Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 39. Лабиринт Водной тюрьмы. Часть 3

Предыдущая глава

Оставшегося в одиночестве Шэнь Цинцю захлестнули воспоминания. Несмотря на то, что до падения в Бесконечную бездну Ло Бинхэ никогда не выказывал своего бешеного нрава, то, с каким видом он убежал, когда учитель бросил наземь его одежду, чем-то напомнило того невинного барашка, которым когда-то был его ученик.

Внезапно мирно предающегося ностальгии Шэнь Цинцю охватило необоримое желание чихнуть. Мокрая одежда вовсе не защищала от стылого камня, так что ему оставалось лишь натянуть на себя черное одеяние Ло Бинхэ.

А что ему оставалось? В конце концов, что бы там ни навоображал себе Ло Бинхэ, нежелание Шэнь Цинцю надеть его одежду исходило вовсе не из ненависти к демонам – просто он не мог сделать этого перед учеником, и все тут.

читать дальшеРазве мог он забыть, как в оригинальном романе Ло Бинхэ всякий раз набрасывал свое одеяние на девушку после секса?

Принять этот жест значило пасть в его глазах так низко, насколько это вообще возможно!

Вновь собравшись предаться медитации, Шэнь Цинцю обнаружил, что, похоже, само провидение вознамерилось воспрепятствовать этому мирному занятию. Сперва это произошло в пещере Линси [1], когда его отвлекли вопли Лю Цингэ, теперь то же самое творилось в Водной тюрьме.

Шум водного занавеса стих, и из воды вновь показалась ведущая к платформе тропа, по которой на сей раз торопливо проследовал Гунъи Сяо. Подняв глаза на Шэнь Цинцю, он чуть не свалился в озеро от изумления.

– Ш… ш… Старейшина Шэнь, вы… – выпалил он, запинаясь.

– Что – я? – недоумевающе переспросил Шэнь Цинцю.

У Гунъи Сяо было весьма странное выражение лица, словно он до сих пор сомневался, остаться ему или дернуть отсюда со всех ног. Он так и продолжал стоять на тропе, не осмеливаясь ступить на платформу. Проследив за его взглядом, Шэнь Цинцю опустил глаза на свое собственное тело.

– Эти одежды, разве они не… – робко начал Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю вздохнул. Так и есть, с барского плеча.

Наконец Гунъи Сяо вышел из ступора. Кашлянув, он вежливо поинтересовался:

– Как старейшина Шэнь провел эти два дня?

– Вполне удовлетворительно, – буркнул Шэнь Цинцю, взмолившись про себя: «Да оставите вы наконец этого старика в покое? За эти два дня у меня уже третий по счету посетитель – едва ли кто-либо из заключенных здесь прежде удостаивался подобного внимания. Должно быть, адепты дворца Хуаньхуа решили расширить спектр предоставляемых Водной тюрьмой услуг, добавив к ним визиты в любое время дня и ночи!»

– Я слышал, что прошлой ночью шисюн Ло… – осторожно начал Гунъи Сяо, – удалился от вас в жутком гневе, так что этот адепт был озабочен, не сделал ли он что-нибудь со старейшиной Шэнем… – При этих словах его взгляд был намертво прикован к одеждам Ло Бинхэ.

Шэнь Цинцю невольно запахнул потуже полы одеяния.

«Ну а я-то тут при чем? – мысленно возмутился он. – Это Ло Бинхэ устроил тут тарарам и понаделал дырок в стенах, учинив в этом без того не слишком комфортабельном местечке первостатейный разгром [2], так с какой радости ты так смотришь на меня?

– Как я посмотрю, Ло Бинхэ чувствует себя во дворце Хуаньхуа как рыба в воде.

Гунъи Сяо издал невеселый смешок.

– Воистину, духовные силы шисюна Ло непревзойденны, он разит, словно гром, и проносится, будто ветер [3], оставляя прочих валяться в пыли – ничего удивительного, что учитель так его ценит. Если бы шисюн Ло так не противился тому, чтобы официально стать его учеником, боюсь, не быть бы мне старшим адептом.

При виде горестного выражения его лица Шэнь Цинцю невольно преисполнился сочувствием.

– Однако этот адепт прибыл не ради этого – он должен передать вам важное известие. Этим утром горный лорд Шан запросил пропуск у моего мастера, но, поскольку дело затянулось, старейшина Шан попросил этого адепта передать вам послание.

Он запустил руку за пазуху и извлек письмо.

Впопыхах сложенный вдвое листок не был запечатан ни заклятием, ни хотя бы восковой печатью.

Браво, Шан Цинхуа, ничего не скажешь!

– Прошу, не волнуйтесь, старейшина, я уже просмотрел это письмо, – заметил Гунъи Сяо.

Попробуй после этого не поволнуйся, мать твою!

– Но все же не понял, о чем в нем говорится, – продолжил Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю с облегчением выдохнул. Похоже, он и впрямь недооценил Шан Цинхуа – тот не завалил бы миссию подобным образом. Видимо, он использовал какой-то тайный код, предвидя, что послание может попасть не в те руки.

Встряхнув листок, Шэнь Цинцю развернул его двумя пальцами. Едва взглянув на него, он позеленел, а прочтя первые же строчки, побелел. По мере чтения, должно быть, его лицо являло собой занимательное цветовое шоу.

Письмо было на английском.

Вернее, на жутчайшем варианте чинглиша [4], состоящем из сплошных ошибок [5]. При составлении Шан Цинхуа широко заимствовал китайскую грамматику, а слова, которые он не знал по-английски, тупо написал на пиньине.

О, великий Самолет, Пронзающий Небеса, тебе не приходило в твою писательскую голову, что я тоже ни бельмеса не пойму в твоем мусорном английском?

Однако, немного поломав голову, ему удалось раскумекать, что там к чему. Шэнь Цинцю сконцентрировал в ладони всю имеющуюся энергию, и бумага распалась на клочки, опадая на платформу, подобно июньскому снегу – или подобно его собственному душевному равновесию после бурных событий последних дней.

По всему выходило, что он таки недооценил творческий подход Сян Тянь Да Фэйцзи.

«Предназначено только для глаз Непревзойденного Огурца.

Все готово, все необходимые предосторожности приняты. Место не изменилось, вышло лишь небольшое отклонение от плана по времени: в попытке ускорить созревание цветка росы луны и солнца я малость переборщил – теперь они настолько созрели, что через какую-то неделю уже сгниют, так что я очень надеюсь, что ты сможешь выбраться из Водной тюрьмы дворца Хуаньхуа до этого срока. Не волнуйся, я использовал обычное минеральное удобрение, так что на свойствах растений это не отразилось. Во всяком случае, я на это надеюсь».

Что ты имеешь в виду под «небольшим отклонением от плана»? Можно подумать, в твоей пустой башке когда-нибудь существовало хоть что-то, похожее на план!

Как ты вообще додумался использовать минеральные удобрения на цветах, которым вредит даже открытое пространство? Ускорить созревание он решил, вы подумайте! «На свойствах растений это не отразилось» – да твоим утверждениям столько же веры, сколько производителям порошкового молока, которым тебя, судя по всему, вскормили – иначе откуда у тебя в голове столько трухи?

Оглянувшись, Гунъи Сяо поторопил его:

– Старейшина, вы дочитали? Если да, то прошу, бросьте остатки письма в озеро. На самом деле, прошлой ночью шисюн Ло настрого запретил всем, кроме него, преступать границы Водной тюрьмы. Этому адепту лучше бы удалиться, пока его никто не застукал.

Схватив Гунъи Сяо за плечи, Шэнь Цинцю выдохнул:

– Окажи мне услугу.

– Прошу, если это… – начал было Гунъи Сяо, но Шэнь Цинцю не дал ему вымолвить «в моих силах», взмолившись:

– Выпусти меня.

Гунъи Сяо с трудом перевел дух.

– Старейшина, об этом и речи быть не может.

– У меня есть основания для подобной просьбы, – торжественно провозгласил Шэнь Цинцю. – У меня и в мыслях нет уклоняться от суда четырех школ. Как только я покончу со своим делом, я по доброй воле вернусь в Водную тюрьму, чтобы ожидать приговора. Если не веришь мне, я могу поклясться на крови.

Хоть подобную клятву нельзя было нарушить, на самом деле, после завершения начатого это уже не будет иметь ни малейшего значения – так что да, он собирался совершенно бесчестным образом обвести доверчивого адепта вокруг пальца.

– Разумеется, я вам верю, – сдавленно произнес Гунъи Сяо, – но разве заключение старейшины не есть основное условие этого суда? Что за дело требует вашего срочного участия? Если старейшина Шэнь потрудится сообщить об этом мне, то я доведу это до сведения участвующих в проведении расследования…

Разумеется, Шэнь Цинцю и сам питал изрядные сомнения на этот счет. Быть замешанным в побеге пленника – это вам не какой-то мелкий проступок для адепта дворца Хуаньхуа. Не очень-то порядочно с его стороны ломать жизнь этого многообещающего юноши подобным образом. Наверняка за эти семь дней ему представится какая-нибудь иная возможность.

Сменив тон, он бросил:

– Пожалуй, ты прав. В конце концов, мир не рухнет.

С этими словами Шэнь Цинцю подобрал клочки письма с поверхности платформы чтобы бросить их в озеро.

Из-за стягивающего тела вервия бессмертных даже это простейшее действие далось ему с трудом. В конце концов, из-за неловкого движения платье Ло Бинхэ вновь соскользнуло с плеч.

Гунъи Сяо, который поспешил прийти ему на помощь, при этом невольно поднял взгляд – и застыл, будто руки и ноги внезапно ему отказали.

Шэнь Цинцю воззрился на него в ответ с вопросительным выражением лица.

Его плечо полностью оголилось – со стороны казалось, что рукав оторвали голыми руками. Белое платье висело клочьями, словно кто-то основательно отходил владельца плетью. На обнажившейся коже виднелось множество ссадин, а если присмотреться, то можно было заметить проступившие на шее синяки.

Казалось, мир Гунъи Сяо перевернулся в мгновение ока.

– С-старейшина, вы… уверены, что ваше дело может подождать?

Неудивительно, что Ло Бинхэ запретил кому бы то ни было – даже из числа имеющих пропуск – посещать Водную тюрьму, дав от ворот поворот самому горному лорду Шану!

Так вот как оно обстоит на деле!

Что за непочтительный ученик!

Совершенно утратил совесть!

Хуже, чем животное!

У Гунъи Сяо был такой вид, словно он вот-вот зарыдает кровавыми слезами.

– Может подождать? – рассеянно повторил его слова Шэнь Цинцю.

Это еще пуще растрогало Гунъи Сяо – как только старейшина Шэнь умудряется сохранять подобное самообладание в подобном положении?

Швырнув в воды озера последний клочок письма, Шэнь Цинцю бросил:

– Прошу, не принимай мои слова близко к сердцу. Ты…

И тут Гунъи Сяо внезапно разогнулся, развернулся на сто восемьдесят градусов и удалился, так и не вымолвив ни единого слова!

Шэнь Цинцю поневоле возмутился [6]: «Какого черта ты сваливаешь, стоило мне сказать, чтобы ты не принимал моих слов всерьез? Мне одному кажется, что ты понял меня чересчур буквально?»

Откуда ему было знать, что менее часа спустя Гунъи Сяо вернется, бережно сжимая в руках какой-то предмет. Приблизившись к Шэнь Цинцю, он распечатал его, расчехлил и сделал взмах.

Белая вспышка тотчас ослабила узы на теле Шэнь Цинцю – чувство сродни внезапно замкнувшемуся электрическому контуру. Разогнув пальцы, он ощутил возобновившийся поток духовной энергии, мощный и непрерывный. В последний перед заточением день циркуляция его ци была заблокирована неисцелимым ядом, но после двух дней в узах вервия бессмертных отравление вновь не давало о себе знать. Может, это тот случай, когда клин клином вышибают [7]?

Вервие бессмертных распалось на куски, осыпавшись на платформу. Гунъи Сяо бросил ему поднесенный предмет, и Шэнь Цинцю с легкостью его поймал.

Это был меч Сюя!

Шэнь Цинцю испытал ошеломляющее чувство восторга, вновь держа в руках свой меч. Бросив взгляд на Гунъи Сяо, он заметил:

– Я думал, он хранится в покоях старого главы дворца.

Тот ответил извиняющимся тоном:

– Даже рискуя навлечь на себя гнев моего мастера, этот адепт не мог оставаться в стороне, когда старший заклинатель подвергается подобному обращению. Я верю старейшине Шэню. Прошу, следуйте за мной!

Шэнь Цинцю охватило чувство полной беспомощности.

«У меня такое впечатление… что он… неверно понял что-то важное… – пронеслось у него в голове. – Но сейчас не время думать об этом».

– Хорошо! – решительно изрек он вслух.

Хоть демоническая кровь в его жилах покамест бездействовала, Ло Бинхэ все равно его отыщет, где бы он ни спрятался.

Однако это не имело значения, пока Ло Бинхэ его не настигнет!

Гунъи Сяо встревоженно поинтересовался:

– Старейшина может идти? Если что, я могу понести…

Помрачнев, Шэнь Цинцю сделал стремительный шаг вперед, чтобы доказать, что он может перемещаться самостоятельно, да еще как!

Озадаченный Гунъи Сяо поспешил за ним. Однако, стоило им заступить за пределы каменной платформы, как водный занавес с грохотом обрушился, отсекая путь.

Не сработай безупречная реакция Шэнь Цинцю, быть бы ему с головы до ног окаченным этой кислотной водичкой. Как только они отступили, занавес вновь поднялся.

Похоже, над системой безопасности поработал кто-то на диво предусмотрительный.

– Я совсем забыл, – покаянно бросил Гунъи Сяо. – Когда в Водной тюрьме содержится узник, кто-то непременно должен находиться на платформе; в противном случае водный занавес запускается даже при отключенном механизме.

Да и как Гунъи Сяо было упомнить об этом, если прежде ему не доводилось организовывать подобных побегов?

– Другими словами, кто-то должен остаться на платформе, чтобы остальные могли уйти? – бросил Шэнь Цинцю.

Гунъи Сяо кивнул.

– Значит, тебе придется остаться.

Не оглядываясь на оторопевшего адепта, он взмахнул рукавами чужого одеяния, шагнув на тропу.

Гунъи Сяо окликнул его, подняв руку, словно старательный ученик:

– Старейшина Шэнь, хоть этот адепт готов пожертвовать собой, чтобы вам помочь, но, если я не смогу показать вам дорогу, боюсь, вам одному не выбраться!

Оглянувшись, Шэнь Цинцю бросил:

– Подожди, я скоро вернусь.

Гунъи Сяо остался стоять на месте, ошарашенно хлопая глазами. Он хотел было последовать за Шэнь Цинцю, однако вовремя сообразил, что ему все равно не сойти с платформы живым, так что оставалось ожидать возвращения старейшины. Вскоре до него донесся приглушенный звук, и из-за поворота показался Шэнь Цинцю, который волок за шиворот чье-то бесчувственное тело.

Затащив бессознательного рябого адепта на платформу, заклинатель похлопал Гунъи Сяо по плечу:

– Этот славный юноша патрулировал тюрьму, и я взял на себя смелость позаимствовать его на время. Идем!

На самом-то деле это не было обычной случайностью: в дозоре было четыре человека, но Шэнь Цинцю, укрывшись в тени, терпеливо выследил именно этого!


Примечания переводчиков:

[1] Пещера Линси 灵犀洞 (Língxī dòng) – в пер. с кит. «пещера Единства душ», Линси – в букв. пер. с кит. «чудесного рога носорога».

[2] Первостатейный разгром – в оригинале употрtiān nán dì bĕiа 天南地北 (tiānnándìběi) – в пер. с кит. «Небо – на юг, земля – на север».

[3] Разит, словно гром, и проносится, будто ветер 雷厉风行 (léi lì fēng xíng) – кит. идиома, означающая «быстрый и решительный».

[4] Чинглиш (Chinglish) – вариант английского языка, созданный под влиянием китайского языка. Термин «чинглиш» используется для обозначения изменений в грамматическом строе языка, не встречающихся в английском, а также — бессмысленных с точки зрения английского языка фраз, используемых на английском в контексте китайского языка.

[5] Состоящем из одних ошибок – оригинале употреблена идиома 漏洞百出 (lòu dòng bǎi chū) – в пер. с кит. «содержащий сто брешей», образно – «всюду неувязка», или «куда ни кинь – всюду клин».

[6] Поневоле возмутился 黑线 (mǎnliǎn hēixiàn), в пер. с кит. «лицо покрылось черными линиями».

[7] Клин клином вышибают – в оригинале испо的道理 负负得正 (fùfù dézhèng) – в пер. с кит. «минус на минус дает плюс».

Следующая глава