Что почитать: свежие записи из разных блогов

Записи с тэгом #Huangli Shi из разных блогов

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 36 — Чуи [1]. Часть 1

Предыдущая глава

После Восьмого марта Сяо Наньчжу опять был сильно занят, ведь подруги госпожи Ван Ли то и дело обращались к нему по самым разным вопросам. Работа была несложной, да и платили за неё прилично, так что такой вид заработка весьма подходил Сяо Наньчжу, который был только рад постараться, чтобы уладить проблемы своих клиенток.

После того дня, когда Чуси заступил на работу вместо Фунюйцзе, он продолжал появляться время от времени: то подменял Чусы, у которого прихватило живот, то выручал Шиу и Няньлю [2], которым из-за назначенной встречи неудобно было выходить на работу. На самом деле Сяо Наньчжу прекрасно понимал, что таким образом Чуси попросту за него цепляется, но не мог заставить себя сказать ему об этом напрямую — ведь, глядя на то, как этот изначально мрачный и молчаливый дух календаря в последнее время немного оживился, мастер думал, что это не так уж и плохо.

Вот только в мире людей пышным цветом расцветали мирские привычки, и с одной стороны эти изменения и впрямь пошли Чуси на пользу, а с другой — эта зависимость загоняла его в тупик. Полностью осознавая положение, в котором он оказался, Чуси старался выбирать из череды дней более-менее стабильные и продолжал покидать календарь. И пусть всё, на что он был способен — это помочь Сяо Наньчжу прибраться и приготовить еду, одного этого ему было более чем достаточно.

читать дальшеВсё это несколько смущало Сяо Наньчжу — в конце концов, Чуси никогда не относился к тому типу, что ему нравится. Да и как он мог говорить с ним о каких-либо чувствах, если тот даже не принадлежал к одному с ним миру?

К тому же, в его прежнем отношении к Чуси было больше жалости, чем любви. Он не мог вынести, когда Чуси выглядел расстроенным и подавленным. Это было связано с присущими Сяо Наньчжу привычками — его всегда тянуло защищать слабых и противостоять угнетателям. В детстве он не мог спокойно смотреть на то, как обижают младшеклассников, а когда сам Сяо Наньчжу подвергался побоям малолетних хулиганов, он отказывался опускать голову. С возрастом эти привычки не так уж сильно изменились — просто его характер стал более зрелым, и Сяо Наньчжу больше не бросался на амбразуру. Вот и теперь, если Чуси выказывал перед ним слабость, то, даже зная, что у него за норов, мастер календаря всё равно поневоле смягчался. А потому, когда он видел, как холодный и чёрствый дух календаря всячески пытается ему угодить, он был не в силах его оттолкнуть — а, напротив, всячески этим пользовался.

Порой, когда Сяо Наньчжу замечал, как Чуси старательно пытается скрыть свои недостатки, мастера так и подмывало его поддразнить, ведь это в некоторой степени льстило его мужскому самолюбию. Дошло до того, что он начал подумывать: а может, ему стоит самому проявить инициативу — интересно же, как тогда дух календаря, который до этого явно не допускал подобных помыслов, на это отреагирует?

Такие вот безрассудные мысли порой мелькали в голове у Сяо Наньчжу — он и сам не воспринимал их всерьёз. Но при всём при этом великий мастер календаря Сяо всегда был человеком действия, а потому ему не терпелось воплотить свои фантазии в жизнь. В конце концов, с какой стороны ни посмотри, такие мужчины, как Чуси, на дороге не валяются; вот только, едва Сяо Наньчжу наконец начал делать первые шаги, Чуси перестал выходить из календаря.

Безрезультатно прождав его несколько дней кряду, Сяо Наньчжу столкнулся с одним странным делом.


***

Юбилей отца Сыту Чжана приходился на Весенний праздник дракона. Поскольку дата была круглая, Сыту Чжан как почтительный сын решил расстараться и хотя бы разок устроить отцу настоящий праздник. Хоть Сяо Наньчжу в последние дни был сильно занят, он всё же нашёл время, чтобы зайти поздравить старика.

Вручив подарок, он вволю посидел за праздничным столом и уже собрался было домой, когда провожавший его до дверей Сыту Чжан бросил будто в шутку:

— А-Нань, ты в последнее время словно расцвёл. Что с тобой случилось, нашёл себе кого-нибудь?

Сяо Наньчжу, беззаботным жестом сунув руку в карман за сигаретами, вопросительно поднял брови — его несколько утомляли разговоры на подобные темы. Не говоря ни слова, он обернулся и раздражённо улыбнулся другу. Видя, что тот не собирается отвечать, Сыту Чжан с улыбкой похлопал его по плечу:

— Эй, ну уж со мной-то можешь не притворяться. Мне кажется, что в последнее время твоё настроение заметно улучшилось. На самом деле, ты всегда таким был: как только тебя что-то порадует, это тут же видно по твоему лицу. Помнишь, когда мы были в предпоследнем классе [3], у тебя не было времени особо выпендриваться, но я сразу догадался, что ты с кем-то встречаешься, а ты ни в какую не хотел мне говорить, так что я волновался до смерти. В конце концов я украдкой спросил у нападающего из баскетбольной команды, с которым ты тогда был в особенно хороших отношениях, и он ответил, что это правда… Ох, как же ты, должно быть, тогда на меня злился, раз ничего мне об этом не рассказал…

При этих словах Сяо Наньчжу прищурился: он уже и думать забыл о той пустячной истории. Этот олух Сыту Чжан знай себе бубнил, не обращая внимания на то, каким задумчивым стал взгляд друга, но тут смолящий сигарету худощавый мужчина, внезапно что-то вспомнив, прервал его, приподняв уголки губ:

— А знаешь, почему я тогда ничего тебе не сказал?

— И почему же?

— Да потому что тот самый баскетболист и был моим парнем.

От этих слов Сыту Чжан прямо-таки обалдел: яростно закашлявшись, он долго не мог прийти в себя. В свою очередь господин Сяо Наньчжу, который только что совершил триумфальный выход из шкафа [4], был совершенно невозмутим. Склонив голову, он задумался на какое-то время, а затем, будто развеселившись, добавил:

— А что такого? Бро, мне нравятся мужчины. Я даже не помню имени того парня, если бы ты не сказал, я бы о нём даже не вспомнил. Но фигура у него была неплохая, да и сам он был весьма интересный…

От этих бесстыжих слов Сыту Чжана, который долгие годы был не в курсе дела, бросило в дрожь. Совладав с собой, он пару раз яростно затянулся и, устремив гневный взгляд на Сяо Наньчжу, обрушился на него с бранью:

— Хорошо же, Сяо Наньчжу — и ты, твою мать, столько лет от меня это скрывал!!! А я-то всё тебя спрашивал, чего ради ты живёшь монахом [5], не найдёшь себе девушку — а ты, оказывается, по мужикам… А ну живо рассказывай: скольких порядочных мужей ты увёл из семьи?! Я за их жён на тебя в полицию донесу!!!

При виде разгневанного Сыту Чжана у Сяо Наньчжу тут же отлегло от сердца. В конце концов, тот был его лучшим другом и всегда бросался на его защиту, чего бы это ни стоило. И вот теперь Сяо Наньчжу наконец поведал ему то, о чём сказать прежде у него язык-то не поворачивался — от этого с души будто камень свалился. Растянув губы в улыбке, он похлопал друга по плечу:

— Пока ни одного, но я непременно сообщу тебе, как только наверстаю.


***

После этого небольшого эпизода Сяо Наньчжу ещё несколько дней ходил в приподнятом настроении, однако Чуси по-прежнему не появлялся, и на сердце у Сяо Наньчжу вновь стало неспокойно. Он даже начал думать, что, наверное, нафантазировал лишнего — в конце концов, может, Чуси просто нравится помогать другим, вот он и выходит работать сверхурочно; от одной только мысли об этом Сяо Наньчжу не находил себе места.

— Дин-дон! Дин-дон! — раздался звонок от двери.

Сяо Наньчжу с сигаретой в зубах, лёжа на диване, раздражённо листал календарь. Ему было неохота подниматься, а потому он протянул:

— Чуи-и-и! А, Чуи! Живо ступай открывать дверь!

На его крик из спальни выскочил намывавший там пол молодой человек, волоча за собой швабру. Видя, как он запыхался, Сяо Наньчжу подумал, что, наверно, не стоило с утра так загружать его работой. Красивый молодой человек с заколотой плоским зажимом чёлкой вытер пот со лба и, проходя мимо дивана, вытащил сигарету изо рта Сяо Наньчжу.

— Мастер, вы бы не курили столько! — нахмурившись, раздражённо бросил он. — Каждая сигарета отнимает у вас день жизни! А вы каждый день по столько сигарет выкуриваете — со смертью играете! Будьте послушным, съешьте конфетку и поскорее примите пристойную позу — клиент идёт!

Сяо Наньчжу так и застыл с открытым ртом. Уставившись на Чуи, он всё-таки сунул в рот конфету, хотя его перекосило от её вкуса. Сяо Наньчжу уже и сам не помнил, сколько лет назад пристрастился к курению; пока он был в армии, он курил не так много, и лишь демобилизовавшись, быстро вышел на нынешний уровень — однако с тех пор, как духи календаря начали каждый день появляться на работе, он был лишён единственной своей радости. Помрачнев от этой мысли, он наконец принял сидячее положение и стал ждать, пока Чуи впустит звонившего в дверь. Вскоре в гостиную прошёл молодой мужчина, который держал в руках фрукты, молоко и прочие полезные продукты — при виде него Сяо Наньчжу так и застыл от удивления.

— Нань-гэ… Я пришёл повидать тебя… — смущённо почёсывая нос, сказал вошедший.

Пэн Дун не видел своего наставника уже много лет, и потому слегка нервничал. В былые дни, когда ему постоянно доставалось от инструктора, Пэн Дун за спиной Сяо Наньчжу костерил его последними словами. Но потом, покинув армию, Пэн Дун не раз вспоминал, как тот о нём заботился и чему его научил, и при этом поневоле вздыхал от нахлынувших чувств. Несколько лет проработав в полиции, он уже успел повидать всякое и сильно повзрослел, но теперь, снова встретившись с Сяо Наньчжу, он не мог найти нужных слов.

Всё ещё сонный мастер календаря внезапно встал и, окинув гостя взглядом с головы до ног, беспомощно спросил:

— Ты чего не предупредил, тебе что, на работу с утра не надо? Садись скорее! Чуи, завари-ка нам чайку! Там Манчжун только что хорошенько высушила свежий чай, возьми в шкафчике!

— А, хорошо.

С этими словами Чуи, громко топая, умчался обратно в спальню с мокрой шваброй в руках. Похоже, ему не слишком нравился Пэн Дун, поскольку с того самого момента, как дух календаря впустил полицейского, он старался держаться от него подальше. Глядя на юношу, Пэн Дун, который впервые был дома у Сяо Наньчжу и не знал истинного положения вещей, решил, что Чуи — наёмный домработник. В то же время, сидевший рядом с ним мастер календаря сразу догадался, почему Чуи избегает Пэн Дуна.

Духи календаря в большинстве своём были воплощениями счастья, благополучия и изобилия, а потому они любили всё положительное и ненавидели всё отрицательное, стараясь держаться подальше от людей, осквернённых наваждениями. Хоть Пэн Дун был праведным человеком, из-за своей работы он и сам не сознавал, сколько неведомо откуда взявшейся дряни к нему прицепилось, а потому что-то в Чуи подсознательно противилось этому явившемуся без приглашения человеку.

Едва Пэн Дун вошёл, как Сяо Наньчжу тут же уловил исходящее от него невыразимое зло. Но, поскольку в квартире мастера календаря в последнее время было сравнительно чисто, эти наваждения с низким уровнем развития, едва попав сюда, тут же рассеялись.

В свою очередь, сидящий на диване в гостиной Пэн Дун принялся разглядывать обстановку, из профессиональной привычки подсознательно подмечая детали. Наблюдая за ним, Сяо Наньчжу не проронил ни слова, лишь извлёк из-под диванной подушки заныканную там пачку сигарет и сперва закурил сам, затем предложил Пэн Дуну.

— Что это вы тут высматриваете, офицер Пэн? — усмехнулся он. — Это ж тебе не пентхаус на девяносто квадратных метров — как, по-твоему, тут можно утаить какие-то грязные делишки?

— Гм, Нань-гэ, я не… Просто вчера у меня была ночная смена, а сегодня — выходной, вот мне и захотелось с тобой повидаться…

При этих словах Пэн Дун вновь почувствовал себя неловко, на его застывшем лице проступило смущение. Но Сяо Наньчжу было только в радость дразнить честных и искренних людей, так что он, подняв ступню, пихнул Пэн Дуна, беззлобно упрекнув его:

— В чём дело, неужто уже и пошутить нельзя? Что я тебе по телефону сказал в прошлый раз: завязывай ты с этой излишней вежливостью… Ну так что сегодня случилось, живо говори! Это ж не то дело, что было в прошлый раз? Я ведь тебе уже всё рассказал: Чжан Чи обратился ко мне за помощью, он мне заплатил, а я сделал всё, что в моих силах, да и дело-то было пустячное…

От этих слов Пэн Дун застыл и в конце концов неохотно кивнул. Когда он звонил Сяо Наньчжу в прошлый раз, тот в самом деле сказал ему именно это, да вот только Пэн Дун так ничего не понял, и от этого ему делалось не по себе; потому-то, не вытерпев, он и приехал, чтобы лично увидеться с Сяо Наньчжу. В конце концов, будучи полицейским, Пэн Дун никогда не слышал о такой профессии, как мастер календаря, и больше всего боялся, что его бывшему наставнику промыли мозги, втянув его в какую-то незаконную деятельность, связанную с сетевым маркетингом через Вичат. Потому-то единственным способом развеять свои тревоги для него было как следует расспросить обо всём Сяо Наньчжу с глазу на глаз. Тот же, отлично понимая, каким человеком был Пэн Дун, откинулся на спинку дивана и, хорошенько всё обдумав, вновь заговорил:

— Суть занятий мастера календаря — это вовсе не какой-то сетевой маркетинг через Вичат, мне нет нужды развивать бизнес вне сети. Просто я решил унаследовать семейное дело, этим раньше занималась моя бабушка. Конечно, ты можешь решить, что я — мошенник, который наживается, спекулируя на предрассудках, но я вовсе не тяну из клиентов деньги абы как, я беру с них оплату в стогом соответствии с расценками Государственного управления, а при таких крупных сделках, как с Чжан Чи, я всегда выписываю квитанции, так что ты не можешь...

— Нань-гэ, я вовсе не это имел в виду! Я... Я...

Чувствуя, что слова Сяо Наньчжу становятся всё более бессмысленными, Пэн Дун забеспокоился не на шутку; он по-настоящему доверял своему бывшему инструктору, а потому не желал верить в неправдоподобную чепуху, которую тот нёс. Нахмурившись, он наконец прервал Сяо Наньчжу. Опустив взгляд на чай, который Чуи только что поставил на столик перед ним, он севшим голосом поблагодарил его и вновь обратился к бывшему наставнику:

— Я вовсе не считаю тебя мошенником и уже закрыл то дело о стройке моста Биньцзян. Разумеется, я понимаю, что на сей раз этот Чжан Чи не преступил закон… Но всё же твой способ заработка меня беспокоит. Пару дней назад я разыскал Чжэна и Чана, и они рассказали мне о том, что произошло с тобой в армии… Нань-гэ, ты можешь рассказать мне всё о своих затруднениях, тебе не обязательно заниматься подобным, чтобы заработать себе на жизнь… — говоря это, Пэн Дун непроизвольно стиснул кулаки.

Сяо Наньчжу не привык к тому, чтобы посторонние люди снова ворошили события далёкого прошлого, но каждое слово Пэн Дуна было наполнено беспокойством. Сяо Наньчжу опасался людей, которые проявляли к нему излишнюю доброту, ведь это могло заставить его размякнуть, а потому, хотя слова Пэн Дуна были ему неприятны, он не рассердился — лишь закусил фильтр сигареты и, сощурившись, сказал:

— Ослиные ты уши, слушать тебя сил нет. Ладно, сейчас я на твоём же примере продемонстрирую тебе суть своей работы, может, тогда-то ты наконец успокоишься...

С этими словами он поднёс руку к уху Пэн Дуна и будто бы схватил что-то бесплотное кончиками пальцев. Не понимая, что происходит, Пэн Дун непроизвольно выпрямился — он решил было, что Сяо Наньчжу снял у него что-то с лица. Но тот лишь усмехнулся, поднял это невидимое нечто к глазам и, закурив, принюхался.

— Сильный запах крови. Вчера, работая в сверхурочную смену, ты столкнулся с делом об убийстве? Ненависть, страх, алчность, смерть и тому подобное… По-видимому, жертва встретила очень неприятный конец, а убийца, должно быть, всё ещё гуляет на свободе. Поэтому ты провёл всю ночь, обследуя место преступления — и всё безрезультатно, потому что там осталось слишком мало улик, а к твоему телу пристало и того меньше. Как насчёт того, чтобы ваше управление заплатило мне немного деньжат, а я помогу вам поймать этого вашего убийцу — что скажешь?

При этих словах Пэн Дун переменился в лице. Он в самом деле всю ночь проторчал на месте преступления, и в городе действительно произошло жестокое убийство, вот только эта информация ещё не покидала пределов полицейского участка, а по той паре слов, что проронил Пэн Дун, Сяо Наньчжу никак не мог догадаться обо всём остальном. От всего этого по спине Пэн Дуна поползли мурашки. Но пока он раздумывал, что ответить, в его кармане внезапно завибрировал мобильный телефон. Когда он снял трубку, оттуда раздался крик:

— Офицер Пэн!!! Срочно возвращайтесь!!! В канализации улицы Сышуй [6] найден ещё один труп!!! Скорее приезжайте!!!


Примечания переводчика:

[1] Чуи 初一 (chūyī) — первое число лунного месяца.

[2] Чусы 初四 (chūsì) — четвёртое число лунного месяца.

Шиу 十五 (shíwǔ) — пятнадцатое число лунного месяца.

Няньлю 廿六 (niànliù) — двадцать шестое число лунного месяца.

[3] Предпоследний класс 高二 (gāo’èr) — сокращённое от 高中二年级 (gāozhōng èr niánjí) — в пер. с кит. «второй класс средней школы старшей ступени».

[4] Выход из шкафа 前出了柜 (Qián chūle guì) — обр. в знач. «совершить каминг-аут», «признаться в гомосексуальной ориентации».

[5] Живёшь монахом — в оригинале чэнъюй 清心寡欲 (qīngxīn guǎyù) — в пер. с кит. «очистить сердце и умерить желания», обр. в знач. «очистить разум, сохранять мысли чистыми, укротить порочные желания».

[6] Сышуй 泗水 (Sìshuǐ) — название улицы является омофоном словосочетания «смертельная вода», что может быть не случайным.


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 35 — Фунюйцзе. Часть 3

Предыдущая глава

Гости госпожи Ван Ли засиделись у неё до полудня. За это время Сяо Наньчжу успел сыграть несколько партий в маджонг. Хоть он несколько раз проигрывал, в итоге ему удалось взять неплохой куш. За столом женщины обменивались сплетнями, и, слушая их с видимым равнодушием, Сяо Наньчжу почерпнул немало свежих городских новостей из первых рук — к примеру, то, что жена начальника управления Лю собиралась родить второго ребёнка, но точная дата ещё неизвестна; семью вице-мэра постигло несчастье — прямо перед грядущими выборами; также в связи с выборами два секретаря горкома по отдельности ищут толкового мастера, который помог бы им с продвижением по службе. Всё это Сяо Наньчжу молча мотал на ус, поскольку ему требовались новые пути для развития бизнеса.

Игра почти закончилась, и утомившиеся женщины засобирались по домам. Поскольку это была их первая встреча с Сяо Наньчжу, тот рассудил, что приличия требуют вручить дамам небольшие подарки, тем более что сегодня как раз был Международный женский день. Ловко ввернув фразу, что он желает поздравить своих прекрасных соотечественниц, под их дружный смех мужчина раздал им подарки — увидев, что досталось им от Фунюйцзе, дамы прямо-таки остолбенели.

Изящные красные конверты напоминали те, что дарят в Новый год — однако чего не знали дамы, так это того, что эти конверты были из личных запасов духа Фунюйцзе и содержали в себе драгоценное женское счастье. Также было очень кстати, что Чуси выручил её, выйдя на работу — благодаря этому женщины смогли получить свои подарки из рук Сяо Наньчжу, ведь изначально эти дары выглядели как гигиенические прокладки — и потому сегодня утром Чуси, сидя на диване, с серьёзной добросовестностью одну за другой превращал их в нечто более пристойное. Заключённые в эту оболочку силы помогали нормализовать цикл, облегчали боли при родах, избавляли от веснушек и морщин, а потому получившие их дамы позже непременно осознают всю их ценность.

читать дальшеВ этот момент они, само собой, ещё не могли об этом знать, однако, глядя на невозмутимое выражение лица [1] Сяо Наньчжу, они решили пока что поверить ему — да и то, что перед этим Ван Ли столь горячо его рекомендовала, также заставило их проникнуться к мастеру календаря некоторым доверием, а потому, прежде чем разойтись, гостьи поблагодарили Ван Ли за то, что она их созвала.

Справившись с этим скопищем богатеньких дам, Сяо Наньчжу к полудню совершенно вымотался. Стоящий рядом с ним Чуси продолжал старательно разыгрывать роль ассистента. Сяо Наньчжу непривычно было видеть этого дьявола во плоти [2] в подобном качестве — кроме того, ему было неловко смотреть на то, как дух календаря так старается ради него, а потому Сяо Наньчжу шёпотом велел Чуси отдохнуть и не беспокоиться о нём.

Когда они остались одни, Ван Ли вместе с мастером календаря и его ассистентом поднялись наверх, в тихую гостиную, и там, виновато улыбаясь, она произнесла:

— Сперва я собиралась заплатить вам бонус сверх обычного гонорара, а вы тогда сказали, что не стоит. Потом я захотела вам что-нибудь подарить, но вы опять отказались; однако вы, мастер, оказали мне столь неоценимую помощь, что я не могла не отблагодарить вас, а потому устроила эту встречу, чтобы познакомить вас с моими подругами — если у них что-нибудь случится, они непременно с вами свяжутся.

— Что вы, не стоило так утруждать себя, — с улыбкой заверил её Сяо Наньчжу. — С подобным покровительством [3] дела у меня точно пойдут в гору!

При этом он прекрасно понимал, что госпожа Ван Ли неспроста устроила эту встречу — тем самым она хотела сблизиться с ним, а потому мужчина не задумываясь согласился: в конце концов, столь влиятельные знакомые и впрямь пригодятся ему в будущем. В той помощи, что он оказывал Ван Ли, изначально не было ничего личного, однако женщине, которая испила горькую чашу супружества, оставившую её опустошённой, казалось, что Сяо Наньчжу выступил в роли её спасителя, а потому она была ему безмерно ему благодарна. Глядя на непроницаемое лицо сидевшего рядом безмолвного Чуси, она, пользуясь тем, что рядом нет посторонних, с тихим вздохом сказала:

— Эх, я терпела это столько лет… По идее, проведя бок о бок всю жизнь, мы должны были состариться вместе… Однако при одной мысли о том, что мой сын, которого я вскормила и воспитывала, вырастет в такого же отъявленного негодяя, как его отец, у меня сжимается сердце… Вернувшись домой на Юаньсяо, я поняла: неважно как, но я должна добиться от мужа развода. Благодаря помощи мастера этот старый развратник [4] надолго меня запомнит!

Ван Ли произнесла это с ожесточением, едва не скрежеща зубами. По холодному презрительному выражению лица женщины было ясно, что у неё не осталось ни следа тёплых чувств к бывшему мужу. Сяо Наньчжу, который помог ей проучить этого типа, приподнял уголки губ в улыбке.

— Это всего лишь небольшой трюк, — пояснил он. — Тут следовало сделать ставку на то, что этот мужчина, охладев к вам, предпочитает молоденьких стройных девиц с сексуальными формами — и я просто дал ему то, чего он так хотел. Приходится признать, что он такой, какой есть… Однако его сын должен после этого зажить нормальной жизнью — ведь если он превратится в копию своего отца, то это будет просто невыносимо…

Он задумался, затушив окурок в пепельнице, а потом с улыбкой добавил:

— Вы бы слышали, как ваш благоверный кроет меня по телефону, не выбирая выражений — похоже, ничему его это не научило…

При этих словах приунывшая было Ван Ли также улыбнулась, поддаваясь влиянию Сяо Наньчжу, но тут её взгляд упал на молчаливого Чуси.

В своей жизни она встречала немало выдающихся людей, а потому научилась в них разбираться. Такой воспитанный и тактичный мужчина, как Сяо Наньчжу, ей очень нравился, и поэтому она охотно ему помогала. Однако, глядя на Чуси, Ван Ли чувствовала, что этот ассистент мастера — по-настоящему незаурядная личность; не говоря уже о его непривычной внешности, его окружала какая-то зловещая аура, от которой в страхе трепетало сердце. Изначально хозяйка дома хотела заполучить Сяо Наньчжу на ужин, но теперь засомневалась. В манере держаться этих двоих было что-то двусмысленное — то, как они время от времени касались друг друга, обменивались взглядами — всё это наводило на размышления об особенном характере их отношений.

Ей уже встречались мужчины с подобными пристрастиями. Сяо Наньчжу казался ей открытым и непринуждённым человеком, а потому всякий раз, когда они встречались, общение с ним доставляло Ван Ли немалое удовольствие. Мужчину в красном дома у мастера календаря она прежде не видела, однако, глядя на то, как относится к нему Сяо Наньчжу, женщина украдкой вздохнула про себя — в конце концов, проведя немало лет в несчастливом браке, она не могла не испытывать невольную зависть. Однако Ван Ли успела повидать всякое, и потому понимала, что каждый должен жить своей жизнью, и не стоит винить других в том, что у тебя что-то не складывается. Поэтому она просто попросила мастера календаря рассчитать подходящий день для её развода.

Шёпотом посоветовавшись с Чуси, Сяо Наньчжу вынес вердикт:

— Вы же на следующей неделе уезжаете за границу, верно? Давайте поступим так: постарайтесь разделаться с этим до наступления сезона Сяомань [5]. Выберите какой-нибудь приличный рабочий день — непременно чётное число, и чтобы была солнечная погода, восемь или девять утра будет в самый раз, чтобы поймать благоприятный час. В конце концов, расторжение брака считается несчастливым событием, а потому вам нужно разобраться с этим до наступления полнолуния. После этого не мойте голову два дня — так вы получите шанс на повторное счастье в будущем.

Дух календаря помог ему подобрать благоприятную дату, поскольку это был чрезвычайно ответственный момент: чтобы принять верное решение, требовалось совместить гороскоп из восьми знаков Ван Ли и её супруга.

Как бы то ни было, сейчас не феодальный строй, а потому женщина вольна сама решать вопросы своего брака, невзирая на мнение окружающих, и никто не должен вмешиваться в её дела. По-видимому, это и стало причиной появления на страницах календаря такого праздника, как Международный женский день, который символизирует непрерывное прогрессивное развитие культуры и общества.

Однако разрыв брака неизбежно порождает негативные эмоции, а потому с этим следовало покончить как можно скорее. После того, как Сяо Наньчжу помог Ван Ли решить этот вопрос, клиентка не поскупилась на вознаграждение — не только оплатила консультацию, но и попросила водителя доставить мастера календаря домой. Вернувшись из района Фаншань, Сяо Наньчжу и Чуси к своему удивлению обнаружили на пороге ещё одного посетителя.


***

Казалось, он уже дожидался их какое-то время. На самом деле этот мужчина по имени Фан Бэй уже писал Сяо Наньчжу, однако он не предупредил, что придёт сегодня. Поскольку обычно такие клиенты заранее оговаривали визит, Сяо Наньчжу не ожидал встретить у своих дверей этого мужчину. Однако тот казался вежливым и лёгким в общении человеком — едва завидев Сяо Наньчжу и Чуси, он тут же поприветствовал их с некоторым смущением.

— Гм, здравствуйте, это вы — мастер календаря Сяо? Я — тот самый старина Фан, который писал вам в личные сообщения на вэйбо. Сегодня я пришёл, чтобы посоветоваться с вами по одному делу, вам сейчас удобно?..

— Конечно, удобно…

Наконец припомнив имя посетителя, Сяо Наньчжу задумчиво кивнул и пригласил его в квартиру:

— Проходите… Чуси, открой дверь.

Поскольку сегодня они с Чуси уходили, Няньшоу остался дома один — однако такому большому парню нелегко было усидеть взаперти, а потому, стоило ему услышать, как в замке поворачивается ключ, как А-Нянь тут же бросился к двери, чтобы его приласкали. И без того взволнованный Фан Бэй мигом побелел при виде эдакого чудовища.

— Гав-гав-гав!!! Гав-гав-гав!!! — заливался радостным лаем Няньшоу.

Чуси с потемневшим от смущения лицом треснул зверя по здоровой башке, и Няньшоу тут же спрятался за диван, горестно скуля. Зверь года так отличался от обычных питомцев, что Фан Бэй, на котором без того лица не было, недоумённо вытаращил глаза. При виде всего этого у Сяо Наньчжу едва не выпала сигарета изо рта; загородив мужчине обзор, он с неестественной улыбкой пояснил:

— Вы посмотрите, до чего смешной у нас пёсик — это золотистый ретривер, просто крашеный. А вы не бойтесь его, не бойтесь…

Тем временем Чуси шваброй предусмотрительно загнал Няньшоу в спальню. Вздохнув с облегчением, Сяо Наньчжу поспешил посадить перепуганного клиента на диван, расположившись рядом. Фан Бэй, похоже, ещё не вполне пришёл в себя — какое-то время он непонимающим взглядом смотрел на сигарету, которую протягивал ему Сяо Наньчжу. Наконец из комнаты появился мрачный Чуси, но чудовищной собаки при нём уже не было. Переводя взгляд с одного на другого, Фан Бэй кашлянул:

— Кхе-кхе, простите… Кажется, я на миг утратил самообладание. Всё дело в том, что, как я вам уже писал, я скоро женюсь. В вашем вэйбо я видел, что вы — опытный человек в этой сфере, а потому хочу посоветоваться с вами насчёт благоприятной даты… — с нервной и смущённой улыбкой сказал он.

Сяо Наньчжу понимающе кивнул, однако не придал этому делу большого значения — в конце концов, в году немало благоприятных дней для вступления в брак: из трёхсот с лишним сотня да наберётся. Однако каждая конкретная ситуация требует детального анализа, порой требуется соединить гороскопы из восьми знаков жениха и невесты. Закурив, Сяо Наньчжу взял бумажку, где были записаны гороскопы, и передал Чуси. Тот принял её с непроницаемым видом, однако по мере изучения у него на лице отразилось необычное выражение; склонившись к мастеру календаря, он что-то прошептал ему на ухо.

То, что сказал ему Чуси, изрядно удивило Сяо Наньчжу. Почувствовав, что атмосфера изменилась, сидящий напротив них Фан Бэй нервно сжал кулаки.

— Какие-то трудности? — спросил он.

— Гм… Господин Фан, вы с вашей избранницей уже женились раньше? — спросил Сяо Наньчжу с нечитаемым выражением.

От лица Фан Бэя тут же отхлынула кровь — в его памяти будто всколыхнулись какие-то болезненные воспоминания, и лицо мужчины, казавшегося таким добродушным, мигом застыло.

— Да… Это так, — спустя некоторое время дрожащим голосом начал он. — Наша свадьба была в прошлом году, четвёртого декабря, но церемония так и не завершилась, потому что в свадебную машину, в которой ехала моя жена, врезался грузовик. Она сильно пострадала — не только получила серьёзные ожоги лица, но и потеряла… возможность иметь детей. Несколько месяцев я ухаживал за ней, вчера она наконец выписалась из больницы, и я решил сыграть свадьбу ещё раз, но теперь я боюсь, и потому захотел найти того, кто поможет мне назначить благоприятную дату. Если я наконец смогу жениться на ней как полагается, то это… это всё, чего я желаю.

При этих словах его глаза покраснели, и голос дрогнул — похоже, в этот момент Фан Бэй вспоминал, как вытаскивал из машины окровавленное тело жены. Хоть прошло немало времени, он никак не мог забыть весь этот кошмар — ведь ему приходилось смотреть на то, как женщина, которой он так дорожит, терпит мучительные страдания, отчего его сердце обливалось кровью; это уже не говоря о том, что после этой аварии ещё много чего успело на него навалиться.

— Возможно, я покажусь вам смешным, но сегодня я пришёл проконсультироваться с вами тайком от своей семьи. Как только родители узнали, что моя избранница больше не сможет иметь детей, они тут же принялись отговаривать меня от повторной свадьбы, и некоторые из моих друзей также твердят, что ей будет трудно восстановиться после подобных ожогов. Моя жена тоже всё время пребывает в плохом настроении, не хочет, чтобы я видел её лицо. Иногда её раны болят так нестерпимо, что она плачет и просит, чтобы я оставил её в покое. Однако я с ней уже почти восемь лет, я обещал, что женюсь на ней и буду любить её до самой смерти. Пусть у нас не будет детей, и пусть она не будет такой красивой, как раньше… из всех женщин мира она для меня единственная.

Его глаза раскраснелись ещё сильнее — похоже, Фан Бэй больше не мог удержать эмоции под контролем, голос то и дело его подводил. Его родные и друзья так долго на него давили, что он уже не знал, куда деваться, и всё же его решимость взять свою избранницу в жёны не поколебалась. Он никогда не забывал о том, как делил с этой женщиной самые трудные годы — они всегда справлялись с невзгодами вместе, будучи опорой друг для друга. В конце концов, он не считал, что жена — эта фабрика по производству детей или вещь, которую можно выбросить, как только она придёт в негодность. Фан Бэй не мог предать их чувства, отказавшись от своей ответственности как мужа, только благодаря этому он смог выдержать последние несколько месяцев — и лишь когда Сяо Наньчжу задал тот вопрос, сдерживаемые чувства наконец прорвались наружу.

В обществе, которое предъявляет к женщинам столь суровые требования, подобные взгляды редко встретишь — а потому такая верность долгу и любящее сердце заставляли невольно вздохнуть про себя. В этом мире куда чаще попадаются такие мужчины, как муж Ван Ли — однако можно порадоваться тому, что ещё не перевелись такие, как Фан Бэй. Это не могло не тронуть чувства Сяо Наньчжу — даже сидящий рядом Чуси казался опечаленным. Побледнев и поджав губы, он протянул расчувствовавшемуся мужчине бумажные салфетки — при этом Сяо Наньчжу невольно вытаращился на духа календаря, будто увидел привидение. Убедившись, что Чуси и впрямь сделал это по собственному желанию, он, сурово сдвинув брови, сказал:

— Выговорился — вот и славно, а плакать-то зачем? Самое главное — что вы оба живы, а несчастья, как природные, так и происходящие от людей, предотвратить невозможно. На что это похоже — чтобы мужик так раскисал? Давай-ка высчитаем для тебя благоприятный день, сезоны Лися [6] или Сяомань прекрасно подойдут для свадьбы. Выберите время после полудня, чтобы наверняка не прогадать… А ещё, новобрачный, не забудь оставить для меня свадебных конфет!

Фан Бэй смущённо кивнул и наконец сумел вздохнуть с облегчением, когда сидящий рядом Чуси написал ему на листке благоприятную дату для свадьбы. При этом мужчина также приготовился расстаться с немалой суммой — он приготовил в качестве вознаграждения мастеру календаря свою зарплату за целый месяц, и всё же считал, что это того стоило: ведь что может быть важнее, чем чтобы свадебная церемония на сей раз прошла благополучно? Но, как только он собрался вручить деньги Сяо Наньчжу, до сих пор хранивший молчание человек в красном внезапно вышел из комнаты, а потом вернулся и вручил Фан Бэю красный конверт.

— Это?.. — с сомнением спросил тот, уставившись на конверт. От этого Чуси ощутил неловкость — он не мог заставить себя объяснить, что это — подарок от всего сердца для его жены. В глазах Сяо Наньчжу заплясали смешливые огоньки, и Чуси, сам не зная почему, почувствовал лёгкое раздражение. Плотно сжав губы, этот нелюдимый мрачный мужчина с ничего не выражающим лицом наконец выдавил:

— Счастливого Международного женского дня.

Фан Бэй изумлённо застыл, а Сяо Наньчжу совершенно беспардонно расхохотался.


Примечания переводчика:

[1] Невозмутимое выражение лица — в оригинале чэнъюй 老神在在 (lǎo shén zàizài) — в букв. пер. с кит. «оставаясь старым божеством».

[2] Дьявол во плоти — в оригинале чэнъюй 凶神恶煞 (xiōngshén èshà) — в букв. пер. с кит. «дух преступности, нечистая сила».

[3] Покровительство — в оригинале 照顾生意 (Zhàogù shēngyì) — в пер. с кит. «опекать бизнес», обр. в знач. «надёжная крыша».

[4] Развратник 色狼 (sèláng) — в букв. пер. с кит. «распутный волк».

[5] Сяомань 小满 (xiǎomǎn) — «Молочная спелость» — восьмой сезон китайского сельскохозяйственного календаря, наступает 21-22 мая.

[6] Лися 立夏 (lìxià) — «Начало лета» — седьмой сезон китайского сельскохозяйственного календаря, наступает 5-7 мая.


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 34 — Фунюйцзе. Часть 2

Предыдущая глава

Выйдя из ванной, Сяо Наньчжу обнаружил, что Чуси приготовил ему завтрак. Перед ним варилась кастрюля белоснежной пшённой каши, а на тарелочках лежали обжаренные листья горчицы, солёный и маринованный коровий горох и холодная закуска из астры индийской [1] — любимые блюда Сяо Наньчжу.

Проходя на кухню, он машинально бросил взгляд на Чуси, но тот не поднял головы от плиты. Вид мужчины в красных одеждах, который с бесстрастным лицом уткнулся в кастрюлю с кашей, казался на редкость умиротворяющим, так что Сяо Наньчжу почему-то не мог отвести от него глаз.

читать дальшеПоскольку Чуси держал свирепого зверя, который целыми днями ел да спал, он не только умел готовить разнообразные блюда, но и порядком поднаторел в закусках — как-никак, прежде он нередко беседовал с Юаньсяо о кулинарии, а сестрицы-духи календаря Манчжун и Гуюй некогда очень любили его новогодние блины и соления. Всякий раз, когда приходили весенние дожди, они собирали свежие сезонные овощи и вспоенное дождями и росой просо, а потом умоляли Чуси показать, как их можно приготовить. В то время с ним было не так трудно поладить, как сейчас, и он всегда терпеливо готовил закуски, которые выпрашивали у него девушки. К тому же, Чуси не забывал вечером тридцатого числа собрать всю компанию на весёлый шумный ужин, чтобы как следует попировать на счастье в будущем году.

Глядя на то, каким Чуси стал сейчас, казалось, что такое вовсе не в его характере. Думая об этом, Сяо Наньчжу в смешанных чувствах собрался было сесть на диван, чтобы отведать стряпню духа календаря — но тут он увидел, что дуралей [2] Няньшоу, валяясь пузом кверху, забавляется, вылизывая свои жирные лапы, а под диваном обнаружилась его заначка из куриных лап, утиных шеек и тому подобных лакомств, которые он основательно погрыз.

— А этот зверь, как я посмотрю, нарывается…

Сяо Наньчжу с лёгкой улыбкой беззлобно шлёпнул Няньшоу мягким тапком, дразня прилипчивого обжору. «Наказанный» зверь ни капельки не испугался — лишь принялся тереться о ноги Сяо Наньчжу, растрепав свою золотистую гриву. Смотреть на весёлого и полного сил [3] А-Няня было одно удовольствие — Сяо Наньчжу наконец начал понимать, почему Чуси захотел вырастить этого свирепого зверя. Видя, что с ним ничего не поделаешь, мастер календаря опустил руку на макушку Няньшоу, почёсывая основания его рогов.

— А вы с твоим хозяином похожи — оба выглядите пугающе, а на самом деле сущие дурашки… — тихо проворчал он.

При этих словах Сяо Наньчжу овладело какое-то неописуемое чувство, но, вспомнив о том, каким напряжённым был Чуси этим утром, он с улыбкой отвернулся и, развалившись на диване, продолжил, покуривая, возиться с Няньшоу. Доев приготовленный Чуси завтрак, они убрали со стола и приступили к планированию дел на сегодня — поскольку был Международный женский день, Сяо Наньчжу предстояло трудиться исключительно на благо своих соотечественниц.

Госпожа Ван Ли, которая на Юаньсяо приходила к мастеру календаря посоветоваться, снова связалась с ним. Вернувшись домой, она первым делом порвала отношения со своим бесстыжим мужем и в настоящее время жила в родительском доме. Семья Ван Ли также была весьма состоятельна — хоть Сяо Наньчжу ничего не знал о её происхождении, он мог судить об этом по тому, как одевалась и держала себя его клиентка.

Чтобы разобраться в её личном деле — этом абсурдном случае развода в высшем обществе — Сяо Наньчжу не стал прибегать к помощи духов календаря. Каждый раз, когда госпожа Ван Ли звонила ему по телефону, он лишь давал ей советы, но не задавал лишних вопросов — похоже, такой подход пришёлся женщине по душе, и она прониклась к мастеру календаря ещё бóльшим доверием. Как только Ван Ли поняла, что развод будет для неё наилучшим выходом, она скрепя сердце сосредоточилась на том, чтобы разделить имущество по взаимному согласию. Невзирая на мольбы мужа и сына, она была полна решимости идти до конца.

Её муж, будучи политиком, не мог допустить скандала, касающегося его личной жизни, а потому всеми возможными способами старался уладить дело без лишнего шума [4], и это стало для его жены наилучшим козырем, позволяющим ей хорошенько общипать супруга в процессе развода.

Поскольку развод порождал множество проблем, госпожа Ван Ли пригласила Сяо Наньчжу к себе домой, чтобы проконсультироваться с ним по этому вопросу. Потому-то мастеру календаря сегодня предстояло помочь ей с самым главным: назначить благоприятную дату для развода, чтобы окончательно разделаться с несчастливым браком.

Сяо Наньчжу размышлял над этим, сидя в машине, которую прислала за ним госпожа Ван Ли, бездумно глядя в окно на раскинувшийся перед ним безумно дорогой район Фаншань [5]. Похожий на обитель богов на земле, он опоясывал зелёную гору, дома еле виднелись из-за крон деревьев; неудивительно, что при виде этого великолепия Сяо Наньчжу изумлённо вскинул брови.

Он и до этого знал, что его клиентка — состоятельная женщина, но и подумать не мог, что она живёт в подобном месте — ведь для того, чтобы в городе Y приобрести дом в районе Фаншань, помимо денег нужно обладать немалым влиянием и связями. Взять хотя бы этого выскочку Чжан Чи — владея крупной компанией, он мог позволить себе множество домов и машин, но, когда дело доходило до покупки дома в районе Фаншань, тут ему оставалось лишь исходить лютой завистью [6].

Когда Сяо Наньчжу впервые встретил Ван Ли на Праздник фонарей, то она показалась ему измученной и увядшей женщиной средних лет, так что он принял свою новую клиентку за обычную жену богача, и она тоже ни словом не обмолвилась о своём положении в обществе — ведь действительность была за гранью воображения. Не переставая думать об этом, Сяо Наньчжу оглянулся на сидящего рядом с ним хмурого мужчину, брови которого немного разгладились, и внезапно спросил, понизив голос:

— После того, как мы поднялись в гору, тебе стало лучше?

Чуси по собственной инициативе вызвался ехать с Сяо Наньчжу в своём истинном теле — в конце концов, после Цзинчжэ он не осмеливался отпускать мастера календаря одного в опасные с его точки зрения места. А поскольку им предстояло выйти из дома вместе, Чуси постарался изменить свой привычный облик, чтобы больше походить на обычного человека. Длинные красные одежды и золотые латы Чуси-цзюня сменились на одеяния эпохи Тан — не менее красивые и изящные, они, будучи традиционными, воспринимались вполне современно. Но, хотя его облик переменился, подавляющая аура никуда не делась, так что даже водитель, присланный за ними Ван Ли, не избежал её воздействия — всю дорогу он украдкой поглядывал на Чуси в зеркало заднего вида.

Когда Сяо Наньчжу первым заговорил с духом календаря, склонившись к нему, тот прямо-таки остолбенел, не ответив ни слова. Чуси никак не ожидал, что мастер заметит изменения в его состоянии, так что, смутившись, лишь еле заметно кивнул в ответ. В конце концов, сейчас он и вправду чувствовал себя на редкость легко — поскольку район Фаншань был возведён на благословенной земле, окутывающая гору аура счастья в некоторой степени умеряла мучения духа календаря.

Годами копившиеся в душе Чуси страдания, горечь, отчаяние и ненависть как будто немного отпустили его. Хотя это было неочевидно, дух календаря испытывал немалое облегчение. Сам он не обратил внимания на эти перемены, но Сяо Наньчжу уже привык подмечать малейшие колебания его настроения. Когда Чуси кивнул, мастер календаря отвернулся и, задумавшись, рассеянно бросил:

— Вот как… Когда я разбогатею, надо бы подыскать здесь участочек… Эх, говорят, что для этого придётся брать ипотеку, да ещё наверняка понадобится водитель…

Услышав такие слова от подобного нищеброда, водитель бросил на него насмешливый взгляд через зеркало заднего вида — похоже, он свысока смотрел на этого третьесортного шарлатана, которого пригласила к себе его хозяйка. Однако Сяо Наньчжу не обратил на это ровным счётом никакого внимания — задав вопрос Чуси, он вновь уставился в окно на изумительно прекрасный исполненный благодати горный пейзаж. В то же время дух календаря ещё долго не мог прийти в себя — руки в длинных рукавах подрагивали, пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, поджатые побелевшие губы невольно изогнулись.

Они так и проехали молча весь остаток пути. Наконец перед ними вырос дом семьи Ван, располагающийся во втором микрорайоне Фаншаня. Поскольку дома стояли далеко друг от друга, здесь царили тишина и покой. Водитель-сноб припарковался во дворе, после чего мастер календаря и Чуси вместе зашли в дом. Сяо Наньчжу окинул взглядом маленькую гостиную, отделанную в классическом стиле, и стол для маджонга — за ним элегантно одетые дамы коротали послеполуденные часы досуга за игрой и праздной беседой.

— Ах, мастер уже здесь! Скорее, Сяо Чжан, завари белый чай урожая этого года!

Ван Ли выглядела куда моложе и свежее, чем в свой прошлый визит — после того, как она отведала клёцек Юаньсяо, заряженных юностью и красотой, к ней будто в одночасье вернулась былая манера держать себя. Теперь она и одевалась иначе — не так, как в те времена, когда она старалась поддерживать имидж жены политика. Сегодня Ван Ли была в прекрасном жемчужно-белом костюме, с лёгким макияжем. При виде Сяо Наньчжу она не стала вставать — вместо этого она непринуждённо помахала ему, чтобы он, не чинясь, присоединялся к ним, после чего с улыбкой указала на мастера календаря сидящим рядом женщинам:

— Я уже рассказывала вам об этом таланте — несмотря на молодость, уровень его профессионализма необычайно высок. Подумав, что это может стать неплохим развлечением, я собрала всех вас здесь… Вы ведь не знаете, какого труда мне стоит развестись с этим негодяем Лао Чжаном. Если бы не помощь мастера, то мне, одинокой женщине, пришлось бы претерпеть немалые потери.

После подобных слов её гостьи не удержались от того, чтобы обернуться и смерить Сяо Наньчжу оценивающим взглядом. Стоящий за его спиной Чуси, похоже, не привык к тому, чтобы все женщины в комнате столь беззастенчиво глазели на его мастера, а потому лицо духа календаря приняло недовольное выражение. Впрочем, сам Сяо Наньчжу как ни в чём не бывало подошёл к столу, отодвинул для Чуси стул и лишь после этого сел сам, улыбаясь с вежливой непринуждённостью.

— Простите, что помешал! Как у вас сегодня обстоит дело с везением? Что там с костяшками у старшей сестрицы Ван? Дайте-ка я посмотрю, повезёт ли вам сегодня… Ого, да вы проиграетесь в пух и прах!

Несколько женщин в ответ на его слова не удержались от смеха — в конце концов молодые привлекательные мужчины с чувством юмора всегда в цене. Они получали немалое удовольствие, даже просто глядя на него. К тому же, с ним пришёл мужчина в красном, обладающий ещё более притягательной внешностью — благодаря их присутствию атмосфера мигом оживилась. Поскольку Ван Ли успела разрекламировать Сяо Наньчжу своим подругам, те уже имели некоторое представление о том, чем занимается мастер календаря.

— Ох, неужто в наше время и правда существует такая необычная профессия, как мастер календаря? Можем ли мы спросить у вас, на что похожа ваша каждодневная работа? А то, может, старшая сестрица Ван над нами подшутила...

Этот вопрос задала женщина, курящая дамскую сигарету — из их разговора Сяо Наньчжу понял, что эта дама по фамилии Цзян также была женой крупного чиновника, а потому держалась весьма высокомерно. Молодая замужняя женщина по фамилии Ли, улыбаясь, добавила:

— И правда, это в самом деле звучит весьма необычно. Мастер, вы не расскажете нам о вашей профессии поподробнее?

Сяо Наньчжу сменил за столом Ван Ли, которая в самом деле проиграла, и принялся перебрасываться шутками с дамами. Он был немало удивлён тем, что госпожа сама взялась рекламировать его дело, однако те, кто желает обмануться, должны быть обмануты — в конце концов, от этого напрямую зависело финансовое благополучие Сяо Наньчжу. Когда выставленный из гостиной Чжан Сифэн — сын госпожи Ван Ли — вышел, мастер календаря с улыбкой принялся вещать [7]:

— Суть моей профессии состоит в том, что я могу по своему усмотрению общаться с духами календаря. Подобно тому, как даосы почитают трёх чистых божеств [8], а буддийские монахи молятся Будде Шакьямуни, я всецело полагаюсь на старый календарь, в котором обитают духи — это и Цинмин с Дуаньу, и Гуюй с Личунем, и Чуси с Данянем — если у вас возникнет какой-нибудь вопрос, я могу обратиться за помощью к этим божествам, ведь на самом деле за каждый день отвечает свой дух.

Его слова поразили дам до глубины души:

— Что? Неужели такое возможно? А что собой представляют эти духи календаря?

В этот самый момент Сяо Наньчжу выиграл партию.

— А почему бы и нет? — попивая чай и попутно поправляя макияж, заметила Ван Ли. — Верите же вы обычно всякой ерунде об уходе за собой от «гуру», якобы обладающих тайным знанием, а сегодня вы в кои-то веки встретились с настоящим мастером — и так глупо себя ведёте. В тот день в доме мастера я повстречала его ассистентку по имени Юаньсяо — она вылитая небожительница. А ведь в тот день как раз был Праздник фонарей — Юаньсяо! После того, как я съела приготовленную ею клёцку, по возвращении я заметила, что у меня и впрямь стало меньше морщин… А ваш братец-ассистент, выходит — Сань [9]

Чуси с каменным лицом встал за спиной мастера — после того, как его приняли за Фунюйцзе, и без того мрачный дух календаря, казалось, вот-вот взорвётся, отчего Сяо Наньчжу поневоле напрягся, выпрямившись на стуле. Картины того, как древний дух расправляется с наваждениями, всё ещё ясно стояли у него перед глазами, так что Сяо Наньчжу всерьёз опасался, что сейчас доведённый до крайности Чуси перевернёт кверху дном весь район Фаншань. Однако не успел он открыть рот, чтобы объясниться, как ему дико захотелось курить — это желание донимало его всю дорогу сюда. Когда всё ещё недовольный Чуси заметил это, он мигом усмирил пламя гнева, полыхнувшее в его глазах. Достав из широкого рукава сигарету, он зажёг её и сунул в рот Сяо Наньчжу.

Яркий огонёк осветил безжизненные кисти рук, похожие на сухое дерево, струйка дыма проникла в лёгкие, и Сяо Наньчжу словно погрузился в транс. Его взгляд упал на эти бледные руки, и он внезапно ощутил необоримое желание коснуться их кончиком языка. Подавив необъяснимый чувственный порыв, Сяо Наньчжу подхватил сигарету пальцами. Ощущая во рту этот порочный привкус, он закусил сигарету и с улыбкой ответил:

— Это не Саньба, она сегодня взяла отгул, но обычно мои помощники появляются в свои дни — в прошлый раз, когда приходила старшая сестрица Ван, та девушка и вправду была духом Юаньсяо. Ха-ха, просто шучу.

От этого объяснения все вновь рассмеялись, решив, что Сяо Наньчжу — в самом деле очень интересный человек, поэтому, какое-то время поиграв в маджонг, все они обменялись адресами своих ВиЧатов. Благодаря богатому жизненному опыту Сяо Наньчжу чувствовал себя в их окружении как рыба в воде, и то, как он держался — скромно, но с достоинством — пришлось по нраву всем женщинам. В конце концов, у многих из них, как и у госпожи Ван Ли, было немало проблем — у кого-то со здоровьем, у кого-то — с рождением детей, а у кого-то — с мужьями. Некоторые из них не хотели предавать это огласке, а потому зачастую доверялись подобного рода специалистам, о которых узнавали через знакомых. Так для Сяо Наньчжу незаметно приоткрылась лазейка в мир великосветских дам района Фаншань.


Примечания переводчика:

[1] Коровий горох 豇豆 (jiāngdòu) — вигна китайская — Vigna sinensis Hassk.



Астра индийская 马兰 (mǎlan) — малань — в букв. пер. с кит. «лошадиная орхидея» дикорастущая трава, ростки которой идут в пищу — Kalimeris indica (L.)



[2] Дуралей — в оригинале 二百五 (èrbǎiwǔ) — в букв. пер. с кит. «двести пятьдесят», обр. в знач. «дурак, недотёпа». Существуют несколько гипотез происхождения этого каламбура, вот одна из наиболее интересных:

В эпоху Сражающихся царств стратег и дипломат Су Цинь пал от руки наёмного убийцы в Царстве Ци. Правитель Ци пришёл в ярость и, желая во что бы то ни стало поймать злодея, придумал хитроумный план. Он отрубил голову Су Циню и велел бичевать её, а потом повесить на воротах, объявив, что он был злодей и предатель, и правитель Ци не знал, как от него избавиться, а потому готов даровать убившему его герою тысячу золотых таэлей. На эту уловку и впрямь купились четверо человек. Когда они явились во дворец, правитель спросил у них, как же они поделят награду, и один из них ответил: да очень просто, по двести пятьдесят таэлей каждому. Тогда взбешённый правитель приказал выдать им деньги и тут же казнить их, а настоящий убийца благополучно скрылся в Царстве Цинь.

[3] Весёлый и полный сил — в оригинале чэнъюй 生龙活虎 (shēng lóng huó hǔ) — в пер. с кит. «живой дракон и живой тигр», обр. в знач. «ожить; воспрянуть духом; бодрый, энергичный».

[4] Без лишнего шума — в оригинале чэнъюй 息事宁人 (xīshì níngrén) — в пер. с кит. «прекратить конфликт, успокоить людей», обр. также в знач. «идти на уступки, чтобы избежать дальнейших неприятностей», «уладить дело ко всеобщему удовольствию», «замять дело».

[5] Фаншань 房山 (Fángshān) — название района в пер. с кит. «дома на горе», так называется также престижный район в Пекине.

[6] Исходить лютой завистью — в оригинале 羡慕嫉妒恨 (xiànmù jídù hèn) — в пер. с кит. «восхищаюсь, завидую, ненавижу» — популярная фраза, отмечающая, что говорящий завидует белой завистью.

[7] Вещать — в оригинале 释道 (shìdào) — в пер. с кит. «буддистское и даосское учение».

[8] Три чистых божества 三清 (sānqīng) — саньцин — три верховных божества: Тайшан Лао Цзюнь 太上老君 (tàishànglǎojūn) — Верховный достопочтенный Владыка Лао, Юаньши Тянь Цзунь 元始天尊 (yuánshǐtiānzūn) — Изначально почитаемый на Небе, Тайшан Даоцзюнь 太上道君 (tàishàng dàojūn), а также три обители даосских богов: Нефритовая Чистота 玉清 (yùqīng) — юйцин, Великая Чистота 太清 (tàiqīng) — тайцин и Высшая Чистота 上清 (shàngqīng) — шанцин. Три чистых мира (сущности) образованы от трёх стихий, которые выделились из первичной стихии.

[9] Сань — Ван Ли хотела сказать «Саньба» 三八 (sānbā) — в букв. пер. с кит. «3.8» — другое расхожее название Международного женского дня (8-й день 3-го месяца), поэтому на китайских поздравительных открытках к 8 марта часто встречаются эти цифры.


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 33 — Фунюйцзе. Часть 1

Предыдущая глава

С Цзинчжэ минуло два дня. Сяо Наньчжу так вымотался, что всё это время носу из дома не казал — Чжан Чи звал его выпить вместе, но он отказался. Раньше он, может, и согласился бы на подобное приглашение — в конце концов, тот занятный красавчик с их прошлой встречи в ночном клубе продолжал засыпать его смс-ками фривольного содержания — но после того, как Сяо Наньчжу задал Чуси тот вопрос, его интерес к данному аспекту мгновенно испарился: стоило только подумать о подобном, как на душе делалось тошно.

— Чуси, я тебе нравлюсь?

В тот день Чуси так и не ответил ему. Не то чтобы он в самом деле не желал отвечать — он просто не знал, что сказать.

скрытый текстСтоило этому издревле холодному и бесстрастному духу календаря услышать этот вопрос, как его лицо внезапно перекосилось, а руки в длинных рукавах сами собой сжались в кулаки.

Те неразделённые желания, которые неустанно терзали Чуси, вновь затопили его разум. Он как никогда ясно понял, что все его попытки любыми способами подавить эти чувства совершенно бесполезны. Чуси постоянно думал о Сяо Наньчжу и больше всего боялся, что тот об этом узнает. И вот теперь, когда мастер календаря без малейшего снисхождения разоблачил его, Чуси не находил себе места от стыда.

Он чувствовал себя бессовестным и отвратительным, ведь во власти этих греховных помыслов он следил за каждым движением человека, который ничего об этом не подозревал. Стоило ему увидеть, что мастеру календаря угрожает опасность, как он попросту не мог этого вынести. В подобную ситуацию Чуси попал впервые, а потому, помимо волнения и беспомощности, он ощущал куда более сильное смятение.

Чуси до ужаса боялся, что не сможет сдержаться — ведь прежде он уже дважды бесстыдно принуждал Сяо Наньчжу к оскорбительным для него действиям, но тело мастера календаря было столь притягательно, что от одной мысли о нём всё внутри трепетало. Однако Чуси прекрасно сознавал, что хорошо, а что — плохо; он совсем не желал вызвать отвращение Сяо Наньчжу, и уж тем более — причинить кому-либо вред. Пусть мастер календаря, входя в его положение, в конце концов всегда великодушно прощает его, это вовсе не значит, что такое может повторяться раз за разом — совершив подобное в третий раз, он точно пересечёт черту.

Непрестанно думая об этом, Чуси задрожал и закрыл глаза. Его грудь теснили противоречивые чувства, однако в них не было ни капли радости или облегчения от того, что его тайну раскрыли — лишь сильнейшее чувство вины за свою уродливую искорёженную душу. С огромным трудом подавив порочные мысли, Чуси медленно поднял покрасневшие глаза и уставил застывший взгляд на Сяо Наньчжу с таким видом, словно хотел содрать кожу его лица — и после долгого молчания наконец тихо пробормотал:

— Я не знаю, мастер… Я не знаю.

Этот ответ казался по-детски беспомощным. Чуси был рождён в первый месяц года, и потому ему достались самые яркие краски, но сейчас его разум был девственно чист, словно лист бумаги. Сейчас он попросту не смог бы вынести, чтобы кто-то касался его — ведь он такой грязный, что любой, кто до него дотронется, тоже будет осквернён. При виде такой реакции Сяо Наньчжу поневоле нахмурился. Помолчав, он от безысходности закурил сигарету и со вздохом сказал:

— Ну, не знаешь так не знаешь.

Произнося эту дежурную фразу, Сяо Наньчжу немного пал духом, однако он совершенно не желал бессовестно принуждать Чуси к ответу — а потому ему только и оставалось, что сделать вид, будто ничего особенного не случилось.

Однако это происшествие с ударом молнии потрясло Сяо Наньчжу до глубины души, и потому его до сих пор переполняли признательность и сострадание, которых он был не в состоянии выразить. Как бы то ни было, Чуси уже ответил, и вытягивать из него что-то ещё никуда не годилось. После сокрушительного [1] промаха Цзинчжэ этой ночью Сяо Наньчжу только и оставалось, что в потёмках на ощупь позаботиться об ожогах на спине Чуси — и при этом сердце мужчины поневоле обливалось горькими слезами.

В слабом свете мобильника Сяо Наньчжу снял с Чуси одежду и уложил его на свою кровать, а сам опустился на колени рядом с ним. Вроде бы, в этом действии не было ничего необычного — ведь Сяо Наньчжу не раз приходилось обрабатывать чужие раны — и всё же, стоило кончикам его пальцев коснуться куда более бледной, чем у обычных людей, окровавленной кожи, как его дыхание поневоле сбилось.

Тихо лежащий на кровати Чуси производил впечатление беспомощности и покорности — одно это могло пробудить садистские наклонности. Подобный вид представлял собой чудодейственную противоположность обычно мрачному и жестокому образу Чуси — другой такой противоположностью было его нежное отношение к Няньшоу и Чуньцзе. Ни один нормальный мужчина был не в силах противостоять подобному искушению. Более того, Сяо Наньчжу был не тем человеком, который привык подавлять свои порывы, а потому, естественно, не смог удержаться от цветистых фантазий. Однако в глубине души он понимал, что в определённых вещах не стоит пересекать границу, а потому, закрыв глаза, он усилием воли подавил непристойные мысли и принялся сосредоточенно стирать с кожи потёки крови, которая уже начала сворачиваться.

При виде того, в каком Чуси состоянии, движения Сяо Наньчжу непроизвольно стали более осторожными и лёгкими — быть может, потому что спина Чуси представляла собой одну сплошную рану, он боялся причинить ему боль. Но вот чего не ведал мастер календаря — так это того, что такие раны для Чуси не представляли никакой опасности. Его и прежде много раз терзали и рвали на части злые духи, и он ни разу не просил пощады, что уж говорить об этом случае. А потому Чуси так и не издал ни звука, позволяя Сяо Наньчжу прикасаться к своей коже бережно, будто к тонкому фарфору. Возможно, долгая холостяцкая жизнь не идёт мужчине на пользу — а потому, когда Сяо Наньчжу насилу отправил Чуси и Цзинчжэ по домам, чтобы самому вкусить заслуженный отдых, он так и не смог толком заснуть.

Снилась ему сущая дребедень — от одного воспоминания об этом сне Сяо Наньчжу делалось не по себе. Нескончаемая череда подобных снов об одном человеке преследовала его разве что в пятнадцать лет, когда он был никчёмным подростком — но теперь-то он давно вышел из этого возраста. Потому-то, когда семнадцатого числа второго лунного месяца вновь пришло время приниматься за работу, Сяо Наньчжу так хотелось спать, что он был не в состоянии продрать глаза. Заявив, что он нуждается в отдыхе, мастер послал явившегося на службу усердного духа календаря работать самостоятельно.

Лишь к полудню он смутно припомнил, что с ним, вроде как, хотел созвониться Пэн Дун. Всё ещё полусонный Сяо Наньчжу немного поболтал с полицейским и оставил ему свой адрес. Поскольку Пэн Дун был занят на работе, он договорился с Сяо Наньчжу, что заедет к нему посидеть в другой раз. После этого, отказав всем клиентам без разбору, мастер календаря задрых на пару дней — в полном упадке духа он свернулся калачиком на постели, будто бродячий пёс, не различая дня и ночи.

— Что же… сейчас всё ещё семнадцатое число? — не открывая глаз, пробормотал он.

Растрёпанный и зевающий, Сяо Наньчжу нащупал на прикроватной тумбочке мобильный телефон и машинально открыл вэйбо. Посмотрев на время, он обнаружил, что проспал больше суток, и сейчас уже наступил большой праздник — Фунюйцзе, Восьмое марта, или же Международный женский день.


@Мастер календаря старина Сяо

Сегодня Восьмое марта по григорианскому календарю и 18 число второго лунного месяца. Этот день благоприятен для похорон, а также для того, чтобы совершать жертвоприношения, сочетаться браком и устраивать смотрины. В этот день следует избегать посадки растений, создания чего-либо, устройства очага и переездов. 8 марта 1909 в городе Чикаго в США случился первый бурный всплеск феминизма, с тех пор Международный женский день распространился по всему миру. Потому сегодня я поздравляю наших прекрасных соотечественниц и желаю им счастливого праздника =3=


Стоя в ванной, Сяо Наньчжу чистил зубы и параллельно набирал пост в вэйбо. Он до сих пор придерживался привычки каждый день писать в свой микроблог, и это привлекло множество новых подписчиков, которые без конца спрашивали у него обо всём подряд. Поскольку в эти дни Сяо Наньчжу был занят, у него не было времени отвечать на их вопросы, а потому, когда он, сунув в зубы щётку, нажал на значок сообщений @, на него вывалился целый ворох самых разнообразных и странных вопросов.


@Чайник Чжан сегодня ест землю [2]

@Мастер календаря, мастер Сяо Наньчжу, прошу уделить мне внимание [3]! (^o^)/~ В детстве у меня была трахома [4], и моя бабушка велела мне, чтобы в четвёртый день лунного месяца я вставала в угол и тёрла глаза — она говорила, что от этого моим глазам полегчает. Не помню, был ли от этого какой-нибудь эффект; позвольте спросить, есть ли какие-то основания у этого поверья?


Сяо Наньчжу выбрал этот любопытный вопрос наугад, убедившись, что он не представляет сложности, и тут же ответил на него в своей обычной несерьёзной манере, добавив милый смайлик.


@Мастер календаря старина Сяо

Никаких научных оснований у этого поверья нет, но оно в самом деле может быть полезным~ Однако учтите, что тереть глаза, стоя в углу, можно, но недолго, а то вы повредите глаза и занесёте в них дух несчастья, и тогда в будущем вы можете увидеть что-то по-настоящему скверное, как-то так ~(≧▽≦)/~


Отправив этот «многозначительный» ответ, Сяо Наньчжу положил мобильник на край мокрой раковины, игнорируя все комментарии ниже. Изначально он хотел дать совет из самых добрых побуждений, однако этого оказалось достаточно, чтобы заинтриговать подписчиков сверх всякой меры [5].

Пользователям интернета не было числа, и Сяо Наньчжу каждый день получал в личку своего прославившегося микроблога целую гору сообщений. Многие готовы были заплатить ему хорошую цену за то, чтобы мастер календаря пришёл к ним на дом. Поскольку Сяо Наньчжу изначально сотрудничал как с частными лицами, так и с юридическими, множество предприятий, таких, как компании экспресс-доставки или авиакомпании, также связывались с ним, чтобы предложить ему работу. Изначально эти оказавшиеся в безвыходном положении люди лишь желали взглянуть на блог Сяо Наньчжу одним глазком, однако, убедившись, что профессионализм мастера календаря и впрямь заслуживает доверия, они готовы были раскошелиться, а потому доход Сяо Наньчжу постепенно возрастал — несколько предложений работы с выездом на дом поступили одно за другим.

Вот только в это утро Сяо Наньчжу был не в духе. Чтобы настроиться на работу во второй половине дня, он какое-то время неподвижно сидел и курил, подумывая, что надо бы принять душ, чтобы проснуться как следует. Как-никак, сегодня на работу выходила Фунюйцзе — вспыльчивый дух Международного женского дня [6] и, увидев растрёпанного и неопрятного мастера календаря она, чего доброго, покроет его бранью.

Подумав об этом, Сяо Наньчжу всё-таки поднялся на ноги и потащился в ванную, где неторопливо разделся, оставшись в одних трусах. Но стоило ему встать у ванной, готовясь включить нагреватель, как дверь за его спиной распахнулась, впуская порыв холодного воздуха. Машинально подтянув трусы, Сяо Наньчжу обернулся — и увидел в дверях ту самую фигуру в ярко-красных одеждах. На лице духа календаря, с которым он расстался совсем недавно, застыло ошеломлённое выражение. При одном взгляде на практически обнажённое тело Сяо Наньчжу каменное лицо Чуси внезапно залилось краской. Стремительно отвернувшись, он сдавленным голосом заверил:

— Мастер… Про… Простите меня…Я ничего… ничего не видел.

От этих слов Сяо Наньчжу остолбенел. Какое-то время он не мог взять в толк, зачем Чуси снова вышел не в свой день — в конце концов, в прошлый раз у них так ничего и не срослось [7], и разумно было бы предположить, что какое-то время Чуси не захочет видеть его из-за возникшей неловкости. Однако, когда этот дух календаря пребывал во вменяемом состоянии, Сяо Наньчжу совершенно не мог на него сердиться, и потому, хоть случившееся на Цзинчжэ по-прежнему не давало ему покоя, он не стал поднимать эту тему, чтобы не смущать Чуси. Поэтому он почесал макушку и с протяжным вздохом бросил:

— Ладно-ладно, не видел так не видел. Но мне правда нужно принять ванну, а ты зачем вошёл — хочешь со мной? И почему ты вышел вместо Фунюйцзе?

Чуси машинально обернулся на вопрос мастера, но тут же боковым зрением заметил обнажённый торс Сяо Наньчжу с чётко очерченными мышцами. Прекрасный и мрачный дух календаря вновь вспыхнул, поспешно опустив голову.

— Фунюйцзе нездоровится, — нахмурившись, объяснил он. — Хоть в этом году ей не положен отпуск по болезни, но она просит. Фунюйцзе не может встать с постели, а у духов соседних дней нет свободного времени, чтобы её подменить, вот от безысходности она и обратилась ко мне, попросив поработать сверхурочно… А ещё она сказала, что если вы спросите, чем она заболела, то мне надо сказать...

— Так что там с ней? — спросил Сяо Наньчжу.

— У неё… Месячные.

Невозможно было представить, чтобы столь смущающие слова сошли с языка Чуси. Сяо Наньчжу чуть не подавился до смерти и некоторое время яростно кашлял. Когда он наконец поднял голову, то увидел, что у обычно столь сурового Чуси даже мочки ушей зарделись — однако когда двое взрослых мужчин обсуждают женские критические дни — это чересчур непристойно, а потому Сяо Наньчжу просто покивал, делая вид, что не расслышал. Стоящий спиной к нему Чуси вздохнул с облегчением, поняв, что мастер календаря не будет доискиваться до подлинных причин его внеурочного выхода на работу. Напряжённой походкой [8] он прошёл в гостиную и сел там, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной. В его уме крутились самые разные мысли, но при этом в памяти то и дело всплывало то, что случилось на Цзинчжэ.

После Цзинчжэ он несколько дней не осмеливался показываться на глаза Сяо Наньчжу — ведь все его тайные помыслы были разоблачены, и от этого сердце духа календаря затопила невыносимая горечь. Снисходительность и терпимость Сяо Наньчжу порождали признательность в душе Чуси — с одной стороны он был рад, что мастер избегает этой темы, но с другой стороны эта недосказанность камнем легла на сердце, став препятствием на его пути к сближению с Сяо Наньчжу.

Духи календаря живут долго, и хоть они тоже стареют, это происходит крайне медленно — практически незаметно, поскольку в то время, как для обычных людей проходит год, духи календаря появляются в земном мире лишь на один день.

Потому-то духи календаря властвуют над течением времени, не меняясь веками и тысячелетиями. Однако, если дух календаря нарушает правила, постоянно выходя в те дни, которые ему не принадлежат, это приводит к тому, что прежде застывшее для него время начинает течь, как для обычного смертного. Он по-прежнему обладает волшебными силами, но тем самым по собственному выбору отказывается от своей божественной природы, растрачивая свою жизнь. Для духа календаря это глупое и безрассудное поведение, однако тут уж ничего не поделаешь — сейчас Чуси… встал именно перед таким выбором.

Но до сих пор никто из духов календаря не догадывался об этом: ни Фунюйцзе, ни Чуньцзе, ни Цзинчжэ — все они думали, что у этого мрачного типа семь пятниц на неделе, и даже представить себе не могли, до какой степени этот молчаливый дух календаря одержим своей навязчивой идеей. Хоть Чуси отлично знал, что каждый проведённый здесь день крадёт у него часть жизни, так что она может сократиться до ста лет — или даже до нескольких десятков, после чего он, наверное, умрёт — он ничуть не сожалел об этом.

Он всё ещё не мог ответить на вопрос о любви, однако если бы мог, то наверняка сказал бы, что надеется видеть Сяо Наньчжу каждый день, каждое мгновение, защищать его от смертельных опасностей, разделять его радость, видеть его счастливым — ему и этого будет достаточно, более чем достаточно.

Время скоротечно [9], и если ценой бессмертия были встречи с Сяо Наньчжу, то Чуси больше не желал такой жизни — одинокой и холодной. Он понимал, что мастер календаря понятия не имеет, что у него на уме, но Чуси был готов бороться за каждую возможность увидеть его.

В конце концов, был ли то день Чуси или Чуньцзе, или любой другой день — он помнил лишь то, что провёл эти дни с Сяо Наньчжу. Он сам толком не понимал, в чём причина подобного упорства, но любовь заставляет людей терять рассудок, не давая мыслить здраво, а потому неважно, догадается ли об этом Сяо Наньчжу, Чуси никогда не отступится [10] от своего решения. Прокручивая в голове эти мысли, он сидел в гостиной, глядя в пустоту, а в это время Няньшоу, пользуясь моментом, доедал закуски со стола Сяо Наньчжу. Словно вспомнив о чём-то, Чуси моргнул, опустил взгляд на свои безжизненные ладони, серые, будто иссохшее дерево, и пробормотал:

— Нравится… а почему бы и… не нравится?


Примечания Шитоу Ян (автора):

Простите, я наконец-то вернулась! Пару дней назад я встретилась со своим знакомым-геем и задумалась кое над чем; показав ему свои записи, я обсудила с ним вопросы однополой любви, и почувствовала, что надо бы исправить ошибки, которые я наваляла, стараясь выкладывать обновления побыстрее, поэтому несколько дней я потратила на то, чтобы хорошенько их отредактировать.

Так что я сильно перелопатила эти четыре главы, относящиеся к Фунюйцзе. Тем девушкам, которые уже купили главы, я обещаю, что постараюсь завтра всё перезалить, это касается только Фунюйцзе. Прошу, критикуйте, указывайте на недостатки — я безоговорочно всё приму! Я пока не слишком хорошо с этим справляюсь, но я от всей души надеюсь, что смогу немного приблизить свою книгу к идеалу.


Примечания переводчика:

[1] Сокрушительный — в оригинале чэнъюй 惊天动地 (jīngtiāndòngdì) — в пер. с кит. «потрясти небо и всколыхнуть землю», обр. в знач. «потрясающий, поразительный; оглушительный».

[2] Чайник Чжан сегодня ест землю 张小白今天也在吃土 (Zhāng xiǎobái jīntiān yě zài chī tǔ), где:

Чайник 小白 (xiǎobái) — в букв. пер. с кит. «маленький белый», в раннем интернетном сленге это слово обозначало «тролль», обозначая людей, которые не придерживаются правил, не уважают порядок и не сдерживают себя, они эгоцентричны и без причины оскорбляют людей, это слово — сокращение от 小白痴 (xiǎobáichī) — «дебил»; также этим словом обозначали людей с низким уровнем интеллекта. В дальнейшем слово приобрело более нейтральную окраску, обозначая новичков.

Есть землю 吃土 (chītǔ) — идиома, обозначающая нищенское существование, а также популярный интернет-мем — так шутливо пишут о себе пользователи сети, говоря, что спустили все деньги на сетевых распродажах, так что до следующего месяца им нечего есть.

[3] Прошу уделить мне внимание — в оригинале 翻牌 (fānpái) — в пер. с кит. «вытянуть табличку» — так говорилось, когда император выбирал табличку с именем той жены или наложницы, с которой сегодня будет проводить ночь; так же обозначается кон игры в маджонг, когда вытаскивается костяшка.

[4] Трахома 砂眼 (shāyǎn) — в букв. пер. с кит. «песок в глазах», потому что из-за поражения эпидермиса поверхность конъюнктивы становится шершавой, будто песок — инфекционное заболевание, вызываемое Chlamydia trachomatis, часто бывает у детей, конъюнктивит является одним из её проявлений.

[5] Сверх всякой меры 十二分 (shíèrfēn) — в пер. с кит. «на 120%», обр. также в знач. «более чем достаточно, в высшей степени, чрезвычайно».

[6] Международный женский день — Фунюйцзе 妇女节 (fùnǚjié). Первыми лидерами феминистского движения в Китае, которое зародилось на рубеже XIX-XX вв. ещё до вестернизации, были мужчины. В 1897 году философ и литератор Лян Цичао (1873-1929) предложил запретить бинтование ног и призвал женщин работать, получать образование и участвовать в политической жизни.

История Международного женского дня в Китае тесно связана с приходом к власти Коммунистической партии в 1949 г. Впервые праздник официально отмечался в 1965 г. В Китае в этот день не выходной, а лишь сокращённый рабочий день, в стране проходят митинги, праздничные мероприятия, награждения, мужчины дарят женщинам подарки и цветы.

[7] Не срослось — в оригинале 搞/上/了 (gǎo/shàng/le) — зацензуренное «оттрахать».

[8] Напряжённая походка — в оригинале 同手同脚 (tóng shǒu tóng jiǎo) — в пер. с кит. «руки вместе, ноги вместе» — такой тип движения, когда левая нога двигается синхронно с левой рукой, а правая нога — с правой рукой, при походке или при плавании. Также эта идиома означает единодушие — когда люди делают всё и думают одинаково.

[9] Время скоротечно — в оригинале чэнъюй 白驹过隙 (báijūguòxì) — в пер. с кит. «[быстро, как] белый жеребёнок перепрыгивает через узкую щель», образно о стремительном беге времени. Байцзю白驹 (báijū) — «белый жеребёнок» также означает «солнечный зайчик».

Идиома происходит из «Чжуан-цзы. Записки о путешествии на Север». Чжуан-цзы — он же Чжуан Чжоу (369-286 гг. до н. э.), основоположник философии даосизма, автор одноимённого даосского трактата: «Жизнь человека между землёй и небом — как ] белый жеребёнок, перепрыгивающий через узкую щель, мимолётна». В книге описывается, как Конфуций однажды отправился к Лао-цзы, чтобы посоветоваться с ним о том, что есть «Высший путь» («Высший путь» — 至道 (zhìdào) — чжидао — самое лучшее учение, этические нормы (道德 (dàodé) — нравственность, добродетель, мораль, конф. истина, а также «дао» (высший закон) и дэ (отражение высшего закона в человеке)) или политическая система; также наивысший принцип, правила, установления; в буддизме и даосизме чжидао — наиболее утончённые, трудные для понимания и сокровенные истины и даосские магические техники). Лао-цзы сказал, что это — воздержание в пище и омовение, поскольку «Человеческий век чрезвычайно короток — словно белая лошадь (白马 (báimǎ) — объект жертвоприношения), что проносится через узкую щель — мелькнёт вспышкой и уйдёт. Смерть — это переход от видимости к бестелесности, а путь (дао) — и есть душа, которая вечно остаётся в этом мире».

В «Исторических записках» Сыма Цяня Бао Се говорит: «Человеческий век подобен солнечному зайчику, перепрыгивающему через узкую щель. Нынче государь династии Хань медлителен и оскорбляет людей, бранит своих князей и сановников, будто рабов».

[10] Никогда не отступится — в оригинале чэнъюй 义无反顾 (yìwú fǎngù) — в пер. с кит. «долг не позволяет оглядываться назад», обр. в знач. «долг обязывает идти до конца», «моральные принципы не позволяют отступить», также «без колебаний», «непреклонно».


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 32 — Цзинчжэ. Часть 4

Предыдущая глава

Когда мгновение назад перед ним внезапно появился Чуси, Сяо Наньчжу ещё не успел отреагировать на происходящее.

В конце концов, удар молнии, только что призванной Цзинчжэ, длился доли секунды, а Сяо Наньчжу при всей своей скорости реакции был всего лишь обычным человеком, и потому всё, что он успел — это оттолкнуть стоявшего позади Чжан Чи. Вслед за этим Сяо Наньчжу сшибло с ног порывом сильного ветра, и он, побелев от ужаса, машинально вскинул руку, чтобы заслониться от вспышки яркого света, ожидая, что ему в голову вот-вот ударит молния. Внезапно глаза ему застила ярко-красная пелена, и чужие руки сжали Сяо Наньчжу с такой силой, что чуть не сокрушили его кости.

читать дальшеВ тот же миг их тела будто бы слились воедино. Из-за того, что их руки и ноги тесно переплелись в объятии, они вместе приняли на себя этот смертельный удар. Мастер календаря ощутил, как молния поразила Чуси, вырвав у него сдавленный стон, и всё тут же закончилось. Сяо Наньчжу лежал навзничь, уставившись в небо, и тут его ушей достигли слова явившегося не в свой день духа календаря — в его дрожащем голосе ощущалась невыразимо прекрасная нежная грусть и запоздалый испуг.

— Мастер… к счастью, с вами ничего не случилось, это хорошо…

В это мгновение Сяо Наньчжу показалось, что в глазах Чуси блестят слёзы, и он не мог сказать, какие чувства это вызвало в его сердце. На какое-то время Сяо Наньчжу оцепенел, будучи не в силах прийти в себя, а когда у него в голове наконец прояснилось, его руки всё ещё дрожали. Он открыл было рот, но так и не смог выдавить из себя ни слова при взгляде на побелевшее лицо Чуси.

— Чуси… — севшим голосом окликнул он мужчину в красных одеждах.

Обычно в сердце Сяо Наньчжу переплеталось множество сложных эмоций, но в этот миг лишь одно тайное, обжигающе-горячее чувство затопило его без остатка. Он не знал, почему этот дух календаря внезапно появился здесь, и почему, не задумываясь ни на мгновение, заслонил его собой.

Голова Сяо Наньчжу будто опустошилась. Обхватив Чуси, он, пошатываясь, кое-как принял сидячее положение, и с застывшим лицом уставился на красные одежды, опалённые молнией — их клочья свисали с бледной спины, сплошь покрытой ожогами, и от вида стекающих по ней струек крови мастера календаря охватил озноб. Не меняясь в лице, Сяо Наньчжу мигом скинул с себя куртку и плотно укутал в неё обессилевшего Чуси почти грубыми движениями.

— Мастер? — растерянно произнёс он.

Только что, в спешке покинув календарь, он потерял много сил и к тому же принял на себя молнию Цзинчжэ — а потому теперь чувствовал себя измученным до крайности.

Хоть этот удар и не был для духа календаря смертельным, и боли он не страшился, возможно, из-за того, что он воочию увидел, как Сяо Наньчжу оказался на волосок от смерти, его тело от переживаний напряглось до предела, и от этого он весь сжался.

Когда Чуси-цзюнь убедился, что мастер цел и невредим [1], мучительное беспокойство наконец отпустило его сердце, однако вслед за этим тут же накатило острое чувство вины и запоздалого страха, отчего дух календаря пришёл в полное расстройство.

— Побудь пока там и не вмешивайся, — почувствовав, что с его голосом что-то не так, Сяо Наньчжу уставился на Чуси взглядом, в котором читались противоречивые эмоции; при этом он осторожно поправил куртку на плечах Чуси, стараясь не задеть его раны.

Ведь, как-никак, Цзинчжэ сейчас приходилось туго — проклятущая змея, решив, что с человеком покончено, переключилась на духа календаря. Поскольку тот беспокоился за Сяо Наньчжу и Чуси, он не мог не отвлекаться, и уже пропустил несколько подлых атак.

В подобной обстановке Сяо Наньчжу не мог позволить себе промедления, а потому он тут же усмирил чувства, которым на миг дал волю, и собрался было вернуться к уничтожению змеи, однако Чуси схватил его за запястье, будто желая объясниться: похоже, он не так понял мастера, решив, что у него такой отчуждённый и хмурый вид из-за того, что он им недоволен. Опешив, Сяо Наньчжу пристально уставился на Чуси, а затем, подняв руку, коснулся его покрасневших глаз.

— Тебе не больно? — сдвинув брови, спросил он.

Подобный вопрос был совершенно не в духе Сяо Наньчжу, однако при виде посеревшего лица ничком лежащего духа календаря у него в самом деле сжалось сердце. В конце концов, Чуси только что серьёзно пострадал [2] у него на глазах, приняв на себя предназначавшийся ему удар молнии, и теперь Сяо Наньчжу не понимал, как ответить на подобного рода жертву.

Прежде он сам всегда заслонял собой других, а нынче кто-то впервые пожелал жить за него и умереть за него — и Сяо Наньчжу не знал, как на это реагировать. Мужчина отряхнулся и неторопливо поднялся с земли, покрытой мёртвыми насекомыми. Зубами он стащил кожаные перчатки, не глядя на застывшее лицо Чуси, а затем поднял духа календаря на руки, и тот покорно принял это, не шелохнувшись. При взгляде на это бледное и немощное божество казалось, будто он вовсе ничего не весит. Они с Чуси были схожи по росту и комплекции, и всё же Сяо Наньчжу не стоило ни малейшего труда держать его.

Хоть подобные действия по отношению к божеству календаря могли показаться оскорбительными, Сяо Наньчжу не хотел, чтобы Чуси пострадал ещё больше, а потому, скрепя сердце [3], молча отнёс его к машине, в которой прятался ещё не оправившийся от испуга Чжан Чи, Сяо Наньчжу с сердитым видом постучал по стеклу, чтобы ему открыли дверь. После этого он угрожающе прищурился на безмолвно склонившего голову Чуси и с нарочитой холодностью заявил:

— Послушай-ка меня хорошенько: хоть ты сегодня и вышел не в свою смену, сверхурочных я тебе не заплачу. Я слышал, что в последнее время ты всем предлагаешь подменить их, у тебя что, совсем с деньгами туго? Посиди-ка спокойно здесь, я запрещаю тебе выскакивать! Когда покончим с этой прожорливой змейкой [4], я заберу тебя домой и подлатаю. И прекрати считать, что, раз ты — дух календаря, то можешь творить всё, что заблагорассудится, понятно? Если тебя прикончат, то мы все не переживём следующий канун Нового года!

Хоть с виду Сяо Наньчжу казался бессердечным, на самом деле то, что он говорил, никого не могло напугать. Чуси отлично понимал, что мастер не обвиняет его, а, напротив, беспокоится о нём, а потому, не взирая ни на что, дух календаря не жалел о своём импульсивном поступке. Но сам Сяо Наньчжу был не очень-то уверен в том, что Чуси опять не возьмётся за своё и не выйдет из машины, чтобы вновь прийти ему на помощь, а потому он с многозначительным выражением лица обратился к сидящему на водительском сидении Чжан Чи.

— Это… Чжан Чи, помоги-ка мне присмотреть за этим славным парнем. Если он будет носиться почём зря, позови меня — я приду и сломаю ему ноги, ясно?!!

Лицо Чжан Чи было сплошь залито кровью, однако он тут же закивал:

— Ага, хорошо!!! Понял я, понял!!!

Ещё не оправившись от шока, он хотел было спросить, откуда взялся этот ослепительный красавчик, которого Сяо Наньчжу принёс на руках, однако, вспомнив о том, что этот мужик пребывает в полном порядке после удара молнии, Чжан Чи не осмелился открыть рта, лишь устремил на него честный взгляд и захлопнул дверь машины. После ухода мастера календаря он остался в безопасности один на один с Чуси, но всё же любопытство людей не знает предела — а потому наглый мерзавец Чжан Чи, не вытерпев и пары секунд, обернулся к занявшему заднее сидение обладателю неземной внешности, и первым, что он спросил, было грандиозное…

— Ха-ха, красавчик, а ты любишь сидеть в Вичате [5]? (* ̄▽ ̄)y”


***

При виде того, как в Сяо Наньчжу и Чуси попала молния, Цзинчжэ прямо-таки взбесился от ярости. С одной стороны, он злился на самого себя за то, что по своему невежеству действовал безрассудно, а с другой стороны был полон гнева на главную виновницу случившегося — мать-змею. Изначально он был ленивым божеством календаря, которое лишний раз не пошевелится, однако теперь он по-настоящему вышел из себя, а потому весенний гром раз за разом пробивал реку до самого дна — так Цзинчжэ пытался застать врасплох ревущую и шипящую мать-змею — а в воздухе разлился отвратительный запах горелой плоти.

— Цзинчжэ! Остынь! Бей на семь цуней от головы! И ударь немного посильнее! — прокричал ему мастер календаря.

Издалека дух этого дня был похож на губительную звезду, которая предаёт всё огню. После того, как Сяо Наньчжу уже один раз попал под его удар, впечатление всё ещё не изгладилось. По счастью, теперь Цзинчжэ не осмеливался метать молнии как попало, боясь вновь угодить в мастера календаря. При виде невредимого Сяо Наньчжу глаза и лицо Цзинчжэ тут же покраснели от стыда и он заголосил:

— Мастер, я промахнулся, что же мне теперь делать? Этот дух, которого мастер взял с собой, не только оказался бесполезным, но ещё и причинил мастеру вред! — и, чтобы отвести душу, обрушил на реку ещё одну смертоносную молнию.

Однако меткость Цзинчжэ оставляла желать лучшего. Мать-змея некоторое время билась в воде, но что было с ней дальше, разглядеть не представлялось возможным. Глаза Цзинчжэ застил гнев, и поэтому он никак не мог попасть в поднимающееся над рекой уязвимое место твари. У Сяо Наньчжу от всего этого тоже голова шла кругом; он видел, что под их совместным с Цзинчжэ напором мать-змея уже показала свой подлинный облик [6]. В конце концов, эта злобная тварь прожила не одну сотню лет, породив множество ужасающих созданий. Один лишь вид её кожи, на которой проступали тысячи лиц и тел, вызывал омерзение. Многочисленным разрядам весеннего грома Цзинчжэ никак не удавалось поразить до крайности свирепое женское лицо, располагавшееся на семь цуней ниже головы. И в это самое время ушей сосредоточенного Сяо Наньчжу внезапно достиг мощный лай, раздавшийся из-за спины. Глазам обернувшегося мастера календаря предстала жуткая образина — на него сверху вниз взирала глупая собачья морда с причудливыми рогами в обрамлении золотистой гривы, радостно виляя огромным хвостом.

— Я не стану приближаться к ней, зато это сделает А-Нянь, — донёсся до Сяо Наньчжу низкий голос Чуси.

Всё же он не мог не беспокоиться за мастера календаря, а потому призвал на помощь Няньшоу. При виде сложившегося положения Сяо Наньчжу не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, благодаря Чуси, и ухватиться за голову Няня, чтобы вскарабкаться на его шершавую спину. Быстрым движением похлопав этого обычно дурашливого зверя по рогам, он извлёк наколдованную винтовку М200 и пристроил её на спине пса. Подобравшись вплотную к бесчинствующей [7] змее, Сяо Наньчжу взял её на мушку, определив, какая позиция будет наилучшей для удара. В сердце мужчины бушевал огонь, однако он с бесстрастным лицом сжал винтовку и сказал:

— Давай, А-Нянь, отомстим за твоего хозяина!

Едва отзвучали эти слова, Няньшоу взревел, сбрасывая с себя облик глупой дворняги, трясущей головой и виляющей хвостом перед хозяином — сейчас это и в самом деле был свирепый зверь из легенд.

Возможно, Няньшоу своими глазами видел, как мать-змея причинила вред Чуси, а потому тысячелетиями неизменно охраняющий хозяина зверь без колебаний позволил мастеру календаря забраться себе на спину. За последнюю тысячу лет Сяо Наньчжу стал первым человеком, которому Няньшоу это позволил. На глазах всей честной компании он взмыл в облака — пролетая над матерью-змеёй, Сяо Наньчжу почувствовал, как у него мороз пробежал по коже.

Однако он быстро преодолел непривычное чувство невесомости и, стиснув зубы, прицелился в хорошо заметную злобную женскую физиономию на семь цуней ниже головы змеи, а затем, нажав на курок, выстрелил прямо в уродливое лицо, вырвав у змеи крик боли.

Промучившись с этой тварью всю ночь напролёт, им наконец удалось попасть по её слабому месту, и змея принялась отчаянно извиваться посреди реки, залив лицо глазеющего на неё Цзинчжэ вонючей водой. Сяо Наньчжу вновь заорал на него, веля прийти в себя, и дух календаря, обратив в сторону монстра ладони с сияющими золотистым светом иероглифами «чжэ» — насекомое — нанёс удар.

Ужасающей силы молния ударила в реку Биньцзян, образуя прутья огромной клетки. Пожравшая тысячи людей змея была с головы до ног покрыта скверной, из-за чего она не могла вырваться. Пламя гнева Цзинчжэ взметалось до небес, сотрясая их раскатами грома, и множество зловонных останков, а также наваждений, составлявших тело чудовища, вмиг исчезли без следа [8].

Этой ночью в районе реки внезапно вырубились все электроприборы, а жители города Y услышали что-то, похожее на стенания женщины — эти странные звуки разнеслись даже за пределы города. После ужасающей вспышки на горизонте множество людей наощупь бросились проверять пробки — и обнаружили, что у всех соседей в округе также отключился свет.

— Мастер, я оплошал… QAQ — запричитал Цзинчжэ.

— Даже не разговаривай со мной, — отрезал Сяо Наньчжу. — Сегодня я удерживаю твою зарплату целиком, и это не обсуждается.

— Чуси-цзюнь… Простите меня… QAQ

— Не надоедай этим Чуси! Сперва встань на колени перед людьми из управления электроснабжения и моли их о прощении!


***

По дороге в пригороде в абсолютной темноте ехала машина с включенными фарами. Бледный как полотно Чжан Чи прислушивался к звукам, раздающимся с заднего сидения, однако про себя он вздохнул с облегчением. Что и говорить, то, чему он стал свидетелем этой ночью, перевернуло его мировоззрение с ног на голову, однако увидев всё это собственными глазами, он проникся ещё большим восхищением перед Сяо Наньчжу.

Подводный монстр и юноша, способный призывать громы и молнии, а также невесть откуда явившийся мужчина в красных одеждах и неизвестный науке ужасающий дикий зверь — от всего этого Чжан Чи до сих пор было немного не по себе. Раздумывая об этом, он посмотрел в зеркало заднего вида на сидящих сзади несравненных красавцев, а затем перевёл взгляд обратно на нечувствительного к подобной прелести Сяо Наньчжу и про себя заскрежетал зубами от зависти.

В то же время сам Сяо Наньчжу понятия не имел, насколько извращённо Чжан Чи всё истолковал. Чуси и Цзинчжэ сидели по бокам от него, и, хотя выглядели они неплохо, оба духа календаря были ранены: Цзинчжэ — сражаясь с матерью-змеёй, а Чуси — пострадав от его молнии. При мысли об этом Сяо Наньчжу терял всякое желание разговаривать с Цзинчжэ. Видя, что тот вскоре опять заснул, прислонившись к стеклу, мастер календаря беспомощно усмехнулся и повернулся к молчаливому Чуси.

— Твоя работа окончена, ты славно потрудился. — С этими словами Сяо Наньчжу уставился на духа, словно пытаясь понять его мысли.

Чуси в ответ поднял на него покрасневшие глаза и покачал головой, прикусив кончик языка, после чего сказал:

— Рад помочь.

При этих словах Чуси намертво вцепился в полы куртки, будто его бил озноб и он стремился укутаться в одежду, которую дал ему мастер. От этого зрелища глаза Сяо Наньчжу потемнели, но он предпочёл отвернуться, будто ничего не заметил. Когда заслуживающий доверия водитель господин Чжан Чи высадил их у дома, мастер календаря забрал с собой Чуси и Цзинчжэ, который всё ещё дрых, как дохлая свинья.

С возрастом все люди становятся более восприимчивыми к некоторым вещам. Сердце Сяо Наньчжу наводняли противоречивые чувства [9], но по большей части он подавлял их, будучи не в силах высказать вслух. В этом мире не так много бескорыстия, и Чуси рисковал собой, разумеется, не от доброты душевной. Сяо Наньчжу всегда по натуре был человеком простым и прямолинейным, а потому перед тем, как зайти в тёмную квартиру, он внезапно обернулся к притихшему духу календаря:

— Чуси, я тебе нравлюсь?


Примечание Шитоу Ян (автора):

Арка Цзинчжэ закончилась, дальше у нас — новый дух~~

Сегодня выбегу по небольшому дельцу, а завтра постараюсь продолжить. Надеюсь, вы все также будете меня поддерживать~


Примечания переводчика:

[1] Цел и невредим — в оригинале чэнъюй 毫发无损 (háofà wúsǔn) — в пер. с кит. «малейшему волоску не причинить вреда», обр. в знач. «не причинить ни малейшего вреда, без единой царапины».

[2] Серьёзно пострадал — в оригинале чэнъюй 皮开肉绽 (pí kāi ròu zhàn) — в пер. с кит. «кожа лопнула, и мясо обнажилось», образно о жестоких побоях.

[3] Скрепя сердце — в оригинале чэнъюй 硬着头皮 (yìngzhe tóupí) — в пер. с кит. «отвердив кожу головы», обр. также в знач. «с упорством; через не хочу, заставляя себя».

[4] Прожорливая змейка 贪吃蛇 (tānchī shé) — «Змейка» или «Питон», компьютерная игра.

[5] Вичат, или WeChat 微信 (wēixìn) — вэйсинь — в букв. пер. с кит. «микросообщения» — китайская программа обмена сообщениями из мобильных телефонов.

[6] Подлинный облик — в оригинале 马脚 (mǎjiǎo) — в пер. с кит. «конские ноги; лошадиные копыта», обр. также в знач. «скрытый изъян (порок) уязвимое место» и «действительное положение дел».

[7] Бесчинствующей 兴风作浪 (xīngfēngzuòlàng) — в пер. с кит. «поднимать ветер и вздымать волны», обр. в знач. «накалять обстановку, устраивать беспорядки, поднимать шум».

[8] Исчезли без следа — в оригинале чэнъюй 灰飞烟灭 (huīfēi yānmiè) — в пер. с кит. «пепел рассеялся и дым исчез», обр. также в знач. «все потеряно, все погибло».

[9] Противоречивые чувства — в оригинале чэнъюй 千回百转 (qiānhuíbǎizhuǎn) — в пер. с кит. «тысяча поворотов, сто разворотов», обр. в знач. «бесконечные перипетии, множество осложнений; многотрудный, многосложный».


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 31 — Цзинчжэ. Часть 3

Предыдущая глава

Пэн Дун проработал здесь уже три года. Перед тем, как вернуться в родной город Y и стать полицейским, он несколько лет провёл в армии. Ничем там не отличившись, он не видел в карьере военного никаких перспектив, а потому, когда приехал домой, решил сменить профессию и, самостоятельно подготовившись к экзаменам, отучился в полицейской академии.

Прежде чем уйти из армии, он долго не хотел сдаваться — в конце концов, в жизни мужчины слова «братья по оружию» имеют немалый вес — однако то, чем являлся Сяо Наньчжу для молодого и неопытного Пэн Дуна, можно было описать другими двумя словами — «сущий кошмар».

читать дальшеКогда Пэн Дун только поступил на службу, Сяо Наньчжу уже был военным инструктором в их части. Отвечая за две казармы, он, можно сказать, пользовался широкой известностью — причём не самого лучшего свойства: ведь избивать больших мальчиков под метр восемьдесят ростом, чтобы они плакали и звали мамочку — в самом деле варварская жестокость.

Перед тем, как пойти в армию, Пэн Дун по своей наивности думал, что там осуществит свою мечту — защищать Родину и учиться у старшего поколения оборонять её рубежи, но очень скоро его наставник — тот самый инструктор — человек, которого он боготворил превыше всех в своей жизни, используя кулаки и щедро раздаваемые оплеухи, доходчиво объяснил ему, что, если желаешь вырасти в столь тяжёлых условиях и суровой среде, то сперва нужно немного укрепить свои тонкие косточки.

На время позабыв о том, что он приехал сюда, чтобы осмотреть стройку, Пэн Дун отвёл Сяо Наньчжу в сторонку:

— Я помню, как однажды, проходя тренировку в горах, я задержал нашу группу, и из-за этого она показала худший результат — у вас тогда было такое злое выражение лица, что я перепугался до смерти — по сравнению с тем, как меня в средней школе наказывал отец, ставя на колени за списывание, это было ещё нестерпимее, но всё же я не смог сдержаться и принялся огрызаться — вы тогда съездили мне по морде и так наподдали, что я потом и пукнуть не смел… — то и дело прерываясь, приглушённым голосом рассказывал Пэн Дун.

Он пребывал в смешанных чувствах с того самого момента, как столкнулся с Сяо Наньчжу. Сняв полицейскую фуражку, Пэн Дун с покрасневшими глазами неловко крутил её в руках — возможно, он так разволновался от того, что никак не ожидал встретить своего бывшего инструктора в подобном месте. Тот всё это время молча курил сигарету, пока наконец, приподняв уголки губ в улыбке, не отозвался со смехом:

— Хорошо, ну так и в чём дело? Неужто до сих пор таишь обиду?

От слов Сяо Наньчжу Пэн Дуну стало неловко, и он ответил, смущённо почёсывая затылок:

— Что вы, инструктор, вы правильно сделали, что проучили меня тогда! Впоследствии я так и не стал первым. Я просто… просто рад, что смог увидеться с вами снова, и что у вас всё действительно хорошо!

Обычно офицер старался сохранять суровый образ [1], но при виде старого знакомого его охватила робость, и, не в силах совладать с собой, он с застенчивой улыбкой вздохнул от переизбытка чувств. Подняв руку, Сяо Наньчжу поправил форму Пэн Дуна — глядя на этого бойца, которого он некогда самолично обучал, он и сам расчувствовался от воспоминаний.

Когда Чжан Чи незадолго до этого упомянул имя Пэн Дуна, Сяо Наньчжу показалось, что оно звучит знакомо. Поразмыслив над этим, он припомнил, что его подчинённый с таким же именем некогда говорил, что он тоже родом из города Y. Когда Сяо Наньчжу увидел, как возмужал мальчик, которого он некогда знал, он признал, что мир и впрямь тесен. Он не стал сразу выходить из машины — просто сидел там и слушал, как Пэн Дун разговаривает с Чжан Чи, однако видя, что дело принимает нежелательный оборот, Сяо Наньчжу всё-таки вылез из машины, чтобы спасти положение [2]. Офицер, который до этого сохранял деловой тон [3], при виде его лица мигом позабыл обо всём — открыв рот, он, запинаясь, окликнул своего инструктора по имени на глазах у изумлённой толпы.

— И ещё — не называй меня инструктором, я ушёл в отставку, — попросил Сяо Наньчжу. —Можешь, не чинясь, звать меня Нань-гэ…

С этими словами он рассеянно похлопал Пэн Дуна по плечу. Мысли мастера календаря по-прежнему занимала ситуация на стройке, а потому он не мог позволить себе тратить время на пространные беседы. Похоже, у Пэн Дуна было немало вопросов к Сяо Наньчжу — например, почему он демобилизовался, ведь дела в армии у него шли превосходно, и зачем явился на стройку среди ночи вместе с этим никчёмным проходимцем Чжан Чи, а также как с ним можно связаться в дальнейшем — однако Сяо Наньчжу не дал прямого ответа ни на один из этих вопросов, лишь извлёк визитку из кармана куртки и произнёс, не вынимая сигареты изо рта:

— Сейчас я сменил профессию. Если захочешь со мной связаться — позвони по этому номеру. На стройку сейчас действительно заходить ни в коем случае нельзя — можешь осмотреть всё утром, но не сейчас. Чжан Чи не врёт — там и правда никто не умер. Вы можете пока съездить в больницу и проверить информацию по тому, кто звонил. За столь короткое время нам всё равно не удалось бы замести все следы. Я бы не стал тебе лгать по этому делу. Если веришь мне, просто сделай, как я сказал — понимаю, что это идёт вразрез с твоими принципами, но всё же…

Пэн Дун чувствовал, что здесь многое не сходится, но после таких слов он уже не нашёлся, что возразить. В конце концов, он отлично знал, что за человек Сяо Наньчжу — стойкий, решительный, честный и во всём следующий принципам. Он бы никогда не стал прикрывать преступление или идти на обман. Прежде Сяо Наньчжу был превосходным солдатом, и, пусть он больше не был инструктором Пэн Дуна, тот по-прежнему уважал его и верил ему. Однако Пэн Дуну не нравилось, что его держат в неведении — а Сяо Наньчжу явно что-то от него скрывал. При мысли об этом офицер устремил задумчивый взгляд на визитку в своей руке — и увидел в центре странное слово из трёх иероглифов. Какое-то время спустя он кивнул и сдавленно произнёс:

— Ладно, Нань-гэ, я тебе верю. Но потом я попрошу у тебя объяснений, хорошо?


***

— Мастер, я по-настоящему перед вами преклоняюсь! Неужто вы и вправду отвадили этого упрямого осла? А вы правда были его инструктором? Ай-яй, я и впрямь, имея глаза, не разглядел горы Тайшань [4]! Подумать только — этот чёртов толстяк Цао Чун сказал мне, что вы в армии были поваром! Ох и задам я ему с утра пораньше, будет ещё надо мной шутки шутить… А каков же всё-таки из себя этот речной монстр? Мне непременно надо увидеть его своими глазами! Ещё во время учёбы я пристрастился к каналу «Наука» - какую бы чушь ни несли эти сосунки по телику, не могу оторваться, пока передача не кончится…

С этими словами он завёл джип и поехал по территории стройки вдоль берега реки Биньцзян. С ним были только Сяо Наньчжу и Цзинчжэ — оставшись за воротами, рабочие и полицейские постепенно разошлись.

Перед этим Пэн Дун, который уже успел проверить информацию в больнице, особо подчеркнул, что завтра утром вернётся, чтобы тщательно всё осмотреть. Провожая его, Чжан Чи рассыпался в благодарностях [5], а едва отвернувшись, тут же принялся крыть его на все лады.

Даже управляя машиной, Чжан Чи не затыкался ни на секунду. Устав от его болтовни, Сяо Наньчжу просто перестал обращать на него внимание. Вместо этого он повернулся к Цзинчжэ и увидел, что тот прижался ухом к боковому стеклу.

— Цзинчжэ, что ты слышишь?

— А… Я слышу, как стенает эта тварь — она говорит, что погибли её пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть внуков-насекомых и тысяча пятьсот девяносто восемь дочерей-змей. Она намерена отомстить за каждого из своих потомков — уничтожить всё живое в городе и заполнить телами реку Биньцзян… — Прищурившись, Цзинчжэ монотонно повторял плач змеи, вползающий ему в уши. Казалось, в его расширенных чёрных зрачках переливались бледно-зелёные отсветы. Поскольку в этот момент он с помощью сверхъестественных способностей мог ощущать малейшее движение змеи под мёрзлым грунтом, печати на его теле ослабли и на ладонях проступили еле различимые иероглифы «чжэ» — «насекомое», словно некая сила прорывалась из-под почвы наружу.

— Сколько этой змее лет? Отрастила ли она рога? — Слушая Цзинчжэ, Сяо Наньчжу слегка нахмурился. Перед этим заданием, наводя справки, он ознакомился с большим количеством материалов по змеям, а потому был достаточно подкован в этом вопросе. Однако от описания змеи со слов рабочих ночной смены даже ему сделалось не по себе.

Цзинчжэ, зевая, прикрыл рот ладонью и сонно ответил:

— Ну, эта змея жила здесь ещё при императоре Сюаньтуне [6]. Тогда воды реки Биньцзян были благословенны, и змея могла скрывать своё сплошь пропитанное тёмной энергией тело, из года в год прячась от моего весеннего грома — так она выросла до подобных размеров, и к тому же наплодила бесчисленное множество потомков. После того, как загрязнение реки усугубилось, эта и без того злобная тварь вдобавок накопила в своём теле уйму всякой дряни. Как бы то ни было, она сделалась такой большой благодаря отходам, которые вы, люди, сбрасываете в реку. Не знаю, сколько этой змее осталось до того, как она отрастит рога и станет водяным драконом, но боюсь, что этот оборотень уже превратился в демона, ведь кривая дорожка — всегда самый простой путь. Она изначально совершила большую ошибку, когда принялась есть людей. Теперь это вошло у неё в дурную привычку, от которой она не в силах отказаться. Когда Чуси-цзюнь уничтожил её потомство, она получила по заслугам. Теперь, раз уж она пошла против меня, я отправлю её на Запад, к Татхагате [7] — пусть небесный владыка Будда Шакьямуни вернёт её на истинный путь...

Говоря всё это, Цзинчжэ не сознавал, что прямо перед ним сидит обычный несведущий человек. Сяо Наньчжу лишь кивал, глядя в сторону, но Чжан Чи, который впервые сталкивался с подобными вещами, едва не побелел, слушая их разговор. Взглянув на него, Сяо Наньчжу насмешливо бросил:

— Как же так? Босс Чжан, который не боится ни неба, ни земли — и вдруг испугался? Разве не ты настаивал на том, чтобы я взял тебя с собой, потому что хотел сам поглядеть на монстра?

— Это кто… кто ещё боится?! Да я тут же сфоткаю эту тварь, чтобы потом выложить в вэйбо! Эти деревенщины, которые дальше своего носа ничего не видят, непременно помрут от страха, ха-ха!

Сухо усмехнувшись, Чжан Чи с застывшей улыбкой вцепился в руль. В душе он уже горько раскаивался в своём желании, но внешне пока кое-как держался. Сяо Наньчжу лишь хмыкнул и велел Чжан Чи остановиться, не доезжая двадцати метров до реки. Вместе с Цзинчжэ он вышел из машины и направился к середине отмели.

— Если хочешь сделать селфи, не забудь подыскать хороший ракурс. Ну а если не выйдет, просто прикрой голову и прикинься мёртвым. Будь послушным мальчиком, и ничего не бойся.

Сяо Наньчжу с недоброй ухмылкой помахал сидящему в машине мужчине, получив от него сухую улыбку в ответ. Затем, отбросив шутливый тон, он направился к опоре моста. Вскарабкавшись на неё несколькими ловкими движениями, мастер календаря прищурился, разглядывая основание наполовину построенного моста. В бурлящих чёрных водах реки показалась гигантская голова, которая то погружалась, то всплывала вновь. Оставшийся под мостом Цзинчжэ приложил ладонь к глазам и долго всматривался в ночь, но так и не смог разглядеть мать-змею.

— Ой, а куда же мне бить? Как же я смогу ударить за семь цуней от головы? Мастер, а не могли бы вы поднять меня повыше, чтобы я мог посмотреть? Я невысокий, мне отсюда ничего не видно...

— Ты вообще хоть на что-нибудь способен? Поговори мне тут ещё, я у тебя половину жалованья вычту!

Выругавшись про себя, Сяо Наньчжу подхватил взывающего к нему с несчастным видом Цзинчжэ и затащил его наверх. Убедившись, что этот горе-дух, который ни на что, кроме сна, не годен, твёрдо держится на ногах, Сяо Наньчжу сжал в пальцах окурок и велел:

— Подожди минутку, я сперва начерчу заклинание. Не знаю уж, насколько это сокровенное знание из Байду [8] можно счесть надёжным, но я долго тренировался дома, и к тому же подробно расспросил Чжунъюаня [9]. Цзинчжэ, постой-ка немного в сторонке...

С этими словами мастер календаря извлёк из кармана с дюжину жёлтых листков и, зажав их во рту, раскинул руки в воздухе, словно рисуя тайные знаки. Поскольку Сяо Наньчжу был новичком в этом непростом деле, ему сложно было избежать ошибок. Когда печать обрела форму, он поджёг бумагу окурком сигареты и сдул пепел в реку. Взгляд Сяо Наньчжу заледенел — показав Цзинчжэ на то место, где пепел, собравшись, блеснул красным светом, он приказал:

— Вон там! Видишь? Бей!!!

Едва отзвучали его слова, ночное небо сотряс раскат грома. Со всех направлений начали собираться чёрные тучи, громоздясь в несколько слоёв, и река Биньцзян оказалась во власти пугающей мощи. Призвавший эту грозу Цзинчжэ наконец сбросил вялый и сонный вид — его чёрные волосы развевались на ветру, пока он с сосредоточенным и решительным видом всматривался во вздымающиеся под раскатами грома волны. На бледном без кровинки лице застыло мрачное и грозное выражение.

— Мои потомки!!! Где же вы… Я уничтожу всех ваших убийц до последнего!!! Сотру с лица земли всех их, ш-ш-ш!

Громадная тень вынырнула из воды с оглушительным шипением. Только теперь Сяо Наньчжу смог рассмотреть удлинённую голову матери-змеи: её черты, как и цвет испещрённой гноящимися язвами кожи, были чем-то схожи с человеческими. Картина этой ужасающей метаморфозы, сопровождаемая густым тошнотворным запахом крови, который источало поднявшееся со дна реки тело, привела в ужас даже морально готового к этому Сяо Наньчжу — что уж говорить о прячущемся в машине Чжан Чи, который похвалялся, что сделает селфи с чудовищем и выложит на вэйбо.

— А-а-а!!! Твою… твою ж мать, а-а-а!!!

Обхватив голову руками, он забрался под днище машины и, закатив глаза, притворился мёртвым. Кто бы мог подумать, что он ввяжется в настолько злосчастный проект — теперь ему оставалось лишь уповать на Сяо Наньчжу. Слегка высунув голову из-под джипа, Чжан Чи увидел яростно сотрясаемое раскатами грома небо и Сяо Наньчжу, который стоял на стальной опоре моста среди этой бури и грохота. Когда омерзительная мать-змея, рыдая и извергая проклятия, устремилась к нему, белая с голубоватым отливом молния, озарив полнеба, обрушилась на чудовище.

— А!.. — опешил Чжан Чи.

Само собой, столь яростная первая гроза после зимних холодов повергла мужчину в состояние шока [10]. Одновременно с воплем, от которого едва не лопались барабанные перепонки, в воздухе начал разливаться странный запах. Чувствуя, как при этом содрогнулась земля, Чжан Чи принялся судорожно двигать занемевшими руками и ногами, но тут он уловил какой-то ритмичный шорох, доносящийся снизу. Вслед за этим почва исторгла волну червей, муравьёв, крыс и странного вида змей. Из дыр в земле лезли всё новые полчища тварей. Завидя Чжан Чи, они, словно волки, почуявшие запах сырого мяса, устремились к нему и принялись карабкаться по его телу.

— Мамочки!!! Спасите!!! Мастер, эти сволочи вот-вот сожрут меня живьём!!! Скорее сюда!!!

У Сяо Наньчжу, которому было совершенно не до Чжан Чи, от этих панических воплей о помощи уже голова опухла. Однако, если ему всё-таки удастся прикончить мать-змею, а его плательщика тем временем сожрут, то получится, что он старался понапрасну. При этой мысли лицо Сяо Наньчжу перекосилось — и он, оставив стоять на мосту непрерывно призывающего грозу Цзинчжэ, сам вытащил из кармана листок календаря и спрыгнул вниз. В следующее мгновение сверкающая золотом бумага приняла свой изначальный облик, и в руках мастера календаря возникла чёрная автоматическая винтовка M16.

— Чжан Чи!!! Прикрой голову! И спрячься как следует!

С этими словами Сяо Наньчжу принялся поливать землю очередями, очищая её от змей, насекомых и крыс, после чего начал безжалостно давить ногами новорождённых потомков матери-змеи, при этом зловещее выражение его лица ужасало сильнее, чем все эти пожиратели плоти вместе взятые. К счастью, Чжан Чи, который в обычное время вёл сытую и благополучную жизнь [11], даже перед лицом смертельной опасности сумел сохранить капельку мужества. Забравшись на крышу автомобиля, он, стиснув зубы, отодрал от себя нескольких вцепившихся в него мёртвой хваткой насекомых, похожих на жуков-носорогов, и, ощупав оставшиеся на лице кровоточащие ранки, крикнул, чтобы предупредить Сяо Наньчжу:

— Мастер!!! Вы тоже будьте осторожны!!! Эти чёртовы твари отхватывают целые куски мяса!!! Ай, мать твою, они уже тут!!!

Тем временем за их спинами мать-змея безостановочно вопила, раз за разом поражаемая молниями Цзинчжэ. До сего дня, поглощая отрицательные эмоции людей, она всё глубже погружалась в пучину ненависти. Хоть она ещё могла наплодить новое потомство, жажда мести за безжалостное истребление её детей глубоко въелась в кости змеи. Когда Цзинчжэ, послав в неё очередную молнию, ненадолго остановился, чтобы перевести дух, мать-змея которая, казалось, уже обессилела, оставив попытки добраться до застывшего на мосту духа календаря, внезапно устремилась на отмель, нацелившись на стоящего спиной к реке Сяо Наньчжу.

При виде этого побледневший Цзинчжэ прокричал:

— Мастер!!! — и тот же миг он послал молнию в голову матери-змеи. Однако коварная тварь только этого и ждала: она нырнула под воду и скрылась с глаз, а пущенный Цзинчжэ разряд устремился прямо в голову Сяо Наньчжу — казалось, избежать этого смертоносного удара никак невозможно.

Тела обычных людей столь хрупки — они могут умереть от болезни или замёрзнуть насмерть при малейшем дуновении ветра, так что удар молнии для них — верная гибель. Как бы хороши ни были навыки Сяо Наньчжу, ему всё равно не избежать этой участи. Выпустив разряд молнии, Цзинчжэ был не в силах остановить его — похолодев от ужаса [12], он глядел на то, как не успевшего отреагировать на удар молнии Сяо Наньчжу сбивает с ног мощным порывом ветра, порождённым грозой. Из покрасневших глаз Цзинчжэ готовы были хлынуть слёзы, но тут небосклон внезапно озарился золотым сиянием. Алые одежды, золотые латы — подобный асуре [13] Чуси тесно прижался к Сяо Наньчжу, закрыв его своим телом, и в критический момент [14] принял удар молнии на себя.

— Мастер…

Ослепительная белая вспышка высветила растрёпанные волосы, расхристанные красные одежды и выступивший на лбу Чуси пот.

Его покрасневшие, будто от слёз, глаза были прекрасны, словно лепестки цветов.

В лице сражённого молнией духа календаря не было ни кровинки, ни следа жизненной силы — оно стало пугающе белым, будто бумага.

Бледной ладонью он ласково провёл по глазам ошарашенного Сяо Наньчжу и, убедившись, что с ним всё в порядке, Чуси приподнял уголки бескровных губ в перекошенной улыбке и, прищурив покрасневшие глаза, прерывистым голосом произнёс:

— К счастью, с вами ничего не случилось, это хорошо… значит, всё хорошо.


Примечания Шитоу Ян (автор):

Триста раз в день горячо благодарю вас за вашу поддержку T T



И ещё — не ругайте Цзинчжэ, он не нарочно. Чуси, самый сильный дух календаря, заставил всех поволноваться, ха-ха-ха… Спасибо всем, люблю вас!!!


Примечания переводчика:

[1] Сохранять суровый образ — в оригинале 不苟言笑 (bùgǒu yánxiào) — в пер. с кит. «серьёзно относиться даже к речам и смеху», обр. в знач. «быть серьёзным, не смеяться и не болтать попусту».

[2] Спасти положение — в оригинале 救场 (jiùchǎng) — в пер. с кит. «спасти представление (сцену)» — это выражение употребляется, когда во время представления, актёра, совершившего ошибку, выручают другие актёры, не давая представлению сорваться.

[3] Деловой тон — в оригинале 公事公办 (gōngshìgōngbàn) — в пер. с кит. «официальное дело и будет решаться по-официальному», обр. в знач. «дружба дружбой, а служба службой», «заниматься служебными делами по принципам; руководствоваться строгими правилами в общественной деятельности».

[4] Имея глаза, не разглядел горы Тайшань 有眼不识泰山 (yǒuyǎn bùshí tàishān) — кит. идиома, обр. в знач. «не узнать (кого-то или что-то) знаменитое, не оказать должного уважения; не понять, с кем имеешь дело», а также «слона-то я и не приметил».

[5] Рассыпался в благодарностях — в оригинале чэнъюй 千恩万谢 (qiān ēn wàn xiè) — в пер. с кит. «на тысячу благодеяний десять тысяч благодарностей», обр. также в знач. «быть безгранично признательным».

[6] Сюаньтун 宣统 (xuāntǒng) — в пер. с кит. «Всеобщее единение» — девиз правления императора Пуи (годы правления 1909—1911).

[7] Будда Татхагата 如来 (rúlái) — Жулай — один из десяти эпитетов Будды Шакьямуни, так также называют архатов (в буддизме — человек, достигший полного освобождения от клеш — помрачения сознания из-за эмоциональных состояний).

[8] Байду 百度 (bǎidù) — китайская компания, представляющая веб-сервисы, основным из которых является поисковая система с таким же названием, лидер среди китайских поисковых систем.

[9] Чжунъюань 中元 (zhōngyuán) — Фестиваль голодных духов, проводится ночью 15-го числа седьмого месяца по лунному календарю. В китайской культуре седьмой месяц считается месяцем духов, в течение которого привидения и духи, в том числе души умерших предков приходят из Нижнего мира. В отличие от весеннего праздника Цинмин и от осеннего праздника Чунъян (Праздник двойной девятки), считается, что в этот день духи посещают своих живых родственников.

[10] Повергла в состояние шока — в оригинале чэнъюй 目瞪口呆 (mùdèng kǒudāi) — в пер. с кит. «вытаращить глаза и раскрыть рот», обр. в знач. «остолбенеть, обалдеть, быть ошарашенным».

[11] Сытая и благополучная жизнь — в оригинале чэнъюй 吃喝玩乐 (chīhē wánlè) — в пер. с кит. «есть, пить и веселиться», обр. также в знач. «проводить время в развлечениях».

[12] Похолодел от ужаса — в оригинале чэнъюй 心如死灰 (xīn rú sǐ huī) — в пер. с кит. «сердце (на душе) — словно потухший пепел», обр. также в знач. «охладеть, очерстветь».

[13] Асура — в оригинале 修罗 (xiūluó) — сюло — в индуизме — противостоящие богам (сурам) титаны-полубоги. В индуизме они помещаются между богами и людьми, олицетворяют собой воинственность, заносчивость и гнев.

[14] В критический момент — в оригинале 千钧一发 (qiānjūn yīfà) — в пер. с кит. «на волоске [висит] тяжесть в тысячу цзюней», обр. также в знач. «висеть на волоске, опасное положение».

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 30 — Цзинчжэ. Часть 2

Предыдущая глава

Ровно в двенадцать двадцать к дому Сяо Наньчжу подъехала машина Чжан Чи. Пока тот на ощупь пробирался по ветхому жилому комплексу, на него всё это время лаяла собака, привязанная сторожем у ворот. Ещё совсем недавно он отдыхал в приятной женской компании, а теперь у него голова шла кругом. Лихорадочно давя на клаксон, бледный от переживаний мужчина въехал во двор и, найдя дом, который Сяо Наньчжу описал ему по телефону, наконец смог вздохнуть с облегчением.

— Мастер!!! Вы здесь?!! Я приехал за вами! Мастер! Надо мной тут небо рушится!!! — высунувшись из окна, этот мерзавец Чжан Чи орал во всю глотку, продолжая отчаянно сигналить — ему было наплевать на то, что люди в микрорайоне давным-давно спят. К сожалению, прежде, чем он дозвался Сяо Наньчжу, во многих окнах успел загореться свет, послышалась брань всполошённых людей. Затем раздался громкий топот, и к машине подбежал Сяо Наньчжу, таща на спине какую-то тёмную фигуру. В несколько шагов очутившись рядом, он треснул по торчащей из окна голове Чжан Чи:

— Твою мать, ты больной, что ли?!! Разве мы не договаривались, что я к тебе спущусь — какого хрена ты тут разорался!!! Так ты добьёшься того, что меня завтра утром выселят!!!

читать дальше— Выселят так выселят! Тогда я завтра же подарю вам большую загородную виллу в качестве компенсации! Как только вы поможете мне избавиться от этой проклятущей речной твари, всё, что пожелаете, вам куплю!

— Да пошёл ты!!! Голову себе купи [1]! Достал уже! Поехали скорее!!!

Открыв заднюю дверь машины, Сяо Наньчжу нагнулся и закинул туда тяжёлое недвижное тело. Выражение лица мужчины с сигаретой в зубах было не из приятных — Чжан Чи сразу понял, что и настроение у него так себе. Хотя их встреча началась с того, что мастер календаря отвесил ему весьма болезненную затрещину, Чжан Чи вежливо пригласил этого грубияна располагаться в салоне своей машины. В конце концов, Чжан Чи был совершенно не готов к тому, что произошедшее этим вечером встревожит полицию. Хоть у него и были связи в верхах местной власти, при подобном переполохе ему будет непросто замять это дело в правоохранительных органах. Всё, что ему оставалось — это среди ночи, сходя с ума от тревоги, помчаться за Сяо Наньчжу, чтобы мастер календаря спасал ситуацию. Однако увидев, что тот закинул в машину, Чжан Чи, вновь забеспокоился [2], так что не смог удержаться от множества вопросов.

— Ох... кто этот паренёк? Мастер, брать на работу молодого любовника несколько неуместно...

Прищурившись, он устремил взгляд на худенького сонного юношу, завёрнутого в пуховик. Чжан Чи с самого начала понял, что Сяо Наньчжу нравятся мужчины, а потому, когда он увидел, что мастер календаря выносит из дома спящего парня, он, само собой, тут же заподозрил в этом что-то неприличное. Что и говорить, в своей жизни Чжан Чи перевидал бесчисленное множество людей, но ему никогда не доводилось встречать столь привлекательного красавчика. А если он был столь красив, когда спал, словно дохлая свинья, то проснувшись, без сомнения, будет просто неотразим. Чжан Чи, моральные устои которого никогда не отличались твёрдостью, не мог удержаться от того, чтобы то и дело не посматривать на юношу.

После того, как Сяо Наньчжу никакими силами [3] не смог добудиться Цзинчжэ дома, в итоге, намучившись с ним, попросту запихнул его на заднее сидение и уселся рядом. Заметив в зеркало заднего вида, что его наниматель-извращенец откровенно пялится на спящего беспробудным сном юношу, Сяо Наньчжу, не выдержав, сделал вид, что хочет затушить об его затылок сигарету, и, когда Чжан Чи с ухмылкой уклонился, холодно произнёс:

— Что это ты задумал? Можешь обойтись без пошлых мыслей?! Лучше поскорее объясни, как обстоят дела. Те двое, что видели монстра... Где они сейчас? Они мертвы?

— Не-не-не, живы они, живы! Один так перепугался, что грянулся в обморок, с другим тоже всё в порядке! В общем, пока все живы! Речное чудовище лишь высунуло голову и тут же скрылось! К сожалению, один из рабочих успел позвонить в полицию и нагородить всякой чуши про смертоубийство. Теперь полиция хочет вломиться на мою стройку. Всё совсем запуталось — если они и впрямь попадут туда, а там действительно что-то не так, скажем, и правда кто-то помер, в таком случае мне уже будет не отвертеться. Потому-то я немедленно бросился за вами, чтобы вы уладили это дело...

— Не боись, пока эта тварь не услышит раскаты грома, она не вылезет наружу. Она ещё не полностью пробудилась, дожидается первой весенней грозы… Однако, как разобраться с полицией, тебе придётся соображать самому.

Успокаивая Чжан Чи этими дежурными фразами, сам Сяо Наньчжу не поддавался волнению — он лишь сунул в рот сигарету и с каменным лицом затянулся. По его тону Чжан Чи решил, что проблема и впрямь пустяковая, а потому и сам смог перевести дух. От звука их голосов Цзинчжэ, который прежде мирно спал, опустив голову на колени Сяо Наньчжу, начал приходить в себя, неразборчиво бормоча:

— Мастер, где… где это я? Зачем… зачем мы куда-то едем?

По-прежнему пребывая во власти дрёмы, он свернулся калачиком и принялся тереть глаза тыльной стороной ладони. Не в силах проснуться, он только и мог, что зевать во весь рот. При виде этого Сяо Наньчжу, прищурившись, хмыкнул и, похлопав его по щекам, холодно бросил:

— Едем работать. Ты, деточка [4], уже на двадцать минут опоздал, так что смотри у меня...

— У-у-у… Не хочу работать… Хочу спать — может, мне поменяться с Чуси?.. Он ведь несколько дней назад заходил ко мне… — хмурясь, бурчал этот засоня.

В свои отговорки Цзинчжэ бессознательно вкладывал оттенок капризного кокетства. Сидящий за рулём Чжан Чи при виде этого почувствовал, что эти двое его уже утомили, и с молчаливым недовольством отвёл взгляд. Сяо Наньчжу в самом деле создавал впечатление прожжённого знатока подобного рода развлечений [5]. Однако мастер календаря, даже если и заметил выражение лица Чжан Чи, не придал этому никакого значения — потягивая сигарету, он неторопливо ответил Цзинчжэ:

— Ты и сам можешь справиться со своей работой. Где Чуси взять столько времени, чтобы всем вам помогать? Да ещё с его-то здоровьем… А ну живо просыпайся! — Говоря это, Сяо Наньчжу и сам не замечал, что невольно проявляет заботу о Чуси — он лишь подсознательно чувствовал, что тому не стоит так перенапрягаться.

Стоило Цзинчжэ понять, что его несчастная судьба неотвратима, как его настроение мигом испортилось. Он в отчаянии закрыл глаза и принялся причитать; впрочем, Сяо Наньчжу это лишь рассмешило — ущипнув его за щёки, он не мытьём, так катаньем заставил юношу подняться. Тогда Цзинчжэ смирился с тем, что выхода у него нет, и, укутавшись в большой пуховик, вяло прислониться к Сяо Наньчжу, чтобы шёпотом обсудить с ним, как разделаться с матерью-змеёй. Выслушав, что сказал ему на ухо дух календаря, Сяо Наньчжу не удержался от вопросов:

— Когда придёт время, твой весенний гром будет достаточно точным? А насколько он мощный? Гроза ведь не прекратится на полпути? Учти, Цзинчжэ, дело серьёзное. Как только ты с этим покончишь, можешь спать сколько влезет, я тебя не побеспокою, но прежде ты должен уничтожить эту хрень, понял?..

— Ладно… — надувшись, кивнул дух календаря. Хоть Цзинчжэ продолжал зевать, всё ещё не до конца проснувшись, было ясно, что он усвоил слова Сяо Наньчжу — и тот смог вздохнуть с облегчением. Тем временем Чжан Чи, который вёл машину, вновь принялся материться через блютус-гарнитуру.

— Это стадо дармоедов [6] не может даже задержать копов [7]! Как вернусь, я им задам… А этот офицер упёртый, как осёл. Стоило ему услышать, что там оборотни, так он тут же заявился самолично — он что, возомнил себя Сунь Укуном [8], чтоб его?..

Курящий на заднем сидении Сяо Наньчжу не удержался от того, чтобы заткнуть Чжан Чи:

— Эй, полиция просто добросовестно выполняет свою работу. А ты, босс Сяо Чжан, не мог бы прекратить выражаться так, будто ты какой-то бандит? Ты же добропорядочный бизнесмен…

Мужчина за рулём с кривой усмешкой бросил на него взгляд, и, со вздохом покачав головой, объяснил:

— Не-не-не, не поймите меня неправильно, я очень уважаю [9] этого начальника и стараюсь держаться от него подальше. Все, кто в этом городе питают слабость к весёлому времяпровождению, знают имя Пэн Дуна. Стоит кому-то открыть массажный салон или игорный дом, как он тут же заявляется с проверкой и хватает всех без разбора — пару раз и меня чуть не задержал, а тут ещё и это…

— Как ты его назвал? — переспросил Сяо Наньчжу, будто услышал знакомое имя. Перед этим он рассеянно массировал голову Цзинчжэ, слушая болтовню Чжан Чи, но тут мигом насторожился. Его реакция показалась бизнесмену немного странной, а потому он отозвался, не отрывая глаз от дороги:

— Пэн Дуна-то?.. Дун как в выражении «четыре стороны света» [10]… А вы что, его знаете?


***

Ночью в третий полицейский участок города Y поступил странный звонок. Похоже, позвонивший молодой мужчина был слегка не в себе — он изо всех сил орал в трубку и довольно долго не мог объяснить, что, собственно, с ним стряслось, поэтому принявший звонок дежурный полицейский отнёсся к нему с изрядным сомнением, посчитав, что это не более чем пьяный розыгрыш. Однако после тщательных расспросов рыдающий мужчина наконец сделал несколько глубоких вдохов, худо-бедно вернув себе способность говорить, и закричал как потерпевший:

— Здесь, в реке Биньцзян, монстр!!! Монстр!!! Прямо тут, в реке!!! Голова больше машины!!! А тело — больше многоэтажного дома!!! Тут человек со страху помер!!! Помогите!!! Товарищи полицейские, спасите меня!!! А-а-а!!!

От этих воплей у младшего полицейского глаза на лоб полезли, и он всерьёз задумался над тем, почему им всё время звонят какие-то психи — в конце концов, это и раньше случалось с завидной регулярностью. Но в тот же миг он оцепенел, потому что из трубки раздался пронзительный рёв, от которого у него едва не лопнули барабанные перепонки, а вслед за этим послышался вой, будто издаваемый каким-то неизвестным животным. Соединение прервалось, и голос вопящего мужчины пропал.

Все звонки, поступающие на командный пункт участка, записывались, и когда принявший звонок полицейский понял, что что-то нечисто, он немедленно известил об этом главное управление, передав туда же запись странного звонка.

Поскольку мост Биньцзян был важным строительным проектом, курируемым правительством, и принимая во внимание, что уже поступила информация о пострадавших, дежурная часть немедленно направила к мосту Биньцзян наряд, который как раз завершил рейд по игорным домам. Отработавшие нелёгкую смену полицейские, не имея возможности перевести дух, поспешили к стройке, подгоняемые срочностью дела, однако попасть на место происшествия не смогли — ведь поджидавшие их на обочине дороги рабочие тут же преградили им путь.

— Мы из Муниципального бюро общественной безопасности, — обратился к ним офицер. — Я — командир первого подразделения Пэн Дун. В нашу дежурную часть только позвонил мужчина, который сообщил, что у вас здесь кто-то умер, поэтому мы должны пройти на территорию стройки, чтобы выяснить, что именно случилось! Товарищи, просим вас сотрудничать со следствием! — Стоящий во главе наряда стройный высокий мужчина в форме с суровым видом извлёк удостоверение. По одному тону его голоса можно было распознать в нём начальника, однако рабочие не двинулись с места — они лишь светили фонариками, разглядывая припаркованные у ворот стройки патрульные машины и группу полицейских. Затем вперёд выступил один из рабочих и нахально заявил:

— Ай-яй, товарищи полицейские, послушайте, что же это вы ночью не спите ради того, чтобы проверить, что мы делаем на этой несчастной стройплощадке? Нет там ничего, кроме строительных материалов да реки, всё наглухо заперто, как там мог кто-то умереть? Мы здесь по распоряжению хозяина, чтобы присмотреть за всем, как мы можем открыть вам ворота без спроса? Можете подождать нашего босса Чжан Чи, пусть он сам вас туда и проведёт.

Эти слова заставили офицера, который и без того был не в духе, недовольно сдвинуть брови. Но полицейские, во-первых, примчались сюда без ордера на обыск, а во-вторых — без основательной причины, так что разобраться с этим делом было так-то непросто. К тому же тот, кто руководил этой стройкой, считался в городе влиятельным человеком [11], а потому полицейский, учитывая своё скромное положение, не мог позволить себе поддаться на провокацию. Рабочие глядели на их затруднение с видом стреляных воробьёв — они по-прежнему преграждали полицейским путь, хитро ухмыляясь. Пэн Дуну только и оставалось, что связаться с ответственным за эту стройку. Но в этот момент он услышал, как в толпе рабочих какой-то тощий субъект буркнул под нос:

— Хренов коп.

Едва эти слова достигли ушей Пэн Дуна, как его лицо мигом потемнело, однако, будучи офицером полиции, он не мог позволить себе опрометчивых действий. И всё же, получив подобное оскорбление, он тотчас выпрямился и устремил на рабочего разгневанный взгляд, способный нагнать страху на кого угодно — в конце концов, постоянно сталкиваясь с хулиганами и преступниками, Пэн Дун в совершенстве развил способность запугивать одним своим видом. Стоило полицейскому уставиться на рабочего так, словно он собрался сожрать его живьём, как парень, которому поначалу всё было нипочём, затрясся, будто осиновый лист, не осмеливаясь больше подать голос. Пэн Дун поджал губы и с нажимом произнёс:

— Даю вам пять минут. Прошу вас как можно быстрее связаться с вашим начальником, господином Чжан Чи. В нашу дежурную часть поступил вызов, и, разумеется, мы обязаны его проверить. Кроме того, напоминаю вам, что полицейские являются слугами государства, за оскорбительные и порочащие их слова вы можете быть арестованы в любой момент. Вы меня поняли?

Рабочие, никогда прежде не попадавшие в подобный переплёт, уже не решались открыть рот. Нахмурившийся Пэн Дун направился было к полицейской машине, чтобы вместе со своей командой ожидать дальнейших распоряжений, но тут на джипе со включёнными фарами подъехал начальник стройки Чжан Чи. Дверь машины распахнулась, и оттуда, набросив ветровку, вышел высокий крепкий мужчина немного хулиганского вида.

— Простите, что заставил так долго ждать! Задержался по дороге! Товарищи, вы из Бюро общественной безопасности? Простите, что не встретил!!!

Едва открыв рот, Чжан Чи принялся нести подобную насквозь фальшивую чепуху — он всегда так общался с людьми, которым не очень-то доверял. Пусть со стороны его извинения звучали с безукоризненной вежливостью, каждое слово было насквозь пропитано лицемерием. Само собой, Пэн Дун, будучи серьёзным человеком, не желал тратить время на пустые разговоры, а потому сразу рассказал Чжан Чи как о вызове, так и о том, что он намерен осмотреть стройку. Однако бизнесмен, натянув улыбку, принялся объяснять ему, прислонившись к двери машины:

— Какое ещё происшествие, это всё сплошное недоразумение, чудовищное недоразумение! Разве я только что не сказал, что задержался? На самом деле во всём виноваты те двое рабочих — ночью они по неосторожности свалились в реку, сейчас оба в больнице, но их жизни ничего не угрожает. Если вы, господин полицейский, мне не верите, можете позвонить в больницу и убедиться во всём сами. Эти двое перепугались до чёртиков, вот и несут всякий вздор! Ещё и про какого-то монстра болтают, но как вы можете им верить — мы же с вами материалисты!

Чжан Чи вещал так убедительно, что Пэн Дун, не проронив ни слова, молча мерил его взглядом. С точки зрения здравого смысла всё и впрямь звучало весьма складно, и всё же в глубине души у полицейского продолжали скрестись сомнения. Что-то в том, как об этом говорил Чжан Чи, показалось Пэн Дуну странным, а потому он не собирался вот так просто отступать, хоть и не верил в сверхъестественные явления, так что в итоге лишь укрепился в своём намерении во что бы то ни стало осмотреть стройку. Но тут в джипе Чжан Чи кто-то кашлянул.

Это явилось для Пэн Дуна полной неожиданностью — он и не подозревал, что в машине ещё кто-то есть. Офицер машинально перевёл взгляд на окно машины, гадая про себя, кто там затаился [12]. Когда же дверь наконец открылась, оттуда появился человек со столь знакомым ему лицом, что Пэн Дун на миг онемел от потрясения.

— Сяо… Инструктор Сяо?!


Примечание Шитоу Ян (автора):

… Кстати говоря, полицейский Сяо Дун — это важный персонаж второго плана в будущем, и у него краш на старшего братца А-Наня, но он не его старая любовь, не беспокойтесь! Осталось ещё две главы, и перейдём к новому делу!


Примечания переводчика:

[1] Голову себе купи — в оригинале 买你大爷的腿 (mǎi nǐ dàyé de tuǐ) — в букв. пер. с кит. «купи ноги своему дяде».

[2] Забеспокоился — в оригинале чэнъюй 心急如焚 (xīnjírúfén) — в пер. с кит. «сердце будто огнём объято», обр. в знач. «сгорать от нетерпения, волноваться».

[3] Никакими силами — в оригинале идиома 九牛二虎之力 (jiǔ niú èr hǔ zhī lì) — в пер. с кит. «сила девяти быков и двух тигров», обр. в знач. «нечеловеческая сила, огромные усилия; неимоверный труд».

[4] Деточка — в оригинале 宝贝儿 (bǎobèir) — в пер. с кит. «раковина каури», обр. в знач. «сокровище, золотко, деточка».

[5] Подобного рода развлечений — в оригинале 花丛 (huācóng) — в пер. с кит. «цветочная куртина», обр. в знач. «бордель, проститутки».

[6] Дармоеды — в оригинале 吃干饭 (chī gānfàn) — есть отварной рис (в противоположность жидкой каше), обр. в знач. «даром есть хлеб; зря занимать место».

[7] Копы — в оригинале 条子 (tiáozi) — букв. «длинные ребята», происходит из южного сленга. Мафия Гонконга издавна боялась полицейских, и, когда к ним обращался кто-то из полиции, они были вынуждены отвечать: «Да, сэр!», а английское «сэр» напоминает слово «змея» 蛇 (shé) на гуандунском (кантонском) диалекте. Изначально они называли полицейских «sir 佬» (sir lǎo) или «蛇佬» (shé lǎo) — букв. «старина змей», приписывая им все пороки змей — что они такие же жадные и ненасытные, а чтобы не называть их напрямую, «старина змей» на жаргоне превратился в «длинного парня».

[8] Сунь Укун 孙悟空 (Sūn Wùkōng) — Царь Обезьян — популярнейший персонаж китайского фольклора, известный по классическому китайскому роману У Чэнъэня «Путешествие на Запад», где Сунь Укун постоянно спасает своего учителя, паломника за Священными Сутрами Сюаньцзана от сонмища оборотней.

[9] Уважаю — в оригинале чэнъюй 敬而远之 (jìng ér yuǎn zhī) — в пер. с кит. «уважаю на расстоянии», обр. в знач. «уважать и побаиваться, держаться подальше, избегать».

[10] Четыре стороны света 东西南北 (dōngxīnánběi) — в букв. пер. с кит. «восток, запад, юг, север», где Дун 东(dōng) — «восток». Обр. в знач. «всюду, любое место, неопределённое место жительства». Кстати, в это выражение входит и иероглиф из имени Сяо Наньчжу — Нань — 南 (nán) — «юг».

[11] Влиятельный человек — в оригинале чэнъюй 只手遮天 (zhīshǒu zhētiān) — в пер. с кит. «закрывать небо одной рукой», обр. в знач. «своей силой скрывать истинное положение вещей».

[12] Затаился — в оригинале чэнъюй 藏头露尾 (cángtóulùwěi) — в пер. с кит. «спрятать голову, высунуть хвост», обр. в знач. «недоговаривать, умалчивать, ходить вокруг да около, хитрить».


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 29 — Цзинчжэ. Часть 1

Предыдущая глава

Примечание переводчика:

Поскольку двадцать восьмая глава представляет собой экстру, события которой сильно опережают сюжет, было решено поместить её перевод в конце новеллы – поэтому после двадцать седьмой главы следует двадцать девятая.

***

Глубокой ночью по небу прокатился слабый раскат грома и на горизонте начали собираться чёрные тучи, предвещая неотвратимую грозу. Время тихо шло — меньше чем через два часа настанет Цзинчжэ — День пробуждения насекомых. Гром вот-вот расколет тёмное небо — и тогда очнутся проспавшие всю зиму под промёрзшей землёй змеи, насекомые и грызуны. Раскаты с небес служат предостережением злым духам, чтобы те не смели нарушать порядок в мире людей — в противном же случае они будут истреблены.

Под мостом Биньцзян стояла непроглядная тьма. От недавно устроенного Чуси пожара, что полыхал здесь до небес, нынче не осталось даже пепла. Берег реки стал ещё более плоским, сгладились все неровности, потому что Няньшоу без остатка сожрал ставшие частью земли тошнотворные останки вместе с потомством чудовища. Однако несколько мелких тварей всё же сумели ускользнуть от разгневанного духа календаря. Когда спящее под мостом чудовище наконец пробудилось, эти создания, которые собственными глазами видели гибель своих братьев и сестёр, воззвали к отмщению [1]:

— Матушка… Матушка…

скрытый текстОтражённые от поверхности реки, эти стенания разнеслись над водой и затихли вдали. В конце дороги показались двое рабочих, которые по прошествии первого лунного месяца года вернулись на стройку и сейчас дежурили в ночную смену. Освещая себе путь фонариком, они шли по речной отмели, но тут один из них замер, словно что-то услышав.

— Сяо Ван, ты чего? Разве ты не говорил, что хотел отлить… — крикнул своему спутнику с фонариком мужчина средних лет с иностранным акцентом, который как раз расстёгивал брюки. Поскольку было холодно, за ужином они на пару выпили по нескольку рюмок гаоляновой водки, и теперь вся эта жидкость просилась на выход — однако стоящий на берегу реки Сяо Ван даже после окриков не двинулся с места. Потеряв терпение, старший рабочий повысил голос — но тут его напарник мигом развернулся и бегом бросился к нему.

— Иду я, иду, не надо меня подгонять… Дядюшка Чжан, вы слышали это?.. Мне показалось, будто женщина плачет…

Он невольно понизил голос, потирая руку — похоже, Сяо Ван никак не мог прийти в себя от этих жутких и загадочных звуков. При этих словах дядюшка Чжан уставил на него перепуганный взгляд и, схватив парня за руку, выбранил его:

— Какого чёрта ты несёшь? В подобном месте нельзя говорить такое! Помнишь, что я рассказывал тебе о том случае на стройплощадке на юге? Те паршивцы с языками без костей [2] были как раз в твоём возрасте! Они болтали всякие пошлости про женский труп, который выкопали, и в конце концов эта тварь живьём сожрала их сердце и печень!

— Ох ты боже мой! И что ж, мне теперь молчать?! Я ведь в самом деле слышал голос, он доносился прямо с середины реки! Может, кто-то в воду свалился?! — Сяо Ван возвысил голос, указывая на спокойную поверхность реки Биньцзян.

Но после того, как его выбранил дядюшка Чжан, молодой человек и сам засомневался в своих словах.

Дядюшка Чжан тут же заткнул ему рот ладонью, уставив на напарника свирепый взгляд, и принялся ругаться:

— Да хоть сама богиня Сиванму [3] упала в реку, нас это не касается!!! Пойдём отсюда быстрее! Хорош уже выдумывать! Сам посуди, кто глубокой ночью мог упасть в эту чёртову реку?..

Он ещё не успел договорить, когда переменчивый ветер донёс до них приглушённые звуки плача. Сяо Ван и дядюшка Чжан обменялись растерянными взглядами. Ни один из них не решался обернуться в сторону чёрных, как смоль, вод реки, однако их сердца и без того захлестнул страх, и мужчины затряслись, не смея издать ни звука. В этот момент оба ощутили под ногами нарастающие колебания, которые вскоре перешли в ужасающую вибрацию. Вслед за этим со стороны реки раздался жуткий вой, от которого едва не полопались барабанные перепонки.


***

Без десяти двенадцать весь дом был погружён в безмолвие. Сяо Наньчжу спокойно спал в своей постели, в комнате царила кромешная тьма. На прикроватной тумбочке лежал подключённый к зарядке телефон, рядом — пачка сигарет и зажигалка. Стояла такая тишина, что можно было услышать, как падает иголка, и в это самое время по полу проскользнула тонкая гибкая тень.

При соприкосновении с гладким полом чешуя не производила ни малейшего звука, однако тень издавала непрерывное мрачное шипение, а налитые красным глаза привели бы в трепет любого. Но крепко спящий Сяо Наньчжу, похоже, и не подозревал об этом — мерное дыхание говорило о том, что он безмятежно видит десятый сон. Поднявшись по столбику в изголовье кровати, загадочная тварь обвила обнажённую шею мужчины и издала слащавый, злорадный смешок. Внезапно она распахнула пасть, готовясь вонзить острые клыки в горло мастера календаря.

Стоит клыкам вонзиться в плоть и впрыснуть смертельный яд в кровеносные сосуды, как любое сопротивление окажется бесполезным — участь человека будет предрешена. Ядовитая змея целый день следовала за Сяо Наньчжу, но ей никак не удавалось подгадать удачный момент, чтобы отомстить за своих сородичей, и всё из-за Юаньсяо, которая никак не желала оставить свой пост, ведь змее-оборотню не по силам тягаться с духом календаря, в то время как убить не обладающего сверхъестественными способностями мастера для неё не представляло ни малейших сложностей. Оказавшись так близко к осуществлению своей цели, красноглазая ядовитая бестия больше не могла сдержать пламенную ненависть к убийце её родни — распахнув пасть, она, не колеблясь, бросилась на него.

Увы, острые клыки так и не достигли шеи Сяо Наньчжу — а саму змею в тот же миг стиснула сильная рука. Только что казавшийся мирно спящим мастер календаря, не открывая глаз, безошибочно схватил змею в семи цунях от головы [4]. Почти до смерти придушив ядовитую тварь крепкой хваткой, он медленно открыл глаза, в которых не было ни капли сна.

— Ага, желала застать меня врасплох, чтобы нанести удар исподтишка? Вот уж воистину у этой змеи ни стыда, ни совести! — холодно бросил Сяо Наньчжу и, зевнув, неторопливо сел на постели, а затем поднялся на ноги. При этом он не ослаблял давление на горло змеи — как бы та ни извивалась, она была не в силах вывернуться из хватки мужчины. Сяо Наньчжу был не в духе, а потому, когда демон забился из последних сил, лишь крепче сжал пальцы. Чувствуя, что её вот-вот прикончат, змея больше не осмеливалась сопротивляться этому, на первый взгляд, совершенно обычному человеку.

— Убью тебя… Я убью тебя! — безостановочно шипела она, похоже, не собираясь сдаваться, и по-прежнему сверлила Сяо Наньчжу исполненным злобы взглядом, однако тот лишь слабо усмехнулся, бросив взгляд на эту явно переоценившую свои силы мелкую гадину. Удерживая обвившую его руку змею, мужчина выглянул в окно.

Эта тварь следовала за ним весь день — после того, как Сяо Наньчжу проводил старушку Дэн Чуньсю, змея, изловчившись, украдкой проскользнула [5] вслед за ним. Будь на его месте обычный человек, он бы ничего не заподозрил, но Сяо Наньчжу немало лет провёл в армии, а потому никогда не терял бдительности. Заметив, что за ним следит злобный взгляд, он догадался, что это какая-то недобитая Чуси тварь явилась искать мести, однако решил сперва выяснить её истинное происхождение, а потому не подал вида, что заметил слежку. Притворяясь спящим, Сяо Наньчжу намеренно подпустил змею поближе, и едва холодные, как лёд, ядовитые клыки нацелились на его артерию, схватил её, воздав этой гадине по заслугам.

Теперь мастер календаря курил, сжимая змею в руке. Опустив взгляд на часы, он нетерпеливо нахмурился:

— Цзинчжэ, мать твою, ты мне что тут, проспал? Эй, алло, уже без двух минут двенадцать, мы же договорились, что ты сегодня выйдешь пораньше, или как… Цзинчжэ! А, Цзинчжэ! Вот-вот настанет полночь! Луна уже вышла, чтобы припечь твою задницу!!!

Старый календарь и не подумал отозваться на его ругань, так что Сяо Наньчжу только и оставалось, что закурить ещё одну сигарету и вновь повернуться к окну. Ясная луна почти затмевала звёзды [6]. Вскоре раздался первый раскат грома, возвещающий смену сельскохозяйственного сезона — наступление Цзинчжэ-цзюня пробуждало от глубокого зимнего сна несметное число нечистых тварей.

Ранее Сяо Наньчжу уже пробовал расспросить Цзинчжэ о том, как одолеть речного монстра, однако тот так толком и не пробудился — из трёх сказанных им фраз две были сквозь сон. Глядя на юного на вид, худенького Цзинчжэ, который знай себе посапывал на своей странице, свернувшись в клубочек, Сяо Наньчжу смирился с тем, что ему придётся самому копаться в древних трактатах, таких как «Книга толкований порядка смены семидесяти двух пятидневок года», чтобы узнать всё, что касается Цзинчжэ. Когда придёт время, ему нужно будет как можно быстрее избавиться от затаившегося в реке монстра. В результате Сяо Наньчжу в самом деле удалось раскопать в Интернете кое-какие любопытные материалы.

В прежние времена Цзинчжэ-цзюня именовали Цичжэ-цзюнем [7], и он был третьим из двадцати четвертых сельскохозяйственных сезонов года, перед которым шли Лаба [8] и Личунь [9], сам же он знаменовал собой наступление середины весны. Говорят, что, когда солнце на определённой высоте заслоняет луну, воздух постепенно теплеет, начинают громыхать грозы. С наступлением зимы животные прячутся в укрытия, зарываются в землю и впадают в спячку — отсюда «чжэ» — «спячка» — в имени Цзинчжэ. Раскаты грома, посылаемые небом на Цзинчжэ, пробуждают животных, отсюда «Цзин» — «пугать, приводить в трепет». Таким образом, этот дух календаря отвечает за пробуждение всего живого. К сожалению, в этом мире за хорошим всегда следует дурное, за светом следует тьма — вот и Цзинчжэ помимо живых существ пробуждает и злых духов. Безусловно, появление полезных насекомых оказывает благотворное воздействие на будущий урожай, однако пробуждение змей, грызунов и вредных насекомых всегда причиняло немало хлопот.

Кроме того, в аграрном обществе крестьяне по приходу Цзинчжэ определяли, когда следует начинать весеннюю вспашку, а потому в прошлые эпохи его прихода ждали с необычайным нетерпением. Увы, современные люди больше не полагаются на эти традиционные приметы, а потому дух-покровитель сельскохозяйственного сезона растерял былой рабочий пыл, став нерадивым, будто лягушка, впавшая в спячку с наступлением зимы.

Вот пока что всё, что удалось узнать о Цзинчжэ из старинных текстов — больше мог поведать разве что сам дух календаря. Также Сяо Наньчжу откопал кое-что о монстре из реки Биньцзян, возможно, напрямую относящееся к происхождению этого бедствия.

В китайском фольклоре есть множество преданий о змеях, например, весьма популярное сказание о госпоже Белой змее [10] — духе, который, тысячелетиями совершенствуясь [11], обратился в человека, или несколько менее известная история из «Повестей о странном из кабинета Ляо» [12] господина Пу Сунлина о зелёных женщинах-змеях. В первом сюжете речь шла о следовании по праведной тропе бессмертных совершенствующихся — Сяо Наньчжу в таком не разбирался, а потому не стал особо в это углубляться, — однако зелёные змеи из второго предания явно имели некое отношение к монстру из реки Биньцзян.

В истории о зелёных женщинах-змеях говорилось о том, что некогда на горе Иньшань жила группа женщин. Внешне они ничем не отличались от людей, но, стоило одной из них выйти замуж за человека из обычной семьи, как вскоре муж умирал. Однако их соседи так ничего и не подозревали, пока однажды странствующий гадатель [13] не изловил одну из таких женщин-демонов. Он увидел, что лицо у неё треугольное и глаза будто бы слепые. Тогда он задрал ей юбку и к своему изумлению обнаружил, что под ней скрывалась змея, которая с шипением готовилась укусить его. После тщательного расследования выяснилось, что эти зелёные женщины-змеи появились от союза людей с нечистью, и все, кто вступал с ними в любовную связь, вскоре умирали. Тела этих несчастных мужчин потомки змей сбрасывали в озеро у подножия горы Иньшань в качестве пищи для матери-змеи, которая обратилась то ли в морского змея — цзяо, то ли в дракона [14].

Эта история насчитывала не один век, и хотя она представляла собой лишь народную побасенку о духах, то, о чём в ней говорилось, немного напоминало дело, с которым столкнулся Сяо Наньчжу. Чуси тоже говорил, что эта мать-змея огромна и пожирает людей, а её многочисленное потомство очень напоминало детей той зелёной матери-змеи. После того, как Чуси уничтожил великое множество её сыновей и дочерей, внуков и внучек, это чудовище, быть может, уже обратившееся в цзяо, наверняка она этого просто так не оставит — в конце концов, духи змей лишь кажутся хладнокровными, на самом деле они злопамятны, мстительны и всё принимают близко к сердцу. Даже госпожа Белая змея, когда был похищен её муж Сюй Сянь, попыталась затопить храм Цзиньшань [15] — кто же знает, какое кровопролитие способна учинить эта мать-змея, потеряв своё потомство.

Опустив взгляд, Сяо Наньчжу машинально закурил сигарету, чтобы вернуть себе самообладание. Стрелка часов как раз достигла двенадцати — он так и не дождался, пока проснётся Цзинчжэ, когда затрезвонил ещё не до конца зарядившийся телефон. Сняв трубку, Сяо Наньчжу тут же услышал истошные вопли Чжан Чи:

— Мать моя женщина, мастер!!! Тебе обязательно нужно взглянуть на это!!! Двое рабочих на стройке ночью встретили чудовище!!! Один без сознания, а другой вызвал полицию! Я сейчас как раз направляюсь туда! Мне передали, что вот-вот полиция заявится!!! Что ж теперь делать? А-а-а!!!!!


Примечание Шитоу Ян (автора):

Прошу прощения за долгое ожидание!!! Этой главе не хватило две тысячи иероглифов, завтра я это восполню!!! Я сегодня столкнулась с некоторыми делами, очень разволновалась, а потому отложила главу, простите меня!!! Я закрепила главу на восемь вечера, может случиться, что утром не успею. Также хочу поделиться с вами парой хороших новостей, ха-ха. Вчера я в первый раз получила номинацию на золотую печать от редактора, ха-ха. Это у меня в первый раз — я так рада, так горда собой~ Можно сказать, что я получила небольшое признание, благодарю всех за поддержку~ Также мне выпала счастливая возможность — я достала билет, чтобы в Пекине поучаствовать в пресс-конференции новеллы «Спасти Марс». Это было нелегко, и я никак не могу прийти в себя, взволнована до смерти. Я так люблю эту новеллу, а потому я очень растрогана и счастлива! Я просто олицетворение карпа кои, ха-ха! Желаю, чтобы моя удача передалась и господам-читателям! Всем вам удачи, и чтобы ваши покупки на День холостяка пораньше дошли домой~ Люблю вас, чмоки-чмоки!


Примечание Шитоу Ян (автора):

Прошу прощения за долгое ожидание!!! Этой главе не хватило две тысячи иероглифов, завтра я это восполню!!! Я сегодня столкнулась с некоторыми делами, очень разволновалась, а потому отложила главу, простите меня!!! Я закрепила главу на восемь вечера, может случиться, что утром не успею. Также хочу поделиться с вами парой хороших новостей, ха-ха. Вчера я в первый раз получила номинацию на золотую печать от редактора, ха-ха. Это у меня в первый раз — я так рада, так горда собой~ Можно сказать, что я получила небольшое признание, благодарю всех за поддержку~ Также мне выпала счастливая возможность — я достала билет, чтобы в Пекине поучаствовать в пресс-конференции новеллы «Спасти Марс». Это было нелегко, и я никак не могу прийти в себя, взволнована до смерти. Я так люблю эту новеллу, а потому я очень растрогана и счастлива! Я просто олицетворение карпа кои, ха-ха! Желаю, чтобы моя удача передалась и господам-читателям! Всем вам удачи, и чтобы ваши покупки на День холостяка пораньше дошли домой~ Люблю вас, чмоки-чмоки!


Примечания переводчика:

[1] Воззвали к отмщению — в оригинале чэнъюй 血债血偿 (xuèzhài xuè cháng) — в пер. с кит. «долг крови выплачивается кровью». обр. в знач. «око за око».

[2] Язык без костей — в оригинале 嘴上没把门 (zuǐshàng méi bǎmén) — в букв. пер. с кит. «у ворот рта нет стража».

[3] Богиня Сиванму 王母娘娘 (wángmǔ niángniáng) — Царица-мать Западного рая, хранительница персиков бессмертия, одна из наиболее почитаемых богинь в даосском пантеоне.

[4] В семи цунях от головы — согласно китайским поверьям, сердце змеи расположено в семи цунях от головы.

[5] Украдкой проскользнула — в оригинале 鬼鬼祟祟 (guǐguǐsuìsuì) — в пер. с кит. «призрак-призрак-нечисть-нечисть».

[6] Ясная луна почти затмевала звёзды — в оригинале чэнъюй 月明星稀 (yuèmíngxīngxī) — в пер. с кит. «когда луна ярка, звёзды редки», обр. в знач. «в присутствии великого мудреца или мастера мелкие люди незаметны».

[7] Цичжэ 启蛰 (qǐzhé) — в пер. с кит. «пробуждаться от зимней спячки».

[8] Лаба 腊八 (làbā) — сейчас — 8-е число 12-го месяца по лунному календарю.

В доциньскую эпоху существовал день Ла, когда совершались подношения духам и предкам — лацзи 腊祭 (làjì) (включая двух богов-хранителей входа, бога хозяйства, бога дома, бога-хранителя очага и бога колодца). В преддверии него китайцы ходили на охоту, чтобы поднести добычу духам, а потому этот день назывался также лецзи 猎祭 (lièjì) — подношение охотой. Этот день не был закреплён, месяц также носил название Ла.

Китайцы верят, что в этот день происходит переход нового в старое. На севере Китая есть присказка: «Дитя, дитя, не будь жадным, пройдёт Лаба, наступит Новый год». На Севере в этот день чистят чеснок и готовят уксус, чтобы потом вымачивать чеснок в уксусе. На юге Китая этот праздник имеет куда меньшее значение.

Согласно буддийским канонам, перед тем, как достичь просветления, Будда Шакьямуни много лет практиковал аскезу, так что от его тела остались кожа да кости. Поняв, что аскеза не позволяет сбросить путы мирской суеты, он отказался от самоистязания. По счастью, ему встретилась пастушка, которая поднесла ему сыр. Поев, Будда восстановил силы, после чего сидел под деревом бодхи в глубоком раздумье, пока на восьмой день двенадцатого месяца не постиг истины учения. В память об этом буддисты проводят пуджу, во время которой варят кашу из риса и фруктов и поклоняются Будде. Кашу Лаба называют также «кашей семи сокровищ, пяти приправ», «кашей Будды» и «народной кашей».

Также есть обычай за день до Лабы наливать в таз воду, а потом разбивать на куски получившийся лёд, который по поверью обладает чудодейственными свойствами, и использовать его весь год от боли в животе.

Информация из статьи: https://baike.baidu.com/item/%E8%85%8A%E5%85%AB%E8%8A%82

[9] Личунь 立春 (lìchūn) — сельскохозяйственный сезон «начало весны» (период года с 4 или 5 февраля, отнесён к первой половине 1-го лунного месяца), в настоящее время считается первым сельскохозяйственным сезоном.
Из пяти стихий представляет собой дерево, олицетворяет переход прошлого в будущее. В начале сезона восточный ветер изгоняет холод, а потому в «Анналах Люй Бувэя» говорится, что восток относится к дереву, дерево порождает огонь (стихия лета).

Информация из статьи: https://baike.baidu.com/item/%E6%9C%88%E4%BB%A4%E4%B8%83%E5%8D%81%E4%BA%8C%E5%80%99%E9%9B%86%E8%A7%A3#8

[10] Госпожа Белая змея — в оригинале 白娘娘 (Bái-niángniang) — в пер. с кит. «Белая матушка-покровительница».

[11] Совершенствуясь — в оригинале 修炼 (xiūliàn) — даос. «готовить пилюлю бессмертия» — совершенствование духа и тела, при котором в теле образуется «эликсир бессмертия», наделяющий магической силой.

[12] «Повести о странном из кабинета Ляо» 聊斋志异 (liáozhāi zhìyì) — она же «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» — сборник новелл 17 века.

[13] Гадатель 术士 (shùshì) — этим словом также называют знахарей-гадателей, мастеров и умельцев, а также магов-чернокнижников и учёных-конфунцианцев.

[14] То ли в цзяо, то ли в дракона — цзяо 蛟 (jiāo) — водяной змей, или водяной дракон. Согласно «Запискам с изложением странного» 《述异记》(“Shù yì jì”) ядовитая змея через пятьсот лет превращается в цзяо, цзяо через тысячу лет превращается в дракона 龙 (lóng), дракон через пятьсот лет превращается в рогатого дракона, а тот через тысячу лет — в крылатого дракона. У цзяо, в отличие от дракона, хвост лысый, наподобие змеиного, а также только одна пара когтистых лап (у дракона — две), глаза не выступающие, рогов нет или только один рог, прямой и не ветвящийся, в то время как у дракона два рога, ветвящихся наподобие оленьих. Цзяо считаются хозяевами рек.

[15] Даже госпожа Белая змея, когда был похищен её муж Сюй Сянь, попыталась затопить храм Цзиньшань — Монах-даос Фахай всё время пытался разлучить Белую змею — Бай Сучжэнь — с её мужем Сюй Сянем. Сперва он открыл её мужу истинную природу жены, но тот её не разлюбил. После этого неугомонный даос похитил Сюй Сяня, заточив его в тюрьме Цзиньшань — тогда Бай Сучжэнь вместе со своей сестрой Сяоцин (Зелёной змейкой) пришли на выручку Сюй Сяню, попытавшись затопить монастырь, причём погибло множество невинных людей — однако из-за того, что Бай Сучжэнь уже была беременна, её силы были ограничены, а потому спасение не удалось и Сюй Сянь позже сбежал самостоятельно.


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 27 — 11.11.11.11.11. Часть 2

Предыдущая часть

По сравнению с только что ушедшей недоверчивой дамой из высшего общества, эта старушка была бедно одета и имела болезненный вид. Судя по всему, ей было около семидесяти — разве в столь почтенном возрасте не полагается наслаждаться заботой детей и безмятежным счастьем семейной жизни? — однако эта дрожащая старушка пришла к Сяо Наньчжу одна, и то, что она у него попросила, также немало удивило мастера календаря.

читать дальше— Меня зовут Дэн Чуньсю [1]… Мне семьдесят два, и в конце минувшего года во время обследования у меня нашли тяжёлую болезнь, и вот уже третью неделю не было и нескольких дней, чтобы я чувствовала себя хорошо. Но сперва мои дети были заняты на работе, а потом отмечали Новый год, и я понимала, что, если умру в это время, то причиню им беспокойство… Во время праздников я сперва докучала одной семье, потом мне было сказано отправляться в другую. Но с каждым днём мне остаётся жить всё меньше — подумав об этом, я решила, что тянуть дальше не имеет смысла… И теперь я хочу спросить у мастера, какой день в ближайшее время больше подходит, чтобы мне умереть [2] — это обязательно должен быть выходной, иначе у моих детей не будет времени заняться похоронами...

Голос старушки звучал спокойно, однако в нём угадывалась горечь. Хоть она не упомянула, от какой неизлечимой болезни страдает, всё её тело с головы до ног было объято духами недуга, так что с первого взгляда становилось ясно, что ей и в самом деле недолго осталось. Но одно дело — понимать, что жить тебе не дольше нескольких дней, и совсем другое — твёрдо решить, в какой день тебе надлежит умереть, а потому Сяо Наньчжу довольно долгое время держал в руках гороскоп старушки из восьми знаков, ничего не говоря.

— Тётушка [3]… а ваши дети так до сих пор и не знают об этом? – наконец спросил он.

— Не знают, да и как бы я осмелилась им сказать? Ведь тогда они начнут сердиться и переживать, беспокоиться о деньгах… Однако ни к чему им тратиться на лечение, к тому же, все эти расходы были бы впустую...

Раз она так говорила, то, вероятно, отлично понимала, что за люди её дети, а потому могла безошибочно предсказать, как они отреагируют. Ей было неловко рассказывать об этом, поэтому, когда встревоженная Юаньсяо подала ей настоянный на финиках чай, лицо старушки страдальчески исказилось.

— Это всё моя несчастная доля, — всхлипнула она дрожащим голосом. — Я в одиночку вырастила троих детей, однако никто из них не желает позаботиться обо мне в старости… В детстве мой сын попал в больницу, и все врачи говорили, что он не поправился. Тогда я, плача, на коленях умоляла их перед дверями больницы, чтобы они дали моему ребёнку надежду. Теперь мои дети выросли, а я вот-вот умру. Я просто не хочу причинять им беспокойство… Если вы подыщите мне хороший день для смерти, и всё кончится… я больше не доставлю им хлопот...

Подойдя к концу рассказа, она всё-таки не смогла удержаться от слёз. Похоже, злоключения старушки произвели сильное впечатление на Юаньсяо — её прелестное напудренное личико приобрело горестное выражение. Когда она жила в мире людей, у неё также была матушка, и в то время она только и помышляла о том, как бы поскорее покинуть дворец, чтобы заботиться о ней в старости. Как бы то ни было, Сяо Наньчжу опасался, что этот сердобольный дух календаря сотворит что-нибудь необдуманное, однако прежде, чем он успел открыть рот, Юаньсяо с полными слёз глазами взяла старушку за руку и горячо заговорила:

— То, что они не желают о вас позаботиться — это неправильно! Вам нет нужды горевать из-за них! В прошлом я всё время думала о том, как бы повидать свою семью и родителей — как можно быть такими бесчувственными? Нужно дать понять этим трём неблагодарным негодникам [4], как сильно они ошибаются! Не бойтесь, тётушка!!! Мы с мастером поможем вам! Вы только не переживайте!!! Ни в коем случае не расстраивайтесь!!!

Эта вспышка негодования погрузила всех в неловкое молчание.

Сяо Наньчжу чуть было не открыл рот, чтобы сказать, что за это может потребоваться дополнительная плата, но в итоге почёл за нужное промолчать. В конце концов, он и вправду не знал, как помочь смертельно больной старушке, ведь тут были бессильны [5] даже клёцки Юаньсяо — но вскоре она сама своими действиями доказала ему, что в этом мире нет ничего такого, что неподвластно духам календаря.


***

У Чжан Тяньмина, частного предпринимателя лет сорока с небольшим, были жена и ребёнок, а также старшие брат и сестра. Престарелая мать по очереди жила в их семьях, и по правде говоря, эта ноша была не слишком обременительной. Однако люди стареют, и жизненные неурядицы постепенно отодвигают родственные чувства на второй план. Когда в последний день ушедшего года все собрались на семейный ужин, его жена, сестра и невестка затеяли скандал по поводу того, в чьём доме будет жить старушка в первый лунный месяц года, и Чжан Тяньмин из-за этого чуть не подрался с собственным старшим братом.

— Ты же старший сын! Почему бы маме не пожить у тебя каких-то несколько дней! У меня на этот Новый год в доме собирается тьма-тьмущая гостей! Разве наша мама такая уж обуза?! К тому же, твоя жена сейчас сидит без работы, так что у неё уж точно есть возможность позаботиться о маме! Почему я должен тратить время на то, чтобы принимать маму у себя? — кричал он, опрокинув бокал.

Уже малость поднабравшись, Чжан Тяньмин только и знал, что нападать на родственников — да в сущности, сейчас его ничуть не интересовало, что они думают и чувствуют. Однако его старший брат и невестка также были отнюдь не безропотными [6], так что, заслышав столь беспардонные речи, его брат ударил рукой по столу и заорал в ответ:

— И это говорит младший сын?!! Ты-то в отличие от нас как сыр в масле катаешься, ещё и смотришь на нас свысока! У тебя в доме достаток, у жены есть работа, так что ты и должен тратить больше денег на содержание мамы! Не прошло и пары недель, как ты её выставляешь, а ведь мы условились, что она проживёт у тебя месяц!!! А впрочем, это тебе не впервой!!! Тебе и твоей старшей сестрице денег не жаль только для посторонних — разве не так?!!

На лице Чжан Тяньмина появилось страдальческое выражение — он и так был вечно недоволен своей жизнью, а уж подобные упрёки со стороны брата были и вовсе нестерпимы, невестка также безостановочно подливала масла в огонь. При последних словах прежде не принимавшая участия в разговоре сестра также не удержалась, взвизгнув:

— Эй-эй, меня-то зачем сюда приплетать?!! Я ведь женщина, а вышедшая замуж дочь — всё равно что выплеснутая вода! Наша мать в принципе не нуждается в моём уходе! Так что всё это — ваша обязанность!!! И что вы тут устроили — никто из вас не желает взять на себя ответственность, вот вы и решили спихнуть это на меня [7]! Так не пойдёт! Моя квартира — жалкая клетушка, ещё одному человеку там некуда деваться! Я и так каждый месяц отдаю целых двести юаней на питание мамы! Так что разбирайтесь с этим сами как хотите...

К счастью, когда случилась эта ссора, их мать, Дэн Чуньсю, как раз вышла на кухню, чтобы подать на стол, однако её дети ругались так, что их услышал бы даже глухой. Чжан Тяньмин так и не узнал, что по этому поводу подумала их мать. После этого вечера они договорились, что старушка останется у него до конца месяца, однако до истечения этого срока она внезапно исчезла.

Полагая, что мама отправилась к его старшему брату или сестре — в конце концов, ей ведь больше некуда было пойти на Новый год — он не придал этому большого значения. Несколько дней Чжан Тяньмин был занят приёмом гостей, ожидая, что ему вот-вот примутся названивать брат или сестра, требуя, чтобы он немедленно забрал маму. Так и не дождавшись от них известий, он пришёл в некоторое недоумение и позвонил им сам. Тут-то до него наконец дошло, что они тоже не имеют понятия, куда с начала первого месяца года пропала их мать: за это время она так ни с кем и не связалась, будто попросту испарилась.

Тут-то Чжан Тяньмин разволновался не на шутку: хоть в обычные дни он не очень-то заботился о старушке, всё же, когда его престарелая мать пропала подобным образом, само собой, он бросился на поиски. Его брат и сестра сказали, что нужно подать заявление о розыске, однако, когда в участке народной полиции услышали, что их мать пропала больше десяти дней назад, на них посмотрели с неприкрытым осуждением. Эти трое великовозрастных детей за сорок и хотели заплакать, но не могли выдавить из себя ни слезинки — всё, что им оставалось, это взять отпуск за свой счёт и разместить объявления в газетах: они должны были во что бы то ни стало вернуть мать, перед которой они так провинились.

Они уже двадцать лет кряду не ощущали подобного единства — измученные братья и сестра неустанно колесили по улицам в поисках матери, но даже тени её не нашли. Как назло, дело было в Праздник фонарей. Накануне Чжан Тяньмин всю ночь посвятил поискам и вернулся домой перед рассветом, чтобы передохнуть. Проснувшись, он обнаружил, что всё вокруг какое-то странное. Когда затуманенное сознание прояснилось, он понял, что оказался во власти давно забытого воспоминания.

— Доктор, доктор, умоляю вас!!! Спасите моего сына!!! Его только что сбила машина — как же такое могло случиться?!! Он же такой маленький!! Умоляю вас, спасите его!!! Я отдам всё, что у меня есть!!! Умоляю вас!!! Кланяюсь вам в землю [8]!!!

Мама тихо всхлипывала, не выпуская его из рук. Чжан Тяньмин весь дрожал от боли, но горячие слёзы матери, падающие на его лицо, будто бы унимали боль. Это почти полностью стёршееся из его памяти несчастье случилось тридцать восемь лет назад, аккурат на Праздник фонарей. Из-за того, что он ребёнком любил играть на улице у дома, его сбила машина — поскольку свидетелей не было, виновнику происшествия удалось скрыться. Услышав, что что-то случилось, мать Чжан Тяньмина выбежала на улицу и обнаружила сына при смерти. Рядом с матерью на коленях перед врачом стояли его старшие брат и сестра, которым было около десяти — воспоминание стёрло оставленные годами следы с их плачущих лиц — они жалобно умоляли врача сделать всё, чтобы спасти брата.

— Доктор, пожалуйста, спасите нашего младшего братишку… Он ведь поправится? Уа-а-а… Тяньмин, старшие брат и сестра с тобой, не плачь, не плачь… Не больно, держись за сестрёнку, и будет не больно…

От того, как они сжимали окровавленными ладонями его маленькие ручки, сердце Чжан Тяньмина затопила волна тепла. Разумеется, он давным-давно позабыл об этом — и всё же сейчас, когда это воспоминание по неведомой причине вновь встало у него перед глазами, он понял, что оно дороже золота. От этой мысли Чжан Тяньмину, жизнь которого уже перевалила за середину, захотелось расплакаться. Он почувствовал, как лицо заливает краска стыда — его погоня за выгодой, все эти суетные желания, жалобы и огорчения внезапно показались ему смехотворными в сравнении с этим полустёршимся воспоминанием.

Открыв полные слёз глаза, Чжан Тяньмин обнаружил, что по-прежнему находится в больнице, но всё переменилось — теперь он стоял у двери в кабинет врача бок о бок с братом и сестрой.

— Старший братец… Сестрица…

— А, младший братец, это ты...

Они устремили покрасневшие глаза друг на друга — со стороны эти трое выглядели довольно нелепо. Чжан Тяньмину было не по себе после того, как он испытал нечто непостижимое умом, и его брат и сестра, судя по всему, пережили то же самое — ведь вместо того, чтобы вновь начать препираться, они просто молча глядели друг на друга.

Столь напряжённая, неловкая атмосфера повисла между ними впервые. Братья и сестра медлили — никто не решался первым нарушить молчание. И тут из-за приоткрытой двери кабинета внезапно раздался сдавленный плач — этот старческий голос был им хорошо знаком.

— Доктор, просто скажите мне… как долго я ещё протяну с этой болезнью? Три месяца? Два месяца? Ах, нет, девушка, в больницу я не лягу, не лягу… В такие годы ложиться в больницу — лишь выбрасывать деньги на ветер… Нет-нет, не нужно звонить моим детям, они заняты, да, очень заняты...

Дрожащий силуэт старушки напоминал корявое дерево с иссохшими ветвями и осыпавшимися листьями, из которого ушли все жизненные соки. Когда Минмин [9] был мал, его мать была громогласной и смешливой женщиной, но, отдавая все силы детям, она и не заметила, как поседела. Прежде перед лицом болезни ребёнка она была готова отдать любые деньги, лишь бы вылечить его — однако теперь, когда она состарилась и сама заболела, у неё даже не было своего угла.

— Меня зовут Дэн Чуньсю… В этом году мне исполнилось семьдесят два года. Моего старшего сына зовут Чжан Тяньфан, дочь — Чжан Тяньфэй, а младшего сына — Чжан Тяньмин [10]… Они были такими хорошими детьми, а сейчас выросли, у каждого — свой дом… А где же мой дом?.. Ах, забудьте об этом, уж лучше я пойду… Не хочу причинять им беспокойство.


***

В конце концов Сяо Наньчжу нагадал Дэн Чуньсю счастливый день смерти — на второй день после Весеннего праздника дракона [11]. Когда кто-то умирает в такой день, это называют «радостными проводами» и вовсе не считают горестным событием. Дожив до столь почтенных лет, эта старушка, должно быть, чувствовала, как её дни бегут всё быстрее — и потому, желая успокоить сердце, пошла к мастеру календаря Сяо Наньчжу, чтобы тот назвал ей точную дату. Получив это успокоительное лекарство, она смогла вздохнуть с облегчением. Что же до её троих детей, то Юаньсяо хорошенько проучила их, и теперь не знала, что ещё сказать.

— Моя бабушка тоже умерла от рака, но она протянула дольше, чем вы, потому что была бодра духом, — вместо неё сказал Сяо Наньчжу. — Вам, тётушка, нужно укреплять организм, и тогда, может, вы продержитесь до Праздника двойной пятёрки [12] в будущем году. И впредь не вздумайте экономить деньги для своих детей! Чтобы прийти сюда и назначить дату, вы потратили восемьдесят юаней — а ведь этого достаточно, чтобы хорошо питаться целый день, так ведь?

Болтая подобную ерунду, Сяо Наньчжу проводил старушку вниз. На сей раз вместо того, чтобы обобрать клиента, он взял по минимальному тарифу — ведь при взгляде на эту старушку он не мог не вспомнить свою собственную бабушку. Когда она заболела, Сяо Наньчжу, который тогда был ещё подростком, почувствовал, будто его мир рушится.

Хоть он вечно дерзил своей бабуле и не слушался, при этом он всегда понимал, что она для него — единственный родной человек. Бабушка растила его с детства, и он был обязан ей всем. У него не было ни отца, ни матери, ни жизненного опыта — и когда бабушка умерла, у Сяо Наньчжу вовсе никого не осталось. В этой жизни старость, болезнь и смерть [13] — обычное дело, однако его сердце терзала неутолимая скорбь. По счастью, Сяо Наньчжу уже тогда был вполне здравомыслящим, и в запальчивости не натворил безрассудных дел — теперь, много лет спустя, он, по крайней мере, сохранил здоровье и ясный ум. При мысли об этом Сяо Наньчжу горестно вздохнул и, остановившись у дверей дома, закурил сигарету.


***

— Мелкий ты негодник, ну что ты ревёшь, твоя бабка ещё не померла! Когда я уйду, ты останешься сам по себе, и некому будет позаботиться о тебе, кроме тебя самого. Прежде ты никогда меня не слушал — я велела тебе усердно учиться, а ты не хотел… Говорила тебе — не дерись, а ты принимался за старое. А теперь, когда меня не станет, я уже ничего не смогу для тебя сделать… Дай мне слово, что ты во чтобы то ни стало будешь вести хорошую жизнь, не последуешь дурному примеру… Тогда твоя бабушка уйдёт с миром, слышишь?

В этой стерильно-белой палате произнесённые дрожащим голосом бабушки слова всё ещё звучали в его ушах. Сяо Наньчжу с покрасневшими глазами стоял на коленях у изголовья кровати. Он долго не мог отпустить морщинистую руку, упрямо прижимаясь к ней лицом. От слёз всё в глазах расплывалось, а ладони мало-помалу холодели. В то мгновение Сяо Наньчжу почувствовал, как сердце внезапно опустело, а всё тело пронзила боль, от которой он горестно зарыдал.

— Мастер, когда мы уже проведём розыгрыш?! Там уже больше пятидесяти тысяч репостов! Я хочу выбрать счастливый номер, хочу выбрать счастливый номер! — донёсся из квартиры мелодичный голосок Юаньсяо.

Вынырнув из воспоминаний, Сяо Наньчжу нехотя направился в квартиру, но когда он заходил, следом за ним в коридор проскользнула змея толщиной с большой палец руки. Подкараулившая его тварь с налитыми красным глазами на треугольной голове издала тихий свист, то и дело выбрасывая тонкий раздвоенный язык, а затем мрачно прошипела:

— Ш-ш-ш, убью… я убью тебя...


Примечание Шитоу Ян (автора):

Счастливого Дня холостяка (^o^)/~ Я пошла закупаться, потрачусь в прах! И вас тоже прошу — покупайте, покупайте, покупайте [14] без остановки!!! Сердечная благодарность каждой девушке, которая поддерживает VIP, посмотрим, может, по обстоятельствам опубликую небольшой спешал про 11.11, хе-хе~


Примечания переводчика:

[1] Чуньсю 春秀 (chūnxiù) — в пер. с кит. имя означает «весеннее цветение».

[2] Умереть – в оригинале 归西 (guīxī) – в букв. пер. с кит. «отправиться на Запад», буддийское «скончаться».

[3] Тётушка — в оригинале 大妈 (dàmā) — в пер. с кит. «жена старшего брата отца», или просто обращение к женщине в возрасте.

[4] Негодники — в оригинале 小兔崽子 (xiǎotù zǎizi) — в пер. с кит. «крольчонок», «зайчонок», ругательство вроде «собачий сын», так шутливо называют младших.

[5] Были бессильны — в оригинале чэнъюй 无力回天 (wúlì huítiān) — в пер. с кит. «бессильны перевернуть небо (обр. в знач. «вернуть расположение государя»), обр. в знач. «не в силах помочь, уже не исправить».

[6] Были отнюдь не безропотными — в оригинале чэнъюй 省油的灯 (shěng yóu de dēng) — в букв. пер. с кит. «лампа/фонарь, экономящая топливо», обр. в знач. «неприхотливый, нетребовательный; безропотный», а также «обходительный, уживчивый».

[7] Спихнуть это на меня – в оригинале 让我来背这个锅了 (ràng wǒ lái bèi zhège guōle) – в пер. с кит. «заставить меня взвалить на спину этот котёл».

[8] Кланяюсь вам в землю — в оригинале 磕头 (kētóu) — в букв. пер. с кит. «биться лбом» — самая почтительная из разновидностей поклонов.

[9] Минмин – детское прозвище Чжан Тяньмина.

[10] Тяньфан 天放 (Tiānfàng) — в пер. с кит. имя означает «подсказанный природой (о вдохновении)».

Тяньфэй 天菲 (Tiānfēi) — в пер. с кит. «благоуханные небеса».

Тяньмин 天明 (Tiānmíng) — в пер. с кит. «рассвет» или «веление неба».

Как можно видеть, среднее имя у всех детей совпадает — в Китае это нередкое явление у братьев и сестёр.

[11] Весенний праздник дракона 龙头节 (lóngtóujié) — лунтоуцзе (лунтайтоу) — «дракон поднимает голову» — праздник отмечают второго числа второго месяца по лунному календарю (см. более подробное примечание в главе 22).

[12] Праздник начала лета 端节 — он же — Праздник «двойной пятёрки» Дуаньуцзе и Праздник драконьих лодок (Лунчжоуцзе), Праздник солнечного начала (Дуаньянцзе), Праздник поэта (Шижэньцзе) и т.д.) — один из трёх важнейших праздников в Китае. Отмечается 5-го числа 5-го месяца по китайскому лунному календарю, обычно приходится на июнь. (более подробное примечание см. в главе 10).

[13] Старость, болезнь и смерть — в оригинале чэнъюй 生老病死 (shēnglǎobìngsǐ) — в буддизме — страдания человеческой жизни: рождение, старость, болезни, смерть.

[14] Покупайте, покупайте, покупайте 买买买 (mǎi mǎi mǎi) — май-май-май — «покупай, покупай, покупай!» — лозунг Дня холостяка.


Следующая глава

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер календаря. Глава 27 — 11.11.11.11.11 [1]. Часть 1

Предыдущая глава

Лотереи за репосты в вэйбо — далеко не новость: разве не к этому способу прибегают многие владельцы блогов, желая быстро набрать подписчиков? Изначально Сяо Наньчжу хотел лишь немного подбодрить Юаньсяо, вовсе не собираясь откладывать сегодняшнюю работу, однако за неожиданно короткое время его пост набрал почти свыше четырёх тысяч репостов, а число подписчиков перевалило далеко за тысячу. Стоящая рядом Юаньсяо пришла в не меньшее изумление: при виде того, как люди, стремясь во что бы то ни стало выиграть, один за другим делают репосты, желая счастья на её праздник, глаза девушки засияли от безграничного восхищения. Однако некоторое время спустя под постом возникла довольно странная дискуссия — её содержание привело в недоумение как Юаньсяо, так и Сяо Наньчжу.

читать дальше@Государь приказал мне это сделать
Счастливого Юаньсяо (^o^)/ Молю об удаче, молю о счастливой доле на Праздник фонарей! А призовые клёцки, о которых здесь говорится, с какой они начинкой? Они с мясным фаршем, так ведь~ Кто здесь в команде «солёненького», пусть поддержит меня обеими руками~

@Пока не исчезнут горы, Небеса не соединятся с Землёй, Эркан не предаст свою любовь [2]
Счастливого Юаньсяо~ Ставлю свой молоток [3] на то, что в них начинка из кунжута! Или из сладкой бобовой пасты! Плохиши из партии солёного с правой стороны - давайте-ка триумфально преподадим им урок!!! Кто со мной, давайте порвём их!!!

@Южнее южных гор:
Похоже, опять не избежать битвы между партиями сладкого и солёного! Почему бы вам не оставить в покое юэбины, цзяоцзы, вонтоны, юаньсяо и тофунао [4]!!! И как вам самим не надоело, а? (╯‵□′)╯︵┻━┻

Похоже, молодёжь сцепилась не на шутку. Сяо Наньчжу, не являясь активным пользователем интернета, не мог понять, в чём суть противостояния, однако всё это порядком его раздражало, так что он, недолго думая, попросту закрыл вэйбо. При виде этого Юаньсяо на какое-то время молча застыла, словно над чем-то призадумалась.

Прежде на Шанъюань люди непременно гуляли по ярмаркам, разгадывали написанные на бумажных фонарях загадки [5] и угощались юаньсяо, однако нынче всё изменилось — Праздник фонарей, которому полагалось быть весёлым и многолюдным, теперь зачастую выпадает на рабочий день, и, не считая нескольких официальных мероприятий, никто по собственной инициативе не желает что-либо праздновать. Маленькие ярмарки мешают движению, к тому же они небезопасны, ведь на них царит антисанитария. Такая забава, как загадки на фонарях, окончательно отжила своё, так что сейчас нечего и помышлять о том, чтобы литературные таланты, как и прежде, стояли под фонариками с красавицами, ломая голову над загадками. Юаньсяо же превратились в недорогой полуфабрикат, который в любой момент можно купить супермаркете, чтобы наварить себе тарелочку. Что до самой барышни Юаньсяо, то порой она и сама забывала, в чём же смысл её праздника.

— Много лет назад я чувствовала, что все искренне радуются моему празднику, — печально начала она. — Всё было разукрашено фонарями и гирляндами, всюду царило веселье, весь Чанъань сиял огнями — вы бы видели, как это было весело! Благородные воители и певички, молодые учёные и прекрасные барышни, между которыми всем на зависть расцветала искренняя любовь и привязанность… Однако те дни давно минули, и мало кто помнит, кто я такая… «А, уже Юаньсяо? Надо бы поесть клёцек — что ж ещё? Уже пора на работу — как же быстро пролетает первый месяц года!» Может, несколько лет спустя на мой день будут есть не юаньсяо, а малатан [6], смогу ли я тогда по-прежнему именоваться духом календаря Юаньсяо, на что буду способна? Никто не будет знать, кто такая Юаньсяо, как она удостоилась милости господина Дунфана, как радела за благополучие и спокойствие в каждом доме… Ах, мастер, у меня на душе так горько-о-о-о!!!

Безостановочно вытирая покрасневшие глаза вышитым платочком, она не заметила, как размазала орнамент из жёлтых лепестков [7], который нанесла на лицо, выходя на службу. Будучи женщиной прошлых эпох, Юаньсяо отличалась сентиментальностью и эмоциональностью, а потому не могла сказать и пары слов без того, чтобы не расплакаться. При виде этого Сяо Наньчжу почувствовал себя довольно неловко. В конце концов, печали, снедавшие Юаньсяо, посещали всех духов календаря, при этом кого-то постигла куда более незавидная участь — к примеру, Хуачжао, Ханьши [8] и им подобных — их-то и вовсе запрещали… Однако понимая, что вслух такое говорить не стоит, мастер календаря вместо этого склонился к дивану и протянул девушке пачку влажных салфеток.

— Эх, Юаньсяо, разве ты не понимаешь, как сильно заблуждаешься? Хоть люди сейчас и вправду забывают старые обычаи, всё же в тебе заключена самая суть нашей народной культуры, и ты как дух календаря никогда не должна забывать об этом. Но думаю, то, что вашу с Дунфан Шо историю сейчас мало кто помнит — вполне в порядке вещей. В конце концов, подобные целомудренные отношения между мужчиной и женщиной, основанные на взаимной помощи и увенчанные счастливым концом [9], не интересны широкой публике! Сейчас при создании сериалов гонятся за накалом страстей, взлётами и падениями, запутанными чувствами — так что в этой твоей истории вы с Дунфан Шо должны были бы с первого же взгляда влюбиться друг в друга, дав клятву сбежать вместе — но увы, жестокий тиран-император уже положил на тебя глаз, и вот на пятнадцатое число месяца аромат иссяк и яшма потускнела — ты зачахла, оставив по себе лишь плошку клёцек с кунжутом, и с тех самых пор народ передаёт эту душещипательную историю из уст в уста! Вот тогда, ручаюсь, твоя популярность была бы куда выше. Теперь-то ты понимаешь, каковы люди — увы, всё так и есть…

Слушая, как сестричка Юаньсяо изливает ему душу, Сяо Наньчжу почувствовал, что должен вразумить её — к сожалению, девушка оставалась такой же безрадостной; видимо, даже сила столь древнего традиционного праздника может пойти на убыль, и это приносило Юаньсяо подлинные мучения. Однако легкомысленная болтовня Сяо Наньчжу всё же произвела на неё впечатление: поначалу красавица растерялась, не в силах вымолвить ни слова, но спустя довольно долгое время она внезапно вскинула голову и устремила сияющий взор на Сяо Наньчжу:

— А ведь мастер прав! Я тоже чувствую, что именно так и следует изложить эту историю! Я желаю, чтобы каждый человек при взгляде на клёцки вспоминал обо мне, Юаньсяо!!! Меня так просто не сбросить со счетов!!! Позвольте мне поразмыслить над этим! История любви — это прекрасно! Если взять два-три факта о господине Дунфане, его императорском величестве и обо мне, то из этого в самом деле можно состряпать прекрасную книгу! Это ведь кому-нибудь да придётся по вкусу, правда?!! Хоть его императорское величество не имеет для меня особого значения, всё же уксус [10] господина Дунфана мне по душе… Ах, наверно, это следует раскрыть более подробно?

— Достаточно, — прервал её Сяо Наньчжу. — Ты и так слишком хорошо всё поняла (:з)∠)_


***

Судить о том, каким на самом деле был император У-ди, Сяо Наньчжу предоставил великим историкам — сам он вовсе не желал во всё это вникать. Однако благодаря его наставлению подавленность Юаньсяо наконец улетучилась, и она преисполнилась желания работать, что было весьма кстати, ведь после обеда к ним пожаловали две клиентки — стильная дама, которая приехала на шикарной машине, и невзрачно одетая старушка. Разумеется, ко всем клиентам, которые приходили к нему на дом, Сяо Наньчжу относился одинаково любезно — неважно, богач это или обычный человек, лишь бы он был способен благополучно расплатиться по счёту, и тогда мастер календаря исполнял свою работу с неизменной добросовестностью.

Прибывшая первой состоятельная госпожа, по-видимому, впервые явилась за советом в подобное место. При виде ветхого многоквартирного дома у неё зародилось подозрение, что приличный человек тут жить не может. Однако, поднявшись вместе с шофёром, она внезапно ощутила, что в этой квартире царит атмосфера неописуемой лёгкости. Хоть женщина и не могла этого объяснить, у неё возникло такое чувство, словно откуда-то нисходит благодать, озаряя всю гостиную переливчатым сиянием.

Разлитое в воздухе ощущение тепла и уюта позволяло любому человеку тут же почувствовать себя здесь как дома. Это совсем не походило на квартиры, где царит гнетущая атмосфера, не было здесь и создающей мрачное впечатление заброшенности. Несмотря на непритязательность обстановки, входящие сюда сразу понимали, что это — хорошее место, приносящее удачу. Это ощущение накатывало внезапно, но не сказать, чтобы оно было необоснованным, ведь прежде эта образованная госпожа, повидавшая мир, посетила множество древних храмов, благословенная земля которых впитала в себя немало счастливых предзнаменований, что пробуждали в сердцах людей светлые чувства.

Раздумывая над этим, женщина вдруг вспомнила о том, зачем сегодня пустилась в путь. Сев за чайный столик, она наконец обратила внимание на ожидающих её мужчину и молодую женщину, которую она приняла за ассистентку мастера календаря.

При первом же взгляде на неё высокомерная посетительница в глубине души не могла не восхититься ею. Поскольку мужем госпожи по имени Ван Ли [11] был известный политик, и сама она также происходила из весьма состоятельной семьи, за свою жизнь она повидала немало выдающихся личностей, и всё же её кругозор, по всей видимости, был недостаточно широк — ей никогда не доводилось встречать людей со столь безупречной, но при этом искренней манерой держаться, с ног до головы светящихся благополучием и удачей.

Что же до этого мастера календаря, то его можно было бы счесть разве что привлекательным - и всё же его лицо излучало честность и прямоту, при этом сохраняя некую таинственность. Одним словом, Сяо Наньчжу производил впечатление хорошего человека, однако таких людей в жизни Ван Ли было немало, так что этим её было не удивить. И всё же благодаря окутывающей его ауре счастливой судьбы этот мужчина с внешностью обычного средней руки предпринимателя сразу притягивал к себе внимание.

Тем временем молодая женщина подала посетительнице стакан воды и лёгкие закуски — и Ван Ли вновь подумала, что ей никогда не доводилось видеть столь же прекрасного и трогательного создания, несмотря на то, что прожитые годы также оставили на ассистентке мастера свой след.

— Девушка, позвольте спросить, как вы обычно ухаживаете за собой? — не удержалась Ван Ли от заданного шёпотом вопроса — поскольку красота Юаньсяо взволновала её чувство прекрасного, она не смогла совладать с любопытством. Естественно, будучи могущественным духом календаря, Юаньсяо владела некоторыми секретами, однако вопрос Ван Ли её озадачил — могла ли она представить, что её внешность так восхитит эту мирскую женщину? Склонив голову, отзывчивая по природе Юаньсяо призадумалась, после чего с ласковой улыбкой поведала:

— У меня нет какого-то особого способа, но я люблю есть клёцки; не пожелает ли госпожа также их отведать?

Её ответ изрядно озадачил Ван Ли — она не могла взять в толк, что это за странный способ ухода за собой — может, эта женщина попросту не хочет с ней делиться? В её душе зародилось семя жгучей зависти, однако прежде чем клиентка успела сказать хоть слово, Юаньсяо встала и с улыбкой направилась на кухню за чашкой клёцек. Вот только Ван Ли не очень-то любила такого рода сласти — в конце концов, с годами ей пришлось, заботясь о фигуре, сесть на диету, ведь она постоянно беспокоилась о том, чтобы сохранить привязанность мужа — а потому, вежливо приняв чашку клёцек, она просто поставила её на стол, не собираясь притрагиваться к угощению, но тут сидящий напротив Сяо Наньчжу обратился к ней:

— Госпожа Ван, верно? О чём вы хотели спросить? Вам ведь знакомы наши правила?

Этот своевольный с виду мужчина пристально посмотрел на неё, заговорив ровным и вежливым тоном. Уже по наряду гостьи он понял, что перед ним — важная клиентка, требующая бережного обращения, а потому, соблюдая приличия, он отбросил свою привычную расслабленность и застарелую тягу к курению. В этот момент Юаньсяо подала госпоже Ван чай, настоянный на финиках [12], и горку обжаренных до золотистого цвета шариков из клейкого риса с кокосовой обсыпкой [13]. Сдержанная исполненная внутреннего достоинства дама бросила решительный взгляд на мастера календаря и его ассистентку, после чего ненадолго над чем-то задумалась и наконец суховато произнесла:

— Ладно. Мне рассказал о вас приятель — что вы можете рассчитать удачные и неудачные дни, вот об этом я и хочу вас попросить. Но в конце года было так много дел, что мне только сегодня удалось найти для вас время...

С этими словами она достала листки бумаги, где беглым почерком были набросаны заметки о делах её семьи — будучи приличной женщиной, Ван Ли не могла позволить себе говорить о некоторых подробностях вслух, а потому просто загодя всё записала. Проглядев заметки, Сяо Наньчжу тут же протянул их сидящей рядом Юаньсяо. Некоторое время спустя девушка склонилась к уху мастера календаря и что-то зашептала.

Пока они секретничали, Ван Ли с сомнением смотрела на них, раздумывая, обладает ли этот человек достаточными способностями, чтобы помочь ей, поэтому её не покидало некоторое напряжение. Переговорив с Юаньсяо, Сяо Наньчжу наконец понял, чем на самом деле обеспокоена эта дама. Вернув ей записи, он собрался с мыслями и заговорил:

— Прежде всего, вопрос госпожи касается её семьи. Мне думается, что некий мужчина, будучи вне семьи, навлёк на неё беду. Могу сказать вам, что для того, что вы собираетесь сделать, лучше всего подойдёт Восьмое Марта — в этот день сама судьба благоволит нашим соотечественницам. При этом всему, что нарушает гармонию брака, а также грязным замыслам, которые негативно влияют на семью, этот день определённо не благоприятствует. Перед этим госпоже следует совершить омовение и воскурить благовония, и лучше всего было бы взять с собой вашего сына, ведь это позволит добиться наилучшего успеха при наименьших затратах [14]. Второе дело, о котором вы хотели спросить — это день свадьбы вашего сына. Гм, сказать по правде, потомки вашего уважаемого сына уже разбросаны по свету [15] — даже не знаю, может, мне следовало бы называть вас бабушкой…

Повисшая в воздухе фраза Сяо Наньчжу повергла даму в шок — судя по тому, как Ван Ли переменилась в лице, она никак не ожидала подобного ответа. Её лицо потемнело: то, что её сын оказался таким же негодником, как и её муж, привело эту гордую женщину в неописуемую ярость. В этот нелёгкий момент больше всего ей хотелось позвонить по телефону домой и закатить скандал, однако, подумав о своём положении, она всё же воздержалась от импульсивных действий. Хоть Сяо Наньчжу нимало не интересовали приватные дела этой богатой семьи, Ван Ли всё же опасалась, что он предаст эти позорные тайны огласке, а потому, добившись желаемого ответа, она помимо надлежащего вознаграждения хорошенько приплатила ему за молчание.

Разжившись щедрой выручкой, Сяо Наньчжу не смог удержаться от широкой улыбки. Однако при взгляде на женщину, лицо которой от негодования покрылось пятнами, он поневоле преисполнился к ней сочувствия. Решив хоть что-нибудь для неё сделать, он подтолкнул к Ван Ли чашку исходящих паром клёцек. Гостья устремила на него непонимающий взгляд, но молодой мужчина лишь послал ей обезоруживающую улыбку.

— Эти клёцки всё же хороши, госпоже следовало бы съесть хотя бы штучку. В них заключены молодость и красота, и отведать их можно лишь сегодня...

При этих словах глаза Ван Ли просияли. Умом она понимала, что в этом мире не существует чудодейственного средства, способного вернуть молодость и красоту, однако, когда она дрожащими руками приняла чашку с юаньсяо и под многозначительным взглядом Сяо Наньчжу с жадностью [16] проглотила одну клёцку, вместе с невероятно странным вкусом её переполнило ощущение невыразимого тепла и уюта, разлившегося в груди. Её лицо просветлело, уродовавший его гнев развеялся.

— Это… Это…

Ван Ли радостно схватилась за телефон и увидела на его экране своё порозовевшее лицо. Ей стоило немалых усилий удержаться от того, чтобы сделать селфи и тотчас разослать друзьям в ВиЧате. После этого она тут же принялась умолять мастера календаря продать ей ещё чашечку этих клёцек. Однако чудодейственность этого блюда заключалась именно в его свежести, а потому Сяо Наньчжу и Юаньсяо не могли до бесконечности потворствовать желаниям женщины, и мастер решительно отказал ей, предложив вернуться на Праздник фонарей в будущем году. Это порядком разочаровало Ван Ли, однако она уже успела увериться в способностях мастера календаря.

Поскольку она и правда не поскупилась на вознаграждение, провожая её, Сяо Наньчжу прямо-таки лучился воодушевлением. Он уже собрался было вернуться в квартиру, когда к его дому подошла старушка.


Примечания переводчика:

[1] Эта глава получила название 11.11.11.11.11, потому что была опубликована в День холостяка, 11 ноября, в 11 часов, 11 минут и 11 секунд.

Китайский День холостяка, 11 ноября, является самым большим днем продаж в мире.

Считается, что праздник берет начало в 1993 году, когда в Нанкинском университете, студенты решили, что у парочек есть День Святого Валентина и белый день, а празднования дня одиноких людей нет, и выбрали своим днём 11.11, поскольку единицы напоминают фигурки одиноких людей. Типичная закуска для одиночек в этот день - это жареная во фритюре хлебная палочка, потому что ее форма напоминает цифру "1". Люди обычно едят 2 или 4 палочки, что символизирует 11.11.

[2] Пока не исчезнут горы, Небеса не соединятся с Землёй, Эркан не предаст свою любовь — в оригинале 山无棱天地合尔康与君绝 (Shān wú léng tiāndì hé ěr kāng yǔ jūn jué) — немного переделанная фраза из сериала «Моя прекрасная принцесса» 《还珠格格》 (1998-1999) — эти слова говорит главной героине, Ся Цзывэй, её возлюбленный, Фу Эркан — один из наиболее мемных героев китайских сериалов (можете набрать 尔康手 и вы увидите знаменитую «руку Эркана»).

Эти слова «山无棱,天地合,才敢与君绝。» взяты из народной любовной песни династии Хань 上邪 (shàngyé) — в букв. пер. с кит. её название означает «над грехом», образно — восклицание «Боже!»

Приблизительный перевод стиха таков:
Боже! Я желаю узнать тебя, мой господин, сострадать тебе, и это чувство никогда не увянет.
Пока высокие горы не исчезнут, пока бурные реки не иссякнут,
Пока студёной зимой не прозвучит раскат грома, пока жарким летом не выпадет белый снег,
Пока Земля и Небо не соединятся, я не осмелюсь предать твоё глубокое чувство.


Как можно видеть, Эркан взял первые и последние слова клятвы.

Небольшая статья на китайском про этот стих, откуда мы брали информацию:
https://zhidao.baidu.com/question/105305201.html

[3] Молоток 锤子 (chuízi) — жарг. также «половой член».

[4] Цзяоцзы 饺子 (jiǎozi) — отварные пельмени с мясной и овощной начинкой.



Вонтоны 馄饨 (húntun) — хуньтунь — «круглые ушки» в костном бульоне, мелкие пельмени в супе.



Тофунао 豆腐花 (dòufuhuā) — тофухуа — «цветочный тофу», или 豆腐脑 (dòufunǎo) — «загустевший тофу», блюдо из вторично сгущённого тофу, похожее на омлет, подаётся с большим количеством специй.



[5] Разгадывали написанные на бумажных фонарях загадки 猜灯谜 (cāi dēngmí) — в букв. пер. с кит. «разгадывать загадки на фонариках», эта игра была столь популярной, что сейчас это словосочетание означает «разгадывать загадки».

Обычай разгадывания загадок на фонарях появился в эпоху династии Сун, в эпоху Мин и Цин они пользовались особой популярностью, тогда их загадывали не только на Юаньсяо, но и на Цисицзе.

Хозяин фонаря прикрепляет ко дну фонарика бумажку, на которой написана загадка. Если отгадывающий знает ответ, то он может сорвать бумажку, свериться с отгадкой и забрать её себе. Если он правильно отгадал загадку, то получает небольшой подарок. Темы загадок могут быть самыми разными: астрономия, география, традиционная литература и т.д.

Обычно загадки пишутся в стихотворной форме и чаще всего по одной схеме: загадка — слово-подсказка — ответ. Иероглифы в загадке и отгадке не должны повторяться, а намёк и отгадка не должны совпадать.

Пример такой загадки:
Братья сидят вокруг шеста, но стоит им разойтись, как их одежды рвутся.

Подсказка:
Неодушевлённый предмет.

Ответ на загадку: Чеснок.

Информация с сайта: https://www.sites.google.com/a/soe.uspi.ru/tradicii-i-obycai-kitaa/home/prazdnik-fonarej

[6] Малатан 麻辣烫 (málàtàng) — «острый горячий горшок» — блюдо сычуаньской кухни, разновидность фастфуда. Малатан получил своё название от соуса мала — своего основного ингредиента.

Считается, что Малатан придумали работающие на реке Янцзы лодочники, которым приходилось жить на своих лодках, работая в сырую и туманную погоду, отчего они часто болели. Чтобы бороться с сыростью, они варили травы, добавляя туда сычуаньский перец и имбирь — так и появился малатан.

В отличие от ресторанного варианта «горячего горшка», который ест только заказавшая его компания, уличный вариант малатана готовится в большом котле, где ингредиенты варятся на шпажках, каждый может выбирать, что хочет съесть, и ест на месте или уносит с собой.



[7] Орнамент из жёлтых лепестков 花黄 (huāhuáng) — разновидность рисунков на лице хуадянь 花钿 (huādiàn).

Одно время в Китае было модно желтить лоб. Есть версия о том, что вместо того, чтобы наносить пигмент на весь лоб, на него крепили жёлтый цветок или другие жёлтые орнаменты, которые потом перестали быть только жёлтыми, превратившись в украшение на лоб хуадянь.

Информация с сайта: https://zen.yandex.ru/media/id/5d2442ff23371c00adb65797/kitaiskaia-krasavica--makiiaj-epohi-tan-5ee36d2269fe895ccbaa2460



[8] Ханьши 寒食 (hánshí) — Праздник холодной пищи, отмечается за 1-2 дня до начала сезона Цинмин; в этот день запрещено разводить огонь.

[9] Счастливый конец 大圆满 (dà yuán mǎn) — «великая завершенность» (духовная практика в буддизме Ваджраяны).

[10] Уксус 醋 (cù) — обр. в знач. «ревность».

[11] Ван Ли (Wáng Lì) — в пер. с кит. фамилия женщины означает «князь, государь», а имя — «красивая, прекрасная».

[12] Чай, настоянный на финиках 红枣茶 (hóngzǎochá) — этот чай благоприятно воздействует на кровь, печень, нормализует сон, повышает иммунитет.



[13] Шарики из клейкого риса с кокосовой обсыпкой 糯米糍 (nuòmǐ cí) — номи цы или ло май чи — наиболее известный в Гонконге вид выпечки, широко распространённый даже за границей. Бывают шарики со вкусом зелёного чая, манго и т.д., внутри обычно сладкая начинка — сладкий кокос, измельчённый арахис, кунжут, сладкая бобовая паста.



[14] Позволит добиться наилучшего успеха при наименьших затратах — в оригинале чэнъюй 事半功倍 (shìbàn gōngbèi) — в пер. с кит. «дела ― вполовину, успеха ― вдвое», обр. в знач. «при малой затрате сил получить хороший результат», «высокоэффективный, окупающийся с лихвой».

[15] Разбросаны по свету — в оригинале 流落人间 (liúluò rénjiān) — в букв. пер. с кит. «скитаются без пристанища среди людей».

[16] С жадностью 狼吞虎咽 (lángtūn hǔyàn) — в пер. с кит. «глотать, как волк, пожирать, как тигр», обр. в знач. «жадно пожирать; иметь волчий аппетит; наброситься на еду».


Следующая часть

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)