Эта история про древнеримского сыщика Гордиана не входит в цикл «Рим под знаком Розы», она была написана Стивеном Сейлором для сборника:
Rogues / edited by George R. R. Martin and Gardner Dozois. - 2014.
***
– Что это за любопытные фрески на стенах? – спросил я. Служанка, симпатичная пышнотелая блондинка, только что поднесла мне третью чашу вина, благодаря которой эти картины становились всё более интересными.
Антипатр
[2], мой попутчик, некогда бывший наставником, нахмурил свои белоснежные брови, наградив меня уничижительным взглядом, к которому я успел привыкнуть за время наших странствий. Хоть мне уже сравнялось девятнадцать, что, согласно римским законам, делало меня полноправным мужчиной, этот взгляд мигом отнимал у меня десяток лет, вновь заставляя чувствовать себя неразумным ребёнком.
– Гордиан! Неужто ты никогда не слышал историй о Фафхрде и Сером Мышелове
[3]?
читать дальше– О сером чём?
– Мышелове.
– Я знаю, что такое мышь, – нахмурился я в ответ, – но что, чёрт возьми, за штука такая – мышелов?
– Так кличут египетскую домашнюю кошку, – со вздохом поведал мне Антипатр. – Создание, прославленное своими охотничьими навыками, в особенности в отношении грызунов. Так что мышелов – тот, кто ловит мышей.
– Что ж, ты же знаешь, мы в Риме кошек не держим, – ответил я, содрогнувшись от одной мысли об острых когтях и зловещих клыках этих созданий: мне доводилось встречать парочку на кораблях во время наших странствий. Видимо, капитаны с их помощью боролись с грызунами, однако я предпочитал держаться подальше от этих экзотических созданий. Как большинство римлян, я находил их отталкивающими, если не сказать устрашающими. Я слыхал о том, что египтяне на самом деле молились этим мохнатым бестиям, позволяя им разгуливать по улицам и даже селиться в домах; пусть мне ещё не доводилось бывать в Египте, одна мысль о том, что люди там живут бок о бок с кошками, сводило на нет всё желание его увидеть.
Разумеется, в конце концов мы с Антипатром должны были добраться и до Египта, ведь там находилась Великая Пирамида – старейшее и, сказывают, величайшее из Чудес света, а мы намеревались посетить все семь. Нынче мы только что покинули Родос, родину Колосса, и направлялись в Вавилон, чтобы увидеть прославленные Висячие Сады.
И вот, что называется, между двумя Чудесами света, мы оказались в портовом городе Тире, который и сам мог похвастать весьма древней и цветистой историей. Пожалуй, он был наиболее знаменит производящимся там красителем, получаемым из моллюска мурекса [4] – всякий уважающий себя властитель непременно жаждал облачиться в тирский пурпур. Так уж совпало, что в Тире родился Антипатр, так что этот визит стал для него возвращением на родину.
Мои мысли продолжали вольно бродить туда-сюда, пока я потягивал вино из третьей чаши; Антипатр опередил меня, приканчивая четвёртую. Подобная невоздержанность в выпивке была ему не свойственна – должно быть, он изменил своему обычному воздержанию по случаю возвращения в родной город: что может быть трогательнее, чем старый поэт, окружённый детскими воспоминаниями?
– Египет, кошки, мыши, пирамиды – о чём мы вообще толкуем? – не выдержал я. – Ах да – любопытные тут фрески…
Таверна носила название «Раковина мурекса», и, само собой, на внешней стене было намалёвано огромное изображение раковины, её же оттисками были украшены окружающие дверной проём керамические плитки. Внутри, однако, не было ни единого напоминания о мурексе, равно как на фресках стены ничто не говорило о тирском пурпуре. Вместо этого красующиеся на любой доступной плоскости картины повествовали о похождениях двух незнакомых мне героев. Один был куда выше и массивнее – мускулистый гигант с огненной бородой. Тот, что помельче, курносый, был облачён в серый плащ с остроконечным капюшоном. Оба были при мечах, и зачастую орудовали ими прямо на фреске с весьма разрушительными последствиями.
– Как, ты сказал, их звали?
– Фафхрд…
– Да, я и в первый раз расслышал, просто подумал, что ты прочищаешь горло.
– Очень смешно, Гордиан. Итак, повторяю: Фафхрд. Что и говорить, весьма экзотическое имя. Говорят, что он был настоящим гигантом, явившимся с севера, что простирается за Истрой и Дакией – да что там, за дикими землями Германии [5].
– Но ведь севернее Германии ничего нет, разве не так? – усомнился я.
– Во всяком случае, никто из тех, кого я знал, там не бывал. И всё же, говорят, что оттуда и прибыл Фафхрд.
– Фафхрд! Фафхрд! – я повторял это имя, покуда милостивый кивок Антипатра не дал понять, что я наконец-то сумел произнести его правильно. – А что со вторым? Которого ты назвал Серым Мышеловом?
– Похоже, он был местным мальчишкой, выросшим на улицах Тира. Более тёмный и щуплый чем его спутник, он тем не менее обращался с мечом ничуть не хуже него. Говорят, что эти двое воистину были лучшими мечниками своего времени.
– И когда же это было?
– Фафхрд и Серый Мышелов жили в Тире около ста лет назад. Мой дед однажды встретился с ними – если верить его словам, они были не только лучшими мечниками тех времён, но и на все времена.
– Смелое заявление. И почему же я никогда прежде о них не слышал?
– Полагаю, они в самом деле лучше всего известны в Тире, поскольку произвели неизгладимое впечатление на местных. А что до Тира, то лучше всего их помнят здесь, в стенах «Раковины мурекса», где они провели немало времени за пьянством и распутством…
– Похоже, это вонючее местечко и впрямь сделалось их святилищем! – рассмеялся я, рассматривая фрески.
– Лишь потому что ты, выросший в далёком Риме, никогда о них не слышал… – фыркнул Антипатр.
– Но, учитель, мы с тобой более года колесили по всему эллинскому миру – от Эфеса и Галикарнаса до Олимпии [6] и всех тех эгейских островов – и я что-то не припомню ни единого изображения или надписи, поминающей хоть кого-то из этих парней. Ни один из поэтов – включая тебя! – не прославил их подвиги. Быть может, этот Фафхрд и Серый Мышелов – просто персонажи местных преданий, известных лишь в Тире?
Ответное бурчание Антипатра вполне сошло бы за признание моей правоты, однако, даже будучи зелёным юнцом, я понимал, как дороги сердцу старика герои его юности, так что удержался от дальнейших сомнений в известности этих предположительно великих мечников.
– Забавную же парочку они составляют, – вместо этого бросил я. – По некоторым изображениям можно судить, что перед нами – бог и его слуга-гном, а на других их можно принять за карлика-мага и огромную человекообразную машину, повинующуюся его воле.
– Какая богатая фантазия, Гордиан, – кисло заметил Антипатр. Мы в молчании осушили наши чаши, и он подал знак служанке, чтобы принесла ещё вина.
– Так что же мы на самом деле видим на этой картине? – спросил я, силясь изобразить почтительность.
Некоторое время Антипатр продолжал дуться, глядя в сторону, однако в конце концов врождённые педагогические наклонности наряду со стремлением освежить детские впечатления взяли верх.
– Что ж, раз уж ты спросил… на этой картине мы видим стычку с сидонскими [7] контрабандистами; а здесь – их легендарную схватку с сицилийскими пиратами и спасение похищенной каппадокийской царевны. А эта фреска повествует о их встрече с кипрской торговкой рабами – ты только посмотри, что за грозная бабища! – а эта – о свидании, которое обернулось засадой. Здесь же идумейские бандиты вылетают из пустыни в поисках украденных из египетской гробницы бесценных сокровищ, которые никто никогда не видел…
– И всё же мы видим их здесь.
– Художественная вольность, Гордиан!
– А как насчёт этой? – Я указал на особо непристойную фреску над окном.
– А, здесь мы можем приобщиться к удовольствиям ночи, проведённой Фафхрдом и Серым Мышеловом в объятиях сластолюбивой Ладики Египетской [8], которая наутро послала отряд нубийских евнухов обезглавить их. Однако, как можешь видеть, наши герои спаслись, прихватив сундучок царевны из слоновой кости – в котором обнаружилась не только её потрясающая коллекция афродизиаков, но и та самая чаша, из которой испил цикуту Сократ…
– Потрясающе! – воскликнул я. – А на той стене сверху – похоже, эти изображения повествуют о деяниях совершенно иного рода.
– Какое тонкое наблюдение. Да, эти фрески повествуют о приключениях более мистического толка. Так, на этой мы видим, как наши два мечника советуются со странным демоном по имени Нингобл – он изображён здесь в виде пузатой фигуры в плаще, из-под тёмного капюшона которого высовываются семь глаз на извивающихся стебельках.
– Жуть какая!
– На поверку Нингобл Семиглазый оказался весьма дружелюбным демоном и мудрым советчиком. Именно он отправил наших героев в их величайшее путешествие – поход на восток, в дали за заснеженными пиками Ливанского хребта [9]. Некоторое время они следовали легендарным путём Ксенофонта и его Десяти тысяч [10]. Затем они углубились в вовсе непознанные земли и в конце концов прибыли в Затерянный город, а затем Замок туманной мглы, где и повстречались со своим главным противником, адептом воистину ужасающих магических сил. – Глаза Антипатра заблестели, будто он воочию переживал подвиги своих героев.
Я кивнул, продолжая изучать поражающие воображение фрески.
– А как насчёт вон той картины? Похоже, что там они сражаются в какой-то битве. Знаменитой?
– Ещё бы, ведь это – осада Тира Александром Македонским [11], во время которой они отважно обороняли город. Здесь ты можешь видеть, как Фафхрд, пополнив ряды защитников стен, сбрасывает огромные глыбы камня на корабли захватчиков, а Серый Мышелов изображён под водой в тот момент, когда он перепиливает якорные цепи. Вокруг них звенят мечи и свистят стрелы…
– Погоди-ка, учитель, разве ты не говорил, что эти двое жили в Тире сто лет назад?
– Да.
– Но разве осада Тира Александром не случилась сотней лет раньше? – Я позволил себе гордую улыбку, в кои-то веки припомнив что-то из уроков Антипатра.
– Да, это так, – кашлянул тот.
– Так как же они?..
– Говорю же тебе, художественная вольность! – не сдавался мой наставник. – Или… может, они и вправду участвовали в событиях, которые разделяет сотня лет.
Я всеми силами старался сдержать ухмылку.
– Не всё в этом мире так однозначно, как хотелось бы думать вам, завзятым прагматикам-римлянам, – наставительно заявил Антипатр. – Точно известно, что Фафхрд и Серый Мышелов были в Тире сто лет назад – ведь этот факт подтверждён моим собственным дедом, как и картинами, что у тебя перед глазами – но никому не ведомо, ни откуда они прибыли, ни куда ушли. Есть те, кто верит, что Фафхрд и Серый Мышелов явились к нам из земель, существующих вне нашего времени и пространства – царства магии, если тебе угодно; если это так, то вполне возможно, что они были здесь, в Тире, не только сто лет назад, но и за сотню лет до этого.
– Почему бы тогда им не появиться здесь на сотню лет позже? Что значит… что они и сейчас могут оказаться рядом с нами! – С этими словами я принялся нарочито вглядываться в прочих посетителей таверны, большинство которых отличались весьма потрёпанным видом. Несколько фигур в плащах вполне сошли бы за Серого Мышелова, однако ни одного рыжебородого гиганта в сфере обзора не наблюдалось.
Антипатр устремил на меня сердитый взгляд, и я тотчас устыдился того, что дразню своего старого наставника. Чтобы отвлечь его, я указал на те фрески, которые и сподвигли меня на эту дискуссию:
– А вот те два изображения кажутся мне наиболее занятными.
Антипатр приподнял мохнатую седую бровь:
– Те? И почему же? Опиши!
Заставлять ученика в подробностях описывать статую или изображение было обычным упражнением, к которому частенько прибегал мой наставник во время визитов в храмы и святилища – но прежде мне не доводилось заниматься этим в таверне.
– Что ж, учитель: каждая из этих картин делится на две части. В левой части первого изображения Фафхрд держит на коленях красивую девушку в платье времён возрождения Крита – грудь остаётся полностью обнажённой; однако на соседней панели у него на коленях сидит огромная свинья. Поскольку на ней тот же весьма откровенный наряд, что и на девушке, следует думать, что мы наблюдаем превращение девушки в свинью! А здесь, по другую сторону дверного проёма, Серый Мышелов милуется с другой симпатичной девушкой, однако на другой части она предстаёт огромным моллюском! Что же это за история такая, в которой герои утешаются со свиньями и моллюсками?! И почему столь непристойные картины удостоились таких почётных мест, где ни один посетитель таверны их не пропустит? Что за зрелище представляется глазам того, чья утроба полна вина, а голова – его паров!
– Эти фрески в особенности заслуживают внимания, – возразил Антипатр, – ведь они изображают события, которые состоялись прямо здесь, в «Раковине мурекса»!
– Должно быть, ты шутишь! Женщины превращались в свиней и моллюсков на этом самом месте?
– Это не подлежит сомнению, ведь мой дед был свидетелем этого происшествия.
– Не сомневаюсь, что был, но…
– Видишь ли, они стали жертвами заклятия – я имею в виду Фафхрда и Серого Мышелова. Каждая девушка, что им доводилось обнять, на их глазах превращалась в отвратительное создание. Чтобы избавиться именно от этого заклятия, они пустились в путь, чтобы сперва отыскать Нингобла Семиглазого, а затем, миновав множество опасностей и препятствий, добраться до Замка туманной мглы, где вступили в сражение с адептом. Однако начинается эта история именно здесь, в «Раковине моллюска», где одна из местных потаскушек обратилась в свинью. Адепт, наложивший это заклятие, был также родом из Тира – и как ты думаешь, как он обучился магии?
– Не имею ни малейшего понятия.
– С помощью частной библиотеки, хранящейся в этом городе – странных книг, которые их владелец именует Книгами тайного знания. Свитки из всевозможных времён и мест – к сокрытым в них секретам можно приобщиться лишь здесь. Ещё мальчиком я слышал, как о них шёпотом говорил мой дед, но, когда я спрашивал, можно ли их прочесть, он отвечал, что это слишком опасно, веля вместо этого уделять больше внимания моему Гомеру.
– И этот совет дал добрые плоды, ведь ты, как и Гомер, стал поэтом.
– Да, и при том знаменитым – можно сказать, величайшим в мире, – вздохнул Антипатр. Он обладал множеством неоспоримых достоинств, однако скромность явно не принадлежала к их числу. – Но насколько иным мог бы быть мой жизненный путь, если бы тогда, мальчиком, я получил доступ к Книгам тайного знания! В них заключена сила, неподвластная человеческому рассудку. Не та сила, что позволяет поэтам обрести власть над аудиторией, заставляя её смеяться или горевать – нет, я имею в виду силу магии, способную исказить самую ткань реальности по произволу адепта!
Мы уже встречались с проявлениями магии на своём пути – я поневоле вздрогнул, подумав о коринфской волшебнице, и поспешил запить это воспоминание добрым глотком из чаши.
Прикончив свою одновременно со мной, Антипатр заказал ещё вина. Прежде я никогда не видал его в столь необузданном расположении духа.
– А теперь, – продолжил он, – проведя целую жизнь на чужбине, я наконец-то вернулся в родной город, мудрее, чем был – и талантливее, и искушённее, позволю себе заметить. А также упорнее, так что не испытываю прежнего трепета.
– Трепета перед чем?
– Книгами тайного знания, разумеется! Неужто ты не понял, Гордиан? За ними-то мы сюда и прибыли.
– Я думал, что Тир – не более чем остановка на пути из Родоса в Вавилон, – нахмурился я. – Ну и, разумеется, твой родной город. Ясное дело, тебе не стоило упускать возможность предаться воспоминаниям…
– О нет, Гордиан, мы здесь с весьма необычной целью. Мы прибыли в город Фафхрда и Серого Мышелова, героев моего детства, чьими приключениями я грезил днями и ночами напролёт. Их величайшее начинание закончилось противостоянием с магическим искусством, почёрпнутым из Книг тайного знания – коим наконец овладею и я! Я уже предпринял несколько шагов к тому, чтобы заполучить их – в это же время завтра… а, вот и опять эта милая прислужница!
Я протянул ей опустевшую чашу – быть может, вино оказало своё действие, но она показалась мне ещё более фигуристой, чем прежде; её улыбка также казалась весьма завлекательной.
– В это же время завтра… что? – вопросил я, проглотив вино.
– Увидишь, – загадочно улыбнулся Антипатр. – Или, вернее, не увидишь! – При этом он разразился столь странным хохотом, что я поспешил вновь приникнуть к чаше.
***
На следующее утро я проснулся в комнатах, которые мы сняли на втором этаже «Раковины мурекса», мучимый чудовищным похмельем. Но куда хуже болезненной пульсации в голове были нотации Антипатра, на которого, похоже, вовсе не повлияло выпитое накануне.
– Подъём, подъём, Гордиан! Мы ведь в Тире – и должны извлечь из нашего краткого визита как можно больше!
– Краткого? – Я со стоном спрятал голову под подушкой. – Я думал, что мы на какое-то время задержимся здесь … в этой приятной, тихой комнате…
– Ха! Едва я осуществлю задуманное, мы сей же миг покинем Тир! Так давай же насладимся его достопримечательностями, пока есть такая возможность!
С этими словами он отобрал у меня подушку и практически выволок меня из кровати.
Час спустя, когда мой желудок наполнила кой-какая пища, а лёгкие – свежий воздух, я следом за Антипатром отправился обозревать город. Хоть Тир явно проигрывал в величии тем городам, что нам доводилось видеть раньше, он всё же являлся старейшим из виденных мною городов, где всё дышало историей. Не кто иной, как тирские мореходы первыми заплыли за Геркулесовы столбы (впрочем, они, по финикийской традиции, почитали этого героя как Мелькарта); отсюда родом была царица Дидона, основавшая Карфаген [12], который некогда осмелился бросить вызов Риму; и вот нет больше Карфагена, но Тир стоит как прежде, пусть завоевание Александром Македонским изменило его до неузнаваемости.
– Прибыв к городу на острове, Александр оставил после себя полуостров, – поведал Антипатр. По извилистым улочкам мы достигли высшей точки города, с которой наставник продемонстрировал мне массивную дамбу из земли и камня, некогда соединившую остров, на котором мы находились, с материком. – Александр осадил островной форт не только с моря, но и с суши, насыпав этот мол, по которому он мог подвести к городу мощные стенобитные орудия. Ему потребовалось семь месяцев, чтобы поставить Тир на колени – но в конце концов он преуспел, отметив своё завоевание вон там, в древнем Храме Мелькарта. С того времени Тир стал частью эллинского мира, коей является и поныне, то под господством Селевкидов, то под Птолемеями Египетскими. Однако сорок лет назад Тир сумел вернуть себе независимость, возобновив чеканку собственной монеты – знаменитого тирского сикля. Более того, он являет собой образец гордого и свободного города-государства – коим и останется, ежели избежит цепких когтей Рима. – Мне далеко не первый раз приходилось выслушивать от Антипатра подобные направленные против Рима суждения.
По столь же извилистым улочкам мы спустились в прибрежную часть города, где было куда оживлённее. Тир был благословлён двумя удобными гаванями природного происхождения – на севере и на юге города – и обе нынче были битком набиты судами. Верфи прямо-таки кишели суетливыми матросами и купцами, которые присматривали за разгружающими и загружающими товары на суда рабами. Здешние таверны ломились от посетителей (включая и «Раковину мурекса», расположенную неподалёку от северной гавани). В отдалении от набережной, на отгороженных участках мощёной площади, красильщики развешивали мокрую зелёную ткань: по словам Антипатра, солнечный свет обратит зелень в пурпур.
– Разве такое возможно? – поразился я. – Звучит как настоящая магия.
– В самом деле? Что ж, полагаю, так и есть. Однако мы ещё зайдём сюда позже, и ты сможешь убедиться в этом собственными глазами. – Затем он с улыбкой добавил: – Так или иначе, а кое-какую магию ты сегодня непременно увидишь!
– Учитель, о чём это ты? – искоса глянул на него я.
– Прошлой ночью, уложив тебя, я вернулся вниз и заключил договор с парнем, с которым собирался встретиться.
– С каким таким парнем?
– С тем, кто знает нынешнего владельца Книг тайного знания. И сегодня вечером мы встретимся с ним в «Раковине мурекса».
– И что тогда?
– Увидишь. Или не увидишь!
Хоть моя память была изрядно затуманена вином, я смутно припомнил, как Антипатр употребил похожий оборот прошлым вечером – мне оставалось лишь недоумевать, что же задумал мой старый наставник.
С этим мы продолжили осмотр города – поскольку он был невелик, мы без труда обошли его пешком. Из-за того, что земли здесь явно недоставало, тирские дома росли ввысь, так что теснящиеся в центральной части острова жилые дома достигали пяти-шести, а то и семи этажей в высоту – так что в целом Тир был даже выше Рима, из-за узкие улочки даже в полдень были темны. Все открытые солнцу площади занимали красильные мастерские, от которых шёл такой дух, подобного которому мне не доводилось встречать нигде в пределах города – видимо, подобную вонь испускали различные растворы и примеси, вовлечённые в процесс окрашивания.
Чтобы урвать хоть немного солнца и чистого воздуха, мы отправились прогуляться по дамбе Александра, однако Антипатр не пожелал дойти до самого материка. Я мог видеть, что на том берегу образовался внушительных размеров город, но наставник заверил меня, что в этих пригородных трущобах нет ровным счётом ничего примечательного, так что вместо этого мы направили наши стопы к Храму Мелькарта.
Затхлый воздух тёмного зала пах плесенью, однако там и вправду имелся вечный огонь (весьма похожий на священный очаг Весты в Риме), а также несколько заслуживающих внимания статуй и изображений бога, которого я знал под именем Геракла – наиболее почитаемого в Тире небожителя.
По дороге к «Раковине мурекса» мы действительно завернули на площадь, где развесили свои ткани красильщики – к моему изумлению, по мере высыхания зелень действительно обратилась в пурпур!
– И впрямь словно магия! – потрясённо прошептал я.
Антипатр лишь с улыбкой кивнул.
***
Тем вечером в небольшой отдельной комнатке «Раковины мурекса» мы отужинали салатом из осьминога и пальмовых листьев, а также рыбным рагу. Блюда подавала всё та же симпатичная блондинка что прислуживала нам накануне – как мне удалось узнать, её звали Галатея.
Я понял, зачем Антипатр приплатил за отдельную комнату, лишь когда в дверях появился незнакомец.
Тёмную тунику незнакомца стягивал широкий кожаный пояс, на котором крепились ножны кинжала с инкрустированной слоновой костью рукоятью, опоясанной лентой крохотных рубинов. Туника прикрывала колени, однако оставляла открытыми мускулистые загорелые плечи, перехваченные затейливыми браслетами из чеканного серебра. На шее поблёскивал жгут перепутанных цепочек, на которых болтались подвески из сердолика и лазури, а в ушах красовались столь толстые серебряные кольца, что они оттягивали мочки. Длинная нечёсаная грива была чёрной за исключением пары серебристых прядей, а челюсть покрывала трёхдневная щетина. По его словно выдубленному морщинистому лицу определить возраст было не так-то просто: я мог с уверенностью сказать лишь, что он был порядком старше меня и младше Антипатра.
Тот, только что покончив со своим рагу, вопросительно приподнял брови:
– Ты?..
– Моё имя – Кериний [13]. Полагаю, мы договорились о встрече.
Не отрывая от него глаз, Антипатр отодвинул миску, расчищая место на столе.
– Так и есть. Ты принёс?..
На плече мужчины висела сума, распухшая от кожаных цилиндров. Вынув один из них, он извлёк оттуда потрёпанный побуревший папирусный свиток.
– Похоже, он весьма стар, – предположил Антипатр.
– Воистину так, – подтвердил Кериний. – С подобными записями чем древнее, тем лучше. Чем моложе копия, тем больше вероятности, что в неё закрались ошибки, а это может быть… опасным, как, полагаю, вы и сами себе представляете. Малейшее отступление, и – пуф! – ваша голова обернётся кочаном капусты.
Антипатр разразился немного нервным смехом.
– Ты прав, ещё как представляю. Такой древний… и столь хрупкий.
– Я обращался с ним со всей осторожностью.
– Могу я его коснуться? – поинтересовался мой наставник.
– Можете. Но, пока вы его не приобрели, извольте обращаться с ним как с ценным предметом, коим он, безусловно, и является.
– Разумеется! – Антипатр нетерпеливо, но бережно принял свиток из рук Кериния, расправив его на столе – он был столь истрёпан, что не потребовалось никаких грузов, чтобы удерживать его в развёрнутом состоянии.
Поднявшись со стула, я заглянул через плечо наставника. Выписанные в какой-то старой манере и вдобавок сильно выцветшие греческие буквы оказались выше моего понимания, однако Антипатр, похоже, успешно разбирал их, водя пальцам по строкам и что-то бормоча под себе нос.
– Потрясающе! «Обращение мужчины в женщину»… «Убийство взглядом»… «Временная способность понимать речь птиц»… «Власть над чужими сновидениями»… «Оживление мёртвых»… Превосходно!
– Что это, учитель? – вопросил я, поднимая взгляд на Кериния. Тот так и застыл со сложенными на груди руками, с насмешливым видом наблюдая восторги Антипатра.
– Этот документ – реферат, или же содержание Книг тайного знания, – пояснил мой наставник. – Просто невообразимо! Если хотя бы половина этих заклятий работает…
– То подобная коллекция бесценна, – закончил за него Кериний и с усмешкой добавил: – При этом вы, полагаю, спросите: отчего же я так хочу избавиться от неё? – с этими словами он похлопал по набитой суме. – На самом деле, большая часть этих книг – обычный мусор, только и всего. Вы можете приготовить чародейское зелье точно по рецепту, соблюдая малейшие детали, но вместо второй головы заработаете лишь несварение. Однако скажите на милость: кому вообще может потребоваться вторая голова? – Отсмеявшись, он продолжил: – А некоторые из этих книг набиты отборной чепухой, как, например, вся эта муть про халдейских звездочётов [14] – даже если по звёздам и впрямь можно узнать будущее, кто, спрашивается, этого захочет? Жизнь и без того невероятно скучна, так что я предпочитаю сюрпризы. Что же до иудейских пословиц, то берите на свой страх и риск, – пожал плечами он.
– Создаётся впечатление, что ты основательно с ними ознакомился, – заметил Антипатр.
– Так и есть. Не судите обо мне по внешности. Я знаю, что люди обычно думают при взгляде на меня: завзятый пират; ведь кто ещё будет разгуливать, обвешанный такой горой побрякушек на тот случай, если придётся срочно заложить их, чтобы по-быстрому убраться из города? Однако мой отец был книжником в Александрийской библиотеке, так что я вырос в окружении свитков. Я мог наизусть читать Гесиода, прежде чем меня приучили к горшку – «То, словно мачеха, день, а другой раз — как мать, человеку» [15]. – Он вновь рассмеялся. – И, пусть с тех пор в моей жизни было немало крутых поворотов, уж поверьте, я знаю цену написанному слову.
– Так, говоришь, Книги тайного знания бесполезны? – разочарованно бросил Антипатр.
– Такого я не говорил, друг мой. – Вновь похлопав по суме, Кериний опустил взгляд на плотно уложенные цилиндры. – Иные из этих книг – и впрямь результат трудов истинного гения – дело лишь в том, чтобы отделить зёрна от плевел. Можете заняться этим методом проб и ошибок, но это, возможно, займёт всю вашу жизнь – и вдобавок укоротит её, если вы совершите ошибку.
– Ошибку?
Кериний кивнул.
– В этой книге немало любовных заклятий – и, сказать по правде, большинство людей готовы раскошелиться лишь ради них. Что до меня самого, то у меня никогда не было проблем с тем, чтобы выудить приглянувшуюся мне рыбку, но для многих, надо думать, это не так-то легко. Так вот, в этих свитках вы найдёте немало заклинаний, а также рецептов. Но если, скажем, какая-нибудь богатая жаба заплатит вам за любовное зелье, чтобы завоевать благосклонность прелестной девушки или юноши, на которых он положил глаз, то знайте, что работать-то оно работает – но при этом здорово ядовито. – Он присвистнул, раздувая щёки. – Вам никогда не встретить более разгневанного клиента, чем тот, что очутился в постели с трупом – пусть и прелестным – и почитает это вашей виной. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю – ведь я сам побывал в подобном положении.
– Так ты пользовался этими книгами? – воскликнул Антипатр. – Проверял их?
– Кое-что пробовал, однако не посвятил этому всю свою жизнь, как следует сделать тому, кто хочет хорошенько разобраться во всём этом. Хотите правду? Не думаю, что это стоит затраченного времени. Мне волшба без надобности, я предпочитаю действовать прямо, если понимаете, о чём я. Если вижу то, чего мне хочется – попросту беру это, и всё тут. Мне ни к чему подчинять чужой разум или становиться невидимым.
– Невидимым? – прошептал Антипатр. – Неужто такая формула действительно существует? Тот, с кем я говорил вчерашним вечером, дал понять…
– Да, это был мой помощник. Ему кое-что известно об этих книгах, но немного.
– Но он и правда толковал о невидимости.
– О да. И поведал мне об особом интересе с вашей стороны именно к этой области, так что я взял на себя труд разыскать этот отрывок… – Кериний принялся рыться в суме, чертыхаясь из-за того, что искомое никак не попадалось под руку. – Постойте, вот же он!
С этими словами из особо потёртого кожаного цилиндра он извлёк столь же потрёпанный папирус.
– Можно мне взглянуть? – с дрожью в голосе спросил Антипатр.
– Только осторожно, он и без того разваливается на части. Видите – только вчера отломился уголок, когда я делал зелье по рецепту.
– Ты правда изготовил зелье невидимости?
– О да, и не впервой. Но, скажу я вам, это не так-то просто! Иные ингредиенты практически невозможно достать, и при этом их нужно смешать в точной пропорции. – Запустив руку на самое дно сумы, Кериний вытащил сосуд из тёмно-зелёного стекла с корковой пробкой.
– Что это? – спросил мой наставник.
– Оно самое, – с улыбкой поведал продавец. – Сварил его сам прошлой ночью.
– Но как?..
– Прочтите инструкцию, – кивнул он на свиток.
Антипатр тотчас принялся изучать папирус, читая вслух:
– Возьми левую лапу твари, именуемой хамелеоном…
– Обратите внимание, левую, – вмешался Кериний. – Переднюю или заднюю – без разницы, лишь бы не правую. Я как-то совершил подобную ошибку, и, поверьте, результат вам бы не понравился. Продолжайте.
– Добавь равную меру травы, именуемой хамелеоновой [16]… а это что такое?
– Растёт тут неподалёку, – пожал плечами мужчина. – И в Египте тоже.
Кивнув, Антипатр продолжил:
– Пропекай на жаровне, пока не побуреет, но не до черноты, затем измельчи в порошок и смешай с мазью из… – прочтя про себя, мой наставник кивнул: – Да, рецепт весьма незамысловат… Перелей в стеклянную тару.
– Непременно стеклянную, а не металлическую! – заметил Кериний. – При соприкосновении с любым металлом оно тотчас портится.
– А, буду знать, – бросил Антипатр, вновь углубившись в свиток. – Будучи закупоренным, зелье сохраняет свои свойства неограниченное время. Оно позволит испившему его бродить в толпе незамеченным. Сперва употреби лишь малую толику, затем понадобится увеличение дозы.
– И так придётся поглощать всё больше и больше, чтобы оно сработало, – кивнул Кериний. – Поскольку я употреблял его множество раз, для невидимости мне понадобилось бы выпить весь этот фиал, и при этом вы всё равно смогли бы разглядеть меня при ярком свете. Однако, раз вы никогда им не пользовались, вам хватит и пары капель на язык – на пару минут точно.
– Невообразимо! – поразился Антипатр. – Так ты говоришь, я могу его опробовать?
– Разумеется.
– Прямо здесь и сейчас?
– Почему бы нет? Но должен предупредить вас, что зелье может вызвать несколько странное чувство.
– Странное?
– Сродни головокружению. Одним словом, непривычное. Эдакая лёгкость в голове – но не как при опьянении. Это чувство может быть вам не по душе, но это та цена, которую приходится платить.
– А в остальном оно безопасно? – нахмурился Антипатр.
– Взгляните на меня, – Кериний распростёр руки. – Всё ещё жив, и всё моё при мне.
Взяв сосуд, Антипатр вытащил пробку и поднёс к носу, однако тотчас отстранился, затыкая фиал.
– Ну и запах! Редкостное зловоние.
– Я и не обещал, что он хорош на вкус, – ухмыльнулся Кериний.
– Учитель, – вмешался я, не в силах молчать. – Ты уверен, что хочешь это попробовать?
– На самом деле, Гордиан, я мечтаю об этом с самого детства – однако и подумать не мог, что мне правда представится такая возможность. – Мой наставник некоторое время молча созерцал сосуд и наконец решился: – Я сделаю это! А потом подождём, пока зелье окажет эффект, и ты, мальчик мой, скажешь, насколько хорошо оно работает.
– Нет, так не выйдет, – покачал головой Кериний. – Я имею в виду, в качестве проверки.
– Отчего же? – вопросил Антипатр.
– Ошибусь ли я, предположив, что вы странствуете вместе?
– Так и есть.
– И ваше путешествие было довольно долгим?
– Более года.
– При этом вы видитесь практически каждый день?
– Да.
– В таком случае ваш юный друг всё равно будет видеть вас, несмотря на зелье.
– Что ты такое говоришь?
– Это как-то связано с «лучами видимости» – в одном из этих томов объясняется механизм этого процесса. Не стану утверждать, будто всё понял, однако это что-то вроде отпечатка вещи, который вы продолжаете видеть, даже закрыв глаза. Глаза того, кто видит вас каждый день, настроены на ваши лучи видимости, и потому он продолжает видеть вас, даже когда не видят иные.
– Это накладывает весьма существенные ограничения на сферу применения этого зелья, – нахмурился Антипатр.
– Это значит, что мужчина не может, став невидимым, проскользнуть мимо своей жены – что правда, то правда, – пожал плечами Кериний. Однако тот же мужчина может пройти сквозь целую толпу незнакомцев – и ни единый из них его не приметит.
– Это значит, применив зелье, я могу выйти в общий зал таверны – и никто там меня не увидит? – задумчиво кивнул мой наставник.
– Верно.
– А как насчёт служанки Галатеи? – вмешался я. – Ведь она за последнюю пару дней не раз видела Антипатра.
– Этого недостаточно для того, чтобы приспособиться к его лучам видимости – тут нужны месяцы.
– Я готов! – Наставник потянулся за сосудом, чтобы вновь его откупорить, но Кериний перехватил его руку.
– Ещё рано. Сперва давайте удостоверимся, что мы пришли к соглашению. Вы принесли ту сумму, о которой говорилось?
Антипатр похлопал по спрятанному под туникой кошелю, произведя приглушённый звон, затем извлёк небольшой, но до отказа набитый мешочек.
– Всё здесь. Можешь пересчитать, коли хочешь.
– Так я и сделаю. Всё в тирских сиклях? Мне ни к чему иноземные монеты.
– Как и просил твой человек.
– Оставьте деньги на столе, – кивнул Кериний. – А я положу Книги тайного знания рядом с ними. – С этими словами он водрузил свою суму на стол. – Книги за звонкую монету – вот и вся сделка.
– Ясно, – ответил Антипатр. – Что ж, покончим с этим.
Я прежде никогда не видел своего учителя в подобном нетерпении. Он на моих глазах откупорил сосуд, аккуратно нанёс пару капель бурой маслянистой вязкой жидкости на тыльную сторону ладони и наконец коснулся их языком.
– Вот так? – спросил он, бросив взгляд на Кериния.
– Да, этого должно хватить. Нужно подождать пару минут, прежде чем вы ощутите эффект. Можете пока посмотреть книги, а я займусь подсчётом денег.
Антипатр тут же принялся рыться в суме. К каждому из кожаных цилиндров крепился ярлык, на котором значилось название или автор хранящегося в нём свитка. Кериней тем временем развязал кошель и, высыпав его содержимое на стол, принялся раскладывать монеты кучками. Я поневоле ахнул при виде того, сколько серебра собирается отвалить мой наставник – откуда у него вообще столько?
В ответ на мою реакцию Кериний поднёс одну из монет к лампе.
– Серебряный тирский сикль – есть ли на свете что-нибудь прекраснее? На одной стороне – прекрасный профиль Мелькарта, а на другой – гордый орёл, сжимающий в когтях пальмовую ветвь. Кому нужна эта затхлая кипа книг, если взамен он может получить вот это? Но, само собой, каждому своё, так что, если вы считаете, что моя скромная коллекция того стоит, то я буду счастлив совершить с вами сделку.
Внезапно Антипатр уронил кожаный цилиндр, который держал в руках, и резко выпрямился.
– Да, эффект начинает сказываться, – взглянув на него, кивнул Кериний. – Ваши очертания уже слегка нечёткие…
– Да, я чувствую, – прошептал мой наставник. – Ощущение тепла – не назвал бы его неприятным, но определённо необычное…
– Не вижу никаких изменений, – прищурился я.
– И не увидишь, юноша, – отозвался Кериний. – Как я и говорил. Во имя Мелькарта, ты бы видел, как он растворяется на глазах! Это всякий раз поражает…
– Это уже случилось? – спросил Антипатр, поднимаясь со стула. – Я невидим? – С этими словами он двинулся к двери.
Кериний не сводил взгляда с того места, где он только что сидел.
– Можете прогуляться в общий зал – увидите, как отреагируют остальные. Но помните, что эффект продлится лишь несколько минут!
Когда мой учитель открыл дверь, чтобы выйти, Кериний вздрогнул, выругавшись под нос.
– Я думал, что меня не подловить, но, право, невидимые люди заставляют подскакивать от неожиданности, – рассмеялся он, качая головой.
– Пожалуй, схожу с ним, – бросил я, также поднимаясь с места.
Однако мужчина жестом велел мне вернуться:
– Не мешай старику развлекаться.
Окинув взглядом высящиеся на столе столбики серебряных монет и цилиндры со свитками, я решил, что мне и впрямь не стоит отлучаться. Из этой комнаты было три выхода: один – в общий зал, второй – на кухню, а куда вёл последний, я и сам не знал; в самом деле, если оставить Кериния без присмотра, что помешает ему скрыться с деньгами и книгами?
Подняв одну из монет, он присвистнул:
– Ты только погляди: безносый Мелькарт!
– О чём это ты?
– Такие монеты крайне редки, о мой юный друг. В какой-то момент от формы явно что-то откололось – и как результат получились монеты, на которых Мелькарту недостаёт носа. Обнаружив это, форму, разумеется, заменили, потому такие образчики нечасто встретишь.
– Они ценны?
– Не более, чем любой другой сикль того же веса, – фыркнул Кериний. – Если уж на то пошло, они считаются менее ценными: кому, спрашивается, нужен безносый Мелькарт в кошеле?
Пока он забавлялся с монетами, восторгаясь ими не меньше, чем мальчик – игрушечными солдатиками, я присмотрелся к так называемым Книгам тайного знания. Мне под руку попался свиток, в котором объяснялось, как превратить мужчину в женщину – и наоборот. С подобной магией я был знаком не понаслышке, поскольку видел подобное превращение в священном источнике Салмакиды [17] в Галикарнасе. Погрузившись в текст, я искал в нём упоминание Салмакиды, так что не сразу заметил, что Кериний склонился ко мне, почти касаясь своим носом моего, и читает текст вверх ногами.
– Хотел бы превратиться в девушку? – вкрадчиво улыбнулся он. – Возможно, лишь на одну ночь?
– Уж всяко не с таким, как ты, – сообщил я, прочистив горло.
– Ну-ну, юный римлянин, – рассмеялся он. – Ты ведь римлянин, верно? Этот акцент ни с чем не спутаешь. И что же ты имеешь против таких, как я? Я – всего лишь честный парень, собирающийся заключить честную сделку.
– То-то оно и видно. И как же, позволь спросить, к тебе попали эти Книги тайного знания?
– А вот это не твоего ума дело – однако могу заверить тебя, что они подлинные. Неужто ты думаешь, что я попытаюсь одурачить человека столь недюжинного ума, как твой спутник? Он куда старше и мудрее тебя, мой юный друг, и всё же, как видишь, доверяет мне.
Я устремил на него гневный взгляд, силясь придумать достойный ответ, но тут сам вздрогнул, потому что дверь вновь отворилась, впустив лучащегося улыбкой Антипатра.
При этом звуке Кериний также обернулся к двери. Пару мгновений он невидящим взглядом глазел на пустой проём, затем прищурился:
– А, вижу, заклятие начитает выветриваться – я смутно вижу ваши очертания. Как прошёл опыт?
– Невероятно! – провозгласил Антипатр. – Я был совершенно невидим – меня не заметила ни одна живая душа. От этого я почувствовал некую тягу… к озорству, так что не удержался от того, чтобы подшутить над парочкой посетителей.
– Как именно подшутить? – спросил я, возмущённый одной мыслью, что мой почтенный наставник вёл себя словно какой-то мальчишка.
– Это не имеет значения, Гордиан. – Антипатр расправил плечи, словно сбрасывая с них накатившее на него мальчишество. – Главное – что эта формула работает. Возможности применения этого зелья просто поражают воображение! Скажем, с военной целью или для шпионажа – с его помощью можно войти в историю!
– Но, учитель, неужто ты забыл о примере Икара? Если бы люди были созданы для полёта, боги дали бы нам крылья. А если бы нам предназначалась невидимость…
– Ты должен опробовать его сам! – заявил Антипатр, протягивая мне фиал.
– Что?
– Да-да, попробуй, – согласился Кериний.
Некоторое время я молча созерцал сосуд, затем всё-таки забрал его у наставника, вынул пробку и понюхал – как и говорил Антипатр, зловоние было знатное.
– Давай, – поторопил меня тот. – Пара капель на тыльную сторону кисти.
– Ты молод и силён, – склонил голову Кериний. – Тебе может потребоваться на каплю больше.
Сделав глубокий вдох, я осторожно отмерил три капли мази и, помедлив в нерешительности, слизал её – вкус был просто ужасающим.
Спустя довольно долгое время двое мужчин молча созерцали меня. Наконец я тоже начал ощущать то самое тёплое чувство, что, зародившись в солнечном сплетении, быстро разлилось по груди и конечностям. В голове появилась непривычная лёгкость, а комнату словно бы окутало лёгкое свечение.
– А, уже начинает действовать, – кивнул Кериний.
– Не замечаю никаких перемен, – насупил брови Антипатр.
– И не должны – я же объяснил. Как себя чувствует юный римлянин?
– Странно… – сглотнул я. – Но не так чтобы в плохом смысле. – Взглянув на руку, на которую нанёс капли, я заметил: – Я по-прежнему себя вижу.
– Разумеется, видишь, – подтвердил Кериний. – Лучи видимости, как я и говорил. Ты ведь видишь себя каждый день – так что собственная невидимость на тебя не действует.
Осторожно поднявшись на ноги, я прошёл в другой конец комнаты, а он всё продолжал смотреть туда, где я только что находился.
– Опробуй его! – шепнул Антипатр. – Ступай в общий зал – и сам увидишь, что будет! Я схожу с тобой.
– Нет, учитель, останься здесь. – Я красноречиво указал взглядом на деньги и суму с книгами, а затем – на Кериния, которому по-прежнему не доверял ни на грош.
– Хорошо. – Мой наставник охотно опустился обратно на стул, принявшись возиться с цилиндрами.
Итак, находясь под слегка дурманящим воздействием зелья, я двинулся в общий зал. Там собралось около дюжины посетителей, занятых азартной игрой или выпивкой. Я прошёл зал из конца в конец, ступая как можно тише – разумеется, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Тогда я решился на пару незамысловатых экспериментов: например, хлопал в ладоши прямо перед лицом незнакомого пьянчуги, чтобы увидеть, как он в изумлении отпрянет.
Мимо прошла Галатея с кувшином вина. Шагая рядом с ней, я вволю налюбовался её миловидным лицом, золотистыми волосами и верхней частью грудей, соблазнительно обрамлённых широким воротом платья. Вот бы сейчас очутиться в прошлом столетии, в дни Фафхрда и Серого Мышелова, когда в моде были платья критского возрождения, оставляющие груди полностью обнажёнными!
Следуя за ней по пятам, я был свидетелем того, как она беззастенчиво флиртует с каждым встречным. Ощутив укол совершенно иррациональной ревности, я, поддавшись порыву, приблизил губы вплотную к её уху, шепнув:
– Бу!
Бедная девушка так вздрогнула, что залила вином весь перед платья – пара капель брызнула на груди. При виде подобной неуклюжести мужчины разразились смехом и пьяными выкриками.
– Эй, Галатея, – воскликнул один из них, – поди сюда, дай слизать с тебя вино!
Она вспыхнула, явно смущённая собственной неловкостью, и поспешила прочь по узкому коридору – я за ней, и успел проскочить, едва избежав удара дверью.
Захламлённая комнатушка без окон освещалась единственной тусклой лампой. Это явно была спальня служанки – здесь стояла узкая кровать, стул, а также открытый сундук, набитый одеждой и прочим скарбом. Пока я в неподвижности осматривался, Галатея стянула залитое вином платье через голову и предстала передо мной полностью обнажённой.
Надо сказать, мне давненько не доводилось видеть голой женщины. Когда мы коротали зимние месяцы на Родосе, я наслаждался весьма интимной дружбой с галлом Виндовиксом – но ведь это не одно и то же. Не боясь быть застуканным, я глазел в своё удовольствие. Девушка так и эдак крутилась в янтарном свете лампы, так что я успел рассмотреть её со всех углов. Галатея была подобна статуе Венеры, наделённая её гладкими белоснежными руками и ногами, соблазнительными бёдрами и ягодицами и грудями, которые то и дело меняли форму, когда она нагибалась, поворачивалась и вновь распрямлялась – и каждая была ещё искусительнее предыдущей. Когда она наконец извлекла из сундука новое платье, я не смог сдержать разочарованного стона.
Галатея мигом обернулась, уставившись прямиком туда, где стоял я.
– Кто здесь?
Я затаил дыхание.
Девушка нахмурилась, но вскоре вновь занялась своим делом: встав спиной ко мне, натянула новое платье через голову. Однако когда она вновь повернулась к двери, должно быть, зелье невидимости начало выветриваться, поскольку она мигом отпрянула, вскинув руки в защитном жесте.
– Что ты?.. Как ты?.. – похоже, она не находила слов, как и любая девушка, в закрытой комнате которой внезапно из ниоткуда материализовался мужчина.
Я также на мгновение утратил дар речи.
– Боюсь, ты пролила вино из-за меня, – наконец выдавил я.
– Не глупи, – нахмурилась она. – Я попросту допустила неосторожность, вот и всё. Но откуда ты, спрашивается, взялся?
– А это имеет значение?
– Ах да, теперь я тебя узнала, – нехотя улыбнулась Галатея. – Ты – тот самый римлянин, что путешествует со стариком. Я… сперва тебя не приметила. Должно быть, это из-за сумерек. И всё равно… как ты?..
– Сожалею, что ты облилась вином, – повторил я.
– Платье безвозвратно испорчено, – горестно вздохнула она.
– Я куплю тебе новое.
– Это будет очень мило с твоей стороны. Однако мне пора возвращаться к работе, а то эти выпивохи заберутся за прилавок и начнут обслуживать себя сами. – С этими словами она двинулась к двери, проскользнув вплотную ко мне, так что мы соприкоснулись грудью. Мне показалось, что она догадывается, какой эффект на меня оказало это краткое касание, ведь, на мгновение опустив взгляд, она послала мне понимающую улыбку и коснулась моих губ в мимолётном поцелуе, прежде чем открыть дверь и оставить меня в одиночестве в этой крохотной комнатушке.
К тому времени как я возвратился в отдельную комнату, Антипатр и Кериний уже скрепили свой договор: монеты исчезли со стола, а полная свитков сума покоилась на полу у ног моего наставника.
– Как впечатления? – спросил Кериний.
– Ну как, Гордиан, удалось тебе пошалить? – вторил ему Антипатр.
Должно быть, я покраснел, ведь мой учитель рассмеялся, качая головой. – Во имя Геркулеса, полагаю удалось на славу.
Казалось, Кериний тоже забавляется вовсю – воспользовавшись моим замешательством, он наградил меня шлепком по заду. Пара слов на прощание – и он исчез вместе с сиклями, оставив нам книги.
***
Антипатр засиделся за изучением своих новых приобретений хорошо за полночь, периодически заправляя лампы свежим маслом, когда они выгорали. Он то и дело принимался бормотать себе под нос, порой перемежая это восторженными восклицаниями: «Ты только представь себе!» или «Поразительно! Неужто это возможно?»
Я же, лёжа на узкой кровати в одной набедренной повязке под простынёй, не мог думать ни о чём, кроме Галатеи. В открытое окно проникали обычные звуки набережной – умиротворяющий плеск волн о пирс, поскрипывание корпусов кораблей – однако даже они были не в силах меня успокоить. Несмотря на плотно смеженные веки, сон не шёл. Внезапно меня посетила одна идея.
– Учитель, а где тот сосуд?
– Какой?
– С зельем.
– Здесь, в суме со свитками. А тебе зачем?
– Да так.
Оторвавшись от разложенного на коленях свитка, наставник наградил меня косым взглядом.
– У тебя есть какая-то надобность в невидимости среди ночи?
– Разумеется, нет!
Недоверчиво хмыкнув, Антипатр вновь углубился в чтение.
Я же продолжал ворочаться, безрезультатно ожидая прихода сна.
В моём воображении Галатея представала спящей в чём мать родила – не прикрытая даже простынёй; как я не старался отвлечься, ничего другое в голову не шло.
В какой-то момент в комнате потемнело – масло выгорело, но вместо того, чтобы пополнить его, Антипатр кивнул, его хватка разжалась и лежащий на коленях свиток развернулся, распластавшись до самого пола; комнату наполнило похрапывание моего наставника.
Бесшумно поднявшись с кровати, я начал было натягивать тунику – но затем сообразил, что она мне без надобности: даже в набедренной повязке нужды не было, ведь зачем невидимке одежда? С щекочущим нервы трепетом, который лишь девятнадцатилетний юноша может ощутить, просто раздевшись догола, я стянул набедренную повязку, наслаждаясь дыханием прохладного бриза из окна.
Осторожно отыскав фиал, я откупорил его, проглотил несколько капель и пару мгновений спустя уже ощутил эффект.
Внизу было тихо: общий зал закрыли на ночь. Осторожно пробираясь в темноте, я направился к узкому коридору в комнатку Галатеи.
Дверь была не заперта. Очень тихо отодвинув засов, я отворил её и зашёл.
Стоящая на сундуке маленькая лампа еле светила. По крайней мере в одном моё воображение подвело меня: Галатея спала, накрывшись простынёй, так что, слегка наклонив лампу, я узрел не завлекательное сияние плоти в янтарном свете, а беспорядочный ландшафт из складок льна, меж которыми залегли тени.
Рядом с лампой блеснуло кое-что иное: серебряная монета. Привлечённый её сверканием, я склонился над сундуком, чтобы рассмотреть поближе.
Это был тирский сикль – да не простой: у оттеснённого на ней Мелькарта отсутствовал нос.
Каковы шансы, что мне за один день попались аж две столь редкие монеты?
Присмотревшись получше, я проникся уверенностью, что это была та самая монета, которую продемонстрировал мне Кериний. Как же она попала к Галатее – разве что сам продавец книг отдал монету ей? И с чего бы ему отдавать столь ценную монету простой подавальщице – разве что она оказала ему услуги, выходящие за рамки обычных?
И сколько же ещё посетителей таверны этим вечером удостоились подобного вознаграждения за разыгранное ими безупречное представление? Даже если Кериний вручил по монете каждому из них, у него осталось предостаточно.
До меня донёсся сонный вздох – обернувшись, я воззрился на изножье кровати. Внезапно разозлившись на то, что меня выставили идиотом, я схватился за ближайший ко мне угол простыни и одним движением сдёрнул её с кровати.
В одном я таки не ошибся: Галатея действительно спала голой. Игра тёплых отблесков огня на её разметавшемся теле тотчас вызвала во мне вспышку желания несмотря на обуявший меня гнев.
Однако она была не одна.
Рядом с ней возлежал столь же обнажённый Кериний. Оба зашевелились, сонно нащупывая простыню, которой их столь грубо лишили.
Меня тотчас посетила иная мысль: быть может, мужчина отдал ей сикль в уплату за удовольствия этой ночи, а вовсе не за подыгрывание двум странствующим простакам, вообразившим себя невидимыми? Если это так, то моя обида несправедлива, и зелье действительно сработало – в этом случае они не видели, как я стою перед ними совершенно голый.
Мгновением позже эта иллюзия была безжалостно рассеяна самим Керинием: осоловевший от вина и прочих удовольствий, он перекатился на сторону постели, отодвинувшись от Галатеи, и похлопал по освободившемуся месту:
– Быть может, присоединишься к нам, стойкий римлянин? Мы могли бы воспроизвести любовное приключение Фафхрда и Серого Мышелова с царевной Ладикой!
Галатея рассмеялась и, глядя на меня из-под полуопущенных век, послала мне сонную улыбку, а затем также похлопала по пустому месту на кровати.
Итак, они оба всё же меня видели.
***
– Но, учитель, почему бы тебе не обратиться с жалобой к властям? – недоумевал я. – Или в Тире нет магистратов? Вызови мерзавца в суд и потребуй, чтобы он вернул деньги в обмен на свой бесполезный хлам!
В окно уже сочились рассветные лучи, когда я разбудил Антипатра, чтобы поведать ему о своём открытии. Теперь же косые лучи солнца осветили корабельные мачты – а мы всё ещё спорили.
– Нет-нет, Гордиан, я не стану этого делать. Деньги теперь по правду принадлежат ему, а книги – мне, вот и конец истории.
– Но ведь это неправильно, – не унимался я. – Он обвёл тебя вокруг пальца. Выставил дураками нас обоих.
– Разве подобает ученику величать своего старого учителя подобным образом? – приподнял седую бровь Антипатр.
– Я вовсе не это имел в виду, и ты это знаешь. – Я принялся мерить шагами комнату. – Стоит мне подумать об этом, как я весь горю.
– Подумать о чём?
– Как они все смеялись над нами за нашими спинами. Полный зал посетителей, которым Кериний заплатил за то, чтобы они поддержали его обман. Полагая, что это мы подшучиваем над ними, незримо бродя среди них, мы сами превратились в посмешище! Потому что всё это время они отлично нас видели!
– Учти, какое мастерство потребно, чтобы разыграть подобное представление, – задумчиво бросил Антипатр. – Поразительно, что ни один из них не допустил ни смешка.
– Что ж, полагаю, сейчас-то они надрывают животики в своё удовольствие. И будут гоготать всякий раз, пересказывая эту историю. При одной мысли об этом…
– Тогда вот тебе мой совет, Гордиан: просто не думай об этом, и всё тут.
Я резко втянул воздух.
– Если бы я только мог отобрать деньги у этого Кериния, я бы так и сделал. Однако при мне нет никакого оружия… – Тот факт, что при встрече с этим мошенником на мне даже клочка одежды не было, не то что оружия, я предпочёл перед моим старым наставником не озвучивать – как и прочие детали моих ночных похождений.
– Однако он не похищал этих денег, Гордиан; скажи на милость, что за закон он нарушил?
– Он ввёл тебя в заблуждение!
– Что до зелья, то это правда – однако же я заплатил ему не за зелье, а за Книги тайного знания.
– И что же заставляет тебя думать, что это не такая же подделка, как и зелье? Всё это никчёмная фальшивка, не стоящая ломаного гроша…
– То, что прошлой ночью у меня был шанс присмотреться к ним как следует. У меня не осталось ни малейших сомнений: это те самые Книги тайного знания, о коих повествуют легенды про Фафхрда и Серого Мышелова.
– Но то зелье невидимости – сущее шарлатанство; за исключением того, что мы почувствовали лёгкое головокружение, оно не оказало ни малейшего эффекта!
– Да, это верно, что в этом фиале нет никакого проку; однако это само по себе не значит, что сам рецепт бесполезен. Быть может, в этом следует винить Кериния, а не свиток: возможно, этот парень попросту поленился отыскать правильные ингредиенты, чтобы сделать приличное зелье. К слову, полагаю, что он заблуждался в отношении так называемой хамелеоновой травы: подозреваю, это растение тут вовсе не произрастает – и, пожалуй, мне потребуется произвести дополнительные исследования, чтобы установить, о какой именно траве здесь говорится.
– Но, учитель, отчего ты полагаешь, будто эти Книги тайного знания не столь же лживы, как и человек, что их продал?
Казалось, на мгновение Антипатр опешил от подобной дерзости, затем наградил меня суровым взглядом:
– Я верю в Книги тайного знания, Гордиан, поскольку верю легендам, которые подтверждают, что содержащаяся в них магия подлинная – вот только нужно верно интерпретировать эти знания.
Я сделал глубокий вдох. В самом деле, какой смысл спорить с человеком, вера которого в легенды его детства столь крепка?
– Итак, Гордиан, где же сейчас наш друг Кериний?
– Покинул таверну с первыми лучами солнца, прихватив с собой свою разбойничью добычу. Но мы всё ещё могли бы его выследить…
– Нет, нет и нет! – бескомпромиссно заявил Антипатр. – Я рад, что тебе довелось встретиться с ним и выпытать у него правду насчёт этого бесполезного зелья, но, надеюсь, никто из вас при этом не пострадал? Дело ведь не дошло до рукоприкладства?
– Нет, нет, никакого насилия и рукоприкладства… подобного рода.
На это мой учитель ответил озадаченным взглядом, но выпытывать не стал.
– Сожалею, что ты испытал подобное разочарование, проникнув в комнату девушки: не только узнал, что она приняла участие в этом обмане, но и обнаружил её в объятиях другого мужчины. Увы! Он прежде тебя сорвал сладкий плод. Я полагаю, этот Кериний тут же обратился в бегство, едва ты вытянул из него правду?
– Не совсем, – признался я, переминаясь с ноги на ногу.
– А, значит, вырвав у него признание, ты так и оставил его там, в постели с девушкой?
– Нет, они на моих глазах оделись и ушли. В конечном итоге.
– Не знаю точно, когда я уснул, – нахмурился Антипатр, – но я полагал, что ты направился в комнату девушки перед рассветом, а затем быстро вернулся – при первых лучах солнца. Или… ты ушёл раньше? Столько же времени вы трое находились в той комнате – и что задержало тебя там? – Видя, как я смущённо ёрзаю на месте, наставник приподнял бровь: – Что ж, это не столь важно. Полагаю, это нимало меня не касается. Равно как то, за какую сумму я приобрёл эти книги, не касается тебя. Верно, Гордиан?
После весьма продолжительной паузы я кивнул:
– Верно.
– В таком случае, не станем больше поминать эту историю.
В тот день мы наняли небольшой караван мулов, подготовившись к очередному этапу нашего путешествия – и день спустя покинули Тир, направляясь в Вавилон.
Пока мулы несли нас по разбитой дороге к Ливанскому хребту, мы оба не выходили из молчаливых раздумий. Я недоумевал, как такой человек, как Антипатр, обычно столь мудрый, мог позволить одурачить себя столь отпетому мошеннику как Кериний? И почему он так убеждён в ценности этих Книг тайного знания, которые оказались совершенно бесполезными? Должно быть, возвращение в родной город порядком ослабило его бдительность, – наконец рассудил я. Полузабытые мечты о героях детства пробудили наивное дитя и в нём самом, пустив прахом весь нажитый годами нелёгкий жизненный опыт.
Что же до того, с какой лёгкостью я сам стал жертвой обмана, то тут я могу сказать в свою защиту лишь, что в свои девятнадцать лет я весьма легко поддавался внушению – тем паче вдали от дома, посреди долгого путешествия. Новые места и новые люди не уставали меня поражать – и сам я тоже подчас себе дивился.
Наконец Антипатр первым нарушил молчание:
– В первый вечер, что мы провели в «Раковине мурекса», ты, Гордиан, заметил, что на протяжении наших странствий тебе нигде не доводилось слышать о Фафхрде и Сером Мышелове – и спросил, как такое возможно. Я подверг этот вопрос должному рассмотрению: в самом деле, как могло случиться, что две столь выдающиеся фигуры избегли внимания не только хронистов и историков, но и философов, поэтов и жрецов? Полагаю, это могло быть связано с их, прямо скажем, сомнительной репутацией. Пожалуй, они были слишком свободолюбивы, чтобы служить какому-либо одному городу, тем самым став частью его эпоса. К тому же, они чересчур часто связывались с демонами и магами, чтобы привлечь внимание трезвомыслящего философа, а их неуловимость отнюдь не импонирует степенному историку. В конце концов, они ведь были отпетыми мошенниками, а им подобным нет места в анналах царей, полубогов и героев. Увы, возможно, их подвигам не суждено быть воспетыми ни единым поэтом!
Какое-то время мы оба молчали, поскольку дорога сделалась круче и мулы едва тащились.
– Я тут подумал…
– О чём же, Гордиан?
– Как ты считаешь, быть может, однажды поэт напишет о наших приключениях, учитель?
– Увы, сомневаюсь, что проживу так долго, – горестно улыбнулся Антипатр. Как всегда при слове «поэт», он подумал исключительно о собственной персоне.
– Может, я сам это сделаю, – предположил я.
– Ты, Гордиан? Но ты ведь не поэт. И твой греческий просто ужасен!
– Неужто можно писать поэмы лишь на греческом?
– Во всяком случае, те, что заслуживают прочтения, – отрубил Антипатр, вновь демонстрируя свои антиримские настроения.
– А мне вот интересно, учитель, кем выставила бы нас эта поэма: героями или проходимцами, мудрецами или же дураками? А может, мошенниками?
– Ха! Полагаю, последний встреченный нами мошенник – это твой товарищ по постельным игрищам Кериний! – При виде досады на моём лице Антипатр разразился смехом. – А разве мужчина не может сочетать в себе все эти роли, как, скажем, Фафхрд и Серый Мышелов? Это-то и делает их образы столь притягательными. Иные люди не такие, какими кажутся снаружи, и настоящий поэт показывает не только то, что на поверхности, но и то, что спрятано под ней, позволяя читателю делать собственные выводы.
При взгляде на моего седого учителя я невольно улыбнулся, чувствуя, насколько глубока моя симпатия к нему.
– Я не забуду об этом, учитель, когда придёт мой черёд писать мемуары.
Примечания переводчиков:
[1] Недальновидный в Тире — названии рассказа (Ill seen in Tyre) содержится игра слов, так как Ill seen в пер. с англ. означает как «плохо видимый», так и «необдуманный».
Тир (греч. Τύρος)) — соврем. город Сур в Ливане, один из древнейших крупных торговых центров Финикии и Средиземноморья. Древнее поселение располагалось на острове. Первые свидетельства существования города относятся к XIV в. до н.э. В XII в. до н.э. выдвинулся на первое место среди финикийских городов, играл ведущую роль в торговле. Во времена эллинизма был одним из центров образованности. В 64 г. до н.э. был подчинён римлянами.
[2] Антипатр – др.-греч. Αντιπατρος – означает «похожий на отца». Так звали полководца Александра Македонского, который стал наместником Македонии в его отсутствие.
[3] «Фафхрд и Серый Мышелов» Фрица Лейбера — одна из известнейших саг в жанре героического фэнтези. Цикл писался с 40-ых по 80-ые годы XX века, является тонкой пародией на Конана Варвара. Действие цикла происходит в вымышленом мире Невона. Цикл повлиял на творчество Терри Прачетта и Майкла Суэнвика.
[4] Моллюск мурекс – возможно, самый дорогой краситель древности, тирский пурпур, получали из двух видов моллюсков: Murex brandaris и Murex trunculus (по современной классификации Bolinus brandaris и Hexaplex trunculus). Краситель производится гипобранхиальной железой, представляющей собой вырост прямой кишки моллюска. Краска является редким случаем синтеза животным органического бром-содержащего соединения, которое синтезируется из содержащегося в морской воде бромида.
Окраска пурпуром отличается необыкновенной прочностью, им окрашивали шёлк, шерсть и лён. Красильщики измельчали тела улиток, размешивая с водой, и полученным раствором пропитывали ткань, которую развешивали на воздухе. На солнечном свету постепенно проявляется красный цвет пурпура: свежий желтоватый сок улитки приобретает зелёный, затем синий и наконец красный цвет, причём появляется запах чеснока. Кроме красного красителя в пурпуре содержится синий (индиго), и именно смесь этих двух красителей дает пурпурный цвет. Из 12000 улиток можно было добыть чуть более 1 г. красителя. Близ городов Тира и Сидона обнаружены залежи скорлупы пурпурных улиток, оставшихся от древних финикийских красилен. Колонии пурпурных улиток были истреблены в ХIV веке. В средние века искусство крашения пурпуром было утрачено.
Химический аналог пурпура был получен синтетическим путём, но не дал ожидаемой красоты и прочности, присущей натуральному красителю. (мат. с сайта Мастерской консервации: http://art-con.ru/node/3416 и из Википедии)
[5] Истра – фракийское и эллинское название Дуная — Istros.
Дакия – государство на территории современной Румынии и Молдавии, частично занимало области Болгарии, Сербии, Венгрии и Украины (близ Карпат) со столицей в Сармигетузе. Южная граница проходила приблизительно по Дунаю. Возникло в результате объединения гето-дакийских племён (ветвь фракийцев). Подпало под влияние древних греков и римлян.
Германия (латин. Germania) – термин, термин, которым Гай Юлий Цезарь (в «Записках о Галльской войне») и Корнелий Тацит (в трактате «О происхождении германцев») обозначали область проживания германских племён (ориентировочно между Маасом и Неманом). Этот латинский топоним стал впоследствии названием крупнейшей страны Центральной Европы.
[6] Эфес и Галикарнас – древние город на западном средиземноморском побережье побережье Малой Азии, на современной территории Турции.
Олимпия – одно из крупнейших святилищ на Пелопоннесском полуострове, где возникли и на протяжении веков проводились Олимпийские игры.
[7] Сидон – один из древнейших городов Финикии, крупный торговый центр в X-IX вв. до н.э., совр. Сайда (Ливан).
[8] Ладика (Лаодика) Египетская (др.-греч. Λαδική) – по всей видимости, имеется в виду древнегреческая царевна из рода Баттиадов, супруга египетского фараона Амасиса II (VI в. до н.э.). Подозревая её в колдовстве, супруг хотел расправиться с ней, но потом очень её полюбил.
[9] Хребет Ливан тянется с севера на юг параллельно побережью Средиземного моря через весь Ливан, параллельно хребту Антиливан, между которыми расположена долина Бекаа.
[10] Ксенофонт и его Десять тысяч – афинский историк Ксенофонт в своём главном труде «Анáбасис» (в букв. пер. с др.-греч. «Восхождение») описал отступление десяти тысяч греческих наёмников-гоплитов из Месопотамии на север к Трапезу после злополучной для них битвы при Кунаксе (401 год до н. э.). При отступлении греки двигались по суше в противоположном от родины направлении, чтобы потом добраться до неё морским путём.
Возможно, это сочинение было первой в истории автобиографией, от него идёт традиция античных авторов (перенятая и Цезарем) описывать собственные деяния в третьем лице.
[11] Осада Тира Александром Македонским (332 г. до н.э.) – изначально Тир обещал заключить с Александром Македонским союз против персов, однако после того, как Александра не пустили в Тир для принесения жертвы Мелькарту (бог-покровитель мореплавания и города Тира), он осадил город, насыпав плотину от материка к острову, на котором располагался город. Тиряне успешно сопротивлялись осаде в течение семи месяцев, пока Александр не собрал мощный флот из враждебных Тиру государств. Население было почти полностью истреблено, город – сожжён, но быстро восстановился, будучи заселённым жителями окрестных земель. Падение неприступного города стало не только одной из самых ярких побед Александра Македонского, но и вошло в анналы мирового военного искусства.
[12] Дидона, основавшая Карфаген – согласно преданию, царица Дидона бежала из Тира после того, как её брат Пигмалион, царь Тира, убил её мужа Сихея, чтобы завладеть его богатством.
[13] Кериний – в оригинале Kerynis – это имя, вероятно, происходит от названия селения Керинея (Keryneia), известного благодаря Керинейской лани, поимка которой стала одним из подвигов Геракла.
[14] Халдеи – семитские племена, обитающие на юге Месопотамии, вели борьбу с ассирийцами за обладание Вавилоном. Халдеями в древнем мире также называли колдунов, магов, волхвов, гадателей, астрологов.
Вавилонская жреческая астрономия и астрология были хорошо известны в древнем мире, халдеев считали основателями астрологии и астрономии. Религия халдеев, в сущности, была не что иное, как поклонение небесным светилам. Учение о небесных телах было развито преимущественно жрецами, составлявшими замкнутую касту и называвшимися магами (греки звали их халдеями). (по материалам книги К.Ф. Беккера «Мифы древнего мира» и Википедии)
[15] То, словно мачеха, день, а другой раз — как мать, человеку – цитата из «Трудов и дней» Гесиода, пер. В.В. Вересаева.
[16] Хамелеоновая трава – любопытно, что так называют растение Хауттюйния (Гуттуиния) сердцевидная (Houttuynia cordata) из-за пёстрой окраски листьев. Растение широко распространено по Азии от Гималаев до Японского архипелага и острова Ява, используется как декоративное, эфиромасличное, лекарственное растение, и даже в пищу (корневища). Были попытки использовать её для лечения коронавирусной инфекции (SARS). Вряд ли именно её имел в виду автор, но как знать :-)
[17] Салмакида – лат. Salmacis – нимфа, жившая при источнике в Галикарнасе. Она обладала чарующей внешностью, сочетающейся в ней с неистребимой ленью, из-за чего не желала предаваться охоте с богиней Артемидой и другими нимфами.
Считалось, что её источник способствует изнеженности тех, кто пьёт из него.
Согласно «Метаморфозам» Овидия, она слилась с Гермафродитом в одно существо (возможно, против его воли), и тот наложил на источник заклятие, из-за которого с погрузившимися в него случается то же самое.
Галикарнас – древний город в Карии на Средиземноморском побережье Малой Азии (совр. турецкий Бодрум).
Комментарии