Лекарство от чувств

Пэйринг и основные персонажи: Лю Цингэ/Му Цинфан
Рейтинг: NC-17
Жанры и предупреждения: Романтика, Ангст, Драма
Размер: 38617 ~ 21 страница
Описание: Человеческое сердце – потёмки, в которых зачастую он сам не может разобраться. Но сможет ли лекарь сделать это или, может быть, для этого надо даже изменить чужие чувства?

ЧитатьУсталость имеет противное свойство накапливаться. И от накопившейся усталости не избавиться парой часов дополнительного сна. Её нужно лечить так же комплексно, как и хронические болезни. Было бы еще время на это.

Времени не хватало катастрофически не то что на сон, даже на важные дела. Цинфан все время уделял своему единственному призванию, делу всей своей жизни. Лекарем быть сложно. С самого утра прием пациентов со всех пиков, будь то бледные от болей в животе ученицы с пика Сяньшу или раненые адепты пика Байчжань – все проходили через Цинфана. Так же на его плечах лежала ответственность за его собственных учеников. Он по много раз объяснял одно и то же, много раз показывал, давал книги. Лекарь не может позволить себе учиться на своих ошибках, ведь зачастую одна ошибка может сделать из здорового человека калеку или вовсе лишить жизни. Поэтому Цинфан постоянно следил за работой учеников, готовый в любой момент подхватить и закончить работу, всегда проверял сделанные учениками лекарства.

Таким образом к вечеру не оставалось сил, зато оставалась мелкая работа. Цинфан сам делал бинты, пропитанные заживляющим раствором, и сложные лекарства. Усталость копилась долго и всегда давала о себе знать самым неприятным способом. Цинфан переставал контролировать свои эмоции.
На пике Цянцао была поговорка. «Если за день не было ни одного адепта Байчжань, то день прошел впустую».

В какой-то степени это было чистой правдой. Пик Байчжань был лучшей площадкой для обучения в лечении всевозможных ран, переломов, гематом и прочих механических повреждений. Причин такой плачевной ситуации было две. Тяжелые практические тренировки и метод обучения, который использовал Лю Цингэ. Если с первым пунктом все понятно, то второй стоит прояснить. Цингэ считал, что лучшее объяснение – физическое наказание. Он просто бьет учеников за ошибки и ждет, когда они все сделают правильно. И ведь такой метод работает очень даже неплохо.

Сегодня с пика Байчжань пришли несколько человек. Они очередной раз бросили вызов своему учителю. И разумеется потерпели поражение, но в этот раз кто-то все же смог достать Лю Цингэ.

Цинфан внимательно смотрел на темнеющий синяк на груди мужчины, а потом осторожно надавил на несколько ребер.

– Вот нравится тебе ходить, замотанным в бинты. – Цинфан вздохнул и взял мазь и бинты. У Лю Цингэ трещина в ребре. Это намного лучше, чем перелом, но, зная любовь Цингэ к соблюдению показаний, Цинфан принимает самые серьезные меры. – Я же много раз говорил, что такими темпами ребра станут ломкими. – Он осторожно наносит обезболивающую мазь, а потом принимается туго затягивать бинты.

– Ну, зато я показал, что им еще расти и расти до меня. – В этом был весь Лю Цингэ, который совсем не заботился о своем здоровье.

Цинфан уже привычно затянул бинты и отправил брата на его пик.

Вообще они были знакомы уже очень давно. Они примерно в одно время стали учениками своих пиков, росли вместе и очень часто ссорились. Все дело в воспитании. Цинфану с детства объясняли, что здоровье надо беречь, объясняли, чего оно порой стоит, что потом его будет просто не вернуть. А Цингэ всегда был сильным, воинственным, ценил честь и презирал поражение. Ссоры были просто на ровном месте, но даже во время ссор Цинфан не переставал восхищаться этим человеком. Силен физически, красив, горд… И уже тогда Цинфан понимал природу своих чувств к этому юноше.

Но эти чувства с самого начала были обречены, поэтому Цинфан тихонько лелеял их в своей душе. Душе, которая просто разрывалась на части, когда Цингэ приносили на пороге смерти, когда он кричал во время операций, стискивая зубами сложенный в несколько раз кусочек ткани. Но этот гордый Бог Войны снова рвался в бой, очертя голову.

Цинфан всю жизнь будет с ужасом вспоминать те пять лет, во время которых тело Шэнь Цинцю находилось во дворце Хуаньхуа. Тогда Цингэ даже не успевал нормально залечить свои раны, как тут же рвался в бой. И каждый раз возвращался с ужасными ранами. И все это время он держал при себе веер Шэнь Цинцю. Носил его за поясом сзади, собираясь лично вложить его в руки Цинцю. Наблюдать, как любимый человек получает такие увечья, стремясь заполучить лишь пустую оболочку… Врагу не пожелаешь.

И наконец это все подошло к концу. Цинцю вернулся, живой, здоровый, Тяньлан Цзюнь повержен, Бинхэ забрал Цинцю с собой. Казалось, что все должно наладиться, все должно стать так, как раньше, но этому просто не бывать. Потому что Цингэ снова хранил веер, лелея надежду вернуть его Цинцю еще раз.

Воспоминания накрыли с головой, а вместе сними пришла уже привычная тоска о своих неразделенных чувствах. Привычная… Но как же порой больно от несправедливости! Ну чем Цинфан хуже? Он ведь тоже спас жизнь Цингэ, он тоже готов все за него отдать. Но почему он так любит другого? Любит, хотя прекрасно понимает, что он проиграл Бинхэ и что Цинцю никогда не будет ему принадлежать. А Цинфану только и остается, что всю жизнь наблюдать за этим, продолжая раз за разом вытаскивать Лю Цингэ с того света.

От этих мыслей слезы навернулись на глаза. Усталость, чтоб её. Даже слезы сдержать не может, словно маленькая избалованная девочка.

– Шиди, я забыл подвеску. – Цингэ подошел к койке на которой сидел во время осмотра и взял с нее нефритовую подвеску. Цинфан принялся тереть глаза, будто они просто чешутся или их щиплет от едкого запаха. – Шиди? Ты плачешь? Кто тебя обидел? – Цинфан в ответ на это только мотнул головой и носом шмыгнул.

– Просто мазь едкая. Все хорошо. – Чуть улыбнулся и тут же отвернулся к рукописям. – Возвращайся на свой пик, пока не стемнело.
Цингэ посмотрел на стол и не увидел никаких мазей. Только рукописи.

– Я же вижу, что мазей тут нет. Только скажи – и негодяй получит по заслугам.

– Все правда хорошо… – Цинфан чуть улыбнулся, но это явно не вызвало доверия. – Не переживай.

– Если этот брат может хоть что-то сделать, то только скажи. – А вот на этих словах Цинфан повернулся и посмотрел на брата, поджимая губы.
– А ты можешь… Перестать везде носить с собой этот веер?

Тишина, что воцарилась в комнате в этот момент была просто невероятно тяжелой. И как раз она и служила ответом на вопрос Цинфана. Ну а что он хотел? Чтобы Цингэ вот так просто изменил свои чувства и отказался от чего-то ради него? Самому не смешно?

– Прости, старший брат… Я что-то лишнего сказал… – Цинфан молча встал с своего места и едва заметно улыбнулся. – Возвращайся на свой пик.
И Цингэ послушно вернулся. А что он мог сделать еще? И так ведь прекрасно понимал, что ведет себя, как влюбленный мальчишка, таскаясь с этим веером и что всем остальным это не нравится. Цинцю же сделал свой выбор, так зачем искать повод для встречи с ним? И многие уже говорили отложить этот несчастный веер, оставить его в бамбуковой хижине, чтобы Цинцю сам забрал его.

Но Цинфан говорил это иначе. Он будто чувствовал боль, когда речь заходила о Цинцю. Пусть он никогда и не показывал, что ему кто-то или что-то не нравится, но сейчас все было даже более, чем очевидно. Да и сама ситуация говорила о том, что Цинфан чувствует боль от отношения Цингэ к этому несчастному вееру.

Чувства — непозволительная роскошь для воина. Они слишком туманят рассудок, что может стать фатальной ошибкой на поле боя. Но Лю Цингэ успешно забыл это правило.

Они частенько отправлялись в различные поселения, чтобы истребить демонов, которые терроризируют простых людей. Как правило, эти демоны были не очень сильны, а еще чаще встречалось такое, что за демонов принимали другую, более слабую нечисть. Собственно, поэтому Лю Цингэ позволил себе потерять бдительность и размышлять о поведении Му Цинфана. Он вспоминал их детство, пытался сосчитать мелкие ссоры, вспоминал эмоции брата во время разговора на темы, которые касаются Цинцю. Он думал, вспоминал, искал ответы на вопросы. И совершенно не заметил, как они оказались у пещеры, которая больше всего волновала местных жителей.

– Ждите здесь. Я позову на помощь, если она, конечно, понадобится.

Цингэ один вошел в пещеру, которая уходила чуть вверх. Кое-где были просто каменные тропы, иногда встречались вырубленные ступени. Пещера, судя по всему, была сделана искусственно, так как Лю Цингэ нашел пару комнат. Они от времени потеряли свою форму, но было прекрасно видно проход по типу арки и камни, смутно напоминающие предметы интерьера. Но никаких демонов тут не было.

В самой дальней комнате тоже не было чего-то интересного. Разве что какие-то цветы, которые на удивление сильно пахли. Запах был сладкий и довольно тяжелый. От него кружилась голова и чуть темнело в глазах, поэтому Цингэ поспешил покинуть эту пещеру. Он спускался вниз по ступеням, ощущая, что с каждым шагом голова начинает кружиться все сильнее. Только это было не единственной проблемой. Низ живота начало неприятно тянуть и чувство это было похоже на сильное возбуждение. Только вот возбуждаться было не от чего. Ни мысли, ни обстановка этому не способствовали, поэтому подобное самочувствие вызывало легкую тревогу.

К моменту выхода из пещеры низ живота уже болезненно ныл, дыхание сбилось от слишком сильного возбуждения, от него же в голове была масса неприличных картин, главным героем которых был не кто иной как Шэнь Цинцю. И они абсолютно точно появились после этих странных ощущений.
Лю Цингэ сообщил, что нет там никаких демонов и вообще пещера чиста. Видимо, какие-то молодые ребята пугали друг друга байками об этой пещере. Ну или родители пугали детей, чтобы они не ходили в эту пещеру.

Путь домой занял примерно полтора часа. Лю Цингэ изо всех сил пытался скрыть возбуждение, которое почему-то не проходило. Вот стоит и все тут! К прибытию на Байчжань оно стало просто невыносимым. Ужасно сильным, болезненным, а картинки в голове только подливали масла в огонь. Цингэ спрыгнул с меча и понял, что ноги его совсем не держат. Да и сознание притупилось, ведь он просто не помнит половину дороги домой. А потом перед глазами вовсе потемнело и прояснялось короткими обрывками. Он помнил, что ученики привели его на пик Цанцао, что он оказался на кушетке, а рядом суетился Цинфан. А дальше в его памяти были лишь короткие, как вспышки света, обрывки воспоминаний.

Цинфан очень сильно испугался, когда увидел на пороге адептов Байчжань, несущих своего учителя. Он сразу же указал, куда надо его уложить, а сам подготовил все для осмотра. Крови на одеждах не было, а значит дело вовсе не в ранах.

– Рассказывайте все, что знаете. – Цинфан сначала коснулся лба. Температура имеется, пусть и незначительная.

– Учитель только осмотрел пещеру, а на пике ему стало плохо. – Цинфан заметил учащенное дыхание и чуть нахмурился.

– Что за пещера? – Он развязал пояс на одеждах мужчины и распахнул полы ханьфу, чтобы ничего не давило на грудь и не мешало дыханию. Ученики ответили, назвав гору, в которой находится та самая пещера.

От их ответа Цинфан аж побледнел немного. В этой пещере растут демонические цветы(1). Они имеют свойство сильнейшего афродизиака, который может свести с ума.

Сам цветок ничего из себя не представляет, но вот его запах и пыльца действуют, как яд. И яд этот можно вывести из тела простым до безобразия методом. Нужно просто удовлетворить желание пострадавшего. Конечно есть и другие методы, но этот считается единственно верным, ведь он полностью уничтожает яд за короткий срок и без каких-либо последствий. Можно причинить боль, но боль должна быть просто адской, даже перелом тут не поможет, а яд готовится довольно долго.

– Горный лорд Му, что с ним? – Ученики явно беспокоились, поэтому Цинфан поспешил заверить их в том, что с Лю Цингэ ничего плохого не случится.

– Он просто переутомился. Оставляйте его здесь. Он выспится, а потом я дам ему отвар для восстановления сил. К утру вернется на пик. – Он мягко выпроводил учеников и закрыл дверь, а потом ещё и печать на неё наложил, чтобы точно никто не зашёл.

Цинфан осторожно потряс Цингэ, пытаясь его разбудить, но толку в этом было мало. Он не был без сознания, это, скорее, походило на сильное опьянение. Вряд ли он будет помнить методы лечения, поэтому Цинфан приступил к делу.

Масла для подобных дел он у себя не держал, зато было масло, которое использовалось для приготовления мазей. Оно не имело каких-то свойств, просто делало кашу из трав более удобной для нанесения. Цинфан имел представление о сексе между мужчинами, но прекрасно понимал, что в такой ситуации это будет слишком… Глупым решением. Цинфан развязал пояс на штанах брата и чуть приспустил их. Он взял немного густого масла и осторожно коснулся налитого кровью члена. Он размазывал масло по члену и старался вовсе не думать о том, насколько ужасными вещами занимается сейчас. Делать подобное без согласия, да еще и самому возбудиться от этого. Только вот возбуждение как рукой сняло, когда Лю Цингэ зажмурился и едва разборчиво промычал:

– Мммх… Цинцю… – Цинфан свободной рукой надавил на грудь мужчины, чтобы он не поднялся и не натворил всякого. Он продолжал ласкать член, то сжимая его, то едва ощутимо касаясь покрасневшей головки большим пальцем. И все это время он чувствовал отвращение к самому себе. Даже общая аморальность ситуации кажется лишь неловким моментом по сравнению с тем фактом, что даже сейчас Лю Цингэ представляет рядом с собой Шэнь Цинцю. Цинфан молча поджимал губы и продолжал работать рукой. А потом Лю Цингэ глухо застонал и кончил, чуть испачкав свой живот и руку Цинфана.

Как же жестоко врут все эти книжки и рассказы людей. Нет в этом ничего красивого или будоражащего. Наоборот, есть только какое-то отвращение к самому себе. Отвращение, после которого надо еще и прибирать, чем Цинфан и занялся.

Лю Цингэ же, избавившись от болезненного возбуждения, крепко уснул. Цинфан проверил пульс, а уже потом начал приводить мужчину в порядок. Вытер семя с его живота, поправил одежду, а потом еще и заварил чай, который поможет побыстрее восстановить силы.

Лю Цингэ очнулся только спустя пару часов, после чего Цинфан еще раз проверил его пульс и заставил выпить чай.

– Почему ты не предупредил меня? Эти цветы там растут уже не первое столетие. Их невозможно вывести, поэтому в эту пещеру и запрещено ходить. – Цинфан вздохнул и сам сделал пару глотков чая.

– А как оно вообще лечится? – Лю Цингэ смотрел на свой чай, изредка делая большие и быстрые глотки.

– Прямым устранением проблемы. – Цингэ от такого заявления, кажется, побледнел.

– Так здесь был Цинцю!? – Му Цинфан нахмурился, сжимая чашку. Все же он совсем не помнит.

– Нет. Здесь были только ты и этот младший брат. – Цинфан старался держать себя в руках, а вот Цингэ, осознав всю ситуацию, тут же начал кричать.
– Брат! Как ты… Делать подобные вещи с мужчиной… Как же твоя честь!? – Цинфан тут же ответил, перебивая брата.

– Я сделал то, что должен был сделать. А что касается моей чести… – Сделал глоток чая и продолжил. – Я потерял её ещё несколько лет назад, когда влюбился в тебя. Не делай вид, будто ничего не знаешь. – И тяжело вздохнул, поставив чашку на стол. – Постарайся вообще об этом не думать. Я тебя просто вылечил. – Потер точку между бровей.

– Почему ты никогда не говорил? – Голос Цингэ звучал подавленно, от чего становилось смешно. Будто он сам не понимает причин.

– Потому что ты без ума влюблен в того, кто тебе никогда принадлежать не будет.

– Я не влюблен в него! Просто обязан ему жизнью! – Оправдания Цингэ звучали так нелепо, что Цинфан не мог понять, стоит ему смеяться или плакать.

– Скажи, а сколько раз этот брат спасал твою жизнь? – Цинфан смотрел на Цингэ, который то поджимал губы, то собирался что-то сказать. – Вот и я не могу вспомнить точное число. Его ты любишь и желаешь. Ты его звал во время… Лечения.

– Но ты ведь мог сказать обо всем этом раньше!

– Нет, не мог. Оставайся сегодня здесь, а утром возвращайся на свой пик. Нечего на ночь глядя расхаживать. – Цинфан долил чая в чашку брата. – Но сначала допей чай. Спокойной ночи.

***

Несколько недель ситуация никоим образом не располагала к развитию хоть каких-то отношений. Цинфан просто ненавидел себя за то, что сделал такое, хотя были и другие способы вывести яд демонического цветка из тела. Но потом вспоминал, что выбрал этот способ не из личных причин, а потому что он самый действенный и быстрый. Хотя с пунктом «Быстрый» Цинфан мог бы поспорить, но сейчас не об этом. Цингэ стал еще реже приходить на пик Цянцао, хотя наверняка получал раны. Совсем недавно Цинфан узнал о том, что один из младших адептов Байчжань приходил и в тайне от Цинфана позвал его ученика на Байчжань. Не надо обладать феноменальной сообразительностью, чтобы понять, что Лю Цингэ избегал своего младшего брата.

А Цингэ просто сходил с ума. Он постоянно думал, вспоминал, анализировал. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу. Цинфан действительно его любит, а сам Цингэ частенько так эти чувства втаптывал в грязь. Пусть он не знал об этом, но факт остается фактом. А ведь, если подумать, то с Цинфаном было бы… неплохо. Он ведь на самом деле очень заботливый, просто ворчливый. Может хорошенько отругать за несоблюдение показаний к лечению, но все это не от злости, а от переживаний о чужом здоровье. Цингэ вот даже слишком часто слышал его ворчание, а потом замечал полный тоски взгляд, от которого самому почему-то становилось грустно. И сейчас, вспоминая все это, Лю Цингэ понимает, каким дураком был, раз не замечал его чувств. Он уже причинил брату достаточно боли, поэтому решил более не заставлять его волноваться. Только вот избежать ранений на пике Байчжань невозможно.

Вот таким образом они больше месяца не пересекались. Один боялся показаться на глаза, а другой винил во всем себя и не хотел навязываться.

Смена времён года – само по себе праздник, но для совершенствующихся это целый ритуал, после которого устраивалось самое настоящее празднество. В этом году лето провожали на пике Цинцзин. Сначала Му Цинфан не хотел идти, ведь там точно будет Лю Цингэ, но потом он вспомнил, что титул горного лорда обязывает присутствовать на всех подобных мероприятиях. Сначала праздник шел своим чередом. Даже Цинцю пришел, чтобы его открыть и перекинуться парой слов с братьями.

– Слушай, Цинфан… – Цинцю говорил максимально тихо, да еще и веером прикрывался. - Может, подскажешь, как от боли избавиться? – Цинфан чуть нахмурился, но все же решил уточнить.

– Какой именно боли? – Во время этого не очень приятного разговора Цинфан достал несколько баночек лекарства из пространства цянькунь в рукаве. Это лекарство, облегчающее действие неисцелимого яда. Цинцю забрал его и спрятал в своем рукаве.

– Ну ты же сам понимаешь, о чем я говорю… Бинхэ совсем меры не знает. – Цинфан только и мог, что поджать губы, удерживая себя от лекции о том, что нужно уметь приструнить партнера. Он снова запустил руку в рукав и предал Цинцю другую баночку.

– Это обезболивающая мазь. Боль уберет, но не вылечит. Так что лучше постарайся держать своего ученика в узде.

Собственно, на этом разговор Цинцю и Цинфана закончился. Они и до этого не шибко тесно общались, да и Цинцю явно спешил поскорее отсюда уйти. Поздороваться с учениками и братьями, а после вернуться к Бинхэ.

Поэтому он и пошел искать последнего в списке тех, с кем нужно встретиться. Лю Цингэ нашелся довольно быстро. Вообще, адептов Байчжань искать не сложно - они всегда держатся вместе, ровным строем, на праздниках немного разбредаются, но все равно не отходят далеко друг от друга.

Разговор с Лю Цингэ был ещё короче. Они обменялись несколькими фразами, суть которых была в том, что они оба рады друг друга видеть и у обоих все хорошо. Как бы печально это не было, говорить им больше не о чем. Ну что могут обсудить два, как оказалось, совершенно чужих человека? Как продвигаются отношения с Бинхэ? Что интересного на Байчжань случилось за последний месяц? Перемыть кости какому-нибудь заклинателю?

Цинцю, уловив эту неловкую паузу в разговоре, решил, что нет смысла пытаться продолжать этот разговор.

– Рад был встретиться с тобой, шиди, но вынужден откланяться. – Цинцю действительно поклонился и сложил печать, после чего Сюя послушно вылетел из ножен. Конечно же Лю Цингэ не хотел отпускать Цинцю, поэтому и попытался как-то продлить этот разговор. Хоть на пару минут.

– Тебе… Нужно куда-то спешить? – Он кое-как удержал себя от порыва взять рукав Цинцю, чтобы он не ушел слишком далеко.

– Ну… Не совсем… Просто меня ждет Бинхэ.

Цинцю улетел, оставив Лю Цингэ наедине со своими мыслями. Он и до этого знал, что Цинцю ему принадлежать не будет, но почему-то думал, что ему будет достаточно вот так наблюдать за ним, знать, что он счастлив и здоров. Но сейчас он, как никогда, понимает весь ужас своей ошибки. Он может бесконечно любить, радоваться каждой мелочи в жизни любимого, но какой в этом смысл, если он уже сделал выбор? Наоборот, становится только больнее от осознания, что ты не на втором и даже не на третьем плане в его жизни, да и вряд ли сдвинешься с этой позиции.

Цинцю никогда его не любил и никогда не полюбит. Но сам Лю Цингэ готов отдать жизнь за старшего брата, ведь это все, что у него осталось - сердце уже несколько лет как принадлежит Цинцю. И именно сейчас Цингэ искренне захотел что-то изменить. В частности, свои чувства. Он хотел бы любить кого-то другого, чтобы не пытаться получить внимание того, кому это просто не нужно.

И именно когда он думал об этом, он нашел в толпе Цинфана. А ведь он, в отличии от Цинцю, любит. Любит и заботится, желает быть рядом… И Цингэ может сделать его счастливым. Станет ли он сам счастлив, будет ли ему хорошо в этих отношениях - вопрос второстепенный. Его нужно будет решить, когда он появится.

Он быстрым шагом подошел к младшему брату и взял его за руку, молча уводя в бамбуковый лес.

– Лю Цингэ, куда мы идем? – Сердце Цинфана замирало от такого резкого поведения брата. И вовсе не от волнения и трепета от прикосновения, а от страха, что он все это время считал произошедшее той ночью унижением и думал, как можно было бы отомстить.

– Никуда. Просто прогуляемся. – Только вот это было сказано таким тоном, будто Цинфана ведут на казнь. Поэтому он дернул рукой, вырывая ее из чужого захвата и отошел на пару шагов.

– Не хочу я никуда идти! Тут темно уже! Пошли обратно.

– А ты боишься темноты? – Цингэ смотрел прямо на Цинфана, будто изучал. Хотя что там было изучать? Они ведь столько лет знакомы.

– Нет, просто не люблю, когда ничего не видно. Я привык доверять своим глазам. – Лекарь многое может сказать по первому взгляду, поэтому в темноте Цинфан чувствует себя просто беспомощным.

– Ясно. – А вот Цингэ в темноте чувствовал себя отлично и поэтому совершенно без стеснения подошел к Цинфану и осторожно коснулся его щеки. – Ну посмотри на меня. Я же так тебе нравлюсь. – Вся эта ситуация сама по себе была ужасно смущающей, а еще и напоминание о чувствах, словно это какой-то упрек, заставили Цинфана покраснеть и голову стыдливо опустить.

– Этот брат… сожалеет, что его чувства так мешают. – Голос стал совсем тихим, только вот Цингэ будто внимание не обратил на извинения. Положил руку на щеку Цинфана, а потом насильно поднял его голову, заставляя в глаза посмотреть. В такие моменты ожидаешь худшего. Удара, презрительного взгляда, гневной речи, но вместо всего этого Цингэ чуть наклонился и поцеловал. Просто прикосновение, без какого-либо намека на продолжение. Совершенно невинный поцелуй, от которого уже устоявшаяся мысль о том, что он противен брату, просто разбилась на мельчайшие кусочки. Никто не поцелует того, кто ему противен.

Цингэ же сам не особо понимал, что именно делает. Понимал только то, что это приятно и отстраняться совсем не хочется. Он устроил свободную руку на пояснице Цинфана и притянул его ближе к себе, не разрывая поцелуй. И тут Цинфан решил сдаться. Он обнял брата за шею и ответил на поцелуй, мягко сминая губами чужие.

Конечно это было неправильно, но кого это волнует, когда сердце просто с ума сходит, а мысли только о том, чтобы этот поцелуй не кончался. Цинфан первым разорвал поцелуй, но лишь для того, чтобы осторожно и неумело провести кончиком языка по губе Цингэ. Тот же сразу ответил на это слабым укусом, тут же снова целуя, но на этот раз более напористо. Этот поцелуй настолько отличался от первого, что появилось ощущение, что его целуют два разных человека. Первый был нежен, осторожен, а второй целовал, кусал, надавливал языком на чужой, тесно прижимал к себе. Цинфан, никак не ожидавший такого напора от вечно спокойного, если дело не касается драки, Цингэ.

– П-подожди немного. – Он оттолкнул старшего брата от себя, чтобы немного перевести дыхание, но время терять не хотелось, поэтому Цинфан подался вперед и коснулся губами шеи мужчины, а потом ещё и ещё. Он сразу понял, что Цингэ приятно, когда целуют за ухом и под ним, поэтому больше внимания уделял именно этой зоне, чуть поглаживая плечи мужчины.

– Стой, не надо спешить… Цинцю, хватит. – Вот от этого Цинфан замер, немного испуганно смотря на Цингэ.

Цингэ просто задумался, вспомнил, что Цинцю никогда бы не был столь отзывчив и никогда бы сам не пытался зайти дальше поцелуя, поэтому у него и вырвалось его имя. Цинфан же побледнел и тут же оттолкнул мужчину от себя.

– Не нужно искать замену Цинцю в моем лице. – Цингэ даже представить не мог, что голос вечно доброго Цинфана может быть таким холодным.

– Ты не так понял, я просто… Просто думал, что ты не такой, как он! – Цингэ пытался оправдаться, ведь рядом с Цинфаном было приятно, но… черт, он просто так взял и все разрушил!

– Конечно не такой… Я ведь хуже него. – Лю Цингэ тут же попытался обнять брата, успокоить, все объяснить, но его снова грубо оттолкнули. – Не трогай меня. И не появляйся на моем пике без необходимости, иначе с него же сброшу.

***

От любви до ненависти один шаг. Цинфан никогда не верил в эту пословицу, да и сейчас не верит. Просто любовь с ненавистью идут бок о бок, иногда пересекаясь. Ты любишь одного, но ненавидишь другого, иногда меняя свои взгляды, а иногда жалея о том, что ничего изменить не выходит. Цинфан все ещё любит Лю Цингэ, но ненавидит себя. Ненавидит за свою бесхребетность, за то, что столько лет лишь тешит себя какими-то пустыми надеждами, ничего не делая с этими пагубными чувствами.

В тот вечер он молча ушел и вернулся на свой пик. И пусть он видел по взгляду мужчины, что он чувствует себя виноватым, все равно не дал ему шанса оправдаться. Да и о каких оправданиях может идти речь, если он думал о Цинцю, находясь с Цинфаном. Он лишь искал замену, эгоистично пользуясь чужими чувствами. И тем не менее Цинфан не винил его, ведь сам понимает, что чувства к кому-то нельзя вот так взять и изменить.

Он почти всю ночь жалел себя. Наверное, жалость к себе стоит отнести к запретам, а лучше принять обет никогда не делать этого. Жалость сама по себе довольно мерзкое чувство, мешающее объективно смотреть на ситуацию, а вот жалость к себе… Это порок, в котором сложно остановиться. Ты придумываешь все новые и новые причины жалеть себя, начинаешь винить всех в своих неудачах, хотя сам из-за этой же жалости сдался на первых трудностях. К утру Цинфан, вытерев слезы рукавом, решил, что больше так продолжаться не может.

Лучший способ забыть о чем-то – не оставить времени на это. Поэтому Цинфан с головой ушел в работу, не оставляя времени даже на здоровый сон. Он делал больше лекарств, больше занимался с учениками, подробно разбирая каждую болезнь и приводя примеры из своей практики, начал больше времени уделять совершенствованию своего тела. Таким образом он к ночи валился с ног, но все равно садился за стол и писал свои научные работы. Например, о демоническом цветке, с которым, к сожалению, приходилось иметь дело.

Но нельзя напрочь забыть о чем-то, особенно когда приходится с этим контактировать если не каждый день, то через день.

Цингэ просил прощения в свойственной ему манере. Не словами, а поступками. Цинфан время от времени находил под дверью своего кабинета корзины с целебными травами. И их точно не собирали ученики, ведь иногда там попадались и обычные сорняки, и ядовитые растения, и редчайшие травы, которые имеют поистине волшебный эффект. Каждый пучок был перевязан нитью, чтобы травы не рассыпались и не перемешались в корзине. Цинфан конечно был рад такому, но принять такой подарок не мог, поэтому из этих трав он делал лекарства и отправлял их ка пик Байчжань в этой же корзине.

Усталость накапливается, а потом дает о себе знать вспышками эмоций. Но не в этот раз. Усталость до эмоциональных вспышек дошла где-то за неделю такого сумасшедшего графика, но Цинфан продолжал упорно ее игнорировать. Ведь без лишних мыслей так хорошо, так легко на душе, да и спит он крепко, как младенец.

Но такая идиллия не может длиться долго. У каждого человека есть предел возможностей. Цинфан достиг своего предела после двух с половиной недель такого бешеного ритма жизни. Он сам не понял, потерял он сознание или же уснул на ходу. У него просто потемнело в глазах и очень сильно закружилась голова.

И именно в этот момент в комнату залетел Цингэ и едва успел поймать бессознательное тельце Цинфана.

Пусть по нему невозможно было сказать, но очень сильно переживал. Он ведь и до этого неосознанно делал больно младшему брату, а теперь… Он ведь просто растоптал его чувства. Это была просто случайность, но кому какое дело до этого, если в ходе этой случайности они и получили то, что имеют? А имеют они одно разбитое сердце и чувство вины, которое постепенно переросло в тошнотворное чувство от осознания собственной ошибки.

Цингэ очень хотел хоть как-то оправдаться, но делать Цинфану больнее, мозоля ему глаза, было бы совсем свинским поступком. Поэтому он решил собрать трав. Вот где это видано, чтобы заклинатель, прибывший истреблять нечисть, сидел на полянке и собирал цветы, а после еще и собирал их в аккуратные пучки? Он старался собирать травы, которых не очень много, ведь, наверное, целебные растения не растут как какие-то сорняки.

А потом он принес корзинку с пучками трав под дверь Цинфана и оставил ее на земле, даже не спустившись с меча, чтобы не было лишних звуков. Но через некоторое время адепт Цянцао принес в этой же корзине несколько баночек с лекарствами. На дне корзинки были указания к применению, написанные рукой Цинфана.

Вскоре после этого Цингэ узнал, что Цинфан работает без сна и отдыха. Сказал ему это Юэ Цинюань.

– Присмотри за младшим братом. Кажется, у него что-то случилось. Не стоит лезть под кожу, просто проследи, чтобы он не навредил себе. – И как так вышло, что глава школы знает о переживаниях Цинфана, а причина этих переживаний ни сном, ни духом?

Зато теперь у Цингэ была необходимость посещать пик Цянцао, а если точнее, то приказ главы школы. И пусть он не хотел попадаться на глаза Цинфану, но выбора не было. Он увидел, что фигура, виднеющаяся в окне дома Цинфана, пошатнулась и вот-вот упадет. Он едва успел поймать его у самой земли, после чего он осторожно уложил его на койку и вышел на улицу, тут же хватая первого попавшегося адепта.

– Вы что творите!? Ваш учитель доводит себя до потери сознания от усталости, а вы тут прохлаждаетесь! – Ученик не нашел, что ответить, поэтому стыдливо опустил голову. – Принесите ему что-то для восполнения сил. А уже потом я с вами разберусь.

Ученик, как и было велено, принес отвар, но Цинфан все не просыпался, поэтому Цингэ взял его за руку, передавая духовные силы. В итоге Цинфан проснулся лишь к вечеру. Он сел на койке и принялся массировать виски, чтобы избавиться от головной боли. Все же переборщил с трудотерапией.

Цингэ в это время налил уже остывший чай в чашку и протянул ее брату, обеспокоенно смотря на него. В ответ Цинфан только на секунду перевел взгляд на Цингэ и тут же отвел его, но чашку все же взял.

– Спасибо. – Сделал небольшой глоток чая и чуть поморщился. Слишком крепкий. Ну, зато бодрит. – Зачем ты пришел? Я же сказал приходить в случае необходимости.

– Мне глава школы приказал присмотреть за тобой. Ты ведь совсем забыл о своем здоровье! Как вообще можно столько работать?

– Мое здоровье – последнее, что должно волновать тебя. Возвращайся на свой пик. – Опять этот холодный тон, от которого становится как-то тяжело в груди.

– Я не пойду. Прослежу, чтобы ты отдохнул. – Цингэ взял руку Цинфана, чтобы измерить его пульс, на что Цинфан дернул рукой, пытаясь её высвободить из хватки мужчины.

– Хватит! Тошнит уже от твоей притворной заботы! – Даже голос повысил. – Лучше заботься о Цинцю, ему это нужнее. – И тут же голову опустил. Сам вспомнил и сам пожалел об этом. Дурак.

– Успокойся, я не могу правильно пульс прочувствовать. – Цингэ упорно делал вид, что его не задели слова Цинфана.

– Все нормально. – Цингэ вздохнул и начал говорить. – Брат, послушай меня… Да, я люблю Цинцю, но… Но я не хочу его любить. За все время эти чувства были лишь в тягость, причиняли только боль… – Цинфан все еще не смотрел на Цингэ. Он только поджимал губы, не зная, что ответить. – Я хочу быть с тобой, Цинфан.

– Не неси чепухи. Я не вынесу этого… находиться рядом с тобой, зная, что ты любишь его. – В этот момент Лю Цингэ взял руку брата и положил ее на грудь, где должно находиться сердце.

– Не нужно выносить. Ты же лекарь, вылечи меня от этих проклятых небесами чувств. – Цинфан неотрывно смотрел на Лю Цингэ, а потом тихо засмеялся.

– Я и свои чувства вылечить не могу. И сердце здесь. – Чуть двинул рукой, ближе к середине груди.

– А ты попробуй. Я всеми силами буду помогать тебе в этом. – Цингэ сам неловко улыбнулся, чуть сжимая руку Цинфана в своей. – Вместе мы точно сможем.

***

Чувства нельзя изменить. Нельзя решить, кого любить, а кого ненавидеть. Только если во втором случае все зависит от поступков человека, то в первом все обстоит намного сложнее, ведь человека просто любишь. Мы любим не потому что заботимся, а заботимся потому что любим. Пусть на первый взгляд разница не велика, или же вовсе отсутствует, но на самом деле это лишь одни из множества примеров условной и безусловной любви. Безусловная любовь - любовь чистая и искренняя, так любят матери своих детей. Любят всем сердцем, что бы ни случилось. Так Цинфан любит Цингэ. А условная любовь - любовь за что-то. За внешность, за какие-то черты характера, за достижения. Так Цингэ любит Цинфана. Любит в ответ на любовь.

Два таких разных чувства и оба зовутся «любовью». Просьба Цингэ заставила Цинфана задуматься. Сможет ли он изменить природу чувств своего брата, хватит ли у него сил на это. И конечно эти мысли просто загоняли в тупик. Раздумья не помогали совсем, поэтому Цинфан решил перейти к практике, о чем сразу сообщил брату. Касательно практики мысль была только одна.

– Давай попробуем быть как можно больше времени вместе? И… Ну, вести себя, как пара… – Цингэ как-то не особо горел энтузиазмом, но все равно кивнул, соглашаясь на такой шаг.

Сначала было очень даже неловко. Постоянные тактильные контакты в виде объятий, прикосновений рук. Так же они много времени проводили вместе за работой. Цингэ просто сидел рядом с Цинфаном и наблюдал за его работой над новыми медицинскими книгами. Молчание просто давило на обоих, поэтому Цинфан прерывался и начинал беседу. При чем делал он это довольно неуклюже.

– Ты знал, что длина кишечника составляет около чжана, но после смерти она будет уже два чжана? – Лю Цингэ успешно подавился чаем, который ему до этого дал Цинфан.

– Предпочел бы не знать… – Цинфан немного смутился, ведь просто хотел как-то начать разговор. Хорошо хоть Цингэ взял все в свои руки и сам продолжил разговор уже на более приятную тему.

Неловкость отступала очень медленно. Настолько, что Му Цинфан даже не сразу заметил, как прикосновения стали более смелыми, даже иногда напористыми, как заниматься рукописями было некомфортно без чужих рук на своей талии и животе. Уж больно старший брат любил объятия, хотя по его поведению можно сделать абсолютно обратный вывод. В любом случае, они стали очень близки, что, конечно же, не укрылось от главы школы и учеников. В честь чего это Бог Войны с пика Байчжань будет проводить дни на пике врачей? Неужели у него какой-то серьёзный недуг?

Поэтому пришлось как-то выкручиваться. Цинфан занялся обучением учеников Байчжань. Он учил их первой помощи при ранениях, показывал травы, которые помогут остановить кровь, а какие при правильном применении смогут дать заживляющий эффект. Конечно им это было не особо нужно, но некоторым было даже интересно.

Цингэ же обучал учеников Цянцао самообороне. У лекарей были иглы, коими были утыканы внутренние слои рукавов, но иглы имеют свойства кончаться в самый опасный момент. Поэтому надо уметь дать отпор хоть с помощью палки. Только вот привыкшие к доброму Цинфану ученики долго еще чуть прихрамывали после кругов, намотанных вокруг пика.

Таким образом Цинфан и Цингэ на какое-то время поменялись учениками, что помогло проводить чуть больше времени вместе. И пусть это время было на людях, обоим было приятно общаться друг с другом.

Они несомненно сблизились, но достаточно ли? Этот вопрос просто не имеет ответа. Пусть оба наслаждались совместно проведенным временем, но это ведь не говорит о их чувствах. Они разве что были больше похожи на близких братьев, чем на возлюбленных.

Раз в год пик Цянцао проводил что-то вроде месяца открытых дверей. Каждый ученик школы должен был прийти на осмотр в течении этого месяца. Осмотр был общим, чтобы найти болезни, которые проявляются не сразу, осмотреть старые раны и тому подобное. Такой прием, в основном, вел Цинфан. У него уже в глазах рябило от всевозможных шрамов, а язык заплетался после многократного повторения одной и той же фразы.

– Есть какие-то жалобы на здоровье? – На сей раз пришел ученик с Аньдин. Он уже как-то приходил с переломом ребер, который очень плохо срастался.
– Нет, я чувствую себя хорошо. – Ученик сел на кушетку. – Перелом иногда дает о себе знать.

– Я, кажется, говорил, не таскать что-то слишком тяжелое, пока перелом полностью не срастется. – Цинфан тяжело вздохнул. – Снимай одежды, я посмотрю.
Ученик послушно снял верхние одежды и лег на кушетку.

– Все, как обычно. Скажи, если будет больно. – Цинфан осторожно надавливал на каждое ребро, одновременно с этим слушая пульс юноши. Все хорошо, только больно было на одном ребре. Как раз на том, которое было сломано. После этого Цинфан еще осмотрел живот юноши, мягко надавливая на него. – Все хорошо, можешь одеваться.

Ровно в это время зашел Цингэ.

– Благодарю, лорд Му. – Цинфан только улыбнулся и проводил юношу до двери. Уже стемнело, поэтому вряд ли придет кто-то еще.

– Кто это был? – Цингэ, который все это время следил за Цинфаном, сейчас сложил руки на груди, сердито смотря на него.

– Ученик. Пришел на осмотр. – Цинфан уже как-то привычно обнял Цингэ, но ответа на такие действия не подействовало.

– Перед тобой все больные по пояс раздеваются? – Тон голоса Цингэ стал таким низким, что больше походил на рычание зверя, что только загнал добычу в угол.

– Не все… – Цинфан понимает, что просто не стоит в этой ситуации рассказывать о том, что некоторые юноши приходят с очень интимными проблемами. - Но ведь это в целях осмотра.

– Да меня не волнует, в каких целях! – Ревность может вывести из себя даже самого спокойного человека, а вспыльчивый Лю Цингэ вовсе не сопротивлялся этому чувству. Он чуть толкнул Му Цинфана, от чего он сделал шаг назад, упираясь поясницей в свой рабочий стол. Склянки и баночки на столе чуть зазвенели, ударяясь друг о друга. – С какой это стати ты вот так позволяешь им обнажаться перед собой?

– Н-но ведь… Стой… Брат, ты ревнуешь? – Цинфан чуть наклонил голову, смотря в упор на злого брата, который проигнорировал этот вопрос. – Это даже мило. – Цинфан положил руку на щеку брата, легким движением убрал за ухо его челку и совсем уж нежно коснулся губами щеки. – Не переживай так. Никто из них не вызывает и десятой части того, что я чувствую с тобой.

Для Цингэ подобные действия были сродни открытому разрешению к действиям, поэтому он, словно с цепи сорвавшись, притянут Цинфана к себе, целуя его в губы. И опять этот кусачий поцелуй, от которого наверняка будут болеть губы. Конечно стоило бы оттолкнуть брата, но как можно, если он вот так прижимает к себе, словно что-то очень дорогое. И пусть они сами еще не знают, какие именно чувства между ними, и пусть любой назовет эту связь неправильной.

Поцелуй очень быстро набирал обороты, превращаясь из покусывания губ в что-то более пошлое и влажное. Цингэ водил руками по телу Цинфана, понимая, насколько у него хрупкое телосложение. Это легко объяснить тем, что его путь самосовершенствования был сконцентрирован на совершенствовании разума, а не тела, но это все равно не могло не удивлять Цингэ, который привык видеть крепких мужчин. Цингэ думал, что у Цинфана наверняка и кожа нежная. Руки едва поспевали за мыслями, развязывая пояс ханьфу и откидывая его на кушетку. Цингэ разорвал поцелуй и распахнул ханьфу вместе с нижними одеждами, в наглую рассматривая тело Цинфана.

– Ты такой бледный… – Цингэ осторожно провел рукой по телу брата от груди до живота, а потом наклонился, касаясь кожи губами. Как и ожидалось, кожа очень нежная.

От таких бесстыдных действий Му Цинфан просто потерял дар речи, но на самом деле он и не хотел ничего говорить. Это все казалось слишком ненастоящим, а во сне любая фраза может из этого сна выкинуть в суровую реальность. Но он все же рискнул нарушить это молчание.

– М-может… пойдем в мои покои? – Цингэ тут же отдернул руку, явно испугавшись. Он даже не задумывался о том, насколько его действия распутны и неприемлемы. Но ведь Цинфан не имеет ничего против, а наоборот, поддается, отвечает на такую распущенность полным согласием.

Лю Цингэ кивнул и шумно сглотнул, отпуская младшего брата от себя. Цинфан подхватил свой пояс с кушетки и пошел к своим покоям, иногда оглядываясь, чтобы убедиться в том, что Цингэ следует за ним. А он следовал, чуть кусал губы и пытался держать себя в руках. Он никогда подобного не делал, тем более с мужчиной, а ведь с ними, насколько он знает, сложнее, чем с женщиной.

– Я могу..? – Цинфан протянул руку и коснулся пояса мужчины. Дождавшись кивка, он развязал пояс и распахнул верхние одежды, осторожно снимая их. Эта ситуация с каждым движением становилась все более неловкой.

– А-Фан. – Цинфан тут же вздрогнул от такого обращения и посмотрел на Цингэ немного испуганно. Он уже успел что-то не так сделать? – Позволь мне... Все самому сделать. – Цингэ осторожно погладил плечо брата, а после сделал шаг к нему, тут же наклоняясь и целуя его шею. А потом еще раз и еще, одновременно с этим снимая верхние одежды с его плеч.

Цинфан честно старался не отставать, но Цингэ целовал так приятно, что хотелось полностью расслабиться и отдаться этим чувствам. Но он все же смог снять верх одежды с брата и тут же принялся осторожно касаться его тела, проводя руками то по бокам, то по груди и твердому рельефному прессу. И в какой-то момент он опустил руку чуть ниже, чем было дозволено, мягко поглаживая пах старшего брата, от чего он низко застонал.

– Убери… – Цингэ подтолкнул Цинфана к кровати, но он упрямо продолжал свои развратные действия.

– Почему? – Он умело строил из себя дурачка, чуть сжимая возбужденный член через ткань штанов. Чрезмерная развратность действий сейчас не волновала, ведь Цинфан прекрасно видел, что Цингэ приятно.

Только вот такое одностороннее удовольствие не радовало старшего, поэтому он перехватил руку Цинфана, а потом с легкостью подхватил его на руки, почти сразу опуская на кровать.

– Я просил остановиться. – Цингэ чуть ли не рычал, кусая шею Цинфана. – Шиди, ты такой непослушный.

Цингэ действовал напористо, смело, немного резко, от чего у Цинфана даже не появлялось мысли сопротивляться. Он просто наслаждался моментом близости, кусачими поцелуями брата и его горячими ладонями везде, где только можно. Цингэ не церемонился с одеждой, снимая ее как можно скорее, иногда замирая, чтобы получше рассмотреть Цинфана, что лежал под ним и старался как-то отвечать на все это.

И вот уже штаны Цинфана полетели куда-то на пол, заставляя его смущенно краснеть. Он прижал колени друг к другу, прикусил губу, но Лю Цингэ такой расклад не устраивал.

– Разведи. – Это был самый настоящий приказ, от которого мурашки бегут по телу. Цинфан кивнул и, прикрыв лицо рукой, послушно раздвинул ноги, стараясь не смотреть вниз, чтобы не увидеть эту пошлую картину. Но тут он почувствовал, как между ног ткнулось что-то горячее и немного влажное. И это точно был не палец.

Цинфан тут же оттолкнул Цингэ.

– Ты вообще знаешь, что надо делать? – Цинфан сам не подозревал, как эта фраза пристыдила Цингэ. Он ведь не хотел показывать, что знает о совместном совершенствовании только общие сведения.

– Представляю… – Бровь Цинфана дернулась, и он тяжело вздохнул.

– Тогда… позволь мне сделать самому. – Цинфан достал из тумбы рядом с кроватью флакончик с интимным маслом.

Он сам подготавливал себя, чуть морщась от неприятных ощущений. И все это время за ним неотрывно наблюдал Цингэ. Он смотрел, улавливая каждое движение Цинфана и каждую его эмоцию. Вот он вводит в себя два пальца почти до костяшек, от чего его член чуть дергается и, кажется, крепнет, а вот он закусил губу так, будто вот-вот прокусит до крови.

– Хватит уже смотреть… – Цинфан чуть ли не заскулил, ведь делать такие пошлые вещи, тем более прямо перед Лю-шисюном… слишком стыдно. – Л-лучше вставь его поскорее.

Лю Цингэ сглотнул, приблизился к Цинфану и потерся членом между ягодиц, а после как можно осторожнее вошел, но только наполовину. И у обоих перехватило дыхание от первого проникновения.

Это было больно, даже очень, но Цинфан стойко терпел, позволяя шисюну наращивать темп. Только вот от Цингэ подобное не скрылось, и он, не останавливая немного резких движений, начал ласкать член брата. Цингэ честно пытался как-то больше внимания уделять брату, но собственное крышесносное удовольствие и отсутствие опыта делали свое дело.

В итоге Цингэ кончил первым, толкнувшись так глубоко, как только мог, но даже после этого он не перестал ласкать член Цинфана, в итоге доведя его до оргазма.

***

После случившегося той ночью Цингэ с удивлением обнаружил, что мысль о Шэнь Цинцю вызывает только светлую тоску. Никаких чувств и уж тем более никакой боли. А вот Цинфан… Он просто расцвел, правда чуть позже, ведь на следующее утро он смачно бранил Цингэ за его резкость, от которой теперь болит все тело. Цинфан расцвел от ласки Цингэ, он стал чаще улыбаться, да и вообще стал каким-то… любимым.

Но неизменным осталось одно. Цинфан – великолепный лекарь, который может излечить что угодно, даже человечески чувства. И только сам Цинфан понимал, что чувства - не болезнь, и лечить их не нужно, да и бесполезно. Можно лишь найти замену этим чувствам. А потом все зависит только от пациента.

Примечания:

(1) Цветок взят из «благословения небожителей»