Бруг-на-Бойне26 читателей тэги
#WH40k + #мэтры с другими тэгами
О Предназначении
- Я думала, у тебя нет друзей, - поддразнила инквизитора Биквин.
- Больше нет.
- Видишь, теперь тебя ничего не держит, - сказала она, - Можешь пройти последние несколько километров, не чувствуя обузы. Теперь для тебя ничто не имеет значения. Не используешь ли эту свободу для меня?
- Чтобы спасти тебя? - спросил Эйзенхорн.
Биквин покачала головой.
- Для меня уже слишком поздно, - улыбнулась она. - Часть меня. У меня есть... У меня будет... Сложно объяснить. Дочь, наверное. Это самое простое слово, но не совсем точное. Она - от меня, но в тоже время - я. И тоже неприкасаемая. Ты уже сделал достаточно Грегор. Забудь о Чейс и Короле. Если ты продолжишь пытаться их остановить, то проиграешь. У тебя не хватит воли, несмотря на все то, что, я знаю, у тебя есть... У тебя никогда не хватит воли, чтобы закончить это в одиночку. Поэтому сделай кое-что попроще ради меня. Спаси ее от Короля до того, как он заберет ее к себя. Дай мне посмертие в ее форме. <...>
- Если это окажется моим последним делом.
- Так тому и быть. Прекрати гоняться за Великим Врагом. Ты сделал достаточно. Ты изменил судьбу Империума. Закончи свою историю чем-то меньшим. Спасением одной жизни.
- И тогда терзания прекратятся? - спросил он. - Тогда огонь угаснет?
- Между нами говоря, он никогда не угаснет. Но боль уйдет. Помнишь Саметерский Девятый? <...>
- Я помню, - кивнул Эйзенхорн. - Одна из самых печальных вещей, которые я видел. Одно из сложнейших дел в моей жизни. Остановить людей, которых двигала вперед преданность.
- Теперь ты понимаешь, как я себя чувствую? - просила Биквин.
- В отношении меня?
- Да.
Все эти годы в его памяти жила ее улыбка.
- Вот. Единственный раз я смогла тебе это сказать.
- Я тоже, - прошептал он.
- Ты уже сделал достаточно больших дел в своей жизни, - сказала Биквин. Она встала напротив Эйзенхорна и смахнула пепел и грязь со старого плаща. - Хватит. Сделай теперь что-то маленькое.
- Не уходи, - опросил он.
- Я никуда не уйду. Я останусь здесь. А ты пойдешь вперед. Как всегда. В последний раз.
Д.Абнетт "Магос"
Ворон
Пост категории "райт ин зе кококро". Долгое время в моем хэдканоне фанкастом на Коракса был Люк Эванс, особенно из Дракулы. И вроде бы все идеально - высоко-контрастная внешность, худощавое, костистое, фактурное лицо, умение делать умеренно мрачные щщи. Такой Коракс времен Ереси (когда его депрессия попускала). Но нос не фамильный. Печаль. Всегда казалось, что Коракс должен быть какой-то более носатый что ли. И недавно я нашла Его. Эстас Тонне, музыкант мира, гитарист-виртуоз. И просто Коракс как он должен быть (особенно до Ереси). Не только типаж, но и взгляд, выражение лица, на крупных планах особенно. А тут еще свежий канон додает всякого лирического :D И я пропала.
Коракс кивнул и мрачно, едва заметно, улыбнулся. Улыбка выглядела болезненной — смех Коракса всегда был искренним, но простая улыбка, казалось, давалась ему с трудом.
— Я увидел океан вживую всего десять лет назад, — произнес Коракс.
— На Освобождении океанов не было, на Киаваре тоже. Вещей, о которых я понятия не имел, было великое множество, а абстрактное знание об этих вещах, вложенное в меня отцом, не шло ни в какое сравнение с ними самими. Мне не хватало контекста. Я не знал ни ветра, ни солнца, ни дождя.
Скрытое содержимое
Я подтверждаю, что мне уже 18 лет и что я могу просматривать записи с возрастным ограничением.
* * *
Я не так давно уже рекламировала тут фик "Братец" от ZealSight. Теперь настала пора прорекламировать еще две совершенно шикарные истории этого же автора:
Дитя мглы - про юность Мортариона.
Usque ad mortem - про ангельского дредноута.
Я от обоих историй еще долго ходила как мешком пришибленная. Ибо от них одновременно и больно, и прекрасно, и очень правильно. При том, что у автора роскошно выписаны не только всем знакомые персонажи (это какое-то чародейство, не иначе, когда ты понимаешь, что Мортарион вызывает у тебя что-то поразительно похожее на восхищение), но и совершенно невероятные в своем эпическом размахе оригинальные персонажи. Такова Кейлах, приемная мать, величественная и похожая на старую оливу. Таков и Эгиро, живой-мертвец, разбитый, но до конца не сломленный.
Морта не было. Даже следов не было.
Пришедший из мглы вернулся во мглу и пропал в ней.
— Мгла дала — мгла взяла, — выслушав охотника, сказала Кейлах очагу, перед которым плела из сушеной травы мат для настилки пола. — Смерть моих детей не пришла за твоими. Мне не о чем сожалеть.
Прежде, чем она замолчала, ее голос дрогнул — но Лорке был не уверен, что ему не почудилось. Никто не знал, сожалела ли Кейлах на самом деле. Никто не смел спросить ее об этом. Даже Гарто, заходя к ней в дом, день за днем видел на лавке нетронутую рубашку Морта, скатанную в углу постель, на которой приемыш спал на полу перед очагом, его плащ, висящий на стене у выхода, его ложку на полке над столом — и молчал. Молчал о том, что мгла не вернула и последнего сына Кейлах.
— До тепла не доживу, — на шестой день сама сказала ему старуха. — Если Морт еще придет, покажешь, где похоронил. Как люди чтят память матери, объяснишь.
— Думаешь, он все же считал тебя матерью?
— Не твое дело. Просто сделаешь, что я сказала.
И Гарто не стал возражать.
Эгиро. Измученные останки внутри великой машины, истлевшая, истаявшая оболочка, комок полумертвой плоти, так невероятно непохожий на то, чем Эгиро всегда был в глазах братьев.
- Что?
От него пахло закончившимся боем, жизнью и теплом. Эгиро бездумно впитывал запах, такой близкий, совершенно незнакомый и в то же время родной, и чувствовал, что улыбается ледяной темноте, из которой невидимый Игнио протянул к нему руку. Касание его присутствия в психическом восприятии было горячим и легким. Как солнечный луч на коже. Как всегда. И оно дышало - так же осторожно и сбивчиво, взволнованно, как сам Игнио.
Тишина. Дыхание. Один уголок рта у Эгиро только что начал напряженно подергиваться, и это тревожило библиария.
- Я здесь, чтобы просить вас принять командование операцией. До тех пор, пока брат-капитан не вернется в строй, или до ее окончания. Брат Пауло сказал, что вы будете в порядке через двадцать шесть часов. Правда, пустить к вам хотел только через четыре...
Эгиро был занят. Очень занят. Он улыбался. Запаху, голосу. Тревоге в голосе.
* * *
читать дальше
