Мастер календаря68 читателей тэги
Автор: Psoj_i_Sysoj
#The Chronologist искать «The Chronologist» по всему сайту с другими тэгами
Мастер календаря. Глава 4 — 12.02.2027. Няньсы. Часть 2
Предыдущая глава
Уже минуло девять, когда Сяо Наньчжу пробудился окончательно.
Хмурясь, он вышел из спальни, потирая висок в тщетных попытках изгнать из головы сковавший все мысли тягостный туман.
Людям свойственно расслабляться, попадая в благоприятную среду — так случилось и с ним. Ну а после того, что произошло этой ночью, мозг привычного к армейским будням Сяо Наньчжу и вовсе отказывался работать.
Телефон показал два пропущенных звонка от Сыту Чжана. Зажав его между щекой и плечом, Сяо Наньчжу двинулся на кухню, однако, подходя к холодильнику, замер на полушаге, вспомнив, что там теперь хранится.
— Ну что, проспался наконец? — зазвучал из трубки ленивый голос Сыту Чжана.
читать дальше— Угу, — бросил Сяо Наньчжу, бездумно цепляя пальцем дверцу холодильника. Несмотря на то, что он никак не мог выбросить из головы ночное происшествие, упоминать о нём точно не стоило — можно подумать, хоть кто-нибудь поверит. — Чё названиваешь ни свет ни заря? — бесцеремонно бросил он — при том, что его мысли были всецело заняты содержимым холодильника, он едва уделял внимание разговору с другом.
— Хэй, такой молодой и уже проблемы с памятью? — со вздохом протянул Сыту Чжан. — Мы ж вчера договорились — я обещал, что найду тебе работу после Нового Года — вспомнил? У меня тьма знакомств, так что, поспрашивав, наверняка что-нибудь подыщем, но ты должен пообещать мне, что сходишь со мной на обед пару-тройку раз — такие вещи лучше обсуждать за столом, ясно тебе? Теперь ты больше не можешь вести себя, как тебе заблагорассудится, так-то, Сяо Наньчжу…
Он так и продолжал пилить его, будто распекающая на все корки нянюшка [1], однако Сяо Наньчжу понимал, что друг искренне хочет помочь ему, а потому не прерывал поток вдохновенной болтовни, хоть и знал, что он не такой человек, который может побрататься с людьми после пары рюмок — в противном случае он бы не оказался в столь затруднительном положении, так и не сумев приспособиться к службе в армии.
Справедливости ради, зная о норове друга детства не понаслышке, Сыту Чжан и впрямь делал всё возможное, чтобы сгладить острые углы — даже позволил ему сохранить лицо, первым предложив помощь, не дожидаясь, пока тот попросит — что и говорить, такие друзья и впрямь на вес золота.
При этой мысли Сяо Наньчжу испытал укол вины [2] — в самом деле, в его ли положении привередничать? Раз уж Сыту Чжан ради него готов пойти на такие хлопоты, то и от него не убудет, если он пару раз сходит пообедать с его приятелями.
Пока он раздумывал над этим, Сыту Чжан продолжал развивать тему:
— В общем, приходи сегодня на встречу [3], ясно? Будет один из моих самых крупных клиентов — он всегда заказывает весь спектр услуг. Знаешь, кто он? Менеджер по продажам в страховой компании! Представляешь, какие у него связи и ресурсы? Он точно тебе поможет! Если будешь работать на него, твоё будущее обеспечено! Ну а не подойдёт — подыщем тебе что-нибудь другое. Среди инвесторов, скажем — у меня в знакомых даже распространители товаров для здоровья! Из этой индустрии вышла тьма успешных людей! Разумеется, лучше всего искать работу сразу после Нового года! Ну как, по-твоему, хорошо этот братец [4] заботится о тебе вместо твоей бабули, а? — при этих словах Сыту Чжан довольно усмехнулся.
Вот так, поддразнивая друга детства [5] посулами, в которые сам не очень-то верил, Сыту Чжан внезапно оборвал звонок — зная, что грядёт вспышка раздражения со стороны Сяо Наньчжу, он предпочёл не дать ему шанса на отпор. Лишённый возможности ответить, Сяо Наньчжу засунул телефон в карман, однако ничего не мог поделать с накатившей волной досады. Наконец, не выдержав, он тихо выругался:
— Да пошёл ты! Почему бы попросту не сказать, что хочешь засунуть меня в сетевой маркетинг [6]…
Ему оставалось лишь, стиснув зубы, признать собственную беспомощность в этом новом для него мире — можно подумать, он сам желал чего-то иного, кроме как решить наконец проблему с работой и жить себе спокойно.
Но в нынешнем обществе, где всё решают связи и дипломы, что называется, без смазки никуда не пролезешь.
Как всегда, стресс вызвал острое желание закурить. Нахмурившись, Сяо Наньчжу бездумно уставился на магнитик из супермаркета — единственное украшение дверцы холодильника. Поджав губы, он машинально взялся за дверцу — однако прежде, чем он успел её открыть, из холодильника послышался приглушённый чих.
Уже столкнувшись с двумя необъяснимыми явлениями кряду, теперь Сяо Наньчжу не страшился ничего.
В конце концов, сейчас-то на дворе белый день — да и разве он, грозный и бесстрашный бывалый солдат, не сможет голыми руками совладать с каким-то там демоном? Пожалуй, даже к лучшему, что он наконец сможет хоть на ком-то выместить злость за терзающие его жизненные проблемы!
Пока он ожидал появления нечисти, готовясь тотчас наподдать ей, дверца холодильника медленно отворилась, а затем… оттуда материализовался молодой человек в традиционной укороченной куртке поверх одеяния цвета цин [7] с побелевшими от инея волосами — он во весь голос причитал, стуча зубами от холода:
— В самом деле, где это видано! Кто ставит кондиционер на такой холод среди зимы? Этот молодой господин [8] точно простудится, ведь он спал нагишом на таком морозе… Апчхи! Апчхи!
Сяо Наньчжу застыл как громом поражённый.
***
На вид явившийся из календаря Няньсы [9] казался утончённым учёным или поэтом лет двадцати — его будто овеивал аромат чернил, а ясное чело отмечала печать одарённости.
Ему нечасто случалось покидать старый календарь, так что он сполна наслаждался преимуществами своего весьма вольготного графика.
В свободное время он обычно устраивал декламацию под аккомпанемент у себя в кабинете, почитывал книги, просматривал свитки или слушал куньцюй [11] старшей сестрице Манчжун [12] или младшей сестрице Гуюй [13], в которых был давно и безнадёжно влюблён.
Хоть его соседом и был мелкий любитель карпов Сяонянь, шумный ребёнок, который имел обыкновение носиться в детских штанишках, сверкая голой попой, и не давал ему спать спокойно, ничто до сих пор не мешало Няньсы вести излюбленную им размеренную жизнь, всецело посвящённую искусству.
Пусть он не представлял собой ни важный праздник, ни фазу солнечного или лунного цикла — лишь один из самых обычных дней — это вовсе не значило, что он должен просто опустить руки! Что если однажды ему суждено сделаться днём памяти какого-нибудь великого человека?
Подобные помыслы позволяли Няньсы не только держаться на плаву, но и давали силы, чтобы упорно трудиться.
Всякий раз, когда наставал его день, молодой поэт покидал свою страницу, чтобы поработать для владельца старого календаря.
Подобная рутина повторялась тысячелетиями. Как один из духов календаря, он по воле мастера мог дать наиболее точные предсказания на день, предупредить о грядущих несчастьях и истолковать сны — а порой ему даже случалось изгонять злых духов.
И все 364 товарища Няньсы исполняли те же обязанности при старых мастерах календаря.
За это время они сменялись бесчисленное количество раз — всё же человеческий век не чета веку духов.
Каждого работодателя Няньсы доводилось встречать от силы несколько десятков раз — и к каждой из встреч многое успевало перемениться [14]. А пять лет назад очередная хозяйка календаря покинула их — это было весьма печальное прощание, погрузившее его в длительную скорбь.
Няньсы отлично помнил, как впервые встретился с этой хозяйкой календаря по имени Сяо — тогда она показалась ему весьма вздорной и придирчивой, но, в конце концов, тогда ей сравнялся всего-то двадцать один год!
Откопав календарь в старой рухляди, доставшейся ей по наследству от отца-скопидома, она случайно открыла его секреты — обычным людям не по силам даже представить себе подобного.
Однако же девушка не выказала ни толики страха, без колебаний изъявив желание стать мастером календаря. Минуло немало лет, течение которых ничуть не сказалось на Няньсы, однако его хозяйка Сяо Жухуа за это время из девушки превратилась в старушку.
Наконец госпожа Сяо слегла. Пусть ленивые духи календаря прежде то и дело сетовали на то, как она загружала их работой, будучи полной энергии, теперь, когда у неё не осталось сил их гонять, никто этому не обрадовался.
Праздник двойной девятки [15] предложил устроить сбор пожертвований, чтобы от всей души поднести их бабушке Сяо. День медсестёр [16] принялся увещевать всех следить за здоровьем и предпринимать необходимые меры против рака. Праздник середины осени [17] прислал две коробки специально приготовленных «лунных пряников» [18] из дворца Гуанхань [19], чтобы выразить свои чувства. Ну а День детей [20] только и делал, что ревел весь день напролёт, вцепившись в руку бабушки Сяо.
Так уж вышло, что даже они, всемогущие духи календаря, ничего не могут поделать, когда человеческая жизнь близится к завершению…
Няньсы понадобилось немало времени, чтобы пережить это горе.
Он сложил для бабушки Сяо прекрасный акростих — но, к сожалению, она ушла из жизни не в его день, так что он так и не успел его прочесть ей.
Всё, что ему запомнилось — это сдавленные рыдания мальчишки в больничной палате. С этого дня у запертых внутри старого календаря духов больше не было хозяина.
За время этого бессрочного отпуска на журнальном столике, где теперь лежали рабочие контракты, успел накопиться изрядный слой пыли.
Когда умерла госпожа Сяо, Няньсы и все прочие духи уже приготовились обсудить условия работы с новым мастером, однако её незадачливый внук, похоже, ничего не смыслил в деле своей бабушки. Всё, чего он желал — это покинуть этот город, и ему дела не было до того, что свыше трёхсот его потенциальных подчинённых годами собирают пыль, вися на стенке.
Постепенно даже недосягаемые духи важных праздников, обычно не нисходящие до столь несущественных проблем, начали роптать, возмущаясь подобным небрежением. Этот парень отсутствовал пять лет кряду — глянув на себя в зеркало накануне, Няньсы обнаружил, что за это время на его безупречно гладком подбородке успела отрасти борода.
Ближе к полуночи Сяонянь куда-то унёсся, а затем вернулся, горестно завывая.
Пожелав проведать несчастного ребёнка, Няньсы даже сбрил по этому поводу бороду.
Няньу [21] и прочие тотчас принялись настаивать, чтобы он поговорил с Сяо Наньчжу о его идеалах, мечтах, жизненных планах — одним словом, о том, желает ли он стать мастером календаря — и Няньсы принял на себя эту почётную миссию.
Однако при этом он меньше всего ожидал, что его встретит пронизывающий холод и поток ледяного ветра прямо в лицо.
— Где это видано! Кто ставит кондиционер на такой холод среди зимы? Этот молодой господин точно простудится на таком морозе… Апчхи! Апчхи!
Примечания Шитоу Ян (автора):
Будущий сердечный друг героя — это не его друг детства и не Няньсы, а другой дух календаря.
До его появления ещё несколько глав, так что придётся подождать. ⊙▽⊙
Я слишком устала, чтобы работать сверхурочно. Извините, но ничего не могу с этим поделать T^T
Примечания переводчиков:
[1] Нянюшка — в оригинале 老妈子 (lǎomāzi) — в пер. с кит. «служанка (особенно в возрасте), старушка, нянька» (устаревшее).
[2] Испытал укол вины — в оригинале 不识好歹 (bù shí hǎodǎi) — в букв. пер. с кит. «не знать, что хорошо и что плохо», образно — «не отличать добро от зла».
[3] Встреча — в оригинале 酒局 (jiǔjú) — в пер. с кит. «вечеринка с алкоголем, пьянка, сходка».
[4] Братец — в оригинале 哥们儿 (gēmenr) гэмэнь-эр — разговорное «парень, чувак, братишка».
[5] Друг детства — в оригинале 发小 (fàxiǎo) фасяо — в пер. с кит. «близкий друг с детства, друг с горшка».
[6] Сетевой маркетинг 传/销 (chuán/xiāo) — в пер. с кит. «сетевой маркетинг, многоуровневый маркетинг, финансовая пирамида, инвестиционная пирамида». Нелегальная инвестиционная схема, основанная на иерархической структуре.
[7] Цвет цин — 青色 (qīngsè) весьма сложный цвет, который может варьироваться от зелёного до голубого. В современной культуре цвет цин олицетворяет собой традиционность и историчность. 马褂 (mǎguà) магуа обозначает традиционную китайскую куртку, надевающуюся поверх халата.
[8] Молодой господин 公子 (gōngzǐ) гунцзы — в пер. с кит. буквально «сын дворянина» или «сын общества».
[9] Няньсы 廿四 (niàn sì) — 24-й день месяца.
[10] Куньцюй 昆曲 (kūnqǔ) — один из локальных жанров традиционной китайской музыкальной драмы.
[11] Любовные послания — в оригинале 花筏 (huā fá) — в букв. пер. с кит. «цветочный плот».
[12] Манчжун 芒种 (mángzhòng) — в пер. с кит. «остистый колос» — период года с 6 или 7 июня; отнесён к первой половине 5-го лунного месяца.
[13] Гуюй 谷雨 (gǔyǔ) — в пер. с кит. «хлебные дожди» — период года с 20 или 21 апреля, отнесён ко второй половине 3-го лунного месяца.
[14] Многое успевало перемениться — в оригинале 物是人非 (wù shì rén fēi) — в букв. пер. с кит. «вещи остались прежними, а люди — нет (зачастую указывает на тоску по минувшим дням и старым друзьям или умершим).
[15] Праздник двойной девятки 重阳节 (chóngyángjié) Чунянцзе — отмечается 9-го числа 9-го лунного месяца, также носит название «праздник хризантем». Девять — «янское» число; девятый день девятого лунного месяца (дважды девять) обладает огромной силой ян и поэтому потенциально опасен. Для преодоления этой опасности традиция велит взобраться на высокую гору, пить хризантемовое вино и носить ветви кизила лекарственного. Хризантемы и кизил считаются очищающими растениями.
[16] День медсестёр — 护士节 (Hùshìjié) Хушицзе — Международный день медицинской сестры, отмечается 12 мая, в день рождения Флоренс Найтингейл, стоявшей у истоков службы сестёр милосердия.
[17] Праздник середины осени — 中秋节 (zhōngqiūjié) Чжунцюцзе — отмечается 15-го числа 8-го месяца по китайскому лунному календарю, также именуется «праздником Луны». Широко отмечается в Китае и Вьетнаме. По своей значимости этот праздник уступает только Китайскому Новому году. Вечер любования полной луной, сопровождаемый угощением «лунными пряниками». Ритуальная сторона празднества наиболее широко отображена в возжигании благовоний Чанъэ — мифической жительнице Луны. Считается, что в этот день лунный диск «самый яркий и круглый в году». Спутником Чанъэ на луне считается кролик, который толчёт в ступе снадобье бессмертия.
[18] Лунные пряники —五仁月饼 (wǔ rén yuèbǐng) у жэнь юэбин — или «лунные лепёшки» с начинкой из пяти видов орехов. Обычно юэбины круглые или квадратные, примерно 10 см в диаметре и 4-5 см. в толщину, начинены пастой из сладких бобов или лотоса. Их принято дарить родственникам и клиентам.
[19] Дворец Гуанхань — 广寒宫 (guǎnghángōng) — в пер. с кит. «Дворец Великого холода», лунные чертоги, в образном значении — «луна».
[20] День детей — 儿童节 (értóngjié) Эртунцзе — под этим названием в Китае существуют два праздника: День детей (4 апреля, с 1931 года в Китае) и Международный день защиты детей (1 июня, с 1949 г.).
[21] Няньу 廿五 (niànwǔ) — в пер. с кит. «двадцать пятое число месяца».
Следующая глава
Уже минуло девять, когда Сяо Наньчжу пробудился окончательно.
Хмурясь, он вышел из спальни, потирая висок в тщетных попытках изгнать из головы сковавший все мысли тягостный туман.
Людям свойственно расслабляться, попадая в благоприятную среду — так случилось и с ним. Ну а после того, что произошло этой ночью, мозг привычного к армейским будням Сяо Наньчжу и вовсе отказывался работать.
Телефон показал два пропущенных звонка от Сыту Чжана. Зажав его между щекой и плечом, Сяо Наньчжу двинулся на кухню, однако, подходя к холодильнику, замер на полушаге, вспомнив, что там теперь хранится.
— Ну что, проспался наконец? — зазвучал из трубки ленивый голос Сыту Чжана.
читать дальше— Угу, — бросил Сяо Наньчжу, бездумно цепляя пальцем дверцу холодильника. Несмотря на то, что он никак не мог выбросить из головы ночное происшествие, упоминать о нём точно не стоило — можно подумать, хоть кто-нибудь поверит. — Чё названиваешь ни свет ни заря? — бесцеремонно бросил он — при том, что его мысли были всецело заняты содержимым холодильника, он едва уделял внимание разговору с другом.
— Хэй, такой молодой и уже проблемы с памятью? — со вздохом протянул Сыту Чжан. — Мы ж вчера договорились — я обещал, что найду тебе работу после Нового Года — вспомнил? У меня тьма знакомств, так что, поспрашивав, наверняка что-нибудь подыщем, но ты должен пообещать мне, что сходишь со мной на обед пару-тройку раз — такие вещи лучше обсуждать за столом, ясно тебе? Теперь ты больше не можешь вести себя, как тебе заблагорассудится, так-то, Сяо Наньчжу…
Он так и продолжал пилить его, будто распекающая на все корки нянюшка [1], однако Сяо Наньчжу понимал, что друг искренне хочет помочь ему, а потому не прерывал поток вдохновенной болтовни, хоть и знал, что он не такой человек, который может побрататься с людьми после пары рюмок — в противном случае он бы не оказался в столь затруднительном положении, так и не сумев приспособиться к службе в армии.
Справедливости ради, зная о норове друга детства не понаслышке, Сыту Чжан и впрямь делал всё возможное, чтобы сгладить острые углы — даже позволил ему сохранить лицо, первым предложив помощь, не дожидаясь, пока тот попросит — что и говорить, такие друзья и впрямь на вес золота.
При этой мысли Сяо Наньчжу испытал укол вины [2] — в самом деле, в его ли положении привередничать? Раз уж Сыту Чжан ради него готов пойти на такие хлопоты, то и от него не убудет, если он пару раз сходит пообедать с его приятелями.
Пока он раздумывал над этим, Сыту Чжан продолжал развивать тему:
— В общем, приходи сегодня на встречу [3], ясно? Будет один из моих самых крупных клиентов — он всегда заказывает весь спектр услуг. Знаешь, кто он? Менеджер по продажам в страховой компании! Представляешь, какие у него связи и ресурсы? Он точно тебе поможет! Если будешь работать на него, твоё будущее обеспечено! Ну а не подойдёт — подыщем тебе что-нибудь другое. Среди инвесторов, скажем — у меня в знакомых даже распространители товаров для здоровья! Из этой индустрии вышла тьма успешных людей! Разумеется, лучше всего искать работу сразу после Нового года! Ну как, по-твоему, хорошо этот братец [4] заботится о тебе вместо твоей бабули, а? — при этих словах Сыту Чжан довольно усмехнулся.
Вот так, поддразнивая друга детства [5] посулами, в которые сам не очень-то верил, Сыту Чжан внезапно оборвал звонок — зная, что грядёт вспышка раздражения со стороны Сяо Наньчжу, он предпочёл не дать ему шанса на отпор. Лишённый возможности ответить, Сяо Наньчжу засунул телефон в карман, однако ничего не мог поделать с накатившей волной досады. Наконец, не выдержав, он тихо выругался:
— Да пошёл ты! Почему бы попросту не сказать, что хочешь засунуть меня в сетевой маркетинг [6]…
Ему оставалось лишь, стиснув зубы, признать собственную беспомощность в этом новом для него мире — можно подумать, он сам желал чего-то иного, кроме как решить наконец проблему с работой и жить себе спокойно.
Но в нынешнем обществе, где всё решают связи и дипломы, что называется, без смазки никуда не пролезешь.
Как всегда, стресс вызвал острое желание закурить. Нахмурившись, Сяо Наньчжу бездумно уставился на магнитик из супермаркета — единственное украшение дверцы холодильника. Поджав губы, он машинально взялся за дверцу — однако прежде, чем он успел её открыть, из холодильника послышался приглушённый чих.
Уже столкнувшись с двумя необъяснимыми явлениями кряду, теперь Сяо Наньчжу не страшился ничего.
В конце концов, сейчас-то на дворе белый день — да и разве он, грозный и бесстрашный бывалый солдат, не сможет голыми руками совладать с каким-то там демоном? Пожалуй, даже к лучшему, что он наконец сможет хоть на ком-то выместить злость за терзающие его жизненные проблемы!
Пока он ожидал появления нечисти, готовясь тотчас наподдать ей, дверца холодильника медленно отворилась, а затем… оттуда материализовался молодой человек в традиционной укороченной куртке поверх одеяния цвета цин [7] с побелевшими от инея волосами — он во весь голос причитал, стуча зубами от холода:
— В самом деле, где это видано! Кто ставит кондиционер на такой холод среди зимы? Этот молодой господин [8] точно простудится, ведь он спал нагишом на таком морозе… Апчхи! Апчхи!
Сяо Наньчжу застыл как громом поражённый.
***
На вид явившийся из календаря Няньсы [9] казался утончённым учёным или поэтом лет двадцати — его будто овеивал аромат чернил, а ясное чело отмечала печать одарённости.
Ему нечасто случалось покидать старый календарь, так что он сполна наслаждался преимуществами своего весьма вольготного графика.
В свободное время он обычно устраивал декламацию под аккомпанемент у себя в кабинете, почитывал книги, просматривал свитки или слушал куньцюй [11] старшей сестрице Манчжун [12] или младшей сестрице Гуюй [13], в которых был давно и безнадёжно влюблён.
Хоть его соседом и был мелкий любитель карпов Сяонянь, шумный ребёнок, который имел обыкновение носиться в детских штанишках, сверкая голой попой, и не давал ему спать спокойно, ничто до сих пор не мешало Няньсы вести излюбленную им размеренную жизнь, всецело посвящённую искусству.
Пусть он не представлял собой ни важный праздник, ни фазу солнечного или лунного цикла — лишь один из самых обычных дней — это вовсе не значило, что он должен просто опустить руки! Что если однажды ему суждено сделаться днём памяти какого-нибудь великого человека?
Подобные помыслы позволяли Няньсы не только держаться на плаву, но и давали силы, чтобы упорно трудиться.
Всякий раз, когда наставал его день, молодой поэт покидал свою страницу, чтобы поработать для владельца старого календаря.
Подобная рутина повторялась тысячелетиями. Как один из духов календаря, он по воле мастера мог дать наиболее точные предсказания на день, предупредить о грядущих несчастьях и истолковать сны — а порой ему даже случалось изгонять злых духов.
И все 364 товарища Няньсы исполняли те же обязанности при старых мастерах календаря.
За это время они сменялись бесчисленное количество раз — всё же человеческий век не чета веку духов.
Каждого работодателя Няньсы доводилось встречать от силы несколько десятков раз — и к каждой из встреч многое успевало перемениться [14]. А пять лет назад очередная хозяйка календаря покинула их — это было весьма печальное прощание, погрузившее его в длительную скорбь.
Няньсы отлично помнил, как впервые встретился с этой хозяйкой календаря по имени Сяо — тогда она показалась ему весьма вздорной и придирчивой, но, в конце концов, тогда ей сравнялся всего-то двадцать один год!
Откопав календарь в старой рухляди, доставшейся ей по наследству от отца-скопидома, она случайно открыла его секреты — обычным людям не по силам даже представить себе подобного.
Однако же девушка не выказала ни толики страха, без колебаний изъявив желание стать мастером календаря. Минуло немало лет, течение которых ничуть не сказалось на Няньсы, однако его хозяйка Сяо Жухуа за это время из девушки превратилась в старушку.
Наконец госпожа Сяо слегла. Пусть ленивые духи календаря прежде то и дело сетовали на то, как она загружала их работой, будучи полной энергии, теперь, когда у неё не осталось сил их гонять, никто этому не обрадовался.
Праздник двойной девятки [15] предложил устроить сбор пожертвований, чтобы от всей души поднести их бабушке Сяо. День медсестёр [16] принялся увещевать всех следить за здоровьем и предпринимать необходимые меры против рака. Праздник середины осени [17] прислал две коробки специально приготовленных «лунных пряников» [18] из дворца Гуанхань [19], чтобы выразить свои чувства. Ну а День детей [20] только и делал, что ревел весь день напролёт, вцепившись в руку бабушки Сяо.
Так уж вышло, что даже они, всемогущие духи календаря, ничего не могут поделать, когда человеческая жизнь близится к завершению…
Няньсы понадобилось немало времени, чтобы пережить это горе.
Он сложил для бабушки Сяо прекрасный акростих — но, к сожалению, она ушла из жизни не в его день, так что он так и не успел его прочесть ей.
Всё, что ему запомнилось — это сдавленные рыдания мальчишки в больничной палате. С этого дня у запертых внутри старого календаря духов больше не было хозяина.
За время этого бессрочного отпуска на журнальном столике, где теперь лежали рабочие контракты, успел накопиться изрядный слой пыли.
Когда умерла госпожа Сяо, Няньсы и все прочие духи уже приготовились обсудить условия работы с новым мастером, однако её незадачливый внук, похоже, ничего не смыслил в деле своей бабушки. Всё, чего он желал — это покинуть этот город, и ему дела не было до того, что свыше трёхсот его потенциальных подчинённых годами собирают пыль, вися на стенке.
Постепенно даже недосягаемые духи важных праздников, обычно не нисходящие до столь несущественных проблем, начали роптать, возмущаясь подобным небрежением. Этот парень отсутствовал пять лет кряду — глянув на себя в зеркало накануне, Няньсы обнаружил, что за это время на его безупречно гладком подбородке успела отрасти борода.
Ближе к полуночи Сяонянь куда-то унёсся, а затем вернулся, горестно завывая.
Пожелав проведать несчастного ребёнка, Няньсы даже сбрил по этому поводу бороду.
Няньу [21] и прочие тотчас принялись настаивать, чтобы он поговорил с Сяо Наньчжу о его идеалах, мечтах, жизненных планах — одним словом, о том, желает ли он стать мастером календаря — и Няньсы принял на себя эту почётную миссию.
Однако при этом он меньше всего ожидал, что его встретит пронизывающий холод и поток ледяного ветра прямо в лицо.
— Где это видано! Кто ставит кондиционер на такой холод среди зимы? Этот молодой господин точно простудится на таком морозе… Апчхи! Апчхи!
Примечания Шитоу Ян (автора):
Будущий сердечный друг героя — это не его друг детства и не Няньсы, а другой дух календаря.
До его появления ещё несколько глав, так что придётся подождать. ⊙▽⊙
Я слишком устала, чтобы работать сверхурочно. Извините, но ничего не могу с этим поделать T^T
Примечания переводчиков:
[1] Нянюшка — в оригинале 老妈子 (lǎomāzi) — в пер. с кит. «служанка (особенно в возрасте), старушка, нянька» (устаревшее).
[2] Испытал укол вины — в оригинале 不识好歹 (bù shí hǎodǎi) — в букв. пер. с кит. «не знать, что хорошо и что плохо», образно — «не отличать добро от зла».
[3] Встреча — в оригинале 酒局 (jiǔjú) — в пер. с кит. «вечеринка с алкоголем, пьянка, сходка».
[4] Братец — в оригинале 哥们儿 (gēmenr) гэмэнь-эр — разговорное «парень, чувак, братишка».
[5] Друг детства — в оригинале 发小 (fàxiǎo) фасяо — в пер. с кит. «близкий друг с детства, друг с горшка».
[6] Сетевой маркетинг 传/销 (chuán/xiāo) — в пер. с кит. «сетевой маркетинг, многоуровневый маркетинг, финансовая пирамида, инвестиционная пирамида». Нелегальная инвестиционная схема, основанная на иерархической структуре.
[7] Цвет цин — 青色 (qīngsè) весьма сложный цвет, который может варьироваться от зелёного до голубого. В современной культуре цвет цин олицетворяет собой традиционность и историчность. 马褂 (mǎguà) магуа обозначает традиционную китайскую куртку, надевающуюся поверх халата.
[8] Молодой господин 公子 (gōngzǐ) гунцзы — в пер. с кит. буквально «сын дворянина» или «сын общества».
[9] Няньсы 廿四 (niàn sì) — 24-й день месяца.
[10] Куньцюй 昆曲 (kūnqǔ) — один из локальных жанров традиционной китайской музыкальной драмы.
[11] Любовные послания — в оригинале 花筏 (huā fá) — в букв. пер. с кит. «цветочный плот».
[12] Манчжун 芒种 (mángzhòng) — в пер. с кит. «остистый колос» — период года с 6 или 7 июня; отнесён к первой половине 5-го лунного месяца.
[13] Гуюй 谷雨 (gǔyǔ) — в пер. с кит. «хлебные дожди» — период года с 20 или 21 апреля, отнесён ко второй половине 3-го лунного месяца.
[14] Многое успевало перемениться — в оригинале 物是人非 (wù shì rén fēi) — в букв. пер. с кит. «вещи остались прежними, а люди — нет (зачастую указывает на тоску по минувшим дням и старым друзьям или умершим).
[15] Праздник двойной девятки 重阳节 (chóngyángjié) Чунянцзе — отмечается 9-го числа 9-го лунного месяца, также носит название «праздник хризантем». Девять — «янское» число; девятый день девятого лунного месяца (дважды девять) обладает огромной силой ян и поэтому потенциально опасен. Для преодоления этой опасности традиция велит взобраться на высокую гору, пить хризантемовое вино и носить ветви кизила лекарственного. Хризантемы и кизил считаются очищающими растениями.
[16] День медсестёр — 护士节 (Hùshìjié) Хушицзе — Международный день медицинской сестры, отмечается 12 мая, в день рождения Флоренс Найтингейл, стоявшей у истоков службы сестёр милосердия.
[17] Праздник середины осени — 中秋节 (zhōngqiūjié) Чжунцюцзе — отмечается 15-го числа 8-го месяца по китайскому лунному календарю, также именуется «праздником Луны». Широко отмечается в Китае и Вьетнаме. По своей значимости этот праздник уступает только Китайскому Новому году. Вечер любования полной луной, сопровождаемый угощением «лунными пряниками». Ритуальная сторона празднества наиболее широко отображена в возжигании благовоний Чанъэ — мифической жительнице Луны. Считается, что в этот день лунный диск «самый яркий и круглый в году». Спутником Чанъэ на луне считается кролик, который толчёт в ступе снадобье бессмертия.
[18] Лунные пряники —五仁月饼 (wǔ rén yuèbǐng) у жэнь юэбин — или «лунные лепёшки» с начинкой из пяти видов орехов. Обычно юэбины круглые или квадратные, примерно 10 см в диаметре и 4-5 см. в толщину, начинены пастой из сладких бобов или лотоса. Их принято дарить родственникам и клиентам.
[19] Дворец Гуанхань — 广寒宫 (guǎnghángōng) — в пер. с кит. «Дворец Великого холода», лунные чертоги, в образном значении — «луна».
[20] День детей — 儿童节 (értóngjié) Эртунцзе — под этим названием в Китае существуют два праздника: День детей (4 апреля, с 1931 года в Китае) и Международный день защиты детей (1 июня, с 1949 г.).
[21] Няньу 廿五 (niànwǔ) — в пер. с кит. «двадцать пятое число месяца».
Следующая глава
Мастер Календаря. Глава 3 – 12.02.2027. Няньсы. Часть 1
Предыдущая глава
На следующее утро Сяо Наньчжу проспал дольше обычного. То, что произошло предыдущим вечером, никак не давало ему заснуть в первую ночь в родном городе.
Несколько часов проворочавшись в бесплодных раздумьях об этом странном явлении, он в конце концов поднялся, снял со стены старый календарь и погрузился в его изучение.
читать дальшеК своему удивлению, Сяо Наньчжу обнаружил в нём пару вещей, которые упорно не замечал все эти годы.
В основе своей календарь был практически неотличим от обычных изданий такого рода, выпускаемых в Гонконге: та же красная обложка с золочёными иероглифами, старые страницы до отказа набиты традиционными символами благоденствия и соответствующих праздников — сезоны и месяцы сменяют друг друга в бесконечном цикле, не меняющемся тысячелетиями.
В те времена, когда у людей не было ни смартфонов, ни компьютеров, они могли определить, когда жать, сеять и готовиться к смене сезонов, лишь полагаясь на старый календарь.
Согласно легендам, первый календарь создал сам император Хуан-ди, и потребовались тысячелетия усилий китайских мудрецов древности, чтобы он принял свой нынешний вид, полностью удовлетворяя потребностям людей — вплоть до сегодняшнего дня, когда традиции постепенно уступают место прогрессу.
Сяо Наньчжу уселся обратно на кровать и закурил, откинувшись на изголовье. Листая календарь, он не мог не восхититься мастерством его создателя.
Перед ним в бездвижном параде выстроились триста шестьдесят пять дней года, каждый из которых воплощался в человеческом или животном образе, дышащем яркой индивидуальностью — подобное разнообразие не могло не радовать глаз.
При этом среди традиционных китайских праздников попадались и иностранные — дань веяниям нового времени — с его течением не изменились лишь времена года. Ни единого пропущенного дня [1] военный Сяо Наньчжу вышел в отставку, чтобы вернуться в родной городок Y. — впрочем, стоит ли этому удивляться, имея дело с календарём.
А вот что показалось Сяо Наньчжу по-настоящему странным, так это то, что, приглядевшись, он различал на этих стилизованных под старину изображениях предметы, которые совершенно выбивались из традиционного ряда. Вот, скажем, эта… Восьмое Марта, Международный женский день [2].
Лица смотрящейся в зеркало дамы было не различить, но её фигура со спины казалась стройной и грациозной.
В ней было какое-то невыразимое очарование — бросив на неё мимолётный взгляд, сложно было отвести глаза. Заколка феникса [3], скрепляющая волосы, прорисована с таким тщанием, что казалась настоящей, а изящные серьги из нефрита и жемчуга невероятно удачно контрастировали с тёмно-красным узорчатым платьем. В общем и целом, мастерски выполненное традиционное изображение дамы прошлого — так думал Сяо Наньчжу, пока его пристальный взгляд не различил на резном туалетном столике из грушевого дерева [4] несколько бутылочек и баночек с косметикой совершенно современного вида.
Разумеется, лишь полный невежда стал бы отрицать, что в древности женщины тоже пользовались косметикой [5] — в конце концов, они уж точно пудрились и наносили точки помады на щёки и цветочный узор на лоб.
Кроме того, Сяо Наньчжу как взрослый здравомыслящий мужчина был способен признать, что ему попросту что-то померещилось. Но, стоило ему перевести взгляд со столика на складную ширму, расписанную двумя резвящимися в воде уточками-мандаринками [6], как он заметил небрежно засунутую за неё… упаковку прокладок [7].
Судорожно захлопнув календарь, словно увидел привидение, Сяо Наньчжу почувствовал необъяснимый стыд, будто нечаянно подсмотрел то, чего видеть не следовало — его аж бросило в холодный пот. Закрыв глаза, он нахмурился, повторяя: «Почудилось, почудилось…» — однако желание изучать календарь у него пропало напрочь.
Пусть до сих пор он питал изрядные сомнения в реальности того мальчонки с карпом, это происшествие убедило его в том, что бабуля, десятилетиями работавшая с этим самым календарём, явно что-то скрывала от внука.
Болтающийся у него на глазах не менее пятнадцати лет календарь всегда был раскрыт на нужной дате — появляйся Сяо Наньчжу дома почаще, возможно, он подметил бы это раньше.
В чём же его секрет?..
Снедаемый этой мыслью Сяо Наньчжу так и пялил глаза в темноту.
В армии его жизнь была подчинена строгой дисциплине, но вне её скатилась в полный хаос. Отчего-то в памяти то и дело всплывало то, что накануне сказал ему Сыту Чжан, полночи не давая ему покоя.
Поднявшись, Сяо Наньчжу перво-наперво снял календарь со стены, бросив его на журнальный столик. Однако поневоле притягивающий взгляд календарь продолжал будить в нём смутное беспокойство; наконец, не выдержав, мужчина засунул его в холодильник.
Поскольку он не заглядывал туда около полугода, там предсказуемо ничего не обнаружилось, кроме пары тухлых яиц. Под синеватым светом лампочки позолоченные иероглифы переливались, будто талисманы, запечатавшие древнего демона.
Подозрительно прищурившись, Сяо Наньчжу запихнул календарь поглубже. Убедившись, что тот не пытается выскочить из холодильника, чтобы на него напасть, он вернулся в свою комнату и вновь задрых.
Стоило ему смежить веки, как растревоженный ум погрузился в долгожданный покой, породив сон об одном давным-давно забытом происшествии из далёкого детства.
***
Сяо Наньчжу никогда не славился послушанием. На всех, за исключением бабушки, к которой всё же иногда прислушивался, он попросту плевал с высокой башни.
При этом он прилежно учился и много читал — вот только мелкие хулиганы, ошивавшиеся возле его школы, не давали ему проходу, желая отточить на нём свои «боевые искусства».
В те годы Сяо Наньчжу совсем не умел себя сдерживать, а потому давал им сдачи с таким пылом, что они в слезах убегали домой, и всякий раз после этого старая госпожа Сяо полдня причитала над приходящими ей медицинскими счетами:
— Ох, А-Нань… Никак не можешь обойтись без того, чтобы разбить кому-нибудь голову?
— Не разбей я головы им, разбита была бы голова твоего внука, — отвечал тот, угрюмо поджимая распухшие губы — да, в свои без малого двенадцать он был именно таким ни во что не ставящим старших сорванцом.
Отчаявшись вбить в эту бедовую голову хоть каплю здравого смысла, бабушка Сяо не придумала ничего другого, кроме как взять на себя труд лично отводить его в школу и забирать после уроков.
Как вы понимаете, тогда это было, мягко скажем, нетипично.
Да и кому это понравится — когда тебя, большого уже мальчика, за ручку водит бабушка! Само собой, Сяо Наньчжу также был не в восторге от этой идеи, однако поделать с этим ничего не мог: норов его бабули был ничуть не мягче, чем его собственный.
Так что пришлось ему засунуть своё возмущение поглубже и смириться с безжалостными насмешками Сыту Чжана.
Своей цели эти драконовские меры всё же послужили: на протяжении всего полугодия Сяо Наньчжу ни разу не ввязывался в драки. Однако в один прекрасный день у бабушки Сяо приключились неотложные дела, так что она не смогла зайти за внуком.
Словно специально поджидая этого момента, несколько ребят постарше подстерегли Сяо Наньчжу у чёрного хода и принялись его избивать. А затем случилось то, о чём Сяо Наньчжу вспоминал долгие годы спустя.
В душу запала каждая деталь — он без того был в преотвратном настроении, а тут ещё множество грязных вонючих кроссовок прошлись по его голове так, что всё лицо было в грязи.
Стиснув зубы, он упрямо отказывался просить о пощаде, но нападающие и не думали оставить его в покое, молотя в полную силу. Их пронзительные голоса, обзывающие его не имеющим матери ублюдком, почти оглушали, болезненно отдаваясь в голове. И тогда внезапно появилась та незнакомка.
— Вы что творите, негодники?! Вот погодите, всё расскажу вашим родителям! Эй! Куда это вы? А ну вернитесь! Думаете, можно напасть на моего сына и так вот безнаказанно удрать? А ну говорите, из какой вы школы! О, да это Чжан Да — это ведь ты?! Я знаю твою мать Сяолю — она ведь зеленщица на рынке, верно? Вот завтра ей всё и выложу, когда пойду за покупками… А ты, вроде, Пэн Цзяцзя? И что ты, по-твоему, творишь? Думаешь, что, раз такой остолоп вымахал, так можно обижать младших?
Эта женщина сыпала громогласными угрозами со скоростью автомата, в мгновение ока распугав всех хулиганов, а затем помогла Сяо Наньчжу подняться. Заплывающие глаза едва открывались, однако он смог разглядеть, что лицо этой незнакомки источает золотистое сияние.
Отряхивая Сяо Наньчжу, она не переставала его бранить, однако видя, что он отмалчивается в ответ на все упрёки, она не удержалась от того, чтобы ущипнуть его за щёки.
— Что это ты на меня уставился? Не слушаешься старших — получай что заслужил. Пойдём-ка, я отведу тебя домой.
Стоит ли говорить, что Сяо Наньчжу видел её первый раз в жизни?
Однако от её голоса, незнакомого, но до странного успокаивающего, в груди разлилось тепло. Потому-то Сяо Наньчжу безропотно позволил этой язвительной, но необычайно напоминающей заботливую наседку женщине взять себя за руку и не проронил ни слова за всё время пути.
У него мелькнула было мысль, уж не похищение ли это, в конце концов, он ведь был уже большим мальчиком — не больно-то много за него можно было выручить, так что его не особо беспокоила такая перспектива.
Эта источающая мягкий свет женщина при каждом шаге рассыпала крохотные искорки. Казалось, ей и дела не было до угрюмого молчания Сяо Наньчжу — всю дорогу она продолжала выговаривать ему, словно самая обычная мать, доведённая до крайности выходками сына. Ему сроду не доводилось подвергаться подобным выволочкам, однако, сам не зная почему, он послушно следовал за незнакомкой.
На подходе к дому к ним устремилась бабушка Сяо, явно сходящая с ума от беспокойства; при виде держащей внука за руку женщины она с облегчением выдохнула:
— Ох, как же я вам благодарна… Простите меня за беспокойство!
— Не стоит благодарности, бабушка, — тотчас сменила гнев на милость та. — Если всё в порядке, тогда я пойду.
С этими словами похожая на небожительницу женщина как ни в чём не бывало исчезла в их собственном доме. Бабушка Сяо тотчас приняла от неё эстафету попрёков, не унимаясь до самой ночи, однако под впечатлением от произошедшего Сяо Наньчжу не вымолвил ни слова в ответ.
Разумеется, он пытался выведать у бабушки, кем была эта странная женщина, однако, если та не хотела о чем-то говорить, из неё это было не вытянуть никакими силами.
А поскольку Сяо Наньчжу не отличался особым любопытством, он не стал настаивать.
Когда он сел за домашнюю работу, в графе заданий он увидел запись, сделанную учителем китайского языка и литературы:
«Ученики, обратите внимание, что сегодня — День матери [8]. Это особый день для всех мам мира, так что постарайтесь как следует выразить почтение и благодарность матерям, которые дали вам жизнь, и напишите эссе на тему “Моя мама”. Можете рассказать о любом случае из жизни или о том, что вы для неё сделали, и сдайте работу завтра утром, хорошо?»
Примечания переводчиков:
[1] Ни единого пропущенного дня — в оригинале сказано буквально «ни одного пропущенного дня с 1 по 15» (初一十五). Это связано с тем, что в китайском сельскохозяйственном календаре год делится на 24 периода 四时节气 (sìshí jiéqi) — по два на месяц.
[2] Восьмое Марта 三八妇女节 (sānbā fùnǚjié) в Китае отмечается, хоть и не является выходным днём — только для женщин бывает сокращённый рабочий день. В этот день принято поздравлять старших родственниц и коллег, многие молодые девушки устраивают себе 7 марта так называемый «праздник юных красавиц». Среди молодёжи модно поздравлять ровесниц и младших по возрасту смс-ками с текстом: «3.8 快乐!» — букв. «Счастливого 8 марта!»
[3] Заколка феникса 凤钗 (fèngchāi) — заколка в форме феникса. Феникс (самец) 凤 (fèng) — символ императрицы, а также изящества и грациозности.
[4] Резной столик из грушевого дерева 梨花木梳妆台 (lí huāmù shūzhuāngtái) — традиционная китайская мебель.
[5] В древности дамы тоже пользовались косметикой: по ссылке можно посмотреть видео об изготовлении и использовании традиционной китайской косметики: Чуньчжи 唇纸 (chún zhǐ) — букв. пер. с кит. «губной бумажный лист», румянах и подводке для бровей:
https://www.youtube.com/watch?v=pd9GxmQbJ9U&t=2s
[6] Расписанная резвящимися в воде уточками-мандаринками 鸳鸯戏水 (yuānyāngxìshuǐ) — распространённый сюжет «утка-мандаринка плещется в воде», символизирует любящих и верных супругов.
[7] Прокладки 护舒宝 (hùshūbǎo) — в букв. пер. с кит. «защищать драгоценность» — видимо, название бренда, ставшее нарицательным (результаты поиска в основном выдают прокладки Always, а также другие марки).
[8] День Матери 母亲节 (mǔqīnjié) Муциньцзе — празднуется во второе воскресенье мая. Почему Сяо Наньчжу в этот день в школе — может, ходил в кружок или на дополнительные занятия…
Следующая глава
На следующее утро Сяо Наньчжу проспал дольше обычного. То, что произошло предыдущим вечером, никак не давало ему заснуть в первую ночь в родном городе.
Несколько часов проворочавшись в бесплодных раздумьях об этом странном явлении, он в конце концов поднялся, снял со стены старый календарь и погрузился в его изучение.
читать дальшеК своему удивлению, Сяо Наньчжу обнаружил в нём пару вещей, которые упорно не замечал все эти годы.
В основе своей календарь был практически неотличим от обычных изданий такого рода, выпускаемых в Гонконге: та же красная обложка с золочёными иероглифами, старые страницы до отказа набиты традиционными символами благоденствия и соответствующих праздников — сезоны и месяцы сменяют друг друга в бесконечном цикле, не меняющемся тысячелетиями.
В те времена, когда у людей не было ни смартфонов, ни компьютеров, они могли определить, когда жать, сеять и готовиться к смене сезонов, лишь полагаясь на старый календарь.
Согласно легендам, первый календарь создал сам император Хуан-ди, и потребовались тысячелетия усилий китайских мудрецов древности, чтобы он принял свой нынешний вид, полностью удовлетворяя потребностям людей — вплоть до сегодняшнего дня, когда традиции постепенно уступают место прогрессу.
Сяо Наньчжу уселся обратно на кровать и закурил, откинувшись на изголовье. Листая календарь, он не мог не восхититься мастерством его создателя.
Перед ним в бездвижном параде выстроились триста шестьдесят пять дней года, каждый из которых воплощался в человеческом или животном образе, дышащем яркой индивидуальностью — подобное разнообразие не могло не радовать глаз.
При этом среди традиционных китайских праздников попадались и иностранные — дань веяниям нового времени — с его течением не изменились лишь времена года. Ни единого пропущенного дня [1] военный Сяо Наньчжу вышел в отставку, чтобы вернуться в родной городок Y. — впрочем, стоит ли этому удивляться, имея дело с календарём.
А вот что показалось Сяо Наньчжу по-настоящему странным, так это то, что, приглядевшись, он различал на этих стилизованных под старину изображениях предметы, которые совершенно выбивались из традиционного ряда. Вот, скажем, эта… Восьмое Марта, Международный женский день [2].
Лица смотрящейся в зеркало дамы было не различить, но её фигура со спины казалась стройной и грациозной.
В ней было какое-то невыразимое очарование — бросив на неё мимолётный взгляд, сложно было отвести глаза. Заколка феникса [3], скрепляющая волосы, прорисована с таким тщанием, что казалась настоящей, а изящные серьги из нефрита и жемчуга невероятно удачно контрастировали с тёмно-красным узорчатым платьем. В общем и целом, мастерски выполненное традиционное изображение дамы прошлого — так думал Сяо Наньчжу, пока его пристальный взгляд не различил на резном туалетном столике из грушевого дерева [4] несколько бутылочек и баночек с косметикой совершенно современного вида.
Разумеется, лишь полный невежда стал бы отрицать, что в древности женщины тоже пользовались косметикой [5] — в конце концов, они уж точно пудрились и наносили точки помады на щёки и цветочный узор на лоб.
Кроме того, Сяо Наньчжу как взрослый здравомыслящий мужчина был способен признать, что ему попросту что-то померещилось. Но, стоило ему перевести взгляд со столика на складную ширму, расписанную двумя резвящимися в воде уточками-мандаринками [6], как он заметил небрежно засунутую за неё… упаковку прокладок [7].
Судорожно захлопнув календарь, словно увидел привидение, Сяо Наньчжу почувствовал необъяснимый стыд, будто нечаянно подсмотрел то, чего видеть не следовало — его аж бросило в холодный пот. Закрыв глаза, он нахмурился, повторяя: «Почудилось, почудилось…» — однако желание изучать календарь у него пропало напрочь.
Пусть до сих пор он питал изрядные сомнения в реальности того мальчонки с карпом, это происшествие убедило его в том, что бабуля, десятилетиями работавшая с этим самым календарём, явно что-то скрывала от внука.
Болтающийся у него на глазах не менее пятнадцати лет календарь всегда был раскрыт на нужной дате — появляйся Сяо Наньчжу дома почаще, возможно, он подметил бы это раньше.
В чём же его секрет?..
Снедаемый этой мыслью Сяо Наньчжу так и пялил глаза в темноту.
В армии его жизнь была подчинена строгой дисциплине, но вне её скатилась в полный хаос. Отчего-то в памяти то и дело всплывало то, что накануне сказал ему Сыту Чжан, полночи не давая ему покоя.
Поднявшись, Сяо Наньчжу перво-наперво снял календарь со стены, бросив его на журнальный столик. Однако поневоле притягивающий взгляд календарь продолжал будить в нём смутное беспокойство; наконец, не выдержав, мужчина засунул его в холодильник.
Поскольку он не заглядывал туда около полугода, там предсказуемо ничего не обнаружилось, кроме пары тухлых яиц. Под синеватым светом лампочки позолоченные иероглифы переливались, будто талисманы, запечатавшие древнего демона.
Подозрительно прищурившись, Сяо Наньчжу запихнул календарь поглубже. Убедившись, что тот не пытается выскочить из холодильника, чтобы на него напасть, он вернулся в свою комнату и вновь задрых.
Стоило ему смежить веки, как растревоженный ум погрузился в долгожданный покой, породив сон об одном давным-давно забытом происшествии из далёкого детства.
***
Сяо Наньчжу никогда не славился послушанием. На всех, за исключением бабушки, к которой всё же иногда прислушивался, он попросту плевал с высокой башни.
При этом он прилежно учился и много читал — вот только мелкие хулиганы, ошивавшиеся возле его школы, не давали ему проходу, желая отточить на нём свои «боевые искусства».
В те годы Сяо Наньчжу совсем не умел себя сдерживать, а потому давал им сдачи с таким пылом, что они в слезах убегали домой, и всякий раз после этого старая госпожа Сяо полдня причитала над приходящими ей медицинскими счетами:
— Ох, А-Нань… Никак не можешь обойтись без того, чтобы разбить кому-нибудь голову?
— Не разбей я головы им, разбита была бы голова твоего внука, — отвечал тот, угрюмо поджимая распухшие губы — да, в свои без малого двенадцать он был именно таким ни во что не ставящим старших сорванцом.
Отчаявшись вбить в эту бедовую голову хоть каплю здравого смысла, бабушка Сяо не придумала ничего другого, кроме как взять на себя труд лично отводить его в школу и забирать после уроков.
Как вы понимаете, тогда это было, мягко скажем, нетипично.
Да и кому это понравится — когда тебя, большого уже мальчика, за ручку водит бабушка! Само собой, Сяо Наньчжу также был не в восторге от этой идеи, однако поделать с этим ничего не мог: норов его бабули был ничуть не мягче, чем его собственный.
Так что пришлось ему засунуть своё возмущение поглубже и смириться с безжалостными насмешками Сыту Чжана.
Своей цели эти драконовские меры всё же послужили: на протяжении всего полугодия Сяо Наньчжу ни разу не ввязывался в драки. Однако в один прекрасный день у бабушки Сяо приключились неотложные дела, так что она не смогла зайти за внуком.
Словно специально поджидая этого момента, несколько ребят постарше подстерегли Сяо Наньчжу у чёрного хода и принялись его избивать. А затем случилось то, о чём Сяо Наньчжу вспоминал долгие годы спустя.
В душу запала каждая деталь — он без того был в преотвратном настроении, а тут ещё множество грязных вонючих кроссовок прошлись по его голове так, что всё лицо было в грязи.
Стиснув зубы, он упрямо отказывался просить о пощаде, но нападающие и не думали оставить его в покое, молотя в полную силу. Их пронзительные голоса, обзывающие его не имеющим матери ублюдком, почти оглушали, болезненно отдаваясь в голове. И тогда внезапно появилась та незнакомка.
— Вы что творите, негодники?! Вот погодите, всё расскажу вашим родителям! Эй! Куда это вы? А ну вернитесь! Думаете, можно напасть на моего сына и так вот безнаказанно удрать? А ну говорите, из какой вы школы! О, да это Чжан Да — это ведь ты?! Я знаю твою мать Сяолю — она ведь зеленщица на рынке, верно? Вот завтра ей всё и выложу, когда пойду за покупками… А ты, вроде, Пэн Цзяцзя? И что ты, по-твоему, творишь? Думаешь, что, раз такой остолоп вымахал, так можно обижать младших?
Эта женщина сыпала громогласными угрозами со скоростью автомата, в мгновение ока распугав всех хулиганов, а затем помогла Сяо Наньчжу подняться. Заплывающие глаза едва открывались, однако он смог разглядеть, что лицо этой незнакомки источает золотистое сияние.
Отряхивая Сяо Наньчжу, она не переставала его бранить, однако видя, что он отмалчивается в ответ на все упрёки, она не удержалась от того, чтобы ущипнуть его за щёки.
— Что это ты на меня уставился? Не слушаешься старших — получай что заслужил. Пойдём-ка, я отведу тебя домой.
Стоит ли говорить, что Сяо Наньчжу видел её первый раз в жизни?
Однако от её голоса, незнакомого, но до странного успокаивающего, в груди разлилось тепло. Потому-то Сяо Наньчжу безропотно позволил этой язвительной, но необычайно напоминающей заботливую наседку женщине взять себя за руку и не проронил ни слова за всё время пути.
У него мелькнула было мысль, уж не похищение ли это, в конце концов, он ведь был уже большим мальчиком — не больно-то много за него можно было выручить, так что его не особо беспокоила такая перспектива.
Эта источающая мягкий свет женщина при каждом шаге рассыпала крохотные искорки. Казалось, ей и дела не было до угрюмого молчания Сяо Наньчжу — всю дорогу она продолжала выговаривать ему, словно самая обычная мать, доведённая до крайности выходками сына. Ему сроду не доводилось подвергаться подобным выволочкам, однако, сам не зная почему, он послушно следовал за незнакомкой.
На подходе к дому к ним устремилась бабушка Сяо, явно сходящая с ума от беспокойства; при виде держащей внука за руку женщины она с облегчением выдохнула:
— Ох, как же я вам благодарна… Простите меня за беспокойство!
— Не стоит благодарности, бабушка, — тотчас сменила гнев на милость та. — Если всё в порядке, тогда я пойду.
С этими словами похожая на небожительницу женщина как ни в чём не бывало исчезла в их собственном доме. Бабушка Сяо тотчас приняла от неё эстафету попрёков, не унимаясь до самой ночи, однако под впечатлением от произошедшего Сяо Наньчжу не вымолвил ни слова в ответ.
Разумеется, он пытался выведать у бабушки, кем была эта странная женщина, однако, если та не хотела о чем-то говорить, из неё это было не вытянуть никакими силами.
А поскольку Сяо Наньчжу не отличался особым любопытством, он не стал настаивать.
Когда он сел за домашнюю работу, в графе заданий он увидел запись, сделанную учителем китайского языка и литературы:
«Ученики, обратите внимание, что сегодня — День матери [8]. Это особый день для всех мам мира, так что постарайтесь как следует выразить почтение и благодарность матерям, которые дали вам жизнь, и напишите эссе на тему “Моя мама”. Можете рассказать о любом случае из жизни или о том, что вы для неё сделали, и сдайте работу завтра утром, хорошо?»
Примечания переводчиков:
[1] Ни единого пропущенного дня — в оригинале сказано буквально «ни одного пропущенного дня с 1 по 15» (初一十五). Это связано с тем, что в китайском сельскохозяйственном календаре год делится на 24 периода 四时节气 (sìshí jiéqi) — по два на месяц.
[2] Восьмое Марта 三八妇女节 (sānbā fùnǚjié) в Китае отмечается, хоть и не является выходным днём — только для женщин бывает сокращённый рабочий день. В этот день принято поздравлять старших родственниц и коллег, многие молодые девушки устраивают себе 7 марта так называемый «праздник юных красавиц». Среди молодёжи модно поздравлять ровесниц и младших по возрасту смс-ками с текстом: «3.8 快乐!» — букв. «Счастливого 8 марта!»
[3] Заколка феникса 凤钗 (fèngchāi) — заколка в форме феникса. Феникс (самец) 凤 (fèng) — символ императрицы, а также изящества и грациозности.
[4] Резной столик из грушевого дерева 梨花木梳妆台 (lí huāmù shūzhuāngtái) — традиционная китайская мебель.
[5] В древности дамы тоже пользовались косметикой: по ссылке можно посмотреть видео об изготовлении и использовании традиционной китайской косметики: Чуньчжи 唇纸 (chún zhǐ) — букв. пер. с кит. «губной бумажный лист», румянах и подводке для бровей:
https://www.youtube.com/watch?v=pd9GxmQbJ9U&t=2s
[6] Расписанная резвящимися в воде уточками-мандаринками 鸳鸯戏水 (yuānyāngxìshuǐ) — распространённый сюжет «утка-мандаринка плещется в воде», символизирует любящих и верных супругов.
[7] Прокладки 护舒宝 (hùshūbǎo) — в букв. пер. с кит. «защищать драгоценность» — видимо, название бренда, ставшее нарицательным (результаты поиска в основном выдают прокладки Always, а также другие марки).
[8] День Матери 母亲节 (mǔqīnjié) Муциньцзе — празднуется во второе воскресенье мая. Почему Сяо Наньчжу в этот день в школе — может, ходил в кружок или на дополнительные занятия…
Следующая глава
Мастер календаря. Глава 2 — 11.02.2027. Сяонянь. Часть 2
Предыдущая глава
Итак, с ним внезапно заговорил старый настенный календарь. Обычный человек от подобного, чего доброго, хлопнулся бы в обморок, но Сяо Наньчжу с малых лет не боялся всей этой сверхъестественной фигни, так что, хоть его порядком огорошило это явление, он всё же умудрился сохранить присутствие духа.
Машинально попятившись, он убедился, что голос и впрямь исходит от календаря.
— У них что, теперь и голосовая функция есть? — пробормотал он, позабыв закрыть рот от изумления.
читать дальшеКазалось, Сяонянь на календарном листе прямо-таки кипит от возмущения — заслышав слова Сяо Наньчжу, он вновь гневно надул щёки. Подумать только, ещё немного — и он мог беззаботно проспать целый год, необременённый никакими обязанностями!
Кто же мог знать, что этот болван по имени Сяо Наньчжу всё испортит за какие-то считанные минуты до полуночи! Духи календаря [1] отличаются весьма деликатным сложением, поскольку им приходится трудиться всего один день в году, а тем счастливчикам, что приходятся на конец года, и вовсе редко выпадает поработать — именно таким и был Сяонянь, божество Малого новогоднего сочельника.
«Разве в Праздник весны людям положено иметь какие-то заботы, помимо подарков [2], семейных обедов и тёплых пледов? — негодовал про себя мальчик. — Почему для Лабы [3] и Личуня [4], дежурство которых завершилось всего пару дней назад, всё прошло без сучка без задоринки, а мне достался этот недоумок?..»
От этих мрачных мыслей круглое пухленькое личико, неизменно ассоциирующееся с благодушным календарным божеством, скорбно сморщилось, и Сяоняня охватило необоримое желание выпустить из рук своего драгоценного карпа, чтобы от души плеснуть этому парню полную лохань озёрной воды прямо в физиономию.
Однако, оценив комплекцию Сяо Наньчжу, он в итоге решил, что связываться с ним будет себе дороже. Тот, в свою очередь, никак не мог сообразить, что происходит, ещё не вполне отойдя от воздействия алкоголя. Только он собрался потрогать календарь, чтобы выяснить, что с ним не так, как нарисованный искусной рукой щекастый мальчонка, по-прежнему сжимая в руках огромного карпа, вылез из листа, сверкая голыми ягодицами [5].
— Эй, ты! Если тебе есть, что сказать, так говори! — не слишком дружелюбно обратился он к хозяину квартиры, глядя на него снизу вверх. — Не стой разинув рот [6]! У меня на тебя всего двадцать минут, так что поторопись! Тебе что: предсказать судьбу, сказать, как поживают твои родичи, что сегодня можно делать, а что нельзя или истолковать сон?
Этот миловидный ребёнок, как две капли воды похожий на «золотого отрока» Цзиньтуна [7], принялся донимать Сяо Наньчжу этими бессмысленными вопросами, едва соскочив на пол. Виднеющийся из-под курточки красный передник [8] и карп в пухлых ручках довершали невыразимо трогательный образ. И всё же у любого, с кем сперва заговорил персонаж с календарного листа, а затем и вовсе ожил, вторгаясь в личное пространство, по спине пополз бы предательский холодок — и Сяо Наньчжу не был исключением. Однако сам мальчик, похоже, привык к виду впавших в ступор смертных — поглаживая подбородок, он задумчиво пробормотал:
— Ну, не могу же я вовсе ничего не сделать. Дай-ка я тебе что-нибудь предскажу — в конце концов, работа есть работа. Так-так, посмотрим… сегодня тебе не следует мыться и разводить огонь.
Звук его умиротворяющего бормотания помог Сяо Наньчжу худо-бедно прийти в себя. Ущипнув переносицу, он всерьёз задался вопросом, что же перед ним: обычная галлюцинация или последствия неумеренных возлияний?
В конечном счёте, полученное им за последние двадцать лет образование безостановочно внушало ему, что ничего сверхъестественного в природе на самом деле не существует, однако в следующую минуту его сомнения потеснило нечто вполне осязаемое.
— А это что? — подозрительно потянул он носом. — Жареный кальмар [9], что ли?..
Он вновь принюхался — обычно Сяо Наньчжу соображал куда быстрее, но нынче хмель и потрясение сделали своё дело, основательно затуманив его сознание [10].
— А-а-а, это у тебя вместо мозгов кальмар! — взвился мальчик. — Я ж сказал тебе, никакого огня! Никакого! Огня!
Сяонянь в панике отбросил своего карпа и вцепился в штаны Сяо Наньчжу, таща его за собой на кухню. Тот, внезапно вспомнив про чайник, наконец пришёл в себя, поспешив за мальчиком.
Само собой, чайник давным-давно выкипел, а огонь на плите продолжал бушевать, наполняя кухню удушливым дымом — языки пламени успели переметнуться даже на пол. Прикрывая лицо, Сяо Наньчжу сорвал ближайшую занавеску и принялся сбивать пламя, отмахиваясь от летящих во все стороны искр. Сяонянь носился вокруг, заливая огонь водой из неведомо откуда взявшейся лохани.
— Уф… — то и дело отдувался он. — Едва успели… Ну и вымотался же я…
Вытирая лоб тыльной стороной ладошки, Сяонянь бессознательно размазывал сажу по белой коже, помогая Сяо Наньчжу ликвидировать возгорание. На самом деле, для того, кто работал один-единственный день в году, он проявил недюжинные выносливость и выдержку. Сяо Наньчжу также вздохнул с облегчением, хотя сердце всё ещё колотилось как бешеное, и медленно обозрел свою изрядно пострадавшую кухню.
А ведь если бы не этот толстощёкий мальчонка из календаря, то, пожалуй, он бы так и заснул себе на диване.
Теперь-то он с запозданием вспомнил о том, что при долгом неиспользовании газовых труб в них скапливается жидкое горючее вещество, которое может послужить причиной пожара — так что, засни он тут пьяный… не дожить бы ему до Нового года, конец истории.
Подумав об этом, он ощутил невольную благодарность к ребёнку, избавившему его от столь нелепой гибели. Теперь Сяо Наньчжу было совершенно не важно, откуда взялся этот мальчонка — из календаря или ещё откуда — как ни крути, он спас ему жизнь. Не ожидая, что хозяин квартиры так быстро уверует в его существование, Сяонянь тем временем принялся деловито тереть запачканное лицо не менее грязными ладошками — и только тут осознал, что чего-то в них не хватает. Глаза мальчика в испуге распахнулись, и он стремглав бросился в гостиную, топоча босыми пятками.
— Эй, ты куда? — окликнул его Сяо Наньчжу. — Ты простудишься, если будешь бегать с босыми ногами!
Преисполнившись тревоги, будто и впрямь обратился в отца этого мальчугана, мужчина бросился за ним, чтобы подыскать ему какие-нибудь тапочки — и нашёл этого непоседу на корточках у дивана над неподвижно вытянувшимся на полу карпом с помутневшими глазами.
Сяо Наньчжу застыл над ним, не зная, что сказать.
— Сяохун [11]… Мой Сяохун… умер… Уа-а-а!
Слёзы хлынули неудержимым потоком. Помогая Сяо Наньчжу потушить пожар, Сяонянь совершенно позабыл о своём драгоценном карпе, выпустив из виду, что рыбы не могут прожить без воды. А пока он спохватился, символ процветания грядущего года в последний раз судорожно оттопырил жабры и испустил дух.
Глядя на малыша, который яростно тёр глаза кулачками, безутешно рыдая, Сяо Наньчжу ощутил укол вины — ещё бы мальчик не горевал, он ведь только что потерял своего питомца! Подтащив низенькую табуретку, Сяо Наньчжу посадил на неё ребёнка, после чего напялил на него безразмерные мягкие тапочки. Подождав, пока рыдания Сяоняня не перейдут в судорожные всхлипы, Сяо Наньчжу ущипнул его за мокрые от слёз щёчки:
— Ну же, не плачь, дядя [12] завтра купит тебе нового, идёт? Хочешь карпа — будет тебе карп, другую рыбку — будет и она, черепашку так черепашку [13]…
Улещивая мальчонку словно волк, завлекающий Красную шапочку в лесную чащу, Сяо Наньчжу напрочь позабыл про свою подпаленную кухню — опустившись на корточки рядом с Сяонянем, он не жалел слов, чтобы отвлечь это дитя от постигшего его несчастья.
В другое время у него едва ли хватило бы терпения на хнычущего ребёнка, но ведь этот толстощёкий паренёк рисковал ради него своей жизнью в канун Нового года, так что Сяо Наньчжу, смирив подступающее раздражение, делал всё возможное, чтобы быть милым хотя бы единственный раз в жизни. Однако на Сяоняня его увещевания возымели прямо противоположный эффект: он заревел с новой силой.
— День п-почти на исходе, ничего уже не поправишь, — всхлипнув, ребёнок внезапно разразился обвинениями: — Это всё ты! Всё из-за тебя! Мой Сяохун… — дальнейшие слова потонули в рыданиях.
— Слушай, мальчик, я-то тут при чём? — растерялся Сяо Наньчжу. — Твоему Сяохуну просто не повезло…
— Нет, это всё ты! Это твоя вина! — выкрикнул Сяонянь, отчаянно хлюпая носом. — Твоя, безмозглый верзила!
— Ну ладно, ладно, — поспешил согласиться мужчина. — Моя так моя… — признал он, про себя решив, что дальнейшие попытки утешения едва ли возымеют успех.
К тому же, от детского рёва у него так разболелась голова, что он готов был встать на колени, чтобы молить о прощении, однако не похоже было, что это окажет хоть какое-то действие на маленького тирана.
На самом деле, Сяо Наньчжу с куда большим удовольствием полюбопытствовал бы у этого божка, каким образом тот вылез из календаря и как умудрился предсказать пожар, но Сяоняню было явно не до его досужих расспросов — он был слишком занят самозабвенным плачем.
Понятия не имея, что ещё предпринять, Сяо Наньчжу поневоле начал задумываться, стоит ли ему оставить этого ребёнка у себя — в конце концов, нельзя же позволять ему разгуливать без присмотра! Приняв решение, он поднялся на ноги, сообщив по-прежнему восседавшему на табурете Сяоняню:
— У меня в доме не так-то много съестного, но есть кунжутная паста [14]. Будешь?
Не обратив ни малейшего внимания на его слова, Сяонянь продолжал безутешно рыдать. Почесав в затылке, Сяо Наньчжу отправился на кухню готовить еду для ребёнка. Мельком глянув на часы, он увидел, что до полуночи оставалась от силы минута.
Не придав этому значения, мужчина двинулся к многострадальной плите и вновь наполнил чайник. На сей раз он не решился отойти от плиты. Провозившись на кухне с десяток минут, Сяо Наньчжу нога за ногу вернулся в гостиную — но к немалому своему изумлению обнаружил, что там никого нет.
Пухленький ребёнок словно сквозь пол провалился — а вместе с ним и его дохлый карп.
Однако же, вздумай мальчик покинуть квартиру, Сяо Наньчжу непременно услышал бы звук отпираемой двери.
Чувствуя, как сердце всё сильнее сдавливает ледяная рука, Сяо Наньчжу поставил фарфоровую плошку и бросился к календарю, толком не зная даже, что его туда влечёт. На побуревшей от времени странице он вновь узрел того щекастого мальчонку, голыми ягодицами повернувшегося к хозяину квартиры. В руках мальчик сжимал… дохлого карпа.
Примечания переводчиков:
[1] Духи календаря 历神 (lì shén) ли шэнь. Иероглиф 神 (shén) можно перевести как «духи», так и «божества», а также как «нечто сверхъестественное».
[2] Подарки — в оригинале 红包 (hóngbāo) — в пер. с кит. «красный конверт» — денежный подарок на Новый год.
[3] Лаба 腊八 (làbā) — 8-е число 12-го месяца по лунному календарю, буддийский религиозный праздник. Китайцы верят, что в этот день происходит переход нового в старое. В этот день они совершают подношения богам за хороший урожай и едят особую кашу.
[4] Личунь 立春 (lìchūn) — начало весны (период года с 4 или 5 февраля, отнесён к первой половине 1-го лунного месяца).
[5] Сверкая голыми ягодицами — Сяонянь носит традиционные для Китая детские штанишки с разрезом 开裆裤 (kāidāngkù) кайданку. Тут про них целая статья: https://ekd.me/2015/07/split-crotch-pants-history/
[6] Не стой разинув рот — в оригинале 别墨迹 (biémòjì) — в букв. пер. с кит. «не делать клякс», в образном значении — «вообще ничего не делать», «тянуть резину».
[7] Цзиньтун 金童 (Jīntóng) — в пер. с кит. «золотой отрок», сокращённое от Шанцай Тунцзы 善财童子 (Shàncái Tóngzǐ) — бодхисаттва Судхана, ученик Будды. Является одним из героев "Путешествия на Запад" — Красным Ребенком. С ним часто сравнивают миловидных мальчиков до двенадцати лет.
[8] Передник, или набрюшник 肚兜 (dùdōu) дудоу — традиционная одежда для детей. Теперь так также называют лифчик для девочек.
[9] Жареный кальмар 铁板鱿鱼 (tiěbǎn yóuyú) тебань ююй — кальмар на гриле. Тебань 铁板 (tiěbǎn) — железная плита, лист железа, способ приготовления, при котором блюда подаются на раскалённой сковороде.
[10] Затуманив его сознание — в оригинале 脑子就和生锈 (nǎozi jiùhé shēngxiù) — в пер. с кит. «мозг (память, способности) покрылись ржавчиной».
[11] Сяохун 小红 (xiǎohóng)— в букв. пер. с кит. «красненький», а также «маленькие красные плоды», что можно перевести как «ягодка».
[12] Дядя 叔叔 (shūshu) шушу — младший брат отца, дружеское обращение к младшему сверстнику отца, а также жены к деверю — младшему брату мужа.
[13] Хочешь карпа — будет тебе карп, другую рыбку — будет и она, черепашку так черепашку — на самом деле Сяо Наньчжу предлагает Сяоняню карпа (Cyprinus carpio) 鲤鱼 (lǐyú) , белого амура (Ctenopharyngodon idella) 草鱼 (cǎoyú) и дальневосточную черепаху (Pelodiscus sinensis) 甲鱼 (jiǎyú). По-китайски все эти названия рифмуются: лиюй, цаоюй и цзяюй.
[14] Кунжутная паста 芝麻糊 ( (zhīmahù) — тхина, тахина или тахини. Китайская кунжутная паста производится из поджаренных белых семян кунжута. Рисовый вкус китайской кунжутной пасты делает его очень популярным в разных регионах китайской кухни, особенно в кухне провинции Сычуань. Паста довольно твёрдая, а на ней есть масло, поэтому её следует равномерно перемешивать перед употреблением.
Следующая глава
Итак, с ним внезапно заговорил старый настенный календарь. Обычный человек от подобного, чего доброго, хлопнулся бы в обморок, но Сяо Наньчжу с малых лет не боялся всей этой сверхъестественной фигни, так что, хоть его порядком огорошило это явление, он всё же умудрился сохранить присутствие духа.
Машинально попятившись, он убедился, что голос и впрямь исходит от календаря.
— У них что, теперь и голосовая функция есть? — пробормотал он, позабыв закрыть рот от изумления.
читать дальшеКазалось, Сяонянь на календарном листе прямо-таки кипит от возмущения — заслышав слова Сяо Наньчжу, он вновь гневно надул щёки. Подумать только, ещё немного — и он мог беззаботно проспать целый год, необременённый никакими обязанностями!
Кто же мог знать, что этот болван по имени Сяо Наньчжу всё испортит за какие-то считанные минуты до полуночи! Духи календаря [1] отличаются весьма деликатным сложением, поскольку им приходится трудиться всего один день в году, а тем счастливчикам, что приходятся на конец года, и вовсе редко выпадает поработать — именно таким и был Сяонянь, божество Малого новогоднего сочельника.
«Разве в Праздник весны людям положено иметь какие-то заботы, помимо подарков [2], семейных обедов и тёплых пледов? — негодовал про себя мальчик. — Почему для Лабы [3] и Личуня [4], дежурство которых завершилось всего пару дней назад, всё прошло без сучка без задоринки, а мне достался этот недоумок?..»
От этих мрачных мыслей круглое пухленькое личико, неизменно ассоциирующееся с благодушным календарным божеством, скорбно сморщилось, и Сяоняня охватило необоримое желание выпустить из рук своего драгоценного карпа, чтобы от души плеснуть этому парню полную лохань озёрной воды прямо в физиономию.
Однако, оценив комплекцию Сяо Наньчжу, он в итоге решил, что связываться с ним будет себе дороже. Тот, в свою очередь, никак не мог сообразить, что происходит, ещё не вполне отойдя от воздействия алкоголя. Только он собрался потрогать календарь, чтобы выяснить, что с ним не так, как нарисованный искусной рукой щекастый мальчонка, по-прежнему сжимая в руках огромного карпа, вылез из листа, сверкая голыми ягодицами [5].
— Эй, ты! Если тебе есть, что сказать, так говори! — не слишком дружелюбно обратился он к хозяину квартиры, глядя на него снизу вверх. — Не стой разинув рот [6]! У меня на тебя всего двадцать минут, так что поторопись! Тебе что: предсказать судьбу, сказать, как поживают твои родичи, что сегодня можно делать, а что нельзя или истолковать сон?
Этот миловидный ребёнок, как две капли воды похожий на «золотого отрока» Цзиньтуна [7], принялся донимать Сяо Наньчжу этими бессмысленными вопросами, едва соскочив на пол. Виднеющийся из-под курточки красный передник [8] и карп в пухлых ручках довершали невыразимо трогательный образ. И всё же у любого, с кем сперва заговорил персонаж с календарного листа, а затем и вовсе ожил, вторгаясь в личное пространство, по спине пополз бы предательский холодок — и Сяо Наньчжу не был исключением. Однако сам мальчик, похоже, привык к виду впавших в ступор смертных — поглаживая подбородок, он задумчиво пробормотал:
— Ну, не могу же я вовсе ничего не сделать. Дай-ка я тебе что-нибудь предскажу — в конце концов, работа есть работа. Так-так, посмотрим… сегодня тебе не следует мыться и разводить огонь.
Звук его умиротворяющего бормотания помог Сяо Наньчжу худо-бедно прийти в себя. Ущипнув переносицу, он всерьёз задался вопросом, что же перед ним: обычная галлюцинация или последствия неумеренных возлияний?
В конечном счёте, полученное им за последние двадцать лет образование безостановочно внушало ему, что ничего сверхъестественного в природе на самом деле не существует, однако в следующую минуту его сомнения потеснило нечто вполне осязаемое.
— А это что? — подозрительно потянул он носом. — Жареный кальмар [9], что ли?..
Он вновь принюхался — обычно Сяо Наньчжу соображал куда быстрее, но нынче хмель и потрясение сделали своё дело, основательно затуманив его сознание [10].
— А-а-а, это у тебя вместо мозгов кальмар! — взвился мальчик. — Я ж сказал тебе, никакого огня! Никакого! Огня!
Сяонянь в панике отбросил своего карпа и вцепился в штаны Сяо Наньчжу, таща его за собой на кухню. Тот, внезапно вспомнив про чайник, наконец пришёл в себя, поспешив за мальчиком.
Само собой, чайник давным-давно выкипел, а огонь на плите продолжал бушевать, наполняя кухню удушливым дымом — языки пламени успели переметнуться даже на пол. Прикрывая лицо, Сяо Наньчжу сорвал ближайшую занавеску и принялся сбивать пламя, отмахиваясь от летящих во все стороны искр. Сяонянь носился вокруг, заливая огонь водой из неведомо откуда взявшейся лохани.
— Уф… — то и дело отдувался он. — Едва успели… Ну и вымотался же я…
Вытирая лоб тыльной стороной ладошки, Сяонянь бессознательно размазывал сажу по белой коже, помогая Сяо Наньчжу ликвидировать возгорание. На самом деле, для того, кто работал один-единственный день в году, он проявил недюжинные выносливость и выдержку. Сяо Наньчжу также вздохнул с облегчением, хотя сердце всё ещё колотилось как бешеное, и медленно обозрел свою изрядно пострадавшую кухню.
А ведь если бы не этот толстощёкий мальчонка из календаря, то, пожалуй, он бы так и заснул себе на диване.
Теперь-то он с запозданием вспомнил о том, что при долгом неиспользовании газовых труб в них скапливается жидкое горючее вещество, которое может послужить причиной пожара — так что, засни он тут пьяный… не дожить бы ему до Нового года, конец истории.
Подумав об этом, он ощутил невольную благодарность к ребёнку, избавившему его от столь нелепой гибели. Теперь Сяо Наньчжу было совершенно не важно, откуда взялся этот мальчонка — из календаря или ещё откуда — как ни крути, он спас ему жизнь. Не ожидая, что хозяин квартиры так быстро уверует в его существование, Сяонянь тем временем принялся деловито тереть запачканное лицо не менее грязными ладошками — и только тут осознал, что чего-то в них не хватает. Глаза мальчика в испуге распахнулись, и он стремглав бросился в гостиную, топоча босыми пятками.
— Эй, ты куда? — окликнул его Сяо Наньчжу. — Ты простудишься, если будешь бегать с босыми ногами!
Преисполнившись тревоги, будто и впрямь обратился в отца этого мальчугана, мужчина бросился за ним, чтобы подыскать ему какие-нибудь тапочки — и нашёл этого непоседу на корточках у дивана над неподвижно вытянувшимся на полу карпом с помутневшими глазами.
Сяо Наньчжу застыл над ним, не зная, что сказать.
— Сяохун [11]… Мой Сяохун… умер… Уа-а-а!
Слёзы хлынули неудержимым потоком. Помогая Сяо Наньчжу потушить пожар, Сяонянь совершенно позабыл о своём драгоценном карпе, выпустив из виду, что рыбы не могут прожить без воды. А пока он спохватился, символ процветания грядущего года в последний раз судорожно оттопырил жабры и испустил дух.
Глядя на малыша, который яростно тёр глаза кулачками, безутешно рыдая, Сяо Наньчжу ощутил укол вины — ещё бы мальчик не горевал, он ведь только что потерял своего питомца! Подтащив низенькую табуретку, Сяо Наньчжу посадил на неё ребёнка, после чего напялил на него безразмерные мягкие тапочки. Подождав, пока рыдания Сяоняня не перейдут в судорожные всхлипы, Сяо Наньчжу ущипнул его за мокрые от слёз щёчки:
— Ну же, не плачь, дядя [12] завтра купит тебе нового, идёт? Хочешь карпа — будет тебе карп, другую рыбку — будет и она, черепашку так черепашку [13]…
Улещивая мальчонку словно волк, завлекающий Красную шапочку в лесную чащу, Сяо Наньчжу напрочь позабыл про свою подпаленную кухню — опустившись на корточки рядом с Сяонянем, он не жалел слов, чтобы отвлечь это дитя от постигшего его несчастья.
В другое время у него едва ли хватило бы терпения на хнычущего ребёнка, но ведь этот толстощёкий паренёк рисковал ради него своей жизнью в канун Нового года, так что Сяо Наньчжу, смирив подступающее раздражение, делал всё возможное, чтобы быть милым хотя бы единственный раз в жизни. Однако на Сяоняня его увещевания возымели прямо противоположный эффект: он заревел с новой силой.
— День п-почти на исходе, ничего уже не поправишь, — всхлипнув, ребёнок внезапно разразился обвинениями: — Это всё ты! Всё из-за тебя! Мой Сяохун… — дальнейшие слова потонули в рыданиях.
— Слушай, мальчик, я-то тут при чём? — растерялся Сяо Наньчжу. — Твоему Сяохуну просто не повезло…
— Нет, это всё ты! Это твоя вина! — выкрикнул Сяонянь, отчаянно хлюпая носом. — Твоя, безмозглый верзила!
— Ну ладно, ладно, — поспешил согласиться мужчина. — Моя так моя… — признал он, про себя решив, что дальнейшие попытки утешения едва ли возымеют успех.
К тому же, от детского рёва у него так разболелась голова, что он готов был встать на колени, чтобы молить о прощении, однако не похоже было, что это окажет хоть какое-то действие на маленького тирана.
На самом деле, Сяо Наньчжу с куда большим удовольствием полюбопытствовал бы у этого божка, каким образом тот вылез из календаря и как умудрился предсказать пожар, но Сяоняню было явно не до его досужих расспросов — он был слишком занят самозабвенным плачем.
Понятия не имея, что ещё предпринять, Сяо Наньчжу поневоле начал задумываться, стоит ли ему оставить этого ребёнка у себя — в конце концов, нельзя же позволять ему разгуливать без присмотра! Приняв решение, он поднялся на ноги, сообщив по-прежнему восседавшему на табурете Сяоняню:
— У меня в доме не так-то много съестного, но есть кунжутная паста [14]. Будешь?
Не обратив ни малейшего внимания на его слова, Сяонянь продолжал безутешно рыдать. Почесав в затылке, Сяо Наньчжу отправился на кухню готовить еду для ребёнка. Мельком глянув на часы, он увидел, что до полуночи оставалась от силы минута.
Не придав этому значения, мужчина двинулся к многострадальной плите и вновь наполнил чайник. На сей раз он не решился отойти от плиты. Провозившись на кухне с десяток минут, Сяо Наньчжу нога за ногу вернулся в гостиную — но к немалому своему изумлению обнаружил, что там никого нет.
Пухленький ребёнок словно сквозь пол провалился — а вместе с ним и его дохлый карп.
Однако же, вздумай мальчик покинуть квартиру, Сяо Наньчжу непременно услышал бы звук отпираемой двери.
Чувствуя, как сердце всё сильнее сдавливает ледяная рука, Сяо Наньчжу поставил фарфоровую плошку и бросился к календарю, толком не зная даже, что его туда влечёт. На побуревшей от времени странице он вновь узрел того щекастого мальчонку, голыми ягодицами повернувшегося к хозяину квартиры. В руках мальчик сжимал… дохлого карпа.
Примечания переводчиков:
[1] Духи календаря 历神 (lì shén) ли шэнь. Иероглиф 神 (shén) можно перевести как «духи», так и «божества», а также как «нечто сверхъестественное».
[2] Подарки — в оригинале 红包 (hóngbāo) — в пер. с кит. «красный конверт» — денежный подарок на Новый год.
[3] Лаба 腊八 (làbā) — 8-е число 12-го месяца по лунному календарю, буддийский религиозный праздник. Китайцы верят, что в этот день происходит переход нового в старое. В этот день они совершают подношения богам за хороший урожай и едят особую кашу.
[4] Личунь 立春 (lìchūn) — начало весны (период года с 4 или 5 февраля, отнесён к первой половине 1-го лунного месяца).
[5] Сверкая голыми ягодицами — Сяонянь носит традиционные для Китая детские штанишки с разрезом 开裆裤 (kāidāngkù) кайданку. Тут про них целая статья: https://ekd.me/2015/07/split-crotch-pants-history/
[6] Не стой разинув рот — в оригинале 别墨迹 (biémòjì) — в букв. пер. с кит. «не делать клякс», в образном значении — «вообще ничего не делать», «тянуть резину».
[7] Цзиньтун 金童 (Jīntóng) — в пер. с кит. «золотой отрок», сокращённое от Шанцай Тунцзы 善财童子 (Shàncái Tóngzǐ) — бодхисаттва Судхана, ученик Будды. Является одним из героев "Путешествия на Запад" — Красным Ребенком. С ним часто сравнивают миловидных мальчиков до двенадцати лет.
[8] Передник, или набрюшник 肚兜 (dùdōu) дудоу — традиционная одежда для детей. Теперь так также называют лифчик для девочек.
[9] Жареный кальмар 铁板鱿鱼 (tiěbǎn yóuyú) тебань ююй — кальмар на гриле. Тебань 铁板 (tiěbǎn) — железная плита, лист железа, способ приготовления, при котором блюда подаются на раскалённой сковороде.
[10] Затуманив его сознание — в оригинале 脑子就和生锈 (nǎozi jiùhé shēngxiù) — в пер. с кит. «мозг (память, способности) покрылись ржавчиной».
[11] Сяохун 小红 (xiǎohóng)— в букв. пер. с кит. «красненький», а также «маленькие красные плоды», что можно перевести как «ягодка».
[12] Дядя 叔叔 (shūshu) шушу — младший брат отца, дружеское обращение к младшему сверстнику отца, а также жены к деверю — младшему брату мужа.
[13] Хочешь карпа — будет тебе карп, другую рыбку — будет и она, черепашку так черепашку — на самом деле Сяо Наньчжу предлагает Сяоняню карпа (Cyprinus carpio) 鲤鱼 (lǐyú) , белого амура (Ctenopharyngodon idella) 草鱼 (cǎoyú) и дальневосточную черепаху (Pelodiscus sinensis) 甲鱼 (jiǎyú). По-китайски все эти названия рифмуются: лиюй, цаоюй и цзяюй.
[14] Кунжутная паста 芝麻糊 ( (zhīmahù) — тхина, тахина или тахини. Китайская кунжутная паста производится из поджаренных белых семян кунжута. Рисовый вкус китайской кунжутной пасты делает его очень популярным в разных регионах китайской кухни, особенно в кухне провинции Сычуань. Паста довольно твёрдая, а на ней есть масло, поэтому её следует равномерно перемешивать перед употреблением.
Следующая глава
Мастер Календаря. Глава 1 — 11.02.2015. Сяонянь. Часть 1
За восемь дней до Праздника весны [1] военный Сяо Наньчжу вышел в отставку, чтобы вернуться в родной городок Y.
Хоть он и вырос здесь, теперь Сяо Наньчжу едва ли мог назвать город Y своим домом.
Он рано потерял родителей, и единственным членом его семьи оставалась бабушка, которая умерла в тот самый год, когда он пошёл в армию. Средств на то, чтобы приобрести новое жильё после того, как его старый дом снесли вместе со всем их дряхлым кварталом, у него также не водилось.
читать дальшеВыплаты по случаю увольнения из армии особой щедростью не отличались, да и никаких выдающихся навыков за Сяо Наньчжу сроду не замечали, так что на вопросы сослуживцев о дальнейших планах он лишь отшучивался:
— Как кривая выведет.
По сути дела, он рассматривал город Y лишь как тихую гавань, в которой планировал передохнуть от превратностей судьбы, но в свои без малого тридцать Сяо Наньчжу и впрямь предпочитал не задумываться о будущем.
Вся первая половина его жизни прошла в старом переулке, где теснилось несколько десятков семей. Большинство из них были местными уроженцами, прожившими бок о бок друг с другом свыше шестидесяти лет. Разумеется, все они знали своих соседей как облупленных, да и на жизнь зарабатывали примерно одним и тем же.
Поскольку город Y издавна славился как исторический и культурный центр, большинство здешних жителей подвизались либо в традиционных промыслах, либо в сфере торговли антиквариатом, будучи экспертами по живописи и каллиграфии, мастерами физиогномики и мо гу [2], практикуя тяо дашэнь [3], иглоукалывание и иные народные средства — в общем, всё то, чему в недалёком будущем предстояло вовсе отмереть.
Что же до бабушки самого Сяо Наньчжу, то она занималась выбором благоприятных дней для различных знаменательных событий [4]: когда где-то затевалась свадьба или установка несущей балки [5] при возведении дома, без её участия не обходилось. Обычно старушка редко покидала дом, но когда появлялись клиенты, она спешила к ним, дабы побаловать внука стряпнёй на вырученные деньги.
Стоило ли удивляться, что дети из семей, обитавших в этом переулке в течение трёх—четырёх поколений, сдружились — вот и теперь первым, кому Сяо Наньчжу дал знать о своём возвращении из армии, был его друг детства, живший по соседству.
Хоть они и поддерживали контакт, Сяо Наньчжу не виделся с другом то ли пять, то ли шесть лет — строгая дисциплина не давала такой возможности даже во время его кратких визитов домой. В его памяти остались лишь обрывочные воспоминания о двух двенадцатилетних мальчишках, слоняющихся по узким улочкам, но и они казались какими-то выцветшими и потрёпанными, будто старые фотографии.
— Сяо Наньчжу! Сяо Наньчжу! Парни с третьего переулка нагоняют!
— Живее, Сыту Чжан! Дёру, дёру!
Как ни странно, даже эти невнятные клочки согревали душу теплом. Предаваясь думам о родном городе и старых друзьях, Сяо Наньчжу прибыл на место назначения.
Поскольку он приехал в самый разгар новогодних праздников, платформу мигом запрудила толпа людей, возвращающихся домой, чтобы отметить Новый год с семьёй. Пробираясь сквозь это столпотворение со своим скудным багажом, Сяо Наньчжу чувствовал, как от холода на глаза наворачиваются слёзы.
Заснеженные улицы были полны радостных в предвкушении Праздника весны прохожих. Большинство приезжих торопились по домам, отчего этот застывший на месте худощавый мужчина с побелевшим от холода лицом казался чужаком.
Купив пачку «Юйси» [6], он прикусил фильтр, и, нахмурившись, затянулся было, когда его ушей достиг зычный окрик:
— Сяо Наньчжу! А, Сяо Наньчжу! Эй, ступай сюда! Что стоишь, как идиот?
Его подзывал к себе крупный мужчина со стрижкой ёжиком в чёрной куртке, которая была ему безнадёжно велика, круглых солнечных очках и с раззявленным от крика ртом. Со стороны он выглядел по меньшей мере странно.
Едва ушедший в себя Сяо Наньчжу поднял глаза на этого парня, в его душе тут же всколыхнулись воспоминания. Убедившись, что тот зовёт именно его, Сяо Наньчжу спустился к нему вместе с багажом. Оглядев старого знакомца с ног до головы, он рассмеялся, не выпуская сигареты изо рта.
— Ты только посмотри на себя — на носу Праздник весны, а ты разодет так, словно не встречать меня собрался, а хоронить!
Сняв солнечные очки, молодой человек, прищурившись, присвистнул в ответ:
— О чём это ты, детка? Это ж моя рабочая одежда — я примчался забрать тебя прямо с работы, так что тебе должно быть совестно делать подобные замечания. Позволь мне сегодня угостить тебя — выпьем и поговорим о нашем житье-бытье за эти годы…
Несмотря на то, что минуло немало лет, тон этого парня ничуть не изменился, к немалому облегчению Сяо Наньчжу. Он с улыбкой обнял друга, наградив его медвежьими объятиями. Прикинутый словно заправский слепец Сыту Чжан также рассмеялся в ответ и позволил Сяо Наньчжу увлечь себя вниз по улице, разговаривая во весь голос — от этой встречи у него в груди также разлилось подлинное тепло. Полчаса спустя они взяли такси до местного ресторанчика и уселись за столик, чтобы вволю поговорить о прошлом.
При встрече старых друзей это неизбежная тема для беседы, а благодаря тому, что они росли вместе с малых лет, вскоре уже болтали об этом, будто расстались вчера.
Сяо Наньчжу за годы службы привык держать себя довольно бесцеремонно. Заказав пару блюд и выпивку, он откинулся на стуле и затянулся сигаретой. Принявшийся за расспросы Сыту Чжан, казалось, был не против подобного поведения — подув на очки, он протёр их тряпочкой и в лоб спросил:
— А как у тебя с личной жизнью — женился наконец?
— В армии одни мужики — на ком мне, по-твоему, жениться?
— А как с работой?
— Безработный, разумеется — а ты как думал? — прищурившись, Сяо Наньчжу стряхнул пепел ленивым движением пальцев. На самом деле, он был морально готов к тому, что для поиска работы ему потребуется немало времени. В конце концов, в обществе сейчас такая конкуренция за вакансии, что даже молодым подчас не устроиться, не говоря уже о таких старых армейских псах, как он сам.
Сыту Чжан с усмешкой возвратил солнечные очки на место. Глядя на него, Сяо Наньчжу рассеянно бросил:
— Ну а ты сам — расскажи уже и о себе!
В тот же миг улыбка Сыту Чжана малость померкла. Некоторое время они молча таращились друг на друга, причём Сяо Наньчжу мысленно проклинал тёмные очки, из-за которых не видно выражения глаз. Наконец он не выдержал — склонился ближе и понизил голос:
— Слушай, а чего ты на самом деле носишь эти очки — ты себе, что, двойное веко [7] сделал?
При виде выражения на лице друга Сяо Наньчжу не смог удержаться от смешка.
— Сукин ты сын! — нахмурился Сыту Чжан, припомнив обыкновение друга изводить его своими шуточками с самых малых лет.
Отхлебнув пива, он вновь заговорил, хмуро глядя на ухмыляющегося Сяо Наньчжу:
— Открыл салон слепого массажа [8]. Покажу как-нибудь потом. Это тебе не какой-то дабаоцзянь [9], всё серьёзно — настоящий массаж на основе цигун [10].
На самом деле, даже не заговори он об этом, Сяо Наньчжу и так догадался бы, чем нынче промышляет этот парень: передающееся из поколения в поколение ремесло его семьи было весьма широко известно. Как всегда в такого рода профессиях, мастеров цигун частенько клеймили мошенниками, так что репутация у них была немногим лучше, чем у распространителей фальшивых лекарств — и всё же именно на этом поприще некогда подвизались родители Сыту Чжана.
Всякий раз, заходя за приятелем, Сяо Наньчжу видел выстроившуюся у его дома очередь из стариков и старушек, жаждущих попасть на приём к мастеру Сыту — говорили, что каждый сеанс его массажа продлевает жизнь на четверть часа.
Хоть для современного человека всё это звучало как немыслимая чушь, она привлекала немало клиентов, однако для Сяо Наньчжу, который с детства был привычен к подобным штукам, всё это не представляло ровным счётом никакого интереса, и он уж никак не предполагал, что его друг изберёт явно отжившую свой век профессию. В конце концов, он всегда считал Сыту Чжана достаточно смышлёным, чтобы устроиться в жизни, не прибегая к такого рода шарлатанству. При виде изумления, написанного на лице друга, Сыту Чжан лишь улыбнулся, наливая ему полный бокал «Хапи» [11].
— И что тебя так удивляет? Не ожидал, что я преуспею в семейном бизнесе? Искусство цигун передаётся в нашей семье от поколения к поколению около трёх сотен лет, нельзя же дать этой традиции прерваться? И, надо признаться, дела идут неплохо — если бы мне не пришлось забирать тебя сегодня, на приём ко мне выстроилось бы не меньше дюжины клиентов.
Сяо Наньчжу не знал, что и сказать, продолжая молча таращиться на друга.
— Ты слишком долго не был дома, — несколько самодовольно бросил Сыту Чжан, — так что многое тебе невдомёк. Помнишь тётушку Лю, жившую неподалёку от нас, ту, что практиковала тяо дашэнь? Так вот, две её дочки поступили в танцевальные академии, одна изучает современный танец, а другая — народный. И, будь уверен, без дела они не останутся. А дядюшку Вана, астролога, помнишь? Его внук, Ван Сяодун, весьма популярен на вэйбо [12], причём зашибает своими прогнозами куда больше моего… А, ну и ещё есть Ли Сяньгу — медиум — и Чжэн Шушу — этот крошит камни о свою грудь…
— Ладно, хватит уже, я понял, как это безумно круто! — выпалил Сяо Наньчжу, чуть не выплюнув пиво на стол.
Сказать по правде, он и впрямь не ожидал, что его недавние соседи добьются подобных успехов своими дедовскими навыками. Видя, что друг всё ещё сомневается в его словах, Сыту Чжан почёл за нужное не переубеждать его, вместо этого просто подмигнув ему с ухмылкой.
— Сейчас то и дело говорят, будто цигун и китайская медицина антинаучны [13], но что это, по сути, значит — то, чего наука пока не в силах объяснить, разве нет? Да и разве она сама не полна предрассудков? То же, на что опираемся мы, вовсе не суеверия, а вековое наследие наших предков. Нельзя же позволить культурному наследию сгинуть лишь потому, что нынче оно не в чести у учёных? К слову о твоей бабуле — она ведь была известным мастером календаря [14]! Даже если ты не собираешься всерьёз взяться за семейное дело, это ведь лучше, чем сидеть сложа руки, а?
При этих словах на Сяо Наньчжу невольно нахлынули воспоминания об умершей почти пять лет назад бабушке. Однако Сыту Чжан не знал, что говорит — бабушка и сама при жизни отнюдь не стремилась передать ему своё искусство толкования календаря, не говоря уже о том, что её внук не проявлял к этому ни малейшего интереса. Теперь же не могло быть и речи о том, чтобы обучиться этому самостоятельно, не то что сделать это своей профессией.
Так что Сяо Наньчжу предпочёл пропустить это предложение мимо ушей.
Их посиделки закончились лишь около десяти вечера, причём оба приятеля основательно набрались, так что из забегаловки они выходили, ощутимо покачиваясь. Махнув Сыту Чжану, Сяо Наньчжу бросил ему: «Увидимся!» — и двинулся прочь, направляясь к дому, где снимал квартиру — в основном для того, чтобы держать там свои пожитки, да чтобы было куда возвращаться на побывку. На настоящий момент он не появлялся здесь уже около года.
Потёртый диван, столь же дряхлый столик да старый перекидной календарь на стене — вот и вся обстановка.
Эти вещи достались ему от бабушки — так и не разобравшись с ними после её смерти, он и теперь не находил в себе сил от них избавиться. Вот и сейчас, хотя в спёртом воздухе ощущались лишь унылые запахи пустующего жилья, Сяо Наньчжу казалось, будто он насквозь пропитан воспоминаниями. Нетвёрдым шагом вступив в комнату, он помедлил, держась за стену, прежде чем включить свет. Зайдя на кухню, чтобы поставить чайник, он вернулся в гостиную, усевшись на диван.
Время от времени из-за окон до него долетал треск фейерверков — в конце концов, близился Новый год.
Ожидая, пока закипит вода, Сяо Наньчжу откинулся на спинку дивана, постепенно проваливаясь в дрёму. Сверху доносился приглушённый шум — соседи передвигали столы и стулья. Старые настенные часы дали знать, что полчаса спустя наступит новый день. От их циферблата взгляд Сяо Наньчжу скользнул к висящему рядом календарю, и мужчина озадаченно нахмурился.
В квартире, где целый год никто не жил, ровным счётом ничего не могло измениться, за исключением количества пыли.
И всё же кто-то перевернул страницы календаря на нынешнюю дату.
11 февраля 2015 года, среда [15].
Некоторое время Сяо Наньчжу тщетно пытался припомнить тот день, когда в последний раз бывал здесь. Что-то тут явно было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Однако зародившееся в сердце подозрение наконец побудило его встать и подойти к стене.
Вглядываясь в пожелтевший старый календарь, Сяо Наньчжу обнаружил, что, помимо рекомендаций и предостережений китайского гороскопа на день, посередине страницы имеется рисунок ребёнка в ярко-красной курточке [16] с родинкой меж бровей и большим красным карпом в руках.
— Саньхэ [17], собака и тигр, Цзюсин Сыюань [18], благоприятный день для любых начинаний… — прищурился Сяо Наньчжу, — также известный как Сяо… нянь [19]?
Прочитав надпись классическими китайскими иероглифами внизу странички, он бессознательно нахмурился, пребывая во власти необъяснимого чувства, что вот-вот свершится что-то из ряда вон выходящее.
Долю секунды спустя ребёнок с карпом в руках внезапно открыл глаза и встряхнул покрытой бурыми пятнами от воды головой, распространяя резкий запах сырой рыбы. Сердито уставившись на Сяо Наньчжу, он надул красные от злости щёки и внезапно заорал:
— Бедному маленькому мне только и оставалось, что каких-то полчаса работы до конца годичной смены, и тут этому пустоголовому [20] смертному вздумалось впериться в меня! Ты что, удачу на весь год хочешь отвадить? Эй, ты, к тебе обращаюсь!
Сяо Наньчжу продолжал молча таращиться на ребёнка.
С ним только что заговорил… к-к-календарь?
Примечания переводчиков:
[1] Праздник весны 春节 (Chūnjié) Чуньцзе — китайский Новый год (второе новолуние после 21 декабря, один из дней между 21 января и 21 февраля). В повествовании этот день приходится на 19 февраля.
[2] Мо гу 摸骨 (mō gǔ) – в букв. пер. с кит. «прощупывать кости» — древний способ определения степени одарённости человека.
[3] Тяо дашэнь 跳大神 (Tiào dàshén) — в букв. пер. с кит. «прыжки/танец великого бога» — заклинательская практика, в которой участвуют двое: медиум призывает в своё тело божество (или призрака), а второй ему ассистирует. С помощью этого ритуала смертные могут общаться с богами и умершими.
[4] Выбор благоприятного дня для знаменательного события 看日子 (kàn rìzi) — в букв. пер. с кит. «наметить дату».
[5] Несущая балка 上梁 (shàngliáng) — по поверьям от неё зависит мир и покой в доме.
[6] «Юйси» 玉溪 (yùxī) – китайская марка сигарет.
[7] Двойное веко 双眼皮 (shuāngyǎnpí) — складка кожи на верхнем веке, имеющаяся почти у всех европейцев, но далеко не столь распространённая у азиатов. Считается, что двойное веко делает глаза больше, придавая лицу более юное и невинное выражение, а также придаёт более живой и бодрый вид, а потому подобная операция и впрямь довольно широко распространена в Китае и Японии.
[8] Салон слепого массажа 盲人按摩院 (mángrén ànmóyuàn) – манжэнь – в Китае традиционно считается, что лучше всего массаж делают слепые или плохо видящие люди, поэтому иногда занимающиеся массажем люди прикидываются слепыми или слабовидящими, отсюда и тёмные очки Сыту Чжана. Судя по отзывам, массаж хороший, но «жёсткий» :-)
[9] Дабаоцзянь 大保健 (dàbǎojiàn) — салон «особых» оздоровительных услуг (зачастую — баня с проститутками).
[10] Массаж цигун, или туйна 气功推拿 (qìgōng tuīná) — процедуры, основанные на воздействии на духовную энергию ци 气 (qì) — дыхательная и лечебная гимнастика, массаж и т.д.
[11] Хапи 哈啤 (Hāpí) — сорт пива, производящегося в Харбине (哈 — сокращённое от Харбина, 啤 — пиво).
[12] Вэйбо 微博 (wēibó) — в букв. пер. с кит. «микроблог», китайский аналог твиттера.
[13] Антинаучный 不科学 (bù kēxué) – употребляется как весьма распространенный синоним слов «невозможный», «нелогичный», «плод суеверия».
[14] Мастер календаря 黄历师 (huánglì shī) – толкователь благоприятных и неблагоприятных дней для различных событий, предсказатель.
[15] 11 февраля 2015 года, среда — в оригинале — 2027 год, однако даты Сяоняня и других праздников, а также день недели соответствуют 2015-му году, поэтому мы взяли на себя смелость везде поменять год на 2015 (см. примечание к оглавлению).
[16] Курточка 夹袄 (jiá’ǎo) — словарь переводит этот предмет одежды как «куртка на подкладке». Вот что даёт гугл: https://p1.ssl.qhmsg.com/dr/220__/t01cce61d43fa8466af.jpg
[17] Саньхэ 三合 (sānhé) — третья комбинация парных меридиан — желудок и селезёнка.
[18] Цзюсин 九星 (jiǔxīng) — четыре страны и пять планет, звёзды Большой Медведицы или звёзды девяти разновидностей окраски лучей, по сочетанию которых делаются предсказания. Сыюань 四缘 (sì yuán) — четыре условия (будд. Пратьяя), жребия, предопределения.
[19] Сяонянь 小年 (Xiǎo nián) — в букв. пер. с кит. «маленький год», «малый новогодний сочельник» (24-го числа 12-го месяца по лунному календарю).
[20] Пустоголовый — в оригинале 脑子 有 坑 (nǎozi yǒu kēng) — в букв. пер. с кит. «голова в ямах».
Следующая глава
Хоть он и вырос здесь, теперь Сяо Наньчжу едва ли мог назвать город Y своим домом.
Он рано потерял родителей, и единственным членом его семьи оставалась бабушка, которая умерла в тот самый год, когда он пошёл в армию. Средств на то, чтобы приобрести новое жильё после того, как его старый дом снесли вместе со всем их дряхлым кварталом, у него также не водилось.
читать дальшеВыплаты по случаю увольнения из армии особой щедростью не отличались, да и никаких выдающихся навыков за Сяо Наньчжу сроду не замечали, так что на вопросы сослуживцев о дальнейших планах он лишь отшучивался:
— Как кривая выведет.
По сути дела, он рассматривал город Y лишь как тихую гавань, в которой планировал передохнуть от превратностей судьбы, но в свои без малого тридцать Сяо Наньчжу и впрямь предпочитал не задумываться о будущем.
Вся первая половина его жизни прошла в старом переулке, где теснилось несколько десятков семей. Большинство из них были местными уроженцами, прожившими бок о бок друг с другом свыше шестидесяти лет. Разумеется, все они знали своих соседей как облупленных, да и на жизнь зарабатывали примерно одним и тем же.
Поскольку город Y издавна славился как исторический и культурный центр, большинство здешних жителей подвизались либо в традиционных промыслах, либо в сфере торговли антиквариатом, будучи экспертами по живописи и каллиграфии, мастерами физиогномики и мо гу [2], практикуя тяо дашэнь [3], иглоукалывание и иные народные средства — в общем, всё то, чему в недалёком будущем предстояло вовсе отмереть.
Что же до бабушки самого Сяо Наньчжу, то она занималась выбором благоприятных дней для различных знаменательных событий [4]: когда где-то затевалась свадьба или установка несущей балки [5] при возведении дома, без её участия не обходилось. Обычно старушка редко покидала дом, но когда появлялись клиенты, она спешила к ним, дабы побаловать внука стряпнёй на вырученные деньги.
Стоило ли удивляться, что дети из семей, обитавших в этом переулке в течение трёх—четырёх поколений, сдружились — вот и теперь первым, кому Сяо Наньчжу дал знать о своём возвращении из армии, был его друг детства, живший по соседству.
Хоть они и поддерживали контакт, Сяо Наньчжу не виделся с другом то ли пять, то ли шесть лет — строгая дисциплина не давала такой возможности даже во время его кратких визитов домой. В его памяти остались лишь обрывочные воспоминания о двух двенадцатилетних мальчишках, слоняющихся по узким улочкам, но и они казались какими-то выцветшими и потрёпанными, будто старые фотографии.
— Сяо Наньчжу! Сяо Наньчжу! Парни с третьего переулка нагоняют!
— Живее, Сыту Чжан! Дёру, дёру!
Как ни странно, даже эти невнятные клочки согревали душу теплом. Предаваясь думам о родном городе и старых друзьях, Сяо Наньчжу прибыл на место назначения.
Поскольку он приехал в самый разгар новогодних праздников, платформу мигом запрудила толпа людей, возвращающихся домой, чтобы отметить Новый год с семьёй. Пробираясь сквозь это столпотворение со своим скудным багажом, Сяо Наньчжу чувствовал, как от холода на глаза наворачиваются слёзы.
Заснеженные улицы были полны радостных в предвкушении Праздника весны прохожих. Большинство приезжих торопились по домам, отчего этот застывший на месте худощавый мужчина с побелевшим от холода лицом казался чужаком.
Купив пачку «Юйси» [6], он прикусил фильтр, и, нахмурившись, затянулся было, когда его ушей достиг зычный окрик:
— Сяо Наньчжу! А, Сяо Наньчжу! Эй, ступай сюда! Что стоишь, как идиот?
Его подзывал к себе крупный мужчина со стрижкой ёжиком в чёрной куртке, которая была ему безнадёжно велика, круглых солнечных очках и с раззявленным от крика ртом. Со стороны он выглядел по меньшей мере странно.
Едва ушедший в себя Сяо Наньчжу поднял глаза на этого парня, в его душе тут же всколыхнулись воспоминания. Убедившись, что тот зовёт именно его, Сяо Наньчжу спустился к нему вместе с багажом. Оглядев старого знакомца с ног до головы, он рассмеялся, не выпуская сигареты изо рта.
— Ты только посмотри на себя — на носу Праздник весны, а ты разодет так, словно не встречать меня собрался, а хоронить!
Сняв солнечные очки, молодой человек, прищурившись, присвистнул в ответ:
— О чём это ты, детка? Это ж моя рабочая одежда — я примчался забрать тебя прямо с работы, так что тебе должно быть совестно делать подобные замечания. Позволь мне сегодня угостить тебя — выпьем и поговорим о нашем житье-бытье за эти годы…
Несмотря на то, что минуло немало лет, тон этого парня ничуть не изменился, к немалому облегчению Сяо Наньчжу. Он с улыбкой обнял друга, наградив его медвежьими объятиями. Прикинутый словно заправский слепец Сыту Чжан также рассмеялся в ответ и позволил Сяо Наньчжу увлечь себя вниз по улице, разговаривая во весь голос — от этой встречи у него в груди также разлилось подлинное тепло. Полчаса спустя они взяли такси до местного ресторанчика и уселись за столик, чтобы вволю поговорить о прошлом.
При встрече старых друзей это неизбежная тема для беседы, а благодаря тому, что они росли вместе с малых лет, вскоре уже болтали об этом, будто расстались вчера.
Сяо Наньчжу за годы службы привык держать себя довольно бесцеремонно. Заказав пару блюд и выпивку, он откинулся на стуле и затянулся сигаретой. Принявшийся за расспросы Сыту Чжан, казалось, был не против подобного поведения — подув на очки, он протёр их тряпочкой и в лоб спросил:
— А как у тебя с личной жизнью — женился наконец?
— В армии одни мужики — на ком мне, по-твоему, жениться?
— А как с работой?
— Безработный, разумеется — а ты как думал? — прищурившись, Сяо Наньчжу стряхнул пепел ленивым движением пальцев. На самом деле, он был морально готов к тому, что для поиска работы ему потребуется немало времени. В конце концов, в обществе сейчас такая конкуренция за вакансии, что даже молодым подчас не устроиться, не говоря уже о таких старых армейских псах, как он сам.
Сыту Чжан с усмешкой возвратил солнечные очки на место. Глядя на него, Сяо Наньчжу рассеянно бросил:
— Ну а ты сам — расскажи уже и о себе!
В тот же миг улыбка Сыту Чжана малость померкла. Некоторое время они молча таращились друг на друга, причём Сяо Наньчжу мысленно проклинал тёмные очки, из-за которых не видно выражения глаз. Наконец он не выдержал — склонился ближе и понизил голос:
— Слушай, а чего ты на самом деле носишь эти очки — ты себе, что, двойное веко [7] сделал?
При виде выражения на лице друга Сяо Наньчжу не смог удержаться от смешка.
— Сукин ты сын! — нахмурился Сыту Чжан, припомнив обыкновение друга изводить его своими шуточками с самых малых лет.
Отхлебнув пива, он вновь заговорил, хмуро глядя на ухмыляющегося Сяо Наньчжу:
— Открыл салон слепого массажа [8]. Покажу как-нибудь потом. Это тебе не какой-то дабаоцзянь [9], всё серьёзно — настоящий массаж на основе цигун [10].
На самом деле, даже не заговори он об этом, Сяо Наньчжу и так догадался бы, чем нынче промышляет этот парень: передающееся из поколения в поколение ремесло его семьи было весьма широко известно. Как всегда в такого рода профессиях, мастеров цигун частенько клеймили мошенниками, так что репутация у них была немногим лучше, чем у распространителей фальшивых лекарств — и всё же именно на этом поприще некогда подвизались родители Сыту Чжана.
Всякий раз, заходя за приятелем, Сяо Наньчжу видел выстроившуюся у его дома очередь из стариков и старушек, жаждущих попасть на приём к мастеру Сыту — говорили, что каждый сеанс его массажа продлевает жизнь на четверть часа.
Хоть для современного человека всё это звучало как немыслимая чушь, она привлекала немало клиентов, однако для Сяо Наньчжу, который с детства был привычен к подобным штукам, всё это не представляло ровным счётом никакого интереса, и он уж никак не предполагал, что его друг изберёт явно отжившую свой век профессию. В конце концов, он всегда считал Сыту Чжана достаточно смышлёным, чтобы устроиться в жизни, не прибегая к такого рода шарлатанству. При виде изумления, написанного на лице друга, Сыту Чжан лишь улыбнулся, наливая ему полный бокал «Хапи» [11].
— И что тебя так удивляет? Не ожидал, что я преуспею в семейном бизнесе? Искусство цигун передаётся в нашей семье от поколения к поколению около трёх сотен лет, нельзя же дать этой традиции прерваться? И, надо признаться, дела идут неплохо — если бы мне не пришлось забирать тебя сегодня, на приём ко мне выстроилось бы не меньше дюжины клиентов.
Сяо Наньчжу не знал, что и сказать, продолжая молча таращиться на друга.
— Ты слишком долго не был дома, — несколько самодовольно бросил Сыту Чжан, — так что многое тебе невдомёк. Помнишь тётушку Лю, жившую неподалёку от нас, ту, что практиковала тяо дашэнь? Так вот, две её дочки поступили в танцевальные академии, одна изучает современный танец, а другая — народный. И, будь уверен, без дела они не останутся. А дядюшку Вана, астролога, помнишь? Его внук, Ван Сяодун, весьма популярен на вэйбо [12], причём зашибает своими прогнозами куда больше моего… А, ну и ещё есть Ли Сяньгу — медиум — и Чжэн Шушу — этот крошит камни о свою грудь…
— Ладно, хватит уже, я понял, как это безумно круто! — выпалил Сяо Наньчжу, чуть не выплюнув пиво на стол.
Сказать по правде, он и впрямь не ожидал, что его недавние соседи добьются подобных успехов своими дедовскими навыками. Видя, что друг всё ещё сомневается в его словах, Сыту Чжан почёл за нужное не переубеждать его, вместо этого просто подмигнув ему с ухмылкой.
— Сейчас то и дело говорят, будто цигун и китайская медицина антинаучны [13], но что это, по сути, значит — то, чего наука пока не в силах объяснить, разве нет? Да и разве она сама не полна предрассудков? То же, на что опираемся мы, вовсе не суеверия, а вековое наследие наших предков. Нельзя же позволить культурному наследию сгинуть лишь потому, что нынче оно не в чести у учёных? К слову о твоей бабуле — она ведь была известным мастером календаря [14]! Даже если ты не собираешься всерьёз взяться за семейное дело, это ведь лучше, чем сидеть сложа руки, а?
При этих словах на Сяо Наньчжу невольно нахлынули воспоминания об умершей почти пять лет назад бабушке. Однако Сыту Чжан не знал, что говорит — бабушка и сама при жизни отнюдь не стремилась передать ему своё искусство толкования календаря, не говоря уже о том, что её внук не проявлял к этому ни малейшего интереса. Теперь же не могло быть и речи о том, чтобы обучиться этому самостоятельно, не то что сделать это своей профессией.
Так что Сяо Наньчжу предпочёл пропустить это предложение мимо ушей.
Их посиделки закончились лишь около десяти вечера, причём оба приятеля основательно набрались, так что из забегаловки они выходили, ощутимо покачиваясь. Махнув Сыту Чжану, Сяо Наньчжу бросил ему: «Увидимся!» — и двинулся прочь, направляясь к дому, где снимал квартиру — в основном для того, чтобы держать там свои пожитки, да чтобы было куда возвращаться на побывку. На настоящий момент он не появлялся здесь уже около года.
Потёртый диван, столь же дряхлый столик да старый перекидной календарь на стене — вот и вся обстановка.
Эти вещи достались ему от бабушки — так и не разобравшись с ними после её смерти, он и теперь не находил в себе сил от них избавиться. Вот и сейчас, хотя в спёртом воздухе ощущались лишь унылые запахи пустующего жилья, Сяо Наньчжу казалось, будто он насквозь пропитан воспоминаниями. Нетвёрдым шагом вступив в комнату, он помедлил, держась за стену, прежде чем включить свет. Зайдя на кухню, чтобы поставить чайник, он вернулся в гостиную, усевшись на диван.
Время от времени из-за окон до него долетал треск фейерверков — в конце концов, близился Новый год.
Ожидая, пока закипит вода, Сяо Наньчжу откинулся на спинку дивана, постепенно проваливаясь в дрёму. Сверху доносился приглушённый шум — соседи передвигали столы и стулья. Старые настенные часы дали знать, что полчаса спустя наступит новый день. От их циферблата взгляд Сяо Наньчжу скользнул к висящему рядом календарю, и мужчина озадаченно нахмурился.
В квартире, где целый год никто не жил, ровным счётом ничего не могло измениться, за исключением количества пыли.
И всё же кто-то перевернул страницы календаря на нынешнюю дату.
11 февраля 2015 года, среда [15].
Некоторое время Сяо Наньчжу тщетно пытался припомнить тот день, когда в последний раз бывал здесь. Что-то тут явно было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Однако зародившееся в сердце подозрение наконец побудило его встать и подойти к стене.
Вглядываясь в пожелтевший старый календарь, Сяо Наньчжу обнаружил, что, помимо рекомендаций и предостережений китайского гороскопа на день, посередине страницы имеется рисунок ребёнка в ярко-красной курточке [16] с родинкой меж бровей и большим красным карпом в руках.
— Саньхэ [17], собака и тигр, Цзюсин Сыюань [18], благоприятный день для любых начинаний… — прищурился Сяо Наньчжу, — также известный как Сяо… нянь [19]?
Прочитав надпись классическими китайскими иероглифами внизу странички, он бессознательно нахмурился, пребывая во власти необъяснимого чувства, что вот-вот свершится что-то из ряда вон выходящее.
Долю секунды спустя ребёнок с карпом в руках внезапно открыл глаза и встряхнул покрытой бурыми пятнами от воды головой, распространяя резкий запах сырой рыбы. Сердито уставившись на Сяо Наньчжу, он надул красные от злости щёки и внезапно заорал:
— Бедному маленькому мне только и оставалось, что каких-то полчаса работы до конца годичной смены, и тут этому пустоголовому [20] смертному вздумалось впериться в меня! Ты что, удачу на весь год хочешь отвадить? Эй, ты, к тебе обращаюсь!
Сяо Наньчжу продолжал молча таращиться на ребёнка.
С ним только что заговорил… к-к-календарь?
Примечания переводчиков:
[1] Праздник весны 春节 (Chūnjié) Чуньцзе — китайский Новый год (второе новолуние после 21 декабря, один из дней между 21 января и 21 февраля). В повествовании этот день приходится на 19 февраля.
[2] Мо гу 摸骨 (mō gǔ) – в букв. пер. с кит. «прощупывать кости» — древний способ определения степени одарённости человека.
[3] Тяо дашэнь 跳大神 (Tiào dàshén) — в букв. пер. с кит. «прыжки/танец великого бога» — заклинательская практика, в которой участвуют двое: медиум призывает в своё тело божество (или призрака), а второй ему ассистирует. С помощью этого ритуала смертные могут общаться с богами и умершими.
[4] Выбор благоприятного дня для знаменательного события 看日子 (kàn rìzi) — в букв. пер. с кит. «наметить дату».
[5] Несущая балка 上梁 (shàngliáng) — по поверьям от неё зависит мир и покой в доме.
[6] «Юйси» 玉溪 (yùxī) – китайская марка сигарет.
[7] Двойное веко 双眼皮 (shuāngyǎnpí) — складка кожи на верхнем веке, имеющаяся почти у всех европейцев, но далеко не столь распространённая у азиатов. Считается, что двойное веко делает глаза больше, придавая лицу более юное и невинное выражение, а также придаёт более живой и бодрый вид, а потому подобная операция и впрямь довольно широко распространена в Китае и Японии.
[8] Салон слепого массажа 盲人按摩院 (mángrén ànmóyuàn) – манжэнь – в Китае традиционно считается, что лучше всего массаж делают слепые или плохо видящие люди, поэтому иногда занимающиеся массажем люди прикидываются слепыми или слабовидящими, отсюда и тёмные очки Сыту Чжана. Судя по отзывам, массаж хороший, но «жёсткий» :-)
[9] Дабаоцзянь 大保健 (dàbǎojiàn) — салон «особых» оздоровительных услуг (зачастую — баня с проститутками).
[10] Массаж цигун, или туйна 气功推拿 (qìgōng tuīná) — процедуры, основанные на воздействии на духовную энергию ци 气 (qì) — дыхательная и лечебная гимнастика, массаж и т.д.
[11] Хапи 哈啤 (Hāpí) — сорт пива, производящегося в Харбине (哈 — сокращённое от Харбина, 啤 — пиво).
[12] Вэйбо 微博 (wēibó) — в букв. пер. с кит. «микроблог», китайский аналог твиттера.
[13] Антинаучный 不科学 (bù kēxué) – употребляется как весьма распространенный синоним слов «невозможный», «нелогичный», «плод суеверия».
[14] Мастер календаря 黄历师 (huánglì shī) – толкователь благоприятных и неблагоприятных дней для различных событий, предсказатель.
[15] 11 февраля 2015 года, среда — в оригинале — 2027 год, однако даты Сяоняня и других праздников, а также день недели соответствуют 2015-му году, поэтому мы взяли на себя смелость везде поменять год на 2015 (см. примечание к оглавлению).
[16] Курточка 夹袄 (jiá’ǎo) — словарь переводит этот предмет одежды как «куртка на подкладке». Вот что даёт гугл: https://p1.ssl.qhmsg.com/dr/220__/t01cce61d43fa8466af.jpg
[17] Саньхэ 三合 (sānhé) — третья комбинация парных меридиан — желудок и селезёнка.
[18] Цзюсин 九星 (jiǔxīng) — четыре страны и пять планет, звёзды Большой Медведицы или звёзды девяти разновидностей окраски лучей, по сочетанию которых делаются предсказания. Сыюань 四缘 (sì yuán) — четыре условия (будд. Пратьяя), жребия, предопределения.
[19] Сяонянь 小年 (Xiǎo nián) — в букв. пер. с кит. «маленький год», «малый новогодний сочельник» (24-го числа 12-го месяца по лунному календарю).
[20] Пустоголовый — в оригинале 脑子 有 坑 (nǎozi yǒu kēng) — в букв. пер. с кит. «голова в ямах».
Следующая глава