Гамлет retold

«Гамлет» в театре им. Ермоловой | реж. Валерий Саркисов | ▲

если выразить впечатления одной фразой, то думала, будет хуже.

в спектакле используется перевод Чернова, который поначалу кажется странным и сложным: гораздо менее поэтичным, чем у Пастернака или Лозинского, но и менее пафосным, менее грохочущим. он не требует особой торжественности, его можно говорить, а не шпарить высоким слогом, который естественно все равно никогда не выглядит. и, надо отдать должное, он не так форматирует мозг, как классические варианты — когда выходишь из зала и сутки изъясняешься сложносочиненными конструкциями.

самое опасное в переводе Чернова — не вольности в трактовке, которые он себе, предположительно, позволил, а внезапно возникающий внутренний вопрос: а почему, собственно, Чернов.

так вот, самое опасное — это комментарии, подстрочники и стопицот попыток расшифровать гамлет-код. все это вдруг становится дико интересно. и что Горацио, возможно, весьма сомнительный товарищ, и что у Офелии были крайне весомые причины сойти с ума (в сцене объяснения/ссоры с Гамлетом Офелия-Асмус недвусмысленно держится за живот).

вопреки ожиданиям, Гамлет оказался вполне уравновешенным малым. насколько вообще можно быть уравновешенным в ситуации, когда «твои друзья — десят негритят и все пиздят».

Гамлета-истеричку уже видела, спасибо, стопэ. здесь все-таки больше человек действия. есть в нем что-то от (внезапно) Калигулы Камю, решившего «быть логичным до конца», даже когда уже стало понятно, что путь выбран неверный.

и невозможность «выносить мир такой, какой он есть», и невозможность «жить без оснований»... все это так странно созвучно (в моем воспаленном воображении).

да, я должен

«ты должен это сделать!»... ну так делай.

Гамлету физически противопоставлен Лаэрт, но моральный махач у него, конечно, с Клавдием. Клавдий может быть каким угодно: Клавдий-глыба (это был Белякович; такой тяжелый, как меч не по руке) или Клавдий-садист (это Хабенский; читая «удушлив смрад…», он ворочает тяжеленный стол в состоянии «ваще не ок», но ты все равно с трудом веришь, что он не порешит тебя, стоит только отвернуться).

Клавдий Бориса Миронова осторожен. он, допустим, подсмотрел, что творилось у фортинбрасов, сделал выводы и сохранился в таком состоянии активного наблюдения. из угла шипит Гамлет, который уже далеко не ребенок, от него нельзя просто так отмахнуться; рядом ходит вечно недовольная Гертруда. выматывает невероятно.

Гертруда Екатерины Любимовой производит впечатление надменной особы. идеальной (для меня) Гертрудой была бы (и была) Агриппина Стеклова, но чего нет, того уж нет.

хотя в финале Гертруда выстрелила: отличный рывок к бокалу с ядом, рык отчаяния Клавдия и конец. эта сцена как-то даже очеловечивает Клавдия, и становится жалко уже вообще всех. уносите.

«быть или не быть…», с которого Чернов тоже сбил весь пафос (как со старой пыльной подушки) с моей точки обзора (сбоку) выглядит крайне интересно: Гамлет обнимает Офелию со спины, положив ей голову на плечо. вместе они похожи на странного двуполого симбиота с тремя руками, который в итоге распадается. Гамлет вынужден отделиться.

«...и чем разумней, тем трусливей тварь» — говорит он Офелии, которая стоит как деревянная. а деревенеть есть от чего.

«...в своих моленьях, нимфа, помянешь ли грехи мои?» — спрашивает Гамлет так, что Офелии было бы лучше прямо сейчас отойти от Гамлета как минимум, а лучше сразу в мир иной. хотя и так ясно, что не помянет. кто б ее саму еще.

нельзя не отметить чудесного Полония в исп. Сергея Бадичкина, вызывающего целый спектр эмоций: от желания щелкнуть его по лбу до неподдельного сочувствия. в попытке пригодиться во всех местах одновременно, он в итоге пригодился только червям.

еще одно достоинство Полония-Бадичкина — его можно встроить в любую версию текста, современную или классическую. универсальный образ.

а вот кто явно пришел откуда-то оттуда — так это Розенкранц. манерность, ирония. натурально артефакт. прелесть, хоть и уроды они с товарищем своим.

актеры/могильщики/священники и все остальные в исп. трио Колесников-Харламов-Лобанов прекрасны. если случайно представить прошедшего в костюме королевы Сашу Лобанова в роли Фисбы (стопэ стопэ не та пьеса), можно начать проситься выйти из зала и срочно пойти узнавать, почему здесь еще никто не поставил «Сон в летнюю ночь» (и Харламова в роли осла спасибопожалуйста).

костюмы, сценография — вопрос личных предпочтений.

на мой взгляд костюмы хороши — нечто среднее, чтобы отдать дань эпохе, не устраивая при этом показ средневековой моды.

некоторые сцены решены в духе ну прямо минимального минимализма.

во-первых, выступление бродячих актеров, через которое Гамлет получает доказательство вины Клавдия.

во-вторых, сцена боя Гамлета и Лаэрта. шпаги звенят, но за кадром.

как будто кто-то решал вопрос, несёт ли красивая деталь еще и смысловую функцию или можно обойтись. ну и обошлись)

с тенью отца внезапно сложнее. его мы тоже не видим, только слышим. а его вообще кто-нить, кроме Гамлета, видел? ну типа Горацио видел и стражники. а если нет? ху зэ хелл из Горацио? штош, добавим к стопицотому смыслу стопицотпервый.

в финале Гамлет, упорно двигающийся во тьму, вдруг остается в круге света и смеется.

штош… стопицотвторой.