Предыдущая глава
Хотя на следующий день я просыпаюсь на рассвете – отнюдь не по собственной воле, ведь я уже привык к дзалинскому ритму жизни – служанка не появляется, вместо неё приходит пожилая холмячка. Когда я спрашиваю о девушке, она бросает на меня странный взгляд, а затем награждает щербатой улыбкой:
– Сегодня День святых, парень, – сообщает служанка. – Она отправилась в свою церковь. И тебе бы стоило, если уж на то пошло.
Видать, я и вправду потерял ход времени, раз умудрился забыть про День святых этого месяца. Я сердечно благодарю её и топаю к конюшням.
Азотеги чистит скребницей одно из своих серых чудовищ с таким видом, словно готов прождать моего пробуждения целый день, а после уверять, что он вовсе и не ждал, просто занимался своими делами. Вот это мне в нём и правда нравится.
читать дальше– Поговорил со своей подругой? – вежливо спрашивает он, когда я подхожу настолько близко, насколько мне позволяет подозрительная зверюга. Я не уточнял, почему не хочу выходить из дома этим утром, но он явно знает, что это из-за девушки.
– Не-а, – отвечаю я. – Она в церкви. Куда, кстати, сэр, я и сам хотел бы сходить, если это не доставит большого неудобства.
Он кивает, похлопывая лошадь по боку, и кладёт скребницу на подставку.
– Хочешь поговорить с ней?
– Нет, по правде, я вряд ли смог бы отыскать её там, не зная, в какую церковь она отправилась – их в столице слишком много, да и я иду туда не за этим. Хочу поклониться святым.
– А… разумеется. У меня самого совет с офицерами ближе к полудню… – Он уходит в свои мысли, поигрывая петлёй скребницы, затем тихо добавляет: – А тебе не сильно помешает, если я пойду с тобой? Я бы хотел посмотреть. Разумеется, если это неудобно, или в какой-то мере святотатственно, то у меня и тут полно дел.
Удивлённый, но и порядком польщённый, я улыбаюсь ему:
– Конечно, пойдём вместе. Но, может, вы не прочь переодеться во что-то помимо военной формы?
– Гм. – Он оглядывает свой отутюженный синий мундир: – А как ты думаешь, что бы подошло?
В итоге Азотеги выходит в город в обычной серой тунике – лишь вблизи видно, что это шёлк – и широкополой суконной шляпе, которую мы отрыли в одном из сундуков. Сравнивая его с прохожими, я все ещё могу сказать, что он – дзалин: выдают большие глаза и узкий подбородок – но перемена одежды и воистину творит чудеса. Нависающие поля шляпы оставляют глаза в тени, так что лишь тот, кто приглядится, может заметить отличия – а никто и не пытается. Его подбородок мог бы сойти за женский, если бы не коренастое телосложение – укротительнице быков в самый раз.
Когда мы выезжаем на улицу, там не так людно, как обычно: большинство людей в церкви, а дзали по большей части ещё спят. Поэтому спросить дорогу особо не у кого, но, стоит мне сказать Азотеги, что можно ориентироваться по колокольному звону, как он тут же ведёт меня в верном направлении. Завидный у них слух, ничего не скажешь.
– Могу ли я спросить, по какому поводу поход? – интересуется он. – Прежде ты не изъявлял желания посетить церковь.
– Ну в военном лагере это было малость проблематично, – с улыбкой отвечаю я. – Но сегодня – День святых, когда все, кроме тех, кто должен заботиться о скотине, берут выходной, чтобы сходить в церковь и помолиться по своему обычаю. Ну а поскольку ваш народ не жалует мясо быков и коз [1], в церковь идут почитай что все люди.
Он медленно моргает.
– А какое отношение быки и козы имеют к молитвам крестьян?
– Скот затем и держат, чтобы аристократы покупали мясо для своего стола, – пожимаю я плечами. – Большинство народу – ну, те, что не рыбаки, конечно – держат козу-другую ради молока и режут под старость, да, разумеется, птицу ради яиц, но у них нет потребности держать стадо в сотню голов или вроде того. Порой старики жалуются на это в тавернах, но против лишнего выходного не возражают.
– Любопытно, – бормочет он.
Когда мы подходим к небольшому каменному строению с вереницей весело позвякивающих под дуновением ветерка колокольчиков по фасаду, служба уже переместилась в молельный сад позади церкви. Меня это более чем устраивает, потому что большинство церемоний ужасающе скучны – не думаю, что Азотеги понравились бы эти разглагольствования.
Вместо того, чтобы идти на службу, я провожу его в открытые двери, задержавшись на мгновение, чтобы глаза привыкли к полумраку. Аромат сандала не столь хорош, как запах морской соли и рыбы, но и он напоминает о доме. Десять деревянных статуй, каждая – с половину человеческого роста, стоят у стен круглого зала, и я прохожу рядом с ними, вглядываясь в каждое лицо. К моему разочарованию, морских стражей Святого Антона и Святой Елены среди них нет; наверно, для этого стоило поискать церковь поближе к докам. Единственный знакомый мне из этой компании – это Святой Эльмо, покровитель огня и верный друг корабелов.
– Что ж, подойдёт, – бормочу я под нос. Повернувшись к генералу, я указываю на корзину у резных ног святого: – Я возьму одну из этих зажигалок. Если хочешь засвидетельствовать своё почтение, можешь тоже взять. Это, по сути, не молитва, просто что-то вроде приветствия.
Кивнув с крайне серьёзным видом, генерал опускается на колени, чтобы вытащить две длинные палочки с плоскими чёрными концами. Взяв одну, я показываю ему, как быстро проводить ею по камню, чтобы верхушка загорелась, и как вкладывать её в раскрытую ладонь святого.
– А что это такое? – сосредоточенно хмурится он на незажжённую палочку. – Это же не магия, так ведь?
– Не-а, – отвечаю я. – В детстве мне объясняли, как их делают, но сейчас уже не помню. Что-то, связанное с воспламеняющимися жидкостями. А теперь – тс-с.
Тут же затихнув, он вытягивается по стойке смирно, сложив руки на груди. Пряча улыбку, я тянусь вверх, чтобы поместить руку над сердцем Святого Эльмо, и закрываю глаза.
«Доброго тебе утра, – говорю я про себя. – Со мной немало всего случилось с тех пор, как я в последний раз говорил с вами, святыми…»
Закончив повествование о моей странной связи, изложенное словами, которые, надеюсь, понятны земному святому, я прошу о напутствии. Предыдущий День святых я провел с Эмилией [2] и Еленой, поддевая моих хихикающих кузин – они обсуждали корабль, на который надеялись поступить в этом году. На мгновение тоска по дому одолевает меня с новой силой, так что начинает щипать в глазах. Когда мне удаётся взять себя в руки, я распрямляюсь, вытирая вспотевшие ладони о рубашку.
– Готово, сэр, – сообщаю я генералу. – Простите, это не очень-то интересно.
Что-то в его серьёзном взгляде дает мне понять, что всё в порядке.
– Тебе не за что извиняться. Спасибо, что взял меня с собой.
Когда мы поворачиваем к выходу, дорогу перегораживает монахиня с метлой.
– Что же ты, сынок, – обращается она к моему спутнику, отставляя метлу, чтобы сложить руки на груди с мягкой улыбкой, – не уделишь минутку своим святым покровителям?
Я издаю протестующее бульканье, пытаясь сообразить, как бы разрешить эту ситуацию, но Азотеги просто качает головой:
– Боюсь, это место не для меня.
– Ерунда. Каждый может просить святого о заступничестве, – говорит она, наклоняя голову, чтобы заглянуть под его шляпу. Хотя монахиня тут же бледнеет, становясь похожей на холмячку, к её чести будь сказано, ей хватает решимости закончить: – Даже вы, милорд. Нет ли на вашем сердце тяжести, которую святые могли бы облегчить?
Я топчусь рядом, успев раза четыре щёлкнуть шеей, пока она терпеливо поясняет генералу постулаты и обычаи, а после даже присоединяется к нему в короткой молитве. Он послушно следует её указаниям, хотя, как мне кажется, скорее, чтобы сделать мне приятное или не дать несчастной женщине помереть от расстройства.
Когда мы удаляемся на несколько кварталов от церкви, я тихо благодарю его:
– С вашей стороны это был очень добрый поступок, сэр.
Он тихо смеётся, склоняя голову набок, чтобы улыбнуться мне из-под своей шляпы.
– Едва ли. Боюсь, я всё же согрешил против ваших святых. Надеюсь, ты не против того, что я молился о твоем благополучии.
– Правда? – слегка ошарашенно переспрашиваю я. Я уверен, что у него есть свои причины, но большинство людей молится за… конечно, я не сомневаюсь, что генерал, ну, любит меня, как бы противоестественны ни были его чувства, так что, казалось бы, нечему и удивляться. Однако это я и делаю. – Это был очень добрый поступок, сэр.
– К вопросу о доброте… – Он мнётся, потянувшись рукой к волосам и тут же отдёргивая её – странное движение, которое он совершает всякий раз, когда растерян. – Я хочу сказать, что те люди, с которыми я познакомился, они… совершенно не такие, какими я их представлял. И уж конечно, не похожи на холмяков. Они добрее, не столь гневливы…
Я фыркаю, засовывая большие пальцы за пояс.
– Ох, надеюсь вы не решили, будто все люди – сплошь святые, сэр? – говорю я. – И у нас есть свои паршивые овцы [3], как и у вас. Чёрт, даже столь превосходные образчики, как я, – нахально подмигиваю ему я, – не лишены недостатков.
– Наверно, – бормочет он, и уголок его рта приподнимается, прежде чем вернуться к обычному хмурому выражению. – Просто, как бы объяснить… скажи я одному из моих солдат, что люди имеют свои достоинства, они бы тут же согласились. Но при этом решили бы, что я говорю о внешности, или об отваге, или о трудолюбии. Я не знаю, как облечь в слова менее вещественные свойства, которые я вижу.
– Даже если вы подыщете эти слова, они просто улыбнутся и вежливо кивнут в ответ, – замечаю я. – Но я ценю, что вы находите время об этом подумать.
Он награждает меня кривоватой улыбкой.
– Это очень мило с твоей стороны. Кстати, я также оценил твою прямоту, когда королева сказала, что твоя идея транспортировки ниже всякой критики. Это могло кончиться политическим скандалом.
– Вы же знаете, что я ненавижу политические скандалы. – Я с улыбкой скромно приподнимаю плечи. – Сказать по правде, я чуть из ботинок не вывалился, когда она ко мне обратилась. Не думал, что королевы так поступают.
– Цзеса – то есть, Её Величество [4] – нередко делает необычный выбор; это лишняя причина следовать за ней.
Никто из нас не удивлён явлением посланца в военной форме, который ожидает нас во дворе. Чего не скажешь о самом послании: юноша отдает честь и, выпучив глаза на генерала, сообщает:
– Сэр, теоретики сообщают, что готовы вас принять!
– Идём? – обращается ко мне генерал, отчего глаза мальчишки выкатываются ещё сильнее.
– После вас, сэр.
***
Резиденция магов – величественное зрелище, даже в сравнении с прочими строениями расползшегося в разные стороны замка. Здание вдвое выше дома Азотеги сложено из огромных глыб не-пойми-чего, выкрашенных в королевский синий. Меня повергает в ступор как количество снующих то внутрь, то наружу людей – в смысле, дзали – так и резьба на двери: у её автора явно имелось пристрастие к виноградным лозам, скелетам и обнажённым женщинам, равно как и неограниченное количество времени на работу.
Внутри помещение выглядит так, словно некогда тут было несколько этажей, но потом все переборки убрали, дабы открыть купол, под которым поместилась бы боевая галера, и пол, на котором можно рассадить на обед весь флотский контингент в полном составе. Пол поделён на секции, в центре которых стоит стул, на каждом – дзалин в мантии. Те, кому не досталось стульев, бродят по залу, заговаривая с тем или другим по своему выбору. Отовсюду слышится гул голосов, а то и более странные звуки – кряканье, чириканье и жужжание.
Сидящий у дверей маг наставляет девочку с ярко-синими волосами:
– Сосредоточься, – велит он ей, – и на сей раз думай о жёлтом. – Она старательно жмурится, а мгновением позже вскрикивает, видя, что её волосы стали ядовито-зелёными.
Другого мага, ближе к центру, обступили олени; он грозит кулаком пунцовому от стыда лорду, который призывает нового оленя всякий раз, когда открывает рот в попытке извиниться. На балках расселась шумная стайка разноцветных попугаев. В углу хлещет град.
– Верховный генерал Азотеги! – радушно произносит беловолосый дзалин в ярко-зелёной мантии, подходя и кланяясь. – Благодарю вас, что тратите ваше драгоценное время на то, чтобы посетить нас.
На лице Азотеги сгущаются тучи, но затем оно разглаживается.
– Это я вас благодарю, – кратко отвечает он. – Полагаю, есть более уединённое место, где мы могли бы переговорить?
– Разумеется, разумеется! Ваш слуга может подождать снаружи; любое ваше желание для нас закон. Ну а теперь, где же тот счастливец?.. – Маг складывает ладони, испытующе оглядывая каждого оказавшегося рядом дзалина.
Молниеносным движением рука генерала сгребает ворот его мантии, рванув его вперёд.
– Извинись немедленно! – шипит он.
В то время как я готов вечно любоваться на то, как высокопоставленные дзали получают взбучку за свой снобизм, остальных поведение генерала порядком удивляет, притягивая любопытные взгляды. На самом деле, они не выглядят столь уж шокированными: возможно, генералы, удушающие магов, тут нередкое зрелище.
– Ваше Сиятельство, – как бы между делом замечаю я, – пожалуй, здесь для этого не место.
Яростно пыхтящему Азотеги отчаянным усилием воли удаётся совладать с собой, после чего он оборачивается ко мне, малость охолонув.
– Да, пожалуй, – рычит он. – Выйдем, маг.
Без того бледный дзалин с каждым мгновением белеет все сильнее, его глаза в панике мечутся между нами; наконец он сглатывает:
– Да, милорд. Вы право. В смысле, вправо.
Повернув направо, мы проходим через дверь слоновой кости с вырезанными на ней дзалинскими божественными символами. Она открывается в зал, размером сходный с тронным и изукрашенный похожим образом – в синих тонах, сверкающих позолотой. Что-то вроде стеклянного купола блестит по центру, окружая пространство, где спокойно улягутся трое.
– Подождите здесь, милорд! – предлагает маг, топчась на пороге, вслед за чем этот трус с быстротою молнии покидает поле битвы, хлопнув за собой дверью.
– Я напишу верховному магу, – бубнит Азотеги, прожигая дверь взглядом. – Я заполучу его извинения или его голову.
Мне остается лишь вздохнуть. Загребает против течения – вот что он делает.
Из-за купола в центре комнаты доносится шорох, и оттуда появляется ещё один дзалин, который надевает очки, прищуриваясь на нас. Его длинные волосы – ну, скажем, светло-красные – малость напоминают воронье гнездо.
– Боже правый! – восклицает он. – Должно быть, вы и есть верховный генерал Азотеги и его фокус. А я – Рейдзи, теоретик Топей Крика Чайки. Я не ожидал, что вы явитесь так скоро!
Получив лишь убийственный взгляд со стороны генерала, он моргает и переключается на меня:
– А вы, должно быть, Кэлентин из Эссеи, матрос с, постойте, как там ее – Ставриды [5]?
– Так точно; но мы зовем её Пеламидой, – отвечаю я, украдкой его разглядывая. Похоже, он неплохой мужик: впервые встречаю дзалина, который берёт на себя труд запомнить название корабля. – Рад знакомству.
– Это я очень рад. – Он хлопает в ладоши, широко улыбаясь. – Давайте-ка проведём парочку тестов! Что может быть интереснее? Прошло порядком времени с тех пор, как в Крике Чайки случался бъезфрецзинг, и выяснение приобретённого таланта – всегда крайне увлекательный процесс!
Азотеги издает нетерпеливый звук, и маг моргает, обиженный подобным небрежением. Я делаю шаг в его сторону, с улыбкой соглашаясь:
– Я уверен, что так оно и будет, – говорю я как можно мягче, – но можно нам с генералом сперва перекинуться парой слов?
– Хорошо, – с сомнением отзывается он, – но, прошу, поторопитесь: я не могу удерживать поле целый день напролет. – Он машет рукой в сторону стеклянной штуки по центру. – А я пока… пойду проверю силовые линии снаружи.
Едва за ним закрывается дверь, я кладу руки на плечи генералу и разворачиваю его к себе.
– Прошу прощения, – отвечаю я на недоумение в его взгляде. – Мне оскорбления нравятся ничуть не больше, чем тебе – врать не буду. Но. Нам ведь не представится другой возможности, верно? Нам надо поскорее вернуться на поле боя. И, поскольку я уж точно не владею никакой магией, это тебе придется сфокусироваться.
Когда я наконец закрываю рот, то едва не глотаю язык, осознав, что только что сказал: пора уже завязывать с отчитыванием самых влиятельных лиц королевства. Его губы сжимаются в тонкую линию, а глаза так и мечут молнии.
Но мгновение спустя он вздыхает и, к моему вящему изумлению, роняет голову мне на плечо. Тогда я понимаю, что сам притянул его слишком близко, но отступить назад было бы верхом неловкости, учитывая, что причиной тому был мой собственный неразумный жест.
– Это трудно, – выдыхает он в мою рубашку. – Долгие годы я злился из-за того, что теперь представляется сущими пустяками в сравнении с тем, как обращаются с тобой. А то, что ко мне относятся со всем почтением, ещё хуже. Но ты прав, как не раз бывал прав прежде.
– Эй, – выдавливаю я, чувствуя себя столь же расслабленно, как малёк в акульем рту, – я ведь тоже не святой, сэр. Может, я просто вижу вещи немного иначе, вот и всё. И я не могу не отдать должное вашей настойчивости и прямоте. Но, гм… – Я разжимаю руки и делаю широкий шаг в сторону. – Как насчет того, чтобы позвать несчастного мага обратно? – лучась улыбкой, предлагаю я и спешу открыть дверь, прежде чем скажу что-нибудь ещё более глупое.
Он дожидается прямо за дверью, созерцая толпу и нервно потирая руки. При виде меня он озаряется улыбкой – никогда прежде меня не встречали с подобным восторгом.
– Готовы? Отлично! – Маг влетает в комнату, не дожидаясь ответа. – Теперь, поскольку я не знаю, насколько вы информированы, гм, персоной, в обязанности которой это входит, остановите меня, если я начну повторяться. Что вам обоим известно о вашей связи?
Генерал предпринимает добросовестную попытку расслабиться, стоя на широко расставленных ногах, и кивает суетливому дзалину.
– Мы должны оставаться в пределах определённой дистанции вне столицы, – отрывисто сообщает он. – Но мы ещё не определили эту дистанцию. Эта связь порождает некий магический талант, помимо прирождённых. Она сопровождается определёнными… покровительственными эмоциями.
– Хорошо, хорошо! – поддакивает маг. – Что-нибудь ещё?
Мы с генералом обмениваемся взглядом, и я пожимаю плечами.
– Пожалуй, на этом всё, милорд.
Его улыбка тускнеет.
– В самом деле? – спрашивает он чуть ли не в ужасе от нашего невежества. – Ничего об истории, типах связей, пожизненной зависимости?.. Хоть о чём-нибудь?
Азотеги отводит взгляд.
– Если он умрёт, то и я тоже.
– Что? – шиплю я, уставясь на него, но он не поднимает глаз.
– Да, да, возможно и обратное, однако это ещё требует уточнения. В зависимости от того, насколько вы знакомы с историей вопроса, вас, быть может, удивит известие, что это – первая связь с человеком, о которой нам известно. Разумеется, и прежде отнюдь не всегда фокусы были личностями: связи устанавливались и с лошадьми, и с собаками; не следует также забывать вектора Юдзи [6] и его кожаный мяч. Его жизнь отлетела вместе с последним оригинальным куском кожи мяча. Известно, что Громоглав, собака вектора Эрики, не погиб вместе с ней, но вскоре издох от тоски по хозяйке. Так что здорово будет наконец узнать, как же обстоит дело с людьми!
Я в шоке таращусь на него, на всякий случай выбросив руку в сторону, чтобы не дать Азотеги наброситься на мага.
– Вы имеете в виду, что хотели бы выяснить, люди – это животные или нет, судя по тому, умру ли я со смертью генерала?
– Ох, нет, нет! – протестует маг, вскидывая руки. – Я же не собираюсь убивать кого-то из вас! Нет, просто будет интересно узнать это, когда придёт время. Но… если подумать, есть способы установить это раньше. Скажи, ты испытывал чувство неожиданной привязанности к генералу? Необъяснимое желание защитить его, влечение? Иссушающую тоску, когда его нет рядом, или что-то в этом роде?
Повисает длинная, неприятная пауза. Маг моргает и снимает очки, протирая их полой мантии.
– Ну, может, это проявится позже, – говорит он с наигранным весельем. – Ну а теперь перейдем к самой интересной части: магии! – Вновь водрузив очки на нос, он мечтательно улыбается. – Генерал, если вам не сложно, вы не пройдете в центр поля?
Всё ещё избегая встречаться со мной взглядом, мой вектор кивает и выходит вперёд. Он слегка содрогается, проходя сквозь то, что представлялось мне стеклянной стенкой, и бросает:
– Да?
– Если вы снимете мундир и тунику и отдадите мне, это будет просто восхитительно!
Я чуть было не открыл рот, чтобы сообщить во всеуслышание, что Азотеги ненавидит раздеваться прилюдно, но он принимается расстегивать свою форму без малейших возражений. Наверно, ради науки пойдешь и не на такое. С этой точки я вижу бледный шрам на пояснице – что-то вроде отметины от ожога, и невольно задумываюсь, не результат ли это поединка, подобного Джариному.
– Благодарю вас! – говорит маг, откладывая одежду. – Давайте пройдёмся по вашим обычным талантам. Не волнуйтесь: сказанное здесь не покинет этих стен. Если вам нужен какой-нибудь инвентарь для демонстрации, мы можем обеспечить всё, кроме растений: они не пройдут сквозь поле. Так что, если у вас есть таланты, связанные с растениями, просто опишите их.
– Хорошо. – Я вижу, как плечи Азотеги приподнимаются на вдохе.
Когда они опускаются, они сияют металлическим блеском.
– Потрясающе! – выкрикивает маг, бросаясь к скамье у стены, чтобы схватить грифельную доску и мел. – Просто превосходно! Не будете возражать, если я попробую, сэр?
Он кивает. Маг торопливо что-то записывает, затем кидается к корзине, полной металлических шариков. В следующее мгновение он уже швыряет их в генерала с разной скоростью и под разными углами – все они отскакивают с громким звяканьем.
Я заворожённо созерцаю это, воздев брови под потолок. Каждый клочок его кожи – по крайней мере, те, что видно – словно выкован из металла.
– А ведь это пригодилось бы во время битвы на прошлой неделе, – сухо замечаю я.
– В этом не было бы чести.
Я со вздохом потираю шею. Порой мне кажется, что в победе как таковой в их понимании слишком мало чести.
Наконец маг заканчивает со своими записями и оглашает:
– Следующее!
Генерал трясет головой с лёгким пощёлкиванием, и его кожа вновь темнеет, обретая привычный вид.
– Мне понадобится вода, – сообщает он.
Рейдзи тут же хватается за ведро, стоящее на краю поля.
– Для питья, – сухо уточняет Азотеги.
– Ох! – С этим магу пришлось малость повозиться, но в итоге он возвращается с кубком. Азотеги заглатывает содержимое, вручая сосуд обратно с кивком. Он зачем-то бросает взгляд в мою сторону, но тут же отводит.
– Магия отнимает много сил? – интересуюсь я.
– Таланты, – поправляет маг с таким видом, словно ему приходится делать это постоянно. – Магия бесформенна; таланты – нет. И некоторые потребляют много энергии, в то время как иные, напротив, придают сил. Имеется много теорий относительно причин, но не все они подтверждаются. И всё же я определенно должен добавить это в свой список… – Он косится на свою доску, бормоча под нос, затем спрашивает: – Обращение в металл вас изматывает?
– Да, – лаконично отвечает генерал. – Мне продолжить, или стоять здесь весь день?
– Ох, нет, так не пойдёт: поле столько не продержится. Прошу вас, продолжайте.
По лицу генерала пробегает тень недовольства – точно такое же выражение появляется, когда я неудачно пошучу. Вместо ответа он поднимает руку, наморщив лоб.
Я не сразу понимаю, что случилось, потому что поначалу мне кажется, что он стал невидимым, однако же я чётко вижу очертания его фигуры, так что это, очевидно, не так. Когда он смещается, я внезапно осознаю: он сам и его одежда обратились в зеркало, во много крат более чистое, чем те полированные пластины металла, что мне доводилось видеть.
Этот талант кажется не столь практичным, как первый, но, подумав над этим, я мигом измышляю пять-шесть возможных применений: среди прочих – слепить противника отражённым светом и поджигать предметы на расстоянии.
– Здорово, сэр! – улыбаюсь ему я. А также подавать сигналы кораблям, внушать противнику, что он сражается с самим собой… на самом деле, выходит довольно занятная картина.
– Подумать только, и пол тоже! – вступает потрясённый маг. Я опускаю глаза, чтобы убедиться, что он прав: пол обратился в зеркало вплоть до границ поля, которое, похоже, для того и предназначено. – Это обычное явление?
Генерал качает головой. Похоже, он не способен говорить, будучи зеркалом – это явный недостаток.
– Видимо, связь тому причиной, – бормочет маг. Он записывает и это, затем кивает мне. – Такое случается, – поясняет он. – Некоторые таланты полностью выходят из-под контроля, иные – усиливаются. Это зависит от силы связи. То есть, гм, от силы чувств, ощущаемых вектором, когда он впервые видит своего фокуса. И, прежде чем ты спросишь, потому что все спрашивают – нет, не существует возможности увеличить или снизить эту силу. Тут уж есть как есть.
– А есть способы ее измерить? – любопытствую я. Звучит многообещающе.
– По правде, трудно судить до наступления векторного момента – мгновения, когда он или она использует новый талант в полную силу при появлении смертельной угрозы. Но, поскольку я уверен, что генерал не допустит, чтобы твою жизнь подвергали риску, придётся отложить это до лучших времен.
Я в раздумьи почёсываю затылок.
– Выходит, что наш талант, каким бы он ни был, ставит меня под угрозу?
– О нет, не напрямую. Просто, угрожая тебе, легче всего поставить вектора в крайние условия.
– Вот как.
Азотеги превращается обратно, потирая горло с измученным видом.
– Мой третий талант – выращивание гортензий, – хрипло сообщает он. Я беру кубок со стола, зачёрпываю из ведра и подаю ему – он принимает с благодарным кивком.
Вновь осушив чашу, он произносит более твёрдым голосом:
– Четвёртый – приручение лошадей. Это все, что мне известны.
Похоже, маг разочарован, и выражение моего лица наверняка под стать ему: от наблюдения его талантов в действии захватывало дух.
– Что ж, спасибо, что поделились информацией, – отзывается маг, записывая и эти. – А теперь скажите, вы ведь уже проходили изначальные исследования в Топях? – Генерал кивает, заставляя Рейдзи просиять. – Чудесно! Значит, вы знаете, что делать. Прошу, приступайте к установлению вашего нового таланта. Мы будем в боковой комнате – да, кстати, ваша связь позволяет вам быть разделёнными дверью?
– Определённо, – отвечаю я, и маг подпихивает меня к выкрашенной в синий цвет двери. Я поглядываю через плечо – стеклянное поле становится непрозрачным.
Я дружески улыбаюсь магу, который присаживается на единственный предмет мебели в этой крохотной комнате – деревянную скамью.
– А почему это надо делать в одиночестве?
– О, ты же понимаешь, – уклончиво отвечает он, посмеиваясь. – Прости, наверно, не понимаешь. Извини – искушение слишком велико. Мне не так уж часто доводится беседовать с людьми, и порой я забываю, что некоторые вещи представляются им странными. Некоторые таланты – а бывает, что и все – мои соотечественники предпочитают держать в секрете: порой они непристойны или неприемлемы, а порой это просто что-то слишком личное. К тому же, трудно сконцентрироваться на них впервые, когда за тобой наблюдают – это волей-неволей отвлекает.
– Ясно. – В этом есть смысл, и всё же мне не нравится мысль, что он там один. Я как-то привык, что он всегда под боком. Может, это и есть та самая пресловутая тоска, что должна мучить меня в его отсутствие? Хотел бы я знать. Да нет, – в итоге решаю я. Скорее, это предчувствие, что он без меня выкинет какую-нибудь глупость, а мне потом разбирайся.
– Конечно, талант может и не проявиться сегодня, – радостно продолжает маг. – Большинство из них дают о себе знать в весьма специфических обстоятельствах, которых мы попросту не в силах смоделировать. Обычно мы работаем с носителями, чей талант уже известен, и помогаем им использовать их, ну, с пользой.
Я вздыхаю и закатываю глаза, вновь думая о металлической коже.
– Что-то мне подсказывает, что он и сам в курсе насчет возможностей применения подобной брони – есть в этом честь или нет.
– О, а я-то думал, что он просто сказал это из деликатности.
Я в недоумении опускаю на него взгляд.
– А это-то тут при чём?
Маг пару раз моргает, затем краснеет под стать своим волосам, внезапно заинтересовавшись собственными руками.
– Не заставляйте меня объяснять вам чувства вектора, – с жаром говорит он. – Но случается, что использование таланта может повредить новому участнику связи, или иначе отразиться на нём. Скажем, его зеркальный талант мог обратить в зеркало и тебя, сделав тем самым, к примеру, отличной мишенью для безжалостного врага.
– Ого. – От единой мысли об этом начинает ныть голова. Я также хлопаюсь на лавку, со вздохом откидываясь на стену. – Мог бы и сказать.
– О да, да. – Маг осторожно отодвигается от меня с робкой улыбкой. «Совсем как конопатый юнец», – мрачновато думаю я. Похоже, что все – за исключением, разве что, Джары – отсель будут обращаться со мной, либо как со шматом грязи, либо же прятаться от меня под стол.
– Но всё-таки… почему это ставит меня под угрозу?
– Гм, это несколько деликатный вопрос, и, конечно, мы этого в корне не одобряем, но… фокусов, то есть, аномальных фокусов, порой устраняли, чтобы избавиться от проблемного вектора. – Слегка нахмурившись, он добавляет: – Но генерал Азотеги популярен, так что тебе, по сути, не о чем волноваться.
– Прошу прощения, – я смотрю на него непонимающим взглядом, сжимая виски. – Вы имеете в виду, что меня могут убить, чтобы избавиться от генерала?
– Ну, как бы сказать… как я уже говорил, в данном случае это маловероятно. И, разумеется, гибель векторов и фокусов – страшная потеря для всего королевства, так как многие из их талантов незаменимы: например, призыв дождя в разгар засухи или падающей с неба пищи, и тому подобные.
– Разумеется, – бесстрастно отзываюсь я. – А почему подобный риск существует только для аномальных фокусов?
Едва прозвучали эти слова, как я и сам догадываюсь об ответе: какой же дзалин решится убить другого дзалина? Маг качает головой.
– Когда мои соотечественники образуют связь, оба являются одновременно вектором и фокусом, а убить вектора чрезвычайно трудно – и из-за магии, и из-за сил, дарованных его чувствами. Знаешь, самая потрясающая особенность этого явления – это то, насколько обычная преданность и желание защитить способны умножить способности носителя. Разумеется, любовь и опека, порожденные родительским инстинктом, также широко задокументированы, но даже среди родителей чрезвычайно редки случаи, когда их таланты хоть как-то усиливаются при угрозе ребенку. – Немного повеселев, он заканчивает: – Но, разумеется, ваша связь – это совершенно иной случай. Это действительно потрясающее явление.
Тут дверь открывается и в комнату заходит генерал с выражением лица под стать теме нашей беседы.
– Ничего, – бросает он. – Пойдём.
Я поднимаюсь на ноги и киваю, думая лишь о том, как бы меня не вырвало на пол – желудок словно завязался морским узлом. При взгляде на меня Азотеги хмурится, затем бросает убийственный взгляд на мага. Я трясу головой, надеясь, что он не накинется на него с кулаками. Едва ли его вина в том, что дело обстоит столь паршиво.
– Ох, уже уходите? – Маг сникает, осознав, что его драгоценные объекты исследования ускользают из рук, так что развлекать его будет некому. – Возвращайтесь поскорее! – заклинает он нас напоследок.
Оказавшись на улице, я шепчу генералу:
– Наверно, я и сам был бы зол на этого мага, если бы не сочувствовал ему из-за розовых волос.
Азотеги косо поглядывает на меня, хмуря лоб, на лице – борьба между гневом и недоумением.
– А что с ними не так?
– Гм… прошу прощения, очевидно, ничего.
Примечания переводчиков:
[1] Мясо быков и коз – в оригинале речь идёт о быках (волах) и козах – oxen and goat, но подразумевается, по сути, мясной скот, а козы под эту категорию не очень-то подходят – поверьте личному опыту переводчиков 6_6
[2] Эмилия – сперва она была Эмилией – Emilia, затем превратилась в Эмелию – Emelia, но мы решили оставить её имя в первоначальном виде.
[3] Паршивая овца – в оригинале bad egg, в букв. пер. с англ. «тухлое яйцо», в образном значении – никудышный человек, отвратительная личность.
[4] Её Величество – тут Азотеги в виде исключения правда зовёт королеву her majesty – видимо, в знак признания.
[5] Ставрида – в оригинале Navy Shark – в пер. с англ. «лазурная акула», в то время как название корабля Кэлентина – Bluefish, в букв. пер. с англ. «Синяя Рыба».
[6] Юдзи – в оригинале Yji – нам пришёл в голову такой вариант прочтения.
Следующая глава
Комментарии