Что почитать: свежие записи из разных блогов

Название: Охота на краю
Автор: Санди для WTF Warhammer Legions 2020
Размер: мини, джен, драма

– Баю-баюшки-баю…
Мать пела, укачивая младенца, а дядька Сварт, не прекращая тачать сапожок из шкуры конунгура, рассказывал сагу. Дратва с хриплым звуком, похожим на всхлип раненного в грудь, продиралась сквозь плотную кожу, и так же хрипловато звучал голос Сварта:
– Жил один ярл, звали его Хельги ярл. Было у этого ярла много воинов, и была земля. Но в сезон огня море зашевелилось, и острова Хельги ярла ушли под воду, кроме одного. Женщины, дети и немощные телом собрались в середине острова, а воины пошли на берег. И пришел кракен из воды, и пришла неясыть с неба, а из лесу вышел бирюк, и Хельги ярл с воинами напал на всех сразу…
скрытый текстХельги знал эту историю назубок. Его назвали в честь Хельги ярла, храбро защищавшего племя и павшего, но не побежденного. Сейчас, когда все племя казалось объятым страхом, а растерзанные тела родичей находились едва ли не ежедневно, саги о храбрых ярлах давали какую-то призрачную надежду: прежде выживали – и нынче выживем.
– Баю-баюшки-баю,
Бирюк бродит по краю.
Кто на краешек пойдет –
Того схватит и сожрет, – напевала мать.
Хельги знал, что на Фенрисе нет волков. На Фенрисе есть Волки, и еще где-то в глубине Асахейма есть Небесные Воины, но до сих пор он ни одного не видел. И есть бирюки из дядькиных саг и мамкиных колыбельных, но этих уж и вовсе никто не встречал. Кто из них убивал его родичей – неведомо.
В длинном доме дымил очаг в полу. На стенах висели головы конунгуров и прочих животных, добытых охотниками; старшие сестры Хельги, и родные, и двухродные – Свартдоттир, готовили ужин, а одна из Свартдоттир, сильно подвернувшая ногу, сидела и пряла.
Самого дядьку Сварта недавно сильно потрепал тот самый конунгур, из шкуры которого он сейчас шил сапожки для дочерей. Оттого он и морщился при неосторожном движении. Мать поджимала губы, глядя на брата, и по ее лицу Хельги догадался, что дядька Сварт скоро умрет. Мать умела чувствовать такие вещи. Дядька Сварт, наверное, тоже понимал, что жить ему осталось несколько дней – от его ран шел нехороший дух гниющего мяса, но коротать последние эти дни без дела не желал.
Младенец затих. Мать умолкла, немного посидела над ним, наконец уложила в колыбель и пошла помогать собирать ужин. Дядька Сварт поманил Хельги к себе.
– Меня убил не конунгур, – сказал без обиняков.
– А кто? Кракен?
Спрашивать такое было глупо, потому что дядьку нашли в глуби острова, на туше добытого им конунгура.
– Бирюк, – дядька Сварт тяжело закашлялся.
– Ты видел его? Какой он? Чего молчал?
– Немногие меня похвалят, если я буду рассказывать такое кому ни попадя, – угрюмо сказал Сварт. – Помяни малефик, и он придет за тобой, и его будет уже не отвадить.
Хельги сплюнул на пол, чтобы отогнать малефик.
– Старшим я сказал, – продолжал Сварт. – Оттого твой отец, Хельги Эгильссон, и остальные охотники постоянно несут дозор. Каждый надеется, что про его доблесть сложат драпу. Но вот что я скажу: когда бирюк повадится к селению, то и ниды слагать будет некому.
– Отчего так? Малефик не победить копьем и луком?
– Не этот, – Сварт снова пошевелился и поморщился от боли.
На следующий день дядька Сварт умер. Женщины обмыли его к погребению, но тело лишь завернули в полотно и зарыли в снегу: похороны по заветам стариков устраивать боялись. Мать кормила ребенка грудью с неподвижным лицом, изредка силясь улыбнуться, и украдкой касалась глаз.
– Баю-баю, – напевала она, – баю-баю. Плакать не буду, гордая ива листву не роняет, если уронит – ее не похвалит ясень в чертоге вышнеземельном…
Голос ее пресекся, дрогнул от рыдания; справившись с собой, она продолжала:
– Ясень отважный пред злобозубым не дрогнул…
Хельги отошел, чтобы не мешать ей. Дядька Сварт, который погиб, чтобы накормить родичей, заслужил свою драпу. Как заслужили ее и другие охотники, убитые в чаще.
Вечером вернулся отец с товарищами.
Эгиль Трехглазый ввалился в дом, помогая заносить… нет, не зверя. Человека. В израненном, почти растерзанном теле, кое-как завернутом в окровавленную одежду, Хельги с трудом узнал брата отца, по имени Сванте. Дядька Сванте был крупным и широкоплечим, на голову выше других, и нести его было тяжело; отцу помогали двое молодых племянников. Еще один их родич вошел, пошатываясь и нянча у груди культю, оторванную чьими-то зубами. За ними плелся старший и самый опытный из охотников – Виглаф Лысый. Волос он лишился не по прихоти природы, а оттого, что в молодости кракен содрал с него скальп.
Мать и сестры захлопотали над ранеными. Как истые женщины Фенриса, они не плакали и не голосили – слезы потекут, когда раны будут перевязаны, а мертвые похоронены.
Дядька Сванте был еще жив, но не в себе.
– Бирюк, – шептал он прерывисто, и снова: – Бирюк… серый… серые латы… клинки…
«Серые латы? – задумался Хельги. – Это он про шкуру?»
Если бы на месте дядьки была мать, она могла бы так сказать. Как всякий скальд, она бы слагала висы, даже умирая. И плотная, мощная шкура, покрытая плотной свалявшейся шерстью, впрямь походила на латы.
Но дядька Сванте не то что не был скальдом – он двух слов связать не мог, хотя действовал быстро и разумно. И сравнивать шкуру с латами, а клыки с клинками – это уж точно не по его части. Хельги поначалу и не понял, что странного было в дядькиных словах. Мать же прислушалась.
– Ты словно вису слагаешь, родич, – заметила она.
– Нож у него… был. Рвал меня клыками, а нож на поясе…
Мать сплюнула. Малефик – он и есть малефик: если бирюк и впрямь оборотень, то нож ему нужен в людском обличии, а клыки – в зверином.
– А где остальные? – спросила она мужа. Эгиль Трехглазый поежился.
– Он убил их, – просто сказал он. – Одного за другим. Мы – все, кто остался в живых.
– Но вы хотя бы ранили его? Что вы за мужчины, если не можете совладать с одним оборотнем?
– Помолчи, племянница, – возразил Виглаф Лысый, уязвленный упреком. – Совладай с ним сама, если думаешь, что это просто. Ты его не видела! Он вдвое больше любого из самых могучих волков, закован в латы и бегает на задних ногах быстрее, чем любой конунгур. Он бросил в меня кусок сморози размером с меня самого! Мои ребра хрустнули, и я больше не мог охотиться…
Хельги взял нож.
Его не брали на эту охоту, считая слишком юным и недостаточно умелым. Хельги уже не раз добывал белок, зайцев и даже детенышей конунгуров, его почитали бойким малым, однако против такого врага, как бирюк, он был ничем.
Но взрослые охотники погибали один за другим, а женщины и дети не могли собрать ни грибов, ни ягод, так как боялись выйти из-под крова. В доме прятались его мать, беззащитный младший братишка и сестры. И Хельги закинул за плечо небольшой, но сильный лук – большой охотничий он еще не мог натянуть в полную силу, копье-сулицу, повесил на пояс нож и пращу.
Не сразит бирюка – так погибнет с честью, все лучше, чем попасть в Нижний Мир к трусам и лодырям.
Под мягкими башмаками пружинил и прогибался мох, сочившийся водой. Лишайник слегка колыхался под ветром. Хельги прислушался.
Тишина.
Не щебечут птицы, не хрустит бурелом, не перекрикиваются зайцы протяжными и жуткими голосами. Не трещит молодыми шишками белка.
И к привычным запахам болота и сырости примешивается струйка звериного, хищного душка, застарелой крови и еще чего-то неведомого.
«Он где-то рядом», – понял Хельги и взял сулицу наизготовку, медленно поворачиваясь, чтобы враг не мог напасть со спины.
Казалось, что время тянется, как медовая тянучка, которую так славно варила одна из его сестер. Лес будто вымер.
И вдруг тишина разорвалась. Оглушительный хруст и рев обрушились на Хельги, чудовищное тело опрокинуло его. Сулица хрустнула и переломилась, упершись в непробиваемую шкуру; Хельги попытался достать зверя ножом, но и нож только скрежетнул по туше. Страшная морда, от которой разило тухлой кровью, оскалилась и склонилась к лицу мальчика – не волчья и не человеческая, с пронзительными и злыми желтыми глазами; Хельги заорал от ужаса, извиваясь и пытаясь высвободить из-под навалившейся туши руку с ножом.
Выдернул.
Ткнул ножом в морду, мгновенно отдернувшуюся, в шею, в ухо – куда попал, но не смог даже поцарапать чудище. Зато оно будто лениво повернуло башку, рыкнуло – и хлопнуло челюстями по руке.
Этими челюстями оно могло и самого Хельги перекусить пополам…
– Брат!
Хельги задергался.
Его некому было звать братом, да еще таким глубоким, тяжелым – огромным – голосом.
– Брат!
– Поздно, – произнес другой голос. Грянул гром. Еще раз. Хельги сжался и зажмурился, ожидая неминуемой гибели, но вместо этого тяжесть звериной туши исчезла.
Над Хельги стояли двое, и это были не люди.
Оба – высоченного роста, могучие и угрюмые, в серых латах. В ручище одного еще дымилась большая штука – видимо, она и производила гром.
Отплевываясь от серой звериной шерсти и хлынувшей на лицо крови, Хельги завозился, поднимаясь. Он подобрал сломанную сулицу, выставил ее впереди себя и крикнул срывающимся голосом:
– Уходите! Тронете моих родичей, я вам задам!
– Смотри, ярл, – хохотнул один из гигантов, – он готов сражаться!
– Ты его разозлил своей бородой, – ответил первый, опуская оружие. Он и сам был бородат и совершенно лыс, как Виглаф Лысый, и так же покрыт шрамами. Переступив через Хельги, он наклонился над поверженным чудовищем. – Эх, брат…
Теперь Хельги видел, что чудовище, должно быть, когда-то было одним из этих гигантов. На нем еще держалась часть обшарпанных и побитых серых лат, и в туловище угадывалось что-то человеческое. Припомнив же взгляд чудовища, Хельги содрогнулся.
В этом взгляде ничего человеческого не осталось.
– Храбрый парнишка, – заметил первый. Второй кивнул.
– Я Ульрик Убийца, – сказал он мальчику.
– Я Хельги Эгильссон, сын Эгиля Трехглазого.
– Сын Трехглазого… Хочешь стать Небесным Воином, сын Трехглазого?
Хельги помолчал.
Его родичам больше ничего не угрожало, а сам он еще не был полноценным охотником – скорее лишним ртом.
Мать будет горевать.
Но разве не она сложила песню про бирюка, который бродит по краю и хватает зазевавшихся детей?
И Хельги вложил руку в протянутую руку Ульрика Убийцы.

скрытый текст

Худ. Фархат Сабедов

Это будет анимационная полнометражка по Вахе. И к ее созданию привлекли команду, которые делали фанатский мультфильм по Хелсричу.

 

Ну и легкой крипотцы - легкой-легкой - под Хеллоуин.

Мых в это лето оттянулся и написал много про обожаемых КВ, поэтому заработал ачивочку:


Название: Голос Пустоты
Автор: Санди для fandom Warhammer Legions 2019
Бета: Лилинетт
Размер: мини, 2445 слов
Пейринг/Персонажи: Фаффнр Бладдбродер, воины его стаи, смертный экипаж, демонетки
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: добраться до Макрагге, выполняя приказ примарха, оказалось непросто
Примечание: по книге "Забытая империя" Д. Абнетта

Вокс-офицер раздраженно отшатнулся: из вокса послышалось невнятное бормотание. Низкий мужской голос повторял и повторял раз за разом одну и ту же неразборчивую фразу.
– Чтоб тебя, – пробормотал почти так же невнятно и вокс-офицер. Он ненавидел этот голос, который рано или поздно обязательно прорывался после перехода в варп.
Когда вокс-офицер был молод, он полагал, что это случается только на корабле, где он служил тогда, и вообще следствие поломки вокс-аппарата. Поэтому, как только рейс был закончен, он обратился к капитану с докладной запиской. Добросовестные Механикум обследовали вокс-аппарат и пришли к выводу, что он совершенно исправен. Впоследствии вокс-офицеру довелось встречаться с разнообразными предположениями на сей счет. Вокс-аппарат так реагирует на варп-переходы, ловит случайные астропатические сообщения из реального пространства (эта версия вызвала особенное негодование магосов), это шуточки магосов, конструктивная недоработка…
Пахнуло прометием, пастой для чистки доспехов и волчьей шерстью. Вокс-офицер успел подскочить и поклониться, когда в рубку зашел капитан Фаффнр Бладдбродер.
скрытый текст– Скитна, – Астартес скрестил пальцы и сплюнул на пол. – Опять он тебя донимает?
– К… кто? – вокс-офицер перевел дух и добавил: – Милорд.
– Ярл, – поправил Бладдбродер. – Голос Пустоты, конечно же.
– Ну… я привык, – вокс-офицер выдавил несмелую улыбку. Из всех Космодесантников сыны Фенриса пугали его больше других, а в присутствии ярла Бладдбродера Голос Пустоты стал еще более неразборчивым и жутким.
– Не ври. От тебя пахнет страхом.
Вокс-офицер ни на минуту не усомнился в его словах.
– Ну, страшновато, конечно, но он же безвредный. В варпе это еще не самое страшное…
– Малефик безвредным не бывает, – заметил Бладдбродер и вышел.
«Нормальный мужик, хоть и Астартес, – подумал про себя вокс-офицер. – Вот поболтать зашел… Остальные вообще смотрят на тебя как на пустое место. Но, Трон, какие же они огромные…» Почему-то его немного успокоило то, что даже неустрашимый Астартес опасается феноменов варпа.
[MORE=читать дальше]«Старая луна» выдержала не одну сотню варп-перелетов. Это было небольшое курьерское судно, оснащенное легким вооружением и в принципе не рассчитанное на боевые действия. Да и сейчас задание у него было боевым лишь по названию: перевезти стаю Влка Фенрика с Фенриса на Макрагг.
Вот только состояние варпа было таково, что простой, хотя и дальний, перелет оказывался опаснее, чем любые боевые действия.
Навигатор с первых дней путешествия начал жаловаться, что в варпе появились какие-то очень сильные завихрения. Спустя пару недель варп и вовсе почернел, затмевая свет Астрономикона, а навигатор стал заговариваться.
Капитан «Старой луны» сохранял спокойствие и даже бодрость духа – это был насквозь пропитанный пустотой космический волк, видавшие такие виды, что, казалось, напугать его было не легче, чем Астартес. Трон, он даже шутил… пока однажды не упал в обморок прямо на капитанском мостике.
Бладдбродер прошел на капитанский мостик и остановился, угрюмо наблюдая, как двое офицеров приводят капитана в себя.
Влка Фенрика не особо дружила с пустотой. Космические корабли для них были чем-то вроде драккаров, перевозивших воинов с одного острова на другой, – хотя на самом Фенрисе драккары вполне себе использовались для морских сражений. Поэтому Бладдбродер хмуро прикидывал, что делать. Управлять кораблем самостоятельно он не мог, а капитан, хотя и пришел в себя, чувствовал себя сквернее скверного.
– Привяжите его к капитанскому трону, – наконец распорядился Бладдбродер.
– Но, милорд…
– Ярл!
– Но, ярл, он же…
– Он давал клятву, – рыкнул на спорщика Бладдбродер. – Если он умрет, это будет славная смерть за Императора. Я прослежу, чтобы его упомянули в сагах.
И тут корабль тряхнуло. Все, кто в это время был на ногах, полетели на пол; сам Бладдбродер грохнулся лицом на приборную доску и разбил подбородок.
– Хьолда, – прорычал он, раздраженно выбирая кровь из глубокой ссадины. – Человек, ты будешь вести корабль? Возьми себя в руки, наконец, иначе ты нас всех угробишь!
Капитан, серо-зеленый, едва мог пошевелиться от слабости, но все-таки кивнул.
Смертные матросы были в ненамного лучшем состоянии, чем капитан, но под сердитым взглядом Бладдбродера взялись за работу.
– Твою ж мать, – шепнул один из них другому, – тот груз керамики, что мы везли его в трюме… он же весь побился!
– Кэпа кондрашка хватит с досады, – буркнул его товарищ.
– Меня уже хватил. Кэп обещал премию, а теперь будет нам вместо премии крысиный пук!
– Премию нам обещали за Космодесантников на борту, а они-то как огурчики. Да и что им сделается?
Бладдбродер покосился на болтунов.
– Хватит трепаться, – сказал он. Его глубокий голос гулко разнесся над головами съежившихся смертных. – Выйдем из варпа, тогда и доложите капитану о грузе. Если будет кому докладывать…
Он вышел в пустынный коридор и остановился.
Фигуру, которая мелькнула в дальнем конце коридора, он в последний раз видел почти сто лет назад, когда и сам он был рыжим фенрисийским мальчишкой, а она – еще более рыжей фенрисийской девчонкой.
– Эрна?
Меховые сапожки – он сам добыл кунунгура, из шкуры которого отец стачал сапоги им с Эрной, шерстяные штаны, вязаная безрукавка, копьецо в руке и четыре косы: две на груди, две на спине. Когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки.
– Эрна, ты?
Она хихикнула в ладошку. Она всегда так делала, когда ее что-нибудь веселило.
Бладдбродер с силой провел ладонью по лицу, царапая веснушчатую кожу мозолями от постоянных упражнений с оружием.
С тех пор, как он стал Небесным Воином, прошло почти сто лет – родные сестры и брат или умерли, или превратились в древних стариков и старух за это время. Девочка в коридоре не могла быть его Эрной.
Но эту безрукавку мать вязала Эрне на его глазах – такую же, как и у него самого.
Но это копьецо он сам ей вырезал…
Девочка обернулась и помахала ему рукой. У нее были веснушки. И ямочки на щеках. Бладдбродер поднял ногу, чтобы сделать шаг, и замер.
В ее улыбке сквозило что-то странное. Эрна всегда улыбалась открыто и весело, а сейчас она скорее скалилась, и зубы… зубы у нее были необычно длинные и тонкие.
И голубые глаза Эрны – такие же, как были у Фаффнра до того, как он стал Небесным Воином и обзавелся желтыми глазами Стаи, – сейчас выглядели белыми и мертвыми.
– Малефик, – Бладдбродер остановился и сплюнул. Эрна захихикала и убежала в коридор, потом снова выглянула оттуда, как играющий ребенок. И снова. Откуда-то Бладдбродер знал, что, стоит ему зайти за угол, из-за которого выглядывала Эрна, и пути назад не будет. – Сгинь!
Личико девочки перекосилось, и вдруг под двумя человеческими глазами на веснушчатых щеках открылись еще два глаза – черных и неживых, а затем еще и по рту. Три оскаленных рта с тонкими игловидными зубами…
– Сгинь! – заорал Бладдбродер, и, словно в ответ ему, из кабины навигатора послышался отчаянный визг.
Надо было что-то предпринимать, но мысль о том, что призрак Эрны снова где-то там, ждет его – именно его, – чтобы пожрать его душу, удержала Бладдбродера от того, чтобы броситься в коридор с мечом наперевес.
– Бо Дерек, – рыкнул он, перевел дух и мотнул головой так, что косицы на висках хлестнули по щекам. – К навигатору!
Бо Дерек, держа секиру наперевес, вошел в кабину.
– Убить его сейчас? – спросил он.
– Балда, он должен вести корабль. Но ты стой и будь неотлучно рядом, чтобы в случае чего даровать ему милость Императора…
Пятерых своих людей Бладдбродер отрядил патрулировать коридоры. На недолгий миг ему показалось, что корабль в безопасности – насколько он мог быть в безопасности при таком варп-шторме. Но на грани слышимости он уловил девичий смех…
А сразу же после этого из кубрика разнесся животный вой и призыв о помощи.

***
Бладдбродер знал, что во время варп-штормов бывает всякое.
Он был готов к тому, что обезумевший матрос набросится на товарища и начнет его душить. И к тому, что другой матрос начнет биться головой об стену, выкрикивая «Анне! Анне!» – должно быть, это была какая-то его родственница или подружка. И к тому, что один из офицеров будет сидеть, уставившись в одну точку и монотонно бормоча что-то неразборчивое.
Где-то Фаффнр Бладдбродер слышал эту фразу на рыбьем языке.
Он подергал себя за бороду и отправился в рубку.
Вокс-офицер чуть не плакал, пытаясь наладить аппаратуру.
– Ярл, она вся вышла из строя, – доложил он, вытянувшись. – Это не наша вина. Все было исправно, когда мы отбывали с Фенриса. А теперь оно молчит, ничего не принимает и бормочет… Голос Пустоты, как вы и сказали. Вот что делать, а?
Фаффнр прислушался.
На секунду он задумался, зачем вокс-офицер ему это говорит, если бормотание из вокс-аппарата было слышно и так, а приборы вышли из строя по всему кораблю, и вдруг понял. Бедняге было просто не с кем поделиться.
– Он всегда бубнит, если включить бортовой приемник на автонастройку, – сказал Бладдбродер. – А вы его включаете всегда.
– Но это же по инструкции…
Бладдбродер хотел было сказать, что по инструкции действуют только нудные Ультрамарины, с которыми по прихоти чертова Малкадора мать его Сигиллита примарх велел провести им время вместо того, чтобы добывать славу в сражениях, но промолчал.
Во-первых, кто знает, что их ждет при дворе ярла Жиллимана. Может быть, именно там и развернутся события, достойные саг.
А во-вторых, инструкции на кораблях не зря называли «написанными кровью», и сам Бладдбродер не раз и не два убеждался, как какая-нибудь мелочь, не будучи досконально соблюденной, становилась причиной жутких разрушений и смертей.
– Ярл, – вокс-офицер помялся, – тут, это… феномены. Я видел, ну, то есть мне показалось, что видел неучтенного пассажира. И, это, я думаю, что это был не пассажир, а, как его… обман зрения. Мешает сильно…
– Скажи уж, что у тебя душа в пятках, – усмехнулся Бладдбродер. – Кого ты видел?
– Девушку, – вокс-офицер покраснел и добавил: – Вы не подумайте, я ничего такого… Она на мою одноклассницу похожа была, вот.
– Рыжая? В меховых сапожках, с копьем и ямочками на щеках?
– Да нет же! Темноволосая, в форме Схола Прогениум, где мы и учились…
Бладдбродер осекся и замолчал.
– Обман зрения, – наконец произнес он, сплюнул и добавил: – Малефик любит такие штучки, особенно во время варп-штормов.
Когда он вышел из рубки, его встретил бледный Куро Йодровк с окровавленной секирой в руках... в одной руке – вторая оказалась отгрызенной, и вид свернувшейся на обрубке крови наводил на мысль о впрыснутом в рану яде.
– Ярл, они с ума посходили, – без обиняков сказал он. – И еще похуже, чем это. Малефик проник в них. У них повырастали рога и когти на руках, и они стали кидаться на других матросов. И еще была отдельно пасть, как у ноктюрнского дракона, она выскочила прямо из стены и оттяпала мне руку!
С таким никто из стаи Бладдбродера, да и из всей роты Сеск – а может быть, из всей Влка Фенрика, исключая разве что годи – еще не сталкивался.
Бладдбродер прошел за Куро в коридор, где все и случилось. На полу в беспорядке были свалены туловища, конечности, фрагменты черепов: когда Куро Йодровк начинал сражаться в полную силу, от его противников обычно оставалось такое месиво. Это больше всего нравилось Бладдбродеру в Куро Йодровке, но сейчас он неодобрительно поморщился: сосчитать погибших, когда они в таком виде, не так-то просто. Наконец, ориентируясь на туловища, он насчитал одиннадцать.
Что-то отчаянно неправильное было и в туловищах, и в отрубленных конечностях, и в разбитых черепах. Форма. Количество – рук явно было намного больше, чем ног. Вид. Кожа, превратившаяся в чешую. Лица, на которых образовались дополнительные пасти, клювы, рога…
Спустя еще несколько дней дикие вопли в машинном отделении заставили Бладдбродера отправить туда Малмура Лонгрича. Вышел он оттуда лишь через двое суток, весь в липкой черной жидкости, – Бладдбродер думал, топливо или смазочные материалы, но Малмур объяснил, что это кровь переродившихся кочегаров.
– Они все переродились, – кратко сказал он.
– Во что?
– В насекомых. В зверей. Это был малефик.
Больше от Малмура Лонгрича ничего не удалось добиться – он отмахивался от расспросов и не захотел говорить о подробностях даже ради грядущих саг.
– Эта гадость никаких саг не достойна, – так сказал Малмур Лонгрич.
– А где был Битер Херек? Я же велел ему охранять носовое отделение, он был близко к тебе – почему не пришел на помощь?
– У него свои дела, – уклончиво ответил Малмур.
Откуда-то со стороны носового отделения послышался девичий смешок. Бладдбродер постоял, прислушиваясь. Раньше он бы еще и принюхался, но с тех пор, как корабль вошел в варп, на нем везде пахло одинаково – насекомым ихором, гниющими фруктами и какими-то химикалиями. Смешок повторился еще и еще, и это был такой знакомый и родной голос Эрны, только с чужими мертвенными интонациями, потом он перешел в невнятное бормотание, которое длилось и длилось. Эрна повторяла одну и ту же фразу на рыбьем языке. Бладдбродер сплюнул под ноги и пошел в носовое отделение, из которого и слышалось бормотание.
Битер Херек сидел, вытирая пот со лба.
– Она была здесь? – хрипло спросил Бладдбродер.
– Может, и она, – ответил Битер Херек. – Я не знаю, чей это череп. Он напал на меня. Я его убил. Но он вернется, он всегда возвращается.
– Так ты сражался с черепом.
– Да. Он появляется всякий раз, как бьют четыре склянки.
– А девочка? Тут была девочка? Она говорила? Смеялась?
– Ярл, – Битек Херек посмотрел на Бладдбродера, хотел что-то сказать, но поджал губы и набычился.
– Малефик, он всем является по-разному, но всегда один и тот же, – глубокомысленно заметил самый старший из стаи, Гудсон Алфрейер.
У Бладдбродера не было времени обдумать эту идею, потому что очень скоро прямо сквозь обшивку корабля начали проникать странные существа – вначале подобные теням, они быстро становились плотными, принимая чудовищные формы. Первое из них легко распалось под ударом секиры на две части и, шипя, впиталось в металлический пол, второе несколько мгновений ускользало от Бладдбродера, пока тот не настиг его в углу, но третье оказалось гораздо больше и опаснее первых. Твари лезли и лезли, просачиваясь сквозь стены, возникая прямо перед носом, атакуя, атакуя, атакуя…
Доспехи всех десяти Астартес почернели и стали отвратительно липкими от ихора, мех волчьих шкур слипся и выглядел так, будто его окунули в расплавленный битум. От вони гниющих фруктов и насекомых некуда было деваться. Варп сгустился так, что сквозь него не проникал свет Астрономикона, ориентиры исчезли, корабль трясло так, будто от него прямо в полете отваливались целые куски. А между тем от смертного экипажа осталась дай Трон четверть, силы Космодесантников мало-помалу истощались, капитан и навигатор состарились, казалось, на полстолетия и оба были при смерти…
Но именно навигатор слабеющим голосом пропищал:
– Свет! Я вижу свет!
…Они все его увидели. Ослепительно белый луч, который словно манил и звал к себе. Бладдбродер хотел было предостеречь товарищей, чтобы не летели на этот свет, как мотыльки к лампе, – о коварстве малефика они уже многое узнали, – как вдруг услышал.
Бормотание.
Тонкий девичий голос.
Одна и та же монотонная фраза на рыбьем языке.
И всхлипы.
Она больше не смеялась…
– Летим на свет, – сказал Фаффнр Бладдбродер и рассмеялся. И вслед за ним рассмеялись его измученные, но непобежденные братья по стае.

***
Перед тем, как приземлиться на Макрагге, Фаффнр Бладдбродер заглянул в рубку.
Вокс-офицер, совершенно седой и исхудавший на два десятка кило, поклонился ему, и снова Бладдбродер заметил, что смертный явно рад его видеть.
– Ярл, – сказал вокс-офицер, – оно работает! Все снова работает! Само починилось!
– Малефик больше не влияет на него, – объяснил Бладдбродер. Он помолчал и произнес: – А посторонние шумы?
– Голос Пустоты, – вокс-офицер содрогнулся. – Нет, его больше нет. Он умолк. Заткнулся.
– Он никогда не затыкается, – возразил Бладдбродер. – Просто его бывает не слышно. Он всегда есть в варпе. Говорят, – он поднял глаза к потолку, глядя куда-то в свои воспоминания, – в сагах упоминается, что некоторые узнавали голоса. Это были голоса Астартес, погибших в варпе, и они якобы пытались предостеречь других. Но я думаю, что это был малефик в чистом виде, а он не из тех, что предостерегает.
– Тогда что же он пытается сказать?
– Что он пожрет нас. Но мы, – у нас хватит зубов, чтобы укусить его в ответ.

 

Вернее, вот эти вот все. На одной обложке. Под одной обложкой.

И ты понимаешь, что хочешь эту книгу, потому что Дэн Абнетт для тебя не просто писатель БЛ, и даже не просто любимый писатель БЛ, - он Первый и Единственный. Как бы я ни любил других авторов - АДБ, Макнилла, молодого Макнивена, Райта и прочих - но только Абнетт вызывает желание равняться на него и дышать его текстами.

В общем, хочу.