Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Решке удалось взять себя в руки, но негодование и злость от этого не испарились. Да что на него нашло, в самом деле? После пира Зоэля как подменили. Не иначе, посольское угощение было чем-то сдобрено. Если так, оставалось радоваться, что не отважилась его попробовать. И надеяться, что опоенный придёт в себя прежде, чем вытворит что-нибудь вовсе непоправимое. Может, в этом заключался план раймирцев? Или не было никакого плана и никакой отравы, а только постоянное стремление проверять мир на прочность и опьянение растущим могуществом и покорностью народа? Некому остановить, некому сказать, старый скорпион, похоже, будет только рад, если, упаси Всемать, Зоэль у них на глазах превратится в тирана почище тех, против которых выступал. Уж тут-то первый советник не оплошает, от души насоветует… – Решка вздрогнула и поспешила отогнать дурные мысли. – Пока есть она. И молча украшать собой половину трона, раздвигать ноги по свистку или покорно рожать наследников не станет, если бы Тысячеликая создавала женщин исключительно для этой роли, Веер давно бы схлопнулся.
Караульные нахально дрыхли на посту, пара весьма объёмистых причин их крепкого сладостного сна валялась рядом, а полупустую третью один из разгильдяев сжимал в руке. Надо ж было так перебрать, приходи и бери всех тёпленькими. Но как раз сейчас это безобразие оказалось весьма кстати. В палатке Зоэля горел свет, ветер донёс приглушённые голоса – интересно, кому Его Лохматое Величество даёт аудиенцию?
читать дальше– Знатную штуку откололи! Эх, чую, пойдёт теперь потеха. Если самому постыло, так отдал бы поводья. Что тебе стоит? Кто ж уходит посреди такого веселья…
– Тот, кто уходит вовремя. И соблюдает условия сделки, – низкий негромкий звук ложился на слух неподъёмной тяжестью, цепенил, обволакивая мысли, как смола. Хищная вязкая противоестественная пустота, пытающаяся невесть зачем подражать внятной речи, одушевлённое скрежещущее замогилье, вой гонимых вечным голодом теней в вихре пустынного урагана. И за всем этим – удушливый оскал чуждой и враждебной воли.
Спину хлестнуло зябкой дрожью, хотя вечер выдался тёплый. Решка вспомнила – что-то похожее слышалось в голосе самого Зоэля после расправы над теми дурнями. То было лишь эхо, сейчас оно звучало отдельно, и, к счастью, не в полную силу.
– Трепло ты, сосед, почище меня. И шулер. Сдал один за два, – судя по голосу, Зоэль никакой угрозы не чувствовал и был уже изрядно навеселе.
Собеседник ответил с неприятным вибрирующим смешком, от которого сильнее сдавило грудь и зазвенело в ушах:
– Сам сел играть – не обессудь, что всё закончилось. Имя твоего отца, месть твоему убийце. И твоё право встать на одну ступень с Изначальными.
– Ой ли? На третий пункт покамест работать и работать!
– Не я тебя тащил на пьедестал к золотой шахне. Сам влез, сам закрыл счёт. И тут уж два за один сошло, никаких отсрочек.
– Опять шельмуешь, хидирская морда, – с горькой укоризной вздохнул Зоэль. – Будто не дух стихийный, а крючкотвор-бумагомаратель, у которого по букве-то всё чинно, а по сути – сплошное надувательство. Не врёт молва про вашего брата. Расскажи хоть, куда выставляешь. Что там ждёт? Знаешь же, не можешь не знать.
Решка окончательно перестала понимать, что тут творится. Происходящее казалось ей нереальным, невозможным – она в замешательстве попыталась заглянуть внутрь, наплевав на то, что её могут заметить. И чуть не села прямо на песок: пророк был в палатке совершенно один. Или его жуткий гость бесплотен, как положено злокозненному пустынному духу, или…
– Зависит от тебя, – несколько раздражённо бросил тот, кого Решка считала Зоэлем. Как всегда нечёсаный, без рубашки, в пыльных рабочих штанах и тяжёлых армейских ботинках расслабленно вытянулся в реликтовом кресле, притулив у бедра стальную флягу. В зубах дымилась вересковая трубка с длинным янтарным мундштуком. На полу громоздились пустые тарелки и кувшины из-под касы, которых хватило бы на целую компанию.
– За той чертой, небось, нет ни мяса, ни ганджа, ни вина, ни девок? Дай хоть затянуться напоследок.
Мужчина в кресле поморщился.
– А бабу тёплую не завернуть, чтоб болт в дороге не простудил? Уматывай, пройда, – проворчал он и в очередной раз затянулся, выпустив сквозь дыру от выбитого зуба струйку дыма. Чёрного, как сгущавшиеся в углах тени. Они медленно, но неотвратимо поднимались, стягиваясь к неподвижной фигуре.
– От меня, говоришь, зависит? Ну айда! – Решка непроизвольно отшатнулась, когда по ногам протянуло тёплым ветром – уютно, как в детстве, с утра для готовки всегда топили печи, и приятный жар расходился по кухне. Пахнущий песком и солью вихрь шаловливо залез в широкие штанины, растрепал волосы и, кажется, ничуть не целомудренно поцеловал в губы. Песок подёрнулся рябью, и ветерок пропал, словно не было, а из палатки под ноги плеснуло мраком. Почему-то стало страшно – хотя что удивительного в тенях, отбрасываемых ткаными полотнищами при ярком солнце?
Тем не менее, она инстинктивно отошла подальше, словно тёмные колышущиеся росчерки на песке могли ей чем-то повредить.
– Кто там ходит, кто там бродит, – стылый скрежещущий голос из палатки напевал старую народную песенку так, словно перечислял все истинные и мнимые грехи перед судом Хаоса. – Себе места не находит, – певец сипло прокашлялся, вытряхивая из глотки невидимую ржавчину, и продолжил. – Ветер свищет, чего ищет – расскажи-скажи. Ветер водит-хороводит, девку за угол заводит, за углом ифритов тыща и у всех ножи.
Решка нахмурилась – в бесконечной песенке встречались самые разные куплеты, но такого она не помнила. А певец не унимался. – Кто-то бродит, кто-то рыщет, этот кто-то что-то ищет…Эй, бродяга или нищий, что поймал – держи! – с последними словами откуда-то из-под полотнища прямо в лицо Решке полетел увесистый камень. Не раздумывая, девушка машинально поймала его и зашипела сквозь зубы, когда камень на ощупь оказался ледяным – аж прикипел к коже. Она упала на колени, не обращая внимания на подступившую почти вплотную тень, и некоторое время баюкала руку, прижав к животу. Боль вскорости унялась настолько, что Решка осмелилась здоровой рукой разжать сведённые пальцы и ахнула. Кожа покрылась инеем – как туши, вынимаемые из глубокого, набитого льдом погреба, но ладонь пламенела от морозного ожога так, словно схватила раскаленный металл. Иней помалу таял, стекая по пальцам слезами, ладонь покалывало, но рука, похоже, не слишком пострадала – чувствительность возвращалась, втыкая в суставы пучки зазубренных иголок. Грубая золотая цепочка знаменитого Зоэлева амулета обвилась вокруг запястья, словно кандалы.
Из палатки не доносилось более ни звука. Врождённое любопытство быстро пересилило смутный страх, девушка поднялась и, зажмурившись, осторожно ступила в колеблющуюся тень. Что-то подсказывало – как только она откроет глаза, закрыть их снова будет нельзя ни на секунду, несмотря на резь и выступающие слёзы.
После слепящего дневного света казалось, что в палатке темно. Помогла ли уловка, или крепко сжатый в руке нежданный подарок, но очертания предметов вновь стали чёткими. Противоестественный сумрак там и тут пронизывали тонкие лучики – словно на потолке из грубой ткани вдруг засияли звезды. Решка недоуменно уставилась на них и сообразила не сразу. Дыры. Мелкие дырки в изношенной ветхой материи. Раньше она их не замечала... может, их еще вчера не было? – мелькнула странная мысль. Девушка покосилась в угол, туда, где находилось нагромождение ковров, шкур и тряпичных половиков, обычно именуемое Зоэлем «царским ложем». На сей раз оно было покрыто роскошным, хоть и порядком измятым, тканым из шёлка покрывалом. Вытянувшаяся на нём ничком фигура казалась незнакомой – раньше Зоэль был определённо выше ростом... Решка с трудом заставила себя приблизиться и тронуть лежащего за плечо рукой, в которой по-прежнему была зажата подвеска.
– Забери это, – хотела сказать она, но успела произнести только «за...» – потому что рука наткнулась не на тело, чьим бы оно ни было, а на пустоту. Смятое покрывало еще хранило очертания, но на нём не было никого. Только чёрный дым, странно лишённый всякого запаха, клочьями оседал на шёлк.
***
Мерзавец отрёкся. Со смехом заявил изумлённому народу, что не может принять титул. Якобы пророк не должен быть правителем, это противоречит воле Богини. Его задачей было указать всем путь, он выполнил её и может удалиться от дел. И снимает царский шатёр, чтобы он возник в другом месте как жилище простого ифрита. Сейчас, когда повсюду полоскались на ветру знамёна с козлом и девой, а у каждого костра горланили недавно сложенный и весьма похабный гимн новой державы, славящий царя царей. Должны звучать песни лишь в честь Великой матери, славить должны её имя. Мальчишка, похоже, совсем обезумел от гордыни, когда понёс полную околесицу про печать Вечности на челе верных, лестницу из спин, ведущую в Бездну, и разбитые головы у подножия трона. Перед тем, как исчезнуть бросил, мрачно блестя глазами: «Огненная слеза Богини отметит ту руку, что достойна взять власть вместо меня» – и швырнул в толпу снятую с шеи подвеску. Началась давка, в общей суматохе, казалось, никто и не заметил, что амулет растворился в дрожащем от жары воздухе на секунду раньше Зоэля, так и не упав в тень изваяния Великой Алой. Полуденное солнце жгло немилосердно, но исполинское разнеженное тело не отражало его разящих стрел. Оно, подобно живой плоти, впитывало их, наливаясь жаром в скрытом пароксизме. Малхазу вдруг почудилось лёгкое движение в уголках губ золотой великанши. Старый жрец потёр глаза, отгоняя наваждение, и поспешил убраться прочь. Следовало немедля разыскать паршивку, умудрившуюся мало что выпустить Зоэля из-под власти чар дочерей Всематери, так ещё и пропасть невесть куда. Всё одно чтобы утихомирить бурлящий омут толпы понадобилась бы сила, равная силе тех, что повергли паству в повальный сон после пира, а его обратили в жалкую марионетку…
Поисковые амулеты все, как один, привели его к тому месту, где ранее стоял «царский шатёр». Теперь там было абсолютно пусто, никаких следов ни Зоэля, ни девчонки. Малхаз грубо выругался сквозь зубы, чувствуя, как уходит драгоценное время. Ошибки быть не могло – что-то не так было не с амулетами, а с местом. Ровный неутоптанный песок поблёскивал на ярком солнце, воздух вокруг обратился в вязкое колеблющееся марево. Малхаз огляделся, убеждаясь в отсутствии свидетелей. Затем выставил вперёд левую руку, коснулся нужного перстня на безымянном пальце и достал нож. Лезвие оставило на запястье глубокую царапину, тут же заполнившуюся кровью. Рискованно лить её так, рискованно вспоминать старую причётку на открытие сокрытого, но выбора нет.
Там, куда упали первые капли, дрожащее марево сгустилось и поползло вперёд, открывая призрачный разлом. Малхаза окатило волной стылого сумрака – теперь он стоял посреди покинутой палатки пророка. Обстановка выцвела и обветшала, словно её забросили на пару столетий. Гиблое место, где время и пространство могут стать смертельными врагами, а любая страстная и неупорядоченная мысль способна порождать миражи, угрожающие жизни и рассудку.
Пропажа нашлась на руинах ложа, неподвижная и бледная, как покойница. Малхаз, разом растеряв всю свою осторожность, бросился к непутёвой внучке, чуть не позабыв закрыть рану. По счастью, девчонка не оказалась зловредным фантомом и не вцепилась ему в горло, но подключить истинное зрение пришлось, на случай возможных ловушек.
– Забери… – пробормотала Решка, в беспамятстве протягивая что-то, крепко зажатое в кулаке. Когда Малхаз разжал сведённые судорогой пальцы, то вслух вознёс хвалу Великой матери и с несвойственной ему обычно искренней нежностью крепко обнял приходящую в себя дурочку. Жива. Как истинная дочь клана, а отныне и полновластная правительница Вольного Перешейка!
– Ну же, девочка, соберись! Здесь не место живым.
Слеза Богини помимо воли притягивала взгляд, но старый жрец помнил слишком много историй, ставших легендами, чтобы поддаться порыву и будто бы случайно коснуться амулета. Он видел, как слетаются к поверхности камня огненные искры, излучая почти осязаемое тепло… Но решительно скрыл их вместилище в безвольной девичьей ладошке и подхватил Решку на руки. Скорее убраться отсюда, не дать месту затянуть их.
Выходя из гибельного разлома, он едва волок ноги, словно дряхлел с каждым шагом. Драгоценная ноша становилась всё тяжелее. Счастье, что девчонка не разнеженная пышнотелая гаремная красотка, – мрачно подумал старый шейх. Когда в глаза ударил привычный солнечный свет, а в ушах зазвенели вопли продолжавших искать несуществующий амулет Зоэлевых верных, Малхаз облегченно повалился на песок, не выпуская внучку. То ли от солнечного света, то ли от непрошеной встряски она вздрогнула и сперва вяло, потом вполне уверенно освободилась из рук деда. Огляделась, потёрла лоб кулаком с зажатым в нём амулетом и медленно разжала пальцы, озадаченно глядя на сияющий и словно бы ставший еще ярче опал.
– Это же не взаправду... – девушка сжала руку, разжала снова, настороженно огляделась вокруг – в отличие от ожога, подвеска с ладони не исчезла. Перевела взгляд на молча наблюдавшего за ней деда и совершенно по-детски спросила:
– А ты откуда здесь взялся? Тебя же со мной не было.
– Сперва расскажи, как ты оказалась там, где я тебя нашёл, – шейх притворился, что ничего особенного не произошло. Не стоит пугать девчонку, неплохо бы для начала понять, что с ней случилось, а устроить новоявленной правительнице головомойку за неосторожность можно после.
Решка огляделась вокруг.
– Я что, лежала здесь? А где палатка? – она нахмурилась. – Он же исчез, я даже дотронуться не успела...
– Кто – он? Называющий себя Зоэлем? – Малхаз пристально следил за девчонкой. Кажется, всё куда хуже, чем он полагал – ни один хидир, сколь ему было известно, не мог во плоти находиться в нескольких местах сразу. Отец Лжи или Отец Скорби почтил своим вниманием дом аль-Кувира, поди знай...
– Не Зоэль, другой. Они были вместе, в одном теле, – Решка повернулась к деду и с надеждой воззрилась на него, как в детстве. – Но это было не так, как в твоих сказках, они были... как бы заодно. Разговаривали, потом поссорились, и тот, второй, выгнал того, который Зоэль. Сказал что-то насчёт выполненных условий договора. И про то, что в Хаосе всё зависит от него. Как это может быть, ты же говорил, что ушедшие в Хаос забывают, кем они были при жизни?
– Я не всеведущ, – старик пожал плечами, радуясь, что девчонка зацепилась за это и – хвала Богине! – не видит себя со стороны. – Возможно, забывают не сразу – или не все. Не слыхал, чтобы кто-то вернулся из Хаоса и рассказал, что там и как.
– Значит, он не вернётся? – Решка помрачнела и уставилась на амулет.
– Не должен, – Малхаз успокаивающе взял руку внучки в свои, как тогда, на площади, и сомкнул её пальцы вокруг оправленного в золото хищного камня. – Во всяком случае, свою волю твой хахаль, кем бы он ни был, озвучил громко и во всеуслышание – тот, в чьих руках окажется подвеска, станет новым властителем Вольного Перешейка. Так что теперь ты – наместница Всематери, Эрешкигаль, – старый ифрит встал и церемонно поклонился сидевшей на песке внучке. Та недоверчиво хихикнула. – Не хихикай, когда тебе кланяются, – наставительно произнес Малхаз. – Правители не хихикают, а благосклонно улыбаются.
Решка привычно закатила глаза, но промолчала. Иначе следующим пунктом поучений непременно стало бы, что негоже правительнице огрызаться, как уличная девчонка…
***
Парившие над огромной песчаной равниной птицы снизились и, заложив вираж, опустились на песок, едва не касаясь друг друга чёрными крыльями. На день пути вокруг не было ни демона, ни человека – удивиться, с каких это пор кафрские орлы сбиваются в стаи, было некому. Секунда – и вместо хищных птиц на песке оказались два обнажённых демона. Один почти сразу встал и пошёл к высившемуся рядом нагромождению камней, а второй, развалившись на песке, закинул руки за голову, словно собрался загорать.
Первый довольно скоро вернулся с добычей – увесистой плетёной корзиной. Водрузив её на песок рядом с братом, он заглянул внутрь и поинтересовался:
– Тебе суслика? Или предпочтёшь змею?
– Не напоминай про эту гадость, – скривился лежащий, однако заинтересовался корзиной весьма предметно. Выудив оттуда запечатанную бутылку, он щелчком пальцев лишил её пробки и припал к горлышку. – Идея с походными тайниками – чуть ли не лучшее, до чего мы додумались за последние годы. Не уверен, что у меня сейчас получилось бы материализовать что-то приличное – мы слишком долго мотались в небе, как бешеные гули.
– Гули не летают, – первый вытащил из корзины сверток тонкой ткани цвета песка и встряхнул её, превращая в подобие шатра. Ткань была зачарована таким образом, что укрытое ею не отбрасывало тени и становилось практически невидимым. Не пользуясь магией – или не будучи владельцем этой «палатки» – обнаружить её удалось бы разве что споткнувшись. Укрывшись от возможных наблюдателей сверху, а заодно и от палящего солнца, Мункар и Накир довольно неаристократично набросились на тушёное с острым перцем и овощами мясо, благодаря заклинаниям сохранившееся свежим, словно только что приготовленное. Запивали трапезу слабым, кисловатым, но ароматным и прекрасно утоляющим жажду вином.
Слегка подкрепившись, они некоторое время расслабленно сидели на песке.
– Подумать только, неделю в перьях, – а как меняется представление о комфорте! – ухмыльнулся Накир, оценив оставшееся в бутылке вино на просвет. – Песок, плошка с мясным рагу, вино – мы же даже про одеяла не вспомнили, олухи.
Вместо ответа Мункар залез все в ту же корзину и, порывшись, вытащил оттуда несколько шариков, похожих на маленькие клубки ниток. Коротким резким броском отправив шарики в угол палатки, он удовлетворенно проследил, как они превращаются в скомканные, но чистые и даже на вид уютные плотные покрывала.
– Пока мы не нашли способ упаковывать в эти корзинки ещё и прислугу, – удручённо сказал он, – расстилать одеяла и устраиваться придется самим.
– Прислугу не забросишь в тайник лет так на пятьдесят, да и кормить-поить надо, – резонно возразил Мункар. – Это куда сложнее, чем соорудить лежанку, – в подтверждение своих слов демон поднялся, лениво выудил из кучи пару покрывал и бросил их рядом со стоящей на песке посудой. –Думаю, нормальную ночёвку мы заслужили – если, конечно, у тебя нет иных идей.
– Я даже предложил бы устроить здесь полноценные каникулы, чтобы как можно меньше попадаться на глаза дражайшему батюшке, но отсутствие прислуги и женщин превратит каникулы в тюремную отсидку, – фыркнул Накир. – Так что решено, переночуем – а потом уберёмся отсюда порталом хотя бы в окрестности Сифра.
– Проведать блистательную столицу Вольного Перешейка? Пока туда не добрались стройные ряды новых граждан, жаждущих узнать, не пожелает ли юная наместница нашей матери последовать примеру своего пророка – передать подвеску достойному и провалиться невесть куда? Со своим многомудрым визирем вместе. Совет шейхов был вынужден временно протрезветь, а все относительно крупные кочевые кланы – отвлечься от междоусобиц и грабежей. Надо отдать должное проходимцу, своей тощей задницей он надёжно прикрывал эту выгребную яму, иначе бы всё двудержавно окормляемое шакальё сбежалось бы ещё при нём, – Мункар досадливо сплюнул.
– Не думаю, что это приведёт к чему-то серьёзнее ярмарки женихов для нашей маленькой царицы от народа. Господин отвергнутый мэр теперь вынужден в любую погоду ходить в перчатке, чтобы не пугать добрых горожан. Якобы случайно коснулся подвески – а какой эффект. Руку лекари спасли, но теперь ребятишки доносят, что расцветшие после исчезновения амира амбиции Лино резко подзавяли.
– Неординарная штучка, выходит, – Накир улёгся на песок, завернувшись в одно из покрывал и, видимо, решив, что отдохнул достаточно, материализовал пару кубков из полупрозрачного зеленоватого камня, украшенных причудливой резьбой, и запотевший хрустальный кувшин с плавающими в воде льдинками и кусочками фруктов, после чего немедленно налил себе и брату. – Надо было, конечно, присмотреться к ней повнимательнее, но кто знал... По крайней мере, покопавшись в этой очаровательной взбалмошной головёнке, я не нашёл ничего более увлекательного, нежели фантазии о троне и здоровый женский интерес к чужим постельным приключениям. Девчонка не чистокровная ифритка, в ней немалая доля крови Высших, но магии почти не обучена и вряд ли сама управилась бы с материнской подвеской.
– А посватайся, всё и узнаешь. Тем более Малхаз – старый пёс нашей матери, хоть и брехливый. Рад будет объявить о браке внучки с сыном Богини. Я бы глянул, как шейх примется юлить, объясняя пастве вторую часть родословной жениха, – ухмыльнулся Мункар, сделав большой глоток. – Есть, правда, вероятность, что на свадьбу эта часть явится лично. На Ратхе.
– Если папаша не придёт в себя, не нужно будет никакой свадьбы, – невесело ухмыльнулся Накир. – Он просто явится на Ратхе. Куда попало. Везде и всюду. Дорого бы я дал, чтобы выяснить, что там случилось. Адмирская красотка спешно отбыла в родовое имение, конечно – но, если отбросить куртуазность наших придворных писак и назвать вещи своими именами, бежала в панике, куда глаза глядят. Ди Малефико не из пугливых, вряд ли взорвавшаяся оранжерея могла произвести такой эффект, пусть даже от ударной волны треклятая колесница и съехала с постамента. То, что из референтов и секретарей Арвеля после беседы с папочкой не выжил ни один, даму тоже не могло обеспокоить до такой степени – где она, а где чужие слуги...
– Сдаётся мне, об этом что-то знает наш старший брат. Он и его маруты прямо образец слаженной и эффективной работы. Оживились несказанно, жуткое зрелище – будто не стража, не ликвидаторы ущерба, а личная отцовская армия, застрявшая между жизнью и смертью. Или не только отцовская. Хорошо ещё, что они привязаны к месту. А то бы и Арвеля наверняка сумели приволочь обратно. Со слов Аралима выходит, что младшенький единокровный теперь что-то вроде хидира. Отец известия не оценил и чуть не избавился от второго сына подряд вместе со зданием его ведомства. Это означает только одно – нашёл в пустой башке Аралима правду. А если начал искать так, то… – Мункар скрипнул зубами и поморщился.
– Я же говорю, каникулы нам не помешали бы, – кивнул Накир. – Долгие, плодотворные... тем более, что столь внезапно появившийся и столь кстати исчезнувший родич всё же, сам того не желая, указал нам путь. Место, где он устроил шоу с золотой статуей матери, не Вавилон, конечно, но как минимум одно из его предместий. Шуточка в его манере. Душок от художеств этого весельчака отчётливо склепный. После пирушек с дармовым чудо-вином не всем повезло отделаться гудящей башкой и привкусом общественной уборной во рту. Многие просто не проснулись. «Отбыли в сады Великой матери, обретя вечное блаженство посреди земного».
– Хидирин всегда губит их голод. Сосуд не выдерживает, даже если он потомок Изначальных, а не первое, что попалось под руку, вроде чёрного пса или зарослей опунции.
– Реакция алтаря – не лабораторный тест, но никак не опровергает рабочую версию. Потому и действовал относительно осмысленно, и продержался так долго, кровь Правящих домов позволила. Личность его пассажира – вопрос не менее интересный и, боюсь, неразрешимый. Среди тех, кто не пережил падение Вавилона и оказался привязан к Пустошам, наши братья были в избытке. Дети, миньоны, любовники – матушка отличалась изрядной неразборчивостью. Если погань вроде Кингу или Гренделя, это объясняет нездоровую фиксацию. И осведомлённость о координатах.
– Увы, этого нам не узнать, – Мункар, не вставая, заставил ещё одно покрывало вылететь из свалки в углу и укутался плотнее. – Удивляет, что со стороны драгоценных кузенов не последовало никаких активных телодвижений... Или они знают об этом больше нашего, и дядюшкино недомогание – обычное притворство...
– Или их телодвижений мы не заметили, – Накир порылся в корзине и вытащил оттуда завернутую в ткань небольшую голову сыра и нож. Откромсав пару кусков, он отправил один брату, а второй принялся жевать сам, запивая вином. – Что, если опала адмирского премьера – лишь тонкий ход? И якобы изгнанный якшается с шейхами не по зову сердца и велению души, а по приказу драгоценного дядюшки?
Мункар громко и от души расхохотался, пользуясь тем, что услышать их тут могла разве что мелкая пустынная живность. Отсмеявшись, бросил:
– Вряд ли ему в этом случае приходится жертвовать высокими принципами и переступать через себя. Поставь этих шельмаков рядом – и отличия найдёшь только в силе и ранге. Пчеловод и медоед – союз, освящённый Хаосом. Парочка выдающихся двурушников, гребущих только под себя. Интересно, однако, куда подевался второй. С официальным визитом я бы к нему с удовольствием зашёл. Расспросить с полным правом доступа. Сгоревшая дотла лавка антиквара-удельца, конечно, дело мелкое, да только хозяин с приказчиком исчезли, как не было. А на пепелище нашлись угадай чьи следы бытования. Слабые, остаточные, возможно, совпадение, опала – не повод обрубить все полезные связи, но тем не менее.
– К сожалению, господин экс-премьер исчез столь же бесследно. Скорее всего, ушёл порталом, но куда, и что творил перед этим – не понять. Там слишком хорошо горело всё, что может и не может гореть. Похоже на использование старого боевого заклинания – «огненная плеть», «петля Хаоса» или что-то в этом духе. Не знаю уж, до какой степени надо рехнуться, чтобы пользоваться этим для банального поджога... Боюсь, наша пропажа с кем-то крупно повздорила – и этот кто-то был очень недоволен. Неплохо бы выяснить, кто у нас швыряется заклинаниями такой мощности – жаль, индивидуального почерка по ним не определить, для них нужна только сила, а схема всегда стандартная.
– Изначального не так просто убить, – протянул Мункар. – Скорее всего, получив на голову ведро напалма, адмирец очень расстроился и забился восстанавливаться в какую-нибудь из своих тайных нор. Жаль, что госпожа ди Малефико укатила, не оставив адреса, – Эдельберт числится среди её доверенных поставщиков. Возможно, она что-то знает или видела...
– …или стала причиной жертв и разрушений и именно потому экстренно покинула Пластину, – Накир потянулся и зевнул. Усталость брала своё, и один из признанных всемогущими командоров кшатри не видел причин отказывать этой даме. Охранные заклятия они с братом научились накладывать раньше, чем говорить. И с тех пор немало преуспели, совершенствуясь в этом направлении.
– Может, навесить на тебя заклятие вещего сна? – ехидно осведомился Мункар, наливая себе ещё вина. – Авось хоть так выясним, чего ждать от папаши и не пора ли поискать Пластину поуютнее?
Накир не ответил, а его брат, прислушиваясь к мерному дыханию спящего, погрузился в размышления о том, кто же мог настолько повредить члену Тёмного совета, чтобы тот вовсе слился с радаров. Слишком много мыслей иногда лучше звенящей пустоты, из которой так легко извлечь истину.
***
Алерт зевнул и потянулся. Тот, Кто Подарил Лисам Мир, был по-прежнему недвижим. Старый лис обнюхал морду Великого – ошибиться он не мог, запах изменился. Теперь дыхание божества меньше напоминало пустынный ветер, к запаху песка и соли добавился лёгкий аромат курительной травы и спирта. Лис потёрся носом о висок Великого, но тот не отреагировал. Алерт разочарованно вздохнул и снова свернулся клубком на подушке, но уснуть заново не удавалось. Что-то беспокоило – неужели кто-то из постоянно забегающих в его владения самцов и самок Осенней колонии приволок на своей шкуре блох? Отоцион почесался, перебрал зубами густой мех – нет, показалось. Он вздохнул. Когда самый старший, холёный и хитрый щенок божества забежал, чтобы в очередной раз поживиться и нахально оставить свою метку, запах Великого тоже изменился на долю мгновения, и Алерт понадеялся, что тот встанет, чтобы задать непочтительному потомку трёпку, но надежда оказалась пустой. Жаль, если и в этот раз примета солжёт, а пустынные братья, уповающие на награду, снова останутся ни с чем! Алерт полагал, что увиденные ими события достойны передачи Великому – ведь немалую роль в них сыграл изгнанный из Осенней колонии матёрый самец. Он зачем-то явился на Пустоши, влез в старую, полузасыпанную каменную пещеру под землей, давно заброшенную сородичами божества, но обжитую почтенным лисьим племенем, и добыл там никчёмные, несъедобные, но все еще хранившие едкий аромат Огненной суки вещицы. Аромат рыжей стервы творил чудеса – привлечённый им, туда же подошёл ещё один самец, изрядно моложе, незнакомый Алерту – но не успел заявить свои права на чужую добычу. Бывший член Осенней колонии отмахнулся не глядя – и молодому этого хватило. Победитель даже не съел и не прикопал труп – очевидно, не испытывал недостатка в мясе. Алерт мельком удивился – зачем было изгонять из колонии такого удачливого добытчика и сильного бойца? – но не стал и пытаться понять неисповедимые пути Великого. Тем более, что пустынные братья, не получив запрета пророка Фырфа, воспользовались нежданным подарком по своему разумению – возможно, именно этого ждал Великий в милосердии своем. Но сегодня днём награда, которую клан заботливо присыпал песком и расходовал трепетно и экономно, исчезла – вполне годные кости и подвяленное мясо рассыпались в прах, растворились, не оставив даже запаха съестного. Озадаченные братья воззвали к пророку, желая знать, чем клан прогневил Того, Кто Подарил Лисам Мир, и старый отоцион полагал, что верные слуги Его заслуживают ответа божества. Он снова потыкал Великого влажным холодным носом и даже осмелился вычесать зубами спутанную гриву. Запах песка и пыли исчез, теперь от шерсти Великого почему-то исходил иной аромат – Алерт прекрасно помнил его и отдал бы половину подшёрстка, чтобы никогда больше не ощущать. Это был запах проклятой Огненной суки. Кабинет наполнился мускусным тяжелым самочьим духом, и Алерт понял – спать ему мешали не блохи, а Её хищный обжигающий взгляд. Он вскинулся и, ощерясь, огляделся, готовясь продать свою жизнь подороже – но суки нигде не было. Зато Великий вздрогнул, словно тоже почувствовал блошиный укус, и сдавленно прорычал что-то. Он и раньше порыкивал во сне, но на этот раз звук был более громким и злым. На всякий случай Алерт убрался с подушки Великого на ворох расшитых подушек у стены – иногда мечущийся во сне бог совершенно не учитывал скромных интересов своего служителя и укладывался прямо на него. Однако на этот раз метаться божество не стало – просто открыло глаза и уставилось в потолок, словно отыскивая там след прошедших в беспамятстве дней, а затем уселось и потёрло ладонями небритые щёки.
– Сволочи. Все сволочи, – утвердительно сказал Великий своим обычным голосом, и Алерт согласно вякнул, приветствуя пробуждение божества.