Логово Псоя и Сысоя (публикации за 11 ноября 2019)478 читателей тэги

Автор: Psoj_i_Sysoj

Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 93. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 4. Фрагмент 1

Предыдущая глава

Само собой, порыв потому и зовётся порывом, что его можно обуздать и нельзя воплотить в жизнь.

Однако, глядя на то, как Мобэй-цзюнь возлежит в сапогах на его чистой постели, на которую сам хозяин так и не успел прилечь ни разу, Шан Цинхуа не мог не ощутить горечи на сердце.

— Ваше Величество, вы всё же находитесь на хребте Цанцюн, — решился бросить он.

В него тотчас полетела подушка, запущенная с убийственной силой, заставив Шан Цинхуа скривиться от боли.

— Ваше Величество, это моя кровать, — осторожно заметил он, подбирая подушку.

В ответ Мобэй-цзюнь воздел в воздух палец, покачав им, и изрёк полным достоинства и холодного величия голосом:

— Моя.

Что ж, яснее не скажешь.

читать дальшеПоскольку сам Шан Цинхуа отныне поступил в распоряжение Мобэй-цзюня, логично предположить, что все его вещи теперь также принадлежали владыке демонов — в их числе и кровать.

Но разве не верно обратное? А вот и нет — здесь действовал закон сытого тигра: всё, что твоё — моё, при этом всё, что моё, остаётся моим.

Шан Цинхуа, пыхтя от досады, скатился со стула и принялся подбирать осколки разбитой чашки. Наводя порядок в комнате, он напевал под нос: «Я почиваю на голой земле, ты же — на кровати. Я ем мякину, а ты — мясной бульон».

Что ж, на сей раз ему хотя бы пожаловали подушку — прежде и того не было. Утешаясь этой мыслью, Шан Цинхуа свернулся калачиком, дозволив себе отдых от службы [1].

На следующий день Шан Цинхуа вновь работал как пчёлка.

Проведя таким образом три дня в «Доме досуга», Мобэй-цзюнь исчез столь же бесшумно, сколь и появился.

И за эти три дня Шан Цинхуа успел сполна прочувствовать, насколько нереалистичны способности, коими он наделил своего героя. Три дня — и хоть бы одна собака что заметила! Ни у кого не возникло ни тени подозрения, что демон мало того, шатается по пику Аньдин как у себя дома, так ещё и захватил власть над одним из будущих лидеров школы (по части снабжения), нещадно его эксплуатируя!

Теперь же Шан Цинхуа радостно напевал, испытывая душевный подъём, словно сбросивший оковы крепостной — пока старый лорд пика не снабдил его новым заданием.

Хоть основной миссией пика Аньдин было устройство быта других, единственная разница между ним и прочими пиками заключалась в том, что его адепты вели свои битвы в тылу — однако же близость к опасным тварям всё равно немало осложняла жизнь.

К примеру, когда приходилось доставлять восполняющие жизненные силы пилюли адептам пика Байчжань, бьющимся со злыми духами, это было задачей не из лёгких, с какой стороны ни посмотри!

К счастью Шан Цинхуа, его прикрывал сам Мобэй-цзюнь.

Адепт и думать забыл о демоне, и уж никак не ожидал, что всякий раз, когда он окажется в смертельной опасности, ему на выручку будут приходить странные существа, как ни крути, похожие на демонов, спасая его маленькую жизнь.

Неужто это и было то самое «служи мне как следует, и я о тебе позабочусь»?

Шан Цинхуа поневоле проникся осознанием того, что прислуживание Мобэй-цзюню несёт в себе немало преимуществ.

Ведь если бы не оно, его бы уже давно не было на этом свете!


***

В то же время матушка-Система в своей обычной лаконичной манере дала ему новый квест: «Стать старшим адептом [2] лорда пика Аньдин в течение трёх лет».

Таким образом, помимо многочисленных заданий вне школы, а также верной службы «под крылом» Мобэй-цзюня, чтобы преуспеть в новом задании, ему следовало уделить не меньше внимания самому хребту Цанцюн.

Поскольку всем известно, что IQ второстепенного пушечного мясца «Пути гордого бессмертного демона» не превышал всё тех же 40 баллов, гениальный план Шан Цинхуа выглядел так:

Допустим, у старого главы пика имеется старший адепт А — крайне талантливый юноша (под талантами стоит понимать, что он лучше всех в этом сервисном центре носит воду, подаёт чай, стирает и складывает бельё), и, скажем, глава пика даёт ему поручение испечь двенадцать лепёшек [3], чтобы послать по одной на каждый пик. Всё, что остаётся Шан Цинхуа — это сыпануть горсть сахара или соли в эти кулинарные творения, чтобы сделать их несъедобными. Повторив это раза три, он добьётся того, что глава пика Аньдин напрочь разочаруется в своём старшем ученике.

И то верно: если ты даже лепёшку испечь как следует не в состоянии, чего тогда от тебя вообще ждать?

В то же время Шан Цинхуа несколько раз успешно демонстрирует собственные кулинарные способности — и вот он, успех!

Как говорится: если интеллект подкачал, бери подлостью. Не в силах преуспеть лучшими из способов — используй худшие.

И хоть этот сюжетный ход настолько дебилен, что способен свести читателей с ума, ведь работает же!

Стоит сказать, что подобным сюжетным ходам в «Пути гордого бессмертного демона» несть числа, потому-то, когда читатели сбивались стайками, чтобы плеваться ядом в его адрес в разделе комментариев Чжундяна, это становилось зрелищем воистину эпических масштабов. И во главе их в этом крестовом походе неизменно становился Непревзойдённый Огурец.

Вспомнив об этом, Шан Цинхуа не мог не вздохнуть про себя по его маленьким приятелям и этому «дорогому другу» из комментариев.

Нет, он правда по нему скучал. Ему действительно не хватало этого возмущённого рёва в духе: «Сян Тянь Да Фэйцзи, с такого рода воззрениями ты только и годен на то, чтобы пописывать третьесортные гаремники!!!» — это ж сколько убеждённости в своей правоте, какой напор!


***

Вопреки ожиданиям, когда он стал старшим учеником пика Аньдин, количество проблем лишь возросло.

К примеру, адепту внешнего круга никогда бы не выпала честь спуститься с горы в обществе Шэнь Цинцю и Лю Цингэ.

Сколько ж он должен был нагрешить в прошлых жизнях, чтобы удостоиться этой охренительной награды?

На хребте Цанцюн всегда уделялось большое внимание плодотворному сотрудничеству между товарищами, и потому старших адептов регулярно посылали на задания вместе. Задача каждого из членов группы была кристально ясна: Лю Цингэ был форвардом, Шэнь Цинцю — центровым, ответственным за стратегию, притворство, коварные атаки и добивание крипа [4], а также за размахивание веером для пущей крутости (всё вычеркнуть).

Ну а Шан Цинхуа?

Ну разумеется, он отвечал за управление повозкой, наём комнат в гостинице, перетаскивание вещей и все доходы и расходы — одним словом, на нём была вся логистика.

Звучит неплохо, но на практике всё было отнюдь не так весело.

— Говорят, что если ночью заглянуть в колодец, вытянув шею, то вы можете увидеть, как ваше отражение улыбается вам и манит к себе — и, если вы поддадитесь, оно вас утопит… А ещё там можно увидеть мёртвых родичей… Кхе-кхе, шисюн Шэнь, шиди Лю, может, всё-таки сперва дослушаете меня?

С этими словами Шан Цинхуа опустил свиток, который читал вслух.

Шэнь Цинцю одним движением извлёк из рукава книгу. Что бы он ни делал — стоял или сидел, или, вот как сейчас, опирался на ствол старого разросшегося баньяна — он неизменно умудрялся источать ту возвышенную ауру превосходства, будто впитал в себя самый дух «Книги песен» и «Книги истории» [5]. Лю Цингэ тем временем уже стоял рядом с колодцем внутреннего дворика, заглядывая в него.

Его можно было понять: он желал разделаться с тварью поскорее [6], лишь бы поменьше находиться рядом с Шэнь Цинцю. Того, в свою очередь, полностью устраивало, что его шиди, не щадя сил, по-быстрому покончит с поручением и уберётся восвояси, ибо полностью отвечал взаимностью Лю Цингэ, ненавидя его всеми фибрами души. Таким образом, хоть и по разным причинам, никто не желал слушать подробных пояснений Шан Цинхуа.

— Нет там ничего, — бросил Лю Цингэ, подняв голову.

И Шан Цинхуа понял, что тот имел в виду: «Что-то моё отражение не спешит улыбаться мне, подманивая меня к себе», и развёл руками:

— Может, тогда… шисюн Шэнь попробует?

Шэнь Цинцю тотчас сменил книгу на складной веер и неторопливо двинулся к колодцу:

— Соблаговолит ли шиди уступить мне место?

Лю Цингэ «соблаговолил», отступив на десяток шагов. Бросив равнодушный взгляд в глубины колодца, Шэнь Цинцю также ничего этим не добился.

— Странно, — бросил Шан Цинхуа, просматривая шелестящий свиток. — Тут точно говорится…

К сожалению, шорох не перекрыл ехидного голоса Шэнь Цинцю:

— Мы с шиди уже попробовали, так как насчёт тебя?

Воистину, даже монстры этого мира следовали принципу: «молодец против овец, а против молодца и сам овца» [7] — пока в колодец заглядывали сильные члены группы, проклятущая тварь и не думала показываться, но стоило взяться за дело Шан Цинхуа, как его отражение тотчас кокетливо помахало ему ручкой.

Не говоря ни слова, Лю Цингэ ударил по рукояти — и подобный убийственной радуге Чэнлуань ринулся в колодец.

Спустя мгновение тишины поверхность воды внезапно взбурлила, и Шан Цинхуа поспешил убраться на безопасное расстояние. В тот же миг из колодца раздался дикий вой, и призрачные клочья столпом взвились к небесам!

Атакуя нападающий на него ком из женских голов, которые силились укусить его, Лю Цингэ выкрикнул:

— Прячьтесь!

Предполагалось, что, если адептам Аньдин не требуется доставлять припасы, им следует отсиживаться в тихом местечке в ожидании, пока не понадобятся их услуги. Вот только на сей раз Шан Цинхуа не успел рассчитать, не скрывшись вовремя: путь из внутреннего дворика уже был отрезан демоническим белёсым туманом. Оказавшемуся в безвыходном положении Шан Цинхуа только и оставалось, что исполнить свой коронный номер: он тотчас закатил глаза и рухнул на землю как подкошенный.

Притвориться мёртвым — испытанный веками способ!

В гуще боя Лю Цингэ и Шэнь Цинцю нечаянно соприкоснулись — и на лицах обоих тотчас отразилось отвращение. Добив одного из призраков ударом тыльной стороны руки, Шэнь Цинцю задел плечо Лю Цингэ — и тот тут же возвратил ему удар.

Ничего не скажешь, здорово, когда главные силы, позабыв о противнике, затевают драку друг с другом!

— Ты что, ослеп? — выругался Шэнь Цинцю. — Куда бьёшь?!

— А кто первый начал? — не уступал ему Лю Цингэ. — И кто после этого слепой?!

Лежавший на земле с закатившимися глазами Шан Цинхуа отлично видел произошедшее: с одной стороны к Лю Цингэ подбиралась уже нависшая над ним белая тень, и Шэнь Цинцю настиг её, ударив через плечо товарища. Видя, что эти двое расходятся всё сильнее, осыпая друг друга всё более сокрушительными ударами, так что глаза уже сверкали жаждой убийства, Шан Цинхуа понял, что не может позволить себе и дальше притворяться мёртвым. Усевшись на земле, он слабым голосом бросил:

— Не ссорьтесь! Шиди Лю, ты неправильно понял, на самом деле шисюн Шэнь…

Шэнь Цинцю взмахнул рукой — и стена рядом с головой Шан Цинхуа тотчас покрылась сетью трещин.

— Коли смерти ищешь, так помирай, — досадливо вздохнул Шэнь Цинцю. — Не останавливайся на полпути.

Верно восприняв намёк, Шан Цинхуа тотчас повалился наземь и вновь принялся добросовестно отыгрывать труп.

После того, как они запечатали колодезного демона и озлобленных духов в сосуд, не упустив ни единого, Шан Цинхуа вновь залез на козлы. Лю Цингэ, не удостоив его ни единым взглядом, двинулся в другую сторону.

— Шиди Лю, ты куда? — встревоженно окликнул его Шан Цинхуа.

— Мне не по пути с теми, кто бьёт в спину, — буркнул в ответ Лю Цингэ.

— Ну что ж, а мне не по пути с теми, кто, имея силу, не нуждаются в мозгах, — улыбнулся Шэнь Цинцю, хлопнув в ладоши. — Поехали, шиди Шан.

С этими словами он ущипнул Шан Цинхуа за плечо, и тот неохотно подчинился, шипя от боли. С трудом высвободившись из его когтей, он всё же бросился к Лю Цингэ, обратившись к нему с прочувствованными словами:

— Шиди Лю, дозволь этому шисюну дать тебе совет. Не дело, что у тебя на уме одни лишь тренировки — так и до умопомешательства недалеко!

Лю Цингэ не ответил ему, а Шэнь Цинцю уже нетерпеливо постукивал черенком веера по оглобле, так что Шан Цинхуа поспешил назад.

Правя повозкой, он на протяжении пути не сводил глаз с Шэнь Цинцю.

Тот сперва не обращал на него внимания — он углубился в книгу, облокотившись на бортик повозки, однако постепенно его лицо мрачнело. В конце концов он бросил, недобро прищурившись:

— Что ты на меня уставился?

— …Шисюн Шэнь, я не хотел вам говорить, но, раз вы сами спросили… вы держите книгу вверх ногами.

Замерев на мгновение, Шэнь Цинцю вспыхнул, схватившись за меч.

— Нет-нет-нет-нет, прошу, не поддавайтесь порыву!!! — испуганно залопотал Шан Цинхуа.

Ему ли не знать этого бессовестного [8] субъекта Шэнь Цинцю: осрами его раз на публике — и он это на всю жизнь запомнит, а Шан Цинхуа только что имел глупость сделать ему замечание! Однако для человека, который довёл до совершенства способность при любых обстоятельствах сохранять хорошую мину при плохой игре, так что имел полное право держать книгу вверх ногами, если ему вздумается, Шэнь Цинцю отреагировал как-то чересчур сильно.

Впрочем, его можно было понять: Шэнь Цинцю только что попытался сделать доброе дело против своих правил — и чем это для него обернулось? Почему бы ему просто не сказать Лю Цингэ: «Я лишь хотел помочь», — однако же он не пожелал. Ладно, не хочешь сам, позволил бы объясниться за него Шан Цинхуа — но и тут Шэнь Цинцю оборвал его, то ли из неловкости, то ли попросту смутившись — кто ж его разберёт? Этот человек воистину состоял из одних извилин и зигзагов [9], вечно мучая себя и других по надуманным поводам.

Шэнь Цинцю продолжал таращиться на него, словно змея и скорпион в одном лице, и от этого взгляда на спине Шан Цинхуа выступил холодный пот.

Немалое время спустя Шэнь Цинцю, подавив вздох, вновь откинулся на бортик повозки, зачехлил меч и попытался успокоиться.

— Шан Цинхуа, заткнись, а? — процедил он с неискренней улыбкой.

Однако его собрат не смог удержаться от того, чтобы, подняв руку в умиротворяющем жесте, взмолиться:

— Дозволено ли мне будет сказать ещё кое-что напоследок?

Потирая правый висок, Шэнь Цинцю приподнял подбородок в знак согласия. Смерив его серьёзным взглядом, Шан Цинхуа торжественно изрёк самые важные и прочувствованные слова, что ему доводилось произносить с тех пор, как роковой удар тока отправил его на страницы «Пути гордого бессмертного демона»:

— Если вы в будущем увидите, что у кого-то случилось искажение ци, не поддавайтесь панике, не делайте ничего опрометчивого и не спешите ему на помощь — вместо этого, сохраняя спокойствие, поспешите за подмогой, но сами не вмешивайтесь. В противном случае вы наделаете бед и окажете ему медвежью услугу, которая и вас утащит на дно, так что вам до самого конца жизни не суждено будет оправдаться [10]!

— С чего бы мне спешить на помощь подобному человеку, и тем паче паниковать из-за этого? — изумился Шэнь Цинцю. — Едва ли я вообще захочу ему помогать, не говоря уже о том, чтобы сбиваться ради этого с ног.

Состроив гримасу «иной реакции я и не ожидал», вслух Шан Цинхуа бросил лишь:

— В общем, лучше бы вам запомнить мои слова.


***

Сделавшись горным лордом, Шан Цинхуа наконец-то мог отдохнуть от вечного пресмыкания [11].

Разумеется, трудовые будни есть трудовые будни, но существует немалая разница между положением дворовой девки и высшего распорядителя [12].

Вскоре до его сведения дошло, что горный лорд пика Цинцзин, недовольство которого он умудрился навлечь на себя, тяжело заболел. Когда он поправился, на пике Цюндин было созвано тайное собрание.

В боковом зале Двенадцати пиков собрались одиннадцать горных лордов — без того единственного, коему и было посвящено это совещание.

Юэ Цинъюань тотчас взял быка за рога:

— Вам не кажется, что наш шиди Цинцю… в последние дни ведёт себя весьма странно?

Все лорды пиков один за другим согласились, а Лю Цингэ торжественно признал:

— Более чем странно.

— Он как будто стал другим человеком, — с сомнением бросила Ци Цинци.

В этот момент в боковой зал зашёл Шан Цинхуа — растрёпанный и покрытый пылью странствия, из которого только что возвратился. В последние годы он приторговывал тыквенными семечками лунгу [13], изготовляемыми на пике Цяньцао — они неплохо расходились за пределами школы, так что он уже несколько месяцев кряду носился взад-вперёд, налаживая каналы сбыта, а едва вернувшись, угодил прямиком на собрание, понятия не имея, чему оно посвящено.

— Прошу прощения, мне давненько не доводилось видеть шисюна Шэня — вы не могли бы пояснить, в чём проявляются эти самые странности? — потирая руки, поинтересовался он.

— Он может часами говорить со мной, не выказывая признаков раздражения, — ответил Юэ Цинъюань.

Застыв в потрясённом молчании, Шан Цинхуа затем брякнул:

— Ох ты, мать моя, и правда странно! Да уж, иначе и не скажешь…

Воистину, имеющиеся между этими двумя противоречия было под силу разрешить лишь смерти — и, не развязав этот туго затянутый узел, о мире можно было даже не мечтать. Прежде пяти предложений было довольно, чтобы они разбежались, пылая обидой, а тут — часы спокойной беседы… это звучало прямо-таки фантастически!

— Он… помог мне в пещерах Линси, — признался Лю Цингэ.

Шан Цинхуа наконец сообразил — и точно, именно в это самое время Шэнь Цинцю должен был убить Лю Цингэ при неуклюжей попытке спасти его — а тот сидит себе тут живёхонек!

Быть может, то, что я сказал Шэнь Цинцю в тот день, когда они одолели колодезного демона, всё же возымело действие?

Прочие продолжили обсуждение, припоминая всё новые странности в поведении Шэнь Цинцю в последнее время — то, как он подверг себя опасности, отбивая атаку этой бесстыжей демоницы, и был ранен, заслонив собою ученика, когда на того напал не желающий мириться с поражением демон… От всего этого Шан Цинхуа прямо-таки перекосило.

Если задуматься, то кем был этот самоотверженный человек, как не махровым ООС его героя?!

— Постойте, — наконец вырвалось у него. — А он… В него часом никто не вселился? Шисюн Вэй, он был на вашем поле испытаний?

У Вэй Цинвэя на поле испытаний пика Ваньцзянь имелся меч под названием Хунцзин — «Красное зеркало» [14], который никто не мог вытащить из ножен — и всё же, когда к нему приближался злобный дух, он сам вылетал из них. Если бы тело Шэнь Цинцю и впрямь захватила какая-нибудь злокозненная тварь, то, стоило бы ему оказаться поблизости к «Красному зеркалу», меч немедленно разоблачил бы его.

Однако Вэй Цинвэй тотчас опроверг его догадку:

— Да, три раза приходил — и всякий раз пытался вытянуть Хунцзин из ножен, тот и не шелохнулся.

— Он не одержим, — медленно произнёс Юэ Цинъюань. — Я не заметил ни малейших следов присутствия враждебного духа.

— Не вижу в подобном переселении ни малейшего смысла, — развела руками Ци Цинци. — У тех, что захватывают тела, всегда есть какие-то коварные цели — а он всё это время не делал ровным счётом ничего для их осуществления, обленился пуще прежнего.

В общем, им так и не удалось прийти к какому-либо единому мнению.

— Не думаю, что тело шисюна Шэня и впрямь было захвачено, — подытожил Му Цинфан. — Возможно, дали о себе знать его старые проблемы [15].

Лорды пиков обменялись растерянными взглядами — всем было отлично известно, что означают эти самые «старые проблемы».

Ни для кого не была секретом необузданная жажда немедленного успеха, овладевшая сознанием Шэнь Цинцю с первого же дня обучения — быть может, она и свела его с ума в самом буквальном смысле слова, заставив вновь предаваться совершенствованию духа и тела в тайне ото всех.

— Я не раз слышал о подобном, — продолжал рассуждать Му Цинфан. — После удара большим камнем по голове или слишком сильных переживаний люди порой теряют память, так что после такого потрясения как искажение ци человек вполне может в числе прочего забыть, каким он был прежде — в этом нет ничего невозможного.

— Возможно ли, что он ещё придёт в себя? — тут же спросил Юэ Цинъюань.

— Неужто глава школы и вправду хочет, чтобы он… вернулся к себе прежнему? — наморщила нос Ци Цинци.

— Я? — растерянно отозвался Юэ Цинъюань. — Даже не знаю… — Поразмыслив, он со всей серьёзностью добавил: — Сейчас с ним и впрямь очень легко… но всё же думаю, что лучше бы воспоминания вернулись к нему, если это возможно.

И всё же прочие горные лорды не могли с ним согласиться:

— Прежде, встречаясь с главой школы и прочими сотоварищами, он даже не удосуживался поприветствовать нас как следует. Ни разу не навещал нас на наших пиках, а когда говорил, то, казалось, всегда прятал иглу в шёлке [16] — воистину зловредная натура, что в таком может быть хорошего? Теперь с ним куда приятнее иметь дело.

Юэ Цинъюань промолчал с кроткой улыбкой.

— В прошлый раз, когда я зашёл к нему, чтобы выписать рецепт от Неисцелимого яда, мне пришлось помочь шисюну Шэню прочесть его, — смущённо добавил Му Цинфан. — По правде говоря, я даже не знаю, с чего начать лечение — боюсь, нам придётся во всём положиться на природу.

Придя к неизбежному выводу, что лорд пика Цинцзин потерял память, все радостно порешили [17] на этом, закрыв собрание.


Примечания переводчиков:

[1] Дозволив себе отдых от службы — в оригинале 跪安 (guì ān) — в букв. пер. с кит. «преклонить колени с миром» — такой фразой император милостиво дозволяет подданным удалиться.

[2] Старший адепт (ученик) – в оригинале 首席弟子 (shǒuxí dìzǐ) – в букв. пер. кит. «ученик за парадным столом» или «председательствующий ученик».

[3] Лепёшка 饼 (bǐng) — под этим словом может подразумеваться также пирожок, блин, печенье или пряник.

[4] Добивание крипа — в оригинале 补刀 (bǔdāo) — «микрить; фармить; добивать крипа» (нпс-юнита), у которого осталось здоровья лишь для одной вражеской атаки, тем самым присваивая себе чужую добычу и очки опыта (терминология игры DotA).

[5] «Книга песен» и «Книга истории» — в оригинале 诗书 (shī-shū) — сокращённое от «Шицзин» и «Шуцзин».
«Шицзин» — 诗經 (Shījīng) — «Книга песен» — один из древнейших памятников китайской литературы; содержит записи древних песен, гимнов и стихов различных жанров, созданных в XI—VI вв. до н. э.; отбор и редакция произведений приписывается Конфуцию; входит в конфуцианское «Пятикнижие».
«Шуцзин» — 书经 (shūjīng) — «Книга истории», «Книга документов» — содержит документы по древнейшей истории Китая и рассуждения на тему идеальной системы управления государством; её редакция приписывается Конфуцию; входит в конфуцианское «Пятикнижие».

[6] Разделаться с тварью поскорее — в оригинале 速战速决 (sù zhàn sù jué) — в пер. с кит. «быстрая война с быстрым исходом», то есть, фактически «блицкриг», образно — «быстро решить проблему, справиться с заданием».

[7] Молодец против овец — в оригинале поговорка 欺软怕硬 (qīruǎn pàyìng) — в пер. с кит. «обижать слабых и бояться сильных».

[8] Бессовестный — в оригинале 脸皮最薄 (liǎnpí zuì báo) — в букв. пер. с кит. «чрезвычайно тонкая кожа лица», где 脸皮 (liǎnpí) помимо «кожа лица» в переносном значении означает также «совесть, стыдливость».

[9] Извилин и зигзагов — в оригинале 七弯八扭 (qī wān bā niǔ) — в пер. с кит. «семь поворотов, восемь разворотов».

[10] До самого конца жизни не суждено будет оправдаться — в оригинале поговорка 跳进黄河也洗不清 (tiàojìn Huánghé yě xǐbuqīng) — в пер. с кит. «хоть войди в реку Хуанхэ, всё равно не отмоешься», в образном значении — «заработать дурную славу, не иметь возможности оправдаться».

[11] Вечное пресмыкание — в оригинале 做小伏低 (zuò xiǎo fú dī) — в пер. с кит. «встречать грубость льстивой улыбкой», «гнуть спину ради общего блага», «терпеть обиду ради пользы дела».

[12] Дворовая девка — 丫鬟 (yāhuan) — в пер. с кит. «служанка; девочка-прислуга; дворовая девушка; рабыня».
Высший распорядитель — в оригинале 大内总管 (dànèi zǒngguǎn) — в пер. с кит. «управляющий в покоях императора», где 总管 (zǒngguǎn) назывался начальник дворцового охранного отряда при династии Цин.

[13] Тыквенные семечки лунгу — 龙骨 (Lónggŭ) — в букв. пер. с кит. «киль» или «кость дракона».

[14] Хунцзин — 红镜 (Hóngjìng) — в пер. с кит. «Красное зеркало», так также образно называют Солнце.

[15] Его старые проблемы — в оригинале 老毛病 (lǎomáobìng) — что в пер. с кит. может означать как «хроническая болезнь», так и «дурные привычки, слабости, старые беды».

[16] Прятал иглу в шёлке — в оригинале 绵里藏针 (miánlǐcángzhēn) — в пер. с кит. «игла, спрятанная в шелковых очёсках», образно в значении «держать камень за пазухой; мягко стелет, да жёстко спать; на устах мёд, а на сердце лёд», «с подвохом».

[17] Радостно порешили — в оригинале 喜大普奔 (xǐ dà pǔ bēn) — первые иероглифы фразы 喜闻乐见,大快人心,普天同庆,奔走相告 — в пер. с кит. «радостная новость, все празднуют и спешат её распространить».


Следующий фрагмент

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)