Предыдущая глава
Пухленького ребёнка, на которого по случайности наткнулся Сяо Наньчжу, звали Чай Цзюнь
[1].
В настоящий момент он учился во втором классе экспериментальной начальной школы на улице Хуньмэй
[2]. В противоположность имени, его отметки были средненькими, и особой общительностью он тоже не отличался. Мать растила его без отца, рано потеряв мужа, а на жизнь зарабатывала, торгуя фруктами на местном рынке.
В тот момент, когда Сяо Наньчжу и Чуси появились в доме Чай Цзюня, его мать, Ван Мэй
[3], отсутствовала по этой самой причине: она была вынуждена отправиться разгружать товар, поскольку на Новый год фрукты пользуются большим спросом, так что в праздник ребёнку пришлось остаться дома одному — тут-то он и нарвался на впервые решившего сделать доброе дело Чуси.
— Моя мама так давно ушла, и её до сих пор нет. В прошлом году было так же… я просто сидел дома один, пока она не вернулась домой ранним утром чуи
[4].
читать дальшеОба мужчины не знали, что и сказать на это.
— У всех моих одноклассников… есть папы и мамы, дедушки и бабушки, которые дарят им красные конверты и вместе с ними встречают Новый год за праздничным столом, а у меня — ничего… Я просто хочу, чтобы мама поскорее вернулась домой, я так хочу есть, и боюсь тоже… Вот если бы мне вырасти побыстрее, тогда бы я смог… смог…
Ребёнок опустил голову, и слёзы вновь закапали. Всхлипывая, крепыш опять взялся за мандарин. Очистив его, он не забыл вручить по дольке Сяо Наньчжу и Чуси.
Звучавшая в этих словах безнадёжность лишь подчёркивала горестное выражение нежного личика — от подобного зрелища у кого угодно заболело бы сердце. В конце концов, у выросшего в столь бедной среде ребёнка не могла не развиться повышенная чувствительность, а сидеть одному голодным в Новый год — это и впрямь достойно сочувствия.
Однако же дети есть дети — им, занятым лишь своими обидами, невдомёк, с какими трудностями сталкиваются их родители. Думая об этом, Сяо Наньчжу откусил от дольки мандарина, которую дал ему Чай Цзюнь, и с загадочным видом кивнул:
— Эй, ты что, это же пустячное дело, но, конечно, сам я не смогу помочь тебе — обратись к тому дяде в красном. Знаешь, кто он? Это — дядя Чуси, и, если попросишь его как следует, он непременно исполнит твоё желание… — хвастливо заявил Сяо Наньчжу, бросив красноречивый взгляд на Чуси, который медленно жевал свою дольку мандарина.
Уловив беспомощность в его взгляде, мастер календаря ухмыльнулся и, поднявшись на ноги, подмигнул спутнику. В его чистом и ясном взгляде крылась некая томность — у него был вид человека, который любит ни с того, ни с сего дразнить других.
Прочтя во взгляде мужчины, что тот от него хочет, Чуси поневоле нахмурился, в то время как маленький пухляш с открытым ртом жадно следил за каждым его движением.
— Если таково твоё желание, то ничто не мешает тебе забрать свою маму и вернуться домой вместе с ней. Ведь сегодня день семейного воссоединения, так что мать и сын также должны встретиться, но прежде…
С этими словами Чуси соединил руки, прежде спрятанные в окаймлённых золотым багряных рукавах. Его белые запястья оплетали длинные красные кисти, при виде которых доселе спокойный Няньшоу тотчас разразился воодушевлённым лаем.
Не сдвинувшись с места, Чуси указал ему на убогую обстановку большой комнаты, холодно велев Няньшоу разобраться с этим. Повинуясь воле хозяина, зверь испустил оглушительный рёв, вслед за чем тут же схватил всех затаившихся в этом жилище духов нищеты, выволок за дверь и разорвал в клочья.
Таким образом Чуси с Няньшоу мигом перебаламутили и начисто истребили угнездившихся в квартире злокозненных духов, так что жизнь мальчика и его мамы в наступающем году наверняка будет куда приятнее.
Подобный подарок, поднесённый Чуси ребёнку по собственной воле, немало удивил Сяо Наньчжу, который уже решил было, что с этим угрюмым на вид и непредсказуемым духом календаря непросто поладить — однако, как оказалось, он тоже может быть внимательным и отзывчивым.
В изначальные намерения мастера календаря входило лишь отвести мальчонку к маме, чтобы тот собственными глазами увидел, как она трудится не покладая рук, чтобы заработать им на жизнь, но Чуси позаботился о том, о чём не подумал сам Сяо Наньчжу.
Под пристальным взглядом мастера духу календаря, которому тяжело давалось открытое проявление чувств, стало немного не по себе. Покончив с этим делом, он вновь спрятал руки в рукава, а затем повернулся к напуганному толстячку Чай Цзюню, глядя на него сверху вниз.
— Не бойся, подойди скорее… Я отправлю тебя к твоей матушке.
***
Шум от разрывающихся в небе фейерверков больно бил по ушам. Неопрятного вида женщина с посиневшими от холода пальцами сжимала руль нагруженной фруктами трёхколёсной велорикши. На её пунцовом от натуги лице читалась тревога.
Пока она работала на рынке, её сердце полнилось беспокойством за сынишку.
А как иначе — такой маленький ребёнок остался дома один! При этой мысли она места себе не находила — а вспомнив, что в доме совсем нет горячей еды, и вовсе пригорюнилась.
Однако в Новый люди спозаранку пойдут по гостям — и, конечно же, завернут купить фруктов, так что ей нужно вовремя доставить товар, чтобы, поднатужившись, заработать хоть немного денег.
Мало кто желал идти на подобные труды даже ради значительной выручки, но она, мать-одиночка, воспитывающая школьника, не могла позволить себе отказаться. Ей приходилось платить за всё на каждом шагу — а потому то, что для других было пустяком, для неё было роскошью. Понятное дело, чтобы зарабатывать больше, ей приходилось работать не покладая рук, отказывая себе во всём.
— Фух… фух…
Тяжело отдувающаяся женщина, согнувшись в три погибели и стиснув зубы, давила на педали велорикши, от натуги её лицо заливало потом. Устав до смерти, она остановилась на переходе, ожидая, пока зажжётся зелёный сигнал светофора.
Однако, едва она, передохнув немного, собралась пересечь улицу, двигаясь по привычному маршруту, как прямо перед её носом пронёсся мотоцикл, сменивший полосу против всяких правил — не сумев увернуться от его шины, женщина повалилась на землю вместе с велорикшей.
— Ох!
Горестно вскрикнув, женщина смотрела, как фрукты катятся по проезжей части. Мотоцикл на мгновение затормозил, но тотчас вновь набрал скорость. Беспомощно распростёршаяся на земле женщина со ссадиной на лбу и посиневшей щекой хотела было броситься вдогонку за мотоциклистом, но того уже и след простыл.
— Что за проклятый [5] ублюдок… — причитала женщина, ползая на коленях. — Как можно носиться с такой скоростью?! О, мои яблочки… мои мандарины…
Не обращая внимания на собственные травмы, она принялась подбирать рассыпавшиеся фрукты, продолжая браниться дрожащим от горя и гнева голосом, в котором звучала искренняя забота о каждом из фруктов — ведь от них зависело, будут ли у неё средства на жизнь.
Складывая помятые фрукты обратно в тележку, женщина вытерла глаза грязным рукавом и внезапно принялась тихо всхлипывать, не в силах сдержаться.
С тех пор, как умер её муж, их семья держалась лишь на ней одной. Ван Мэй всеми силами старалась, чтобы сын ни в чём не нуждался, но в последнее время её жизнь и вправду… была невыносимо тяжела и горька.
Слёзы лились, и не думая останавливаться. Никто не собирался прийти на помощь сидящей на корточках женщине, подбирающей фрукты. Похоже, она достигла самого дна своих страданий, когда руки сами собой опускаются перед тяготами.
И всё же в жизни иногда случаются невероятные вещи — вот и сейчас, подняв покрасневшие глаза, она различила звук торопливых шагов.
Перед ней предстал пышущий здоровьем молодой человек, глаза которого так и светились добротой — он стоял, с глуповатым видом глядя на женщину.
Ван Мэй не могла понять, откуда посреди ночи взялся этот растерянный юноша, но, пока она недоумевала, он против всех ожиданий опустился на колени, чтобы помочь ей собрать побитые фрукты.
— Ну что вы… Сердечное спасибо вам за это… Спасибо…
Глядя на юношу, женщина с покрытым ссадинами лицом не переставала расточать ему благодарности запинающимся от волнения голосом — от неожиданности она пришла в полное замешательство. Сперва её слова озадачили юношу, затем он понурил голову и ответил не менее растроганно:
— Не благодарите… Вы ведь трудитесь в поте лица.
Казалось, у него не было сил произнести что-то ещё. А вот чего не знала женщина, так это того, что этот юноша уже находился поблизости, когда её сбил мотоцикл.
Застав её в столь тяжёлой и неловкой ситуации, этот молодой человек с умом ребёнка и телом взрослого больше не решался заговорить — лишь молча помогал ей. Сложив все фрукты в велорикшу, он воззрился покрасневшими от сочувствия глазами на порванные ватные штаны женщины. Заметив, что по её голени течёт кровь, он, с трудом сдерживаясь, прошептал:
— Вы… похоже, вы поранились… Я отведу вас домой, хорошо?
Его слова ошарашили Ван Мэй — сказать по правде, эта просьба уже выходила за рамки обычного участия, но почему-то она почувствовала, что может довериться этому молодому человеку.
Всё ещё медля в нерешительности, Ван Мэй наблюдала за тем, как юноша, неуклюже забравшись на гружёную фруктами велорикшу, покатил по улице прямиком к её дому. Между ними воцарилась несколько неловкая атмосфера, и внезапно женщина спросила:
— Постойте, молодой человек, как вас зовут?
— Гм… Меня зовут Сяо Цзюнь.
— Ого, вот так совпадение! Моего сына тоже зовут Сяо Цзюнь! — поразилась она. — Но он ещё ходит в начальную школу, так что вы постарше него будете…
Говоря о своих детях, каждая мать поневоле воодушевляется, так и Ван Мэй, только что чувствовавшая себя несчастнейшей на свете, мигом приободрилась.
И вот она уже не без гордости напропалую вещала этому незнакомому молодому человеку, ведущему её велорикшу, о своём замечательном сыне, отчего тот поневоле краснел.
Видимо, эмоциональная связь между матерью и ребёнком сделала своё дело, поскольку эта парочка радостно смеялась и болтала всю дорогу — куда только делась усталость и подавленность! Проследовав с женщиной вплоть до самого района, где стоял её дом, добросердечный молодой человек поспешил распрощаться с ней, сославшись на то, что ему пора.
Однако перед тем, как уйти, он, не выдержав, решительно заявил, глядя на неё слегка покрасневшими глазами:
— Вы… Вашего сына ждёт прекрасное будущее, он будет очень усердно учиться, прекрасно сдаст экзамены в университет, будет зарабатывать много денег, поселит вас в большом и уютном доме и будет кормить вас самыми вкусными блюдами, а когда вы состаритесь, он будет верно о вас заботиться, всегда будет почтительным сыном, не допустит, чтобы вы страдали хотя бы единое мгновение, ваша жизнь станет лёгкой и радостной, потому что вы такая хорошая мама… Ты — самая-самая лучшая мама на свете!
— Хэй, любо-дорого смотреть на эту парочку! — дивился Сяо Наньчжу. — Похоже, этот Чай Цзюнь и впрямь хороший парень, а? Подумать, что за ерунду обычно желают такие зайчатки — iphone26S, автограф TFmen [6], а есть такие, которые ещё и заставят тебя помогать их отцу с ипотекой, ха-ха…
Размышляя о результатах первой кампании Чуси по вручению подарков, Сяо Наньчжу неторопливо прогулялся по улице рядом с духом календаря — но теперь ему казалось, что это не такая уж плохая альтернатива праздничному ужину.
Сейчас Чуси безмолвно сидел рядом на диване, а Няньшоу, не в силах бодрствовать в новогоднюю ночь на пару с ними, давным-давно захрапел брюхом кверху. После этой совместно проведённой ночи их отношения стали более гармоничными: хоть Чуси по-прежнему казался ему холодным и недосягаемым, Сяо Наньчжу чувствовал, что ему удалось добраться до скрытой под этим твёрдым панцирем мягкой сердцевины.
— Скоро полночь.
Слова Чуси заставили Сяо Наньчжу бросить на него быстрый взгляд — по телевизору шёл Новогодний гала-концерт, где на все голоса восхваляли эту особую ночь, а это значило, что время работы Чуси подходило к концу — теперь ему предстоял годичный отдых от трудов.
И всё же он явно собирался что-то добавить — бросив взгляд на настенные часы, Чуси перевёл покрасневшие глаза на сидящего рядом человека, после чего этот прекрасный дух календаря, потупившись, обратился к Сяо Наньчжу голосом, в котором чувствовалось напряжение:
— Мастер, ты не мог бы пожелать напоследок… счастливого Чуси?
Примечания Шитоу Ян (автора):
Конец арки Чуси~ Спасибо всем дамам, которые мне донатят, чмок-чмок~
Примечания переводчика:
[1] Чай Цзюнь 柴俊 (Chái Jùn) — имя ребёнка не лишено иронии, так как его фамилия переводится как «тощий, как хворостинка», а имя — «лучший, блестящий, выдающийся».
[2] Хуньмэй 红梅 (hóngméi) — в пер. с кит. «красная слива» или же абрикос муме, абрикос японский (Armeniaca mume L.).
[3] Ван Мэй 王梅 (Wáng Méi) — возможно, имя матери мальчика тоже не случайно, ведь оно переводится как «Госпожа Слива», но вообще это весьма распространённые фамилия и имя.
[4] Чуи 初一 (chūyī) — в пер. с кит. «первое число месяца» (лунного).
[5] Проклятый – в оригинале 杀千刀的 (shā qiān dāo de) – в пер. с кит. «убийство тысячью ножей».
[6] TFmen — новое название китайской музыкальной группы TFboys.
Следующая глава