Предыдущая глава
Пэн Дун проработал здесь уже три года. Перед тем, как вернуться в родной город Y и стать полицейским, он несколько лет провёл в армии. Ничем там не отличившись, он не видел в карьере военного никаких перспектив, а потому, когда приехал домой, решил сменить профессию и, самостоятельно подготовившись к экзаменам, отучился в полицейской академии.
Прежде чем уйти из армии, он долго не хотел сдаваться — в конце концов, в жизни мужчины слова «братья по оружию» имеют немалый вес — однако то, чем являлся Сяо Наньчжу для молодого и неопытного Пэн Дуна, можно было описать другими двумя словами — «сущий кошмар».
читать дальшеКогда Пэн Дун только поступил на службу, Сяо Наньчжу уже был военным инструктором в их части. Отвечая за две казармы, он, можно сказать, пользовался широкой известностью — причём не самого лучшего свойства: ведь избивать больших мальчиков под метр восемьдесят ростом, чтобы они плакали и звали мамочку — в самом деле варварская жестокость.
Перед тем, как пойти в армию, Пэн Дун по своей наивности думал, что там осуществит свою мечту — защищать Родину и учиться у старшего поколения оборонять её рубежи, но очень скоро его наставник — тот самый инструктор — человек, которого он боготворил превыше всех в своей жизни, используя кулаки и щедро раздаваемые оплеухи, доходчиво объяснил ему, что, если желаешь вырасти в столь тяжёлых условиях и суровой среде, то сперва нужно немного укрепить свои тонкие косточки.
На время позабыв о том, что он приехал сюда, чтобы осмотреть стройку, Пэн Дун отвёл Сяо Наньчжу в сторонку:
— Я помню, как однажды, проходя тренировку в горах, я задержал нашу группу, и из-за этого она показала худший результат — у вас тогда было такое злое выражение лица, что я перепугался до смерти — по сравнению с тем, как меня в средней школе наказывал отец, ставя на колени за списывание, это было ещё нестерпимее, но всё же я не смог сдержаться и принялся огрызаться — вы тогда съездили мне по морде и так наподдали, что я потом и пукнуть не смел… — то и дело прерываясь, приглушённым голосом рассказывал Пэн Дун.
Он пребывал в смешанных чувствах с того самого момента, как столкнулся с Сяо Наньчжу. Сняв полицейскую фуражку, Пэн Дун с покрасневшими глазами неловко крутил её в руках — возможно, он так разволновался от того, что никак не ожидал встретить своего бывшего инструктора в подобном месте. Тот всё это время молча курил сигарету, пока наконец, приподняв уголки губ в улыбке, не отозвался со смехом:
— Хорошо, ну так и в чём дело? Неужто до сих пор таишь обиду?
От слов Сяо Наньчжу Пэн Дуну стало неловко, и он ответил, смущённо почёсывая затылок:
— Что вы, инструктор, вы правильно сделали, что проучили меня тогда! Впоследствии я так и не стал первым. Я просто… просто рад, что смог увидеться с вами снова, и что у вас всё действительно хорошо!
Обычно офицер старался сохранять суровый образ [1], но при виде старого знакомого его охватила робость, и, не в силах совладать с собой, он с застенчивой улыбкой вздохнул от переизбытка чувств. Подняв руку, Сяо Наньчжу поправил форму Пэн Дуна — глядя на этого бойца, которого он некогда самолично обучал, он и сам расчувствовался от воспоминаний.
Когда Чжан Чи незадолго до этого упомянул имя Пэн Дуна, Сяо Наньчжу показалось, что оно звучит знакомо. Поразмыслив над этим, он припомнил, что его подчинённый с таким же именем некогда говорил, что он тоже родом из города Y. Когда Сяо Наньчжу увидел, как возмужал мальчик, которого он некогда знал, он признал, что мир и впрямь тесен. Он не стал сразу выходить из машины — просто сидел там и слушал, как Пэн Дун разговаривает с Чжан Чи, однако видя, что дело принимает нежелательный оборот, Сяо Наньчжу всё-таки вылез из машины, чтобы спасти положение [2]. Офицер, который до этого сохранял деловой тон [3], при виде его лица мигом позабыл обо всём — открыв рот, он, запинаясь, окликнул своего инструктора по имени на глазах у изумлённой толпы.
— И ещё — не называй меня инструктором, я ушёл в отставку, — попросил Сяо Наньчжу. —Можешь, не чинясь, звать меня Нань-гэ…
С этими словами он рассеянно похлопал Пэн Дуна по плечу. Мысли мастера календаря по-прежнему занимала ситуация на стройке, а потому он не мог позволить себе тратить время на пространные беседы. Похоже, у Пэн Дуна было немало вопросов к Сяо Наньчжу — например, почему он демобилизовался, ведь дела в армии у него шли превосходно, и зачем явился на стройку среди ночи вместе с этим никчёмным проходимцем Чжан Чи, а также как с ним можно связаться в дальнейшем — однако Сяо Наньчжу не дал прямого ответа ни на один из этих вопросов, лишь извлёк визитку из кармана куртки и произнёс, не вынимая сигареты изо рта:
— Сейчас я сменил профессию. Если захочешь со мной связаться — позвони по этому номеру. На стройку сейчас действительно заходить ни в коем случае нельзя — можешь осмотреть всё утром, но не сейчас. Чжан Чи не врёт — там и правда никто не умер. Вы можете пока съездить в больницу и проверить информацию по тому, кто звонил. За столь короткое время нам всё равно не удалось бы замести все следы. Я бы не стал тебе лгать по этому делу. Если веришь мне, просто сделай, как я сказал — понимаю, что это идёт вразрез с твоими принципами, но всё же…
Пэн Дун чувствовал, что здесь многое не сходится, но после таких слов он уже не нашёлся, что возразить. В конце концов, он отлично знал, что за человек Сяо Наньчжу — стойкий, решительный, честный и во всём следующий принципам. Он бы никогда не стал прикрывать преступление или идти на обман. Прежде Сяо Наньчжу был превосходным солдатом, и, пусть он больше не был инструктором Пэн Дуна, тот по-прежнему уважал его и верил ему. Однако Пэн Дуну не нравилось, что его держат в неведении — а Сяо Наньчжу явно что-то от него скрывал. При мысли об этом офицер устремил задумчивый взгляд на визитку в своей руке — и увидел в центре странное слово из трёх иероглифов. Какое-то время спустя он кивнул и сдавленно произнёс:
— Ладно, Нань-гэ, я тебе верю. Но потом я попрошу у тебя объяснений, хорошо?
***
— Мастер, я по-настоящему перед вами преклоняюсь! Неужто вы и вправду отвадили этого упрямого осла? А вы правда были его инструктором? Ай-яй, я и впрямь, имея глаза, не разглядел горы Тайшань [4]! Подумать только — этот чёртов толстяк Цао Чун сказал мне, что вы в армии были поваром! Ох и задам я ему с утра пораньше, будет ещё надо мной шутки шутить… А каков же всё-таки из себя этот речной монстр? Мне непременно надо увидеть его своими глазами! Ещё во время учёбы я пристрастился к каналу «Наука» - какую бы чушь ни несли эти сосунки по телику, не могу оторваться, пока передача не кончится…
С этими словами он завёл джип и поехал по территории стройки вдоль берега реки Биньцзян. С ним были только Сяо Наньчжу и Цзинчжэ — оставшись за воротами, рабочие и полицейские постепенно разошлись.
Перед этим Пэн Дун, который уже успел проверить информацию в больнице, особо подчеркнул, что завтра утром вернётся, чтобы тщательно всё осмотреть. Провожая его, Чжан Чи рассыпался в благодарностях [5], а едва отвернувшись, тут же принялся крыть его на все лады.
Даже управляя машиной, Чжан Чи не затыкался ни на секунду. Устав от его болтовни, Сяо Наньчжу просто перестал обращать на него внимание. Вместо этого он повернулся к Цзинчжэ и увидел, что тот прижался ухом к боковому стеклу.
— Цзинчжэ, что ты слышишь?
— А… Я слышу, как стенает эта тварь — она говорит, что погибли её пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть внуков-насекомых и тысяча пятьсот девяносто восемь дочерей-змей. Она намерена отомстить за каждого из своих потомков — уничтожить всё живое в городе и заполнить телами реку Биньцзян… — Прищурившись, Цзинчжэ монотонно повторял плач змеи, вползающий ему в уши. Казалось, в его расширенных чёрных зрачках переливались бледно-зелёные отсветы. Поскольку в этот момент он с помощью сверхъестественных способностей мог ощущать малейшее движение змеи под мёрзлым грунтом, печати на его теле ослабли и на ладонях проступили еле различимые иероглифы «чжэ» — «насекомое», словно некая сила прорывалась из-под почвы наружу.
— Сколько этой змее лет? Отрастила ли она рога? — Слушая Цзинчжэ, Сяо Наньчжу слегка нахмурился. Перед этим заданием, наводя справки, он ознакомился с большим количеством материалов по змеям, а потому был достаточно подкован в этом вопросе. Однако от описания змеи со слов рабочих ночной смены даже ему сделалось не по себе.
Цзинчжэ, зевая, прикрыл рот ладонью и сонно ответил:
— Ну, эта змея жила здесь ещё при императоре Сюаньтуне [6]. Тогда воды реки Биньцзян были благословенны, и змея могла скрывать своё сплошь пропитанное тёмной энергией тело, из года в год прячась от моего весеннего грома — так она выросла до подобных размеров, и к тому же наплодила бесчисленное множество потомков. После того, как загрязнение реки усугубилось, эта и без того злобная тварь вдобавок накопила в своём теле уйму всякой дряни. Как бы то ни было, она сделалась такой большой благодаря отходам, которые вы, люди, сбрасываете в реку. Не знаю, сколько этой змее осталось до того, как она отрастит рога и станет водяным драконом, но боюсь, что этот оборотень уже превратился в демона, ведь кривая дорожка — всегда самый простой путь. Она изначально совершила большую ошибку, когда принялась есть людей. Теперь это вошло у неё в дурную привычку, от которой она не в силах отказаться. Когда Чуси-цзюнь уничтожил её потомство, она получила по заслугам. Теперь, раз уж она пошла против меня, я отправлю её на Запад, к Татхагате [7] — пусть небесный владыка Будда Шакьямуни вернёт её на истинный путь...
Говоря всё это, Цзинчжэ не сознавал, что прямо перед ним сидит обычный несведущий человек. Сяо Наньчжу лишь кивал, глядя в сторону, но Чжан Чи, который впервые сталкивался с подобными вещами, едва не побелел, слушая их разговор. Взглянув на него, Сяо Наньчжу насмешливо бросил:
— Как же так? Босс Чжан, который не боится ни неба, ни земли — и вдруг испугался? Разве не ты настаивал на том, чтобы я взял тебя с собой, потому что хотел сам поглядеть на монстра?
— Это кто… кто ещё боится?! Да я тут же сфоткаю эту тварь, чтобы потом выложить в вэйбо! Эти деревенщины, которые дальше своего носа ничего не видят, непременно помрут от страха, ха-ха!
Сухо усмехнувшись, Чжан Чи с застывшей улыбкой вцепился в руль. В душе он уже горько раскаивался в своём желании, но внешне пока кое-как держался. Сяо Наньчжу лишь хмыкнул и велел Чжан Чи остановиться, не доезжая двадцати метров до реки. Вместе с Цзинчжэ он вышел из машины и направился к середине отмели.
— Если хочешь сделать селфи, не забудь подыскать хороший ракурс. Ну а если не выйдет, просто прикрой голову и прикинься мёртвым. Будь послушным мальчиком, и ничего не бойся.
Сяо Наньчжу с недоброй ухмылкой помахал сидящему в машине мужчине, получив от него сухую улыбку в ответ. Затем, отбросив шутливый тон, он направился к опоре моста. Вскарабкавшись на неё несколькими ловкими движениями, мастер календаря прищурился, разглядывая основание наполовину построенного моста. В бурлящих чёрных водах реки показалась гигантская голова, которая то погружалась, то всплывала вновь. Оставшийся под мостом Цзинчжэ приложил ладонь к глазам и долго всматривался в ночь, но так и не смог разглядеть мать-змею.
— Ой, а куда же мне бить? Как же я смогу ударить за семь цуней от головы? Мастер, а не могли бы вы поднять меня повыше, чтобы я мог посмотреть? Я невысокий, мне отсюда ничего не видно...
— Ты вообще хоть на что-нибудь способен? Поговори мне тут ещё, я у тебя половину жалованья вычту!
Выругавшись про себя, Сяо Наньчжу подхватил взывающего к нему с несчастным видом Цзинчжэ и затащил его наверх. Убедившись, что этот горе-дух, который ни на что, кроме сна, не годен, твёрдо держится на ногах, Сяо Наньчжу сжал в пальцах окурок и велел:
— Подожди минутку, я сперва начерчу заклинание. Не знаю уж, насколько это сокровенное знание из Байду [8] можно счесть надёжным, но я долго тренировался дома, и к тому же подробно расспросил Чжунъюаня [9]. Цзинчжэ, постой-ка немного в сторонке...
С этими словами мастер календаря извлёк из кармана с дюжину жёлтых листков и, зажав их во рту, раскинул руки в воздухе, словно рисуя тайные знаки. Поскольку Сяо Наньчжу был новичком в этом непростом деле, ему сложно было избежать ошибок. Когда печать обрела форму, он поджёг бумагу окурком сигареты и сдул пепел в реку. Взгляд Сяо Наньчжу заледенел — показав Цзинчжэ на то место, где пепел, собравшись, блеснул красным светом, он приказал:
— Вон там! Видишь? Бей!!!
Едва отзвучали его слова, ночное небо сотряс раскат грома. Со всех направлений начали собираться чёрные тучи, громоздясь в несколько слоёв, и река Биньцзян оказалась во власти пугающей мощи. Призвавший эту грозу Цзинчжэ наконец сбросил вялый и сонный вид — его чёрные волосы развевались на ветру, пока он с сосредоточенным и решительным видом всматривался во вздымающиеся под раскатами грома волны. На бледном без кровинки лице застыло мрачное и грозное выражение.
— Мои потомки!!! Где же вы… Я уничтожу всех ваших убийц до последнего!!! Сотру с лица земли всех их, ш-ш-ш!
Громадная тень вынырнула из воды с оглушительным шипением. Только теперь Сяо Наньчжу смог рассмотреть удлинённую голову матери-змеи: её черты, как и цвет испещрённой гноящимися язвами кожи, были чем-то схожи с человеческими. Картина этой ужасающей метаморфозы, сопровождаемая густым тошнотворным запахом крови, который источало поднявшееся со дна реки тело, привела в ужас даже морально готового к этому Сяо Наньчжу — что уж говорить о прячущемся в машине Чжан Чи, который похвалялся, что сделает селфи с чудовищем и выложит на вэйбо.
— А-а-а!!! Твою… твою ж мать, а-а-а!!!
Обхватив голову руками, он забрался под днище машины и, закатив глаза, притворился мёртвым. Кто бы мог подумать, что он ввяжется в настолько злосчастный проект — теперь ему оставалось лишь уповать на Сяо Наньчжу. Слегка высунув голову из-под джипа, Чжан Чи увидел яростно сотрясаемое раскатами грома небо и Сяо Наньчжу, который стоял на стальной опоре моста среди этой бури и грохота. Когда омерзительная мать-змея, рыдая и извергая проклятия, устремилась к нему, белая с голубоватым отливом молния, озарив полнеба, обрушилась на чудовище.
— А!.. — опешил Чжан Чи.
Само собой, столь яростная первая гроза после зимних холодов повергла мужчину в состояние шока [10]. Одновременно с воплем, от которого едва не лопались барабанные перепонки, в воздухе начал разливаться странный запах. Чувствуя, как при этом содрогнулась земля, Чжан Чи принялся судорожно двигать занемевшими руками и ногами, но тут он уловил какой-то ритмичный шорох, доносящийся снизу. Вслед за этим почва исторгла волну червей, муравьёв, крыс и странного вида змей. Из дыр в земле лезли всё новые полчища тварей. Завидя Чжан Чи, они, словно волки, почуявшие запах сырого мяса, устремились к нему и принялись карабкаться по его телу.
— Мамочки!!! Спасите!!! Мастер, эти сволочи вот-вот сожрут меня живьём!!! Скорее сюда!!!
У Сяо Наньчжу, которому было совершенно не до Чжан Чи, от этих панических воплей о помощи уже голова опухла. Однако, если ему всё-таки удастся прикончить мать-змею, а его плательщика тем временем сожрут, то получится, что он старался понапрасну. При этой мысли лицо Сяо Наньчжу перекосилось — и он, оставив стоять на мосту непрерывно призывающего грозу Цзинчжэ, сам вытащил из кармана листок календаря и спрыгнул вниз. В следующее мгновение сверкающая золотом бумага приняла свой изначальный облик, и в руках мастера календаря возникла чёрная автоматическая винтовка M16.
— Чжан Чи!!! Прикрой голову! И спрячься как следует!
С этими словами Сяо Наньчжу принялся поливать землю очередями, очищая её от змей, насекомых и крыс, после чего начал безжалостно давить ногами новорождённых потомков матери-змеи, при этом зловещее выражение его лица ужасало сильнее, чем все эти пожиратели плоти вместе взятые. К счастью, Чжан Чи, который в обычное время вёл сытую и благополучную жизнь [11], даже перед лицом смертельной опасности сумел сохранить капельку мужества. Забравшись на крышу автомобиля, он, стиснув зубы, отодрал от себя нескольких вцепившихся в него мёртвой хваткой насекомых, похожих на жуков-носорогов, и, ощупав оставшиеся на лице кровоточащие ранки, крикнул, чтобы предупредить Сяо Наньчжу:
— Мастер!!! Вы тоже будьте осторожны!!! Эти чёртовы твари отхватывают целые куски мяса!!! Ай, мать твою, они уже тут!!!
Тем временем за их спинами мать-змея безостановочно вопила, раз за разом поражаемая молниями Цзинчжэ. До сего дня, поглощая отрицательные эмоции людей, она всё глубже погружалась в пучину ненависти. Хоть она ещё могла наплодить новое потомство, жажда мести за безжалостное истребление её детей глубоко въелась в кости змеи. Когда Цзинчжэ, послав в неё очередную молнию, ненадолго остановился, чтобы перевести дух, мать-змея которая, казалось, уже обессилела, оставив попытки добраться до застывшего на мосту духа календаря, внезапно устремилась на отмель, нацелившись на стоящего спиной к реке Сяо Наньчжу.
При виде этого побледневший Цзинчжэ прокричал:
— Мастер!!! — и тот же миг он послал молнию в голову матери-змеи. Однако коварная тварь только этого и ждала: она нырнула под воду и скрылась с глаз, а пущенный Цзинчжэ разряд устремился прямо в голову Сяо Наньчжу — казалось, избежать этого смертоносного удара никак невозможно.
Тела обычных людей столь хрупки — они могут умереть от болезни или замёрзнуть насмерть при малейшем дуновении ветра, так что удар молнии для них — верная гибель. Как бы хороши ни были навыки Сяо Наньчжу, ему всё равно не избежать этой участи. Выпустив разряд молнии, Цзинчжэ был не в силах остановить его — похолодев от ужаса [12], он глядел на то, как не успевшего отреагировать на удар молнии Сяо Наньчжу сбивает с ног мощным порывом ветра, порождённым грозой. Из покрасневших глаз Цзинчжэ готовы были хлынуть слёзы, но тут небосклон внезапно озарился золотым сиянием. Алые одежды, золотые латы — подобный асуре [13] Чуси тесно прижался к Сяо Наньчжу, закрыв его своим телом, и в критический момент [14] принял удар молнии на себя.
— Мастер…
Ослепительная белая вспышка высветила растрёпанные волосы, расхристанные красные одежды и выступивший на лбу Чуси пот.
Его покрасневшие, будто от слёз, глаза были прекрасны, словно лепестки цветов.
В лице сражённого молнией духа календаря не было ни кровинки, ни следа жизненной силы — оно стало пугающе белым, будто бумага.
Бледной ладонью он ласково провёл по глазам ошарашенного Сяо Наньчжу и, убедившись, что с ним всё в порядке, Чуси приподнял уголки бескровных губ в перекошенной улыбке и, прищурив покрасневшие глаза, прерывистым голосом произнёс:
— К счастью, с вами ничего не случилось, это хорошо… значит, всё хорошо.
Примечания Шитоу Ян (автор):
Триста раз в день горячо благодарю вас за вашу поддержку T T
…
И ещё — не ругайте Цзинчжэ, он не нарочно. Чуси, самый сильный дух календаря, заставил всех поволноваться, ха-ха-ха… Спасибо всем, люблю вас!!!
Примечания переводчика:
[1] Сохранять суровый образ — в оригинале 不苟言笑 (bùgǒu yánxiào) — в пер. с кит. «серьёзно относиться даже к речам и смеху», обр. в знач. «быть серьёзным, не смеяться и не болтать попусту».
[2] Спасти положение — в оригинале 救场 (jiùchǎng) — в пер. с кит. «спасти представление (сцену)» — это выражение употребляется, когда во время представления, актёра, совершившего ошибку, выручают другие актёры, не давая представлению сорваться.
[3] Деловой тон — в оригинале 公事公办 (gōngshìgōngbàn) — в пер. с кит. «официальное дело и будет решаться по-официальному», обр. в знач. «дружба дружбой, а служба службой», «заниматься служебными делами по принципам; руководствоваться строгими правилами в общественной деятельности».
[4] Имея глаза, не разглядел горы Тайшань 有眼不识泰山 (yǒuyǎn bùshí tàishān) — кит. идиома, обр. в знач. «не узнать (кого-то или что-то) знаменитое, не оказать должного уважения; не понять, с кем имеешь дело», а также «слона-то я и не приметил».
[5] Рассыпался в благодарностях — в оригинале чэнъюй 千恩万谢 (qiān ēn wàn xiè) — в пер. с кит. «на тысячу благодеяний десять тысяч благодарностей», обр. также в знач. «быть безгранично признательным».
[6] Сюаньтун 宣统 (xuāntǒng) — в пер. с кит. «Всеобщее единение» — девиз правления императора Пуи (годы правления 1909—1911).
[7] Будда Татхагата 如来 (rúlái) — Жулай — один из десяти эпитетов Будды Шакьямуни, так также называют архатов (в буддизме — человек, достигший полного освобождения от клеш — помрачения сознания из-за эмоциональных состояний).
[8] Байду 百度 (bǎidù) — китайская компания, представляющая веб-сервисы, основным из которых является поисковая система с таким же названием, лидер среди китайских поисковых систем.
[9] Чжунъюань 中元 (zhōngyuán) — Фестиваль голодных духов, проводится ночью 15-го числа седьмого месяца по лунному календарю. В китайской культуре седьмой месяц считается месяцем духов, в течение которого привидения и духи, в том числе души умерших предков приходят из Нижнего мира. В отличие от весеннего праздника Цинмин и от осеннего праздника Чунъян (Праздник двойной девятки), считается, что в этот день духи посещают своих живых родственников.
[10] Повергла в состояние шока — в оригинале чэнъюй 目瞪口呆 (mùdèng kǒudāi) — в пер. с кит. «вытаращить глаза и раскрыть рот», обр. в знач. «остолбенеть, обалдеть, быть ошарашенным».
[11] Сытая и благополучная жизнь — в оригинале чэнъюй 吃喝玩乐 (chīhē wánlè) — в пер. с кит. «есть, пить и веселиться», обр. также в знач. «проводить время в развлечениях».
[12] Похолодел от ужаса — в оригинале чэнъюй 心如死灰 (xīn rú sǐ huī) — в пер. с кит. «сердце (на душе) — словно потухший пепел», обр. также в знач. «охладеть, очерстветь».
[13] Асура — в оригинале 修罗 (xiūluó) — сюло — в индуизме — противостоящие богам (сурам) титаны-полубоги. В индуизме они помещаются между богами и людьми, олицетворяют собой воинственность, заносчивость и гнев.
[14] В критический момент — в оригинале 千钧一发 (qiānjūn yīfà) — в пер. с кит. «на волоске [висит] тяжесть в тысячу цзюней», обр. также в знач. «висеть на волоске, опасное положение».