Bezum безумствует17 читателей тэги

 

Ностальгия, надо пересмотреть под елочку)

 

Когда хочется играться, надо брать и играться)

Поигралась в Айз Седай из цикла книг Колесо времени) Вот, я направляю Единую Силу)) Магичу))

По нехилому морозу мы гуляли втроем - я, фотоаппарат и штатив))

фотография без фотошопа) все так и было) Магия существует)

На рисовании в прошлом году мы дискутировали с моей обожаемой преподавательницей, почему история так мало знает великих женщин художников и ученых... Она тогда загадочно обронила: "Почитайте про Артемизию..." Тогда я забыла это сделать, а теперь увидела эту запись.

 

Пишет [J]priest_sat[/J]:

 

Если женщину подвергли насилию - она сама виновата. Но, скорее всего, она врет. Придумывает всякое, чтобы заставить мужчину жениться или деньги от него получить. Популярная точка зрения, не так ли? Первой, так сказать, феминисткой стала Артемизия Джентилески, юная итальянская художница. Папа ее был известный художник в 16 веке, вот и у дочки талант обнаружился. И папа нанял ей учителя рисования, знаменитого Агостино Тасси. Прославленный мастер и хороший педагог. Сын коронованной особы. С самим Папой на дружеской ноге. Вот папа и нанял его для любимой дочери. А дальше вот что было: эта Артемизия, семнадцатилетняя девушка, обвиняет Тасси в изнасиловании. Дескать, этот прославленный художник-маринист ее насильно склонил к интимным отношениям и отнял девичью честь. [MORE=читать дальше]Такая ужасная история произошла, а Артемизия взяла и начала скандалить. Даже ее папа-художник был потрясен таким поступком педагога и предложил учителю жениться на Артемизии, раз такое дело. Учитель жениться отказался и все обвинения отрицал. Он, мол, вообще не был дома у Артемизии и ее папаши. А если и был, то исключительно по делу. Наедине они не оставались никогда. А если и оставались, то это потому, что он желал защитить Артемизию от разбойников. В Италии полно разбойников, вы разве не знали? А жениться - это излишне. Если на каждой распутной лживой девке жениться, жизни не хватит. Вот так он деликатно отрицал обвинения. Артемизия взяла и обратилась в суд. Этого никто не ожидал, это же позор на всю Италию и вообще - дело такое. Вот какое, поясню. Артемизию в суде стали пытать. Семь месяцев ее пытали: испанский сапог, тиски для пальцев и еще много разных пыток. Ведь надо точно узнать, не оговорила ли она почтенного мариниста Тасси. За семь месяцев мы точно это узнаем, господа присяжные заседатели. А пока на площади проведем для всех желающих освидетельствование: пусть доктор при всех посмотрит, пострадала ли девственность Артемизии. Сейчас ее палач приведет после пыток и мы все узнаем! И вы знаете, оказалось, что Артемизия или правду говорит. Или пытки на нее не действуют почему-то и она продолжает лгать. А может, она ведьма и не чувствует боли? Но сомнения закрались небольшие. Оказалось, что фамилия Тасси - совсем не Тасси. И он не сын коронованной особы. И маринистом он стал, потому что в молодости был приговорен к галерам за небольшое правонарушение. Которое не стоит внимания - тоже вроде кого-то изнасиловал. А потом он изнасиловал одну девушку, когда его с галер отпустили. Но по-хорошему на ней женился. Благородно так. Потом он невестку изнасиловал, но жениться уже не стал - это же и так была жена сына. И одна из его жен пропала при загадочных обстоятельствах - вроде как он ее убил. Ну, и еще Тасси подготавливал кражу ценных вещей из дома отца Артемизии. Вроде как. Но не пытать же человека из-за таких нелепых подозрений. Хотя как-то нехорошо все это. С этим судьи согласились. Некрасивые немного поступки. Поэтому Тасси сурово наказали. Дали год тюрьмы. А потом сразу выпустили. Они же не звери все же, эти справедливые судьи. А Артемизия в течение семи месяцев пыток и издевательств писала картину распухшими от тисков руками. Юдифь отрубает голову Олоферну. И на эту картину страшно и горько смотреть, когда знаешь ее историю. Восемнадцать лет было Артемизии, когда она это полотно создала... Думаете, это было давно и сейчас все иначе? Вдохновившись историей, сняли недавно мелодраму о любви Тасси и Артемизии. Вроде как они любили друг друга и все было по обоюдному согласию. А потом пришлось девушке оболгать своего возлюбленного... Суровые времена, суровые нравы! Потому что мало что изменилось в сознании некоторых граждан и самозваных судей. Женщина сама виновата, не так ли? И остается только писать картину, по которой все понятно нормальным людям. Любила она Тасси или не очень. И о чем мечтала, когда ее выносили от палача... Анна Валентиновна Кирьянова https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1930536450398383&set=a.598390830279625&type=3&theater[/MORE]

http://PriestSat4.diary.ru/p216809576.htm'>URL записи

Забыла сюда перетащить
Это маленький фрагмент от большого макси по миру Колеса времени, который я, возможно, когда-нибудь выложу. Поэтому вначале немного сумбурно, было сложно оторвать его от целостного мира. Фик был написан за два дня, а придуман... да, год назад.
Этим двоим оболтусам больше всего подходит эта песня)
Scorpions - Maybe I,Maby You


Название: Струна
Автор: Bezum
Бета: aksiuta12
Размер: миди, 6066 слов
Фэндом: цикл книг Роберта Джордана "Колесо времени"
Пейринг/Персонажи: Асмодиан/Джахар Наришма, Мериса Хайндель, рандомные Айз Седай и Аша'маны
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Асмодиан проснулся и пытается найти свое место в мире после Тармон Гайдон
Примечание: фик от команды fandom Wheel of Time 2017 на Фандомной Битве 2017

Про персонажей скрытый текст

— Хранитель, наши проходчики обнаружили аномалию. Такой еще никто не видел, — доложил пожилой сутулый Аша’ман в черной куртке, переминаясь с ноги на ногу и с благоговением глядя на своего темноволосого спутника.

— Хорошо, Джон, благодарю, — ответил тот.

Пожилой мужчина резко прижал руку к груди и удалился. Чуть поодаль сверкнула полоса открываемых врат. Рядом с аномалиями создавать плетения врат было запрещено, это могло вызвать цепную реакцию.
Аномалии находили то тут, то там. Их осталось много после Тармон Гайдон. Это были как повреждения ткани мира, так и странности с Силой. Их поиском, изучением и устранением занимались в основном Аша’маны, иногда сотрудничая с Айз Седай. С каждым годом аномалий становилось все меньше. Мир постепенно исцелялся. Мертвые люди уже не ходили по дорогам и давно исчезнувшие города не появлялись ниоткуда, но странности все еще случались и порой достаточно опасные для обычных обывателей.

Из врат, в которых исчез мужчина, появились двое — смуглый мужчина салдэец и красивая светловолосая женщина.

— В этот раз что-то интересное, Хранительница? — поинтересовался салдэец, подходя ближе.

— Выглядит красиво, — ответила невысокая женщина, которую назвали Хранительницей.

И действительно, аномалия выглядела красиво. Состоящая из прядей саидин и саидар, редкое сочетание. Причудливо переплетенные тонкие нити различных стихий образовывали семь жгутов, которые, как голодный осьминог, ощупывали все вокруг.

— Есть какие-нибудь мысли? — поинтересовалась, подошедшая девушка со светлыми волосами.

Хранитель небрежно почесал копну своих спутанных волос, пожал плечами и взглянул на Хранительницу. Та водила пальцами над аномалией, как будто бы пересчитывая эти шевелящиеся жгуты.

— У тебя еще осталась та музыкальная коробочка, тер’ангриал, который вы нашли в Эбу Дар? — взглянула она на светловолосую.

— Второе хранилище, пятый этаж подвала, третий ящик, — отчеканила девушка.

И тут же, около ее руки, открылось небольшое отверстие врат, размером с две ладони и зависло на уровни груди.

— Сильно близко к аномалии, — проворчал салдэец, взглянув на Хранителя.

Но девушка смело засунула руку в образовавшуюся дыру и вытащила маленькую резную коробочку. Аккуратно открыла ее. Взглянув на Хранительницу и дождавшись ее утвердительного кивка, обняла Силу и направила прядку воздуха, активируя тер’ангриал.

Жгуты аномалии плавно потянулись к коробочке. Салдэец дернулся и выставил руку, как бы защищая девушку от аномалии.

— Подожди, — сказала ему Хранительница, предостерегающе подняв палец.

Он опустил руку, но не отпустил Источник.

Из тер’ангриала послышался негромкий звук одинаковой тональности. Один из жгутов разделился на нити и принялся плавно покачиваться. Светловолосая девушка удивленно хмыкнула. Хранительница удовлетворенно кивнула. Девушка продолжила направлять пряди саидар в тер’ангриал и один за одним жгуты сплетались между собой, подчиняясь звукам, льющимся из коробочки.

— Как ты догадалась? — спросил салдэец.

— Ты разве никогда не играл на клавесине? — сказала Хранительница и показала пальцами, имитируя игру на музыкальном инструменте, именно такими похожими движениями колыхались жгуты аномалии, когда они подошли.

Когда седьмой жгут вплелся в общий узор, льющиеся из него звуки уже напоминали мелодию. Воздух внутри аномалии задрожал, формируясь в человеческую фигуру.
Оба мужчины сразу напряглись и приняли боевую позу, готовые в любой момент применить Силу.

Человеческая фигура уплотнялась и можно было уже разглядеть, что это высокий мужчина с короткими черными кучерявыми волосами, в темно-синем камзоле, примерно среднего возраста.

Музыка умолкла, аномалия застыла и осыпалась пылью. Мужчина шевельнулся, удивлено оглянулся.

— Он способен направлять, — угрожающе предупредил салдэец.

Кучерявый мужчина спокойным взглядом оглядел четверых людей. Задержал взгляд на одном, отметив про себя его колоссальную силу. Потом перевел взгляд на другого, нахмурил брови — тот мог направлять, он это чувствовал, но размер его силы он не мог оценить. Женщины его не заинтересовали вовсе.

— Кто ты? — спросил Хранитель.

— Я Аддам, Маэстро Аддам. Музыкант, — осторожно назвался он, внимательно следя за реакцией присутствующих.

— Аддам… музыкант, — задумчиво произнесла Хранительница. — Жоар Аддам Нассосин, композитор, музыкант, способный направлять Силу, ставший на сторону Тьмы ради бессмертия и… ради искусства.

— Маэстро Аддам или все же Асмодиан? — жестоко усмехнулся салдэец.

И мужчина понял, что драки не избежать. Ему стало страшно. Шансов выжить у него немного — две Айз Седай неизвестной силы и мощный мужчина направляющий, по крайней мере один из них точно.

— Как ты оказался в аномалии? — спокойно спросил Хранитель.

Асмодиан удержался, чтобы не схватиться за Источник. Толку от этого будет мало, полностью силы к нему еще не вернулись. Тем более он видел, что длинноволосый салдэец уже удерживает Силу. Но, похоже, что никто не испугался его громкого имени. Интересно кому они служат? Дракону или Великому Повелителю? Был Тармон Гайдон или нет?

— На мою жизнь покушались, — стараясь не выдать своего страха, ответил он. — Я успел активировать собственный защитный тер’ангриал и он упаковал меня в кокон.

Его история, похоже, не произвела должного эффекта. Они явно не поверили — салдэец по-прежнему опасно смотрел на него, светловолосая девушка взволнованно, Хранительница улыбалась, а Хранитель похоже вообще никак не реагировал. Это все выбивало его из колеи, поэтому он продемонстрировал тер’ангриал в виде браслета на руке.

— Почему кокон не выпустил меня, когда опасность миновала, я не знаю. Возможно, Сила как-то изменилась, — он тянул время, пытаясь взять непринужденный тон.

— Сила изменилась, — спокойно подтвердил Хранитель, покрутил в руках его тер’ангриал и отдал обратно.

— Асмодиан. Отрекшийся. Был пленен Драконом Возрожденным. Освободился от клятв Темного, заключил союз с Драконом и обучал его направлять Силу некоторое время. После чего, в результате предварительной договоренности, был им отпущен, — улыбаясь и будто бы рассказывая книжные истины, сказала Хранительница.

— Хорошо. Ты можешь свободно жить в любом городе и заниматься любой деятельностью. Но я буду за тобой наблюдать, — внимательно взглянув ему в глаза, сказал Хранитель.

— То есть, победил все же Дракон? — удивленно спросил Асмодиан.

Все рассмеялись и неторопливо направились в открывающиеся врата, оживленно переговариваясь. Асмодиан изумленно смотрел им вслед. Когда врата за ними закрылись, он услышал у себя за спиной голос Хранителя.

— Ты можешь жить как хочешь, но я не разрешаю тебе использовать Силу во вред и лишать жизни людей, — он смотрел непреклонно.

— Даже в случае защиты своей жизни? — прищурился Асмодиан.

— Да. Здесь тебе никто не угрожает. В ином случае, ты отправишься обратно в свой кокон и в этот раз навсегда, — в его голосе не было угрозы, Хранитель был уверен в своей силе и просто констатировал факт.

— Я согласен, — кивнул Асмодиан.

Хранитель кивнул в ответ и исчез.

Асмодиан моргнул, проверяя не привиделось ли ему это. Может какое-то видение? На него наложили какое-то следящее или ментальное плетение? Его силы еще не вернулись полностью, возможно, поэтому он его и не увидел. Все это было очень странно и не понятно. Но одна хорошая новость была важнее остальных — он был жив.

* * *

Саидин был чист от порчи. Это было первое, что Асмодиан заметил, когда коснулся его, чтобы сплести Перемещение. Великий Повелитель давал ему защиту от порчи, когда он служил ему. Но, когда освободился от него, то вновь почувствовал тошнотворную отраву порчи. А теперь Сила была кристально чиста и в полной мере неистова, вызывая пьянящий восторг в момент обладания ею.

Он переместился в место, которое знал лучше других в этом новом мире тогда, после пробуждения от трехтысячелетнего сна, — в Кайриэн. Интересно сколько в этот раз он спал в коконе? Ему предстояло это выяснить, а так же, кто эти самоуверенные направляющие, которые его освободили. И то, что же все-таки случилось и какую сторону ему принять в этой игре.

Он бесцельно бродил по улицам Кайриэна, рассматривая людей, лавки, торговцев, слушая обрывки разговоров. Мир явно поменялся. В поведении людей больше не было страха. Они обсуждали соседей, спектакли на площади, короля, налоги, торговцев. Никто не говорил об угрозах, войнах, троллоках. И что его удивило больше всего — никто не жаловался. Возможно, еще свежа была память о войне, а возможно ее уже и забыли.

Город жил своей жизнью. Проходя по улицам, он иногда ловил взгляды мужчин в черных куртках. Он чувствовал, все они были способны направлять. Каждый из них внимательно осматривал его. Вероятно, их научили определять уровень владения Единой Силой и он привлекал их внимание именно этим.

К вечеру он вывел закономерность — мужчины-направляющие ходили только в черном, исключений не было. Именно поэтому он, как направляющий, привлекал их интерес. Он мог направлять, но не был в черной форме. Надо быть осторожнее, чтобы не ввязаться в конфликт.

Лавки уже закрывались на ночь, когда Асмодиан задержался у витрины с музыкальными инструментами. Щемящая тоска по музыке выворачивала наружу его душу. Он играл почти на всех инструментах, представленных в этой витрине, но его излюбленного тут не было.

Закрывающий ставню хозяин магазина, скользнул взглядом по его дорогому камзолу и спросил:

— Милорда что-то заинтересовало?

— Было бы неплохо взглянуть на арфу, — слегка пренебрежительно ответил Асмодиан.

Торговец фыркнул, но все же провел посетителя внутрь, заново разжигая масляные лампы.

Арфа стояла запыленная и в дешевом исполнении. Но Асмодиан жадно взял ее и прикоснулся к струнам. Закрыл глаза и заиграл. Когда он очнулся, на него смотрели пораженные глаза торговца. Тот встрепенулся и засуетился.

— Если милорд соизволит, я покажу вам замечательный инструмент, — заискивающе залепетал он. — Для такого таланта эта развалюха совсем не подходит.

Асмодиан, поднялся и направился с ним. Все равно у него не было средств купить эту арфу, да что там арфу, даже еду, а применять Силу он пока остерегался. Возможно, за хорошую игру ему немного заплатят или хотя бы накормят.

— Мой брат знаменитый маэстро. О, я думаю, вы найдете с ним общий язык. Да, определенно найдете, — тараторил он без остановки. — Если, конечно, милорд соизволит посетить мой скромный дом и остаться на ужин.
Асмодиан улыбнулся, неплохое начало, очень неплохое.

* * *

Брат хозяина лавки, маэстро Борео, был посредственный музыкант. Но он сразу прилип к Асмодиану, и восторженно отзывался о его игре. Гордо представляя его своим друзьям, называл своим учеником. Хотя, на самом деле, это он учился у Асмодиана. Внимательно следил за его стилем исполнения, все время задавая много глупых и бессмысленных вопросов. Но Маэстро Борео ему доверял и это было хорошо. Спустя пару месяцев, Маэстро Аддам, как он всем представлялся, уже аккомпанировал Борео на его немногочисленных концертах.

На его взгляд, современные музыканты, не то чтобы не продвинулись в музыкальном искусстве со времен Эпохи Легенд, ах какое смешное название его родной эпохи, а наоборот, прилично деградировали.
Особенно его раздражал Борео, своими дилетантскими попытками исполнять обрывки его же собственных произведений. Настолько, что порой хотелось его убить. Просто тихо и быстро распылить это никчемное создание. Даже не тратить время на организацию несчастного случая. В такие моменты, когда в порыве гнева, он хватался за саидин, то внезапно обнаруживал строго глядящий взгляд темноволосого мужчины и нехотя отпускал Источник. Что ж, от старых привычек отвыкаешь с трудом. Тот мужчина не шутил, он действительно наблюдал за ним через следящее плетение.

Гнев гневом, но Борео все же был Асмодиану полезен. Это был его ключ к высшему обществу, где с восторгом воспринимали его талант к музыке, звали на бальные вечера и вызывали на бис. Пфф, жалкие профаны, даже своим овечьим слухом они оскверняли его божественные произведения.

Но как бы он не пренебрегал людьми, общение с ними было познавательно, хотя бы в области тех же слухов. Он все узнал о случившимся Тармон Гайдон, о восстанавливающемся и процветающем мире, о политике. О союзе Черной и Белой башен, и о хранителях этого союза.

Мир изменился, не изменилось только одно, он по-прежнему не был самым великим. Асмодиан черкал бумагу нотами и тут же комкал ее. У него не получалось. Все что выходило, сильно смахивало на попытки этих бездарей, которые не уставали его нахваливать. Но он-то знал, он помнил, что были люди и талантливее его. И он без жалости лишал их возможности творить, калеча и ослепляя Силой. Его гениальных конкурентов. Казалась, мироздание смеется над ним. Теперь даже не с кем было подискутировать на равных.

Возможно, стоило еще подождать, может быть, у него такой период и он пройдет. Но бессмертие кануло в бездну вместе с Великим Повелителем. У него не было времени ждать, он чувствовал, как с каждым днем он стареет и это его бесило. Его силы, которые заблокировала когда-то Ланфир, постепенно возвращались. Хотя бы в этом он не ощущал себя слабым и беспомощным. Но тот темноволосый мужчина, которого все называли Хранителем, неутомимо следил за его применением Единой Силы не во вред.

Асмодиан должен был себе признаться, новый мир был пресноватым, но отсутствие Темного пошло ему на пользу. Искусство — это удел мирной жизни. Возможно, он найдет себе место здесь. Лишь бы у него началось все получаться.

* * *

Здание нового Храма Музыки, как его пафосно величали горожане, должно было быть огромным. Асмодиан с интересом наблюдал как мужчины-направляющие в черных куртках, которых называли Аша’маны, перемещали Силой тяжелые гранитные и мраморные блоки, складывая из них стены и этажи.

«Какой вздор, — думал он. — В мою эпоху строительство было таинством. Им занимались исключительно огир и направляющие с редким и почетным даром».

Но строили они правильно, округлые балюстрады самого зала должны были усиливать и делать звук объемным. Он бы с удовольствием дал концерт в новом Храме Музыки.

Блуждание по ночам по недостроенному зданию успокаивало Асмодиана и давало возможность поразмышлять. Из-за постоянных воздействий Силы при строительстве, в здании сильно фонило от следов саидин. Возможно, именно поэтому ему тут и нравилось находиться. Вот и теперь он шел по коридорам и думал о своем новом произведении, как вдруг услышал звуки скрипки.

Пустые коридоры, еще не украшенные драпировками и мебелью, великолепно резонировали льющиеся звуки, давая не достающий сольной мелодии аккомпанемент. Признаться, исполнение было великолепное, а мелодия не знакомой. Он прислушался и пошел на звук. Но звук путался в коридорах как в лабиринте, многократно отражаясь от стен. Тогда он закрыл глаза и пошел, ведомый мелодией. И она его вывела.

В небольшом недостроенном малом зале отсутствовали двери. Асмодиан замешкался у арки и замер. Что он увидит? Еще одного бездаря? Стоит ли он его раздражения? И он несмело заглянул в проем.

Увиденное заставило его замереть. Посреди недостроенной сцены стоял стройный высокий юноша в черной куртке. В его руках была скрипка. Закрыв глаза, он с наслаждением играл, нет, не играл, — он порождал мелодию. И она была совершенна!

Виртуозно бегающие по струнам пальцы не допускали ни одной ошибки. Длинные, заплетенные в аккуратные косицы, черные волосы парня взметались вверх, когда он делал резкие движения на особо эмоциональных моментах. А вплетенные в них маленькие колокольчики как будто бы дополняли мелодию в нужных местах. Но перехватило дыхание у Асмодиана не от этого.

Вокруг парня вращалось плетение саидин. Словно продолжение его рук и волос, всего его гибкого тела. Оно кружилось и переливалось, меняясь вместе с пассажами музыки, заворачиваясь тонкими нитями и сплетаясь в искусные узоры. Молодой Аша’ман плел из саидин музыку. И он был совершенен.

Асмодиан забыл как дышать и неотрывно смотрел на это утонченное великолепие. Парень вновь взял высокую ноту и качнулся всем телом — зазвенели колокольчики в его волосах. Танцуя, их нежный звук прокатился по коридорам за спиной Асмодиана. И тут он испугался. Сердце заколотилось. Тысячи мыслей сразу закрутились в его голове: парень направляющий, значит, он чувствует его присутствие, значит, он его отвлекает. Он ему мешает! Он разрушает это великолепие, эту гениальность! Он разрушает совершенство! Он тут лишний. И ему стало стыдно.

Он спрятался за угол, закрыл глаза и прислонился лбом к холодному мрамору. Мелодия все еще звучала в его голове. И манила, болезненной, тянущей силой влекла к себе, требовала смотреть на нее и слушать-слушать-слушать… и он поддался ей.

Медленно и несмело вновь выглянул из-за угла в зал. Но сцена была уже пуста. Лишь полупрозрачное, постепенно таящее, плетение все еще кружилось в воздухе, слабо переливаясь. Он зажмурился, пустота и сожаление сжали его душу. Он все испортил.

Асмодиан обернулся, чтобы уйти и наткнулся на серьезный внимательный взгляд в упор. К нему лицом, почти вплотную, стоял тот самый скрипач, за его спиной светились врата. Черные красивые взрослые глаза молодого парня заинтересованно смотрели на него. Он оказался старше, чем ему вначале показалось. У Асмодиана взмокли ладони. Молодой Аша’ман все еще держал Источник, и сила его была впечатляюща. Парень вежливо кивнул, прощаясь, развернулся и исчез во вратах.

Асмодиан провел рукой по губам, не в силах понять бурю своих чувств. Но одно он знал точно — там не было зависти, только чистое незамутненное восхищение. Впервые в его жизни.

* * *

Весь следующий день и вечер он просидел, старательно выводя ноту за нотой. От этого медитативного занятия его отвлек вошедший Борео, рассказывая без остановки какую-то светскую чушь.
— Борео, — прервал его Асмодиан. — Аша’манам можно выступать на сцене?

— Им все можно, — не обратив внимание на специфичность вопроса, ответил тот. — Кроме, разве что, покидать Черную башню без формы.

Маэстро Борео не знал, что его якобы ученик способен направлять. Асмодиан был даже удивлен, что этот факт не приобрел никакой огласки или разбирательства. Ведь это замечали все Аша’маны.

— А много ты знаешь Аша’манов, играющих на скрипке? — задумчиво произнес он, глядя в свои ноты.

— Только одного — это виртуозный скрипач Джахар Наришма, — закатил глаза Борео, но скорее восхищенно, чем скептически.

Асмодиан поднял на него взгляд. Он слышал уже это имя. Этот Аша'ман был одним из немногих, переживших Тармон Гайдон.

— Парень не любит исполнять свои произведения на людях. Хотя красотки вокруг него так и вьются, приглашают его на творческие вечера, балы и в свои будуары, — захохотал Борео. — Мне бы такой талант и красоту, я бы взлетел до небес.

Асмодиан тоже рассмеялся, но смех получился какой-то нервный.

— У него очень строгая Айз Седай, ох она их всех разгоняет, — ухмыльнулся мужчина.

— Он страж? — искренне изумился Асмодиан. — Зачем такому сильному Аша’ману быть стражем?

Борео опять не заметил неосторожную оговорку своего ученика.

— Я в этом не разбираюсь, но характер у нее отвратительный. Что он в ней нашел?

* * *

Сон не шел к Асмодиану. Небо за окном окрасилось предрассветными красками. Внимательный взгляд черных глаз и перезвон колокольчиков, вплетающихся в мелодию, не выходил у него из головы.

Он рассеяно перебирал струны арфы, когда почувствовал, что в комнате за его спиной направляют саидин. Он резко обернулся и схватил Источник.

— Доброе утро. Не хотел вас напугать, Маэстро Аддам, — произнес глубокий бархатный голос.

Молодой мужчина в черной куртке, вежливо поприветствовал его знаком Аша’манов, приложив кулак правой руки к груди. Но сделал он это не резко, возможно, по той причине, что Асмодиан все еще держал Источник. Тот вцепился обеими руками в арфу и смотрел на него во все глаза.

В утреннем розовом свете, льющемся от окна, молодой Аша’ман выглядел еще красивее. Тонкие черты лица, правильный прямой нос с четко очерченными крыльями, упрямый острый подбородок и темные, не отражающие свет, глаза, как и бархат его голоса, создавали впечатление таинственности и утонченности.

Мужчина медленно, с достоинством, прошел к окну, снял перчатки и молча стоял, рассматривая полоски розовых облаков обрамляющие восходящее солнце.

Асмодиан опомнился, отпустил арфу и Источник. Поискал взглядом графин, чтобы смочить пересохшее горло.

— Я был на ваших концертах, — задумчиво произнес парень. — Вашему исполнению нет равных.

Асмодиан протянул руку за бокалом и замер. Мужчина обернулся и маленькие колокольчики в его волосах зазвенели от этого движения. И в голове Асмодиана вновь затанцевала мелодия, подслушанная им той ночью. Идеальная мелодия.

Парень прошел мимо него, наклонился и подобрал несколько скомканных листов, просмотрел их.

— У меня тоже часто не получается, — сказал он и положил на стол один из листов, тщательно его разровняв.

Асмодиан почувствовал, как молодого Аша’мана наполнила Сила и увидел открывающиеся аккуратные врата.

— Извиняюсь за столь внезапное вторжение, — произнес он и исчез в прямоугольнике света.

Асмодиан какое-то время сидел не шевелясь, с протянутой к стакану рукой. Потом все же налил себе воды, выпил.

«Как-то не хорошо получилось, — подумал он. — Ведь он зачем-то приходил?»

Маэстро рассеянно потянулся к оставленному Аша’маном листу, взял его в руки и обмер. Это был очень удачный пассаж, необычный да, он так раньше не писал, но очень хороший, можно даже сказать гениальный.

«Когда я его записал? И почему выбросил?».

Он взял перо и стал дописывать на этом листе музыкальную фразу.

Когда, поздним вечером вернулся Борео, он обнаружил Маэстро Аддама спящим на ворохе исписанных нотных листов. Взглянув на них, он зажал себе рот рукой, чтобы своим вскриком не разбудить Маэстро. О, это была соната для арфы и скрипки и она была гениальна.

* * *

Теперь каждый раз перед концертом Асмодиан внимательно осматривал балконы с благородными лордами и леди, рассматривая каждого направляющего мужчину в зале. И каждый раз находил там Джахара Наришму. Этот ритуал стал уже зависимостью, он не начинал концерт, пока не встречался с ним глазами.

Асмодиан не мог понять, это происходило потому, что такой талантливый человек был поклонником его творчества, или по какой-то другой непонятной причине. Но каждый раз, после концерта они по два часа вели дискуссии, обсуждая исполнение, высказывая идеи и продолжая мысли друг друга. Он не мог надышаться этим общением. Наконец-то он встретил достойного музыканта, достойного собеседника. Друга?

А ночами Асмодиан отрабатывал свою сонату, вновь и вновь проходя всю последовательность мелодии. Исправляя ошибки и переписывая неудачные места, доводя себя до изнеможения своей щепетильностью. Было очень важно сделать ее совершенной.

И еще он боялся, очень сильно боялся показать ее Джахару. Ведь именно для него он ее и написал. Ему было страшно, что соната не понравится молодому Аша’ману, но из вежливости он не откажется ее исполнять. Эти мысли сводили его с ума.

* * *

Дождь лил как из ведра, настроение было меланхолическое. Из открытого окна пахло мокрой листвой и свежестью. Асмодиан сидел в кресле с закрытыми глазами, в голове витала мелодия. Всегда одна и та же, она его успокаивала и возбуждала одновременно. Как продолжение мелодии в комнате нежно звякнули колокольчики и он почувствовал как направляют саидин.

Асмодиан заулыбался не открывая глаз. Признаться, он даже мечтал, чтобы в какой-нибудь такой дождливый день Джахар снова внезапно вторгся в его комнату. Где-то в отдалении, за окном, глухо проворчал гром.

— Лерой опять в отъезде, вот и грозу отвратить от города некому, — негромко произнес бархатный голос.

— Она как раз под настроение, — тихо ответил Асмодиан.

— Я долго размышлял над одной странной загадкой…

Асмодиан почувствовал, как мужчина снова направляет. Ему даже не надо было открывать глаза, чтобы понять, что он при помощи Единой Силы переместил второе кресло и поставил напротив него.

— … и пришел к одному интересному выводу. Аддам, ты — Асмодиан.

Асмодиан распахнул глаза и шокировано уставился на Джахара. Тот сидел в кресле и задумчиво смотрел куда-то поверх него.

— Я поясню. Ты исполняешь много старинных произведений, но есть одна соната, которую никто из ныне живущих не может исполнить правильно до конца. В древних записях говорилось, что только автор мог исполнить ее полностью. А ты тот единственный, который полностью и верно ее исполняет. То есть, ты ее автор. Ты — исчезнувший Отрекшийся Асмодиан. К тому же, ты направляющий, которого я никогда не видел в Черной башне. Все сходится.

Асмодиан сидел, опустив глаза. Вот и все. Он сейчас уйдет и никогда не будет больше общаться. Он будет его призирать. За ложь. За то, кто он есть.

— Я прав?

Он чувствовал его дыхание на своем лице. Он понимал, что молодой Аша’ман стоит, упершись руками в поручни его кресла, и смотрит в упор ему в лицо, ожидая ответа.

Ох, как тяжело, как страшно было открыть веки и взглянуть ему в глаза. Но он нашел в себе силы и сделал это.

— Меня зовут Жоар Аддам Нассосин, — сказал он очень тихо, выдерживая его испытывающий взгляд. — Ты прав.

— Хорошо, — резко сказал Наришма, рывком выравниваясь, отчего колокольчики в его волосах снова мелодично зазвенели.

Их звук сводил Асмодиана с ума, причиняя теперь еще и боль, и стыд, и разочарование, что все вот так вот закончилось.

Парень развернулся к нему спиной и сплел врата. Асмодиан тоскливо смотрел ему в спину, на эту идеальную осанку стройного гибкого тела. Он готов был умолять, чтобы Джахар не уходил, по крайней мере не так.
Молодой Аша’ман сделал движение к вратам, но замер. Помедлил, обернулся и поймал взгляд Асмодиана.

— Это честь для меня, быть знакомым с гениальным музыкантом Эпохи Легенд, — быстро сказал он и исчез во вратах, которые тут же за ним и закрылись.

Асмодиан сидел ошарашенный. Может, ему послышалось? Может, он просто мечтал такое услышать? Может, он это себе придумал? Он не обиделся? Он правда так считает? Ох, Джахар.

* * *

Лорд Триест давал в своем дворце большой прием, он был богатым человеком, заинтересованным в искусстве. Также он содержал собственный оркестр и иногда приглашал музыкантов выступать, выплачивая щедрые гонорары. За что был очень любим в музыкальной среде.

Негромко беседуя с музыкантами, с которыми ему предстояло играть этим вечером, Асмодиан окидывал взглядом гостей. Было много приглашенных Айз Седай, они ходили как царицы с надменными лицами. Одна из них подошла к нему и, как ни странно, начала изливать восторги в адрес его выступлений. Вцепившись ему в рукав, она настойчиво повела его познакомиться с другими сестрами.

Айз Седай говорили без умолку, мало понимая в музыке, но компенсируя это громкими возгласами и навязыванием своего мнения. Спустя некоторое время, он почувствовал, что у него начинает болеть голова от них. Асмодиан попытался вежливо извиниться и уйти. Но тут услышал резкий сварливый окрик:

— Манеры, Джахар!

Он обернулся и увидел Наришму, которого громко отчитывала высокая темноволосая Айз Седай, нисколько не смущаясь окружавших их людей. Аша’ман стоял с непроницаемым видом, собранный, с прямой спиной. Похоже, ему было не впервой выслушивать на людях эти нелепые укоры.

В Асмодиане вскипел гнев.

«Да как она смеет? Он что, ей прислуга? Этот виртуозный музыкант. Мощный направляющий. А она с ним как с напроказившим ребенком разговаривает».

Он шагнул было к ним, но ему преградила путь его поклонница Айз Седай.

— Что с вами, Маэстро Аддам? Вам нехорошо? Вас исцелить? — и она прикоснулась рукой к его лбу.

Он схватил ее руку. Женщина вздрогнула, испугалась. Асмодиан расслабился и отпустил ее. Действительно, исцеление ему сейчас не помешает. Ему же ведь еще выступать с оркестром.

— Будьте так любезны, сестра, — как можно доброжелательней сказал он.

* * *

Выступление закончилось далеко за полночь. Асмодиан чувствовал себя выжатым. Гости разъезжались. Он удалился подальше от залов и холлов, чтобы избежать этих сборов и суеты. Медленно брел по слабо освещенному коридору дальнего крыла дворца. В полумраке, среди колон, он заметил стройную фигуру в черном. Человек обернулся.

— Ты сегодня был несколько уставшим. Но это никак не отразилось на твоей игре, — спокойный бархатный голос мог принадлежать только одному человеку.

Асмодиан заулыбался. Наверное, это была лучшая похвала этого утомительного вечера, даже лучше чем восторги и просьбы на бис.

— Да, меня утомили Айз Седай, — он подошел ближе, чувствуя, как с каждым шагом сердце все больше колотится.

Наришма усмехнулся.

— Это дело привычки.

Асмодиан потер вспотевшие ладони и решил, что лучшего случая может и не быть.

— Джахар, я хотел тебе кое-что показать… — начал он.

— Ты уже закончил ее? — мгновенно оживился Аша’ман. — Я так долго ждал этого.

Аша’ман приблизился к нему вплотную и посмотрел заинтересованно в глаза. Асмодиан сглотнул, чувствуя, как тот взял его руку.

— Закончил, — смущенно ответил он, пытаясь унять выпрыгивающее из груди сердце.

— Я писал ее для тебя… — внезапно для самого себя признался он.

За его спиной открылись врата и они шагнули туда вместе.

Наришма читал нотные записи и водил рукой в такт, как будто играет на скрипке. Асмодиан лежал на софе, потому что ноги уже подкашивались от усталости, и наслаждался его видом. Он уже не волновался, нет. Он точно знал, что ему нравится. Ему не может не нравится, потому что они на одной волне, на одной струне. Теперь он это точно знал.

Джахар приходил к нему в комнату почти каждый день, уже как к себе домой. Они подолгу репетировали, говорили, сочиняли, смеялись и снова репетировали. Асмодиану больше не было нужно бессмертие, чтобы ждать удобный момент для написания музыки. Он создавал шедевр прямо сейчас, вдохновляясь им и творил для него. Они творили вместе. Самую прекрасную музыку в мире. Самую совершенную.

* * *

— Что чувствуют через узы стража? — спросил Асмодиан, пристально глядя на Хранителя.

— Все чувствуют.

— И личное? — прищурился бывший Отрекшийся.

— Настроение, эмоции, страсть и боль, — темноволосый мужчина тряхнул спутанными волосами.

— А их можно разорвать? — не отступал Асмодиан.

— Можно передать, так будет проще. Разрывать, это страшная боль и шок. Ты хочешь взять его в стражи? — вопросительно взглянул на него Хранитель.

Асмодиан сконфузился. Он не думал, что Хранитель его так быстро раскусит.

— Он сильнее меня, наверное будет правильней, если я буду его стражем, — смущенно опустив голову пробормотал Асмодиан.

Темноволосый вздохнул.

— Это будет сложно. Передать узы, созданные плетением саидар невозможно на саидин.

— Я хочу его освободить от нее! Она его давит! Она его унижает… — с жаром выкрикнул Асмодиан и тут же сник, не ожидая от себя такой экспрессии.

— Она его любит. По-своему, — Хранитель не обратил внимания на его вспышку. — Она воспитывала своего стража много лет и создала из него идеал, образец галантности, утонченности и изысканности. И она полюбила его, как свое произведение искусства. А ее фраза «Джахар, манеры!» стала уже нарицательной. Тебе жаль его?

— Он не такой. Он вспыльчивый и страстный, резко теряющий интерес и так же резко загорающийся вновь. Он умный. Он талантливый и гениальный. Я слышал, как он играет. Он весь в своей музыке, в страсти. Нет никаких манер! Она ошибается! Она мучает его, — Асмодиан уронил голову на грудь. — Я хочу его освободить.

Хранитель улыбнулся.

— А чего хочет он?

Воздух резко разрезала белая полоса, расширяющаяся во врата, из которых в комнату влетел Наришма.

— Аддам, я тут подумал… — он замер на полуслове, воззрившись на Хранителя.

Повисло неловкое молчание. Джахар Наришма резко приложил руку к груди, приветствуя Хранителя. Развернулся на каблуках и стремительно исчез во вратах.

Они молча проводили его взглядом.

— Ты ничего не сможешь сделать, Асмодиан. В случае ее смерти он испытает колоссальную боль и лишится смысла жизни. Решение может принять только он сам, — темноволосый мужчина ободряюще улыбнулся. — Но я рад, что ты познал это чувство, оно творит невозможное.

— Да, невозможное, — вздохнул Асмодиан.

* * *

Асмодиан метался как раненный зверь из угла в угол. Джахар не приходил уже второй день.

«Что случилось? Он обиделся? Ему не понравилось, что я не уделил ему внимание? Он смутился? Да в конце ж концов, он что, приревновал меня к Хранителю?».

Он знал, где живет Наришма со своей Айз Седай, но страх столкнуться с этой сварливой женщиной не позволял ему отправиться туда. Более того, страх, что, увидев ее, он не удержится и убьет эту женщину. Чем обречет его на муки, а себя, скорее всего, на вечное заточение в тер’ангриале. Он не был готов потерять его сейчас. Скорее всего, он был готов отдать свою жизнь взамен на его свободу.

Асмодиан открыл глаза, за окном уже вечерело. Видимо, он вымотался со своими нерадостными мыслями и уснул. Устало потянулся и протер лицо. И тут увидел силуэт напротив окна.

Мужчина стоял как черное изваяние. Сложив руки за спиной. Пугающий, сильный и опасный Аша’ман. Как могла она, как посмела сделать из него ручную собачку?

— Хранитель наблюдает за тобой? — не громко спросил парень. — Следит за тем, оправдывает ли бывший Отрекшийся его доверие?

— Да, — еле слышно сказал Асмодиан.

— Я сначала не понял. Вспылил. Подумал разное, — молодой Аша’ман приблизился к кровати, облокотился на нее коленом.

Асмодиан приподнялся на локте ему на встречу и улыбнулся.

— Я рад, что ты вернулся, — прошептал он и потянулся к нему.

Джахар наклонился, провел пальцами по его щеке.

— Я давно думал об этом, но не был уверен, что ты… — Асмодиан не дал ему договорить, прижавшись губами к его губам.

Джахар расхохотался весело и счастливо. Косы его взметнулись, колокольчики зазвенели. Он опрокинул Асмодиана на спину и прижался к нему всем телом, свом гибким, стройным, сильным, идеальным телом. Асмодиан понял, что теряет голову, страстно обнимая этого удивительного мужчину.

* * *

— Джахар! Да как ты посмел?! Кто эта шлюха?

Дверь в спальню маэстро слетела с петель, снесенная Силой. И в комнату словно фурия влетела Мериса. И застыла как вкопанная.

У окна, подобно древней мраморной статуи, резца гениального мастера, стоял Джахар Наришма. Утренние солнечные зайчики играли на идеальном рельефе его обнаженного стройного тела. А на кровати лежал красивый нагой мужчина с короткими кучерявыми волосами. Мериса ошарашено посмотрела на блаженно развалившегося мужчину, на мокрые скомканные простыни. Потом перевела взгляд на вновь готовый к бою интимный инструмент Джахара. Казалось, сейчас она упадет в обморок.

— Манеры, Мериса Седай! Где ваши манеры? Вас в Белой башне не учили стучаться, перед тем, как войти в чужую спальню? — издевательски спросил Асмодиан.

Мериса вытаращилась, покраснела и вылетела прочь.

Асмодиан нежно улыбнулся Джахару. Тот вернул ему улыбку и потянулся к нему вновь.

* * *

— Хранительница, мне нужен твой совет.

У ее ног сидел на полу, уронив голову, молодой Аша’ман. Сложно назвать его молодым, прошло уже очень много лет с тех пор, как юного парня взяла себе в стражи властная Айз Седай. И он давно уже был одним из сильнейших направляющих этого мира. Уже давно учил молодых Аша’манов в Черной башне, как когда-то учили его. Но, в ее глазах, он всегда будет юношей. Возможно, потому, что он воспринимает хранителей как родителей, старших и мудрых.

— Мериса ведь не отпустит меня? Из принципа. Назло, — обреченно произнес он, как уже решенный факт.

Невысокая миловидная женщина взяла его лицо в руки, заглянула в глаза.

— Ты приготовился к бою, Джахар, но ведь сражаться не с кем. Она, та, кто много лет рядом с тобой рисковала своей жизнью, кто разделяла в узах боль и радость. Кого ты защищал и кто исцелял тебя. Она твой друг. Вот и говорить с ней надо как с другом. С лучшим, самым дорогим и близким другом.

Парень поднял на нее удивленные глаза.

— Ты забыл? Это ничего. Любовь часто лишает нас памяти и разума. И заставляет делать необдуманные поступки, — женщина погладила его по щеке. — Но она же дает нам силы сделать невозможное.

* * *

Мериса сидела, сгорбившись, на диване гостиной и плакала. С ее высоким ростом такая поза казалась нелепой. Почувствовав приближение стража, она отняла от лица руки и попыталась вытереть слезы.

Он вошел, прекрасный как всегда. Даже смешно, теперь он казался ей еще красивее. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как юный, глупенький Аша’ман смотрел на нее обожающим взглядом и вытирал нос рукой. Теперь она смотрела на него таким взглядом и вытирала мокрые руки об юбку.

Она была готова увидеть вечно холодный, гордый взгляд своего стража, но вместо этого он ей тепло улыбнулся и сел рядом.

— Я знаю, зачем ты пришел, — она всхлипнула. — Ты любишь этого мужчину и хочешь взять его в стражи?

— Да, — просто ответил он и обнял ее за плечи.

И Мериса разрыдалась. Он никогда, никогда не обнимал ее. Ее идеальный страж, ее мраморное изваяние, ее шедевр. Он никогда к ней не прикасался, как бы она его ни соблазняла. Много лет она думала, что это он мстит ей за то, что она не ответила на его юношескую влюбленность тогда, в самом начале. Но теперь она знала. Он просто предпочитает мужчин.

Ее закостенелая обида вытекала из нее сквозь пальцы вместе со слезами. Она уткнулась ему в грудь и рыдала, и не могла остановиться. Аша’ман погладил ее по голове и она подняла на него свои мокрые голубые глаза.

— Джахар, я не знаю как это сделать, прости меня.

Он вновь обнял ее и продолжил успокаивающе гладить по голове.

— Хранители знают способ. Они обещали помочь.

Она заулыбалась сквозь слезы, а он сидел и качал ее на руках как маленького ребенка. Она вырастила идеального мужчину и очень им гордилась.

* * *

Новый Храм Музыки впечатлял своим великолепием и архитектурными решениями. Украшенный растительными барельефами, он создавал впечатление мраморного леса, с колоннами и балконами в виде деревьев и ветвей. Но, кроме того, он, по мнению различных светочей музыки и архитектуры, имел лучшие акустические характеристики в мире. На его открытие съехалось много знаменитых музыкантов, не равнодушных к музыке лордов и леди, направляющих и правителей со всего мира. Ходили слухи, что даже хранители будут.

— Можно уже поднять это неудобную вуаль? — прошептала светловолосая девушка.

— Подожди, пусть свет погасят, не затмевай выступление своей красотой, — улыбнулся салдэец.

— Тихо-тихо, не привлекаем внимание, — прижав пальцы к губам, проворчала Хранительница.

— Надо было балкон взять, — хохотнул Хранитель.

Свет погас. Поднялся занавес, открыв в центре сцены стоящую одинокую концертную арфу. Зал умолк и замер. В этой тишине гулко прозвучали шаги двух человек, всходящих на сцену с разных сторон, сопровождаемые мелодичным перезвоном колокольчиков. Красивый мужчина с черными курчавыми волосами сел за арфу. А высокий, еще более красивый мужчина, с бледным, как мрамор, лицом и волосами, заплетенными в косы, поднял скрипку. Они улыбнулись друг другу и начали.

Музыка лилась, проникая в души людей, заставляя их плакать и смеяться. Вынимая из глубин все самое прекрасное и утонченное. Влекла за собой, очищала и поднимала над землей.

Присутствующие в зале, мужчины-направляющие, пораженно смотрели на формирующееся над выступающими плетение, которое, казалось, ткалось из музыки. Связанные узами и объединенные в круг, двое мужчин на сцене возвращали друг другу многократно помноженные эмоции и вкладывали их в плетение неземной красоты.

А хранители сидели и улыбались, рассматривая светящуюся тонкую полосу, которая дрожала и переливалась, проходя из души одного исполнителя, как радуга, прокатываясь через весь мир, и возвращаясь в душу другого — струна, объединяющая двоих, сила, что создала вселенную… Любовь.

Вааа вот что я хочу в свою коллекцию монет! Тар Валонская марка)

Я просто оставлю это здесь...