Предыдущая глава
Проклятый вопрос не дает мне покоя, заставляя расхаживать взад-вперёд вдоль стены. От того, чтобы хрустеть шеей от беспокойства, меня спасает лишь вера в то, что Джара не позволит мне мучиться неизвестностью дольше необходимого.
И точно – надёжная, как барка под северным ветром, она тяжёлыми шагами приближается ко мне с несчастным и измученным видом. Завидев Джару, я едва на неё не набрасываюсь.
– Думаю, мне удалось до него достучаться, – вздыхает она, легонько пихая меня в плечо, чтобы я подвинулся. – Но, видно, пора мне завязывать с поиском ухажёров, потому что ещё раз я на это не пойду.
читать дальше– Что он сказал? – спрашиваю я, издёрганный, словно мать, ребёнка которой мучают колики.
– В основном, что он желает нам счастья. А когда я спросила, не желает ли он его сам, он заявил, что для этого ему довольно, чтобы мы были счастливы. Ну а когда я сказала, что тут он ошибается, он малость обиделся. – Она с тяжёлым вздохом проводит ладонью по коротким волосам. – Видишь ли, он не очень-то любит, когда ему указывают на его ошибки, особенно когда он действительно неправ.
– Это мало кому нравится.
Губы Джары изгибаются в невесёлой улыбке:
– По правде, он особо упирал на то, что с ним-то ты точно счастлив не будешь.
– Гм… правда?
– Ну да. Сдаётся мне, что вы оба несётесь галопом по одной и той же заклятой дорожке. Спихивая тебя мне – уж прости за выражение – он таким образом отстраняется, давая тебе возможность попробовать с кем-то другим. Не то чтобы он сказал это вслух, но я-то видела его взгляд.
Я смущённо переминаюсь с ноги на ногу, дёргая за связанные в хвост волосы.
– Ну, если он и правда хочет подыскать мне кого-то другого…
– Сейчас рано об этом думать, – отрубает она, – и не только потому, что подобная дурость не делает чести даже безголовой курице. Кэйл, не мог бы ты ему сказать, ну, не знаю, что-нибудь приятное, когда вновь его увидишь? Просто подбодрить?
– Ты же знаешь, что он мне нравится, но это далеко не то, что ты подразумеваешь…
– Я же не прошу тебя сочетаться с ним браком – просто сказать ему что-нибудь доброе.
– Хорошо, – обещаю я при взгляде на её несчастное лицо. – Скажу.
– Чёрт. – Вздохнув, моя подруга щурится на разгорающееся солнце, отклоняясь, чтобы взглянуть мне в лицо. – Ненавижу такие вещи, в особенности перед битвой. Ты часом не прихватил «Волков и овец»? Было бы неплохо на что-нибудь отвлечься.
– Извини. Не захватил, но… ты не будешь против, если я познакомлю тебя со своей кузиной? Она просто горит желанием с тобой встретиться. – «К тому же, – думаю я, – ни единая душа в королевстве не может устоять перед Эмилией, когда та вознамерится кого-то развеселить. Я бы и сам не прочь с ней поболтать».
– Правда? – спрашивает она, моментально просияв, и я ощущаю невольную гордость за то, что благородная дама так жаждет свести знакомство с моей семьёй. – А я и не ведала, что у тебя тут есть родичи. Она тоже матрос? – Я киваю. – Не знала, что люди пускают женщин на корабли.
– Забавно слышать такое от тебя…
Поскольку до начала сражения ещё далеко, матросы по большей части слоняются по своим кораблям, смеясь и поддразнивая членов других команд, а также поглощая баланду, в обилии поставляемую камбузом. Двое кивают мне – на их лицах я не замечаю ни дружелюбия, ни враждебности – но разговоры затихают, стоит морякам с первого корабля завидеть Джару. Побросав всё, чем были заняты, они вытягиваются в приветствии. Её ответная улыбка слегка натянутая: я-то помню, что ей не нравилось, даже когда я салютовал ей как солдату, что уж говорить о почестях, достойных дворянки.
– Это – «Неуязвимый», – сообщаю я, указывая на длинный приземистый корабль. Поднимая голос, я окликаю: – Капитан, мы можем подняться на борт?
Лысый, приземистый капитан Фёдор кланяется, стоя у штурвала бок о бок со своим лейтензанцем, судя по кислой морде последнего. Почему-то у всех них такой вид, словно их только что заставили сжевать лимон.
– Вы и ваши люди на моём корабле – всегда желанные гости, – низким голосом отзывается он.
– Э… Спасибо! – отвечает она, затем яростно шепчет, пока спускают сходни: – Ты не сказал, что придётся пересекать воду!
– Ну а как иначе ты думала добраться до капитана? – Я прячу улыбку, щадя чувства матросов. – Вчера ты ходила по кораблям без проблем.
– Да, но ты не видел, на что была потом похожа моя форма – я выжала из неё целую реку пота.
– Всё с тобой будет в порядке.
Она прикрывает лицо рукой, чтобы украдкой показать мне язык, затем грациозно кланяется мужчине, который жестом приглашает её взойти на сходни. Я иду следом, ухмыляясь про себя.
Согласно морской традиции, нельзя просто так взять и пройти по кораблю, не останавливаясь, куда бы ты ни направлялся. Капитан показывает Джаре, где установят мачты, когда они снова выйдут в море, трюмы и скамьи для гребцов – она кивает и вежливо улыбается. Матросы, которые почитай что никогда не видели дзали вблизи, с любопытством посматривают на неё, тихо переговариваясь.
– Кэлентин, – в её улыбке мне видится мольба о спасении, – а ты служил на похожем судне?
– А? Не-е. – Протянув руку, я стучу по борту. – Видишь ли, сделай я так на моём корабле – и фальшборт ухнул бы в реку.
– Ты что, ходил на «Пеламиде»? – спрашивает оказавшийся поблизости матрос с той самой злорадной ухмылкой на лице, что появляется у любого, стоит мне заговорить о своем злосчастном корабле, затем он, опомнившись, склоняет голову перед Джарой: – Прошу прощения, миледи.
– Что вы, что вы, – она протестующе машет рукой, – я хочу послушать. Так значит, этот лучше?
– Не знаю-не знаю, – заявляю я, пихая матроса в массивный бок. – Как думаешь, «Неуязвимый» покрепче будет?
Такой возможности он упустить не мог, дворянка перед ним или нет.
– Миледи, если бы «Пеламида» и «Неуязвимый» были лошадьми, тогда «Неуязвимый» был бы одним из ваших боевых жеребцов, а «Пеламида» – запаршивевшей жертвой кровосмешения, которой черви уже череп проели. – Джара морщит нос, явно представляя себе это воочию, я же ухмыляюсь, не удержавшись от вопроса:
– Так она ещё на плаву? Я приметил здесь капитана Иосифа, но с другим кораблём.
– Если можно так выразиться, сэр. На прошлой неделе её пришвартовали во Взморье. По всему выходит, что ей настал конец, однако пока корпус цел, наверняка не скажешь.
– Лошадь в таком состоянии следует умертвить без мучений, – заявляет Джара, склонив голову набок. – Разве что у вас есть очень способный целитель.
– Ну, миледи, думаю, на то у них и расчёт. В городке Взморье и в Крике Чайки есть парочка старых корабелов, которые полагают, что смогут её подлатать.
– Даже не знаю, радоваться мне или наоборот, – замечаю я. Матрос и Джара отвечают одновременной усмешкой, что приводит его в смущение, а её – забавляет.
Вскоре нас отпускают на «Тигровую акулу», светлоглазый капитан которой уже машет нам. Этот корабль пошире и повыше, с тремя треугольными парусами на мачте, которые раскинутся во всю длину корабля, когда он выйдет в море. Пока опускают сходни, Джара с любопытством разглядывает капитана Самюэля.
– Он ведь холмяк, угадала? – шепчет она.
Я слегка качаю головой.
– Уж точно не с голубыми глазами, – шепчу я в ответ. – Может, он с равнин; я слыхал о подобном. Должно быть, он и вправду хорош, раз умудрился стать капитаном над рыбаками.
– Добро пожаловать на борт, миледи, – улыбается он. У него забавный акцент, голос отрывистый и тихий. – Прошу простить за беспорядок – у нас приключилась стычка с пиратами аккурат перед тем, как мы получили приказ прибыть сюда, так что не успели произвести необходимый ремонт.
Дыра в палубе прикрыта просмолённой парусиной, которую матросы старательно обходят, однако видно, что кто-то на неё-таки наступил – должно быть, направляясь в гальюн ночью. А в изогнутой шее змея – их галеонной фигуры – торчит… Я наклоняюсь, чтобы посмотреть поближе, и присвистываю:
– Что за чёртовы пираты способны на подобное?
Змея пронзил деревянный болт, толщиной с моё запястье и с копьё длиной. Капитан Самюэль смотрит туда же с угрюмой улыбкой. – Посланцы того, кто кличет себя лордом, – поясняет он. – Мы загнали их корабль на мель и сразились с ними, понеся немалые потери. Понятия не имею, где они раздобыли такое оружие – может, соорудили сами.
– Баллиста [2], – восклицает Джара, поражённая не меньше моего. – Давненько я таких не видывала. – Она с серьёзным лицом оборачивается к капитану, в голосе звучит неподдельное уважение: – Явленная вами и вашей командой отвага достойна восхищения. Вы произвели на меня неизгладимое впечатление.
Подталкивая друг друга локтями, матросы расплываются в польщённых улыбках, капитан же отвешивает ещё один поклон.
– Благодарю вас, миледи. Во всяком случае, мы были вознаграждены немалыми трофеями: шелк, равнинный ром, свитки папируса… даже две бочки праха святых, – заканчивает он, слегка понизив голос.
Я поднимаю брови, но на Джару это не производит должного впечатления.
– А разве это не опасно? – спрашиваю я, припомнив, как шокировали генерала обычные зажигалки. Страшно подумать, что он сказал бы о целой бочке этой штуки.
– Едва ли – эта партия неочищенная. Чтобы она взорвалась, пламя должны быть таким, что пожрёт плоть до костей. – Его губы изгибаются в лёгкой усмешке при виде выражения моего лица. – Мой отец промышляет алхимией, миледи, – поясняет он, обращаясь к Джаре, чтоб она не чувствовала себя исключенной из беседы. – Но я не захотел наследовать его дело, к тому же, неуступчивый алхимик долго не живёт – морское ремесло мне больше по душе. По правде, я бы сразу сбыл всё это хозяйство, да не успел: приказ был явиться незамедлительно.
– Разумеется, – вежливо отзывается Джара.
Пока мы ждём, чтобы нам спустили сходни с «Перри Блюсона», я склоняюсь к ней, шепча:
– А он красивый?
Она награждает меня насмешливым взглядом.
– Знаешь ли, мне далеко не каждый кажется красивым. Похоже, он добрый, но не мой тип.
– Не рыжий?
– Ох, заткнись. – Она пихает меня локтем в бок, я же силюсь скрыть ухмылку.
Дмитрий, все такой же тихий, как и в бытность матросом, кивает мне и кланяется Джаре. Его корабль шире и ниже прочих, с приподнятой крытой платформой по центру. При взгляде на неё я присвистываю:
– А твой корабль неплохо сохранился. – При этих словах он улыбается и вновь кивает.
– Это для перевозки лошадей, – поясняю я Джаре. – Раньше на них сюда переправляли через море табуны с равнин. Все ваши серые чудовища, то есть, чýдные сверх-скакуны или как вы их там зовёте, прибыли на таких вот кораблях.
– Лошади плавают? – похоже, от одной мысли её мутит.
– Не сказать, чтоб охотно, – замечает Дмитрий, постукивая костяшками по накренившемуся ограждению: по всему бревну заметны полустёртые следы копыт. – Но могут.
Следующим идёт «Единство» моего старого доброго капитана Иосифа. Я бдительно высматриваю на горизонте лейтензанца, но, по счастью, этот поганец не показывается. – Я слыхал, что «Мида» ещё на плаву, – бросаю я капитану после того, как он поклонился Джаре и пожал мне руку.
– Все матросы только и знают, что хаять её, – заявляет с улыбкой капитан Иосиф, но я по-прежнему стою на том, что это лучшее судно в этих водах. – Несколько матросов за его спиной корчат недовольные гримасы. – Какой ещё корабль способен остаться в строю после подобных передряг? Хотел бы я, чтобы Эванни по-прежнему был с нами, когда её подлатают. Мы потеряли его в той же битве, что и тебя.
– Лейтензанц погиб? – потрясённо переспрашиваю я, и Иосиф печально кивает. – Что же, надеюсь, что он ещё пойдёт с вами в плавание, гм, в другой жизни.
– Мне жаль, что ты потерял товарища, – шепчет Джара, пока мы ожидаем подъёма на «Морскую ведьму».
– О… Спасибо. – Наверно, теперь я буду думать о бедолаге малость получше. Но, учитывая, как много хороших парней погибло и покалечилось из-за его решений… может, и нет.
– Ну и что это за ерунда насчёт сходней? – кричит Эмилия со своего высокого корабля, перегибаясь через фальшборт, чтобы заклеймить меня осуждающим взором. – Что, морячок, уже не в силах поднять задницу на борт без посторонней помощи?
На море острому глазу моей кузины нет равных, но она не всегда столь наблюдательна, когда дело касается людей.
– Скорее, это для леди, – сообщаю я, прочистив горло.
– А. – Она хлопает глазами, затем прижимает руку к сердцу, превращая свою скрюченную позу в поклон. – Прошу простить меня, миледи.
– Не стоит извинений, – отзывается Джара, которую порядком достали все эти знаки почтения. – А что, есть какой-то другой способ подняться на борт? И какой же?
– Ну… – Я опираюсь на палубу, намереваясь просто показать ей, но привычка берет верх – и вот я сам не отдаю себе отчёта, как другая рука достигает уключины, затем фальшборта – и вот, уцепившись за руку Эмилии, я переваливаюсь на доски палубы. – Как-то так, – слегка смущённо завершаю я.
– А. – Джара прищуривается, изучая фальшборт. – Пожалуй, вроде того, как забираться на очень высокую лошадь. – Опустив взгляд туда, где между кораблями плещется тёмная вода, она сглатывает и с явным усилием отрывает взгляд от реки. С застывшим лицом она также опускает ладони на палубу, но вместо того, чтобы подражать мне, взлетает в головокружительном прыжке. Я присвистываю, впечатлённый до глубины души, а Джара с лихорадочно горящими глазами вскидывает кулак в триумфальном жесте.
– Славный приём, миледи, – тепло улыбается ей Эмилия. – Добро пожаловать на борт «Морской ведьмы».
– Джара, это – моя кузина Эмилия, – представляю я. – Капитан Эмилия, это ле… солдат Джара.
Я вижу, как глаза моей подруги слегка расширяются при виде того, что всегда так поражает людей: моей загорелой кожи против обычного оттенка Эмилии и моей светло-русой шевелюры рядом с её тугими смоляными косами. И всё же вслух она произносит лишь:
– Рада знакомству, капитан.
– И я… солдат, – несколько неуверенно отзывается кузина. Ей всегда лучше моего удавалось заставить других чувствовать себя как дома, потому она тут же примечает, как Джара моментально расслабляется при неформальном обращении. – Вы на борту «Морской ведьмы», определённо лучшего корабля из тех, на которых вам довелось только что побывать.
– Осмелишься бросить это мне в лицо? – невозмутимо отзывается из-за наших спин капитан Иосиф.
– Только что сделала это, старый ты мошенник, – кричит ему в ответ Эмилия, затем вновь улыбается Джаре.
– Мы держим кошек, а потому наша еда на порядок чище того, на что он может рассчитывать на своей посудине. Пойдём, я покажу тебе товары. – С этими словами она утаскивает мою подругу прочь, и я последовал было за ними – но Эмилия посылает мне тот особый взгляд, и я со вздохом замираю. Мне ли не знать, что вмешиваться в женские разговоры строго запрещено.
Едва они исчезают в трюме, за меня тотчас принимается юнга Рафель.
– Так это и есть твоя девушка? – требует он. – А они все так коротко стригутся? И она правда солдат?
Я выдыхаю, опираясь о фальшборт там, где возвышающаяся перед нами крепость бросает на палубу клочок тени. Из-за стесняющих реку стен бризу негде разгуляться, так что он едва ли способен по-настоящему освежать под лучами разгорающегося солнца.
– Она не моя девушка, – твёрдо заявляю я. – И снова нет, просто она опалила волосы. У её матери они очень длинные, ниже пояса.
Теперь его глаза словно плошки:
– Вы поженитесь? – вскрикивает он.
Я со стоном провожу рукой по лицу, гадая, что не так с этим днём. – Нет, нет, я не по этому поводу встречался с её матерью. Просто совпадение. Она – дочь моего, гм, господина, очень влиятельного лорда.
– Ого. – Рафель жуёт губу, обдумывая сказанное. – Так значит, она выйдет за какую-нибудь не менее важную шишку?
– Будь уверен.
– Тебя это огорчает?
Я бросаю на мальчика мимолётный взгляд, с улыбкой ероша его волосы, и стараюсь не обращать внимания на то, что крутящиеся вокруг матросы даже не скрывают, что подслушивают в своё удовольствие.
– Едва ли. Она – мой друг, и я только порадуюсь её счастью.
– А что, разве с тобой она не счастлива?
Похоже, я и правда провёл слишком много времени среди дзали: даже не понимаю смысла этого вопроса.
– Мне лучше будет знать, что она счастлива с кем-то другим, чем для неё – довольствоваться чем-то вроде счастья со мной, – немного подумав, изрекаю я.
– О-о. – Внезапно на лице Рафеля проступает понимание. – Так ты её любишь.
Я закатываю глаза, смиряясь с тем, что мне всё равно не склонить этот разговор в свою пользу.
– Можешь думать и так, если тебе угодно. Вот ты, скажем, любишь своих сестёр, но ведь жениться на них не станешь?
– Тьфу! – Рафель отшатывается, бешено размахивая руками и тряся головой. – Знаешь, ты чудаковатый, словно трёхголовый аист, – сообщает он, прежде чем отчалить, чтобы поглядеть, чем там заняты внизу женщины.
«Чудаковатый?» – вздыхаю я. Возможно. Наверно, большинство мужчин, у которых есть весёлая, милая подруга, отец которой буквально толкает её в их объятия, и не подумают о том, чтобы её отталкивать. По всем правилам, я должен бороться за руку Джары, разве нет? Уж лучше пусть генерал видит во мне обожаемого зятя, чем обожаемого… кого он там во мне видит, в общем, и позволить ему строить жизнь с кем-нибудь другим. Желательно не с Алимом, но какого черта – если его устраивает эта змеюка, то я и с этим примирюсь, лишь бы он был счастлив.
Но… остаются всё те же проблемы: дворян удар хватит. Да и дети – могут ли они вообще быть у дзалинки и человека? А если и могут, что их ждёт: конь или лодка?
«Нет, – наконец решаю я. – Не Джара». Может, я и не из тех, кто строит грандиозные планы на будущее, но я в состоянии распознать по-настоящему неудачную идею, когда она у меня появляется. Последуй я за ней, меня всю жизнь мучила бы тоска по морю. Останься она со мной – пришлось бы ей смотреть, как жиреют и дряхлеют её лошади. Разумеется, тут же будет и Азотеги, мужественно старающийся примириться с неизбежным – вот уж спасибо.
К тому же, если доводить эту идею до логического конца: если мы поженимся, а затем разойдёмся – интересно, кого генерал убьёт первым?
Когда я начинаю подозревать, что девицы никогда не вылезут, то сам топаю вниз по ступеням, силясь приспособиться к царящим там потёмкам. И что бы вы думали – усадив Джару на бочонок с мукой, Эмилия пытается заплести её короткие волосы в косички, и обе покатываются со смеху над результатом.
– …Не, он никогда не злится по-настоящему. – Свет из маленького окошка поблескивает на зубах Эмилии, обнажённых в широкой улыбке. – И не дуется, не отчаивается, даже не унывает. Бывало, мы часами пытались вывести его из себя – без малейших успехов. Вчера, шагая рядом с вашим генералом, пожалуй, он был злее, чем когда-либо на моей памяти. Ну… не считая того раза, когда мы напихали червей в его яблочный пирог – это тоже пришлось ему не по душе.
Решив не мешать им, я с улыбкой приваливаюсь к лестнице.
Но у дзали чертовски хороший слух, и Джара тут же раскрывает моё убежище – в её глазах так и пляшет веселье.
– А все твои кузены… такие? – со смехом спрашивает она.
– О нет, – невозмутимо отвечает за меня Эмилия. – Кэйл – долговязый тугодум, вечно пытающийся помочь там, где не просят. Я же смекалистая – и самая красивая, скажешь, нет, братишка?
– Я бы сказал, на любителя – для тех, кому нравятся высоколобые, – поддеваю я её в ответ.
– Вздор. Стефано – большой и спокойный, всегда готов помочь. Норов Елены резче холмяцкого меча – и она всегда готова посечь тебя им, чего никогда не заподозришь при взгляде на её невинную мордашку.
– Когда к ней липнет очередной парень, он непременно заявляет мне, как низко с моей стороны говорить подобные вещи о своей сестре, – с ухмылкой сообщаю я, – а спустя неделю бежит прочь в слезах. Надеюсь, однажды она найдёт кого-нибудь себе под стать.
– Моя мать говорит, что женщине, знающей, что к чему, подойдёт лишь другая женщина, – улыбается в ответ Джара.
Глаза Эмилии изумлённо распахиваются, и я спешу пояснить:
– У дзали несколько иные представления о семье, сестрёнка.
Она лишь окидывает меня долгим задумчивым взглядом.
– Правда?
Издали доносится зов рожка, и Джара, подскочив на месте, извиняется, что ей пора на поле. Я вызываюсь сопроводить её, а Эмилия, пожав плечами, говорит, что сейчас все туда двинутся. Разумеется, матросы по-прежнему держатся поближе к стене, чтобы приглядывать за кораблями, но теперь мне кажется, что их уставленные на дзали взгляды немного потеплели.
***
Джара желает прежде проведать отца, и я увязываюсь за ней – желудок беспокойно ворочается при воспоминании о его печальных глазах. Однако, когда мы приближаемся к тесной группе офицеров, становится ясно, что ему не до нас: они с Джезимен вновь приняли боевую стойку и разве что не описывают круги, скалясь один на другого.
– Если ты считаешь, что дальнейшее позёрство позволит тебе укрепить позиции, то позволь заметить, что ты несколько опоздал, – рычит она. – Ты уже не новобранец, чтобы рисоваться перед всем честным народом.
– Если они выставят Фрериз – а они непременно это сделают – то с ней должен драться я, – холодно отвечает он, и в каждой его черте сквозит напряжение. – Мне не придётся биться с Аджаксом, если верны слухи о том, что он отправился на юг. Если я потерплю поражение, то это уже не будет иметь значения. – Остальные офицеры стоят к ним спиной, старательно делая вид, что не слышат этого спора.
– Это всё твоё тупое бычье упрямство – ни толики здравого смысла, – огрызается она. – Если тебя ранят, то наши солдаты утратят надежду – а это значит, что мы потеряем всё. Герцогиня Цзерри сказала, что готова облачиться в доспехи, если это необходимо – половина наших не дрогнет, если она проиграет.
Азотеги со свистом выдыхает, затем, к моему удивлению, вновь сдаётся.
– Вы правы, – натянуто признаёт он. – Приношу свои извинения.
На мгновение лицо его противницы вытягивается в изумлении – даже сердито поджатые губы расслабляются.
– Ты… ну ладно, – медленно произносит она. – Я тоже допускаю, что ты можешь выйти невредимым из схватки с Фрериз. Я протестую лишь против доли риска, сколь бы малой она ни была.
– Понимаю.
Джара трёт глаза ладонью, словно не веря им. Однако прежде чем кто-то из нас успевает сказать хоть слово, к ним подбегает запыхавшийся Дерек.
– Прошу прощения за вмешательство, – говорит он, отсалютовав генералам. – Ваши Сиятельства, герцогиня Цзерри просит верховного генерала подойти к ней.
Чопорно кивнув, он бросает через плечо посыльного взгляд на меня. Я машинально улыбаюсь, надеясь, что усталая морщинка на его лбу разгладится – и на какое-то мгновение его лицо правда светлеет.
– Разумеется, солдат Дерек. Генерал Джезимен, прошу меня извинить.
Я гляжу им вслед, желая двинуться за ними, но понимаю, что лучше мне остаться на месте. Однако что-то продолжает меня беспокоить – и, обернувшись к генералу Джезимен, я вижу, что она окидывает меня взглядом от замызганных сандалий до нечёсаных волос.
– У него всегда были странные вкусы по части любовников, – замечает она без тени сарказма.
При этом Джара едва не прикусывает язык, чтобы ненароком чего не брякнуть. Поморщившись, я признаю, что лучше и мне это проглотить, поскольку едва ли генерала взбодрит то, что за время его отсутствия его соратница отчекрыжила мне голову.
– Прошу прощения, Ваше Сиятельство.
Она фыркает, щуря светлые глаза.
– Позволю себе предположить, что хорошим манерам он обучился у человека – кто бы мог подумать. Порой я диву даюсь, что в нём нашла моя госпожа Цзеса, не считая того, что он превосходный фехтовальщик.
Я не стану рассказывать ей о том, как он залез в воду – возможно, впервые в истории дзали – лишь потому, что я его попросил. И о том, как он притащил с гор старенькую клячу лишь для того, чтобы я мог ездить верхом, пожелай я того. И о том, что он велел мне жениться на его дочке лишь потому, что ставит её счастье превыше собственного. Вместо этого я отвечаю, почёсывая подбородок:
– Как скажете, Ваше Сиятельство.
***
Пообещав Джаре, что поговорю с генералом при первой же возможности, я присоединяюсь к матросам – тем временем начинаются поединки. Товарищи окружают меня, забрасывая вопросами: насколько хорошо я знаком с этой леди? Она что, правда будет сражаться? И, раз уж она не моя девушка, может, кто-нибудь из рабочего люда ей приглянулся? – я же напропалую отшучиваюсь. Когда они спрашивают, не собираюсь ли я провести по их кораблям ещё одну хорошенькую дворянку, я со смехом отвечаю, что, быть может, попробую во время сегодняшнего торжества – если оно, конечно, состоится. В прошлый раз мне ведь так и не представился шанс выяснить, празднуют ли дзали победу.
Пока что это утро благоволит нам: на пятерых поверженных врагов – трое наших, но я понимаю, что радоваться рано. Я уже успел набить глаз, угадывая, когда рухнет вон тот, который наносит удары невпопад, равно как и этот, совершающий чересчур отчаянные выпады. Те, что лениво делают ставки, начинают прислушиваться к моим замечаниям, и я принимаюсь перемежать их первосортной чепухой.
– У него меч лучше начищен с одной стороны, – сообщаю я одному из них. – Зато у неё – синий щит; все знают, что это означает, – туманно вещаю я другому.
В итоге споры относительно того, что именно я имел в виду, накаляются. Отстояв вахту на корабле, Рафель подходит ко мне и, попросив нагнуться, отвешивает подзатыльник – мол, за этим его послала Эмилия. Ухмыльнувшись, я впредь придерживаю свои соображения при себе.
После сорокового поединка мои товарищи внезапно затихают, хотя солдаты вопят от радости – взгляды матросов прикованы к чему-то за моей спиной. Я оборачиваюсь, думая, что вернулась Джара, однако там оказывается генерал, адски серьёзный и сконфуженный одновременно. Внезапно осознав как никогда раньше, сколько вокруг меня собралось людей, я с болезненной отчетливостью воспринимаю каждую спутанную бороду, каждый шрам, каждый шёпоток и толчок локтя.
– Сэр, – приветствую его я, натянув улыбку.
– Кэлентин, – церемонно произносит он. – Полагаю, что я должен извиниться.
Больше всего на свете мне хочется сгрести его за позолоченный воротник и хорошенько встряхнуть, напомнив: не забыл, где мы? Но я гляжу на него, а он смотрит на меня, и я вижу, что он понимает. Этот мужчина готов пожертвовать собой перед лицом восьми сотен солдат, даже сознавая, что от этого будет мало проку – ведь для него важнее всего, чтобы они не пали духом – и вот теперь он извиняется перед человеком-простолюдином на глазах прочих простолюдинов, чтобы я поверил в его чистосердечность.
И всё-таки генералу бы не помешала встряска, ведь от этого его поступок выглядит не менее глупо – но для этого тоже не время.
– Сэр, не требуется никаких извинений, но всё равно благодарю.
Его улыбка по-прежнему печальна, а в глазах – безответная мольба, и слова застревают у меня в горле. Ну что я могу сказать ему, при этих людях или в любом другом месте, за исключением разве что нашей палатки да того далёкого пруда, чтобы хоть немного его подбодрить? Чёрт, да хотя бы подбодрить самого себя? Этот непритязательный матрос против воли обратился в советника при знатнейшем сановнике королевства. Связанный магией, самых основ которой не понимаю, я прошёл путь от немого обожествления до трогательной дружбы с герцогом, которому о моём существовании и знать-то не следует – ну что тут скажешь?
– Мне пора возвращаться, – извиняющимся тоном сообщает он, – но я распоряжусь, чтобы сюда доставили блюда с фруктами. Ты не… в общем, позже поговорим.
– Постойте! – выпаливаю я, когда он поворачивается, чтобы уйти, но, вспомнив, где мы, проглатываю то, что собирался сказать. – Ваше Сиятельство. Безусловно, вы очень добры, но… вы всегда добры.
Он вздрагивает, уставясь на меня с нечитаемым выражением лица. Но в этом он весь – я не отрицаю, что с момента нашей встречи он мог принять добрую тысячу решений, которые сломали бы мою жизнь, а не просто изменили её. И всё же на каждом повороте реки он выбирал именно то течение, которое облегчило бы жизнь мне, наплевав на собственные предпочтения. Мне удаётся побороть свое смущение настолько, чтобы улыбнуться, и его губы расслабляются, когда он отвешивает мне церемонный поклон, прежде чем уйти.
Вернувшаяся с вахты Эмилия успевает лишь проводить его взглядом.
– Что-то не так? – спрашивает она, встревоженно посматривая на меня – мне же только и остаётся, что покачать головой в ответ.
Наша ватага бурно радуется подоспевшей закуске, повергая в шок молоденького дзалина, который доставил подносы. Затем мы дружно ликуем, ведь удача по-прежнему с нами: от семидесяти восьми в нашу пользу к девяноста трем, а затем – к ста двенадцати. Их офицеры, похоже, сбились с ног, раз отправляют на поле солдат, которые явно не чета нашим.
Кто-то в гуще нашей армии выкрикивает, что с ними нет Фрериз, и ликование нарастает. Солдаты на поле разворачиваются и наносят удары, разят молниями и пламенем: суровые бойцы, сгрудившиеся вокруг меня, рождены по другую сторону реки. Некоторые матросы призывают святых на помощь дворянам, к которым прежде питали лишь опасливую неприязнь.
Поединки всё ускоряются по мере того, как садится солнце – солдаты обеих армий подскакивают от переизбытка чувств: наши – от радости, их – от отчаяния. Они начали было выравнивать счёт, но разрыв уже слишком велик. Все затаивают дыхание, когда край заходящего солнца касается далёких гор: движения бойцов постепенно замедляются, пока наша поединщица не повергает их солдата ниц.
Вопль восторга, испускаемый нашими военными, потрясает небеса, и я ору наряду с прочими матросами, сияя улыбкой, от которой разве что не лопаются щёки.
Это моих рук дело – разумеется, сражался не я, но ведь план был мой, а потому отчасти и моя победа. Не думаю, что хоть кто-то из матросов, которые хлопают меня по спине, сознают всё значение случившегося. Я просил дать флоту шанс внести вклад в это деяние – и они не подкачали.
Вытирая лицо тыльной стороной руки, я уверяю себя, что это лишь пот. Мне хочется обнять каждого из собравшихся здесь со словами, что и он тоже выиграл войну.
Но, как только я собираюсь приступить к этому, на толпу опускается внезапная тишина: сперва умолкают солдаты, следом за ними – матросы, которые ещё не видят, в чём дело. Мне также ничего не разглядеть сквозь лес бойцов. Приблизившись к Джезимен и Азотеги, генерал герцога Рзалеза бросает им под ноги кольчужную перчатку, которая, позвякивая, перекатывается по земле. В наступившем молчании этот тихий звук оглушает подобно барабану Святого Джорама, коим тот вызвал солнце из небытия.
– Мошенники, – яростно шипит он. – Клятвопреступники. Вся эта битва – сплошной фарс.
Я чувствую, что Джезимен улыбается, хотя каждая чёрточка её лица предвещает убийство.
– Тогда поведай, что за клятвы мы нарушили, Саце. – Разносится её голос над застывшей армией. – Это была честная битва. Мы предупредили твои подразделения, как только представилась возможность, и действовали согласно договорам. Так что же, как ты утверждаешь, мы преступили?
– Вы прибыли сюда мошенническим путем! – орёт он, указывая на торчащие над стеной мачты. – Никто с этим не поспорит.
– Если ты хочешь заключить новый договор, относительно использования кораблей в войне, то мы готовы обсудить это, – отвечает Азотеги ледяным голосом, от единого звука которого содрогаются его собственные солдаты. – Но подобные заявления на поле брани покроют позором лишь тебя самого.
– Я не стану говорить с вами! – рычит в ответ Саце.
– Значит, ты признаёшь, что у тебя нет возражений…
– Для договора нет нужды, потому что у тебя больше нет кораблей!
Из-за стены за нашими спинами разносится крик мальчика, пронзительный и протяжный. Слова генерала отдаются в моей голове оглушительным эхом этого крика, от которого мир крутится волчком, когда я оборачиваюсь. Как будто мой разум сперва должен переварить то, что вокруг меня: движение в рядах солдат, их распахнутые во тьму зелёные глаза и машинально вскинутое оружие. Затем – оборачивающиеся рыбаки, странные отсветы на их тёмных волосах и запрокинутых лицах, весёлое мужество которых ужас преобразует во что-то жуткое. А затем трава, по которой пробегает рябь, и сама стена…
В ночи над ней растекается неправдоподобное сияние – красное как кровь и жаркое, как сама смерть.
Примечания переводчиков:
[1] Название главы в оригинале – Shiphshape – фразеологизм, в пер. с англ. означающий «аккуратно, в полном порядке, как следует», мы попытались подобрать морскую поговорку со сходным значением.
[2] Баллиста –изначально античная машина для метания камней, но с первых веков нашей эры под баллистами стали подразумевать стреломёты. состояла из горизонтальной рамы с жёлобом и вертикальной рамы с тетивой из скрученных волокон сухожилий и др., с помощью которой снаряд (камень, бревно или стрела) пускался в цель. Наряду с применением в полевых сражениях, баллисты имелись и на флоте.
Следующая глава
Комментарии