Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #история книг из разных блогов
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
10.02.2013 в 17:57
Сейчас книга, которую приковали цепью к полке, кажется чем-то смешным и нереальным. Но действительно было время, когда их для сохранности приковывали к полкам! В Англии эти библиотеки называли "Chained library". Цепи были достаточно длинны для того, чтобы прочитать книгу, но не давали вынести ее за пределы библиотеки. Такая практика была распространена в читальных залах, начиная со средневековья и до XVIII столетия, что объяснялось большой ценностью каждого экземпляра. Цепь соединялась с книгой при помощи металлического кольца, вставленного в обложку или угол: если цепь прикрепить к корешку, износ фолианта будет намного больше. Книги на цепях стояли на полках корешками от посетителя, то есть "неправильно" с точки зрения современного библиотекаря — надписи на переплетах были не видны. Книга ставилась так для того, чтобы ее можно было открыть, не переворачивая и не путаясь в цепях. "Библиотека Франциска Тригге с прикованными книгами", основанная в 1598 году в городе Грентэм (Линкольншир), является старейшей из библиотек, которые разрешили пользоваться своими архивами лицам, не имеющим отношения к духовенству или образованию. В частности, туда имели доступ горожане Грентэма. Что любопытно, библиотека до сих пор существует. Ее даже можно назвать предтечей современной системы общественных библиотек. Еще один пример библиотеки, существовавшей отдельно от образовательного учреждения или монастыря — основанная в 1701 году в Дублине библиотека Марша ("Marsh's Library"). Там не было книг, прикованных цепями: вместо этого самого читателя запирали в клетку. Когда книга была дочитана, по требованию приходил библиотекарь и выпускал самоотверженного книголюба на волю. :) Прикованные книги
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
Оригинал взят у в post
Несколько космологических картинок из старинных книг
Для просмотра щелкнуть на...
Spheres Surrounded by Angels,
Brevari d'amour, late 14th c. | 
Cosmographical Diagram,
Gossuin de Metz, 13th-c. | 
Spheres Between Heaven and Hell.
Neville of Hornby Hours, c1440? |
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
Оригинал взят у в цвет
Жизнь - это история, рассказанная идиотом, наполненная шумом и яростью и не значащая ничего /Макбет/
Фолкнер очень хотел, чтобы его сложнейший роман "Шум и ярость" (1929) вышел бы в цвете. Цвет помог бы читателю ориентироваться в книге. Издатель категорически отказался, заявив, что это будет стоить безумных денег.
И цветную книгу (с легендой) выпустили только в этом году
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
Оригинал взят у в опять спорынья
Интересная заметка в Archaeology о замусоленных страницах. Предполагается, что чем грязнее страница, тем чаще ее открывали и читали. Проанализировав часослов XV века ученые пришли к выводу, что самыми популярными были страницы, связанные с прощением грехов. А также те места, в которых говорилось о защите от чумы и об отравлении алкалоидами спорыньи («огонь святого Антония»).
В другой рукописи было изображение самого владельца. Это была самая зачитанная страница книги.
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
История готического шрифта nezhna.com/post100906006/?upd
К оседлой жизни человечество перешло около 4000 г. до н.э. (первые находки из Месопотамии свидетельствуют об этом). С 2000 – 1800 гг. до н.э. началось использование маркировок, глиняных печатей и меток - прообразов современных логотипов.
Одновременно в Египте возникла иероглифическая письменность. А к 1000 гг. до н.э. произошла эволюция буквенных символов от египетских пиктограмм (иероглифов) до первого крито-финикийского алфавита. Другими словами, картинки, обозначающие слова или словосочетания были заменены буквами и слогами, в большинстве своём - первыми звуками названий объектов, ранее обозначавшихся иероглифами.
В 700 г. до н. э. уже появился первый стабильный алфавит – греческий. Именно соответствие между греческим и египетским письмом позволили Жану Шампольону (Jean Francois Champollion) расшифровать иероглифы на знаменитом Розеттском камне, поскольку на нём имелись параллельные записи иероглифами и греческим письмом. Греки в своём алфавите стали использовать ограниченное количество знаков, но в бесконечном количестве сочетаний. Тем самым, навсегда изменив направление развития письменности (и визуальных коммуникаций, в конечном счёте!) греки заложили основу достижений Западной цивилизации.
скрытый текстДальше (300 г. до н.э.) были имперские амбиции Александра Великого (Македонского) и установление греческого языка в качестве единого на огромной территории. Следующая Великая Империя – Римская, переняла удобную греческую письменность (действительно, вплоть до V-го века н. э., греческий использовался римлянами для официальной и деловой переписки). Но основным средством общения у римлян стал латинский язык с его прямым антиквенным шрифтом (здесь впервые появились засечки на заглавных буквах (капителях) – serifs). Латынь была заимствована у этрусков, буквы которых, в свою очередь, основывались на греческом алфавите.
В 395 г. н. э. в конце правления императора Константина, Римскую Империю наводнили германские варвары, уже имевшие к тому времени свой рунический алфавит, который называют также футарком (futhark).
С этого же периода начинается медленное, но верное продвижение христианства на север Европы. Монахи-переписчики старательно переписывали Библию от руки на латинском и греческом языках. С появлением христианства в Ирландии совпадает уникальный вклад кельтской письменности в оформление религиозных рукописей. Это, во-первых, появление округлостей на значках-буквах и, во-вторых, появление верхних и нижних выносных элементов (ascenders – это, например, вертикальная палочка у буквы“h” или “q”) и художественное развитие засечек (serifs). Кельтское письмо названо унциальным (sсriрtura uncialis), потому, что литеры записывались на четырёх направляющих линиях, отстоящих друг от друга на расстоянии одной унции (24,5 м). Дальнейшее развитие унциального письма привело к появлению четырёх форм: ирландское письмо (Ирландия и Англия), меровингское (Франция), вестготское (Испания) и старо-италийское (Италия). Между 900 и 1000 г.г. наиболее развитое меровингское письмо преобразовалось в каролингское, ставшее нормой для переписывания церковных книг. Это письмо характерно появлением маленьких (то, что мы теперь называем “строчными”) букв. К концу 1000 г. н. э. из каролингского развилось романское письмо (Romanesque), которое к 1200 г. приобрело уже почти готический вид. Он и теперь известен под именем Black Letter, или, чаще, - старо-английское письмо (Old English).
В период от поздней готики до раннего ренессанса (1300 – 1500 гг. н. э.) Old English становится основным по всей Европе для переписывания как религиозных, так и светских книг.
Теперь более подробно собственно о готическом шрифте. Готическое письмо (как выше было упомянуто, называлось Black Letter или Old English) чаще всего было известно как “текстура” (texture или text), потому что на определённом расстоянии страница, заполненная таким шрифтом, напоминала текстуру ткани. В основном, в том виде, который дошёл до наших дней готический шрифт появился в XV веке, стараниями немецких каллиграфов-переписчиков. В разных странах, при общей узнаваемости, готический стиль приобретал специфические свойства, и шрифты получали свои собственные названия.
Безмерный вклад в то, что готический шрифт до сих пор легко узнаваем и популярен, сделал Иоганн Гутенберг (Iogann Gutenberg). Прежний процесс переписи целой книги вручную был утомителен, трудоёмок, как следствие книги стоили баснословно дорого и были редки. Изобретение же Гутенберга – печатный станок и многократное использование отдельных свинцовых буквенных литер, позволило за 10 лет наводнить всю Европу печатными лавками и книжными ярмарками.
Каждая литера проектировалась Гутенбергом отдельно и гравировалась вручную в твёрдом металле. Эта основополагающая технология горячего металлического литья получила исключительное распространение, совершила переворот в системе коммуникаций Запада и применялась вплоть до 60-х годов XX-го века.
Для первых отливок литер Гутенберг выбрал готический шрифт, как господствующую форму рукописного шрифта того времени. Разработал этот шрифт Петер Шеффер (Peter Shoeffer) под наблюдением Гуттенберга. Шрифт был точной имитацией самого совершенного письма той эпохи. Он содержал около 300 знаков, лигатур, сокращений. Впервые шрифт Гуттенберга был использован для издания 42-х страничной Майнцкой Библии.
Ещё один известный стиль готического письма, названный фрактурой (fracture), появился в конце XV столетия, а в 1513 г. был разработан специальный шрифт для Молитвенника Максимилиана (Maximilian Praybook), изданного в Аугсбурге по указанию императора Максимилиана, известного любителя книг. Эту книгу иллюстрировали выдающиеся для своего времени художники – Дюрер (Durer), Кранах (Cranach), Буркмайр (Burgkmair) и другие художники. Альбрехта Дюрера вместе с другим немецким художником шрифта Леонгардом Вагнером (Leongard Vagner) довольно часто и ошибочно называют создателями фрактуры. На самом деле это не так, но это лишь подчёркивает насколько востребован и популярен был готический шрифт в Европе средних веков, если легендарного Дюрера считают его автором, и если фрактура была господствующим стилем письма в Европе до XVIII-го века.
С самого начала периода Ренессанса на юге Европы предпочитали более простые, тонкие и более изысканные формы антиквы (Roman), которая заменила, в конце концов, витиеватые и тяжёлые готические шрифты. Это предпочтение, с развитием книгопечатания, основывалось прежде всего на принципах удобочитаемости.
Фактически, уже, начиная с 1750-х годов, типографы стали отказываться от готического шрифта в пользу антиквенного шрифта, получившего название Cloister Old Style, разработанного французом Николасом Йенсоном (Nicholas Jenson). Каждый уважающий себя типограф стремился разработать свой собственный шрифт собственной гарнитуры.
Наиболее известен “каллиграф из каллиграфов” Джовамбатиста Палатино (Giovanbattista Palatino), который разработал 29 различных шрифтов. Среди прочих: латинский, немецкий, еврейский, халдейский, арабский, греческий, египетский, сирийский, индусский, кириллический (русский) шрифтовые комплекты. Но это уже были совершенно не готические шрифты, а шрифты, так называемой новой антиквы (New Roman). Именно эти шрифты и дошли до наших дней, как наиболее часто используемые в настоящем. Достаточно назвать общеизвестный Times New Roman.
В России развитие шрифтов шло абсолютно своей дорогой, имея с Европой лишь общую отправную точку – греческий алфавит. Македонец Кирилл вместе с братом Мефодием в IX веке решили довольно сложную задачу – скомбинировали буквенные формы из латинских и греческих алфавитов с “глаголицей” (алфавит до сих пор неизвестного происхождения). Результат – 43 литеры (24 византийские, 19 добавленные), на которых и составили первый текст христианского Евангелия на национальном языке. Удивителен тот факт (научно доказанный), что уже к XI-XII столетиям большая часть населения могла читать и писать. Кириллица оставалась неизменной вплоть до XIV века, когда преобразовалась в более тонкий и округлый полуустав. Заголовки же писались вязью (круглой и угловатой).
Пожалуй, в письме круглой вязью , можно найти слабое влияние готических сочетаний и компоновок букв в словах. К тому же заголовки вязью всегда шли в сочетании с основным текстом, написанным скорописью, а это просто прямое калькирование с западноевропейской манеры письма того же периода. Тогда в Европе (XV-XVI вв.) заголовки составляли готическими литерами, основной же текст писали курсивом – уже не готикой, но ещё не антиквой.
Русско-украинский первопечатник Иван Фёдоров пошёл шаг в шаг по пути Гуттенберга. Первая русская печатная книга “Апостол” (1563 г.) имитировала шрифты и графическое оформление старинных рукописных манускриптов. В XVII веке шрифт ещё более упростился, когда перешёл из церковной литературы в светскую.
Окончательное сближение русского и европейского шрифтов произвёл Пётр Первый, когда в 1710 году реформировал алфавит кириллицы и ввёл единый шрифт. Пётр, будучи человеком дальновидным, взял за основу не декорированные готические шрифты, которые в Европе уже теряли популярность, а сразу антиквенные литеры. Царь собственноручно разработал простые антиквенные формы кириллических букв и, в свойственной ему безоговорочной манере, издал указ, по которому вся светская литература должна была печататься только этим шрифтом.
Таким образом, несмотря на достаточно тесное соседство с Европой, в том числе и с различными германскими народами, российская культура испытала довольно слабое влияние культуры готической.
Несмотря на полный отказ от готических шрифтов в книгопечатании с конца XVIII века, они и сегодня очень часто используются для печатных материалов, связанных с такими традиционными событиями, как всевозможные торжества, окончание учебного заведения, религиозные ритуалы. Также часто готический шрифт или его стилизацию можно увидеть на многих современных официальных документах. Всему этому готический шрифт, конечно, обязан своей славной истории, великим мастерам средневековья, которые не жалели своего воображения для разработки всё новых и новых печатных форм.
Можно упомянуть, что в 30-е – 40-е годы XX века немецкие национал-социалисты в пропагандистских целях делали ставку на возрождение готического шрифта, небезосновательно и оправданно пытаясь связать готику с идеями патриотического традиционализма для своего народа.
По сути, готическое письмо в настоящий момент однозначно ассоциируется у наших современников со средневековьем. И очень приятно сознавать, что те компьютерные шрифты, которыми мы сейчас пользуемся – прямые потомки изделий средневековых мастеров, разработавших их, фактически, ещё до открытия Америки европейцами.
ukr-print.net
К оседлой жизни человечество перешло около 4000 г. до н.э. (первые находки из Месопотамии свидетельствуют об этом). С 2000 – 1800 гг. до н.э. началось использование маркировок, глиняных печатей и меток - прообразов современных логотипов.
Одновременно в Египте возникла иероглифическая письменность. А к 1000 гг. до н.э. произошла эволюция буквенных символов от египетских пиктограмм (иероглифов) до первого крито-финикийского алфавита. Другими словами, картинки, обозначающие слова или словосочетания были заменены буквами и слогами, в большинстве своём - первыми звуками названий объектов, ранее обозначавшихся иероглифами.
В 700 г. до н. э. уже появился первый стабильный алфавит – греческий. Именно соответствие между греческим и египетским письмом позволили Жану Шампольону (Jean Francois Champollion) расшифровать иероглифы на знаменитом Розеттском камне, поскольку на нём имелись параллельные записи иероглифами и греческим письмом. Греки в своём алфавите стали использовать ограниченное количество знаков, но в бесконечном количестве сочетаний. Тем самым, навсегда изменив направление развития письменности (и визуальных коммуникаций, в конечном счёте!) греки заложили основу достижений Западной цивилизации.
скрытый текстДальше (300 г. до н.э.) были имперские амбиции Александра Великого (Македонского) и установление греческого языка в качестве единого на огромной территории. Следующая Великая Империя – Римская, переняла удобную греческую письменность (действительно, вплоть до V-го века н. э., греческий использовался римлянами для официальной и деловой переписки). Но основным средством общения у римлян стал латинский язык с его прямым антиквенным шрифтом (здесь впервые появились засечки на заглавных буквах (капителях) – serifs). Латынь была заимствована у этрусков, буквы которых, в свою очередь, основывались на греческом алфавите.
В 395 г. н. э. в конце правления императора Константина, Римскую Империю наводнили германские варвары, уже имевшие к тому времени свой рунический алфавит, который называют также футарком (futhark).
С этого же периода начинается медленное, но верное продвижение христианства на север Европы. Монахи-переписчики старательно переписывали Библию от руки на латинском и греческом языках. С появлением христианства в Ирландии совпадает уникальный вклад кельтской письменности в оформление религиозных рукописей. Это, во-первых, появление округлостей на значках-буквах и, во-вторых, появление верхних и нижних выносных элементов (ascenders – это, например, вертикальная палочка у буквы“h” или “q”) и художественное развитие засечек (serifs). Кельтское письмо названо унциальным (sсriрtura uncialis), потому, что литеры записывались на четырёх направляющих линиях, отстоящих друг от друга на расстоянии одной унции (24,5 м). Дальнейшее развитие унциального письма привело к появлению четырёх форм: ирландское письмо (Ирландия и Англия), меровингское (Франция), вестготское (Испания) и старо-италийское (Италия). Между 900 и 1000 г.г. наиболее развитое меровингское письмо преобразовалось в каролингское, ставшее нормой для переписывания церковных книг. Это письмо характерно появлением маленьких (то, что мы теперь называем “строчными”) букв. К концу 1000 г. н. э. из каролингского развилось романское письмо (Romanesque), которое к 1200 г. приобрело уже почти готический вид. Он и теперь известен под именем Black Letter, или, чаще, - старо-английское письмо (Old English).
В период от поздней готики до раннего ренессанса (1300 – 1500 гг. н. э.) Old English становится основным по всей Европе для переписывания как религиозных, так и светских книг.
Теперь более подробно собственно о готическом шрифте. Готическое письмо (как выше было упомянуто, называлось Black Letter или Old English) чаще всего было известно как “текстура” (texture или text), потому что на определённом расстоянии страница, заполненная таким шрифтом, напоминала текстуру ткани. В основном, в том виде, который дошёл до наших дней готический шрифт появился в XV веке, стараниями немецких каллиграфов-переписчиков. В разных странах, при общей узнаваемости, готический стиль приобретал специфические свойства, и шрифты получали свои собственные названия.
Безмерный вклад в то, что готический шрифт до сих пор легко узнаваем и популярен, сделал Иоганн Гутенберг (Iogann Gutenberg). Прежний процесс переписи целой книги вручную был утомителен, трудоёмок, как следствие книги стоили баснословно дорого и были редки. Изобретение же Гутенберга – печатный станок и многократное использование отдельных свинцовых буквенных литер, позволило за 10 лет наводнить всю Европу печатными лавками и книжными ярмарками.
Каждая литера проектировалась Гутенбергом отдельно и гравировалась вручную в твёрдом металле. Эта основополагающая технология горячего металлического литья получила исключительное распространение, совершила переворот в системе коммуникаций Запада и применялась вплоть до 60-х годов XX-го века.
Для первых отливок литер Гутенберг выбрал готический шрифт, как господствующую форму рукописного шрифта того времени. Разработал этот шрифт Петер Шеффер (Peter Shoeffer) под наблюдением Гуттенберга. Шрифт был точной имитацией самого совершенного письма той эпохи. Он содержал около 300 знаков, лигатур, сокращений. Впервые шрифт Гуттенберга был использован для издания 42-х страничной Майнцкой Библии.
Ещё один известный стиль готического письма, названный фрактурой (fracture), появился в конце XV столетия, а в 1513 г. был разработан специальный шрифт для Молитвенника Максимилиана (Maximilian Praybook), изданного в Аугсбурге по указанию императора Максимилиана, известного любителя книг. Эту книгу иллюстрировали выдающиеся для своего времени художники – Дюрер (Durer), Кранах (Cranach), Буркмайр (Burgkmair) и другие художники. Альбрехта Дюрера вместе с другим немецким художником шрифта Леонгардом Вагнером (Leongard Vagner) довольно часто и ошибочно называют создателями фрактуры. На самом деле это не так, но это лишь подчёркивает насколько востребован и популярен был готический шрифт в Европе средних веков, если легендарного Дюрера считают его автором, и если фрактура была господствующим стилем письма в Европе до XVIII-го века.
С самого начала периода Ренессанса на юге Европы предпочитали более простые, тонкие и более изысканные формы антиквы (Roman), которая заменила, в конце концов, витиеватые и тяжёлые готические шрифты. Это предпочтение, с развитием книгопечатания, основывалось прежде всего на принципах удобочитаемости.
Фактически, уже, начиная с 1750-х годов, типографы стали отказываться от готического шрифта в пользу антиквенного шрифта, получившего название Cloister Old Style, разработанного французом Николасом Йенсоном (Nicholas Jenson). Каждый уважающий себя типограф стремился разработать свой собственный шрифт собственной гарнитуры.
Наиболее известен “каллиграф из каллиграфов” Джовамбатиста Палатино (Giovanbattista Palatino), который разработал 29 различных шрифтов. Среди прочих: латинский, немецкий, еврейский, халдейский, арабский, греческий, египетский, сирийский, индусский, кириллический (русский) шрифтовые комплекты. Но это уже были совершенно не готические шрифты, а шрифты, так называемой новой антиквы (New Roman). Именно эти шрифты и дошли до наших дней, как наиболее часто используемые в настоящем. Достаточно назвать общеизвестный Times New Roman.
В России развитие шрифтов шло абсолютно своей дорогой, имея с Европой лишь общую отправную точку – греческий алфавит. Македонец Кирилл вместе с братом Мефодием в IX веке решили довольно сложную задачу – скомбинировали буквенные формы из латинских и греческих алфавитов с “глаголицей” (алфавит до сих пор неизвестного происхождения). Результат – 43 литеры (24 византийские, 19 добавленные), на которых и составили первый текст христианского Евангелия на национальном языке. Удивителен тот факт (научно доказанный), что уже к XI-XII столетиям большая часть населения могла читать и писать. Кириллица оставалась неизменной вплоть до XIV века, когда преобразовалась в более тонкий и округлый полуустав. Заголовки же писались вязью (круглой и угловатой).
Пожалуй, в письме круглой вязью , можно найти слабое влияние готических сочетаний и компоновок букв в словах. К тому же заголовки вязью всегда шли в сочетании с основным текстом, написанным скорописью, а это просто прямое калькирование с западноевропейской манеры письма того же периода. Тогда в Европе (XV-XVI вв.) заголовки составляли готическими литерами, основной же текст писали курсивом – уже не готикой, но ещё не антиквой.
Русско-украинский первопечатник Иван Фёдоров пошёл шаг в шаг по пути Гуттенберга. Первая русская печатная книга “Апостол” (1563 г.) имитировала шрифты и графическое оформление старинных рукописных манускриптов. В XVII веке шрифт ещё более упростился, когда перешёл из церковной литературы в светскую.
Окончательное сближение русского и европейского шрифтов произвёл Пётр Первый, когда в 1710 году реформировал алфавит кириллицы и ввёл единый шрифт. Пётр, будучи человеком дальновидным, взял за основу не декорированные готические шрифты, которые в Европе уже теряли популярность, а сразу антиквенные литеры. Царь собственноручно разработал простые антиквенные формы кириллических букв и, в свойственной ему безоговорочной манере, издал указ, по которому вся светская литература должна была печататься только этим шрифтом.
Таким образом, несмотря на достаточно тесное соседство с Европой, в том числе и с различными германскими народами, российская культура испытала довольно слабое влияние культуры готической.
Несмотря на полный отказ от готических шрифтов в книгопечатании с конца XVIII века, они и сегодня очень часто используются для печатных материалов, связанных с такими традиционными событиями, как всевозможные торжества, окончание учебного заведения, религиозные ритуалы. Также часто готический шрифт или его стилизацию можно увидеть на многих современных официальных документах. Всему этому готический шрифт, конечно, обязан своей славной истории, великим мастерам средневековья, которые не жалели своего воображения для разработки всё новых и новых печатных форм.
Можно упомянуть, что в 30-е – 40-е годы XX века немецкие национал-социалисты в пропагандистских целях делали ставку на возрождение готического шрифта, небезосновательно и оправданно пытаясь связать готику с идеями патриотического традиционализма для своего народа.
По сути, готическое письмо в настоящий момент однозначно ассоциируется у наших современников со средневековьем. И очень приятно сознавать, что те компьютерные шрифты, которыми мы сейчас пользуемся – прямые потомки изделий средневековых мастеров, разработавших их, фактически, ещё до открытия Америки европейцами.
ukr-print.net
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
Порнография — это тоже элемент культуры, и тоже имеет свою историю...
$97 млрд составляет оборот мировой порноиндустрии. Порнографы сумели добиться столь впечатляющих результатов благодаря тому, что во все времена умели быстро и эффективно внедрять технические инновации. Те же, кто боролся за общественную нравственность, всегда плелись позади прогресса. Сто лет назад — в 1911 году — Россия присоединилась к первой международной конвенции по борьбе с распространением порнографии, но больших успехов в обуздании пороков не достигла, как, впрочем, и другие государства.
скрытый текстСыны Гуттенберга
Трудно сказать, когда появилась порнография. Скорее всего, она возникла сразу же, как только человек научился рисовать, ваять и сочинять связные истории. Бороться с распространением непристойностей тоже начали довольно рано, но до сих пор бесчисленным цензорам не удалось искоренить это явление. В том числе и потому, что никто, например, так и не сумел внятно объяснить, чем порнография отличается от безобидной эротики и высокого искусства. К тому же порнобизнес уже не первый век демонстрирует чудеса изворотливости. Порнографы не только мастерски обходят законодательные запреты, но и мгновенно приспосабливают для своих нужд любые технологические новинки.
В Европе соревнование цензоров и порнографов началось еще в XV веке, вскоре после того как Иоганн Гуттенберг изобрел печатный станок. Эротические стишки и картинки, разумеется, существовали еще в допечатную эпоху, но тогда книги были большой редкостью и стоили целого состояния. Богатые люди, желавшие иметь книгу с игривыми картинками, просто заказывали ее у переписчиков в единственном экземпляре, а потом хранили ее в сундуке под большим замком, так что никакой угрозы общественной нравственности такие издания не представляли. Но вот появилась возможность массового производства и распространения печатной продукции, и защитники морали забеспокоились. Первый большой порнографический скандал не заставил себя ждать.
В начале XVI века правитель Мантуи герцог Федерико II Гонзага заказал художнику Джулио Романо расписать его новый дворец фресками фривольного содержания. Заказ был выполнен, однако никого в Италии это не взволновало, поскольку фрески не могли покинуть пределов дворца. Но вот рисунки решил скопировать ученик Рафаэля — известный гравер Маркантонио Раймонди. В 1524 году Раймонди выпустил книгу под названием «Способы» или «Позы» (I Modi). В книге было шестнадцать гравюр, изображающих различные любовные позиции. Папа Клемент VII был возмущен до глубины души и приказал уничтожить тираж богомерзкой книги, а автора посадить в тюрьму. Книга была сожжена, но вскоре возродилась из пепла. Поэт и сатирик Пьетро Аретино не только вытащил Раймонди из тюрьмы, но и сочинил сонеты к каждой гравюре. Затем поэт снова издал книгу, которая отныне стала именоваться «Позами Аретино». Многие позиции были весьма затейливыми, что нашло отражение в стихах: «Беатриче! И Вам в этой позе трудно. Но, поверьте, мне во сто крат труднее...» Папа снова повелел уничтожить тираж, но многие экземпляры уцелели и впоследствии, по словам современника, обнаруживались «в местах, где этого можно было бы меньше всего ожидать».
Церковь изо всех сил пыталась побороть порок, но против новых технологий она была бессильна. Множество типографий по всей Европе продолжали печатать книги с непристойными картинками или рассказами. В XVII веке столицей порнобизнеса сделался Париж. Каждый парижанин знал, где можно было купить фривольную гравюру или книжку сомнительного содержания. Вся порнография продавалась в открытых для публики галереях королевского дворца Пале-Рояль. Здесь же можно было снять проститутку. Священники честно пытались отвратить паству от низменных пристрастий, что вызывало у порнографов лишь усмешку. Значительная часть французской порнографии живописала похождения священников и монашек.
В 1655 году неизвестный писатель сочинил произведение под названием «Школа для девушек», в котором опытная дама обучала свою шестнадцатилетнюю кузину искусству любви. Книга вышла с соответствующими содержанию гравюрами и сразу же стала хитом продаж. Французские власти на всякий случай посадили в тюрьму нескольких сочинителей, заподозренных в создании этого произведения, но, поскольку истинный виновник так и не был найден, вскоре были вынуждены их всех отпустить. Между тем «Школа для девушек» превратилась в мировой бестселлер. Книгу можно было найти во многих городах Европы, о чем свидетельствовала, в частности, запись в дневнике знаменитого английского мемуариста Сэмюэля Пипса: «Купленная мною книга „Школа для девушек“ была в простом переплете... Я решил сжечь ее сразу же, как только прочитаю».
Со временем появились издатели, специализировавшиеся на издании порнографии, причем наибольшего успеха они достигли в Англии и Голландии, где католическая церковь не имела власти, а светские законы можно было легко обойти. Одним из первых профессионалов такого рода стал англичанин Эдмунд Керл, живший в первой половине XVIII века. Керл начал с древнеримской классики, издав «Сатирикон» Петрония, а потом переключился на переводы с французского и итальянского. Издатель ловко уклонялся от судебного преследования, поскольку самые вызывающие тексты были замаскированы под научные труды. Так, из его типографии вышло «Описание евнухизма», а также «Трактат о сечении кнутом в делах амурных», который раскрывал тайны садомазохизма задолго до маркиза де Сада и Леопольда фон Захер-Мазоха. Деятельность порнографа вызывала возмущение многих современников, включая Даниеля Дефо, который называл его презренным негодяем. Автор «Робинзона Крузо» возмущался тем, что «этот преступник успел напечатать больше гнусных и омерзительных книжонок, чем было издано за тридцать лет до него во всей стране». В 1719 году Керла вызвали в суд, но он легко отвел все обвинения, заявив, что грех существует и без его книг, а его издательство лишь привлекает внимание общественности к имеющимся безобразиям. В 1727 году Керла все-таки осудили, и он был вынужден выплатить штраф в размере 33 фунтов стерлингов, что, впрочем, его не разорило.
Настоящий расцвет английского литературного порно начался лишь в 1763 году, когда Джон Клеланд издал роман «Мемуары женщины для утех», более известный по имени главной героини — «Фанни Хилл». Клеланд всю жизнь был неудачником. Он начинал как британский консул в Смирне, но провалился на дипломатическом поприще и занялся коммерцией. Служба в британской Ост-Индской компании могла бы сделать богачом кого угодно, но Клеланд и тут потерпел фиаско. В конце концов он оказался в лондонской долговой тюрьме и, чтобы выбраться оттуда, взялся за перо. Клеланд написал историю девушки, попавшей в бордель, и продал ее издателю Ральфу Гриффитсу за 20 гиней, что было весьма приличной суммой по тем временам. Сам же издатель и вовсе разбогател, заработав на «Фанни Хилл» около 10 тыс. фунтов.
Клеланда подвели литературные пираты. Конкурирующий издатель напечатал «Фанни Хилл», вставив в книгу эпизод с мужеложством, написанный неизвестным автором. Общественность была в ярости. Писателя, едва вышедшего из тюрьмы, вызвали в суд, но оправдали, поскольку взяться за перо его вынудила крайняя нищета и похвальное желание расплатиться с кредиторами. Вскоре после этого Клеланду наконец повезло. Лорд Грэнвилл, оценивший талант сочинителя, назначил ему пожизненную пенсию в размере 100 фунтов, что позволило писателю безбедно прожить до 82 лет.
Вольготная жизнь британских порнографов закончилась в 1802 году, когда власти, боявшиеся, что из Франции вместе с порнографией придут революционные идеи, создали Общество обуздания пороков. Эта организация стала выявлять торговцев всякими непристойностями и тащить их в суд, благо законодательная база для этого уже существовала. С 1802 по 1857 год общество добилось 159 обвинительных приговоров. Порнографов обычно приговаривали к тюремному заключению на срок от 14 дней до двух лет. Моралисты ликовали, но порнографы не сдавались. Объемы их продаж впечатляли: в 1845 году только у одного книготорговца было изъято 12 346 непристойных картинок и 393 аморальные книги.
Позитивные негативы
К середине XIX века практически во всех цивилизованных государствах сложилась довольно эффективная система цензуры, загнавшая порнобизнес в глубокое подполье. Вскоре, однако, научно-технический прогресс совершил очередной скачок, и порнографы смогли вывести свое дело на новый уровень.
В 1839 году художник Луи Дагер представил Французской академии наук свое открытие — фотографический процесс. Создание первых дагеротипов было делом сложным, долгим и дорогим, но энтузиасты нового метода быстро оценили его коммерческий потенциал. Появились умельцы, создававшие дагеротипы с изображением обнаженных женщин. Большинство моделей были профессиональными натурщицами, позировавшими художникам, так что фотографы регистрировали свои шедевры как учебные пособия для рисовальщиков.
Натурщицам приходилось проводить перед камерой минут тридцать в полной неподвижности, поскольку добиться четкого изображения иным способом тогда было невозможно. Такая технология не позволяла запечатлеть ничего по-настоящему непристойного, но для своего времени это уже был прорыв. Один такой дагеротип стоил больше недельной зарплаты рабочего, но находились любители, готовые за них платить.
Фотографический процесс постоянно совершенствовался. Появилась возможность печатать с одного негатива неограниченное количество копий, и фотопорнография шагнула в массы. Если в 1848 году в Париже насчитывалось всего 13 фотостудий, то в 1860 году их было уже более 400. Многие фотографы, если не все, подрабатывали съемкой обнаженной натуры и приторговывали своими произведениями из-под полы. Около 40% всех фотографий, продававшихся в Париже в середине XIX века, были именно такого свойства. По сегодняшним меркам большая часть тогдашнего порно с трудом тянет даже на легкую эротику, но в те времена, когда к порнографии относили романы Мопассана и Золя, фотографии смирно позировавших натурщиц и проституток казались верхом разврата.
Моралисты по обе стороны Атлантики не собирались мириться с подобным разгулом греха и перешли в контрнаступление. В 1857 году в Англии был принят Акт о публикации непристойностей, дававший местным органам власти право изымать и уничтожать любой товар, который суд признает вредным для общественной морали. Вскоре случился судебный процесс, создавший прецедент, который позволял отличать пристойное от непристойного. Таковым признавался любой материал, способный «развратить и испортить тех, чьи души открыты для подобного аморального воздействия». Таким образом, художественные достоинства произведения более не принимались в расчет. Если существует «открытая душа», которая может развратиться, то произведение должно быть уничтожено. Впрочем, до сожжения книг и картин в викторианской Англии не дошло.
В Америке с порнографией боролись еще более рьяно, поскольку в США нашелся человек, решивший в одиночку искоренить порок. В 1873 году христианский активист Энтони Комсток создал нью-йоркское Общество по борьбе с пороками и сумел пролоббировать в Конгрессе закон, названный в его честь. Акт Комстока запрещал распространение и транспортировку любых «непристойных, похотливых или развратных» материалов. Нарушителя ждал штраф в размере $2 тыс. или пять лет принудительных работ.
Комсток сделался инспектором почт и фактически взял на себя функции цензора. С рвением истинного крестоносца он выискивал крамолу по всей стране и тащил в суд любого нарушителя. Неистовый почтовый инспектор преследовал порнографов до самой своей смерти в 1915 году. В последние годы жизни Комсток похвалялся, что людьми, осужденными с его подачи за порнографию, можно было бы наполнить 60 пассажирских вагонов по 60 человек в каждом. Он гордился тем, что в результате его преследований 15 порнографов покончили с собой. За все годы своего служения обществу Комсток добился уничтожения 15 тонн непристойных книг и порядка 4 млн фотографий.
Главным критерием непристойности Комсток считал душу невинного ребенка, которая могла бы пострадать, столкнувшись с тем или иным проявлением порока. При этом его совершенно не волновало, что маленькие дети, например, не ходят в театры на спектакли для взрослых. Комсток сорвал постановку в США пьесы Бернарда Шоу «Профессия миссис Уоррен», где поднималась проблема проституции. Разозлившись на самозваного цензора, Шоу ввел в оборот новое слово — «комстокство», которым с тех пор называли действия навязчивых моралистов, не видящих разницы между искусством и порнографией.
Парижский жанр
Прогресс не стоял на месте, и вскоре в распоряжении порнографов оказался новый и чрезвычайно мощный инструмент — кинематограф. Первыми производителями взрослого кино стали люди, стоявшие у истоков кинематографии. Англо-американский фотограф Эдвард Майбридж, сделавший в 1872 году знаменитую раскадровку бегущей лошади, позднее точно так же с помощью нескольких камер снимал обнаженную женщину, идущую вдоль пруда.
Другим пионером «важнейшего из искусств», внесшим вклад в развитие секс-индустрии, был Уильям Диксон, работавший в фирме Томаса Эдисона. Именно Диксон создал 35-миллиметровую пленку — стандарт, существующий до сих пор. Кроме того, Диксон изобрел мутоскоп — устройство, напоминающее барабан, внутри которого устанавливался диск с фотографиями. Когда диск вращался, картинки оживали. Смотреть такое «кино» можно было, лишь глядя в узкую щелочку, так что у мутоскопа всегда был только один зритель.
В 1893 году Диксон доработал свое изобретение и ушел от Эдисона, чтобы начать собственное дело. Он наладил производство мутоскопов, а его клиенты быстро поняли, как их можно использовать. Чудо-машины Диксона стали устанавливать на ярмарках, на пляжах и в других людных местах. Зритель опускал монетку и наблюдал в щелку, как раздевается женщина. Один из первых фильмов для мутоскопа назывался «Что увидел дворецкий» и демонстрировал все то, что любопытный слуга углядел, подглядывая в замочную скважину за своей хозяйкой. Позднее название этого фильма стали использовать для обозначения жанра мутоскопного кино с раздеванием.
Мутоскопы устарели быстрее, чем успели войти в моду. 28 декабря 1895 года братья Люмьер показали на бульваре Капуцинок «Прибытие поезда», и новая эра началась. Вскоре у братьев появились первые последователи. Уже в 1896 году парижский фотограф Эжен Пиру обзавелся собственной камерой и стал снимать различные официальные мероприятия, включая приезд российского императора Николая II в Париж. Как и многие другие французские фотографы, Пиру подпольно производил порнографию и приторговывал ею. Теперь же он решил, что новое искусство вполне совместимо со старым ремеслом. В том же 1896 году он снял семиминутный фильм под названием «Мария отходит ко сну», в котором артистка кабаре Луиза Вилли исполнила стриптиз. В роли режиссера выступил Альберт Кирхнер, в прошлом торговец порнографическими открытками в Каире. Пиру крутил свою «Марию» в кинотеатрах вместе с хроникой царского визита, но публика, конечно, приходила посмотреть не на Николая II. Вскоре у Пиру появилось немало последователей. Подобные произведения стали называть французскими фильмами или парижским жанром.
Фильм Пиру можно считать совершенно невинной эротикой по сравнению с тем, что стали снимать через несколько лет. В 1908 году во Франции был снят фильм «За золотой экю, или Хороший постоялый двор», где три проститутки играли девственниц, по очереди отдававшихся соблазнителю. Это уже была типичная порнография с натуралистическим изображением полового акта и без всяких намеков на искусство. Вскоре подобные фильмы стали снимать в Германии, Аргентине и в других странах. Такое кино уже нельзя было крутить в кинотеатрах, и распространителям порнографии приходилось изыскивать обходные пути. Самым простым было, конечно, устраивать закрытые ночные показы для проверенной публики в тех же кинотеатрах. В 1911 году в Санкт-Петербурге аптекарский помощник Наум Адельсон устраивал «специальные сеансы для демонстрирования картин порнографического содержания» в кинотеатре N43 по Петергофскому шоссе. По распоряжению градоначальника заведение было закрыто. Также порнофильмы можно было увидеть в борделях. Самые богатые любители клубнички покупали кинопроекторы и наслаждались просмотром не выходя из дома.
В начале ХХ века стан моралистов охватила паника. Мировой порнографический рынок складывался на глазах: фильмы, фотографии и литература соответствующего содержания пересекали границы во всех направлениях, и никакие усилия Комстока и его единомышленников не могли этому помешать.
В 1910 году в Париже состоялась конференция держав, на которой было принято соглашение относительно пресечения обращения порнографических изданий. Высокие договаривающиеся стороны признали необходимым создать в каждой стране особый орган, который будет бороться с порнобизнесом. В случае вынесения приговоров порнографам стороны обязались обмениваться информацией об этом. В 1911 году договор вступил в силу и на территории Российской империи, хотя здесь с цензурой как раз было все в порядке. За чистотой нравов следили как жандармы, так и губернаторы. Скажем, фильмы «парижского жанра» были запрещены к показу московским градоначальником еще в 1908 году.
Международные усилия не очень-то испугали порнобизнес. Французские фотографы продолжали штамповать обнаженку до Первой мировой войны и после нее. Так, с 1919 по 1939 год во Франции было продано более 20 млн эротических открыток. Некоторые и вовсе сумели приспособиться к условиям моральной паники. В 1910 году в Париже была принята еще одна конвенция — по борьбе с «белым рабством», то есть с принуждением к проституции, и вскоре в эротическом кино появился новый жанр — «сексплуатация». В этих фильмах обличались ужасы «белого рабства», а заодно демонстрировались более или менее откровенные сцены. Народ валил валом на такие картины. И нет ничего удивительного в том, что фильм 1913 года «Торговля душами» собрал в прокате невероятную по тем временам сумму — $250 тыс. Фильм был снят компанией Universal Pictures и демонстрировался вполне легально.
Мировая революция
В межвоенный период кинокамеры и пленка стали доступны для многих операторов-любителей, и порнофильмы начали активно производить на дому самыми кустарными методами. Появлялись и новые каналы сбыта. В 1920-е годы в англосаксонском мире в моду вошли «оленьи вечеринки», то есть холостяцкие вечера, на которые собирались одни мужчины. Помимо карт, бильярда и выпивки джентльмены развлекались просмотром порнофильмов, которые назывались оленями. Показом «оленей» занимались странствующие киномеханики, являвшиеся в мужской клуб с собственным кинопроектором и набором запрещенных фильмов. Те же, кому джентльменские клубы были не по карману, довольствовались эротическими комиксами, которые стали чрезвычайно популярны в годы Великой депрессии. Но настоящая революция в мире порно началась лишь после Второй мировой войны.
Как всегда, все начиналось с технологических инноваций. Возросшее качество полиграфической продукции и цветная фотография сделали возможным появление журнала Playboy в 1953 году. Цветная кинопленка к тому времени уже также была доступна, но порнографам понадобился сдвиг в массовом сознании, чтобы все эти изобретения начали давать настоящий доход.
В 1950-1960-е годы обнаженная натура проскакивала на большой экран под видом образовательных фильмов. Это были фильмы о нудистах. В них не было ни капли эротизма: голые люди просто загорали на пляже, играли в бадминтон, купались и т. п., но тогдашней неизбалованной публике и этого было достаточно. Один такой фильм, например, собрал в 1966 году $3.4 тыс. за один вечер в одном кинотеатре. Другие фильмы повествовали о жизни дикарей, которые вообще никогда не одеваются. Цензоры смотрели на голых туземок сквозь пальцы, поскольку в их представлении по-настоящему голой могла быть только белая женщина.
Настоящее порно тоже нашло дорогу к зрителю. В 1960-е годы в США в некоторых штатах уже легально существовали особые кинотеатры, где круглые сутки крутили жесткое порно. Некоторые режиссеры специализировались на производстве совершенно откровенных фильмов. Появилось целое направление садистского и некрофильского порно с характерными названиями: «Труподавы», «Я ем твою плоть», «Две тысячи маньяков» и т. п. Все это приносило немалый доход. Так, «Кровавый пир», снятый в 1963 году Дэвидом Фридманом за $20 тыс., принес своему создателю $1.2 млн.
В конце 1960-х грянула всемирная сексуальная революция, и порнографы почувствовали, что настало их время. Сначала один кинотеатр в Калифорнии начал вместе с обыкновенными фильмами показывать фильм с легкой эротикой. Хозяевам заведения все сошло с рук. Другие владельцы кинотеатров последовали их примеру, и вскоре эротику показывали почти везде. Звездный час порнографии пробил в 1972 году, когда вышел фильм Жерара Дамиано «Глубокая глотка» с Линдой Лавлейс в главной роли. Эта дама еще в недавнем прошлом снималась в порно с участием собак, но теперь ее ждал статус кинозвезды. Название не обманывало зрителя: картина была от начала до конца посвящена глубокому минету. Фильм стал не просто хитом — не посмотреть его было неприлично. Режиссер порнофильмов Энтони Спинелли вспоминал: «Когда вышла «Глубокая глотка»... в Нью-Йорке было невозможно пробиться в кинотеатр... Вокруг все было заставлено лимузинами, в которых ждали шоферы... Люди в вечерних нарядах шли с бродвейских шоу и говорили: «Пошли на „Глубокую глотку“». Фильм был снят за $22 тыс., еще $25 тыс. ушло на создание саундтрека. Прокат принес создателям ленты $600 млн, что сделало «Глубокую глотку» одним из самых высокодоходных фильмов в истории кино.
После успеха «Глубокой глотки» кинотеатры по всей стране начали крутить самое жесткое порно, не боясь преследований, а режиссеры бросились снимать полнометражные и широкоформатные порнофильмы с сюжетом, костюмами и декорациями. Впрочем, успеха Дамиано никто не сумел повторить. Следующие десять лет вошли в историю как золотой век порнографии. В Южной Калифорнии, в долине Сан-Фернандо, даже возник «альтернативный Голливуд», где снималось большинство американских порнофильмов. Другими центрами производства кино для взрослых стали Швеция и Западная Германия.
В эпоху Рейгана широкоформатное порно уже давно всем приелось, и о прежних прибылях можно было только мечтать. Лучшего момента для контрнаступления «морального большинства» было трудно представить.
В 1986 году генпрокурор США Эдвин Миз создал особую комиссию по борьбе с порнографией. Новые защитники нравственности не стремились непременно добиться осуждения всех порнографов. Им было достаточно пустить их по миру. Против владельцев магазинов, торговавших порнографией, выдвигали обвинения в распространении нелегальных товаров, а потом проводили обыск и забирали товар вместе с оборудованием. Владелец бизнеса разорялся, даже если выигрывал суд, потому что арест его собственности мог длиться месяцами. Таким образом, власти разорили, например, сеть магазинов Adam&Eve. Если же порнофильм можно было легально производить и показывать по законам одного из штатов, то федеральные агенты заказывали его по почте в штат, где это было запрещено, а потом судили порнографа по местным законам. Одного порнографа, снимавшего фильмы под псевдонимом Мерлин, двое агентов ФБР заманили во Флориду, где законодательство было особенно жестким. Они под видом потребителей заказали жесткое порно, но получили решительный отказ, потому что Мерлин специализировался на легкой эротике. Тогда агенты повезли кинематографиста на бега, где оплатили его ставки, а потом еще накормили его ужином в дорогом ресторане. Но Мерлин, очевидно, почувствовал ловушку и остался непреклонным.
Тем временем мир сотрясала очередная технологическая революция. Все больше семей обзаводилось домашними видеомагнитофонами, и нужда в порнографических кинотеатрах стала отпадать. Порнография начала переселяться на видеокассеты, причем в войне между стандартами VHS и Betamax порнографы встали на сторону VHS, обеспечив победу этому формату. Остановить порноиндустрию уже не мог никто. В середине 1990-х в США годовой оборот на рынке видео для взрослых оценивался в $3 млрд.
В начале нового тысячелетия человечество начало стремительно переселяться в интернет, и порнографы последовали за потребителями своего товара, причем опередили в этом представителей большинства отраслей легальной экономики. Только теперь, когда сайты с взрослым контентом оказались на расстоянии щелчка мыши от любого пользователя интернета, началась настоящая порнографическая революция. Уже в 2006 году, по подсчетам специалистов, годовой оборот порноиндустрии составлял $97.06 млрд. С тех пор обороты только росли. А полицейские всего мира ловят в основном производителей и распространителей детского порно, так что все остальные чувствуют себя пока весьма комфортно.
отсюда steissd.livejournal.com/1894047.html
$97 млрд составляет оборот мировой порноиндустрии. Порнографы сумели добиться столь впечатляющих результатов благодаря тому, что во все времена умели быстро и эффективно внедрять технические инновации. Те же, кто боролся за общественную нравственность, всегда плелись позади прогресса. Сто лет назад — в 1911 году — Россия присоединилась к первой международной конвенции по борьбе с распространением порнографии, но больших успехов в обуздании пороков не достигла, как, впрочем, и другие государства.
скрытый текстСыны Гуттенберга
Трудно сказать, когда появилась порнография. Скорее всего, она возникла сразу же, как только человек научился рисовать, ваять и сочинять связные истории. Бороться с распространением непристойностей тоже начали довольно рано, но до сих пор бесчисленным цензорам не удалось искоренить это явление. В том числе и потому, что никто, например, так и не сумел внятно объяснить, чем порнография отличается от безобидной эротики и высокого искусства. К тому же порнобизнес уже не первый век демонстрирует чудеса изворотливости. Порнографы не только мастерски обходят законодательные запреты, но и мгновенно приспосабливают для своих нужд любые технологические новинки.
В Европе соревнование цензоров и порнографов началось еще в XV веке, вскоре после того как Иоганн Гуттенберг изобрел печатный станок. Эротические стишки и картинки, разумеется, существовали еще в допечатную эпоху, но тогда книги были большой редкостью и стоили целого состояния. Богатые люди, желавшие иметь книгу с игривыми картинками, просто заказывали ее у переписчиков в единственном экземпляре, а потом хранили ее в сундуке под большим замком, так что никакой угрозы общественной нравственности такие издания не представляли. Но вот появилась возможность массового производства и распространения печатной продукции, и защитники морали забеспокоились. Первый большой порнографический скандал не заставил себя ждать.
В начале XVI века правитель Мантуи герцог Федерико II Гонзага заказал художнику Джулио Романо расписать его новый дворец фресками фривольного содержания. Заказ был выполнен, однако никого в Италии это не взволновало, поскольку фрески не могли покинуть пределов дворца. Но вот рисунки решил скопировать ученик Рафаэля — известный гравер Маркантонио Раймонди. В 1524 году Раймонди выпустил книгу под названием «Способы» или «Позы» (I Modi). В книге было шестнадцать гравюр, изображающих различные любовные позиции. Папа Клемент VII был возмущен до глубины души и приказал уничтожить тираж богомерзкой книги, а автора посадить в тюрьму. Книга была сожжена, но вскоре возродилась из пепла. Поэт и сатирик Пьетро Аретино не только вытащил Раймонди из тюрьмы, но и сочинил сонеты к каждой гравюре. Затем поэт снова издал книгу, которая отныне стала именоваться «Позами Аретино». Многие позиции были весьма затейливыми, что нашло отражение в стихах: «Беатриче! И Вам в этой позе трудно. Но, поверьте, мне во сто крат труднее...» Папа снова повелел уничтожить тираж, но многие экземпляры уцелели и впоследствии, по словам современника, обнаруживались «в местах, где этого можно было бы меньше всего ожидать».
Церковь изо всех сил пыталась побороть порок, но против новых технологий она была бессильна. Множество типографий по всей Европе продолжали печатать книги с непристойными картинками или рассказами. В XVII веке столицей порнобизнеса сделался Париж. Каждый парижанин знал, где можно было купить фривольную гравюру или книжку сомнительного содержания. Вся порнография продавалась в открытых для публики галереях королевского дворца Пале-Рояль. Здесь же можно было снять проститутку. Священники честно пытались отвратить паству от низменных пристрастий, что вызывало у порнографов лишь усмешку. Значительная часть французской порнографии живописала похождения священников и монашек.
В 1655 году неизвестный писатель сочинил произведение под названием «Школа для девушек», в котором опытная дама обучала свою шестнадцатилетнюю кузину искусству любви. Книга вышла с соответствующими содержанию гравюрами и сразу же стала хитом продаж. Французские власти на всякий случай посадили в тюрьму нескольких сочинителей, заподозренных в создании этого произведения, но, поскольку истинный виновник так и не был найден, вскоре были вынуждены их всех отпустить. Между тем «Школа для девушек» превратилась в мировой бестселлер. Книгу можно было найти во многих городах Европы, о чем свидетельствовала, в частности, запись в дневнике знаменитого английского мемуариста Сэмюэля Пипса: «Купленная мною книга „Школа для девушек“ была в простом переплете... Я решил сжечь ее сразу же, как только прочитаю».
Со временем появились издатели, специализировавшиеся на издании порнографии, причем наибольшего успеха они достигли в Англии и Голландии, где католическая церковь не имела власти, а светские законы можно было легко обойти. Одним из первых профессионалов такого рода стал англичанин Эдмунд Керл, живший в первой половине XVIII века. Керл начал с древнеримской классики, издав «Сатирикон» Петрония, а потом переключился на переводы с французского и итальянского. Издатель ловко уклонялся от судебного преследования, поскольку самые вызывающие тексты были замаскированы под научные труды. Так, из его типографии вышло «Описание евнухизма», а также «Трактат о сечении кнутом в делах амурных», который раскрывал тайны садомазохизма задолго до маркиза де Сада и Леопольда фон Захер-Мазоха. Деятельность порнографа вызывала возмущение многих современников, включая Даниеля Дефо, который называл его презренным негодяем. Автор «Робинзона Крузо» возмущался тем, что «этот преступник успел напечатать больше гнусных и омерзительных книжонок, чем было издано за тридцать лет до него во всей стране». В 1719 году Керла вызвали в суд, но он легко отвел все обвинения, заявив, что грех существует и без его книг, а его издательство лишь привлекает внимание общественности к имеющимся безобразиям. В 1727 году Керла все-таки осудили, и он был вынужден выплатить штраф в размере 33 фунтов стерлингов, что, впрочем, его не разорило.
Настоящий расцвет английского литературного порно начался лишь в 1763 году, когда Джон Клеланд издал роман «Мемуары женщины для утех», более известный по имени главной героини — «Фанни Хилл». Клеланд всю жизнь был неудачником. Он начинал как британский консул в Смирне, но провалился на дипломатическом поприще и занялся коммерцией. Служба в британской Ост-Индской компании могла бы сделать богачом кого угодно, но Клеланд и тут потерпел фиаско. В конце концов он оказался в лондонской долговой тюрьме и, чтобы выбраться оттуда, взялся за перо. Клеланд написал историю девушки, попавшей в бордель, и продал ее издателю Ральфу Гриффитсу за 20 гиней, что было весьма приличной суммой по тем временам. Сам же издатель и вовсе разбогател, заработав на «Фанни Хилл» около 10 тыс. фунтов.
Клеланда подвели литературные пираты. Конкурирующий издатель напечатал «Фанни Хилл», вставив в книгу эпизод с мужеложством, написанный неизвестным автором. Общественность была в ярости. Писателя, едва вышедшего из тюрьмы, вызвали в суд, но оправдали, поскольку взяться за перо его вынудила крайняя нищета и похвальное желание расплатиться с кредиторами. Вскоре после этого Клеланду наконец повезло. Лорд Грэнвилл, оценивший талант сочинителя, назначил ему пожизненную пенсию в размере 100 фунтов, что позволило писателю безбедно прожить до 82 лет.
Вольготная жизнь британских порнографов закончилась в 1802 году, когда власти, боявшиеся, что из Франции вместе с порнографией придут революционные идеи, создали Общество обуздания пороков. Эта организация стала выявлять торговцев всякими непристойностями и тащить их в суд, благо законодательная база для этого уже существовала. С 1802 по 1857 год общество добилось 159 обвинительных приговоров. Порнографов обычно приговаривали к тюремному заключению на срок от 14 дней до двух лет. Моралисты ликовали, но порнографы не сдавались. Объемы их продаж впечатляли: в 1845 году только у одного книготорговца было изъято 12 346 непристойных картинок и 393 аморальные книги.
Позитивные негативы
К середине XIX века практически во всех цивилизованных государствах сложилась довольно эффективная система цензуры, загнавшая порнобизнес в глубокое подполье. Вскоре, однако, научно-технический прогресс совершил очередной скачок, и порнографы смогли вывести свое дело на новый уровень.
В 1839 году художник Луи Дагер представил Французской академии наук свое открытие — фотографический процесс. Создание первых дагеротипов было делом сложным, долгим и дорогим, но энтузиасты нового метода быстро оценили его коммерческий потенциал. Появились умельцы, создававшие дагеротипы с изображением обнаженных женщин. Большинство моделей были профессиональными натурщицами, позировавшими художникам, так что фотографы регистрировали свои шедевры как учебные пособия для рисовальщиков.
Натурщицам приходилось проводить перед камерой минут тридцать в полной неподвижности, поскольку добиться четкого изображения иным способом тогда было невозможно. Такая технология не позволяла запечатлеть ничего по-настоящему непристойного, но для своего времени это уже был прорыв. Один такой дагеротип стоил больше недельной зарплаты рабочего, но находились любители, готовые за них платить.
Фотографический процесс постоянно совершенствовался. Появилась возможность печатать с одного негатива неограниченное количество копий, и фотопорнография шагнула в массы. Если в 1848 году в Париже насчитывалось всего 13 фотостудий, то в 1860 году их было уже более 400. Многие фотографы, если не все, подрабатывали съемкой обнаженной натуры и приторговывали своими произведениями из-под полы. Около 40% всех фотографий, продававшихся в Париже в середине XIX века, были именно такого свойства. По сегодняшним меркам большая часть тогдашнего порно с трудом тянет даже на легкую эротику, но в те времена, когда к порнографии относили романы Мопассана и Золя, фотографии смирно позировавших натурщиц и проституток казались верхом разврата.
Моралисты по обе стороны Атлантики не собирались мириться с подобным разгулом греха и перешли в контрнаступление. В 1857 году в Англии был принят Акт о публикации непристойностей, дававший местным органам власти право изымать и уничтожать любой товар, который суд признает вредным для общественной морали. Вскоре случился судебный процесс, создавший прецедент, который позволял отличать пристойное от непристойного. Таковым признавался любой материал, способный «развратить и испортить тех, чьи души открыты для подобного аморального воздействия». Таким образом, художественные достоинства произведения более не принимались в расчет. Если существует «открытая душа», которая может развратиться, то произведение должно быть уничтожено. Впрочем, до сожжения книг и картин в викторианской Англии не дошло.
В Америке с порнографией боролись еще более рьяно, поскольку в США нашелся человек, решивший в одиночку искоренить порок. В 1873 году христианский активист Энтони Комсток создал нью-йоркское Общество по борьбе с пороками и сумел пролоббировать в Конгрессе закон, названный в его честь. Акт Комстока запрещал распространение и транспортировку любых «непристойных, похотливых или развратных» материалов. Нарушителя ждал штраф в размере $2 тыс. или пять лет принудительных работ.
Комсток сделался инспектором почт и фактически взял на себя функции цензора. С рвением истинного крестоносца он выискивал крамолу по всей стране и тащил в суд любого нарушителя. Неистовый почтовый инспектор преследовал порнографов до самой своей смерти в 1915 году. В последние годы жизни Комсток похвалялся, что людьми, осужденными с его подачи за порнографию, можно было бы наполнить 60 пассажирских вагонов по 60 человек в каждом. Он гордился тем, что в результате его преследований 15 порнографов покончили с собой. За все годы своего служения обществу Комсток добился уничтожения 15 тонн непристойных книг и порядка 4 млн фотографий.
Главным критерием непристойности Комсток считал душу невинного ребенка, которая могла бы пострадать, столкнувшись с тем или иным проявлением порока. При этом его совершенно не волновало, что маленькие дети, например, не ходят в театры на спектакли для взрослых. Комсток сорвал постановку в США пьесы Бернарда Шоу «Профессия миссис Уоррен», где поднималась проблема проституции. Разозлившись на самозваного цензора, Шоу ввел в оборот новое слово — «комстокство», которым с тех пор называли действия навязчивых моралистов, не видящих разницы между искусством и порнографией.
Парижский жанр
Прогресс не стоял на месте, и вскоре в распоряжении порнографов оказался новый и чрезвычайно мощный инструмент — кинематограф. Первыми производителями взрослого кино стали люди, стоявшие у истоков кинематографии. Англо-американский фотограф Эдвард Майбридж, сделавший в 1872 году знаменитую раскадровку бегущей лошади, позднее точно так же с помощью нескольких камер снимал обнаженную женщину, идущую вдоль пруда.
Другим пионером «важнейшего из искусств», внесшим вклад в развитие секс-индустрии, был Уильям Диксон, работавший в фирме Томаса Эдисона. Именно Диксон создал 35-миллиметровую пленку — стандарт, существующий до сих пор. Кроме того, Диксон изобрел мутоскоп — устройство, напоминающее барабан, внутри которого устанавливался диск с фотографиями. Когда диск вращался, картинки оживали. Смотреть такое «кино» можно было, лишь глядя в узкую щелочку, так что у мутоскопа всегда был только один зритель.
В 1893 году Диксон доработал свое изобретение и ушел от Эдисона, чтобы начать собственное дело. Он наладил производство мутоскопов, а его клиенты быстро поняли, как их можно использовать. Чудо-машины Диксона стали устанавливать на ярмарках, на пляжах и в других людных местах. Зритель опускал монетку и наблюдал в щелку, как раздевается женщина. Один из первых фильмов для мутоскопа назывался «Что увидел дворецкий» и демонстрировал все то, что любопытный слуга углядел, подглядывая в замочную скважину за своей хозяйкой. Позднее название этого фильма стали использовать для обозначения жанра мутоскопного кино с раздеванием.
Мутоскопы устарели быстрее, чем успели войти в моду. 28 декабря 1895 года братья Люмьер показали на бульваре Капуцинок «Прибытие поезда», и новая эра началась. Вскоре у братьев появились первые последователи. Уже в 1896 году парижский фотограф Эжен Пиру обзавелся собственной камерой и стал снимать различные официальные мероприятия, включая приезд российского императора Николая II в Париж. Как и многие другие французские фотографы, Пиру подпольно производил порнографию и приторговывал ею. Теперь же он решил, что новое искусство вполне совместимо со старым ремеслом. В том же 1896 году он снял семиминутный фильм под названием «Мария отходит ко сну», в котором артистка кабаре Луиза Вилли исполнила стриптиз. В роли режиссера выступил Альберт Кирхнер, в прошлом торговец порнографическими открытками в Каире. Пиру крутил свою «Марию» в кинотеатрах вместе с хроникой царского визита, но публика, конечно, приходила посмотреть не на Николая II. Вскоре у Пиру появилось немало последователей. Подобные произведения стали называть французскими фильмами или парижским жанром.
Фильм Пиру можно считать совершенно невинной эротикой по сравнению с тем, что стали снимать через несколько лет. В 1908 году во Франции был снят фильм «За золотой экю, или Хороший постоялый двор», где три проститутки играли девственниц, по очереди отдававшихся соблазнителю. Это уже была типичная порнография с натуралистическим изображением полового акта и без всяких намеков на искусство. Вскоре подобные фильмы стали снимать в Германии, Аргентине и в других странах. Такое кино уже нельзя было крутить в кинотеатрах, и распространителям порнографии приходилось изыскивать обходные пути. Самым простым было, конечно, устраивать закрытые ночные показы для проверенной публики в тех же кинотеатрах. В 1911 году в Санкт-Петербурге аптекарский помощник Наум Адельсон устраивал «специальные сеансы для демонстрирования картин порнографического содержания» в кинотеатре N43 по Петергофскому шоссе. По распоряжению градоначальника заведение было закрыто. Также порнофильмы можно было увидеть в борделях. Самые богатые любители клубнички покупали кинопроекторы и наслаждались просмотром не выходя из дома.
В начале ХХ века стан моралистов охватила паника. Мировой порнографический рынок складывался на глазах: фильмы, фотографии и литература соответствующего содержания пересекали границы во всех направлениях, и никакие усилия Комстока и его единомышленников не могли этому помешать.
В 1910 году в Париже состоялась конференция держав, на которой было принято соглашение относительно пресечения обращения порнографических изданий. Высокие договаривающиеся стороны признали необходимым создать в каждой стране особый орган, который будет бороться с порнобизнесом. В случае вынесения приговоров порнографам стороны обязались обмениваться информацией об этом. В 1911 году договор вступил в силу и на территории Российской империи, хотя здесь с цензурой как раз было все в порядке. За чистотой нравов следили как жандармы, так и губернаторы. Скажем, фильмы «парижского жанра» были запрещены к показу московским градоначальником еще в 1908 году.
Международные усилия не очень-то испугали порнобизнес. Французские фотографы продолжали штамповать обнаженку до Первой мировой войны и после нее. Так, с 1919 по 1939 год во Франции было продано более 20 млн эротических открыток. Некоторые и вовсе сумели приспособиться к условиям моральной паники. В 1910 году в Париже была принята еще одна конвенция — по борьбе с «белым рабством», то есть с принуждением к проституции, и вскоре в эротическом кино появился новый жанр — «сексплуатация». В этих фильмах обличались ужасы «белого рабства», а заодно демонстрировались более или менее откровенные сцены. Народ валил валом на такие картины. И нет ничего удивительного в том, что фильм 1913 года «Торговля душами» собрал в прокате невероятную по тем временам сумму — $250 тыс. Фильм был снят компанией Universal Pictures и демонстрировался вполне легально.
Мировая революция
В межвоенный период кинокамеры и пленка стали доступны для многих операторов-любителей, и порнофильмы начали активно производить на дому самыми кустарными методами. Появлялись и новые каналы сбыта. В 1920-е годы в англосаксонском мире в моду вошли «оленьи вечеринки», то есть холостяцкие вечера, на которые собирались одни мужчины. Помимо карт, бильярда и выпивки джентльмены развлекались просмотром порнофильмов, которые назывались оленями. Показом «оленей» занимались странствующие киномеханики, являвшиеся в мужской клуб с собственным кинопроектором и набором запрещенных фильмов. Те же, кому джентльменские клубы были не по карману, довольствовались эротическими комиксами, которые стали чрезвычайно популярны в годы Великой депрессии. Но настоящая революция в мире порно началась лишь после Второй мировой войны.
Как всегда, все начиналось с технологических инноваций. Возросшее качество полиграфической продукции и цветная фотография сделали возможным появление журнала Playboy в 1953 году. Цветная кинопленка к тому времени уже также была доступна, но порнографам понадобился сдвиг в массовом сознании, чтобы все эти изобретения начали давать настоящий доход.
В 1950-1960-е годы обнаженная натура проскакивала на большой экран под видом образовательных фильмов. Это были фильмы о нудистах. В них не было ни капли эротизма: голые люди просто загорали на пляже, играли в бадминтон, купались и т. п., но тогдашней неизбалованной публике и этого было достаточно. Один такой фильм, например, собрал в 1966 году $3.4 тыс. за один вечер в одном кинотеатре. Другие фильмы повествовали о жизни дикарей, которые вообще никогда не одеваются. Цензоры смотрели на голых туземок сквозь пальцы, поскольку в их представлении по-настоящему голой могла быть только белая женщина.
Настоящее порно тоже нашло дорогу к зрителю. В 1960-е годы в США в некоторых штатах уже легально существовали особые кинотеатры, где круглые сутки крутили жесткое порно. Некоторые режиссеры специализировались на производстве совершенно откровенных фильмов. Появилось целое направление садистского и некрофильского порно с характерными названиями: «Труподавы», «Я ем твою плоть», «Две тысячи маньяков» и т. п. Все это приносило немалый доход. Так, «Кровавый пир», снятый в 1963 году Дэвидом Фридманом за $20 тыс., принес своему создателю $1.2 млн.
В конце 1960-х грянула всемирная сексуальная революция, и порнографы почувствовали, что настало их время. Сначала один кинотеатр в Калифорнии начал вместе с обыкновенными фильмами показывать фильм с легкой эротикой. Хозяевам заведения все сошло с рук. Другие владельцы кинотеатров последовали их примеру, и вскоре эротику показывали почти везде. Звездный час порнографии пробил в 1972 году, когда вышел фильм Жерара Дамиано «Глубокая глотка» с Линдой Лавлейс в главной роли. Эта дама еще в недавнем прошлом снималась в порно с участием собак, но теперь ее ждал статус кинозвезды. Название не обманывало зрителя: картина была от начала до конца посвящена глубокому минету. Фильм стал не просто хитом — не посмотреть его было неприлично. Режиссер порнофильмов Энтони Спинелли вспоминал: «Когда вышла «Глубокая глотка»... в Нью-Йорке было невозможно пробиться в кинотеатр... Вокруг все было заставлено лимузинами, в которых ждали шоферы... Люди в вечерних нарядах шли с бродвейских шоу и говорили: «Пошли на „Глубокую глотку“». Фильм был снят за $22 тыс., еще $25 тыс. ушло на создание саундтрека. Прокат принес создателям ленты $600 млн, что сделало «Глубокую глотку» одним из самых высокодоходных фильмов в истории кино.
После успеха «Глубокой глотки» кинотеатры по всей стране начали крутить самое жесткое порно, не боясь преследований, а режиссеры бросились снимать полнометражные и широкоформатные порнофильмы с сюжетом, костюмами и декорациями. Впрочем, успеха Дамиано никто не сумел повторить. Следующие десять лет вошли в историю как золотой век порнографии. В Южной Калифорнии, в долине Сан-Фернандо, даже возник «альтернативный Голливуд», где снималось большинство американских порнофильмов. Другими центрами производства кино для взрослых стали Швеция и Западная Германия.
В эпоху Рейгана широкоформатное порно уже давно всем приелось, и о прежних прибылях можно было только мечтать. Лучшего момента для контрнаступления «морального большинства» было трудно представить.
В 1986 году генпрокурор США Эдвин Миз создал особую комиссию по борьбе с порнографией. Новые защитники нравственности не стремились непременно добиться осуждения всех порнографов. Им было достаточно пустить их по миру. Против владельцев магазинов, торговавших порнографией, выдвигали обвинения в распространении нелегальных товаров, а потом проводили обыск и забирали товар вместе с оборудованием. Владелец бизнеса разорялся, даже если выигрывал суд, потому что арест его собственности мог длиться месяцами. Таким образом, власти разорили, например, сеть магазинов Adam&Eve. Если же порнофильм можно было легально производить и показывать по законам одного из штатов, то федеральные агенты заказывали его по почте в штат, где это было запрещено, а потом судили порнографа по местным законам. Одного порнографа, снимавшего фильмы под псевдонимом Мерлин, двое агентов ФБР заманили во Флориду, где законодательство было особенно жестким. Они под видом потребителей заказали жесткое порно, но получили решительный отказ, потому что Мерлин специализировался на легкой эротике. Тогда агенты повезли кинематографиста на бега, где оплатили его ставки, а потом еще накормили его ужином в дорогом ресторане. Но Мерлин, очевидно, почувствовал ловушку и остался непреклонным.
Тем временем мир сотрясала очередная технологическая революция. Все больше семей обзаводилось домашними видеомагнитофонами, и нужда в порнографических кинотеатрах стала отпадать. Порнография начала переселяться на видеокассеты, причем в войне между стандартами VHS и Betamax порнографы встали на сторону VHS, обеспечив победу этому формату. Остановить порноиндустрию уже не мог никто. В середине 1990-х в США годовой оборот на рынке видео для взрослых оценивался в $3 млрд.
В начале нового тысячелетия человечество начало стремительно переселяться в интернет, и порнографы последовали за потребителями своего товара, причем опередили в этом представителей большинства отраслей легальной экономики. Только теперь, когда сайты с взрослым контентом оказались на расстоянии щелчка мыши от любого пользователя интернета, началась настоящая порнографическая революция. Уже в 2006 году, по подсчетам специалистов, годовой оборот порноиндустрии составлял $97.06 млрд. С тех пор обороты только росли. А полицейские всего мира ловят в основном производителей и распространителей детского порно, так что все остальные чувствуют себя пока весьма комфортно.
отсюда steissd.livejournal.com/1894047.html
Шано, блог «Архив Шано»
* * *
В последнее время в связи с наступлением дигитализации, с наступлением интернета, с появлением других приспособлений для чтения все больше и больше идет разговоров о гибели гутенберговской цивилизации.скрытый текст [MORE=читать дальше]Гутенберг действительно в 15 веке изобрел способ оттискивать на бумаге изображение букв с помощью пресса и типографской краски, но то, о чем я буду говорить гораздо древнее Гутенберга. От нас уходит книга в своем физическом облике, к которому мы привыкли. В науке это называется книга-кодекс. То есть книга, переплетенная и под обложкой. А этому предмету, по крайней мере, на тысячу лет больше, даже на 1300 лет больше чем книге Гуттенберга. Переход от одного типа оттискивания изображения на бумаге к другому никогда не воспринимался цивилизацией как что-то острое. Ну, кто помнит, когда был введен линотип? Или фото-тип? Или офсетная печать? Это все равно. А то, что сейчас подходит к концу - это эпоха книги-кодекса. И этой эпохе очень скоро бы исполнилось 2000 лет. И вот тому, как рождалась книга-кодекс, мне кажется, именно сейчас нужно посвятить некоторое время, потому что история возникновения этого предмета что-то может нам сказать, в сравнительно-историческом плане, о том периоде, в котором мы сейчас проживаем. О грандиозном цивилизационном сломе, когда уходит целая культура, целый огромный пласт нашего жизненного опыта, в котором присутствовала книга-кодекс, которую можно перелистать.
Ну сначала, до того как сказать о форме собственно книги, я скажу о том что такое был писчий материал для книги. Самый древний писчий материал - это папирус. Папирус – это растение из семейства осоковых, который в своем большинстве рос в дельте реки Нил. Вот на фотографии на экране папирусные заросли. В действительности это фото сделано не в дельте Нила, потому что, в связи со всякими цивилизационными изменениями, в дельте реки Нил папирус перестал расти. Он погиб. И когда теперь туристам, которые приезжают в Египет, продают папирус - этот папирус в действительности привозят из центральной Африки. Так что вот эта фотография сделана в Центральной Африке. «Папирус», в переводе с древнеегипетского, означает «царский». В первую очередь в таком писчем материале нуждалась царская канцелярия египетских фараонов, где был правильный документооборот. Папирус разрезали поперек, били его деревянными молотками, добивались его тонкости. Потом нарезали полосами. Потом полосы поперечно клали относительно друг друга. Получалась плетенка такая. Эту плетенку после тоже долго били, поливали водой, высушивали на солнце. Когда она ссыхалась, она становилась плотной, соединенной вместе. Текстура получалась немного шероховатой. Ее выскабливали и таким образом получали писчий материал. Этот писчий материал имел тот недостаток, что можно было писать только на одной его стороне, на внутренней, а на внешней, открытой всем ветрам, писать, конечно, можно было, но не удобно очень. Получалось некрасиво. Тем не менее, многие выдающие сочинения, например «Афинская полития» Аристотеля, дошла до нас именно на таком обороте. И в «Апокалипсисе», есть сцена, когда Судия держит свиток, на котором всех людей записывали. И там сказано, что этот свиток исписан «изнутри и отвне», то есть и на внешней стороне. Но это подается как некоторое чудо, что это только у Судьи Божьего есть такой писчий материал, на котором можно писать с обеих сторон. У папируса была одна черта, которая была в его недостатках. Он при высыхании сворачивался в свиток. И первая книга – это книга-свиток. Она естественным образом была свернута во много-много оборотов. Это была единственная форма, в которой этот папирус мог существовать. Это предопределило форму первой книги. Первая книга – это папирусный свиток. Первое славянское слово для книги, слово «Книга» – это, как ни странно, древнекитайское слово, которое принесли с Дальнего Востока в славянский ареал. И оно тоже означает свиток.. У свитка есть то достоинство, что его можно сильнее скатать, и он будет занимать меньше места. Но недостаток состоял в том, что его нельзя было перелистывать. И чтобы найти нужное место в свитке, нужно было весь его перекрутить. В этом смысле свиток похож на то, что сейчас уже постепенно уходит из нашей жизни. Была такая реалия, особенно при коммунизме, – это микрофильм. Когда ученые заказывали заграницей какую-то книжку, научную, то присылали микрофильм. Этот микрофильм можно было читать на определенном специальном аппарате, перекручивая пленку. И чтобы найти нужное место, нужно было всю пленку перекрутить.
Папирус был широко распространен по всему средиземноморском миру в течении многих сотен лет, и конкурентом на смену ему пришел другой писчий материал – пергамент. История это довольно смешная. В 3 веке до нашей эры Евмен, Царь Пергама (государство в Малой Азии, в современной Турции), решил у себя устроить библиотеку, которая бы конкурировала с знаменитой Александрийской библиотекой в Египте. А египетский царь Птолемей решил ни в коем случае не дать конкуренту такой возможности. И он запретил экспорт папируса из Египта в Пергам. И чтобы как-то обойти этот запрет, царь Пергама приказал делать писчий материал из телячьей кожи. Скота в Малой Азии было много, кож было сколько угодно. Пергамент - принципиально другой писчий материал. Чаще всего это были коровьи шкуры. Иногда конечно были и овечьи, и верблюжьи шкуры, шкуры лани. Брали шкуру, долго терли ее пемзой, вымачивали, Оттирали, делали его более гладким. Этот материал растягивали на огромных рамах, сушили его, иногда обтирали его каким-то глянцевым раствором и так далее. Это был долгий процесс, но в результате получавшийся писчий материал имел свое достоинство, что на нем можно было писать с обеих сторон. Еще целый ряд есть достоинств у этого писчего материала. Между прочим, введение этого нового писчего материала вызвало разговоры, которые очень похожи на современные разговоры о том, что компьютер вреден людям, о том что смотреть на экран вредно глазам. Ровно такие же разговоры велись тогда. Врач того времени, Гален, говорил, что пергамент вреден для глаз, он слишком яркий, что он намного хуже чем папирус. Так что культура на каждом этапе нововведений дает такой арьергардный бой. Она всегда пытается сопротивляться инновации всякой. Однако если говорить о форме книги, то она нисколько не изменилась. Я прошу обратить внимание на тот факт, что шкура при высыхании не сворачивается. Но людям того времени казалось, что единственная возможная форма книги – это свиток. Поэтому пергамент стали сворачивать в свитки так же, как свернут был в свитки папирус, совершенно не в силу его естественной особенности, а в силу того, что это казалось единственно возможной формой книги. Пергамент постепенно вытиснял папирус в течении многих сотен лет. Но окончательно папирус был вытеснен только после того как Египет был завоеван арабами в 7 веке нашей эры и физически торговля с другими частями средиземноморья прекратилась. А вообще до этого папирус продолжал существовать. Хотя пергамент начинал употребляться все шире и шире. Но это на форму книги никак не повлияло.
Я покажу вам несколько изображений таких вот книг. Вот человек, собственно, читающий этот свиток. Свиток читали, изначально, держа двумя руками. И поворачивали обеими руками, сворачивая и разворачивая его. При этом в редких случаях, в случаях писем каких-то, пергамент держали таким образом, что сворачиваемые и разворачиваемые части были параллельны земле. Так писались только указы. Вы представляете себе какой-нибудь исторический фильм, где глашатай держит какой-нибудь царский указ, и держит свиток так, что сворачиваемые и разворачиваемые части параллельны земле. А вообще говоря, книга была завернута так, что сворачиваемые части были перпендикулярны земле. Хранили книги в огромных горшках, как вы видите на мозаике. Эти торчащие предметы и есть книги. А вот мальчик читает письмо, предположим обычным способом, не таким как указы. А это, как видите, библиотека. Здесь сидят люди, как видите и разворачивают. За спиной того читателя, который изображен справа стоит раб. Часто в то время при чтении помогали рабы. Потому что сворачивать свиток это очень тяжелая работа. С каждой стороны свитка была специальная ручка, держалка такая. Умбирикус по латыни. Иногда они были из драгоценных металлов и слоновой кости.
Это все мы говорим о традиционной книге, о том, что составляло 99% письменной продукции в древности. Однако, одновременно с этим, существовал и другой предмет. А именно, предмет, который условно назывался вощеные таблички. Церы. Вот одна такая цера сейчас перед вами. Это была деревянная рама, вовнутрь которой наливался воск. И на этом воске заостренными палочками можно было писать любой текст. Чаще всего, они использовались как тетради учебные, на которых писались упражнения. А потом текст можно было стереть обратной стороной этой палочки. Она, эта палочка, называлась «стило». Отсюда выражение «чаще поворачивай стило», то есть чаще стирай и думай, что пишешь или говоришь. Такие церы насчитывались в очень большом количестве, но, по всей видимости, самый древний из такого рода предметов дошел до нас в изображении, датируемом 8-ым веком до нашей эры. Вот эта вещь, изображенная на этой картинке вавилонского времени, имеет с правой стороны, как вы видите, пружинку, держалки кругленькие, которые скрепляют несколько листочков чего-то. По всей видимости, для записи.
Это самое первое изображение предмета, которому была суждена великая будущность в виде книги. Первоначально, это вещь совершенно временная, для случайных записей, такие как бы заметки, дневники для памяти.. Если скреплены были таблички для воска, то их не могло быть больше чем две стороны, иногда четыре стороны. Недавно была сенсационная находка в Великом Новгороде. Нашли такую вощеную табличку с записями псалмов. Там было их четыре. стороны В принципе их никогда не находят больше 10. Это очень тяжелая вещь - деревяшка и в середине воск. Она находилась на совершенной периферии культур. Она совершенно не воспринималась как законная форма существования книги и на ней делались лишь временные случайные заметки. Это и был первый кодекс. как вы видите на этой помпейской фреске, девушка, которая задумала писать в дневнике. Здесь очень хорошо видны эти деревянные дощечки, которые связаны между собой. Как видите их не много – 5 или 6. И к губам она привязала эту самую «стило». Палочку, которой пишут по воску. Но это как видно, какие-нибудь учебные упражнения для дневниковой записи.
В самом конце 1 века нашей эры – в начале 2-го, была сделана, по всей видимости, первая попытка писать именно художественную книгу в форме кодекса. Это сделал сатирический поэт Марциал. Он оставил нам стихотворение, в котором он в шуточной форме пропагандирует новую книжку. Он говорит, где ее можно купить и приводит несколько ее достоинств. Он говорит, что это книжка, которую вы можете взять с собой в путешествие. Ее, как ему видится главное преимущество в новой форме подачи материала, можно держать одной рукой. Удобно ехать в паланкине. Как вы понимаете, читать книгу-свиток неудобно. Для того, чтобы читать нужно специальное приспособление. Ее можно читать только в стационарном месте. Книгу в форме кодекса можно держать одной рукой, а другой - переворачивать страницы. И, как пишет Марциал, вы можете оставить дома произведения классиков – Гомера, Вергилия, а в путешествие вы купите мою. Это, по всей видимости, первое упоминание о попытке представить книгу, художественное произведение, в новом формате. По всей видимости, она не была воспринята с какой-либо симпатией. Наоборот. Такое фокусничество было отвергнуто. В течении 2-го века нашей эры мы ничего не слышим о книге-кодексе.
Но есть группа населения, которая с восторгом ухватывается за эту затею. Это христиане. По некоторым причинам. Во-первых, они не связаны с традиционной культурой, в частности, с греко-римской книжной культурой. Они отвергали эту культуру. Во-вторых, важно чтобы все части Писания умещались под одной обложкой. Ее можно спрятать, в случае какого-то преследования. В-третьих, в ней можно переворачивать страницы назад. Эту книгу легко переворачивать и туда и обратно в поисках параллельных мест. С самого начала христиане очень ценят то, что можно ссылаться в одном месте на другое место. И христиане первые, по всей видимости, вводят оглавление в книгах, чтобы легко можно было место найти по номеру листа. Вторая группа населения, которая, вслед за христианами, оценила новую форму книги, это юристы, которым это тоже важно, поскольку один закон всегда ссылается на другой закон, и важно очень быстро находить ссылки в одном законе на другой закон. И недаром в современном обиходе слово кодекс обозначает свод законов.. По всей видимости, перелом в борьбе книг кодексов с книгами-свитками происходит в тот момент 3-го века, когда к власти приходят военные императоры. Императоры-солдаты, которые, с одной стороны, не имеют греко-римского культурного снобизма, а с другой стороны, в своей военной жизни привыкли читать и писать приказы на таких кодексах, где именно так устроен текст. Ну, и когда уже приходят к власти христиане, Константин Великий велит переписать Библию в 50-ти экземплярах. Невероятный тираж для тех времен - 50 экземпляров в центре Константинополя. Он их велит переписать уже в новой форме. Переписывают со свитков на кодексы. В четвертом веке происходит победа. Количество книг кодексов превышает количество книг свитков. Свитки продолжают изготовлять. Это никуда не девается. Но просто параллельно с ними вырастает новая культура. После этого свиток остается формой некоторых документов, завещания положено писать на свитках, генеалогические таблицы составляли в форме свитков и так далее. Но, в целом, побеждает, несомненно, книга-кодекс.
Форма книги небезразлична для того, как на ней пишется текст. Текст на свитке писался сплошным потоком - без разрыва фраз, без пунктуационных знаков. Он писался для того, чтобы произносить его вслух. Он был предназначен для аудиовизуальной культуры. Он был предназначен для того, чтобы человек сам интонировал и расставлял знаки повышения и понижения интонации. Это можно уподобит партитуре современной.
А вот книга-кодекс меняется отношение к тексту. Если в книге-свитке человек читал, разворачивая, то книгу-кодекс человек читает один. Один на один с книгой. Он один ее переворачивает, ему не нужен помощник, ему не нужна аудитория. Вообще текст мыслится иначе. Текст смотрится как что-то, что читается глазами. Как известно, в древности, всякий текст читался с произнесением. Когда человек был один, он все равно проборматывал этот текст. С приходом новой формы книги появляется новая форма чтения. Тихого чтения. Про Блаженного Иеронима нам с восхищением рассказывают, что он умел, молча, читать текст. Одновременно это меняет форму подачи текста. Текст становится текстом для глаз. Возникают первые знаки препинания, возникают точки, первые большие буквы, возникают знаки переноса. Вид текста визуально меняется, параллельно тому, как меняется форма книги. И меняется, как ни странно, состав чернил, которыми пишут, потому что, изначально, те чернила, которыми писали тексты на папирусе и на пергаменте-свитке, можно было легко смыть губкой, что все собственно и делали.
Текст смывался губкой, и можно было писать заново. А римский император Калигула заставлял своих историков, которые записывали то, что ему не нравиться, языком слизывать написанное. И им это легко удавалось. Новая форма чернил на основе кадмия и сажи, была такого состава, что их невозможно было смыть губкой. Текст можно было только соскоблить и заново написать. Он, когда соскоблен, оставляет после себя некоторые следы и это позволяет ученым с помощью инфракрасного излучения все читать по стертому. Меняется одновременно с формой книги и статус писца. Писец - раб. Писец свитка чаще всего раб. Это человек, который пишет чаще всего неквалифицированным образом, а писец книги-кодекса – это уважаемый человек. Часто конечно монах. Огромное число придумано вещей, которые облегчают его труд. До нас дошло много средневековых миниатюр, на которых изображаются евангелисты за работой, и мы, благодаря этому, очень хорошо знаем все предметы, которые помогали им в их работе. Специальные пюпитры, подставки, специальные столы, краски, держатели. Этого было очень много. Вот я тут несколько предметов привожу того как разнообразна эта культура.
Писец, типичный средневековый писец, все чаще списывает с другого текста. Вот как здесь есть текст, на который он смотрит и текст, который он дублирует. И если на ранних средневековых миниатюрах изображают ангела, который диктует этот текст, то постепенно ангел исчезает, или появляется только ангел, который держит книгу, с которой евангелист просто списывает этот текст.
До нас дошло довольно много ранних кодексов, например, какое-нибудь Синайское Евангелие, Но, тем не менее, как я уже говорил, самое главное отличие кодекса от свитка это переплет. Это наличие специального приспособления, которое удерживает все страницы вместе. Переплет - это особое искусство. От какого же времени до нас доходит самый ранний переплет? Это открытие было сделано в позапрошлом году. Эта вещь была найдена в самом неожиданном месте. На севере Эфиопии есть монастырь Абба Гарима. В этом монастыре хранится Евангелие Абба Гарима. Абба Гарима - это реальный персонаж, Один из святых эфиопской церкви. Один из крестителей Эфиопии. Считается, что он жил в конце или середине 6 века. Про него много рассказывают, много фантастических удивительных историй. Там, где он плевал, начинал бить источник из земли, когда люди не хотели принимать христианство, он сжигал их деревни, а по Эфиопии он путешествовал на небесной колеснице. В конце жизни он основал монастырь, и, по обету, за один день переписал Евангелие. И когда он увидел, что ему не хватает времени, чтоб дописать книгу до заката, он остановил солнце и дописал до конца.
Евангелие Абба Гаримы - это шедевр полиграфического искусства и книжной миниатюры. Миниатюра этого Евангелие перед вами. Они невероятно красивые, причем историки искусства постоянно спорят о том, какой художественной школе они принадлежат. Они не похожи ни на византийскую, ни на сирийскую, ни на египетскую. Птицы, которые изображены на этих миниатюрах не водятся в Африке, так что это люди пришли откуда-то. Но откуда - мы не очень точно знаем. Как бы то ни было, в прошлом году совместная англо-французская экспедиция была, по благословению патриарха эфиопской церкви, допущена в монастырь и монахам было приказано выдать им для исследования, чтоб они могли работать в монастырском дворе, это драгоценное евангелие. Они, монахи, никому не хотят это Евангелие давать, потому что они считают, что если у кого-то болит голова и при этом положить голову на это Евангелие, то боль пройдет. И они за него очень крепко держатся.
И вот, под присмотром монахов, как вы видите здесь, эта экспедиция провела исследование этой книги и отметила главное: до этой экспедиции считалось, что 99% эфиопских книг относятся к 12-13 веку, то после исследования некоторых кусочков пергамента книги (ученые утверждают , что она сама крошится, что они не вырывали сами листочки), которые отвезли в Англию и в Оксфордской лаборатории были очень точно датированы радиоуглеродным методом, который дал совершенно сенсационный результат – эта книга относится к 6-му веку и тем самым тот факт, что она переплетена, а она существует со своим оригинальным реальным переплетом, дает нам самый ранний физический переплет.
Вот эти изумительные миниатюры Евангелия, а вот и этот самый переплет. Он является самым старым переплетом в мире, потому что, как вы понимаете, во многих монастырях средневековых уважение к книге все-таки существовало. Идея, что книга старая и к ней нужно относиться с уважением, существовала. Но ни у кого не существовало идеи, как нужно относится к старому переплету. Переплет всегда бывает новый. Все они в новых переплетах. А этот переплет изначальный, как говорят специалисты - родной, 6-го века.
Вот это первое документальное подтверждение того, что раньше книги переплетали так же как и теперь. Вот эта культура переплетенной книги, которой уже около 1400 лет (на самом деле гораздо больше) вот тут она окончательно сложилась. Книга шла к своей форме в течение как минимум 500 лет. С 1 по 6 столетие нашей эры она утверждала свою форму, форму книги. И окончательно утвердилась только в это время. Отчасти – власть, отчасти - культура греко-римского мира сопротивлялась, насколько это было возможно. Библиотеки были все устроены так, что туда загонялись свитки. Они лежали все, выглядывая из ячеек. Полки библиотек выглядели по-другому. Полки нужно было переделывать. То есть вся культура должна была себя переделать.
То же самое сейчас с компьютерной книгой. Она дает преимущество легкости вхождения в текст. В книге нужно перелистывать страницы, чтоб найти нужное место, а в компьютере можно сразу попасть в нужное место. То есть, это то преимущество, техническое преимущество, которое вывело книгу-кодекс вперед. Понятно, что компьютерный текст, цифровой текст дает еще больший выигрыш на этой же дистанции. Потому что вхождение в компьютерный текст осуществляется с точностью до слова, с точностью до буквы. Ты можешь войти именно к тому слову, которое тебе нужно. И это та же техническая революция, просто на новом этапе, но того же свойства.
Вслед за революцией переплета произошла новая революция – с востока пришла бумага. Появляется новый писчий материал. И снова культура дала бой арьергардный. Бумага была изобретена в Китае во 2-ом веке нашей эры. В 8-ом веке, приблизительно, ей находят применение арабы. Причем изначально она исполняет функцию оберточной и туалетной бумаги. Лишь потом она начинает использоваться для изготовления книги. В 9 – 10 веке в Египте папирус уже уступает место бумаге. Уже очень широко бумага распространена и употребляется по всему востоку, но Европа очень долго ей сопротивляется. И, несмотря на многочисленные технические преимущества бумаги, Европа в течении нескольких веков продолжает хранить верность пергаменту. Вот перед вами изображение Цай Лунь, который изобрел бумагу. Это бумага Майя, которую делали в Центральной Америке, это арабская бумага.
И вот последний арьергардный бой, который был выдержан до того, который сейчас происходит у нас, был выдержан книгой-манускриптом против Гутенберга. Книга, созданная Гутенбергом, тоже вызывала в Европе большие протесты. Вот одна из карикатур на гутенберговскую типографию, как видите, участвует в этой деятельности бес.
На всяком этапе культура давала бой арьергардный. Всякий раз этот бой был обреченный бой. Хотя претензии, которые ретрограды предъявляли к новому предмету, далеко не всегда необоснованные. Вот, например, если говорить о последней революции, гутенберговской, то раскол церкви был вызван изобретением печатного станка. Протест старообрядцев состоял в том, что та ошибка, опечатка или произвол, допущенный одним человеком, справщиком печатного двора, который набирает это слово, тиражируется потом в сотнях экземпляров книг, которые он набирает. Что эта неправомерная роль приписывается человеку, который просто технически набирает текст. Это не бессмысленная претензия. Тем не менее, всякий раз вот эта ретроградная культура проигрывает. И вот сейчас мы находимся на еще одном таком рубеже. Рубеже, который для многих из нас кажется опасным. Для меня тоже, поскольку я тоже принадлежу к культуре печатной книги. И мне тоже кажется, что наши претензии к электронной книге или еще какой-нибудь, может даже и справедливы. Но тем не менее, полезно помнить, что это не первая революция на этом пути и культура всякий раз эти проблемы решала. Вот на этом Я закончу. Спасибо.
Долгин: Да спасибо большое. Нужно сказать, что вчера у нас был круглый стол, темой которого была «Книга vs медиа» Где этих вопросов частично касались. И тем, кто захочет, его расшифровка и видео будут доступны. Нам поступила записка, и ее смысл заключается в том, что многие знают историю создания книги, потому что здесь работал Иван Федоров. И что беспокоит как раз проблема, как бы и дальше книга не вытеснялась другими способами передачи информации и была дана рекомендация впредь обращать внимание на главное – Книга это источник знаний.
Книга это источник знаний. Я подозреваю, что это присутствующим и так известно. А вот нужно ли принимать какие-то меры, чтоб сохранить книгу в нашей современной культуре – это вопрос.
Иванов: Книгу-кодекс, книгу как физический объект. Мы говорим о физическом объекте который можно перелистывать. Вот о чем разговор. Она останется в качестве художественного объекта со временем, в качестве полиграфического искусства, со временем. Думаю да. Объектом коллекционирования останутся детские книги, я подозреваю. А может быть и нет. Какие-то люди будут держать их у себя все равно. Но, я говорю об этом с болью, но мне кажется, что книга в своем теперешнем облике лет через 50 исчезнет.
Долгин: На самом деле, вчера мы тоже выходили на некоторые разговоры о том, повлияет ли как-то принципиально на культуру, социум то, что сейчас чтение значительной части книг происходит с экрана. Все равно это все остается книгами. Может быть PDF файлы или другие форматы. И все так же остается проблема подготовки, комментирования, редактирования их. Другой вопрос, что как-то могут смещаться профессии, социальные институты, которые с ними связаны. Никуда не исчезает понятие библиотеки, просто они становятся немного другими.
Холмогорова: Коллеги, может быть какие-то вопросы? Я соответственно продолжу мысль Бориса, мне кажется, что помешать новой революции, появлению новой книги мы не можем. Просто возникает вопрос не будет ли вытеснено само явление книги? Зачем читать, если можно просто включить канал «Дискавери» и там нам все возьмут и расскажут. Про медиа как раз вопрос.
Иванов: Этот вопрос уходит, разумеется, за пределы разговора о книгах, тем не менее, я думаю, что легкость вхождения в текст имеет и свои минусы. У тебя появляется большое искушение прочесть не от начала до конца, а только некоторые моменты книги. А потом идти дальше. И это способствует какому-то верхоглядству. Это отучает человека от идеи, что книгу нужно читать целиком от начала до конца. Но так ли обязательно это делается с книгой-кодексом? В ней же тоже заглядывают в какие-то места, перелистывают, потом отставляют в сторону. От того что книга физически стоит на полке и напоминает о себе, таким образом она, как бы подталкивает тебя к тому, чтобы прочесть ее целиком. А так вроде этого стимула нету. Я думаю, что мы приписываем эти значения определенной форме подачи материала. Так ли всеобъемлюща была роль книги до появления компьютерных книг? Я не уверен в этом.
Холмогорова: Может быть, какие-то вопросы коллег из зала? Пожалуйста, представляйтесь, а потом вопрос.
Из зала: Скажите, пожалуйста, как поменяется текст и статус писца с новой формой книги?
Иванов: Очень интересный вопрос. Спасибо вам за него. Действительно, особенность новой формы подачи текста состоит в том, что любой человек равноправен всякому другому. Нету статуса писателя и статуса читателя. Всякий читатель может быть в любой момент писателем. Это сложный вопрос, который ломает сложившуюся в обществе иерархию. В этом есть большие опасности, мне кажется. Просто тем самым нарушается иерархия текста в текстовом пространстве. По виду книги мы уже наметанным глазом определяем, что это за текст перед нами. С компьютерным текстом это гораздо сложнее. В какой-то мере, это может быть демократизация текста, но эта демократизация - она имеет в себе большие подводные камни. Всеобщая доступность текстов тоже сложность. С одной стороны я не могу не радоваться – все больше и больше сейчас научных публикаций доступно в сети. Бедная страна не проигрывает богатой стране из-за того что у нее нет денег на покупку книжек. Научные книги сейчас невероятно дороги. У бедных стран, у нашей страны в том числе, нет возможности пополнять свои библиотеки, как это делают мои западные коллеги. А сетевая демократизация нас уравнивает. Любой человек может иметь доступ к гигантским библиотекам – это прекрасно. С другой стороны, сейчас любой текст может быть выложен в сеть. И усидчивость, и внимательность, с которым готовится текст к публикации, снижается. К сожалению, хочу сказать, что ни один онлайновский научный журнал не был опубликован с такой аккуратностью, с которой был опубликован обычный печатный журнал. Там нету той корректуры, той вычитки и той сверки, которая есть в печатном журнале. Почему – не знаю. Видимо, от того, что появляется ощущение, что в любой момент, заметив опечатку, ее можно прийти и исправить. Текст никогда не является окончательным текстом. Всегда можно прийти и добавить что-то. И это создает новую психологию создания текстов, у которой , на мой взгляд, есть огромная опасность.
Из зала: У меня есть два вопроса, они взаимосвязаны. Ваша лекция завязана на теме «Книга как изобретение» Вот велосипед изобрели и продолжают изобретать. Как вы считаете изобретение книги на этом закончится или есть другие продолжения изобретения книги? С моей точки зрения это так. Это, кстати, то о чем вы говорили. Это те электронные книги и «покет-буки», и восприятие чего-то другого как текста, например книги природы. Это все так сказать изобретения книги. Сколько, по вашему, таких изобретений уже было и сколько еще возможно будет. Это первый вопрос, а второй, это насколько я понял, вы к такому новому изобретению книги относитесь скорее отрицательно, чем положительно, вот ошибаюсь я или нет?
Долгин: Нет, вы не ошибаетесь. Но из-за того что принадлежу к старческому поколению. То я понимаю, что это мое чисто старческое брюзжание. И я понимаю, что молодое поколение совсем не разделяет этой эмоции и не понимает, что в этом плохого такого. Ну будет книга на экране теперь. Ну можно с «Кинглом» ходить. «Кинглы» же удобная веешь, да? В нее можно целую библиотеку закачать и читать.
В однокомнатной квартире.
Иванов: Да. И отсутствие места не мешает. А мне вот очень нравится, например, когда сидишь рядом с человеком в самолете, отметить, что он читает ту же книгу, которую читал и ты. Судя по обложке. А по «киндлу» нельзя понять, что это за книжка. Я конечно понимаю, что это ерунда. Ну, можно конечно придумать со временем что-то с чего окружающие могли понять, что вот ты читаешь очень умную книгу.
Что касается изобретения, то конечно да. Ведь что такое книга? Понятие книги. Книга - это ведь и то, что снаружи и то, что внутри… Книга первая, книга вторая… Это внутри какого-нибудь произведения. А «Читали вы книгу такого-то?» имеется в виду целое произведение, а вовсе не предмет. Так что книга - это очень многозначный термин.
Первая книга вот была написана на камне, на бронзе… Мало ли на чем. На чем только не писали, до того, как возник массовый писчий материал. Все время что-то изобретается. Способы подачи меняются. В словарях, например, вырезанные буквы, чтоб удобней было искать нужную. Таких изобретений тысячи. И это будет, конечно же, продолжаться. Это не то, что культура какая-то кончается, это кончается лишь какой-то ее этап. Вот так сложилось, что вот этот гигантский цивилизационный перелом, пришелся на наше время. И нам еще очень долго осмыслять, что из этого всего следует для нас всех и для жизни каждого из нас. Я думаю, очень и очень многое следует.
Долгин: Я бы хотел задать маленький вопрос. В этом году, насколько я помню, исполняется 16 лет роману "Роман" Романа Лейбова. Роману в форме гипертекста, в котором из многих текста были развилки с продолжениями романа, в электронной форме, с разными предложениями романа, которые связаны. Сложно очень организован текст. В общем, текст был организован так, как на бумаге тексту организованным быть тяжело. Хотя, предшественник, в виде Кортасара, во всяком случае, у этого романа был. Какое влияние эта форма оказывает на научное издание? Где может быть представлено несколько версий и от одной к другой можно переключатся, некоторое облегчение академических изданий, не отход от качества, а такая полноценная реализация всех качеств. Какая перспектива этой реализации давних замыслов, до того вынуждено линейных, как вот в книге-кодексе, но становящимися возможными в цифровой форме? Какие еще идеи вы бы хотели таким образом еще реализовать? Вы практикующий ученый, со своими заданиями издания текстов, который хотел бы, наверное, чтоб они лучше воспринимались коллегами.
Иванов: В моей практике было бы очень здорово, если бы таким образом организовать издание древних текстов. Рукописи, как правило, одного произведения и автора, раскиданы по разным странам. Было бы очень здорово, я подумал, если бы некоторые из коллег, сидящие над этой рукописью в своей стране, делали бы критическое издание, в котором учитывают издание всех рукописей, одновременно давали бы свои чтения в какое-то одно место, и какая-то программа делала бы какое-то критическое издание по ходу дела сама. Лепила бы из этих вариантов.
Долгин: Такое существует в «Гугле». Люди одновременно работают над текстом. Каждый видит, кто что вносит.
Иванов: Мне бы хотелось, чтобы формировалась одновременно цепь и давала бы текст, который бы не сводился ни к одному из них.
Долгин: В художественных текстах уже были сделаны такие попытки.
Иванов: Да. Это все есть, этого всего много. Вот, например, я думаю, что Василий Розанов был бы очень рад, если бы у него был «Твиттер». Все эти его бесконечные «опавшие листья» - это же типичный «Твитер». Явно что он был рожден для того чтоб им пользоваться. Многое просто ждало своего часа, своего изобретения. Можно конечно сказать, что техническое усовершенствование это плохо, это психологически тяжело для людей, которые родились в совершенно другой цивилизации..
Долгин: Маленький соцопрос. Не могли бы поднять руку те, кто хоть раз читал текст с экрана?
(большинство)
Ну, в общем, да. Очевидно, что мы сейчас находимся на сломе книжной культуры. В общем, все из здесь присутствующих, я думаю. Воспитывались в книжной культуре, Но в культуре экранной мы тоже живем. И трудно сказать хорошо это или плохо.
Из зала: Может это больше паника издателей, чем проблема читателей?
Иванов: Паника издателей, безусловно, есть. Они погибнут все.
Из зала: Ну, тиражи падают. Все-таки.
Иванов: Продавать книги можно и в цифровом виде.
Из зала: Да, но с этим сложности. В колокола кто бил?
Иванов: Нет. В колокола, на самом деле, бьют не одни издатели. Издатели конечно бьют. Вы совершенно правы. Но появляется вопрос: А как же быть с авторским вознаграждением? Пока что это не понятно. Писатель написал книгу. Продал один экземпляр. Ее немедленно выложили в сети. Писатель ничего не получил. На какие деньги он будет сидеть и писать следующую книгу? Это непонятно, но, думаю, будет урегулировано. Когда-нибудь обязательно придумают, как урегулировать проблему авторских прав, авторских гонораров и так далее. Но совершенно невозможно ничего сделать с тем, здесь я как профессор плачу, что у студентов совершенно пропадает понятие «плагиата». Они все прекрасно знают функцию «Копи-пэйст». И они совершенно не думают что это плагиат. Ну как это? Ведь это Я взял, Я вставил.. Стирается грань между своим и чужим текстом. Идея того что ты должен написать что-то сам. Вот сесть, взять подумать и написать. Это очень важно для мозга. Чем взять найти кусочек какого-нибудь текста и будешь надеяться, что дурак-профессор этого не заметит. Когда раньше они списывали с бумажки, они знали, что они делают плохо, а когда они берут с сети, они думают что это закон жизни. И я думаю, что это очень большая опасность. Это подрывает креативное мышление.
Из зала: Знаете, Сергей Аркадьевич, дело даже не в том, что раньше могли взять заменить титульный лист и выдать чужую работу за свою, дело в том, что студентам часто подают пример преподаватели.
Из зала, другой: Президент!
Долгин: Не говоря уже о политике. Мы знаем людей, которые числятся учеными, которые даже в какие-то моменты бывали учеными, но с проблемой авторского права есть проблемы. И Украина, и Россия эту историю знает. И Германия тоже. Это довольно таки распространенная история. Есть лекции академиков со сводным авторством. Иногда пишут авторы, точно не второго поколения, и часто приходится им намекать, что не хорошо как-то слишком большие куски давать без ссылки. Вот есть такие учителя. Я призываю этот вопрос не в том, что там копировали – вставили, напечатали под копирку или еще что-то придумали. Нет, конечно, все облегчается. Это правда. Но обучение статусу текста и тому что есть научная работа, в отличии от переписывания, плагиата, компиляции, это все таки не особенность электронного. Тем более мы помним времена, когда понятие авторства было немного другим и тут тоже до электронной эры было далеко.
Холмогорова: К сожалению, наша лекция подходит к концу! Спасибо большое, Сергей Аркадьевич![/MORE] отсюда http://polit.ua/lectures/2011/12/02/ivanow.html
Ну сначала, до того как сказать о форме собственно книги, я скажу о том что такое был писчий материал для книги. Самый древний писчий материал - это папирус. Папирус – это растение из семейства осоковых, который в своем большинстве рос в дельте реки Нил. Вот на фотографии на экране папирусные заросли. В действительности это фото сделано не в дельте Нила, потому что, в связи со всякими цивилизационными изменениями, в дельте реки Нил папирус перестал расти. Он погиб. И когда теперь туристам, которые приезжают в Египет, продают папирус - этот папирус в действительности привозят из центральной Африки. Так что вот эта фотография сделана в Центральной Африке. «Папирус», в переводе с древнеегипетского, означает «царский». В первую очередь в таком писчем материале нуждалась царская канцелярия египетских фараонов, где был правильный документооборот. Папирус разрезали поперек, били его деревянными молотками, добивались его тонкости. Потом нарезали полосами. Потом полосы поперечно клали относительно друг друга. Получалась плетенка такая. Эту плетенку после тоже долго били, поливали водой, высушивали на солнце. Когда она ссыхалась, она становилась плотной, соединенной вместе. Текстура получалась немного шероховатой. Ее выскабливали и таким образом получали писчий материал. Этот писчий материал имел тот недостаток, что можно было писать только на одной его стороне, на внутренней, а на внешней, открытой всем ветрам, писать, конечно, можно было, но не удобно очень. Получалось некрасиво. Тем не менее, многие выдающие сочинения, например «Афинская полития» Аристотеля, дошла до нас именно на таком обороте. И в «Апокалипсисе», есть сцена, когда Судия держит свиток, на котором всех людей записывали. И там сказано, что этот свиток исписан «изнутри и отвне», то есть и на внешней стороне. Но это подается как некоторое чудо, что это только у Судьи Божьего есть такой писчий материал, на котором можно писать с обеих сторон. У папируса была одна черта, которая была в его недостатках. Он при высыхании сворачивался в свиток. И первая книга – это книга-свиток. Она естественным образом была свернута во много-много оборотов. Это была единственная форма, в которой этот папирус мог существовать. Это предопределило форму первой книги. Первая книга – это папирусный свиток. Первое славянское слово для книги, слово «Книга» – это, как ни странно, древнекитайское слово, которое принесли с Дальнего Востока в славянский ареал. И оно тоже означает свиток.. У свитка есть то достоинство, что его можно сильнее скатать, и он будет занимать меньше места. Но недостаток состоял в том, что его нельзя было перелистывать. И чтобы найти нужное место в свитке, нужно было весь его перекрутить. В этом смысле свиток похож на то, что сейчас уже постепенно уходит из нашей жизни. Была такая реалия, особенно при коммунизме, – это микрофильм. Когда ученые заказывали заграницей какую-то книжку, научную, то присылали микрофильм. Этот микрофильм можно было читать на определенном специальном аппарате, перекручивая пленку. И чтобы найти нужное место, нужно было всю пленку перекрутить.
Папирус был широко распространен по всему средиземноморском миру в течении многих сотен лет, и конкурентом на смену ему пришел другой писчий материал – пергамент. История это довольно смешная. В 3 веке до нашей эры Евмен, Царь Пергама (государство в Малой Азии, в современной Турции), решил у себя устроить библиотеку, которая бы конкурировала с знаменитой Александрийской библиотекой в Египте. А египетский царь Птолемей решил ни в коем случае не дать конкуренту такой возможности. И он запретил экспорт папируса из Египта в Пергам. И чтобы как-то обойти этот запрет, царь Пергама приказал делать писчий материал из телячьей кожи. Скота в Малой Азии было много, кож было сколько угодно. Пергамент - принципиально другой писчий материал. Чаще всего это были коровьи шкуры. Иногда конечно были и овечьи, и верблюжьи шкуры, шкуры лани. Брали шкуру, долго терли ее пемзой, вымачивали, Оттирали, делали его более гладким. Этот материал растягивали на огромных рамах, сушили его, иногда обтирали его каким-то глянцевым раствором и так далее. Это был долгий процесс, но в результате получавшийся писчий материал имел свое достоинство, что на нем можно было писать с обеих сторон. Еще целый ряд есть достоинств у этого писчего материала. Между прочим, введение этого нового писчего материала вызвало разговоры, которые очень похожи на современные разговоры о том, что компьютер вреден людям, о том что смотреть на экран вредно глазам. Ровно такие же разговоры велись тогда. Врач того времени, Гален, говорил, что пергамент вреден для глаз, он слишком яркий, что он намного хуже чем папирус. Так что культура на каждом этапе нововведений дает такой арьергардный бой. Она всегда пытается сопротивляться инновации всякой. Однако если говорить о форме книги, то она нисколько не изменилась. Я прошу обратить внимание на тот факт, что шкура при высыхании не сворачивается. Но людям того времени казалось, что единственная возможная форма книги – это свиток. Поэтому пергамент стали сворачивать в свитки так же, как свернут был в свитки папирус, совершенно не в силу его естественной особенности, а в силу того, что это казалось единственно возможной формой книги. Пергамент постепенно вытиснял папирус в течении многих сотен лет. Но окончательно папирус был вытеснен только после того как Египет был завоеван арабами в 7 веке нашей эры и физически торговля с другими частями средиземноморья прекратилась. А вообще до этого папирус продолжал существовать. Хотя пергамент начинал употребляться все шире и шире. Но это на форму книги никак не повлияло.
Я покажу вам несколько изображений таких вот книг. Вот человек, собственно, читающий этот свиток. Свиток читали, изначально, держа двумя руками. И поворачивали обеими руками, сворачивая и разворачивая его. При этом в редких случаях, в случаях писем каких-то, пергамент держали таким образом, что сворачиваемые и разворачиваемые части были параллельны земле. Так писались только указы. Вы представляете себе какой-нибудь исторический фильм, где глашатай держит какой-нибудь царский указ, и держит свиток так, что сворачиваемые и разворачиваемые части параллельны земле. А вообще говоря, книга была завернута так, что сворачиваемые части были перпендикулярны земле. Хранили книги в огромных горшках, как вы видите на мозаике. Эти торчащие предметы и есть книги. А вот мальчик читает письмо, предположим обычным способом, не таким как указы. А это, как видите, библиотека. Здесь сидят люди, как видите и разворачивают. За спиной того читателя, который изображен справа стоит раб. Часто в то время при чтении помогали рабы. Потому что сворачивать свиток это очень тяжелая работа. С каждой стороны свитка была специальная ручка, держалка такая. Умбирикус по латыни. Иногда они были из драгоценных металлов и слоновой кости.
Это все мы говорим о традиционной книге, о том, что составляло 99% письменной продукции в древности. Однако, одновременно с этим, существовал и другой предмет. А именно, предмет, который условно назывался вощеные таблички. Церы. Вот одна такая цера сейчас перед вами. Это была деревянная рама, вовнутрь которой наливался воск. И на этом воске заостренными палочками можно было писать любой текст. Чаще всего, они использовались как тетради учебные, на которых писались упражнения. А потом текст можно было стереть обратной стороной этой палочки. Она, эта палочка, называлась «стило». Отсюда выражение «чаще поворачивай стило», то есть чаще стирай и думай, что пишешь или говоришь. Такие церы насчитывались в очень большом количестве, но, по всей видимости, самый древний из такого рода предметов дошел до нас в изображении, датируемом 8-ым веком до нашей эры. Вот эта вещь, изображенная на этой картинке вавилонского времени, имеет с правой стороны, как вы видите, пружинку, держалки кругленькие, которые скрепляют несколько листочков чего-то. По всей видимости, для записи.
Это самое первое изображение предмета, которому была суждена великая будущность в виде книги. Первоначально, это вещь совершенно временная, для случайных записей, такие как бы заметки, дневники для памяти.. Если скреплены были таблички для воска, то их не могло быть больше чем две стороны, иногда четыре стороны. Недавно была сенсационная находка в Великом Новгороде. Нашли такую вощеную табличку с записями псалмов. Там было их четыре. стороны В принципе их никогда не находят больше 10. Это очень тяжелая вещь - деревяшка и в середине воск. Она находилась на совершенной периферии культур. Она совершенно не воспринималась как законная форма существования книги и на ней делались лишь временные случайные заметки. Это и был первый кодекс. как вы видите на этой помпейской фреске, девушка, которая задумала писать в дневнике. Здесь очень хорошо видны эти деревянные дощечки, которые связаны между собой. Как видите их не много – 5 или 6. И к губам она привязала эту самую «стило». Палочку, которой пишут по воску. Но это как видно, какие-нибудь учебные упражнения для дневниковой записи.
В самом конце 1 века нашей эры – в начале 2-го, была сделана, по всей видимости, первая попытка писать именно художественную книгу в форме кодекса. Это сделал сатирический поэт Марциал. Он оставил нам стихотворение, в котором он в шуточной форме пропагандирует новую книжку. Он говорит, где ее можно купить и приводит несколько ее достоинств. Он говорит, что это книжка, которую вы можете взять с собой в путешествие. Ее, как ему видится главное преимущество в новой форме подачи материала, можно держать одной рукой. Удобно ехать в паланкине. Как вы понимаете, читать книгу-свиток неудобно. Для того, чтобы читать нужно специальное приспособление. Ее можно читать только в стационарном месте. Книгу в форме кодекса можно держать одной рукой, а другой - переворачивать страницы. И, как пишет Марциал, вы можете оставить дома произведения классиков – Гомера, Вергилия, а в путешествие вы купите мою. Это, по всей видимости, первое упоминание о попытке представить книгу, художественное произведение, в новом формате. По всей видимости, она не была воспринята с какой-либо симпатией. Наоборот. Такое фокусничество было отвергнуто. В течении 2-го века нашей эры мы ничего не слышим о книге-кодексе.
Но есть группа населения, которая с восторгом ухватывается за эту затею. Это христиане. По некоторым причинам. Во-первых, они не связаны с традиционной культурой, в частности, с греко-римской книжной культурой. Они отвергали эту культуру. Во-вторых, важно чтобы все части Писания умещались под одной обложкой. Ее можно спрятать, в случае какого-то преследования. В-третьих, в ней можно переворачивать страницы назад. Эту книгу легко переворачивать и туда и обратно в поисках параллельных мест. С самого начала христиане очень ценят то, что можно ссылаться в одном месте на другое место. И христиане первые, по всей видимости, вводят оглавление в книгах, чтобы легко можно было место найти по номеру листа. Вторая группа населения, которая, вслед за христианами, оценила новую форму книги, это юристы, которым это тоже важно, поскольку один закон всегда ссылается на другой закон, и важно очень быстро находить ссылки в одном законе на другой закон. И недаром в современном обиходе слово кодекс обозначает свод законов.. По всей видимости, перелом в борьбе книг кодексов с книгами-свитками происходит в тот момент 3-го века, когда к власти приходят военные императоры. Императоры-солдаты, которые, с одной стороны, не имеют греко-римского культурного снобизма, а с другой стороны, в своей военной жизни привыкли читать и писать приказы на таких кодексах, где именно так устроен текст. Ну, и когда уже приходят к власти христиане, Константин Великий велит переписать Библию в 50-ти экземплярах. Невероятный тираж для тех времен - 50 экземпляров в центре Константинополя. Он их велит переписать уже в новой форме. Переписывают со свитков на кодексы. В четвертом веке происходит победа. Количество книг кодексов превышает количество книг свитков. Свитки продолжают изготовлять. Это никуда не девается. Но просто параллельно с ними вырастает новая культура. После этого свиток остается формой некоторых документов, завещания положено писать на свитках, генеалогические таблицы составляли в форме свитков и так далее. Но, в целом, побеждает, несомненно, книга-кодекс.
Форма книги небезразлична для того, как на ней пишется текст. Текст на свитке писался сплошным потоком - без разрыва фраз, без пунктуационных знаков. Он писался для того, чтобы произносить его вслух. Он был предназначен для аудиовизуальной культуры. Он был предназначен для того, чтобы человек сам интонировал и расставлял знаки повышения и понижения интонации. Это можно уподобит партитуре современной.
А вот книга-кодекс меняется отношение к тексту. Если в книге-свитке человек читал, разворачивая, то книгу-кодекс человек читает один. Один на один с книгой. Он один ее переворачивает, ему не нужен помощник, ему не нужна аудитория. Вообще текст мыслится иначе. Текст смотрится как что-то, что читается глазами. Как известно, в древности, всякий текст читался с произнесением. Когда человек был один, он все равно проборматывал этот текст. С приходом новой формы книги появляется новая форма чтения. Тихого чтения. Про Блаженного Иеронима нам с восхищением рассказывают, что он умел, молча, читать текст. Одновременно это меняет форму подачи текста. Текст становится текстом для глаз. Возникают первые знаки препинания, возникают точки, первые большие буквы, возникают знаки переноса. Вид текста визуально меняется, параллельно тому, как меняется форма книги. И меняется, как ни странно, состав чернил, которыми пишут, потому что, изначально, те чернила, которыми писали тексты на папирусе и на пергаменте-свитке, можно было легко смыть губкой, что все собственно и делали.
Текст смывался губкой, и можно было писать заново. А римский император Калигула заставлял своих историков, которые записывали то, что ему не нравиться, языком слизывать написанное. И им это легко удавалось. Новая форма чернил на основе кадмия и сажи, была такого состава, что их невозможно было смыть губкой. Текст можно было только соскоблить и заново написать. Он, когда соскоблен, оставляет после себя некоторые следы и это позволяет ученым с помощью инфракрасного излучения все читать по стертому. Меняется одновременно с формой книги и статус писца. Писец - раб. Писец свитка чаще всего раб. Это человек, который пишет чаще всего неквалифицированным образом, а писец книги-кодекса – это уважаемый человек. Часто конечно монах. Огромное число придумано вещей, которые облегчают его труд. До нас дошло много средневековых миниатюр, на которых изображаются евангелисты за работой, и мы, благодаря этому, очень хорошо знаем все предметы, которые помогали им в их работе. Специальные пюпитры, подставки, специальные столы, краски, держатели. Этого было очень много. Вот я тут несколько предметов привожу того как разнообразна эта культура.
Писец, типичный средневековый писец, все чаще списывает с другого текста. Вот как здесь есть текст, на который он смотрит и текст, который он дублирует. И если на ранних средневековых миниатюрах изображают ангела, который диктует этот текст, то постепенно ангел исчезает, или появляется только ангел, который держит книгу, с которой евангелист просто списывает этот текст.
До нас дошло довольно много ранних кодексов, например, какое-нибудь Синайское Евангелие, Но, тем не менее, как я уже говорил, самое главное отличие кодекса от свитка это переплет. Это наличие специального приспособления, которое удерживает все страницы вместе. Переплет - это особое искусство. От какого же времени до нас доходит самый ранний переплет? Это открытие было сделано в позапрошлом году. Эта вещь была найдена в самом неожиданном месте. На севере Эфиопии есть монастырь Абба Гарима. В этом монастыре хранится Евангелие Абба Гарима. Абба Гарима - это реальный персонаж, Один из святых эфиопской церкви. Один из крестителей Эфиопии. Считается, что он жил в конце или середине 6 века. Про него много рассказывают, много фантастических удивительных историй. Там, где он плевал, начинал бить источник из земли, когда люди не хотели принимать христианство, он сжигал их деревни, а по Эфиопии он путешествовал на небесной колеснице. В конце жизни он основал монастырь, и, по обету, за один день переписал Евангелие. И когда он увидел, что ему не хватает времени, чтоб дописать книгу до заката, он остановил солнце и дописал до конца.
Евангелие Абба Гаримы - это шедевр полиграфического искусства и книжной миниатюры. Миниатюра этого Евангелие перед вами. Они невероятно красивые, причем историки искусства постоянно спорят о том, какой художественной школе они принадлежат. Они не похожи ни на византийскую, ни на сирийскую, ни на египетскую. Птицы, которые изображены на этих миниатюрах не водятся в Африке, так что это люди пришли откуда-то. Но откуда - мы не очень точно знаем. Как бы то ни было, в прошлом году совместная англо-французская экспедиция была, по благословению патриарха эфиопской церкви, допущена в монастырь и монахам было приказано выдать им для исследования, чтоб они могли работать в монастырском дворе, это драгоценное евангелие. Они, монахи, никому не хотят это Евангелие давать, потому что они считают, что если у кого-то болит голова и при этом положить голову на это Евангелие, то боль пройдет. И они за него очень крепко держатся.
И вот, под присмотром монахов, как вы видите здесь, эта экспедиция провела исследование этой книги и отметила главное: до этой экспедиции считалось, что 99% эфиопских книг относятся к 12-13 веку, то после исследования некоторых кусочков пергамента книги (ученые утверждают , что она сама крошится, что они не вырывали сами листочки), которые отвезли в Англию и в Оксфордской лаборатории были очень точно датированы радиоуглеродным методом, который дал совершенно сенсационный результат – эта книга относится к 6-му веку и тем самым тот факт, что она переплетена, а она существует со своим оригинальным реальным переплетом, дает нам самый ранний физический переплет.
Вот эти изумительные миниатюры Евангелия, а вот и этот самый переплет. Он является самым старым переплетом в мире, потому что, как вы понимаете, во многих монастырях средневековых уважение к книге все-таки существовало. Идея, что книга старая и к ней нужно относиться с уважением, существовала. Но ни у кого не существовало идеи, как нужно относится к старому переплету. Переплет всегда бывает новый. Все они в новых переплетах. А этот переплет изначальный, как говорят специалисты - родной, 6-го века.
Вот это первое документальное подтверждение того, что раньше книги переплетали так же как и теперь. Вот эта культура переплетенной книги, которой уже около 1400 лет (на самом деле гораздо больше) вот тут она окончательно сложилась. Книга шла к своей форме в течение как минимум 500 лет. С 1 по 6 столетие нашей эры она утверждала свою форму, форму книги. И окончательно утвердилась только в это время. Отчасти – власть, отчасти - культура греко-римского мира сопротивлялась, насколько это было возможно. Библиотеки были все устроены так, что туда загонялись свитки. Они лежали все, выглядывая из ячеек. Полки библиотек выглядели по-другому. Полки нужно было переделывать. То есть вся культура должна была себя переделать.
То же самое сейчас с компьютерной книгой. Она дает преимущество легкости вхождения в текст. В книге нужно перелистывать страницы, чтоб найти нужное место, а в компьютере можно сразу попасть в нужное место. То есть, это то преимущество, техническое преимущество, которое вывело книгу-кодекс вперед. Понятно, что компьютерный текст, цифровой текст дает еще больший выигрыш на этой же дистанции. Потому что вхождение в компьютерный текст осуществляется с точностью до слова, с точностью до буквы. Ты можешь войти именно к тому слову, которое тебе нужно. И это та же техническая революция, просто на новом этапе, но того же свойства.
Вслед за революцией переплета произошла новая революция – с востока пришла бумага. Появляется новый писчий материал. И снова культура дала бой арьергардный. Бумага была изобретена в Китае во 2-ом веке нашей эры. В 8-ом веке, приблизительно, ей находят применение арабы. Причем изначально она исполняет функцию оберточной и туалетной бумаги. Лишь потом она начинает использоваться для изготовления книги. В 9 – 10 веке в Египте папирус уже уступает место бумаге. Уже очень широко бумага распространена и употребляется по всему востоку, но Европа очень долго ей сопротивляется. И, несмотря на многочисленные технические преимущества бумаги, Европа в течении нескольких веков продолжает хранить верность пергаменту. Вот перед вами изображение Цай Лунь, который изобрел бумагу. Это бумага Майя, которую делали в Центральной Америке, это арабская бумага.
И вот последний арьергардный бой, который был выдержан до того, который сейчас происходит у нас, был выдержан книгой-манускриптом против Гутенберга. Книга, созданная Гутенбергом, тоже вызывала в Европе большие протесты. Вот одна из карикатур на гутенберговскую типографию, как видите, участвует в этой деятельности бес.
На всяком этапе культура давала бой арьергардный. Всякий раз этот бой был обреченный бой. Хотя претензии, которые ретрограды предъявляли к новому предмету, далеко не всегда необоснованные. Вот, например, если говорить о последней революции, гутенберговской, то раскол церкви был вызван изобретением печатного станка. Протест старообрядцев состоял в том, что та ошибка, опечатка или произвол, допущенный одним человеком, справщиком печатного двора, который набирает это слово, тиражируется потом в сотнях экземпляров книг, которые он набирает. Что эта неправомерная роль приписывается человеку, который просто технически набирает текст. Это не бессмысленная претензия. Тем не менее, всякий раз вот эта ретроградная культура проигрывает. И вот сейчас мы находимся на еще одном таком рубеже. Рубеже, который для многих из нас кажется опасным. Для меня тоже, поскольку я тоже принадлежу к культуре печатной книги. И мне тоже кажется, что наши претензии к электронной книге или еще какой-нибудь, может даже и справедливы. Но тем не менее, полезно помнить, что это не первая революция на этом пути и культура всякий раз эти проблемы решала. Вот на этом Я закончу. Спасибо.
Долгин: Да спасибо большое. Нужно сказать, что вчера у нас был круглый стол, темой которого была «Книга vs медиа» Где этих вопросов частично касались. И тем, кто захочет, его расшифровка и видео будут доступны. Нам поступила записка, и ее смысл заключается в том, что многие знают историю создания книги, потому что здесь работал Иван Федоров. И что беспокоит как раз проблема, как бы и дальше книга не вытеснялась другими способами передачи информации и была дана рекомендация впредь обращать внимание на главное – Книга это источник знаний.
Книга это источник знаний. Я подозреваю, что это присутствующим и так известно. А вот нужно ли принимать какие-то меры, чтоб сохранить книгу в нашей современной культуре – это вопрос.
Иванов: Книгу-кодекс, книгу как физический объект. Мы говорим о физическом объекте который можно перелистывать. Вот о чем разговор. Она останется в качестве художественного объекта со временем, в качестве полиграфического искусства, со временем. Думаю да. Объектом коллекционирования останутся детские книги, я подозреваю. А может быть и нет. Какие-то люди будут держать их у себя все равно. Но, я говорю об этом с болью, но мне кажется, что книга в своем теперешнем облике лет через 50 исчезнет.
Долгин: На самом деле, вчера мы тоже выходили на некоторые разговоры о том, повлияет ли как-то принципиально на культуру, социум то, что сейчас чтение значительной части книг происходит с экрана. Все равно это все остается книгами. Может быть PDF файлы или другие форматы. И все так же остается проблема подготовки, комментирования, редактирования их. Другой вопрос, что как-то могут смещаться профессии, социальные институты, которые с ними связаны. Никуда не исчезает понятие библиотеки, просто они становятся немного другими.
Холмогорова: Коллеги, может быть какие-то вопросы? Я соответственно продолжу мысль Бориса, мне кажется, что помешать новой революции, появлению новой книги мы не можем. Просто возникает вопрос не будет ли вытеснено само явление книги? Зачем читать, если можно просто включить канал «Дискавери» и там нам все возьмут и расскажут. Про медиа как раз вопрос.
Иванов: Этот вопрос уходит, разумеется, за пределы разговора о книгах, тем не менее, я думаю, что легкость вхождения в текст имеет и свои минусы. У тебя появляется большое искушение прочесть не от начала до конца, а только некоторые моменты книги. А потом идти дальше. И это способствует какому-то верхоглядству. Это отучает человека от идеи, что книгу нужно читать целиком от начала до конца. Но так ли обязательно это делается с книгой-кодексом? В ней же тоже заглядывают в какие-то места, перелистывают, потом отставляют в сторону. От того что книга физически стоит на полке и напоминает о себе, таким образом она, как бы подталкивает тебя к тому, чтобы прочесть ее целиком. А так вроде этого стимула нету. Я думаю, что мы приписываем эти значения определенной форме подачи материала. Так ли всеобъемлюща была роль книги до появления компьютерных книг? Я не уверен в этом.
Холмогорова: Может быть, какие-то вопросы коллег из зала? Пожалуйста, представляйтесь, а потом вопрос.
Из зала: Скажите, пожалуйста, как поменяется текст и статус писца с новой формой книги?
Иванов: Очень интересный вопрос. Спасибо вам за него. Действительно, особенность новой формы подачи текста состоит в том, что любой человек равноправен всякому другому. Нету статуса писателя и статуса читателя. Всякий читатель может быть в любой момент писателем. Это сложный вопрос, который ломает сложившуюся в обществе иерархию. В этом есть большие опасности, мне кажется. Просто тем самым нарушается иерархия текста в текстовом пространстве. По виду книги мы уже наметанным глазом определяем, что это за текст перед нами. С компьютерным текстом это гораздо сложнее. В какой-то мере, это может быть демократизация текста, но эта демократизация - она имеет в себе большие подводные камни. Всеобщая доступность текстов тоже сложность. С одной стороны я не могу не радоваться – все больше и больше сейчас научных публикаций доступно в сети. Бедная страна не проигрывает богатой стране из-за того что у нее нет денег на покупку книжек. Научные книги сейчас невероятно дороги. У бедных стран, у нашей страны в том числе, нет возможности пополнять свои библиотеки, как это делают мои западные коллеги. А сетевая демократизация нас уравнивает. Любой человек может иметь доступ к гигантским библиотекам – это прекрасно. С другой стороны, сейчас любой текст может быть выложен в сеть. И усидчивость, и внимательность, с которым готовится текст к публикации, снижается. К сожалению, хочу сказать, что ни один онлайновский научный журнал не был опубликован с такой аккуратностью, с которой был опубликован обычный печатный журнал. Там нету той корректуры, той вычитки и той сверки, которая есть в печатном журнале. Почему – не знаю. Видимо, от того, что появляется ощущение, что в любой момент, заметив опечатку, ее можно прийти и исправить. Текст никогда не является окончательным текстом. Всегда можно прийти и добавить что-то. И это создает новую психологию создания текстов, у которой , на мой взгляд, есть огромная опасность.
Из зала: У меня есть два вопроса, они взаимосвязаны. Ваша лекция завязана на теме «Книга как изобретение» Вот велосипед изобрели и продолжают изобретать. Как вы считаете изобретение книги на этом закончится или есть другие продолжения изобретения книги? С моей точки зрения это так. Это, кстати, то о чем вы говорили. Это те электронные книги и «покет-буки», и восприятие чего-то другого как текста, например книги природы. Это все так сказать изобретения книги. Сколько, по вашему, таких изобретений уже было и сколько еще возможно будет. Это первый вопрос, а второй, это насколько я понял, вы к такому новому изобретению книги относитесь скорее отрицательно, чем положительно, вот ошибаюсь я или нет?
Долгин: Нет, вы не ошибаетесь. Но из-за того что принадлежу к старческому поколению. То я понимаю, что это мое чисто старческое брюзжание. И я понимаю, что молодое поколение совсем не разделяет этой эмоции и не понимает, что в этом плохого такого. Ну будет книга на экране теперь. Ну можно с «Кинглом» ходить. «Кинглы» же удобная веешь, да? В нее можно целую библиотеку закачать и читать.
В однокомнатной квартире.
Иванов: Да. И отсутствие места не мешает. А мне вот очень нравится, например, когда сидишь рядом с человеком в самолете, отметить, что он читает ту же книгу, которую читал и ты. Судя по обложке. А по «киндлу» нельзя понять, что это за книжка. Я конечно понимаю, что это ерунда. Ну, можно конечно придумать со временем что-то с чего окружающие могли понять, что вот ты читаешь очень умную книгу.
Что касается изобретения, то конечно да. Ведь что такое книга? Понятие книги. Книга - это ведь и то, что снаружи и то, что внутри… Книга первая, книга вторая… Это внутри какого-нибудь произведения. А «Читали вы книгу такого-то?» имеется в виду целое произведение, а вовсе не предмет. Так что книга - это очень многозначный термин.
Первая книга вот была написана на камне, на бронзе… Мало ли на чем. На чем только не писали, до того, как возник массовый писчий материал. Все время что-то изобретается. Способы подачи меняются. В словарях, например, вырезанные буквы, чтоб удобней было искать нужную. Таких изобретений тысячи. И это будет, конечно же, продолжаться. Это не то, что культура какая-то кончается, это кончается лишь какой-то ее этап. Вот так сложилось, что вот этот гигантский цивилизационный перелом, пришелся на наше время. И нам еще очень долго осмыслять, что из этого всего следует для нас всех и для жизни каждого из нас. Я думаю, очень и очень многое следует.
Долгин: Я бы хотел задать маленький вопрос. В этом году, насколько я помню, исполняется 16 лет роману "Роман" Романа Лейбова. Роману в форме гипертекста, в котором из многих текста были развилки с продолжениями романа, в электронной форме, с разными предложениями романа, которые связаны. Сложно очень организован текст. В общем, текст был организован так, как на бумаге тексту организованным быть тяжело. Хотя, предшественник, в виде Кортасара, во всяком случае, у этого романа был. Какое влияние эта форма оказывает на научное издание? Где может быть представлено несколько версий и от одной к другой можно переключатся, некоторое облегчение академических изданий, не отход от качества, а такая полноценная реализация всех качеств. Какая перспектива этой реализации давних замыслов, до того вынуждено линейных, как вот в книге-кодексе, но становящимися возможными в цифровой форме? Какие еще идеи вы бы хотели таким образом еще реализовать? Вы практикующий ученый, со своими заданиями издания текстов, который хотел бы, наверное, чтоб они лучше воспринимались коллегами.
Иванов: В моей практике было бы очень здорово, если бы таким образом организовать издание древних текстов. Рукописи, как правило, одного произведения и автора, раскиданы по разным странам. Было бы очень здорово, я подумал, если бы некоторые из коллег, сидящие над этой рукописью в своей стране, делали бы критическое издание, в котором учитывают издание всех рукописей, одновременно давали бы свои чтения в какое-то одно место, и какая-то программа делала бы какое-то критическое издание по ходу дела сама. Лепила бы из этих вариантов.
Долгин: Такое существует в «Гугле». Люди одновременно работают над текстом. Каждый видит, кто что вносит.
Иванов: Мне бы хотелось, чтобы формировалась одновременно цепь и давала бы текст, который бы не сводился ни к одному из них.
Долгин: В художественных текстах уже были сделаны такие попытки.
Иванов: Да. Это все есть, этого всего много. Вот, например, я думаю, что Василий Розанов был бы очень рад, если бы у него был «Твиттер». Все эти его бесконечные «опавшие листья» - это же типичный «Твитер». Явно что он был рожден для того чтоб им пользоваться. Многое просто ждало своего часа, своего изобретения. Можно конечно сказать, что техническое усовершенствование это плохо, это психологически тяжело для людей, которые родились в совершенно другой цивилизации..
Долгин: Маленький соцопрос. Не могли бы поднять руку те, кто хоть раз читал текст с экрана?
(большинство)
Ну, в общем, да. Очевидно, что мы сейчас находимся на сломе книжной культуры. В общем, все из здесь присутствующих, я думаю. Воспитывались в книжной культуре, Но в культуре экранной мы тоже живем. И трудно сказать хорошо это или плохо.
Из зала: Может это больше паника издателей, чем проблема читателей?
Иванов: Паника издателей, безусловно, есть. Они погибнут все.
Из зала: Ну, тиражи падают. Все-таки.
Иванов: Продавать книги можно и в цифровом виде.
Из зала: Да, но с этим сложности. В колокола кто бил?
Иванов: Нет. В колокола, на самом деле, бьют не одни издатели. Издатели конечно бьют. Вы совершенно правы. Но появляется вопрос: А как же быть с авторским вознаграждением? Пока что это не понятно. Писатель написал книгу. Продал один экземпляр. Ее немедленно выложили в сети. Писатель ничего не получил. На какие деньги он будет сидеть и писать следующую книгу? Это непонятно, но, думаю, будет урегулировано. Когда-нибудь обязательно придумают, как урегулировать проблему авторских прав, авторских гонораров и так далее. Но совершенно невозможно ничего сделать с тем, здесь я как профессор плачу, что у студентов совершенно пропадает понятие «плагиата». Они все прекрасно знают функцию «Копи-пэйст». И они совершенно не думают что это плагиат. Ну как это? Ведь это Я взял, Я вставил.. Стирается грань между своим и чужим текстом. Идея того что ты должен написать что-то сам. Вот сесть, взять подумать и написать. Это очень важно для мозга. Чем взять найти кусочек какого-нибудь текста и будешь надеяться, что дурак-профессор этого не заметит. Когда раньше они списывали с бумажки, они знали, что они делают плохо, а когда они берут с сети, они думают что это закон жизни. И я думаю, что это очень большая опасность. Это подрывает креативное мышление.
Из зала: Знаете, Сергей Аркадьевич, дело даже не в том, что раньше могли взять заменить титульный лист и выдать чужую работу за свою, дело в том, что студентам часто подают пример преподаватели.
Из зала, другой: Президент!
Долгин: Не говоря уже о политике. Мы знаем людей, которые числятся учеными, которые даже в какие-то моменты бывали учеными, но с проблемой авторского права есть проблемы. И Украина, и Россия эту историю знает. И Германия тоже. Это довольно таки распространенная история. Есть лекции академиков со сводным авторством. Иногда пишут авторы, точно не второго поколения, и часто приходится им намекать, что не хорошо как-то слишком большие куски давать без ссылки. Вот есть такие учителя. Я призываю этот вопрос не в том, что там копировали – вставили, напечатали под копирку или еще что-то придумали. Нет, конечно, все облегчается. Это правда. Но обучение статусу текста и тому что есть научная работа, в отличии от переписывания, плагиата, компиляции, это все таки не особенность электронного. Тем более мы помним времена, когда понятие авторства было немного другим и тут тоже до электронной эры было далеко.
Холмогорова: К сожалению, наша лекция подходит к концу! Спасибо большое, Сергей Аркадьевич![/MORE] отсюда http://polit.ua/lectures/2011/12/02/ivanow.html