Про Assassin's Creed

Добила вчера сюжетку Assassin's Creed 3. Нет, концовку я так и так знала, и даже ролики смотрела… но как-то роликами и по частям оно не давало такой цельной картины. В том числе картины о том, что творилось с героями этой части. Радунгахейду, Дезмонд…

И да, я поняла, почему у меня никак дело к концовке не шло. Почему я изворачивалась всеми силами. Одно дело — знать, что племя Радунхагейду все-таки уйдет. Совсем другое — видеть, как он из жил рвется, чтобы что-то изменить. Раз за разом совершает нечто, почитаемое другими невозможным.

И видеть, как его воспринимают удобным инструментом. Как его слова раз за разом отскакивают, как от стенки горох. Предупреждения — игнорируются. И даже банального уважения Радунхагейду, как сильного союзника — тоже нет. Он просто… удобный инструмент.

И это пиздец, как жутко. Очень жутко видеть, что все усилия оказались зря. Что вся роль Коннора сводилась к тому, чтобы вернуть амулет-ключ ближе к той самой двери. Собственно, у Эцио с точки зрения Предтеч роль была примерно такая же… но у Эцио не случилось вот этой жуткой безнадежности. В его жизни роль гонца в будущее была лишь побочной. Его борьба завершилась успехом — он добился очень многого как глава братства, он полностью изменил расклад политических сил в Италии. Он нашел ответы на все важные для себя вопросы — и по итогу наконец-то смог сделать выбор, участвовать или не участвовать в этой борьбе.

По сути, Эцио единственный из предков Дезмонда, кто имел в своей жизни что-то кроме борьбы. Для кого эта борьба не была осью мира. Если Альтаир вскрыл секреты Яблока Эдема до степени, когда смог чуть ли не на коленке создавать те самые диски записи, они же ключи Масиафа — то Эцио смог от Яблока отказаться. «Я повидал достаточно». Отказаться от этой силы, знаний и прочего, потому что свои ответы он уже нашел.

В случае Раду… вся его жизнь была этой борьбой. Он поверил духам, которым поклонялось его племя — и по итогу был обманут. Он верил в людей, сражавшихся, как он думал, за свою свободу — и это заканчивается разговором у костра в опустевшем селении могавков. «Они не дураки, да. Они пока не вводят налогов. Понимают, что рано. Это будет слишком… по-английски». И то, с какой горечью выплевываются эти слова, лучше прочего показывает, насколько бессмысленной была эта война.

Радунхагейду уходит из опустевшего поселения, закапывает чертов амулет. Видит отплывающие корабли англичан — и словно чтобы подчеркнуть бессмысленность этого, продаваемых рабов. Таких людей, как был Ахиллес. Как была супружеская пара в его поместье. Таких людей, как он сам и его народ — потому что колонисты индейцев тоже за людей не слишком-то считали.

По итогу, к концу игры Раду получает полный крах всего, во что верил, провал по всем фронтам и одиночество. Могавки, его народ — ушли. Ахиллес умер. Люди, с которыми он сражался против англичан, его просто использовали. И даже врагов — прямых, персонифицированных — не осталось. Крах, пустота и неопределенность. «Спрячь амулет, и делай что хочешь». А что хотеть, если все, что можно, уже рассыпалось?

Честно говоря, не представляю, как Радунхагейду со всем этим справился. Ведь, как минимум, после всего этого он умудрился оставить потомство — как минимум, найти подходящую женщину и зачать ребенка. Конечно, было еще поместье с его обитателями. Теми, кого Раду спасал, собирал, позволял просто жить… и как же вот эти побочные ветки про обитателей поместья контрастируют с основной сюжетной линией! Потому что они совсем о другом. Потому что нету там вот этого отчаянного надрыва и попытки выгрести против всего мира.

Потому что в поместье Коннора действительно любят и уважают. Благодарны ему за то, что он сделал и делает. Он для них — человек. Не инструмент к лучшей жизни.

Человек, который мог не помогать, но помог.

И, кстати, о врагах. Хейтем и Чарльз Ли. Чарльз Ли хоть и выдвинулся по итогу на первый план, по сути остался только антагонистом, «злым тамплиером» и негодяем, которому нужно отомстить.

С Хейтемом же все гораздо интереснее. Здесь и то, что он виртуозно остается в тени — в политике действует Чарльз. И то, что Хейтем совершенно искренне считает себя превосходящим всех и вся. Взять хотя бы ситуацию с его смертью. Он отсылает Ли, чтобы уберечь его — и тут же заявляет Раду «ты не сможешь со мной справиться». Угроза может быть кому угодно, но не мне. Я слишком крут для угрозы.

Самое забавное, что в чем-то Хейтем был прав — Радунхагейду не хотел его убивать. До последнего не хотел. Его целью был в первую очередь Чарльз Ли. И если бы Хейтем не вылез — Раду не стал бы его искать. Но Хейтем был слишком уверен в своем превосходстве. Физическом, идеологическом, интеллектуальном. «Убьешь одного — придут другие. К тамлиерам приводит понимание, поэтому нам не нужно никакое кредо». «Под нашим управлением все были бы равны — твои патриоты не обещают даже этого». И далее в том же духе.

Иронично, что Раду убивает Хейтема как раз во время очередной пафосной речи. И мне видится в образе Хейтема некая аллюзия на Предтеч — которые точно так же относятся к людям, как к неразумным обезьянкам, полностью уверены в своем превосходстве… но по итогу оказываются зависимы от выбора Дезмонда. Возможно, если бы в следующих частях игры стали развивать именно эту линию — Предтечи проиграли бы так же, как и Хейтем. Просто потому, что не смогли бы поверить в угрозу себе от каких-то людишек.

Слитый сюжет действий-в-настоящем после полного изучения сюжета третьей части еще обиднее. Казалось бы — вот у вас вырвалась Юнона. Идеальный антагонист — бесплотный, неуловимый, с чудовищным опытом. Способный видеть будущее. Желающий власти над миром. Почему бы не построить дальнейшее развитие истории как раз на этом? А в прошлом рыть уже следы предтеч и информацию о том, как с ними справиться, а не рандомные плащаницы и набившие оскомину Яблоки. Потому что как раз прошлое Юнона сотоварищи изменять не могли. И как раз на этом можно было сыграть, чтобы победить.

Чтобы… вся жизнь Дезмонда не оказалась жизнью одноразового героя, выращенного на убой.

Потому что на безнадегу в жизни Раду накладывается то же самое от Дезмонда. От человека, который не хотел во всем этом участвовать — но все решили за него. И по поводу участия в войне, и по поводу стороны, на которой сражаться. Никакого выбора, полная обреченность, использование в качестве инструмента. Почему в Анимус так принципиально было укладывать именно Дезмонда, если в наличии был как минимум его отец? Предком по матери был только Альтаир. Нужную информацию об этом вытащили еще в Абстерго. Хорошо, по жизни Эцио Дезмонда гоняли во имя эффекта просачивания — но эй, Уильям такой же потомок. Почему бы не загнать в анимус и его тоже?

Может быть, потому, что Уильям боится повторить судьбу Клея и навернуться из-за «эффекта просачивания»? А Дезмонда, выходит, не жалко? Он же такой удобный инструмент.

Под конец игры у Дезмонда торчат скулы и заметны синяки под глазами. Ни у кого больше из команды ничего подобного нет. Свежие, отдохнувшие лица.

А еще Дезмонд смертельно устал. Девять лет он скрывался и от тамплиеров, и от ассасинов. Потом его все-таки находят — и он попадает сначала к вивисекторам из Абстерго, а потом обратно к той секте (иначе и не сказать), от которой сбежал в 16. И вся его жизнь превращается в гонку на пределе, успеть-найти-сбежать-отбиться-успеть.

Неудивительно, что информация от Минервы о возможной роли мессии Дезмонда нисколько не вдохновляет. О бесполезной роли мессии.

Неудивительно, что он решает умереть.

Потому что уже понял — иначе его в покое не оставят. Не позволят, как Эцио, спокойно дожить после великих свершений. Поэтому — хотя бы так.

Неудивительно, что после этого серия изрядно… заглохла. Потому что вот эти все истории Эдварда Кенуея, «Изгой» и «Единство» — оно все и близко не стояло. Пропал тот связующий стержень, который был у первых игр. Пропала цель.

И даже Юнона практически не отсвечивает, мимолетно появившись разве что в синдикате.

Так что лично для меня Assassin's Creed закончился на этом. На смерти Дезмонда Майлса, который был достаточно крутым, чтобы девять лет скрываться от обоих орденов. Чтобы урвать себе эти самые девять лет нормальной жизни, не подчиненной интригам предтеч.

Смерти человека, который сделал все, что мог.