Предыдущая глава
– Большего идиотства я сроду не видывал, – первым делом сообщаю я генералу поутру.
Он сонно хлопает глазами над тарелкой с яичницей, словно с большого перепоя – краше в гроб кладут, одним словом. Не знаю, что они пихают в это своё сонное зелье, но навеянные им сны явно не из приятных.
– Пожалуйста, – хрипит он, – не так громко. Даже моё дыхание чересчур громкое. – И тут кто-то с грохотом роняет доспехи прямо за стенкой палатки – он вздрагивает, втягивая голову в плечи.
– Прошу прощения, сэр, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Но всё равно это было тупейшее действо из всего, что мне когда-либо доводилось видеть. Мы что, смиримся с подобным проигрышем, и всё тут? Почему бы не штурмовать стены и не занять крепость силой?
Он прикрывает глаза, наморщив лоб, и едва не тыкает себя в нос вилкой с наколотым на нее куском яичницы. Его правое запястье туго перетянуто бинтом; осмотревшая его утром целительница сказала, что он, в принципе, может сражаться, но сопроводила это недовольной гримасой.
– Мы ещё не проиграли, – бурчит он. – Поединки длятся два дня. Мы попробуем ещё раз.
читать дальше– Это кто – мы? – требую я, затем поспешно перехожу на шёпот, когда он вновь содрогается. – Простите, сэр. Так кто? Они уже превышают нас числом, и один из их людей может вывести из строя две сотни наших! – Аджакс свалился, лишь когда небо усеяли первые звёзды, от обычного утомления. Он отказался покидать поле, пока его не одолеют. Безусловно, снова пресловутые законы чести.
Глаза генерала молниеносно распахиваются. Пожалуй, впервые с момента нашей встречи он уставился на меня прямо-таки свирепым взором; возможно, я это заслужил, но я прав – и он это знает.
– Ну а откуда я, по-твоему, возьму новых солдат? – рычит он. – Я, знаешь ли, тоже не желаю проигрывать, но приходится довольствоваться тем, что есть.
Прежде чем я успеваю ответить, кто-то скребётся в тент палатки.
– Совет, Ваше Сиятельство, – говорит этот кто-то.
Генерал выпрямляется, хоть по нему видно, что он куда охотнее хлопнулся бы обратно на койку.
– Пусть заходят, – лает он в ответ голосом резким, как бритва, отчаянно пытаясь подавить зевок. Мне же он сообщает: – Можешь остаться, если пожелаешь, но предупреждаю, что дебаты могут быть… утомительными.
Я вскидываю руки в знак капитуляции – правда, временной.
– Никаких проблем, сэр. Я как раз собирался проведать солдата Джару.
– Хорошая идея. – Что-то вспыхивает в его глазах при упоминании её имени, но я не могу судить, что это значит. – Я буду здесь, если понадоблюсь, – заключает он, разводя руками.
Вот чем мне нравятся палатки – так это тем, что не нужна дверь, чтобы из них выйти. Я проскальзываю под тентом аккурат в тот момент, когда с противоположной стороны заходят офицеры, и иду себе, посвистывая, по лагерю. Довольно забавно видеть, как дзалинские солдаты то и дело подёргиваются от любого звука, словно вчера самозабвенно пьянствовали всем лагерем.
Хотя, с другой стороны, вовсе это не забавно.
Какая палатка её, а какая – нет, кто ж знает; я просто иду вдоль рядов, притягивая немало озадаченных взглядов из палаток, которые я миную. Не знаю уж, что именно привлекает их внимание: хромота и рука на перевязи, или же то, что я не пробегаю, раболепно потупившись и кланяясь на каждом шагу, как все прочие люди в лагере. Когда один солдат приподнимается на койке, судя по выражению лица, собираясь учинить мне допрос, я дружелюбно улыбаюсь ему и бросаю:
– Неплохо вы вчера потрудились! – Это тут же отправляет его в нокаут.
Я нахожу Джару скорбно созерцающей зеркальце, понурившись на койке. Она опускает его, заслышав меня, и улыбается как можно шире, но её глаза предательски красны.
– Мне так жаль… – начинаю я, но она поднимает руку, останавливая меня.
– Мне несчётное число раз говорили, что моя дурацкая коса доведёт меня до беды, – говорит она, хмурясь на своё отражение. – Это мне стоило об этом помнить, а не тебе. Ну что ж, всё, что ни делается, к лучшему: в ближайшем будущем проблем с ней точно не возникнет.
– И всё же мне жаль. – Я опускаюсь на корточки у входа в палатку. – Как знать – может, ты сразила бы того здоровяка.
– Аджакса? – фыркает она. – Как же, как же. Ты льстишь мне – я всего лишь опытный боец, а не богиня. Хотя мне стоит всерьёз заняться аспектами, связанными с огнём. Кстати, ты, вроде, хотел взглянуть на своё отражение?
Взяв у неё крохотную вещицу, я разворачиваю её. Мои песчаного цвета нечёсаные лохмы – то ещё зрелище, пряди свисают на лоб и на плечи, словно корни лотоса. На лбу сбоку – вспухшая красная отметина, уходящая за линию волос. Ну что же, хотя бы их предостаточно, чтобы скрыть шрам. Помимо шевелюры, я подмечаю прищуренные серо-голубые глаза и чисто выбритую квадратную челюсть.
Вот последнее воистину странно. Я строю своему отражению рожу, затем возвращаю зеркало владелице.
– Удивительная вещь – мне с момента ранения ни разу не приходилось бриться.
– А, так это всё Джа Алим. Один из его талантов – как раз-таки бритьё, и у него, похоже, пунктик насчёт растительности на лице, потому что он удаляет её у всех подряд пациентов без спроса, нравится им это или нет. Нужна расчёска? – Я киваю, и она принимается рыться в суме, лежащей у койки.
– А твою косу он может вернуть?
– Магические способности так не работают. – Она наконец извлекает деревянный гребешок с вырезанным на нём цветком с заострёнными лепестками и передаёт мне. Я тут же обнаруживаю, что расчёсывать волосы одной рукой – воистину замысловатое занятие, и вскоре Джара, издав нетерпеливый возглас, присаживается рядом и принимается за дело сама. Мы с кузенами нередко расчёсывали волосы друг другу, так что я тут же расслабляюсь, когда она принимается хозяйничать в моих кудряшках. – Каждый магический дар действует только в одну сторону. Джа Алим может убрать волосы, но никак не отрастить их.
– Не слишком-то это полезно, – замечаю я, приподнимая брови, чтобы явить своё сомнение тенту палатки.
– Поверь мне, это ещё не худший вариант. Иные заставляют птиц чирикать задом наперёд или сосновые иголки – синеть. Имея хоть сколько-нибудь полезный талант, ты получаешь лучшие виды на женитьбу, или чин в правительстве, или звание в армии.
– Гм, – отзываюсь я. – Так когда же я, во имя Святого Эльмо, наконец выясню, что эта штука с бъезфрецзингом… – она поддает мне по голове расчёской, и я послушно понижаю голос, – что эта штука делает?
– Не так громко, – шипит она. – Узнаешь в Крике Чайки, там собрались все ведущие знатоки таких явлений. Ну а когда они выяснят насчёт дара, вашу связь провозгласят официально. А пока что – молчком!
«Просто блеск», – угрюмо думаю я. Выходит, все дзали, которые видели меня в обществе генерала, считают, что я – а кто, кстати? Быть может, прослыть его собакой – не так уж и плохо.
– Но в конечном итоге большинство векторов и фокусов всё равно оседают в столице, потому что там всё приспособлено под их нужды. К примеру, магический камень, который позволяет парам разделяться – если не покидать пределов города. – При этих словах я тут же оживляюсь, и в её голосе слышится улыбка: – Я так и думала, что тебя это порадует.
– Ну а ты-то откуда знаешь?
– Э?
– С чего ты взяла, что я порадуюсь?
– О. – Она тихо смеётся. – По правде, генерал упоминал об этом. Он говорит, что ты храбришься из последних сил, но того и гляди взорвёшься, если продержать тебя взаперти ещё хотя бы день.
Ну вот опять. Я не видывал, чтобы генерал говорил хоть с кем-то, помимо офицеров и меня самого, а теперь выясняется, что он делится личными соображениями с Джарой. Быть может, она – одна из его бывших жён? Хотел бы я знать. Одно несомненно: она прекрасна с головы до пят, а ум её остёр как игла.
– Спасибо за помощь, – благодарю я, когда она заканчивает. – Здорово, что скоро выяснится, какая магия теперь нам подвластна.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, убирая расческу.
– Ну, – протягиваю я, – похоже, что мы вскорости двинемся в Крик Чайки.
На её обычно жизнерадостном лице появляется гневная гримаса, и она сердито затягивает суму.
– Не говори так, – обрывает она меня. – Мы ещё можем победить.
– Прости меня, разумеется, можем.
***
На обратном пути у входа в палатку я вновь натыкаюсь на моих любимых охранников. Я быстро ныряю в сторону, где трое гигантских серых коней пощипывают травку. Один из них бьёт копытом и предупреждающе фыркает. Я фыркаю в ответ и бочком прохожу мимо него к задам палатки.
Внутри царит слишком громкий галдёж, чтобы кто-нибудь заметил моё нетрадиционное появление. Все свободные поверхности сплошь покрыты офицерами, заходящимися в споре так, словно боятся, что перепалка вот-вот устареет. Азотеги и ещё двое из тех, что принимали участие во вчерашних поединках, то и дело просят их вести себя потише, вздрагивая от криков. Те подчиняются – секунды на три.
– Не стоило даже пытаться одолеть Аджакса силой, когда на это способна лишь генерал Джезимен! – настаивает сурового вида дзалинка. – Тут поможет разве что могущественная магия!
– При подборе личного состава мы делали ставку на скорость и ловкость, а не на магию, – вздыхает одна из усталых офицеров, запустившая пальцы в крашенные в тёмный цвет волосы, словно силясь подавить головную боль. – Предполагалось, что мы будем сражаться с сильными, крепкими воинами, которых самозванец Рзалез послал на северный фронт. Такая тактика не работает лишь против Аджакса.
– Однако мы проигрывали и до его появления, – замечает беловолосый. – И отнюдь не отыгрались, когда он наконец выбыл.
Те трое, что сражались, при этих словах гневно воззрились на остальных, и те внезапно обнаружили в палатке уйму безумно интересных вещей.
Я проскальзываю вдоль тента, чтобы примоститься неподалеку от генеральского ящика, и наблюдаю за происходящим с неугасающим любопытством: это куда более интересное зрелище, чем сцепившийся с капитаном лейтензанц, когда одному позарез надо таранить вражеский корабль, а другого куда больше увлекают ветчина и пиво, чем перспектива бурной схватки.
Генерал поднимает голову – и сидящие рядом с ним офицеры мигом затихают.
– Кончайте с этим, – вздыхает он. – Давайте-ка лучше сосредоточимся на том, что приведет нас к победе. Офицер Джезак, вы предлагаете магию. Есть ли поблизости подразделения, откуда мы можем позаимствовать магов?
Она извлекает карту из лежащей у её ног сумы и разворачивает её на полу палатки, щёлкая пальцами, пока офицеры в дальних углах не унимаются.
– Войска герцога Назехима стоят лагерем неподалёку, у подножия холмов близ форта Лосиный брод, – говорит она, постукивая пальцем по самой западной точке на нашем берегу реки, – но не думаю, что там найдутся сильные таланты. – После этого она рявкает на молодого человека, который поспешно принимается копаться в собственных сумах. Наконец он вытаскивает папирус, просматривает его и трясёт головой. – Герцогиня Цзерри и её супруг заняли наши позиции в Тальеге; любой из них мог бы выстоять благодаря их связи. Однако самому быстрому наезднику потребуется не меньше суток, чтобы добраться туда и обратно, учитывая пересечённую местность, а Рзалез наверняка откажет нам в отсрочке; он и его офицеры отлично понимают, что, поймав нас врасплох внезапным появлением Аджакса, они утратят это преимущество, если дадут нам время.
– А что, если Аджакс ещё не проснулся? – спрашивает беловолосый. – Это бы их задержало.
– Не спит он, – вздыхает темноволосая. – Мы видели, как он прогуливался по стенам этим утром, бодрый, словно жеребёнок в строю.
– Цзерри, – бормочет Азотеги и соединяет кончики пальцев, воззрившись на карту. – Может, имеет смысл вызвать её в любом случае – вдруг они выставят Аджакса только под конец?
– А ещё он кричал со стены, что первым выйдет на поле.
Я перевожу взгляд с одного на другого, ожидая, когда же хоть кто-нибудь выскажет самое очевидное решение их малопонятной проблемы. Но все помалкивают – лишь мрачно глазеют на карту, ожидая, пока ответ снизойдёт к ним сам.
Не в силах сдержаться, я наконец замечаю:
– Корабль успел бы. – Уйма недоумевающих лиц и одно очень недовольное тут же разворачиваются в мою сторону. Я поднимаю плечи, тем самым воздвигая между нами преграду. – Прошу прощения. Но на корабле можно обернуться за несколько часов, если посланец одолжит лошадь у лорда и леди Эссеи. Так можно поспеть ещё до начала битвы.
Юнец с картой принимается раздуваться от возмущения, словно рыба-ёж.
– Ты что о себе возомнил… – начинает он, но тут другой офицер пихает его локтем в бок, и он сдувается с оскорблённым видом.
Леди с картой улыбается мне, как прежде охранник:
– Очень умная идея, матрос. Спасибо за предложение. – Прочие тут же подхватывают её посыл, кивая и улыбаясь.
Если б я прямо сейчас мог бы вызвать их на кулачное состязание, чтобы стереть это тупое выражение с их лиц и заставить взглянуть на вещи моими глазами, будьте уверены, я бы так и сделал. Но я понимаю, что они всё равно не станут меня слушать, а потому также киваю, бормоча:
– Прошу прощения, – и откидываюсь на тент, дожидаясь, когда снова сделаюсь одним из элементов обстановки.
Несколько часов спустя, когда с дебатами покончено и офицеры удаляются – часов, которые можно было употребить на то, чтобы раздобыть бойцов, в которых они так нуждаются – Азотеги мешком валится на кровать, прикрывая глаза перебинтованным запястьем. Но, должно быть, даже так он ощущает жар моего взгляда, потому что мгновение спустя вздыхает и говорит:
– Ни один солдат не согласится ступить на корабль, Кэлентин.
– Потому что они чёртовы идиоты, – выплёвываю я. – Сэр, в это время года моря прямо-таки мертвенно спокойны. Единственный шанс пойти ко дну – это если придурковатый лейтензанц направит корабль прямо на скалы.
– Подобный шанс не так уж и мал.
– Так что же, вы откажетесь от форта лишь потому, что у кого-то есть ничтожная возможность потонуть? Отчего же тогда вас не беспокоила ничтожная возможность того, что вас могли заколоть в этом состязании или, скажем, размозжить вашу голову той здоровой алебардой?
Он отводит руку, чтобы бросить на меня грустный взгляд, и в это мгновение вид у него столь плачевный, что тут же я жалею, что набросился на него. Мне никогда не нравилось наседать на людей, но ведь кто-то должен открыть ему глаза.
– Сэр, вы правда хотите победить, или просто прийти к финалу, который заранее всем известен?
– Ты правда думаешь, что я хочу проиграть? – тихо спрашивает он. – Вчера я впервые за долгие годы потерпел поражение. Я знал, что этим и кончится, но лучше пусть позор падёт на мою голову, чем я позволю Аджаксу покалечить ещё одного солдата. И всё же моя жертва напрасна: царапина на его броне – вот и весь результат. А если падёт форт Зимородок, то Рзалез сможет занять все укрепления по нашу сторону реки без особых хлопот, и это сведёт все наши усилия на нет.
– Так сделай что-нибудь, – умоляю я.
– Дзали не плавают.
– Тогда сделай что-нибудь другое! Зашли в форт шпиона, который спихнёт Аджакса со стены, когда тот в очередной раз будет по ней прохаживаться. Если же и это противоречит вашим законам чести, тогда напои его как следует. Подмени его гульфик чем-нибудь колючим. Накорми его плесневелым хлебом. Подмешай это ваше сонное зелье в их воду и, когда проснутся, внуши им, что завтра – это сегодня.
Он глядит на меня пару мгновений, потом медленно улыбается. Мне с трудом удаётся не огрызнуться на пути к моей койке.
– Пожалуйста, прекрати, – говорю я как можно более ровным голосом, хлопаясь на одеяло. – Если я ещё хоть раз услышу, как милы мои наивные идеи, то, помяни моё слово, я сию минуту отправлюсь в форт и сделаю всё сам!
– Я вовсе не думал ни о чём подобном. – Он внимательно смотрит на меня, приподнявшись на локте. – Скорее, мечтал о том, чтобы я и вправду мог воплотить в жизнь какое-нибудь из твоих предложений. Но я не могу. Любое из этих действий нарушит все договоры и усугубит конфликт. Выведем Аджакса из строя – они тут же завопят о саботаже и, как следствие, потребуют, чтобы мы не выпускали на поле боя две сотни побеждённых им накануне солдат. Отравим воду – и они отзовут соглашение о повторном сражении, а вместо этого примутся лить со стен кипящую смолу. Мы ведь тоже отнюдь не новорождённые жеребята. Все твои идеи были опробованы – и отвергнуты.
– Ну так сперва сделай это, – бурчу я, задетый его словами, – а потом перережь их под покровом ночи.
Я слышу шорох – и вот генерал нависает надо мной воплощением скорби.
– Похоже, ты не понимаешь, – говорит он. – Многие из мужчин и женщин Рзалеза – родичи и друзья наших бойцов и самой королевы. Мы не желаем им смерти. Мы лишь хотим, чтобы они осознали свои заблуждения и возвратились на нашу сторону. Тогда ничья честь не будет попрана.
– А если ты побьёшь их, они это сделают?
– Если мы победим в войне, то да.
– Победа в этой битве поможет выиграть войну?
– Поражение сильно отбросит нас назад.
– А ведь вы проиграете, – брякаю я.
Его лицо темнеет, на нём видна борьба между сердитой гримасой и слащавым выражением, которое, похоже, оно обречено принимать всякий раз при взгляде на меня, и которое я начинаю тихо ненавидеть.
– Мы победим.
Генерал разворачивается на каблуках и топает в дальний угол палатки, порядком напоминая своего норовистого любовника. Поколебавшись пару мгновений, он сообщает:
– Скоро начнется сражение. Присоединишься к нам на поле?
– Мне ни к чему смотреть, чтобы знать финал. Что-то вроде матросского предчувствия. Ваше Сиятельство.
Он без слов удаляется, тент громко хлопает ему вслед.
Я же выуживаю из своих пожитков острый нож и деревянную болванку, зажимаю её коленями и принимаюсь яростно строгать. Когда заготовка ломается, я останавливаюсь, глядя на плоды моих трудов с прерывистым вздохом. Не стоило его так донимать – особенно перед битвой. Что если его ранят или убьют из-за того, что я слишком далеко? Интересно, эта наша связь исчезнет, если один из нас умрёт? Или же мне придётся справить рыбацкую хижину у его могилы?
Обломок деревяшки похож на… Я хмурюсь на него, а в моём воображении уже плещутся по ветру паруса, и я снова принимаюсь за работу, на сей раз бережнее.
Под приветственные крики и возгласы снаружи палатки я вытёсываю корпус. Под горестные восклицания подправляю крошечную фигурку на носу. Под редеющие голоса вырезаю мачту и закрепляю её на палубе кусочком воска из генеральских запасов. Когда вопли Аджакса эхом отдаются от реки, я отрываю клочки бинта на паруса.
Трещина в дереве несколько снижает плавучесть, потому я нарекаю своё судно «Пеламидой» – жалкий крохотный кораблик. С наступлением ночи я отправляю её в плавание по волнам генеральского одеяла после того, как двое целителей опускают его бесчувственное тело на койку.
Примечание переводчиков:
[1] Название главы в оригинале - "Some fools don't listen" - в букв. пер. с англ. - «Иные дураки не желают слушать», что, как вы понимаете, работает в обе стороны :-)
Следующая глава
Комментарии