Валашский Замок (публикации за 6 июля 2018)19 читателей тэги

На кровати снова лежал огромный букет алых роз. Где их доставали в самое, казалось бы, неподходящее время года, Анна не знала и знать не хотела. Розы выглядели просто потрясающе, но были чересчур красноречивы.
Прошло уже более десяти лет с тех пор, как Анна поступила под руку Барона. Вращаясь в ближнем круге, она стала жестче и беспринципнее, холоднее и равнодушнее. Только изредка выбираясь навестить свою маленькую крестницу, Анна немного оттаивала – с тем, чтобы вернувшись, вновь замкнуться в себе.
Это, как и ее магическая сила, держало на расстоянии всех потенциальных ухажеров. Барон от себя дал понять, что у него с Феей-Крестной исключительно деловые отношения, и остальным он рекомендует придерживаться того же самого. Людям же со стороны Анна, продолжавшая прятаться за старушечьими платьями и старящим макияжем, казалась почтенной вдовой солидного возраста.
И только Бруно держался от всего этого особняком. Изначально входивший в «ячейку» Феи-Крестной, он не считался напрямую человеком Барона, а Анну знал слишком давно и слишком хорошо, чтобы верить ее маскараду.
– Бруно, сколько раз мне просить не засорять мою спальню букетами? – в пустоту поинтересовалась Анна, отлично зная, что ее слышат.
Бруно выскользнул из-за портьеры.
– До тех пор, пока ты не убедишь меня, что не любишь алых роз, – ухмыльнулся он в ответ. – Пока тебе это не удается.
Анна вздохнула. Ей действительно, как это ни банально, нравились розы, особенно такого насыщенного красного цвета.
– Я люблю розы, – произнесла она вслух, – но не люблю дарителя. Так стоит ли возиться?
– А почему бы нет? – Бруно сделал несколько по-кошачьи плавных шагов и оказался совсем рядом. – Ради моей прекрасной феи я готов на все, что мне какие-то цветы!
– Бруно, ну какая красота, – поморщилась Анна. – Я тебе в матери гожусь!
– Вот только не надо так бессовестно врать! – притворно возмутился Бруно. – Я отлично помню нашу первую встречу: ты была старше меня на каких-то жалких…
Читать дальше– Девять лет, – поспешно вставила Анна. – Целых девять лет, Бруно! Ты молодой парень, а я уже на пути к четвертому десятку.
Но он лишь улыбнулся. Опустившись на колени, Бруно склонил голову так, что почти уперся ею в Анну, походя сейчас на пса, выпрашивающего ласку. Казалось, еще немного, и он начнет тереться о хозяйскую ногу и поскуливать.
Анна устало посмотрела на него сверху вниз. С Бруно никогда нельзя было понять, паясничает ли он или действует всерьез. То он вел себя, как законченный скабрезник, а то мог глянуть своими ярко-голубыми глазами задумчиво и даже слегка печально.
Впрочем, причину такой печали понять было немудрено. Природа щедро наделила Бруно отличными данными: он вырос высоким, стройным и широкоплечим. Когда он вот так склонялся к ногам Анны, ей мерещился призрак из прошлого: точно в такой же позе Антуан, стоя на коленях, примерял ей хрустальную туфельку. И вот так, при взгляде сверху, Бруно пугающе походил на своего короля фигурой и статью. Даже волосы у них выглядели схожими, светло-русыми. Разве что у Антуана они были более холодного пепельного оттенка, а у Бруно цвет отдавал желтоватой соломой. Но если не приглядываться, а еще лучше в полумраке…
Однако все портило лицо. По точеному профилю и красивым голубым глазам можно было догадаться, что Бруно мог бы быть весьма хорош собой. Но оспа, перенесенная им в детстве, оставила уродливые следы на его лице. Редкая девушка могла взглянуть на него и не вздрогнуть.
– Ты сама говорила, что смотреть надо в душу, – горячо прошептал Бруно. – Ты умеешь смотреть в душу. Фея, ты же видишь ее, а не мое лицо! Почему тебе этого мало?
Анна, поколебавшись, опустила руку ему на голову и слегка взъерошила непокорные вихры.
– Ты не прав, Бруно, – мягко произнесла она. – Мне было бы этого довольно, если бы я любила тебя. Но мое сердце не умеет любить.
– Это неправда, – после небольшой паузы тяжело уронил Бруно. – Ты просто любишь другого.
– О боже, мне только сцены ревности не хватало! – обреченно вздохнула Анна. – Ну и в ком ты углядел своего соперника?
Бруно медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– О да, – выдавил он из себя глухо. – Углядел, это ты правильно сказала. Долго не хотел верить, думал, что уж кто-кто, а моя Фея не могла повестись на такое. Но я очень внимательно смотрел, и за годы сумел увидеть то, чего так и не заметили другие.
– Даже не представляю, кого ты там нафантазировал, – Анна пожала плечами и отошла в сторону. Он пристального взгляда Бруно ей стало не по себе, и она старалась сдерживаться, чтобы не поежиться.
Тем временем Бруно поднялся на ноги. Сунул руку в карман и извлек оттуда серебряный талер. Подбросив монетку высоко в воздух, он поймал ее и выложил на столик перед носом Анны. После чего развернулся на каблуках и стремительно вышел из комнаты.
Монета лежала вверх аверсом, и с нее на Анну смотрел чеканный профиль его величества короля Антуана VIII.

К середине четвертого десятка у Анны имелось уже несколько крестников и крестниц. Ее бывшие и нынешние девушки обзаводились детьми, и почти все они хотели покровительства своей Крестной. Анна никому не отказывала и не скупилась на подарки, но искренне симпатизировала лишь одной девочке. Однако, чтобы не привлекать к семье своей сестры излишнего внимания, Анна навещала ее не чаще остальных.
В тот день Анна собиралась в дом Королевского Лесничего в хорошем настроении. Бруно наконец-то отстал от нее со своими глупостями и вообще не попадался на глаза вот уже второй месяц. Маленькой Элле сегодня исполнялось восемь лет, и Анне удалось раздобыть для нее замечательный подарок. А главное – на сегодня не было запланировано никаких дел, а значит, Анна сможет спокойно посидеть в семейном доме за чаем и послушать бесхитростную болтовню Лизбет. В последнее время это ей редко удавалось: то занята была Анна, а то сама Лизбет, которую по протекции кого-то из родственников ее мужа устроили придворной дамой к самой королеве. Лизбет ужасно боялась не справиться, но ее убедили, что в свое время такое положение при дворе будет весьма выгодно для ее дочери. Лизбет смирилась, а со временем и искренне полюбила свою веселую и добрую госпожу. Впрочем, сводную сестру она любила еще больше, так что ей хватало душевной чуткости не обсуждать в ее присутствии достоинства королевы.
Анну это даже слегка забавляло. Она никогда не испытывала неприязни к королеве: вполне возможно, та вообще не знала о гипотетической предшественнице, а если ей что-то и рассказали, то лишь в виде придворной сплетни. Так можно ли было на полном серьезе ненавидеть девушку, расставшуюся с родиной только потому, что родители выдали ее замуж за иностранного принца?
Однако в глубине души Анна была благодарна Лизбет за ее наивный такт. Ведь где королева, там и король, а слышать об Антуане, пусть даже и вскользь, Анне отчаянно не хотелось.
Хорошее настроение продлилось ровно до тех пор, пока Анна не переступила порог дома. Большой, просторный и светлый, сейчас он как будто съежился и потемнел. Высокие окна, обычно пропускающие много солнечного света, оказались задернуты темными портьерами.
Обычно Лизбет встречала Анну в холле, сбегая ей навстречу по широкой лестнице. Однако сейчас холл оказался пуст. Растерянная Анна, оставив все свертки у входа и взяв в руки лишь главный подарок – большую фарфоровую куклу в роскошном наряде, – принялась обходить комнаты.
С герром Фёрстером Анна столкнулась в одном из коридоров. Мужчина вышел из-за угла с каким-то потерянным видом, словно не соображал вовсе, что он здесь делает. Он даже Анну не заметил, хоть она и оказалась прямо перед ним, а заметив, не сразу узнал.
– Фрау… фрау Майер! – проморгавшись покрасневшими глазами в конце концов пробормотал он. – Какая… какая приятная… неожиданность…
– Герр Фёрстер, – Анна прекрасно умела держать себя в руках, и голос ее не дрогнул, хотя все внутри похолодело. – Что-то случилось?
– Случилось… – все также растерянно повторил Королевский Лесничий и повел головой из стороны в сторону, будто высокий плотный воротничок душил его.
– Я могу поговорить с Лизбет? – настойчиво спросила Анна, понимая, что от этого человека он вряд ли добьется чего-нибудь толкового.
К ее ужасу Карл Фёрстер залился слезами. Плакал он как-то по-детски, широко распахнув глаза, но почти беззвучно, без всхлипов, при этом хватая воздух ртом.
– Лизбет! – выдохнул он наконец. – Лизбет больше нет!
Из его груди наконец вырвалось рыдание, и он прислонился к стене, ибо ноги не держали его. Анна едва не выронила свой подарок, но машинально удержала, оберегая его хрупкость. Свободной рукой она подхватила Карла Фёрстера под руку и повлекла в сторону гостиной. Там Анна усадила его в кресло и, оглядевшись, налила конька из графина.
– Я… я не… – попытался было отказаться Фёрстер, но Анна практически влила в него рюмку.
Карл Фёрстер закрыл лицо руками и начал слегка покачиваться в кресле. Анна осторожно села напротив и, протянув свои ладони, коснулась ими его запястий.
– Расскажите, – попросила она. – Расскажите, что случилось.
Сперва медленно, спотыкаясь, с трудом подбирая слова, а потом все быстрее, скороговоркой, Королевский Лесничий поведал ей трагическую историю.
Некоторое время назад королева приболела – это знали все, включая Анну. Однако от широкого круга постарались скрыть, какая именно хворь ее настигла. Никто не знал, как и откуда, но королева умудрилась подхватить оспу. Паника не началась чудом – впрочем, чудо это объяснялось тем, что информацию изо всех сил старались скрыть в первую очередь от короля. Тот буквально накануне вместе с сыном отлучился по делам в другой город, и придворные в ужасе ждали вестей, что король слег там.
Короля с юным принцем эта напасть миновала, но королеву болезнь не пощадила. После двух недель жесточайшей лихорадки, несмотря на все усилия врачей, она скончалась. А вскоре за ней – верно ухаживавшая за своей госпожой и заразившаяся от нее Лизбет.
Под конец рассказа Фёрстер почти лишился сил, осев в кресле бесформенной массой. Анна смотрела на него сквозь затопившее ее горе со смесью жалости и легкой брезгливости. Она знала, что Лизбет безумно любила своего мужа – и тот искренне отвечал ей взаимностью. И, несомненно, Карл был добрым, честным и мягкосердечным человеком. Однако он не был тем, на которого возможно опереться в час горя. Самой Лизбет, конечно, это уже не понадобится, но кто, как не отец, должен поддержать маленькую Эллу?
– Где Эльхен? – мягко, но настойчиво спросила Анна.
Карл Фёрстер не сразу понял ее вопрос. Посмотрев на гостью с минуту растерянным взглядом, он наконец сообразил, чего от него хотят.
– У себя. В детской.
Анна кивнула и поднялась на ноги. Целую минуту она смотрела сверху вниз на мужчину в кресле, пытаясь нащупать в себе понимание – и не смогла. Напоследок покачав головой, Анна вышла из гостиной. Неуместный сейчас подарок она оставила в кресле.
Элла сидела на полу у кровати и рассеянно крутила в руках кисточку из бахромы. Бледное личико тоже было заплакано, а черное платьице оказалось все в пыли. Анна присела рядом и, поколебавшись, обняла крестницу. Та прижалась к ней всем своим худеньким тельцем, как когда-то прижималась Лизбет, и от этого воспоминания у Анны самой защипало в глазах. Вот только плакать она давно разучилась, поэтому по ее щекам не скатилось ни одной слезинки.
– Мамы не стало, крестная! – прошептала Элла ей на ухо. – Теперь все так плохо…
– Мы часто теряем наших близких, – тщательно подбирая слова, ответила ей Анна, почти касаясь губами неприлично ярких на общем мрачном фоне золотистых волос. – Но мы должны с жить с этим дальше.
Элла, не размыкая объятий, покачала головой.
– Больше ничего не будет хорошо.
– Будет, – Анна слегка встряхнула ее, но Элла повисла ее руках подобно тряпичной кукле. – Ты слышишь меня? Обязательно будет! В конце концов, у тебя же сегодня день рождения…
Элла не поняла ее, продолжая как китайский болванчик мотать головой. Анна вздохнула: день, обещавший быть приятным, станет одним из самых горьких в ее жизни.

Прошло несколько тоскливых дней. Похороны королевы вышли тихими и торопливыми, тело Лизбет семье отдали в заколоченном гробу. Анна ловила себя на желании вернуться в дом Фёрстеров – и не решалась сделать этого. Она, слава богу, не жена Карлу и, увы, не мать Элле. Она чужая для них обоих, и им следовало научиться жить вдвоем. Королевский Лесничий был достаточно состоятельным человеком, чтобы от Анны не требовалась материальная помощь, а помощи душевной она не могла оказать даже Элле – ее собственное сердце давно перегорело.
Анна с привычной затаенностью переживала свою потерю, когда вернулся Бруно. Он вошел неслышно, как бы невзначай заперев за собой дверь, и букет на сей раз держал в руках.
– Тебе понравился мой подарок, Фея? – поинтересовался он негромко, не сводя с Анны своих потемневших до василькового оттенка глаз.
Та устало и непонимающе уставилась на него.
– Какой подарок? – машинально спросила Анна. – Да, букет прекрасен, как всегда – но, как и всегда, не стоило…
– Я говорю о другом подарке, – мягко перебил ее Бруно. – Ты слышала? Королева умерла.
– Королева умерла… – повторила Анна, и ее внезапно охватило холодом. – Королева умерла от оспы!
Бруно медленно кивнул, и Анна продолжила:
– Оспой болеют лишь один раз… Тому, кто перенес ее однажды, она больше не страшна.
Бруно опять кивнул и наконец заговорил вновь:
– Потребовался всего один платок, подброшенный ее величеству.
Он сделал шаг вперед, и Анна отшатнулась от него. Бруно криво усмехнулся.
– Не бойся, Фея, – попросил он. – Я сжег всю одежду, в которой был, и прождал вдали от столицы целый месяц. Я не опасен для тебя.
– Я не боюсь, – Анна покачала головой. Она смотрела прямо в лицо Бруно и не могла поверить, что этого мальчика она, подобрав пятнадцать лет назад, спасла от холодной и голодной смерти. – Бруно, зачем ты убил королеву?
Он протянул ей букет, но Анна даже не пошевелилась. Вздохнув, Бруно положил букет на кровать и только затем ответил:
– На самом деле, я не собирался ее убивать. Я был уверен, что уж королеву-то вылечат обязательно. Зато наш король будет обречен жить с уродиной: делить с нею постель, появляться перед придворными… Впрочем, то, что она умерла – это тоже неплохо. Как насчет того, чтобы занять ее место? Ты умеешь варить приворотные зелья? А, Фея?
– Нет, – очень медленно произнесла Анна. – Не умею, а умела – не стала бы. Знаешь, я верю, что ты не хотел, чтобы умерла королева. Ты хотел, чтобы заболел король. Ты не смог добраться до него или тебе просто так показалось удобнее?
– Фея… – попытался было оправдаться Бруно, но Анна не дала ему закончить.
– Ты хотел, чтобы оспу перенес король! – она повысила голос. – Чтобы его лицо стало таким же, как у тебя, и я, глядя на вас, не видела бы разницы! Но дело не в лице, Бруно!
Анна чувствовала, что задыхается. Из-за выходки ревнивого мальчишки она потеряла сестру и – она с ужасом осознала это только сейчас – могла потерять Антуана. Однако Бруно истолковал отчаянье в ее глазах по-своему.
– Если бы не в лице, – запальчиво выкрикнул он, – ты бы любила меня! Я рядом, я на все для тебя готов! А король – он даже не знает про тебя! Не знает, какая ты красивая и сильная, талантливая и гордая! Он не знает, какие цветы ты любишь и какой чай пьешь, он ни разу не видел твоей улыбки! А я – я видел! И знаю! И я люблю тебя!
– Нет, Бруно, – Анна устало покачала головой. – Ты не любишь меня. Тому, кого любят, отчаянно боятся причинить боль. А ты старался только для себя, тебе были безразличны мои чувства…
Бруно упал перед нею на колени.
– Какие чувства, Фея?! – выпалил он. – Нельзя любить тень! Вы же никогда даже не встречались – иначе я бы знал! Ты только смотрела на него и страдала! А ты не должна страдать, пусть лучше он…
– Я сама решу, – процедила Анна сквозь зубы, – что для меня лучше.
Отчаянье, перемешанное со злостью, толчками прорывалось из ее души. Она совершила ошибку – роковую ошибку – когда пятнадцать лет назад взяла к себе этого мальчишку. Пусть бы лучше он был избит до смерти одним из обворованных лавочников или же сдох на городских улицах с наступлением холодов!
Сдох! Сдох!! Сдох!!!
Ненависть вырвалась из Анны бушующим ураганом. Пол под их ногами заходил ходуном, флаконы на туалетом столике жалобно зазвенели. Анна еще успела перехватить испуганный взгляд Бруно – и тот момент, когда страх сменился звериной болью. Отчаянный вопль разнесся по всему дому.
Из тела Бруно, пронзая его от паха до широко распахнутого рта, прямо из ковра прорастало дерево. Небольшое, с изогнутыми ветвями, сплошь усеянное темно-розовыми лепестками.
Анна устало прикрыла глаза. Ее пошатывало, однако она не находила в себе сил сдвинуться с места. Вскоре за дверью раздались голоса, а затем в спальню начали ломиться. Анна стояла неподвижно, едва заметно покачиваясь, словно камышинка на ветру, не делая попытки ни помочь открыть дверь, ни удержать ее закрытой.
Наконец дверь поддалась мощному напору и рухнула. В комнату ввалились люди Барона.
– Какие-то проблемы, Фея? – отдышавшись, спросил один из них.
Анна хотела покачать головой, но даже это у нее не вышло. Впрочем, это уже не имело никакого значения, ибо новоприбывшие уставились на проросшее среди комнаты дерево.
– Добрый вечер, Фея, – вежливо поздоровался Барон, без усилий проходя через своих столпившихся людей. – Это не мое дело, конечно, но ты в курсе, что у тебя посреди спальни растет дерево?
– Да, – только и смогла ответить Анна.
– И… – присмотревшись, все тем же спокойным голосом добавил Барон, – судя по всему, растет оно из Бруно.
– Да, – повторила Анна.
Возникла небольшая пауза, в течение которой никто так и не шелохнулся. Барон продолжал с ненавязчивым интересом разглядывать образовавшуюся композицию.
– Если мне не изменяют мои познания в ботанике, – заявил он в конце концов, – это багряник – или так называемое «иудино дерево». Его цветы, если мне не изменяют мои познания в куртуазной жизни, означают предательство. Я правильно тебя понял, Фея?
– Да, – в третий раз ответила Анна и наконец сумела заставить себя посмотреть своему патрону в глаза.
Тот кивнул и взмахнул рукой, делая знак остальным присутствующим удалиться.
Притихшие люди молча попятились, а потом развернулись и ушли, не оглядываясь. Барон задумчиво осмотрел комнату и, видимо, сочтя ее непригодной для общения, потянул Анну прочь. Та последовала за ним, также не обернувшись на свое творение.
– Прежде всего, – произнес Барон, усадив Анну в кресло и сам усевшись напротив, – я хочу знать, насколько ты себя не контролировала.
Анна несколько секунд не осознавала вопроса, разглядывая свои собственные руки, сложенные на коленях, и только потом подняла вопросительный взгляд на собеседника.
– Я хочу знать, – терпеливо пояснил Барон, – насколько велика вероятность, что однажды дерево вырастет из кого-то еще, если ему не повезет оказаться рядом с твоим плохим настроением.
– Я хотела, чтобы Бруно умер, – медленно, хриплым голосом ответила Анна. – Я хотела, чтобы он умер немедленно и мучительно.
– А! – казалось, Барона такой ответ не только удовлетворил, но и обрадовал. – Значит, это была не случайность. Уже хорошо. Тогда мой следующий вопрос: что он сделал, чтобы заслужить такую ненависть?
Анна потихоньку начинала приходить в себя, и этому не в последнюю очередь помогал спокойный и размеренный голос Барона, говорившего с ней как ни в чем не бывало. Барон, и во время их первой встречи бывший далеко не самым молодым человеком, ныне окончательно состарился, однако продолжал держать всех в подчинении своей стальной волей.
– Я не обязана отчитываться в наказании своих людей, – наконец сформулировала свой ответ Анна. – Бруно принадлежал мне.
– Не обязана, – Барон пожал плечами. – Однако мне хотелось бы знать, какой именно поступок может вызвать столь… неприятную реакцию у могущественной ведьмы… прошу прощения, феи. Мне уже немало лет, но я предпочел бы умереть в своей собственной постели, а не от того, что сквозь меня прорастет какая-нибудь елка.
Анна прикрыла глаза. Совсем недавно ей казалось, что последние капельки тепла в ней растворились со смертью Лизбет, но только сейчас она осознала, что последнее забрал Бруно. Всю свою жизнь, как бы ни обращалась с нею судьба, Анна пыталась выполнять последний завет своей матери. Быть может, и не такую доброту та имела в виду, но все же Анна считала своим долгом не проходить мимо чужого горя и помогать тем, кому помочь могла – и кому, как она понимала, кроме нее никто не поможет. Она не ждала ни награды, ни даже благодарности за свои поступки, однако и подумать не могла, что они вернутся к ней злом.
– Вы были правы, – вслух произнесла Анна. – Вы были правы, когда говорили, что предать может каждый. Бруно… предал меня. Из-за него умерла моя сестра и… еще один хороший человек. Бруно убеждал меня, что хотел как лучше – и я верю этому. Он хотел как лучше для себя.
Барон в задумчивости кивнул, и Анна измученно прикрыла глаза.
– Он был последним, – выговорила она непослушными губами. – Последним, кому я доверяла. Больше я не совершу такой ошибки.