Мастер календаря. Глава 40 — Чуи. Часть 5

Предыдущая глава

Преследуя кровавое бедствие, Сяо Наньчжу столкнулся с двумя злобными тварями сразу. Для него одного совладать с ними было непосильной задачей, ведь Чуи отпросился по болезни, а Сяо Наньчжу так спешил, что у него не было времени выяснять, кто из свободных духов календаря может прийти к нему на помощь. Поэтому он схватил с края дороги первого попавшегося низкоуровневого злого духа и, невзирая на его брань, велел угольно-чёрному зубастому наваждению:

— Ты голоден? Да, да, я знаю, что голоден, не ори… Давай-ка, ты поможешь мне справиться с одним делом: срочно ступай к духам календаря и скажи им, чтобы кто-нибудь из них поскорее явился сюда, лучше всего, если это будет Чуси… Да не убьют они тебя, не бойся! А как справишься с этим, наешься до отвала! И поспеши, одна нога здесь, другая — там!.. — нетерпеливо убеждал его Сяо Наньчжу, без зазрения совести дуря мелкого духа.

читать дальшеТакого рода голодные духи, изолированные от людей, весьма слабы, однако они способны понимать человеческую речь. Когда Сяо Наньчжу дал до крайности перепуганному наваждению обещание, ему только и оставалось, что броситься выполнять порученное. После того, как дух умчался прочь, Сяо Наньчжу сделал несколько шагов по залитой маслом земле по направлению к очистному сооружению, где его глазам предстала жуткая сцена людоедства.

Лежащая на земле девочка была ни жива, ни мертва от ужаса. Монстр с перепачканным кровью и маслом ртом не спускал с неё глаз, истекая слюной. Сяо Наньчжу на секунду остолбенел, а потом тут же выстрелил им в голову — но твари даже не дёрнулись. Сколько бы ни палил в них Сяо Наньчжу, толку в этом не было никакого. Обе его руки свело судорогой — пытаясь одолеть кровавых бедствий, он израсходовал почти все свои силы, однако как бы отважен ни был человек, он не способен противостоять подобным чудовищам. Ударом кулака он разбил щёку наваждению с лицом Ли Пин, но вторая тварь тут же впилась ему в руку. Превозмогая острую боль, Сяо Наньчжу вновь вскинул пистолет и выпустил ему в голову четыре или пять пуль, так что половина лица монстра взорвалась фонтаном чёрной крови.

Мастер календаря, тяжело дыша, стоял на одном колене — и тут его ушей достиг слабый зов неподвижно лежащей девочки:

— Дядя… спасибо… тебе…

Её голос напоминал слабый писк молящего о помощи зверька. Она смутно сознавала, что кто-то большой и могучий явился, чтобы спасти её, и поэтому с головы до ног покрытая кровью девочка из последних сил продолжала шептать слова благодарности, хоть была серьёзно ранена. При звуке её голоса Сяо Наньчжу словно по волшебству преисполнился новых сил и резким пинком отшвырнул от себя кровавое бедствие, нацелившееся на его шею. Чудовище с пронзительным криком опрокинулось на землю, окружающий его кровавый туман осел на щеках Сяо Наньчжу.

Поскольку мастера календаря окружала счастливая аура, он по случайности никогда бы не столкнулся с подобной нечистью, если бы сам не искал с ней встречи; но раз уж так вышло, то, какими бы яростными ни были эти кровавые бедствия, он должен был покончить с ними, доведя дело до конца — такова уж была его натура.

Сяо Наньчжу сплюнул кровавую пену и вытер рот. От ударов этих монстров у него ломило всё тело, но прежде чем он успел выместить на них свой гнев, мужчина заметил, что кровавые бедствия явно забеспокоились, словно что-то почуяв. Когда Сяо Наньчжу, пошатываясь, поднялся на ноги и машинально поднял голову, с неба внезапно обрушился исполненный духовной силы серебристо-белый карающий меч и с лёгкостью рассёк уродливый лоб одного из кровавых бедствий до самых бровей. Казавшийся неуязвимым [1] монстр издал нечеловеческий вопль.

Ошарашенный этим явлением Сяо Наньчжу решил было, что подоспела помощь, однако при виде незнакомой фигуры поневоле засомневался. В конце концов, каждый раз, когда прежде он попадал в отчаянную ситуацию, первым к нему на выручку всегда спешил Чуси. Однако стоило признать, что владелец сияющего меча был весьма искусен — с лёгкостью повергнув трясущееся кровавое бедствие, он наконец предстал перед Сяо Наньчжу во всей красе. Явившийся на его призыв прекрасный дух был облачён в чангуа [2], в которой сочетались белый и цвет цин, на голове — траурный шарф, на поясе — трёхцветковый веер, а в его руках сиял словно покрытый инеем меч. При виде него Сяо Наньчжу потрясённо спросил:

— Кто ты такой?

— Ваш покорный слуга Цинмин вышел вне смены, — с надменным видом ответствовал дух календаря.

Невзирая на его облик учёного человека, действовал он смело и решительно — вежливо представившись, он поднял свой меч Цюшуан [3], нацелившись на второе кровавое бедствие. Это напомнило Сяо Наньчжу, что сейчас не время для разговоров, и он принялся бить кровавых бедствий наряду с Цинмином. Поскольку до его появления Сяо Наньчжу вынужден был в одиночку бороться с двумя кровавыми бедствиями, положение складывалось отнюдь не в его пользу, но теперь ситуация коренным образом переломилась.

Возможно, по причине того, что имя Цинмина состояло из иероглифов «чистота» и «свет», он ненавидел грязь, и потому, с холодным видом расправляясь с монстром, он не переставал заботиться о том, чтобы ни единой капли крови не попало на его одежды. Однако в сражении невозможно не замараться, и вскоре одеяние Цинмина, которым он так гордился, окрасилось багряными пятнами. Это не на шутку разгневало духа календаря, и он приставил свой сияющий морозным блеском меч к шее чудовища с женским лицом, в то время как Сяо Наньчжу прижал к земле монстра с мужской головой. Когда Цинмин повернулся к мастеру календаря, чтобы спросить, что ему делать дальше с этой истошно вопящей тварью, он к своему изумлению увидел, как этот безжалостный мужчина, не задумываясь ни на секунду, попросту оторвал голову от тела кровавого бедствия.

От этого зрелища прекрасные брови Цинмина взлетели вверх, а настроение мигом упало. Причиной этому на тридцать процентов была его маниакальная чистоплотность, а на семьдесят — варварское поведение Сяо Наньчжу.

Сам он, будучи спокойным и миролюбивым духом, брезговал убийствами, и потому простой и грубый метод расправы Сяо Наньчжу был ему абсолютно чужд, однако сегодня он, как-никак, в первый раз встретился с новым мастером календаря. По счастливому совпадению Цинмин был в хороших отношениях с Чуи, потому и согласился выйти за него вне смены. Каким бы ни был по натуре этот человек, жестокостью он явно не уступал наваждениям, с которыми боролся, а потому Цинмин не мог одобрить его действия. Однако при виде него на ум Цинмину пришла ещё одна личность, которая насилием пресекала насилие, не гнушаясь запятнать руки в крови.

— Мастер, человеку, который в ответе за календарь, не подобает действовать столь же жестоко и бессердечно, как эти твари… — невольно нахмурившись, начал Цинмин.

Он не хотел искать ссоры с мастером календаря, и всё же его тон звучал несколько вызывающе. Его меч был по-прежнему приставлен к шее кровавого бедствия с женской головой, но полный отвращения взгляд не отрывался от окровавленного мужчины. Его слова поразили Сяо Наньчжу в самое сердце — он и представить себе не мог, что услышит от этого замечательного во всех отношениях духа календаря что-то подобное. При виде того, каким взглядом этот белолицый юноша смотрит на его залитые кровью руки и обезглавленное им кровавое бедствие, Сяо Наньчжу недобро прищурился, а затем уголки его губ приподнялись в прохладной улыбке.

— Жестоко и бессердечно говоришь? У тебя с головой-то всё в порядке? Я что, по-твоему, должен ещё и проникнуться к этим тварям состраданием?! Эта девочка всё ещё лежит здесь — и если ты по-прежнему считаешь меня мастером календаря, то давай-ка живо разделайся с этим чудовищем и доставим девочку в больницу, и нечего мне тут…

Но не успел Сяо Наньчжу договорить, как Цинмин с мрачным видом прервал его:

— Прошу простить меня, я не могу слепо следовать за вами!

Никто за тысячи лет не осмеливался разговаривать с Цинмином подобным образом, даже мастера календаря, работавшие с ним в прошлом, были с ним неизменно вежливы. Однако обладающий взрывной натурой Сяо Наньчжу, услышав изрекаемые им благоглупости, исполненные фальшивого пацифизма, не сумел удержаться от того, чтобы тут же поставить этого моралиста на место.

Тем временем, воспользовавшись их перепалкой, кровавое бедствие, которое удерживал Цинмин, вырвалось на свободу и с истошным воплем устремилось к лежащей на земле девочке.

Резко переменившись в лице, Сяо Наньчжу сделал шаг вперёд, пытаясь преградить путь чудовищу. Цинмин также запаниковал, судорожно бросившись наперерез твари, но кровавое бедствие во что бы то ни стало желало забрать жизнь ребёнка, пусть даже прекрасно сознавало, что и его участь предрешена [4]. При виде столь отчаянной злобы Сяо Наньчжу решил было, что сейчас девочка погибнет прямо у него на глазах.

Но в это самое мгновение перед глазами вспыхнуло до боли знакомое ослепительное золотое сияние, и облачённая в багрянец фигура единым взмахом меча рассекла тело свирепого [5] монстра, разметав его кровавым туманом. Когда тот наконец рассеялся, глазам мастера календаря предстал дух в ярко-красных одеждах с залитыми кровью руками. Бережно подняв девочку с земли, он смерил побледневшего Цинмина холодным взглядом и, раздражённо нахмурившись, с укоризной бросил:

— Столько лет прошло, а ты ничуть не изменился.


***

В десять часов вечера полиция уже оцепила улицу Люшуй. Хоть зеваки пыталась высунуться за ограждение, эти попытки тут же пресекались. Это место только что стало ареной нескольких жестоких убийств: двое убитых и одна серьёзно раненая. Вид места преступления прямо-таки леденил кровь. Поскольку подозреваемых не удалось обнаружить, следствие было в самом разгаре. После того, как Сяо Наньчжу благополучно расправился с монстрами и вовремя скрылся, ему оставалось лишь встретиться с Пэн Дуном, чтобы объяснить ему ситуацию, и дело Демона-Обезглавливателя можно было считать закрытым.

К утру заморосил дождь. Сяо Наньчжу с нечитаемым выражением лица укрылся в тени в стороне от белого разграничительного шпагата, и наблюдал за судмедэкспертами в белых халатах, которые скрупулёзно собирали разбросанные по земле фрагменты тел. Когда взгляд Сяо Наньчжу задержался на рассечённой шее трупа, он внезапно ощутил, что у него во рту оказалась зажжённая сигарета.

Обернувшись, он встретился взглядом с покрасневшими глазами, внешние уголки которых были чарующе приподняты вверх. Похоже, для духа календаря это движение успело стать привычным, но из-за того, что они много дней не виделись, Сяо Наньчжу отвык от подобной близости. Прикрыв глаза, он с удовольствием затянулся, а затем с глубокомысленным видом вздохнул и медленно произнёс:

— Все эти дни… почему ты скрывался в календаре совсем один?

В эту фразу Сяо Наньчжу поневоле привнёс многозначительные нотки. На самом деле он знал, отчего Чуси не появлялся, но всё же хотел получить в ответ не только слова. Однако сам дух календаря понятия не имел о тайных побуждениях [6] своего мастера, а потому совершенно чистосердечно задумался, а потом, потупившись, ответил:

— А-Нянь заболел, я за ним присматривал.

Говоря об этом, Чуси помрачнел. Сяо Наньчжу украдкой бросил взгляд на его заострённый подбородок и бледные, без кровинки губы, и неведомо почему у него кольнуло в сердце — всё же то, что он хотел сказать, было непросто облечь в слова.

Всё случившееся с ним сегодня отзывалось запоздалым страхом. По счастью, этот недоумок Цинмин оказался недостаточно надёжным, так что пришлось Чуси, как и всегда, спасать положение. Желая немного разрядить атмосферу, Сяо Наньчжу взял несколько странный тон:

— Ах, а ведь я тоже болен — разве ты не догадываешься?

— Ч-ч-что? Мастер… чем-то болен? Как вы себя чувствуете? Вы принимаете лекарство? — внезапно переменился в лице Чуси — он и вправду решил, что за эти несколько дней с Сяо Наньчжу что-то случилось, и в его глазах вспыхнула неподдельная тревога. Чуси принялся судорожно соображать, почему же никто из других духов календаря не сообщил ему, что мастер болен, но тут же решил, что во всём виноват он сам. Мучаясь угрызениями совести, он то краснел, то бледнел, причём наблюдающий за ним Сяо Наньчжу находил это весьма забавным. С большим трудом подавив скрытые помыслы, он, фривольно склонившись к Чуси, прошептал ему прямо в ухо:

— А ты подумай хорошенько… это — любовный недуг.

У Чуси не нашлось слов.


Примечания Шитоу Ян (автора):

Вторая стража [7]~ Первое появление Цинмина, вообще он хороший мальчик, просто упрямый 2333 [8] Чуете, братец А-Нань в самом деле отпустил удила, мне за него стыдно, хе-хе-хе


Примечания переводчика:

[1] Казавшийся неуязвимым — в оригинале чэнъюй 皮糙肉厚 (pícāo ròuhòu) — в пер. с кит. «кожа — грубая, мясо — толстое», обр. в знач. «богатырское здоровье».

[2] Чангуа 长褂 (chángguà) — традиционное длинное верхнее одеяние, то же, что чаншань 长衫 (chángshān) — букв. «длинная рубаха» или «халат». Созданную по образцу даосского одеяния чангуа носили люди учёного и чиновного сословия при династии Мин (1368-1644), а также как официальную одежду при династии Цин (1644-1911). Изначально просторное даосское одеяние стало более узким, а широкий ворот с запахом преобразился в небольшой круглый воротник. В конце династии Цин чангуа воспринимали как «малую парадную одежду».

[3] Цюшуан 秋霜 (qiūshuāng) — имя меча Цинмина переводится как «осенние заморозки» или «осенний иней», а также «строгий, суровый» и «седоволосый».

[4] Участь предрешена — в оригинале чэнъюй 玉石俱焚 (yùshí jùfén) — в пер. с кит. «огонь уничтожает и яшму и камни», обр. в знач. «истребить и правых и виноватых; перебить всех; уничтожить до основания; не оставить камня на камне; вести борьбу не на жизнь, а на смерть».

[5] Свирепый — в оригинале чэнъюй 张牙舞爪 (zhāngyá wǔzhǎo) — в пер. с кит. «оскаливать зубы и выпускать когти», обр. в знач. «со свирепым и коварным видом, в лютой ярости, в диком бешенстве».

[6] Тайные побуждения — в оригинале чэнъюй 千回百转 (qiānhuíbǎizhuǎn) — в пер. с кит. «тысяча извилин, сто поворотов», обр. в знач. «бесконечные перипетии, множество осложнений».

[7] Вторая стража — с 9 до 11 вечера.

[8] 2333 — эти цифры в китайском означают LOL.