Что почитать: свежие записи из разных блогов

самолетом, что плавно режет небо белым ножом крыла,

черным камнем, летящим в пропасть, но еще не достигшим дна,

ты взмываешь в осенний воздух, оставляя земле дела,

и тебя зовет высота, и затягивает глубина.

шутка в том, что себя меняя, невозможно не умереть,

наши смерти в нас голосят и бормочут наперебой,

вот ты ходишь, не понимая, что ты мертвый уже на треть,

а когда-нибудь в этом теле будет кто-то совсем другой.

и на взлете или в падении отменить ничего нельзя,

разве что положение тела в светлом воздухе сентября,

ты летишь, и прежние жизни в бездну вслед за тобой скользят,

и все смерти, отстав немного и раскинув крыла, парят.

тот, кем был ты, не существует, тот, кем будешь, еще не здесь.

ты без кожи теперь, без плоти, ты еще не зовешься "ты".

пропасть смотрит в тебя, смешного, потерявшего прежний вес,

или ангелы смотрят с неба на рожденье новой звезды.

ведь звезда ты и есть по правде, путник с неба до глубины,

ты колючий нездешний свет, чьи лучи окрашены в голубой.

изменись, умри, возродись под надзором ангелов ледяных,

изменись, звездой воплотись, становись собой.

Вот пришли они, Господи, пришли к тебе и стоят. И никто из них, Господи, даже не опускает взгляд. Посмотри в глаза им, Предвечный, как Тебе там, светло? Только Ты и увидишь точно, что под светом тем залегло. Вот они, Господи, воли Твоей огни, и они не взывали, спаси, мол, нас, сохрани. Они встали со сталью и словом против слепого зла, только, Господи, видишь, куда дорога их завела? На ступенях Твоего дома, не опуская ни рук, ни глаз... не откажи им, Господи, если станут просить за нас.

Вот она на ступенях, Господи, тихо пришла одна. И она не сестра, не подруга и не жена, у нее тяжелая поступь, тяжелый взгляд, и она уже знает, Господи, ей не уйти назад. За спиной ее в сером небе крыло войны, ее путь к Твоему порогу прямей струны, и Ты скажешь, конечно, что знала, куда она шла, потому пришла налегке, но клинок взяла. Но смотри ей в глаза, Создатель, весь этот свет - он зажжен о тех, кого не было здесь и нет.

Вот он, Господи, верил ли в Твой золотой порог? И ему все равно, когда Ты и что изрек. Ну а он, гляди-ка, стоит прямой, говорит - открой, отец, я пришел домой. У него в улыбке скопилась ночная хмарь, Ты не ждал его, Господи, у таких другие дома. И Ты будешь смеяться, присев в золотых дверях, скажешь - этот дом возведен на семи ветрах, скажешь, ждал здесь тихих, праведных и святых, а потом открываешь двери и видишь - их, и в глазах их вечный огонь, негасимый свет...

...Но ведь, Господи, среди защитников кротких нет.

© vk.com/bruja_roja

Под настроение

на замшелых прудах, где камыш и ряска, где от брошенной гальки круги по часу, где боярышник в платье, а сосны в рясах... не ходи у ручья, не бери грибов. там, где горькой настойкою воздух крепок, утром, серым и липким, как мокрый пепел, ты увидишь поляну, где ходят кэльпи.

эх, бродяга, что станет тогда с тобой?

(Киру восемь. гляди и лови минуту: рядом с Киром смеётся его Данута, детство тает во рту золотистым фруктом, Кир и Дана бегут наперегонки. лучший друг и товарищ, сестра, невеста, их, конечно же, дразнят — мол, "тили-тесто", Кир умеет поставить других на место, заживают в царапинах кулаки.

через месяц Данута уедет в город. Киру будет казаться — упали горы. напоследок до крика они поспорят, и уедет она — не смотря назад. обернётся мир лопнувшим барабаном, громко-гулким, огромным, ненужным, странным. будет Кир в каждой девочке видеть Дану, и судить красоту по ее глазам.)

не пытайся поймать на овес с уздечкой, не приманивай хлебом и тёплой печью, посвисти беззаботно, шагай беспечно, не косись на верёвку, не трогай плеть. кэльпи ловят — не танцем, не громким криком, кэльпи ловят — на их интереса блики, есть пословица детская — "ты живи так, чтобы кэльпи пришли на тебя смотреть".

(Киру скоро пятнадцать. округа знает: эта кучка подростков — как волчья стая. Кира ждёт, как стемнеет, одна такая... все на уровне, в общем, борта, корма. есть друзья и другие, другие — лесом. хой, рванина, гуляй, пока главный весел! в тихом омуте пляшут, ликуют бесы, после нас — хоть потоп, или там чума.

Кир — вожак, он задирист, умён, отчаян, не боится, не мешкает, не скучает.

через день Кир впервые убьёт. случайно. злая драка не спросит имён и лиц.

три ножа, два кастета, отмычки, спицы, да ищи ветра в поле, как говорится... иногда этот, первый — он Киру снится. и наутро под грудью слегка болит.)

я не знаю, как надо жить — лучше? плоше? где-то бродит моя водяная лошадь, подбирает губами чужие крошки, косит взглядом янтарным на алый стяг. я не знаю, как надо — без ссор? без прений? дом построить, сажать в огороде семя? я читал, будто кэльпи бегут сквозь время, и меняют его, как они хотят.

(Киру двадцать четыре. наёмник вольный, фляжка с верной рябиновой, мясо с солью, где прилёг — там кровать, где еда — там столик, где палатка — там вовсе почти что рай. Кир — он знает места, проводник, хранитель, он проводит отряд — как по тонкой нити, стрелы, люди, повозки — их сохранить бы, чтоб не вызнал чужой, не увидел враг. он ведет как по нити, незримой, прочной...

враг врасплох их застигнет грядущей ночью, их предаст — свой дозорный.

с оскалом волчьим Кир дерётся, прижавшись спиной к скале. против многих — без шансов. так даже легче. мрак стекает с клинков, обнимает плечи, там, за смертью, наверное, будет вечность — так руби, для других ее не жалей!)

кто-то целит в зенит, кто-то целит в зайца, кто-то знает, как чует лису борзая, кто-то сталью по вереску вырезает, слышит в воздухе ржанье и стук копыт. кто-то слушает песни с высот балкона, кто-то видит, проснувшись, в окне дракона... так скачите, мои водяные кони, через грани дорог, поднимая пыль. золотистые, белые, вороные, пролетайте, не думайте — быль ли, сны ли, жилы рек и ручьев, водопады — крылья, по далёким годам, по иным мирам. там, где был ты — с невестой, с семьёю, с другом, все исправишь — и время замкнётся кругом...

Кир откроет глаза и протянет руку. и потрогает рыжий горячий храп.

я не помню, как дальше, не вижу броду, ходят лошади, гривою мутят воду, в руки тычутся ласковой мягкой мордой, не дают на песке начертить слова.

Кир, куда ты пойдешь? к загорелой Дане, где тропа рассыпается под ногами, где гнездятся стрижи на карнизах зданий, сладко пахнет зеленой весной трава?

или позже — тела на седой брусчатке, и в ладони удобно лежит свинчатка, улюлюкают громко твои "волчата", застилает глаза ненавистный пот?

или вовсе недавно — где ночь и горы... если был бы назначен другой дозорный, то, возможно, дошли бы, не зная горя, на костре бы не стыл котелок с крупой?

Кир садится верхом, конь стоит недвижно. Кир единственный — жив, он последний — выжил. ну, давай же — раз прошлое стало ближе, бей копытами в твёрдый намёрзший лёд.

над горами снежинкою тает вечер, кровью след в серебрящемся мху отмечен, молча Кир поднимает коня на "свечку".

кэльпи скачет вперёд.

не назад — вперёд.

Нечто прекрасное.

Каждый раз, возвращаясь домой из вечного трипа, неожиданно вижу, что я – из другой страны. Из страны, в которой не жалуются до хрипа на правительство, власть и происки сатаны. Из страны, где ветер горяч и цветны одежды, где воздух наполнен запахами цветов, где ты будто бы каждый день зависаешь между чем-то древним и чем-то новым, где ты готов вечно ехать, бежать, и плыть, и идти вперед, где ты знаешь, что больше никто никогда не умрет.

Люди смотрят и думают – этот сошел с ума, он объелся чего, обкурился душистых трав. Но не мне же засыпала сердце мое зима черным снегом своим. И скажите, что я неправ. Ведь у вас от нее на зубах ледяное крошево; в семь подъем, и уход с нелюбимой работы в семь. А я из страны, где лучшее – друг хорошего, где, представьте себе, все всегда улыбались всем. Мне кричат – не гони, будет хуже, мы знаем это: войны выборы цены холод валют обвал.

А я – из страны, где вчера наступило лето.

И у нас скоро тоже наступит.

Я узнавал.

© Kladbische