Проклятие демонической сливы

Пэйринг и основные персонажи: Шэнь Цинцю/Ло Бинхэ
Рейтинг: NC-17
Жанры и предупреждения: PWP
Размер: 14739 ~ 8 страниц
Описание: Наследие блестящих сюжетных поворотов братца-Самолёта не даёт братцу-Огурцу покоя. На этот раз его возлюбленный ученик подхватил проклятие, которое можно снять только одним способом - понятно, каким, но есть одна загвоздка...

ЧитатьДо порога Ло Бинхэ добрёл шатаясь, едва не впечатался в косяк и точно рухнул бы, не успей Шэнь Цинцю подхватить его на руки.

Спокойно, никакой паники, сначала бегло осмотреть тело на предмет ран – одежда чистая и сухая, на ней ни капли крови, – потом приложить ладонь ко лбу…

Шэнь Цинцю чуть не уронил ослабевшего ученика на пол, но не потому что лицо его пылало от жара. Кожа вокруг блестящих глаз Ло Бинхэ почернела, от тёмных глазниц по вискам, щекам и переносице змеились узоры, будто начертанные тушью. Хочешь-не хочешь, не ошибёшься: только одно заклятие оставляло такие метки.

Конечно, бывший ярый критик «Пути гордого бессмертного демона», чьим познаниям в лоре мог позавидовать любой фанат, прекрасно знал, что это за заклятие и как его снять. Вот только братца Самолёта в тысячный раз за все эти годы захотелось хорошенько придушить.

Глава о Демонической Сливе – в лучших традициях Самолёта, Пронзающего Небеса, не дружившего с именами, гадское дерево так и звалось – была одной из самых скандальных в проклятущем романе. К остановившемуся в городе по своим делам Ло Бинхэ обратилась за помощью пара странствующих заклинательниц. Одна из них по незнанию съела плоды Демонической Сливы, и её пожирало смертельное проклятие, которое можно было снять лишь одним способом – учитывая, что роман был низкопробным гаремником, несложно догадаться, каким. Был в этом, правда, один нюанс: простого занятия совместным совершенствованием было недостаточно, иначе супруга выручила бы её сразу же. Жертву проклятия необходимо было оттрахать живым человеческим членом и, ну, кончить внутрь. Заклинательницы отказывались быть разлучены хоть на час, и далее по тексту следовал тройничок, не менее скучный, чем все прочие постельные сцены, вышедшие из-под плодовитой клавиатуры братца Самолёта.

(С теми заклинательницами Шэнь Цинцю как-то раз довелось встретиться – они навестили пик Цинцзин, чтобы попросить разрешения воспользоваться его библиотекой. Дамы были весьма приятными, Шэнь Цинцю замечательно провёл с ними вечер за чаем и беседой о защитных талисманах и надеялся, что в этой жизни им не придётся исцеляться от проклятия Демонической Сливы. Не то чтобы Шэнь Цинцю особенно представлял, как совместно совершенствуются женщины, но если два человека могли прожить вместе без того, чтобы в них тыкали каким-нибудь отвратительно гигантским Аргументом – он мог за них только порадоваться).

Ох, и какой же в комментариях к той главе развернулся срач! Любо-дорого смотреть. Одна читательница выкатила огромный коммент, в котором обвинила автора во всех грехах, заявила, что книга для неё была мертва ещё с гибели Юэ Цинъюаня и Шэнь Цинцю, но несчастная глава про сливу перешла все мыслимые и немыслимые пределы. Пошёл в жопу, Самолёт, Пронзающий Небеса, пусть придуманное тобой же заклятие падёт на тебя самого! Не буду тебя больше читать!

Сам Шэнь Юань под главой не высказывался: подозревал, что она была написана в пику лично ему. Сюжетный троп «трахни или умри» в «Пути гордого бессмертного демона» до этого использовался раз десять, и это на десять раз больше, чем положено для хорошего вкуса, на что Несравненный Огурец не раз и не два несравненно бомбил. На такой явный троллинг клюнуть ему уже не позволял здравый смысл – хотя чесались руки, чесались.

Кто его тянул тогда за язык! И как умудрился Ло Бинхэ – повелитель, между прочим, демонов – попасться именно на этот крючок!

Будь это обычное проклятие, исцелимое сексом, проблем бы не было, Шэнь Цинцю не впервой, стиснул зубы и вперёд – спасать сдуревшего ученика ценой собственной задницы. Заднице и без проклятий доставалось регулярно, чего её жалеть. Но кто бы мог подумать, что идиотское сюжетное средство для страхивания ни в чём не повинных лесбиянок с главным героем обернётся против него!

В голове промелькнула абсурдная мысль, что от ужаса перед предстоящим у него не встанет вообще – и Ло Бинхэ умрёт.

Не умрёт, конечно! Ауру протагониста никто не отменял!

Система, а можно не надо? Пожалуйста?!

[Отказ от текущего задания будет стоить 1000 баллов, а также с вероятностью 67,3% в вашу сторону произведутся насильственные действия сексуального характера со стороны протагониста по причине негативного воздействия проклятия на его рассудок.]

Чёрт побери! Значит, используем старые методы, да, кусок цифрового говна?! Если Ло Бинхэ снова начнёт сходить с ума и попытается изнасиловать Шэнь Цинцю уже как принимающая сторона, он точно навредит им обоим.

Что ж, выбора не остаётся. Не то чтобы Шэнь Цинцю часто обладал такой роскошью, как выбор.

***
Ло Бинхэ открыл глаза, когда учитель аккуратно перенёс его на кровать. Руки учителя дрожали, и Ло Бинхэ быстро перехватил его ладонь и поцеловал её, спускаясь губами к запястью.

Лицо учителя было растерянным и невозможно прекрасным.

– Бинхэ, ты знаешь, какое на тебе проклятие? – голос учителя был слабым и тихим, и он даже не пытался отнять руку.

Ло Бинхэ кивнул.

– Этот ученик был голоден, неосторожен и не заметил ауры тёмной энергии, исходившей от сливового дерева. Этот ученик посрамил учителя своей ошибкой, и нет ему прощения.

Учитель горестно покачал головой.

– Этот учитель постарается… постарается не сделать тебе больно, – голос его дрогнул, и от этого к горлу поднялся комок, но Ло Бинхэ усилием воли не расплакался. Учителю неприятны его слёзы. Вместо этого Ло Бинхэ одной рукой привлёк его к себе за затылок, другой потянулся к его поясу, честно сказал:

– Всё, что сделает учитель, не может причинить этому ученику боли, а если причинит, этот ученик будет только рад, – и приник к его губам.

Ло Бинхэ любил целовать учителя, хотя тот отвечал обычно скупо и осторожно, едва размыкая губы, едва используя язык; любил раздевать учителя, касаться его тёплых плеч и холодных рук, мягкого живота и жёсткой мускулистой спины, пусть после этого одежда учителя и оказывалась порвана; любил, когда учитель раздевал его быстрыми, точными движениями, не делая лишних жестов… но не в этот раз. Сейчас изящные пальцы учителя медлили, нежно ощупывали ключицы и мышцы груди, проводили по рёбрам, как по струнам циня, вместо музыки посылая по спине колючие волны мурашек. Возможно, учитель пытался оттянуть момент – но Ло Бинхэ трепетно впитывал каждое прикосновение, каждую ласку, и вожделение совсем скоро стало нестерпимым.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал учитель, когда Ло Бинхэ захныкал и попытался тереться об его бёдра, и сполз с кровати в поисках склянки с маслом.

Ожидание было недолгим, но мучительным, и когда прохладный скользкий палец учителя оказался внутри него, Ло Бинхэ выгнулся и застонал.

Раньше он не раз ласкал себя внутри – в те бесконечно длинные ночи, когда их с учителем разлучали дела, и один задерживался на пике, а другой – во дворце. Ло Бинхэ представлял себе, как учитель берёт его сзади, впивается пальцами в бёдра, оставляя синяки, вдавливает его в кровать своим весом: в его воображении учитель был намного грубее и смелее. Ло Бинхэ привык к тому, что поначалу ощущений почти нет, что удовольствие приходит позже, раскрывается цветочным бутоном – но сейчас одного осознания того, что это пальцы учителя проникают в его сокровенные глубины, хватило, чтобы его сразу же пробрало до дрожи, до сладостного неверия – неужели… неужели правда? И этот взгляд, трудночитаемый, внимательный, в котором видится то страх, то сосредоточенность, то – Ло Бинхэ боится себя обмануть – нежность и желание?

Когда Ло Бинхэ брал учителя, на лице того сменялись отрешённость, боль и усталость, и те редкие моменты, когда на нём расцветало и тут же гасло блаженство, запечатлены в памяти Ло Бинхэ навечно. Одна из причин его вечных непрошенных слёз – ну почему он не может сделать учителю приятно, что с ним не так?

Но в этот раз всё будет по-другому. Ему достаточно представить, каким будет лицо учителя в момент экстаза, чтобы коротко вскрикнуть и сжать в кулаках смятую ткань простыни – или, может, дело в проклятии, почуявшем скорое избавление, разлившемся голодным жаром в его демонической крови?

– Тебе больно? – учитель встревожен, но как может быть больно, это всего лишь три пальца, а хочется больше, отметины на лице полыхают, весь Ло Бинхэ полыхает, а учитель остановился – как можно?!

Ло Бинхэ попытался насадиться глубже, извиваясь, глотая ставший враз слишком сухим воздух. Хотелось целовать учителя, долго и влажно, чтобы унять жжение на пересохшем языке; хотелось ощутить наконец учителя внутри себя, хотелось быть заполненным до краёв, до боли. Пожалуйста, учитель, не медли, не своди с ума, возьми целиком, без остатка, этот ученик не в силах больше терпеть…

К размятому чувствительному входу прижалась головка члена, и Ло Бинхэ готов был взвыть уже от переполнявшего его желания – но давление вдруг пропало. Ло Бинхэ разочарованно простонал и скосил глаза вниз.

– Прости, чуть не забыл, – учитель смазывал маслом теперь уже себя, обильно и тщательно, и это… это было красиво, и этим можно было бы любоваться вечно, но не когда нутро пылает, не когда в глазах туман, и всё равно бесполезно это и не нужно: не страшно, даже если бы учитель взял его всухую…

Прежде чем Ло Бинхэ успел совсем потерять терпение, наброситься на учителя и оседлать, дрожащие руки крепко сжали его бёдра, и после пары слепых тычков мимо член учителя наконец скользнул внутрь – робко и не на всю длину. Ло Бинхэ неловко толкнулся вперёд, с силой сжимая внутри себя горячее, твёрдое, живое, так давно желаемое…

– Расслабься-расслабься-расслабься! – скороговоркой прошипел учитель, отшатнувшись и побледнев.

Ло Бинхэ не сразу сообразил замутнённым рассудком, но пару мгновений спустя его будто пронзило, и он разом отрезвел: он снова умудрился сделать учителю больно. Даже так.

Он как уж смог постарался обмякнуть, не давить, не стискивать – и не рыдать, только не рыдать!

Учитель прикрыл глаза, выдохнул, обвёл почти невесомыми прикосновениями его бока, остановился снова на бёдрах и, мягко придерживая за них, начал двигаться плавно и медленно.

Совсем не то Ло Бинхэ представлял, но мог ли он что-то требовать теперь, после того, как опять причинил учителю боль? Когда учитель под него ложился, другого выхода не было, как Ло Бинхэ ни пытался. Он помнил, с каким ужасом учитель смотрел на его естество в их первый раз – и не только в первый; наверно, он и правда слишком большой, и без боли никак, и – если уж честно – разве возможно остановиться, разве возможно осторожничать, когда внутри учителя так сладко и хорошо? А сейчас… сейчас достаточно просто позволить учителю всё сделать самому, довериться ему, вверить ему себя. Он же всегда этого хотел, правильно? Сейчас – расслабиться и не двигаться, это же просто. Должно быть просто.

Вдыхать и выдыхать глубоко и размеренно. Ощущать, как раздвигается и вновь смыкается его нутро вокруг пульсирующего тяжёлого члена. Принимать в себя, а не брать самому.

Неровные толчки, казалось, всего на десятую долю цуня не доставали до самого чувствительного места, но Ло Бинхэ боялся пошевелиться – а не шевелиться становилось всё сложнее. Поэтому он наблюдал за лицом учителя, сосредоточенным, почти отстранённым. По виску стекала капля пота, тонкие ноздри раздувались, всё ещё сомкнутые веки едва заметно трепетали.

От нежности, горечи и недостаточных, таких недостаточных ощущений плавилось всё тело, никак нельзя было не нарушить обещание, данное себе же только что – и Ло Бинхэ схватил учителя за плечи, рванул к себе, вжался губами в губы. Сначала учитель замер, а потом ответил с такой силой, с какой не целовал его раньше никогда, крепко прильнул к нему и принялся вбиваться беспорядочно и неловко.

Так он тоже просто сдерживался! Что-то взревело внутри Ло Бинхэ, что-то не имеющее никакого отношения к проклятию, что-то безудержное, опасное и безумно ликующее. Рассудок снесло совершенно, его оставалось только на то, чтобы не стиснуть учителя ненароком снова слишком сильно. Ло Бинхэ раскрывался в мокрый, жадный, прерывистый поцелуй, кусал и засасывал губы учителя, вылизывал его нёбо, зубы, язык, будто в последний раз пытался им насладиться, будто пил холодную воду после дня пути под палящим солнцем. Очерчивал пальцами высокие скулы, нежную кожу ушей, ровную линию челюсти, зарывался в волосы, спускался на шею, где проступали первые позвонки, и ниже – к острым плечам, выступающим лопаткам, тонкой талии. Выгибался и наседал, пытаясь подстроиться под ритм, которого не было, стонал то глухо и коротко, то – когда удавалось насадиться как надо, когда член учителя давил на средоточие наслаждения – хрипло и протяжно. Учитель отпустил его бёдра, оперся локтями по обеим сторонам от него, чтобы сохранить равновесие – и почти тут же выскользнул и долго, невыносимо долго силился войти обратно без рук, рвано выдыхая в раскрытый, ласкающий его рот Ло Бинхэ. Член учителя скользил по чувствительной коже вокруг входа, то выше, то ниже, чем надо, это невозможно было терпеть, и Ло Бинхэ просунул ладонь к собственному естеству и с силой провёл по всей длине, размазывая выступившую каплю жидкости. Учитель перенёс свой вес на один локоть и свободной рукой наконец помог себе снова войти в Ло Бинхэ, а потом накрыл его ладонь своей, сдавливая и разминая набухший член.

– Потерпи ещё немного, я люблю тебя, всё будет хорошо, – бормотал учитель, двигаясь быстро, лихорадочно, неглубоко…

…Что?!

– Этот ученик не расслышал, пусть учитель повторит, – прохрипел Ло Бинхэ, не веря собственным ушам.

– Что повто… ох, – учитель стал вдруг пунцовым, ткнулся лбом в его плечо, пряча лицо, навалился на него с новой силой, так, что стали слышны влажные шлепки, и внутри Ло Бинхэ начала нарастать последняя неотвратимая волна напряжения.

По щекам его текли горячие слёзы счастья – он не мог и не пытался их сдержать.

Учитель любит его!

Ло Бинхэ перехватил чужие пальцы на своём члене и плотно сжал своей ладонью поверх.

Учитель его любит!!!

Его несколько раз бесконтрольно тряхнуло, потом он крупно содрогнулся и с тяжёлым стоном излился. И второй раз. И третий.

Когда его тело перестало мелко дёргаться, когда мысли, стёртые вспышкой блаженства, начали возвращаться, он понял, что условие снятия проклятия ещё не выполнено, что учитель ещё не кончил. Что учитель замер внутри него, что смотрит на него непонятным, зачарованным каким-то взглядом.

Что нутро стало болезненно чувствительным.

– Учитель, я тоже люблю тебя, – Ло Бинхэ говорил серьёзно, но потяжелевший от неги язык не слушался. – Пожалуйста.

Учитель опустил голову так, чтобы волосы закрыли лицо, и продолжил двигаться – и это было сладкой пыткой для тела, которое ещё не начало отходить от пика наслаждения. Ло Бинхэ надеялся, что его стоны всё ещё сойдут за стоны удовольствия, и не только потому, что надо было избавиться от проклятия – хотелось, чтобы учитель ощутил то же самое, что ощущал он сам в финальные моменты каждой из предыдущих их ночей.

А ещё Ло Бинхэ любил боль, если она исходила от учителя.

Поэтому он вжался ногами в бёдра учителя, принимая всю его длину, и смотрел, как спина учителя изгибается дугой, как ноги вытягиваются в струну, как пальцы вцепляются в простыни. Хотелось увидеть лицо учителя, и Ло Бинхэ потянулся было убрать завесу волос, но тот решительно тряхнул головой: нельзя. Потом он вздрогнул всем телом, и разгорячённым нутром Ло Бинхэ почувствовал жгучую прохладу – а потом как с кожи пропадают метки проклятия, будто и не было их вовсе.

– Не вытаскивай, учитель, – попросил Ло Бинхэ, когда тот выдохнул и завозился, пытаясь привстать. – Мне будет пусто без тебя.

– Бесстыжий, – проворчал учитель, снова удобно устраиваясь на его груди и убирая пряди со лба.

Лицо его было раскрасневшимся и уставшим, а ещё он упорно отводил взгляд.

Нестерпимо захотелось припомнить ему ту самую фразу, но Ло Бинхэ решил учителя не дразнить – и вообще это сокровище он хотел пока повертеть в голове сам. Может, даже поверить – потому что слишком уж это хорошо.

– Учитель, ты же будешь так делать ещё? Мне понравилось, а учителю?

– Куда же этот учитель денется, – вздохнул он, не отвечая на второй вопрос. – Ты только проклятыми фруктами больше не объедайся.

– Не буду, – радостно пообещал Ло Бинхэ, обнимая его и проваливаясь в спокойную дрёму.

Учитель был с ним, в нём, вокруг него – и это единственное в целом мире, что имело значение.

***

Ло Бинхэ безмятежно спал с улыбкой на красивом, вновь ставшем чистым лице, и Шэнь Цинцю никак не мог оторвать взгляд. Он сам улыбался, вот только признаться в этом не смог бы даже себе. Особенно себе.

Может, та чушь, что он выдал в пылу страсти – боги, какое клише – и была правдой. Может быть.

Может быть, это не меняло даже то, что паршивец наверняка специально нашёл и сожрал эту свою Демоническую сливу, когда отчаялся уломать его на смену ролей словами и слезами.

Вот же сраный манипулятор. Но нет, злиться на Бинхэ не получалось – конечно же, потому что злиться на повелителя демонов та ещё бесполезная затея. Не потому что Шэнь Цинцю в самом деле понравилось, вовсе не поэтому.

Он осторожно, чтобы не разбудить Ло Бинхэ, приподнялся – обмякший член выскользнул с влажным чпоканьем, и Шэнь Цинцю поморщился. Ну ладно, спасибо на том, что всё тело не ломит, и на следующий день сидеть на пятой точке не будет изощрённым видом пытки.

Нет, если Ло Бинхэ завтра будет ходить и сидеть, хоть самую малость осторожничая, Шэнь Цинцю впредь будет непреклонен и ни на что подобное не согласится. Пошлёт учеников найти и вырубить все Демонические сливы в мире смертных, если придётся.

Он подобрал с пола разбросанные одежды и кое-как накинул их на себя – потом, подумав, всё-таки поправил до приличного вида, убрал волосы заколкой и открыл дверь домика.

Попросит принести бадью с тёплой водой – надо же вымыть незадачливого ученика.