Предыдущая глава
Тропа уводила в глубины пещер Линси. Миновав бесчисленное множество
[2] поворотов, Шэнь Цинцю погрузился в совсем иной мир
[3]. В пещеры не проникал ни единый луч лунного света, ни единого дуновения ветерка, зато там царили покой и приятная прохлада. Камень белый, словно облако, бирюзовый, будто оперение зимородка, образовывал множество больших и малых удивительной красоты лож из камня. В центре пещеры пруд кристальной зеленоватой воды отражал этот неземной пейзаж подобно зеркалу.
Единственным недостатком можно было счесть то, что затворяющиеся здесь явно не уделяли достаточного внимания сохранению этого места общественного пользования: стены сплошь испещряли отметины и сколы как от лезвия меча, так и от его ци, а также сливающиеся друг с другом пятна потемневшей от времени крови.
читать дальшеТо была лишь одна из множества пещер, но, хоть она несколько напоминала сцену зверского убийства, Шэнь Цинцю, которого это место полностью устраивало, не собирался искать другое. Опустившись на каменное ложе, он предался совершенствованию духа и тела согласно заученным наизусть древним канонам.
Однако, похоже, все божества этого мира [4] объединились в намерении помешать ему честным образом грести свои баллы притворства: спустя некоторое время его медитация была прервана какими-то странными звуками.
Тяжёлое дыхание.
Тяжёлое дыхание человека, изнемогающего от боли.
В то же время этот человек излучал сумасшедшей силы волны духовной энергии.
Хорошо же. Шэнь Цинцю понимал, что происходит.
Пещеры Линси так велики — само собой, Шэнь Цинцю не был единственным, кто удалялся сюда. Вот только мало того, что он был не один — его товарищ по совершенствованию ещё и умудрился слететь с катушек, вступив в критическую стадию искажения ци [5].
«Я! Лишь! Хотел! Совершенствоваться! В! Уединении! И! Немного! Прокачать! Свои! Боевые! Навыки! Только! И! Всего! И что же, мне и этого сделать не дадут? И! Этого! Не! Дадут!» — неистовствовал про себя мужчина.
Тут же распахнув глаза, Шэнь Цинцю решил взглянуть, в чём там дело, а потому двинулся в сторону, откуда раздавались эти звуки и разносились волны духовной силы — они становились всё более отчётливыми по мере того, как он делал всё новые повороты на этом извилистом пути [6].
Когда Шэнь Цинцю наконец достиг другой пещеры, его глазам предстала стоящая спиной к нему фигура в белом. Вонзённый в стену длинный меч по самую рукоять ушёл в камень.
Духовная энергия меча хаотично металась по пещере. Покрытый пятнами крови человек в белом казался жертвой, но вёл себя подобно безжалостному убийце.
Этот человек пребывал во власти искажения ци лютой силы!
Шэнь Цинцю тут же принялся размышлять, основываясь на своих поверхностных знаниях, слава о которых была явно раздута [7]: а если он сумеет привести в порядок поток духовной энергии этого человека, то это в конечном счёте поможет ему или нанесёт новый удар, лишь усугубив всё ещё сильнее? При этой мысли Шэнь Цинцю бросил беглый взгляд на рукоять меча.
Тем временем вибрирующий от вышедшей из-под контроля духовной энергии хозяина меч понемногу высвобождался из стены с пронзительным звуком, беспрерывно источаемое рукоятью серебристое сияние высветило слова заговора и узор — луань и феникс [8].
Шэнь Цинцю с первого же взгляда опознал этот меч — как и его владельца.
Твою ж мать [9]!
Надо же было ему из всех людей наткнуться именно на этого человека!
Если прежде он желал помочь ему, то теперь только и думал о том, как бы удрать от него, спасая свою жизнь. Однако было поздно: облачённый в белое мужчина уже повернул голову, обнаружив присутствие Шэнь Цинцю!
Сейчас у того не было ни малейшего желания восхищаться этим «красавцем-мужчиной»: если этот красавчик глядит на тебя налитыми кровью глазами, то тебе только и остаётся, что бухнуться перед ним на колени, так ведь?!
Взмахнув рукавами, Шэнь Цинцю ударился в бегство. Облачённый в белое мужчина хлопнул ладонью по стене — во все стороны брызнули обломки камня. Меч наконец вырвался из каменного плена, отправившись в свободный полёт — и тут же очутился перед глазами бегущего, преградив ему путь. Если бы Шэнь Цинцю не успел вовремя затормозить — быть бы ему обезглавленным в тот самый миг. Обезумевший мужчина в белом тут же двинулся к нему, быстро приближаясь.
Видя, что ему не убежать, Шэнь Цинцю пришлось, скрепя сердце [10], собрать духовную энергию в правой руке — поставив всё на карту, он ударил ладонью в грудь противника под ложечкой.
Если верить преданиям, прославляющим этого человека, то его сила была почти равна читерской мощи главного героя — в таком случае, удар ладони Шэнь Цинцю был совершенно бесполезен. Мало того, не исключено, что от подобного столкновения он сам отлетит на три чжана [11], извергнув изо рта поток свежей крови.
Однако из этого удара всё же вышел толк — отлетел на три чи [12], выплёвывая кровь, отнюдь не Шэнь Цинцю, а его соперник!
Шэнь Цинцю поднял правую руку, воззрившись сперва на собственную пятерню, а затем — на сражённого им мужчину в белом. В глубине души у него зародилось чувство, что ему вовсе незачем притворяться, чтобы быть настолько обалденно крутым [13]!
На самом деле искажение ци делает человека не только внушающим ужас безумцем, но и предельно уязвимым — при должной доле везения этот удар мог перешибить последнюю поддерживающую его соломинку!
Шэнь Цинцю со смешанными чувствами смотрел на то, как мучается стоящий на одном колене человек, из последних сил пытаясь подняться на ноги, чтобы порвать своего противника в клочья, но раз за разом падая вновь — и в конце концов со вздохом наклонился к мужчине, опустив ладонь ему на спину.
— Давай-ка прежде всего условимся. — Шэнь Цинцю было наплевать на то, что этот человек, скорее всего, не понимает ни слова из того, что он говорит, так что он просто обращался к самому себе. — Быть может, уже слишком поздно, чтобы тебя спасти. Я не знаком с этой процедурой, так что если ты вдруг… кхе-кхе, то, так или иначе, я сделал всё что мог, а потому ни в коем случае не держи на меня зла.
Шэнь Цинцю не знал, сколько прошло времени, прежде чем он почувствовал, что бушующая в теле мужчины энергия постепенно успокаивается, возвращаясь к нормальному течению. Тогда у Шэнь Цинцю наконец отлегло от сердца, и он медленно убрал руку. Ему оставалось лишь надеяться, что, леча мёртвую лошадь, будто она живая [14], он не вызвал у своего пациента падение уровня совершенствования или чего-то подобного.
Спасённый им по чистой случайности [15] человек свесил голову, всё ещё не приходя в себя.
По правде говоря, Шэнь Цинцю давно уже понял, кто этот человек — и оповещение Системы лишь дало исчерпывающее подтверждение его догадке:
[Примите поздравления! Системное напоминание: Сюжет «Смерть Лю Цингэ» был изменён, самоубийственные стремления отрицательного персонажа Шэнь Цинцю снизились, уровень вражды снизился, вам начислено 200 баллов притворства!]
Он самый.
Его шиди собственной персоной — очередной простофиля, павший от руки оригинального Шэнь Цинцю.
Глава пика Байчжань — одного из двенадцати пиков хребта Цанцюн — Лю Цингэ [16].
Этот самый Лю Цингэ был невероятно крутым персонажем.
Каждый из пиков хребта Цанцюн обладал собственными сильными сторонами и характерными особенностями. К примеру, стоящий во главе школы пик Цюндин, воплощая собой общие интересы, руководил остальными, присматривая за всеми со своей высоты; пик Шэнь Цинцю, Цинцзин, был в чести у интеллектуалов и увлекающихся искусством молодых людей; на пик Ваньцзянь благодаря его удачному расположению, благоприятному климату и сплочённому товариществу [17] издревле стекались мастера, изготовляющие мечи; по одному названию пика Кусин [18] было понятно, что там к чему — и Шэнь Цинцю туда было не загнать даже плетью; на пик Сяньшу [19] дружно пускали слюни все остальные — ведь на него принимали исключительно девушек, чей уровень привлекательности к тому же был существенно выше среднего — красавицы окутывали этот пик, подобно лёгким облакам [20]. Убогие [21] читатели в соответствии с концепцией «пусть расцветают сто цветов [22]» беспрерывно строчили фанфики про жеребцов, превосходными образцами которых являлись такие произведения, как «Властная небожительница влюбилась в меня» и «Дни в объятиях пика Сяньшу». Хоть эти школьники едва научились составлять слова в предложения, а их эротические сцены попросту пробивали дно, эти фанфики получили столь широкое распространение в сети, что почти не уступали оригинальному произведению.
Однако превыше всех прочих восхищал, покорял и притягивал к себе парней-читателей именно пик Байчжань, главой которого был Лю Цингэ.
Из всех пиков хребта Цанцюн этот, безусловно, был самым воинственным — а также славился наивысшим уровнем боевого мастерства.
Все главы пика Байчжань прошлых поколений были непревзойдёнными мечниками, одержавшими победу в сотне битв и не потерпевшими ни единого поражения легендарными бойцами — можно представить, как горяча их кровь, как сильно они привлекают всеобщее внимание [23]!
Мужчин испокон веков восхищает сила — пусть Лю Цингэ формально так и не вышел на сцену, множество фанатов благоговели перед его боевой мощью — в числе этих восторженных поклонников был и почтенный господин [24] Шэнь Юань. В его воображении Лю Цингэ представлял собой величественный образ мужественного воина, резкого и стремительного, словно лезвие его меча — иными словами, подлинного Бога войны!
Опустив голову, Шэнь Цинцю воззрился на лицо, прекрасное почти женской прелестью, чувствуя, как разлетаются вдребезги его мечты, а вместе с ними — и его сердце. Живший в его душе светлый образ был только что безжалостно уничтожен.
Облик этого героя [25] кардинально расходился с образом непобедимого бога войны — это же вылитый беспечный юный красавчик из состоятельной семьи, которому в пору разве что составлять букеты да ломать ветвь ивы на память отбывающему [26]!
Да разве то, во что ты превратился, не является прямым оскорблением прекрасного мужественного образа, существующего в воображении фанатов твоей боевой мощи?!
С другой стороны, если подумать, в этом был смысл, ведь Лю Цингэ приходился старшим братом главной героине — бесподобной красавице Лю Минъянь [27], жене главного героя — а одно это является неоспоримым знаком качества. Вот она, могучая сила генов в действии — в точном соответствии с требованиями науки!
Непобедимый и дерзкий герой с прекрасными чертами — учитывая, что в новелле уже имелся Бин-гэ, второй такой определённо был бы лишним. Неудивительно, что эксперт-Самолёт ухайдокал его при первой же возможности.
Кто ещё, помимо главного героя, осмелится претендовать на подобный набор характеристик? Любому, посягнувшему на них, предстояло стать пушечным мясом — или попросту сыграть в ящик!
Лишь сейчас Шэнь Цинцю задумался над тем, что совершенно упустил из виду прежде: не скажется ли то, что он спас этого человека, на уровне крутости Ло Бинхэ?
Хоть Лю Цингэ был описан лишь парой штрихов, он всё же сыграл весьма важную роль в сюжете — а именно, с его помощью была разоблачена вся низость натуры Шэнь Цинцю.
Хоть Лю и Шэнь приходились друг другу братьями по школе, они никогда не ладили [28].
Потому-то Шэнь Цинцю и собрался дёрнуть от него на всех парах: человеком, с которым он всегда были в контрах, овладело безумие — тут либо Лю Цингэ, бросившись на своего шисюна, зарубит его насмерть, либо сам Шэнь Цинцю сведёт своего шиди в могилу, как и сделал его оригинальный предшественник.
Неизвестно, что за кошка на самом деле между ними пробежала, но, как бы то ни было, Шэнь Цинцю стал убийцей Лю Цингэ — это железобетонный факт. Вскрывшись, это убийство послужило непосредственной причиной процесса, в результате которого жизнь Шэнь Цинцю рухнула и доброе имя его погибло (ну, или одной из этих причин…). Против главного злодея выдвинули обвинение в том, что он «воспользовавшись лёгким отклонением в совершенствовании своего брата, приложил руку к его гибели» — возможно, с этого всё и началось.
Шэнь Цинцю прикончил единственного родственника главной героини — разумеется, Ло Бинхэ жаждал отомстить за свою жёнушку. Само собой, его учитель как таковой не возбуждал в нём столь же пламенной ненависти!
Пока Шэнь Цинцю предавался тревогам о своём будущем, Лю Цингэ прекратил выплёвывать кровь и наконец пришёл в себя.
Открыв глаза, он тут же увидел своего недруга — сидя рядом с ним на земле с видом абсолютного спокойствия, он глядел на него с высокомерным выражением, будто вынашивая какой-то зловещий замысел. В душе Лю Цингэ тут же зародилось подозрение, и он попытался было выпрямиться, чтобы быть готовым к нападению, однако его внутренние органы только что сильно пострадали, и, потревожив их этим движением, он вновь принялся кашлять кровью.
— Следи за дыханием, шиди, — прохладно бросил Шэнь Цинцю. — Не следует так возбуждаться. Ты же глава пика Байчжань — как можно доводить себя до столь жалкого состояния! Вот, вытрись. — С этими словами он вручил Лю Цингэ носовой платок.
— Шэнь… — продолжая блевать кровью, выдавил Лю Цингэ. — Какого чёрта ты опять задумал…
Видя, что ему и впрямь приходится нелегко, Шэнь Цинцю предупредительно похлопал его по спине.
Сперва Лю Цингэ думал, что тот собрался навредить ему, но увернуться не мог; однако, стоило ладони Шэнь Цинцю коснуться его спины, он ощутил, как поток чистой и безмятежной энергии вливается в его тело. Постепенно наполняя его руки и ноги, она помогла ему выровнять дыхание.
Это действие Шэнь Цинцю лишь погрузило Лю Цингэ в пущий ужас — в конце концов, не видя от своего шисюна ничего, кроме зла, он уже привык к его извечному коварству.
— Шиди Лю, — вновь похлопав его по спине, проникновенно начал Шэнь Цинцю. — На самом деле, уйдя в затвор, за последнее время твой шисюн немало осознал. При виде того, как твоя жизнь только что висела на волоске, так что чуть не иссяк аромат и яшма [29]… то есть, ты чуть не покинул этот мир в самом расцвете сил — вспоминая обо всём, что случилось между нами в прошлом, твой шисюн испытывает подлинные сожаления.
Похоже, кровавая рвота Лю Цингэ от этого лишь усилилась.
— Почему бы нам с этого дня не отринуть прах прошлого, — с дружелюбной деликатностью предложил Шэнь Цинцю, — чтобы, идя рука об руку, стать образцами товарищества, примером истинной дружбы между братьями по школе — как ты на это смотришь, шиди?
Конечно, выпаливать всё это вот так вот в лоб было немного неловко, однако после того, как он всё-таки не убил Лю Цингэ, этот замешанный на ненависти сюжет уже должен был измениться. Почему бы не пойти до конца, чистосердечно наладив отношения с Лю Цингэ? Как знать, быть может, если он впредь будет держать Лю Цингэ при себе, тот ещё окажет ему поддержку с тыла?!
Ужасающе бледный Лю Цингэ какое-то время молча глядел на него. Наконец, потеряв терпение, он выпалил:
— Ты, катись отсюда куда подальше!
Шэнь Цинцю проявил понимание.
В конце концов, после того, как они ненавидели друг друга столько лет, сложно вот так в одночасье завоевать чужую симпатию. Если взятый им темп показался Лю Цингэ слишком стремительным, Шэнь Цинцю был готов продвигаться к этому шаг за шагом.
С лёгким кивком двинувшись к выходу, он махнул ему рукой, не оборачиваясь:.
— Шиди, если с твоей тренировкой что-то опять пойдёт не так, не стесняйся. Ты всегда можешь обратиться к своему шисюну за помощью. Раз уж мы находимся так близко, нам следует заботиться друг о друге.
Казалось, стоит ему произнести ещё хоть пару слов — и Лю Цингэ опять начнёт плеваться кровью. Его взгляд поистине ужасал.
Видя, как обстоят дела, Шэнь Цинцю почёл за нужное заткнуться и добросовестно «катиться отсюда куда подальше». Оставшись в одиночестве, Лю Цингэ мучительно изверг новую порцию крови.
Эти двое испокон веков не ладили. Когда Лю Цингэ был молод, он попросту не переносил Шэнь Цинцю — впрочем, они оба в равной степени поливали друг друга презрением.
Такого рода ненависть была отнюдь не той нарочитой враждой, что граничит с любовью [30] — это был тот вид подлинного соперничества, когда любое неверное слово может привести к драке, которая приведёт к смерти одного из противников. Шэнь Цинцю, следующий принципу «лежачего не бьют» [31], был всё равно что солнце, восходящее на западе — но чтобы этот самый Шэнь Цинцю его ещё и спас?!
Однако факт был налицо — при мысли об этом Лю Цингэ поневоле скривился.
Последним, что он помнил, было мгновение перед тем, как его тренировка вышла из-под контроля, однако теперь его энергия и дыхание вновь пришли в равновесие. Сам он никак не мог выйти из этого состояния отчаянного помешательства и привести поток энергии в порядок — должно быть, ему помог кто-то другой.
Неужели это и вправду был Шэнь Цинцю?
При одной мысли о подобной возможности на Лю Цингэ накатил приступ тошноты — право слово, уж лучше бы он умер.
Примечания переводчиков:
[1] Пик Байчжань 百战峰 (Bǎizhàn fēng) — в пер. с кит. «пик сотни битв».
[2] Бесчисленное множество поворотов — в оригинале 百转千回 (bǎi zhuǎn qiān huí) — в пер. с кит. «сто поворотов, тысяча разворотов», обр. в знач. «извилистый, трудный путь».
[3] Совсем иной мир — в оригинале чэнъюй 别有洞天 (bié yǒu dòng tiān) — в пер. с кит. «есть также гроты бессмертных», обр. также в знач. «открывающиеся новые перспективы», «есть новые обстоятельства», «пейзаж необыкновенной красоты».
[4] Все божества этого мира — в оригинале 佛老天 (fólǎotiān) — в пер. с кит. «небесные Будда и Лао-цзы», обр. в знач. «божества буддизма и даосизма».
[5] Слететь с катушек… Искажение ци — в оригинале 走火入魔 (zǒuhuǒ rùmó) — в пер. с кит. «помешаться на чём-то, увлекаться до безумия, одержимый чем-либо», а также «утратить связь с реальностью».
[6] Всё новые повороты на этом извилистом пути — в оригинале 七转八弯 (qī zhuǎn bā wān) — в пер. с кит. «семь поворотов, восемь изгибов», как в других идиомах с числами семь-восемь, здесь это означает «беспорядочно много».
[7] Слава о которых была явно раздута — в оригинале чэнъюй 胡天胡地 (hú tiān hú dì) — в пер. с кит. «варварские небеса (божество), варварские земли» — так говорят о безрассудном и самонадеянном, кичливом поведении.
[8] Луань и феникс 鸾凤 (luánfèng) — луань фэн — самка и самец феникса, обр. в знач. «неразлучная супружеская пара», «выдающиеся герои, корифеи», а также «шедевры».
[9] Твою ж мать — в оригинале 妈蛋 (mādàn), что является заменой 妈的 (māde) — ругательство «твою мать».
[10] Скрепя сердце — в оригинале чэнъюй 硬着头皮 (yìngzhe tóupí) — в пер. с кит. «отвердив кожу головы», обр. в знач. «с упорством; скрепя сердце; через не хочу, заставляя себя».
[11] Три чжана 三丈 (sān zhàng) — около десяти метров.
[12] Три чи 三尺 (sān chǐ) — около метра.
[13] Обалденно крутой — в оригинале NB — от китайского 牛逼 или 牛屄 (niúbī) — в пер. с кит. вульг. «обалденный, впечатляющий; круто, заебись».
[14] Лечить мёртвую лошадь, будто она живая 死马当活马医 (sǐmǎ dàng huómǎ yī) — кит. идиома, обр. в знач. «предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего, идти на крайние меры».
[15] По чистой случайности — в оригинале чэнъюй 歪打正着 (wāidǎ zhèngzháo) — в пер. с кит. «бить криво, а попасть прямо», обр. также в знач. «невзначай попасть в точку, по случайному везению».
[16] Лю Цингэ 柳清歌 (Liǔ Qīnggē) — в пер. с кит. фамилия Лю означает «ива», имя Цингэ — «песня без аккомпанемента», «чистая песнь».
[17] Удачное расположение, благоприятный климат и сплочённое товарищество — в оригинале идиома 天时地利人和 (tiānshí dìlì rénhé) — в пер. с кит. «благоприятные климат, ситуация и поддержка народа».
[18] Пик Кусин 苦行峰 (Kǔxíng fēng) — в пер. с кит. Кусин — «самоистязание, подвижничество; вести аскетическую жизнь; аскетический».
[19] Пик Сяньшу 仙姝峰 (Xiānshū fēng) — в пер с кит. Сяньшу — «прелестная небожительница», обр. в знач. «красавица».
[20] Красавицы окутывали этот пик, подобно лёгким облачкам — в оригинале чэнъюй 美女如云 (měinǚ rúyún) — в пер. с кит. «красавицы, подобные облакам», обр. в знач. «большое скопление красивых девушек».
[21] Убогие — в оригинале WS — интернет-сленг, от китайского 猥琐 (wěisuǒ) — в пер. с кит. «пошлый, вульгарный, мещанский; мелочный, пустяковый, незначительный».
[22] Пусть расцветает сто цветов — в оригинале чэнъюй 百花齐放 (bǎihuā qífàng) — отсылка к цитате Мао Цзэдуна 百花齐放，百家争鸣 (bǎihuā qífàng, bǎijiā zhēngmíng) — в пер. с кит. «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», обр. в знач. «пусть будет разнообразие».
[23] Привлекают всеобщее внимание — в оригинале 拉风 (lāfēng) — в букв. пер. с кит. «привлекать ветер» (напр., о парусах), обр. также в знач. «модный, выделяющийся, яркий».
[24] Почтенный господин — в оригинале 此君 (cǐjūn) — в пер. с кит. «этот уважаемый человек», так поэтически называют бамбук.
[25] Этот герой — в оригинале 本尊 (běnzūn) — бэньцзунь — в пер. с кит. буддийское «Изначально Почитаемый», «самый почитаемый из всех Будд», «наш почитаемый» (монах о своём наставнике), а также «главный персонаж», соответствует интернетному сленговому 主号 (zhǔhào) — «основной акк».
[26] Ломать ветку ивы на память отбывающему 折柳 (zhéliǔ) — этот обычай упоминается в песне династии Лян (502 — 557 гг.) «Ломать иву» 折杨柳 (zhé yángliǔ) авторства Сяо Гана 萧纲 (Xiāo Gāng) (503 — 551) — императора Цзянь Вэнь-ди (549 — 551). Его стиль породил школу дворцовой поэзии. Название этой песни стало метафорой для нежной тоски.
Ива в Китае часто символизирует прощание, например, в «Ши Цзин» (Книга Песен из конфуцианского Пятикнижия):
Помню время, когда уходили в поход,
Был на ивах зеленый, зеленый наряд;
Ныне мы возвращаемся к дому назад —
Только снежные хлопья летят и летят.
(Малые оды. В походе на гуннов (II, I, 7) (цит. по изданию: Шицзин: Книга песен и гимнов» / Пер. с кит. и коммент. А. А. Штукина. — М., 1987.)
[27] Лю Минъянь 柳溟烟 (Liǔ Míngyān) — фамилия «Лю» означает «ива», «грациозный и гибкий, как ива», имя — «туманная дымка».
[28] Не ладили — в оригинале 龃龉 (jǔyǔ) — в пер. с кит. ««верхние зубы не совпадают с нижними», обр. в знач. «противоречия, разногласия, разлад, трения».
[29] Чуть не иссяк аромат и яшма… — в оригинале Шэнь Цинцю не закончил чэнъюй 香消玉殒 (xiāngxiāo yùyǔn) — в пер. с кит. «аромат исчез и яшма потускнела» — образно о смерти прекрасной девушки.
[30] Вражда, что граничит с любовью — в оригинале чэнъюй 欢喜冤家 (huān xǐ yuān jiā) — в пер. с кит. «любить соперника», обр. в знач. «пары, которые любят и ненавидят друг друга», «милые бранятся — только тешатся».
[31] Лежачего не бьют — в оригинале идиома 不落井下石 (bù luò jǐng xià shí) — в пер. с кит. «не бросать камни на упавшего в колодец».
Комментарии