Предыдущая глава
На сей раз тронный зал уставлен потрясающими скамьями с золотыми подушками – они окружают стол, на котором я запросто мог бы устроиться на ночлег. У создателя этих предметов обстановки с мрамором дело обстояло куда лучше, чем со здравым смыслом. На столе развернута карта целого королевства: по краям золотая, в центре – темно-синяя, словно вместо моря там зияет здоровенная дыра. Судя по тому, сколько мест уже занято, мы прибываем последними. Несколько офицеров прерывают спор, лишь чтобы поклониться Азотеги, и он кивает в ответ, прежде чем опуститься на скамью.
По периметру комнаты стоят несколько солдат – хотелось бы мне знать, охранники они, любовники, или просто торчат тут декорации ради. Стараясь подражать им по мере сил, я занимаю место в нескольких шагах от генерала, за его правым плечом. Не похоже, что мне предстоит участвовать в обсуждении, но, по крайней мере, я тут такой не один.
читать дальше– Джезимен [1] к нам присоединится? – слышу я голос Азотеги.
– Нет, – тихо отвечает офицер Сира, качая головой. – Старший генерал [2] этим утром переговорила с королевой и отбыла к своим подразделениям под Тальегой. Вы соединитесь с ними на марше.
Внезапно поднимается гул голосов, затем наступает тишина и все встают, приветствуя королеву. Она, как и остальные, облачена в военную форму, и лишь простой медный обруч на волосах выделяет её из числа офицеров. За её плечом стоит Имоджена в тёмно-зелёной накидке, которая при всей своей скромности заставляет её глаза и волосы сиять подобно звёздам. Она одаряет улыбкой всех собравшихся, и я замечаю немало направленных в её сторону завистливых взглядов. Все-таки королева – редкостная счастливица; это не подлежит сомнению, каким бы странным ни представлялся мне их союз.
– Прошу садиться, – предлагает королева, и все вновь занимают свои места, в то время как она устраивается на троне. Имоджена опускается на подушку сбоку от трона – какая жалость, что всем нам подушек не полагается. – Джезак, рапортуй.
Сурового вида женщина вытягивается по струнке, докладывая:
– Сегодня мы получили довольно тревожные вести: Рзалез переправляет без малого всю армию на северные границы, чтобы обогнуть реку Зимородок и соединить силы в форте. Когда они объединятся, их численность превысит тысячу. Учитывая, что бóльшая часть нашей армии сосредоточена на востоке, нам будет непросто перебросить туда достаточно сил, чтобы сравняться с ними. Под командованием генерала Джезимен – пять сотен, в дополнение к этому мы можем выпустить на поле двести тридцать бойцов. – Она машинально бросает взгляд на Сиру, при этом та опускает взгляд в пол.
Юный помощник офицера Джезак извлекает грифельную дощечку из стоящей у его ног сумки и рапортует:
– Численность гарнизона Святого Антона оценить непросто, но мы полагаем, что в его стенах находятся около четырехсот человек, считая Аджакса. Ещё шесть сотен, включая Фрериз и Ззару, движутся на север по направлению к Зимородку. Там они намерены разделиться, чтобы форсировать западные перевалы.
Я обращаю внимание на то, что ничего не упоминается о том, как они заполучили эту информацию. Хотя, основываясь на том, что я знаю о дзалинской чести, можно предположить, что Рзалез заблаговременно послал королеве вежливое письмо, извещая её о планах передвижения своих войск, чтобы она успела подготовить для них ночлег и закуски.
– Это оставляет нам несколько возможностей, – продолжает офицер Джезак. – Можно послать армию Джезимен на взятие форта, в то время как наши солдаты замедлят продвижение противника в горах. Если мы перехватим их на границе сразу за перевалами, то, возможно, их армия будет достаточно утомлена переходом, чтобы мы могли одолеть их меньшим числом. Соотношение будет лишь немногим более трёх к одному; мы уже побеждали при таком раскладе.
Судя по тому, как королева постукивает по подлокотнику трона кончиками пальцев, она относится к этой идее весьма скептически.
– Чтобы настичь их там, нам самим придется гнать солдат форсированным маршем, – замечает она. – Так что даже верховые под конец перехода будут вконец измотаны.
– Разумеется, миледи, – спешит согласиться Джезак. – Мы также могли бы отправить войска Джезимен им навстречу, в то время как сами прибудем ко второму дню сражения без излишней спешки. Правда, если Рзалез разгадает наше намерение и вышлет к месту сражения контингент форта, то нам придется иметь дело с объединёнными силами, и они задавят нас числом. В-третьих, мы могли бы послать обе армии на захват Святого Антона. Тогда это не потребовало бы особых усилий, учитывая, как объединение армий поднимет боевой дух. После этого остаётся дождаться, пока их силы не перевалят горы, достигнув нашего берега Зимородка, и выставить против них наши объединённые армии наряду с остатками контингента Святого Антона. Учитывая количество раненых с их стороны, наши силы будут приблизительно равны, если мы не потеряем бойцов при штурме.
Тра-та-там, – отбивают пальцы королевы.
– И всё же, – парирует она тоном, не предвещающим ничего хорошего, – количество пострадавших от рук Аджакса за одну последнюю битву заставляет призадуматься. Едва ли можно на это расcчитывать.
– Старший генерал Джезимен способна его одолеть…
– Способна, и только. А если она потерпит неудачу, то мы вновь потеряем добрых две сотни, как в прошлый раз, и это приведёт к тяжкому поражению. Позволю себе добавить, к окончательному поражению.
По лицу Джезак пробегает тень беспокойства, и она поневоле ёрзает на месте.
– Генерал Азотеги? Ваши соображения?
Я не могу видеть выражение его лица, стоя у него за спиной, но могу поспорить, что он вновь хмурится.
– Если Джезимен разделит свои силы, отправив половину нам в подкрепление, тогда меньшая группировка могла бы атаковать Зимородок, – предлагает он, – достаточно небольшая, чтобы, если они потерпят поражение, у нас оставался шанс.
Беловолосый дзалин прочищает горло:
– Она может не согласиться с подобным планом. Прошу прощения, сэр, но ваши отношения всегда оставляли желать лучшего. Что если она откажется?
– Она не ослушается королевского приказа! – рычит королева, однако и на её лице читается сомнение, когда она хмурится над картой с видом журавля, клюв которого застрял в болотной грязи. – И всё же я предпочла бы не отдавать его без крайней необходимости. Не стоит распылять её силы.
Имоджена вытягивает шею над коленями королевы, чтобы также взглянуть на карту, сосредоточенно поджав полные губы.
– Существуй способ объединить обе наши армии на марше раньше, это был бы лучший выход, верно? – спрашивает она. – Ведь тогда войска Рзалеза не смогли бы получить подкрепление из форта?
– Любопытно, – кивает Сира, и леди откидывается назад с лёгкой улыбкой на губах.
– И?.. – выжидательно бросает королева, но Имоджена лишь качает головой.
– Если посылать силы на юг, какие подразделения подойдут наилучшим образом? – несколько разочарованно спрашивает королева.
Спустя ещё два часа дискуссий о таких увлекательных материях, как сорт зерна, который лучше подойдет для фуража кавалерии и как его запаковать, мои ноги норовят отключиться наряду со мной самим. Когда наконец объявляют перерыв, Азотеги приходится потянуть меня за рубашку, чтобы я двинулся за ним.
– Прости, – бормочу я, щурясь от яркого дневного света, в то время как занемевшие ноги нещадно покалывает.
– Это я должен извиниться, – качает головой он, пересекая цветущий сад по направлению к столу, на котором слуга заблаговременно расставил стеклянные кубки с водой. – Я знал, что эта канитель затянется, но не думал, что настолько. – Подняв один из кубков, он предлагает его мне до странного церемонным жестом, затем берёт второй для себя. Я бы не прочь вылить содержимое себе на голову или попросить взамен кружку эля, но едва ли обретающиеся неподалеку офицеры это поймут. Вместо этого я прихлёбываю маленькими глотками с таким видом, словно каждая капля может оказаться последней. – Тебе ни к чему оставаться на дебаты после полудня. Может, у Джары найдется для тебя свободное время.
– По правде, это предложение звучит куда привлекательнее, – признаю я, – но не могу же я бросить тебя одного со всем этим?
Давненько мне не приходилось видеть, как он так заливается краской – он поспешно поднимает кубок, чтобы скрыть пылающие щеки, я же никак не могу взять в толк, что в моих словах могло его смутить. Но тут он с неподдельным облегчением восклицает:
– Ваше Высочество, какая честь!
Она незаметно подошла к нам со спины, сопутствуемая плывущей следом Имодженой.
– Генерал, – кивает она. – Матрос. Готова биться об заклад, что раньше, чем часа через четыре, эта канитель не закончится. Пари, Азотеги?
– Лишь дураки ставят против королевских особ, – отзывается он, и они обмениваются взглядом, значение которого мне не понятно. Однажды, – утешаюсь я, – я вытяну из него, что их связывает.
– Достаточно поджечь ковер – и совет прекратится в мгновение ока, – беспечно замечает Имоджена, улыбаясь в ответ на смешки, которые она вызывает у прочих дворян. – Хотя, вообще-то, у меня есть идея и получше. Кэлентин, скажи-ка нам, как наши войска могли бы добраться туда на лодке?
Азотеги застывает ледяной глыбой, и даже я не в силах понять, то ли она спрашивает всерьёз, то ли хочет поднять меня на смех весьма неприятным образом. И всё же она была так добра предыдущим вечером – быть может, её вопрос и впрямь лишён подвоха…
– На самом деле, – начинаю я, поднимая плечи, – от Крика Чайки до гор приличного водного пути не существует, по крайней мере, так выйдет не быстрее, чем пешком. Действуй я по-своему, я бы просто послал несколько судёнышек вверх по реке, чтобы наладить переправу на северной излучине, а затем двинул бы армию к перекрёстку у Зимородка.
Леди посылает королеве пленительную улыбку – та лишь хмурится и складывает руки на груди, прищурившись на меня.
– Продолжай, – велит она.
– Ну, они ведь не ожидают этого, Ваше Высочество, – отвечаю я, силясь совладать с беспокойством под её пристальным взглядом, – и потому не успеют вовремя заняться болт… то есть, советами, решая, кого куда послать. И хотя вам, пожалуй, и впрямь придётся собственноручно затаскивать своих солдат на борт, Ваше Высочество, Зимородок местами в ширину не превышает и сорока шагов. Чёрт, да вы могли бы составить четыре-пять лодок в ряд и перевести всех по их палубам аки посуху.
– В таком случае предстоит ещё преодолеть стены, – замечает Азотеги, поглядывая на меня искоса с нечитаемым выражением – то ли одобряет мои рассуждения, то ли мечтает, чтобы я наконец заткнулся. – Скальный форт пропустил бы нас, но вражеский – нет.
«Как, разве согласно вашим законам чести перед нами не распахнут ворота, если мы попросим как следует?» – проносится у меня в голове, однако мне хватает ума не высказывать это соображение вслух.
– Штурм фортов и впрямь может отнять чересчур много времени, – отвечаю я, начиная входить во вкус, – но что если попросту перевалить через стены? Я не заметил большого числа охранников ни на их стенах, ни на наших, да и что они могут сделать, кроме как попросить нас остановиться? Тут сгодится и деревянный трап. Можно проскользнуть ночью под самым их носом.
– Довольно, – приказывает королева, воздевая руку. Её сурово поджатые губы подёргиваются. – Всё это не более чем пустые прожекты. Для этого потребуется подыскать подходящие лодки и незамеченными форсировать реку– и всё это за крайне короткий срок. Однако над этим стоит призадуматься. Генерал, матрос. – Слегка склонив голову в ответ на наши поклоны, она стремительно шагает прочь. Имоджена спешит за ней, словно лебедь, семенящий вслед за бобром.
Азотеги смотрит им вслед с затаённой печалью, затем встряхивает головой, улыбаясь мне.
– Ты говорил, что хочешь что-то обсудить?
– Да, но… – Внезапно безоблачное небо словно бы темнеет, а тёплый воздух стынет. Бросив беглый взгляд на женщину, которая подливает воды в кубки, я предлагаю: – Может, пройдёмся?
– Разумеется.
По крайней мере, приятно поразмять ноги после забитого военными зала. Близость генерала кажется надёжной и до странного ненавязчивой, и я с удивлением понимаю, что воспринимаю его присутствие как нечто само собой разумеющееся. Что за странная мысль!
Однако проще думать об этом, чем о девушках, которые боятся посмотреть в мою сторону, чтобы не встретиться со мной взглядом.
– Я тут услышал одну историю, которая меня обеспокоила.
– Правильно – ты начал говорить об этом, когда нас прервали. – Склонив голову ко мне, он, подстраиваясь под мой приглушённый тон, тихо спрашивает: – Так в чём дело?
– Я говорил… кое с кем, – медленно произношу я, – о том, что иные из обитателей дворца принуждают других к постели. Тех, кто слабее, кто не может сказать «нет».
Широкие плечи генерала застывают недвижной глыбой.
– У тебя есть основания считать, – произносит он низким, угрожающим тоном, – что эти люди могут покуситься на тебя?
– Да нет, я не о том. Я бы не назвал себя слабым, да и за словом «нет» у меня дела не станет. Но далеко не каждый может защититься статусом фокуса генерала.
– А. – Он отклоняется, на мгновение сбиваясь с ровного шага. – Я полагаю – поправь меня, если это не так – что те, кого принуждают – люди.
Странные паузы в его речи заставляет сердито воззриться на него, когда мы пересекаем резной мостик.
– Чертовски верное предположение.
– Мне… доводилось слышать о такой практике. Некоторые утверждают, что их подчинённые сами того желают. А иных, похоже, это вовсе не волнует.
– И ты ничего не сделал, чтобы это прекратить? – спрашиваю я внезапно охрипшим голосом.
Он со вздохом ссутуливает плечи, сворачивая на аллею хвойных деревьев с нас ростом.
– Я не знаю, что сказать тебе, – с несчастным видом признаёт он. – Сам я никогда не занимался подобными вещами. И порой просил других не делать этого при мне. Но мне помнятся времена, когда в компании тех, кто выше меня по положению, я не вмешивался. Я не одобряю этого, но, признаться, я и впрямь не затеял ещё одну междоусобную войну, чтобы положить этому конец.
– Что же, – выплёвываю я, но повисшая вслед за этими словами пауза высасывает из меня весь запал. Что я могу ему сказать – чтобы он развил талант, который позволит ему отправиться в прошлое и заставить себя молодого развязывать войну? – Я понимаю, – тихо заканчиваю я. – Но… в будущем… ты мог бы?
– Кэлентин, – отвечает он, – если сама королева вознамерится изнасиловать кого-то на глазах всего двора, то, следуя твоему завету, я без колебаний проткну её собственным мечом.
– О. – Я искренне надеюсь, что никто не подслушивает нас, укрывшись за стеной ёлок. Проведя рукой по лицу, я отзываюсь: – Что ж, надеюсь, до этого не дойдёт, но я ценю твою поддержку.
Его пристальный взгляд не оставляет моего лица.
– Всегда.
***
После прогулки генерал всё-таки убеждает меня принять его предложение насчёт визита к Джаре – это и впрямь куда лучше, чем торчать тут до конца совета или вариться в мрачных мыслях, в одиночестве сидя в комнате, так что я неторопливо бреду к баракам. На моё счастье, дорожка вьётся вдоль высоких серых стен замка, иначе, погружённый в себя, я наверняка кончил бы в канаве.
Похоже, все как один солдаты наслаждаются погожим днём – как стоило бы и мне: большинство расположилось на открытом воздухе, занимаясь строевыми учениями и стрельбой по мишени или просто отдыхая. На краю пастбища я примечаю Джару, начищающую доспехи, и направляю свои стопы к ней.
Лишь приблизившись, я замечаю, что она с кем-то разговаривает, и замираю, не желая мешать беседе.
– …а потом он взаправду улыбнулся, – потрясённо вещает молодой дзалин – мгновение спустя я узнаю в нём утреннего огорошенного посыльного. – Я думал, что умру не сходя с места!
Джара глядит на него с насмешливой терпеливостью, как на симпатичного, но бестолкового паренька, который не может выйти в море из порта без подсказки. Тут она замечает меня и, просияв, машет рукой:
– Кэйл!
Из этого я заключаю, что она не слишком досадует на моё вмешательство. Тогда я подхожу к ним и опираюсь на изгородь, предварительно удостоверясь, что рядом не обретается одно из этих серых чудовищ.
– Доброго дня! – говорю я. – Чем занимаешься?
– Свожу ржавчину, – отвечает она, указывая на рыжие точки на металлических заклепках, – и слушаю, как Дерек провёл утро. Дерек, это матрос Кэлентин, с которым ты уже встречался; Кэйл, это солдат Дерек, пылкий почитатель генерала Азотеги.
Парень отчаянно краснеет, нервно сплетая пальцы.
– Н-ну, не знаю, заслужил ли я подобное звание, – смущённо бросает он. – Рад встрече, сэр.
Мне знакомо преклонение перед офицерами – в котором, признаться, сам я замечен не был – но сдаётся мне, что это какой-то иной вид почитания.
– А ты, – воодушевлённый его приветствием, я вновь ему подмигиваю, – чай, не подозревал, что у генерала есть чувство юмора?
– И юмор, и потрясающие плечи, – вздыхает парень.
Джара выглядит довольной, словно кошка, нализавшаяся сливок, когда она наклоняется, чтобы счистить очередное пятнышко ржавчины.
– Ты здесь с какой-то целью? – спрашивает она, продолжая скрести металл. – Я бы провела тебя по крепости, но нас выставили оттуда по случаю травли крыс. А моя командующая сказала, что, если я ещё хоть раз подойду к таверне, придётся мне подыскивать место в другой армии.
Я с усмешкой потираю переносицу.
– На флот тебя возьмут без разговоров – там выпивка, скорее, приветствуется. И всё же прости, что доставил тебе неприятности.
– Я сама виновата, матрос, мне и отвечать, – отмахивается она. – А ты, Дерек, напивался когда-нибудь?
Парень выглядит малость ошарашенным.
– Не-эт, – протягивает он. – А почему ты спрашиваешь?
– Может, это пошло бы тебе на пользу. Кэйл, как думаешь, генерал выпивает?
– Наверняка не знаю. – Я почёсываю подбородок, припоминая ночь, когда он вёл себя до ужаса патетично, даже по меркам дзали. – Но вполне возможно.
– Вот видишь? Не так уж это и плохо.
На лице парнишки любопытство борется с осуждением; наконец он вздыхает со словами:
– Может быть. Но мне кажется, ты просто меня дразнишь.
– Ну разумеется, дразню. В этом и есть главное предназначение младших солдат. Впрочем, если тебе не нравится – иди вон во флот. Кэйл, как вы поступаете с новичками?
– Обычно заставляем их вылизывать палубу. Или плыть за кораблём задом наперед. – Оба дзали глядят на меня в ужасе, и я ухмыляюсь. – А порой заставляем их пасти акул и скармливаем им их пальцы на руках и ногах, когда те проголодаются.
– Оу, – Джара морщит нос, – беру свои слова обратно. Дерек, правда в армии здорово? – Тот яростно кивает.
Когда она возобновляет чистку доспехов, я принимаюсь задумчиво разглядывать мальчишку, поневоле поддавшись любопытству. Джара явно не рассказала ему об узах, связывающих меня с её отцом, а может, ему на них наплевать. Приглянись нам одна женщина, у меня нашлось бы, что ему сказать. Однако вместо этого он вздыхает по мускулам человека, над которым я случайным образом заполучил некую власть. Странное положение, иначе не скажешь.
– Итак, Дерек, – спрашиваю я, не в силах побороть любопытство, – что же тебе всё-таки приглянулось в генерале?
Он награждает меня подозрительным взглядом, силясь понять, не разыгрываю ли я его вновь, но я сохраняю предельно невозмутимое лицо, и наконец он сдаётся.
– Ну, для начала, стойки, – вздыхает он. – В сражении он подобен прекрасному видению. Для этого ведь надо быть очень гибким, верно? Это просто невероятно. И его ноги… И ещё лицо. Всё дело в его лице. Мне нравится даже, как он хмурится.
Я вижу, как трясутся плечи Джары, хотя она не издает ни звука. Готов поспорить, он тоже не в курсе, кто её отец.
– Гм, – отзываюсь я, стараясь быть тактичным. – Это и вправду… впечатляет.
– Да-а, точно. Кстати, а как вы с ним познакомились? Я давно думаю над этим.
– Ну-у… – выдавливаю я, почёсывая кончик носа. Поскольку я не помню, имею ли право сообщать о векторной штуке, пока не выяснится талант, я решаю перестраховаться. – Флотский советник, – повторяю я. – Кто-то же должен разъяснить ему, как использовать корабли в этой войне.
Это вырывает у него тихий возглас: «О».
– Может, тогда замолвишь за меня словечко – вдруг я ему приглянусь? – с надеждой просит он.
Броня в руках Джары начинает предательски звякать.
– Ну, гм, – теряюсь я, – но у него же уже есть один, так ведь?
– Был, – сообщает парень, заговорщически склоняясь ко мне, – но я слышал, между ними случилась грандиозная ссора – в смысле, ещё грандиознее, чем обычно – и с тех пор никто не видал Джа Алима поблизости. И это к лучшему, потому что он, наверно, самый красивый мужчина королевства – против него у меня не было бы ни единого шанса.
Джара пару раз икает, затем, совладав с собой, поднимает голову и с почти серьёзным выражением лица интересуется:
– Раз он такой раскрасавец, что ж ты за ним не приударишь?
– Да что лекарь смыслит в войне? – морщит нос Дерек. – Вот мужчины, которые знают, как обращаться с мечом – это совсем другое дело…
– Знаешь, а я согласна, – радостно сообщает Джара. – А как насчёт тебя, Кэйл?
Похоже, её улыбку не пробить и самым осуждающим из взглядов.
– Честно, без понятия, – сдаваясь, отвечаю я со вздохом.
– Ну, не тяни – должно же у тебя быть какое-то мнение на этот счёт?
– Мускулы? – участливо подсказывает Дерек. – Какой-то особенный оттенок волос? Широкие подбородки? – Джара награждает его осуждающим взглядом, и он тотчас краснеет. – А что? – парирует он. – Люди тоже бывают красивыми.
– Ты чертовски прав, – с усмешкой отвечаю я. – Как насчёт такого: в мужчинах мне всегда нравилась честность и верность своему слову.
– И какое отношение это имеет к красоте? – с возмущённым видом переспрашивает молодой солдат.
– Ну хорошо: мне нравится честное выражение лица мужчины, который держит слово.
В конце концов парень прощается с нами под предлогом, что ему пора паковать снаряжение, пока не слишком поздно. Я полагаю, что мне стоит вернуться, чтобы дождаться генерала с совета, но Джара хватает меня за руку с напряжённым, будто якорная цепь, лицом.
– Мы можем где-нибудь потолковать наедине? – спрашивает она.
– Разумеется, – отвечаю я и тут же не на шутку задумываюсь над этим: в таверну-то путь заказан. – Ты умеешь играть в «Волков и овец»?
– Побью тебя с закрытыми глазами! – отвечает она, и на её лицо на мгновение возвращается улыбка. – Мама обожает эту игру.
Мы возвращаемся в дом Азотеги. Пока я расставляю фигуры, она бродит по комнате, выглядывая из окон и сунув нос в пару сундуков.
– Моя комната и рядом не стояла, – завистливо замечает она. – Везёт тебе.
– В чём-то – да, в чём-то – не очень. – Установив последнюю фигуру, я спрашиваю: – Волки или овцы?
– Волки, пожалуй.
Первые ходы мы делаем в молчании: я жду, пока она заговорит, а она явно собирается с духом. Когда я окружаю одну из её фигур в три хода, она вздыхает, понурившись.
– По казармам гуляют сплетни, – тихо начинает она, – что отец взял в любовники человека. Пожалуй, Дерек – единственный, до кого это ещё не дошло.
– Ну, положим, – отвечаю я, стараясь говорить ровным голосом, – это возмутительный бред, но я-то что могу с этим поделать? Принести извинения за то, что я – человек?
– Разумеется, нет! – Она поднимает на меня пламенеющий гневом взгляд. – Ты что, думаешь, мне есть до этого дело? Я лишь хочу, чтобы он был счастлив. Что меня тревожит – так это то, что у него нет любовника – ни человека, ни кого-либо другого. Все в курсе, что он порвал с Алимом, однако никто не решается к нему приблизиться из-за этих слухов, и он, со своей стороны, ни на кого и не посмотрит.
Мой глаз начинает подёргиваться.
– Так значит, тебя огорчает, что у твоего отца нет любовника.
– Разумеется, огорчает!
– Это так… заботливо с твоей стороны, – отзываюсь я, разрываясь между сомнением и неодобрением. – Пожалуй, заведи он любовника, это положительно сказалось бы на его характере, но сдаётся мне, что не моя это забота. – Я продвигаю свою овцу влево, наблюдая, как Джара ёрзает на стуле.
– Кэйл, ну почему ты с ним не спишь?
Моя рука дёргается, и одна овца вовсе слетает с доски. Но у меня хотя бы появляется возможность потянуть время, поднимая её с пола.
– Меня это не интересует.
– Я… во всех историях те, кто связан такими узами, не могут вынести даже мысли о том, чтобы дотронуться до кого-то другого. Скорее всего, у него никого, кроме тебя, не будет, до самого конца.
Я гляжу на неё, словно из морской дали. Ни единого любовника, до самой смерти? Что за дьявольская штука это бъезфрецзинг, связывающий вектора с тем, кто вовсе его не желает? Неужто те, кто связан с собаками, также не могут любить никого другого, равно как и тот бедолага с кожаным мячом?
С другой стороны, даже я не настолько любопытен, чтобы желать узнать ответ на этот вопрос.
– Это несправедливо, – наконец отвечаю я, – по отношению к нам обоим. Я так и знал, что этот бъезфрецзинг – сплошное сумасшествие. А что, если бы он оказался связан с младенцем? – Вспомнив слова Ханны, я добавляю: – Или с тем, у кого просто нет выбора?
– Но этого же не случилось. – Вновь ёрзает на сидении Джара. – Неужто это такая уж обуза? Или ты о нём столь плохого мнения?
– Да, – отрубаю я. – Это обуза.
– О, – отзывается она, ссутулив плечи. – Почему?
– Ну а почему ты со мной не переспишь? – поразмыслив над этим, спрашиваю я.
– Чего? – вскрикивает она и, выбросив руку вперёд, впивается ногтями в мою руку. – Что за чёртову игру ты затеял? – рычит она.
– А ты развлеки меня, – отвечаю я, в кои-то веки невозмутимо выдержав её взгляд.
Она сердито хмурится, прищуренные глаза сулят мне гибель, но я надеюсь, что наша дружба не даст ей разделать меня на две половинки мечом, покоящимся на стойке у кровати.
– Что ж, – выплёвывает она, – прежде всего, ты не в моем вкусе; затем – это породит политический скандал, и не будем забывать о том, что мой отец умрёт от разбитого сердца.
– Что и говорить, веские причины.
– Тогда зачем ты говоришь такие мерзкие вещи?
– Да потому, что я не могу «просто спать» с твоим отцом по сходным причинам. Он – мужчина, мало того, дзалин чертовски высокого полёта. Что скажут остальные, когда узнают, что он путается с человеком, к имени которого ровным счётом нечего прибавить?
– «Узнают» не так уж сильно отличается от «думают», – бурчит она, но уже без прежнего запала.
– Может, и нет, а может, да. И, кроме того, я… – я быстро переставляю фигуру, чтобы скрыть нарастающее смущение, – привязался к нему, что ли. Я не желал бы разбить даже сердце незнакомца, не говоря уже о друге, а ведь я хочу однажды завести детей. Ну а став его любовником, – так вот что на самом деле думают дзали при взгляде на меня? Не собака, а постельная игрушка? – к своей цели я точно не приближусь.
Джара сникает, глядя на меня такими несчастными глазами, что я хотел бы, чтобы мой ответ мог быть иным.
– Об этом я не подумала, – тихо признаёт она. – Я знаю, что для него не имеет значения, что ты – человек, и для меня тоже, а на всех, кто думает иначе, ему плевать. Но дети… тут я не знаю. Правда не знаю. Ты абсолютно уверен, что ничего по отношению к нему не чувствуешь?
Я смотрю на свою ладонь, на линии, вдоль которых он проводил пальцем на озере, и вспоминаю отблеск солнца на его волосах. Его глаза, когда он глядел на меня в королевском саду. Было ли в этом что-то? Не могу сказать наверняка: ведь я никогда не задумывался о подобном.
– Трудный вопрос, – бормочу я. – Мне не доводилось слышать, чтобы мужчины – в смысле, люди – становились любовниками, не считая случайных перепихов на море. И, врать не буду, от одной мысли об этом мне не по себе. Да это, наверно, и не главное, потому что – с ума он сходит или нет – не думаю, что он сам желает этого, судя по его поведению.
– Ну разумеется, желает, – отвечает она, хмуря лоб, – раз он любит тебя.
– Ну а твоя любовь к нему разве склоняет тебя к постели? – парирую я и тут же, сглотнув, быстро переставляю фигуру, про себя молясь, чтобы не выяснилось, что я только что обнаружил очередную особенность дзалинской культуры, о которой не очень-то хочу знать.
К счастью для моего многострадального рассудка, она трясёт головой:
– Само собой, нет. Но ты-то ему не дочь. И не сын, если уж на то пошло.
Я со вздохом предлагаю:
– Как насчёт поиграть во «Что, если»? – С этими словами я складываю руки, откинувшись на стуле, и гляжу на сгустившиеся между балками тени. – Скажем, просыпаюсь я как-то раз поутру и внезапно решаю, что он – самый сногсшибательный мужчина, какого мне доводилось видеть, а он падает в мои объятия, словно зардевшаяся дева.
Моя подруга фыркает, но сам я не улыбаюсь.
– Порой меня пугает та власть, которую я получил из-за этой порождённой связью неестественной привязанности, – еле слышно произношу я, ведь мне самому не нравится, как это звучит. – Я же не святой, Джара. Если любая сорвавшаяся с моего языка глупость будто вышибает из него весь воздух… то что будет, если он услышит жестокие слова от любовника?
– Ты говоришь о нем, словно он слаб, как младенец [3], – возражает она. – Уж поверь, он с этим справится.
Но она не видела его в тот день, когда я возвратился из таверны. Я поднимаю плечи, не желая продолжать этот спор.
– Ну что ж, поехали дальше. Что если в этом воображаемом мире мы вовсе друг другу не подойдём? Быть может, попробовав, я обнаружу, что всё-таки наличие мужских причиндалов и полное отсутствие грудей для меня – это чересчур, а он, глядя на моё человеческое лицо, будет видеть во мне низшее существо? Мы же тогда не сможем просто разойтись, чтобы никогда друг друга не видеть?
– И то правда, – неохотно признает она. – Но, может, всё-таки стоит хотя бы попробовать?
– Видишь ли, я не знаю твоего отца так же хорошо, как ты, но сдаётся мне, что он не пойдёт на такое лишь пробы ради. – Внезапно почувствовав себя вымотанным до предела, я роняю голову: – Если тебя беспокоит его личное счастье, то уверяю тебя, что не стану препятствовать тому, чтобы он нашел себе другого любовника, получше меня. Он может крутить с Алимом, Дереком, да хоть с половиной армии – тут полно комнат, так что я запросто могу переехать в соседнюю. Я так ему и скажу, только рукой махни.
Джара тянется через стол и вновь берёт меня за запястье – на сей раз бережно, поглаживая отметины, которые сама же и оставила.
– Это меня тоже беспокоит, – говорит она, глядя на меня умоляющим взглядом. – Если ты велишь ему найти другого любовника, как бы ты это ни подал… думаю, это его ранит.
– Это ставит нас обоих в чертовски сложное положение.
– Я знаю, и мне жаль, Кэйл. Может, если бы это исходило не от тебя… если ты правда в этом уверен, то я сама как-нибудь скажу ему об этом, ладно? Пожалуй, я смогу подать это помягче.
Капля воды, сияющая на его улыбающихся губах…
– Ясное дело, но я не хотел бы решать это вот так, сгоряча. – При этом я сам на себя досадую – хотел бы я, чтобы всё было проще, чтобы он был чудовищем или предателем – кем-нибудь, кого я мог бы возненавидеть. Я высвобождаю руку, чтобы сделать новый ход. – Но я обещаю, что, как только определюсь – можешь сказать ему об этом.
В этот момент я слышу тихий стук двери и поднимаю взгляд – на пороге стоит генерал, опираясь о косяк. Одной рукой он стаскивает башмак, другой – силится скрыть отчаянный зевок. Джара тут же принимается изображать отчаянную весёлость, и я присоединяюсь к ней, с широкой улыбкой глядя на то, как он силится сохранить равновесие.
– Доброго вечера, – устало улыбается в ответ Азотеги. – Вижу, ты всё-таки нашёл себе товарища по игре.
– Да, но она и вполовину не так хороша, как утверждает, – сообщаю я – она тут же с недовольным бурчанием съедает мою овцу, которую я по недосмотру оставил без защиты. – Ничего, сейчас отыграюсь!
– Пап, – протягивает она, морща нос, – он вредничает!
– Гм-м. – Приблизившись к нам, он смотрит на доску, потирая глаза тыльной стороной ладони. – Даже не знаю, за кого из вас болеть. Джара, поддержи-ка честь волчьего рода!
Уставленный на меня взгляд Джары молит: «Ты правда хочешь разбить его сердце?» Я отвожу глаза с мыслью: «Нет, потому я и медлю, вот в чём дело».
Он не умрёт от того, что поспит в одиночестве пару дней, или недель – сколько потребуется; как не умру и я, хотя мне тоже придётся несладко. Но я ничего не предприму, прежде чем не смогу с чистой совестью взглянуть ему в глаза, чтобы сказать: «Нет, ничего у нас не выйдет», – и лучше убью его, чем попробую, не будучи уверенным.
Что за нелепая штука с нами случилась, вынуждая нас на подобные решения. Но приходится жить с тем, что есть. Однажды я найду для нас ответ.
– Ни за кого из нас, – отвечаю я, – потому что ты падаешь на ходу. Ступай считать овец. В смысле, спать [4]. – Его дочь силится прикрыть рукой широкую ухмылку, и я гляжу на неё с вызовом, гадая, осмелится ли она дополнить мои слова.
– Пойду, – он прерывается, зевая, – но, пожалуй, вместо овец стоит посчитать корабли [5]. Нам вместе.
– Прошу прощения, сэр? – Я поднимаю глаза от доски, силясь сосредоточиться.
– Королева просит определиться, какие именно корабли следует послать вверх по реке.
Я гляжу на него, не веря своим ушам. По моему лицу медленно расползается улыбка, от которой оно едва не трескается надвое, и я испускаю пронзительный крик торжества. Джара хлопает в ладоши, и уголок губ генерала приподнимается.
– О, – отвечаю я, сияя как медный таз, – у меня уже есть парочка на примете.
Может, люди всегда будут ниже дзали. Может, дворяне всегда будут использовать свою силу против слабых. Но хоть в чём-то мы докажем им, что тоже чего-то стоим.
Он улыбается мне, и, глядя на него, я не знаю, могу ли его полюбить. Не знаю, пожелаю ли близости с ним. Единственное, в чём я уверен так же, как в бездонности его глаз цвета морской волны – так это в том, что хочу доказать ему, что я чего-то стою.
А там посмотрим, куда мы заплывём.
Примечания переводчиков:
[1] Джезимен – в оригинале Jazimen.
[2] Старший генерал – в оригинале General Secundus – в букв. пер. с англ. «второй генерал» – звание, изобретённое автором, как и «Верховный генерал» (General Superior), поэтому, чтобы перевести его, мы также прибегли к несуществующему званию – выше обычного генерала, но ниже верховного.
[3] Слаб, как младенец – в оригинале Weak as milk – в пер. с англ. «слаб как молоко».
[4] Ступай считать овец. В смысле, спать – в оригинале Get some sheep. I mean, sleep – игра слов, в пер. с англ. «Займись овцами. В смысле, сном».
[5] Но, пожалуй, вместо овец стоит посчитать корабли – в оригинале After you tell me what sheep. That is, ships – продолжение той же игры слов, в пер. с англ. «После того, как ты скажешь мне, какие овцы. В смысле, корабли».
Конец первой части
Следующая глава
Комментарии