Логово Псоя и Сысоя479 читателей тэги

Предыдущая глава

Разве это не то же самое, что слить два независимых измерения в одну гигантскую мешанину?

Прежде Шэнь Цинцю даже в голову не приходило, что Тяньлан-цзюнь может замахнуться на подобное, но, с другой стороны, тому, кто владеет Синьмо, это вполне по силам – таковы уж законы жанра, заботливо прописанные Сян Тянь Да Фэйцзи!

В конце концов, именно это в конце романа замутил Ло Бинхэ, объединив миры демонов и заклинателей согласно своему сумасшедшему плану. И до недавнего времени Шэнь Цинцю полагал, что имеет дело именно с таким жадным до власти безумцем.

читать дальшеОднако то, что казалось совершенно естественным при чтении романа, теперь представлялось чем-то расплывчатым и с трудом представимым. Тому Ло Бинхэ совершенно не было дела до ущерба, который он нанесет миру подобными начинаниями – им двигало лишь соображение, что одним царством управлять куда удобнее, чем двумя независимыми уделами, к тому же его денно и нощно допекали жалобы демонических жен и детей, которые плакались на несправедливое распределение ресурсов. В итоге Ло Бинхэ просто-напросто сляпал два царства воедино, словно тесто и начинку.

– Так вот что за дар вы вознамерились преподнести людям? – севшим голосом бросил Шэнь Цинцю. – Вам не кажется, что по отношению к ним это не слишком-то милосердно?

Тяньлан-цзюнь в раздумье потер подбородок, затем отозвался все тем же благосклонным тоном:

– Я ведь правда не держу на них зла – на самом деле, я очень привязан к людям, и именно поэтому лелею мечту о более тесном взаимодействии между нашими расами.

– А как насчет последствий? – приподнял бровь Шэнь Цинцю. – Или, может, вас они не волнуют? Если демоны без труда смогут приспособиться к жизни в Царстве людей, то как люди, не обладающие заклинательским даром, смогут выжить бок о бок с демонами? Или, иначе говоря, – тут он принялся выбирать слова с предельной осторожностью, – даже если вы сами расположены к людям, многие ли демоны разделяют ваши чувства? Наши миры разграничены с древнейших времен, и все же конфликтам несть числа – если же объединить их вот так, то можно вовсе позабыть о мирном сосуществовании.

– Узнаю заклинателя одной из прославленных школ, – уязвленно отозвался Тяньлан-цзюнь, – все вы поете одну и ту же песню. Быть может, вам это кажется малость поспешным, но этим мой план не исчерпывается – будьте уверены, я продумал все до самого конца. Сперва мы объединим наши царства, а уж потом постепенно разберемся с последствиями. В конечном итоге, даже те, кто не сможет приспособиться, будут вынуждены примириться с новым положением дел.

Видимо, всем мало-мальски уважающим себя злодеям подобных произведений на роду написано страдать комплексом превосходства [1], но с Тяньлан-цзюнем все дело обстояло еще сложнее. Возможно, когда-то он и впрямь был идеалистом, мечтающем лишь о любви и согласии между людьми и демонами, но, проведя долгие года в заточении под горой Байлу, он затаил в глубине сердца жгучую обиду и жажду мести. Потому-то Шэнь Цинцю не мог принять за чистую монету это «малость поспешное» желание, влекущее за собой возможность полного уничтожения этого мира.

Подобной логикой руководствуются и насильники: утешая себя тем, что в конце концов жертве будет хорошо, они просто добиваются своего, предпочитая не задумываться о последствиях.

– А вы и Су Сиянь… – не удержался от вопроса Шэнь Цинцю, – это также было частью плана по установлению «более тесного взаимодействия между нашими расами»?

При звуках этого имени неизменная улыбка застыла на лице Тяньлан-цзюня.

– Ах, Сиянь… – отвернувшись, тихо вздохнул он. – Она была воистину…

Воистину что?..

«Прекрасной и нежной? Доброй и чистой?» – гадал Шэнь Цинцю.

– …холодной и безжалостной, – закончил Тяньлан-цзюнь. – За это-то я ее и полюбил.

Шэнь Цинцю едва сдержал нервный смешок.

– Но все это уже не имеет значения, – отмахнулся владыка демонов. – Ведь она мертва.

Выходит, ты ни капельки по ней не тоскуешь?

Похоже, эта «любовь» демона не отличалась ни глубиной, ни силой чувства.

Помедлив, Шэнь Цинцю все же решился спросить:

– Так что же вы все-таки испытываете по отношению к своему сыну?

Тяньлан-цзюнь бросил на него задумчивый взгляд:

– Мне его… жаль [2]?

Шэнь Цинцю мог лишь послать ему в ответ ничего не выражающую улыбку, не в силах подобрать нужных слов.

Хоть Ло Бинхэ никогда не заикался об этом, Шэнь Цинцю знал, что глубоко внутри он часто ударялся в мечты о том, каковы его родители. Зная, что ими были прославленная заклинательница и высокорожденный демон, он не знал их имен, не помнил лиц, так что ему оставалось лишь представлять, как они окружили бы его заботой, не разлучи их людская злоба, как оградили бы его от всех невзгод и огорчений.

Узнай Ло Бинхэ, что отец даже не посмотрит в его сторону, презирая его за смешанную кровь, которой сам же и наградил, эти чистые мечты обернулись бы смехотворными выдумками…


***

С наступлением ночи неустанно движущиеся толпы, окруженные клубами дыма и пыли, наконец-то остановились, чтобы разбить лагерь в широкой травянистой долине.

На самом-то деле лагерь требовался лишь горстке человекообразных демонов, остальным было вполне неплохо под открытым небом, так что они разместились на деревьях, в рытвинах, просто на траве – в общем, кто где.

Шэнь Цинцю досталась весьма удобная и просторная белая палатка – снаружи она выглядела совершенно обычной, но внутри умещалось абсолютно все, что требовалось для вольготной жизни. Чжучжи-лан лично убедился, что все на месте, прежде чем провести заклинателя в палатку. Как только темнокожая демоница, определенная ему в прислуги, удалилась, Шэнь Цинцю со вздохом облегчения растянулся на кровати, дожидаясь отхода в Царство снов.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем чья-то темная фигура заслонила льющийся от входа лунный свет. Открыв глаза, Шэнь Цинцю увидел стоящего на коленях перед кроватью Ло Бинхэ.

– Ло Бинхэ, послушай, я должен сказать тебе кое-что очень важное… – поспешно начал Шэнь Цинцю, но ученик не дал ему договорить, бросившись на него с такой прытью, что заклинатель вновь упал на кровать, придавленный его весом, а его губы запечатал жаркий поцелуй. Не в силах издать ни звука, Шэнь Цинцю беспомощно наблюдал, как все ярче разгорается огонь в глазах ученика. Поцелуи становились все неистовее, словно он и впрямь обратился в хищника, жаждущего пожрать свою добычу.

Наконец Шэнь Цинцю удалось сделать вдох, чтобы одернуть ученика:

– Ло Бинхэ, а ну на колени!

Тот немедленно подчинился, приняв благопристойнейшую позу.

– Знаешь, за что ты на коленях? – добившись своего, продолжил Шэнь Цинцю.

Выпрямив спину, Ло Бинхэ торжественно отозвался:

– Этот недостойный ученик посмел оскорбить учителя!

– Да что ты несешь! – поморщился Шэнь Цинцю. – С этим твой учитель разберется позже, а сейчас важнее другое: как ты мог так вот просто вручить Синьмо Тяньлан-цзюню? Разве я учил тебя быть такой тупой п… простушкой [3], – закончил он, переведя дух.

– У меня не было выбора, – запротестовал Ло Бинхэ. – К тому же, не столь уж важен этот меч…

«Не столь уж важен»? Это всемогущее оружие, о коем подавляющее большинство героев может лишь мечтать с завистливыми вздохами! Воистину, для расточительного потомка и горы сокровищ мало!

– А зачем ему понадобился Синьмо – об этом ты не подумал? – продолжал браниться Шэнь Цинцю. – К примеру, о том, что теперь он представляет собой опасность для любого уголка этого мира, включая хребет Цанцюн и дворец Хуаньхуа – такое тебе в голову не приходило?

– И что же, учитель зол на меня, потому что боится за все эти неведомые места, – с обидой отозвался Ло Бинхэ, – или только за хребет Цанцюн?

Его тон до боли напомнил Шэнь Цинцю неуверенную в себе девушку, которая с утра до ночи донимает своего парня вопросами вроде: «А ты правда меня любишь? Что тебе дороже – я или твоя карьера?» Шэнь Цинцю хотел было отчитать его и за это, но замер на полуслове: на занавеси заплясали отсветы факелов ночного патруля. До него тотчас донесся незамеченный ранее вой волков, шорох копыт и тихое недовольное бурчание поблизости.

Теперь происходящее более не казалось сном.

Выходит… Ло Бинхэ и впрямь очутился в его палатке?

Собственной персоной?

Но ведь у него больше не было Синьмо, позволяющего покрывать огромные расстояния за долю мгновения! Чтобы добраться сюда с северных пределов Царства демонов, он должен был преодолеть многие тысячи ли! Даже если прежде у Шэнь Цинцю так и чесались руки дать ученику затрещину за все хорошее, одна мысль о подобном путешествии сводила это желание на нет.

Ло Бинхэ тотчас воспользовался замешательством учителя [4], и его колено вновь очутилось на кровати. Чувствуя, как к горлу подступает кровь, Шэнь Цинцю все же умудрился сохранить достоинство, ограничившись упреком:

– Эх, Ло Бинхэ, Ло Бинхэ! Что ж ты творишь – думаешь, тебе все дозволено? Ты же вручаешь себя неприятелям на блюдечке с голубой каемочкой – вокруг этой палатки собралась пятая часть всех демонов юга, не говоря уже о твоих старейшинах. Если они тебя тут обнаружат, я за твою жизнь ломаного гроша не дам!

– Учитель, я не мог вынести неизвестности, – принялся оправдываться Ло Бинхэ. – Я боялся, что он задействует паразитов, так что попросту не мог сидеть сложа руки. Прошу, учитель, не упрекайте меня за это – я правда не мог утерпеть!

Продолжая отпихивать ученика, Шэнь Цинцю потребовал, из последних сил сохраняя самообладание:

– Тебя кто-нибудь видел?

– Как это возможно? – удивился Ло Бинхэ. – Если я хочу куда-либо проникнуть незамеченным, то ни одна живая душа меня не увидит. Единственное, что меня беспокоит…

Он не успел докончить фразы, так как из-за полога палатки раздалось тихое покашливание.

– Мастер Шэнь, вы уже легли? – тихо окликнул его Чжучжи-лан.

При звуках этого голоса глаза Ло Бинхэ вновь вспыхнули жаждой убийства, и он обернулся ко входу с искаженным холодной яростью лицом. Шэнь Цинцю еле удержал его на месте, суровым взглядом веля не пороть горячку.

Видать, он перестарался, поскольку Ло Бинхэ тотчас залился краской, отчего Шэнь Цинцю невольно вздрогнул. Снаружи сновал демонический патруль, внутри укрыться тоже было особо негде – поколебавшись, Шэнь Цинцю приподнял одеяло, и Ло Бинхэ, моментально уловив его мысль, скользнул под него.

– Неужто уже спит? – пробормотал под нос Чжучжи-лан за занавесью.

После этого воцарилась тишина, и Шэнь Цинцю, думая, что он уже ушел, хотел уже было испустить вздох облегчения, когда за занавесью вновь раздался голос Чжучжи-лана:

– Тогда… прошу простить вашего слугу… ему придется потревожить ваш покой…

Что ж было спрашивать, если ты намерен войти несмотря ни на что?

– Зачем эта змея является к учителю среди ночи? – с подозрением шепнул Ло Бинхэ, высунувшись из-под одеяла.

«Ну а ты куда лезешь, негодник [5]?» – возмутился про себя Шэнь Цинцю, бесцеремонно запихивая его голову под одеяло, и, вскочив на ноги, крикнул Чжучжи-лану:

– Не входи!

– Так вы все-таки не спали? – озадаченно отозвался Чжучжи-лан, уже приподнявший было полог. – Отчего же мастер Шэнь не ответил сразу?

– Я уже задремывал. Ну а теперь, Сичжи Лан, будь добр, оставь меня в покое.

– Но мы же условились! – оторопел Чжучжи-лан.

Черт. Черт, черт, черт. Они и вправду договорились, что Чжучжи-лан зайдет под вечер, чтобы выжечь остатки цинсы из его тела.

– О чем условились? – вновь высунулся из-под одеяла Ло Бинхэ.

Шэнь Цинцю еле успел набросить на него еще одно одеяло и задернуть полог кровати, когда Чжучжи-лан все-таки зашел в палатку, тотчас окинув ее подозрительным взглядом.

– Прошу простить меня за вторжение в столь поздний час, – тотчас принялся оправдываться он, – но, если не сжечь цинсы [6] сейчас, то в будущем она может доставить мастеру Шэню уйму беспокойства.

Воистину, избавиться от него было сложнее, чем от прилипшей к зубам тянучки. Радовало хотя бы то, что снедаемый чувством вины Чжучжи-лан не решался поднять глаза, проявляя предельную предупредительность.

Заслонив кровать собой, Шэнь Цинцю расплылся в вымученной улыбке:

– Что вы, это мне совестно причинять вам столько беспокойства.

– Это мой долг, – учтиво парировал Чжучжи-лан. – Мастер Шэнь, не удобнее ли вам будет расположиться на кровати… – Однако не успел он сделать и шага, как Шэнь Цинцю, поймав за руку, развернул его на сто восемьдесят градусов.

Теперь, когда Чжучжи-лан стоял спиной к кровати, Шэнь Цинцю наконец мог вздохнуть спокойно.

– Мне и здесь будет неплохо.

Окончательно сбитый с толку Чжучжи-лан бросил только:

– Стоя?

– Да, стоя, – решительно отозвался Шэнь Цинцю.

– Мастер Шэнь, вы уверены? – сдвинул брови Чжучжи-лан.

За его спиной из-под одеял показалось перекошенное от гнева лицо Ло Бинхэ, однако Шэнь Цинцю удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

– Я уже привык, – просто ответил он.

Кивнув, Чжучжи-лан установил жаровню на столик сбоку, склонившись над ней. Шэнь Цинцю воспользовался моментом, чтобы, выбросив руку, вновь натянуть одеяло на Ло Бинхэ. Когда Чжучжи-лан повернулся к нему, он уже стоял как ни в чем не бывало. Вытащив раскаленный уголек, Чжучжи-лан попросил:

– Мастер Шэнь, пожалуйста, снимите верхнее одеяние.

Шэнь Цинцю опустил голову, принявшись неторопливо развязывать свой пояс. Он не без оснований опасался, что, начни он раздеваться слишком быстро, Ло Бинхэ мигом разнесет в клочки и кровать, и Чжучжи-лана, так что действовал с такой неторопливостью, что довела бы до исступления и самого терпеливого человека на свете. Устав ждать, Чжучжи-лан участливо предложил:

– Быть может, пальцы мастера Шэня еще не восстановили подвижность? Позволите этой скромной персоне помочь вам?

Не дожидаясь продолжения, Шэнь Цинцю поспешно рванул за отвороты верхнего одеяния, и оно легко соскользнуло с плеч, упав к ногам. После этого заклинатель спустил нижнее одеяние с плеча, давая возможность Чжучжи-лану осмотреть его руку. После целого дня прижиганий цинсы наконец начала сдавать позиции – теперь вместо сплошного ковра мясистых листьев из кожи торчало от силы несколько чахлых побегов.

Ло Бинхэ украдкой вскинул ладонь и послал волну демонической энергии прямиком в спину Чжучжи-лана. Заметив это, Шэнь Цинцю попытался оттолкнуть его с линии удара, зацепив руку с угольком – тот пулей пролетел через всю палатку, выскочив наружу.

– Прости, рука соскользнула, – поспешил повиниться Шэнь Цинцю.

Безропотно приняв это объяснение, Чжучжи-лан отправился на поиски уголька. Бродя у входа, он то и дело приговаривал:

– Да куда ж он мог запропаститься?

Воспользовавшись его отсутствием, Шэнь Цинцю тотчас метнулся к кровати.

– Учитель, – прошептал Ло Бинхэ, – что вам довелось вынести, пока вы были в их власти?

Ел да спал – всем бы такие истязания! Хотя от пары дней такой вот вольготной жизни Шэнь Цинцю готов был лезть на стенку [7]…

– Прекрати копошиться, – шепотом велел ему Шэнь Цинцю. – Если тебя обнаружат, нам обоим мало не покажется. – С этими словами он поглубже затолкал ученика под одеяла.

Не похоже было, что его слова произвели на Ло Бинхэ какой-либо эффект: тот более всего на свете жаждал незамедлительной схватки с Тяньлан-цзюнем, но его останавливало осознание того, что кровь двух его неприятелей по-прежнему оставалась в теле учителя. Поманив пальцем, он притянул к себе сброшенное одеяние и накинул его на Шэнь Цинцю со словами:

– Оденься!

Снаружи какой-то патрульный наткнулся на Чжучжи-лана, поприветствовав его:

– Генерал!

Буркнув что-то в ответ, тот велел:

– А ты вовремя – помоги-ка мне найти одну вещь. – Этот надменный тон совершенно не походил на тот, который он использовал, обращаясь к Тяньлан-цзюню и Шэнь Цинцю – все же Чжучжи-лан был не за красивые глаза назначен генералом.

– Зачем? – прошипел в ответ Шэнь Цинцю. – Все равно придется снять!

– Чтобы позволить этой змее глазеть на тебя? – не менее сердито отозвался Ло Бинхэ.

Когда Ло Бинхэ вот так замыкало, давить на него было пустой тратой сил – и надо же было Чжучжи-лану возвратиться в этот самый момент. Поскольку вернуться на прежнее место Шэнь Цинцю все равно не успел бы, он попросту уселся на кровать.

– Мастер Шэнь, разве вы не сказали мне, что не желаете делать этого на кровати? – вновь растерялся Чжучжи-лан.

– Правда? – растянул губы в удивленной улыбке Шэнь Цинцю. – Неужто я действительно такое сказал?

Не успев толком прикрыть ученика, он попросту уселся на него…

На самом деле, в этом были свои плюсы: по крайней мере, тот и впрямь перестал копошиться. Узрев на кровати целый ворох одеял, Чжучжи-лан подивился:

– Мастеру Шэню не жарко под всем этим?

Желая поскорее покончить со всем этим балаганом, Шэнь Цинцю схватил Чжучжи-лана за запястье и прижал раскаленный уголек прямиком к своей груди. Когда палатку наполнило шипение обугливающегося побега, он сквозь зубы процедил:

– Не жарко.

– Неужто вам… не больно? – поразился Чжучжи-лан.

– Не больно.

– Прежде мастер Шэнь всякий раз сопротивлялся, – удовлетворенно заявил Чжучжи-лан, – а сегодня сам проявил инициативу – вот и славно.

Не вслушиваясь в его слова, Шэнь Цинцю думал лишь о том, как бы поскорее покончить с этой мучительной процедурой и выставить его вон.

– Достаточно? – напряженным голосом бросил он.

– Да, вполне, – согласился Чжучжи-лан, убирая уголь.

Шэнь Цинцю возликовал, порадовавшись и за Ло Бинхэ, терпение которого явно подходило к концу – кто ж знал, что после этого Чжучжи-лан обмолвится:

– Кстати, Цзюнь-шан упоминал, что он тоже хотел бы заглянуть…

Он еще не успел закончить фразу, когда Ло Бинхэ наконец не выдержал, поднявшись в полный рост.


Примечания переводчиков:

[1] Комплекс превосходства –中二病 в английском переводе «chuunibyou syndrome» – в букв. пер. с яп. «синдром второго класса средней школы» – страдающие им люди ведут себя, словно обладают сакральным знанием, свысока глядя на всех прочих, или даже верят, будто обладают сверхспособностями. Различают несколько стадий этого синдрома:
Тип DQN – от «dokyun», в пер. с яп. «гопота, быдло» – симулируют антисоциальное поведение, хотя на самом деле с их социальностью все в порядке, и рассказывают дикие истории о своей преступной деятельности;
Субкультурный тип – занимают нишу какой-либо субкультуры, имеют какую-либо «крутую» фишку.
Тип «Злой Глаз» – делают вид, будто обладают сверхспособностями, выдумывая себе псевдоним в соответствии с ними.

[2] Мне его жаль – 心疼他 (xīnténg tā) в пер. с кит. может значить как «мне его жаль», так и «сердце болит за него», и даже «обожать, трястись над кем-то».

[3] Простушка – в оригинале употребляется идиома 傻白甜 (shǎ baí tián) ша бай тянь – в букв. пер. с кит. «глупенькая, непорочная и милая», интернет-сленг. Выходит, что по-китайски милая девушка – тоже почти «тян» :-)

[4] Тотчас воспользовался замешательством учителя – в оригинале используется поговорка 打蛇随棍上 (dǎ shé suí gùn shàng) – в букв. пер. с кит. «ударить змею палкой, чтобы она по ней взобралась»; близкий русский аналог: «Мы их в дверь – они в окно».

[5] Негодник 熊孩子 (xióngháizi) сюнхайцзы – в пер. с кит. «шалун, озорник, проказник».

[6] Сжечь цинсы – дальше может показаться, что Бинхэ ведет себя, как дебил, однако на самом деле его можно понять: если вы помните, «цинсы» переводится как «узы любви», так что сами понимаете, что ему могло послышаться…

[7] Ел да спал… Готов был лезть на стенку 混吃等死 (hùn chī děng sǐ) – в пер. с кит. «[только] есть и ждать смерти», образно в значении «потеря смысла жизни, отсутствие стимула к чему-либо».

Следующая глава

Предыдущая глава

Внутри тела Шэнь Цинцю бушевало три вида [1] кровяных паразитов, сталкиваясь, словно мощные океанические течения [2], сцепляясь в сеть, которую невозможно расплести. Кровь Ло Бинхэ стояла насмерть на защите главных органов [3] учителя и соединяющих их сосудов, успешно подавляя кровяных паразитов Чжучжи-лана, но едва справляясь с кровью Тяньлан-цзюня. Сражение на трех фронтах разом требовало немалой затраты сил – лучше бы Ло Бинхэ оставил бесполезную борьбу с ядовитой кровью отца, заведомо проигрывая это сражение.

– Подумай-ка хорошенько, – благосклонно бросил владыка демонов, обращаясь к сыну, – если мы продолжим в том же духе, кто пострадает прежде всего?

Без того встревоженное лицо Ло Бинхэ с каждым мгновением становилось все более растерянным.

читать дальше– Ты первый остановись! – наконец бросил он, сдаваясь.

Однако Тяньлан-цзюнь не собирался уступать младшему.

– Ты первый, – отрезал он.

– Ладно, – тотчас согласился Ло Бинхэ.

– Что же… – Тяньлан-цзюнь с загадочной улыбкой оборотился к Чжучжи-лану. – Сам не знаю, отчего, когда я вижу этих двоих вместе, мое сердце наполняет непостижимо зловещее предчувствие.

Его племянник лишь молча кивнул в ответ.

Шэнь Цинцю с самого начала знал, что все это плохо для него закончится, однако он меньше всего на свете желал утащить с собой Ло Бинхэ. Он всегда пуще всего прочего ненавидел персонажей, которые опускались до роли заложников, позволяя шантажировать собой дорогих им людей. Если ему уготована подобная роль, то лучше уж умереть сразу.

Опустив ладонь на грудь в районе сердца, он придал лицу как можно более невозмутимое выражение и начал:

– Что бы Ваша Милость ни собиралась со мной сделать, прошу, не медлите. Как вы уже упоминали, будучи вынужден выпить кровь вашего брата столько раз, я уже начал к этому привыкать. Но даже не думайте выторговать за меня тело своего сына. Ло Бинхэ, если ты пойдешь на его условия, клянусь, я убью себя, не сходя с места.

– Учитель… – в бессильном отчаянии выдавил Ло Бинхэ.

– Ни слова больше, – оборвал его Шэнь Цинцю.

– Кто сказал, что мне нужно его тело? – сухо бросил Тяньлан-цзюнь, воззрившись на него нечитаемым взглядом.

От подобного поворота Шэнь Цинцю напрочь утратил дар речи.

– Оно не идет ни в какое сравнение с моим благородным обликом, так зачем оно мне?

Что за безумное зеркало сказало тебе, что ты красивее своего сына???

И кто, простите, этому поверит???

Уж точно не Сян Тянь Да Фэйцзи, который собственной рукой заверял, что во всем этом поднебесном мире ни единому мужчине, будь он стар иль млад [4], во веки веков не сравняться красой с Ло Бинхэ! И все – слышали, все! – будь они друзья или враги Ло Бинхэ, соглашались с этим без лишних споров!

Вот уж что точно удалось Тяньлан-цзюню – так это привести Шэнь Цинцю в полное недоумение.

– Что же тогда вам надо? – сдвинул брови заклинатель.

– Цзюнь-шан желает его меч, – пояснил за господина Чжучжи-лан.

– Верно, – подтвердил Тяньлан-цзюнь. – Я жажду поднести Царству людей неоценимый дар, но сделать это без меча будет затруднительно.

Ах так, теперь мы возжелали самый ценный артефакт главного героя, дающий ему перевес? Шэнь Цинцю собирался было бросить что-то вроде: «И не мечтай!» или «Закатай губу обратно!», когда Ло Бинхэ поднял руку – и Чжучжи-лан повторил его жест, принимая меч. Сделка была заключена в доли секунды – главный герой расстался со своим верным оружием, не потратив ни мгновения на раздумья!

– А теперь верни его! – потребовал Ло Бинхэ.

Чжучжи-лан тотчас обернулся гигантским змеем, подхватив Шэнь Цинцю в огромную пасть. Тяньлан-цзюнь с легкостью запрыгнул на голову змея, хохоча во всю глотку:

– Ты и вправду в это поверил?

Вот уж воистину верх бесстыдства – это ж все равно что взять у ребенка все игрушки на время, а потом не вернуть, делая вид, что ничего не было. Шэнь Цинцю воспылал справедливым негодованием за Ло Бинхэ, которого в очередной раз оставили ни с чем, и потому, презрев рискованную близость ядовитых клыков, язвительно бросил:

– И кто из вас здесь, спрашивается, взрослый [5]?

– Я демон, мастер Шэнь, и этим все сказано, – учтиво отозвался Тяньлан-цзюнь. – Боюсь, что ваш ученик провел чересчур много времени в Царстве людей, позабыв, что демоны никогда не держат своих обещаний. Не говоря уже о том, что и вы, ребята, только делаете вид, будто их держите.

С этими словами улыбка пропала с губ Тяньлан-цзюня, а свет в глазах Шэнь Цинцю померк. Со всех сторон его обхватили красные пульсирующие стенки, замуровав его в тесном пространстве.

Чжучжи-лан его проглотил.


***

Когда Шэнь Цинцю очнулся, пересохшее горло здорово саднило.

Перекатившись, он принял сидячее положение, и обнаружившаяся подле него темнокожая демоница тотчас завопила:

– Он очнулся! – при этом ее слова были едва различимы из-за сильного акцента.

Раздернув занавеси, к нему тотчас заглянул Тяньлан-цзюнь.

– А мастер Шэнь не дурак поспать, – приподняв брови, бросил он.

Придав лицу равнодушное выражение, Шэнь Цинцю провел рукой по лицу, чтобы убедиться, что на нем не осталось никаких соков змеиного желудка. Неистовый порыв сухого ветра взметнул занавеси, позволив ему малость оглядеться.

Он сидел на спине огромной покрытой черной чешуей змеи – она безропотно несла на себе целый павильон, легко скользя по земле. Ее окружало множество других демонических зверей, больших и малых, равно как и демонов в полуживотной форме. Их толпа образовывала весьма дезорганизованную, но внушительную по силе армию, целенаправленно продвигающуюся к какой-то неведомой заклинателю цели.

И, судя по пейзажу, сейчас они маршировали по южным землям Царства демонов.

Северными некогда владел Мобэй-цзюнь, теперь же там верховодил Ло Бинхэ. Обитающие там демоны в большинстве своем имели вполне человеческий вид, а их звероподобные собратья и гибриды-оборотни населяли южные рубежи, превращая их во что-то вроде гигантского зоопарка. Глядя на все это, Шэнь Цинцю терялся в догадках, куда направляет свою армию Тяньлан-цзюнь и с какой целью.

Закончив осматриваться, Шэнь Цинцю сделал еще одно малоприятное открытие: правая сторона его груди и вся рука до сих пор болезненно пульсировали и отказывались подчиняться в полной мере.

Сделав глубокий вдох, он призвал на помощь все свое мужество, мысленно готовясь увидеть сколь угодно ужасное зрелище.

…Однако все на деле обстояло еще хуже, чем он ожидал.

Словно какой-то деревянный протез из свежего материала, вся его правая рука была сплошь покрыта густыми побегами, усыпанными мясистыми ярко-зелеными листочками, которые подрагивали с каждым его движением. Пальцы уже настолько занемели, что он даже согнуть их был не в состоянии.

Не в силах смотреть на это, Шэнь Цинцю едва не поддался порыву, схватив лежащий справа Сюя, отхреначить руку начисто, но тут к нему подошел Чжучжи-лан с дымящейся золотой жаровней в руках. Подскочив, словно при виде призрака, Шэнь Цинцю в панике бросил:

– Ты что делаешь?!

Чжучжи-лан застыл на месте.

– Этот подчиненный желает лишь помочь мастеру Шэню…

Этого-то и опасался Шэнь Цинцю. Красноречивым жестом указав на свой рот, он дал понять, что с него довольно змеиной благодарности, коли она кончается тем, что его глотают живьем. Чжучжи-лан, смешавшись, закрыл лицо струящимся рукавом, не зная, куда девать глаза от смущения.

Собравшись с духом, он вновь обратился к Шэнь Цинцю, вложив в голос столько теплоты, что заклинателю стало не по себе:

– Мастер Шэнь, вы должны мне верить! Если не извлекать цинсы из вашего тела хотя бы семь раз на дню, то она укоренится глубоко в вашей плоти. Сегодня же ее извлекали лишь трижды. Сейчас – самый критический момент, и, если не извлечь побеги немедленно, боюсь, мы не сможем спасти руку мастера Шэня.

Стоило Шэнь Цинцю заслышать о потере руки, как он, мигом позабыв про былые обиды, протянул Чжучжи-лану пострадавшую конечность. Тот голыми руками извлек из жаровни пышущий жаром уголек и приложил его прямиком к груди Шэнь Цинцю.

Тому с трудом удалось удержать рвущийся наружу вскрик.

Зная Чжучжи-лана, ему следовало предвидеть, что эта помощь будет не из приятных.

Однако своей цели эта зверская процедура послужила: сочные побеги цинсы мигом увяли, а затем обуглились, испепеленные под корень. Лишь когда Чжучжи-лан таким образом методично уничтожил все ростки, Шэнь Цинцю смог взглянуть на свою многострадальную руку без содрогания.

– Сегодня это надо будет повторить еще трижды, – убирая угли, заметил Чжучжи-лан. Украдкой бросив взгляд на натягивающего платье на плечи Шэнь Цинцю, он быстро отвел глаза, однако это не укрылось от скрытого занавесью Тяньлан-цзюня:

– И что тебя смущает, глупое ты дитя? – хохотнул он.

«И то правда – что? – подивился про себя Шэнь Цинцю. – Эта грудь, которая только что напоминала овощную грядку по весне? Или вид твоего недавнего обеда? После такого-то чему тут еще смущаться?»

– Прошу, не смейтесь над этим подчиненным, господин, – с убийственной серьезностью отозвался Чжучжи-лан. – У меня нет и тени бесчестных намерений относительно мастера Шэня. – Вновь мельком глянув на заклинателя, он подчеркнул: – Ни тени тех, что вынашивает Ло Бинхэ.

«И какого черта ты говоришь это мне?!» – мысленно взорвался Шэнь Цинцю.

Будто угадав его мысли, Чжучжи-лан подхватил жаровню и спрыгнул со спины змеи, чтобы принять на себя командование армией на марше. Повинуясь хаотичным движениям спутанных мыслей, Шэнь Цинцю принялся оглядываться. «Синьмо… Где же Синьмо?» – билось у него в голове.

Ах, вот же он, подле сидения Тяньлан-цзюня – тот просто бросил его под ноги.

При виде этого Шэнь Цинцю чуть не покатился со смеху.

Первоклассное оружие, самый прославленный меч «Пути гордого бессмертного демона», равного которому не бывало ни на земле, ни на небесах – и ты вот так кидаешь его куда попало?

Сам новый владелец смертоносного меча преспокойно вглядывался вдаль, опустив подбородок на ладонь. Заметив пристальный взгляд Шэнь Цинцю, он не удержался от вопроса:

– Мастер Шэнь, на что это вы так смотрите? – опустив глаза, он добавил: – Ах, на мой новый меч?

– На меч Ло Бинхэ, – невозмутимо поправил его Шэнь Цинцю.

Эти слова вновь развеселили Тяньлан-цзюня, который добродушно бросил в ответ:

– Мастер Шэнь, я давно хотел кое-что у вас спросить.

– Весь внимание, – отозвался Шэнь Цинцю. «Да ради бога, – добавил он про себя, – вот только на обстоятельный ответ можете не рассчитывать».

– Давно вы с моим сыном стали спутниками на тропе совершенствования [6]?

– Простите, что вы сказали? – оторопел Шэнь Цинцю, уверенный, что неверно расслышал.

– Я спросил у мастера Шэня, как давно он и Ло Бинхэ…

Прежде бесстрастное лицо Шэнь Цинцю невольно перекосилось, и он вскинул ладонь, веля собеседнику замолчать, однако Тяньлан-цзюнь то ли не понял этого жеста, то ли предпочел его не заметить:

– Быть может, мастер Шэнь не понимает, что я имею в виду под «спутником на тропе совершенствования»? Я хотел сказать…

– Довольно, – перебил его Шэнь Цинцю, которому удалось вновь придать своему лицу каменное выражение.

Вам, что, чувство стыда совсем неведомо?!

– С чего вы взяли, – процедил Шэнь Цинцю, – что мы с ним… спутники на тропе совершенствования?

– По правде говоря, – как ни в чем не бывало поведал Тяньлан-цзюнь, – меня всегда интересовали обычаи и традиции Царства людей.

– И что?

В самом деле, какое отношение подобный вопрос мог иметь к традициям и обычаям?

Торжественно воздев палец в воздух, Тяньлан-цзюнь покачал им перед Шэнь Цинцю, а затем принялся напевать простенькую, но мигом цепляющую слух мелодию.

Шэнь Цинцю всегда гордился безупречностью своих манер и не знающей себе равных способностью к самоконтролю, но, чем дольше звучала эта песенка, тем труднее ему было сохранять фасад непробиваемого спокойствия.

Гребаные! Сожаления! Горы! Чунь!

Неужто этот шлягер проник и в Царство демонов?!

Тяньлан-цзюнь унялся, лишь пропев полностью два куплета, но и после этого он не пожелал оставить эту тему:

– Лишь утонченная человеческая душа [7] способна создать столь берущий за душу шедевр. Какой смелый сюжет, сколько чувственности в каждой строке – воистину, подобное творение достойно наивысшей похвалы. В особенности мне нравится окончание – песнь кажется незавершенной, но по мне, так она весьма искусно разжигает интерес слушателя, жаждущего знать, что же дальше.

Не приведи небеса кому-нибудь сочинить продолжение этой чертовой штуки!

– Постойте, – внезапно осенило Шэнь Цинцю. – Тогда, в Священном мавзолее, вы говорили, будто давно искали случая познакомиться со мной воочию. Так что же, выходит, причиной подобного интереса была та похабная песенка?

– Ну разумеется, – охотно согласился Тяньлан-цзюнь.

Будто этого было мало, Система поспешила вставить свои пять копеек:

[За углубление знакомства с главным БОССОМ, включая обмен сведениями об интересах и хобби, развивший глубину персонажа, вам начисляется 150 баллов крутости!]

В гробу я видел такие хобби, уж не сочти за каламбур, дражайшая Система!

Пока они созерцали друг друга, та самая темнокожая демоница запрыгнула на спину змеи с грацией антилопы. Обернувшись к ней, Шэнь Цинцю обнаружил, что это не такая уж и метафора: у нее и впрямь были стройные ноги лани с изящными копытцами.

– Господин! Неправда ли, мы направляемся в чудное место? – оглядевшись, жизнерадостно заявила она.

– Самое лучшее, – с улыбкой махнул ей рукой Тяньлан-цзюнь.

– Там много воды? – с подкупающей наивностью поинтересовалась демоница.

– Горы и долы там сплошь испещрены реками, – поведал Тяньлан-цзюнь, – что тянутся, насколько хватает взора.

Возликовав, девушка вновь соскочила со змеи, растворившись в рядах собратьев. Отнюдь не разделявший ее восторга Шэнь Цинцю не удержался от вопроса:

– Куда вы их ведете?

– Разве мастер Шэнь еще не догадался? – лениво бросил в ответ Тяньлан-цзюнь. – Зачем же спрашивать о том, что вы и без меня отлично знаете?

Горы и долы, испещренные реками… Речь уж точно шла не о Царстве демонов. Похоже, это «самое лучшее место» располагалось в Царстве людей.

– Судя по тому, что я вижу, – вновь заговорил Шэнь Цинцю, – вы ведете за собой не менее пятой части населения южных земель Царства демонов. Ваша Милость, неужто вы и впрямь рассчитываете, что сможете провести столь большой отряд через пограничные земли под носом у заклинателей?

– А кто сказал вам, будто я собираюсь идти через пограничные земли? – выпрямившись, он издал презрительный смешок. – Зачем же, по вашему мнению, мне тогда этот меч?

– Вы планируете прорезать проход между мирами? – догадался Шэнь Цинцю.

– Если быть точным, я собираюсь их объединить, – поправил его Тяньлан-цзюнь.

Подумать только, объединить царства людей и демонов!!!


Примечания переводчиков:

[1] Три вида – в оригинале 三道 (sāndào) – в букв. пер. скит. «три пути» (道 (dào) – дао, как в даосизме), означает также «троякое постижение (при чтении: глазами, на слух, сознанием)» и «три блюда».

[2] Сталкиваясь, словно мощные океанические течения – в оригинале 翻江倒海 (fān jiāng dǎo hǎi) – в букв. пер. с кит. «перевернуть вверх дном реки и моря», образно в значении «перевернуть всё вверх дном, учинить хаос».

[3] Главные органы – 脏腑 или 臟腑 (zàng-fǔ) чзан-фу: цзан 脏 (zàng) – органы, подвластные энергии инь: сердце, печень, селезенка, легкие и почки, фу 腑(fǔ) – органы, подвластные энергии ян: толстый и тонкий кишечник, желчный и мочевой пузыри, желудок и саньцзяо 三焦 (sānjiāo) – три полости внутренних органов.

[4] Во всем этом поднебесном мире ни единому мужчине, будь он стар иль млад – в оригинале здесь две идиомы: 上天入地 (shàngtiān rùdì) – в пер. с кит. «восходить на небеса и спускаться под землю», образно в значении «везде, повсюду, где угодно» и 前无古人,后无来者 (qián wú gǔ rén, hòu wú lái zhě) – в пер. с кит. «в прошлом ― не иметь достойных предшественников, в последующем не знать равных преемников».

[5] Кто из вас здесь взрослый? – оригинале употребляется слово 长辈 (zhǎngbèi) – в букв. пер. с кит. «старшее поколение», «старейшина».

[6] Спутники на тропе совершенствования 双修 (shuāng xiū) шуан сю – обычно в романах о заклинателях это словосочетание означает… не просто совместное совершенствование тела и духа :-)

[7] Утонченная человеческая душа 人杰地灵 (rén jié dì líng) – в букв. пер. с кит. «c прекрасным пейзажем и местными талантливыми жителями», образно о человеке выдающихся талантов или о достопримечательности.

Следующая глава

Предыдущая глава

– Мастер Шэнь, прошу простить меня, – смиренно бросил Чжучжи-лан.

Нет! Тысячу раз нет! После того, как ты довел меня до подобного состояния своими доброхотскими потугами, чего же мне ждать от твоих извинений?

Удалявшийся уверенной походкой Шэнь Цинцю внезапно покачнулся, схватившись за стену. Казалось, что-то пытается покинуть его желудок, пробираясь по кровеносным сосудам – и это жуткое ощущение было ему знакомо куда лучше, чем хотелось бы. Совершенно выбитый из колеи, Шэнь Цинцю чуть не выпалил: «Ублюдок, мать твою! [1]»

Ло Бинхэ по-прежнему мирно почивал в гробу, так что в его теле куролесила чья-то еще кровь.

читать дальше– Мастер Шэнь, – вновь достиг его ушей насмешливый голос Тяньлан-цзюня, – вам ведь уже столько раз доводилось пить кровь священного демона – неужто до сих пор не привыкли?

– Когда вы мне ее дали? – выдавил Шэнь Цинцю, с трудом подавив позыв к рвоте.

– Мастер Шэнь, – голос Тяньлан-цзюня обрел откровенно издевательские интонации, – не забывайте, что ваше бессмертное тело пребывало в нашей власти в течение довольно продолжительного промежутка времени. За подобный срок можно было сделать с вами еще и не такое.

Неудивительно, что они способны отследить его, куда бы он ни направился. Помедлив, Шэнь Цинцю вновь упрямо двинулся вперед. Чем дальше он отходил, тем резче становилась боль в животе, но вместо того, чтобы замедлиться, он лишь ускорял шаг. Возможно, он и впрямь выработал терпимость к боли, но более вероятным представлялось то, что именно сейчас он попросту не мог позволить себе остановиться.

Пока те двое изображают из себя ледяные скульптуры, у них с Ло Бинхэ еще есть шанс спастись. Если он будет ждать у моря погоды, пока эти снегурочки не оттают, другого случая уже не представится!

Тем временем Чжучжи-лан продолжал неумолимо закручивать гайки в его животе. Хоть Шэнь Цинцю и знал, к чему это может привести, он не удержался от того, чтобы, обернувшись, метнуть в него гневный взгляд. Вот так-то демоны платят за доброту, поселяя в твоем животе паразитов, а затем устраивая им развеселую семейную вечеринку?

– Даже в подобном состоянии вы не сбавляете шага, – вздохнул Тяньлан-цзюнь. – Воистину, вы необычайный человек, мастер Шэнь – ваша решимость и сила воли не знают границ. Неужто вы и впрямь готовы пожертвовать жизнью ради моего сына?

– Мой господин, – внезапно вмешался Чжучжи-лан. – Я… этот подчиненный больше не может.

Не успел он закончить фразу, как боль в животе Шэнь Цинцю внезапно исчезла, оставив в теле блаженную легкость. Не теряя времени даром, заклинатель сорвался на бег. Видя это, Тяньлан-цзюнь изумленно бросил:

– Неужто твоя кровь неспособна его удержать?

– Прежде была способна, – искренне растерялся Чжучжи-лан. – Но теперь не могу – уж не знаю, почему!

Пусть Шэнь Цинцю сквозь пелену перед глазами и шум в ушах едва различал, что творится вокруг него, он четко знал, что должен дотащить Ло Бинхэ до выхода и вызволить его отсюда. Придерживаясь за стены, он продолжал продвигаться вперед бодрой рысью. Споткнувшись обо что-то, он пошатнулся, сознавая, что вот-вот рухнет, достигнув пределов своей выносливости – в глазах потемнело, колени превратились в желе – и все же он устоял на ногах благодаря руке, которая, подхватив под локоть, дернула его вверх.

Шэнь Цинцю понадобилось немало времени, чтобы просто сфокусировать взгляд.

Как бы то ни было, разглядеть лицо он так и не смог – его слепили сверкающие яростным огнем глаза и пышущая на лбу демоническая печать.

Тяньлан-цзюнь и Чжучжи-лан все еще высились посреди склепа ледяными изваяниями, окруженными тучами темной энергии. Стоило Ло Бинхэ ступить внутрь, как ледяные щупальца тотчас поползли по его черным сапогам, но он попросту раздавил их подошвами. Подлетев к превратившимся в ледяные столпы родичам, он наградил каждого из них сокрушительным ударом – по глыбам льда тотчас поползли трещины.

– Бесполезно, – выдохнул прислонившийся к стене Шэнь Цинцю. – Подобный лед не так-то просто разбить, когда он уже схватился. И уж тем паче тебе не причинить вреда тем, кто внутри – скорее ты тем самым поможешь им освободиться. Так что лучше давай-ка воспользуемся тем, что пока они не в силах к нам присоединиться, и покинем обиталище твоих предков подобру-поздорову.

Ло Бинхэ резко развернулся на каблуках, вновь направившись к Шэнь Цинцю.

Тот при виде своего ученика испытал целую бурю смешанных чувств – от изумления до восторга. Он-то собирался забрать его из гроба, где припрятал его, никак не ожидая, что Ло Бинхэ за это время очнется. Шэнь Цинцю чуть не брякнул: «Как ты себя чувствуешь?» – когда внезапно осознал, что его ученика прямо-таки распирает от гнева.

– Разве я не говорил тебе не иметь с ними дела? – практически проревел Ло Бинхэ.

На Шэнь Цинцю, у которого без того все расплывалось перед глазами, этот тон произвел эффект выплеснутого прямо в лицо ведра ледяной воды. Пару мгновений он просто смотрел на ученика в немом отупении, а потом в его сердце зародилась искра жгучей обиды.

– Ты в порядке? – ничего не выражающим голосом спросил он.

– В порядке? – немногим дружелюбнее рявкнул Ло Бинхэ. – В каком еще порядке?!

Судя по тому, что у него доставало сил орать на учителя, он и впрямь пришел в чувство [2] – в таком случае, Шэнь Цинцю мог считать, что расплатился с Ло Бинхэ хотя бы отчасти [3].

– Вот и славно, – кивнул он.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он двинулся прочь, не разбирая дороги.

Он и в самом деле не знал, куда идет. Без Ло Бинхэ и Синьмо ему ни в жизни не покинуть стен Священного мавзолея, так что направление не имело значения. Он рисковал своей жизнью, чтобы вытащить Ло Бинхэ, и все, что он заслужил взамен – очередной сеанс бешеного ора. Право слово, с него хватит.

Не успел он пройти и пары шагов, как рядом загорелись Свечи последнего вздоха, осветив его лицо. Выбросив руку, Ло Бинхэ внезапно схватил его за рукав:

– Ты плачешь?

Шэнь Цинцю уставил на него непонимающий взор.

Плачет?

Он плачет?

Да разве такое возможно?!

Подняв левую руку, он дотронулся до лица. Прежде эта рука была плотно занята бессознательным телом ученика, так что ему впервые за долгое время представилась возможность использовать ее для чего-то другого. Щеки и впрямь были мокры от слез – он и сам не заметил, когда они полились.

И тут Шэнь Цинцю понял, что это случилось, когда он выдергивал из ноги побеги цинсы.

Стыдоба, да и только.

Негодование, которым так и сочился голос Ло Бинхэ, бесследно испарилось.

– Выходит, когда я слышал, что учитель плакал, мне не почудилось?

– Почем мне знать! – вне себя от унижения брякнул Шэнь Цинцю.

Вырвав рукав, он вновь двинулся прочь. Ло Бинхэ тотчас вновь схватил его – и, вот дерьмо, надо же было ему вцепиться в правую руку, где укоренилась цинсы. Хоть Шэнь Цинцю удалось сдержать недостойный вскрик, он все же невольно застонал сквозь зубы. Ло Бинхэ тотчас отнял руку, поддержав учителя под левый локоть, и принялся встревоженно осматривать его в зеленоватом свете свечей.

И чем дольше он его разглядывал, тем более обеспокоенным делалось выражение его лица – похоже, на теле Шэнь Цинцю и впрямь живого места не осталось. Все, на что падал его взгляд, было сплошь окровавлено и изранено – воистину, зрелище не для слабонервных. Ло Бинхэ четко помнил, что, прежде чем он лишился сознания, с Шэнь Цинцю определенно было все в порядке.

– Это все… из-за меня? – спросил он дрогнувшим голосом.

Шэнь Цинцю казалось, что еще немного, и он начнет харкать кровью. Если не из-за тебя, то из-за кого же, спрашивается?

Однако он никогда не сказал бы этого вслух, потому как ненавидел давить на жалость и кичиться своими жертвами [4], а потому выплюнул лишь три слова:

– Твоя рука – пусти.

Ло Бинхэ мигом переменился в лице, с неожиданной мягкостью бросив:

– Не пущу. Учитель, не злись на меня, я был неправ.

Сколько, мать вашу, раз он уже это слышал – и хоть бы раз был эффект!

Шэнь Цинцю лишь отмахнулся: поди прочь, Незрячие остовы уже на подходе, так что просто дай мне уйти, пока есть такая возможность! Однако вместо того, чтобы последовать этому немому приказу, Ло Бинхэ вцепился в учителя, что твоя тянучка [5]:

– Учитель, прошу, ударьте меня, если это поможет вам выместить гнев!

Кто-нибудь, умоляю, срочно избавьте меня от этого мазохиста [6] – заприте его где-нибудь, что ли…

Ло Бинхэ так и продолжал тащиться за ним, обхватив его за локоть. Достаточно хорошо знакомый с его тактикой, Шэнь Цинцю давно уяснил, что пряник действует на его ученика куда доходчивее кнута [7], а потому, вконец потеряв терпение, заявил:

– Вечно ты так: рыдаешь, признавая свои ошибки, а потом опять берешься за старое – тебя разве что могила исправит. Какой во всем этом смысл?

– Ну а если я все же исправлюсь? – в голосе Ло Бинхэ послышались слезы. – Учитель, не бросайте меня!

Видя, в какое плачевное состояние в одночасье пришел его грозный ученик, Шэнь Цинцю ощутил необоримое желание отвесить ему пару добрых затрещин – его удержало лишь соображение, что Ло Бинхэ без того так крепко приложили, что он, чего доброго повредился умом. Неужто все дело в том, что он – никудышный педагог? И как только он умудрился взрастить такого нытика? Ло Бинхэ, воплощенный владыка демонов собственной персоной, висит на его рукаве и воет белугой, и как назло, ни одного свидетеля в округе – кто ж ему поверит, расскажи он об этом?

Да даже Нин Инъин никогда не была такой плаксой!

Не в силах это выносить, Шэнь Цинцю в сердцах брякнул:

– Да кто ж тебя бросает-то?

– После того, как я потерял сознание, я все еще продолжал смутно сознавать себя, – поведал Ло Бинхэ, – и потому прилагал все усилия, чтобы очнуться. Но когда я наконец открыл глаза, то обнаружил, что лежу в запечатанном гробу, а учитель сгинул неведомо куда. На мгновение я поддался гневу, решив, что учитель вновь меня оставил – я боялся, что вы решили вернуться к ним, позабыв обо мне…

Если подумать, подобное пробуждение и впрямь далеко не предел мечтаний. Шэнь Цинцю вздохнул, молча признавая свою вину.

– То, что я наговорил сейчас – я это не специально, – продолжал каяться Ло Бинхэ. – Не знаю, как у меня это вообще вырвалось – я вовсе ничего такого и не думал, просто перед учителем я не в силах себя сдерживать. Я понимаю, что веду себя недостойным образом, теряя лицо, но то, что на самом деле учитель не оставил меня и защищал все это время – что это не привиделось мне во сне – делает меня таким счастливым…

Ну и кто теперь теряет лицо?

Два взрослых мужика сплелись в сопящий и всхлипывающий клубок – один не лучше другого!

Видимо, Ло Бинхэ и впрямь был вне себя от восторга, поскольку, исчерпав наконец цветистый поток романтической чуши, продолжал как заведенный повторять одно и то же – как он рад и как он счастлив, пока лицо Шэнь Цинцю не начало подергиваться. Потирая висок, заклинатель испустил глубокий вздох.

Ну ладно. Это не первый раз – и наверняка не последний: если верить словам Мэнмо, он теперь все время так себя ведет, то и дело переключаясь с образа внушающего ужас темного лорда на терзающего носовой платок за твоей спиной безутешного ребенка.

Иными словами, только начинает казаться, что Ло Бинхэ не лишен здравого смысла, как он приходит в неистовство из-за какой-нибудь очередной ерунды. Если подумать, слова Мэнмо насчет слабоумия не так уж сильно расходились с реальностью – вот вам и владыка демонов!

Замедлив шаг, Шэнь Цинцю терпеливо спросил:

– Так с тобой все в порядке?

– В полном, – кивнул Ло Бинхэ.

Ну и как это возможно после столь сильных ожогов? Не доверяя словам ученика, Шэнь Цинцю вновь потянулся к его лбу, однако кожа была прохладной и гладкой на ощупь. Удовлетворившись этим, заклинатель хотел было отнять руку, но Ло Бинхэ накрыл его ладонь своей, а глаза вновь засверкали из-под скрещенных пальцев.

Это выражение лица было до боли знакомо Шэнь Цинцю: именно с таким день за днем мирно паслась на пике Цинцзин его маленькая белая овечка, отрада его глаз [8] Ло Бинхэ.

Под этим пристальным взглядом щеки Шэнь Цинцю поневоле заалели, но он не мог позволить себе вырвать руку силой – сделать подобное с размякшим от счастья Ло Бинхэ было бы все равно что дать ему пощечину, так что вместо этого он возобновил расспросы:

– Точно в порядке? Голова не кружится? Духовная и демоническая энергия в равновесии и циркулируют нормально?

– Да, абсолютно, – с готовностью отвечал Ло Бинхэ. – Лучше, чем когда-либо.

За разговором они зашли в один из склепов в восточном крыле Мавзолея. Вытащив меч из ножен, Ло Бинхэ рубанул прямо по стене, проделав угольно-черный проход в ткани пространства. Похоже, он не только успел исцелить руку и ногу, но и отмыться от крови, а также добиться беспрекословного подчинения от непокорного Синьмо. Что ж, главный герой есть главный герой, тут удивляться не приходится. Никак не прокомментировав открытие портала, Шэнь Цинцю лишь махнул рукой в его сторону: идем, мол.

Выйдя на солнечный свет за стенами Мавзолея, Ло Бинхэ тотчас протянул руку, чтобы поддержать учителя.

И впрямь немало воды утекло с тех пор, как они в последний раз общались столь же мирно.

Подавив невольный вздох сожаления, Шэнь Цинцю украдкой бросил взгляд на ученика. Тот и в самом деле прямо-таки лучился благополучием – не обошлось и без самодовольной улыбки. Подумать только, он положил свою жизнь на то, чтобы защитить ученика – а тому все это как с гуся вода. Складывалось впечатление, что за то время, пока тот спал, его ореол главного героя успел основательно подзарядиться.

– Когда я услышал, как учитель плакал… – внезапно заговорил Ло Бинхэ.

– Когда это я плакал? – краешком губ улыбнулся Шэнь Цинцю.

– Когда я услышал чей-то плач, – моментально поправился Ло Бинхэ, – меня охватило странное чувство…

Эти слова вновь заставили Шэнь Цинцю встревожиться: быть может, те удары по голове все же не прошли бесследно?

– Какое чувство? – осторожно спросил он.

– Не знаю, – покачал головой Ло Бинхэ.

– У тебя что-то заболело?

– Нет, не заболело, скорее…

Так и не закончив фразу, он с озадаченным видом опустил взгляд, осматривая собственное тело.

Шэнь Цинцю в отчаянии выругался про себя.

Конечно, как он мог забыть – небесный столп!

Нет, уж лучше вовсе оставить эту тему. В этом ему неожиданно помог Тяньлан-цзюнь, который вновь дал о себе знать, словно не желающая мирно отойти душа:

– Мастер Шэнь, неужто вы уже уходите? Вам не кажется, что удаляться вот так, перевернув мое обиталище вверх дном – верх невежливости?

При этом с каждым словом его голос словно бы приближался. И точно – пару мгновений спустя на горизонте возникли статные фигуры владыки демонов и его спутника. Шэнь Цинцю поневоле закатил глаза: хорошо хоть, что могущественное стотысячелетнее заклятие склепа предков Мобэя достаточно задержало этих двоих, чтобы позволить им с Ло Бинхэ выбраться из Мавзолея.

Что ж, помнится, Ло Бинхэ негодовал, что не может порвать в клочки заточенных в ледяные колонны родственников – теперь они сами явились к нему на блюдечке с голубой каемочкой. С хрустом сжав кулаки, он прорычал, уставив негодующий взгляд на Чжучжи-лана:

– Ты посмел напоить моего учителя своей грязной кровью!

При этих словах Чжучжи-лан украдкой бросил донельзя смущенный взгляд на Шэнь Цинцю.

– Эй, – заступился за племянника Тяньлан-цзюнь, – и не совестно тебе говорить подобное? Разве ты сам не сделал того же по отношению к мастеру Шэню? Или, скажешь, что не твои кровяные паразиты подавили воздействие крови Чжучжи-лана?

При этих словах Ло Бинхэ застыл, еще сильнее сжав кулаки. Видя, что Шэнь Цинцю поднял меч, он мягко бросил:

– На сей раз учителю не нужно сражаться – я сам справлюсь.

И битва грянула!

Три столпа демонической энергии взмыли в небеса, словно три смерча. Наблюдая за этим противостоянием со стороны, Шэнь Цинцю все сильнее проникался осознанием глубины различия между людьми и демонами.

И в первую очередь оно касалось способностей к разрушению.

Похоже, за это время Ло Бинхэ успел не только подкопить силы, но и апгрейдиться на пару уровней: какую-то пару часов назад отец чуть не вышиб из него дух, теперь же старый владыка демонов был не в силах даже поколебать нимб главного героя, прочно утвердившийся над его головой!

Пока Шэнь Цинцю наблюдал, в небе над полем битвы объявился кроваво-красный костяной орел и принялся кружить над сражающимися, явно собираясь принять участие в столкновении. Ло Бинхэ не замечал его, всецело занятый противостоянием, но от Шэнь Цинцю его появление не укрылось – он как раз собирался издать предупредительный возглас, когда костяной орел штопором устремился вниз, целя прямиком в темя Ло Бинхэ.

Вот это подлый удар!

Отведя руку с Сюя, Шэнь Цинцю как следует прицелился и метнул меч – сверкающее снежно-белое лезвие стрелой ринулось к орлу.

Кто ж знал, что в тот самый момент, когда Шэнь Цинцю собрался было испустить вздох облегчения, костяной орел внезапно рассыплется на тысячу кровавых бусин и десять тысяч капель, устремившихся к заклинателю.

При виде этого Тяньлан-цзюнь, усмехнувшись, рванулся в сторону, покидая поле сражения. Глядя на летящую на учителя тучу капель, Ло Бинхэ застыл с выражением безумной паники на лице.

Тут-то до Шэнь Цинцю дошло, что Тяньлан-цзюнь создал этого костяного орла из собственной крови, специально нацелив удар на Ло Бинхэ, чтобы Шэнь Цинцю, вмешавшись, поразил его создание собственной рукой!

В это самое мгновение его окатил душ кровавых капель. Улыбнувшись уголком рта, Тяньлан-цзюнь поднял руку, сотворив в воздухе печать – и сердце Шэнь Цинцю тут же замедлилось, словно грудь сдавило гигантской рукой.

Крови было слишком много – даже плотно сжав губы, он ощутил на языке слабый металлический привкус.

Какой еще бедолага, кроме него, будет хлестать кровь священных демонов, словно Ред Булл? Кто еще умудрится вкусить кровь троих кряду?

Глаза Ло Бинхэ покраснели от гнева, но было поздно – кровь Тяньлан-цзюня уже проникла в тело Шэнь Цинцю, так что теперь он боялся сделать неосторожное движение, чтобы ненароком не спровоцировать кровяных паразитов. Ему оставалось лишь прошипеть сквозь стиснутые зубы:

– Прекрати!

При виде того, как лицо Шэнь Цинцю сперва позеленело, а потом побелело, Чжучжи-лан также не смог сдержаться:

– Цзюнь-шан, молю вас о снисхождении…

Однако тот лишь пожал плечами:

– Посмотрим, что теперь предпримет наш юный друг.


Примечания переводчиков:

[1] Мать твою! – в оригинале Шэнь Цинцю крикнул «Альпака!» 草泥马 (cǎonímǎ) - в букв. пер. с кит. «лошадка цветочной грязи» (интернет-мем), употребляется вместо омонима肏你妈 (cào nǐ mā) – грубое ругательство (см. выше).

[2] Судя по тому, что у него доставало сил орать на Шэнь Цинцю, он и впрямь пришел в чувство – в оригинале употреблено словосочетание 中气十足 (zhōngqì shízú), что в буквальном смысле означает «изобилие энергии в чжунци». Чжунци 中气 (zhōngqì) – срединное ци, ци селезенки и желудка, а также объем легких (при пении – или крике, как в случае Ло Бинхэ) и вторая половина лунного месяца.

[3] Можно считать, он расплатился хотя бы отчасти – в оригинале употребляется слово 人情 (rénqíng), которое может означать как душевную теплоту, доброе отношение, так и протекцию – таким образом, Шэнь Цинцю имеет в виду, что он воздал ему и чувствами, и делом.

[4] Кичиться своими жертвами – в оригинале 敲锣打鼓 (qiāo luó dǎ gǔ) – в букв. пер. с кит. «бить в гонг и стучать в барабаны», в переносном значении – «привлекать к себе внимание».

[5] Тянучка 牛皮糖 (niúpítáng) – «ириска», липкая конфета из сахара, арахиса, крахмала и посыпанная кунжутом, в образном значении – докучливый человек, «прилипала».

[6] Мазохист – в оригинале 抖m (dǒu m) – в букв. пер. с кит. «дрожащий мазохист».

[7] Пряник действует доходчивее кнута – в оригинале приводится поговорка 吃软不吃硬 (chī ruǎn bù chī yìng) – в букв. пер. с кит. «есть мягкое, не есть твёрдого», в образном значении – «поддаваться на ласку, а не на принуждение», «добром можно всего добиться».

[8] Отрада его глаз 三好 (sānhǎo) – в букв. пер. с кит. – «три добра», сокращенное от «три добродетели молодежи» – «иметь хорошее здоровье, хорошо учиться, хорошо работать» – лозунг Мао Цзэдуна, выдвинутый в 1953 г. Позднее слова «хорошо работать» стали интерпретироваться как «придерживаться правильной политической идеологии».

Следующая глава

Предыдущая глава

Три года пролетели как по мановению руки.

На их протяжении всё своё время, за исключением тех промежутков, когда Лю Цингэ помогал ему очистить меридианы от яда или Му Цинфан давал ему лекарства, Шэнь Цинцю, откомандировав пару старших адептов присматривать за тренировками, посвящал пешим прогулкам.

В прежней жизни он предпочитал сидеть в четырёх стенах с видеоиграми и книгами. В этом мире, само собой, никакого компьютера ему не светило, и вместо этого он полюбил бродить по окрестностям хребта. Так и текли его дни в приятной неге, пока он не получил талисман-послание от Юэ Цинъюаня, призывающий его обратно на Цанцюн.

читать дальшеНа сей раз Шэнь Цинцю отсутствовал так долго, что даже следы его тени испарились, так что адепты Цинцзин выстроились, чтобы устроить ему торжественную встречу. При виде медленно взбирающегося на гору учителя они тотчас бросились к нему и обступили со всех сторон.

Старший адепт Мин Фань уже превратился в статного молодого мужчину. Пусть его и нельзя было назвать особенно красивым, по крайней мере, он больше не выглядел как кусок пушечного мяса с лицом злобной мартышки. Нин Инъин преобразилась в прелестную юную деву с весьма соблазнительной фигурой. На её поясе красовался меч, полученный ею на вершине Ваньцзянь. Едва завидев Шэнь Цинцю, она ринулась к нему и повисла на его руке, семеня рядом с учителем.

Это милое дитя питало определённую склонность к тому, чтобы то и дело заключать в объятия обожаемого учителя, вот только тот не мог этого выносить с тех пор, как её тело обрело характерные женские очертания. Она уже давно вышла из возраста няшной лоли. Её грудь то и дело невзначай касалась руки Шэнь Цинцю, отчего того прошибал холодный пот.

Да как можно! Это же жена Ло Бинхэ!

Тем временем Нин Инъин принялась канючить, словно избалованная дочка:

— Учитель, вы вновь покинули нас на такое невыносимо долгое время, ваши ученики ужасно соскучились!

Почувствовав себя обязанным хоть как-то отреагировать на этот всплеск щенячьей радости, Шэнь Цинцю произнёс:

— Ваш учитель тоже скучал… по вам.

Постойте-ка, что за ерунда! Тебе следует тужить по Ло Бинхэ, а уж всяко не по главному злодею!

Разве оригинальный Шэнь Цинцю когда-нибудь был так близок с Нин Инъин? По всей видимости, эта девочка выросла в весьма сентиментальную девушку. Согласно оригинальному роману, это Шэнь Цинцю должен к ней липнуть, а не наоборот!

Ну а ты, будущая женушка Ло Бинхэ, отчего не скорбишь по безвременно ушедшему супругу, бессонными ночами оплакивая своё разбитое сердце и будучи не в силах проглотить хоть кусочек от горя? С какой, собственно, радости, ты за эти годы вместо бледной тени превратилась в полную жизни плюшечку?

Адепты не отставали от Шэнь Цинцю до самого пика Цюндин, где на пороге его поджидал Юэ Цинъюань. Двое товарищей рука об руку зашли в павильон.

Прочие главы пиков уже успели занять места, за их спинами застыли любимые ученики.

Лю Цингэ был единственным исключением.

Его одиночество было связано с традицией, согласно которой обучение на горе Байчжань больше походило на выпас овец на горном пастбище: каждый адепт был волен тренироваться, как пожелает, в то время как их глава периодически заглядывал на поле, чтобы учинить показательное избиение пары адептов — сам он никого не учил, пока один из его подопечных не сможет одолеть его, и с этого дня пост главы пика Байчжань передавался этому счастливчику. Зная это, не стоило удивляться, почему у Лю Цингэ не было любимых учеников.

Поприветствовав остальных, Шэнь Цинцю чинно опустился на место главы пика Цинцзин, за его спиной застыли Мин Фань и Нин Инъин. Напротив него оказались Ци Цинци и Лю Минъянь с горы Сяньшу.

В голове Шэнь Цинцю мелькнула мысль: если бы только Ло Бинхэ был здесь, он бы тоже был единственным подле меня.

Стоп!

«Вон из моей головы, назойливый главный герой!» — возопил про себя Шэнь Цинцю, мысленно размахивая рукавами.

Первым заговорил Юэ Цинъюань:

— Всех вас призвали из-за внезапного затруднения. Кому-нибудь из присутствующих известно о городе Цзиньлань?

— Цзиньлань? — отозвался Шан Цинхуа. — Да-да, что-то слышал. Это же тот город в Центральной равнине, расположенный в месте слияния двух крупных рек, Ло и Хэн. Ныне это процветающий центр торговли.

— Так и есть, — кивнул Юэ Цинъюань. — Туда стекаются торговцы со всех концов света. Однако пару месяцев назад ворота Цзиньланя закрылись. — Помедлив, он продолжил: — С тех пор туда больше никто не входил и не выходил оттуда, всякая связь с городом прервалась.

Кипящий жизнью торговый город внезапно отрезает себя от внешнего мира — что-то определённо пошло не так.

Шэнь Цинцю неторопливо поднял чашку и подул на чай.

— Город Цзиньлань — ближайший к храму Чжаохуа, и они весьма тесно взаимодействуют. Если там и впрямь творится что-то неладное, их старейшины, безусловно, должны об этом знать.

— Верно, — согласился Юэ Цинъюань, — двадцать дней назад купец спасся из Цзиньланя по водному пути и явился в храм Чжаохуа за помощью.

Уже одно то, что он употребил слово «спасся», свидетельствовало о серьёзности положения. Прочие внимали в суровом молчании.

— Этот купец был одним из самых преуспевающих торговцев оружием. Каждый год он направлялся в Чжаохуа, чтобы возжечь свечи и благовония, так что монахи его хорошо знали. К их воротам он явился закутанный в чёрную ткань, с наполовину закрытым лицом. Без сил рухнув на ступени храма, он принялся твердить, что в городе свирепствует чума. Само собой, монахи тотчас внесли его внутрь и сообщили старейшинам, однако, к тому времени, как те прибыли, было уже слишком поздно.

«Он скончался?» — казалось, повис в воздухе немой вопрос.

— Купец обратился в скелет, — медленно произнёс Юэ Цинъюань.

От этих слов Шэнь Цинцю пришёл в полный ужас. Ведь их глава только что сказал, что мужчина просто свалился от усталости, так каким образом он вдруг сделался скелетом?

— Глава школы упомянул, что купец был завёрнут в чёрную ткань — с головы до ног? — как бы между прочим осведомился он.

— Именно, — согласился Юэ Цинъюань. — Когда монахи попытались снять её, он закричал, словно от невыносимой боли, и они не решились срывать ткань. Казалось, с этого человека ни много ни мало сдирают кожу.

— Стоит ли упоминать, что настоятель храма был сильно обеспокоен произошедшим. Посовещавшись, они решили отправить в Цзиньлань великих мастеров Учэня, Ухуаня и Уняня [1] для проведения расследования. До сих пор ни один из них не вернулся.

В сравнении с поколением Шэнь Цинцю эти трое мастеров У стояли неизмеримо выше по положению, следовательно, их успехи в боевых искусствах не могли быть хуже его собственных. При этой мысли он не удержал изумленного возгласа:

— Ни один?

Кивнув с серьёзной торжественностью, Юэ Цинъюань добавил:

— Дворец Хуаньхуа и вершина Тяньи послали туда более десяти адептов, и они также не вернулись.

Выходит, уже три великих школы втянуты в это мутное дельце.

Внезапно Шэнь Цинцю понял, зачем их сегодня собрали. Юэ Цинъюань не замедлил подтвердить его догадку:

— Наши друзья отправили послание школе хребта Цанцюн с просьбой о помощи. Мы не можем не ответить на этот призыв. Это безотлагательное дело, поскольку я боюсь, что за этим стоят некие известные нам нарушители спокойствия. Мы должны решить, кто из нас займётся этим, а кто останется поддерживать порядок в школе.

Стоило ли пояснять, что под этими «известными личностями» он подразумевал демонов. Лю Цингэ вызвался первым:

— Честь пика Байчжань не позволит мне остаться в стороне. Я желаю сопровождать брата Му.

Поскольку город Цзиньлань, судя по сообщению, страдал от чумы, то участие в этом деле главы пика Цяньцао Му Цинфана не подлежало сомнению.

Шэнь Цинцю вдруг осознал, что два ответственных за его здоровье человека, из которых один изготавливал для него целебные снадобья, а другой помогал очищать его меридианы от яда, собрались в это опасное путешествие, и, поскольку на них не распространяется неуязвимость главного героя, с ними может случиться всё что угодно. Сказать, что это его обеспокоило, значило не сказать ничего. Что же ему делать, если они соизволят героически погибнуть? Подавив панические мысли, он возвысил голос:

— Цинцю также желает сопровождать их.

Юэ Цинъюань заколебался.

— Я собирался попросить тебя остаться, чтобы защитить школу.

Шэнь Цинцю до сих пор не мог понять, как вести себя с шисюном. Ему оставалось лишь настаивать на своём:

— Отчего глава школы полагает, что я настолько бесполезен? Пусть я и не наделён особыми талантами, если окажется, что мы и впрямь имеем дело с демонами, мои познания о них могут пригодиться.

Ходячая энциклопедия по демонологии — этот титул можно было в равной степени применить как к оригинальному Шэнь Цинцю, так и к нему самому. На пике Цинцзин веками собирали знания о Царстве демонов, и лишь смерть помешала бы его охочему до знаний главе осилить все эти книги.

Поразмыслив над этим, а также вспомнив о лечении, Юэ Цинъюань всё же дозволил ему отправиться с Лю Цингэ и Му Цинфаном. Помимо всего прочего, глава пика Байчжань был способен защитить спутников, что бы ни случилось. В итоге решено было разделиться на три группы: Лю Цингэ, Му Цинфан и Шэнь Цинцю отправлялись непосредственно в Цзиньлань, второй группе предстояло оставаться у границ города, чтобы обеспечить первым троим подкрепление в случае необходимости, третья же группа оставалась защищать хребет Цанцюн.

Ситуация требовала столь срочных мер, что они не могли позволить себе тратить время на путешествие на лодках, повозках и прочих транспортных средствах. Хоть Шэнь Цинцю не привык использовать свой меч для дальних перелётов и малость побаивался высоты, он понимал, что не может задерживать своих товарищей. Итак, трое заклинателей устремились к месту назначения на мечах. Спустя полдня, Шэнь Цинцю, одеяния которого вольно полоскались на ветру, взглянул вниз в прореху в облаках и крикнул спутникам:

— Мы над местом слияния рек Ло и Хэн!

С высоты обе реки казались блистающими в солнечном свете серебряными лентами, а то и резвящимися змеями со сверкающей чешуёй. Из одной из этих рек студёной порой выловили Ло Бинхэ вскоре после рождения — по ней его и назвали.

Для приземления троица избрала плоский пустынный холм, откуда виднелись загнутые края кровель и мосты Цзиньланя, равно как и его закрытые ворота.

Опустив руку, которой он прикрывал глаза от солнца, Шэнь Цинцю спросил:

— Почему бы нам не влететь сразу в город?

— По просьбе жителей города адепты храма Чжаохуа установили над городом гигантский купол, — пояснил Му Цинфан, — так что ни летающие мечи, ни иные создания, обладающие духовной силой, не в состоянии сквозь него проникнуть.

Как Шэнь Цинцю уже убедился во время собрания Союза бессмертных, заклинатели храма Чжаохуа и впрямь поднаторели в такого рода заклинаниях. Если бы они заняли второе место в этой номинации, на первое уже никто бы не осмелился покуситься. Больше Шэнь Цинцю ни о чём не спрашивал. Ему подумалось, что эта чума имеет явно сверхъестественное происхождение, и тот, кто её породил, едва ли открыто проник в город через ворота. Но, если в город нельзя проникнуть по воздуху или через главный вход, стало быть, существуют и другие лазейки. Оправдывая его предположение, Му Цинфан, которого на этот счёт проинструктировал сам Юэ Цинъюань, повёл спутников прямиком в лес. Вступив под сень деревьев, вскоре они двинулись на звук журчащей воды.

Он исходил из подземной пещеры. Му Цинфан жестом подозвал спутников:

— Эта подземная река ведёт прямиком в город.

— И по этому пути бежал тот торговец оружием? — догадался Шэнь Цинцю.

Му Цинфан кивнул:

— Некоторые торговцы используют эту пещеру как место встречи, а реку — для транспортировки товаров. Немногие знают об этом пути, но тот оружейник, водя дружбу с монахами храма Чжаохуа, поведал им об этом месте.

Заросший лианами вход в пещеру был заклинателям всего по грудь высотой, так что им пришлось согнуться в три погибели. Они шли так долго, что у Шэнь Цинцю зверски разболелась поясница, но тут он наконец почувствовал, что потолок пещеры приподнимается. Слабое журчание превратилось в отчётливый шум воды. На поверхности реки покачивалось несколько утлых лодчонок.

Шэнь Цинцю выбрал ту, что побольше — по крайней мере, она, вроде, не протекала — и щелчком пальцев зажёг висящий на носу фонарь.

Для передвижения в ней имелся лишь один бамбуковый шест. Шэнь Цинцю приглашающим жестом указал на него Лю Цингэ:

— Нам придётся плыть против течения, так что разумнее воспользоваться шестом самому сильному из нас. Шиди соизволит?..

Лю Цингэ с каменным выражением лица взялся за тонкий шест. С каждым его толчком лодка совершала мощный рывок вперёд, при этом фонарь на носу мотало так, что, казалось, он того и гляди оторвётся.

Шэнь Цинцю заботливо усадил Му Цинфана рядом с собой. Бросив взгляд за борт, он увидел резвящихся рыбок.

— Вода чистая, — заметил он.

Стоило произнести это, как на глаза ему попалось кое-что куда крупнее.

Это был плывущий лицом вниз труп.


Примечания:

[1] Великие Мастера – титул 大师 (Dàshī) даши в пер. с кит. означает «великий мастер».
Учэнь 无尘 (Wúchén) – в пер. с кит. У означает «не иметь, вне зависимости от», Чэнь – «пыль» или «этот мир». Таким образом, его имя означает «неподвластный мирскому праху (мирским делам)».
Ухуань 无幻 (Wúhuàn) – в пер. с кит. его имя означает «неподвластный иллюзиям (заблуждениям, сомнениям).
Унянь 无念 (Wúniàn) – буддийское понятие «отсутствие ложных представлений».

Следующая глава

Предыдущая глава

Однако с разверстых губ старого главы Дворца не сорвалось ни единого звука. Все его тело словно бы окаменело, глаза выпучились в немом изумлении.

Шэнь Цинцю затаил дыхание, наблюдая, как белки глаз старика стремительно наливаются кровью, в то время как из горла вместо оглушительного рева раздается лишь булькающее клокотание.

«Вот оно, наконец!» – мысленно разразился оглушительным хохотом Шэнь Цинцю.

читать дальшеКаким же блаженным идиотом надо быть, чтобы всерьез поверить, что лорд пика Цинцзин и впрямь станет безропотно принимать удары, даже не пытаясь защититься, не будь у него на то особой причины? Что будет невозбранно принимать оплеухи лишь потому, что не может ответить из-за драгоценной ноши на руках?

– В чем дело? – воскликнула Цю Хайтан, тут же схватившись за меч, однако Шэнь Цинцю предостерег ее:

– Госпожа Цю, я настоятельно не рекомендую вам этого делать, если не желаете кончить так же, как ваш спутник.

Развернувшись, Цю Хайтан в ужасе завопила.

Сеть морщин на искаженном невыносимой мукой лице старого главы Дворца сплошь покрылась зелеными гнойниками.

– Что ты с ним сделал, Шэнь Цзю? – дрожащим голосом бросила Цю Хайтан.

– Ровным счетом ничего, – отрубил Шэнь Цинцю. – Вы что, напрочь позабыли, где находитесь? Думаете, усопшие демоны допустили бы подобный беспредел в своей гробнице?

Те невесомые белесые нити, что парили в воздухе подобно пуху одуванчика, на деле были семенами демонического растения, именуемого цинсы [2] – попадая в тела людей, которые излучают энергию ци, духовную или же демоническую, они укореняются, используя их как субстрат. Потому-то Шэнь Цинцю предпочел отбиваться ножнами меча, словно обычный человек, вместо того, чтобы воспользоваться духовной энергией.

Жертвы цинсы при проникновении семян не ощущают боли – разве что легкий зуд – однако, разрастаясь, побеги раздирают плоть, внедряясь прямиком в кровеносные сосуды, и чем мощнее циркуляция ци, тем быстрее пойдет процесс; если же заклинатель использует свою духовную энергию на пике возможностей, то прорастание произойдет практически мгновенно.

Атакуя Шэнь Цинцю своим ревом, старый глава Дворца сфокусировал духовную энергию в голове и горле, так что не только лицо, но, по всей видимости, и глотку с гортанью сейчас раздирали побеги демонической поросли, проникая волосовидными корешками в самые нервы.

– На месте главы Дворца я бы поостерегся кричать, – осуждающе поцокал языком Шэнь Цинцю, – а то эта зараза мигом достигнет мозга – вот тогда-то вам воистину придет конец.

Не в силах выносить подобное зрелище, Цю Хайтан прижала ладонь ко рту в попытке сдержать тошноту, однако силы отказали ей, и, закатив глаза, она рухнула в глубокий обморок.

Один противник не смеет шевельнуться, другая – без сознания; воистину, чистая победа!

Испустив вздох облегчения, Шэнь Цинцю попытался встать, приподняв Ло Бинхэ, однако чудовищным напряжением мускулов старый глава Дворца все же умудрился выдавить сквозь стиснутые зубы:

– Не спешите радоваться, вы следующий. – Его лицо тотчас исказилось от боли, отчего проросшие сквозь кожу нежные побеги синхронно вздрогнули.

Шэнь Цинцю лишь хмыкнул, не удостоив его ответом.

Внезапно его правую руку и плечо пронзила немыслимая боль, безжалостно терзая мышцы и нервы. Отбивая атаку двух мечей, он вынужден был использовать духовную энергию, и теперь укоренившиеся семена начинали прорастать.

Но хотя бы Ло Бинхэ не пострадал.

При виде того, как Шэнь Цинцю удаляется, взвалив тело ученика на плечо, старый глава Дворца, подавив крики, свалился с кресла и пополз следом прямо сквозь демонические травы – зрелище одновременно ужасающее и достойное жалости.

– Не уходи! – взмолился старик. – Не бросай меня…

Шэнь Цинцю, не оборачиваясь, лишь ускорил шаг – откуда же ему было знать, что, внезапно придя в неистовство, старый глава Дворца вновь испустит им вслед оглушительный рев?

Он решил унести их с собой в могилу!

На сей раз у Шэнь Цинцю не было времени гадать, жаждет ли старик погубить и его тоже, или же ограничится Ло Бинхэ – он еле успел вскинуть потрескавшиеся ножны, чтобы хотя бы частично отбить удар. На его дрожащей от боли правой руке, которой он прикрывал ученика, один за другим вздувались зеленые прыщики, взрываясь тонкими побегами. Из последних сил борясь с застящим разум туманом агонии, Шэнь Цинцю развернулся к старику, снедаемый жаждой убийства.

Последняя атака привела к тому, что еще больше побегов проросло сквозь кожу старого главы Дворца, пробиваясь даже из уголков глаз. Видимо, перейдя ту грань, когда он был способен хоть что-то чувствовать, старик разразился оглушительным хохотом, перекатываясь по земле, пока не достиг бесчувственной Цю Хайтан.

– Разве ты не собиралась покончить с Шэнь Цинцю? – выкрикнул он прямо в ухо заклинательнице. – Вот же он, прямо перед тобой! Поднимайся и убей его! Убей!

От этого вопля Цю Хайтан поневоле пришла в себя. Узрев прямо перед собой искаженное первозданной ненавистью лицо, больше похожее на засохшую мандариновую корку, испещренную кровавыми язвами, из которых торчали свежие ростки, она побелела от ужаса [3] и с истерическим визгом схватилась за меч. Опасаясь, что она вот-вот воспользуется духовной энергией, навлекая на себя ту же участь, Шэнь Цинцю крикнул ей:

– Успокойся!

Старый глава Дворца, напротив, продолжал орать как оглашенный:

– Быстрее! Поторопись! Разве ты не просила меня помочь тебе свершить возмездие? Он же едва держится на ногах – добей его!

Взгляд Шэнь Цинцю встретился со взглядом широко распахнутых глаз Цю Хайтан, руки которой все еще подрагивали от напряжения. На самом деле он не питал к ней вражды – в конце концов, она была одной из жертв его злобного предшественника – однако, если она будет упорствовать, он вынужден будет защищаться.

Но, похоже, ненависть Цю Хайтан тоже имела свои пределы: переведя взгляд с Шэнь Цинцю на привалившегося к его плечу Ло Бинхэ, она вместо того, чтобы напасть, отступила на пару шагов.

– Возможно ли… – дрожащим голосом бросила она. – Нет, немыслимо… Все это притворство! Сплошная ложь! Мой брат не мог так поступить! Он никогда мне не лгал! Это ты соврал!

Да о чем она вообще?

– Не понимаю! – в исступлении давясь слезами, выкрикнула Цю Хайтан. – Как все это могло случиться? Я ведь не сделала ничего дурного, за что же мне выпало столько страданий?

Шэнь Цинцю был поражен до глубины души: казалось бы, она пробыла в обмороке всего-то ничего, отчего же ему теперь казалось, будто она очнулась совершенно другим человеком?

А может, столкнувшись с чем-то, чего она не могла принять, она окончательно слетела с катушек?

Все явственнее ощущая, что тут явно что-то не так, Шэнь Цинцю велел ей:

– Не двигайся!

– Чего ты ждешь? – возопил старый глава Дворца.

Сжав виски руками, обезумевшая Цю Хайтан вновь напустилась на Шэнь Цинцю:

– Признайся, что ты испытываешь, когда смотришь на меня? Ненависть? Жалость? Зачем ты вообще оставил меня в живых – чтобы заставить еще больше страдать? Почему бы тебе не убить меня? Почему?

После столь продолжительного ора голова Шэнь Цинцю шла кругом, так что он не успел помешать Цю Хайтан, когда та, неожиданно сорвавшись с места, бросилась прочь – ему оставалось лишь крикнуть ей вслед:

– Вернись! Если будешь сломя голову носиться по Священному мавзолею, точно сгинешь!

Однако Цю Хайтан уже скрылась из вида, а у него определенно не было ни времени, ни возможности за ней гоняться. Мысленно затеплив по ней свечку, Шэнь Цинцю двинулся прочь, борясь с навалившейся на сердце тяжестью.

В бессилии проводив взглядом свою пособницу, старый глава Дворца вновь повернул к Шэнь Цинцю лицо, с которого исчезла последняя тень надежды. Некоторое время он бессмысленно таращился вслед заклинателю, а затем, зарывшись лицом в траву, принялся пожирать ее без разбора, не переставая хохотать. Растительность на его голове все разрасталась, так что вскоре та начала походить на увитую лозами кочку. Вскоре звук смеха также утих, и Шэнь Цинцю почудилось, что он слышит треск сокрушаемого черепа. Издав еще несколько судорожных вздохов, старый глава Дворца со стуком уронил голову на землю – ему не суждено было поднять ее вновь.

Стоило столько лет занимать пост главы прославленной школы, чтобы принять такой жуткий и мучительный конец! Одно это переполнило бы состраданием любое сердце.

После этого Шэнь Цинцю успел сделать от силы пару шагов, когда в его голове зазвучал насмешливый голос, казалось, исходивший со всех направлений разом.

– А мастер Шэнь знает толк в игре в прятки, – вкрадчиво бросил Тяньлан-цзюнь. – Как насчет Угадайки? Скажем, как скоро мы снова встретимся?

От этого мягкого жизнерадостного голоса Шэнь Цинцю бросило в холодный пот. Опустив руку, он наткнулся на что-то инородное – пройдя сквозь его кровеносную систему, цинсы уже проросла и на ногах.

– Позвольте поинтересоваться, – вновь раздался голос Тяньлан-цзюня, – вы все это время направлялись на восток, потому что надеетесь найти там брешь в защитном барьере Священного мавзолея?

Только этого не хватало – похоже, старая сволочь и впрямь видит все его помыслы насквозь! Постаравшись взять себя в руки, Шэнь Цинцю скосил глаза вниз – если позволить цинсы разрастаться, то он не сможет уйти, даже представься ему такая возможность. Стиснув зубы, Шэнь Цинцю бросил взгляд на спящего ученика, силясь почерпнуть уверенность в его безмятежном лице, и, разорвав подол, изо всех сил дернул за торчащие из ноги побеги.

В глазах потемнело от боли – казалось, он раздирает собственную плоть.

Выдернув еще несколько побегов, Шэнь Цинцю кое-как пришел в себя, обнаружив, что испускает судорожные вздохи, подозрительно похожие на всхлипы.

Однако в тот момент он был не в силах даже поднять руку, чтобы вытереть слезы. Просто… черт, это в самом деле слишком больно!

Хоть кровь из новых ран струилась ручьем, он, по крайней мере, мог идти дальше. Прежде ему казалось, что Ло Бинхэ сегодня крепко досталось – теперь же едва ли нашелся бы тот, кто, бросив единый взгляд на них двоих, не решил бы, что Шэнь Цинцю на все 120% несчастнее…

Поскольку Тяньлан-цзюню был известен его пункт назначения, он наверняка поджидает беглецов именно там – продолжив следовать на восток, Шэнь Цинцю попадет прямиком на вечеринку в честь «счастливого семейного воссоединения [4]». Покинув усыпальницу травника-любителя, заклинатель миновал еще пару склепов. Наконец он подыскал подходящий саркофаг, который показался ему достаточно уютным и чистым, и, бережно прикрывая голову почивающего ученика, осторожно уложил его внутрь. Склонившись, Шэнь Цинцю коснулся лба Ло Бинхэ тыльной стороной ладони – жар был такой, что он чуть не получил ожог. Проступившая в полную силу печать испускала яркий красный цвет.

Опустив ладони ученика на рукоять Синьмо, Шэнь Цинцю довольно долго собирался с духом, прежде чем закрыть крышку.


***

Тяньлан-цзюнь неторопливой поступью шел первым, за ним по пятам следовал Чжучжи-лан. Повернув за угол, они узрели Шэнь Цинцю, стоящего посреди склепа с обнаженным Сюя в руке – он будто поджидал их там.

Половина его светлого одеяния окрасилась ярко-красным. Кровь текла ручьем по уже подсохшим бурым дорожкам на левой руке и капала на пол, бескровные под стать лицу губы были сурово поджаты.

Казалось, Тяньлан-цзюнь был искренне потрясен его видом:

– Мы же расстались совсем недавно – где горный лорд Шэнь успел получить подобные ранения?

Шэнь Цинцю вернул ему холодный взгляд, отметив, что владыка демонов неплохо перенес душ из лавы в Зале ярости – от него даже горелым не пахло. Единственное, что напоминало об этом злополучном инциденте – слегка подпаленный край черных одеяний [5]. Выкусите, законы физики…

– А где же любимый ученик мастера Шэня? – приподнял брови Тяньлан-цзюнь, осматриваясь.

– Ушел, – бросил Шэнь Цинцю.

– Как же он мог уйти, – усмехнулся в ответ Тяньлан-цзюнь, – оставив мастера Шэня?

Шэнь Цинцю рассмеялся, словно поддержав шутку, так они и хохотали в унисон, пока Тяньлан-цзюнь внезапно не замолк.

Потому что обнаружил, что больше не может сделать ни шагу.

Опустив голову, он обнаружил, что его тело от стоп до пояса затянуто в цельную ледяную колонну, которая продолжает стремительно расти. Чжучжи-лану повезло еще меньше: не только ноги, но и одна из его рук уже покрылись толстым слоем льда.

Тут-то Тяньлан-цзюнь наконец обратил внимание на то, какой необычайный холод царит в этом склепе.

– Мобэй-ши [6], – пророкотал он.

Действительно, эта усыпальница принадлежала не кому иному, как предкам Мобэй-цзюня. Все они обладали уникальной даже для демонов способностью контролировать лед – неудивительно, что именно им было изукрашено все пространство склепа.

Не имея иных преимуществ, Шэнь Цинцю намеревался выжать все из тех сведений, что он почерпнул о Священном мавзолее из оригинального романа: пусть в бою он Тяньлан-цзюню не соперник, умелое применение этих знаний позволяло ему застать противника врасплох. В памяти всплыло, что всякий, температура тела которого выше температуры воздуха в этом склепе, будет немедленно превращен в ледяную глыбу и спустя пару-тройку дней попросту рассыплется на осколки. Потому, прежде чем зайти сюда, он максимально понизил температуру своего тела, используя духовную энергию – потому-то его лицо было белым как полотно.

Тем временем, лед уже добрался до груди Тяньлан-цзюня, однако благосклонная улыбка на его лице не дрогнула. Собрав в ладонь сгусток демонической энергии, он попытался раздробить лед – но не сумел сколоть его даже со своего кулака. Пусть ледяной панцирь и не скует его навеки, он все же позволит Шэнь Цинцю выиграть час-другой времени.

– Похоже, я не ошибся насчет мастера Шэня, – признал Тяньлан-цзюнь. – Он и вправду знает заповедные места Царства демонов как свои пять пальцев.

Не удостоив его ответом, Шэнь Цинцю помахал им с Чжучжи-ланом, прежде чем, развернувшись, двинуться прочь. Бросив осуждающий взгляд на племянника, Тяньлан-цзюнь невозмутимо произнес:

– Я ведь говорил тебе, что, если ты и вправду жаждешь залучить мастера Шэня в Царство демонов, то должен гарантировать, что от него не будет проблем. Ты ведь знаешь, что должен сделать?

– Этот подчиненный понимает, – еле слышно отозвался Чжучжи-лан.

Расслышавший этот обмен репликами до последнего слова Шэнь Цинцю внезапно понял, что упустил что-то очень важное…


Примечания переводчиков:

[1] Первая стража одиночек 光棍一更 (guānggùn yī gēng) – название этой главы посвящено Дню Одиноких Людей, который в Китае отмечается 11 ноября (11.11), поскольку изначально эта глава была опубликована именно в этот день.

[2] Цинсы 情丝 (qíngsī) – в пер. с кит. «узы любви».

[3] Побелела от ужаса – в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) – в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».

[4] Счастливое семейное воссоединение – в оригинале 好亲戚 (hǎo qīnqi) хао циньци – в пер. с кит. «славные родственнички по мужу (или жене), свойственники».

[5] Черное одеяние – в оригинале 黑衣 (hēiyī) хэйи – «походное (военное) платье».

[6] -Ши 氏 (shì) – в пер. с кит. «вельможа, чиновник, представитель царствующей династии».

Следующая глава

Предыдущая глава

Да, это верное решение! В конце концов, наставник вовсе не обязан помогать своему ученику сбросить напряжение [1] – даже если сам невольно вызвал его, прижимаясь к его телу!

Дернув Ло Бинхэ наверх, Шэнь Цинцю усадил его рядом с собой и, положив ладонь на его грудь, послал ему несколько волн духовной энергии – пусть и немного, но это было все, что он мог ему дать [2]. А все остальное он должен игнорировать! Ясно вам – игнорировать!

читать дальшеЗанятый этими мыслями Шэнь Цинцю тащил Ло Бинхэ по указанному Мэнмо направлению к Восточному крылу. По мере следования на стенах и покрытых мхом надгробиях выступили капли влаги, пол под ногами сделался скользким, так что Шэнь Цинцю пришлось сбавить шаг, чтобы ненароком не оступиться.

Меж мхом, которым заросли могилы, начали попадаться дикие цветы, а по обочинам заросшей сорняками тропы – деревья; теперь приходилось соблюдать осторожность еще и из-за змеящихся на пути корней. Мимо то и дело пролетали насекомые, из зарослей послышались голоса птиц. Внезапно над их головами вознесся инкрустированный мерцающими белыми кристаллами потолок, напоминающий звездный полог.

И все же, несмотря на полную иллюзию того, что они очутились посреди леса, они всего лишь попали в один из обширных склепов Священного мавзолея.

Каждый из множества склепов Мавзолея был создан одним из великих владык прошлого согласно собственному вкусу, оттого их оформление подчас было весьма своеобразным и вычурным – как правило, их жильцы въезжали сюда со своей собственной обстановкой: представители боевых искусств [3] предпочитали замысловатые механизмы, укротители монстров – жутких зверей-стражей, травники же разводили ядовитые цветы и травы.

И, похоже, именно к последнему типу принадлежал владелец этого склепа. Хоть деревья и травы выглядели совершенно невинно, Шэнь Цинцю и не думал до них дотрагиваться. Сняв верхнее облачение, он натянул его на голову, прикрыв и Ло Бинхэ. Вновь обхватив ученика за талию, он сделал осторожный шаг вперед.

Трава и листья зловеще зашелестели.

Внезапно тьму прорезала вспышка холодного белого света.

Шэнь Цинцю щелкнул пальцами левой руки, и рукоять Сюя сама выпрыгнула ей навстречу, отбив неожиданную атаку, однако вместо того, чтобы отступить, неведомый меч продолжал налегать на Сюя, так что у заклинателя едва хватало сил его удерживать.

За первой вспышкой тотчас последовала вторая – острие устремилось к горлу Ло Бинхэ. На сей раз Шэнь Цинцю не мог использовать Сюя – тот был втянут в противостояние с другим мечом – равно как и оттолкнуть ученика с линии удара: стоит тому упасть на полог смертельно опасных цветов и трав, как с ним будет покончено!

Взметнув правую руку, Шэнь Цинцю поймал лезвие.

Хоть оно тотчас впилось ему в ладонь, заклинатель не разжимал пальцы, не давая клинку продвинуться ни на полцуня [4]. Кровь не то что закапала – хлынула потоком, тотчас окрасив одежды Шэнь Цинцю и землю под его ногами.

Теперь-то он наконец смог прочувствовать на собственной шкуре, какую боль испытал Ло Бинхэ, хватаясь за его меч.

Глаза Шэнь Цинцю тотчас покраснели, и он досадливо мотнул головой, сузив глаза.

Вот уж не думал, что те «прихвостни», о которых обмолвился Тяньлан-цзюнь, окажутся этими двумя.

Из отбрасываемых старыми скрюченными деревьями теней вышли двое.

Вернее, один – второго выкатили на конструкции наподобие инвалидного кресла.

Той, что его везла, была красивая женщина с тонкой талией и роскошной грудью. Хоть сидящий был с головы до ног укутан в одеяло из грубого войлока так, что на виду оставалась лишь голова, Шэнь Цинцю хватило и этого, чтобы тотчас его узнать.

Зажатый в пальцах заклинателя меч вновь дернулся, силясь вырваться, но Шэнь Цинцю не ослабил захвата, хоть лезвие раскроило его ладонь до середины.

Несмотря на чудовищную боль, ему удалось не только сохранить бесстрастное выражение лица, но и изобразить фальшивую улыбку:

– Госпожа Цю, старый глава Дворца, надеюсь, у вас все благополучно [5].

В ответ на его любезное обращение глаза Цю Хайтан прямо-таки полыхнули первозданной ненавистью. Устремив на него столь же пышущий яростью взгляд, старый глава Дворца бросил:

– Взгляните на меня, горный лорд Шэнь – разве по мне похоже, что я благополучен?

«Я всего-навсего встретил вас вежливым приветствием – не стоило воспринимать мои слова так буквально», – бросил про себя Шэнь Цинцю с сухим смешком.

Однако, обдумав ситуацию, он и сам понял, насколько неуместно прозвучали его слова. Старый глава Дворца долгие годы был одной из наиболее выдающихся фигур в рядах заклинателей – во время их кратких встреч на собрании Союза бессмертных и после усмирения чумы Цзиньланя Шэнь Цинцю невольно восхищался его безупречной манерой держаться. Теперь же прежде белоснежная борода сделалась засаленной и спутанной, лицо иссохло, словно сброшенная шкурка насекомого, а морщины числом едва ли не сравнялись с ветвями старого дерева за его спиной.

– Должно быть, вы диву даетесь, как я докатился до подобного состояния, – мрачно заключил старый глава Дворца, верно истолковав выражение лица Шэнь Цинцю.

«И что же, вы отпустите нас, если я скажу, что вы очень даже неплохо сохранились?» – с усмешкой подумал Шэнь Цинцю, вслух же он ответил:

– Мне доводилось слышать, что старый глава Дворца удалился от дел, чтобы вернуться в родные места простым отшельником или же странствовать по свету подобно мудрецам прошлого.

– Стать отшельником или странствовать? – ухмыльнулся старик. – И вы этому поверили? Хотел бы я знать, хоть кто-то из адептов дворца Хуаньхуа – да вообще хоть кто-нибудь поверил в эти жалкие выдумки? Хотите знать правду – спросите своего славного ученика.

Шэнь Цинцю понятия не имел, что здесь творится, уяснив лишь, что эти двое жаждут поквитаться с Ло Бинхэ. Не моргнув глазом, он задвинул ученика за спину, заслонив его собой.

– Шэнь Цзю, – прошипела Цю Хайтан, – я ведь говорила, что узнáю тебя, даже если ты обратишься в пепел. Я всегда знала, что тот акт самоуничтожения, что ты учинил в городе Хуаюэ – лишь уловка для отвода глаз. Совершить самоубийство в расплату за грехи? Ну уж нет, только не ты. И вот я снова повстречала тебя в пещере той демоницы – ты и вправду до сих пор топчешь эту землю!

«Неразумная ты женщина, так и не поняла, что я тогда был в другом теле! Смысл был его менять…» – горестно вздохнул про себя Шэнь Цинцю.

Надо же было такому случиться, чтобы в тот самый день, когда он спасал узников Ша Хуалин в пещере Чиюнь, именно Цю Хайтан опознала его по единому мимолетному взгляду, и это всколыхнуло подозрения в ее без того зацикленной на отмщении душе. Но и на этом злосчастные совпадения не кончились, ибо в то самое время, когда, возвратившись на хребет Цанцюн, Шэнь Цинцю был пленен Ло Бинхэ, Цю Хайтан вновь пересекла границы Царства демонов. Поскольку внимание Ло Бинхэ было всецело поглощено загоном сотен хэй юэ ман си к стенам Священного мавзолея, разумеется, он не обратил внимания, что кто-то проскользнул вслед за ним.

Из всего этого можно было сделать один глубокомысленный вывод: не стоит недооценивать одержимую местью женщину. И все же, при всей непредвиденности этой встречи, она не стала для Шэнь Цинцю таким сюрпризом, как то, что Цю Хайтан объединилась со старым главой Дворца – и когда они только успели столковаться?

Едва подумав об этом, Шэнь Цинцю выпалил:

– Дозволено ли мне будет спросить, было ли внезапное появление госпожи Цю в Цзиньлане как-то связано со старым главой Дворца?

Поскольку Чжучжи-лан наотрез отрицал свою причастность к этому инциденту, оставалось не так уж много возможностей – да и как иначе Цю Хайтан, не обладающая сколь-либо значительным положением в среде заклинателей, осмелилась бы поднять голос против одного из наиболее влиятельных лордов первой по значению школы?

В ответ на это старый глава Дворца лишь холодно улыбнулся, не соглашаясь, но и не отрицая это предположение.

В воздух взметнулось с полсотни невесомых «зонтиков» одуванчика.

– Не могу взять в толк, разве я когда-нибудь хоть чем-то оскорбил главу Дворца? – вырвалось у Шэнь Цинцю.

– Раз уж речь зашла об этом, – отозвался старый глава Дворца, – то не вижу смысла скрывать этого от вас. – Его голос звучал сдавленно, словно что-то застряло в горле. – Когда Ло Бинхэ появился в моем дворце Хуаньхуа, я принял его с распростертыми объятиями, оказав ему всяческую поддержку. И все же он не только отказался признать меня своим наставником, но и слышать не желал о том, чтобы жениться на моей дочери. Я весьма быстро понял, что причиной тому кое-кто другой, безраздельно царящий в его сердце. Само собой, мне захотелось узнать, что за замечательная личность этот горный лорд Шэнь. Мог ли я предвидеть, что за жуткая правда предстанет моим глазам? Теперь-то я знаю о вас все: кто был вашим учителем, что вы сотворили ради этого и каким путем попали на хребет Цанцюн – эта история воистину достойна внимания. Даже не вылези тот сеятель, этих обвинений с лихвой хватило бы, чтобы запереть вас в Водной тюрьме.

При этих словах Шэнь Цинцю наконец начал понимать, что враждебность, которую он встретил в юных адептах Хуаньхуа, инициировалась отнюдь не жаждой мести Ло Бинхэ, а целенаправленными подстрекательствами старого главы Дворца. При этом заклинатель не удержался от того, чтобы бросить взгляд на безмятежное лицо ученика. Если бы только этот ребенок не был таким твердолобым, признавая в своей жизни лишь одного учителя, скольких бед можно было бы избежать – и все же Шэнь Цинцю не мог найти в себе сил поставить ему это в вину.

– Похоже, вы и впрямь привязались к нему всей душой, – со вздохом признал он. – И все же, да простит глава Дворца мне это замечание, этому несколько противоречит попытка располосовать его двумя мечами кряду.

– То было тогда, с тех пор немало воды утекло. Горный лорд Шэнь, просто уйдите с дороги. Мне нет дела до того, куда вы направитесь, я жажду лишь поквитаться с этой тварью.

– И что же, – недоверчиво переспросил Шэнь Цинцю, – если я подчинюсь, глава Дворца убьет его и вот так просто отпустит меня?

– Он-то, может, и отпустит, – ухмыльнулась Цю Хайтан, – но не забывай, здесь еще есть я!

Сказать по правде, учитывая, что ее боевые навыки оставляли желать лучшего, ее можно было запросто списать со счетов, но, похоже, ситуация и без нее с каждым мгновением все сильнее выходила из-под контроля.

– Этот неблагодарный [6] сопляк, – вновь вступил старый глава Дворца, – довел меня до подобного состояния – и я не успокоюсь, пока не сживу его со света.

– Будь он в самом деле настолько чужд благодарности, – парировал Шэнь Цинцю, – то он попросту не оставил бы вас с вашей дочерью в живых. Как говорится, траву следует вырывать с корнем [7] – полагаю, главе Дворца об этом известно поболее моего.

Прежде он и помыслить не мог, что в один прекрасный день вынужден будет встать на защиту Ло Бинхэ. При этих словах глава Дворца невесело усмехнулся. Сдернув с его ног одеяло, Цю Хайтан явила глазам Шэнь Цинцю зрелище, от которого у того перехватило дыхание.

Тело под одеялом имело практически прямоугольную форму: все четыре конечности попросту отсутствовали.

Обращенный в человека-палку старейшина мог считаться человеком лишь весьма условно – его состояние было плачевнее, чем у призрака. Нечесаный и заросший грязью, теперь он был способен двигать разве что головой. Мог ли Шэнь Цинцю представить себе, что участь его «предшественника» в итоге постигнет старого главу Дворца?

Действительно, подобных масштабов обиду не так-то просто унять парой расхожих цитат о сострадании и прощении, позаимствованных из «Куриного бульона для души»!

– Все это – работа вашего славного ученичка. Ну что, насмотрелись? По мне, так он воспринял ваше указание насчет корней чересчур буквально.

Шэнь Цинцю вынужден был промолчать – что тут скажешь?

Итак, в его заводь заплыли две рыбешки: одна точит зубы на Ло Бинхэ, другая – на него самого. У Цю Хайтан силенок не хватит убить его, зато старый глава Дворца, пусть и искалеченный, гораздо мощнее нее: исхудавший верблюд все же выше лошади [8] – как-никак, он был главой одной из величайших заклинательских школ континента. Быть может, конечностей у него и нет, но меридианы-то на месте. Как говорится, мужчина и женщина работают в паре ко взаимному удовольствию – а тут еще и дополняют слабости друг друга, словно слепой, несущий на себе хромого.

Вновь схватившись за лезвие голыми руками, Шэнь Цинцю переломил его и швырнул обломки в траву, уставив решительный взгляд на противников.

Что ж, он тоже может играть по-крупному.

В схватке с Тяньлан-цзюнем, которого попросту не было в изначальном сюжете, бонусы Ло Бинхэ не работали, однако старый глава Дворца, который играл немалую роль в романе, обязан был подчиняться законам жанра, согласно которым никто не может нанести серьезный вред бесценному телу главного героя – на этот эффект и рассчитывал Шэнь Цинцю. Если сейчас он попросту отойдет с сторону, как того и требовал старик, на седины главы Дворца обрушится возмездие, подобное тому, что схлопотал Кожедел в городе Шуанху за подобное покушение.

– Спрашиваю вас в последний раз, – медленно произнес старый заклинатель, – вы уйдете с дороги?

Шэнь Цинцю опустил руку, убедившись, что кровь уже не так хлещет из рассеченной ладони, стекая по капле. Ему требовалось как следует обдумать свои слова, прежде чем будет слишком поздно.

– Как уже не раз упоминал глава Дворца, – холодно произнес он, глядя старику в глаза, – он – мой славный ученик; как же я могу отступиться от него?

Тут он ничего не мог поделать – все и впрямь слишком сильно переменилось. Он больше не мог глядеть со стороны, как другие наскакивают на Ло Бинхэ, хладнокровно прикидывая их шансы.

Поставив на кон жизнь своего ученика сейчас, он стал бы ничем не лучше оригинального злодея!

Зрачки старого главы Дворца внезапно сузились, словно стремясь укрыться от выпученных белков, и он издал сотрясающий стены рев.

Лишившись всех конечностей, ему оставалось лишь вложить все духовные силы в этот сокрушительный рык. Шэнь Цинцю воочию ощутил, как на него обрушивается целый шквал невидимых лезвий духовной энергии, и напор ничуть не ослабевал. Трава стелилась по земле, словно от настоящего ветра, воздух наполнился мельтешением сорванных листьев. Схватившись за ножны раненой правой рукой, Шэнь Цинцю отбил несколько ударов. От невыносимой боли его прошибла дрожь, но он не решался поменять руку из боязни уронить Ло Бинхэ.

Похоже, увечье никак не отразилось на уровне духовной энергии старого главы Дворца – неудивительно, что Цю Хайтан предпочла держаться его. Стоило Шэнь Цинцю подумать об этом, как старик издал особенно протяжный вопль, и раздался еле уловимый треск – это лопнули ножны Сюя. За этой атакой тотчас последовала новая, и, не в силах удержаться на ногах, Шэнь Цинцю опрокинулся на спину. Падая, он повернулся так, чтобы, используя собственное тело как щит, не дать Ло Бинхэ коснуться земли – в результате ученик вновь рухнул на него всем своим весом, отчего перед глазами заплясали хороводы звезд.

Рев старого главы Дворца наконец прервался, и Цю Хайтан подкатила его к Шэнь Цинцю. Некоторое время старик молча созерцал вцепившегося в Ло Бинхэ заклинателя.

– Даже падая, вы продолжаете его защищать.

– Это все игра на публику, – скрипнула зубами Цю Хайтан. – Этот человек фальшив до мозга костей. Я лишь хотела бы знать, на кого на сей раз рассчитано это представление?

– Почему вы не использовали духовную силу, чтобы дать отпор? – спросил старый глава Дворца, продолжая сверлить его испытующим взглядом.

– Да потому что она на исходе [9], – огрызнулся Шэнь Цинцю.

К ним подплыли тонкие белые волокна, сродни пуху одуванчика, и Шэнь Цинцю сдул их, не давая приземлиться на бескровную щеку Ло Бинхэ. Видимо, решив, что с учителем покончено, старый глава Дворца перестал обращать на него внимание, уставив негодующий взор на мирно почивающего ученика.

Ярость, искажавшая его лицо во время боя, бесследно исчезла, уступив место пристальному взгляду такой интенсивности, что от него становилось не по себе.

При виде этого Шэнь Цинцю озадаченно нахмурился: во всем этом было что-то крайне странное.

Насмотревшись вдоволь, старый глава Дворца испустил горестный вздох:

– Смежив веки, ты напоминаешь ее сильнее всего. Особенно когда лежишь вот так, холодный и бездыханный.

Казалось, его ненасытный взгляд прямо-таки присосался к лицу Ло Бинхэ – будь у него руки, он наверняка не удержался бы от того, чтобы до него дотронуться. От всего этого Шэнь Цинцю ощутил тошноту; он бессознательно обхватил голову ученика, теснее прижимая его к себе.

Теперь со стороны казалось, что Ло Бинхэ мирно дремлет, пристроившись на груди учителя.

– Придите в себя, это вам не Су Сиянь, – холодно бросил Шэнь Цинцю.

Казалось, его голос и впрямь вывел старого главу Дворца из транса, породив новую вспышку гнева.

– Как ты посмел ослушаться, преступив все небесные и земные законы? – гневно выкрикнул он. – Разве я дурно с тобой обращался? Разве не тебе я прочил собственное место главы дворца Хуаньхуа? Я ведь знаю, что ты всегда мечтал об этом! Дитя мое [10], нет в этом мире того, что я не преподнес бы тебе, если бы только ты остался верен мне! Но сперва она, потом ты – неблагодарные отродья, вы, оба!

Старик все не унимался, с Ло Бинхэ и его злополучной матушки перейдя на Шэнь Цинцю и Тяньлан-цзюня, и закончив новой обличающей всеобщую неблагодарность тирадой. Внезапно он повернул голову, и искаженное злобой лицо смягчилось.

– Сиянь, поди-ка сюда, – заговорщически прошептал он. – У учителя есть кое-что для тебя, ну же, выпей!..

С этими словами он вновь впал в бессознательное состояние, с уголков расслабленных губ закапала слюна. Цю Хайтан попятилась с брезгливой гримасой, а зародившаяся много раньше тошнота принялась за Шэнь Цинцю всерьез.

Не в силах смотреть, как старик в буквальном смысле слова пускает слюни на его ученика, Шэнь Цинцю повернул голову Ло Бинхэ и прижал его лицом к своей груди, в сердцах бросив:

– Довольно!

Как только желанные черты скрылись с глаз, лицо старого главы Дворца разгладились, слегка подергиваясь, перед тем как вновь собраться в яростную гримасу с раззявленным зевом.


Примечания переводчиков:

[1] Сбросить напряжение – в оригинале 消火 (xiāohuǒ) – в букв. пер. с кит. «тушить огонь».

[2] Это было все, что он мог ему дать – в оригинале 寒酸 (hánsuān) ханьсуань – в пер. с кит. «неимущий, живущий в бедности» (устаревшее, об учёном интеллигентном человеке).

[3] Представители боевых искусств 奇门遁甲 (qímén dùnjiǎ) цимень дуньцзя – один из видов магии: «способ делаться невидимым, скрываться при помощи чар», также переводится как «сокровенное знание».

[4] Полцуня寸 (cùn) – около 1,6 см.

[5] Надеюсь, что у вас все благополучно 别来无恙 (biélái wúyàng) – приветствие человеку, с которым давно не виделись, дословно означающее «Как вы с нашей последней встречи?», можно перевести как «Сколько лет, сколько зим!»

[6] Неблагодарный – в оригинале 忘恩负义 (wàng’ēn fùyì) – в букв. пер. с кит. «позабыть об оказанных тебе милостях и презреть долг», образно – «проявить черную неблагодарность».

[7] Траву следует вырывать с корнем 斩草除根 (zhǎncǎo chúgēn) – в букв. пер. с кит. «скосить траву и вырвать корни», образно в значении «уничтожить решительно и бесповоротно, искоренить».

[8] Исхудавший верблюд все же выше лошади 瘦死的骆驼比马大 (shòusǐ de luòtuo bǐ mǎ dà) – в образном значении – «обедневший аристократ – все равно аристократ».

[9] Потому что духовная энергия на исходе – в оригинале 油尽灯枯 (yóu jìn dēng kū) – в букв. пер. с кит. «в лампе иссякло/высохло масло».

[10] Дитя мое 乖乖 (guāiguāi) гуайгуай – в пер. с кит. «деточка, дитятко», а также «приласкать, целовать ребенка» и «повиноваться, слушаться».

Следующая глава

Предыдущая глава

При квалифицированном содействии Гунъи Сяо путешественники быстро преодолели барьер дворца Хуаньхуа, стремительно приближаясь к цели.

В оригинальном произведении цветку росы луны и солнца уделялось не больно-то много внимания: упоминалось лишь, что он появляется «в пещере, вход в которую скрыт пышной растительностью», ведь этот представитель местной флоры никак не влиял на судьбу главного героя (и ни одной из его многочисленных жён, если уж на то пошло) — напротив, его использовал противник Ло Бинхэ, при одной мысли о судьбе которого Шан Цинхуа становилось невыносимо жаль себя.

читать дальшеНо именно поэтому Шэнь Цинцю и решился на этот шаг: если бы эта травка относилась к числу многочисленных волшебных растений, попавшихся на пути Ло Бинхэ, он бы к ней даже не притронулся.

Законы жанра неумолимы: покушение на имущество злодея ничем не чревато, а вот тот, кто позарится на принадлежащее главному герою, рискует уподобиться тому, кто, пытаясь украсть курицу, в итоге потерял горсть риса [1].

Пусть точное местоположение этой пещеры главам пиков было неведомо, радовало хотя бы то, что на весь лес Байлу она была одна-единственная.

Щелчком пальцев Шэнь Цинцю вызвал ярко-жёлтое пламя, которое, сорвавшись с его руки, принялось кружить вокруг них, освещая проход в темную сырую пещеру.

Сперва им удавалось идти бок о бок, но вскоре проход сузился настолько, что пришлось выстроиться гуськом. Не помогало делу и то, что тоннель петлял, словно кишка какого-то монстра.

Даже с искусственным светом они едва различали путь, и Шэнь Цинцю создал ещё несколько огненных шаров, тянувшихся за ними, словно цепь фонариков. Гунъи Сяо был замыкающим; Шан Цинхуа изначально вообще выразил желание подождать их у входа, но Шэнь Цинцю бесцеремонно втолкнул его внутрь. От робости или неуклюжести его рука то и дело касалась идущего впереди Шэнь Цинцю, отчего по телу заклинателя пробегали мурашки.

Наконец Шэнь Цинцю решил, что не в силах больше этого выносить. Поскольку рядом был посторонний, он понизил голос до шёпота:

— Может, хватит меня лапать?

Ответа не последовало, однако и прикосновения на время прекратились. Откуда Шэнь Цинцю было знать, что, стоит ему вздохнуть с облегчением, как Шан Цинхуа вновь пнёт его по лодыжке. Тут он уже не смог сдержаться, во всеуслышание провозгласив:

— Твою ж мать!

Откуда-то сзади тотчас раздался голос Шан Цинхуа:

— Глава-пика-Цинцзин-шисюн-Шэнь-что-вы-только-что-сказали?

Его голос несколько раз отразился от изгибов прохода в горной породе, доносясь откуда-то издалека.

Как выяснилось, ускоряя шаг, Шэнь Цинцю изрядно оторвался от плетущегося нога за ногу Шан Цинхуа, который, в свою очередь, задерживал Гунъи Сяо. Но если это был не Шан Цинхуа, то кто же тогда до него дотрагивался?

Или, быть может, что?

Шэнь Цинцю встал как вкопанный. Похлопав себя по рукам, он попытался избавиться от ползущих по ним мурашек.

Несколько шаров огня всё ещё болтались в воздухе, испуская слабое свечение.

«Враг во тьме, я же на свету» [2] — пришла ему в голову старая поговорка.

Стремительным взмахом левой руки он извлёк из рукава несколько талисманов, в то время как правая рука медленно вытаскивала Сюя. Исходящее от меча сияние наконец осветило проход. Что спереди, что сзади, их глазам представал лишь влажный чёрный камень теряющихся во тьме стен тоннеля.

Внезапно Шэнь Цинцю сообразил, что, когда он получил по лодыжке, это не очень-то походило на удар ступни, скорее… головы!

Заклинатель медленно опустил взгляд, наткнувшись на обращённое к нему бледное распухшее лицо!

Левая рука Шэнь Цинцю выстрелила сама собой, запуская талисманы, и в тот же момент узкий проход озарился огненными вспышками. Вытащить меч он так и не смог: проход был так узок, что его локоть тотчас врезался в камень.

Бескостное существо скользило по земле со змеиной грацией, стремительное, словно молния — даже на столь близкой дистанции у Шэнь Цинцю не было ни малейшего шанса в него попасть. Заклинатель дёрнул за рукоять меча ещё дважды, прежде чем ему удалось наконец-то извлечь лезвие целиком, но к этому моменту существо уже скрылось за поворотом в направлении отставших Шан Цинхуа и Гунъи Сяо.

— Внимание, к вам ползёт та самая тварь! — выкрикнул Шэнь Цинцю.

Едва заслышав эти слова, Шан Цинхуа съёжился в испуге:

— Юный герой, быстрее! Уходим отсюда!

Поскольку он занимался снабжением, для него, в отличие от боевых собратьев, делом чести было вовремя отступить. Он хотел шмыгнуть за спину Гунъи Сяо, но проход был так узок, что, даже когда он повернулся боком, между телом и стеной едва проходил кулак. В этот момент до них вновь донесся вопль Шэнь Цинцю:

— Смотрите под ноги! Оно ползёт по земле!

Вновь развернувшись, Шан Цинхуа узрел скользящую с тихим шорохом человекоподобную змею. Недолго думая, заклинатель бросился на землю.

Гунъи Сяо, никогда прежде не сталкивавшийся с подобным монстром, порядком оторопел при виде твари, а когда старейшина Шан внезапно лишился чувств, и вовсе перепугался не на шутку. Однако он быстро взял себя в руки и со словами:

— Прошу меня извинить! — одним прыжком перескочил через Шан Цинхуа.

Как бы нелепо это ни выглядело со стороны, отдел снабжения и авангард тем самым произвели успешную рокировку.

Его ушей вновь достиг крик Шэнь Цинцю:

— Не вытаскивайте меч! — однако, не успел заклинатель докончить фразу, как Гунъи Сяо уже дёрнул за рукоять, совершив ту же самую ошибку: стоило лезвию наполовину выйти из ножен, как локоть адепта повстречался со стеной.

К нему уже на всех парах нёсся Шэнь Цинцю с обнажённым мечом наперевес.

— Вот недотёпа!

Гунъи Сяо почувствовал себя несправедливо обиженным.

Ведь в чём он, собственно, был повинен? Лишь в том, что чересчур быстро отреагировал, не успев дослушать слова старшего — любой на его месте поступил бы так же. Однако откуда ему было знать, что тот, кто имел дело с Ло Бинхэ, привык, чтобы его понимали без слов, в точности исполняя все его пожелания. Невольно сравнивая этих двоих, Шэнь Цинцю в очередной раз с тоской вспомнил своего беспроблемного ученика.

Сырой и тёмный извилистый проход, казалось, был создан специально для этого существа. К тому времени, как Шэнь Цинцю успел извлечь новую пачку талисманов, оно уже исчезло без следа.

— Старейшина Шэнь, это тот самый монстр, которого вы прежде повстречали в лесу Байлу? — недоверчиво спросил Гунъи Сяо.

— Он самый, — угрюмо кивнул Шэнь Цинцю. — Не знаю, как ей удалось улизнуть, учитывая, что мы зажали её с двух сторон в этой кишке.

Шан Цинхуа как ни в чём не бывало поднялся на ноги и неторопливо отряхнулся.

— Переползла через меня, — поведал он.

Казалось, Гунъи Сяо утратил дар речи.

— Ладно, идём дальше, — рассудил Шэнь Цинцю. — И на сей раз не отставайте.

Это замечание было совершенно излишним: теперь Шан Цинхуа даже под страхом смерти не удалился бы от него дальше, чем на пару чи [3]!

Когда от резких поворотов у них слегка закружилась голова, тоннель внезапно закончился.

По правде говоря, ещё на момент чтения Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, отчего цветок росы луны и солнца произрастает в таких глубинах, куда уж точно не проникают ни солнечные, ни лунные лучи — заслышав подобное название, сразу думаешь об организме, зародившемся в результате взаимодействия духовной энергии земли и неба, ниспосылаемой светилами. Теперь-то он наконец осознал причину.

Как выяснилось, в потолке пещеры зияло отверстие, сквозь которое беспрепятственно проникал солнечный и лунный свет, отражаясь в сияющих водах подземного озера. Гладкая и сверкающая, словно полированный нефрит, поверхность воды нарушалась лишь крохотным клочком суши, на котором и рос цветок росы луны и солнца.

— Вау, — вырвалось у Шан Цинхуа. — Это и вправду озеро Лушуй [4]!

Только он мог по достоинству оценить собственное творение. Даже будь оно зелёным, словно трава, или белым, будто снег, он бы ни с чем его не спутал.

При этих словах Шэнь Цинцю испустил вздох облегчения. Похоже, они наконец-то нашли то, что искали.

Это была не обычная вода — углубление в земле было до краев полно росой.

Вода без прямого источника, как и утренняя роса, была полна чистой духовной энергии, которая подпитывала цветок росы луны и солнца. Созревая, он погружался в воду, обогащая её в бесконечном цикле, обеспечивающем нескончаемый круговорот энергии.

Гунъи Сяо со вздохом осознал, что за причина сподвигла двух глав пиков хребта Цанцюн на это путешествие.

Однако он не ведал о том, какое значение имеет для них цель, и потому в голове не укладывалось, чего ради заклинатели Цанцюн, собирающие бесчисленное количество чудотворных трав каждый день, взяли на себя подобный труд ради одного-единственного растения. Конечно, цветок росы луны и солнца достаточно редок, чтобы за ним охотиться, но ведь они могли просто-напросто послать кого-нибудь из адептов, а не являться за ним самолично!

Тем временем, в глазах Шэнь Цинцю мир сузился до ослепительно-белой поросли на островке посреди озера. Она воплощала в себе все его надежды на спасение!

Подобрав подол, он бестрепетно ступил в воду — в самом деле, чего ему бояться, если эти воды нельзя было счесть не чем иным, как целебными!

Пройдя несколько десятков шагов, он погрузился по пояс, но по-прежнему не чувствовал ни тепла, ни холода. Казалось, пропитав одежду, вода просочилась и сквозь кожу, дойдя до сердца, которое тотчас наполнилось ощущением счастья и покоя. Подняв взгляд, Шэнь Цинцю воззрился на нежные белые ростки. Сделав глубокий вдох, он протянул руку и извлёк их прямо с почвой, отправив прямиком в рукава.

«Воистину, безразмерные карманы в рукавах — необходимейшая вещь для любого путешествующего заклинателя», — с благодарностью подумал Шэнь Цинцю, которому это одеяние одолжил Юэ Цинъюань под обещание никому об этом не рассказывать.

От крохотных ростков будет толк, только если выходить их, посадив в месте с подходящим фэн шуем — тогда-то они наконец вырастут в ту самую спасительную соломинку, за которую намеревался ухватиться Шэнь Цинцю.

Перекладывая их в рукав, он боялся даже дышать: казалось, хрупкие проростки растворятся, если положить их в рот.

В какое-то мгновение он заколебался, чуть не отправив их обратно: в конце концов, цветок росы луны и солнца был неотъемлемой частью экосистемы, так что забирать все ростки было бы не очень-то хорошо с его стороны. Не мешало лишний раз всё обдумать. Он ведь даже не знал, сработает ли его идея должным образом; а может, он просто не довезёт ростки, и бесценное растение погибнет напрасно? Однако, по сути дела, выбора у него было немного, если он всё ещё собирался спасти свою жизнь — оставалось лишь надеяться, что он не ошибается.

Он всё ещё держал в руках последний росток, когда за спиной послышался отчётливый звон меча.

Обернувшись, он увидел Гунъи Сяо с обнажённым клинком — юноша осторожно приближался к берегу бок о бок с Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю задержал дыхание — внезапно под поверхностью воды мелькнула тень вроде гигантской рыбы, устремляясь к нему. Из тьмы проступило знакомое застывшее лицо — та самая тварь, что преследует их с леса Байлу!

В этот самый момент Гунъи Сяо сложил печать из пальцев, и его меч устремился к монстру, подобно сверкающей молнии. Однако тварь оказалась слишком проворной: поняв, что её манёвр разгадали, она тотчас погрузилась в глубину и больше не показывалась. Её трепыхания взбаламутили веками слежавшийся песок и ил, превращая чистую воду в мутное облако. Зачехлив меч, Гунъи Сяо позвал:

— Старейшина Шэнь, скорее, выходите из воды!

— Нет повода для беспокойства, — невольно расцвёл в улыбке Шэнь Цинцю. — Я всего лишь собираюсь малость позабавиться рыбалкой.

Он вновь застыл, медленно доставая из рукава талисман.

— Не думаю, что единственный талисман против подобного существа… — начал было Гунъи Сяо.

Но не успел он вымолвить слово «поможет», как полоска бумаги в руках Шэнь Цинцю обратилась в целую пачку.

Гунъи Сяо так и застыл в немом изумлении.

Не дожидаясь его реакции, Шэнь Цинцю, мысленно досчитав до трёх, одним движением руки отправил их в воду. На счёт «три» пещеру сотряс чудовищный шум.

Поверхность озера разверзлась, выбросив фонтан в дюжину чжанов высотой [5]. Укрывшаяся на дне озера человекоподобная змея взлетела в воздух, приземлившись прямо у ног Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю выбрался на берег, орошая его текущими с одежды струями. Росная вода так освежала, что даже сырая одежда не казалась помехой. Скрестив руки на груди, он заявил:

— Поглядим-ка, кто эта шалунья.

Гунъи Сяо послушно перевернул существо.

При виде открывшейся перед ними картины все трое застыли в немом изумлении. После продолжительного молчания Шэнь Цинцю повернулся к Шан Цинхуа:

— Ну и что это за штука?

— Понятия не имею, — поёжился тот.


Он и правда не знал, кем было это бескостное существо с копной грязных волос на голове и покрытым пятнистой чешуёй телом. Местами чешуя отсутствовала, словно её небрежно соскоблили.

Изначально Шэнь Цинцю думал, что это призрак женщины, однако теперь он видел перед собой, хоть и раздутое почти до неузнаваемости, но несомненно мужское лицо.

Порывисто махнув рукавом, Шан Цинхуа бросил:

— Я определённо не…

«…писал о таком», — закончил про себя Шэнь Цинцю.

— Верю, — лаконично отозвался он.

Если не сам автор, то уж он точно запомнил бы эдакого красавца!

Ничего не понимая в этом обмене репликами, Гунъи Сяо растерянно бросил:

— Если уж старейшинам не ведомо, что это такое, то этому адепту и подавно.

— Я бы не сказал, что это создание — монстр, — рассудил Шан Цинхуа. — Не похоже, чтобы оно таким уродилось.

Шэнь Цинцю отметил, что это замечание не лишено смысла: это деформированное создание меньше всего напоминало что-то естественное — скорее уродливую особь или же какой-то гибрид.

— Возможно, перед нами жертва наказания небес, проклятия или самосовершенствования, которое пошло как-то неправильно [6], — пробормотал он.

Все три возможности могли привести к подобному исходу с весьма высокой долей вероятности.

Существо не сводило глаз с рукава Шэнь Цинцю. Несмотря на то, что внешность этой твари была столь отвратительна, что при одном взгляде на неё начинало тошнить, сияющий из-под копны спутанных волос взгляд был ясен, словно воды озера Лушуй.

Внезапно Шэнь Цинцю осенило.

— Немудрено, что он нас преследовал.

Спутники наградили его непонимающими взглядами.

— Это создание — порождение вод озера Лушуй, — пояснил Шэнь Цинцю. — Вот, взгляните, — он указал на глаза существа, — подобная ясность взгляда могла развиться лишь благодаря питью росных вод. На чешуйках можно заметить красный и зелёный мох — тот же, что произрастает на стенах. Должно быть, он долгое время не покидал пещеры.

Это объясняло всё произошедшее. Забрав ростки цветка росы луны и солнца, Шэнь Цинцю не только нарушил бы круговорот духовной энергии: лишившись подобного компонента экосистемы, со временем само озеро превратилось бы в лужу затхлой воды. Потому-то это существо не оставляло их в покое, выжидая подходящей возможности для нападения.

Чтобы подтвердить свою гипотезу, Шэнь Цинцю извлёк из рукава один из ростков и покачал им перед собой. Глаза существа незамедлительно загорелись — оно подняло голову, обнажив в оскале белоснежные зубы.

— Смерти ищешь? — схватился за меч Гунъи Сяо, явно собираясь покончить с жалкой тварью.

Человекоподобный змей безуспешно попытался отползти. При взгляде на его потуги Шэнь Цинцю невольно проникся состраданием.

— Постой!

— Старейшина? — непонимающе воззрился на него Гунъи Сяо.

— То, что живущие близ Байлу люди никогда не подвергались нападениям, свидетельствует о том, что этот человекоподобный змей по сути своей безвреден. Нет нужды его уничтожать.

Он основывался на простейшем соображении: если бы это существо нападало на людей, обитатели дворца Хуаньхуа давным-давно бы с ним покончили — следовательно, сам факт того, что оно ещё живо, свидетельствовал в его пользу. По всей видимости, оно каждый день возвращалось в пещеру, чтобы испить росы, и, если уж на то пошло, это Шэнь Цинцю со спутниками помешали ему, а не наоборот.

Поразмыслив над его словами, Гунъи Сяо нехотя убрал меч. По правде говоря, в этом мире лишь Шэнь Цинцю да буддистские монахи из храма Чжаохуа могли испытывать сострадание к подобным тварям. Что до Шэнь Цинцю, то у него всегда имелась слабость к сверхъестественным существам: как уже упоминалось, фауна этого мира занимала его куда больше флоры в лице сотен цветущих сестричек — потому легко понять, отчего скрючившееся на земле существо вызывало в нём подобную нежность.

Но даже он не заметил, что создание мелко трясётся всем телом. Глаза украдкой прижавшегося к тонкому побегу существа прямо-таки источали экстатическое сияние.

***

Выйдя из пещеры, Гунъи Сяо тотчас забрался на место кучера.

— Старейшина Шэнь, — впервые после эпизода в пещере заговорил он. — Этот адепт не понимает одной вещи. Почему этот… человекоподобный змей никогда не срывал побеги, а довольствовался одной лишь водой из озера?

— Ты же видел сноп лучей, исходящих из отверстия на потолке? — ответил вопросом на вопрос Шэнь Цинцю. — Когда мы впервые повстречали это создание в лесу Байлу, то лишь отражённый от меча свет заставил его отступить. Я полагаю, что оно не способно выносить прямых солнечных и лунных лучей, без помех скользя в тени лесной поросли или во тьме пещеры. Ростки цветка росы луны и солнца всегда освещены, потому-то он попросту не мог до них добраться.

В противоположность теоретическому подходу других школ, дворец Хуаньхуа отдавал предпочтение практическому направлению боевых искусств, поэтому Гунъи Сяо не всё понял в его рассуждениях, но предпочёл согласиться:

— Должно быть, так оно и есть. Старейшина Шэнь не только достиг больших высот в сострадании всему живому, но и обладает обширными познаниями и превосходной памятью. Этому адепту ещё многому предстоит научиться.

Шэнь Цинцю издал несколько смущённых смешков, изображая признательность. Не сказав ничего особенного, Гунъи Сяо умудрялся так выражать своё восхищение, что в итоге его объект чувствовал, будто его исподволь принизили. От подобного комплимента свело бы челюсти кому угодно. Пусть умом Шэнь Цинцю понимал, что должен бы чувствовать себя польщённым, отчего-то он ощущал нечто прямо противоположное — раздражение и бессилие.

На выезде из леса Байлу Гунъи Сяо принялся уговаривать их заехать во дворец Хуаньхуа, чтобы вкусить заслуженный отдых и отдать почести старому главе Дворца, однако Шэнь Цинцю вывернулся:

— Вы уже столько для нас сделали, что, право, нам совестно вас обременять.

«Шутишь, что ли? — подумал он при этом. — И что нам, спрашивается, делать во дворце Хуаньхуа? Хвастаться ростками цветка росы луны и солнца, который мы только что добыли, чтобы твои наставники предъявили на них права?»

Вновь улыбнувшись, он добавил:

— Хоть нынешнее путешествие вышло для вас незапланированным, молодой господин непременно должен в будущем посетить хребет Цанцюн. На пике Цинцзин вы всегда будете желанным гостем.

— Верно, — угрюмо добавил Шан Цинхуа. — На пике Аньдин вам всё равно делать нечего, а старейшина Шэнь как следует о вас позаботится.

Подобная перспектива явно порадовала Гунъи Сяо: он был наслышан о пике Цинцзин, атмосфера которого полностью соответствовала названию — «безмятежность и гармония», так что обычно там не привечали гостей извне. Расплывшись в улыбке, он пообещал:

— Старейшина Шэнь, этот адепт ловит вас на слове и вскоре побеспокоит вас своим визитом.

При этом изгиб его бровей и лучезарная улыбка с такой силой напомнили Шэнь Цинцю о Ло Бинхэ, что он на мгновение застыл словно громом поражённый.

— Да-да, само собой, — наконец пробормотал он слабым голосом.

Едва юноша удалился, сидящий рядом Шан Цинхуа задумчиво вздохнул:

— Похож, ничего не скажешь, чем-то похож.

Шэнь Цинцю от души пнул его, радуясь, что рядом нет посторонних свидетелей.

— Бредишь наяву?

— Ты отлично понимаешь, кого я имею в виду, — ничуть не смутился Шан Цинхуа. — Я ведь уже давно за тобой наблюдаю, и должен кое-что у тебя спросить, а то на душе будет неспокойно: по кому ты на самом деле тоскуешь — по Ло Бинхэ или по тому маленькому послушному ученику, чей образ запечатлелся в твоём сердце?

Шэнь Цинцю закатил глаза, демонстративно затыкая уши. Хоть Шан Цинхуа чувствовал, что вступает на зыбкую почву, он всё же рискнул продолжить:

— Я слышал, как твои адепты говорят о том, что шисюн Шэнь будто утратил душу, которая взлетела к небесам на собрании Союза бессмертных. После этого ты несколько раз звал Ло Бинхэ. Сам выбил иероглифы на могиле меча. А ведь ты… не лишён трепетной мазохистской жилки, а?

«Вот, второй раз мне твердят о том, что я якобы “утратил душу”! Неужто эти слова теперь будут преследовать этого старика до самой могилы? Конечно, я понимаю, что мои адепты под завязку набиты всякой поэтической бредятиной, но когда это они успели стать такими сплетниками, что ради красного словца не боятся уронить образ своего учителя в глазах посторонних?»

Внезапно Шэнь Цинцю ощутил, как по спине ползут мурашки.

С каких пор само Великое Божество этого мира Сян Тянь Да Фэйцзи донимает его вопросами, которые больше пристали бы шушукающимся в спальне общежития старшеклассницам? «Признайся, а ведь ты запала на N.!» «И не отнекивайся — тут нечего стыдиться!» Вот уж воистину полное безумие!

Подобные фантазии о двух взрослых мужчинах просто отвратительны!

На самом деле, вопросы Шан Цинхуа вовсе не несли в себе подобного подтекста — он лишь совершенно искренне выражал своё беспокойство. Это сердце Шэнь Цинцю выворачивало всё наизнанку, придавая словам спутника какой-то странный оттенок.

— Чего ждём? — нетерпеливо перебил он товарища.

— Чего? — ошарашенно переспросил Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю сунул поводья ему в руки.

— Гунъи Сяо ушёл, теперь ты за кучера.

— Почему бы тебе для разнообразия не заняться этим самому?

— Ты что, хочешь заставить смертельно больного работать?

Нашёл тоже инвалида! Который только что сюсюкал над тварью, которую сам же обстрелял талисманами! Имей уже совесть!

Забравшись в повозку, Шэнь Цинцю оправил рукава. В них покоился ключ к его спасению. До того дня, когда Ло Бинхэ воскреснет из мёртвых, осталось ещё пять лет — вполне достаточно, чтобы завершить этот шедевр.

Он не учёл лишь одного.

Что Ло Бинхэ возвратится так рано.


Примечания:

[1] Пытаясь украсть курицу, в итоге потерял горсть риса 偷雞不成蝕把米 (tōu jī bù chéng shí bǎ mǐ) — кит. пословица, означающая, что в попытке достичь выигрышной позиции человек может оказаться в ещё худшем положении.

[2] «Враг во тьме, я же на свету» 敵暗，我明 (Dí àn, wǒ míng) — кит. поговорка, означающая, что враг в более выгодной позиции.

[3] Чи — 尺 (chǐ) — единица длины, равная около 32,5 см.

[4] Озеро Лушуй — 露水 (Lùshuĭ) — в пер. с кит. «роса».

[5] Дюжина чжанов - около 40 метров. Один чжан — 丈 (zhàng) — около 3,33 м.

[6] Жертва наказания небес 天罚 (tiānfá), проклятия 诅咒 (zǔzhòu) или неправильно пошедшего самосовершенствования 修炼禁术失败 (xiūliàn jìnshù shībài) — эти явления весьма часто встречаются в романах о заклинателях, в особенности первое и третье. В данном случае наказание небес подразумевает не гнев богов, а рок или предначертание. Совершенствование тела и духа изначально считается чем-то противоестественным, потому занимающиеся им рискуют навлечь на себя кару. Те, что не сумели довести совершенствование тела и духа до победного конца, обычно плохо кончают (чаще всего гибнут), частный случай этого — искажение ци.

Следующая глава

Предыдущая глава

– Вам не стоит иметь дело с этими двумя, – помедлив, добавил Ло Бинхэ. – Даже если учитель не захочет остаться со мной, я все же надеюсь, что он не примкнет к ним.

Эти слова наводили на мысль, что ему уже доводилось пересекаться с этими членами своей не слишком любящей семейки.

– Вы уже встречались прежде? – не удержался от вопроса Шэнь Цинцю.

– Мне довелось познакомиться с этой змеей на южных рубежах Царства демонов [1], – равнодушно бросил Ло Бинхэ. – Мы обменялись парой ударов, и я почти проиграл. А второго я прежде не видел, но, похоже, мне его не одолеть.

читать дальшеЮжные земли были родиной Чжучжи-лана, так что тому, кто забредает в эту местность, необходимо соблюдать разумную осторожность. Тяньлан-цзюнь упомянул, что изначальной целью чумы Цзиньланя было решение продовольственных проблем в южных землях – можно было предвидеть, что, попав туда, Ло Бинхэ неизбежно пересечется с Чжучжи-ланом.

Но, похоже, тот тогда не поставил Ло Бинхэ в известность о своей подлинной личности, не говоря уж о том, что он и не думал признать его главенство. Также маловероятно, что он просветил двоюродного брата относительно Тяньлан-цзюня.

Исходя из этого, напрашивался малоутешительный вывод, что родственники и не думали признавать Ло Бинхэ.

Хоть шаг Ло Бинхэ сохранял твердость, Шэнь Цинцю углядел в нем легкую хромоту. И все же его ученик продолжал шествовать с идеально прямой спиной, и не думая опираться о стену. При виде этого Шэнь Цинцю накрыла целая буря смешанных чувств [2], и, помедлив пару мгновений, он все же решился. Ускорив шаг, он собирался поддержать Ло Бинхэ под руку, когда свет свечей внезапно замигал.

Коридор тотчас погрузился в полумрак, в котором Ло Бинхэ сам внезапно приник к нему.

На сей раз он не пытался ни облапать его, ни силой заключить в объятия – скорее, просто без сил рухнул на учителя.

После всех метаний этого дня Шэнь Цинцю и сам чувствовал себя до предела измотанным. Не в силах вынести веса двоих людей, его ноги подкосились, и он тяжело привалился к стене. Сверху его придавило обмякшее тело ученика, голова которого встретилась со стеной с гулким ударом. От этого звука зубы Шэнь Цинцю болезненно заныли, и он мигом подскочил, подхватив Ло Бинхэ.

С трудом удерживая ученика, он все же умудрился ощупать его. Одежды, пропитавшиеся тлетворным дождем Зала сожалений, были сплошь в дырах, и кожа под ними была странной на ощупь – словно уже начинала покрываться язвами, источая нездоровый гнилостный запах.

Чего и стоило ожидать после подобного дождичка.

Обычно Шэнь Цинцю предпочитал не мудрствуя лукаво приводить людей в чувство оплеухами [3], ведь этот грубый способ был наиболее эффективен, однако теперь, едва подняв руку, понял, что не в силах этого сделать, и вместо этого легонько похлопал по щеке Ло Бинхэ кончиками пальцев, окликая его невольно смягчившимся голосом.

Однако смеженные веки не приподнялись – ресницы даже не дрогнули, а кожа лица принимала все более нездоровый багровый оттенок.

Потянувшись вверх, Шэнь Цинцю коснулся лба и щек ученика – они были обжигающе горячи, будто от лихорадки. Однако ничего подобного обычной человеческой болезни с Ло Бинхэ приключиться не могло – да и вообще, в какие бы передряги он ни попадал, ему никогда не доводилось пострадать настолько, чтобы потерять сознание. Руки Ло Бинхэ, напротив, оказались прямо-таки ледяными, будто его тело совмещало в себе разом микроволновку и морозилку.

Опустив руку на голову ученика, Шэнь Цинцю осторожно помассировал затылок, которым тот стукнулся о стену.

– Бинхэ, ты меня слышишь?

Никакого ответа.

Шэнь Цинцю произвел в уме простейшие расчеты. Чтобы спасти его растительное тело от разложения, Ло Бинхэ потратил на это запас духовной энергии на несколько дней, и все же потерпел неудачу; затем он израсходовал немало усилий на бешеное сафари по отлову хэй юэ ман си; потом, в Священном мавзолее, его под асфальт раскатал Тяньлан-цзюнь, а после этого атаковали губительные для демонов звуковые волны Зала восторгов; затем он вновь получил по полной от своего безответственного папаши и наконец угодил под ядовитый дождь Зала сожалений.

Да уж, с какой стороны ни погляди, а это будет похуже любой лихорадки.

С утратой сознания тотчас ушла в небытие и устрашающая аура Ло Бинхэ. Как следствие, укрывшиеся в тени Незрячие остовы вновь зашевелились, окружив их со зловещим шипением.

Перехватив тело ученика одной рукой, другой Шэнь Цинцю сжал рукоять Сюя. Содрогнувшись, меч пулей вылетел из ножен, тотчас пронзив по меньшей мере дюжину этих созданий. Однако рассыпающиеся от лезвия меча блики сослужили заклинателю плохую службу, позволив в совершенстве улавливающим малейший отблеск Незрячим остовам с легкостью уклониться от следующей атаки. Видя, что эта тактика больше не работает, Шэнь Цинцю просто зачехлил меч. Тем временем к нему уже потянулось несколько пар иссохших рук, причем одна нацелилась на глаза Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю отправил в ее направлении шар взрывной энергии, который разнес голову нахального остова на куски.

И все же, хоть подобный прием [4] был самым эффективным, заклинатель не мог использовать его долго: он и без того израсходовал слишком много духовной энергии, и надолго его не хватит. Теперь-то он не обладал бесконечными запасами энергии своего растительного тела, так что ему следовало быть осмотрительнее. После пары десятков подобных атак он к своему неудовольствию ощутил, что силы подходят к концу. Тем временем Незрячие остовы продолжали запруживать проход, и вскоре у него не осталось иного выхода, кроме как расшвыривать их ногами. Хоть эти низкоуровневые монстры по отдельности не представляли угрозы для Шэнь Цинцю, они все пребывали нескончаемыми волнами, а ему приходилось, ко всему прочему, удерживать потерявшего сознание Ло Бинхэ. Оступившись, он на миг ослабил захват, и голова ученика вновь стукнулась о стену.

От звука этого удара Шэнь Цинцю словно воочию почувствовал вспышку острой боли. Не в силах этого выносить, он постарался прикрыть ладонью затылок Ло Бинхэ, чтобы предотвратить дальнейшие удары, и ощутил под пальцами уже вздувающуюся шишку. Ни к чему позволять его мальчику биться лбом об стены – у него без того с головой проблемы, а он сегодня и так получил по ней сполна, да еще и эта лихорадка!

Тем временем докучливые демоны [5] доставляли Шэнь Цинцю все больше беспокойства. Если он так и продолжит топтаться в этом проходе, полном Свечей последнего вздоха, то они и вовсе задавят его массой. Переменив положение, он закинул руку Ло Бинхэ на плечи и потащил его за собой широкими шагами. Незрячие остовы плелись в чжане [6] позади, но с каждым его вздохом на стенах загорались все новые зеленые огни, прогоняя малейшие тени, так что укрыться было решительно негде. Хоть Незрячие остовы покамест не могли его нагнать, они и не отставали, пока Шэнь Цинцю, свернув за угол, не наткнулся на небольшой зал.

Похоже, этот зал использовали как покойницкую [7]: по всему помещению были в беспорядке разбросаны [8] гробы, с некоторых скинуты крышки, даже толики былого величия не осталось. Впрочем, сейчас Шэнь Цинцю было не до подобных раздумий, так что, отбросив лишние вопросы, он поспешно затащил Ло Бинхэ в склеп и принялся проверять гробы: опыт последнего дня приучил его к бдительности. В некоторых пристанищах усопших обнаружились иссохшие тела в странных позах, другие же оказались совершенно пустыми.

Тем временем, звуки хриплого дыхания все приближались, и в такт им на полу дико плясали переплетающиеся тени. Видя, что ситуация принимает все более отчаянный оборот, Шэнь Цинцю запрыгнул в один из каменных саркофагов. Изначально он собирался спрятать Ло Бинхэ в другом гробу, но времени на это уже не было, так что, задвинув крышку, он попросту упал в глубокий саркофаг плашмя вместе с учеником.

Хоть дно гробницы было выстлано чем-то мягким, от жесткого приземления в глазах Шэнь Цинцю заплясали звезды. Ло Бинхэ оказался сверху, придавив его с такой силой, что заклинатель едва мог дышать.

Чем же все это время питался этот ребенок? Хоть он и выглядел тощим, весу в нем было ого-го!

При этом крышка гроба не легла как следует – осталась приличная щель. Шэнь Цинцю как раз потянулся было, чтобы поправить ее, когда свет зеленых свечей в коридоре покачнулся, и на потолке заплясал хоровод уродливых теней.

Незрячие остовы уже здесь.

Вместе с их шаркающими шагами ушей Шэнь Цинцю достиг легкий стук, а также скрежет когтей по каменным крышкам гробов, от которого кровь заледенела в жилах заклинателя.

Но ведь если и было место, где Свечи последнего вздоха точно не могли укрыться – так это в гробу, так что, пока они остаются в кромешной тьме, Незрячие остовы до них не доберутся.

Утешаясь этим соображением, Шэнь Цинцю недвижно застыл, вытянувшись на спине. Лежащий на нем Ло Бинхэ также не шевелился, уткнувшись лицом ему в плечо. От его лба веяло таким жаром, что шею Шэнь Цинцю начало припекать – однако самому Ло Бинхэ, должно быть, приходилось еще тяжелее.

По счастью, ледяные руки Ло Бинхэ вполне уравновешивали его горячую голову – пожалуй, приложив его ладонь ко лбу, можно было бы наконец сбить температуру. Решив, что это не такая уж плохая идея, Шэнь Цинцю как раз собрался было ее осуществить, подхватив запястье Ло Бинхэ, когда увиденное заставило его замереть на месте.

Пять костлявых пальцев с необычайно длинными ногтями зависли над крышкой их гроба.

Когда, спрашивается, эти низкоуровневые монстры успели развить подобный интеллект? Разве они не обязаны игнорировать все, что не испускает свет?

И тут-то Шэнь Цинцю обнаружил, что кое-что отбрасывает на его щеку слабое красное свечение.

Глянув на Ло Бинхэ, он убедился, что, хоть его веки были по-прежнему плотно смежены, на лбу проявилась демоническая печать, то разгораясь, то затухая в такт с дыханием владельца.

Пусть это и неотъемлемый символ древнего рода Ло Бинхэ, но, скажите на милость, ему так уж необходимо было проявляться именно в этот момент? Это все равно что если бы Ультрамен [9], израсходовав всю энергию на низкоуровневых монстров, во время финальной атаки лишь помигивал бы, словно праздничная гирлянда!

Шэнь Цинцю не успел бы высвободить руку, чтобы прикрыть злосчастную печать ладонью, так что он поступил радикально, прижавшись губами к гладкому лбу ученика.

Пусть это и выглядело со стороны как поцелуй в лоб, в сложившейся ситуации это меньше всего волновало Шэнь Цинцю – в конце концов, их жизни куда важнее!

Иссохшая рука, под грязными ногтями которой застряли чьи-то волосы, дрожа, потянулась под крышку, ощупывая пространство. Хоть саркофаг был весьма узким, он также был довольно глубоким, так что у этой жуткой руки не было шанса дотянуться до затаившихся на дне людей.

Однако же вместо того, чтобы убраться восвояси, пальцы опускались все ниже, заставляя Шэнь Цинцю застыть в напряжении. Она уже собиралась коснуться спины Ло Бинхэ, когда Шэнь Цинцю, стиснув зубы, вытащил уже успевшую занеметь правую руку и опустил ее на участок спины ученика, наименее пострадавший от ядовитого дождя, крепче прижимая его к себе.

При этом вся верхняя половина тела Ло Бинхэ притиснулась к нему – если прежде между ними и оставалось какое-то пространство, то теперь они слились практически в одно, грудь к груди, живот к животу.

Хоть обычно живот был самой мягкой частью человеческого тела, у Ло Бинхэ он был таким жестким, что почти болезненно врезался в тело Шэнь Цинцю. Чем дальше он прижимал к себе ученика, тем сильнее уверялся, что у того имеются все восемь кубиков. Воистину, таким прессом можно убивать.

На волос не дотянувшись до спины Ло Бинхэ, рука двинулась вниз. Видя, что она вот-вот коснется икры ученика, Шэнь Цинцю, собрав волю в кулак, развел ноги, позволяя левому бедру Ло Бинхэ опуститься между ними.

Теперь-то они точно сжались в этом узком пространстве с предельной компактностью, дальше уже некуда!

Еще немного поводив по сторонам трясущимися пальцами, рука наконец убралась, так ничего и не нащупав.

Шэнь Цинцю позволил себе вздох облегчения, лишь убедившись, что Незрячие остовы покинули склеп, издавая недовольное ворчание, и двинулись прочь по коридору.

Вот теперь-то он наконец озаботился непристойностью их позы: если бы кто-нибудь сейчас удосужился приподнять крышку гроба, заглянув вовнутрь, то решил бы, что Шэнь Цинцю, сгорая от желания, намеревается задушить ученика в объятиях. Он как раз собирался приподнять Ло Бинхэ, чтобы принять сидячее положение, когда в гулкой тишине склепа внезапно зазвучал хрипловатый старческий голос, прямо-таки сочившийся насмешкой:

– Не слишком ли рано расслабляться?

Шэнь Цинцю мигом выхватил Сюя и перекатился, закрывая Ло Бинхэ своим телом. Приподнявшись, он выставил перед собой меч и потребовал:

– Кто вы?

Незрячих остовов уже давно не было слышно – в помещении точно не осталось никого, кроме них двоих да холодных каменных гробов.

…Вот только не говорите мне, что это очередной оживший мертвяк из очередного гроба. Он ведь проверял – там не было решительно никого, кроме иссохших мумий!

– Меня можно увидеть, лишь пожелав меня увидеть, – вновь зазвучал надтреснутый голос. – В противном случае вам не встретить меня, даже перевернув вверх дном весь Священный мавзолей.

Теперь этот голос определенно показался Шэнь Цинцю знакомым. Отправив меч в ножны взмахом руки, он отозвался:

– Ни к чему пускать мне пыль в глаза [10], мы ведь с вами старые знакомые, старейшина Мэнмо.

Шэнь Цинцю еще не договорил, как посреди комнаты и впрямь появился облаченный в роскошные одеяния старик, чем-то похожий на хищную птицу. Скрестив ноги, он уселся на крышку одного из саркофагов, сверху вниз устремив на заклинателя цепкий взгляд блестящих глаз.

– Выходит, ты все еще помнишь этого старика, – не без удивления признал он.

– Раз мне явился старейшина Мэнмо, надо думать, я сплю, – бросил в ответ Шэнь Цинцю.

Прежде он являлся заклинателю лишь в виде клубов черного тумана, теперь же наконец принял человеческую форму – видимо, он немало нажился на энергии Ло Бинхэ, одалживая его тело. Убедившись, что этот новоприбывший, будучи вздорным старым ворчуном [11], все же стоит на стороне его ученика, Шэнь Цинцю вновь позволил себе расслабиться.

– Однако затруднительное положение, в которое угодили вы оба – отнюдь не дурной сон, – хмыкнул Мэнмо.

– Возможно ли обратиться к старейшине за помощью, – начал Шэнь Цинцю, – чтобы он, войдя в Царство снов Ло Бинхэ, разбудил его?

– Мне это не по силам, – просто признал Мэнмо.

– Что? – поневоле запаниковал Шэнь Цинцю. – Почему? Неужто мозг Ло Бинхэ поврежден слишком сильно [12]?

– Мне туда не проникнуть, – бесстрастно бросил демон. – В голове этого мальца [13] царит полный хаос. Там ничего нет, кроме густых слоев тумана – он впал в сон, от которого не может очнуться. Прежде этому старику доводилось встречать такое лишь у двух групп людей. Одни из них стояли на пороге смерти от тяжкой болезни.

Звучало это, конечно, так себе, но второе всяко не могло быть хуже, а потому Шэнь Цинцю тотчас поинтересовался:

– А что насчет других?

– Впали в слабоумие, – отрубил Мэнмо.

От этих слов Шэнь Цинцю утратил дар речи.

– Так этому сопляку и надо, – как ни в чем не бывало продолжал демон. – За эти пять лет он только и делал, что денно без толку призывал душу умершего, а нощно – выкашивал свои порождения во снах. Я предупреждал его, что тем самым он дырявит собственную душу. Рано или поздно этим и должно было кончиться. За последние несколько дней он спустил всю свою духовную энергию на поддержание твоего растительного тела, а этот его демонический меч только и поджидает шанса захватить над ним власть. Будто этого мало, он еще и вломился в Священный мавзолей, чтобы сцепиться с наиболее одаренным представителем демонической расы за многие поколения.

Шэнь Цинцю с такой силой стиснул рукоять Сюя, что пальцы заныли. Оглянувшись на мирно покоившегося в гробу Ло Бинхэ, он спросил:

– …Выходит, старейшина ничего не может для него сделать?

– Не могу.

Молча сложив руки перед собой в поклоне, Шэнь Цинцю улегся в гроб рядом с учеником.

– Что это ты делаешь? – удивленно приподнял бровь Мэнмо.

– Сплю, – бросил Шэнь Цинцю.

– Не смей меня игнорировать! – гаркнул демон, на лбу которого от возмущения вздулись вены.

– Старейшина сам признал, что ничего не может сделать, – парировал Шэнь Цинцю, смежив веки. – Так что я просто подожду, пока проснусь и смогу вытащить отсюда своего ученика.

– Священный мавзолей моего племени изобилует опасностями, непреодолимыми для человека, – фыркнул Мэнмо. – Ты еще не встретился с парой-тройкой весьма любопытных личностей, которые только тебя и поджидают. Ты не сможешь защитить его в одиночку.

Что же, с этим не поспоришь.

– И кто, помимо этого учителя, может защитить моего ученика, – со вздохом открыл глаза Шэнь Цинцю. – Вернее, мне следовало бы сказать: захочет это сделать?

Хоть его мысли были в полном беспорядке [14], Шэнь Цинцю четко знал одно: он не может позволить Ло Бинхэ умереть здесь.

– Итак, после стольких лет размолвки, ты наконец-то удосужился признать, что этот мозгляк – твой ученик, а ты – его учитель? – холодно произнес Мэнмо.

– Да, мне понадобилось на это немало времени, – признал Шэнь Цинцю.

Он ожидал, что Мэнмо продолжит как ни в чем не бывало его высмеивать, однако старый демон внезапно испустил горестный вздох.

– Если бы только этот малец мог очнуться и услышать твои слова, не могу даже представить, насколько счастливым это бы его сделало.

«Эй, старикан, не смей говорить о нем так, будто он уже умер!» – мысленно выбранился Шэнь Цинцю, нахмурившись. Что, спрашивается, Мэнмо имел в виду под словами «если бы он мог очнуться»? От одного такого тона у кого угодно опустятся руки!

Внезапно Мэнмо вскинулся, выкрикнув:

– Вот я – наставник этого сопляка, чему только его не обучивший: ведать обо всем, творящемся под Небом и на Земле [15], владеть людскими помыслами – и что же? Он даже учителем меня признать не удосужился, обращался ко мне не иначе, как «старейшина» – каково? А кто ты – какой-то средней руки заклинатель, который только и научил его, что каким-то общеизвестным приемам да парочке незамысловатых техник самосовершенствования, и все же он с плачем цепляется за твой подол, продолжая звать тебя учителем, даже после того, как ты от него отрекся! Где в этой жизни справедливость?

Он долгие годы подавлял свой гнев, и вот теперь, увидев эту мирно лежащую в гробу парочку, наконец не смог сдержаться. Казалось, его старые глаза вот-вот вылезут наружу от этой возмутительной сцены. Его можно было понять, но от его слов Шэнь Цинцю самому было не легче: кому понравится, когда боевые техники твоего ордена величают «общеизвестными»? Он открыл было рот, чтобы произнести гневную отповедь, но тут Мэнмо наконец спрыгнул с гроба и вновь заговорил, прохаживаясь взад-вперед вдоль их саркофага.

– А ведь если бы этот старик по-тихому устранил тебя еще тогда, при твоем первом попадании в Царство снов, ничего этого бы не произошло. Этот малец и правда обладал неплохим потенциалом и немалыми талантами, он достиг бы значительных высот, вот только из-за тебя он превратился в бесполезного нытика, который не может вызвать ничего, кроме раздражения. И при этом он упорно пытается сохранить перед тобой лицо, делая вид, будто ему все нипочем! Будь этот старик на его месте, давно бы прибил тебя или овладел бы тобой. Все это переливание из пустого в порожнее, юношеские терзания [16], метания от отчаяния к надежде, рыдания и безысходно мрачная мина в промежутках - и чего он, спрашивается, хотел добиться, заточив под стражу того, чьего расположения ищет? Глаза б мои этого не видели!

Шэнь Цинцю охватило необоримое желание заткнуть уши – или же рот демону, что предпочтительнее. Взглянув на спящего Ло Бинхэ, он поневоле представил его плачущим и тотчас отвернулся. В конце концов у него против воли вырвалось:

– Вам было так уж обязательно высказать все это мне в лицо, старейшина? Но теперь-то, когда вы выговорились, вы позволите мне проснуться?

Однако демон, похоже, еще не закончил с ним:

– Проснуться? И что толку – ты все равно не сможешь выбраться наружу! Проход, что был пробит, давным-давно запечатался!

– Почему бы не открыть его снова? – рассудил Шэнь Цинцю, вернув себе самообладание. – Могу я попросить старейшину хотя бы указать мне направление, где была та самая брешь, что пробил Ло Бинхэ с помощью хэй юэ ман си?

Его взгляд упал на Синьмо. Тот участок барьера, что был пробит, хоть и запечатался, все еще ослаблен – если бы он мог прорубить его демоническим мечом… Проследивший за его взглядом Мэнмо понял его мысль.

– На твоем месте я бы не был так уверен, что этот меч позволит тебе себя использовать, – с сомнением протянул он.

Разумеется, Шэнь Цинцю понимал это не хуже него самого.

– Другого выхода нет, – бросил он, стиснув зубы. – Я должен попытаться.

Пробудившись, он по-прежнему покоился на дне гроба, а Ло Бинхэ мирно почивал на нем, тесно прижавшись к учителю.

Слава небесам [17], этот старый брюзга наконец-то оставил его в покое! Шэнь Цинцю как раз собирался сесть, когда что-то твердое уперлось во внутреннюю сторону его правого бедра.

Полагая, что это – рукоять меча, заклинатель машинально потянулся, чтобы отодвинуть ее, но, стоило ему коснуться этого твердого предмета, как Система разразилась ликующим:

[Йо-о-оу!!!~~~~ Начислено +1000 баллов к уровню крутости!┏(┏^q^)┓~~~ Поздравляем вас с достижением «Первый физический контакт»!]

В то же мгновение Шэнь Цинцю замер, уподобившись покоящимся по соседству мумиям.

«Первый физический контакт»? Это еще что за чертовщина [18]?

Опустив взгляд, он наконец понял, что эта самая «рукоять меча» на деле была кое-чем куда более существенным.

Небесный столп [19], мать вашу! Тот самый небесный столп!

Тут Шэнь Цинцю резко захотелось кого-нибудь убить, а после – убить себя!

Отчаявшись заглушить бушевавшую в сердце бурю эмоций [20], он в конце концов зарядил себе ладонью по лицу, утешившись мыслью: хоть в Священном мавзолее и царит непроглядная тьма, за его стенами, должно быть, уже наступило утро – в таком случае, это всего лишь обычное физиологическое явление, самое что ни на есть обыденное!

И оно пройдет само собой, верно, ведь так обычно и бывает?

Но просто игнорировать это он тоже был не в силах!

Однако и поделать с этим он тоже ничего не мог – не устраивать же ученику разрядку собственными руками?

В конечном итоге он принял решение просто не смотреть в ту сторону – то, чего ты не видишь, тебя не побеспокоит, верно?


Примечания переводчиков:

[1] Южные рубежи (земли) Царства демонов 南疆 (nánjiāng) – читается как Наньцзян, можно называть их так.

[2] Буря смешанных чувств 五味陈杂 (wǔwèi chén zá) – в букв. пер. с кит. «смешались пять приправ». Словосочетание 五味 (wǔwèi) может переводиться как пять приправ (уксус, вино, мёд, имбирь, соль), пять вкусовых ощущений (сладкое, кислое, горькое, острое, солёное) или как пять вкусов лекарственных трав.

[3] Приводить в чувство оплеухами – в оригинале 左右开弓 (zuǒ yòu kāi gōng) – в букв. пер. с кит. «стрелять из лука и налево и направо», в образном значении – «наносить удары обеими руками» или «делать два дела одновременно».

[4] Подобный прием – в оригинале 暴击 (bàojī) баоцзи – игровой термин, означающий «артефакты или же способности, дающие массовый удар, сплэш, критический удар, ”крит”».

[5] Докучливые демоны – в оригинале 小鬼难缠 (xiǎoguǐ nánchán) – в букв. пер. с кит. «несговорчивые/неуживчивые пострелята», в образном значении «человек, хотя и низкого социального статуса, который, однако, может создать кучу проблем, если с ним не сотрудничать». Так вот в чем вся проблема: Шэнь Цинцю не желал идти на сотрудничество! :-)

[6] Чжан 丈 (zhàng) – около 3,25 м.

[7] Покойницкая 准备室 (zhǔnbèi shì) – «приготовительный зал» – зал, где готовят к погребению.

[8] В беспорядке разбросаны – в оригинале 横七竖八 (héng qī shù bā) – в букв. пер. с кит. «семь вдоль, восемь поперек»; образно в значении «в полном беспорядке, вповалку, вдоль и поперек, вкривь и вкось, кое-как».

[9] Ультрамен – кит. 奥特曼 (àotèmàn) популярный персонаж из одноименного японского фантастического сериала. Любопытно, что в китайском интернет-сленге это означает также «отсталый, деревенщина; человек, не идущий в ногу со временем» (от англ. out man).


[10] Пускать пыль в глаза – в оригинале 装神弄鬼 (zhuāng shén nòng guǐ) – в букв. пер. с кит. «притворяться духом; прикидываться демоном», образно в значении «дурачить, обманывать, морочить, мистифицировать», а также «заклинать духов».

[11] Вздорный старый ворчун – про себя Шэнь Цинцю именует старейшину Мэнмо «дедулей» 老爷爷 (lǎoyéye) – в пер. с кит. «дедушка, прадедушка, папаша (уважительное)».

[12] Мозг поврежден слишком сильно – в оригинале 烧坏了 (shāohuài le) – в букв. пер. с кит. «вконец перегорел».

[13] Малец 小子 (xiǎozi) сяоцзы – в пер. с кит. «паренек, мальчик-слуга, негодник».

[14] Мысли пребывали в полном беспорядке – здесь в оригинале два выражения: 千头万绪 (qiāntóu wànxù) – в букв. пер. с кит. «на тысячу концов десять тысяч нитей», образно в значении «крайне запутанный», 纷至沓来 (fēnzhì tàlái) – в пер. с кит. «сыпаться лавиной; идти беспрерывным потоком».

[15] Ведать обо всем, творящемся под Небом и на Земле 通天彻地 (tōng tiān chè dì) – в образном значении – «быть исключительно одаренным».

[16] Юношеские терзания – 欲说还休 (yù shuō huán xiū) в пер. с кит. «Невыразимое чувство» это выражение отсылает к стиху Синь Цзи (поэту эпохи Сун (1140-1207) "Молодость не ведает (чувства) печали": "Ныне знаем – достигнут предел чувства печали, невыразимо, невыразимо это чувство, / Подобно осени уныло да холодно Небо". (而今识尽愁滋味， 欲说还休，欲说还休， 却道天凉好个秋) (приблизительный пер. с кит. Дианы Котовой).

[17] Слава небесам 谢天谢地 (xiè tiān xiè dì) се тянь се ди – в пер. с кит. «спасибо небу и земле».

[18] Чертовщина 玩意儿 (wányìr) – в пер. с кит. «игрушка, увеселение, диковина, штука» (пренебрежительно о вещах, поступках, событиях).

[19] Небесный столп 天柱 (Tiānzhù) – Тяньчжу, в букв. пер. с кит. тянь – «небо», чжу – «колонна», вместе – «небесный столп», «опора небосвода».

[20] Бушевавшая в сердце буря эмоций 风中缭乱狂舞 (fēng zhōng liáoluàn kuángwǔ) – в пер. с кит. «ветер в груди кружится вихрем в страстном танце».

Следующая глава