Предыдущая глава
— Глава школы только что ушёл, — отозвался Шэнь Цинцю, вновь указывая ему на сидение.
Стоило ему поднять чайник, как Мин Фань сорвался с места, чтобы помочь учителю, но был остановлен его взглядом, велящим не вмешиваться. Когда Шэнь Цинцю налил всем чай, Лю Цингэ наконец сел, отхлёбывая из своей чашки.
— Ну разумеется, глава школы, — бросила Ци Цинци. — Судя по твоему лицу, шиди Лю, я уж решила было, что ты ожидал найти тут Ло Бинхэ.
Хоть её слова не несли в себе скрытого смысла
[1], Шэнь Цинцю натянул очередную фальшивую улыбку, от обилия которых уже начинали ныть щёки:
— Как вы могли помыслить о подобном?
читать дальшеВесьма неделикатно шваркнув тонкую чашку о стол, Ци Цинци приподняла бровь:
— В самом деле, как? Да если бы этот Ло Бинхэ осмелился показаться на пике Цинцзин, то уж мы бы ему показали, будь уверен!
— Для начала стоило бы убедиться, что он в ответ не покажет вам, — тихо отозвался Му Цинфан, спрятав кисти в рукава.
Шэнь Цинцю не смог сдержать смешок, и Ци Цинци тотчас обрушилась на него с попрёками:
— Смешно ему, видите ли — а ведь всё это из-за тебя! Вот что я скажу тебе, Шэнь Цинцю: хорошо, что ты наконец взялся за ум, вернувшись к своим шисюнам и шиди, потому что, если бы ты вновь ушёл с Ло Бинхэ, ни слова не сказав, то Цинци первой позаботилась бы о том, чтобы тебя вышвырнули из школы — и посмотрела бы, останутся ли у тебя после этого силы смеяться!
Пусть Шэнь Цинцю и понимал, что ею двигала забота о нём, эти слова прозвучали столь резко, что у него возникло впечатление, будто грозная заклинательница, схватив за горло, припёрла его к стенке.
Окружённый этой толпой народа, лузгающей семечки — даже Лю Минъянь умудрялась делать это, не снимая вуали — Шэнь Цинцю почувствовал себя выставленным на всеобщее посмешище. Спеша сменить тему, он спросил:
— Как себя чувствует глава школы?
— С ним всё хорошо, — бросил Му Цинфан с таким видом, словно и он едва удерживался от досадливого вздоха в адрес Шэнь Цинцю.
— Если бы не нежелание шисюна лишний раз обнажать меч, — не унималась Ци Цинци, — и если бы его не застали врасплох, Ло Бинхэ ни за что не ушел бы безнаказанным после подобных бесчинств! Но задержись ты хотя бы ненадолго, будь уверен, смог бы узреть, как Сюаньсу вновь явил бы себя миру!
При этих словах сердце Шэнь Цинцю забилось сильнее [2], хоть самому ему никогда не доводилось лицезреть Сюаньсу, равно как и прочесть об этом в оригинальном романе. И о чём только думал этот Сян Тянь Да Фэйцзи — сложно ему, что ли, посвятить легендарному мечу хотя бы пару строчек? Одни раскаты грома без единой капли дождя [3]: ждёшь этого момента, ждёшь — чтобы в итоге остаться ни с чем!
Юэ Цинъюань, видите ли, был внезапно пронзён тысячью стрел — и всё тут!
С самого своего появления Нин Инъин скромно стояла в сторонке, потупив взгляд – заметив это, Шэнь Цинцю спросил у неё:
— Что случилось?
Приблизившись, ученица уставила на него красные, словно у кролика, глаза и, шмыгнув носом, попросила:
— Учитель, теперь, когда вы наконец вернулись, пожалуйста, не бросайте нас больше!
Вслед за этим слёзы вновь хлынули из её глаз, повергнув Шэнь Цинцю в пущую растерянность. Сам он редко давал волю слезам, пусть в глубине души лил их целыми водопадами, так с чего все его ученики повально выросли такими плаксами [4]?
Мин Фань не замедлил присоединиться к своей шимэй, горестно всхлипывая:
— Учитель!
Право слово, плачущая девушка — ещё куда ни шло, но здоровый парень — это уже чересчур!
При виде хлюпающих носом молодых людей Ци Цинци не удержалась от новых попрёков:
— Вот, полюбуйся, до чего ты довёл своих учеников! Тебе до них совсем дела нет? Что, никто, кроме этого неблагодарного недоноска, не заслуживает твоей заботы?
Ласково похлопывая Нин Инъин по спине, Шэнь Цинцю возмутился:
— С каких это пор я забочусь только о нём?
Залпом допив чай, Лю Цингэ прикрыл глаза:
— Просто останься здесь. Не уходи больше.
— Хорошо, — выдавил Шэнь Цинцю.
Похоже, это наконец-то удовлетворило Ци Цинци. Лю Цингэ как раз собирался что-то добавить, когда его взгляд внезапно застыл, вновь наполняясь жаждой убийства.
Почуяв перемену в настроении, все прочие тотчас похватались за мечи. Внезапно Лю Цингэ метнулся к окну, и сердце Шэнь Цинцю подскочило, застряв где-то в горле.
Лю Цингэ рывком распахнул ставни — за ними открылось безмятежное тёмное небо, осенённое сиянием луны, отбрасывающей серебристые блики на шепчущиеся под ночным ветерком листья бамбука. Ни единой живой души.
Ну разумеется, не такой уж Ло Бинхэ дурак, чтобы торчать тут под окнами, ожидая, пока его обнаружат — скорее всего, он уже далеко отсюда. Убедившись в этом, все тотчас расслабились.
— Шиди Лю, — бросил Му Цинфан, — что вы там увидели?
Не оборачиваясь, Лю Цингэ вскинул руку, словно пытаясь поймать что-то в воздухе.
После продолжительного молчания он наконец повернулся к остальным:
— Снег пошёл.
***
За всю эту ночь Шэнь Цинцю так и не сомкнул глаз. На другой день, едва заслышав сигнал к подъёму, он вихрем вылетел из Бамбуковой хижины.
Бой набата нарастал, эхом отдаваясь от вершин хребта Цанцюн. Адепты всех пиков, от Радужного моста [5] до Цинцзин, собирались в отряды, чтобы выстроиться перед Главным залом пика Цюндин. Несмотря на обилие людей, на площади царила мёртвая тишина [6].
По-быстрому уладив дела на пике Цинцзин, Шэнь Цинцю поспешил к Главному залу. На фасаде павильона висел хрустальный экран более чжана [7] в высоту. Под ним собрались все лорды хребта Цанцюн — за исключением лорда пика Аньдин, которого замещал старший адепт — с печатью суровой сосредоточенности на лицах.
Экран отражал широкое речное русло, окружённое горами, зеленеющими полями и разрозненными пятнами белых крыш.
— Это — среднее течение реки Ло, — поведал Юэ Цинъюань. — Взгляните на небо.
И правда — над этим мирным пейзажем сгущалась зловещая тьма, из завихрений которой вырастали угольно-чёрные обрывистые горы, более всего походящие на испещрённый дырами перевёрнутый череп, пустые глазницы которого бесстрастно созерцают с высоты копошащихся внизу людей сквозь завихрения сгущающихся туч.
Те самые горы Майгу [8].
— Это началось прошлой ночью, — продолжил Юэ Цинъюань. — Сперва виднелась одна глыба, но какую-то пару часов спустя она разрослась до целого хребта.
Кто-то из горных лордов издал потрясённый возглас:
— За пару часов? Это… чересчур быстро!
Ошибаетесь — это совершенно нормальная скорость для сшивания двух миров; в конце концов, Тяньлан-цзюнь и вправду выбрал для этого «самое лучшее место», как и уверял. Если не вмешаться, то в течение дня эта красота распространится по всей округе, а за два дня миры полностью сольются — это всё равно что распороть две картины на лоскуты и сшить из них новую, не слишком приглядную, но единую.
Скрестив руки на груди, Лю Цингэ заявил, сжимая в ладони рукоять Чэнлуаня:
— Тогда нам следует поторопиться.
— Каждый из горных лордов должен отобрать две трети адептов, которых он возьмет с собой, — принялся раздавать указания Юэ Цинъюань. — Встречаемся на реке Ло час спустя.
Повинуясь указу главы школы, его подчиненные моментально рассеялись: то, что через час они уже должны прибыть на место, оставляло им менее десяти минут на сборы. Шэнь Цинцю также двинулся было к своим, но его остановил окрик Юэ Цинъюаня:
— А ты останешься здесь.
— Шисюн, вы же знаете, что я должен быть с вами, — бросил Шэнь Цинцю, оборачиваясь.
— Шиди, — тише добавил Юэ Цинъюань, — что ещё тебе известно, помимо времени и места нападения?
— Чтобы остановить вторжение, — медленно произнёс Шэнь Цинцю, — мы должны извлечь Синьмо — сейчас он вонзён в сердце хребта Майгу, и рядом с ним должен неотлучно находиться Тяньлан-цзюнь, чтобы вливать в него энергию.
Итого у них оставалось две возможности:
1) Уничтожить Синьмо;
2) Убить Тяньлан-цзюня.
— Ты останешься здесь, — продолжал настаивать Юэ Цинъюань.
Шэнь Цинцю хотел было вновь возразить, но глава школы воздел руку, сложив пальцы в печать, словно собирался запереть непокорного шиди прямо в Главном зале.
Похоже, Юэ Цинъюань и впрямь решил прибегнуть к силе!
Шэнь Цинцю напряжённо выпрямился, размышляя, стоит ли ему схватиться за Сюя, протестуя против подобного произвола, но в этот момент с улицы послышался прерывистый тревожный клич, и оба заклинателя устремились туда. Увидев, на что указывают столпившиеся на площади адепты, Шэнь Цинцю тихо ахнул.
Небосвод над пиком Цанцюн застили красные как кровь облака, продолжающие накатывать необоримым приливом. В тот самый момент, как он поднял взгляд, небо прорезали огненные вспышки, и наземь посыпались пылающие булыжники сродни метеорам.
Не меняясь в лице, Юэ Цинъюань вытянул руку — в неё тотчас прыгнул зачехленный Сюаньсу. Под пронзительный свист меча Шэнь Цинцю в потрясении наблюдал, как булыжники распадаются в воздухе, взрываясь подобно невообразимым фейерверкам и осыпаясь на землю дождем янтарного пламени.
Багряные облака принялись закручиваться воронкой, образуя гигантский кратер, стены которого усеивали вопящие головы и сотрясаемые корчами руки, будто нутро ада опрокинулось, накрыв хребет Цанцюн.
Похоже, хребет Цанцюн и впрямь стал победителем в номинации лютого пиздеца — на него нахлобучили Бесконечную бездну!
«Хренов Самолёт, Пронзающий Небеса!» — безостановочно матерился про себя Шэнь Цинцю.
Если уж тебе приспичило производить слияние двух миров, мог бы где-нибудь хотя бы мельком упомянуть, что хребту Цанцюн посчастливилось расположиться по соседству с Бесконечной бездной!
Им удалось выстоять перед первой волной, но никто не знал, когда накатит вторая — и, что главное, сколько это будет продолжаться, пока хребет Цанцюн окончательно не сольется с Бесконечной бездной, превратившись в ад на земле. Похоже, их школа и впрямь была обречена.
Обращаясь к старшему адепту пика Аньдин, Юэ Цинъюань велел:
— Срочно просите помощи у храма Чжаохуа! — а затем, обернувшись к остальным, возвысил голос: — Никому не расходиться, всем подчиняться указаниям своих лордов! Если граница будет прорвана, бросайте всё и немедленно покиньте гору!
— Будет исполнено! — в один голос отозвались собравшиеся.
— Шиди Цинцю, — бросил Юэ Цинъюань, повернувшись к сотоварищу, — ты отправишься на реку Ло вместе с остальными.
— А как же вы, глава школы? — спросил Лю Цингэ, который только что вернулся к ним, построив своих адептов.
— Буду держать оборону, пока не прибудет подкрепление из храма Чжаохуа, — отозвался Юэ Цинъюань. — А потом присоединюсь к вам.
— Но, глава школы, как вы справитесь тут в одиночку? — засомневался Шэнь Цинцю. — Может, я всё же останусь…
Вопреки ожиданиям, Юэ Цинъюань улыбнулся в ответ:
— Что ты за человек, Цинцю: я велю тебе остаться — ты рвешься в бой. Велю уходить — жаждешь остаться. Сяо [9]… шиди, что же мне с тобой делать?
Лю Цингэ потянул Шэнь Цинцю за рукав, напряжённо бросив:
— Нам следует поторопиться. Раз глава школы сказал, что нагонит нас, так тому и быть.
В разгар бедствия хребет Цанцюн наконец-то начал действовать, как и полагается лидирующей школе в романе о заклинателях: на сей раз ни о каких комфортабельных повозках или лодках и речи не шло — тысячи мечей взмыли в небеса, сверкая подобно молниям. Те, что наблюдали за их полетом снизу, успевали различить лишь размытые вспышки света, словно от падающих звезд.
Должно быть, это была воистину потрясающая воображение сцена — жаль только, что громоздящиеся на горизонте горы совершенно её затмевали, притягивая к себе всё внимание.
Адепты с пика Аньдин воистину знали своё дело, так что поддержка от храма Чжаохуа прибыла весьма быстро, тотчас укрепив слабеющую границу меж мирами, и Юэ Цинъюань смог отправиться вслед за братьями, час спустя нагнав их на реке Ло.
Из-за многочисленности прибывших им пришлось спускаться группами, чтобы не мешать друг другу. Оба берега реки Ло уже были сплошь запружены людьми, пестрея одеяниями разных цветов: кто-то прослышал об этом происшествии от других, кому-то явились видения — так или иначе, здесь собрались заклинатели из всевозможных школ и кланов. Даосы с вершины Тянъи спешно эвакуировали местное население из опасной зоны. К лордам Цанцюн тотчас устремились мастера Уван и Учэнь с группой монахов.
Юэ Цинъюань соединил руки в поклоне:
— Позвольте выразить великим мастерам мою глубочайшую признательность за то, что вы отправили своих адептов нам на помощь. В противном случае, боюсь, тысячелетняя история хребта Цанцюн оборвалась бы сегодня.
Настоятелю Увану явно было что сказать, однако он промолчал с угрюмым выражением лица, так что в конце концов вместо него ответил Учэнь, стирая пот со лба:
— А-ми-то-фо, не только история вашей школы грозила прерваться сегодня — мы едва справились со сходной угрозой.
— Неужто? — удивился Юэ Цинъюань. — Но, великие мастера, осталось ли у вас достаточно сил, чтобы оборонять храм Чжаохуа, после того, как вы отправили несколько сотен адептов нам на подмогу?
Шэнь Цинцю был поражен не меньше него: неужели настоятель храма Чжаохуа и впрямь решил пожертвовать родной школой ради чужого благополучия?
При этих словах настоятеля Увана перекосило, и великий мастер Учэнь опять вынужден был ответить за него:
— Это… не так-то просто объяснить. На самом деле, мы едва ли совладали бы с этим бедствием своими силами, так что нам пришлось положиться на помощь извне.
— Вам помогли наши собратья с вершины Тяньи? — изумился Юэ Цинъюань: даосы с Тяньи славились тягой к праздному существованию, весьма вольготным укладом и не особенно ревностным отношением к дисциплине — как правило, они предпочитали просто плыть по течению, ни во что особо не вмешиваясь, так что немудрено, что это известие так поразило главу школы Цанцюн.
— Вообще-то, это были заклинатели из дворца Хуаньхуа, — покачал головой великий мастер Учэнь.
Веер замер в пальцах Шэнь Цинцю, а с языка невольно сорвалось:
— Хуаньхуа? Но там же…
Окончательно посерев, настоятель Уван выдавил:
— Всё верно. Это был Ло Бинхэ.
В этот момент их слуха достигло радостное фырканье, и чистый голос смиренно произнес:
— Помилуйте, не стоит приписывать мне то, что вовсе не является моей заслугой — за моё вмешательство вам следует благодарить учителя.
Примечания переводчиков:
[1] Хоть её слова не несли в себе скрытого смысла – в оригинале 说者无心，听者有意 (shuōzhe wúxīn, tīngzhě yǒuyì) – в пер. с кит. «спроста сказано, да не спроста услышано; сказано без задней мысли, а услышано с умыслом».
[2] Сердце Шэнь Цинцю забилось сильнее – в оригинале 心痒 (xīnyǎng) – в букв. пер. с кит. «[испытывать] сердечный зуд», образно в значении «[чувствовать] сильное желание, влечение, искушение».
[3] Одни раскаты грома без единой капли дождя – в оригинале идиома 雷声大雨点小 (léishēngdà yǔdiǎnxiǎo) – в букв. пер. с кит. «грозен гром, да капли дождя мелки», образно в значении «много шуму, а толку мало; много обещает, да мало делает; одни разговоры».
[4] Такими плаксами – в оригинале 梨花带雨 (líhuā dài yǔ) – в букв. пер. с кит. «дождём осыпаются цветы груши», образно – «красавица льёт слёзы, слёзы красавицы льются ручьём».
[5] Радужный мост 虹桥 (Hóngqiáo) Хунцяо – в пер. с кит. «арочный мост», образно так говорят о радуге.
[6] Мёртвая тишина – в оригинале идиома 鸦雀无声 (yāquèwúshēng) – в букв. пер. с кит. «не слышно ни вороны, ни воробья», образно в значении «[стоит] гробовое молчание».
[7] Чжан 丈 (zhàng) — около 3,33 м.
[8] Майгу 埋骨 (máigǔ) – в пер. с кит. «быть погребённым, скончаться», то бишь эта гора называется «Могильник».
[9] Сяо 小 (xiǎo) — в пер. с кит. «маленький», «младший в ряду братьев».
Следующая глава