Капли дождя1 читатель тэги
#игровые цитаты искать «игровые цитаты» по всему сайту с другими тэгами
* * *
Темные, почти черные водоросли обвивали тело, мешали дышать... на глубине океана было так спокойно – ни всплесков волн, ни гроз, ни штормов... ничего, только блаженство... которое почему-то пугало. Океан не хотел отпускать его, хотел растворить, сделать частью себя – и что потом? Перерождение? Слияние с реяцу этого мира? Существование в качестве бесплотного духа неизвестно где? Последний вариант казался самым настоящим. Пламя свечи жизни трепетало и казалось еще чуть-чуть, совсем недолго, и оно погаснет, а с ним и исчезнет душа, которую все знали как капитана Укитаке. Но что это за сила, не дающая погрузиться в пучины вод и раствориться в мироздании? Кто зовет его?
***
Дыхание было ровным, сердце стучало, перегоняя кровь по венам, сил было вполне достаточно для чего угодно, в общем-то. Но об этом «что угодно» Укитаке не задумывался, сосредоточившись на том, что происходило здесь и сейчас. И на том, что говорил Император. Это было все еще странно – ему сохранили жизнь, и кажется, здоровье... неважно. Капитан коротко кивнул – подобное он подозревал давно, только не говорил никогда так прямо о Руке Короля. Те мысли о симбиозе, затянувшемся существовании в этом мире и им подобные обычно были далеко запрятаны, и только изредка, в минуты болезни или отчаяния, прорывались. Мысли о том, кто они друг без друга, что души так слились, что невозможно разделить, кто где. Это пугало, но привычным, затаенным страхом, почти не поднимавшимся из глубин, и вот ему напоминают об этом. Помогают подняться на ноги, и Укитаке принимает помощь от того, кому хотел дать бой, с кем в общем-то, должен сражаться... но знал, что «сражаться» - это слишком просто и однозначно, потому что у каждого из них своя правда, и нет правды общей, как нельзя и оставить чью-то правду, пожертвовав другой.
***
Смотри, капитан, во что превращается твой мир, что с ним станет. Смотри и ужаснись содеянному. Смотри, как рухнет в пропасть все, за что ты боролся, ради чего жил.
***
Он смотрел вслед уходящему прочь Императору, и сердце сжималось от предчувствия того, что могло бы произойти, от картин грядущих битв, промелькнувших в сознании. От количества жизней, которые можно спасти – или потерять. И эти образы вызывали тоску, печаль, ужас. Он хотел бы почувствовать облегчение, но с чего бы? Да, он жив – для того, чтобы защищать свой мир и дальше. Для того, чтобы научить других защищать этот мир. Для того, чтобы понять, что есть добро и зло – точнее, что их нет, а есть только единое для всех живых существ желание. Просто жить. Кто как умеет. В который раз подтвержденное, это знание хлестнуло порывом дымного ветра. Укитаке остался один.
Скрытое содержимое
Я подтверждаю, что мне уже 18 лет и что я могу просматривать записи с возрастным ограничением.
* * *
Дома было шумно, как обычно.
— Братик, расскажи мне сказку, — потребовала маленькая Аме, хитро прищурившись, зная, что брат никогда не откажет.
— Не отвлекай Джуу, — проворчала Мико, и проскользнула на кухню. Как всегда, будет помогать матери готовить и хватать еду из-под ножа. Джуу улыбнулся, представив это — всегда одно и то же, и мать не ругалась по-настоящему, привыкла уже к этой шалости.
— Сказку, Аме-тян, я расскажу позже, — Джуширо заговорщически прошептал на ушко сестренке — про водяного дракона, который защищает слабых и стоит на страже справедливости.
Глаза Аме загораются:
— Как Кирин, да?
— Да, именно. Только это не единорог, а дракон. Он мудрый и готов помочь каждому, кто обратится к нему за советом. А избранным, говорят, дарует особую мудрость и прозорливость.
Джуширо пьет чай — старается не торопиться, несмотря на то, что его ждут занятия, а идти далеко, но это же чай, он требует вдумчивого подхода и неторопливости. Не чайная церемония, но все же. А сестренка пристала:
— А что надо сделать? Как это — избранный?
Она оперлась подбородком на ладони и заглядывала в глаза, да так, что кого угодно разжалобить могла, и Джуширо не устоял, продолжил историю:
— Это только сам дракон знает. Людям драконьи помыслы неведомы. Может, он отметит кого-то, кому покровительствует, особым знаком, а может просто надарит удач и золота, или все отнимет — дракону виднее, что человеку нужно, так что мы не можем знать, что считать драконьей меткой.
Джуширо отставил пустую чашку, поднялся из-за стола.
— Мне пора, Аме-тян.
— Погоди, Джуу, — Мико позвала его с кухни, — держи обед.
Она вручила ему сверток.
— Ну теперь иди!
Джуширо был у дверей дома, когда до него донесся звонкий голосок Аме:
— А тебя точно дракон отметил!
И шиканье Мико.
* * *
Новая жизнь — какой она будет? Жизнь обычного человека, как они там все живут? Наверное. Это будет... необычно. Единственное, чего не доводилось делать Айзену — быть обычным человеком, и это даже... интересно. Кем бы он там стал? Влиятельным политиком? Коммерсантом? Или наоборот, простым человеком, от мнения которого однако, зависит все? Да, пожалуй, это самое привлекательное — когда ты можешь что-то такое, что не может больше никто, и поэтому нити многих судеб в твоих руках. Словно такие куклы на веревочках, да... марионетки. Выплывшее из глубин памяти слово приятно ощущалось на языке, чуть пьянило и дарило сладость, как легкое вино.
* * *
Все рано или поздно входит в привычку, и нездоровье, увы, тоже. Привычка ко вкусу лекарств, привычка прислушиваться к себе, жутко нервирующая, но необходимая, потому что как же иначе? Сказать бы, что от этого зависела жизнь... Достаточно было вспомнить тот теплый водорослевый клубок в груди, мешающий дышать и словно говорящий: «Ну что, справишься? Хватит сил, да неужели?» - язвительный насмешливый голос собственного подсознания... или нет. Или... сон...
Волны с шумом разбивая белопенные шапки о прибрежные камни, яростно, отчаянно. Воздух пахнет солью и холодом, а вода, если взглянуть – темная, глубокая, манящая в бездну, так что не оторвать взгляда, не перевести дыхание, и накрывает с головой. Страх проскакивает молнией по телу, но зря – почему-то можно дышать в воде, и это кажется даже более естественным, чем жизнь на суше, словно всегда так вот, словно...
Он чувствует всем телом, как поднимается океанская волна, зародившаяся на такой глубине, что и страшно подумать, тащит прочь от берега – ну и пусть тащит, в воде дышится спокойно, значит так и надо...внутри такая легкость, кажется, что тела нет вообще, что ты – это просто мысль в бесконечном океане, так и пусть океан тащит куда хочет, обработает по своему вкусу... как огромная волна обрушивается на берег, прямо на эти камни, выбрасывает его, такого вдруг мучительно отяжелевшего, на берег...
***
Глаза закрываются сами собой, сердце уже стучит спокойнее – или это целебный оранжевый свет так действует?
...Волны набегают на песчаный берег, мерно, ровно – кажется, что это дышит некое огромное существо, и белопенные шапки исчезают, легко коснувшись песка, словно это ветер треплет волосы – белые волосы, отводишь их рукой, а ветер снова бросает их в лицо, словно что-то хочет сказать, но непонятно пока, что...
* * *
Ночь, но и она казалась почти ясным днем после тьмы Мукена. Аромат жасмина разливался в воздухе, прохладном и свежем — казалось, его можно было пить, как воду. Такие простые вещи... ночная прохлада, аромат цветов, свет звезд. Айзен улыбается — насколько удачное время, чтобы скрываться! Ночь самой природой создана для игры в прятки. Если вечернее время — это время иллюзий, то ночь — время обладать желаемым, время получить награду, самое лучшее время... теперь. Он смотрит на звезды — когда-то они с Хинамори считали их, сидя на крыше, когда-то он учил ее различать их, и сейчас легко вспомнил их названия, только какой в этом был смысл? Пустой кусок стекла, вот что такое небо. Стекло с блестками, которым люди дали названия. И внутри — пусто. Внутри... удар сердца, еще, еще... Айзен слушает тишину, всматриваясь куда-то внутрь, где кровь разгоняет энергию Хогиоку. Неважно, с ним камень или нет, он теперь расплавлен внутри. Этого не ощущалось под лентами, зато сильно чувствуется теперь — как энергия струится по венам, побуждая к действию, к тому, чтобы желать... чего угодно в этом мире. Главное – у него все еще есть сила, и ее можно применить...
О внутреннем мире.
Не дожидаясь, пока его о чем-нибудь спросят, Джуширо скрылся в сюнпо — оно пока еще плохо давалось, но все же... Прислушался к своим чувствам, искал реяцу Шунсуя. Несколько шагов сюнпо в казалось бы, правильном направлении, но только запутался и устал.
Сел на ближайшей поляне, прислонившись спиной к дереву. Меч положил рядом, и не заметил, как соскользнул в сон.
Морские волны мерно накатывались на берег, облизывая песок и тут же исчезая. Джуширо вошел в воду — та была теплой и очень приятной, и плыть было легко, словно всегда плавал в море, а не ходил по суше. Мерно покачивающиеся волны обманчиво успокаивали, но это же вода... Следующая волна накрыла Джуширо с головой, схватила, не давая дышать, потянула на дно, и сопротивляться не получалось — тело вдруг ослабло, оставалось только подчиниться тянущей за собой силе. Но оказывается, под водой можно было дышать! И здесь очень красиво — красные лапы кораллов, стайки желтых рыбок... А вот тень от какой-то другой рыбы — может быть, дельфин? А вот две серебристые рыбки. Интересные. Они подплыли так близко, что можно было коснуться. Джуширо протянул к ним руку, но рыбки метнулись в сторону. И снова, и снова... С трудом удалось прикоснуться к хвосту одной из рыбок, но получилось ли? Словно мазнули по руке кисточкой, и все. Оставалось только плыть за рыбками дальше — вот только дышать трудно...
Джуширо проснулся, шумно дыша, пытаясь унять сердцебиение. Очень уж странный сон... И эти рыбы — словно знакомые. Словно они играли со мной. Джуширо вспомнил мальчишек, которых видел совсем недавно и поначалу принял за первокурсников — они вели себя точно как те рыбки, все время увлекая его в какие-то переделки. Взял в руки меч — тот казался живым и теплым под рукой. Чувствовалось нетерпение.
— Мы сыграем еще, да? Обязательно! — и тихий смех, истаявший в воздухе. Вот оно что! Теперь все понятно. Джуширо улыбнулся, разобравшись в чем дело.
* * *
— Я рад, что идея тебе понравилась, — Укитаке кивнул, соглашаясь, - значит, и все остальное хорошо.
Это слово уже успело навязнуть в зубах за сегодняшнее утро. Звучавшее как заклинание, отгоняющее всякую нечисть, как мантра, как... просто вот не надо. Не надо. Слишком. Не всегда стоит цепляться за соломинку — она может превратиться в костыли.
* * *
Бьякуя: Как ваш день? Как ваше настроение?
Укитаке: настроение вполне мирное, день тоже. Чай пью, отдыхаю и думаю о всяком.
Бьякуя: Думаю о всяком — не о мировом ли господстве на пару с Айзен-саном?)
Укитаке: (расхохотался) Бьякуя, откуда у тебя такие идеи, а? Надо же такое сказать! (представил себе эту картину, снова хохочет) Нет уж, обойдусь как-нибудь без этого.
Бьякуя: И были бы вы как два полицейских — хороший и плохой, только два повелителя мира *улыбается*
Укитаке: ой все... прямо баланс Силы... н-да, это из другого канона.
* * *
Шарик кидо летит в него — в другой ситуации Айзен бы отклонился или выставил защиту, но сейчас, связанный этими проклятыми лентами, даже не способен повернуть голову. Непроизвольно зажмурившись, он почувствовал только, как обожгло щеку. Когда же Айзен открывает глаза снова, вокруг них снова тьма.
— Ну что ж, неплохой способ дать мне по морде, — смеется Айзен. Хриплый, грубый смех громко звучит в тишине. Айзен даже не слышит, что говорит Хинамори, только краем сознания понимает, что она плачет, но от этого ему хочется смеяться и смеяться... И наплевать на все, наплевать, что она подумает, как при этом выглядит он сам — и раньше-то подобное не волновало, а теперь уж... Смех обрывается резко. Последние слова Хинамори хлестнули, как еще одна пощечина, Айзен умолк, и тишина стала вдруг резкой и густой. Пыльной и затхлой, как воздух Мукена, тяжелой и неподатливой.
Друг. Слово, которого никогда не было в лексиконе Айзена. Слово, которое он никогда не использовал, когда говорил о себе. Воспоминания нахлынули с новой силой.
...Вот он в Академии. Он хвастается своими успехами, но никто ему не верит. Они считают, что это неправильно, что слишком быстро, что Соуске врет. Вот позже, после уроков. Все убегают, занятые какими-то играми, оставив его наедине с ним самим и его мыслями. А он прислушивается к реяцу окружающего мира, чувствует самые легкие изменения количества рейши. Находит какого-то мелкого зверька, сжимает его шею рукой, внимательно наблюдая за ним по мере того, как жизнь покидает животное. Следит взглядом за оставшейся на руках пылью, на которую распадается тельце зверька. Ему хочется обсудить с кем-нибудь то, что он узнал, но одноклассников почему-то пугает его исследование. «Тупые», — заключает Айзен. Позже он научился имитировать их игры, потому что полное одиночество было невыносимо. И вот тогда... Были ли они друзьями? И кто был ему другом? Капитан Хирако, следивший, как бы Айзен не натворил чего? Гин, желавший его убить? Слово «друг» прилипло к языку, казалось чужеродным, непонятным, неприятным на вкус. Но этот вкус никак не хотел исчезать. Айзен не видел сейчас лица Хинамори, но мог себе представить, как выглядит заплаканная девушка, какая боль в ее глазах. Возможно, именно такая боль была в ту секунду, когда ее пронзило лезвие Кьеки? Возможно...