Мастер календаря (публикации за 19 августа 2020)68 читателей тэги
Автор: Psoj_i_Sysoj
Мастер календаря. Глава 24 — 19.02.2017. Чуньцзе. Часть 5
Предыдущая глава
Чуси уже очень давно не встречался с Данянем, а потому, когда Сяо Наньчжу сказал, что в Чуньцзе требуется поработать сверхурочно, он немного засомневался. Чуси столько лет не виделся с младшим поколением, что теперь, пожалуй, для Чуньцзе-цзюня было ненавистно само его существование. Однако в прежние времена Чуси был всем сердцем привязан к братьям Няням и искренне заботился о них. В конце концов, он очень любил детей, ему так нравилось наблюдать, как они весело резвятся, украшают всё к празднику, а потом с красными бумажными фонариками и хлопушками встречают Новый год. Но сейчас… ему было всё тяжелее смотреть на это.
Непроглядный сумрак не рассеивал ни единый лучик света. Хотя едва минуло семь вечера, вокруг не было ни души. В этом глухом месте, на речной отмели, совершенно не ощущалось ни малейшего отголоска праздничного веселья — лишь сгущалась атмосфера неизъяснимого страха.
читать дальшеОдинокая фигура возвышалась на возведённой части моста Биньцзян. Хоть стальной каркас ещё не был завершён, он уже заслонял собою половину небосклона, на котором одиноко светилась половинка луны. Зимний ветер пробирал до костей, вымораживая до самого нутра. Поскольку строительные работы были вынужденно приостановлены, а большинство рабочих разъехались на праздники, на стройке практически никого не осталось. Среди этого запустения силуэт Чуси особенно притягивал взгляд. Однако вскоре этому пропитанному зловещими миазмами безлюдному месту предстояло окраситься пылающе-яркими цветами человеческой жизни.
То, что Сяо Наньчжу поручил это дело Чуси, было вполне объяснимо — в конце концов, вчера он к своему стыду без уважительной причины пропустил бóльшую часть рабочего дня, а потому, когда мастер велел ему выйти сверхурочно, дух календаря был полон решимости взяться за работу со всем усердием. Поскольку Сяо Наньчжу ушёл на встречу с крупным клиентом, взяв с собой Чуньцзе, то Чуси отправился на строительную площадку один, чтобы самостоятельно удостовериться, насколько серьёзна эта проблема.
Как ему было известно, некогда участок моста Биньцзян был на редкость удачным местом с точки зрения фэншуй [1]. Помимо того, что здесь почти не было наваждений, эта река в течение долгих веков копила энергию счастья и процветания благодаря тому, что на пути к морю она соединялась с притоками, текущими со всех четырёх сторон света. К сожалению, на протяжении последних десятилетий бурно развивающиеся предприятия города, придавая значение лишь собственной выгоде, самовольно сбрасывали в реку отходы, что привело к непрерывному ухудшению качества воды — некогда прозрачная, она сделалась до невозможности мутной, и в этой грязи больше не водилось никакой живности, что уж говорить о возможности породить какое-либо хорошее существо. Стоило Чуси подойти поближе, как в нос ему ударил отвратительный запах, заставив его нахмуриться. Он молча закрыл нос и рот, а затем одёрнул Няньшоу — ведь редко выбиравшийся из дома зверь безостановочно лаял.
— А-Нянь, замолкни.
Прежде Чуси удавалось смирить Няньшоу одним только холодным выражением лица со строго нахмуренными, словно у сурового главы рода, бровями — однако сейчас, чувствуя, что с этим местом что-то неладно, зверь был сам не свой — он только и знал, что с видом полной растерянности вертеться у ног хозяина. Не понимая, что с ним творится, Чуси протянул руку, чтобы коснуться его гривы, однако эта скотина тотчас принялась заискивать перед ним, катаясь по земле. Тут воздух огласился громким лаем — это живущие на стройке сторожевые собаки, пробудившись, хором поддержали Няньшоу. Чуси мрачнел всё сильнее, продолжая раздумывать о воде и обо всех этих строительных работах на речной отмели — где-то здесь и крылся корень проблемы.
— Не будешь слушаться — отдам тебя на перевоспитание первому попавшемуся духу календаря, — пригрозил он Няньшоу, и тот немедленно захлопнул пасть — может, и вправду испугался, что Чуси сдержит своё обещание. С покорным видом подойдя к хозяину, он стал тереться рогами о подол его одежд. Однако мужчина продолжал созерцать его всё с той же прохладцей, так что зверь вскоре убедился, что его заигрывания не действуют. Внезапно что-то почуяв, Няньшоу принялся царапать когтями промёрзшую почву. В конце концов он с трудом откопал из-под толстого слоя твёрдой как камень земли раздувшееся и посиневшее детское лицо.
— Гав-гав-гав!
Словно умоляя о похвале, Няньшоу завилял огромным хвостом, однако Чуси с мрачным выражением безотрывно глядел на мёртвое тело. За трупным запахом дух календаря различил ещё более тошнотворную вонь, и его взгляд заледенел, а в сошедшихся к переносице бровях проступило убийственное намерение. Сурово прикрикнув на Няньшоу, который тут же посторонился, Чуси приступил к делу, снимая верхний слой прибрежной почвы. Однако, увидев в толще чёрно-красной земли переплетённую корнями гниющую плоть вперемешку с личинками насекомых и яйцами змей, он отшатнулся от отвращения.
Схоронившееся под землёй и водами реки чудовище почивало крепким сном, однако оно успело обеспечить себя и своё потомство колоссальным запасом пропитания на всю зиму. Эти останки когда-то принадлежали детям, которым не было ещё и десяти, но нынче их кровь до капли поглотили насекомые, а плоть пошла на корм змеям; однако ужаснее всего было то, что люди, ходящие по этой земле, ничего об этом не ведали. Когда с началом весны стройка возобновится и экскаваторы слой за слоем снимут промёрзшую почву, взорам рабочих предстанет леденящее душу зрелище во всей его тошнотворности — человеческие кости вперемешку с полуразложившейся плотью.
— Мерзкое отродье [2]…
В глазах Чуси вспыхнуло пламя гнева, бледное без кровинки лицо посуровело. В душе осталось лишь одно желание, истребившее все прочие чувства — во что бы то ни стало покарать чудовище. Слишком долго эта тварь и её отродья самозабвенно наслаждались жизнью, жирея на чужой крови и плоти. С холодным и неумолимым выражением Чуси сделал несколько шагов вперёд и простёр доселе спрятанную в рукаве руку.
Внезапно багровое пламя взметнулось стеной — это от ярости духа календаря запылало переплетённое корнями гнездо насекомых и змей, и в мгновение ока вся эта мерзость обратилась в пепел. Речной монстр с предельной дерзостью бросал людям вызов, а потому в назидание ему Чуси самолично уничтожал его отпрысков.
Шёл первый месяц по лунному календарю, дух Пробуждения насекомых, Цзинчжэ, ещё не проснулся, так что даже дочиста сжигающее насекомых и змей пламя не заставило спящее речное чудовище пошевелиться. Глядя на языки огня, Чуси с каменным лицом спрятал руки в рукава и угрюмо отдал Няньшоу команду: «Уничтожить». Повинуясь приказу хозяина, зверь мигом сбросил с себя дурашливый вид и, испустив свирепый рык, подобный рёву тигра и леопарда, изрыгнул поток пламени, который в единое мгновение объял всю поверхность реки.
***
— Может, дяде Чуси тоже купить чего-нибудь поесть?..
Чуньцзе шёл домой следом за Сяо Наньчжу. Чтобы маленький дух календаря не выдал его секрет, мужчина специально взял с собой паренька прогуляться по городу и накупил ему гору лакомств. Поскольку Чуньцзе всё-таки не был современным ребёнком, он не проявлял ни малейшего интереса к таким вещам, как шоколад или чипсы, а напротив, словно старичок, минут по десять любовно разглядывал традиционные праздничные угощения: кунжутные палочки и китайские финики, жареный арахис и тыквенные семечки [3] — всё, на что ни падал его взгляд, Сяо Наньчжу тотчас ему покупал, хоть подобная щедрость была совсем не в его характере. Когда пришло время оплачивать покупки, Чуньцзе пробормотал эти слова себе под нос — услышав их, Сяо Наньчжу замер, а затем наклонился и, улыбаясь одними уголками губ, заметил:
— Ах-ах, чем не опора для родителей [4]? Разве не ты недавно боялся его до дрожи? С чего бы вдруг такая забота, а?
— А тебе какое дело?! Плати быстрее!!! Тебе повезло, что дядя Чуси взялся отслужить не в свой срок!!! — фыркнул в ответ Чуньцзе. То, как подрагивал от страха голос мальчика, когда он произносил имя Чуси, показалось Сяо Наньчжу настолько забавным, что он не смог удержаться от смеха.
— Плачу-плачу, перед лицом прародителя я не смею возражать…
Чуньцзе тут же покраснел. Присутствие Чуси и впрямь немало его беспокоило, и потому мальчик невольно трепетал от одной мысли о нём. Однако он прекрасно понимал, что Чуси стал тем, кто он есть, отнюдь не по своей воле, и теперь пареньку захотелось попытаться перебороть свой страх. Сяо Наньчжу, в свою очередь, просто нравилось дразнить Чуньцзе. Отбросив шутки в сторону, он потрепал мальчика по макушке и, воспользовавшись удачным моментом, взвалил его на спину. Лёжа ничком у него на спине, бурчащий Чуньцзе немедленно принялся извиваться, словно маленький зверёк в попытках высвободиться.
Когда по многолюдной улице молодой мужчина тащил на спине брыкающегося ребёнка, от этого зрелища веяло чем-то привычным, чем-то обыденным. В руках Чуньцзе сжимал две палочки с засахаренными ягодами и фруктами [5], одна — для младшего братишки, а вторую он приберёг для дяди Чуси. К тому времени как Сяо Наньчжу дотащил духа календаря до дома, тот против всех ожиданий заснул.
— Эй, не спать! А ну живо помоги мне найти ключ — или постучи в дверь и позови Чуси.
Прошептав это, Сяо Наньчжу спустил Чуньцзе на пол. Прошатавшись целый день напролёт, мужчина чувствовал себя измотанным до предела. Чуньцзе, само собой, стучать в дверь не решился, так что Сяо Наньчжу только и оставалось, что сделать это самому — но, сколько бы он ни стучал, никто так и не отозвался. Почуяв неладное, Сяо Наньчжу нахмурился — и в тот же миг уловил доносящиеся из квартиры приглушённые звуки. Стоящий рядом с ним Чуньцзе внезапно побледнел и испуганно прошептал:
— Кажется, я чувствую запах крови…
При этих словах выражение лица Сяо Наньчжу тут же переменилось — он вспомнил о том, какой недуг время от времени одолевает Чуси, и на сердце стало тяжко. Чуньцзе подумал о том же, что и мастер — из глубин памяти вновь всплыла та кровавая сцена, которую он наблюдал много лет назад, и его глаза вмиг покраснели.
— Мастер, скорее, скорее спасите дядю Чуси… — захныкал мальчик. — Он наверняка… Наверняка он снова заболел!
— Не реви! — нахмурившись, одёрнул его Сяо Наньчжу.
Отступив назад, он примерился и вышиб дверь ногой. Они вместе с Чуньцзе, который по-прежнему сжимал в руке сласти, в панике ворвались в квартиру. Там было тихо, в глаза не бросалось ничего подозрительного, однако откуда-то из глубины разносилась невыносимая вонь — это могло служить предвестьем того, что здесь назревало что-то скверное. С замирающим сердцем они вдвоём приблизились к ванной — и обнаружили, что насыщенный запах крови и вправду исходит от находящегося там Чуси, вот только истинное положение дел несколько отличалось от того, что успели навоображать себе Сяо Наньчжу и Чуньцзе.
— Сколько раз мы с тобой говорили о том, что, когда я отдаю тебе команду убивать, это не значит, что тебе можно это жрать! — поучал питомца Чуси.
— Ау-у-у! Гав-гав-гав!!! — отзывался тот.
— Не лижи меня, ты воняешь!
— У-у! Гав-гав-гав!!!
— Скотина! →_→
— Гав! /(ㄒoㄒ)/~~
Созерцая эту сцену, Сяо Наньчжу и Чуньцзе попросту утратили дар речи…
Примечание Шитоу Ян (автора):
Вчера невероятно устала… Прошу прощения, у-у…
Приношу всем глубочайшие извинения T T
Примечания переводчика:
[1] Фэншуй 风水 (fēngshuǐ) — фэншуй — в букв. пер. с кит. «ветер и вода» — в широком смысле — принципы нахождения наиболее благоприятного места, например, для жилища или захоронения.
[2] Мерзкое отродье — в оригинале 孽障 (nièzhàng) — в пер. с кит. также «возмездие за прошлые грехи», «злое отродье», «выродок».
[3] Кунжутные палочки 寸金糖 (cùn jīn táng) — цунь цзинь тан — в букв. пер. с кит. «цунь золотистого сахара».
Китайские финики (Ziziphus jujuba) 大红枣 (dàhóngzǎo) — дахунцзао — в букв. пер. с кит. «большой красный китайский финик». Растение семейства Крушиновые. Плоды — небольшие круглые или яйцевидные, мясистые, гладкие; вначале имеют бледно-жёлтый цвет, затем красно-коричневый. Это сочные костянки с очень сладкой, вкусной и питательной мякотью. В Китае считается ценным лекарственным и пищевым растением.
Тыквенные семечки — в оригинале трихозант (Trichosanthes kirilowii) 吊瓜 (diào guā) — в букв. пер. с кит. «висячая тыква». Используется в китайской медицине под названием 栝蔞 (guālóu), известен также как «китайский огурец».
[4] Опора для родителей — в оригинале 小棉袄 (xiǎomián’ǎo) — в букв. пер. с кит. «ватный халатик» или «шубка/курточка на вате, пуховичок», в образном значении — «опора, радость для родителей» (обычно о дочерях).
[5] Палочки с засахаренными ягодами и фруктами 糖葫芦 (tánghúlu) ягоды и фрукты в сахарной карамели на палочке (боярышник, яблоки, дольки мандарина, клубника и др.).
Следующая глава
Чуси уже очень давно не встречался с Данянем, а потому, когда Сяо Наньчжу сказал, что в Чуньцзе требуется поработать сверхурочно, он немного засомневался. Чуси столько лет не виделся с младшим поколением, что теперь, пожалуй, для Чуньцзе-цзюня было ненавистно само его существование. Однако в прежние времена Чуси был всем сердцем привязан к братьям Няням и искренне заботился о них. В конце концов, он очень любил детей, ему так нравилось наблюдать, как они весело резвятся, украшают всё к празднику, а потом с красными бумажными фонариками и хлопушками встречают Новый год. Но сейчас… ему было всё тяжелее смотреть на это.
Непроглядный сумрак не рассеивал ни единый лучик света. Хотя едва минуло семь вечера, вокруг не было ни души. В этом глухом месте, на речной отмели, совершенно не ощущалось ни малейшего отголоска праздничного веселья — лишь сгущалась атмосфера неизъяснимого страха.
читать дальшеОдинокая фигура возвышалась на возведённой части моста Биньцзян. Хоть стальной каркас ещё не был завершён, он уже заслонял собою половину небосклона, на котором одиноко светилась половинка луны. Зимний ветер пробирал до костей, вымораживая до самого нутра. Поскольку строительные работы были вынужденно приостановлены, а большинство рабочих разъехались на праздники, на стройке практически никого не осталось. Среди этого запустения силуэт Чуси особенно притягивал взгляд. Однако вскоре этому пропитанному зловещими миазмами безлюдному месту предстояло окраситься пылающе-яркими цветами человеческой жизни.
То, что Сяо Наньчжу поручил это дело Чуси, было вполне объяснимо — в конце концов, вчера он к своему стыду без уважительной причины пропустил бóльшую часть рабочего дня, а потому, когда мастер велел ему выйти сверхурочно, дух календаря был полон решимости взяться за работу со всем усердием. Поскольку Сяо Наньчжу ушёл на встречу с крупным клиентом, взяв с собой Чуньцзе, то Чуси отправился на строительную площадку один, чтобы самостоятельно удостовериться, насколько серьёзна эта проблема.
Как ему было известно, некогда участок моста Биньцзян был на редкость удачным местом с точки зрения фэншуй [1]. Помимо того, что здесь почти не было наваждений, эта река в течение долгих веков копила энергию счастья и процветания благодаря тому, что на пути к морю она соединялась с притоками, текущими со всех четырёх сторон света. К сожалению, на протяжении последних десятилетий бурно развивающиеся предприятия города, придавая значение лишь собственной выгоде, самовольно сбрасывали в реку отходы, что привело к непрерывному ухудшению качества воды — некогда прозрачная, она сделалась до невозможности мутной, и в этой грязи больше не водилось никакой живности, что уж говорить о возможности породить какое-либо хорошее существо. Стоило Чуси подойти поближе, как в нос ему ударил отвратительный запах, заставив его нахмуриться. Он молча закрыл нос и рот, а затем одёрнул Няньшоу — ведь редко выбиравшийся из дома зверь безостановочно лаял.
— А-Нянь, замолкни.
Прежде Чуси удавалось смирить Няньшоу одним только холодным выражением лица со строго нахмуренными, словно у сурового главы рода, бровями — однако сейчас, чувствуя, что с этим местом что-то неладно, зверь был сам не свой — он только и знал, что с видом полной растерянности вертеться у ног хозяина. Не понимая, что с ним творится, Чуси протянул руку, чтобы коснуться его гривы, однако эта скотина тотчас принялась заискивать перед ним, катаясь по земле. Тут воздух огласился громким лаем — это живущие на стройке сторожевые собаки, пробудившись, хором поддержали Няньшоу. Чуси мрачнел всё сильнее, продолжая раздумывать о воде и обо всех этих строительных работах на речной отмели — где-то здесь и крылся корень проблемы.
— Не будешь слушаться — отдам тебя на перевоспитание первому попавшемуся духу календаря, — пригрозил он Няньшоу, и тот немедленно захлопнул пасть — может, и вправду испугался, что Чуси сдержит своё обещание. С покорным видом подойдя к хозяину, он стал тереться рогами о подол его одежд. Однако мужчина продолжал созерцать его всё с той же прохладцей, так что зверь вскоре убедился, что его заигрывания не действуют. Внезапно что-то почуяв, Няньшоу принялся царапать когтями промёрзшую почву. В конце концов он с трудом откопал из-под толстого слоя твёрдой как камень земли раздувшееся и посиневшее детское лицо.
— Гав-гав-гав!
Словно умоляя о похвале, Няньшоу завилял огромным хвостом, однако Чуси с мрачным выражением безотрывно глядел на мёртвое тело. За трупным запахом дух календаря различил ещё более тошнотворную вонь, и его взгляд заледенел, а в сошедшихся к переносице бровях проступило убийственное намерение. Сурово прикрикнув на Няньшоу, который тут же посторонился, Чуси приступил к делу, снимая верхний слой прибрежной почвы. Однако, увидев в толще чёрно-красной земли переплетённую корнями гниющую плоть вперемешку с личинками насекомых и яйцами змей, он отшатнулся от отвращения.
Схоронившееся под землёй и водами реки чудовище почивало крепким сном, однако оно успело обеспечить себя и своё потомство колоссальным запасом пропитания на всю зиму. Эти останки когда-то принадлежали детям, которым не было ещё и десяти, но нынче их кровь до капли поглотили насекомые, а плоть пошла на корм змеям; однако ужаснее всего было то, что люди, ходящие по этой земле, ничего об этом не ведали. Когда с началом весны стройка возобновится и экскаваторы слой за слоем снимут промёрзшую почву, взорам рабочих предстанет леденящее душу зрелище во всей его тошнотворности — человеческие кости вперемешку с полуразложившейся плотью.
— Мерзкое отродье [2]…
В глазах Чуси вспыхнуло пламя гнева, бледное без кровинки лицо посуровело. В душе осталось лишь одно желание, истребившее все прочие чувства — во что бы то ни стало покарать чудовище. Слишком долго эта тварь и её отродья самозабвенно наслаждались жизнью, жирея на чужой крови и плоти. С холодным и неумолимым выражением Чуси сделал несколько шагов вперёд и простёр доселе спрятанную в рукаве руку.
Внезапно багровое пламя взметнулось стеной — это от ярости духа календаря запылало переплетённое корнями гнездо насекомых и змей, и в мгновение ока вся эта мерзость обратилась в пепел. Речной монстр с предельной дерзостью бросал людям вызов, а потому в назидание ему Чуси самолично уничтожал его отпрысков.
Шёл первый месяц по лунному календарю, дух Пробуждения насекомых, Цзинчжэ, ещё не проснулся, так что даже дочиста сжигающее насекомых и змей пламя не заставило спящее речное чудовище пошевелиться. Глядя на языки огня, Чуси с каменным лицом спрятал руки в рукава и угрюмо отдал Няньшоу команду: «Уничтожить». Повинуясь приказу хозяина, зверь мигом сбросил с себя дурашливый вид и, испустив свирепый рык, подобный рёву тигра и леопарда, изрыгнул поток пламени, который в единое мгновение объял всю поверхность реки.
***
— Может, дяде Чуси тоже купить чего-нибудь поесть?..
Чуньцзе шёл домой следом за Сяо Наньчжу. Чтобы маленький дух календаря не выдал его секрет, мужчина специально взял с собой паренька прогуляться по городу и накупил ему гору лакомств. Поскольку Чуньцзе всё-таки не был современным ребёнком, он не проявлял ни малейшего интереса к таким вещам, как шоколад или чипсы, а напротив, словно старичок, минут по десять любовно разглядывал традиционные праздничные угощения: кунжутные палочки и китайские финики, жареный арахис и тыквенные семечки [3] — всё, на что ни падал его взгляд, Сяо Наньчжу тотчас ему покупал, хоть подобная щедрость была совсем не в его характере. Когда пришло время оплачивать покупки, Чуньцзе пробормотал эти слова себе под нос — услышав их, Сяо Наньчжу замер, а затем наклонился и, улыбаясь одними уголками губ, заметил:
— Ах-ах, чем не опора для родителей [4]? Разве не ты недавно боялся его до дрожи? С чего бы вдруг такая забота, а?
— А тебе какое дело?! Плати быстрее!!! Тебе повезло, что дядя Чуси взялся отслужить не в свой срок!!! — фыркнул в ответ Чуньцзе. То, как подрагивал от страха голос мальчика, когда он произносил имя Чуси, показалось Сяо Наньчжу настолько забавным, что он не смог удержаться от смеха.
— Плачу-плачу, перед лицом прародителя я не смею возражать…
Чуньцзе тут же покраснел. Присутствие Чуси и впрямь немало его беспокоило, и потому мальчик невольно трепетал от одной мысли о нём. Однако он прекрасно понимал, что Чуси стал тем, кто он есть, отнюдь не по своей воле, и теперь пареньку захотелось попытаться перебороть свой страх. Сяо Наньчжу, в свою очередь, просто нравилось дразнить Чуньцзе. Отбросив шутки в сторону, он потрепал мальчика по макушке и, воспользовавшись удачным моментом, взвалил его на спину. Лёжа ничком у него на спине, бурчащий Чуньцзе немедленно принялся извиваться, словно маленький зверёк в попытках высвободиться.
Когда по многолюдной улице молодой мужчина тащил на спине брыкающегося ребёнка, от этого зрелища веяло чем-то привычным, чем-то обыденным. В руках Чуньцзе сжимал две палочки с засахаренными ягодами и фруктами [5], одна — для младшего братишки, а вторую он приберёг для дяди Чуси. К тому времени как Сяо Наньчжу дотащил духа календаря до дома, тот против всех ожиданий заснул.
— Эй, не спать! А ну живо помоги мне найти ключ — или постучи в дверь и позови Чуси.
Прошептав это, Сяо Наньчжу спустил Чуньцзе на пол. Прошатавшись целый день напролёт, мужчина чувствовал себя измотанным до предела. Чуньцзе, само собой, стучать в дверь не решился, так что Сяо Наньчжу только и оставалось, что сделать это самому — но, сколько бы он ни стучал, никто так и не отозвался. Почуяв неладное, Сяо Наньчжу нахмурился — и в тот же миг уловил доносящиеся из квартиры приглушённые звуки. Стоящий рядом с ним Чуньцзе внезапно побледнел и испуганно прошептал:
— Кажется, я чувствую запах крови…
При этих словах выражение лица Сяо Наньчжу тут же переменилось — он вспомнил о том, какой недуг время от времени одолевает Чуси, и на сердце стало тяжко. Чуньцзе подумал о том же, что и мастер — из глубин памяти вновь всплыла та кровавая сцена, которую он наблюдал много лет назад, и его глаза вмиг покраснели.
— Мастер, скорее, скорее спасите дядю Чуси… — захныкал мальчик. — Он наверняка… Наверняка он снова заболел!
— Не реви! — нахмурившись, одёрнул его Сяо Наньчжу.
Отступив назад, он примерился и вышиб дверь ногой. Они вместе с Чуньцзе, который по-прежнему сжимал в руке сласти, в панике ворвались в квартиру. Там было тихо, в глаза не бросалось ничего подозрительного, однако откуда-то из глубины разносилась невыносимая вонь — это могло служить предвестьем того, что здесь назревало что-то скверное. С замирающим сердцем они вдвоём приблизились к ванной — и обнаружили, что насыщенный запах крови и вправду исходит от находящегося там Чуси, вот только истинное положение дел несколько отличалось от того, что успели навоображать себе Сяо Наньчжу и Чуньцзе.
— Сколько раз мы с тобой говорили о том, что, когда я отдаю тебе команду убивать, это не значит, что тебе можно это жрать! — поучал питомца Чуси.
— Ау-у-у! Гав-гав-гав!!! — отзывался тот.
— Не лижи меня, ты воняешь!
— У-у! Гав-гав-гав!!!
— Скотина! →_→
— Гав! /(ㄒoㄒ)/~~
Созерцая эту сцену, Сяо Наньчжу и Чуньцзе попросту утратили дар речи…
Примечание Шитоу Ян (автора):
Вчера невероятно устала… Прошу прощения, у-у…
Приношу всем глубочайшие извинения T T
Примечания переводчика:
[1] Фэншуй 风水 (fēngshuǐ) — фэншуй — в букв. пер. с кит. «ветер и вода» — в широком смысле — принципы нахождения наиболее благоприятного места, например, для жилища или захоронения.
[2] Мерзкое отродье — в оригинале 孽障 (nièzhàng) — в пер. с кит. также «возмездие за прошлые грехи», «злое отродье», «выродок».
[3] Кунжутные палочки 寸金糖 (cùn jīn táng) — цунь цзинь тан — в букв. пер. с кит. «цунь золотистого сахара».
Китайские финики (Ziziphus jujuba) 大红枣 (dàhóngzǎo) — дахунцзао — в букв. пер. с кит. «большой красный китайский финик». Растение семейства Крушиновые. Плоды — небольшие круглые или яйцевидные, мясистые, гладкие; вначале имеют бледно-жёлтый цвет, затем красно-коричневый. Это сочные костянки с очень сладкой, вкусной и питательной мякотью. В Китае считается ценным лекарственным и пищевым растением.
Тыквенные семечки — в оригинале трихозант (Trichosanthes kirilowii) 吊瓜 (diào guā) — в букв. пер. с кит. «висячая тыква». Используется в китайской медицине под названием 栝蔞 (guālóu), известен также как «китайский огурец».
[4] Опора для родителей — в оригинале 小棉袄 (xiǎomián’ǎo) — в букв. пер. с кит. «ватный халатик» или «шубка/курточка на вате, пуховичок», в образном значении — «опора, радость для родителей» (обычно о дочерях).
[5] Палочки с засахаренными ягодами и фруктами 糖葫芦 (tánghúlu) ягоды и фрукты в сахарной карамели на палочке (боярышник, яблоки, дольки мандарина, клубника и др.).
Следующая глава