Petunia 'Grandiflora'

Пэйринг и основные персонажи: Шэнь Цинцю/Лю Цингэ
Рейтинг: PG-13
Жанры и предупреждения: Hurt/Comfort, Флафф, AU
Размер: 7423 ~ 4 страницы
Описание: В его груди тихо перешёптываются паразиты: «Чему быть, того не миновать».

ЧитатьНа самом деле, это даже смешно.

Смешно, что люди считают это романтичным. Смешно, что кто-то в своих молитвах называет это даром Небес. Смешно, что кто-то всерьёз решил, что в этом нет ничего отвратительного, мерзкого…

…в этих поганых цветах.

Но речь не о тех, о которых вы подумали, вовсе нет. Это не касается белоснежных пионов в императорских садах, равно как и алых лотосов, дрейфующих в тёплых водах кристально чистых озёр, не огненных кливий, нет…

Петунии. Бледные и слегка зеленоватые, словно уже остывший труп с некогда нефритовой кожей. Крупные бордовые капли на их лепестках выделяются особенно резко, придавая цветам вид поражённого в жестоком бою бессмертного, прекрасного даже в своей гибели.

О, Небеса, о чём он только думал?

Эти убогие сорняки не сравнятся с первопричиной их появления.

Его нельзя было сравнить с каким-либо определённым цветком.

Сначала он напоминал шиповник — простые, но по-своему чарующие небольшие пурпурные бутоны, способные при минимальном уходе перерасти в кисло-горькие, словно лекарство, ягоды, окружённые клеткой из разрывающих кожу острых и твёрдых отростков, — хотелось прорваться сквозь линию обороны, чтобы вкусить эти сводящие челюсти плоды, сравняв с землёй крепкие и опасные ветви.

Затем он преобразился практически до неузнаваемости, оставив от когда-то куста ягод лишь шипы. Роза — белая, чистая и словно бы невинная. Нежные лепестки, будто сотканные из лучшего шёлка самими Небесами, едва заметный сладкий аромат и обманчиво хрупкий стебель. Вот только защита всё ещё не пала — уменьшилась, но осталась, — не позволила приблизиться ещё ближе, чётко указав на его место — быть сторожем этого сада, но не тем, для кого предназначены эти цветы.

А когда произошла эта катастрофа, пришло и осознание, что перед ним была настоящая венерина мухоловка. Манящая своим восхитительным запахом, от которого кружилась голова, яркой окраской, такой неприметной с первого взгляда, но лучшей, чем у любого крошащегося от малейшего прикосновения бутона, а потом крепко привязавшая его, мелкую мошку, к себе, заставившая дышать собой и с благоговением ждать гибели в её руках, отдаться целиком, чтобы продлить существование этого хищника, слишком прекрасного и слишком опасного в каждой своей ипостаси.

Этот цветок стал его даром и проклятьем, принёс в его жизнь свет в обмен на такой пустяк — его душу и сердце.

«Кайхуа бин(1),» — с искренним состраданием тогда установил диагноз Му Цинфан. Ему было искренне жаль своего названного брата, ведь, увы, против судьбы не пойти, против этой болезни есть лишь одно лекарство, надежды на которое было чуть меньше чем нисколько.

На самом деле, это даже смешно.

Спасти от смерти, чтобы обречь на ещё одну, более жестокую и болезненную, не оставив даже веры в лучший исход.

Шэнь Цинцю, ты как был ублюдком, так им и остался. Годы идут, а что-то остаётся неизменным, верно? Лучше бы он вообще не менялся, ненавидеть всегда было проще чем… нет, назвать это «любовью» язык не поворачивается.

Привязанность? Близко, но недостаточно сильно. Одержимость? Нет, это уже перебор. Зависимость? Возможно, вернее, это наиболее подходящее слово, описывающее его чувства.

Если бы он мог, он бы вырвал эти чувства и сжёг, не оставив и следа.

Если бы он мог, он бы никогда больше не приблизился к шисюну Шэню.

Если бы он мог…

Но он не мог, а время неумолимо утекало сквозь пальцы, вместе с окровавленными бутонами бледно-зелёных петуний. Ледяное дыхание Смерти чувствовалось затылком, обжигая при малейшем взгляде на благородного убийцу, который улыбается так нежно и радостно, словно совершенно ничего не замечает, словно ничего не происходит.

— Шиди Лю, всё хорошо? — этот обеспокоенный взгляд, он на самом деле искренний, или лишь игра воображения? Очевидно, что в происходящем нет ничего хорошего. Очевидно, что состояние его, Бога Войны с пика Байчжань, даже с натяжкой нельзя считать нормальным.

— Мгм, — в ответ лишь мычание, ведь эти цветы, эти сорняки, взволнованно трепещут в груди, намереваясь вырваться наружу вместе со словами. Какими словами? Уж точно не теми, что могли бы вмиг решить судьбу бессмертного заклинателя. Если есть хоть малейшая возможность продолжать приносить пользу хребту Цанцюн, Лю Цингэ будет держаться и жить с цветами у сердца. Его шисюн спокоен, как море при штиле, несмотря на Неисцелимый яд, наполняющий его медианы, так чем хуже этот шиди? Му Цинфан может замедлить рост растений-паразитов, а большего и не надо.

— Ты ничего не хочешь рассказать этому шисюну? — шорох бумаги — и нижняя часть лица горного лорда прикрыта веером с изображением стеблей бамбука. — Не так давно на южные границы мира Людей напали демоны, и группа заклинателей отправилась на решение данной проблемы. Этот старик не был посвящён в детали, но до него дошли слухи о том, что спустя несколько дней после вторжения начали погибать не только случайные свидетели произошедшего, но также и адепты хребта Цанцюн.

Спустя мгновение Шэнь Цинцю уже стоял плечом к плечу с Богом Войны, — секунда, — тяжёлой рукой заклинатель с пика Байчжань останавливает удар веера, который едва не пришёлся на спину.

— Знаешь, разговорить шиди Му не так уж и просто, — в улыбке и прищуренных глазах бессмертного мастера читалось явное раздражение вкупе с праведным гневом. — Так значит, кайхуа бин? Позволь узнать, от кого же теперь зависит твоя жизнь, шиди Лю?

Вместо ответа — поток бутонов и лепестков, выбивающий воздух из лёгких и разрывающий горло в сухом кашле, оставляющий ощутимый металлический привкус на языке. Резким движением ломается веер и едва не валится с ног оттолкнутый в сторону горный лорд пика Цинцзин.

— Не трогай, — ещё не отойдя от приступа, предостерегает Лю Цингэ. Он помнит, что эти поганые цветы являются рассадником болезни, он не позволит своему шисюну наступить на те же грабли.

Но хриплые слова словно прошли мимо ушей того, кому они были адресованы. Маленькая петунья была растоптана светлым сапогом, оставив в напоминание о себе смазанный алый след.

И что же теперь? Сколько времени ему осталось? Счёт пошёл на минуты, старуха в чёрном балахоне ехидно усмехается, гладя на развернувшуюся трагедию.

— Шиди, тебе и вправду нечего сказать? — слова бессмертного подобны дуновению ветра в бамбуковой роще — тихие, едва ощутимые, но безжалостно срывающие слабые листья со стеблей и ворошащие уже опавшие. Что ему нужно? Правда? Этот ублюдок явно жаждет, чтобы Лю Цингэ сам подписал себе смертный приговор, самолично отправился в объятия смерти. Жизнь жестока, тут не поспоришь.

— Это всё твоя вина, Шэнь Цинцю, — выплёвывает Бог Войны. Он хотел сказать намного больше: и о том, как он ненавидит себя за проявленную слабость, и о том, как он жалеет, что позволил этим чувством расцвести, и о многом-многом другом, вот только слова застряли комом в горле — крупным бутоном петунии.

Кто бы мог подумать, что непобедимый бессмертный заклинатель с пика Байчжань погибнет столь жалкой смертью — не в бою, в грязи и крови, — в окружении цветов, от неразделённых чувств.

Смешок. Сверху вниз на младшего из названных братьев смотрит пара сияющих неопределёнными эмоциями глаз.

— В таком случае, я должен взять на себя ответственность за случившиеся, — заклинатель в одеждах цвета цин протянул руку своему шиди, чтобы помочь тому подняться на ноги. — Шиди Лю, ты дашь этому человеку шанс?

В ответ — приступ кашля и почти что судорожная попытка ухватиться за белоснежную ладонь.

Расцветшая петунья висела над землёй на тонком изумрудном стебле, связкой корней покоясь на языке своей когда-то жертвы.

— Пф, — горный лорд пика Цинцзин едва сдерживал смех. Ещё бы — а как вы себе представляли реакцию на непобедимого Бога Войны с цветком в зубах и растерянным взглядом? Это настолько абсурдно, что даже смешно! — Так значит, ответ «да»?

— Ты, вероятно, издеваешься надо мной, Шэнь Цинцю, — ещё немного — и на руках старшего остались бы синяки от, несомненно, крепкой хватки заклинателя с пика Байчжань, а сам бы человек в одеждах цвета цин отправился следом за петуньей — в заросли свежей и сочной травы.

— Отчего же, шиди, это был твой осознанный выбор, — плавным движением Лю Цингэ поднялся на ноги, встав лицом к лицу перед своим… шисюном? Или кем? Каковы теперь их отношения?

— Не смей сваливать всё на меня, — в ответ — оскал. Но вовсе не злобы, нет, скорее искреннего счастья, идущего откуда-то из глубины души.

— Конечно-конечно, — словно бы отмахнулся бессмертный заклинатель. Никакого раздражения, просто какое-то немного детское поддразнивание. О, Небеса, они ведут себя совсем как мальчишки, а не как представители знаменитого ордена!..

А солнце всё так же продолжает свой ход, безжалостно суша корни жестоких петуний — вестников судьбы, что приходят, когда ни люди, ни демоны не понимают собственных желаний. И где цветы принимают свой конец, там берёт начало история. История, которая слишком далека от своего завершения…

Примечания:

(1) Название «Кайхуа бин (开花病)» было взято для большей аутентичности, по факту это всё то же Ханахаки бьё.