Предыдущая глава
Что же такого Чуси хотел сказать Сяо Наньчжу? Да просто-напросто извиниться.
Прежде ему не доводилось задумываться о чувствах таких простых людей, как Сяо Наньчжу, но припомнив всё, что он натворил прошлой ночью, Чуси ощутил угрызения совести.
Поэтому после того, как Сяо Наньчжу оставил его в одиночестве, уйдя спать, некоторое время спустя Чуси также удалился, вернувшись в календарь.
Однако и тут вместо того, чтобы отправиться на свою страницу, он решил навестить сотоварищей, с которыми уже сотню лет как не встречался.
читать дальшеИз-за того, что за прошедшее с тех пор время его состояние ещё сильнее усугубилось, Чуси не имел обыкновения заходить к кому-либо, если в его присутствии не было настоятельной необходимости. Стоит ли говорить, что остальные духи календаря также старались не докучать ему, по возможности обходя его стороной.
Можно себе представить, какое воздействие на старых добрых соседей производило появление подобного свирепому демону Чуси с его дьявольской псиной, один только вываленный язык которой был способен перепугать до смерти кого угодно.
— Дядюшка Чуси… Ты… Ты почему пришёл?!! Я… я в последнее время совсем не шалил!!! Прошу, только не бей меня! У-у-а-а-а…
Маленькое побледневшее личико задрожало — игравший с черепашкой Сяонянь прямо-таки остолбенел при виде Чуси.
Видя, как пухленький малыш от страха заливается слезами, являя собой необычайно жалкое зрелище, изначально собиравшийся поговорить с ним Чуси растерял все заготовленные слова и, поджав губы, сконфуженно бросил, решив всё-таки его не тревожить:
— Неважно, играй себе дальше, — после чего, круто развернувшись, удалился восвояси.
Столкнувшись с тем же приёмом [1] у других духов календаря, Чуси начал исподволь задумываться, насколько же поганая у него сложилась репутация.
— А-Нянь [2], неужто я и впрямь настолько отвратителен? — в сердцах спросил он у своего пса.
Нахмурив брови в растерянности, он побрёл дальше, но так и не нашёл никого, с кем мог бы посоветоваться — что и говорить, положение для Чуси складывалось довольно-таки безвыходное.
Няньшоу сочувственно потёрся о тыльную сторону ладони хозяина, но ничем не мог помочь в его горе.
Промаявшись так весь день напролёт, он так и не смог найти способа помириться с Сяо Наньчжу.
Близились сумерки, и Чуси вновь направил стопы к знакомому порогу, намереваясь разобраться со своей проблемой, и всё же при виде мрачного Сяо Наньчжу, которому он не далее как сегодня ночью собственноручно наставил синяков, дух календаря понял, что не в силах вымолвить ни слова.
— …Мастер, я хочу поговорить с тобой.
— Что?
— Я…
Взглянув на прекрасное лицо, с которого словно сбежали все краски, и на судорожно поджатые бледные губы, Сяо Наньчжу осознал, что не в силах на него злиться.
Он терпеливо ждал, что же всё-таки скажет ему Чуси, пока по его виду не понял, что так ничего и не дождётся.
Поскольку мужчина не собирался вникать в суть этой проблемы, он не ожидал, что перед ним внезапно материализуется сконфуженный Чуси, тем самым поставив его самого в неловкое положение.
К тому же, необычайно яркие воспоминания о том, как этот тип вчера его чуть не убил, заставляли Сяо Наньчжу поневоле поёживаться в его присутствии. Наконец мастер календаря, откашлявшись, заговорил со всей силой убеждения, на которую был способен:
— Ладно, я знаю, что ты хочешь сказать. Мы с тобой оба взрослые мужчины, так что не трать слова попусту. Я понимаю, что та фигня случилась не по твоей воле — считай, что мне просто не повезло. Однако тебе надо всерьёз поработать над собой, ясно? Хорошо ещё, что тебе попался такой, как я — окажись рядом, когда ты сходишь с ума, какая-нибудь девчонка, пришлось бы тебе взять на себя ответственность…
— Если мастер считает, что я должен взять на себя ответственность… — пробормотал Чуси, взгляд которого прояснился при словах Сяо Наньчжу.
— Ох, это лишнее, пощади, старина [3], благодарю покорно… — поперхнувшись от слов Чуси, поспешил остановить его мастер календаря.
Продолжая хмуриться, он смерил взглядом утопающего в тоске и растерянности духа календаря, отметив и явно покрасневшие глаза, и то, что, несмотря на ярко-красные одежды и по-прежнему сияющие золотом латы, Чуси будто лишился доброй половины жизненных сил — и не удержался от досадливого [4] замечания:
— Ты же какой-никакой дух большого праздника, отчего же в тебе не осталось ни капли божественной сущности [5]? Я слышал, что это всё от того, что ты только и делаешь, что истребляешь бесчисленных злых духов без роздыху — потому ты и стал таким? — Не получив ответа на свои слова, Сяо Наньчжу назидательно продолжил: — Ну хорошо, накануне Нового года ты не можешь дать себе поблажку — и это тебе вредит, но потом-то сделай передышку — ни к чему снова выходить в таком состоянии. В канун Нового года в каждом доме праздник, все собираются на семейный ужин — а у тебя такой вид, что краше в гроб кладут!
Его слова заставили Чуси потрясённо застыть — судя по интонации Сяо Наньчжу, тот и впрямь стремился к примирению, искренне беспокоясь о его благополучии!
Тяжесть вины из-за случившегося наконец отпустила духа календаря — а тут как раз с наступлением восьми часов начался Новогодний гала-концерт по Центральному каналу. Из-за окон послышался треск фейерверков, отозвавшийся в сердце Чуси странным болезненным чувством. Стиснув в пальцах свои длинные красные рукава, он медленно произнёс, с трудом ворочая языком:
— Чуньцзе приносит счастье и веселье другим, ну а для меня в этом дне нет ничего такого, чему стоило бы радоваться.
— Ты серьёзно? — при этих словах Сяо Наньчжу воззрился на вымученную улыбку [6] собеседника и вмиг понял, что Чуси так долго предавался хандре, что на его сердце легла недоступная пониманию посторонних тяжесть. Столь туго затянутый узел не распустишь парой воодушевляющих фраз — похоже, его слова вовсе не оказали никакого эффекта.
Глядя на бескровное лицо Чуси, Сяо Наньчжу почувствовал, что вновь поддаётся старому пороку — лезет не в своё дело, а потому замолчал и, склонив голову, уставился на Няньшоу, который тем временем радостно поедал фисташки с чайного столика. Внезапно он прищурился:
— Слышь, Чуси, а тебе не хотелось бы… сменить имидж, что ли?
— Гм?
***
Образ популярных праздников часто сопровождается связанными с ними преданиями и культурными традициями. На западе и в самом деле есть праздник, соответствующий Чуси — это Рождественский Сочельник.
Для людей Европы и Америки Рождество — важнейший праздник, который определяет, как пройдёт грядущий год, и накануне они так же собираются всей семьёй — это в некотором смысле говорит о том, что на поверку сходство между культурами Запада и Китая не так уж и незначительно.
Однако в последнее время в сознании молодёжи Сочельник постепенно заступает место Чуси благодаря свежести и новизне — история Санты теперь известна всем и каждому.
— Ну, ты ж слыхал про Санту? Это такой старикан, который вместо того, чтобы мирно спать, в ночь перед Рождеством запрягает оленей и разъезжает по крышам, чтобы привезти детям подарки — вроде как западный дух календаря, понимаешь?.. Так вот, знаешь, почему он так популярен? Это всё массовая культура! Ну а ты со своим упрямством совершенно не уделяешь внимания репутации в глазах общественности. А ведь если подумать, у Санты есть олени, а у тебя — А-Нянь; он ходит в красном — и ты тоже; если бы ты как следует поработал над своим образом в течение пары сотен лет, распространяя легенды и предания о себе, то твоя слава, старина Чуси, также расцвела бы пышным цветом [7]!
***
В ушах звенело от безостановочно взрывающихся фейерверков и хлопушек. Улицы опустели, так что, когда Сяо Наньчжу вышел прогуляться вместе с Чуси и А-Нянем, никто не обратил на них ни малейшего внимания.
Вся эта докучливая болтовня про смену имиджа на более успешный, который позволит ему получить больше внимания к себе, совершенно сбила Чуси с толку: ему было непросто вникнуть во всё это с его консервативным образом мышления, однако, всё ещё не определившись, по душе ли ему эта затея, он продолжал кивать. Не сводя глаз с Сяо Наньчжу, дух календаря, сдвинув брови, со всей серьёзностью спросил:
— Мастер считает, что я должен отправиться на поиски семей с детьми, чтобы узнать у них, что они хотели бы получить в подарок?
— Ни к чему искать — глянь вон туда!
Лёжа ничком на крыше дома, Сяо Наньчжу указал вниз, невозмутимо продолжая курить. При этих словах Чуси и Няньшоу устремили взгляды в том же направлении.
Там они через окно увидели пухленького мальчугана, который, в одиночестве сидя в маленькой комнатке, делал домашнее задание. Осознав, в чём состоит замысел мастера календаря, Чуси, сам не зная почему, ощутил некоторую неловкость.
Однако Сяо Наньчжу бросил на него свирепый взгляд, жестом посылая Чуси туда. Скрепя сердце [8], дух календаря обратился в поток света вместе с Няньшоу, и они тотчас очутились в комнате рядом с ребёнком.
— Ты… ты кто такой?!! — не на шутку перепугался тот. — Как ты сюда попал?!! Мама!!! Мама!!! У-а-а, к нам какой-то странный дядя влез!!!
Внезапно появившиеся в его комнате Чуси и Няньшоу явно перепугали пухленького ребёнка до полусмерти.
Собиравшийся съесть очищенный мандарин мальчик свалился со стула, готовый бежать со всех ног — при виде этого Чуси, напротив, замер на месте. Мастерски владея тысячей способов убийства, он понятия не имел, что делать с одним-единственным перепуганным ребёнком. По счастью, тут за его спиной появился Сяо Наньчжу, который пролез в окно.
— Эй-эй-эй! Хватит кричать, не ори!
Спеша утихомирить ребёнка, Сяо Наньчжу, словно заправский хулиган, схватил плачущего мальчика, нимало не интересуясь его мнением на этот счёт, и уселся вместе с ним на его кровать.
Чуси эта ситуация по-прежнему казалась крайне странной, однако разинувший пасть Няньшоу лишь простодушно крутил головой. Воспользовавшись минуткой затишья, Сяо Наньчжу наконец вздохнул с облегчением и расплылся в том, что сам он считал лучезарной улыбкой:
— Эй, паренёк, а ну-ка скажи младшим дядям-волшебникам [9], какой подарок ты хочешь на Новый год?
Но ребёнок вновь принялся всхлипывать:
— Уа-а~~ Убирайся отсюда, чудовище… Я хочу к маме-е-е…
— Прекрати, не надо к маме! Смени уже пластинку! Где мы тебе сейчас маму возьмём, а? — заявил Сяо Наньчжу, угрожающе вытаращив глаза, словно какой-то опереточный злодей.
— Я… Я… — продолжал всхлипывать ребёнок, чьи глаза уже покраснели от плача, так сильно перепугал его Сяо Наньчжу.
Не в силах смотреть на это, стоявший в стороне Чуси наконец вынул из рукава маленькое квадратное печенье, которым иногда угощал своего питомца, и молча протянул ребёнку.
Видимо, мальчик успел проголодаться, поскольку, едва завидев ароматное печенье, тотчас вцепился в него и, умяв за обе щеки, другими глазами взглянул на этих двух «дядь», которые неведомо как появились в его комнате, потребовав сказать, что он хочет на Новый год. Опустив голову, он поразмыслил над этим, а после, собравшись с духом, спросил:
— Я хочу… А можно просить всё что угодно?
— Ну, не будь жадиной, — рассудил Сяо Наньчжу. — Что-нибудь не дороже двухсот юаней, не стоит слишком обременять дядюшек. Эй, ты куда меня тянешь? — бросил он Чуси, который, не давая ему договорить, принялся дёргать его за рукав. Страх толстячка перед ними почти прошёл, но он всё же молчал, не решаясь заговорить.
В этот самый момент обжора Няньшоу, про которого все забыли, принялся слизывать крошки с ладони мальчика. Покрасневший от смущения ребёнок, схватившись за уши, наконец нерешительно произнёс:
— Дядя-волшебник, я… я хочу попросить, чтобы моя мама… вернулась домой, чтобы встретить со мной Новый год, можно?
Примечания Шитоу Ян (автора):
Арка Чуси закончится через главу, но в дальнейшем он ещё не раз появится вместе с А-Нянем, чтобы поразвлечься, ха-ха~
Всё как на представлении пекинской оперы сипи [10]: Чуси — гун, Сяо Наньчжу — шоу [11]. Но, поскольку гармония сама по себе непередаваема во плоти, милости прошу читателей дополнить всё в своём воображении. На самом деле, они оба весьма чисты душой, потому-то писать об этой парочке так приятно =3=
Умоляю, добавляйте в избранное и комментируйте, а? А то последнее время по-настоящему холодно, и, если у меня будет недостаточно подписчиков, откуда взять силы, у-у-у… Всем, кто болеет за меня душой — низкий поклон и чмоки-чмоки!
Примечания переводчика:
[1] С тем же приёмом — в оригинале 如临大敌 (rú lín dà dí) — в пер. с кит. «как будто перед лицом сильного врага; как будто идя в бой с могучим врагом», также образно о напряжённой обстановке: «напряжение, будто ожидаешь врага».
[2] А-Нянь 阿年 (Ā— Nián) — так Чуси называет своего пса, Няньшоу.
Приставка А— 阿 (Ā-) выражает ласковое отношение говорящего.
[3] Старина — в оригинале 大佬 (dàlǎo) — далао — в пер. с кит. диалектное «авторитет, воротила», «крёстный отец» у мафии.
[4] Досадливое замечание — в оригинале 恨铁不成钢 (hèn tiě bù chéng gāng) — в пер. с кит. «досадовать, что железо не становится сталью», обр. в знач. «с досадой», а также «ждать от человека слишком многого».
[5] Божественная сущность — в оригинале 精气神 (jīng qì shén) — даос. цзин, ци и шэнь — дух, жизненная сила и телесная сущность.
[6] Вымученная улыбка — в оригинале 皮笑肉不笑 (pí xiào ròu bù xiào) — в пер. с кит. «внешне улыбаться (смеяться), а внутренне — нет», обр. в знач. «притворно улыбаться; притворяться весёлым; смеяться деланым смехом».
[7] Слава расцвела бы пышным цветом — здесь в оригинале игра слов: 红了 (hóngle) в пер. с кит. значит как «обрести известность», так и «покраснеть, зардеться».
[8] Скрепя сердце 硬著头皮 (yìngzháo tóupí) — в пер. с кит. «сильно отвердив кожу головы», обр. в знач. «собравшись с духом».
[9] Младший дядя 叔叔 (shūshu) — в пер. с кит. дядя (младший брат отца).
Волшебник — в оригинале 神仙 (shénxiān) — в пер. с кит. даос. «святой, небожитель, чудотворец», также «пророк» и в переносном значении — «беззаботный человек».
[10] Сипи 西皮 (xīpí) — одна из групп мелодий, на которых базируется пекинская опера.
[11] Гун — от 攻 (gōng) — в пер. с кит. «атакующий».
Шоу — от 受 (shòu) — в пер. с кит. «принимающий».
Следующая глава