Хранение
Проза жизни и немножко смерти ¯\_(ツ)_/¯
джен, G, 676 словСтарушка отшла тихо и мирно ночью. Когда Степан заглянул к ней утром, она уже была холодной. Степан вызвал скорую, позвонил ее дочери, чтобы сообщить — та жила где-то в соседней области и явно бы не успела приехать к вечеру.
Когда суета утихла, Степан открыл дверь старушкиной квартиры своим ключом и вошёл, включив свет только в коридоре. Мертвую оставили в большой комнате, открыв там окна и закрутив батареи. Там же был книжный шкаф, где Степан уже давно заприметил для себя несколько любопытных экземпляров. Книг у старушки было много, все не упомнить, но кое-какие Степан нагуглил и стоили они порядочно. А родственники разве знают, что у старушки было, а чего не было? Мрачная была бабка, не сильно разговорчивая, хотя к старости люди становятся более болтливы. Степан приглядывал за ней, когда ей стало тяжело ходить, но старушка старательно избегала его помощи. Кем-то она там работала, в университете лекции читала, должно быть там и тратила весь запас невыговоренных слов.
А теперь вот померла.
И если ассортимент книг в большой комнате был Степану знаком, то то, что хранилось в спальне он не видел. Старушка туда никого не пускала, но, он сам видел, лазила несколько раз зачем-то под кровать. В Степане взыграло любопытство. Если он найдет что-то ценное, то трогать не будет, золото там, или ещё чего. А если какие-нибудь книги старые, или статуэтки — почему бы и не прибрать? Родственники-то все равно выкинут.
Степан считал, что он в своем праве. За бабкой он присматривал совершенно безвозмездно, по доброте душевной. Должно же ему за такое что-то полагаться?
Степан прошел в комнату, морщась от затхлого неприятного запаха больного старческого тела, подошёл к кровати и опустился на колени, подсвечивая себе фонариком. Пол был грязный — убираться старушке уже было тяжело, а от сиделки она отказывалась. А на полу под кроватью стояли какие-то грубо сколоченные фанерные ящики. Степан потянул один на себя — тяжёлый, и отдернул руку, посадив в палец занозу. Чертыхнулся и потянул ящик на себя обеими руками, положив фонарик на кровать. Скрипя, ящик выполз, и в тусклом, отражённом от свете Степану показалось, что там лежат какие-то круглые вазы. Но когда он посветил на них, то от неожиданности шарахнулся назад.
В ящике лежали черепа. Аккуратно уложенные рядами, они будто смотрели на Степана своими пустыми глазницами. От того, что Степан выдвинул ящик резко, один из черепов, меньший, завалился на бок и теперь взирал на Степана как будто бы с укоризной.
— Тьфу ты, сволочь! — выругался Степан и ногой задвинул ящик обратно.
А потом на всякий случай перекрестился. Смотреть, что там ещё под кроватью лежит, ему расхотелось. Он бегло осмотрел полки в свете фонарика, но не слишком внимательно, и поспешно вышел, закрыв за собой дверь.
В спальне он, ежась от холода, быстро собрал книги по списку, немного переставил оставшиеся на полках, чтобы не было видно, что что-то забирали, а потом обернулся на покойную. Она лежала, не шевелясь, безразличная к его действиям.
— Тьфу, — повторил Степан и перекрестился ещё раз. — Тебе-то они уже ни к чему.
А потом он плотно закрыл дверь в спальню, погасил свет и ушел.
Дочь приехала утром. Вместе с ней в квартиру заглянул какой-то молодой человек и, виновато глядя на дочь, первым зашёл.
— Я только посмотрю, Анна Константиновна, — сказал он, расшнуровывая ботинки.
— Да не разувайся, — сказала женщина. Сама она не торопилась, ступая медленно и тяжело.
Молодой человек кивнул. В большую комнату он заглядывать не стал, подошёл к спальне и заглянул туда. Узкая комната была почти целиком занята кроватью и старым шкафом-стенкой. Места между ними почти не оставалось.
— Где же он может быть, — задумчиво произнес молодой человек и прошел внутрь.
Он встал на колени, заглянул под кровать и воскликнул:
— Ага! — после чего рывком вытянул ящик.
Дочь тоже заглянула в комнату.
Увидев содержимое, молодой человек облегчённо выдохнул:
— Осиновка!.. — Наклоняясь к ящику так, будто хотел прижаться к нему щекой. — Ой, простите, Анна Константиновна.
Дочь махнула рукой.
Молодой человек вытащил все ящики, пересчитал их и стеснительно сказал:
— Спасибо, Анна Константиновна. Вы извините, что я в такой ситуации к вам лезу, но нам же на хранение сдавать надо, а Евгения Викторовна все материалы у себя держала. Такое дело. Это только второй Осиновский могильник. А у нее тут ещё пятый и третий где-то должны быть.