Предыдущая глава
Тело Тяньлан-цзюня и впрямь чудом не разваливалось, Чжучжи-лан по-прежнему висел, пригвождённый к стене, великий мастер Учэнь поддерживал настоятеля Увана, разбитая голова которого кровоточила, Мобэй-цзюнь тащил Шан Цинхуа, а Юэ Цинъюань стоял бок о бок с Шэнь Цинцю.
Лишь Ло Бинхэ стоял прямо против Синьмо, опустив голову, и невозмутимо оправлял рукава.
— Ло Бинхэ, иди сюда, — мягко окликнул его Шэнь Цинцю.
Ло Бинхэ качнул головой — всего один раз, но в этом движении сквозила непреклонность.
— Опять ты меня провел, — с горестью признал Шэнь Цинцю.
читать дальшеПомедлив, Ло Бинхэ всё же ответил:
— Учитель, я обещал, что помогу вам разобраться с Тяньлан-цзюнем — могу убить его хоть сейчас, если вы того пожелаете, отчего же вы считаете, будто я вас провёл?
— Использовать врага ради собственных целей [1] — воистину умно, — вновь усмехнулся Тяньлан-цзюнь. — Вот только от меня пользы на поверку оказалось немного, так что в итоге ему придется делать всё своими руками.
При словах «использовать врага ради собственных целей» сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Выходит, Ло Бинхэ специально вручил Синьмо Тяньлан-цзюню? Ведь после обретения демонического меча тело из «корня бессмертия» принялось разлагаться с утроенной силой, так что, даже обладая самым могущественным оружием этого мира, он больше не представлял собой угрозы.
Видимо, Шэнь Цинцю настолько погрузился в свои мысли, что они отразились на его лице.
— О чём думает учитель? — бросил казавшийся по-настоящему задетым Ло Бинхэ. — Хоть он и похитил у меня Синьмо, меч всё равно продолжал признавать хозяином меня, только и всего. Вы ведь говорили, что впредь будете верить мне, отчего же теперь отступаетесь от своих слов?
— Я слишком часто доверялся тебе прежде, — медленно произнес Шэнь Цинцю. — Вплоть до настоящего момента я всегда верил в тебя.
— Это правда? — переспросил Ло Бинхэ, но тотчас кривовато улыбнулся: — А вот я больше не могу верить учителю.
Что-то в этой улыбке не давало покоя Шэнь Цинцю — осознав это, он намеренно смягчил выражение лица и голос, бросив:
— Что теперь не так?
Уловив в его голосе подлинное тепло, Ло Бинхэ внезапно прекратил улыбаться — теперь его лицо исказило неподдельное страдание.
— Учитель, я ведь говорил это прежде. Я вижу, что с ними вам гораздо лучше, чем со мной.
Поначалу Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, каких это «их» имеет в виду его ученик. Ло Бинхэ принялся мерить пещеру шагами, расхаживая взад-вперед рядом с Синьмо.
— Всякий раз, когда я молил учителя уйти со мной, он не соглашался, — горько усмехнулся он, словно бы потешаясь над самим собой. — А если и соглашался, то лишь под принуждением — а значит, против воли. Но когда они просят вас остаться, то вы соглашаетесь без малейших колебаний. — Бросив потерянный взгляд на Шэнь Цинцю, он продолжил: — Учитель, вы так редко улыбаетесь — а ведь я так люблю вашу улыбку. И всякий раз, когда вы улыбались, вы были с ними. Мне… — он перешел на шёпот, — …очень, очень больно.
Тут-то до Шэнь Цинцю наконец дошло, что под «ними» его ученик имел в виду весь хребет Цанцюн.
В тот момент, когда Лю Цингэ внезапно распахнул ставни, желая обнаружить там Ло Бинхэ, тот и впрямь был там — лорд пика Байчжань уловил исходящие от него эманации бессильного гнева.
Вместо того, чтобы удалиться, он остался под окнами, чтобы слышать жизнерадостную болтовню и смех, доносящиеся из хижины, равно как и согласие Шэнь Цинцю в ответ на просьбы сотоварищей остаться, и всё это запало ему в сердце, не давая покоя.
— Так ты поэтому злишься? — участливо бросил заклинатель.
— Злюсь? — взвился Ло Бинхэ, выплюнув. — Я ненавижу! Ненавижу себя! — И он принялся вышагивать ещё быстрее, сцепив руки за спиной. — Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто не желает остаться со мной. За то, что никто никогда… не захочет выбрать меня.
Прочие присутствующие в пещере хранили благоразумное молчание: убедившись, что именно Ло Бинхэ вливает энергию в Синьмо, они меньше всего желали, чтобы он внезапно вспылил. Однако Юэ Цинъюань всё же решился заговорить:
— Тебе не кажется, что именно сейчас ты принуждаешь его выбрать сторону?
Ло Бинхэ внезапно остановился, покачав головой.
— Выбрать сторону? Нет. Вовсе нет. Я знаю, что, если заставлю учителя выбирать, то он, безусловно, выберет не меня. Так что это даже хорошо, что у него не осталось выбора.
Бледное лицо Ло Бинхэ расцветилось румянцем, и он продолжил в лихорадочном воодушевлении:
— На сей раз я действительно усвоил урок. Ведь если хребет Цанцюн прекратит свое существование, что останется учителю? Только я.
Не в силах выносить эти бредовые речи, великий мастер Учэнь, который уже некоторое время, соединив руки в молитвенном жесте, повторял имена Будды, вновь заговорил:
— Милостивый господин Ло, в вас говорит безумие.
Ло Бинхэ лишь надменно рассмеялся в ответ.
— Лишив лорда Шэня возможности выбирать, вы, безусловно, лишаете его и возможности вас покинуть; но как вы можете при этом забыть всё, что он для вас сделал?
— Учитель, — вложив в это слово всю силу своего чувства, произнес Ло Бинхэ, — если пик Цинцзин падёт, я создам для вас новый. Можете винить меня во всём или ненавидеть — мне и этого довольно, я не буду требовать от вас слишком многого. Если я сделаю вас несчастным, можете избить меня или даже убить — в любом случае, я не могу умереть вот так просто. Но только… только не оставляйте меня. — Помедлив, он добавил: — Это в самом деле единственное моё желание.
При виде столь плачевного состояния своего ученика, который, окончательно съехав с катушек, явно находился на грани искажения ци, Шэнь Цинцю так и не смог вымолвить ни слова, преисполнившись горечи.
Взгляд Ло Бинхэ блуждал, словно будучи не в силах ни на чем сфокусироваться, а обведённые огненными кругами зрачки то расширялись, то сжимались до размеров булавочной головки. Его перекошенная улыбка лишь усугубляла впечатление полного безумия. Теперь Шэнь Цинцю уже не ведал, контролирует ли Ло Бинхэ источающий дьявольскую энергию меч, или тот управляет его учеником.
— Помимо хребта Цанцюн, — внезапно заговорил Чжучжи-лан, — в этом мире есть тысячи вещей, к которым неравнодушен бессмертный мастер Шэнь — и что же, ты не успокоишься, пока не уничтожишь их все?
— А почему бы и нет? — ухмыльнулся Ло Бинхэ. Склонив голову набок, он внезапно велел: — Заткни ему глотку!
К чести Мобэй-цзюня, тот помедлил, прежде чем ударить Чжучжи-лана кулаком в лицо.
В уставленном на сына взгляде Тяньлан-цзюня мелькнула жалость.
— …Синьмо и впрямь повредил твой рассудок, — вздохнул он. — Ты сошёл с ума.
При этих словах Шэнь Цинцю впервые увидел на лице владыки демонов что-то похожее на отеческую нежность. Но Ло Бинхэ успел уйти слишком далеко за грань реальности, чтобы это заметить — кивнув, он со слабой улыбкой признал:
— Да, это верно. Я сошёл с ума.
От этого признания сердце Шэнь Цинцю заныло с новой силой.
— Бинхэ, просто оставь этот меч, — мягко бросил он. — Отойди от него.
Заклиная Ло Бинхэ ласковыми словами, он украдкой опустил руку на рукоять Сюя, скрыв этот жест широким рукавом.
— Бесполезно, — расхохотался Ло Бинхэ ему в лицо. — Учитель, не утруждайте себя. Чем лучше ваше обращение, тем хуже мои опасения.
Ещё не договорив, он слегка приподнял правую руку, и поток льющейся из Синьмо лиловой энергии многократно усилился. Выплюнув изо рта сгусток крови, Чжучжи-лан бросил:
— Ты попросту жалок. — Видимо, удара Мобэй-цзюня оказалось недостаточно, чтобы заставить его замолчать.
— Жалок? — пробормотал Ло Бинхэ. — Ты прав, я жалок. Если учитель будет хотя бы жалеть меня, этого мне вполне достаточно. Учитель, вы можете остаться со мной хотя бы раз в жизни? — По его щекам катились неконтролируемые слезы. Стиснув зубы, Ло Бинхэ бросил, полыхнув глазами: — Учитель, вы всякий раз покидаете меня. Всегда все и вся меня покидают! Из-за них, а то и просто без причины — вы всё равно уходите!
Внезапно Шан Цинхуа шлёпнулся на пол, будто его сшибли с ног. Шэнь Цинцю бессознательно пододвинулся к стене, чтобы было на что опереться в случае чего.
И, как выяснилось, не зря — пол пещеры начал сотрясаться, не выдерживая ускорившегося роста хребта Майгу!
— Шиди, он помешался, — тихо бросил Юэ Цинъюань. — Ты все еще думаешь, что это можно как-то уладить?
Холодно усмехнувшись, Ло Бинхэ сделал пару шагов назад, ухватившись за рукоять Синьмо. Пол и вовсе заходил ходуном, а сквозь отверстие в стене виднелся целый лес пиков, выплывающих из клубящихся облаков. Шэнь Цинцю как раз собирался выхватить Сюя, когда воздух с парящими в нём снежинками и волнами лиловой энергии заполнила вспышка ослепительного белого света и невыносимый по высоте свист.
Сюаньсу покинул ножны!
Видя, что Юэ Цинъюань наставил меч на Ло Бинхэ, Мобэй-цзюнь выступил вперёд, чтобы принять удар на себя, однако демон ещё не успел коснуться меча, как его отшвырнула вспышка духовной энергии.
Шэнь Цинцю показалось, что он успел заметить на лице Мобэй-цзюня удивление, будто тот никак не ожидал подобного поворота событий, перед тем как он, вылетев из пещеры, свалился со стремительно растущего хребта Майгу. Шан Цинхуа, схватив меч, будто безумный [2] рванулся следом, но Шэнь Цинцю схватил его за рукав:
— Ты чего?
— Твою ж мать [3], он не умеет летать! — вырываясь, во всеуслышание выкрикнул Шан Цинхуа и сиганул вниз.
Шэнь Цинцю также бросился к выходу, силясь высмотреть сотоварища за мельтешением снега под жестокими порывами ветра. Наконец ему удалось различить, как парящий на мече Шан Цинхуа подхватил Мобэй-цзюня на высоте сотни чжанов [4] над поверхностью реки. Убедившись, что они не разбились о лёд, Шэнь Цинцю, не успев даже испустить вздоха облегчения, тотчас поворотился к Ло Бинхэ и Юэ Цинъюаню, которые уже вступили в схватку.
Взрывная демоническая энергия Ло Бинхэ потрясала воображение, однако Шэнь Цинцю не предполагал, насколько сокрушительным будет напор покинувшего ножны Сюаньсу — он мог на равных противостоять даже его обезумевшему ученику. От возмущения духовной и демонической энергий в воздухе Шэнь Цинцю чувствовал болезненное давление на барабанные перепонки и горло. Видя, что свод пещеры вот-вот обрушится окончательно, он вскарабкался на скалу, чтобы голыми руками ухватиться за Синьмо. Дернув со всей силы, он извлек меч из скалы.
Несмотря на это, скорость роста хребта Майгу ничуть не замедлилась. Узрев свой меч в чужих руках, Ло Бинхэ хотел было отобрать его, но Юэ Цинъюань не дал ему такого шанса. Острие Сюаньсу прочертило в воздухе замысловатую светящуюся печать, и Ло Бинхэ застыл, обездвиженный заклятьем небывалой силы, что сковало его, будто невидимая клетка.
Видя, что Шэнь Цинцю уже заполучил Синьмо, Юэ Цинъюань тихо бросил ему:
— Уходи!
Ну и как он мог уйти в подобный момент? Мотнув головой, Шэнь Цинцю собирался перебросить меч главе школы, но внезапно почувствовал, что ноги его не держат.
Впрочем, дело было отнюдь не в ногах — это пол ушёл из-под них. Пещера таки обрушилась!
***
На втором ярусе хребта Майгу.
Шэнь Цинцю наконец удалось откопать Юэ Цинъюаня из-под горы битого камня, встревоженно окликая его:
— Глава школы? Шисюн?
Тот был бледен, из уголка рта струилась кровь. С усилием сглотнув её, он поднял глаза на Шэнь Цинцю:
— …Где остальные?
Хребет Майгу изнутри походил на улей со множеством соединённых друг с другом ячей. Оглянувшись, Шэнь Цинцю признался:
— Я не видал ни великого мастера Учэня, ни Тяньлан-цзюня, ни прочих. Наверно, их завалило так же, как и вас, или же они провалились в другую пещеру… — Вновь повернувшись к Юэ Цинъюаню, он спросил: — Шисюн, когда вы были ранены?
Тот вместо ответа выдохнул:
— Синьмо всё ещё при тебе?
Шэнь Цинцю показал ему меч:
— При мне. Но хребет Майгу по-прежнему растет. Шисюн, вы должны уничтожить этот меч.
С его помощью Юэ Цинъюань кое-как поднялся на ноги.
— Ну а ты?.. — спросил он.
«Само собой, вернусь, чтобы разыскать Ло Бинхэ», — подумал Шэнь Цинцю, вместо ответа спросив:
— Шисюн, я никогда не видел таких ранений, как ваши. Что же всё-таки произошло?
Похоже, в этом разговоре ни одному из собеседников не суждено было дать прямого ответа.
— Я не хотел этого, — туманно произнес Юэ Цинъюань. — Но… я слишком порывистый человек, в конце концов.
Что-то в этих словах не понравилось Шэнь Цинцю, но у него не было возможности толком обдумать, что именно. Поддерживая Юэ Цинъюаня, он помог ему сделать первые шаги.
— Шисюн, вы можете идти? Спускайтесь с хребта, уничтожьте меч и найдите шиди Му, чтобы он позаботился о ваших ранениях. Предоставьте мне самому разобраться с Ло Бинхэ.
Юэ Цинъюань едва держался на ногах, на землю закапала алая кровь. Стоило Шэнь Цинцю отпустить его, как глава школы, немного постояв, вновь рухнул на землю.
Побелев от страха, Шэнь Цинцю бросился к нему, чтобы помочь подняться.
— Глава школы? Шисюн? — Когда он пощупал пульс Юэ Цинъюаня, даже его скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять, что состояние его шисюна крайне тяжелое.
Тот глядел мимо Шэнь Цинцю и, казалось, вовсе не различал его слов.
— Но… тогда, в Цзиньлане, и когда Ло Бинхэ осадил наш хребет, я сумел себя контролировать, помня об общем благе… и всё же всякий раз потом думал, что лучше бы я… поддался порыву.
Видя, что глава школы впадает в забытьё, Шэнь Цинцю хотел было хорошенько ущипнуть его за губной желобок, чтобы привести в чувство, но не посмел совершить столь непочтительного действия по отношению к нему, вместо этого гаркнув в ухо:
— Шисюн, придите в себя! Вы всё сделали правильно!
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань покачал головой. Втянув воздух, он разразился столь тяжким кашлем, что сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Кровь не заставила себя ждать, выплескиваясь с каждым выдохом.
— Помоги мне… зачехлить Сюаньсу, — с трудом выговорил Юэ Цинъюань.
Шэнь Цинцю поспешно спрятал в ножны ослепительно-белое лезвие лежащего неподалеку меча, чтобы вручить владельцу. Лишь тогда цвет лица Юэ Цинъюаня хоть немного изменился к лучшему, и он наконец с трудом сумел сделать несколько вдохов.
Уставив неподвижный взгляд на руки Шэнь Цинцю, держащие его меч, он вместо того, чтобы принять клинок, попросил:
— Если я умру здесь… прошу тебя, верни Сюаньсу на пик Ваньцзянь.
— Что вы сказали? — в ужасе переспросил Шэнь Цинцю.
О какой это смерти он толкует? Неужто раны Юэ Цинъюаня на поверку настолько серьезны?
— Сюаньсу обладает необычайной мощью, — продолжил глава школы, — но я почти никогда не вытаскивал его из ножен. Теперь-то ты догадываешься о причине?
Шэнь Цинцю кивнул. И, надо думать, догадывался не он один.
— Сюаньсу — вся моя жизнь. Ты понимаешь, что это значит?
Разумеется, нет — Шэнь Цинцю подозревал, что в такой момент его шисюн едва ли будет сочинять цветистые метафоры, желая показать, как он дорожит своим мечом.
А также он предчувствовал, что Юэ Цинъюань собирается поделиться с ним секретом, о котором не известно ни единой живой душе.
— Всякий раз, когда я извлекаю из ножен Сюаньсу, он сокращает мой жизненный срок, — изрёк глава школы, подтверждая его догадку.
Стоило Шэнь Цинцю услышать эти слова, как меч в его руках словно сделался тысячекратно тяжелее [5].
Неудивительно, что он столь редко покидал ножны.
Владелец подобного меча и впрямь не станет извлекать его без крайней необходимости.
— Шисюн… вас некогда постигло помутнение рассудка? — в смятении спросил Шэнь Цинцю.
Использовать собственный жизненный срок в качестве сырья для духовной энергии, связать свою жизнь с мечом подобным образом… Какой же заклинатель в здравом уме выбрал бы столь гибельный путь [6]?
— Я поступил на пик Цюндин пятнадцати лет от роду, — медленно проговорил Юэ Цинъюань. — Стремясь достичь заветной цели во что бы то ни стало, я проявил излишнюю торопливость и потерпел неудачу на Пути единения человека и меча [7], так что у меня не оставалось иного выбора. Не об этом я мечтал — о жизни, полной сожалений, по окончании которой в памяти людей останется лишь презрение.
На его лицо постепенно возвращался цвет благодаря тому, что кашель наконец прекратился.
— Не продолжайте, — поспешил прервать его Шэнь Цинцю. — Сейчас не время говорить об этом. Сперва позвольте мне доставить вас к шиди Му.
Они вдвоём кое-как проделали несколько шагов, когда Юэ Цинъюань внезапно бросил:
— Прости.
Шэнь Цинцю вновь не мог взять в толк, о чём говорит глава школы — он определённо не мог припомнить ни единой причины, по которой тот мог бы извиняться перед ним. Если уж на то пошло, это ему самому следовало извиняться перед Юэ Цинъюанем за все те проблемы, которые он походя создавал своим легкомыслием [8], раз за разом предоставляя своему шисюну разгребать все последствия.
Но, как выяснилось, глава школы не собирался останавливаться на этом:
— Мне правда… правда очень жаль, — произнес он дрожащим голосом. — Разумеется, я должен был вернуться раньше. И конечно же, я желал возвратиться за тобой тотчас же… но вместо этого я всё испортил. Ты был прав тогда. Всё дело в моей порывистости… После того, как мастер заблокировал моё тело и меридианы, меня заперли в пещере Линси на целый год. Мне пришлось начинать всё с самого начала. Я кричал, звал — всё безрезультатно. Целый год я сходил с ума взаперти, предоставленный сам себе — никто так и не склонил слуха к моим мольбам, никто не пожелал меня выпустить… Как бы я ни старался освободиться, к тому времени, как я вернулся в имение Цю, от него осталось лишь пепелище…
В сознании Шэнь Цинцю словно раздался оглушительный раскат грома.
Наконец-то всё встало на свои места: доброжелательная забота Юэ Цинъюаня и его желание во что бы то ни стало защитить бедового собрата — всё это в деталях предстало перед его глазами, словно мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу [9].
Попутно разрешилась и загадка молчаливого попустительства Юэ Цинъюаня — что бы ни вытворял лорд пика Цинцзин, он никогда не удостаивался даже порицания [10], не говоря уж о наказании, заставляя остальных дивиться долготерпению главы школы.
Теперь Шэнь Цинцю ведал также о том, отчего Шэнь Цзю так и не дождался своего товарища.
Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю — это те же Юэ Ци и Шэнь Цзю.
Вот оно как.
— Я правда хотел вернуться, но жестокость этого мира привела к тому, что мы с тобой… разминулись.
Теперь кровь лилась из его рта ещё сильнее прежнего. Несмотря на то, что Шэнь Цинцю поддерживал его, им приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, после каждого шага.
— Не продолжайте, — повторил он со вздохом.
В конце концов, всё остальное он знал и сам.
— Нет уж, на сей раз дай мне докончить, — настаивал Юэ Цинъюань. — Говоря, что «Я сожалею» — всего лишь пустые слова, ты был абсолютно прав. Я так и не нашёл в себе сил объясниться с тобой прежде, так что сегодня ты должен меня выслушать. Я не прошу тебя о понимании, и уж тем паче не имею права ждать сочувствия, но если я не выскажу этого сейчас… боюсь, что потом будет слишком поздно.
Сердце Шэнь Цинцю ныло всё сильнее с каждым его словом, в глазах подозрительно защипало.
Слишком поздно, говоришь… И как ты не понимаешь, что уже слишком поздно!
Твоего Шэнь Цзю уже нет на свете!
Быть может, он попросту исчез, или же его душа переселилась в иное тело, как душа самого Шэнь Юаня.
Как бы то ни было, Шэнь Цинцю так и не смог услышать то, что собирался рассказать Юэ Цинъюань, потому что Система устроила ему целый парад уведомлений:
[Нераскрытый герой 1 — Чжучжи-лан, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 2 — Тяньлан-цзюнь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 3 — Су Сиянь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 1 — Шэнь Цинцю, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 2 — Юэ Цинъюань, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Процент сюжетных дыр достиг необходимого минимума. Тестирование Системы не выявило сюжетных противоречий. Вам начислено 300 баллов крутости за выполнение задания, итоговая сумма — 1200. Поздравляем вас с достижением «Ничтожно мало поводов для придирок» и наградой «Вполне читабельная писанина»]
[Очки расположения были обнулены. В текущих условиях вы можете использовать очки крутости в качестве альтернативы для оплаты ключевых артефактов. Принимаете или отменяете?]
Далее Система разразилась радостным пиликаньем. Шэнь Цинцю, напротив, ощутил сильнейшее раздражение.
«А смысл?» — бросил он в пустоту.
Разумеется, Система не удосужилась дать ответ. Шэнь Цинцю от полноты чувств показал интерфейсу два средних пальца.
Что за бесовская штука эта Система? Что ей на самом деле от него нужно?
Просто продемонстрировать ему, насколько несчастными можно сделать персонажей отдельно взятой книги? Или устроить презентацию всевозможных жестоких способов поиздеваться над героями?
Или свести с ума Ло Бинхэ?
Все твердят, что он помешался, и даже сам Ло Бинхэ со смехом это признал.
В оригинальном романе, промучившись со своим мечом несколько миллионов слов, главный герой в итоге приструнил Синьмо — в этом же варианте меч окончательно разрушил его разум.
Само собой, виной был не какой-то там фактор или два — всё в совокупности повлияло на подобное развитие событий. Должно быть, Шэнь Цинцю встречалось немало знаков того, что сюжет явно забрёл не в те дебри, но прежде он со свойственной ему поверхностностью не обращал на них внимания.
Иначе, вероятно, вовремя заметил бы, насколько сильно сомневался в себе Ло Бинхэ, чувствуя себя неполноценным под всем этим фасадом напускной самоуверенности.
Сперва он полагал, что Ло Бинхэ — чёртов злобный гений, затем — что он просто необычайно талантливый молодой человек, знающий себе цену. Теперь же, оглядываясь назад, Шэнь Цинцю понимал, что следы губительного влияния Синьмо на разум ученика в полной мере проявились во время того прискорбного эпизода в храме Чжаохуа.
Лишь понаслышке ведая о своём происхождении, Ло Бинхэ испытал немалый шок, узнав всю правду — именно тогда, пребывая в отчаянной растерянности, он вцепился в Шэнь Цинцю, умоляя его уйти с ним.
Но он не принял его руки — вместо этого велел ему убираться. Должно быть, в этот момент разум Ло Бинхэ уже был крайне нестабилен — он нуждался отнюдь не в бегстве, а в Шэнь Цинцю. Даже оказаться в ловушке в храме Чжаохуа, одному против всех, для него было бы предпочтительнее, чем вновь быть отосланным прочь!
Для Ло Бинхэ, с его своеобразным пониманием природы вещей, это было всё равно что вновь оказаться всеми покинутым.
Тем самым Шэнь Цинцю невольно повторил поступок Су Сиянь, которая приняла яд, изгоняющий сына из её чрева.
Как и говорил Ло Бинхэ, он в самом деле не принуждал никого принять чью-либо сторону, потому что в глубине души твёрдо верил в одно: однажды наступит час, когда учитель бросит его подобно всем прочим.
Весь его разум был до отказа забит паническим беспокойством и параноидальными страхами перед тем, что ещё не случилось — как тут не сойдёшь с ума?
Тем временем шаги Юэ Цинъюаня делались всё более нетвёрдыми, и в конце концов он уже не мог держаться на ногах.
Шэнь Цинцю ещё никогда не доводилось видеть главу школы в столь плачевном состоянии — тот всегда источал ауру силы и невозмутимости. Хоть он говорил редко и мало и никогда не проявлял агрессию, оставаясь неизменно мягким и доброжелательным, это ничуть не вредило его достоинству.
Теперь же ноги Юэ Цинъюаня то и дело подкашивались, а слова, напротив, так и сыпались с языка — глядя на него, Шэнь Цинцю начал всерьёз опасаться, что глава школы долго не протянет.
Практически таща его на себе, Шэнь Цинцю умолял его:
— Глава школы, прошу вас, держитесь! Вы должны оставаться в сознании! С вами всё будет хорошо!
— За последние годы ты ни разу не помянул прошлого, — горько усмехнулся Юэ Цинъюань. — И всегда называл меня не иначе как главой школы. Ты намеренно больше не называешь меня Ци-гэ?
Мышцы сжимавшей меч руки Шэнь Цинцю непроизвольно напряглись. Юэ Цинъюань желал услышать, как Шэнь Цзю вновь называет его Ци-гэ — вот только вся закавыка была в том, что он-то не Шэнь Цзю!
Призвав к жизни образ оригинального Шэнь Цинцю, холодного и полного скрытой ненависти, он решительно отозвался:
— Даже не проси.
Он никак не мог выкинуть белый флаг именно сейчас! Исходя из своего читательско-зрительского опыта, Шэнь Цинцю отлично знал, что, если выполнить последнее желание загибающегося персонажа, тот тут же радостно отойдёт в мир иной, потому он сурово добавил:
— И вообще, я не могу разобрать, что вы говорите. Потерпите, пока мы не доберемся до подножия!
— Ох, Сяо Цзю… — прикрыв глаза, вздохнул Юэ Цинъюань.
А вот этого не надо.
Шэнь Цинцю даже не решался представить себе, какое выражение лица было у главы школы, когда Ло Бинхэ прислал ему в изукрашенном ящике отрезанные ноги его шиди — даже зная, что ему не одолеть Ло Бинхэ, он всё же безоглядно [11] ринулся в его ловушку в благородном, но тщетном порыве — лишь для того, чтобы быть пронзённым десятью тысячами стрел.
Какая страшная расплата за подобную верность…
И в итоге Юэ Цинъюань даже не смог сказать тому Шэнь Цинцю — который, преисполнившись ненависти, помог Ло Бинхэ заманить главу школы в ловушку, лишь чтобы продлить свою жалкую жизнь на жалкую четверть часа — отчего он тогда так и не вернулся за ним.
Почему бы ему, спрашивается, не сказать этого раньше?
А с другой стороны, взять его самого — почему бы ему не объясниться с Ло Бинхэ, пока была такая возможность?
Если бы он не пытался просчитать все с самого начала, сохраняя холодный разум, быть может, душа Ло Бинхэ не почернела бы, преисполнившись горечи, и он до самого конца жизни так и оставался бы преданным и любящим адептом пика Цинцзин.
Даже если в прошлом у Шэнь Цинцю и вправду не было иного выбора, кроме как столкнуть Ло Бинхэ в Бесконечную бездну, он мог бы добиться цели иным способом – тут даже думать нечего. До сих пор Шэнь Цинцю даже не приходило в голову, что, возможно, достаточно было одного его слова, чтобы Ло Бинхэ охотно спрыгнул туда сам.
Однако тогда Шэнь Цинцю и вообразить себе не мог, что кто-то может оказаться настолько наивным и послушным простачком, чтобы без слов подчиниться его наказу.
Но ведь именно таким простачком на деле и был его ученик.
И вот теперь, совершив множество поворотов и разворотов, миновав немало виражей и обходных путей, они в итоге описали круг, придя все к тому же разбитому корыту. Не зная, на каком он свете, Шэнь Цинцю теперь только и мог, что потерянно вздыхать, приговаривая: «Если бы я только знал…»
Но эта реальность не знает сослагательного наклонения.
Внезапно из-за поворота перед ними появились две с головы до ног покрытые пылью фигуры.
В этих чумазых людях было не так-то просто распознать великих заклинателей, но, едва узрев их блестящие бритые головы, Шэнь Цинцю тотчас выпалил:
— Великий мастер Учэнь, настоятель Уван!
Низенький монах, который тащил высокого собрата, определенно был великим мастером Учэнем. Он потерял один из своих деревянных протезов и с трудом ковылял на одном, опираясь на посох. Не имея возможности соединить руки в привычном молитвенном жесте, он всё же несколько раз пробормотал имя Будды.
— А-ми-то-фо, горный лорд Шэнь, наконец-то я вас нашел. Что случилось с главой школы Юэ?
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань окончательно навалился на Шэнь Цинцю всем своим весом.
— Глава школы… — пробормотал Шэнь Цинцю, — ударился головой о камень. А что с настоятелем Уваном?
— Его задело демонической энергией Тяньлан-цзюня, так что он до сих пор не очнулся. После того, как потолок обрушился, все представители демонической расы куда-то исчезли.
Вытащив Сюя из ножен, Шэнь Цинцю передал его монаху:
— Великий мастер, могу я попросить вас, чтобы вы позаботились о моем шисюне, спустив с горы его и настоятеля Увана на моём мече?
— А как же горный лорд Шэнь? — обеспокоенно переспросил великий мастер Учэнь.
— Я должен позаботиться о своем ученике, — лаконично ответил Шэнь Цинцю.
— Если горный лорд Шэнь сможет предстать перед ним со спокойным сердцем, это было бы наилучшим решением, — торжественно напутствовал его великий мастер Учэнь.
— Всё это моя вина, — покаянно признал Шэнь Цинцю. — Но я всё ещё надеюсь, что смогу разрешить эту проблему, пока она не приведет к непоправимым последствиям. В таком случае, позвольте мне вверить вам жизнь нашего главы школы — препоручите его шиди Му, лорду пика Цяньцао, как можно скорее, и этот Шэнь будет безмерно вам благодарен!
Опустив настоятеля Увана на землю, великий мастер Учэнь взялся за Сюя. Отвесив Шэнь Цинцю почтительный поклон, он изрек:
— Синьмо питается его одержимостью.
Шэнь Цинцю вздрогнул от удивления, выпалив:
— Великий мастер Учэнь имеет в виду, что, если уничтожить меч, исчезнет и одержимость?
Но монах лишь покачал головой:
— Если бы с ней было так просто совладать, она не была бы одержимостью.
— Так я и предполагал, — просто ответил Шэнь Цинцю и, отвесив ему ответный поклон, развернулся, чтобы удалиться.
И с какой это радости именно ему предназначено стать предметом одержимости Ло Бинхэ?
Примечания переводчиков:
[1] Использовать врага ради собственных целей – в оригилале 养寇自重 (yǎngkòu zìzhòng) – в букв. пер. с кит. «поддерживать разбойников, ценить себя».
[2] Будто безумный — в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».
[3] Твою ж мать! – в оригинале 我靠 (wǒ kào) – в букв. пер. с кит. «я прислоняюсь; я придерживаюсь», используется вместо сходного по звучанию 我肏 (wǒcào), которое в букв. пер. с кит. значит «Я ебал!»
[4] Сто чжанов — около 300 метров; Чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[5] Тысячекратно тяжелее – в оригинале 千斤 (qiānjīn) – в букв. пер. «тысяча цзиней». Цзинь — 斤 (jīn) — мера веса, равная 500 г.
[6] Гибельный путь – в оригинале 邪道 (xiédào) – в пер. с кит. «неправедный (кривой) путь, скользкая дорожка, стезя греха».
[7] Путь единения человека и меча 人剑合一境界 (rén jiàn héyī jìngjiè) — первая ступень искусства владения мечом. Как только таковое единство достигнуто, даже травинка может стать оружием.
[8] Создавал своим легкомыслием – в оригинале 摸鱼 (mōyú) – в букв. пер. с кит. «ловить рыбу руками», в образном значении «заниматься посторонними делами; делать вид, что работает».
[9] Мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу 走马灯 (zǒumǎdēng) — в букв. пер. с кит. «фонарь скачущих лошадей» — фонарь со свечой и маленькой каруселью внутри, которая вращается от движения разогретого воздуха.
[10] Порицание – в оригинале 小鞋 (xiǎoxié) – в букв. пер. с кит. «маленькая (тесная) обувь», образно в значении «затруднение; трудность».
[11] Безоглядно — в оригинале используется идиома 义无反顾 (yìwú fǎngù) — в пер. с кит. «долг не позволяет оглядываться назад, долг обязывает идти до конца, моральные принципы не позволяют отступить».
Следующая глава (с цензурой)
Следующая глава (без цензуры) (только для достигших 18 лет!!!)