и Третье, – оскалилась женщина. – Не беспокойся, мальчик, я не собираюсь умирать у тебя на руках.
Малеф кивнул. На столике появился графин и пара бокалов.
– Третья сверху полка отцовского шкафа, второй ряд. Проверил на себе, – Малеф наполнил бокалы и отпил из ближайшего, демонстрируя, что напиток не отравлен. – Спёр пару лет назад, но эта дрянь не меняет своих свойств. Боль снимает, поднимет хоть покойника, но отходняк на вторые сутки страшенный, имейте в виду.
Асмодей потянулся за бокалом и осушил его залпом. Затем откинулся на спинку кресла и сидел так несколько минут, словно прислушиваясь к себе. Когда он снова заговорил, интонации изменились, неизвестно откуда возник ускоренный рваный темп.
– Все, что видишь и слышишь с этого момента, – не дожидаясь приглашения, Асмодей наполнил свой бокал до краев и умудрился поднять его к губам, не пролив ни капли, – швыряй в кристалл. Лучше в два или три, с разных ракурсов.
Начальник СВРиБ молча подвесил один из кристаллов над столом, два других приткнул по бокам беседки. – Щит пропускает свет? – деловито поинтересовался он.
– Ни свет, ни звук, ни выбросы боевой магии, – женщина осушила полбокала и облизнулась.
– Прекрасно, – Малефицио материализовал на столе блюдо с ростбифом, подумав, дополнил натюрморт огромной кружкой горячего шоколада. – Всё из того ресторана, где мы встретились, – пояснил он. – Могу проверить на яды, но леди Алиенор незачем ревновать.
– Ах да, я испортил тебе вечер и, возможно, даже ночь, – благодаря зелью из княжеского шкафа синьора Асма уже не напоминала умирающую, а к предложенному угощению отнеслась настолько благосклонно, что могла соревноваться в скорости уничтожения еды с драконом после весенней линьки. – Если захочешь, то, когда мы справимся с неотложными делами, я могла бы компенсировать все… издержки.
– Эти кристаллы будут просматривать СВРиБ и Третье, – равнодушно напомнил Малеф.
– Не сомневаюсь в увлекательности картины, – глухое, застёгнутое под подбородок платье расстегнулось и медленно сползло с точёных плеч. – Прибавь освещения, не очень легко удерживать форму в таком состоянии.
Шарик света над столом засиял, как маленькое солнце. Малефицио грубо коротко выругался – вздувшаяся широкая гематома на шее полуобнажённой женщины напоминала открытую рану, кожа в местах, где прошлись то ли жёсткой тканью, то ли ремнём, была сорвана до мяса. Аналогичные повреждения имелись на руках и на талии. Женщина привстала и повернулась – на спине красовалась мешанина длинных гематом и столь же длинных, но более узких ожогов, и стало ясно, почему за весь вечер большой любитель вальяжных поз Асмодей лишь единожды откинулся на спинку кресла.
– Кто?
– А угадай, – беспечно улыбнулась женщина.
– Наши или приезжие?
– Второе.
– Женишки или кто-то из свитских?
– Первое.
Малефицио сосредоточился, в воздухе перед Асмодеем повис своеобразный пасьянс – портреты из досье. Память у Малефа, как у большинства высших демонов, была фотографической. – Кто именно?
– Я же сказал, угадай, – покачал головой Асмодей. – Почему я должен работать за вас с графом? К слову, я не отказалась бы ещё от одной порции ростбифа, он недурен.
– Извольте, – теперь кроме ростбифа, успевшего остыть, на блюде красовалась гора жареных колбасок и полголовы истекающего слезой сыра. – Что-нибудь еще?
– Пока хватит, – Асмодей расправлялся с новой порцией немногим дольше: поддерживать форму и работоспособность при повреждениях, для более слабого существа оказавшихся бы смертельными, без постоянного притока энергии извне было очень тяжело. Малефицио понадеялся, что допрос не затянется, и Асмодей скоро получит возможность перекинуться и регенерировать. Обычный, естественный для детей Третьего дома способ восстанавливаться вне всякого сомнения сделал бы запись допроса одним из самых кассовых порнофильмов Веера, но принимать участие в этом триллере Малефицио совершенно не хотелось: он подозревал, что в сравнении с экстренно восполняющим энергию князем инкубов и суккубов даже Лилит показалась бы робкой девицей из строгой семьи.
Асмодей снова налил себе.
– Угадывай побыстрее, – предупредил он. – В случае чего за поставленный мной щит без меня или отца ты не выберешься. Даже если выживешь.
Малеф промолчал, тасуя пасьянс из портретов. Выбрал три, растворив в воздухе остальные. Со вздохом отправил в ничто лишний, вгляделся в оставшиеся два и решительно подсветил один, развеяв второй.
– Хор-роший мальчик, – промурлыкало существо напротив, тронув край верхней губы алым кончиком языка. Лихорадочное возбуждение и быстрая речь сменились томным взглядом ставших огромными глаз и вязкой, медленной, словно сквозь подступающий паралич, манерой разговора.
– Угадал, – констатировал Малеф. Перед тем, как погасить кристаллы, он поднес последний портрет к каждому из них. – Перекидывайтесь, – бросил он. Его не услышали.
Разорванное платье упало на песок. Вставшее во весь рост существо не излучало угрозы, только голод и более ничего. При этом похожее на ожившую покойницу чудовище каким-то непостижимым образом не выглядело отталкивающим. Скорее привлекательным, на свой лад.
Малефицио вздрогнул. Не бойся, подпусти это поближе, почувствуй себя куском свежего мяса на тарелке – прекрасная перспектива. Заставить слетевшего с катушек изначального сменить форму – надо быть папашей. Перекинуться в Князя вряд ли удастся, особенно талантливым метаморфом Малефицио себя не считал. Потому зажмурился и швырнул перед собой щит, на скорую руку замаскированный иллюзией.
Щит раскалился и поплыл, но выдержал.
Стало тихо.
Малеф открыл глаза. На песке сидел мужчина, растрёпанные кудри закрывали лицо. На гладкой смуглой спине не осталось даже шрамов.
Малефицио облегчённо выдохнул. Сработало.
– Все в порядке, надеюсь? – максимально светский тон, щит наготове. – Или все же позвать ребят Мора?
Сидящий повернул голову, ленивым жестом убрал волосы с лица. На руках тоже не осталось ни царапины. Вскинутый на несостоявшуюся жертву взгляд был совершенно трезвым, но странно тоскливым.
– Ловко, – равнодушно отозвался Асмодей. – Прикрыть боевой щит голой бабой, не перекидываясь в обманку – хороший ход, признаю, – он легко поднялся, накинул обрывки платья, словно халат, не побеспокоившись трансформацией многострадальной тряпки во что-нибудь пристойное, и плюхнулся в кресло напротив. На столе возникла пузатая бутыль с этикеткой, на которой улыбалась обнажённая красотка. – Твое здоровье, мальчик, – глава Третьего дома отсалютовал Малефу бокалом. Пригубив вино, одобрительно кивнул и материализовал еще одно кресло и бокал. – Пора пригласить в наше уютное гнёздышко третьего, – ухмыльнулся он. – Разыграем в кости сомнительную честь разбудить среди ночи графа Маклина?
***
Граф, шагнувший в предложенный голограммой Малефа портал, не выглядел только что разбуженным. Злым и невыспавшимся – возможно. Но даже ревностные служаки обычно не ложатся в супружескую постель в походной одежде, сапогах и защитных куртках из драконьей кожи, и не обвешиваются полным набором служебных артефактов, чтобы безопасно поцеловать на ночь наследников.
За стол Маклин уселся, не дожидаясь приглашения. Коротко кивнул Малефицио, сгрёб в карман лежавшие на столе кристаллы, не проявив заметного интереса к их содержимому, и в упор уставился на Асмодея. Тот картинно передёрнул плечами, словно озябнув, и распахнутая рваная тряпка мгновенно превратилась в чёрные брюки и рубашку. Маклин криво улыбнулся.
– А теперь, – медленно произнес он, – выбирайте. Вы можете честно рассказать мне обо всём, что здесь происходило. Подчеркиваю, обо всём и честно. И подвергнуться стандартной ментальной проверке. В моём исполнении, не будем доводить до инфаркта дежурных менталистов. Если хотя бы один из вас откажется играть по правилам, за этим столом вскоре появится четвёртый гость. Прекрасно знакомый всем присутствующим. Он не склонен интересоваться ничьими предпочтениями, а правила придумывает сам. Итак? – при этом освещении цвет глубоко посаженных глаз графа было невозможно определить, но Малефу показалось, что где-то в глубине зрачков мелькнули оранжевые, как языки костра в ночи, сполохи.
– Валяйте, – устало отозвался Малеф, наливая себе из полупустого графина. – Или нам с вами останется только подать в отставку. По-раймирски.
– К чему эти бессмысленные потери в рядах Совета… – задумчиво протянул Асмодей. – Ваш досадный промах так легко обратить в солидное преимущество, не нарушая покой нашего общего друга! Он ценит подобную любезность. И неужели вы могли подумать, что я выпустил того шустрого птенчика на волю?
– Да или нет? – Оборвал его Маклин. – С остальным разберемся после. – В резком тоне начальника Третьего отделения мелькнули непонятные Малефу ноты облегчения. Асмодей кивнул и закинул ногу на ногу, сплетя пальцы на колене с видом скучающего эстета.
Маклин предоставил ему любоваться пейзажем, поставив свою версию стандартного щита, не дающего вмешиваться в ход процедуры. Если добровольный «помощник» внезапно решит сменить обстановку, его ожидает крайне неприятный сюрприз. Графин с небезынтересным содержимым также остался на экранированной части стола.
Определённые подозрения возникли у графа сразу после осмотра места происшествия. В беседке фонило не только от использованного мальчишкой боевого щита. А ведь инцидента можно было бы избежать с самого начала. Впрочем, авантюризм и уверенность в собственном бессмертии угробили не одного подающего надежды молодого дознавателя. Правда, немногие додумались бы угощать раненых наркоманов мощными стимуляторами, запершись в допросной без охраны и сломав ключ. К чести Малефа следовало бы заметить, что решения он принимал, не считая визави ненормальным в медицинском смысле. Так… зрелище Асмодея, хлещущего зелье, как больной верблюд, его не насторожило. Дозировка на стенке графина не прописана, вот он и был уверен, что старый папашин товарищ не станет перебирать во вред себе. Самоуверенность, ложное чувство безопасности… ну и прежний опыт общения с красоткой Асмой, логично – если бы не обострившиеся из-за княжеского угощения способности, Маклин и сам принял бы клоунаду на Совете за относительно чистую, хоть и порядком истертую монету.
Графу до крайности не понравилась одна незаметная, совсем свежая и вроде бы легко сбиваемая установка, которую разум Малефа начал интенсивно обрабатывать. Судя по озадаченному и невесёлому виду чудом уцелевшего, ему это тоже не нравилось. Посмотрим повнимательнее… редкостная дрянь, рассчитанная на постепенную раскрутку и подпитку, как некоторые адресные заклинания или старые яды. Нетипичный для суккубов или инкубов способ воздействия – ментальный вирус на случай, если жертва – сильный маг, член Совета и сын правителя – всё же выживет… скорее, подобная многоходовочка была бы в духе Князя. На радиоактивную компостную кучу, в которой вызрела такая идея, придётся посмотреть особенно пристально.
По итогу у графа оставалась лишь пара вопросов, ответ на один из которых вряд ли удалось бы получить, а второй был риторическим. Что именно сыграло решающую роль и спасло мальчишке жизнь? И где был здравый смысл Темнейшего, когда тот прямым приказом отправил Асмодея на ярмарку в качестве жениха? К счастью, худшие опасения не подтвердились, и сознательной сделкой тут не пахло, иначе очная ставка состоялась бы, открыв новую страницу в истории судебной психиатрии. От перспективы граф внутренне содрогнулся: окончательно лишившийся тормозов всемогущий маньяк-извращенец на троне автоматически сделал бы существование ведомства Маклина бессмысленным. Действия Темнейшего довольно часто не выглядели образцом душевного здоровья, однако до выдачи собственных детей на потеху обитателям Бездны, он, слава Хаосу, всё-таки пока не дошёл.
Маклин чуть не до хруста стиснул челюсти: лезть в голову Асмодея следовало бы в ментальном аналоге костюма химзащиты. Никаким аффектом не пахло, но формально мерзавец пару раз предупредил Малефа. Совершенная классика, поэтому мальчишку и следовало проверять первым. Асмодей заранее подготовился к любому повороту событий. Однако граф, в отличие от Малефа, пациентов с особого этажа Бездны не просто видел, а сам определял их туда. И знал, что на начальном этапе иной раз лучшим доказательством вины служит полное отсутствие следов и улик. Чем страшнее хищник, тем чище выглядит его логово. Особо опасные экземпляры, впрочем, радостно выносят на обозрение тщательно выверенное количество грязи и дерьма.
С Асмодеем дело осложнялось тем, что полномочий вскрывать глубинный пласт мотиваций, так называемый «чёрный ящик», у графа не имелось. Без этого всё выглядело неудачным стечением обстоятельств, вызвавшим к жизни полный театра абсурда, едва не перешедший в анатомический. Даже страх наказания, раскаяние и другие уместные в сложившейся ситуации чувства выглядели вполне искренними. Маклин скривился: ценность ментальной проверки, если речь идёт об искусном лжеце из Совета, не выше горсти песка на Пустошах. По крайней мере, было ясно, что следует сделать дальше, раз придётся работать с таким «активным гражданином» в одной связке.
Он снял щит и напоказ, очень медленно, активировал пару служебных амулетов.
– Проверкой установлено, что имело место неспровоцированное нападение на гражданина Адмира, – ровным тоном произнес он. – Физического вреда не нанесено, ментальный ущерб, – Маклин покосился на бледного, как стенка, княжьего сына, – необратимым не является. Тем не менее, согласно законам, пострадавший может обратиться в Третье отделение. Выбор за вами, – он повернулся к Малефицио.
– Ну к чему эти формальности между своими? – вклинился Асмодей. – Признаю, я слегка перевозбудился, но вклад в наше общее дело, кажется, даёт мне право рассчитывать на снисхождение, а чистосердечное раскаяние – на прощение…
– Твой щит, который позволяет творить что угодно в замкнутом пространстве, но не пропускает наружу ни свет, ни звук, ни случайные выбросы магии, ещё не снят, – напомнил Маклин. – Поэтому, если ты не замолчишь, мне придётся заткнуть тебя любым способом – надеюсь, ты не забыл, как меня называют за спиной?
Асмодей изобразил оскорблённую невинность, но умолк.
– При всем уважении к вам, граф, я предпочёл бы не впутывать Третье в свои дела, – покачал головой Малеф.
– Уверены?
– Вполне, – благодаря то ли княжескому зелью, то ли крепким нервам Малефицио выглядел уже почти обычно, хотя отстранённый взгляд мальчишки Маклину не нравился до крайности.
– Разумное решение, – влез повеселевший Асмодей.
– Неверная реплика, – осадил его Маклин. – Что следует сказать?
– Буду должен, – Асмодей привстал, выражая всем своим видом всё ту же поруганную, но полную всепрощения невинность, и протянул Малефу руку.
Тот после секундной заминки ответил на рукопожатие, бесцветным голосом подтвердив:
– Принято.
Маклин кивнул, и вокруг сомкнутых рук двух членов Совета на мгновение вспыхнуло синеватое холодное пламя.

Глава 9, в которой раймирского министра обороны ожидают дурные вести, а адмирала флота Его Инфернального Величества – неожиданный посетительГлава 9, в которой раймирского министра обороны ожидают дурные вести, а адмирала флота Его Инфернального Величества – неожиданный посетитель

– Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы?
Малефицио промолчал, разглядывая обстановку, а Маклин дал знак повременить.
– Для начала я хочу выслушать твою версию, – а про себя отметил, что в номере дешёвого отеля и в отсутствие постояльцев больше беспорядка, чем после этой попытки убийства. Никаких следов борьбы.
– О, пребанальнейшая история. Мы познакомились в ближайшем баре, я сразу заприметил этого красавчика и счёл весьма интересным тот факт, что он отправился развлекаться, так сказать, инкогнито. Мне стало любопытно, кто же скрывается под столь хорошо сделанной личиной, не меняя формы. Когда понял, что меня он не знает и принимает всё за чистую монету, сделалось ещё занимательней. Естественно, его истинное лицо разглядеть было несложно, сложней было проделать это так, чтобы мальчишка ничего не ощутил. Надо сказать, в настоящем виде он гораздо приятнее, хотя оба варианта внешности не совсем в моём вкусе. Но наша неопытная невеста вполне могла бы клюнуть. По мне, так слишком похож на своего папашу в молодости. И такой же параноик. Был совершенно один, даже без прикрытия. Зачем бы?
– Гораздо интереснее, что в этом баре забыли вы, – подал голос Малефицио, быстро утомившись непритязательными интерьерами и словоохотливостью непрошеного соратника, – район не из элитных.
– Угадай, – Асмодей с лёгкой улыбкой склонил голову к плечу, кокетливо глянув на Малефа. Тот снова отвернулся к окну.
Асмодей, которого сейчас могли бы заставить заткнуться лишь приказ Князя или экспансивная пуля в голову, продолжил:
– Так вот, друзья мои, заподозрив неладное, я самоотверженно решил идти до конца, ведь на кону оказалось благополучие Цветка Пандема. Дальше событиями управлял Хаос. Предпочтения пылкого юноши оказались слегка специфичны, но совершенно несовместимы со статусом княжеского зятя. Выбранные методы я назвал бы неряшливыми, но техника была недурна, очень недурна. Когда я помог мальчонке полностью расслабиться, он сделался излишне… напористым. И сменил инструмент, хотя поначалу эта идея у меня особых восторгов или возражений не вызвала: трость – предмет особый, обращение с ним сродни высокому искусству. – Выражение возвышенной мечтательности, нарисовавшееся на смазливой физиономии министра культуры, по уровню непристойности легко могло соперничать с двумя сменами разнузданных оргий в лучшем борделе Пандема.
– Ближе к делу. – Прервал неловкую паузу Маклин, покосившись на безупречно прямую спину Малефа, на которой в любой момент могли проступить годовые кольца. – Это допрос, а не сборище клуба Анонимных Извращенцев.
– Извращение – понятие глубоко субъективное, дорогой граф. К примеру, нанесение визитов собственной супруге только тогда, когда начинаете находить у неё под кроватью чужие сапоги, может считаться или не считаться извращением исключительно исходя из того, кому те сапоги принадлежат. – Словно бы говоря о чём-то совершенно абстрактном, ответил Асмодей. Бросив быстрый взгляд на лицо Маклина, удовлетворённо улыбнулся уголками губ, однако довольно резво свернул все лирические отступления.
– В общем, как только я окончательно убедился, что такой супруг дочери моего любезного друга совершенно не подходит, то парализовал милашку и направился к вам.
– Благодарю за подробный рассказ. – Произнёс Маклин таким тоном, что Асмодей счёл за лучшее покинуть кровать и переместиться в кресло. Малеф внимательно вглядывался в лицо преступника, словно пытаясь просканировать содержимое его головы прежде графа.
– Тонкая работа, – подал голос Асмодей, рассматривая подобранную с пола трость. Со знанием дела повертел в руках, осторожно провёл пальцами по металлическим пластинам под набалдашником, и после короткого щелчка трость увенчал потайной клинок. – Против хорошего копья в спальне я обычно ничего не имею, но реши наш красавчик поиграть со мной в змееборца, могло выйти весьма неловко…
– Вас не затруднит ненадолго заткнуться? – Малефицио прервал очередную серию словоблудия на старте, о чём незамедлительно пожалел.
– Ну зачем так грубо, милый. После всего, что между нами было, мы вполне можем перейти на «ты», – томные взгляды министра культуры, по мнению многих, заслуживали отдельной статьи в адмирских Кодексах. Как и почему отец с первых дней мира числил Асмодея среди своих ближайших друзей, становилось для Малефа всё более сомнительной загадкой. – Если уж драгоценный граф взялся за дело, будь уверен, его не остановит даже фестиваль военных оркестров.
Маклин не обратил на сказанное никакого внимания, сосредоточившись на лежавшем. «Красавчик» Изидор, наследник Второго дома Раймира, единственная слабость непробиваемого Михаэля. Прекрасно это понимал и пользовался, гадёныш: столько лет покрывать преступления сына мог или такой же безумец, или любящий отец. Впрочем, иногда грань между одним и другим так тонка, что не видна вовсе. За самим Михаэлем числилось немало, но ни один из эпизодов доказан не был. Даже расследование гибели его первой жены благополучно заглохло.
Это кладбище отеческих надежд не зря заинтересовало Асмодея: мальчишке нужны были даже не дамы из специфических заведений Эфора – некроборделей и клубов самоубийц. Не результат, процесс. Рыться в голове у парализованного, но сознающего происходящее юнца сначала было не слишком просто: в Раймире, с его законом о мыслепреступлениях, аристократия училась закрываться от ментального сканирования едва ли не раньше, чем держать вилку. Маклин холодно улыбнулся и усилил нажим – в конце концов, если раймирский министр обороны столько лет защищал извращенца, сыночка, оставшегося идиотом после допроса, он точно не выбросит на улицу. Впрочем, стандартная защита от сканирования оказалась не настолько прочной, чтобы перепуганный мальчишка мог сопротивляться, рискуя проститься с рассудком. Правильно, не стесняйся, покажи, о чём ты думал…
Ещё одна помойка. Калечить отчаянно сопротивляющуюся партнёршу, периодически проверяя, чтобы та оставалась в сознании и понимала, что её ждёт. Как только приступ проходил, накатывала волна страха. Неплохим средством от него оказались безнаказанность и своеобразное чувство юмора господина министра обороны – поставлять в качестве любовниц для сыночка приговорённых к смертной казни надо было ещё додуматься… Здесь, в Адмире, женишок сперва контролировал себя, но сорвался.
В бар его понесло в полном убеждении, что прошлое убийство было случайностью, и он в состоянии остановиться. Разумеется, ошибался – но стресс требовал выхода. Способностью Третьего дома чувствовать партнёра Асмодей, как к нему ни относись, гарантированно обладал никак не на уровне обычного суккуба – Маклин готов был ставить мешок шеолов против обгрызенной бараньей лопатки, что к решительным действиям Изидора незаметно, недоказуемо, но довольно уверенно подтолкнули. Мальчишка обнаружил подвох только тогда, когда то, что уже должно было перестать дышать, вдруг открыло глаза, улыбнулось и сбросило ремни, как приставшую к рукаву нитку. Парализовали Михаэлева сынка не только и не столько чары, сколько панический ужас и полная уверенность, что живым из комнаты ему не выйти, после того, как он понял, кто стоит над ним в обличье скучающей любительницы свиданий на одну ночь.
Граф отвернулся. Малефицио по-прежнему изучал пейзаж за окном – как не проглядел дыру в стекле, непонятно. Асмодей, развалившись в кресле, косился то на Маклина, то на Малефа, но молчал. Должно быть устал или решил не нарываться.
– Последняя проверка, – не обращаясь ни к кому, процедил Маклин. – Сейчас мы доставим сюда девчонку. Покойные не лгут.
– Может, обойдёмся без кукольных спектаклей? – манерно вскинул брови Асмодей. – Если господину министру будет недостаточно слова трёх членов Тёмного совета…
– Существует установленная процедура, – Маклин жестом остановил Асмодея, явно намеревавшегося продолжить препирательства. – Малефицио, составите мне компанию?
– Если надо, я готов, – тот прекратил гипнотизировать неприглядную картину за окном. – Но почему бы нам не переместить её сюда прямиком из морга?
– Из здания Третьего отделения ничего нельзя забрать на расстоянии, – сообщил граф. – И отправить туда можно только служебным заклинанием или амулетом. Сами подумайте, что было бы, если бы улики или бумаги из управления любой сильный маг мог забрать, когда вздумается… Та же система, что и у вас в СВРиБ, учтите, если соберётесь когда-нибудь совершить преступление.
Малефицио кивнул. Судя по тому, как парень избегал смотреть на Асмодея, идея противозаконных деяний в адрес ближнего казалась ему довольно привлекательной.
Маклин вынул из воздуха стальной амулет на длинной цепочке.
– Можете надеть на шею или намотать на руку, как удобнее. Не будем тратить время попусту.
Оттиск служебного амулета, личная печать, все необходимые отметки на пергаменте. От предложения дежурного «упаковать» законсервированный заклинаниями труп Маклин отмахнулся.
– Малефицио, вы способны донести эту леди на руках? – граф кивнул на стройное тело, благодаря заклинаниям словно парящее над столом. Жертва была прикрыта тонкой тканью, но повреждения, сходные с теми, что с такой гордостью демонстрировал Асмодей, были очевидны.
Начальник СВРиБ кивнул с непроницаемым выражением и подхватил труп на руки. В этот момент Маклин снял заклинания. Казавшееся негнущимся и невесомым тело оказалось неожиданно тяжелым, но гибким, словно мешок с мокрым тряпьем. Малефицио не изменился в лице, перехватил тело поудобнее и оглянулся на Маклина:
– Открыть портал?
– Амулета хватит, – граф пристально вгляделся в застывшее лицо. В ярком неподвижном свете мальчишка сам смахивал на покойника. – Тебе это – он резко кивнул на труп в руках Малефа, – нравится?
– Нет, – всё тот же бесцветный голос.
– И не должно, – граф кивнул. – Асмодей сегодня несколько перебрал со спецэффектами. Если бы на твоем месте оказался более слабый маг, могло и прокатить.
За время их отсутствия в комнате ничего не изменилось. Асмодей, кажется, задремал в кресле – по крайней мере, резко распахнувшиеся огромные глаза господина министра культуры по несфокусированности и наивности могли соперничать с младенческими. Он молча наблюдал за тем, как Малеф, повинуясь жесту Маклина, укладывает девушку рядом с парализованным Изидором, но, как только тело оказалось на постели, внезапно оживился.
– Встань, дочь Третьего дома, – в баритоне Асмодея почему-то не осталось и следа манерности. Подчиняясь приказу, девушка приподнялась, согнувшись в талии, как складываемый перочинный нож. В открывшихся глазах промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
– Асмодей, – Маклин покосился на князя инкубата и суккубата с плохо скрываемым раздражением, – не припомню тебя в списках зарегистрированных практикующих некромантов.
– Я выше этих формальностей, – на ярких безупречного рисунка губах мелькнула самодовольная улыбка.
– Если ты не прекратишь вмешиваться, – сухо предупредил Маклин, – на формальности начну плевать уже я. Не думаю, что тебе это понравится.
– Как знать, – протянул Асмодей, но тут же распростёрся в кресле, утомленно махнув изящной рукой, на пальцах продолжали переливаться оставшиеся от образа скучающей провинциальной аристократки кольца. – Впрочем, не навязываю свою помощь, можешь разбираться сам.
– Девочка моя, – голос снова стал жёстким, – тебе придется слушаться другого. Ответь на все его вопросы, и Хаос примет тебя.
Ничего нового допрос не принёс. Когда мёртвой девушке показали по-прежнему скрытого личиной Изидора, она опознала своего последнего клиента. Кристаллы с записью Маклин столь же небрежно, как и предыдущие, ссыпал в карман. Тело убитой, повинуясь заклинанию, безжизненно вытянулось рядом с убийцей, наблюдавшим за происходящим остекленелыми от животного ужаса глазами.
***
– Ты дурная примета, Палач. Особенно в эти часы, – проворчал раймирец, неприязненно уставившись на Маклина. Собеседники Михаэля обычно быстро начинали чувствовать себя очень неуютно, как заблудившиеся в джунглях охотники, осознавшие, что из чащи на них уже некоторое время с интересом смотрит пара вот таких же пронзительно-голубых глаз, к которым прилагается шестьдесят стоунов мышц, острые клыки и когти.
– Увидим. У меня к тебе несколько вопросов. – Маклин махнул рукой, предоставляя Михаэлю лучший обзор. – Видишь парня на кровати?
– И не только его. Ты потревожил меня, чтобы похвастаться? – приподнял бровь Михаэль.
– Смотри внимательнее. – Граф с удовольствием наблюдал, как широкая ухмылка медленно сползает с лица собеседника. – Уверен, ты лучше меня знаешь, что произошло с его дамой. Скажи, сколько у нее было предшественниц?
– За дурака меня держишь? – в голосе Михаэля появились рокочущие ноты.
– Отнюдь. После того, как твоего наследничка взяли на горячем, я мог бы сразу отправить его в Бездну.
– Горячее давно покрылось льдом. Девица отлично сохранилась, но умерла не вчера. При твоём уровне доступа сфабриковать подобное – раз плюнуть. Решил выслужиться перед хозяином и повесить новые подвиги его беглого сынка на моего оболтуса?
– Вольный воздух Адмира слегка вскружил крошке голову, так что одной дамой дело не ограничилось, – послышался приторный баритон Асмодея, который устал скрывать своё присутствие. – Но радуйся, Бештер, первый слуга Светлейшего, карающий меч Раймира, правящий твёрдо и у престола стоящий по праву: всем прелестницам столицы твой сын накануне вечером предпочёл меня.
Взгляд Михаэля застыл в одной точке где-то над головой Маклина и приобрёл почти стеклянную прозрачность. По бокам напряжённо сжатых челюстей вздулись и заходили желваки. Михаэлю не требовалось особых усилий, чтобы выглядеть угрожающе, с его телосложением это впечатление скорее следовало постоянно контролировать. Неожиданно перед ним возник бокал, и раймирец осушил его одним глотком.
– Вторая жертва. Точнее, потерпевший, – сухо прокомментировал явление Асмодея Маклин.
– Член Совета Тёмных князей, какая неожиданность, – Михаэль поморщился. – Не томи, Палач, выкладывай, спрятан ли у тебя под кроватью в этом клоповнике ваш премьер-министр, и сидит ли в шкафу Темнейший?
– Отца здесь нет, но у меня к вам вопрос как у брата невесты. – Граф понимающе усмехнулся, увидев реакцию Михаэля на очередное действующее лицо этой пьесы – ситуация стремительно теряла адекватность, а в официальном изложении и вовсе напоминала бы бред пациента Бездны.
– Что бы вы стали делать, если бы Изидор настолько… расслабился не с безвестной беднягой из Третьего дома, а в супружеской спальне с моей сестрой?
Михаэль брезгливо стряхнул со стола осколки раздавленного бокала, не обращая внимания на пачкающую столешницу кровь, но ответил неожиданно спокойно:
– Она ещё и дочь Лилит, парень. Не исключено, что мне выпало бы радоваться счастью юной четы да заходить проведать многочисленных внуков. Убить её он не смог бы, она его – тоже. Чем не секрет удачного брака?
Даже у Асмодея хватило такта промолчать. Михаэль смотрел не на собеседников и даже не на распростёртого на кровати Изидора. Маклин догадывался, в сколь давнее прошлое устремлён этот взгляд, и кого видит сейчас перед собой былой противник.
Первая часть формулы договора не была сказана вслух, не была и утроена, но старые правила того не требовали. Ритуальный ответ прозвучал без колебаний, резкий, как падение ножа гильотины:
– Буду должен.
***
Тавмант не был настолько влюбчив, чтобы сворачивать шею вслед каждой встречной, но только что к нему обратилась ожившая мечта любого парня. Если, конечно, вытащить её из мешковатых шмоток, которые она нацепила явно для конспирации. Ну или для того, чтобы не нарушать дорожное движение и не провоцировать массовые беспорядки. Явилась по дядюшкину душу, о чём сообщила скромно, безо всякого кокетства. Это только добавило ей прелести. Тавмант что-то отвечал на автомате, стараясь как можно дольше задержать и одновременно надеясь, что его напарница и кузина всё-таки смилостивится и примет экстренный сигнал сердечного бедствия.
– Фина, выручай. Если та, что сейчас зайдёт, не очередная беременная любовница нашего дядюшки, сделай милость, выясни адресок. Судя по одежде и говору, явно местная, но я не то что не видел её раньше, я даже не слышал о ней.
– Твой кредит в моём банке доверия и так слишком широк, дорогуша. Кто умолял перекинуться и посидеть за него на дежурстве, чтобы он мог удрать с дружками на охоту? Рассказы про обильную добычу и грандиозную попойку после остались единственным проявлением твоей благодарности. А теперь мне прикажешь выступать ещё и в роли уличной сводни? – сердито отозвалась Фина. – Даже не мечтай.
При виде нескладного чучела на пороге девушка нахмурилась, но не проронила ни слова. Бестолковый кузен перегрелся на солнышке, перебрал вина в обед, или тут замешаны какие-то хитрые приворотные чары? Дядюшка Леви всё же проявлял излишнее великодушие, позволяя пропускать во дворец чуть ли не любого, будь он даже нищим тапочником, ночующим на пляже. Та же чрезмерная широта души владыки Архипелага приводила сюда бессчётных дам и девиц самого разного пошиба, иногда и с детьми. Вдовы, сироты, мнимые родственнички, неудачливые авантюристы, наивно полагающие себя достойными денежного содержания. Щедростью криоса пытались воспользоваться слишком многие. К какой категории относился этот визитёр, намётанный глаз Фины определить не смог. Одно удалось прояснить сразу – никакие чары в деле всё-таки не участвовали, маскировкой или приворотами тут и не пахло. Скорее всего – и правда девчонка, судя по тому, как нервным движением заправила под шляпу выбившуюся прядь волос. Но кому это вообще важно, кроме разгильдяя Тавманта? Гораздо интереснее другое: понять, с чем явилась, не вышло – полный вакуум вместо обычного потока сознания. Не блок, не щит, какая-то противоестественная кромешная пустота. Фина сосредоточилась, надеясь зацепить хоть что-нибудь. От напряжения тут же заныли виски, противно отдавая в затылок. Преодолевая нарастающий шум в ушах, девушка встряхнула головой и потёрла глаза онемевшими пальцами. Посетительница продолжала молчать, глядя в пол, и, судя по всему, провалившуюся попытку сканирования даже не заметила. Не то её сморила проклятая духота, не то девица и вовсе не в себе.
– Эй, подруга! – Посетительница слабо шевельнулась, но глаз не подняла. Отчасти Фина её понимала, самой потребовалось некоторое усилие, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – Ты же не можешь тут сидеть, пока на тебе кораллы не вырастут. Криоса нет, и о своих планах он мне, видишь ли, не докладывает – так что не поручусь, что сегодня ты его дождешься. Обычно к нему со своими проблемами приходят каждое новолуние, а до него, – морская ведьма сосредоточилась, – ещё дня три. Если у тебя что срочное, так иди к ратуше – там не только мэр и совет старейшин, там рядом приют для обездоленных, суд, казармы городской стражи и всё прочее, что может понадобиться в стеснённых обстоятельствах.
Странная девица снова никак не отреагировала.
В дверь приёмной просунулась лохматая голова – Тавмант очевидно устал ждать мысленного сообщения.
– Прекрасные дамы, – заговорщическим тоном сообщил молодой демон, – вчера вечером я выиграл в карты бутылочку вина, которое, по слухам, предпочитает адмирский владыка. Не материализовать ли её прямо здесь и не распить ли прямо сейчас? Криоса нет, скоро закат, нас сменит ночная стража, так почему бы не провести оставшиеся пару часов веселее, чем прошедшие десять?
Фина возвела глаза к потолку. Возможно, бокал вина сделал бы сложившуюся ситуацию несколько приятнее, но не говорить же об этом кузену.
– Манта, твои трущобные привычки стремительно переходят на новый уровень: теперь не только пить на службе, так ещё и угощать посетителей. Осталось дождаться ночной стражи и устроить вечеринку прямо в дядюшкином кабинете. Полагаю, он будет просто счастлив, если случайно решит нас навестить.
– Фи, в кого ты такая зануда? Дядюшка никогда не порицал питие вина в компании прекрасных дам...
– Возможно, настало время начать, – из-за двери за спиной Фины вышел Левиафан и оглядел собравшихся. Тавмант моментально утратил весь энтузиазм под тяжёлым взглядом криоса, а побледневшая Фина досадливо кивнула в сторону неподвижной девчонки:
– Что у неё к вам за срочное дело – так и не объяснила, но уходить категорически отказывается.
– Я разберусь, – коротко бросил Левиафан. Слава Хаосу, это не государь и повелитель, но, если подозрения верны, убирать гостью подальше от оболтусов следовало аккуратно. И быстро. В приёмной и без того фонило, как в палате Бездны. Эти двое – ребята, конечно, дубовые, но просиди они так до конца смены – неизвестно, чем бы кончилось. Он осторожно приблизился.
– Девочка, ты меня слышишь?
Фигура в кресле, секунду назад напоминавшая искусно сделанный манекен, резко распрямилась и в попытке встать слепо рухнула на руки адмиралу, довольно чувствительно залепив лбом в грудь. Он вынужденно приобнял девчонку, вцепившуюся в него не хуже осьминога, и под аккомпанемент глухих сдавленных рыданий растворился в воздухе вместе с ней, оставив подчинённых в полном недоумении. Единственное, что оба поняли – узнать адресок незнакомки юному любителю карт, вина и женщин точно не светит.
***
Перебрасывая портал, адмирал спешил убрать рыдающую и фонящую, как идущий вразнос реактор, дочь владыки подальше от всего живого и, похоже, не подрассчитал: в погребе, конечно, не было никого живого, если не считать винных дрожжей, но вряд ли это помещение сойдет за гостиную. Отцепив от себя беспомощно всхлипывающую Аиду, Левиафан огляделся и счёл, что пузатый бочонок в углу – вполне подходящее кресло. Материализовал на нём подушку, усадил Аиду и задумчиво посмотрел вокруг. Слуги бывали здесь чаще и наверняка ориентировались лучше, но звать их не следовало. Ладно... Повинуясь движению руки, где-то под сводами подвала загорелся свет. Адмирал дистанционно и во многом наугад выудил откуда-то из недр дальнего стеллажа бутылку. Напряжение сказывалось – вытаскивая пробку, он раскрошил бутылочное горлышко, но вовремя спохватился – осколки не попали внутрь, а, повинуясь заклинанию, заплясали вокруг и сложились в пару повисших в воздухе бокалов. Плеснув себе, он пригубил напиток. Неплохой ром... есть надежда, что девчонке перехватит дыхание настолько, что она забудет, как рыдать. Во второй бокал ром полился до краев. Аида вздрогнула, отшатнувшись от неожиданно возникшего перед ней резко, но приятно пахнущего подношения.
– Это что? – она взяла бокал, но по-прежнему принюхивалась к содержимому.
– Отрадно в кои-то веки увидеть кристально честное княжеское дитя, – иронически произнес Левиафан. – Ты хочешь сказать, что ни разу не совершала набегов на папашин шкаф? Или что среди добычи никогда не оказывался ром?
– Не такой, – Аида еще раз понюхала напиток. – Пахло иначе.
– На Островах ром настаивают на травах и специях, а не просто выдерживают в бочках, – как ребёнку, пояснил адмирал. – Не понравится – найду что-нибудь другое.
Аида сделала осторожный глоток, вкус напитка оказался ярким, как фейерверк. Пряный и терпкий, но более мягкий, чем дары отцовского шкафа. Совершенно некстати вспомнилось, как отец впервые застукал её за расхищением закромов. Ругать не стал, просто налил бокал доверху и с ласковой усмешкой сказал, что если она выпьет всё до капли, то ей будет позволено забрать бутылку с собой и в дальнейшем полноправно пользоваться всем, что найдёт на полках. Очнулась она только утром следующего дня, с жуткой головной болью, и первое что увидела – недопитую бутылку рома на прикроватном столике. Рядом красовался маленький изящный флакончик с запиской. Лежит теперь где-то в шкатулках, среди прочих отцовских подарков. Аида бессильно опустила голову, глаза снова защипало, пустота в груди всё росла и росла. В попытке собрать волю в кулак она сделала ещё один изрядный глоток… и громко, безобразно и совершенно непозволительно разрыдалась.
Левиафан поморщился – ни женских, ни детских слёз он не любил. Что там случилось-то, если папашина любимица при упоминании о Князе ударяется в истерику? Выбрала неподходящего жениха или пошла по стопам старшей сестры? Надоело участвовать в старом тягомотном ритуале? Последнее как причину всерьёз рассматривать было смешно – закон дозволял невесте, в случае, если никто ей так и не приглянулся, раздать неудачливым претендентам ответные дары, да и отправить восвояси, а через несколько лет снова собрать желающих попытать счастья. Пользовались полным отказом редко, но, как полагал адмирал, лишь потому, что обычно к началу ярмарки на примете у всякой уважающей себя невесты уже имелась пара-тройка достойных кандидатур. Всё сводилось к выбору наиболее нравящегося ухажёра. Остальные обычно тоже внакладе не оставались – после того, как невеста выбирала будущего мужа, неудачникам опять же преподносили утешительные подарки. Кто был поумнее, без супруги не уезжал всё равно – вокруг любой невесты постоянно крутилась целая стая придворных дам и дев, куда более озабоченных устройством собственной личной жизни, нежели благом патронессы. Так что, Хаос побери Самаэля, могло там произойти?
Левиафан погладил плачущую Аиду по голове. Девица припала к нему и зарыдала ещё пуще. В то, что её драгоценного папашу Хаос-таки побрал, Левиафан не верил ни на секунду: если бы что-то произошло с Темнейшим, член Совета почувствовал бы это немедленно.
– Ты пытаешься превратиться в парковый фонтан? – поинтересовался он у Аиды. – Или разругалась с женихом?
Для того, чтобы по обрывочным фразам, перемежаемым шмыганием носом и сбивчивыми извинениями, понять, что произошло, следовало быть менталистом уровня Маклина. Адмирал пошёл более долгим, но менее затратным путем: влил в Аиду еще бокал рома, а затем материализовал умывальный тазик, сделанный из огромной, сияющей изнутри перламутром ракушки, и наполнил его холодной морской водой. Выливать без малого ведро на растрёпанную голову безутешной девицы было, конечно, некуртуазно, зато для прекращения истерики – самое то. Задохнувшись от возмущения, Аида вскинулась и с удивлением обвела взглядом погреб, бокал в своей руке и Левиафана, продолжавшего небрежно держать опустевшую посудину.
– В Бездну женихов! И Тойфеля с его господином Дипломатом туда же! – выпалила девушка. – Из-за них он меня выгнал… – нижняя губа снова предательски дрогнула, и Левиафан понял, что если не перехватить инициативу, то он может хоть до утра вычерпывать море на голову княжеской дочери.
– Папаша тебя выгнал? – спокойно уточнил он. – Из завещания-то хоть вычеркнул, как положено в благородных семействах?
Аида сперва хихикнула, попытавшись представить Князя на смертном одре в окружении нотариусов и менталистов, а затем расхохоталась. Довольно нервозно, но в целом, как счёл адмирал, это было много лучше слёз.
– Просвети, откуда возле тебя взялся Тойфель, – жёстко продолжил он, – и кого ты называешь Дипломатом?
Лицо Аиды свело очередной судорогой неконтролируемого и крайне неприятного веселья:
– Моя вина, я его спрятала. То есть её… Думала, тихо уедут с Габриэлем, но она… они… Идиотка! Война была в ярости, мы же всё делали тайно. Потом вызвали Мора. Теперь решают без меня, а отец… Он был прав, он всегда оказывается прав! Какая ирония… – Аида внезапно расхохоталась, хотя ничего смешного в её словах не было. Адмирала продрало до костей, и атмосфера погреба была тут совершенно ни при чём. На слабость нервов он тоже не мог пожаловаться даже в эпоху юности мира. В отчаянном смехе девушки проступали безошибочно узнаваемые интонации. Он слишком хорошо их помнил.
Редкостно невовремя, – по его реакции девчонка вряд ли сможет что-то прочитать, но лучше всё же прогуляться к стеллажам лично, не привлекая магию. Гадай теперь, это полное развитие всех унаследованных от обоих родителей способностей и качеств? Научившись с этим управляться, девчонка, пожалуй, при желании легко заменит армию наёмных убийц. Или от переживаний и обиды – изгнание она, похоже, полагала настоящим, хотя по тому, что удалось понять, это больше походило на очередную идиотскую шутку Первого среди равных – врождённые способности обострились и вызвали единичный всплеск, который может не повториться более никогда?
Адмирал очень старался не реагировать на отчётливое движение у себя за спиной. Обернулся за мгновение до того, как девчонка, обмякнув на своём шутовском троне, склонилась лицом в колени и задремала в этой неудобной позе, а бокал, выпавший из разжавшихся пальцев, разлетелся о каменный пол.

Глава 10, где все озабочены судьбой пропавшей невесты, а она заводит новых друзей и неожиданно для себя меняет отношение к бракуГлава 10, где все озабочены судьбой пропавшей невесты, а она заводит новых друзей и неожиданно для себя меняет отношение к браку

Тойфель была лишь отчасти благодарна сестричке за внезапное исчезновение: приковывать внимание к своей персоне он, конечно, не разлюбил, но прекрасно бы обошёлся без конвоя из отцовского лейб-медика и его же доверенной убийцы. Пусть одни папочкины любимые игрушки ищут другую, в эдакой чехарде кто-то из них запросто может случайно сломаться. Ошеломлённый Мор и взбешённая, но растерянная Война – прелестное сочетание, если наблюдать со стороны.
Смешно – в прошлой жизни был дублем отца, а эту начал с того, что занял место сестры. Впрочем, только низшие привязаны к своим именам и лицам. «Ты можешь быть чем угодно». Тойфель криво усмехнулась: он-то действительно мог. Почти.
Если Аида действительно отправилась туда, куда собиралась, то им ещё предстоит повидаться, ясно без гаданий. Другой вопрос, чем может обернуться такое свидание, случись оно в магистрате, при стечении народа. Аиде пора бы научиться быть кем-то, кроме балованной княжеской дочки – возвращаться некуда, разве что под диван к папаше. И хуже, если тот начнёт поиски беглянки сам. От него так просто спрятаться не выйдет, моя дорогая взбалмошная сестричка, и чем скорее до тебя это дойдёт, тем меньше проблем будет у всех.
В Джаганнате тоже ожидает отнюдь не толпа поклонников господина министра иностранных дел. Но сделать его вдовцом дважды этим стервятникам не светит. Бедняге просто не повезло с первым браком, разве действительно хорошая жена могла бы позволить себя убить и тем причинить мужу столько боли? Она ведь никуда не делась, а в равной пропорции с тоской и чувством вины составила довольно крепкий коктейль. – Тойфель поднесла к губам бокал с коньяком и прикрыла глаза. Напиток успел прогреться, раскрыв аромат почти полностью. По стенкам бокала медленно ползли вниз тягучие капли, складываясь в причудливые арки. – Непозволительно легкомысленна была покойная, но теми, кто так любезно убрал её с доски, придётся заняться вплотную, когда всё уляжется. И доказать, что Габриэль не ошибся, дав клятву. Хотя и клялся той загадочной и отважной девушке, а не беглому убийце и соблазнителю, которым его наверняка постарались выставить. Только верить Габриэль должен ей, продолжать верить. Тогда его ненаглядная Ида не отправится вслед за своей предшественницей.
А пока не повредит привести себя в порядок. Матушкино наследство, конечно, позволит производить впечатление и в дырявом мешке от сорго, но к чему отказывать себе в такой малости? Времена, когда гардероб был исключительно унылым и скудным, более не вернутся.
Тойфель поставила пустой бокал на бортик ванны и кликнула служанку.
Вместо молчаливых исполнительных девиц, похожих так, что Тойфель их то и дело путала, в купальню вальяжно вплыла Война. Распахнутая чуть не до пояса форменная рубаха и свободные брюки, перехваченные в талии ремнем, усеянным металлическими бляхами, бандана на голове и стопка толстых полотенец подмышкой делали её похожей, скорее, на санитара в прозекторской, готовящегося к уборке, чем на услужливую камеристку.
– Надеюсь, совесть ты тоже вымыл? – деловито осведомилась она.
– Тебя разжаловали? – огрызнулась Тойфель, лихорадочно размышляя, не превратиться ли в воду – не видеть, не слышать, ни о чем не думать. Правда, следующей пришла мысль, что у Войны не дрогнет рука вынуть пробку и пронаблюдать начало одного увлекательного путешествия вниз по трубам... кстати, куда выходит дворцовая канализация? – Тойфель усилием воли подавила панику. – Закономерно после провала на должности дуэньи... Но звала я не тебя.
– А пришла я, – невозмутимо констатировала Война. – Не всегда приходят те, кого ты хотел бы видеть, смирись, – она бросила полотенца на столик рядом с ванной, выбрала самое большое и развернула его приглашающим жестом. – Вылезай. Нам надо поговорить.
Тойфель замерла, словно бы не расслышав, но после небольшой заминки небрежно положила руку на бортик и резко встала во весь рост. – Как скажешь.
Война набросила полотенце ей на плечи и вместо того, чтобы помочь вытереться, сделала шаг назад.
– Дальше справишься сам. Через десять минут рассчитываю видеть тебя в гостиной.
Когда Тойфель, заранее зафиксировав на лице обиженное выражение, шагнула за порог, первым её желанием стало удрать обратно. Мор, вставший, чтобы приветствовать её коротким вежливым кивком, и крутившая в руках миниатюрный кинжальчик Война, казалось, не сочли нужным это заметить.
– Садись, – Война небрежно махнула игрушкой в сторону кресла. – Чем скорее мы выясним, что здесь происходит, тем лучше будет для всех.
Потрясающе. Чем бы папаша ни нашпиговал своих миньонов тысячелетия назад – катись оно в Бездну! Какие к нему претензии? Он ничего не нарушал, более того – проявил себя не то, что на голову выше сестрицы и этих двоих, на целый мешок голов. Снять отцовское проклятие не смогла даже мать.
– Если речь идёт о поисках сестры, я готова сделать всё, что в моих силах, – Тойфель опустилась в кресло со скромным достоинством незаслуженно оскорблённой невинности.
– Как интересно, – протянул Мор задумчиво. – Потрясающая догадливость – никто из нас ни словом не обмолвился касаемо причин визита...
– Если бы вы их озвучили, можно было бы счесть это издевкой. Аида пропала, её нет в городе, и я лично сообщила вам об этом, – поджала и без того узкие губы Тойфель. – Вряд ли всех нас сейчас должно волновать что-либо, кроме местонахождения моей сестры.
Война кинула на Тойфеля мрачный взгляд: любые намёки на очевидную бесплодность их поисков выглядели бы уместней, если бы этот мерзавец выбрал для переживаний о судьбе Аиды какие-то другие декорации. Так волновался, должно быть, что аж столетний коньяк в глотку заливал через силу, а в ароматизированной водичке топил тяжкий груз душевных страданий. Мог бы ещё самокрутку с гашишем раскурить для полноты картины.
– Могу ли я узнать, как именно вы, находясь в Осеннем, выяснили, что вашей сестры нет в Пандеме? – Мор смотрел на Тойфель так, словно она была неким новым, доселе неизвестным науке животным или, на худой конец, вирусом. – Насколько мне известно, отправить из Осеннего голограмму или воспользоваться любым заклинанием невозможно, – он кивнул на валявшийся на каминной полке мобильный телефон. – Судя по тому, что вы не пренебрегаете этим предметом, ограничения распространяются и на вас...
– Это Аидин, – пожала плечами Тойфель. – Вы должны понимать, что мне некому звонить. Упражнения на лужайке побудили вас выяснять природу моих привилегий или всё же дали какой-нибудь действительный результат?
Мор и Война переглянулись. Значит, пока они пытались послать Аиде голограмму из парка при Осеннем или обнаружить её наскоро переделанной «дальней слежкой», Тойфель наблюдала за ними – из окна спальни, скорее всего, выйди она на балкон, её бы заметили.
– Хорошо, будем считать это привилегиями, – Мор не терял хладнокровия, хотя прекрасно изучившая напарника Война не сомневалась, что его бы воля – на вопросы Тойфель отвечала бы под парой заковыристых ментальных заклятий, будучи для верности прикованной к кушетке. – Именование этого феномена или его природа нам пока не столь важны, чтобы умолять вас об откровенности. Однако если вы можете сообщить нам, где следует искать вашу сестру, самое время сделать это – если не в её, то в ваших собственных интересах. Вам прекрасно известно, что ваш батюшка равно заботится обо всех членах Первого дома...
– К сожалению, я не всесильна, – печально и зло ответила Тойфель, опустив голову. Влажные волосы скрыли лицо, придав девушке сходство со скорбными надгробными изваяниями. – К ранее сказанному могу лишь добавить, что никаких предпосылок к побегу не было. Она не собиралась вот так всё бросать. Я понимаю, ко мне сложно проникнуться доверием, но если подозреваете, что это я каким-то образом подбила сестру скрыться, то вам лучше подумать, при каких обстоятельствах она исчезла. И сейчас ей наверняка очень плохо – в обычном состоянии она вышла бы со мной на связь.
– А в необычном? – Война напряжённо прищурилась. – Я знаю, что между кровной родней, тем более такой близкой, как двойня, часто существует некая связь. Даже разлучёнными такие дети способны узнать друг друга, каждый может почувствовать, если другому плохо... речь именно о такой связи?
Тойфель неохотно кивнула.
– Тогда, дружочек, я очень прошу докладывать нам о малейших изменениях твоего состояния. Я обещаю тебе – если вдруг с твоей сестрой что-то случится, а впоследствии выяснится, что ты мог, но не захотел это предотвратить, с тобой произойдет ровно то же, что с ней. Это я тебе обещаю – и уверена, что под обещанием подпишется и твой отец...
Вспышка белого света, неожиданно озарившая гостиную, заставила всех зажмуриться.
***
Девчонка всё ещё спала, и, казалось, собралась так спать до закрытия Веера. Для Левиафана всё произошедшее продолжало оставаться загадкой, отрывочные и сбивчивые пояснения Аиды дали не слишком много. Более того, он вообще не очень понимал столь бурной реакции – взрослая и довольно сообразительная, как говорят, девица, все братья которой с радостью согласились бы отрубить себе руку, лишь бы оказаться подальше от папочки, бьётся в истерике из-за возможного «изгнания». Какой бы снаряд не попал Самаэлю под фуражку на сей раз, неужели дочка настолько привязана к нему? Собственные дети Левиафана, конечно, чтили его как отца и повелителя, а некоторые даже делали это вполне искренне, но ни один не стремился торчать рядом после того, как личный корабль наследника или наследницы спускали со стапелей. Вполне естественно. История появления Тойфеля в покоях сестры вообще напоминала горячечный бред, но с Маклином Левиафан всё же связался сразу. Точнее, попытался: полный штиль. Чем глава егерей оказался так занят – Хаос знает, но та же картина наблюдалась и при неудачном пробросе голограммы Войне, которую приставили охранять Аиду, и Мору, способному помочь, если состояние девчонки не улучшится. То, что она, пусть и ненамеренно, чуть не устроила у него в приёмной, адмиралу не понравилось до крайности. Даже от спящей фонило изрядно. Служанки, конечно, постарались – умыли, переодели и заплели волосы, так что дочь всесильного Владыки теперь не напоминала пляжную побирушку, – адмирал хмыкнул. Приказать, что ли, аккуратно будить девицу и предложить ей завтрак в малой столовой? Обычно Левиафан условностями пренебрегал и спокойно обходился без церемоний, но сейчас, очевидно, не мешало соблюсти декорум. Аиду следовало привести в чувство и доставить обратно, и обеспечивать это придётся своими силами. Разговаривать с отцом невесты бессмысленно. С таким же успехом можно нырнуть с пирса, заплыть подальше да завести диалог с первым встреченным нотосом или лиоплевром, достойные собеседники и братья по разуму для Первого среди равных, но гораздо более безобидные.
Спустя полчаса княжеская дочка наконец явилась в сопровождении служанок. Судя по сложному выражению на лицах последних и небрежному виду первой, Аида явно предпочла проявить самостоятельность и избавить от забот о себе, что адмирал посчитал хорошим знаком. И отметил, что когда девчонка не похожа на лохматую пустынную ведьму после шабаша или сумасшедшую побродяжку, то довольно миловидна. Даже с глазами по шеолу. Застыла на пороге, глядя на Левиафана так, словно пыталась понять, что он тут делает.
После положенных реверансов служанки исчезли, как не было. Левиафан взглядом отодвинул кресло и кивком пригласил гостью за стол.
– Стоит только озвучить, чего желаешь на завтрак, подадут буквально через пять минут. Я отослал прислугу, но если при них будет комфортнее – могу вызвать обратно.
– Не надо, – Аида устроилась в кресле и взяла со стола пустую чашку. На тонком фарфоре были изображены какие-то морские существа, которых она ранее не встречала даже в книгах. – Кофе я могу налить и сама. А при слугах, боюсь, будет не очень тактично выяснять, как я здесь оказалась.
– Сочетание факторов, – адмирал улыбнулся. – Могу заверить, что ничего страшного ты не успела натворить. – Тяжеленный серебряный кофейник поплыл над столом. – Ром к кофе, полагаю, рановато?
– Ром… Настаивают на травах, а не просто выдерживают в дубовых бочках. Или это мне приснилось? – Девушка закусила губу и нахмурилась, поставив чашку на блюдце. – Примите мои извинения, если возобновление нашего знакомства доставило вам неудобства. Я совершенно не собиралась никого стеснять, свалившись на голову.
– Мы, кажется, были на «ты», – адмирал заклинанием добавил в свою чашку солидную порцию рома, на трезвую голову это было решительно невозможно выносить. – Никто никого не стеснил, и все вопросы, которые я хотел бы задать, могут быть адресованы никак не тебе, а твоему драгоценному папаше.
– Прости. Всё время сбиваюсь. – Аида опустила глаза и снова принялась разглядывать причудливые фигуры, украшавшие посуду. Сколько странного водится в море. Или водилось. Интересно, каково это – быть эдакой тварью или даже целой стаей? Как управлять собой в таком состоянии, они же огромные, злобные и вряд ли очень умные. А как быть чем-то вовсе неживым, вроде кирпича? Брат всегда отвечал «Легко!», а отец только улыбался и долго рассказывал о разумной природе и изменчивой подвижности структуры бетона в мировом фундаменте.
Кофе оказался очень крепким и ароматным, помог наконец навести порядок в хаотично блуждающих мыслях. Аида с благодарностью посмотрела на Левиафана.
– После всего я не могу просто так вернуться в Осенний. Возможно, оно и к лучшему – если никто не желает ничего объяснять, то и я не обязана продолжать в этом участвовать. Моя копия у них есть, даже с готовым женихом в комплекте. Очень удобно для официальных торжеств, а Тойфель не останется без дозы своего любимого наркотика – всеобщего внимания. И сможет уехать с господином бен Адонаи. Отвечать за невесту больше не нужно, Войну отец не тронет, все счастливы. Если кому-то всё же понадобится вторая, менее удачливая сестра – где меня найти, отцу прекрасно известно. Я не прошу вмешиваться в наши семейные дела, но могу ли рассчитывать на твоё гостеприимство, пока всё это не прекратится так или иначе?
Адмирал ободряюще усмехнулся, полные надежды зеленовато-карие глаза в сочетании с упрямо задранным подбородком и решительностью в голосе показались ему забавными. Всё продумала за всех.
– Не полагайся на то, что никто не придёт, но ты явно готова их встретить. А что до ваших семейных дел – таковыми можно было бы считать многие события в истории Веера, включая Первую Вселенскую.
– Хорошо, – Аида залпом допила кофе и поднялась. – Извини, но я, кажется, слишком много времени провела в дворцовых покоях. Стены на меня давят, даже когда это не стены Осеннего. Мне нужно пройтись.
Выгуливать девицу, пусть и прикрытую на скорую руку маскировочным заклинанием, делающим её совершенно неинтересной для всякого, кто мог бы заподозрить в ней дочь правителя? Никак не в городе, где уж его-то знала любая кефаль. Корабль? Долго, да и ни к чему – там тоже полно любопытных.
– Могу предложить прогуляться на одну забавную Пластину, – медленно проговорил он. – Почти как Зоопарк, только морской... суши там совсем немного, за день легко обойти.
– Это второй неофициальный визит дочери правителя Адмира в Мессару, а открыточные виды ей были неинтересны и в первый, – серьёзно ответила Аида. – Но только если это не сильно нарушит планы. На твоём посту вряд ли можно просто так позволить себе уйти непонятно куда.
Портал он открыл прямо из столовой и слегка не рассчитал – порывом ветра в комнату швырнуло веер солёных брызг. Левиафан слегка сместил портал, пока в комнату не вкатилась волна посерьёзнее, и, предложив Аиде руку, шагнул вместе с уцепившейся за него девчонкой на песок.
Аида проморгалась от попавшей в глаза воды и с любопытством осмотрела пейзаж. Прямо перед ней – бескрайнее море и небо, два оттенка одного цвета, разделённые лишь тонкой призрачной полоской горизонта. Она оглянулась – за спиной высились залитые солнцем нагромождения скал, казалось, они тянулись на мили вокруг, и кроме них не было ничего.
– У этого уголка есть какое-то название? Или просто что-нибудь вроде «Макет №XIX»?
– Местные обитатели называют его... – последовало сочетание странного тонкого свиста и щелчков. – Я не знаю, как это перевести, ближе всего, наверное, Рыбное место.
– Местные? – Аида наконец отпустила руку адмирала и снова обратила взгляд к набегающим волнам. – Они какая-то разновидность разумной цивилизации или просто животные? В сухопутном Зоопарке только звери и растения...
– В сухопутном Зоопарке цивилизованность измеряется длиной клыков и когтей, – фыркнул Левиафан. – Кто всех сожрал – тот и самый цивилизованный. Местные дельфины – ребята вполне культурные, думаю, тебе понравятся.
– Обычные дельфины? – казалось, девушка слегка разочарована. – Я видела их во время морских прогулок. Они, конечно, забавные и неплохо поддаются дрессировке… – она осеклась, вспомнив собственный опыт в лисьей шкуре. – Я не смотрела на них с такой стороны.
Аида сбросила туфли и с наслаждением погрузила ноги в тёплый песок. Здешний ветер оставил от её парикмахерских усилий одни воспоминания, но ей было решительно всё равно.
– Не уверен, что они обычные, – Левиафан прищурился, глядя на переливавшуюся зеленью и синевой воду. – У них есть легенда, что когда-то они были, как мы, но в один прекрасный день решили не возвращаться на сушу. Не думаю, что все, но хотя бы часть их вполне может быть потомками метаморфов – сама знаешь, что бегать в звериной шкуре довольно забавно, и иногда это затягивает.
– Только на лисьем опыте, но да. И видела потомков того, кого мой отец обратил в собаку, ты тоже их видел. Этого проклятия он не снял, вероятно, не смог из-за сильно разбавленной крови. Или не захотел – обращать псов в двуногих слуг он тоже не брезговал. Самых злых и верных. В море должно быть лучше. Я читала о тех, кто предпочёл море всему остальному. Когда видишь перед собой то, что было до тебя и, возможно, будет после – почему нет? Это равнодушие справедливо. Но в облике отоциона меня утопит первая же волна.
– Можешь окунуться в своем обычном виде, – лениво предложил Левиафан. – Или превратись в дельфина, в этом костюме плавать гораздо приятнее.
– Тебе наверняка будет смешно, но я перекидываться научилась недавно. Старалась, пыталась – а даже в лисицу смогла только после выборов. И то благодаря отцу.
Адмирал подавил довольно-таки некуртуазное ржание: представить Князя обучающим любимое чадо перекидываться в ушастое, несуразное и до крайности небоеспособное создание он не мог. – Ты не оборотень, как один из твоих братьев, а метаморф, – значит, при желании, попрактиковавшись, сможешь перекинуться в дельфина. Образец сейчас обеспечу, – не раздеваясь, он вошёл в воду по пояс и несколько раз хлопнул ладонями по воде в странном рваном ритме. – Сейчас они приплывут, заодно и познакомитесь...
Аида не сразу заметила, что вскипевший на горизонте бурун распался на несколько потоков. Чёрные пятнышки – сперва даже острый глаз чистокровной демоницы едва различал их – приближаясь к берегу, превращались в обтекаемые, похожие на торпеды, силуэты. Казалось, что звери движутся лениво – но плыли они очень быстро, и вскоре адмирал оказался почти скрыт поблёскивающими телами. Торчащие из воды морды с распахнутыми пастями казались весёлыми и жизнерадостными, но пилообразные ряды зубов невзначай намекали, что это, вполне возможно, окажется последним, что увидит незадачливый пловец.
– Ты уверен, что они не голодные? – встревоженно окликнула она Левиафана. Тот смахнул с лица мокрые волосы и небрежно улыбнулся, став на мгновение похожим на одну из тварей. Сходство дополнил звук – только теперь Аида обратила внимание, что резкий короткий свист издавали не порывы усилившегося ветра, как ей сначала показалось, а приплывшие на зов адмирала дельфины. Похоже, он умел разговаривать с ними, не меняя облика, и звери почему-то слушались его. По крайней мере, хаотичное движение помалу упорядочивалось, дельфины поочерёдно отплывали подальше, пока рядом с адмиралом не осталась одна некрупная тварь – судя по размерам и глянцевой яркой шкуре, детёныш или самка. Она ухмылялась зубастой пастью и игриво тыкала адмирала головой. Он рассеянно погладил её, что-то просвистел и махнул рукой стоявшей на берегу Аиде:
– Раздевайся и заходи в воду, она согласна помочь тебе.
Аида сбросила платье на песок, в воду зашла осторожно, но твёрдо – та, что ждала её там, была хищницей. Все они – убийцы и хищники, правда?
Девушка старалась не очень пристально смотреть в чёрные блестящие глаза, улыбнувшись в ответ, но улыбка вышла чересчур широкой помимо воли – слишком заразительно скалились морды вокруг. Плавно приблизилась, но вплотную подходить не стала. Просто раскинула руки по бокам и застыла, чуть склонив голову в подобии приветствия, а затем аккуратно обогнула «образец», зайдя чуть слева. В воде изящное тёмно-серое тело твари казалось больше, чем с берега. И ей тоже было очень интересно посмотреть, кого привёл с собой её друг. Аида сосредоточилась, пытаясь понять, что думает о ней эта представительница морского народа – наверное, видит перед собой маленькое нелепое существо, которому нужно больше усилий, чтобы плавать? Удивительно похожи на нас – или это только иллюзия? В воде всё ощущалось иначе – движения стаи, любопытные взгляды.
Самка издала короткий резкий хрюкающий звук, в котором Аиде почудилась насмешка – мол, не дрейфь, подруга, присоединяйся, – и подплыла почти вплотную, чтобы девушка могла коснуться гладкой блестящей шкуры. На ощупь она оказалась неожиданно приятной, не скользкой, как рыба. Той же температуры, что вода вокруг, не теплее и не прохладнее. Казалась не совсем настоящей, как резиновый костюм – Аида видела такие у населявших Острова ныряльщиков-людей. Большое тело, словно порожденное морем, тёмное, как глубины, сильное, как прилив. Самка приподняла голову, ухмыльнулась и подтолкнула Аиду боком, словно подначивая. Повернулась, показав часть брюха, казавшегося голубовато-серебристым по контрасту с темной спиной, и неспешно обогнула стоявших в воде. Фыркнула и повернулась ещё раз – теперь твердый спинной плавник оказался перед Аидой.
Левиафан что-то просвистел, кивнул на ответный свист.
– Берись за плавник, она покажет тебе, как следует плавать, только держись крепче.
Аида помедлила – хоть эта насмешница и выглядела гораздо доброжелательнее диомедовых коней, неизвестно, чем могли обернуться её шутки, с учётом острых зубов и разницы в размерах. Даже не желая нанести вред, лошади часто убивали или калечили конюхов, не говоря уже о папашином любимце, который развлекался этим намеренно. Девушка нахмурилась и мысленно велела себе собраться. Звери чувствуют страх и всегда рады пошутить над неуверенным седоком. С этой игреневой дурищей Проблемой она управилась, справится и сейчас. Стоило только Аиде уцепиться за плавник – и все сомнения тут же вылетели из головы. Движения направившегося от берега зверя были обманчиво ленивы, но держаться приходилось изо всех сил – взвихрившийся поток воды грозил оторвать Аиду от её новой знакомой. Когда та вдруг резко ушла под воду, увлекая за собой гостью, девушка от неожиданности сделала вдох. Рук она не разжимала – они разжались сами, превратившись в короткие плавники. Аида не видела себя, но догадывалась, что её тело теперь неотличимо от скользящего чуть ниже в воде дельфиньего. Неожиданно дельфиниха ушла выше и вбок, выталкивая Аиду из воды мордой под живот. Толчок был сильный, но больно или страшно почему-то не было. Вытолкнув новоявленную афалину на поверхность, дельфиниха довольно фыркнула – из круглого отверстия на затылке зверя вылетел фонтанчик брызг. Только теперь Аида сообразила, что все это время задерживала дыхание. Очевидно, самка не первый раз видела неопытных метаморфов – в переливчатом свисте и щелчках, которые она издала, слышалось что-то подбадривающее.
Щелчки – так щелкают друг о друга высохшие добела кости. Скрежет и скрип – нож о фаянс, сыромятный ремень узлом вокруг ветки. Ты – как? Все – ок? – крупный самец афалины вылетает из воды, кувыркается в воздухе. «Скумбрия. Жирная. Косяк. Айда за мной», – он похож на торпеду, она, наверное, тоже – но ни времени, ни сил осмыслить. Голод – рыба – айда - туда – это странно рифмуется и кажется верным. Охота – игра – в сердце –дыра – это тоже рифма, хотя и менее верная, сердце тут ни при чем. «Остатки – сладки, придут косатки», предупреждение, надо подобрать, что успеем, и удрать-удрать-любить-понять-не ждать, – два асфальтово-тёмных тела синхронно взлетают и падают в воду, фыркая брызгами. «Воздух – дышать, поели – бежать!» – тот же скрип, те же костяные звонкие щелчки под водой, понятнее, проще, роднее.
Ничего сложного – очень быстро все движения становятся привычными. Просто плыть вперёд бок о бок, без размышлений и расчётов. Левиафан осторожно касается её и отходит чуть в сторону, давая понять: он рядом, бояться нечего. Дельфиньи плавники, такие неуклюжие с виду, на деле ничем не хуже рук. Толща воды окрашена зелёным от пробивающихся сквозь неё солнечных лучей, мерно колышутся внизу морские джунгли. Некрупные рыбёшки спешат убраться подальше, видны прозрачные невесомые тела медуз, дрейфующих мимо. По облакам мелких сверкающих пузырьков можно заметить и тех, кто скрывается среди зарослей, но рассмотреть их поближе не удаётся – чувствительный тычок адмиральского носа весьма красноречиво означает «не увлекайся».
Аида поворачивается к нему – точнее, это могло бы сойти за поворот анфас, оставайся они в антропоморфном облике. В этом же выходит на редкость комично – боком и светлым животом, как разворачивалась при знакомстве её новая подруга. Мощное тело рядом повторяет это движение, но не зависает рядом, а идёт вокруг по спирали, словно начиная странный танец. Движения напоминают ритуал, забавный, но увлекательный – и требуют синхронно подниматься туда, где над водой светит солнце. Две торпеды, вращающиеся вокруг своих осей, неуклонно сближаются – но неминуемое столкновение почему-то не пугает, а кажется таким же естественным, как вода вокруг и солнце в небе. Когда два тела становятся одним, нет ни боли, ни испуга – лишь уверенное звериное чувство, что все происходит правильно, так, как и должно быть. Боль приходит неожиданно – когда надежное и уютное звериное тело внезапно возвращает прежнюю неуклюжую форму, и вода из союзника превращается во врага, стремительно врывающегося в бронхи.
Левиафан вовремя вытолкнул Аиду на поверхность – удар дельфиньим рылом, человеку сломавший бы ребра, юной демонице особого вреда не причинил. Разве что удивил – в дельфиньем теле такие прикосновения казались очень нежными и ласковыми. Она судорожно ухватилась за очень кстати вынырнувший из воды плавник. Несмотря на то, что превратиться обратно в афалину Аида почему-то не смогла, до берега они добрались быстро – Левиафан перекинулся обратно лишь тогда, когда они оказались на мелководье. Подхватив княжескую дочь на руки, адмирал вынес её на берег, и лишь потом повалился на песок рядом и молча уставился в небо.
– Тебе плохо? – обеспокоенная Аида нависла над ним, заглядывая в лицо.
– Мне – замечательно, – меланхолично отозвался отцовский приятель. – То, что ты всё же не утопилась, хотя очевидно собиралась это сделать, прямо-таки вселяет в меня надежду.
– Я не собиралась топиться, – Аида надулась, но долго сохранять обиженную мину не смогла. – Просто превратилась обратно. Понятия не имею, отчего – мне было очень хорошо, а ведь бесконтрольно превращаются только от страха.
– Кто тебе сказал такую чушь? – адмирал прекратил играть в гляделки со светилом и повернулся к ней, приподнявшись на локте. – Любая сильная эмоция сгодится.
– Война рассказывала про то, как невест пугают, – Аида отбросила с лица мокрые волосы.
– С тем же успехом ваши столичные идиоты могли бы смешить девчонок до упаду или хотя бы щекотать, – хмыкнул Левиафан. – Просто пугать большинству проще...
– Странно, – Аида устроилась на песке поудобнее и огляделась. – Эта Пластина выглядит совершенно непригодной для жизни в обычной форме, но вот дельфином я бы согласилась жить на ней вечно. Тем более, что возвращаться в Пандем и предоставлять отцу возможность снова вышвырнуть меня за шиворот не собираюсь. Ты не знаешь, метаморфы, что ушли в море, жили так же долго, как демоны, или умерли, как обычные звери, через несколько десятков лет?
– Понятия не имею, – Левиафан тоже сел и провел пальцами по её голому боку, убирая наливающийся синяк. – Не всему, что рассказывают местные подводные жители, можно верить, у них нет ничего, похожего на летописи, лишь легенды. А какая разница? Даже если в стае есть Изначальные, они давно забыли речь и не осознают себя демонами. Ты на собственном опыте знаешь, что звериное тело толкает на поступки, которых никогда не сделал бы по трезвом размышлении и в антропоморфном виде...
– Но... – Аида замялась, но потом, собравшись с силами, торопливо выпалила: – В обычной форме я поступила бы так же. В смысле, ты мне нравишься и так. – Она неуверенно покосилась на адмирала, не очень представляя, как реагировать, если в ответ раздастся: «Прости, но ты мне – нет».
– Если ты вполне серьёзна, это изрядно облегчает задачу, – хмыкнул тот. – И уж всяко может оказаться более интересным для тебя, чем вечность в виде самки афалины, – адмирал легко, одним движением поднялся и протянул Аиде руку, помогая встать, затем коротким жестом извлёк из песка сброшенную ими когда-то – казалось, что прошло не меньше недели, хотя солнце только клонилось к закату – смятую одежду. – Ты не можешь остаться на Архипелаге моей гостьей, когда твоя новоиспечённая сестра выйдет замуж за бен Бааля: твой отец достаточно всеведущ, чтобы это не осталось для него тайной, и достаточно самолюбив, чтобы счесть это оскорблением Первого дома и потребовать твоего возвращения. Зато можешь стать моей женой. Титул криоссы Архипелага – неплохое приобретение даже для дочери Темнейшего, вряд ли Самаэль станет активно протестовать. Если тебе не понравится, сможем развестись в любой момент – по отношению к разводам законодательство Островов не строже адмирского. Вопросы, предложения, уточнения? – он выжидательно смотрел на Аиду.

Глава 11, где пандемцы и гости города наконец получают долгожданный праздник, полный сюрпризов и неожиданностейГлава 11, где пандемцы и гости города наконец получают долгожданный праздник, полный сюрпризов и неожиданностей

Больше всего на свете Войне хотелось не подать в отставку, наплевав на возможные последствия, и даже не малодушно уехать в Горный Удел со стариной Рю. Желание было простым, незатейливым и невероятно сильным – от души выписать в портрет государю и повелителю. Марш-броски по Осеннему давно следовало включить в воображаемый реестр самых изощрённых психологических пыток – дорогу от покоев Аиды до Янтарного, как и сотни других, она прекрасно знала, но приятнее бесконечные переходы и лестницы от этого не становились. В них, даже при наличии карты и компаса, запросто могли заблудиться ощущение времени и чувство пространства. Многие храмы и дворцы строились так, чтобы внушать священный трепет и заставлять проникаться величием, но этот монструозный выкидыш зодческой шизофрении мог преисполнить в лучшем случае немедленным желанием сигануть в первое же встреченное по дороге окно.
Мор недовольства привычно не выказывал, но было видно, что напарник подумывает о радикальных и специфических методах терапии в отношении своего главного пациента. То, что после любования наглухо запертыми дверями Янтарного, они вернулись обратно и не нашли второго мерзавца на месте, он счёл вполне логичным. Можно было бы посадить Тойфеля под замок, но какой в этом смысл, если Темнейший решил снова подыгрывать некогда любимому сыну? Видимо, количество проблем, которые Тойфель успел доставить всем после побега, его отца искренне порадовало. Мор всё понял без слов и кивнул – с появлением господина министра иностранных дел поведение Тойфеля стало более безопасным и предсказуемым, однако Габриэль вёл себя крайне странно. Интересный индуктивный эффект, но в этом случае хотя бы на пользу одной стороне и без прямого вреда для другой.
Однако первоначальный план пришлось отложить – на парковой дорожке от портала всадники заметили быстро приближающуюся фигуру Левиафана.
– И до тебя добрался? – вместо приветствия спросила Война, глядя на задумчивое лицо адмирала. Тот скрестил руки на груди и хмуро воззрился на окна дворца.
– Что на этот раз?
– То же, что и всегда, – Мор фыркнул. – Нам приходится действовать, исходя из косвенных распоряжений государя.
– Упрощать нам поиски сбежавшей невесты, а заодно объяснить, не подписан ли, случаем, указ об амнистии беглого маньяка, он отказался, – сердито бросила Война и втянула носом воздух, словно принюхиваясь.
Адмирал лишь одобрительно усмехнулся и развернулся вполоборота, продолжая созерцать фасад дворца.
– Так вы поймали Тойфеля? Поздравляю.
– Не с чем. Он проник во дворец и жил там, воспользовавшись доверием сестры. И притворялся ею на приёмах. В результате так вошёл в образ, что собрался замуж. А его избранник то ли жертва обольщения, то ли решил извлечь выгоду из обстоятельств. Надеюсь, у него пропажа и найдётся, если нет – я эту сволочь достану в любой складке Веера. А потом заставлю вспоминать отсидку в Бездне как лучшее время жизни.
Из-под адмиральской куртки донеслось тихое жалобное поскуливание, Левиафан скривился и попытался взять под контроль происходящее – Аида, похоже, собралась вырыть себе нору у него под рёбрами и там отсидеться.
– Операция провалена, – мрачно сообщила Война, в упор глядя на адмирала. – Объяснений жду после. А сейчас снабди свою контрабанду одеждой и выпускай. Пусть отыщет брата.
Левиафан наконец усмирил небольшой бунт под рубашкой и одарил Всадницу не менее тяжёлым взглядом. Мор созерцал эту сцену с подчёркнуто беспечным видом, отступив чуть подальше, в густую тень парковых кустов.
***
Удостоверившись, что поблизости нет ни одного любителя погреть уши, Мор запер двери и обвёл взглядом собравшихся. Тойфель утащила свою добычу подальше, на диванчик у окна и посматривала на Войну со смесью вполне искреннего недоумения и недовольства. Словно невестой изначально и была она, а теперь их с женихом зачем-то потревожили во время свидания. Более взрослая и женственная версия сестры и весьма опасное сочетание наследственных качеств отца и матери. Надо бы при случае справиться у Самаэля, был ли это намеренный эксперимент или всё-таки совокупность трагических случайностей. Прекрасный экземпляр в своём роде.
Аиде отсутствие пошло на пользу – судя по загару и цветущему виду, время она проводила неплохо. Кто бы мог подумать, что из адмирала выйдет отличная нянька, девчонка от него в восторге. Логичный сценарий, хотя сам Левиафан, похоже, пока не до конца понимает причины. Мор щедро плеснул виски в бокал Войны, да и себя не забыл.
– Наш раймирский гость ошибся, предполагая, что Её Высочество раскрыла нам обстоятельства своего исчезновения. – Аида перестала наконец сиять, как новенький шеол: официальный тон Войны был способен уронить температуру в кабинете на добрый десяток градусов. Девушка умоляюще посмотрела на подругу:
– Прости. Я опять тебя подвела. Я собиралась попросить отменить эту треклятую ярмарку, пошла к отцу, а он…
– Внезапно дал ей увольнительную из-под дверей Янтарного прямо в Мессару, – продолжил адмирал. – Не самый худший вариант.
– Я вообще не хотела возвращаться. И обязательно связалась бы с тобой, – Аида виновато покосилась на Войну. – Но Леви сказал, что безопаснее будет перед свадьбой переговорить с отцом.
– Да пошёл он к Лилит в трещину! – всадники и Тойфель на секунду замерли и с любопытством прислушались, но адмирал нимало не смутился. – С меня довольно. Видал я в Бездне его грёбаные ребусы. После окончания ярмарки вернёмся на Острова – захочет, пусть сам пожалует. Всё по закону.
– Так. Стоп. – Война уставилась на адмирала, словно он только что сообщил ей об отложении Архипелага от Адмира. Потом внимательно посмотрела на Аиду, на которую не менее пристально глядели и остальные, особенно Тойфель.
– Несмотря на то, что внезапно у нас количество женихов совпало с числом невест, – Мор поднял бокал, словно произносил тост, – проблем это не решает. Объявить народу правду невозможно, скандал выйдет громче, чем прошлый.
– Раймир я беру на себя, – подал голос Габриэль. – Обеспечить секретность и должное восприятие ситуации даже у тех, кто случайно смог что-то узнать, мне проще, чем кому-либо. Все утечки с вашей стороны легко списать на пьяные бредни и нелепые фантазии – Пандем не просыхает которую неделю, а на выдумки народ горазд и в хрустально трезвом виде. Единственный, кто действительно мог бы помешать с нашей стороны, устранился с самого начала этой комедии. Не претендую на доскональное знание отца, но видимых причин быть против этого брака у него нет.
При упоминании дражайшего дядюшки лицо Тойфель утратило прежнее торжествующее выражение. Она придвинулась ближе к Габриэлю и что-то шепнула ему на ухо. Дипломат успокаивающе приобнял невесту и добавил:
– Касаемо некоторой моей адмирской родни… не думаю, что она представляет реальную угрозу нашей вынужденной афере, но преподнести неприятные сюрпризы вполне способна. Им нужна была княжеская дочь, а все мы знаем, что происходит, когда влиятельный клан не получает желаемого, – мягкий тон и обаятельная улыбка, застывшая на лице господина дипломата, живо напомнили старшим участникам беседы некоторые события времён юности мира.
Война быстро утомилась созерцать эту картину и, осушив свой бокал, подытожила:
– Если пойдём в расход, то все. Учтите это и постарайтесь убедить вашу вторую половину обойтись без фокусов. Теперь он – Аида, никаких эпатажных выходок, склок и внезапных побегов. Адмирал, с тебя – менталист и нотариус, и пусть прихватят с собой службу безопасности. Передай, что придётся выйти во вторую смену. А вас, Ваше Инфернальное Высочество и госпожа будущая криосса Архипелага, я попрошу задержаться.
Мор вышел следом за Левиафаном, про себя с некоторым облегчением отметив, что последнюю фразу Война произнесла значительно более живым язвительным тоном. Похоже, она успела искренне привязаться к подопечной. Минус – но он же и плюс. Всем им нужны были такие «якоря», временные или постоянные, большие и малые. Без них титульные атрибуты Всадников неизбежно меняли хозяев.
***
Официальное торжество началось в Осеннем, а продолжилось в магистрате, после чего должно было снова вернуться во дворец. Малефицио был настолько рад окончанию свадебного балагана, что попросту отбывал номер, не вникая в происходящее. Впрочем, государственная машина Адмира в случае свадьбы любой из особ, принадлежащих к правящим Домам, работала без сбоев, и от кровных родственников невесты, за исключением родителей, не требовала ровным счетом ничего. Мать Аиды отсутствовала по уважительной причине – категорическому нежеланию Темнейшего выпускать подругу дней былых из Бездны хоть на пять минут. Отец, впрочем, также отсутствовал – если не считать превосходно выполненной голограммы, возникшей в магистрате, чтобы расслабленно махнуть рукой в сторону нотариуса и менталиста. В этих ролях, поскольку речь шла о браке княжеской дочери и наследника Первого дома Раймира, выступали члены Тёмного Совета. Глядя на серьёзных до чопорности и безупречно вежливых друг с другом Изначальных в парадных одеяниях было сложно представить, как Астарот и Маклин без конца грызутся друг с другом на всех заседаниях. «Оформляйте», – процедила голограмма и растаяла в воздухе. Присутствующие с облегчением вздохнули: в своём нынешнем состоянии глава Первого дома был способен украсить любой праздник примерно как погребальная урна, прилюдно опрокинутая в чашу с пуншем. Только невеста едва заметно надула губы – что ж, сестра всегда считалась папашиной любимицей, вероятно, в столь важный день рассчитывала на более трепетное отношение. Ладно, будем надеяться, жених ей компенсирует всё недополученное в отчем доме внимание, вон как смотрит на суженую, глаз не отводит, словно боится, что она вот-вот исчезнет. Кстати, самому пора бы вспомнить, что явился сюда не один – Малефицио покосился на Нору. Подруга, казалось, вовсе не следила за процедурой, зато сосредоточившегося на проверке добровольности намерений невесты и жениха графа просто-таки ела глазами, как солдат-первогодок – сержанта. И расслабилась лишь тогда, когда проверка, судя по всему, закончилась, и Маклин коротко, по-военному, кивнул, разрешая провести церемонию.
– Ты сегодня не на службе, – мысленно поддел ее Малеф. За проведённое во дворце время они облазили все закоулки, но более веских поводов считать, что Тойфель где-то рядом, нежели чутьё, на которое упорно ссылалась Нора, так и не возникло. В последние две недели поиски вовсе пришлось свернуть – очередной отцовский приступ, похоже, затянулся, а Малеф прекрасно знал, как легко в таких случаях Осенний превращается в смертоносный психоделический лабиринт. Пустые гулкие галереи, уходящие в никуда, внезапно обрывающиеся лестницы, комнаты без окон, зато с произвольно исчезающими и возникающими дверями... Пока он не ознакомился с азами пространственной магии настолько, чтобы хотя бы представлять, чего ждать от архитектурных батюшкиных фантазий, его юность была полна не самых приятных сюрпризов. – Даже если братец повис гравюрой на стене магистрата, это уже не твоя забота.
Нора вздрогнула, словно её разбудили, и повернулась к любовнику.
– Ничего не понимаю, – мысленная речь обычно была менее эмоциональной, чем обычная, но даже по ней было несложно понять, что Нора в замешательстве. – Только что, сразу после проверки новобрачных, граф отменил приказ. Искать Тойфеля больше не надо.
– Нам же легче, – Малефицио сделал пару шагов назад, увлекая за собой подругу. Новобрачные заканчивали подписывать бумаги, и собирались выходить из магистрата в сопровождении ближайших родственников и друзей – оказаться вплотную к парочке и засветиться на всех снимках разной степени официальности Малефицио совершенно не хотелось. – Скорее всего, копаясь в голове у сестрицы, граф выяснил, что Тойфель всё же удрал на какую-то из отдаленных Пластин. Не удивлюсь, если Аиде он сообщил о побеге, но не удосужился даже адрес оставить, это было бы вполне в его духе…
Нора неопределённо качнула головой и нахмурилась, вполне логичное предположение, казалось, ничуть её не убедило, но она слишком устала от собственных бесплодных попыток и общей суеты.
– Придворной дамы из меня не вышло бы, – усмехнулась она без малейшей тени сожаления. – Лучшие образчики этой породы пытались со мной общаться, но и они нашли себе занятия поинтересней, чем медленно вариться в этом ядовитом супе. Их повелительница, похоже, тяжело переживает массовый матримониальный демарш. Не понимаю, как она могла из легендарной Всадницы превратиться в… это.
– Не забивай себе голову, завтра нас тут не будет. – Демон открыл портал и подал подруге руку.
Впрочем, не от всех придворных дам можно было легко ускользнуть: у входа в Осенний Малефицио уловил аромат знакомых духов – запахи каких-то увядающих горьковатых листьев, лесного мха и экзотических фруктов сливались с неопределимым еле заметным подтоном, напоминающим чернила или краски. Лекарство так пахнуть не могло, а вот какое-нибудь приворотное зелье – вполне. Впрочем, приворотным состав не являлся, это мог легко установить любой сведущий в ядах и зельях маг. Тайный рецепт, ингредиенты, которые трудно, почти невозможно найти – но ни грана магии, это особо ценилось.
Герцогиня, похоже, решила воспользоваться подходящим случаем и, подобно простым фрейлинам, открыть на свадебном празднестве собственный охотничий сезон – строгий брючный костюм цвета государственного флага она выбрала так, что с неё не сводила глаз и мужская, и женская часть прибывающих гостей, по разным причинам. Многие понимали, что Герцогиня нацелилась на вполне конкретную крупную дичь, но не все были готовы позлорадствовать в случае неудачи, среди придворных нашлись бы желающие утешить бывшую некоронованную королеву.
Холодным царственным кивком ответив на реверанс Норы и благосклонной улыбкой – на почтительный поклон Малефицио, Герцогиня не стала ходить вокруг да около:
– Дорогой сын, надеюсь, ты способен оторваться от своего хм… эскорта, чтобы проводить меня в зал?
– Со всем моим почтением, матушка, вынужден сообщить, что вас неверно информировали, – о кристально честный взгляд Малефа ушибся бы любой менталист рангом ниже графа Маклина, а то и Князя. – На территории Осеннего я являюсь сопровождающим лицом леди Алиенор, а вовсе не наоборот. Если миледи сочтёт возможным отпустить меня для того, чтобы я мог исполнить сыновний долг… – он повернулся к подруге и склонился к её руке в отточенном придворном поклоне. Если бы Герцогиня могла убивать взглядом, без жертв бы не обошлось, – Алиенор сделала вид, что никогда не видела ничего интереснее, чем парадный камзол Малефицио и уставилась на серебряное шитье, кусая губы, чтобы не расхохотаться: наверняка среди сплетен, которые немедленно поползут по всем закоулкам, будут и самые фантастические. Надо будет потом незаметно поинтересоваться, какие далеко идущие выводы из этой мизансцены сделали придворные кумушки…
– Разумеется, сыновний долг превыше всего, – она постаралась как можно точнее скопировать приветственный кивок Герцогини. Судя по веселым искоркам, мелькнувшим в глазах Малефа, ей это вполне удалось. – Я вас отпускаю.
***
Новобрачные уже заняли почётное место, но было заметно, что они разделяют общее напряжение. Даже в виде голограммы в магистрате Темнейший вызвал массу пересудов – почему на брачную церемонию он надел траур, никто так и не понял. Обычная подсказка – набалдашник трости – также ясности не добавила. Две причудливо переплетённые змеи – неужели намёк на жениха и невесту? Оставалось надеяться, что появление Князя на торжественном приёме как-то прояснит эту загадку. Аида выглядела ещё более недовольной, рассеянно смотрела сквозь толпу, словно отсутствие любимого отца сильно омрачало ей праздник. Господин мининдел, впрочем, блистал в своей роли, как начищенный канделябр. Ну так что взять с дипломата, будет улыбаться даже на колу, чтоб престиж державы не уронить. Внезапно мысленная шпилька частично воплотилась в реальности – лицо Габриэля застыло, улыбка приобрела черты какого-то насильственного пароксизма. Шум и оживлённые разговоры вокруг резко смолкали и обрывались, словно кто-то убавлял звук по мере продвижения по залу, и волны безмолвия расходились всё шире. Вскоре был слышен только дробный стук каблуков. И трости.
Нежданный гость шествовал по залу уверенно и неторопливо, и только знающему или очень внимательному наблюдателю удалось бы заметить в этой вальяжной поступи лёгкий диссонанс хромоты.
Кипенно-белая шевелюра была забрана в тугой хвост и уложена с той идеальной тщательностью, которой даже самые талантливые цирюльники могут достичь, только напрочь свихнувшись. Элегантный костюм в тонкую едва заметную полоску неуловимо напоминал доспех. Гладкий пластрон рубашки, увенчанный высоким, наглухо застёгнутым под горло воротником, искусной работы медальон на массивной цепи поверх безупречно повязанного галстука – всё выглядело как детали брони. На крышке медальона красовалась гравировка – изящный кинжал с трёхгранным узким клинком. Лацканами пиджака, как и безукоризненными стрелками на брюках можно было порезаться. Складывалось ощущение, что ансамбль создавался исключительно с целью превратить выверенную геометрию слоёв и линий и гипнотическое сочетание оттенков одного цвета в разновидность оружия, вызывающего при длительном созерцании снежную слепоту. Узкие щегольские туфли из драконьей кожи наносили удар последний и решительный – невозможно было понять, повторяли они тоном хоть какую-то из прочих деталей, или же выводили всю виденную ранее белизну на совершенно новый уровень. Ни единой пылинки на них не было – Светлейший всем обликом будто бы запрещал идею оседания пыли и грязи на своей особе, вынуждая их искать пристанище подальше от государевой обуви и персоны в целом.
Шедшая на почтительном расстоянии свита – краса и гордость Светлого совета – выглядела бы куда естественней в роли расстрельной команды или отряда интервентов, на верных друзей и товарищей жениха раймирские князья были мало похожи, но лямку тянули добросовестно. Когда тишина стала почти абсолютной, а всё внимание оказалось приковано к нему, Светлейший наконец милостиво воздел трость в знак приветствия, и под сводами разнёсся ровный звучный голос:
– Полагаю, мы прибыли вовремя.
Благосклонный взгляд и исполненная тепла отеческая улыбка, адресованные сразу и новобрачным, и гостям, отдавали точностью идеально отлаженного механизма.
– Этот день можно по праву считать знаменательным для обеих наших держав. Мы надеемся, что союз двух детей Правящих домов будет не просто очередным уверенным шагом на пути укрепления мира и добрососедского порядка в отношениях между народами Раймира и Адмира, но станет тем самым последним камнем, что навеки замурует в склепе небытия нелепую и губительную вражду прошлого. Но не всё древнее непременно оборачивается злом – за сегодняшний великолепный праздник мы должны благодарить приверженность нашего державного брата старинным брачным обрядам. Признаёмся, мы сами по долгом размышлении не смогли бы найти для нашего сына лучшей и достойнейшей второй половины. – После короткой паузы Светлейший продолжил. – Мы сочли, что эти прекрасные животные, – немигающие глаза уставились на новобрачных, словно речь шла о них, – окажутся подобающим даром возлюбленным нашим детям, – изящная рука взметнулась в повелительном жесте, и в зал практически вбежали слуги, ведя в поводу пару диомедовых коней – пепельно-вороного и светло-солового. Молодые жеребчики настороженно оглядели зал, синхронно, словно подчиняясь неслышной команде, замерли, а потом уверенно двинулись вовсе не туда, куда тщетно пытались направить их конюхи, а к столу с закусками. Своеволие диомедовых коней было известно всем присутствующим. Малеф с трудом сдержал ухмылку – в отличие от провинившихся слуг, он прекрасно понял, что случилось – очевидно, никто не позаботился заранее проверить, насколько крепкими заклятиями снабжена сбруя. В Осеннем заклятие подчинения, наложенное крайне халатно, исчезло и позволило хищникам проявить свою натуру избалованных и не слишком добрых детей во всем блеске. Аудитория стряхнула наваждение, и в зал вернулся привычный фоновый шум. Малеф, коротко извинившись, отцепил от себя матушку и ринулся на выручку конюхам, поняв, что лучшего момента для отхода может не представиться. Его примеру последовала ещё пара энтузиастов – вороной оторвался от закусок и жадно сунул морду в фонтанчик с игристым, что не сулило ничего хорошего, хотя и вызвало смешки в толпе. Светлейший лишь рассеянно кивнул Рафаэлю и остальным членам Совета и неспешно отдрейфовал поближе к эпицентру цирка с конями. В бесцветных глазах мелькнула едва заметная искра интереса, губы сложились в тонкую выжидательную полуулыбку, мгновение спустя ставшую любезной. И всякий желающий мог без труда наблюдать, как владыка Раймира галантно склоняется к руке временно оставшейся без сыновнего эскорта герцогини ди Малефико.
К сожалению, этот жест остался незамеченным изрядной частью аудитории – переполох возле накрытых столов привлекал куда больше. Судя по оживленным переговорам наблюдателей, в толпе гостей уже делали ставки, кто победит – почуявшие свободу наглые диомедовы кони или компания, отправившаяся изгонять подарок властителя Раймира из зала. Будь дело не в Осеннем, основательно порезвиться на празднике лошадям бы не светило: несмотря на силу, клыки и изобретательный ум, ни малейшим иммунитетом против магии они не обладали. Но отсутствие магии шансы не просто уравнивало, а давало зверям изрядный перевес – о чем, как нетрудно догадаться, была вполне осведомлена прислуга, нимало не желавшая рисковать собой ради спасения роскошного ужина. Первый, кто попробовал ухватить вороного за болтавшийся повод, едва успел увернуться от копыт – скотина своротила стол, и тем самым избавилась от очередного желающего совершить подвиг. Второй вовремя отмахнулся от щёлкнувших возле плеча клыков. «Дарёным коням, говорите, в зубы не смотрят? А зря, не помешало бы», – чужих ошибок Малеф старался не повторять, предпочитая совершать собственные. Убедившись, что отстоявшие стол для себя диомедовы кони снова принялись за угощение, он с невозмутимым видом зашел сбоку, не слишком приближаясь к «оккупантам», и уцепил со стола румяную котлету на косточке. Откусил. Фыркнул, почти как лошадь, вызвав смешки за спиной – и, убедившись, что косятся на него после этого демарша не только зрители, спокойно припечатал: «Дрянь какая-то. Зажарено так, что не разобрать, из кого сделано». Судя по тому, что соловый оскалился в ухмылке и спихнул носом на пол недоеденный окорок, хищная тварь разделяла мнение демона о свадебном меню. Вороной оторвался от фонтанчика, всхрапнул и насторожил уши – неожиданному парламентёру он явно не доверял. «Подвинься, пожалуйста», – Малефицио, сохраняя недовольное выражение, схватил со стола хрустальный резной бокал и подставил его под фонтанчик с игристым. Вино оказалось великолепным – нежный, искрящийся брют с островатыми лимонными нотами и лёгким тёплым ароматом, напоминающим о летних земляничных полях, – но роль следовало играть до конца. Все знакомые Малефу лошади были неимоверными сластенами – именно здоровенный шоколадный торт, притащенный в денник, некогда позволил ему триумфально прокатиться на Пиздеце. – «И здесь дрянь», – горестно констатировал демон. – «Кислятина», – он выплеснул вино на пол и воззрился на вороного. – «Неужели тебе это нравится?» Вороной задумчиво мотнул головой. «Ну и зачем так страдать?» – риторически вопросил парень. – «Пойдем отсюда – я знаю, где раздобыть хорошее мясо и сладкие фрукты», – кони нерешительно уставились на него. Как детей, их манило обещание более вкусных угощений. – «Не хотите – можете оставаться здесь», – Малеф тряхнул волосами, как лошадь гривой, и неспешно пошёл вон из зала. – «Если вдруг вечером вам не достанется парного мяса, никто не скажет, что я не предупреждал. На свежую ягнятину и телятинку желающих хватает, основное веселье не тут, а в парке», – соловый вздёрнул башку от стола и принюхался, раздувая ноздри, а затем облизнулся. Малефицио с трудом удержался от ухмылки – простенькое бытовое заклинание было совершенно никчемным, всего-навсего создавало небольшой сквознячок, и, наверное, именно из-за своей бестолковости обычно получалось у него даже в Осеннем. На этот раз едва заметный ветерок принес с собой аромат свежего, только начавшего обжариваться на кострах и мангалах мяса, и это окончательно убедило раймирских лошадей. Они сперва нерешительно, а затем все увереннее двинулись к выходу следом за провокатором.
Закрывающая обзор делегация князей только после этого рассредоточилась по залу – не каждый день можно было видеть княжеского сына в роли дрессировщика на манеже. Похоже, свадьба всем запомнится надолго, но вряд ли только этим. Иду занимали схожие невесёлые мысли. На Герцогиню она смотрела так, словно обдумывала приговор: приказать зарыть неуместную гостью целиком или всё же оставить голову на поверхности в благодарность за временное избавление от пристального внимания Светлейшего. Выглядел он необычайно оживлённым. Герцогиня тоже, казалось, была искренне увлечена завязавшейся беседой и находила хищническую любезность отца очаровательной. Смутная тревога незаметно распространялась по залу, заставляя более чувствительных особ замирать на месте и прислушиваться. Спустя мгновение Габриэль тоже ощутил звук, слишком низкий для обычного диапазона, болезненно отзывающийся во всём теле. Побледневшая Ида тронула его за рукав и показала в отдалённый конец зала. Звук нарастал неумолимо и быстро, с монотонной маниакальной настойчивостью, способной сбить дыхание и сердечный ритм. Многие гости, морщась, тёрли кто виски, кто глаза, с проклятиями хватались за воротники и беспокойно озирались. Некоторым сделалось откровенно дурно.
Но вскоре скромную фигуру в лиловом мундире заметили даже те, кто был на грани обморока. Темнейший наконец прекратил аплодировать и неторопливо покинул кресло. Ида тихо охнула, заметив на поясе у отца Левый. Свои легендарные боевые хлысты он не носил при себе на публике, как говорят, со времён Первой вселенской. Лицо государя и повелителя взрезала радушная улыбка, причём радушие было совершенно особого сорта. И навевало мысли о гостеприимно распахнутой пасти исполинского зухоса, собирающегося показать любому зазевавшемуся все подводные красоты вплоть до самого дна. Темнейший был чем-то очень доволен, и в довольстве этом присутствовал пугающий аффект. Взгляд Князя лишь на пару секунд задержался там, где стоял Светлейший под руку с Герцогиней. Кивнул брату в знак приветствия и со странной скрежещущей интонацией бросил в пространство:
– Прекрасно.
Никто не успел опомниться – следом резко погас свет. Непроглядная тьма скрыла всё, как упавший занавес.

Глава 12, в которой количество браков продолжает стихийно увеличиваться, а Князь под шумок выходит из депрессии неизвестно кудаГлава 12, в которой количество браков продолжает стихийно увеличиваться, а Князь под шумок выходит из депрессии неизвестно куда

Голограмма, появившаяся перед валяющимся – наконец-то в собственной кровати и даже, для разнообразия, в полном одиночестве – Малефом была странной: рядом с сидящим на диване Маклином почему-то маячил Астарот. Оба чуть ли не хором торопливо пробормотали сакраментальное «ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя», которое пришлось вернуть прежде, чем удалось вылезти из постели и начать одеваться, и мрачно сообщили, что они были бы неимоверно рады видеть княжеского сына у себя. Немедленно, если это возможно. Предположить, что драгоценные коллеги решили устроить дуэль и ищут секундантов, мешал интерьер, в котором находились эти двое: прекрасно знакомый Малефицио рабочий кабинет графа. Дуэль двух Изначальных в центре столицы? Разве что здание Третьего отделения решено снести до основания и построить заново, – Малеф через голову натянул полузастёгнутую рубаху, поленившись даже заправить её в штаны, не глядя, сунул ноги в первые же вытащенные бытовым заклинанием туфли и шагнул в портал.
Он ожидал чего угодно, но никак не вопроса, не согласится ли он как старший из пребывающих в Пандеме наследников временно заменить драгоценного батюшку. Долгие годы при дворе позволили Малефу лишь недоумённо вскинуть брови и сдержанно поинтересоваться, с чего вдруг у собеседников возникла такая странная мысль. Он, конечно, был не вполне искренен и государственный переворот давно полагал прекрасной идеей. Но увы, не сейчас – настроение, в коем с самого начала свадебных торжеств пребывал отец и повелитель, благодушным не назвал бы никто. Позавчерашнее шоу изрядно взбодрило светскую жизнь и наверняка позабавило добрых горожан, но неминуемо грозило новым витком обострения. Паранойя была в целом присуща всем Изначальным, но отец не зря звался Первым среди равных. В какую стройную картину Темнейший может сложить банальное исполнение сыновнего долга, случайный укротительский жест доброй воли и недвусмысленное, как драконий рёв по весне, отбытие дядюшки под руку с Герцогиней, сомневаться не приходилось. Сам не успеет – всегда найдётся, кому подсказать…
Маклин с Астаротом переглянулись.
– Ненадолго, – уточнил Маклин. – На один вечер.
– Гарантировать вашу безопасность мы, конечно, не можем, мы не всесильны, – дополнил прокурор, – но заранее заверяю, что ничего незаконного вам делать не придётся. Во избежание недоразумений, объяснить причины столь неожиданной просьбы мы сможем только после вашего согласия. В обоих случаях, согласитесь вы или откажетесь, клятва уже дана, и никакими последствиями отказ не грозит.
Малефицио вздохнул и уселся на край стола, нагло отодвинув громоздившуюся там стопку бумаг. Материализовал кружку с кофе, приложился, подумал и добавил туда изрядную порцию коньяку.
– А согласие? – ехидно поинтересовался он. – Какими последствиями грозит оно?
– Успешным бракосочетанием одной вашей родственницы и одного нашего общего знакомого, – уклончиво ответил прокурор. – Согласно законам Адмира, в случае отсутствия или болезни родителей невесты заменить на церемонии бракосочетания отца может любой старший родственник мужского пола, а роль матери может играть старшая родственница, дуэнья или же иное заслуживающее доверия и обладающее безупречной репутацией лицо женского пола.
– Потрясающе, – Малефицио материализовал набитую трубку и закурил. – Можете считать, что я решил пожертвовать собой ради счастья двух любящих сердец. И объясните, наконец, куда вы хотите меня втравить? Откуда у меня взялась очередная незамужняя родственница, да ещё столь близкая, что, кабы не патологическая папашина хандра, вести девицу в магистрат следовало бы ему?
***
Вовремя брошенная щепотка определённости пошла на пользу Большому Котлу – добрые горожане и гости столицы, уставшие от затянувшегося ожидания, наконец могли отпраздновать замужество любимой дочери любимого правителя, спровоцировавшее настоящую брачную эпидемию – после череды свадеб двору грозил кадровый кризис, большинство фрейлин спешно отправлялось в Горный Удел. Его властитель и вовсе лишил семейную сокровищницу Четвёртого дома одной из главных драгоценностей – прелестная Воламена согласилась стать женой Рюбецаля. Устроенное Маммоной грандиозное пиршество совпало с менее масштабным, но более шумным праздником в ставке принцев ши – наследники Благого и Неблагого дворов так сдружились с министром иностранных дел Адмира, что пригласили его дать концерт.
Однако не все бывшие претенденты стремились вернуться на родину – его милость Лотар Йенский, кузен министра обороны, неожиданно принял решение остаться в столице и поступить на службу в Легион. В этом немалую роль сыграло его случайное увлечение, к удивлению всех закончившееся скоропостижной женитьбой. В этом немедля усмотрели умысел Даджалла, поскольку избранница знатного вервольфа оказалась офицером Легиона. Сам он неожиданно появился на церемонии в качестве представителя невесты. Мать жениха, вдовствующая леди Доротея, после известия о браке сына с недолговечной безродной сиротой, не смогла прибыть по состоянию здоровья, и замещать её пришлось барону Хорсту Ингридссону на правах старшего родственника.
Но этим вечером под дверями баров, кабачков и иных питейных заведений всё ещё шло по очередному кругу бурное обсуждение торжества в Осеннем. Устроившие пьяный погром дарёные кони едва не затмили двуногую элиту по части народных симпатий, хотя в их внезапном освобождении некоторые особо увлечённые конспирологи углядели шуточку Светлейшего, тонкий оскорбительный намёк на древний ритуал принятия титула владыки владык, имевший хождение на отдалённых Пластинах. Ловить коней в его ходе, правда, категорически воспрещалось, а спасали остатки свадебного стола и жизни важных придворных шишек, если сосчитать все версии разом, около сорока отважных добровольцев, включая княжеского сына. Всякий, сообщавший новое имя, только на крови не клялся, что узнал его от уважаемых людей, близко знакомых с очевидцами. Больше, чем судьба буйных жеребчиков, народ волновало лишь зарождение скандального романа Герцогини и Светлейшего. Дружно сочувствовали обоим государям (своему – чуть менее ехидно), а Герцогиню сравнивали с Лилит: та тоже металась между двумя тронами, да только села-то в итоге в Бездну. Капризы и коварство ветреной красотки отлично объясняли причину мрачной меланхолии Темнейшего. Спорщики сходились в общем чаянии, что государь мудро сумеет утешиться в этот раз чем-нибудь не слишком разрушительным для страны. Не утихали словесные баталии и по поводу тем менее свежих – свои пенки с народного варева сразу же сняли ушлые букмекеры, так что в толпе гуляющих были и те, кто пил одновременно на радостях и с горя. Процент выигравших был сравнительно невелик, впрочем, нельзя сказать, чтобы пандемцы вообще полагали хоть одного из кандидатов по-настоящему достойным.
– Выбрать эту унылую протокольную рожу из Совета белоризников? Адмир под Раймир лёг, получается!
– А ты что, свечку держал, чтоб знать, кто там под кем? Это не с врагом спуталась, это наши в тылу! Она из брата-раздолбая целого министра сделала, а Джибриль – родной сын нашего премьера, понимать надо!
– Позвольте, нет ли тут намёка на скорое возвращение на политическую арену господина Жабы? Его хитрый фокус с Третьим домом даёт пищу для размышлений…
– Если и хитрый фокус, то не его. Дворец он, по-твоему, на радостях чуть не спалил?
– Имел бы право – такое предательство!
– Это явно какая-то тонкая политическая игра, которой нам не понять. Может, мы на пороге слияния двух Великих домов!
– Держи стакан выше, а кто главой-то будет? Жаба или Гадюка?
– График составят, – откуда-то сбоку авторитетно заверил звучный баритон под довольное девичье хихиканье. Спорщики тоже одобрительно заржали, но оглянулись с опозданием – шутник со своей дамой уже прошли мимо и смешались с толпой.
– Милый, надеюсь, это неправда? – девушка игриво пощекотала своего кавалера за ухом. Тот по-кошачьи прищурился, и с деланной серьёзностью возмутился:
– Зачем нужен этот спятивший старый хрыч, когда у меня есть ты?
– Лжец. – Спутница откровенно веселилась. – Ты это говоришь только потому, что ярмарка окончена, и я скоро уеду.
– В этом вся прелесть, не так ли? Сияние разноцветных вечерних огней, шум толпы… – Белозубая ухмылка на миг сделалась хищной, но девушка отвлеклась, наблюдая за уличной потасовкой, и пропустила момент. – А хочешь – оставайся, что за радость перекладывать бумажки в вашей почтенной конторе да бегать по прихотям вышестоящих.
– Можно подумать, ты от этого свободен, – девушка фыркнула. – Так или иначе, все делают то же самое, вопрос в уровне.
– Я – исключение. – Асмодей остановился и жадно втянул вечерний воздух тонкими резными ноздрями, словно ища нечто неуловимое в пьянящем карнавале уличных запахов. Затем плавным движением танцора развернул свою даму лицом к оживлённой улице, притянув к себе. – Это мой город, до последнего камешка, до последней пылинки на мостовой. Он никогда не бывает тихим и спокойным, и его постоянно надо держать в узде. Из окон кабинетов такие вещи не увидеть. Их можно только почувствовать.
Девушка промолчала, но глубоко вздохнула и откинулась назад, капризно изогнув шею для поцелуя. Приятное разнообразие после этой восхитительной истории. Ничто не мешало отправиться во дворец прямо сейчас – девица явно не против плюнуть на обещанную культурную программу. Музыка, взрывы хохота и весёлый гомон на улицах Пандема отлично заглушали тот мучительный и неприятный гул, отголоски которого, казалось, следовали по пятам, заставляя время застывать, а пространство – дробиться. Живое тепло податливого тела прогоняло холод, от того, чтобы взять слишком много, надёжно удерживало изобилие вокруг. Он замер и прислушался, предоставив своей нетерпеливой подруге считать это романтичной паузой. Жизнь буквально кипела рядом. То, иное – тоже. Он терпеть не мог любой дискомфорт, хотя прекрасно его переносил в случае необходимости. Но это было безмерно далеко от привычных координат. Не потому ли посреди самой безобразной пьянки или разнузданной оргии лицо Самаэля иногда становилось таким отрешённым? «Некромантия – для бедных. Всегда знай точно. Тебе могут помочь лишь в обратном, любая ошибка – шанс и, чтобы воспользоваться им, не нужно ничего».
– Асмо? Ты меня слышишь? Там, кажется, происходит что-то любопытное, – подружка опять отвлеклась и бодро тянула его куда-то. Он не сразу осознал, куда, но очертания здания магистрата помогли более прочно закрепиться в этой реальности. Асмодей удивлённо распахнул глаза – для разнообразия этим вечером синие, как сумеречное южное небо. Такого, мягко выражаясь, столпотворения в столь поздний час в пандемском магистрате не ожидал даже он. Тёмный покосился на висящую на его локте даму, пытаясь припомнить её имя. Как некстати, Хаос побери, ему пришло в голову завести очередной романчик… Дама, очевидно, поняла всё на редкость превратно – окинув взглядом собравшихся, томно протянула:
– Асмо, дорогой, ты собрал своих друзей, чтобы устроить мне праздник? Это неимоверно мило с твоей стороны…
Левиафан чуть сдвинулся, теперь одетую в полюбившийся костюм островного жителя Аиду было достаточно трудно разглядеть. К счастью, волосы невесты были спрятаны под шляпу, прикрывавшую полами лицо, а ни малейшей разницы в мужском и женском одеянии островитян не заметил бы ни один житель Пандема – даже застёжка не отличалась, пуговицы на просторной рубахе заменяла верёвочная шнуровка. Довершал картину плащ, несомненно мужской, так что не отличавшуюся формами высокую княжескую дочь любой принял бы за подростка-вестового или денщика, отирающегося при адмирале.
Малефицио, словно устав подпирать здоровенный конторский шкаф, сделал несколько шагов в сторону парочки, чем окончательно закрыл Асмодею обзор. Война заметила маневр и еле заметно одобрительно кивнула, делая вид, что изучает висящие на стене конторы дипломы и эдикты, выписанные тушью на потрёпанных листах пергамента и оправленные в золочёные рамы. Услышав мысленную речь, она прищурилась.
– Чтобы сделать эту ночь для нашего общего знакомого несколько более запоминающейся, чем он рассчитывал, мне понадобится ваша помощь.
– Валяй, Безопасность, – так же мысленно откликнулась женщина. – Возможно, вдвоем мы смогли бы его даже пристукнуть, но здесь многовато свидетелей.
– Увы, – уже вслух вздохнул Малеф, и, стараясь по-прежнему перекрывать Асмодею обзор, подошел к Войне и обнял её за талию, нежно поцеловав в щёку. Затем, не размыкая объятий, перевёл взгляд на подругу Асмодея. – Мне больно вас разочаровывать, синьора, но ваш будущий супруг – глаза Тёмного князя увеличились еще больше, и Малеф с трудом удержался от желания совершенно по-мальчишески показать ему язык – не имеет к этому ни малейшего отношения. Мы собрались здесь потому, что эта прекрасная дама наконец снизошла к моим мольбам и оказала честь стать моей женой, – Война, подыгрывая, склонила голову ему на плечо и изобразила влюбленный взгляд, мысленно прошипев: – Перегибаешь, Безопасность, наврал бы, что собираешься переписать на меня пару загородных домов, что ли…
Проигнорировав шпильку, Малеф продолжил разливаться соловьем:
– Но, разумеется, мы ничуть не торопимся, и с удовольствием пропустим вас вперед – нетрудно догадаться, что лишь удивительно сильная любовь могла заставить главу Третьего дома пренебречь подобающей свитой и заявиться в магистрат со своей избранницей среди ночи.
Даме изложенная Малефицио версия явно пришлась по душе – она смотрела на Асмодея, как ребёнок на новую игрушку. Точёное лицо Тёмного князя доли мгновения оставалось неподвижным ликом статуи – несложно было догадаться, что он лихорадочно просчитывает варианты. Сообщить, что никакого скоропостижного брака не планировалось, означало напрямую признаться, что он банально шпионил. Кабинет дежурного нотариуса в магистрате – не то место, куда приводят даму на экскурсию. Жениться на очередной любовнице в данном случае было меньшим из зол – Асмодей не единожды проделывал этот фокус. Ещё один брак, ещё один развод… Но неужели рыжая и княжеский сынок действительно крутили роман настолько тайно, что никто не догадался? И как Князь отнесётся к браку заклятой с его собственным сыном? Асмодей на мгновение даже усомнился в том, что повелитель всеведущ – лично он как глава Дома такого бы не допустил, конфликт лояльностей мог повлечь самые неожиданные последствия…
Ладно, со всем этим будет время разобраться, – Тёмный князь галантно предложил любовнице руку и прошествовал к столу. Астарот вместо дежурного нотариуса и Маклин в роли дежурного же менталиста… похоже, это серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Возможно, такие известия послужат отличным лекарством от государевой затяжной хандры. Жена может не свидетельствовать против мужа, но если она – Всадница Повелителя, а муж – государственный изменник? Кем была бы без Князя – очередным пугалом, разгуливающим в плаще из падали по завалам трупов приматов-однодневок да стирающим в глуши портянки на смерть. Кровная печать не убивала своих носителей, и не она же сводила многих из них с ума. Преступная глупость и – как следствие – неверное понимание свободы воли. Потому Изначальных среди принявших печать всегда было исчезающе мало. В нынешней четвёрке и вовсе…
Маклин закончил проверку невесты и уставился на Асмодея с отвратительно лучезарной улыбкой. Пути к отступлению были отрезаны, и Асмодей, покорно проходя давно знакомую процедуру, отвлекся, не успев осознать, что в собравшейся среди ночи компании показалось ему самым странным.
Понял он это лишь на следующий день: сидевший в углу и не обративший на него ни малейшего внимания криос Архипелага, адмирал флота Его Инфернального Величества, и прочая, прочая, прочая. Обманчиво незыблемая опора престола, он никогда не оспаривал власть Темнейшего и угрожал отложиться от «этого балагана» скорее для того, чтобы позлить сотоварищей по Совету, нежели всерьез… Одет был по-походному, никаких парадных одеяний, приличествовавших гостю на свадьбе княжеского сына, да с мальчишкой-адъютантом у плеча… Асмодей прикрыл глаза – фотографическая память высшего демона позволяла буквально увидеть единожды возникшую картину снова. Лицо парня скрывал капюшон, но островная одежда сомнений не оставляла – адмиральский спутник не был спешно прихваченным в качестве посыльного местным слугой из гостиницы. Не свадьба. Заговор, вне всякого сомнения… кто из них метит на трон, в ком ошиблись они с Темнейшим? Княжеского сына можно не брать в расчёт – экземплярчик многообещающий, но слишком молод. Однако им вполне могут управлять более искушенные в интригах – мать этого красавца демонстративно отбыла в Раймир с соответствующей свитой и – как мило, не видел бы своими глазами, не поверил бы – рука об руку со Светлейшим. Возможно, шоу с конями было затеяно владыкой Раймира намеренно, чтобы провернуть эту примитивную, но превосходно раздражающую комбинацию? Но почему тогда, Хаос его побери, Князь столь равнодушен к возможной измене?
***
Недуг Великого напоминал молчаливую смерть. От неё не было спасения, меньше, чем за четверть луны, в края вечной охоты равно уходили хвостатые и бесхвостые. Избранный лисий народ хранила от напасти милость Великого, а сам он, будучи всесильным божеством, и подавно не мог подхватить эту дрянь. Но почему, почему ещё недавно благодушный Великий скрылся в логове и то кидался на всех без причины, то лежал в странном своём параличе, неподвижный и жуткий? Предупреждающе скалил клыки и порыкивал на забредавших в кабинет миньонов-самцов, защищая территорию, и огрызался даже на ласковых, назойливых в своей доброте, но очевидно не желавших дурного самок? Неслыханное дело – даже верному старому отоциону всё чаще приходилось на всякий случай укрываться в спасительной тени Блаженного Поддиванья. Алерт очень проникся к одной из самок Осенней колонии, сменившей бесполезного и глупого наглеца, осмелившегося хватать Пророка Фырфа поперёк брюха, как ребёнок – тряпичную игрушку. Нахал был, разумеется, покаран, – Алерт удовлетворённо прикрыл глаза и облизнулся – на вкус кровь негодяя была ничуть не хуже кроличьей. Самка, откликавшаяся на смешную кличку Мэгс, была доброй и почтительной – Алерт иногда позволял ей расчесать свой мех и благосклонно относился к мелким, но неизменно приятным приношениям вроде свежайших суточных цыплят или спелых, нежных фруктов. Поначалу Алерт побаивался, что Великий в очередном приступе может случайно зашибить её лапой или вовсе загрызть, но самка была ушлой и опытной, умела ловко обращаться с Владыкой, отводя его гнев не только от себя.
Алерт серьёзно опасался, что слабостью великого воспользуются Серебристый или Огненная. Серебристый был силён и опасен, но ему хватало своей колонии, и появлялся он изредка, лишь затем, чтобы оставить метку-другую в логове брата. Но вдруг он передумает и захочет Осеннюю колонию себе? А лживая сука, обжигающая прикосновением, и раньше вострила клыки на всё, без исключения, до последней шерстинки и ничтожного зёрнышка песка. При ней Великий всегда делался страшен. Возможно, она его укусила, передав злую болезнь? Может ли быть так, что болезни смертных – отражение божественных хворей, просто боги не могут от них умереть? Алерт принюхался и раздражённо чихнул, когда сквозняк донёс до него очень слабый, но всё-таки знакомый запах. Лис жил давно, однако нюх его не утратил остроты: везде – и в парке, и во дворце – витал терпкий, щекочущий ноздри аромат, похожий на Её метку. Племя тоже чуяло это, вероятно, поэтому гон начался раньше срока. Алерт пытался расшевелить Великого, но тот лишь отмахивался. Он словно шёл по следу, нимало не волнуясь о возможной угрозе даже в редкие моменты просветления.
Последние три дня Бесхвостый лежал в оцепенении, словно молчаливая смерть одолела его, запечатав судорогой челюсти, и Алерт предпринял последнюю попытку помочь Властителю лисьего народа. Он покинул престол Великого, который избрал своим наблюдательным пунктом, и осторожно, то и дело припадая к полу и насторожив уши, чтобы не пропустить даже мельчайшего звука, подполз к Священному Дивану. Распростёртое среди подушек неподвижное тело казалось ненастоящим, как чучело василиска, которое Алерт в юности победил прежде, чем успел понять, что коварный враг умер задолго до встречи с ним. Лис легко, как недопёсок, запрыгнул на диван, и громко заверещал – возможно, Великий услышит призыв и восстанет. Пусть его гнев обратится на верного спутника – пророк Фырф смиренно примет божественную волю, какова бы она ни была. Глаза Великого внезапно открылись, а цепкая лапа немедля ухватила отоциона за шкирку. Алерт был готов к тому, что сейчас его загрызут, но божество только стиснуло его в ладонях, поднесло к лицу, будто видело впервые, а затем бросило обратно на диван. Медленно, как бы преодолевая хватку молчаливой смерти, оскалилось, слепо глядя куда-то перед собой, и глухо проворчало: «Поздно».
Алерт, спешно нырнувший в подушки, осмелился высунуться из укрытия лишь тогда, когда воздух наполнил неожиданный для дворца запах – так пахнут иссохшие в песках тела и выжженное солнцем до потери цвета тряпьё. Там, где мгновение назад возлежал беспокойный лисий бог, лишь клочья чёрного дыма лениво оседали на покрывало.
Поспешно толковать явленный знак к добру или к худу Алерт не стал. Повозился в оставленной Бесхвостым вмятине, горячей, как нагретый бархан, и столь же полной невесть откуда взявшегося песка, и задремал, прикрыв нос пушистым хвостом. Разбудило его вторжение одной из самых неугомонных тварей Осенней колонии. Худощавый, грациозный и опасный, словно рогатая змея, самец, пританцовывая от скрытого напряжения, нервно обежал кабинет, всё обнюхал, порылся на столе, зло пнул стену в том месте, где чаще всего открывался проход. Затем упал на диван и сперва ткнулся мордой в сомкнутые ладони, но тут же вскинулся и воззвал к Великому с такой тоской, что Алерт понял: свершилось дурное. Он поднял морду – плут нуждался в помощи Того, Кто Даровал Лисам Мир, и долгом пророка было присоединить свой голос к этой мольбе. Алерт величественно уселся подле страдающего и тонко, пронзительно заверещал, распушив холку.
Когда последние лучи солнца погасли, уступив место сумеркам, два отчаянных и уже безмолвных зова окончательно слились в один.