Что почитать: свежие записи из разных блогов

Даже если где-то с краю, перед камерой стою,

Жизнь моя - кинематограф, черно-белое кино.

Ах, эта разница жанров... просто задумайся над тем, что даже наша первая встреча прошла в вечном движении. Мы всё время куда-то шли, бежали, ехали, стремились. Пять дней подряд в вечной гонке, не останавливаясь ни на секунду, а в конце - мелодраматичная немая пауза: слёзы и страдания, затем превозмогание и затемнение экрана.

Долго не шло в мою голову, в чем основная разница, но я понял, в чем. Это разница жанров. Моя жизнь - это ситуационная комедия. Твоя жизнь - это классический роуд-муви.

Я наслаждаюсь бытом до каждой мелочи и везде ищу повод, чтобы включить закадровый смех. Неловкое падение, обдавшее помоями джакузи, даже закончившаяся туалетная бумага - да, над такой ерундой принято смеяться, таковы правила ситкома. Мои кадры - это вереница склеенных в одно мизансценок, их очень много, они часто сменяются, но декорации почти всегда одинаковые: бытовые ситуации. Над каждой из них можно посмеяться - даже, если это не очевидно, кажется кому-то постыдным, глупым или вызывает гнев. Однако упор идет именно на мизансцены - расположение актеров, освещение, время дня... статика.

Твои кадры - это вереница дорожных фотографий, склеенных в одну монтажную ленту. Бесконечная смена декораций, лирика, трагедия, вечная перемена - полная противоположность моей статике. Ты ощущаешь полноту жизни лишь тогда, когда щелкает проектор с ультрасовременным золотистым объективом - не чета моему старенькому кинетоскопу сэра Томаса Эдисона, который предполагал индивидуальный просмотр, а не массовый. Потому и декорации у меня такие скудные, тесные, статичные: на них самое то смотреть через окуляр. А в твоих декорациях - вечное движение, мелькающие лица толп смазываются в одно пятно, поверх которого отчетливо пробивается луч рассветного солнца в окне поезда.

полный текст

"Плюс на минус" Громыко и Уланова - по сути откровенная калька с анимэ Full Metal Panic. Солдафон, не знающий слов любви (а только движения) и нежная, но боевая цундере - это вот как раз оно и есть. И я сразу сказал другу, который дал мне почитать эту книгу в далеких нулевых, что вижу знакомое до боли анимэ.

Однако Громыко в отдельности я не особо перевариваю (Уланова - да, особенно "Автоматную балладу"), а их совместное творчество как развлекательное мне зашло. Но намного сильнее впечаталось в память послесловие, где они делились подробностями, как писали.

Сейчас всё это мне крайне напоминает то, как соавторничаем мы с Рей. Правда, свое сотворчество мы нигде пока не выкладывали - в основном из жадности, не хотим делиться сотворенным. Но вот это в точности описывает, по крайней мере с моих ощущений, как у нас это происходит, когда на нас накатывает.

"Ольга. Утром соавтор обреченно объявил, что приступает к постельной сцене.

Весь день я проходила возле компьютера, как кошка вокруг горшка со сметаной. Отвлекать Андрея от такого важного дела казалось мне неприличным, и стукнуться к нему в MRA я решилась только под вечер.

Несколько озадаченная Ира ответила мне, что Андрей несколько часов неотрывно возбужденно стучал по клавиатуре, а потом рухнул на постель и заснул. Из чего я заключила, что сцену он дописал.

Наутро я дрожащими руками открыла присланный файл, вчиталась… и с диким хохотом сползла под стол от первой же строчки: «Я подумал, что двух стаканов водки на пустой желудок Леночке должно хватить для опьянения средней степени». Ага, а потом с этим бревном можно делать что угодно! Утирая слезы, исправляю «два стакана» на «полкружки», читаю дальше, и у меня глаза лезут на лоб: «Она внезапно схватила меня за воротник и опрокинула на кровать». Ну да, а потом вскочила сверху и грязно надругалась, крутя над головой лифчиком! Апофеозом стала фраза «мы стали кататься по кровати, рыча и смеясь»…

полный текст

Мой друг Федя подрабатывал Дедом Морозом. Много лет. Феде было уже за сорок, и, честно говоря, это была единственная его стабильная работа. Весь год он занимался разным: то таксистом, то курьером, то в ремонтной бригаде. Но уже в конце ноября Федя начинал получать заказы на Деда Мороза. Федю ценили и передавали друг другу родители. Федя был замечательным Дедом Морозом.

Что странно: своих детей у него не было. Три развода было, а детей не было. Федя детей любил, он их сходу располагал, знал какие-то шифры и коды детских душ. Как-то пришел ко мне в гости, сын и дочь еще были маленькие. Федя улыбнулся им с порога: «Здорово, черти!». И они сразу его полюбили. В тот вечер мне не удалось с ним поговорить, его унесли черти. То есть мои дети. Он играл с ними в тигра, потом в колдуна, потом в динозавра, дальше не помню.

Думаю, Федя сам был ребенком. Большим ребенком. Да, он много умел, даже класть плитку, но оставался ребенком. Потому и семейная жизнь не сложилась.

Эта история случилась с Федей пять лет назад. Весь декабрь он мотался по городу на своей дряхлой «тойоте», потея под алой синтетической шубой, не успевая даже поесть.

У Феди был только один святой день – 31 декабря. На который он никогда не брал заказов, как его ни просили, какие ни сулили деньги. Это был день его второго рождения. Однажды, еще в юности, он напился, уехал на электричке невесть куда. Его вынесли на дальней станции, оставили на ночной платформе. Федя бы там околел, но по небесной случайности его заметил машинист товарного, затормозил, втащил в кабину. Машинист нарушал все инструкции, но он спас Феде жизнь. После этого Федя бросил пить, а детям машиниста отправлял подарки. Мелочь, конфеты, но регулярно.

полный текст

- Добрый день, Джеймс! Рады сообщить вам, что наше издательство планирует напечатать ваш роман. Должны отметить, что вы невероятно талантливы и вас ждет большое будущее в литературе. Однако есть важное требование. Вы должны изменить пол главного героя. Сейчас очень актуален образ сильной женщины. С уважением, Л. Саммерс.

- Добрый день, Линда. Как вы и просили, я изменил пол главного героя. Теперь это женщина. Также изменил любовную линию. Теперь главного героя во время экспедиции на Северный полюс дома ждет Стивен — верный муж. Джеймс Мороу

- Добрый день, Джеймс. Прочитали новую версию. Редактор рекомендует изменить еще один эпизод. В седьмой главе, когда замерзающие полярники греются друг об друга в одном спальном мешке. Теперь, когда главный герой женщина, возникает странный сексуальный подтекст, попробуйте что-то сделать с этим. И еще — в десятой главе полярники все вместе молятся. Религия — достаточно острый вопрос, сделайте так, чтобы они молились разным богам, а не одному. С уважением, Л. Саммерс.

- Здравствуйте, Линда. Я заменил эпизод, о котором вы говорили. Теперь полярники молятся не только богу. У каждого своя религия. В том числе вуду и неоязычество. Надеюсь, это достаточно обширный список. Также я изменил седьмую главу. Теперь полярники греются группами, согласно религиозным соображениям. А героиня вообще отдельно. Скажите, должна ли она носить паранджу? Ведь один из полярников весьма радикальный исламист. Джеймс Мороу

- Добрый день, Джеймс. Мы решили публиковать ваш роман в нашем литературном журнале по главам. Это позволит нам вносить правки в еще неопубликованные главы. Мы уже опубликовали первую главу и получили ряд комментариев, связанных с тем, что среди полярников нет азиатов и людей с ограниченными возможностями. Пожалуйста, внесите соответствующие правки. С уважением, Л. Саммерс.

полный текст

— Ты знаешь как ведут себя дети, отнятые из семей,где их прятали? Наши дети.

— Что?

— Я не хотел застать тебя врасплох. Подойди, посмотри.

— Что это?

— Шевелится... Это ребенок с отклонениями,Джо. Я забрал его из казематов там, внизу. Из семейных камер. Ты знаешь что такое семейные камеры,Джо?

— Уж поверь мне, упырь, знаю.

— Тем лучше. Я хотел бы, чтобы ты видела смерть. И рождение.

— Дай угадаю - я смотрю на будущую жертву, не так ли?

— Он не доживет до утра,Джо. Даже если сейчас я встану и найду ему кормилицу. У его матери есть еще один, тоже новорожденный. Но другой,нормальный. А этот как я...

— Что ты там бормочешь?

— Готовлюсь к эксперименту. Но мы слегка отклонились от темы. Так ты знаешь, как ведут себя отнятые у родных дети? Мы усыпляем их не сразу, нет. Сразу нельзя. Нужно поправить им здоровье. Накормить. Напитать всем необходимым чтобы, проснувшись,они не обратись в маленьких фурий. Чтобы они оставались детьми вечно.

— Я так понимаю, что мне придется выслушать твою бредовую лекцию? С чего это вдруг простой смертной такая честь?

— Не такая уж ты и простая. И не смертная. Джо, когда я... когда это все закончится, я не оставлю манускриптов. Не оставлю ничего, что может попасть не в те руки.

— Кроме меня.

— Кроме тебя. Я верю что ты верно распорядишься увиденным и услышанным. А теперь вернемся к детям. Те из них кто проводит в убежище год уже знает, как вести себя чтобы нянечки обратили внимания. Но только что принесенные малыши... Я видел как они отказываются от еды,Джо. Как отчаянно ждут что вот-вот на них посмотрят и с ними поиграют. Как они тихи. Они всегда выбирают игрушку... что-то большое, внушающее доверие, и прячутся в них, под ними,от остального мира. Закрывают глаза и уши при драках. К этому они привыкают быстрее всего. К дракам.

— Переходи к сути, мне омерзительно видеть как ты расточаешь сантименты над умирающим младенцем.

— Наши дети должны проходить через это потому что у нас нет для них ничего. Нет места. Нет ресурсов. Нет сил чтобы сдерживать молодых вампиров,рвущихся за стены и границы доминионов. Потому что нас окружают люди.

— И ты решил... Ну,говори скорее.

— Тебе кажется что я мщу? Мщу вот этому ребенку за то что нам приходится отворять вены своим детям? Нет,Джо, это не так.

— Тогда к чему разговоры о жертве,смерти и рождении?

— В магии. Грубо говоря человеческая жизнь есть суть Хаоса, его воплощение. Случайность, которая...

— Ты мне сейчас о сотворении мира расскажешь?

— Не прерывай,наберись терпения. В самой сути этой случайности лежит магия. Я долго думал над твоими словами, обо всем, что ты сказала о магии. И я решил что хочу подпитать свою.

— Убив ребенка? обмазавший его кровью? Я думаю это не сработает.

— Нет. Я очень быстро отошел от концепции убийства. Роль смерти в... кхм...

— Ну говори уж. Ты же вроде за этим меня позвал - чтобы похвастаться.

— В некромантии,Джо. Я думаю что кровь имеет массу куда более интересных применений чем рисование ей боевых рун и символов.

— И ты решил поиграть с костлявой?

— Да. Я пытался оживить мертвеца. У меня не вышло,но одно страшное мгновение я подчинил его своей воле.

— Страшное?

— Его разум... мертвый разум... нет, не нужно об этом. Я просто понял что моих магических сил преступно мало для того, кто хочет обладать боевой алхимией. И я начал искать способ. Ты права,сперва это были жертвы.

— Я и не сомневалась.

— Не плюй мне на ботинки, пожалуйста. Тебе не хватает пола? Я довольно скоро отошел от этого, поскольку лишенная жизни кровь пуста, в ней нет и крупицы магии. Потом были... были оргии. Если кто-нибудь тебе скажет что занятие любовью на алтаре в Месте Силы усилит твой магический потенциал - плюнь ему в лицо. Потом была трансмутация, в ходе одного неудачного эксперимента я даже был парализован...

— Переходи к сути.

— Мне удалось найти способ черпать силу. Уверен, что у магиков посильнее хватило бы сил черпать ее у живого и здравствующего человека.

—Но ты малохольное говно не только как вампир, но и как магик.

— Лучше бы ты снова плюнула. Но... да. Я могу забрать только последний вздох. Но для этого мне нужен алхимический круг и небольшие приготовления. Я делаю это впервые и хочу чтобы ты видела. Видела что я не причиню ему боли. Не заставлю страдать, как страдают наши дети.

— Чего же ты медлишь? Ты уже сделал свой выбор.

— Сделал. Но так трудно решиться.

Когда Рик уходил надолго я понимал, что мне предстояла бессонная ночь. Как-то это произошло само собой, без договоров, извещений и каких либо слов вообще - он выкладывался,тратя свои силы и то немногое что у нас было, а я, неспособный ассистировать и вообще как-то помочь, просто ждал это. Это ведь важно, когда ждут. Первое время я еще придумывал причины,почему еще не сплю или почему нахожусь дома в тот момент когда должен быть на кухне, а потом перестал - он никогда не спрашивал и выходило, что я оправдываюсь без причины.

В этот раз его позвали на роды. Рик, и без того мрачный и собранный, мазнул по мне взглядом цвета драконьей зелени и ушел. Я остался и долго сидел на постели с закрытыми глазами, представляя жесткую линию его крепко сомкнутых губ, биение жилки на виске,капли пота, блестящие в электрическом свете импровизированной операционной. В этом месте своей безусловной власти Рик был богом. Там даже я не стал бы оспаривать его превосходство и он знал это. А еще знал, что у него есть личное кладбище, которое стало существенно больше с приходом конца света. И каждый новый человек там, на столе - потенциальная могила на этом кладбище. А значит Рик проведет с ним столько времени, сколько нужно, а я буду ждать его.

Мне не нравится чувствовать его отсутствие. Это даже не холод - просто нехватка рядом руки, которую можно обнять, плеча, на котором можно пристроиться. Дыхания. Ударов сердца. Я не хотел ничем украшать его комнату потому что она уже была идеальной, когда в ней был он. И кровать была идеальной - уютной и безопасной, как детский шалаш. Нам только фонарика не хватало чтобы окунуться с головой в это ощущение иного, более безопасного, мира, когда мы лежали рядом, взявшись за руки. Я знаю, что даже если усну, почувствую когда он вернется - комната станет меньше, звуков станет больше,хотя он будет молчать. Он включит душ,хотя в это время вода там просто ледяная, а потом придет ко мне. И обнимет, как обнимал,когда болел. И все равно я бодрствую потому что хочу заглянуть ему в глаза, прочесть получилось ли у него.

Не вышло. В этот раз он не спас человека. Я еще не знаю кого - мать,дитя или всех вместе, - я не хочу спрашивать. Я просто встал и вышел к нему навстречу,когда он вернулся, пахнущий человеческой кровью, этим неуловимым для обычного носа едва различимым медным запахом, для него самого надежно скрытым запахом спирта. Его движения были скупы, словно он экономил силы, но я понимал - единственное его желание это отключиться,отрезав этот день от следующего, полного борьбы за выживание. Он встретил мой взгляд, позволил мне узнать все, что он мог сообщить, выдохнул и двинулся дальше, словно преодолев последнюю преграду на своем пути. И я сделал то, чего не делал никогда прежде - я шагнул ему навстречу, преградив дорогу, и крепко стиснул его плечи, до боли впившись пальцами в черную кожу его куртки.

— Я люблю тебя. Надеюсь это сделает твой день хоть чуточку лучше, — я шептал это в самые его губы, сжатые все так же плотно, словно мысленно он еще не покинул операционную, застряв в бесконечном круге повторения своих действий в надежде на другой результат. В момент признания в нем что-то изменилось,он сбился с мысленного шага, замер, его губы разомкнулись и я поцеловал его не задумываясь о том, что он мог - и имел полное право, - меня оттолкнуть. Каким же застывшим, неподатливым он был в самый первый миг, как медленно он откликнулся, нехотя вернувшись в свой, закрытый от случайных взглядов, мирок, в котором были только мы двое. В тот момент, когда он обнял меня, стиснув до боли в ребрах, я понял, что Рик вернулся домой.

— Коул! Старик! Чай будете? Не замерзли?

Они только вернулись, мокрые с головы до ног, даже дождевики не спасают. Старик говорит что заглянет к папе, а Коул идет прямо ко мне, ступая босыми ногами по полу. За ним остаются мокрые следы и мне самому становится как-то сыро. Я наливаю чай не дожидаясь пока он попросит его. По-корейски, всегда по-корейски, словно он боится что я забуду язык папы и Хана.

— Держи.

—Комауойо.

— Коул! — я смеюсь, пока он шумно прихлебывает и обнимает меня за шею. Этот его способ сказать " ты стал совсем взрослым" такой дурацкий, что я не могу ощутить себя тем, кем он меня видит - тем самостоятельным парнем, повидавшим некоторое дерьмо. Мне часто хочется сказать ему сказать им всем " да бросьте, он и в самом деле держал свое обещание. Меня ранил только я сам и Гвен", но они всегда менялись,когда речь заходила о Рике. Неуловимая, незаметная глазу перемена в Старике и брате всегда пугала меня, с папой было проще - он был искренним как ребенок. Сперва сердился и кричал, а потом надел на меня браслет и пообещал, чтоб я его не терял. И не отключал телефон. Всегда был в пределах взора Большого Брата и тогда он сможет... Мы никогда не слышали чтоб он говорил слово "убить", но какое бы слово не вставало на его место, мы всегда понимали смысл сказанного папой. Он избил Криса за то, что я плакал. За то, что кто-то мог довести меня до самоубийства, папа бы убил. Этого никто не хотел и папа в первую очередь. Он просто хотел чтоб все мы - самый большой его проект, - были здоровыми и в безопасности.

Коул не говорил никто и ничего, поэтому я смотрел на его руку с разбитыми костяшками, скосив голову на собственное плечо. Подрался со стариком? Это не было новостью,они часто и помногу не сходились во мнениях, иногда до криков и ссоры, но настолько... Впрочем, они ведь сорвались так внезапно. И ведь до этого были неразговорчивы, словно я пропустил момент, когда между ними пробежала черная кошка.

— Старик ведь не плохой,ты же знаешь? — я взглянул на Коула, испытав это странное чувство, преследующее меня после возвращение. Словно я был призраком и видел живого себя - те же черты, тот же разрез глаз и изгиб губ, но в уголке губы трещина, как от удара, да и фигура крепче, ладони шире, шаг уверенней. Он всегда встречал мой взгляд, словно ему нечего было скрывать. Вот и сейчас он сглотнул душистый кипяток, выдохнул и пожал плечами.

— Ну да, наш Старик мировой мужик, когда не смолит за домом.

— Ты сам туда бегаешь покурить. И... это значит что ты не в обиде на него?

— Конечно.

— Вы уже помирились.

— Да о чем ты? Мы и не ссорились.

— Где же вы были?

Вот тут произошло то, что происходило очень редко за мою жизнь - Коул отвел глаза. Сказал что отвозили что-то куда-то, не важно, мол, чего я беспокоюсь. Я не знал почему, но после Рика незнание - любое,- было для меня болезненным, словно меня снова запирали в той темной комнате и использовали как пешку в своей игре, манипулируя недосказанностью.

я бросился к гаражу, на ходу рванув дверь отцовской спальни. Родаков трахающимися я видел не раз, но то что на широкой спине и поджарых боках Хана не было следов от удара я видео точно.

— Юджин, ты куда?

—Юджин, стой!

— Юджин!

Мое имя неслось мне вслед как предостережение. Я захлопнул боковую дверь гаража и подпер ее стулом. Мне нужна минута другая, не больше. В багажнике гаечный ключ. Мокрый. То, что могло быть дождевой водой оказалось кровью. Я забился в машину как в последнее доступное убежище, чувствуя как вместе с утратой доверия сердце стучит все быстрее, вытесняя мысли и чувства одной бесконечной паникой, белым шумом. Снова кровь. Снова кто-то умер. Из-за меня? Я должен был убедиться, что я не виноват!

Дверь начинала сдавать под напором с другой стороны, когда я включил навигатор и задал последний маршрут. Дверь гаража, повинуясь нажатию упругой кнопке, поползла вверх и, вдруг замерев, начала снова опускаться. Папа. Я едва успел прочесть адрес на крошечном экране навигатора, как он мигнул и погас. Дверь распахнулась и я втопил педаль газа до упора,боясь что кто-то бросится мне наперерез и я его пораню.

Коул, как был босиком,так и выбежал вслед за мной. Я мельком видел голый торс Хана в стремительно облепившей тело мокрой рубашке, но плена дождя вскоре скрыла их от меня. Я гнал так, словно забыл об ограничении скорости и полицейских и мне повезло, что мой путь лежал в старые гетто города, в заброшенные склады,где наркодилеров встретить прозе, чем представителей закона.

Конечная точка моего путешествия была в порту. К тому времени мой телефон уже разрывался звонками и сигналами о сообщениях где--то на заднем сидении, пока я выискивал в сплошной стене дождя то, что они устроили здесь. В дождливых сумерках ничего нельзя было разглядеть и я все же решил выбраться из машины, совершенно не подумав ни о том,что сделаю когда найду ответ, ни о том, что мне делать если не найду ничего. Меня гнало вперед желание поставить точку,убедиться что отец и брат не такие как Рик, что я не меняю одну красивую тюрьму на другую,точно такую же. Я ведь не елочная игрушка, я не могу провести в коробке всю жизнь!

Одежда промокла вся и сразу. Я очень нуждался в свете, но возвращаться за телефоном уже не решался - если я окажусь в тепле, я больше не смогу выйти в это мокрое,темное ничто и просижу так, пока папа меня не найдет. Я должен был идти дальше. Я несколько раз крикнул, но сгущающаяся тьма мне не ответила. А потом я увидел его. Как раз в тот момент когда я хотел вернуться, мой взгляд зацепился за что-то темное,темнее чем дождь, окружающий меня. Он не двигался, не издавал никаких звуков,его можно было принять за какое-нибудь сбитое животное, но какой-то частью сознания я знал кто это еще даже не приблизившись к нему.

— Рик?

Он не ответил, но вздрогнул от моего касания. В лужах под его телом скопилась натекшая кровь, куртка была распахнута и тонкий свитер прилип к телу, побурев в тех местах, где были открытые раны. Лицу тоже досталось, но не так сильно как груди... и рукам. "Он же хирург!" - сознание билось в агонии от бессильного гнева и обиды при взгляде на сломанные пальцы правой руки. Он инстинктивно придержал из, медленно развернувшись на мой голос. А потом приподнялся - совсем немного, но мне хватило, чтобы придержать его голову и оглянуться в поисках хоть чего-то, что помогло бы мне как-то поставить его на ноги, чтоб отвезти в больницу.

— Ты только держись,ладно?

Я мог бесконечно бояться его такого, каким я видел его в доме. Рика - хозяина положения, кукольника и тирана, но сейчас, бессильно уткнувшись лицом в мои ладони,он больше напоминал побитого пса,который приполз к хозяину, чтоб издохнуть у него на руках. Ужасное сравнение! Ужасная глупость думать о смерти в такой момент!

— Я помогу тебе,Рик. Но сейчас мне нужно, чтобы ты постарался еще немного.

Я наклонился к его лицу и, почти касаясь губами, как прежде у него дома, прошептал: — Надо подняться,рик.