Автор: Psoj_i_Sysoj
Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 95. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 6 (добавленное послесловие). Фрагмент 3
Предыдущий фрагмент
Упиваясь воспоминаниями о лапше, которую приготовило его детище, Шан Цинхуа лениво ковырял в зубах стебельком травы, шагая по горной тропе.
Внезапно он поскользнулся на ходу.
При этом Шан Цинхуа едва не скатился в ущелье, над которым проходила тропа — свались он туда, не имеющий при себе меча заклинатель не сумел бы выбраться. «Как можно поскользнуться не пойми на чём? — выругался он про себя. — Я ж создатель этого мира, а не какая-то неуклюжая девица из манги, которая то и дело падает на ровном месте!»
Сидя на земле, он огляделся, но так и не обнаружил поблизости ничего вроде банановой кожуры или корня, на которые он мог бы свалить вину за своё падение — лишь небольшую лужицу.
Замёрзшую лужицу. Растущая близ неё трава сплошь покрылась инеем.
читать дальшеБросившись к ближайшей скале, Шан Цинхуа прижался к ней в поисках хоть какого-то укрытия.
Он-то полагал, что играется со смертью, дожидаясь, пока на горизонте не объявится жаждущий мести Мобэй-цзюнь — однако, когда из-за зарослей лиан показался знакомый силуэт, он понял, что дело обстоит куда хуже.
— Подумать только, кого я вижу! — воскликнул Линьгуан-цзюнь.
— И кого же? — с натужным смешком отозвался Шан Цинхуа.
— Мобэй в поисках тебя перевернул все северные рубежи, — бросил демон, похлопав его по макушке. — А ты, оказывается, знаешь толк в прятках.
— Цзюнь-шан изволит шутить — зачем бы мне прятаться…
— Зачем, говоришь? — передразнил его Линьгуан-цзюнь. — Вот и мне тоже интересно, от чего же ты скрываешься? Ведь во время нашей последней встречи в ледяном дворце ты оказал ему такую услугу — а Мобэй даже не успел тебя вознаградить — вот я и гадаю, неужто это захолустье тебе милее?
— Право, вы мне льстите! — замахал руками Шан Цинхуа. — Я не имею к этому ни малейшего отношения — Мобэй-цзюнь превосходно справился своими силами…
Он столь старательно отнекивался от своего участия, не без основания беспокоясь, что Линьгуан-цзюнь припомнит ему эту «заслугу». Мог ли он предвидеть, что при этих словах демон внезапно переменится в лице:
— Ты хочешь сказать, что этот негодный мальчишка способен совладать со мной и без помощи подлой, двуличной, развратной шавки с хребта Цанцюн, которая внезапно выскочила, поломав все мои планы? — сурово вопросил он.
Шан Цинхуа оказался в тупике — что ответишь, что не ответишь — всё одно сядешь в лужу.
— Как это возможно?! — наконец взмолился он. — Мобэй-цзюнь сумел одолеть Цзюнь-шана лишь благодаря подлым приёмам!
— Ты что, смеёшься надо мной? — рявкнул Линьгуан-цзюнь.
Шан Цинхуа порядком растерялся.
В самом деле, если подумать, то кто и воспользовался подлым приёмом — так это сам Линьгуан-цзюнь. Пытаясь польстить, Шан Цинхуа лишь усугубил своё положение — всё, что бы он ни сказал, оборачивалось против него. На протяжении всех тех лет, когда ему приходилось с фальшивой улыбкой заискивать перед вышестоящими, он впервые столкнулся со столь сложным характером.
Сдавшись, он вовсе замолчал, чувствуя, как горестно вытягивается лицо.
— Надо же было мне сверх всякого ожидания по чистой случайности натолкнуться на того, кого отчаялся найти этот мальчишка Мобэй, — холодно усмехнулся Линьгуан-цзюнь. — Пожалуй, в таком случае мне стоит найти тебе хорошее применение…
— Цзюнь-шан! Если, поймав меня, вы хотите тем самым шантажировать Мобэй-цзюня, то я должен предупредить вас, что это совершенно бесполезно! — поспешил разубедить его Шан Цинхуа. — Я открою вам истинную причину своего бегства: в тот раз, пока он лежал на полу, неподвижный и беспомощный, я не устоял перед соблазном ударить его разок… А вы же знаете его бешеный нрав! Но ведь, отталкивая кого-то, невозможно его не ранить, правда ведь? Ну а потом, устрашившись его мести… я попросту сбежал. И он всё это время искал меня, лишь чтобы отыграться. Я в его глазах вовсе не представляю собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги — только и всего.
— И зачем ты рассказываешь мне всё это? — помедлив, нетерпеливо потребовал Линьгуан-цзюнь. — Разве я похож на демона, способного на подобное?
«Да как вам сказать? — вопросил про себя Шан Цинхуа. — Для того, кто исподтишка нападает на своего племянника, это вполне в порядке вещей». Обдумав это, он со всей искренностью ответил:
— Не похожи.
— По-твоему, у меня хватит на это терпения? — продолжал Линьгуан-цзюнь.
— Насчёт этого я ничего не могу сказать, — растерялся Шан Цинхуа. — Тогда как же вы желаете меня использовать?
— Как использовать? — повторил за ним демон. — Убить тебя, чтобы выместить гнев — как тебе такое применение?
От этого Шан Цинхуа на мгновение онемел, после чего, с трудом подбирая слова, выдавил:
— Нет, вам не стоит быть столь расточительным [1], Цзюнь-шан! Быть может, вы всё же попробуете шантажировать Мобэй-цзюня, взяв меня в плен? Неужто вам не жаль так вот просто убить меня?
— Не ты ли только что утверждал, что «не представляешь собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги»? — парировал Линьгуан-цзюнь.
— Не зря же издавна говорят, что скромность красит человека, — не преминул заметить Шан Цинхуа.
Едва вымолвив это, он внезапно вскинул руку, испуганно вскрикнув:
— Смотрите, огонь «чёрного солнца»!
В небо взвились языки пламени — Линьгуан-цзюнь еле успел отшатнуться. Однако, когда они вновь опали, быстро угаснув, стало очевидно, что это отнюдь не «чёрное солнце», огонь которого не загасить даже водой — не говоря уже об обычном порыве ветра. Этот презренный Шан Цинхуа вновь надул его!
Ненависть Линьгуан-цзюня полыхнула с новой силой — стряхнув росу с ближайшей ветки, он нацелил капли на заклинателя. Тот внезапно ощутил холод в лодыжке — ногу пронзил заряд ледяной демонической энергии, и мужчина с размаха рухнул на тропу.
Линьгуан-цзюнь наступил на колено другой ноги Шан Цинхуа, бросив:
— Ты вёрткий, словно таракан — а что если я оставлю тебя без ног, сможешь убежать?
Отнюдь не обладавший бесстрашной и несгибаемой натурой Шан Цинхуа в ужасе [2] возопил:
— Ваше Величество!!!
И владыка демонов явился на зов!
Тёмно-синяя фигура возникла из воздуха, подобно призраку. Один щелчок — и два заряда чёрной демонической энергии вонзились в ногу Линьгуан-цзюня, который тут же схватился за разбитую коленную чашечку.
— И надо тебе было появиться именно сейчас, мальчишка?! — в ярости выплюнул он. — Нет чтобы немного позже! Не мог подождать, пока я размозжу ему колено?
— Нет, — холодно бросил Мобэй-цзюнь, пинком разбивая ему второе колено.
Однако решимость Линьгуан-цзюня и тут не пошатнулась: удержавшись от крика боли, хоть оба его колена были раскрошены в порошок, он вместо этого разразился проклятиями:
— А ты и правда сын своего снулого папаши! Как ты ни пытался стать другим, а всё одно — такой же! Такой же ублюдок [3], как и он, такой же вор [4]! Почему бы тебе не сдохнуть так же рано, как и он, чтоб тебя!
— Если не прекратишь, составишь ему компанию, — бросил Мобэй-цзюнь.
Шан Цинхуа был поражён в самое сердце [5]: он знал, что между Линьгуан-цзюнем и его старшим братом стояли старые обиды, но и не подозревал, насколько на самом деле глубока его ненависть, что он, при всей безупречности своих манер, не стесняется браниться на чём свет стоит прямо на улице…
После этого Мобэй-цзюнь одной рукой приподнял безостановочно бранящегося дядю и швырнул его в ущелье. Любой человек при этом разбился бы насмерть, но для демона подобное падение не было смертельным. И всё же Шан Цинхуа не почёл за нужное напоминать Мобэй-цзюню, что дурную траву надобно рвать с корнем — в конце концов, Линьгуан-цзюнь был его дядей, да и миролюбивый отец наверняка внушал ему, что к родственникам следует быть снисходительнее, что бы они ни натворили. Что до Шан Цинхуа, то он отнюдь не стремился напоминать Мобэй-цзюню о чём-либо — на самом деле он бы не возражал, если бы тот и вовсе забыл о его собственном существовании…
Подняв глаза от ущелья, где скрылся его дядя, демон бросил:
— Стой!
Шан Цинхуа, подволакивая пробитую голень, и впрямь собрался было улизнуть, однако от неожиданного окрика испуганно застыл.
Будучи пойманным на месте преступления [6], он не надеялся оправдаться, и впрямь снедаемый муками совести. Слыша, как поскрипывает лёд под тяжёлыми шагами Мобэй-цзюня, он обречённо закрыл лицо руками.
— Что ты делаешь?! — рявкнул Мобэй-цзюнь. Похоже, он был не на шутку разгневан: от обычного презрительного равнодушия не осталось и следа.
— Разве вы сами не велели мне больше не показываться вам на глаза? — виновато отозвался Шан Цинхуа. — Не в силах исчезнуть с ваших глаз полностью, я скрыл от вас хотя бы лицо.
Мобэй-цзюнь замахнулся — и заклинатель привычно обхватил голову руками.
После мучительно долгой паузы владыка демонов взял его за запястья, отводя руки от лица Шан Цинхуа, и вытянул их по швам, с трудом сохраняя терпение:
— Ещё раз так сделаешь — лишишься обеих рук!
Видя, что он едва не скрежещет зубами от гнева, Шан Цинхуа еле удержался от того, чтобы вновь закрыться, но ради своих верных рук, которыми сутками напролёт стучал по клавиатуре, не зная роздыха [7], он сумел подавить этот порыв.
Глядя на то, как он трясётся от ужаса, Мобэй-цзюнь раздражённо бросил:
— Неужто я и впрямь настолько страшен?
— Нет, что вы! — принялся заверять его Шан Цинхуа. — Просто под взглядом Вашего Величества мне всегда кажется, что вы собираетесь мне наподдать. Когда вы прежде, случалось, поколачивали меня, это меня не тяготило, но теперь, после того, как вы взошли на престол, всё изменилось. Нынче единое мановение вашей руки способно поднять бьющие о скалы волны и пробивать облака их осколками, так что, боюсь, я больше не вынесу ваших ударов…
— Замолчи и ступай за мной! — велел ему Мобэй-цзюнь.
Махнув рукой даже на инстинкт самосохранения, Шан Цинхуа вцепился в скалу подобно геккону [8]:
— Не пойду! Вернее, пойду, но не туда — я хочу вернуться домой!
— А если я позволю тебе ударить меня в ответ, — предложил Мобэй-цзюнь, — то ты не уйдёшь?
— Вместо того, чтобы, оставшись, подвергаться побоям трижды в день, я... Что? — наконец осознал смысл услышанного Шан Цинхуа.
Ударить?
Ударить в ответ?
Мобэй-цзюнь правда хочет, чтобы он ударил его в ответ?
Чтобы удержать его, Мобэй-цзюнь готов позволить ему ударить его в ответ?
Не в силах переварить всё это, мозг трясущегося от страха Шан Цинхуа принялся выстраивать бесконечные циклы подобных лесенок.
Мобэй-цзюнь недвижно стоял, вздёрнув подбородок, словно тем самым желал сказать: «Можешь ударить меня хоть сейчас, я не отвечу», однако краем глаза продолжал украдкой поглядывать на Шан Цинхуа.
Видя, что заклинатель не собирается применять силу, Мобэй-цзюнь, вроде как, обрадовался, хоть это и проявилось разве что в слегка вздёрнутых бровях.
— Что, не будешь? — наконец бросил он. — Время вышло — теперь тебе уже не дозволено бить. Идём.
«Погоди минутку, разве я говорил, что не буду? — возмутился про себя Шан Цинхуа. — Откуда мне было знать, что есть ограничение по времени?»
Бровь Мобэй-цзюня вновь дёрнулась в гримасе скрытого довольства, и он схватил Шан Цинхуа за руку, сорвавшись на бег.
— Ой, мамочки, больно! — незамедлительно заголосил тот. — Посмотрите на меня, Ваше Величество! Посмотрите!
Обернувшись, Мобэй-цзюнь узрел его окровавленную ногу.
Поразмыслив над этим, он попытался было поднять Шан Цинхуа на спину.
Перепугавшись до полусмерти, заклинатель взмолился:
— Пощадите меня, Ваше Величество! Пощадите! Если вы понесёте меня так, то я точно потеряю ногу!
— Что же мне делать? — растерялся Мобэй-цзюнь.
— Почему бы вам… — предложил Шан Цинхуа, смаргивая слёзы, — сперва не подыскать лекаря?
На это демон лишь недовольно прищёлкнул языком и, развернувшись, удалился.
Налетел порыв холодного ветра, заставив содрогнуться оставшегося в полном одиночестве Шан Цинхуа, который в изумлении застыл на месте подобно статуе [9].
Неужто господин… счёл его чересчур докучливым?
Однако спустя некоторое время Мобэй-цзюнь вернулся, неведомо как раздобыв ручную тележку, и «статуя» тотчас пришла в чувство.
Вид того, как второй по значению владыка Царства демонов, прекрасный в своей возвышенной непроницаемости, властитель рода Мобэй-цзюнь, не считаясь со своим положением, толкает побитую жизнью тележку, показался ему весьма забавным.
Потрясённый вздох Шан Цинхуа напрочь разрушил всю атмосферу.
Глядя на то, как на лбу Мобэй-цзюня пульсируют вены, заклинатель старательно нахмурился, принявшись причитать:
— Ох, ох!
После нескольких таких восклицаний демон подхватил Шан Цинхуа, посадил его в тележку и встал впереди, потянув её за собой.
Эта неказистая разболтанная тележка явно служила верой и правдой какой-то крестьянской семье — до того, как её присвоил Мобэй-цзюнь, в ней возили корм для скота, хворост или вёдра с помоями, но Шан Цинхуа восседал на ней, гордо подняв голову и источая ауру величественности [10]. Любой, кто не знал правды, мог рассудить, что перед ним — молодой чжуанъюань [11], который после долгих томительных лет тяжкой учёбы [12] наконец-то возвысился и теперь с фанфарами [13] направляется на пожалованную самим императором свадьбу [14].
Воистину, кармический круг замкнулся: при первой встрече с Мобэй-цзюнем он сам использовал тележку, чтобы оттащить бессознательного Мобэй-цзюня в гостиницу!
«Верно говорится в стихотворении: “Тридцать лет река течёт на восток, тридцать лет — на запад [15]”, — подумалось Шан Цинхуа. — И как знать, быть может, в следующем году скрипучее колесо тележки подвезёт нас к моему дому, ха-ха!»
Забывшись от блаженства [16], Шан Цинхуа приосанился [17] и, расхрабрившись, заявил:
— Я хочу поесть лапши!
Хоть лапша в исполнении Ло Бинхэ была невероятно вкусной, её также было до обидного мало [18] — можно сказать, она лишь раздразнила аппетит.
— Гм, — отозвался Мобэй-цзюнь.
— Тянутую лапшу, — уточнил Шан Цинхуа.
— Это можно, — лаконично бросил демон.
— И чтоб ты сам приготовил, — окончательно обнаглев [19], заявил Шан Цинхуа.
Тележка, дёрнувшись, остановилась — Мобэй-цзюнь замер на месте.
Чувствуя, что в воздухе внезапно потянуло холодом, Шан Цинхуа тут же пошёл на попятный:
— Я сам сделаю, разумеется, я сделаю! Ляпнул, не подумав, хе-хе…
«Ох, — выдохнул он про себя. — Что и говори, мечты — одно дело, а суровая реальность — совсем другое [20]…»
Спустя какое-то время тележка вновь медленно тронулась с места.
— Сделаю, — не оборачиваясь, заявил Мобэй-цзюнь.
Шан Цинхуа онемел от изумления.
«Что он только что сказал? Сделает? Тянутую лапшу? САМ?»
Сперва Мобэй-цзюнь сам предложил его ударить! А теперь согласился сделать ему лапшу — что сегодня за день такой? Да это ж величайший день в его жизни!
И тут-то Шан Цинхуа принял окончательное решение!
Он вернётся к своему старому ремеслу.
И дерзкий псевдоним Сян Тянь Да Фэйцзи вновь взорвёт литературный мир [21]!
«Итак, что же мне написать? — Шан Цинхуа задумчиво похлопал себя по бедру. — Я слыхал, что почти весь тираж “Сожалений горы Чунь” Люсу Мяньхуа [22] разошёлся как горячие пирожки. Что если последовать этой тенденции?» — Хоть сам мастер считал своё творчество выше любых сравнений, при этом он хорошо понимал, что имеет смысл писать то, что лучше продаётся. Сян Тянь Да Фэйцзи всегда отличался умением держать нос по ветру, так что, видя, что какое-то направление набирает популярность, он незамедлительно брал его на вооружение!
Первым делом следует подобрать хороший «цепляющий» заголовок: скажем, «Секретные анналы пика Цинцзин», «Мой ученик неправдоподобно мил» или «Кто бы мог подумать, что уважаемый наставник может быть столь нежным» — что-то вроде этого; в любом случае, над этим ещё стоит поразмыслить. Пусть его стиль не дотягивает до Люсу Мяньхуа, это не главное — в конце концов, творчество Сян Тянь Да Фэйцзи набрало бешеную популярность отнюдь не благодаря стилю. Вдобавок мастер Самолёт не очень-то одобрял плоды её сотрудничества с тремя даосками. Как бы они ни изгалялись, Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ — всего лишь двое людей, так что тематика выходит чересчур узкой и в конце концов наверняка исчерпает себя. Сам он считал, что следует действовать смелее, отпустив фантазию на волю [23]: скажем, почему в «Сожалениях горы Чунь» речь идёт всего о двух обитателях хребта Цанцюн? А как же несравненный красавец Лю Цингэ — отчего же его обходят вниманием? А прямо-таки источающий благородство Юэ Цинъюань, прекрасный мужчина, денно и нощно пекущийся о благе своей дружной семьи [24]? А шиди Му и шисюн Вэй — раз они не признанные любимцы публики, то что же, вы считаете, что не стоит позволять им вариться в своих альтернативных пэйрингах [25], а то все читатели разбегутся?
Подытоживая всё это, Шан Цинхуа решил, забыв стыд (вычеркнуть) и чувство собственного достоинства (вычеркнуть), завоевать местный литературный Олимп — так что ему не придётся торговать мылом собственного изготовления, чтобы наконец преуспеть [26]!
Упиваясь этими фантазиями, Сян Тянь Да Фэйцзи трясся на ухабистой дороге, задрав ноги в скрипучей тележке, которую на закате дня [27] неведомо куда тянул за собой Мобэй-цзюнь.
Несмотря на то, что в его романе творился неописуемый кавардак [28], а стиль и впрямь был достоин ученика начальной школы, из-за чего любой серьёзный читатель не мог удержаться от того, чтобы, швырнув книгу наземь, разбранить её на все корки: «Что это за бесконечный поток чуши?» — Сян Тянь Да Фэйцзи привык всякий раз отметать все обвинения небрежным: «Всего лишь…» — раз за разом идя на компромисс [29]. Скажем, это всего лишь развлекательная новелла — просто читайте и получайте удовольствие, ни к чему воспринимать её всерьёз; я всего лишь написал это ради удовольствия, так что проявите капельку снисхождения; это всего лишь то самое лёгкое чтиво, которое вы здесь и ищете; всего лишь…
Всего лишь.
…Ведь дело в том, что ему всего лишь по-настоящему полюбилась история, которую он написал.
Примечания переводчиков:
[1] Расточительный — в оригинале 暴殄天物 (bào tiǎn tiān wù) — в пер. с кит. «нерачительно обращаться с дарами природы», также в значении «транжирить, расточать добро».
[2] В ужасе — в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».
[3] Ублюдок — в оригинале 乌龟王八 (wūguī wángba) — в пер. с кит. «чёрная сухопутная черепаха и дальневосточная черепаха», также бранное «ублюдок», поскольку в Китае черепахи считаются ужасно распущенными животными, не ведающими, от кого их потомство.
[4] Такой же вор — как вы помните, в экстре «Слово о Чжучжи. Часть 2» Тяньлан-цзюнь упоминал о том, что отец Мобэй-цзюня увёл жену у младшего брата — Линьгуан-цзюня, мотивируя этим Чжучжи-лана — мол, то, что Ло Бинхэ — его двоюродный брат, ничуть не мешает забрать у него Шэнь Цинцю, скорее наоборот.
[5] Поражён в самое сердце — в оригинале 瞠目结舌 (chēng mù jié shé) — в пер. с кит. «вытаращить глаза и привязать язык», образно в значении «опешить, остолбенеть, онеметь, от конфуза лишиться дара речи, разинувши рот, вытаращив глаза».
[6] На месте преступления — в оригинале 咸猪手 (xiánzhūshǒu) — в пер. с кит. «распускающий руки, лапающий женщин».
[7] Не зная роздыха — в оригинале 汗马功劳 (hànmǎ gōngláo) — в пер. с кит. «заслуги, совершённые на взмыленном коне»; обр. в знач. «ратные подвиги, большие достижения (через неустанный труд)»
[8] Вцепившись в скалу подобно геккону — лапки геккона покрыты множеством микроскопических волосков, сцепляющихся с опорной поверхностью посредством ван-дер-ваальсовых сил, что помогает ящерице перемещаться по потолку, стеклу и другим поверхностям. Геккон массой в 50 грамм способен удерживать на лапках груз весом до 2 кг. Лапы и тело геккона также участвуют в прикреплении волосков к стеклу, играя роль своеобразной биологической пружины, прижимающей конечности рептилии к гладкой поверхности.
[9] Подобно статуе — в оригинале 呆若木鸡 (dāi ruò mù jī) — в пер. с кит. «застыть как деревянный петух», обр. в знач. «обалдеть; остолбенеть, окаменеть, оцепенеть».
[10] Гордо подняв голову и источая ауру величественности — в оригинале 扬眉吐气、威风凛凛. 扬眉吐气 (yángméitǔqì) — в пер. с кит. «поднять брови и [свободно] вздохнуть», обр. в знач. «воспрянуть духом, поднять голову». 威风凛凛 (wēifēng lǐnlǐn) — в пер. с кит. «грозный, воинственный».
[11] Чжуаньюань 状元 (zhuàngyuan) — чжуанъюань — «первый из сильнейших», занявший первое место на столичных экзаменах на степень цзиньши (высшая степень), первый кандидат на высокую должность; в современном значении — «передовик, первоклассный специалист, знаток».
[12] После долгих томительных лет тяжкой учёбы — в оригинале 十年寒窗 (shíniánhánchuāng) — в пер. с кит. «десять лет у холодного окна», обр. в знач. «упорно учиться, невзирая на лишения».
[13] С фанфарами — в оригинале 敲锣打鼓 (qiāo luó dǎ gǔ) — в букв. пер. с кит. «бить в гонг и стучать в барабаны», в переносном значении — «привлекать к себе внимание».
[14] …направляется на пожалованную самим императором свадьбу — подобный эпизод, в частности, встречается в романе У Чэнъэня «Путешествие на Запад» — так и встретились родители главного героя, Сюаньцзана.
На свадьбу — в оригинале 迎亲 (yíngqīn) — устар. «встречать невесту» (близким жениха у дома невесты).
[15] Тридцать лет река течёт на восток, тридцать лет — на запад 三十年河东，三十年河西 (sān shí nián hé dōng,sān shí nián hé xī) — имеется в виду река Хуанхэ; образно — «Всё течёт, всё меняется», «Жизнь полна взлётов и падений», «превратности жизни».
[16] Забывшись от блаженства — в оригинале 飘飘欲仙 (piāo piāo yù xiān) — в пер. с кит. «воспарить на седьмом небе от счастья, ощущение божественной легкости и радости».
[17] Приосанился — в оригинале 仙风道骨 (xiānfēngdàogǔ) — в пер. с кит. «манеры бессмертного и тело (облик) даоса», обр. в знач. «незаурядный человек».
[18] До обидного мало — в оригинале 几根 (jī gēn) — в букв. пер. с кит. «на несколько палочек» — на пару глотков.
[19] Окончательно обнаглев — в оригинале 得寸进尺 (dé cùn jìn chǐ) — в пер. с кит. «получив цунь (3,25 см), продвинуться на чи (32,5 см)», обр. в знач. «ненасытный, алчный, руки загребущие, жадничать, зарываться», «Сколько ни дай, ему всё мало», «Дай ему палец — руку по локоть отхватит».
[20] Мечты — одно дело, а суровая реальность — совсем другое— в оригинале 理想很丰满，现实很骨感 (Lǐxiǎng hěn fēngmǎn, xiànshí hěn gǔ gǎn) — в пер. с кит. «Мечты упитанные, а реальность — тощая».
[21] Взорвёт литературный мир — в оригинале来势汹汹 (láishì xiōngxiōng) — в пер. с кит. «интенсивно напирать, появляться с угрожающим видом, ворваться, взорвать своим появлением».
[22] Люсу Мяньхуа 柳宿眠花 (Liǔsù Miánhuā) — как вы помните, это литературный псевдоним Лю Минъянь. В букв. пер. с кит. «спящий средь ив цветок», Лю — «ива», как в фамилии Лю Минъянь. Если же поменять иероглифы местами — Мяньхуа Сулю 眠花宿柳 (Miánhuā Sùliǔ), то получится «спать среди цветов, ночевать в ивах», в образном значении — «проводить ночи в публичных домах».
[23] Отпустив фантазию на волю — в оригинале 大胆奔放 (dàdǎn bēnfàng) — в пер. с кит. «смело мчаться во весь опор», обр. в знач. «дать волю, пустить (коня) на свободный ход, вольно, непринуждённо».
[24] Пекущийся о благе своей дружной семьи — в оригинале 宜家 (yíjiā) — в пер. с кит. «нести счастье в дом», «дружная семья». Любопытно, что так в Китае называется сеть IKEA.
[25] Альтернативный пэйринг — в оригинале NP в противоположность главному — CP.
[26] Преуспеть — в оригинале стать Хэ Хоухуа 何厚铧 (Hé Hòuhuá) — р. в 1955 г. финансист и политик из Макао.
[27] На закате дня — в оригинале 夕阳西下 (xī yáng xī xià) — помимо буквального «на закате» это значит также «на склоне лет», «на стадии завершения, угасания» — что, возможно, в данном случае имеет символическое значение.
[28] Кавардак — в оригинале 鸡飞狗跳 (jī fēi gǒu tiào) — в букв. пер. «летающие курицы и скачущие собаки».
[29] Идя на компромисс — в оригинале 和稀泥 (huò xīní) — в пер. с кит. «месить жидкую глину», обр. в знач. «сглаживать острые углы; примирять».
Следующая глава
Упиваясь воспоминаниями о лапше, которую приготовило его детище, Шан Цинхуа лениво ковырял в зубах стебельком травы, шагая по горной тропе.
Внезапно он поскользнулся на ходу.
При этом Шан Цинхуа едва не скатился в ущелье, над которым проходила тропа — свались он туда, не имеющий при себе меча заклинатель не сумел бы выбраться. «Как можно поскользнуться не пойми на чём? — выругался он про себя. — Я ж создатель этого мира, а не какая-то неуклюжая девица из манги, которая то и дело падает на ровном месте!»
Сидя на земле, он огляделся, но так и не обнаружил поблизости ничего вроде банановой кожуры или корня, на которые он мог бы свалить вину за своё падение — лишь небольшую лужицу.
Замёрзшую лужицу. Растущая близ неё трава сплошь покрылась инеем.
читать дальшеБросившись к ближайшей скале, Шан Цинхуа прижался к ней в поисках хоть какого-то укрытия.
Он-то полагал, что играется со смертью, дожидаясь, пока на горизонте не объявится жаждущий мести Мобэй-цзюнь — однако, когда из-за зарослей лиан показался знакомый силуэт, он понял, что дело обстоит куда хуже.
— Подумать только, кого я вижу! — воскликнул Линьгуан-цзюнь.
— И кого же? — с натужным смешком отозвался Шан Цинхуа.
— Мобэй в поисках тебя перевернул все северные рубежи, — бросил демон, похлопав его по макушке. — А ты, оказывается, знаешь толк в прятках.
— Цзюнь-шан изволит шутить — зачем бы мне прятаться…
— Зачем, говоришь? — передразнил его Линьгуан-цзюнь. — Вот и мне тоже интересно, от чего же ты скрываешься? Ведь во время нашей последней встречи в ледяном дворце ты оказал ему такую услугу — а Мобэй даже не успел тебя вознаградить — вот я и гадаю, неужто это захолустье тебе милее?
— Право, вы мне льстите! — замахал руками Шан Цинхуа. — Я не имею к этому ни малейшего отношения — Мобэй-цзюнь превосходно справился своими силами…
Он столь старательно отнекивался от своего участия, не без основания беспокоясь, что Линьгуан-цзюнь припомнит ему эту «заслугу». Мог ли он предвидеть, что при этих словах демон внезапно переменится в лице:
— Ты хочешь сказать, что этот негодный мальчишка способен совладать со мной и без помощи подлой, двуличной, развратной шавки с хребта Цанцюн, которая внезапно выскочила, поломав все мои планы? — сурово вопросил он.
Шан Цинхуа оказался в тупике — что ответишь, что не ответишь — всё одно сядешь в лужу.
— Как это возможно?! — наконец взмолился он. — Мобэй-цзюнь сумел одолеть Цзюнь-шана лишь благодаря подлым приёмам!
— Ты что, смеёшься надо мной? — рявкнул Линьгуан-цзюнь.
Шан Цинхуа порядком растерялся.
В самом деле, если подумать, то кто и воспользовался подлым приёмом — так это сам Линьгуан-цзюнь. Пытаясь польстить, Шан Цинхуа лишь усугубил своё положение — всё, что бы он ни сказал, оборачивалось против него. На протяжении всех тех лет, когда ему приходилось с фальшивой улыбкой заискивать перед вышестоящими, он впервые столкнулся со столь сложным характером.
Сдавшись, он вовсе замолчал, чувствуя, как горестно вытягивается лицо.
— Надо же было мне сверх всякого ожидания по чистой случайности натолкнуться на того, кого отчаялся найти этот мальчишка Мобэй, — холодно усмехнулся Линьгуан-цзюнь. — Пожалуй, в таком случае мне стоит найти тебе хорошее применение…
— Цзюнь-шан! Если, поймав меня, вы хотите тем самым шантажировать Мобэй-цзюня, то я должен предупредить вас, что это совершенно бесполезно! — поспешил разубедить его Шан Цинхуа. — Я открою вам истинную причину своего бегства: в тот раз, пока он лежал на полу, неподвижный и беспомощный, я не устоял перед соблазном ударить его разок… А вы же знаете его бешеный нрав! Но ведь, отталкивая кого-то, невозможно его не ранить, правда ведь? Ну а потом, устрашившись его мести… я попросту сбежал. И он всё это время искал меня, лишь чтобы отыграться. Я в его глазах вовсе не представляю собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги — только и всего.
— И зачем ты рассказываешь мне всё это? — помедлив, нетерпеливо потребовал Линьгуан-цзюнь. — Разве я похож на демона, способного на подобное?
«Да как вам сказать? — вопросил про себя Шан Цинхуа. — Для того, кто исподтишка нападает на своего племянника, это вполне в порядке вещей». Обдумав это, он со всей искренностью ответил:
— Не похожи.
— По-твоему, у меня хватит на это терпения? — продолжал Линьгуан-цзюнь.
— Насчёт этого я ничего не могу сказать, — растерялся Шан Цинхуа. — Тогда как же вы желаете меня использовать?
— Как использовать? — повторил за ним демон. — Убить тебя, чтобы выместить гнев — как тебе такое применение?
От этого Шан Цинхуа на мгновение онемел, после чего, с трудом подбирая слова, выдавил:
— Нет, вам не стоит быть столь расточительным [1], Цзюнь-шан! Быть может, вы всё же попробуете шантажировать Мобэй-цзюня, взяв меня в плен? Неужто вам не жаль так вот просто убить меня?
— Не ты ли только что утверждал, что «не представляешь собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги»? — парировал Линьгуан-цзюнь.
— Не зря же издавна говорят, что скромность красит человека, — не преминул заметить Шан Цинхуа.
Едва вымолвив это, он внезапно вскинул руку, испуганно вскрикнув:
— Смотрите, огонь «чёрного солнца»!
В небо взвились языки пламени — Линьгуан-цзюнь еле успел отшатнуться. Однако, когда они вновь опали, быстро угаснув, стало очевидно, что это отнюдь не «чёрное солнце», огонь которого не загасить даже водой — не говоря уже об обычном порыве ветра. Этот презренный Шан Цинхуа вновь надул его!
Ненависть Линьгуан-цзюня полыхнула с новой силой — стряхнув росу с ближайшей ветки, он нацелил капли на заклинателя. Тот внезапно ощутил холод в лодыжке — ногу пронзил заряд ледяной демонической энергии, и мужчина с размаха рухнул на тропу.
Линьгуан-цзюнь наступил на колено другой ноги Шан Цинхуа, бросив:
— Ты вёрткий, словно таракан — а что если я оставлю тебя без ног, сможешь убежать?
Отнюдь не обладавший бесстрашной и несгибаемой натурой Шан Цинхуа в ужасе [2] возопил:
— Ваше Величество!!!
И владыка демонов явился на зов!
Тёмно-синяя фигура возникла из воздуха, подобно призраку. Один щелчок — и два заряда чёрной демонической энергии вонзились в ногу Линьгуан-цзюня, который тут же схватился за разбитую коленную чашечку.
— И надо тебе было появиться именно сейчас, мальчишка?! — в ярости выплюнул он. — Нет чтобы немного позже! Не мог подождать, пока я размозжу ему колено?
— Нет, — холодно бросил Мобэй-цзюнь, пинком разбивая ему второе колено.
Однако решимость Линьгуан-цзюня и тут не пошатнулась: удержавшись от крика боли, хоть оба его колена были раскрошены в порошок, он вместо этого разразился проклятиями:
— А ты и правда сын своего снулого папаши! Как ты ни пытался стать другим, а всё одно — такой же! Такой же ублюдок [3], как и он, такой же вор [4]! Почему бы тебе не сдохнуть так же рано, как и он, чтоб тебя!
— Если не прекратишь, составишь ему компанию, — бросил Мобэй-цзюнь.
Шан Цинхуа был поражён в самое сердце [5]: он знал, что между Линьгуан-цзюнем и его старшим братом стояли старые обиды, но и не подозревал, насколько на самом деле глубока его ненависть, что он, при всей безупречности своих манер, не стесняется браниться на чём свет стоит прямо на улице…
После этого Мобэй-цзюнь одной рукой приподнял безостановочно бранящегося дядю и швырнул его в ущелье. Любой человек при этом разбился бы насмерть, но для демона подобное падение не было смертельным. И всё же Шан Цинхуа не почёл за нужное напоминать Мобэй-цзюню, что дурную траву надобно рвать с корнем — в конце концов, Линьгуан-цзюнь был его дядей, да и миролюбивый отец наверняка внушал ему, что к родственникам следует быть снисходительнее, что бы они ни натворили. Что до Шан Цинхуа, то он отнюдь не стремился напоминать Мобэй-цзюню о чём-либо — на самом деле он бы не возражал, если бы тот и вовсе забыл о его собственном существовании…
Подняв глаза от ущелья, где скрылся его дядя, демон бросил:
— Стой!
Шан Цинхуа, подволакивая пробитую голень, и впрямь собрался было улизнуть, однако от неожиданного окрика испуганно застыл.
Будучи пойманным на месте преступления [6], он не надеялся оправдаться, и впрямь снедаемый муками совести. Слыша, как поскрипывает лёд под тяжёлыми шагами Мобэй-цзюня, он обречённо закрыл лицо руками.
— Что ты делаешь?! — рявкнул Мобэй-цзюнь. Похоже, он был не на шутку разгневан: от обычного презрительного равнодушия не осталось и следа.
— Разве вы сами не велели мне больше не показываться вам на глаза? — виновато отозвался Шан Цинхуа. — Не в силах исчезнуть с ваших глаз полностью, я скрыл от вас хотя бы лицо.
Мобэй-цзюнь замахнулся — и заклинатель привычно обхватил голову руками.
После мучительно долгой паузы владыка демонов взял его за запястья, отводя руки от лица Шан Цинхуа, и вытянул их по швам, с трудом сохраняя терпение:
— Ещё раз так сделаешь — лишишься обеих рук!
Видя, что он едва не скрежещет зубами от гнева, Шан Цинхуа еле удержался от того, чтобы вновь закрыться, но ради своих верных рук, которыми сутками напролёт стучал по клавиатуре, не зная роздыха [7], он сумел подавить этот порыв.
Глядя на то, как он трясётся от ужаса, Мобэй-цзюнь раздражённо бросил:
— Неужто я и впрямь настолько страшен?
— Нет, что вы! — принялся заверять его Шан Цинхуа. — Просто под взглядом Вашего Величества мне всегда кажется, что вы собираетесь мне наподдать. Когда вы прежде, случалось, поколачивали меня, это меня не тяготило, но теперь, после того, как вы взошли на престол, всё изменилось. Нынче единое мановение вашей руки способно поднять бьющие о скалы волны и пробивать облака их осколками, так что, боюсь, я больше не вынесу ваших ударов…
— Замолчи и ступай за мной! — велел ему Мобэй-цзюнь.
Махнув рукой даже на инстинкт самосохранения, Шан Цинхуа вцепился в скалу подобно геккону [8]:
— Не пойду! Вернее, пойду, но не туда — я хочу вернуться домой!
— А если я позволю тебе ударить меня в ответ, — предложил Мобэй-цзюнь, — то ты не уйдёшь?
— Вместо того, чтобы, оставшись, подвергаться побоям трижды в день, я... Что? — наконец осознал смысл услышанного Шан Цинхуа.
Ударить?
Ударить в ответ?
Мобэй-цзюнь правда хочет, чтобы он ударил его в ответ?
Чтобы удержать его, Мобэй-цзюнь готов позволить ему ударить его в ответ?
Не в силах переварить всё это, мозг трясущегося от страха Шан Цинхуа принялся выстраивать бесконечные циклы подобных лесенок.
Мобэй-цзюнь недвижно стоял, вздёрнув подбородок, словно тем самым желал сказать: «Можешь ударить меня хоть сейчас, я не отвечу», однако краем глаза продолжал украдкой поглядывать на Шан Цинхуа.
Видя, что заклинатель не собирается применять силу, Мобэй-цзюнь, вроде как, обрадовался, хоть это и проявилось разве что в слегка вздёрнутых бровях.
— Что, не будешь? — наконец бросил он. — Время вышло — теперь тебе уже не дозволено бить. Идём.
«Погоди минутку, разве я говорил, что не буду? — возмутился про себя Шан Цинхуа. — Откуда мне было знать, что есть ограничение по времени?»
Бровь Мобэй-цзюня вновь дёрнулась в гримасе скрытого довольства, и он схватил Шан Цинхуа за руку, сорвавшись на бег.
— Ой, мамочки, больно! — незамедлительно заголосил тот. — Посмотрите на меня, Ваше Величество! Посмотрите!
Обернувшись, Мобэй-цзюнь узрел его окровавленную ногу.
Поразмыслив над этим, он попытался было поднять Шан Цинхуа на спину.
Перепугавшись до полусмерти, заклинатель взмолился:
— Пощадите меня, Ваше Величество! Пощадите! Если вы понесёте меня так, то я точно потеряю ногу!
— Что же мне делать? — растерялся Мобэй-цзюнь.
— Почему бы вам… — предложил Шан Цинхуа, смаргивая слёзы, — сперва не подыскать лекаря?
На это демон лишь недовольно прищёлкнул языком и, развернувшись, удалился.
Налетел порыв холодного ветра, заставив содрогнуться оставшегося в полном одиночестве Шан Цинхуа, который в изумлении застыл на месте подобно статуе [9].
Неужто господин… счёл его чересчур докучливым?
Однако спустя некоторое время Мобэй-цзюнь вернулся, неведомо как раздобыв ручную тележку, и «статуя» тотчас пришла в чувство.
Вид того, как второй по значению владыка Царства демонов, прекрасный в своей возвышенной непроницаемости, властитель рода Мобэй-цзюнь, не считаясь со своим положением, толкает побитую жизнью тележку, показался ему весьма забавным.
Потрясённый вздох Шан Цинхуа напрочь разрушил всю атмосферу.
Глядя на то, как на лбу Мобэй-цзюня пульсируют вены, заклинатель старательно нахмурился, принявшись причитать:
— Ох, ох!
После нескольких таких восклицаний демон подхватил Шан Цинхуа, посадил его в тележку и встал впереди, потянув её за собой.
Эта неказистая разболтанная тележка явно служила верой и правдой какой-то крестьянской семье — до того, как её присвоил Мобэй-цзюнь, в ней возили корм для скота, хворост или вёдра с помоями, но Шан Цинхуа восседал на ней, гордо подняв голову и источая ауру величественности [10]. Любой, кто не знал правды, мог рассудить, что перед ним — молодой чжуанъюань [11], который после долгих томительных лет тяжкой учёбы [12] наконец-то возвысился и теперь с фанфарами [13] направляется на пожалованную самим императором свадьбу [14].
Воистину, кармический круг замкнулся: при первой встрече с Мобэй-цзюнем он сам использовал тележку, чтобы оттащить бессознательного Мобэй-цзюня в гостиницу!
«Верно говорится в стихотворении: “Тридцать лет река течёт на восток, тридцать лет — на запад [15]”, — подумалось Шан Цинхуа. — И как знать, быть может, в следующем году скрипучее колесо тележки подвезёт нас к моему дому, ха-ха!»
Забывшись от блаженства [16], Шан Цинхуа приосанился [17] и, расхрабрившись, заявил:
— Я хочу поесть лапши!
Хоть лапша в исполнении Ло Бинхэ была невероятно вкусной, её также было до обидного мало [18] — можно сказать, она лишь раздразнила аппетит.
— Гм, — отозвался Мобэй-цзюнь.
— Тянутую лапшу, — уточнил Шан Цинхуа.
— Это можно, — лаконично бросил демон.
— И чтоб ты сам приготовил, — окончательно обнаглев [19], заявил Шан Цинхуа.
Тележка, дёрнувшись, остановилась — Мобэй-цзюнь замер на месте.
Чувствуя, что в воздухе внезапно потянуло холодом, Шан Цинхуа тут же пошёл на попятный:
— Я сам сделаю, разумеется, я сделаю! Ляпнул, не подумав, хе-хе…
«Ох, — выдохнул он про себя. — Что и говори, мечты — одно дело, а суровая реальность — совсем другое [20]…»
Спустя какое-то время тележка вновь медленно тронулась с места.
— Сделаю, — не оборачиваясь, заявил Мобэй-цзюнь.
Шан Цинхуа онемел от изумления.
«Что он только что сказал? Сделает? Тянутую лапшу? САМ?»
Сперва Мобэй-цзюнь сам предложил его ударить! А теперь согласился сделать ему лапшу — что сегодня за день такой? Да это ж величайший день в его жизни!
И тут-то Шан Цинхуа принял окончательное решение!
Он вернётся к своему старому ремеслу.
И дерзкий псевдоним Сян Тянь Да Фэйцзи вновь взорвёт литературный мир [21]!
«Итак, что же мне написать? — Шан Цинхуа задумчиво похлопал себя по бедру. — Я слыхал, что почти весь тираж “Сожалений горы Чунь” Люсу Мяньхуа [22] разошёлся как горячие пирожки. Что если последовать этой тенденции?» — Хоть сам мастер считал своё творчество выше любых сравнений, при этом он хорошо понимал, что имеет смысл писать то, что лучше продаётся. Сян Тянь Да Фэйцзи всегда отличался умением держать нос по ветру, так что, видя, что какое-то направление набирает популярность, он незамедлительно брал его на вооружение!
Первым делом следует подобрать хороший «цепляющий» заголовок: скажем, «Секретные анналы пика Цинцзин», «Мой ученик неправдоподобно мил» или «Кто бы мог подумать, что уважаемый наставник может быть столь нежным» — что-то вроде этого; в любом случае, над этим ещё стоит поразмыслить. Пусть его стиль не дотягивает до Люсу Мяньхуа, это не главное — в конце концов, творчество Сян Тянь Да Фэйцзи набрало бешеную популярность отнюдь не благодаря стилю. Вдобавок мастер Самолёт не очень-то одобрял плоды её сотрудничества с тремя даосками. Как бы они ни изгалялись, Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ — всего лишь двое людей, так что тематика выходит чересчур узкой и в конце концов наверняка исчерпает себя. Сам он считал, что следует действовать смелее, отпустив фантазию на волю [23]: скажем, почему в «Сожалениях горы Чунь» речь идёт всего о двух обитателях хребта Цанцюн? А как же несравненный красавец Лю Цингэ — отчего же его обходят вниманием? А прямо-таки источающий благородство Юэ Цинъюань, прекрасный мужчина, денно и нощно пекущийся о благе своей дружной семьи [24]? А шиди Му и шисюн Вэй — раз они не признанные любимцы публики, то что же, вы считаете, что не стоит позволять им вариться в своих альтернативных пэйрингах [25], а то все читатели разбегутся?
Подытоживая всё это, Шан Цинхуа решил, забыв стыд (вычеркнуть) и чувство собственного достоинства (вычеркнуть), завоевать местный литературный Олимп — так что ему не придётся торговать мылом собственного изготовления, чтобы наконец преуспеть [26]!
Упиваясь этими фантазиями, Сян Тянь Да Фэйцзи трясся на ухабистой дороге, задрав ноги в скрипучей тележке, которую на закате дня [27] неведомо куда тянул за собой Мобэй-цзюнь.
Несмотря на то, что в его романе творился неописуемый кавардак [28], а стиль и впрямь был достоин ученика начальной школы, из-за чего любой серьёзный читатель не мог удержаться от того, чтобы, швырнув книгу наземь, разбранить её на все корки: «Что это за бесконечный поток чуши?» — Сян Тянь Да Фэйцзи привык всякий раз отметать все обвинения небрежным: «Всего лишь…» — раз за разом идя на компромисс [29]. Скажем, это всего лишь развлекательная новелла — просто читайте и получайте удовольствие, ни к чему воспринимать её всерьёз; я всего лишь написал это ради удовольствия, так что проявите капельку снисхождения; это всего лишь то самое лёгкое чтиво, которое вы здесь и ищете; всего лишь…
Всего лишь.
…Ведь дело в том, что ему всего лишь по-настоящему полюбилась история, которую он написал.
Примечания переводчиков:
[1] Расточительный — в оригинале 暴殄天物 (bào tiǎn tiān wù) — в пер. с кит. «нерачительно обращаться с дарами природы», также в значении «транжирить, расточать добро».
[2] В ужасе — в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».
[3] Ублюдок — в оригинале 乌龟王八 (wūguī wángba) — в пер. с кит. «чёрная сухопутная черепаха и дальневосточная черепаха», также бранное «ублюдок», поскольку в Китае черепахи считаются ужасно распущенными животными, не ведающими, от кого их потомство.
[4] Такой же вор — как вы помните, в экстре «Слово о Чжучжи. Часть 2» Тяньлан-цзюнь упоминал о том, что отец Мобэй-цзюня увёл жену у младшего брата — Линьгуан-цзюня, мотивируя этим Чжучжи-лана — мол, то, что Ло Бинхэ — его двоюродный брат, ничуть не мешает забрать у него Шэнь Цинцю, скорее наоборот.
[5] Поражён в самое сердце — в оригинале 瞠目结舌 (chēng mù jié shé) — в пер. с кит. «вытаращить глаза и привязать язык», образно в значении «опешить, остолбенеть, онеметь, от конфуза лишиться дара речи, разинувши рот, вытаращив глаза».
[6] На месте преступления — в оригинале 咸猪手 (xiánzhūshǒu) — в пер. с кит. «распускающий руки, лапающий женщин».
[7] Не зная роздыха — в оригинале 汗马功劳 (hànmǎ gōngláo) — в пер. с кит. «заслуги, совершённые на взмыленном коне»; обр. в знач. «ратные подвиги, большие достижения (через неустанный труд)»
[8] Вцепившись в скалу подобно геккону — лапки геккона покрыты множеством микроскопических волосков, сцепляющихся с опорной поверхностью посредством ван-дер-ваальсовых сил, что помогает ящерице перемещаться по потолку, стеклу и другим поверхностям. Геккон массой в 50 грамм способен удерживать на лапках груз весом до 2 кг. Лапы и тело геккона также участвуют в прикреплении волосков к стеклу, играя роль своеобразной биологической пружины, прижимающей конечности рептилии к гладкой поверхности.
[9] Подобно статуе — в оригинале 呆若木鸡 (dāi ruò mù jī) — в пер. с кит. «застыть как деревянный петух», обр. в знач. «обалдеть; остолбенеть, окаменеть, оцепенеть».
[10] Гордо подняв голову и источая ауру величественности — в оригинале 扬眉吐气、威风凛凛. 扬眉吐气 (yángméitǔqì) — в пер. с кит. «поднять брови и [свободно] вздохнуть», обр. в знач. «воспрянуть духом, поднять голову». 威风凛凛 (wēifēng lǐnlǐn) — в пер. с кит. «грозный, воинственный».
[11] Чжуаньюань 状元 (zhuàngyuan) — чжуанъюань — «первый из сильнейших», занявший первое место на столичных экзаменах на степень цзиньши (высшая степень), первый кандидат на высокую должность; в современном значении — «передовик, первоклассный специалист, знаток».
[12] После долгих томительных лет тяжкой учёбы — в оригинале 十年寒窗 (shíniánhánchuāng) — в пер. с кит. «десять лет у холодного окна», обр. в знач. «упорно учиться, невзирая на лишения».
[13] С фанфарами — в оригинале 敲锣打鼓 (qiāo luó dǎ gǔ) — в букв. пер. с кит. «бить в гонг и стучать в барабаны», в переносном значении — «привлекать к себе внимание».
[14] …направляется на пожалованную самим императором свадьбу — подобный эпизод, в частности, встречается в романе У Чэнъэня «Путешествие на Запад» — так и встретились родители главного героя, Сюаньцзана.
На свадьбу — в оригинале 迎亲 (yíngqīn) — устар. «встречать невесту» (близким жениха у дома невесты).
[15] Тридцать лет река течёт на восток, тридцать лет — на запад 三十年河东，三十年河西 (sān shí nián hé dōng,sān shí nián hé xī) — имеется в виду река Хуанхэ; образно — «Всё течёт, всё меняется», «Жизнь полна взлётов и падений», «превратности жизни».
[16] Забывшись от блаженства — в оригинале 飘飘欲仙 (piāo piāo yù xiān) — в пер. с кит. «воспарить на седьмом небе от счастья, ощущение божественной легкости и радости».
[17] Приосанился — в оригинале 仙风道骨 (xiānfēngdàogǔ) — в пер. с кит. «манеры бессмертного и тело (облик) даоса», обр. в знач. «незаурядный человек».
[18] До обидного мало — в оригинале 几根 (jī gēn) — в букв. пер. с кит. «на несколько палочек» — на пару глотков.
[19] Окончательно обнаглев — в оригинале 得寸进尺 (dé cùn jìn chǐ) — в пер. с кит. «получив цунь (3,25 см), продвинуться на чи (32,5 см)», обр. в знач. «ненасытный, алчный, руки загребущие, жадничать, зарываться», «Сколько ни дай, ему всё мало», «Дай ему палец — руку по локоть отхватит».
[20] Мечты — одно дело, а суровая реальность — совсем другое— в оригинале 理想很丰满，现实很骨感 (Lǐxiǎng hěn fēngmǎn, xiànshí hěn gǔ gǎn) — в пер. с кит. «Мечты упитанные, а реальность — тощая».
[21] Взорвёт литературный мир — в оригинале来势汹汹 (láishì xiōngxiōng) — в пер. с кит. «интенсивно напирать, появляться с угрожающим видом, ворваться, взорвать своим появлением».
[22] Люсу Мяньхуа 柳宿眠花 (Liǔsù Miánhuā) — как вы помните, это литературный псевдоним Лю Минъянь. В букв. пер. с кит. «спящий средь ив цветок», Лю — «ива», как в фамилии Лю Минъянь. Если же поменять иероглифы местами — Мяньхуа Сулю 眠花宿柳 (Miánhuā Sùliǔ), то получится «спать среди цветов, ночевать в ивах», в образном значении — «проводить ночи в публичных домах».
[23] Отпустив фантазию на волю — в оригинале 大胆奔放 (dàdǎn bēnfàng) — в пер. с кит. «смело мчаться во весь опор», обр. в знач. «дать волю, пустить (коня) на свободный ход, вольно, непринуждённо».
[24] Пекущийся о благе своей дружной семьи — в оригинале 宜家 (yíjiā) — в пер. с кит. «нести счастье в дом», «дружная семья». Любопытно, что так в Китае называется сеть IKEA.
[25] Альтернативный пэйринг — в оригинале NP в противоположность главному — CP.
[26] Преуспеть — в оригинале стать Хэ Хоухуа 何厚铧 (Hé Hòuhuá) — р. в 1955 г. финансист и политик из Макао.
[27] На закате дня — в оригинале 夕阳西下 (xī yáng xī xià) — помимо буквального «на закате» это значит также «на склоне лет», «на стадии завершения, угасания» — что, возможно, в данном случае имеет символическое значение.
[28] Кавардак — в оригинале 鸡飞狗跳 (jī fēi gǒu tiào) — в букв. пер. «летающие курицы и скачущие собаки».
[29] Идя на компромисс — в оригинале 和稀泥 (huò xīní) — в пер. с кит. «месить жидкую глину», обр. в знач. «сглаживать острые углы; примирять».
Следующая глава
Поделиться в соцсетях
31
Комментарии
Спасибо огромное!
И в молчаливом "гм" и в одном слове "сделаю" (когда речь шла о лапше).
Жду обновлений)))
Рада за Цинхуа и Мобэя! И очень рада, что Мосян Тунсю написала эту экстру.
Перевод прекрасен!