Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #Святая бензопила из разных блогов
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Спасение
Название: Спасение
Автор: Санди для fandom Post-Ap 2018
Бета: volhinskamorda
Канон: А. Дембски-Боуден "Кадианская кровь" (Warhammer 40,000)
Размер: мини, джен, NC-21
Они умирали.
Селия помнила, как это началось.
Они умирали в шпилях жилых домов, поднимавшихся в священные небеса Катура. Сверху вместе с солнечным светом мало-помалу начинал литься тяжелый смрад разлагающихся трупов. Поначалу семья Селии не обращала на это внимания – никто, кроме самой Селии. «Мама, почему так воняет?» – спрашивала она. Но мама пожимала плечами. Ей нужно было на работу. И проблемы аристократов, умиравших в точеных изысканных башнях – Катур славился на весь Империум прекрасной архитектурой, – ее не касались.
скрытый текстПотом начали умирать жители средних этажей. Тогда Селия впервые спросила мать: «Мама, а мы не умрем?» Мама снова пожала плечами, но Селия не успокаивалась: «Мама, а вдруг мы тоже умрем?»
В тот день родители вернулись с марлевыми повязками и какими-то таблетками, велев Селии обязательно носить первое и принимать второе. Они уверяли, что это лишь для профилактики, потому что опасности нет никакой, болеют только богачи…
Селия отлично знала, когда родители говорят правду, а когда притворяются. Сейчас они притворно хорохорились, но страх сочился у них буквально из всех пор.
Еще через день отец строго-настрого запретил Селии выходить из дому. «Но, папа, а как же схола…» – «Проживет без тебя твоя схола. У тебя есть учебники, догонишь дома. С учителями мы сами поговорим», – ответил тогда папа, и мама его поддержала. Они всегда поддерживали друг друга…
Запах становился невыносимым.
Откуда пошла эпидемия? Делали ли что-либо планетарные власти? Наверное, делали, по крайней мере, родители это обсуждали за ужином, но так ни к чему и не пришли. Катур был планетой-святыней, духовным маяком всего сектора. Может быть, болезнь занес кто-то из паломников – их прибывало до десяти миллионов ежемесячно.
Они умирали в храмах и по дороге в храм. Селии из окна видно было, как одни больные, еще живые, сталкивают к обочинам тела тех, кто уже умер. Излечить болезнь не представлялось возможным, и каждый заболевший знал, что его смерть – лишь вопрос времени.
На телах расцветали чудовищные гнойные бубоны. Руки истончались, пальцы, наоборот, распухали, и из-под мертвых желтых ногтей начинала сочиться сукровица. Жидкая коричневатая кровь вытекала из носа, из углов рта, из глаз, волосы выпадали, а зубы – зубы оставались в деснах, опухших и кровоточащих. Кожа темнела. Встав с постели, больной обнаруживал на своем теле настоящие трупные пятна, которые со временем чернели и брались целыми рядами бубонов. Задыхаясь, больные бродили между домов; похоже было, что они теряли зрение.
Селия тогда еще верила, что ее семьи это не коснется. Ведь они носили марлевые маски. И принимали таблетки для повышения иммунитета.
Но однажды папа вернулся домой очень встревоженным.
– Посмотри, – обратился он к маме, – ведь это просто нарывчик? У нас в цеху немудрено где-то поцарапаться и занести инфекцию…
– Конечно, дорогой, – сказала мама.
Она ушла в другую комнату, и Селия отчетливо расслышала ее рыдания.
Прошло еще несколько дней, и Селия увидела синюшные пятна на руках и ногах родителей, когда они встали с постелей. На простынях оставались потеки гноя – это лопались бубоны, которые оба, и папа, и мама, все еще называли «нарывчиками». Отец первым начал задыхаться, выкашливая сгустки коричневой крови.
А потом так же стала задыхаться и мама.
Кровь сочилась у обоих из ноздрей и из-под ногтей, отслоившихся на желтых опухших пальцах.
Тогда Селия уже узнала имя того, что случилось с ее родными.
Чума Неверия.
Это казалось невозможным, потому что Чумой Неверия заражались только отдаленные миры, близкие к Оку Ужаса, а Катур был посреди Империума, более того – он был одним из средоточий имперской веры, сюда стекались люди именно для того, чтобы насытить благостью свои верные сердца, но…
Теперь родители уже не выходили из второй комнаты и не пускали в нее Селию, чтобы ее не заразить.
Вскоре Селия уже и сама к ним не совалась. Они переговаривались через закрытую дверь, а еду готовил и привозил им их старенький сервитор. Он же убирал у родителей и стирал одежду. У себя в комнате Селия убиралась сама. «Я уже большая», – повторяла она себе. Раз родители больны, она должна быть самостоятельной… пока они не выздоровеют.
Селия знала, что они уже не выздоровеют.
В ночном небе, – осколок его был виден из окна – висели яркие пылающие звезды. Селия знала, что это корабли, она много раз видела, как корабли прибывают из Космоса, – ведь на Катур слетались со всех уголков Империума. Но эти просто висели, и их было много, очень много. Сперва Селия надеялась, что это прибыла помощь.
Сейчас она уже понимала, что нельзя помочь тем, кто все равно умрет.
Корабли были для того, чтобы не выпустить никого с Катура. По улице носилось, иногда долетая до ушей Селии, слово «карантин», и для всех, кто еще не умер, оно означало неминуемую смерть.
Как-то родители не ответили, когда Селия к ним обратилась.
Спустя несколько дней из-под дверей родительской комнаты потянуло тяжелым и терпким смрадом. Селии не хотелось туда заглядывать – даже если бы родители не предостерегали ее. Ей не хотелось видеть, во что превратились ее папочка и мамочка. Она и так представляла себе, как выглядят умершие от Чумы Неверия. Их трупы раздувались до неузнаваемости, рты раскрывались, и из них еще много дней после смерти продолжала сочиться мерзкая коричневая жидкость. Синие языки вываливались, вскоре превращаясь в бесформенные комья. Гнилые бубоны вздувались на мертвой плоти, похожие на каких-то животных, пожирающих падаль…
А когда на их улице совсем не осталось живых, мертвые начали вставать.
Лохмотья сгнившей одежды болтались на их раздутых, багрово-синих телах, мокрые от трупной жидкости. Губы и веки выгнивали, и ожившие мертвецы как будто смеялись над происходящим. Ногти у них продолжали расти после смерти, – кривые, желтые, очень твердые, как каменные, – и мертвые брели, выставив перед собой руки с этими ногтями.
Им хотелось есть.
Селии тоже хотелось есть, потому что уже три дня, как сервитор ничего не готовил. Он в последние дни работал очень плохо. «Старенький уже», – жалела его Селия.
Она рискнула выйти из комнаты.
Пробралась на кухню.
Продуктов у них практически не осталось. Пошарив в ящиках буфета, Селия нашла два маленьких сухаря и консервную банку с синтепастой. Срок годности у нее давно истек, но Селия вскрыла ее, дважды при этом порезавшись и разворотив палец – она еще не умела обращаться с консервным ножом, а потом, найдя чистую ложку, выела полбанки.
Остальное надо было оставить на потом – неизвестно, что будет дальше.
Синтепаста была безвкусной, скользкой и отдавала затхлостью и горечью. Но Селия так проголодалась, что даже это показалось ей вкуснятиной.
Спустя несколько дней сервитор умер окончательно.
Селия рискнула выбраться в подъезд. На улицу, конечно, она бы не пошла – существа, которые еще недавно были людьми и которые сейчас, как вспомнила Селия, звались чумными зомби, запросто могли ее растерзать. А вот заглянуть к соседям…
Если у них есть какая-то еда, она все равно им уже не нужна.
Первая квартира оказалась забита трупами, и Селия выскочила из нее, отплевываясь. Во второй она все же пробралась на кухню и нашла там какие-то консервы и пачку галет.
Но этого было мало, катастрофически мало.
От голода у Селии уже кружилась голова. Ей было плохо и от недоедания, и от невыносимого смрада, окутавшего, казалось, весь Катур, и от стонов и рычания, которые издавали чумные зомби за окном. Подумать только, размышляла она, про них было в комиксах и кино, которое папа не разрешал мне смотреть! Может быть, там было что-то про то, как от них спастись? Задыхаясь и кашляя противной железистой на вкус мокротой, девочка поползла обратно в свою квартиру. Она нашла в шкафу свои старые комиксы, но в них чумные зомби только нападали на людей, а потом прилетали бравые Космические Десантники и всех спасали.
Наверное, если к нам и прилетят Космические Десантники, то силы карантина их не пустят, решила Селия. Она даже немного поплакала из-за этого – ей очень хотелось увидеть хотя бы одного Космодесантника, хоть одним глазком! – но даже на плач у нее не хватало сил, и вскоре она отключилась.
Когда Селия проснулась, голод терзал ее внутренности, будто консервным ножом.
Она пыталась успокоиться. Попила воды из-под крана – хорошо, что она еще капала оттуда, хотя и очень слабо. Пожевала страничку комикса. Это помогло заглушить голод, но очень ненадолго.
Селия не знала, сколько она пролежала среди комнаты. Подняться не было сил, – она не могла даже перебраться с пола на кровать, которая стояла совсем рядом. И вдруг с улицы послышались выстрелы.
«Живые!» – обрадовалась Селия. Следовало как-то дать о себе знать, но сил не было даже на то, чтобы подтащить тело к окну. Выстрелы грохотали, чумные зомби ревели, и кто-то выкрикивал команды. Селия глотала слезы.
Какое счастье слышать настоящий теплый, живой голос! Даже если обладатели этих голосов не найдут Селию и не спасут – какое счастье, что они здесь!
Сколько в них живого теплого мяса.
Сколько в них живой теплой крови.
У самой Селии и того, и другого оставалось уже очень немного. Она до того исхудала, что любимые синие штаны и джемпер теперь болтались на ней, как на вешалке. С трудом девочка выпрямилась – сперва на коленях, потом встала на ноги. Ноги плохо слушались, но упорно несли ее на улицу, ведь на улице ее могло ждать спасение. По крайней мере, Селия очень на это надеялась.
Но она двигалась так медленно…
Когда ей все же удалось выбраться, никого живого на улице уже не было. Только валялось несколько тел в мундирах. Окровавленные мундиры были разорваны, а тела – обглоданы, и Селия закашлялась, потому что заплакала – и задохнулась.
Это были имперские гвардейцы. Они-то наверняка пришли спасти выживших – и погибли от атаки чумных зомби.
Селии доводилось видеть имперских гвардейцев на многочисленных пиктах, но такие ей еще не попадались. Их мундиры были камуфляжной расцветки, а на шевронах была какая-то крепость с крыльями. Селия наклонилась и по складам прочла надпись: «Ка-да-я». «Кадия», – повторила она, поправившись. Кадия, не Кадая.
Какая разница? Эти люди были героями, и если бы она успела выйти, они бы ее спасли. А теперь их тела лежат здесь, беспомощные и окровавленные, обглоданные чумными зомби…
На них еще оставалось мясо.
Голод снова скрутил внутренности так, что в голову ударила волна боли.
Погибшим гвардейцам все равно, кто ест их мясо. Это как соседям. Им уже не нужны консервы, и их собственное мясо им тоже не нужно.
Заострившимися и пожелтевшими от истощения ногтями Селия вспорола бицепс лежавшего перед ней гвардейца, попыталась вырвать кусок его тела, наконец, урча от голода, впилась в его руку зубами.
Мясо…
Живое…
Еще не успевшее остыть…
Она жевала и жевала, заливаясь слезами и чувствуя, как кусочки чужой плоти проскальзывают в ее живот. Казалось, вместе с чужим телом к ней возвращается жизнь. «Я помолюсь Императору за этого человека, – думала Селия, успокаиваясь; насыщение вернуло ей душевное равновесие и пробудило укол совести. – И за папу с мамой, и за соседей. Я помолюсь, и Он меня простит».
Она побрела дальше – по улице, в том направлении, куда вел след от траков армейской машины. Конечно, это была машина гвардейцев. Может быть, они обернутся и увидят маленькую девочку, которую нужно спасти? Главное – вытереть с лица остатки крови и мяса их товарища…
Вместе с кровью Селия вытерла гной, оставшийся на ее руке.
Бубон. У нее бубон…
Может быть, у гвардейцев с Кадии все-таки есть лекарство?
Она шла и шла, стараясь не попадаться на слепые желтые бельма чумных зомби. Многие из них умерли во второй раз: Селия видела их тела, то развороченные выстрелами, когда мертвая плоть разбрызгивалась во все стороны, а из дыр вытекала трупная жидкость, то с проломленным черепами, в которых гнила серая дряблая кашица, оставшаяся от мозга, то раздавленные машинными траками. Сырое мясо, багрово-синюшное, тошнотворное, распадалось на глазах, и осколки размозженных костей торчали из него, как торчали архитектурные чудеса погибаюшего Катура из гниющего месива улиц.
Время от времени между трупами чумных зомби обнаруживались тела гвардейцев. Их было мало, очень мало – должно быть, гвардейцы забирали своих, чтобы потом похоронить. А может быть, Селии просто так казалось.
Потому что трупы были единственным, что она могла есть.
Ей было стыдно, чертовски стыдно. И она всякий раз мысленно возносила молитвы Императору, потом извинялась перед мертвецом, потом повторяла сама себе, что мертвому уже все равно. А потом набрасывалась на тело, вырывала отросшими ногтями и зубами из него куски и жадно жевала.
А потом благодарила мертвого из неведомой Кадии.
Мысленно – потому что говорить она не могла, горло ее сдавило будто гниющей рукой или веревкой.
И наконец, Селия заметила между зданий какое-то движение.
Она застыла от ужаса. Это могли быть чумные зомби, а они не стали бы ждать ее смерти – они бы набросились на нее и убили. Или еще страшнее: разорвали бы в клочья еще живую. Селия содрогнулась, представив их коричневые зубы, которые жевали бы ее руки и грудь…
Это могли быть те самые гвардейцы с Кадии, которых она искала. Но нужно было придумать, что им сказать. Не признаваться же, что ты глодал тела их мертвых друзей. Надо соврать что-то, подумала Селия. Учительница в схоле говорила, что врать нехорошо. Но правда еще хуже. Надо соврать, что я украла консервы у умерших соседей. Я ведь и в самом деле их воровала.
Она стояла посреди улицы, пропахшей раздавленной падалью, и внезапно перед ней очутилась гигантская черная фигура. Она походила на человека, но была больше, намного, намного больше. Прочный керамитовый доспех тускло блестел, лицо закрывал шлем с горящими глазными линзами, на одном из наплечнике белела эмблема – белая птица, а в одной руке было оружие – болтер, вспомнила Селия, это болтер.
Космодесантник!
Голова у Селии закружилась от радости. Настоящий Космодесантник! Он пришел, чтобы спасти ее! Герой Империума сейчас подхватит ее в свои могучие руки и унесет…
Космодесантник поднял болтер, оружие рявкнуло, и Селия не сразу поняла, что стреляют в нее.
Удара болта она не почувствовала.
Ей показалось, что до нее донесся печальный вздох, как будто Космодесантник сожалел о ней. Липкие от трупных жидкостей обрывки джемпера разлетелись в стороны, и разлагающееся мясо вместе с осколками ребер, выбитое ударом болта, брызнуло во все стороны. Запах гниения резко усилился.
Селия осела на землю, раскрывая рот и пытаясь что-то сказать. Трупные бубоны на ее лице лопались, гной и сукровица текли по лицу. Космодесантник посмотрел на нее – и выстрелил еще раз.
И в этот момент Селия успела осознать, что пришло ее настоящее спасение.
Автор: Санди для fandom Post-Ap 2018
Бета: volhinskamorda
Канон: А. Дембски-Боуден "Кадианская кровь" (Warhammer 40,000)
Размер: мини, джен, NC-21
Они умирали.
Селия помнила, как это началось.
Они умирали в шпилях жилых домов, поднимавшихся в священные небеса Катура. Сверху вместе с солнечным светом мало-помалу начинал литься тяжелый смрад разлагающихся трупов. Поначалу семья Селии не обращала на это внимания – никто, кроме самой Селии. «Мама, почему так воняет?» – спрашивала она. Но мама пожимала плечами. Ей нужно было на работу. И проблемы аристократов, умиравших в точеных изысканных башнях – Катур славился на весь Империум прекрасной архитектурой, – ее не касались.
скрытый текстПотом начали умирать жители средних этажей. Тогда Селия впервые спросила мать: «Мама, а мы не умрем?» Мама снова пожала плечами, но Селия не успокаивалась: «Мама, а вдруг мы тоже умрем?»
В тот день родители вернулись с марлевыми повязками и какими-то таблетками, велев Селии обязательно носить первое и принимать второе. Они уверяли, что это лишь для профилактики, потому что опасности нет никакой, болеют только богачи…
Селия отлично знала, когда родители говорят правду, а когда притворяются. Сейчас они притворно хорохорились, но страх сочился у них буквально из всех пор.
Еще через день отец строго-настрого запретил Селии выходить из дому. «Но, папа, а как же схола…» – «Проживет без тебя твоя схола. У тебя есть учебники, догонишь дома. С учителями мы сами поговорим», – ответил тогда папа, и мама его поддержала. Они всегда поддерживали друг друга…
Запах становился невыносимым.
Откуда пошла эпидемия? Делали ли что-либо планетарные власти? Наверное, делали, по крайней мере, родители это обсуждали за ужином, но так ни к чему и не пришли. Катур был планетой-святыней, духовным маяком всего сектора. Может быть, болезнь занес кто-то из паломников – их прибывало до десяти миллионов ежемесячно.
Они умирали в храмах и по дороге в храм. Селии из окна видно было, как одни больные, еще живые, сталкивают к обочинам тела тех, кто уже умер. Излечить болезнь не представлялось возможным, и каждый заболевший знал, что его смерть – лишь вопрос времени.
На телах расцветали чудовищные гнойные бубоны. Руки истончались, пальцы, наоборот, распухали, и из-под мертвых желтых ногтей начинала сочиться сукровица. Жидкая коричневатая кровь вытекала из носа, из углов рта, из глаз, волосы выпадали, а зубы – зубы оставались в деснах, опухших и кровоточащих. Кожа темнела. Встав с постели, больной обнаруживал на своем теле настоящие трупные пятна, которые со временем чернели и брались целыми рядами бубонов. Задыхаясь, больные бродили между домов; похоже было, что они теряли зрение.
Селия тогда еще верила, что ее семьи это не коснется. Ведь они носили марлевые маски. И принимали таблетки для повышения иммунитета.
Но однажды папа вернулся домой очень встревоженным.
– Посмотри, – обратился он к маме, – ведь это просто нарывчик? У нас в цеху немудрено где-то поцарапаться и занести инфекцию…
– Конечно, дорогой, – сказала мама.
Она ушла в другую комнату, и Селия отчетливо расслышала ее рыдания.
Прошло еще несколько дней, и Селия увидела синюшные пятна на руках и ногах родителей, когда они встали с постелей. На простынях оставались потеки гноя – это лопались бубоны, которые оба, и папа, и мама, все еще называли «нарывчиками». Отец первым начал задыхаться, выкашливая сгустки коричневой крови.
А потом так же стала задыхаться и мама.
Кровь сочилась у обоих из ноздрей и из-под ногтей, отслоившихся на желтых опухших пальцах.
Тогда Селия уже узнала имя того, что случилось с ее родными.
Чума Неверия.
Это казалось невозможным, потому что Чумой Неверия заражались только отдаленные миры, близкие к Оку Ужаса, а Катур был посреди Империума, более того – он был одним из средоточий имперской веры, сюда стекались люди именно для того, чтобы насытить благостью свои верные сердца, но…
Теперь родители уже не выходили из второй комнаты и не пускали в нее Селию, чтобы ее не заразить.
Вскоре Селия уже и сама к ним не совалась. Они переговаривались через закрытую дверь, а еду готовил и привозил им их старенький сервитор. Он же убирал у родителей и стирал одежду. У себя в комнате Селия убиралась сама. «Я уже большая», – повторяла она себе. Раз родители больны, она должна быть самостоятельной… пока они не выздоровеют.
Селия знала, что они уже не выздоровеют.
В ночном небе, – осколок его был виден из окна – висели яркие пылающие звезды. Селия знала, что это корабли, она много раз видела, как корабли прибывают из Космоса, – ведь на Катур слетались со всех уголков Империума. Но эти просто висели, и их было много, очень много. Сперва Селия надеялась, что это прибыла помощь.
Сейчас она уже понимала, что нельзя помочь тем, кто все равно умрет.
Корабли были для того, чтобы не выпустить никого с Катура. По улице носилось, иногда долетая до ушей Селии, слово «карантин», и для всех, кто еще не умер, оно означало неминуемую смерть.
Как-то родители не ответили, когда Селия к ним обратилась.
Спустя несколько дней из-под дверей родительской комнаты потянуло тяжелым и терпким смрадом. Селии не хотелось туда заглядывать – даже если бы родители не предостерегали ее. Ей не хотелось видеть, во что превратились ее папочка и мамочка. Она и так представляла себе, как выглядят умершие от Чумы Неверия. Их трупы раздувались до неузнаваемости, рты раскрывались, и из них еще много дней после смерти продолжала сочиться мерзкая коричневая жидкость. Синие языки вываливались, вскоре превращаясь в бесформенные комья. Гнилые бубоны вздувались на мертвой плоти, похожие на каких-то животных, пожирающих падаль…
А когда на их улице совсем не осталось живых, мертвые начали вставать.
Лохмотья сгнившей одежды болтались на их раздутых, багрово-синих телах, мокрые от трупной жидкости. Губы и веки выгнивали, и ожившие мертвецы как будто смеялись над происходящим. Ногти у них продолжали расти после смерти, – кривые, желтые, очень твердые, как каменные, – и мертвые брели, выставив перед собой руки с этими ногтями.
Им хотелось есть.
Селии тоже хотелось есть, потому что уже три дня, как сервитор ничего не готовил. Он в последние дни работал очень плохо. «Старенький уже», – жалела его Селия.
Она рискнула выйти из комнаты.
Пробралась на кухню.
Продуктов у них практически не осталось. Пошарив в ящиках буфета, Селия нашла два маленьких сухаря и консервную банку с синтепастой. Срок годности у нее давно истек, но Селия вскрыла ее, дважды при этом порезавшись и разворотив палец – она еще не умела обращаться с консервным ножом, а потом, найдя чистую ложку, выела полбанки.
Остальное надо было оставить на потом – неизвестно, что будет дальше.
Синтепаста была безвкусной, скользкой и отдавала затхлостью и горечью. Но Селия так проголодалась, что даже это показалось ей вкуснятиной.
Спустя несколько дней сервитор умер окончательно.
Селия рискнула выбраться в подъезд. На улицу, конечно, она бы не пошла – существа, которые еще недавно были людьми и которые сейчас, как вспомнила Селия, звались чумными зомби, запросто могли ее растерзать. А вот заглянуть к соседям…
Если у них есть какая-то еда, она все равно им уже не нужна.
Первая квартира оказалась забита трупами, и Селия выскочила из нее, отплевываясь. Во второй она все же пробралась на кухню и нашла там какие-то консервы и пачку галет.
Но этого было мало, катастрофически мало.
От голода у Селии уже кружилась голова. Ей было плохо и от недоедания, и от невыносимого смрада, окутавшего, казалось, весь Катур, и от стонов и рычания, которые издавали чумные зомби за окном. Подумать только, размышляла она, про них было в комиксах и кино, которое папа не разрешал мне смотреть! Может быть, там было что-то про то, как от них спастись? Задыхаясь и кашляя противной железистой на вкус мокротой, девочка поползла обратно в свою квартиру. Она нашла в шкафу свои старые комиксы, но в них чумные зомби только нападали на людей, а потом прилетали бравые Космические Десантники и всех спасали.
Наверное, если к нам и прилетят Космические Десантники, то силы карантина их не пустят, решила Селия. Она даже немного поплакала из-за этого – ей очень хотелось увидеть хотя бы одного Космодесантника, хоть одним глазком! – но даже на плач у нее не хватало сил, и вскоре она отключилась.
Когда Селия проснулась, голод терзал ее внутренности, будто консервным ножом.
Она пыталась успокоиться. Попила воды из-под крана – хорошо, что она еще капала оттуда, хотя и очень слабо. Пожевала страничку комикса. Это помогло заглушить голод, но очень ненадолго.
Селия не знала, сколько она пролежала среди комнаты. Подняться не было сил, – она не могла даже перебраться с пола на кровать, которая стояла совсем рядом. И вдруг с улицы послышались выстрелы.
«Живые!» – обрадовалась Селия. Следовало как-то дать о себе знать, но сил не было даже на то, чтобы подтащить тело к окну. Выстрелы грохотали, чумные зомби ревели, и кто-то выкрикивал команды. Селия глотала слезы.
Какое счастье слышать настоящий теплый, живой голос! Даже если обладатели этих голосов не найдут Селию и не спасут – какое счастье, что они здесь!
Сколько в них живого теплого мяса.
Сколько в них живой теплой крови.
У самой Селии и того, и другого оставалось уже очень немного. Она до того исхудала, что любимые синие штаны и джемпер теперь болтались на ней, как на вешалке. С трудом девочка выпрямилась – сперва на коленях, потом встала на ноги. Ноги плохо слушались, но упорно несли ее на улицу, ведь на улице ее могло ждать спасение. По крайней мере, Селия очень на это надеялась.
Но она двигалась так медленно…
Когда ей все же удалось выбраться, никого живого на улице уже не было. Только валялось несколько тел в мундирах. Окровавленные мундиры были разорваны, а тела – обглоданы, и Селия закашлялась, потому что заплакала – и задохнулась.
Это были имперские гвардейцы. Они-то наверняка пришли спасти выживших – и погибли от атаки чумных зомби.
Селии доводилось видеть имперских гвардейцев на многочисленных пиктах, но такие ей еще не попадались. Их мундиры были камуфляжной расцветки, а на шевронах была какая-то крепость с крыльями. Селия наклонилась и по складам прочла надпись: «Ка-да-я». «Кадия», – повторила она, поправившись. Кадия, не Кадая.
Какая разница? Эти люди были героями, и если бы она успела выйти, они бы ее спасли. А теперь их тела лежат здесь, беспомощные и окровавленные, обглоданные чумными зомби…
На них еще оставалось мясо.
Голод снова скрутил внутренности так, что в голову ударила волна боли.
Погибшим гвардейцам все равно, кто ест их мясо. Это как соседям. Им уже не нужны консервы, и их собственное мясо им тоже не нужно.
Заострившимися и пожелтевшими от истощения ногтями Селия вспорола бицепс лежавшего перед ней гвардейца, попыталась вырвать кусок его тела, наконец, урча от голода, впилась в его руку зубами.
Мясо…
Живое…
Еще не успевшее остыть…
Она жевала и жевала, заливаясь слезами и чувствуя, как кусочки чужой плоти проскальзывают в ее живот. Казалось, вместе с чужим телом к ней возвращается жизнь. «Я помолюсь Императору за этого человека, – думала Селия, успокаиваясь; насыщение вернуло ей душевное равновесие и пробудило укол совести. – И за папу с мамой, и за соседей. Я помолюсь, и Он меня простит».
Она побрела дальше – по улице, в том направлении, куда вел след от траков армейской машины. Конечно, это была машина гвардейцев. Может быть, они обернутся и увидят маленькую девочку, которую нужно спасти? Главное – вытереть с лица остатки крови и мяса их товарища…
Вместе с кровью Селия вытерла гной, оставшийся на ее руке.
Бубон. У нее бубон…
Может быть, у гвардейцев с Кадии все-таки есть лекарство?
Она шла и шла, стараясь не попадаться на слепые желтые бельма чумных зомби. Многие из них умерли во второй раз: Селия видела их тела, то развороченные выстрелами, когда мертвая плоть разбрызгивалась во все стороны, а из дыр вытекала трупная жидкость, то с проломленным черепами, в которых гнила серая дряблая кашица, оставшаяся от мозга, то раздавленные машинными траками. Сырое мясо, багрово-синюшное, тошнотворное, распадалось на глазах, и осколки размозженных костей торчали из него, как торчали архитектурные чудеса погибаюшего Катура из гниющего месива улиц.
Время от времени между трупами чумных зомби обнаруживались тела гвардейцев. Их было мало, очень мало – должно быть, гвардейцы забирали своих, чтобы потом похоронить. А может быть, Селии просто так казалось.
Потому что трупы были единственным, что она могла есть.
Ей было стыдно, чертовски стыдно. И она всякий раз мысленно возносила молитвы Императору, потом извинялась перед мертвецом, потом повторяла сама себе, что мертвому уже все равно. А потом набрасывалась на тело, вырывала отросшими ногтями и зубами из него куски и жадно жевала.
А потом благодарила мертвого из неведомой Кадии.
Мысленно – потому что говорить она не могла, горло ее сдавило будто гниющей рукой или веревкой.
И наконец, Селия заметила между зданий какое-то движение.
Она застыла от ужаса. Это могли быть чумные зомби, а они не стали бы ждать ее смерти – они бы набросились на нее и убили. Или еще страшнее: разорвали бы в клочья еще живую. Селия содрогнулась, представив их коричневые зубы, которые жевали бы ее руки и грудь…
Это могли быть те самые гвардейцы с Кадии, которых она искала. Но нужно было придумать, что им сказать. Не признаваться же, что ты глодал тела их мертвых друзей. Надо соврать что-то, подумала Селия. Учительница в схоле говорила, что врать нехорошо. Но правда еще хуже. Надо соврать, что я украла консервы у умерших соседей. Я ведь и в самом деле их воровала.
Она стояла посреди улицы, пропахшей раздавленной падалью, и внезапно перед ней очутилась гигантская черная фигура. Она походила на человека, но была больше, намного, намного больше. Прочный керамитовый доспех тускло блестел, лицо закрывал шлем с горящими глазными линзами, на одном из наплечнике белела эмблема – белая птица, а в одной руке было оружие – болтер, вспомнила Селия, это болтер.
Космодесантник!
Голова у Селии закружилась от радости. Настоящий Космодесантник! Он пришел, чтобы спасти ее! Герой Империума сейчас подхватит ее в свои могучие руки и унесет…
Космодесантник поднял болтер, оружие рявкнуло, и Селия не сразу поняла, что стреляют в нее.
Удара болта она не почувствовала.
Ей показалось, что до нее донесся печальный вздох, как будто Космодесантник сожалел о ней. Липкие от трупных жидкостей обрывки джемпера разлетелись в стороны, и разлагающееся мясо вместе с осколками ребер, выбитое ударом болта, брызнуло во все стороны. Запах гниения резко усилился.
Селия осела на землю, раскрывая рот и пытаясь что-то сказать. Трупные бубоны на ее лице лопались, гной и сукровица текли по лицу. Космодесантник посмотрел на нее – и выстрелил еще раз.
И в этот момент Селия успела осознать, что пришло ее настоящее спасение.
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Мама воевала
Название: Мама воевала
Канон: Р. Макнивен "Красная подать" (Warhammer 40k)
Автор: Санди для fandom Women 2018
Бета: fandom Women 2018
Размер: мини, джен, экшн, NC-17
Фик написан без учета событий второй книги цикла "Внешняя тьма"
Маленький Остин завозился и закапризничал в кроватке.
Кроватка была старой и расшатанной, и все вокруг отнюдь не блистало красотой и удобством – начиная с блекло-розовых занавесок и облезлых игрушек, наспех убранных в ящик у стены, и заканчивая обшарпанным корпусом устаревшего мамина когитатора. Но Остину все нравилось – он не ведал другой обстановки, как не ведал и другого вида за окном. Зартак, страшный мир-тюрьма, насквозь, точно червями, изъеденный выработками, для него был родиной.
А смотритель Джейд Ранник – мамой.
И сейчас он требовал от мамы сказку на ночь. Не просто сказку.
Любимую сказку.
– Ма-а, ну расскажи!
– Что такое, сыночек? Давай я тебе расскажу про Императора…
– Ну ма-а! Я не хочу про Императора! И про святую Шаббат не хочу! Расскажи, как ты воевала вместе с настоящими Астартес!
скрытый текстДжейд Ранник сжала руки так, что попавший между пальцами край кителя затрещал – она как раз готовила одежду на завтра. Сын не видел ее лица.
Она всегда отворачивалась, когда он просил у нее рассказывать об этом.
И всегда рассказывала.
Казалось, что с каждым новым рассказом об одном и том же она все больше верит самой себе…
– Ну ладно, – она отложила китель и присела возле кровати Остина. – Слушай и не перебивай. Я тогда только-только закончила Схола Прогениум, и меня все считали девчонкой, которой ничего нельзя поручить…
– Вот болваны-то!
– Я же просила, не перебивай, – Джейд перевела дух. Тогда ее старшие коллеги было правы, совершенно правы. И все-таки из тех, кто отправился на «Имперскую истину», никто, кроме нее, не выжил. – Тогда к нам прибыл корабль «Имперская истина». Все шло как обычно, но у начальства возникли сомнения, и нас отправили проверить, не случилось ли чего. И я попросилась с ними…
– Да они должны были назначить тебя командиром, правда, ма?
– Сынок, – вмешался старший арбитратор Якен, занятый полезным делом – намазыванием на завтра бутербродов для Элейн, старшей сестры Остина и своей старшей дочери. Занятия в младшей схоле шли довольно долго, а столовая продавала обеды по явно завышенным ценам. – Сынок, послушай сначала маму, потом задавай вопросы. Мама воевала, она, верно, знает, как надо рассказывать.
Остин умолк, только глаза его горели от предвкушения.
– А по прибытию мы обнаружили, что экипаж корабля… исчез. Вместе с капитаном. А вместо них на корабле были, – Джейд сделала драматическую паузу, заставив сына выдохнуть, – Космодесантники Хаоса!
– Настоящие?
– Еще какие!
– Большие?
– Огромные!
– Страшные?
– Да не то слово. Все в зубах, в рогах, в бусах из черепов, вооруженные до зубов…
– И ты испугалась?
Джейд улыбнулась сыну.
– Ни капельки, – сказал Якен. – Твоя мама, сынок, шмальнула в их главного из дробовика, а потом развернулась, захватила десантную капсулу и отправилась на Зартак, чтобы предупредить всех об опасности!
– И тебя, па?
– И меня, сынок…
…Джейд Ранник, тогда – младший смотритель Ранник – так и не узнала, кто захватил зартакский корабль. Это было всего лишь тюремное судно, прибывшее на Зартак с Феллорейна, но оно прибыло с заметным опережением графика, что само по себе было необычно. Обычным считалось недельное опоздание: бюрократические процедуры могли затянуться и на дольше.
С прибытием тюремных судов начинался обратный отсчет для тех заключенных, которых признали не заслуживающими казни или превращения в сервитора. Средняя продолжительность жизни в выработках Зартака составляла 10 месяцев. Всего 10 месяцев. Ранник гнала от себя мысли об этом. В конце концов, люди, спустя полгода превращавшиеся в ходячие скелеты с изъязвленной кожей и гноящимися глазами и углами потрескавшихся губ, это заслужили. Ранник, может быть, тоже хотелось бы жить в роскоши и тратить деньги не считая, но она же не убивала и не грабила?
Но в этот раз что-то пошло не так. «Имперская истина» не отвечала на вызовы.
Она не могла заставить себя сказать, что экипаж не исчез. Да, выпускник Схола Прогениум должен спокойно относиться к мертвым. В Империуме часто вспыхивали войны, а война – это не только славные победы, и не только разрушенные дома и уничтоженная техника, но и павшие. Однако даже матерым бойцам, не говоря уж о младшем смотрителе Ранник, не часто попадаются трупы в таком состоянии.
Кто-то убил людей с жестокостью и силой, на которые не были способны ни люди, ни известные Ранник животные. Но это не был и механизм: тела полосовали с остервенением, возможным только в припадке исступленной ярости. В воображении девушки возникла чудовищная разумная машина с когтями вроде тех, что копали новые шахты на Зартаке, только очень острыми; память услужливо подсунула слова «изуверский интеллект»… И они, эти когти, нещадно, до позвоночника, протыкали тела, потом выдергивались, взламывая ребра, вспарывая животы и вытаскивая комья внутренностей через раны. Они свежевали лица, оставляя на черепах лицевые мускулы, но сдирая кожу, и лишенные век высохшие глаза слепо пялились на то, как расправляются со следующей жертвой. Они отрубали конечности – не до конца, а вырезая из живых костей и мяса причудливые фигуры. Брызги крови засыхали на стенах, а мертвецы подтаскивались к центрам помещений вместо того, чтобы остаться сваленными там, где их застигла механическая смерть, и из них выкладывались кровавые картины…
Что это было на самом деле?
Труп капитана – то, что от него осталось после того, как его выпотрошили и распяли наполовину ободранный скелет – был пригвожден к командному трону, под ногами хрустела засохшая кровь.
Кто это был?
Ранник знала, что изуверский интеллект в принципе может быть создан, но это – самая злостная техноересь, какую только можно вообразить, и создатель будет сурово покаран. Значит, либо «Имперскую истину» действительно атаковало творение техноеретика, что маловероятно, либо это был кто-то живой. Изувер. Ксенос?
Нет.
…Ранник даже не рассмотрела его толком, когда он обрушился на ее отделение. Она лишь поняла, что у него были цепные мечи, и эти мечи уничтожили в мгновение ока всех ее товарищей, оставив от них лишь кровавые ошметки. И перчатки, одной из которых это существо размозжило голову старшины Макран – опытной, сильной, бесстрашной старшины Макран – всего лишь слегка пошевелив рукой.
И панцирь, в который перепуганная девчонка – напрочь забыв о том, чему ее учили в Схола Прогениум – разрядила дробовик.
Ей до сих пор иногда снились в кошмарах красные линзы его шлема, густой жестокий хохот и ледяные, мертвящие слова.
Он сказал ей: «Ты подходишь».
– И ты представляешь, Остин, – продолжала Джейд, укачивая сына, – когда я нашла своих, первым, кого я встретила, был твой папа!
– А она и говорит: «Это закрытая информация, как я выбралась!» – расхохотался Якен, хлопая себя по коленям. – Я тогда был младшим арбитратором и повидал достаточно, но чтобы такая малявка и была такой храброй!
Взгляды Джейд и Якена встретились.
Оба понимали, что Джейд послали на Зартак, чтобы рассказать о случившемся. Чтобы те, кто еще выжил на Зартаке – Джейд не знала, что часть тех страшилищ уже на поверхности планеты – ждали неминуемой смерти, трясясь от страха. Но просчитались: Джейд решила никому и ничего не рассказывать в подробностях. Ей пришлось бы вспоминать их, чертовы подробности, а оно было выше ее сил – но и об этом она бы не стала рассказывать.
Как и о том, что Якен, опасаясь бунта заключенных, настаивал на том, чтобы перебить их до последнего человека, а Джейд воспротивилась.
– Твой папа, сынок, тоже был отчаянно смелым, – улыбнулась Джейд.
– Ма, а когда будут настоящие Астартес? Я хочу про них, – сонно промямлил Остин.
Джейд заговорила раздумчивым, мягким голосом:
– Мы уже готовились к худшему… ну как к худшему – что придется сражаться с этими злодеями в одиночку.
– Вы бы их победили!
– Конечно, но пришлось бы попотеть. И вдруг, подумать только, опускается корабль, из него выходят высокие, гордые, дюжие красавцы в серых доспехах и говорят мне: «Приветствуем тебя, гражданин Империума!» – Остин замер в восторге. Он слышал это в тысячный раз, но его глаза восхищенно загорелись, а дыхание прервалось, будто впервые. — И еще они говорят: «Гражданин, нам нужна твоя помощь». И я согласилась провести их по выработкам, чтобы они не заблудились!
Остин расплылся в улыбке. Даже великим Астартес понадобилась помощь его мамы!
– И они сразились с Космодесантниками Хаоса…
– А тебе не страшно было?
– Ну, страшно, конечно, – сказала Джейд. – Но я не могла их бросить. Ведь они были моими друзьями. И их командир, мой лучший друг Те Кахуранги, рассчитывал на меня…
Якен тревожно покосился на нее, расслышав в голосе нотки истерики.
Пожалуй, только он один и знал, насколько Джейд ненавидела этих «друзей» – даже сейчас, спустя годы. И за то, что их библиарий Те Кахуранги внушил ей фальшивую смелость и желание помочь, и за то, что ей довелось увидеть по их милости…
Резня.
Бойня.
Иначе это нельзя было назвать.
У них у всех были цепные мечи!
Нет, младший смотритель Ранник отлично знала, что у Космодесантников есть мечи и болтеры. Просто она не знала, что это так… ужасно.
Она не знала, как вгрызаются зубья цепного меча в керамит, распиливая части доспеха и оставляя в нем грубые, неровные дыры. Как ревет и визжит цепной меч, как воняет разогретый до того, что к нему нельзя прикоснуться, керамит. Как безжизненны линзы – красные и зеленые – шлемов, не выражающие ничего даже тогда, когда хозяин разрезан на куски, но еще жив, Трон, какие же эти твари живучие…
Она не знала, как взрываются болты в телах, разметывая вокруг клочья мяса с осколками костей. Как точный выстрел разносит шлем вместе с башкой, и какие у них одинаковые, очень бледные и бесстрастные, лица – то, что еще уцелело от их лиц.
Не знала, сколько крови может вылиться из одной гигантской трансчеловеческой туши и какие страшные раны почти не мешают двигаться и продолжать драться. Это было самым пугающим, такая жажда боя, которую ничем нельзя остановить.
И Кархародоны были ничем не лучше тех мерзких страшилищ – такие же свирепые, они так же рвали противников цепными мечами и расстреливали их, выбивая мясо и кровь из тел, и их так же невозможно было смирить, даже вспоров грудную клетку или выпотрошив все внутренности.
Ранник не знала, что они могут еще кое-что.
Вырвать зубами – заостренными, как у акулы – глотку еретику. Кровь заливает бледное и бесстрастное лицо, на лице – ни брезгливости, ни жажды. Ударом латной перчатки раскрошить череп. Зачерпнуть пальцем, всем в крови и грязи, еще теплый мозг. Мерзкая сероватая слизь ложится в рот, и скаут замирает, будто пробуя изысканный деликатес, но на бледном лице – ни тени наслаждения.
Те Кахуранги, посмевший называться «ее лучшим другом», объясняет, что они так получают информацию.
Да что это за способ такой?! Что они за существа?! Если они за Империум – значит, они добрые, так думала Ранник при первой встрече. Теперь она знает: они чудовища.
Чудовищное добро против чудовищного зла.
Кто страшнее?
Кто чаще будет являться ей в кошмарах – бусы из черепов и окровавленные полуночно-синие доспехи или окровавленные серые доспехи и неподвижные акульи глаза?
– Мам, а Кархародоны пришли, чтобы вас спасти? Да?
Остин знает, отлично знает ответ.
– Нет, сынок. Им нужны были слуги на корабли, и они хотели забрать наших заключенных. А Космодесантнки Хаоса решили им помешать и сделать заключенных слугами Хаоса. Они успели многих убить…
– Но тех, кто остался, спасли? Правда же?
Джейд молчит. Она всегда молчит, прежде чем ответить на этот вопрос. Ей кажется, что лучше умереть – да что там, стократ лучше! – чем еще хоть раз увидеть Кархародона даже издали. Но Якен перебивает:
– Конечно, их спасли. Да заключенные были просто счастливы искупить свои ошибки и доказать, что верны Императору!
Может быть, думает Джейд. В конце концов, они живут в этом аду – выработках Зартака – не больше года, непосильный труд и тяжелый климат превращают их в полумертвых зомби задолго до смерти…
Всех спасли. Все счастливы.
Остин сладко сопит.
Джейд тихонько поднимается и выходит из комнаты. Заглядывает к Элейн. Дочь еще не спит – она заканчивает рисунок к завтрашнему уроку.
– Ма, – говорит она, – смотри, что я нарисовала. Как думаешь, если я выучусь на пилота или вокс-офицера, меня возьмут на корабли Космодесанта?
На листе бумаги – тщательно вырисованная и очень похожая Джейд Ранник, а рядом с ней – несколько Космодесантников в серых доспехах. Элейн Якен-Ранник не знает, как выглядит эмблема Кархародон Астра, поэтому она срисовала давно вымершего плезиозавра из учебника естественной истории.
– Я хочу воевать вместе с ними, – говорит Элейн.
– Война, дочка, это не сказка, – тихо шепчет Джейд. – На войне нет ни правых, ни виноватых, ни победителей, ни побежденных. Есть только убитые и раненые.
В углу рисунка – надпись: «Моя мама воевала вместе с Астартес!»
Канон: Р. Макнивен "Красная подать" (Warhammer 40k)
Автор: Санди для fandom Women 2018
Бета: fandom Women 2018
Размер: мини, джен, экшн, NC-17
Фик написан без учета событий второй книги цикла "Внешняя тьма"
Неистовые Ангелы с холодными глазами
Штурмуют твои небеса...
Егор Летов
Штурмуют твои небеса...
Егор Летов
Маленький Остин завозился и закапризничал в кроватке.
Кроватка была старой и расшатанной, и все вокруг отнюдь не блистало красотой и удобством – начиная с блекло-розовых занавесок и облезлых игрушек, наспех убранных в ящик у стены, и заканчивая обшарпанным корпусом устаревшего мамина когитатора. Но Остину все нравилось – он не ведал другой обстановки, как не ведал и другого вида за окном. Зартак, страшный мир-тюрьма, насквозь, точно червями, изъеденный выработками, для него был родиной.
А смотритель Джейд Ранник – мамой.
И сейчас он требовал от мамы сказку на ночь. Не просто сказку.
Любимую сказку.
– Ма-а, ну расскажи!
– Что такое, сыночек? Давай я тебе расскажу про Императора…
– Ну ма-а! Я не хочу про Императора! И про святую Шаббат не хочу! Расскажи, как ты воевала вместе с настоящими Астартес!
скрытый текстДжейд Ранник сжала руки так, что попавший между пальцами край кителя затрещал – она как раз готовила одежду на завтра. Сын не видел ее лица.
Она всегда отворачивалась, когда он просил у нее рассказывать об этом.
И всегда рассказывала.
Казалось, что с каждым новым рассказом об одном и том же она все больше верит самой себе…
– Ну ладно, – она отложила китель и присела возле кровати Остина. – Слушай и не перебивай. Я тогда только-только закончила Схола Прогениум, и меня все считали девчонкой, которой ничего нельзя поручить…
– Вот болваны-то!
– Я же просила, не перебивай, – Джейд перевела дух. Тогда ее старшие коллеги было правы, совершенно правы. И все-таки из тех, кто отправился на «Имперскую истину», никто, кроме нее, не выжил. – Тогда к нам прибыл корабль «Имперская истина». Все шло как обычно, но у начальства возникли сомнения, и нас отправили проверить, не случилось ли чего. И я попросилась с ними…
– Да они должны были назначить тебя командиром, правда, ма?
– Сынок, – вмешался старший арбитратор Якен, занятый полезным делом – намазыванием на завтра бутербродов для Элейн, старшей сестры Остина и своей старшей дочери. Занятия в младшей схоле шли довольно долго, а столовая продавала обеды по явно завышенным ценам. – Сынок, послушай сначала маму, потом задавай вопросы. Мама воевала, она, верно, знает, как надо рассказывать.
Остин умолк, только глаза его горели от предвкушения.
– А по прибытию мы обнаружили, что экипаж корабля… исчез. Вместе с капитаном. А вместо них на корабле были, – Джейд сделала драматическую паузу, заставив сына выдохнуть, – Космодесантники Хаоса!
– Настоящие?
– Еще какие!
– Большие?
– Огромные!
– Страшные?
– Да не то слово. Все в зубах, в рогах, в бусах из черепов, вооруженные до зубов…
– И ты испугалась?
Джейд улыбнулась сыну.
– Ни капельки, – сказал Якен. – Твоя мама, сынок, шмальнула в их главного из дробовика, а потом развернулась, захватила десантную капсулу и отправилась на Зартак, чтобы предупредить всех об опасности!
– И тебя, па?
– И меня, сынок…
…Джейд Ранник, тогда – младший смотритель Ранник – так и не узнала, кто захватил зартакский корабль. Это было всего лишь тюремное судно, прибывшее на Зартак с Феллорейна, но оно прибыло с заметным опережением графика, что само по себе было необычно. Обычным считалось недельное опоздание: бюрократические процедуры могли затянуться и на дольше.
С прибытием тюремных судов начинался обратный отсчет для тех заключенных, которых признали не заслуживающими казни или превращения в сервитора. Средняя продолжительность жизни в выработках Зартака составляла 10 месяцев. Всего 10 месяцев. Ранник гнала от себя мысли об этом. В конце концов, люди, спустя полгода превращавшиеся в ходячие скелеты с изъязвленной кожей и гноящимися глазами и углами потрескавшихся губ, это заслужили. Ранник, может быть, тоже хотелось бы жить в роскоши и тратить деньги не считая, но она же не убивала и не грабила?
Но в этот раз что-то пошло не так. «Имперская истина» не отвечала на вызовы.
Она не могла заставить себя сказать, что экипаж не исчез. Да, выпускник Схола Прогениум должен спокойно относиться к мертвым. В Империуме часто вспыхивали войны, а война – это не только славные победы, и не только разрушенные дома и уничтоженная техника, но и павшие. Однако даже матерым бойцам, не говоря уж о младшем смотрителе Ранник, не часто попадаются трупы в таком состоянии.
Кто-то убил людей с жестокостью и силой, на которые не были способны ни люди, ни известные Ранник животные. Но это не был и механизм: тела полосовали с остервенением, возможным только в припадке исступленной ярости. В воображении девушки возникла чудовищная разумная машина с когтями вроде тех, что копали новые шахты на Зартаке, только очень острыми; память услужливо подсунула слова «изуверский интеллект»… И они, эти когти, нещадно, до позвоночника, протыкали тела, потом выдергивались, взламывая ребра, вспарывая животы и вытаскивая комья внутренностей через раны. Они свежевали лица, оставляя на черепах лицевые мускулы, но сдирая кожу, и лишенные век высохшие глаза слепо пялились на то, как расправляются со следующей жертвой. Они отрубали конечности – не до конца, а вырезая из живых костей и мяса причудливые фигуры. Брызги крови засыхали на стенах, а мертвецы подтаскивались к центрам помещений вместо того, чтобы остаться сваленными там, где их застигла механическая смерть, и из них выкладывались кровавые картины…
Что это было на самом деле?
Труп капитана – то, что от него осталось после того, как его выпотрошили и распяли наполовину ободранный скелет – был пригвожден к командному трону, под ногами хрустела засохшая кровь.
Кто это был?
Ранник знала, что изуверский интеллект в принципе может быть создан, но это – самая злостная техноересь, какую только можно вообразить, и создатель будет сурово покаран. Значит, либо «Имперскую истину» действительно атаковало творение техноеретика, что маловероятно, либо это был кто-то живой. Изувер. Ксенос?
Нет.
…Ранник даже не рассмотрела его толком, когда он обрушился на ее отделение. Она лишь поняла, что у него были цепные мечи, и эти мечи уничтожили в мгновение ока всех ее товарищей, оставив от них лишь кровавые ошметки. И перчатки, одной из которых это существо размозжило голову старшины Макран – опытной, сильной, бесстрашной старшины Макран – всего лишь слегка пошевелив рукой.
И панцирь, в который перепуганная девчонка – напрочь забыв о том, чему ее учили в Схола Прогениум – разрядила дробовик.
Ей до сих пор иногда снились в кошмарах красные линзы его шлема, густой жестокий хохот и ледяные, мертвящие слова.
Он сказал ей: «Ты подходишь».
– И ты представляешь, Остин, – продолжала Джейд, укачивая сына, – когда я нашла своих, первым, кого я встретила, был твой папа!
– А она и говорит: «Это закрытая информация, как я выбралась!» – расхохотался Якен, хлопая себя по коленям. – Я тогда был младшим арбитратором и повидал достаточно, но чтобы такая малявка и была такой храброй!
Взгляды Джейд и Якена встретились.
Оба понимали, что Джейд послали на Зартак, чтобы рассказать о случившемся. Чтобы те, кто еще выжил на Зартаке – Джейд не знала, что часть тех страшилищ уже на поверхности планеты – ждали неминуемой смерти, трясясь от страха. Но просчитались: Джейд решила никому и ничего не рассказывать в подробностях. Ей пришлось бы вспоминать их, чертовы подробности, а оно было выше ее сил – но и об этом она бы не стала рассказывать.
Как и о том, что Якен, опасаясь бунта заключенных, настаивал на том, чтобы перебить их до последнего человека, а Джейд воспротивилась.
– Твой папа, сынок, тоже был отчаянно смелым, – улыбнулась Джейд.
– Ма, а когда будут настоящие Астартес? Я хочу про них, – сонно промямлил Остин.
Джейд заговорила раздумчивым, мягким голосом:
– Мы уже готовились к худшему… ну как к худшему – что придется сражаться с этими злодеями в одиночку.
– Вы бы их победили!
– Конечно, но пришлось бы попотеть. И вдруг, подумать только, опускается корабль, из него выходят высокие, гордые, дюжие красавцы в серых доспехах и говорят мне: «Приветствуем тебя, гражданин Империума!» – Остин замер в восторге. Он слышал это в тысячный раз, но его глаза восхищенно загорелись, а дыхание прервалось, будто впервые. — И еще они говорят: «Гражданин, нам нужна твоя помощь». И я согласилась провести их по выработкам, чтобы они не заблудились!
Остин расплылся в улыбке. Даже великим Астартес понадобилась помощь его мамы!
– И они сразились с Космодесантниками Хаоса…
– А тебе не страшно было?
– Ну, страшно, конечно, – сказала Джейд. – Но я не могла их бросить. Ведь они были моими друзьями. И их командир, мой лучший друг Те Кахуранги, рассчитывал на меня…
Якен тревожно покосился на нее, расслышав в голосе нотки истерики.
Пожалуй, только он один и знал, насколько Джейд ненавидела этих «друзей» – даже сейчас, спустя годы. И за то, что их библиарий Те Кахуранги внушил ей фальшивую смелость и желание помочь, и за то, что ей довелось увидеть по их милости…
Резня.
Бойня.
Иначе это нельзя было назвать.
У них у всех были цепные мечи!
Нет, младший смотритель Ранник отлично знала, что у Космодесантников есть мечи и болтеры. Просто она не знала, что это так… ужасно.
Она не знала, как вгрызаются зубья цепного меча в керамит, распиливая части доспеха и оставляя в нем грубые, неровные дыры. Как ревет и визжит цепной меч, как воняет разогретый до того, что к нему нельзя прикоснуться, керамит. Как безжизненны линзы – красные и зеленые – шлемов, не выражающие ничего даже тогда, когда хозяин разрезан на куски, но еще жив, Трон, какие же эти твари живучие…
Она не знала, как взрываются болты в телах, разметывая вокруг клочья мяса с осколками костей. Как точный выстрел разносит шлем вместе с башкой, и какие у них одинаковые, очень бледные и бесстрастные, лица – то, что еще уцелело от их лиц.
Не знала, сколько крови может вылиться из одной гигантской трансчеловеческой туши и какие страшные раны почти не мешают двигаться и продолжать драться. Это было самым пугающим, такая жажда боя, которую ничем нельзя остановить.
И Кархародоны были ничем не лучше тех мерзких страшилищ – такие же свирепые, они так же рвали противников цепными мечами и расстреливали их, выбивая мясо и кровь из тел, и их так же невозможно было смирить, даже вспоров грудную клетку или выпотрошив все внутренности.
Ранник не знала, что они могут еще кое-что.
Вырвать зубами – заостренными, как у акулы – глотку еретику. Кровь заливает бледное и бесстрастное лицо, на лице – ни брезгливости, ни жажды. Ударом латной перчатки раскрошить череп. Зачерпнуть пальцем, всем в крови и грязи, еще теплый мозг. Мерзкая сероватая слизь ложится в рот, и скаут замирает, будто пробуя изысканный деликатес, но на бледном лице – ни тени наслаждения.
Те Кахуранги, посмевший называться «ее лучшим другом», объясняет, что они так получают информацию.
Да что это за способ такой?! Что они за существа?! Если они за Империум – значит, они добрые, так думала Ранник при первой встрече. Теперь она знает: они чудовища.
Чудовищное добро против чудовищного зла.
Кто страшнее?
Кто чаще будет являться ей в кошмарах – бусы из черепов и окровавленные полуночно-синие доспехи или окровавленные серые доспехи и неподвижные акульи глаза?
– Мам, а Кархародоны пришли, чтобы вас спасти? Да?
Остин знает, отлично знает ответ.
– Нет, сынок. Им нужны были слуги на корабли, и они хотели забрать наших заключенных. А Космодесантнки Хаоса решили им помешать и сделать заключенных слугами Хаоса. Они успели многих убить…
– Но тех, кто остался, спасли? Правда же?
Джейд молчит. Она всегда молчит, прежде чем ответить на этот вопрос. Ей кажется, что лучше умереть – да что там, стократ лучше! – чем еще хоть раз увидеть Кархародона даже издали. Но Якен перебивает:
– Конечно, их спасли. Да заключенные были просто счастливы искупить свои ошибки и доказать, что верны Императору!
Может быть, думает Джейд. В конце концов, они живут в этом аду – выработках Зартака – не больше года, непосильный труд и тяжелый климат превращают их в полумертвых зомби задолго до смерти…
Всех спасли. Все счастливы.
Остин сладко сопит.
Джейд тихонько поднимается и выходит из комнаты. Заглядывает к Элейн. Дочь еще не спит – она заканчивает рисунок к завтрашнему уроку.
– Ма, – говорит она, – смотри, что я нарисовала. Как думаешь, если я выучусь на пилота или вокс-офицера, меня возьмут на корабли Космодесанта?
На листе бумаги – тщательно вырисованная и очень похожая Джейд Ранник, а рядом с ней – несколько Космодесантников в серых доспехах. Элейн Якен-Ранник не знает, как выглядит эмблема Кархародон Астра, поэтому она срисовала давно вымершего плезиозавра из учебника естественной истории.
– Я хочу воевать вместе с ними, – говорит Элейн.
– Война, дочка, это не сказка, – тихо шепчет Джейд. – На войне нет ни правых, ни виноватых, ни победителей, ни побежденных. Есть только убитые и раненые.
В углу рисунка – надпись: «Моя мама воевала вместе с Астартес!»
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Подарок на прощанье
Как уже было сказано, я в команду Хоррора вечно приношу не те каноны, причем контрабандой из Одессы.
Название: Подарок на прощанье
Канон: Warhammer 40.000
Автор: Санди для fandom Horror 2018
Бета: Лилинетт
Размер: миди, 4665 слов
Пейринг/Персонажи: Серые рыцари, контрабандисты, навигатор
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: однажды команда честных контрабандистов находит посреди космоса поврежденный корабль...
Стихи принадлежат Эдуарду Багрицкому.
скрытый текст«По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду…»
Папаша Сатырос, он же капитан Сатырос, развалился на командном троне, изредка поглядывая на приборы, и напевал под нос. Напевал он всегда одно и то же — древнюю, давно забытую всеми, кроме него, песню, как нельзя лучше подходившую к роду его занятий:
«Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы...»
Сам папаша Сатырос не то чтобы понятия не имел, почему к нему придираются Адептус и Имперский Флот, но считал, что делает полезное дело. Без его помощи добрые граждане Империума были бы вынуждены покупать те же товары втридорога, а то и вовсе не имели бы к ним доступа. «За-ради света Императора, — говаривал он, — сколько там контрабанды мы перевезем на нашей маленькой “Шаланде”, чтобы вести разговор за те убытки Империуму?»
— Роза, — прервал он пение, — уточни курс.
— Мы таки идем на Скарус? — молодое личико Розы расплылось в предвкушающей улыбке. Нос и щеки у нее выцвели за время перелета, но папаша Сатырос точно знал: стоит Розе выйти на воздух, как лицо ее снова покроется веснушками.
— Таки на Скарус, но не за тем, что ты подумала, — возразил папаша Сатырос. — Мы никогда не возили ту обскуру, чтоб ей так гореть, как живут ее любители, и тем более не будем возить флекты, чтоб им провалиться!
…Не так давно какой-то ушлый ловкач предложил ему взять в секторе Скарус груз флект — стеклышек, дававших сильный наркотический эффект. Сулил огромную прибыль и «почти никакого риска». Но папаша Сатырос и его товарищи предпочитали не связываться с товарами, о которых может задавать вопросы Инквизиция, а флекты относились именно к этой категории. «Почти никакого» означало в лучшем случае уничтожение корабля со всем экипажем, а в худшем — долгие пытки в застенках Ордосов.
— А я за флекты и не думала, — фыркнула Роза. — Я думала за тот гешефт, что мы получим в Скарусе от нашего товару!
Вошла София. Папаша Сатырос хотел было, как обычно, отпустить шутку по поводу ее пышной фигуры или уложенных в замысловатую прическу темных волос. Они были примерно одного возраста, одних представлений о жизни, и папаше Сатыросу чрезвычайно нравились огромные, чуть навыкате, бархатно-темные глаза Софии, как, впрочем, и ее характер, и ее такой же бархатный, как и глаза, голос, и ее деловая — и житейская — хватка, но он никак не мог найти способ дать Софии знать об этом. Но, взглянув на лицо Софии, он осекся.
— И что вы тут сидите и смотрите на звезды? — сказала она, слегка растягивая гласные, и оскалилась. — Лучше бы посмотрели, что нам показывает оккулюс!
— А что он показывает? — любопытная Роза тут же развернулась к ней.
— Корабль, — сказала София. — Такой, какого я еще не встречала, пока летаю!
Учитывая, что немолодая София родилась на корабле и на землю сходила только в портах назначения, да и то не всегда, это было сильное заявление.
Все трое уставились на экран оккулюса. Пикт на экране был довольно-таки размытым, абрис корабля скорее угадывался, но у Софии было настоящее чутье. Она различала корабли с первого взгляда, знала даже, как выглядят корабли ксеносов, — Роза не рисковала спрашивать, где она их видела. И то, что София встретила в космосе незнакомый корабль, почему-то наполнило Розу опасениями.
Папаша Сатырос был настроен более оптимистично.
— Может быть, какой-нибудь новый, — предположил он. — Или, скорее, старый, но хозяева навешали на него всяких дополнительных финтифлюшек. Лишь бы не конкуренты!
Какие «финтифлюшки» можно было навешать на корабль так, чтобы София его не опознала, Роза не могла себе представить.
— Перестань сказать, кэп, — сказала София. — Где тут финтифлюшки? Абрис, обводы, вообще все… Таки похоже, что это корабль Астартес, но только похоже. Ни у одного ордена я таких не видела!
Роза прокашлялась.
— Тетя София, — осторожно начала она, — а где ты встречала корабли Астартес?
София вздохнула, посмотрела на нее долгим взглядом и промолчала.
Незнакомый корабль приближался. Вернее, это «Шаланда» приближалась к нему — корабль не двигался. Попытки выйти на связь с ним не дали никаких результатов. Изображение с новых пиктов было уже четче, и становилось ясно, что корабль поврежден: в корпусе зияли огромные пробоины. Роза присмотрелась, и ей стало не по себе: выглядело так, будто пробоины сделаны не снаружи, а изнутри.
Что могло повредить корабль извне — знал любой житель Империума. Метеоритная атака, нападение ксеносов, столкновение с другим кораблем, хотя последнее было очень маловероятно. Но что на корабле содержалось настолько крупного и мощного, что смогло изнутри разбить адамантиевый корпус, оставив такие серьезные повреждения?
Папаша Сатырос вдохновенно хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.
— Что я вам имею сказать за этот корабль, — произнес он. — Таки он разбит. Но если это действительно корабль Астартес, мы можем спасти с него всякое ценное и, возможно, мертвых Астартес, и за это нам будет гешефт побольше того, что мы поимеем в секторе Скарус. А если там остались живые, то Астартес будут нам благодарны, а их благодарность кое-чего стоит!
— Вряд ли ты получишь тот гешефт, кэп, — заметила София. — Астартес считают, что это твой священный долг — возвратить им их мертвых и оружие.
— Да, но их благодарность! — настаивал папаша Сатырос.
Роза улыбнулась. Когда-то, еще в младшей схоле, она не хотела верить, что в Космодесант не берут девчонок, и мечтала, как однажды взойдет на борт хищного тяжелого корабля, вся сверкающая и облаченная в яркие доспехи…
Сейчас она сгорала от любопытства. Увидеть вблизи Космодесантника, хотя бы и мертвого! Потрогать его доспехи, цепной меч размером почти с нее саму, болтер, который одной рукой не поднимешь… просто постоять рядом с тем, кем ты не будешь никогда.
— Да что вы меня уговариваете, я ж возьму и соглашусь, — и София развернулась. Крикнула в вокс: — Эй, Авраам, Михаэль! Готовьтесь к стыковке!
***
Легкий дешевенький скафандр плохо защищал от космического холода, пропитавшего каждый уголок корабля.
Розе было нехорошо. Казалось, что корабль еще жив — странной извращенной жизнью, и наблюдает за ними. Многие металлические стены и конструкции были покрыты изморозью, но некоторые выглядели так, будто их обшили сырым мясом. При прикосновении «мясо» слегка пружинило, как настоящее, и на нем оставались вмятины, как на настоящем испорченном мясе. Трогал стены папаша Сатырос — Роза не рисковала; она заметила, что и София брезгливо их сторонится.
Система искусственной гравитации на корабле была разрушена, и потребовалось включить магнитные подошвы, но они держали недостаточно, и Розе волей-неволей пришлось придерживаться за перила. Внезапно перила сами собой изогнулись и обвили ее руку — Роза едва успела ее отдернуть. Она испуганно уставилась на ожившие перила, пытаясь понять, что происходит.
— Тут все испорчено, — послышался в воксе искаженный и трещащий голос папаши Сатыроса. — Мое такое впечатление, что в коридорах ничего стоящего — оно в трюме…
— Вот что я скажу, чтобы не мешать тебе впечатляться дальше, кэп, — отозвалась София, — если у них и было что стоящее, то не в трюме, там Космодесантники ничего стоящего не держат, а в оружейном складе и в капитанской рубке.
— Рубке? — переспросила Роза.
— Таки, девочка моя, в рубке они держат журнал, когитаторы, оккулюс и прочее, — пояснила София. — Их братья будут рады узнать, что с ними приключилось, что они умерли посреди полного здоровья…
Роза подумала, что умереть можно и «посреди» внезапной эпидемии, и содрогнулась. От внеземных вирусов скафандр мог и не защитить.
Корабль представлял собой настоящую отлично укрепленную космическую крепость со множеством переходов, поэтому ориентироваться в нем было непросто. Путешественники толкнули первую попавшуюся дверь. Она не поддавалась, наконец открылась, и навстречу выплыл мертвец.
Это был обычный смертный в мундире Астра Милитариум. Руки у несчастного оказались вывернуты и заломлены назад, мундир испачкан чем-то темным — несомненно, кровью, но самым жутким было лицо, искаженное запредельным ужасом. Рот, распахнутый в последнем крике, струйки запекшейся крови под носом и открытые высохшие глаза — для Розы это было уж слишком, она шарахнулась, а труп поплыл за ней, безвольно шевеля вывихнутыми конечностями. Папаша Сатырос оттолкнул его обратно и захлопнул дверь.
— Умерли они, сражаясь, понятное дело, — буркнул он, хотя на теле и мундире погибшего не было видно следов от выстрелов или ударов клинка.
— Могли и от последствий разгерметизации, — отозвалась София.
Роза перевела дух и толкнула следующую дверь.
Может быть, это был кубрик или что-то в этом роде, но помещение, довольно обширное, оказалось буквально забито трупами. Все они парили в невесомости у потолка — скрюченные, безвольные, в окровавленных мундирах. У самого визора шлема Розы проплыли какие-то крохотные темно-красные шарики, и она запоздало поняла, что это были замерзшие капли крови.
И у всех мертвых были перекошенные от ужаса лица. Ничего страшнее этих лиц Розе видеть не доводилось — именно потому, что они принадлежали таким же людям, как она, некоторые были совсем молодыми, но последний в их жизни страх, боль и декомпрессия убили их, и на каждом из мертвых лиц сохранилась печать предсмертной муки. Синие, с открытыми ртами, они будто взывали к ней, но что она могла сделать?
В шлеме стало тепло и мокро; Роза не сразу поняла, что плачет. Она неуклюже сотворила символ аквилы на груди и пробормотала молитву Императору за погибших на этом корабле.
— Ох ты, бедняги, — сказала София, в голосе ее тоже звучали слезы. — Что уж тут поделаешь? Мы их даже похоронить не сможем. Не надо было нам сюда лезть и тревожить покой умерших, да сделанное назад не отмотаешь.
— Я пойду и дальше посмотрю, — сказал папаша Сатырос.
— Кэп, да ты что, с мозгами поссорился? Тут нет ничего, кроме жмуров, — закричала на него София.
— И что, ты хочешь сказать, что мы натерпелись тут страху, чтобы ничего не найти? — возмутился папаша Сатырос. — Да ты… А-а-а!
Его вопль ударил в уши, будто колотушкой, и напуганная Роза подскочила на месте — магнитные башмаки плохо держали ее — и завертелась вокруг своей оси, ударившись о стену. Голова ее в шлеме мотнулась, стукнулась, и Роза зашипела от боли в разбитой губе.
Но то, что увидел папаша Сатырос, было куда хуже боли. На стене, обшитой материалом, похожим на гнилое мясо, открылись глаза. Мертвые, пустые, как у погибших бойцов в кубрике, и все-таки они поворачивались, следя за людьми. А потом стена пустила щупальца…
София опомнилась первой.
— Бегом! — рявкнула она, схватила за руку Розу и потащила за собой. Сзади глухо ухали шаги папаши Сатыроса.
Вскоре они снова споткнулись о мертвеца. Этот погиб уже не от декомпрессии и не от страха. Лицо его было буквально содрано с черепа, мундир разодран, а живот выеден, и сквозь дыру в теле виднелся сломанный позвоночник.
Роза пыталась успокоиться. «Должно быть, они перевозили… ну да — огромных хищников. В какой-нибудь зоопарк для богатеньких идиотов, чтоб тому шлимазлу, который это затеял, так жить, как этим беднягам! А те вырвались. И корабль поломали, ну это ж к провидцу не ходить…» Она прекрасно понимала, что ее версия, придуманная от страха, никуда не годится. Никаких, даже очень опасных, хищников для частных зоопарков или — тем более! — подпольных гладиаторских боев не перевозят бойцы Астра Милитарум на кораблях Космодесанта. Но никаких сколько-нибудь здравых предположений у нее не было.
Она неловко повернулась и уткнулась визором шлема в стену — и в стене тотчас же открылся новый глаз. Набрякшее веко лениво поднялось, и несовершенные фильтры скафандра донесли до нее запах.
Этот запах ни с чем нельзя было сравнить. Очень неприятный, какой-то неживой, он не вызывал никаких ассоциаций с реальными, осязаемыми вещами, но Роза точно знала: так пахнет смерть.
И еще так пахнет варп.
— Роза, что ты там застряла, ты идешь с нами или мне забыть за тебя навсегда? — надрывалась София. Роза впервые в жизни расслышала в ее голосе истерические нотки.
И бегом, насколько позволяли ей магниты и неуклюжий скафандр, ринулась за товарищами.
Они очутились то ли на капитанском мостике, то ли в той самой рубке, о которой говорила София. Тут, отчасти благодаря герметичности пространства, сохранились остатки воздуха и искусственная гравитация, все было обставлено аскетично и рационально, в отличие от той же «Шаланды». Капитаны гражданских судов, тем более торговых, старательно подчеркивали свое богатство, размещая на капитанских мостиках дорогую мебель, картины и украшения — подчас настолько безвкусные, что смотрелись хуже простых серых стен. Здесь же были именно серые стены, совершенно гладкие. Над капитанским троном размещался незнакомый символ — меч, крылатый череп, книга и надпись Daemonium Venatores, а по бокам его — зловещая синяя буква I с черепом.
— Демоны? — переспросила Роза, сморгнув от удивления. Скорее всего, демоны в девизе упоминались в переносном смысле, кто же не знает, что демонов не существует…
Папашу Сатыроса выдуманные демоны пугали куда меньше, чем символы на стенах.
— Инквизиция! — застонал он. — Ордо Маллеус! Чтоб я помер до того, как это увидел!
— Но, папа Сатырос, — сказала Роза, — вы же таки говорили, что Ордосы не могут задавать нам вопросов, потому что мы не провозим ничего, запрещенного Инквизицией… Да и вообще, они же нас защищают, что вы их так не любите?
— Ой, Роза, перестань сказать, я их очень люблю, хотя уже забыл, за что! Я только не хочу с ними знакомиться ближе, чем на парсек!
София обошла командный трон и вскрикнула. В воксе ее восклицание отдалось хрипением и треском. Роза и папаша Сатырос поспешили к ней. И не зря!
— Космодесантники, — прошептала Роза, не в силах отвести зачарованный взгляд от двух облаченных в серые доспехи громадных фигур, распростертых на полу. — Живые Космодесантники!
— Я бы сказал, мертвые Космодесантники, — пробормотал папаша Сатырос, но София присела рядом с воителями-великанами. Она колебалась — если снять с них шлемы, то мертвым это не повредит, а вот живых может убить. Наконец она стащила с одного из Космодесантников латную перчатку и прижала пальцы к его запястью. Вскрик Софии в воксе заставил напрячься и Розу, и папашу Сатыроса, но София поспешно натянула перчатку обратно на неподвижную руку и проделала то же со вторым.
— Они живы, — сказала она. В ее голосе не было никаких эмоций, и это лучше всего говорило о том, как сильно она взволнована.
— Живы! Давайте их перетащим, — обрадовалась Роза. — Их надо спасти, ну чего вы! — продолжала она, в то время как ее товарищи молчали.
— А как? — задумался папаша Сатырос.
— Выволочь их туда, где нет гравитации, а дальше все будет проще…
— И то верно, — Роза отчетливо представила себе прояснившееся лицо капитана. — Скажу Михаэлю с Авраамом, чтобы готовились к гостям…
Практичный ум папаши Сатыроса уже общелкивал все мыслимые и немыслимые выгоды, которыми могло одарить бедного, но честного контрабандиста приятное знакомство с Астартес.
София угрюмо молчала.
— А ты что скажешь, тетя София? — Роза от радости никак не могла угомониться и даже попыталась пританцовывать. Настоящие Космодесантники! Живые Воины Императора! И они погостят на «Шаланде»! Она сможет с ними поговорить! От этих мыслей у нее даже голова закружилась.
— Таки я за то, чтобы их спасти, — медленно сказала София. — Но одно меня смущает так, как не смущали те имперские гвардейцы, что подглядывали в щелку, когда я мылась в их душевой.
— Что же?
— Доспехи. Они серые. Чьи они? Чей тот символ, что на потолке над троном?
— Ну, они, наверное, Космические Волки, раз серые, — подумала вслух Роза. Из всех Орденов Космодесанта она знала только Кровавых Ангелов, Ультрамаринов и Космических Волков, да еще каких-то зелененьких, которых однажды видела на пикте в книжке, но название не запомнила.
— Влка Фенрика, — тяжело заговорила София, — носят синие с белым доспехи, и ты их ни с кем не спутаешь. Таки чтоб вы так жили, как я в молодости, если бы я не вышла замуж за любого из них! Бородатые, смешливые, а уж матерятся! Но им, — София горестно выдохнула в вокс, — нельзя жениться. А этих я не знаю, — и София развела руками, похожая на колобок в своем скафандре. Похоже, незнакомый Орден Космодесанта не вызывал у нее доверия. Розе этого было не понять: как можно не доверять героям Империума? — Но хватит разговоров, берись за него и тащи!
***
Молчаливый навигатор Гордий, зеркально-лысый тощий и долговязый старик, выбрался из своего закутка едва ли не впервые за весь перелет. Члены немногочисленного экипажа «Шаланды» почтительно кланялись ему, хотя Гордий не мог увидеть их поклоны: как многие навигаторы, он был совершенно слеп. Зрячим был только варп-глаз посреди лба, сейчас прикрытый темным шарфом.
Ему тоже было интересно посмотреть на Космодесантников. Розу так и подмывало спросить, как он их «видит» и вообще как воспринимает окружающий мир: невзирая на слепоту, Гордий отличался превосходной координацией движений, по-видимому, ощущая предметы как-то иначе. Но задавать такие нетактичные вопросы она стеснялась.
— Космодесант, — задумчиво проронил Гордий. — Когда-то, когда я был еще молод и глуп, я мечтал служить на их кораблях…
— Почему глуп, дядя Гордий? — спросила Роза.
— Потому что, дитя мое, на их корабли открыт доступ только лучшим навигаторам, — проговорил Гордий и сжал тонкие, сухие белые пальцы с опухшими суставами. — Из знаменитых домов Навис Нобилите. А я к этим домам не отношусь, и мастерство мое достаточно лишь для небольших купеческих корабликов вроде нашей «Шаланды». Я не ропщу, я сроднился с «Шаландой», а вот теперь от присутствия этих двоих мое сердце разбередилось…
Роза отлично его понимала.
Первым делом они сняли с найденных Космодесантников шлемы.
Доставленные с превеликим трудом на «Шаланду» и размещенные в небольшой комнатке, оборудованной под медпункт, они занимали собой почти все ее пространство. Михаэль, когда-то получивший медицинское образование, и София, имевшая опыт ухода за ранеными, хлопотали над ними. Остальные по очереди дежурили рядом, чтобы помочь. Единственный, кого освободили от дежурства, был Гордий — ему предстояло вести «Шаланду» в варпе, но сейчас, до прыжка, он тоже хотел побыть рядом.
Какие же у них маленькие головы, подумала Роза, такие огромные туловища — и такие крошечные… Но тут Авраам с помощью сервитора начал осторожно снимать поврежденные, исковерканные серые доспехи. Под ними обнаружились стройные мускулистые тела, затянутые в облегающие спортивные костюмы, — вернее, то, что от них осталось.
Оба раненых без доспехов отличались необычайно мощным, но гармоничным и весьма пропорциональным телосложением, так что папаша Сатырос, не удержавшись, причмокнул:
— Нет, вы таки посмотрите на этих героев Империума за мой счет! Если бы у меня был такой торс, я бы уже женился на моей Софии, и она бы ни слова не сказала против!
Авраам и Михаэль фыркнули, София расхохоталась, даже Гордий улыбнулся старческой бессильной улыбкой. Роза прикусила губу: она догадывалась, что папаша Сатырос сейчас отнюдь не шутит.
Однако Софии было не до болтовни. Михаэль начал чистить и зашивать страшные раны, казалось, полученные от чудовищных жвал и клешней. «Это, должно быть, раны от цепных мечей», — подумала Роза. Никакое другое оружие не могло бы так изуродовать человеческую плоть.
— Что я вам хочу сказать за этих красавцев, — заметил Михаэль, орудуя попеременно зажимом и скальпелем, — если бы на их месте был я или тетя София, мы бы уже давно умерли. С такими ранами люди не живут. Но если я нечаянно не пришью им тот орган, что я не знаю его имени, туда, куда не надо, то эти двое вскорости будут живее, чем папа Сатырос, когда ему удается облапошить очередного шлимазла!
Он был прав: улучшенная физиология Космодесантников вкупе с их доспехами давала возможность выжить там, где умер бы любой неулучшенный человек. Кровь, вытекая из разрезов, сворачивалась буквально на глазах, ткани регенерировали будто в ускоренной съемке, а сами разрезы затягивались почти моментально. Но повреждения, полученные в неизвестной битве, были настолько велики, что Михаэль с Софией провозились в импровизированной операционной почти шесть часов, а оба раненых очнулись только через терранские сутки.
Гордий поджимал губы. Казалось, он сильно недоволен появлением Космодесантников на «Шаланде». Правда, после его внезапной откровенности Роза думала, что знает, почему. Но ошиблась.
— Эти двое внушают мне страх, — как-то сказал он в пространство, когда Роза проходила мимо него. Роза обернулась и спросила:
— Почему? «Трансчеловеческий ужас»?
— Нет. Я чувствую, что с ними у нас будут неприятности.
— Думаете, дядя Гордий, их друзья решат, что это мы их искалечили? Да ну, вряд ли, — запротестовала Роза. «Старый перестраховщик», — решила она, возвращаясь к привычным делам.
Один из Космодесантников выглядел зрелым, даже в годах, со странным украшением — блестящими штифтами над бровью, второй — совсем юношей с длинными светлыми волосами. Розе очень нравилось смотреть на его лицо. Какие у него тонкие, благородные черты! Идея Софии выйти замуж за такого воина казалась ей смешной, а вот подружиться — почему бы и нет? Сколько планет топтали его сабатоны! Сколько врагов человечества было им побеждено, сколько спасенных мирных граждан Империума благодарили его! Роза даже хихикнула от избытка чувств.
Но пробуждение светловолосого героя произошло не у нее на глазах — в тот момент рядом с ним дежурила София. Она же радостно явилась на капитанский мостик.
— И что я вам имею сказать? — спросила она сама себя. — А то, что вы хотите услышать! Твоя белобрысая симпатия пришла в себя, Роза, девочка моя.
— О, — воскликнула Роза и хотела было бежать в медпункт.
— Погоди, — остановила ее София. — Там с ними Авраам. Он еще слабенький, ему надо покой и кушать.
— Так я ему что-нибудь приготовлю!
— Протертого супчику, другого пока нельзя…
— А он что-нибудь рассказывал?
— Сказал, его зовут брат Эндимион. А его приятель — брат-сержант Дарий. Солидный мужчина, — и с этим вердиктом София удалилась в отличном настроении.
Роза действительно сварила протертый суп и принесла его брату Эндимиону. У него оказались очень красивые глаза — ясные, серо-голубые, с по-детски серьезным выражением. И видно было, что ему неловко принимать заботу от смертных. Он почти ничего не рассказывал о себе и брате Дарии, только спрашивал:
— Кто вы?
— Мы честные торговцы, — отвечал ему Авраам, поднося к губам брата Эндимиона ложечку с супом. Тот глотал и продолжал:
— Вы служите Ордосам?
— Нет, слава Императору, мы просто торгуем, — посмеиваясь, заверил его Авраам. — И что должны были сделать герои Империума, чтобы теперь им так не хотелось встречаться с Ордосами?
— Как обычно, — уклончиво ответил брат Эндимион, — сражались.
Он говорил на низком готике странно, с необычным акцентом. Хотя, может быть, ему кажется чудным наш говорок, подумала Роза. Один торговец в секторе… в каком же секторе это было? Мы ведь тоже прошли пол-Галактики с амасеком, свитерами и табачными сигаретами в тайниках… ну, неважно. Один торговец все распространялся, как он ни разу не слышал такого говора ни на одной планете. «Империум большой», — назидательно сказала тогда ему София.
— Как вы нас нашли?
— Как и любую помеху на проложенном курсе…
— Почему отправились на наш корабль?
Авраам задумался. Роза не выдержала:
— Мы хотели узнать, нет ли выживших и не нужна ли наша помощь!
— Благородно, — сказал брат Эндимион. Облизнул серые от потери крови губы и выдохнул: — Похвально.
— А вы из какого ордена? — поинтересовалась Роза.
Но брат Эндимион уже уронил голову на подушку, обессилев.
Через пару дней и он, и еще менее общительный брат-сержант Дарий уже выходили из комнатки и ели обычную пищу. Роза по-прежнему пыталась их разговорить; брат Эндимион отвечал коротко, общими фразами, брат-сержант Дарий отмалчивался, но часто, прежде чем ответить на очередной вопрос, брат Эндимион косился на него, будто спрашивая разрешения заговорить.
— А кто на вас напал тогда, ну, когда вас ранили? — допытывалась Роза. — Бандиты?
По лицам обоих пробежали пренебрежительные ухмылки, и брат Эндимион покачал головой.
— Тогда кто? Ксеносы, да?
Опять нерешительный взгляд на брата-сержанта Дария, и опять короткое «да».
— Но не орки же! Орки стреляют, да? А вас как будто кто-то ел… Ох, прости, брат Эндимион, не хотела напоминать о таком… Это были… тираниды?
Брат Эндимион опустил голову.
Роза предположила, что им запрещено рассказывать о боевых операциях, и этот запрет ее огорчил. Вот раньше, думала она, к ним пускали летописцев, они делали шикарные пикты, рассказывали в красках… стоп, я же видела пикты современных Космодесантников! И Ультрамаринов, и тех, в зелененьком… Должно быть, им просто очень обидно вспоминать о поражении.
— Да, — наконец, выговорил брат Эндимион, глядя в пол. — Тираниды.
Роза перевела дух.
В ее представлении тираниды были чем-то вроде невообразимо огромных космических тараканов с острыми жвалами. Вероятно, Космические Волки, или, как их называла София, Влка Фенрика, могли бы посмеяться над такой фантазией — но брат Эндимион не был тем смешливым бородачом, за которого София хотела бы выйти замуж. Он был тихим серьезным юношей, которого, казалось, не рассмешила бы и тысяча шуток.
И он едва не погиб в бою с тиранидами.
Поэтому Роза просто пожала его узкую, белую руку.
Брат Эндимион растерянно уставился на ее ладонь, такую крошечную и слабую, сжимавшую его пальцы едва заметным прикосновением.
— Брат Эндимион, вы такие храбрые! Я так горжусь, что с вами познакомилась! — выпалила Роза.
— Тетя София, Абрамчик! Розочка! Дядя Гордий! Папа Сатырос! — послышался голос Михаэля, который сегодня был дежурным по кухне. — Уважаемые Дарий и Энди… Эндимион! Обед стынет!
Почудилось ли Розе, или брат Эндимион покраснел от ее слов?
Папаша Сатырос в это время препирался с Гордием. Старый навигатор почему-то взъелся на спасенных Астартес, повторяя как заведенный, что из-за них будут большие неприятности, а когда услышал, что они просят повременить со входом в варп, и вовсе взбеленился. «Шаланда» уже приближалась к точке Мандевилля, а Гордию явно не терпелось войти в варп и лететь дальше.
— Скажи им, пусть объяснят, где базируется их орден, и мы их отвезем, — настаивал Гордий. — Что это за Космодесантники, которые даже не хотят сказать, из какого они ордена?
— Но ты же сам видел… ах да, — папаша Сатырос хлопнул себя по лбу, — прости. Мы же видели у них и доспехи, и эти их разъемы на загривке и ляжках, и черный панцирь под мышцами на груди, Михаэль его вскрывал, когда оперировал; кто еще это может быть, если не Космодесантники? А то, что они молчат, — их право, они перед смертными не отчитываются. Давай помолчим за их манеры, уважаемый Гордий, они защитники человечества, а что они при этом еще и хамы, так и мы не цадики!
Папаше Сатыросу казалось, что он понимает возмущение Гордия. Навигатор был из небожителей, которые плохо себя чувствовали в любом месте, кроме навигаторской ванны. Но просьба Астартес в его глазах перевешивала каприз старика.
— В конце концов, скоро они нас покинут, — сказал папаша Сатырос, — и ты вздохнешь свободно. Да и расход на них, что и говорить, большой… А вот Роза, похоже, будет расстроена! — и он снова затянул любимую песню про контрабандистов: «Вот так бы и мне в налетающей тьме усы раздувать, развалясь на корме…».
Роза уже знала.
Улучив минуту, когда брат-сержант Дарий отошел куда-то, она пристала к брату Эндимиону:
— Скажи, чего мы ждем?
— Мы послали сигнал бедствия, — объяснил он, смущенно глядя на нее. — А появились вы. Мы ждем корабль, который должен прибыть за нами.
— Понятно, — сказала Роза, обуреваемая смешанными чувствами. С одной стороны, она обрадовалась, что ее новый друг наконец-то попадет домой, а с другой…
Ей было очень жалко расставаться с каждым новым другом. И тем более — таким, как брат Эндимион.
Брат Эндимион серьезно смотрел на нее сверху вниз, возвышаясь над ней почти на метр. Роза поманила его к себе пальцем, будто желая что-то сказать ему на ухо, но когда брат Эндимион наклонился к ней, она обхватила его за шею и поцеловала.
— Роза! София! Мальчики! — послышался дребезжащий от волнения возглас навигатора, и его перекрыл зычный окрик папаши Сатыроса: — Нас вызывает Инквизиция! Ох, чтоб они так были здоровы, как я не хочу их видеть, у меня от одного этого слова переворачивается желудок! Какой-то инквизитор… ох ты…
— Из Ордо Маллеус, — проскрипел Гордий.
— Это ваши? — спросила Роза, и брат Эндимион, растерянный и ошеломленный, впервые посмотрел ей в глаза — и кивнул.
***
Брат Эндимион молча стоял в коридоре и смотрел куда-то в пространство.
Брат-сержант Дарий осторожно тронул его за наплечник.
— Они спасли нам жизнь, — тихо сказал брат Эндимион, не оборачиваясь.
— Это была их обязанность, — назидательно произнес брат-сержант Дарий.
— Они считали нас гостями. Та девушка, Роза, считала меня своим другом.
Дарий перевел дух.
— У Галео не было другого выхода, — сказал он. — Это был его приказ, и он обязан был его отдать.
— Но в чем была опасность этих людей для Империума?
— Ты знаешь, что наши операции секретны. Трон, да сколько кораблей было взорвано только потому, что они могли — даже не точно увидели, а могли увидеть мельком! — звездолеты Серых рыцарей!
Брат Эндимион опустил голову.
Эйдетическая память Астартес сохранила все. И то, как торжественно вошел инквизитор Галео на корабль контрабандистов, и то, как волновались их спасители. И как просиял тот лысоватый толстяк, капитан Сатырос, когда Галео вручил ему какой-то значок, сказав, что это инсигния помощника инквизитора.
И как вспыхнула яркой маленькой звездой «Шаланда» за несколько секунд до входа в варп.
Торпеды, выпущенные по приказу Галео, попали точно в цель.
На пальцах брата Эндимиона висела тонкая серебряная цепочка с небольшой аквилой.
— Это она мне подарила, — сказал он.
Брат-сержант Дарий счел необходимым сделать ему небольшое внушение.
— Наша задача защищать все человечество, — строго сказал он. — Мы — боевой орден на службе Ордо Маллеус, и если инквизитор Ордо Маллеус считает, что то или иное действие необходимо…
— Я знаю, брат-сержант, — тихо перебил его брат Эндимион.
Дарий немного помолчал, переминаясь с ноги на ногу рядом с ним, затем ушел. Брат Эндимион поднес к глазам аквилу и прошептал последние строчки из любимой песни папаши Сатыроса:
«Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу…»
И равнодушная пустота, окружавшая корабль, откликнулась голосом Розы:
«И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
“Ай, Черное море,
Хорошее море..! ”»
Название: Подарок на прощанье
Канон: Warhammer 40.000
Автор: Санди для fandom Horror 2018
Бета: Лилинетт
Размер: миди, 4665 слов
Пейринг/Персонажи: Серые рыцари, контрабандисты, навигатор
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: однажды команда честных контрабандистов находит посреди космоса поврежденный корабль...
Стихи принадлежат Эдуарду Багрицкому.
скрытый текст«По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду…»
Папаша Сатырос, он же капитан Сатырос, развалился на командном троне, изредка поглядывая на приборы, и напевал под нос. Напевал он всегда одно и то же — древнюю, давно забытую всеми, кроме него, песню, как нельзя лучше подходившую к роду его занятий:
«Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы...»
Сам папаша Сатырос не то чтобы понятия не имел, почему к нему придираются Адептус и Имперский Флот, но считал, что делает полезное дело. Без его помощи добрые граждане Империума были бы вынуждены покупать те же товары втридорога, а то и вовсе не имели бы к ним доступа. «За-ради света Императора, — говаривал он, — сколько там контрабанды мы перевезем на нашей маленькой “Шаланде”, чтобы вести разговор за те убытки Империуму?»
— Роза, — прервал он пение, — уточни курс.
— Мы таки идем на Скарус? — молодое личико Розы расплылось в предвкушающей улыбке. Нос и щеки у нее выцвели за время перелета, но папаша Сатырос точно знал: стоит Розе выйти на воздух, как лицо ее снова покроется веснушками.
— Таки на Скарус, но не за тем, что ты подумала, — возразил папаша Сатырос. — Мы никогда не возили ту обскуру, чтоб ей так гореть, как живут ее любители, и тем более не будем возить флекты, чтоб им провалиться!
…Не так давно какой-то ушлый ловкач предложил ему взять в секторе Скарус груз флект — стеклышек, дававших сильный наркотический эффект. Сулил огромную прибыль и «почти никакого риска». Но папаша Сатырос и его товарищи предпочитали не связываться с товарами, о которых может задавать вопросы Инквизиция, а флекты относились именно к этой категории. «Почти никакого» означало в лучшем случае уничтожение корабля со всем экипажем, а в худшем — долгие пытки в застенках Ордосов.
— А я за флекты и не думала, — фыркнула Роза. — Я думала за тот гешефт, что мы получим в Скарусе от нашего товару!
Вошла София. Папаша Сатырос хотел было, как обычно, отпустить шутку по поводу ее пышной фигуры или уложенных в замысловатую прическу темных волос. Они были примерно одного возраста, одних представлений о жизни, и папаше Сатыросу чрезвычайно нравились огромные, чуть навыкате, бархатно-темные глаза Софии, как, впрочем, и ее характер, и ее такой же бархатный, как и глаза, голос, и ее деловая — и житейская — хватка, но он никак не мог найти способ дать Софии знать об этом. Но, взглянув на лицо Софии, он осекся.
— И что вы тут сидите и смотрите на звезды? — сказала она, слегка растягивая гласные, и оскалилась. — Лучше бы посмотрели, что нам показывает оккулюс!
— А что он показывает? — любопытная Роза тут же развернулась к ней.
— Корабль, — сказала София. — Такой, какого я еще не встречала, пока летаю!
Учитывая, что немолодая София родилась на корабле и на землю сходила только в портах назначения, да и то не всегда, это было сильное заявление.
Все трое уставились на экран оккулюса. Пикт на экране был довольно-таки размытым, абрис корабля скорее угадывался, но у Софии было настоящее чутье. Она различала корабли с первого взгляда, знала даже, как выглядят корабли ксеносов, — Роза не рисковала спрашивать, где она их видела. И то, что София встретила в космосе незнакомый корабль, почему-то наполнило Розу опасениями.
Папаша Сатырос был настроен более оптимистично.
— Может быть, какой-нибудь новый, — предположил он. — Или, скорее, старый, но хозяева навешали на него всяких дополнительных финтифлюшек. Лишь бы не конкуренты!
Какие «финтифлюшки» можно было навешать на корабль так, чтобы София его не опознала, Роза не могла себе представить.
— Перестань сказать, кэп, — сказала София. — Где тут финтифлюшки? Абрис, обводы, вообще все… Таки похоже, что это корабль Астартес, но только похоже. Ни у одного ордена я таких не видела!
Роза прокашлялась.
— Тетя София, — осторожно начала она, — а где ты встречала корабли Астартес?
София вздохнула, посмотрела на нее долгим взглядом и промолчала.
Незнакомый корабль приближался. Вернее, это «Шаланда» приближалась к нему — корабль не двигался. Попытки выйти на связь с ним не дали никаких результатов. Изображение с новых пиктов было уже четче, и становилось ясно, что корабль поврежден: в корпусе зияли огромные пробоины. Роза присмотрелась, и ей стало не по себе: выглядело так, будто пробоины сделаны не снаружи, а изнутри.
Что могло повредить корабль извне — знал любой житель Империума. Метеоритная атака, нападение ксеносов, столкновение с другим кораблем, хотя последнее было очень маловероятно. Но что на корабле содержалось настолько крупного и мощного, что смогло изнутри разбить адамантиевый корпус, оставив такие серьезные повреждения?
Папаша Сатырос вдохновенно хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.
— Что я вам имею сказать за этот корабль, — произнес он. — Таки он разбит. Но если это действительно корабль Астартес, мы можем спасти с него всякое ценное и, возможно, мертвых Астартес, и за это нам будет гешефт побольше того, что мы поимеем в секторе Скарус. А если там остались живые, то Астартес будут нам благодарны, а их благодарность кое-чего стоит!
— Вряд ли ты получишь тот гешефт, кэп, — заметила София. — Астартес считают, что это твой священный долг — возвратить им их мертвых и оружие.
— Да, но их благодарность! — настаивал папаша Сатырос.
Роза улыбнулась. Когда-то, еще в младшей схоле, она не хотела верить, что в Космодесант не берут девчонок, и мечтала, как однажды взойдет на борт хищного тяжелого корабля, вся сверкающая и облаченная в яркие доспехи…
Сейчас она сгорала от любопытства. Увидеть вблизи Космодесантника, хотя бы и мертвого! Потрогать его доспехи, цепной меч размером почти с нее саму, болтер, который одной рукой не поднимешь… просто постоять рядом с тем, кем ты не будешь никогда.
— Да что вы меня уговариваете, я ж возьму и соглашусь, — и София развернулась. Крикнула в вокс: — Эй, Авраам, Михаэль! Готовьтесь к стыковке!
***
Легкий дешевенький скафандр плохо защищал от космического холода, пропитавшего каждый уголок корабля.
Розе было нехорошо. Казалось, что корабль еще жив — странной извращенной жизнью, и наблюдает за ними. Многие металлические стены и конструкции были покрыты изморозью, но некоторые выглядели так, будто их обшили сырым мясом. При прикосновении «мясо» слегка пружинило, как настоящее, и на нем оставались вмятины, как на настоящем испорченном мясе. Трогал стены папаша Сатырос — Роза не рисковала; она заметила, что и София брезгливо их сторонится.
Система искусственной гравитации на корабле была разрушена, и потребовалось включить магнитные подошвы, но они держали недостаточно, и Розе волей-неволей пришлось придерживаться за перила. Внезапно перила сами собой изогнулись и обвили ее руку — Роза едва успела ее отдернуть. Она испуганно уставилась на ожившие перила, пытаясь понять, что происходит.
— Тут все испорчено, — послышался в воксе искаженный и трещащий голос папаши Сатыроса. — Мое такое впечатление, что в коридорах ничего стоящего — оно в трюме…
— Вот что я скажу, чтобы не мешать тебе впечатляться дальше, кэп, — отозвалась София, — если у них и было что стоящее, то не в трюме, там Космодесантники ничего стоящего не держат, а в оружейном складе и в капитанской рубке.
— Рубке? — переспросила Роза.
— Таки, девочка моя, в рубке они держат журнал, когитаторы, оккулюс и прочее, — пояснила София. — Их братья будут рады узнать, что с ними приключилось, что они умерли посреди полного здоровья…
Роза подумала, что умереть можно и «посреди» внезапной эпидемии, и содрогнулась. От внеземных вирусов скафандр мог и не защитить.
Корабль представлял собой настоящую отлично укрепленную космическую крепость со множеством переходов, поэтому ориентироваться в нем было непросто. Путешественники толкнули первую попавшуюся дверь. Она не поддавалась, наконец открылась, и навстречу выплыл мертвец.
Это был обычный смертный в мундире Астра Милитариум. Руки у несчастного оказались вывернуты и заломлены назад, мундир испачкан чем-то темным — несомненно, кровью, но самым жутким было лицо, искаженное запредельным ужасом. Рот, распахнутый в последнем крике, струйки запекшейся крови под носом и открытые высохшие глаза — для Розы это было уж слишком, она шарахнулась, а труп поплыл за ней, безвольно шевеля вывихнутыми конечностями. Папаша Сатырос оттолкнул его обратно и захлопнул дверь.
— Умерли они, сражаясь, понятное дело, — буркнул он, хотя на теле и мундире погибшего не было видно следов от выстрелов или ударов клинка.
— Могли и от последствий разгерметизации, — отозвалась София.
Роза перевела дух и толкнула следующую дверь.
Может быть, это был кубрик или что-то в этом роде, но помещение, довольно обширное, оказалось буквально забито трупами. Все они парили в невесомости у потолка — скрюченные, безвольные, в окровавленных мундирах. У самого визора шлема Розы проплыли какие-то крохотные темно-красные шарики, и она запоздало поняла, что это были замерзшие капли крови.
И у всех мертвых были перекошенные от ужаса лица. Ничего страшнее этих лиц Розе видеть не доводилось — именно потому, что они принадлежали таким же людям, как она, некоторые были совсем молодыми, но последний в их жизни страх, боль и декомпрессия убили их, и на каждом из мертвых лиц сохранилась печать предсмертной муки. Синие, с открытыми ртами, они будто взывали к ней, но что она могла сделать?
В шлеме стало тепло и мокро; Роза не сразу поняла, что плачет. Она неуклюже сотворила символ аквилы на груди и пробормотала молитву Императору за погибших на этом корабле.
— Ох ты, бедняги, — сказала София, в голосе ее тоже звучали слезы. — Что уж тут поделаешь? Мы их даже похоронить не сможем. Не надо было нам сюда лезть и тревожить покой умерших, да сделанное назад не отмотаешь.
— Я пойду и дальше посмотрю, — сказал папаша Сатырос.
— Кэп, да ты что, с мозгами поссорился? Тут нет ничего, кроме жмуров, — закричала на него София.
— И что, ты хочешь сказать, что мы натерпелись тут страху, чтобы ничего не найти? — возмутился папаша Сатырос. — Да ты… А-а-а!
Его вопль ударил в уши, будто колотушкой, и напуганная Роза подскочила на месте — магнитные башмаки плохо держали ее — и завертелась вокруг своей оси, ударившись о стену. Голова ее в шлеме мотнулась, стукнулась, и Роза зашипела от боли в разбитой губе.
Но то, что увидел папаша Сатырос, было куда хуже боли. На стене, обшитой материалом, похожим на гнилое мясо, открылись глаза. Мертвые, пустые, как у погибших бойцов в кубрике, и все-таки они поворачивались, следя за людьми. А потом стена пустила щупальца…
София опомнилась первой.
— Бегом! — рявкнула она, схватила за руку Розу и потащила за собой. Сзади глухо ухали шаги папаши Сатыроса.
Вскоре они снова споткнулись о мертвеца. Этот погиб уже не от декомпрессии и не от страха. Лицо его было буквально содрано с черепа, мундир разодран, а живот выеден, и сквозь дыру в теле виднелся сломанный позвоночник.
Роза пыталась успокоиться. «Должно быть, они перевозили… ну да — огромных хищников. В какой-нибудь зоопарк для богатеньких идиотов, чтоб тому шлимазлу, который это затеял, так жить, как этим беднягам! А те вырвались. И корабль поломали, ну это ж к провидцу не ходить…» Она прекрасно понимала, что ее версия, придуманная от страха, никуда не годится. Никаких, даже очень опасных, хищников для частных зоопарков или — тем более! — подпольных гладиаторских боев не перевозят бойцы Астра Милитарум на кораблях Космодесанта. Но никаких сколько-нибудь здравых предположений у нее не было.
Она неловко повернулась и уткнулась визором шлема в стену — и в стене тотчас же открылся новый глаз. Набрякшее веко лениво поднялось, и несовершенные фильтры скафандра донесли до нее запах.
Этот запах ни с чем нельзя было сравнить. Очень неприятный, какой-то неживой, он не вызывал никаких ассоциаций с реальными, осязаемыми вещами, но Роза точно знала: так пахнет смерть.
И еще так пахнет варп.
— Роза, что ты там застряла, ты идешь с нами или мне забыть за тебя навсегда? — надрывалась София. Роза впервые в жизни расслышала в ее голосе истерические нотки.
И бегом, насколько позволяли ей магниты и неуклюжий скафандр, ринулась за товарищами.
Они очутились то ли на капитанском мостике, то ли в той самой рубке, о которой говорила София. Тут, отчасти благодаря герметичности пространства, сохранились остатки воздуха и искусственная гравитация, все было обставлено аскетично и рационально, в отличие от той же «Шаланды». Капитаны гражданских судов, тем более торговых, старательно подчеркивали свое богатство, размещая на капитанских мостиках дорогую мебель, картины и украшения — подчас настолько безвкусные, что смотрелись хуже простых серых стен. Здесь же были именно серые стены, совершенно гладкие. Над капитанским троном размещался незнакомый символ — меч, крылатый череп, книга и надпись Daemonium Venatores, а по бокам его — зловещая синяя буква I с черепом.
— Демоны? — переспросила Роза, сморгнув от удивления. Скорее всего, демоны в девизе упоминались в переносном смысле, кто же не знает, что демонов не существует…
Папашу Сатыроса выдуманные демоны пугали куда меньше, чем символы на стенах.
— Инквизиция! — застонал он. — Ордо Маллеус! Чтоб я помер до того, как это увидел!
— Но, папа Сатырос, — сказала Роза, — вы же таки говорили, что Ордосы не могут задавать нам вопросов, потому что мы не провозим ничего, запрещенного Инквизицией… Да и вообще, они же нас защищают, что вы их так не любите?
— Ой, Роза, перестань сказать, я их очень люблю, хотя уже забыл, за что! Я только не хочу с ними знакомиться ближе, чем на парсек!
София обошла командный трон и вскрикнула. В воксе ее восклицание отдалось хрипением и треском. Роза и папаша Сатырос поспешили к ней. И не зря!
— Космодесантники, — прошептала Роза, не в силах отвести зачарованный взгляд от двух облаченных в серые доспехи громадных фигур, распростертых на полу. — Живые Космодесантники!
— Я бы сказал, мертвые Космодесантники, — пробормотал папаша Сатырос, но София присела рядом с воителями-великанами. Она колебалась — если снять с них шлемы, то мертвым это не повредит, а вот живых может убить. Наконец она стащила с одного из Космодесантников латную перчатку и прижала пальцы к его запястью. Вскрик Софии в воксе заставил напрячься и Розу, и папашу Сатыроса, но София поспешно натянула перчатку обратно на неподвижную руку и проделала то же со вторым.
— Они живы, — сказала она. В ее голосе не было никаких эмоций, и это лучше всего говорило о том, как сильно она взволнована.
— Живы! Давайте их перетащим, — обрадовалась Роза. — Их надо спасти, ну чего вы! — продолжала она, в то время как ее товарищи молчали.
— А как? — задумался папаша Сатырос.
— Выволочь их туда, где нет гравитации, а дальше все будет проще…
— И то верно, — Роза отчетливо представила себе прояснившееся лицо капитана. — Скажу Михаэлю с Авраамом, чтобы готовились к гостям…
Практичный ум папаши Сатыроса уже общелкивал все мыслимые и немыслимые выгоды, которыми могло одарить бедного, но честного контрабандиста приятное знакомство с Астартес.
София угрюмо молчала.
— А ты что скажешь, тетя София? — Роза от радости никак не могла угомониться и даже попыталась пританцовывать. Настоящие Космодесантники! Живые Воины Императора! И они погостят на «Шаланде»! Она сможет с ними поговорить! От этих мыслей у нее даже голова закружилась.
— Таки я за то, чтобы их спасти, — медленно сказала София. — Но одно меня смущает так, как не смущали те имперские гвардейцы, что подглядывали в щелку, когда я мылась в их душевой.
— Что же?
— Доспехи. Они серые. Чьи они? Чей тот символ, что на потолке над троном?
— Ну, они, наверное, Космические Волки, раз серые, — подумала вслух Роза. Из всех Орденов Космодесанта она знала только Кровавых Ангелов, Ультрамаринов и Космических Волков, да еще каких-то зелененьких, которых однажды видела на пикте в книжке, но название не запомнила.
— Влка Фенрика, — тяжело заговорила София, — носят синие с белым доспехи, и ты их ни с кем не спутаешь. Таки чтоб вы так жили, как я в молодости, если бы я не вышла замуж за любого из них! Бородатые, смешливые, а уж матерятся! Но им, — София горестно выдохнула в вокс, — нельзя жениться. А этих я не знаю, — и София развела руками, похожая на колобок в своем скафандре. Похоже, незнакомый Орден Космодесанта не вызывал у нее доверия. Розе этого было не понять: как можно не доверять героям Империума? — Но хватит разговоров, берись за него и тащи!
***
Молчаливый навигатор Гордий, зеркально-лысый тощий и долговязый старик, выбрался из своего закутка едва ли не впервые за весь перелет. Члены немногочисленного экипажа «Шаланды» почтительно кланялись ему, хотя Гордий не мог увидеть их поклоны: как многие навигаторы, он был совершенно слеп. Зрячим был только варп-глаз посреди лба, сейчас прикрытый темным шарфом.
Ему тоже было интересно посмотреть на Космодесантников. Розу так и подмывало спросить, как он их «видит» и вообще как воспринимает окружающий мир: невзирая на слепоту, Гордий отличался превосходной координацией движений, по-видимому, ощущая предметы как-то иначе. Но задавать такие нетактичные вопросы она стеснялась.
— Космодесант, — задумчиво проронил Гордий. — Когда-то, когда я был еще молод и глуп, я мечтал служить на их кораблях…
— Почему глуп, дядя Гордий? — спросила Роза.
— Потому что, дитя мое, на их корабли открыт доступ только лучшим навигаторам, — проговорил Гордий и сжал тонкие, сухие белые пальцы с опухшими суставами. — Из знаменитых домов Навис Нобилите. А я к этим домам не отношусь, и мастерство мое достаточно лишь для небольших купеческих корабликов вроде нашей «Шаланды». Я не ропщу, я сроднился с «Шаландой», а вот теперь от присутствия этих двоих мое сердце разбередилось…
Роза отлично его понимала.
Первым делом они сняли с найденных Космодесантников шлемы.
Доставленные с превеликим трудом на «Шаланду» и размещенные в небольшой комнатке, оборудованной под медпункт, они занимали собой почти все ее пространство. Михаэль, когда-то получивший медицинское образование, и София, имевшая опыт ухода за ранеными, хлопотали над ними. Остальные по очереди дежурили рядом, чтобы помочь. Единственный, кого освободили от дежурства, был Гордий — ему предстояло вести «Шаланду» в варпе, но сейчас, до прыжка, он тоже хотел побыть рядом.
Какие же у них маленькие головы, подумала Роза, такие огромные туловища — и такие крошечные… Но тут Авраам с помощью сервитора начал осторожно снимать поврежденные, исковерканные серые доспехи. Под ними обнаружились стройные мускулистые тела, затянутые в облегающие спортивные костюмы, — вернее, то, что от них осталось.
Оба раненых без доспехов отличались необычайно мощным, но гармоничным и весьма пропорциональным телосложением, так что папаша Сатырос, не удержавшись, причмокнул:
— Нет, вы таки посмотрите на этих героев Империума за мой счет! Если бы у меня был такой торс, я бы уже женился на моей Софии, и она бы ни слова не сказала против!
Авраам и Михаэль фыркнули, София расхохоталась, даже Гордий улыбнулся старческой бессильной улыбкой. Роза прикусила губу: она догадывалась, что папаша Сатырос сейчас отнюдь не шутит.
Однако Софии было не до болтовни. Михаэль начал чистить и зашивать страшные раны, казалось, полученные от чудовищных жвал и клешней. «Это, должно быть, раны от цепных мечей», — подумала Роза. Никакое другое оружие не могло бы так изуродовать человеческую плоть.
— Что я вам хочу сказать за этих красавцев, — заметил Михаэль, орудуя попеременно зажимом и скальпелем, — если бы на их месте был я или тетя София, мы бы уже давно умерли. С такими ранами люди не живут. Но если я нечаянно не пришью им тот орган, что я не знаю его имени, туда, куда не надо, то эти двое вскорости будут живее, чем папа Сатырос, когда ему удается облапошить очередного шлимазла!
Он был прав: улучшенная физиология Космодесантников вкупе с их доспехами давала возможность выжить там, где умер бы любой неулучшенный человек. Кровь, вытекая из разрезов, сворачивалась буквально на глазах, ткани регенерировали будто в ускоренной съемке, а сами разрезы затягивались почти моментально. Но повреждения, полученные в неизвестной битве, были настолько велики, что Михаэль с Софией провозились в импровизированной операционной почти шесть часов, а оба раненых очнулись только через терранские сутки.
Гордий поджимал губы. Казалось, он сильно недоволен появлением Космодесантников на «Шаланде». Правда, после его внезапной откровенности Роза думала, что знает, почему. Но ошиблась.
— Эти двое внушают мне страх, — как-то сказал он в пространство, когда Роза проходила мимо него. Роза обернулась и спросила:
— Почему? «Трансчеловеческий ужас»?
— Нет. Я чувствую, что с ними у нас будут неприятности.
— Думаете, дядя Гордий, их друзья решат, что это мы их искалечили? Да ну, вряд ли, — запротестовала Роза. «Старый перестраховщик», — решила она, возвращаясь к привычным делам.
Один из Космодесантников выглядел зрелым, даже в годах, со странным украшением — блестящими штифтами над бровью, второй — совсем юношей с длинными светлыми волосами. Розе очень нравилось смотреть на его лицо. Какие у него тонкие, благородные черты! Идея Софии выйти замуж за такого воина казалась ей смешной, а вот подружиться — почему бы и нет? Сколько планет топтали его сабатоны! Сколько врагов человечества было им побеждено, сколько спасенных мирных граждан Империума благодарили его! Роза даже хихикнула от избытка чувств.
Но пробуждение светловолосого героя произошло не у нее на глазах — в тот момент рядом с ним дежурила София. Она же радостно явилась на капитанский мостик.
— И что я вам имею сказать? — спросила она сама себя. — А то, что вы хотите услышать! Твоя белобрысая симпатия пришла в себя, Роза, девочка моя.
— О, — воскликнула Роза и хотела было бежать в медпункт.
— Погоди, — остановила ее София. — Там с ними Авраам. Он еще слабенький, ему надо покой и кушать.
— Так я ему что-нибудь приготовлю!
— Протертого супчику, другого пока нельзя…
— А он что-нибудь рассказывал?
— Сказал, его зовут брат Эндимион. А его приятель — брат-сержант Дарий. Солидный мужчина, — и с этим вердиктом София удалилась в отличном настроении.
Роза действительно сварила протертый суп и принесла его брату Эндимиону. У него оказались очень красивые глаза — ясные, серо-голубые, с по-детски серьезным выражением. И видно было, что ему неловко принимать заботу от смертных. Он почти ничего не рассказывал о себе и брате Дарии, только спрашивал:
— Кто вы?
— Мы честные торговцы, — отвечал ему Авраам, поднося к губам брата Эндимиона ложечку с супом. Тот глотал и продолжал:
— Вы служите Ордосам?
— Нет, слава Императору, мы просто торгуем, — посмеиваясь, заверил его Авраам. — И что должны были сделать герои Империума, чтобы теперь им так не хотелось встречаться с Ордосами?
— Как обычно, — уклончиво ответил брат Эндимион, — сражались.
Он говорил на низком готике странно, с необычным акцентом. Хотя, может быть, ему кажется чудным наш говорок, подумала Роза. Один торговец в секторе… в каком же секторе это было? Мы ведь тоже прошли пол-Галактики с амасеком, свитерами и табачными сигаретами в тайниках… ну, неважно. Один торговец все распространялся, как он ни разу не слышал такого говора ни на одной планете. «Империум большой», — назидательно сказала тогда ему София.
— Как вы нас нашли?
— Как и любую помеху на проложенном курсе…
— Почему отправились на наш корабль?
Авраам задумался. Роза не выдержала:
— Мы хотели узнать, нет ли выживших и не нужна ли наша помощь!
— Благородно, — сказал брат Эндимион. Облизнул серые от потери крови губы и выдохнул: — Похвально.
— А вы из какого ордена? — поинтересовалась Роза.
Но брат Эндимион уже уронил голову на подушку, обессилев.
Через пару дней и он, и еще менее общительный брат-сержант Дарий уже выходили из комнатки и ели обычную пищу. Роза по-прежнему пыталась их разговорить; брат Эндимион отвечал коротко, общими фразами, брат-сержант Дарий отмалчивался, но часто, прежде чем ответить на очередной вопрос, брат Эндимион косился на него, будто спрашивая разрешения заговорить.
— А кто на вас напал тогда, ну, когда вас ранили? — допытывалась Роза. — Бандиты?
По лицам обоих пробежали пренебрежительные ухмылки, и брат Эндимион покачал головой.
— Тогда кто? Ксеносы, да?
Опять нерешительный взгляд на брата-сержанта Дария, и опять короткое «да».
— Но не орки же! Орки стреляют, да? А вас как будто кто-то ел… Ох, прости, брат Эндимион, не хотела напоминать о таком… Это были… тираниды?
Брат Эндимион опустил голову.
Роза предположила, что им запрещено рассказывать о боевых операциях, и этот запрет ее огорчил. Вот раньше, думала она, к ним пускали летописцев, они делали шикарные пикты, рассказывали в красках… стоп, я же видела пикты современных Космодесантников! И Ультрамаринов, и тех, в зелененьком… Должно быть, им просто очень обидно вспоминать о поражении.
— Да, — наконец, выговорил брат Эндимион, глядя в пол. — Тираниды.
Роза перевела дух.
В ее представлении тираниды были чем-то вроде невообразимо огромных космических тараканов с острыми жвалами. Вероятно, Космические Волки, или, как их называла София, Влка Фенрика, могли бы посмеяться над такой фантазией — но брат Эндимион не был тем смешливым бородачом, за которого София хотела бы выйти замуж. Он был тихим серьезным юношей, которого, казалось, не рассмешила бы и тысяча шуток.
И он едва не погиб в бою с тиранидами.
Поэтому Роза просто пожала его узкую, белую руку.
Брат Эндимион растерянно уставился на ее ладонь, такую крошечную и слабую, сжимавшую его пальцы едва заметным прикосновением.
— Брат Эндимион, вы такие храбрые! Я так горжусь, что с вами познакомилась! — выпалила Роза.
— Тетя София, Абрамчик! Розочка! Дядя Гордий! Папа Сатырос! — послышался голос Михаэля, который сегодня был дежурным по кухне. — Уважаемые Дарий и Энди… Эндимион! Обед стынет!
Почудилось ли Розе, или брат Эндимион покраснел от ее слов?
Папаша Сатырос в это время препирался с Гордием. Старый навигатор почему-то взъелся на спасенных Астартес, повторяя как заведенный, что из-за них будут большие неприятности, а когда услышал, что они просят повременить со входом в варп, и вовсе взбеленился. «Шаланда» уже приближалась к точке Мандевилля, а Гордию явно не терпелось войти в варп и лететь дальше.
— Скажи им, пусть объяснят, где базируется их орден, и мы их отвезем, — настаивал Гордий. — Что это за Космодесантники, которые даже не хотят сказать, из какого они ордена?
— Но ты же сам видел… ах да, — папаша Сатырос хлопнул себя по лбу, — прости. Мы же видели у них и доспехи, и эти их разъемы на загривке и ляжках, и черный панцирь под мышцами на груди, Михаэль его вскрывал, когда оперировал; кто еще это может быть, если не Космодесантники? А то, что они молчат, — их право, они перед смертными не отчитываются. Давай помолчим за их манеры, уважаемый Гордий, они защитники человечества, а что они при этом еще и хамы, так и мы не цадики!
Папаше Сатыросу казалось, что он понимает возмущение Гордия. Навигатор был из небожителей, которые плохо себя чувствовали в любом месте, кроме навигаторской ванны. Но просьба Астартес в его глазах перевешивала каприз старика.
— В конце концов, скоро они нас покинут, — сказал папаша Сатырос, — и ты вздохнешь свободно. Да и расход на них, что и говорить, большой… А вот Роза, похоже, будет расстроена! — и он снова затянул любимую песню про контрабандистов: «Вот так бы и мне в налетающей тьме усы раздувать, развалясь на корме…».
Роза уже знала.
Улучив минуту, когда брат-сержант Дарий отошел куда-то, она пристала к брату Эндимиону:
— Скажи, чего мы ждем?
— Мы послали сигнал бедствия, — объяснил он, смущенно глядя на нее. — А появились вы. Мы ждем корабль, который должен прибыть за нами.
— Понятно, — сказала Роза, обуреваемая смешанными чувствами. С одной стороны, она обрадовалась, что ее новый друг наконец-то попадет домой, а с другой…
Ей было очень жалко расставаться с каждым новым другом. И тем более — таким, как брат Эндимион.
Брат Эндимион серьезно смотрел на нее сверху вниз, возвышаясь над ней почти на метр. Роза поманила его к себе пальцем, будто желая что-то сказать ему на ухо, но когда брат Эндимион наклонился к ней, она обхватила его за шею и поцеловала.
— Роза! София! Мальчики! — послышался дребезжащий от волнения возглас навигатора, и его перекрыл зычный окрик папаши Сатыроса: — Нас вызывает Инквизиция! Ох, чтоб они так были здоровы, как я не хочу их видеть, у меня от одного этого слова переворачивается желудок! Какой-то инквизитор… ох ты…
— Из Ордо Маллеус, — проскрипел Гордий.
— Это ваши? — спросила Роза, и брат Эндимион, растерянный и ошеломленный, впервые посмотрел ей в глаза — и кивнул.
***
Брат Эндимион молча стоял в коридоре и смотрел куда-то в пространство.
Брат-сержант Дарий осторожно тронул его за наплечник.
— Они спасли нам жизнь, — тихо сказал брат Эндимион, не оборачиваясь.
— Это была их обязанность, — назидательно произнес брат-сержант Дарий.
— Они считали нас гостями. Та девушка, Роза, считала меня своим другом.
Дарий перевел дух.
— У Галео не было другого выхода, — сказал он. — Это был его приказ, и он обязан был его отдать.
— Но в чем была опасность этих людей для Империума?
— Ты знаешь, что наши операции секретны. Трон, да сколько кораблей было взорвано только потому, что они могли — даже не точно увидели, а могли увидеть мельком! — звездолеты Серых рыцарей!
Брат Эндимион опустил голову.
Эйдетическая память Астартес сохранила все. И то, как торжественно вошел инквизитор Галео на корабль контрабандистов, и то, как волновались их спасители. И как просиял тот лысоватый толстяк, капитан Сатырос, когда Галео вручил ему какой-то значок, сказав, что это инсигния помощника инквизитора.
И как вспыхнула яркой маленькой звездой «Шаланда» за несколько секунд до входа в варп.
Торпеды, выпущенные по приказу Галео, попали точно в цель.
На пальцах брата Эндимиона висела тонкая серебряная цепочка с небольшой аквилой.
— Это она мне подарила, — сказал он.
Брат-сержант Дарий счел необходимым сделать ему небольшое внушение.
— Наша задача защищать все человечество, — строго сказал он. — Мы — боевой орден на службе Ордо Маллеус, и если инквизитор Ордо Маллеус считает, что то или иное действие необходимо…
— Я знаю, брат-сержант, — тихо перебил его брат Эндимион.
Дарий немного помолчал, переминаясь с ноги на ногу рядом с ним, затем ушел. Брат Эндимион поднес к глазам аквилу и прошептал последние строчки из любимой песни папаши Сатыроса:
«Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу…»
И равнодушная пустота, окружавшая корабль, откликнулась голосом Розы:
«И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
“Ай, Черное море,
Хорошее море..! ”»
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
А вот что я жду
Хейли хорошо пишет. Немного сентиментально, но для Коракса это как раз самое то.
Здесь лежит его небольшое интервью насчет новой книжки. Хейли, канеш, а не Коракса ))
Коракс один из моих любимых примархов, поэтому жду с удвоенной силой.
